Я рассчитывал провести честно заработанные двенадцать месяцев отпуска в довольствии и покое на родимой Земле, но, как всегда, оказалось, что я рано начал радоваться. Какой-то дьявольски дотошный очкарик из обсерватории ухитрился убедить власть предержащих в том, что в районе Кассиопеи имеется очередной подходящий шарик. После этого во все концы полетели вороха телеграмм, призывающих нас — усталых и доверчивых простаков — немедленно бросить милые нашим сердцам мирные утехи и явиться на корабль.

Я получил свою повестку в три часа теплым ласковым днем, как раз когда с упоением качался в кресле на веранде. Могу вас заверить, ни место, ни время вовсе не располагали к тому, чтобы с радостью воспринять подобное приглашение. Я чуть было не послал принесшего телеграмму посыльного куда подальше, но вовремя спохватился — ведь парень тут ни при чем. Потом я прочитал текст, порвал бумажку в мелкие клочки, выругался в сердцах и, закрыв глаза, предался своему прежнему занятию. На следующее утро я упаковал вещички и вылетел на восток, заглотив наживку просто потому, что не хватило мужества поступить иначе. Одним словом, у меня не хватило мужества оказаться трусом.

Вот так и получилось, что я снова, в который уже раз, стоял у иллюминатора, наблюдая за тем, как быстро увеличивается и постепенно занимает все обозримое пространство незнакомый мир. Несмотря на то что новая экспедиция не вызывала ни малейшего энтузиазма, вид планеты так захватил меня, что я едва не забыл пристегнуться, когда перед посадкой «Марафон», как всегда, вышел из флетнеровского режима. Я чуть не опоздал. Снова возникло ощущение, что тебя взяли да и вывернули наизнанку, а потом, как-то сразу, произошла посадка.

Мое обычное место было в оружейной, где я благополучно и пребывал, в то время как остальные в кают-компании тянули жребий, кому первому подставлять зад под возможные пинки инопланетян. Предыдущие экспедиции уже отучили членов экипажа по-детски беззаботно радоваться возможности ступить на твердую землю, не получив ни разрешения, ни оружия. Во всяком случае, на сей раз никто и не подумал обводить Макналти вокруг пальца и выползать наружу через дюзы.

В ближайшем ко мне иллюминаторе я наблюдал массу растений всех мыслимых видов. Правда, была у них одна особенность, которая сразу бросалась в глаза, а именно то, что ни одно не переплеталось ни с какими другими. Низкое или высокое, широкое или узкое, но каждое растение занимало строго свой отдельный клочок земли так, что солнечные лучи свободно падали на разделяющее их пространство. Короче, джунгли, которые, строго говоря, таковыми не являлись. По здешним джунглям можно было гулять совершенно спокойно, в том смысле, что особых препятствий для ходьбы там не наблюдалось. Хотя, само собой, человека там, могли подстерегать и другие, гораздо более серьезные опасности.

Кругом преобладал зеленый цвет, хотя то тут, то там попадались пятна желтого или коричневого цвета. Похоже, хлорофилл свойственен растительности на большинстве планет, где вдоволь солнечного света. Лучи здешнего солнца золотистыми пятнами падали на землю между отдельными растениями. Местное светило в основном было подобно нашему старому доброму солнышку, только с чуть более горячими лучами, поскольку оно находилось немного ближе к планете.

При виде этой чужой растительности, расположившейся по принципу «живи и жить давай другим», мне стало как-то не по себе. Во всей этой строгой упорядоченности ощущалось что-то искусственное. Правда, я не замечал, чтобы растения были высажены ровными рядами или росли группами. И тем не менее мне в голову пришла мысль, что какие-то существа, мыслящие совершенно иначе, чем мы, выращивали их специально. Будто какой-то сеятель прошел здесь с перемешанными между собой семенами самых разных растений, беря их по одному и аккуратно опуская в землю в каком-то одному ему известном порядке. Ну вроде того, как если бы вы стали сажать сначала дуб, а через двадцать футов от него — капусту. Подошел Бренанд и заметил:

— Похоже, на всех чужих мирах действует один обманчивый принцип: все они стараются выглядеть как можно более безобидными, а сами тем временем готовятся укусить.

— Думаешь, и этот готовит нам сюрприз?

— Не знаю. Но биться об заклад, что это райский сад, я бы пока не стал.

— А как насчет побиться, что это просто чей-то сад?

— Что ты имеешь в виду? — с любопытством спросил он.

Я указал рукой в иллюминатор:

— Сам посуди: где тут извечная борьба за жизненное пространство?

Он тоже выглянул наружу:

— Ну это-то просто. Скорее всего, здесь земля не очень плодородная. Поэтому и растительность скудная.

— Я бы не сказал, что она такая уж скудная, — не согласился я, указывая на лохматого, похожего на огромный кактус представителя здешней флоры, величиной с половину «Марафона».

— Тем не менее растительность здесь разбросана слишком хаотично, — извернулся он. — Никто не станет сажать морковку рядом с крыжовником.

— Может, кто-то и станет.

— А зачем?

— О Господи! — устало вздохнул я. — Спроси что-нибудь попроще. Например, какого черта я забыл здесь, когда мог бы счастливо и с удобствами отдыхать сейчас дома?

— А вот на этот вопрос ответ я знаю, — отозвался он. — На «Марафоне» по утрам не приносят почту.

— Ну и что?

— Ну сам знаешь, в почте всегда попадаются всякие счета, письма с угрозами…

— Ха! — воскликнул я, уставившись на него. — Судишь о других по себе, да? То-то я и смотрю, что ты сорвался с Земли как оглашенный. Значит, за тобой уже начали охотиться?

— Не обо мне речь, — возразил он. — Мы ведь, кажется, обсуждаем тебя и причины, по которым ты отправился в эту экспедицию. Со мной-то все ясно: я не прочь подзаработать. А за каждый полет платят выше крыши.

У меня с кончика языка уже готов был сорваться достойный ответ, но тут в оружейную заявились два инженера, Эмброуз и Макфарлейн и потребовали выдать им все необходимое.

— А где остальные? — спросил я, выдавая им излучатели, пакеты первой помощи, сухие пайки и прочее.

— Никаких остальных не будет. — Получается, Макналти посылает только вас двоих?

— Точно. Он решил, что и двое вполне справятся со шлюпкой.

— Старик опять перестраховывается, — заметил Бренанд. — Он вообще с каждым разом трясется все больше и больше.

— Ребята, скафандры брать будете?

— Нет. — Эмброуз кивнул на иллюминатор. — Давление тринадцать фунтов, и хоть воздух слегка и отдает старым козлом, но для дыхания вполне пригоден.

— Так вот в чем дело! — Я довольно пренебрежительно ткнул большим пальцем в сторону Бренанда. — А я-то думал, это он им несет.

— Ты думал, что это от меня несет, — поправил Бренанд. — Даже сказать и то правильно не можешь.

Макфарлейн, худой, жилистый, рыжеволосый тип, пристегнул излучатель, развел руки в стороны и шутливо заметил:

— На тот случай, если я не вернусь… неужели никто на прощание меня даже не поцелует? — Поскольку никто особого желания не выказал, он скорчил обиженную мину и упавшим голосом добавил: — Раз так, что ж… — и понуро удалился.

Пару минут спустя шлюпка уже взлетела, развернулась на запад и вскоре скрылась из виду. Но шум ее двигателей был слышен еще довольно долго.

Отправившись проведать Стива Грегори, я нашел его в радиорубке, как всегда считающим ворон.

— Как дела, Стив?

Он небрежно бросил взгляд на приборы:

— Кроме шороха да треска, пока ничего. — С этими словами он кивнул на толстую книгу, лежащую на столе: — Согласно моему радиокорану, это характерное излучение звезды ЗЕМ-27, предположительно той самой, что горит в здешнем небе. — И больше ничего?

— Ни вот столечко! — Нагнувшись к микрофону, он включил его и сказал: — Шлюпка, шлюпка! Вызывает корабль. Ответьте!

В ответ послышался какой-то писклявый голосок, ничуть не похожий ни на голос Эмброуза, ни на голос Макфарлейна:

— Сорок четыре к западу, высота восемь тысяч.

— Есть что-нибудь?

— Ничего интересного.

— Хорошо. Конец связи. — Он снова откинулся на спинку кресла. — Знаешь, у меня было чувство, что прошлый полет окажется последним. Я уже совсем свыкся с этой мыслью и готов был окончательно осесть на берегу.

— Ну прямо точь-в-точь как я! — заметил ваш покорный слуга. — Будто проклятие какое-то. Видно, не следовало мне зариться на опал того гуппи.

— Какой еще опал? — сразу заинтересовался он, поднимая брови.

— Неважно. Просто мое прошлое омрачено одним неблаговидным поступком.

— Нашел, чем удивить, — отозвался он. — Да если хочешь знать, в старые добрые времена я как-то один раз даже поменял свое свидетельство о рождении на…

В этот момент его прямо на полуслове прервал сигнал, раздавшийся откуда-то из недр аппаратуры, утыканной циферблатами и табло. Он щелкнул тумблером.

Снова послышался голос, на сей раз значительно более громкий:

— Докладывает шлюпка. Семьдесят к западу, высота четыре тысячи. Делаем круг над большим озером. На берегу что-то вроде селения.

— Одну минуточку. — Стив щелкнул другим тумблером и сказал в микрофон: — Капитан, тут на связи Эмброуз. Утверждает, что, похоже, нашел разумную жизнь.

— Ну-ка, свяжи меня с ним! — приказал Макналти.

Стив переключил их друг на друга. По интеркому нам был слышен весь их разговор.

— Что там у вас, Эмброуз?

— Поселок на берегу озера.

— Вот как! И кто же в нем живет?

— Вроде никто, — ответил Эмброуз.

— Как это «никто»? Вы хотите сказать, что он заброшен?

— Ну, утверждать пока рано, но отсюда сверху он выглядит именно так. Состоит он примерно из сотни небольших, пирамидальной формы хижин, расположенных четырьмя концентрическими кругами. Но между хижинами никакого движения не заметно. — Последовала пауза, затем: — Капитан, а что, если нам приземлиться и изучить все поподробнее?

Макналти такая идея явно пришлась не по душе. Судя по тому, как затянулось молчание, он лихорадочно взвешивал все «за» и «против». Капитан, похоже, пытался придумать способ рассмотреть поселок вблизи, не приближаясь к нему. В жизни не встречал человека, который бы настолько не любил рисковать, если только не было стопроцентной гарантии успеха. Наконец его голос раздался снова, только на сей раз немного приглушенный из-за того, что он отвернулся, разговаривая с кем-то сидящим рядом.

— Они просят разрешения сесть. Что скажешь?

— Кто не рискует, тот не выигрывает, — послышался в ответ глубокий голос Эла Стора.

— Согласен, но… — Снова пауза, затем — снова громко — в интерком: — Скажите, Эмброуз, а там хватит места для посадки «Марафона»?

— Нет, если не сжечь около десяти акров кустарника или не сровнять с землей половины селения.

— Хм-м-м-м! Тогда знаете что! Попытайтесь пару раз облететь селение на минимальной высоте. Думаю, это выгонит их из хижин.

Эмброуз тяжело вздохнул и ответил:

— Ладно, капитан, мы попробуем… но я уверен, что поселок пуст и нам дикого не спугнуть. — Последовало длительное молчание, потом он опять заговорил: — Черта с два. — Что, никто не выскочил? — Нет. Мы им чуть крыши не посшибали, а от выхлопа аж стены тряслись. Уверен, здесь пусто.

— Ну что ж, ладно. Садитесь и все обследуйте, но только будьте очень осторожны. — Видимо, он снова повернулся к собеседнику, так как голос опять стал глуше. — Поверь мне, Эл, после этой экспедиции пусть кто угодно… Стив щелкнул тумблером со словами: — Похоже, у него на уме то же, что и у нас с тобой. Он тоскует по «Колбаске» и регулярным ходкам на Венеру и обратно. Тогда мы все чувствовали себя уютно, как в колыбельке.

— Кто-то же должен проявлять героизм, — сказал я.

— Ясное дело. Но только славой нужно время от времени делиться. А то она может набить оскомину.

Он снова склонился над приборами, и послышался голос Эмброуза, заглушаемый какой-то барабанной дробью:

— Полегче, полегче. Мак. Смотри, вон там, справа. Ага, вот теперь давай! Тормози! Быстро!

Барабанная дробь смолкла. Из динамика доносились обрывки довольно продолжительного разговора, разобрать который не представлялось возможным, так как говорили явно не в микрофон. Наконец они начали громко переругиваться. Похоже было, что они спорят, кому первым выходить наружу, а кому оставаться в шлюпке. Кажется, Макфарлейн предлагал бросить монетку, а Эмброуз хотел сперва внимательно осмотреть ее.

Стив, немного покраснев от возмущения, подкрутил регулятор громкости и в конце концов сумел привлечь внимание спорщиков.

— Ну вот что, кретины, — довольно грубо начал он, — лучше выдерните друг у друга по волоску. Кто выдернет подлиннее — выходит. А кто покороче — остается.

За этим последовало долгое молчание, потом послышался стук открывающегося и закрывающегося люка.

Через некоторое время Стив нетерпеливо спросил:

— Ну как? Кому выпало идти?

— Макфарлейну, — кисло отозвался Эмброуз. После этого он отошел от микрофона, оставив канал открытым. Некоторое время было слышно, как он расхаживает по шлюпке взад и вперед. Скорее всего, он разглядывал окрестности из разных иллюминаторов и завистливо следил за Макфарлейном, прогуливающимся снаружи и наслаждающимся свободой.

Через некоторое время он раздраженно хрюкнул и пробормотал что-то нечленораздельное. Потом протопал тяжелыми башмаками куда-то дальше. Люк снова открылся, и мы услышали, как он кричит товарищу:

— Чего тебе, умник?

Ответ до микрофона не донесся, поэтому мы так и не узнали, что ответил Макфарлейн. Послышался отдаленный шум, будто кто-то спрыгнул из люка в густую траву. Затем все стихло. Тоскливо потянулись минуты, каждая из которых казалась нам вечностью.

Стив начал нервничать. Через некоторое время стали сходить с ума его брови. Когда судорожно задергались его большие уши, я не выдержал.

— Послушай, — сказал я. — Не стоит начинать волноваться раньше времени. Давай лучше поговорим с Эмброузом. Прочитай ему хоть стишок какой-нибудь, что ли.

Бросив на меня негодующий взгляд, он снова потянулся к регулятору и начал громко вызывать Эмброуза. Он окликал его не меньше дюжины раз, но ответа так и не добился. Эмброуз не откликался. Макфарлейн — тоже. В шлюпке по-прежнему стояла могильная тишина, хотя, по доносящимся из динамика слабым шумам, было ясно, что передатчик шлюпки все еще включен. Взяв в руки микрофон, Стив хрипло проорал:

— Эй, на шлюпке! Куда вы пропали? Корабль вызывает шлюпку! На шлюпке, отвечайте!

Тишина.

— Эмброуз! — снова проревел он в микрофон. — Эмброуз! Где вы?

Ответа не было.

— Может, он просто зашел в сортир, — неуверенно предположил я.

— С какой стати? — спросил Стив с очень глупым видом.

— Ну, например, подровнять усы или еще за чем-нибудь. Ходят же зачем-то люди в сортир? Для этого он и предусмотрен.

— Только не сейчас, — сказал он.

— А почему бы и нет? Имеет полное право.

— В таком случае он выбрал чертовски неудачное время, — стоял на своем Стив. Затем он снова поиграл бровями и добавил: — Ладно, даем ему еще десять минут.

Когда время истекло, он снова стал вызывать шлюпку, ругаться и все такое. Но из динамика по-прежнему доносился лишь слабый шум, а шлюпка продолжала молчать.

Конечно, пришлось обо всем доложить Макналти. Он сразу начал кипеть, пыхтеть и позвал на помощь Эла. Наконец они пришли к выводу, что пока рано считать, будто с экипажем шлюпки случилась какая-то неприятность. Возможно, просто любопытство Эмброуза пересилило осторожность и он таки вышел из шлюпки, чтобы взглянуть на какую-нибудь находку товарища. А может, ему пришлось выбраться наружу, чтобы помочь тому втащить на борт что-то такое, что не под силу поднять одному человеку. Но он в любом случае сначала должен был доложить об этом. Сообщить на корабль о том, что он собирается делать и по какой причине. Когда они вернутся, ему по этому поводу предстоит крайне неприятный разговор.

Пока же нам предстояло сидеть и слушать. Если что, тревогу поднимать не раньше чем через час. Поэтому я оставил Стива сидеть и ждать, отправился на камбуз и как следует поел. Там же сидел молодой Уилсон и прихлебывал кофе.

— Как там шлюпка? — спросил он.

— Сам бы не прочь узнать. — Я тоже налил себе кружку черного крепкого кофе.

— В каком смысле?

— В том смысле, что они сели возле местной деревушки и почти сразу замолчали. Стив, как ни старается, не может поймать от них ни звука.

— Деревушки? И какие же в ней, интересно, живут существа?

— А никакие. Она пуста. Эмброуз и Макфарлейн отправились туда, и после этого там стало совсем пусто.

— Они что — исчезли?

— Я этого не говорил.

— Но ты бы и не удивился, если бы оказалось именно так? — спросил он, искоса взглянув на меня.

— Нет, не удивился бы.

— Так-так! — Он скорчил рожу. — Значит, опять двадцать пять. — И продолжал: — Что же намерен предпринять Макналти?

— Пока ничего.

— Черт, пока он будет тянуть, наших ребят запросто могут сварить и съесть.

— А может, они сами сейчас варят и едят что-нибудь свеженькое, пока мы тут жуем собачьи консервы. — Я допил кофе и встал. — Надеюсь и тебя увидеть в чьем-нибудь очаге.

Почти весь следующий час я провел у себя в оружейной, занимаясь неотложными делами, затем решил, что остальное может подождать. Я просто никак не мог сосредоточиться на работе, поскольку не знал, что происходит. Ну я и отправился в логово к Стиву.

— Ну?

— Ш-ш-ш! — Он поднес палец к губам. — До сих пор не доносилось ни звука, а буквально сейчас вроде что-то послышалось.

Он прибавил громкости. До нас донесся характерный звук закрывающегося люка. Из динамика послышалось какое-то шарканье — похоже, где-то в районе кормы шлюпки. Стив снова щелкнул тумблером вызова. До нас донесся отдаленный звонок.

Тут же послышался довольно своеобразный звук с противоположного конца шлюпки. Что-то вроде шипения или плевка. Мне показалось, будто какое-то существо испугалось двойка. Звуки шагов больше не повторялись. Никто не отправился на нос, чтобы ответить на вызов, как можно было ожидать. Только резкое шипение и тишина.

Нахмурившись, Стив снова дал сигнал. Никакого ответа. И тем не менее в шлюпке кто-то находился, в этом сомневаться не приходилось. Стив еще с дюжину раз включал вызов, причем так быстро, что любому стало бы ясно: вызов очень срочный. Но и это помогло как мертвому припарки.

— Что они там, черт возьми, думают! — наконец воскликнул он.

— Попробуй-ка отчехвостить их как следует, — посоветовал я. — Там такой громкоговоритель, что слышно от носа до кормы. Схватив микрофон, он рявкнул: — Эй!

В ответ на это раздалось лишь еще более громкое шипение, как будто паровоз выпускал лишний пар, а потом послышался торопливый перестук, похожий на быстрые шаги, и стук крышки люка. Потом опять тишина. Кто бы там ни был на шлюпке, он покинул ее, причем поспешно.

Стив уставился на меня. На лице его отражалась целая гамма чувств.

— Ну и что ты на это скажешь?

— Не нравится мне все это.

— Вот и мне тоже. — Он с сомнением уставился на микрофон. — Слушай, а может, они просто морочат нам голову, чтобы их не отозвали обратно?

— Может, конечно, — нехотя согласился я. — Ничто из того, что может выдумать человек, не является невозможным. Поэтому всегда остается один шанс из миллиона, что они напоролись на космический коктейль-бар, в котором заправляет парочка роскошных брюнеток. Но вообще-то я сильно сомневаюсь. Это радио просто-таки вопиет о какой-то беде.

— Согласен. Надо доложить Макналти. — Стив переключился на каюту капитана и произнес: — Только что кто-то заходил на шлюпку, но не ответил.

— Ты уверен?

— Абсолютно, капитан. Я так же ясно слышал шаги, как сейчас слышу вас.

— Что ж, достаточно убедительно, — сказал Макналти. — А это точно не Эмброуз и не Макфарлейн?

Стив заколебался, потом сказал:

— Если это и был один из них, то он совершенно оглох, поскольку не отозвался даже на звонки вызова. А как только я крикнул: «Эй!» — он тут же смылся.

— Это подозрительно, — наконец решил Макналти. — Думаю, не стоит терять времени и… — Он вдруг замолчал, поскольку громкоговоритель у нас в радиорубке квакнул: «Эй!» После этого капитан изумленно воскликнул: — Это еще что такое?

— Шлюпка. — Совершая ушами не менее четырнадцати совсем невозможных движений одновременно, Стив принялся орудовать переключателями. — Сейчас я переключу ее на вас.

— Послушайте, Эмброуз, — величественным тоном начал Макналти. — Что за шутки?

— Послушайте, Эмброуз, — передразнила шлюпка каким-то странно искаженным голосом. — Что за шутки?

— Говорит капитан Макналти! — взревел этот достойный джентльмен, у которого явно стало подниматься давление.

— Говорит капитан Макналти, — возмутительно передразнивая, проскрипела шлюпка.

Макналти несколько мгновений тяжело дышал, затем спросил тихим и почти ласковым голосом:

— Стив, небось это твои шуточки?

— Никак нет, сэр, — ответил Стив, явно шокированный таким предположением.

Его собеседник взревел с новой силой:

— Эмброуз, приказываю вам немедленно вернуться и клянусь… — Он чуть не задохнулся от душившей его ярости. Наступила пауза, во время которой шлюпка повторяла все то же самое, но только писклявым голосом и совершенно издевательским тоном. Затем послышался другой голос.

— Кто это? — спокойно спросил всегда держащий себя в руках Эл Стор.

— Кто это? — переспросила шлюпка.

— Ииммиш ванк воззенек, — отправил Эл Стор в эфир сущую абракадабру.

— Ииммиш ванк воззенек, — эхом отозвалась шлюпка, будто ей было совершенно все равно, что один язык, что другой.

Эл уверенно произнес:

— Можешь выключать, Стив. Придется посылать катер и разбираться на месте.

Стив выключил передатчик и сказал мне:

— Такое впечатление, что Эмброуз приобрел себе попугая.

— Или говорил с перерезанной глоткой. — Я чиркнул пальцем по горлу и издал булькающий звук.

Стиву моя шутка явно пришлась не по душе. На катере отправились восемь человек, все земляне. Правда, парочка марсиан крайне неохотно согласилась бы оторваться от своих шахматных досок, но у нас не было оснований считать, что нам понадобится их помощь, а места в катере они заняли бы довольно много. Не полетел с нами и Эл Стор. Об этом нам в свете дальнейших событий пришлось еще не раз пожалеть.

Пилотировал Бэнистер. Катер с грохотом оторвался от «Марафона» и поднялся сразу на десять тысяч футов. Облака на этой планете были очень тонкими и висели на большой высоте, так что видимость оставалась вполне приличной.

Глядя в иллюминатор, находившийся сбоку от моего кресла, я видел все тот же покрытый деревьями, простирающийся на десятки миль ландшафт, однообразие которого изредка нарушалось только реками и ручьями да еще длинными цепочками пологих холмов почти на горизонте. Никаких явных признаков разумной жизни заметно не было — во всяком случае, в этих краях.

Сидящий рядом со мной Уилсон баюкал свою камеру, на которую было навинчено множество всяких штучек-дрючек, а на объективе красовался зеленоватый фильтр. Уилсон то и дело выглядывал в иллюминатор со своей стороны, посматривал на солнце и нервно облизывал губы. Впереди, рядом с Бэнистером, сидел детина по имени Вейч, который постоянно поддерживал связь со Стивом по ларингофону.

Катер довольно долго летел вперед, затем резко повернул направо и начал снижаться. Бэнистер и Вейч наклонились вперед, изучая лежащую впереди местность через лобовое стекло. Вскоре и нам стала видна поляна на берегу реки, расположенные на ней концентрическими кругами хижины и невдалеке от них — шлюпка. Мы спустились еще ниже, продолжая разворачиваться. Через некоторое время стало ясно, что сесть, не причинив никаких разрушений, нам не удастся: шлюпка занимала практически единственное свободное место на окраине деревушки. Поэтому мы волей-неволей были вынуждены пролететь над деревней, поскольку не могли сделать круг настолько маленький, чтобы облететь ее по периметру. Мы снизились еще, развернулись и пролетели над шлюпкой на высоте уже никак не более пятисот футов. Тут мы увидели Эмброуза и Макфарлейна, преспокойно стоящих у шлюпки и смотрящих на нас. Они выглядели настолько привычно, что я просто глазам своим не поверил. Мы Пронеслись над ними за каких-то две секунды, и я услышал, как несколько раз щелкнула камера снимавшего их Уилсона.

Я не смог разглядеть стоящую на земле парочку как следует, поскольку Уилсон почти целиком заслонял иллюминатор, но у меня сложилось впечатление, что оба целы, невредимы и ведут себя как ни в чем не бывало. Кроме того, я заметил, что Эмброуз держит в руках что-то вроде корзинки с фруктами. Вот это-то и разозлило меня больше всего. Мне показалось, что эти двое прогуливались тут в свое удовольствие да набивали брюхо, в то время как на «Марафоне» разразилась паника и пришлось посылать на выручку катер. А им ни до чего и дела не было, они знай наслаждались как могли. Ну ничего: Макналти с них за это семь шкур спустит.

Мы сделали еще один разворот и пошли на новый заход. Бэнистер яростно грозил кулаком через стекло. Макфарлейн тоже приветливо помахал ему, как будто был на пикнике, устроенном воскресной школой. Уилсон успел его при этом щелкнуть.

Вейч тем временем говорил в микрофон:

— Они в порядке. А та чепуха, которую вы слышали, скорее всего, связана с какой-то поломкой оборудования шлюпки.

Не знаю уж, что ему ответили на это с «Марафона», но Вейч тут же отозвался:

— Вас понял. Мы сбросим им записку — и сразу назад.

Он нацарапал что-то на клочке бумаги, сунул его в специальную капсулу и во время следующего захода сбросил ее над деревней. Я видел, как ее длинный яркий хвост-лента опустился на землю ярдах в двадцати от нашей сладкой парочки. Затем деревня скрылась из виду, и мы легли на обратный курс, к кораблю.

Я как раз шел к себе в оружейную, когда меня перехватил Стив, высунувшийся из своей радиокаморки. Он окинул меня пристальным взглядом, как будто хотел понять, пьян я или трезв, потом сказал:

— А ты уверен, что у этих двоих все в порядке?

— Конечно, ведь я видел их своими глазами. А что?

— Ну… ну… — Он нерешительно почесал в затылке, оглянулся на свои шкалы и циферблаты и снова повернулся ко мне: — Аппаратура шлюпки, конечно, может дать сбой. В мире нет ничего совершенного, это относится и к любой радиоаппаратуре.

— Ты о чем?

— Понимаешь, мне еще никогда в жизни не приходилось слышать о поломках, в результате которых передачи возвращаются обратно, причем слово в слово.

— Ну вот видишь! — сказал я. — Это и есть твой первый раз.

— Но это теоретически невозможно, — настаивал он.

— То же самое можно сказать и о моей тетушке Марте. У нее на ногах десять пальцев.

— Как у всех, — сказал он.

— Да, но у нее их два на одной ноге и восемь — на другой.

Он слегка скривился и заметил:

— Слушай, сейчас речь идет не о каких-то там цирковых уродцах. Говорю же тебе: не может быть такой поломки, которая давала бы эхо-сигналы.

— Тогда как же ты это можешь объяснить?

— Никак. — Он тяжело вздохнул. — В том-то и дело. Я слышал то, что слышал, и со слухом у меня все в порядке, но тем не менее аппаратура здесь абсолютно ни при чем. Говорю же тебе, кто-то просто передразнивал нас, и ничего смешного я в этом не вижу.

— Эмброуз не такой человек, — сказал я.

— Верно, — подозрительно быстро согласился он.

— Да и Макфарлейну тоже такое ребячество не очень свойственно.

— Точно, — снова охотно поддакнул он.

— Тогда кто же?

— Да брось ты… в привидения я не верю.

На сем мы расстались, и я отправился дальше, чувствуя какую-то смутную тревогу, но не желая себе в этом признаться. Ведь Стив свое дело знал, как никто другой. С ним мало кто мог сравниться. Притом он был радистом нашего корабля. И говорил абсолютно убежденно.

Получается, что кто-то ткнул Макналти носом в его же собственные слова. Не Эмброуз. И не Макфарлейн. Но больше там никого быть не могло. И все же нам это отнюдь не показалось. Чем больше я раздумывал о последних событиях, тем более необъяснимыми они казались. Впрочем, там, где речь идет о чужих планетах, совершенно необъяснимые вещи случаются крайне редко.

Успокоенный донесением экипажа катера, Макналти расслабился настолько, что даже разрешил нескольким из нас размять ноги снаружи. Выйти должно было не более дюжины человек, причем поступил строгий приказ постоянно держать излучатели наготове и не отходить дальше чем на полмили от корабля. Дюжину счастливчиков отбирали по жребию, и ваш покорный слуга в нее, к сожалению, не попал.

Они явились ко мне за оружием. Одним из них был Джепсон, тот парень, который в прошлой экспедиции едва не захлебнулся клеем. Я решил его подначить:

— Ну, во что собираешься вляпаться на сей раз?

— Надеюсь, ни во что, — сразу вскинулся он.

Молдерс, великан-швед, беря излучатель, заметил:

— Лично я на всякий случай буду держаться от тебя подальше. Валяться склеенным с тобой мне что-то не очень понравилось.

Они ушли. Судя по цвету неба, гулять им предстояло не очень долго, поскольку солнце уже сади" лось и до прихода ночи оставалось никак не более часа.

Когда тени снаружи вытянулись и загустели, Макналти испытал новый удар. С полдюжины гуляк вернулось добровольно, поскольку они не встретили ничего, что могло бы их задержать. Пронзительно завыла сирена корабля, созывая остальных. На носу я заметил какое-то оживление и увидел, что расчет нашей скорострельной пушки проверяет готовность своего восьмиствольного любимца. Явно заваривалась какая-то каша, а какая именно, скорее всего мог знать Стив. Я отправился к нему.

— Что там такое?

— Катер ведь сбросил записку ребятам, верно? — оказал он.

— Конечно. Я сам видел, как она упала им чуть ли не на головы.

— Так вот, они никак на нее не прореагировали. — Он ткнул большим пальцем в темный иллюминатор слева от себя. — Уже стемнело, а они до сих пор не вернулись. И на вызов не отвечают. Я их вызывал до посинения, орал в микрофон так, что голос сорвал. Генератор шлюпки все еще работает, и канал по-прежнему открыт, но Эмброуз и Макфарлейн с таким же успехом могли бы торчать на другом краю Вселенной.

— Ничего не понимаю. — Я был искренне озадачен. — Ведь я же сам их видел. Они еще этак вальяжно расположились у самого люка. И с ними все было в порядке. Да и шлюпка вроде целехонька.

— Это неважно, — упрямо настаивал он. — Я же говорил тебе, что тут дело нечисто, и продолжаю это утверждать.

Поскольку сказать мне на это было нечего, я поплелся к себе, завалился в койку и попытался читать, но, сколько ни старался, никак не мог сосредоточиться. Я все сильнее чувствовал, что кто-то совершенно непостижимым образом натянул нам нос. Чем больше я об этом думал, тем больше нервничал, поскольку не мог придумать даже мало-мальски правдоподобного объяснения происходящему.

Снаружи уже воцарилась ночь, и только мерцающий свет звезд освещал окружающую растительность. Я все еще мучался над проблемой внезапно полезшего на рожон экипажа шлюпки, пытаясь решить, что же могло заставить его нарушить приказ, когда в дверь моей каюты раздался стук и заглянул Уилсон.

Увидев выражение его лица, я сразу сел. У него был вид человека, который только что обменялся рукопожатием с призраком.

— Что с тобой? — осведомился я. — Дурной сон приснился, что ли? Учти, убаюкивать тебя я не намерен.

— Сам не понимаю. — Он присел на край стола и попытался взять себя в руки, но это у него не очень получилось. — Думаю сходить к Макналти и все ему рассказать. Но сначала я хотел попросить тебя посмотреть и подтвердить, что я не спятил.

— Что посмотреть?

— Вот это. — Он бросил мне на колени три снимка.

Я мельком взглянул на них и понял, что это фотографий, сделанные с катера. Учитывая обстоятельства, при которых Уилсон снимал, вышли они довольно хорошо. Должно быть, он снимал с выдержкой в одну тысячную секунды или даже меньше и с диафрагмой, разинутой шире, чем рот венерианского гуппи. Никаких смазанных контуров, несмотря на колоссальную скорость катера. Четкие и ясные снимки, как будто сделанные со штатива.

— Неплохая работа, — похвалил я. — С камерой ты действительно обращаться умеешь.

Он как-то недоверчиво уставился на меня, потом сказал:

— Может, посмотришь повнимательнее? И скажи, видишь ли ты молнию на комбинезоне Эмброуза.

Я послушно взял снимки и принялся их рассматривать. Затем пулей вылетел из койки, метнулся к столу и включил сильную настольную лампу. При ее ярком свете меня ждало еще более сильное потрясение. Я аж весь задрожал. Вместо хребта вдоль спины у меня будто длинная тонкая сосулька протянулась.

Никакого Эмброуза на снимках не было. И никакого Макфарлейна тоже. Как раз на том месте, где возле люка шлюпки они стояли, теперь красовались два каких-то отталкивающего вида объекта, напоминавших большие клубки толстых черных переплетенных веревок.

— Ну? — спросил внимательно наблюдавший за мной Уилсон.

Я сунул фотографии ему в руки:

— Советую сейчас же отнести это капитану, и побыстрей! А я побегу готовить излучатели и так далее. Думаю, очень скоро все это понадобится.

Сигнал тревоги прозвучал минут через десять. Я уже был готов к этому и бегом бросился на нос. Мы собрались в кают-компании. Все молчали и ждали, что будет дальше. Вкатился Макналти, за которым по пятам следовал Эл Стор, как всегда огромный и сверкающий глазами. Макналти с каким-то ожесточением произнес:

— Мы вступили в контакт с высшей на этой планете формой жизни еще несколько часов назад, но поняли это, к сожалению, только сейчас. Эти существа враждебны по отношению к нам, и счет пока один-ноль в их пользу. Мы уже понесли потери и лишились четырех человек. — Четырех? — вырвалось у меня. Он бросил взгляд на меня, затем оглядел всех присутствующих.

— Я разрешил выйти двенадцати членам экипажа. Но вернулось только десять человек. По сигналу сирены не пришли Джепсон и Пейнтер. Кроме того, Эмброуз и Макфарлейн тоже до сих пор не откликнулись на приказ возвращаться. Поэтому мне не остается ничего иного, как считать всех четверых нашими потерями. — Голос его стал твердым. — И больше мы потерь допустить не можем!

Присутствующие немного заволновались. Стоящий рядом со мной Кли Янг наклонился и прошептал мне и Бренанду на ухо:

— Он считает потерянные фигуры, не просчитывая ходов. Как можно продумывать игру, не располагая достаточным…

Тут он заткнулся, поскольку снова заговорил Макналти:

— Пока мы не понимаем действий противника, но уже не вызывает сомнений, что он располагает определенной гипнотической силой, которую со счетов сбрасывать никак нельзя. Несомненно, именно с ее помощью Эмброуза и выманили из шлюпки, заставив думать, что его зовет Макфарлейн. Надеюсь, это позволит вам хоть отчасти представить, с чем нам предстоит иметь дело.

Бренанд, не знавший о происходящем и половины того, что было известно мне, спросил:

— А что конкретно вы имеете в виду, говоря о гипнотической силе, капитан?

— Вообще-то с этим нам как раз и предстоит разобраться, — отозвался Макналти, причем довольно зловеще. — Пока нам известно только, что они могут заставить человека думать, будто он видит действительно то, что видит… а вполне возможно, они способны и на гораздо большее! То есть мы столкнулись с телепатическим оружием значительной мощи и отныне должны просчитывать каждый свой шаг!

— К Элу это тоже относится? — снова спросил Бренанд. — Его они тоже способны ввести в заблуждение?

Хороший вопрос. Ведь эти сверкающие глаза были устроены совершенно иначе, чем наши. Их оптические нервы представляли собой не что иное, как тончайшие серебряные проводки, а скрывавшийся за ними мозг являлся чудом электроники. Ведь камеру Уилсона провести не удалось, следовательно, у меня не было оснований думать, что неизвестным врагам удастся задурить голову Элу. Но Эл лишь улыбнулся и сказал:

— Это нам еще предстоит выяснить.

Тут в разговор со своей неуместной заносчивостью вклинился Кли Янг.

— То же относится и к нам, марсианам. — Он уставился своими глазами-блюдцами в две чуть ли не противоположные стороны одновременно. При виде этого у меня, как всегда, мурашки побежали по телу. — Ведь совершенно очевидно, что наши органы зрения значительно совершеннее человеческих!

— Чушь! — сказал Бренанд.

— Дело вовсе не в глазах, если можно облапошить мозг, — резонно заметил Эл Стор.

— Ну и с мозгом дело обстоит почти таким же образом, — стоял на своем Кли Янг. Чтобы усилить впечатление от своих слов, он даже взмахнул щупальцем: — Поскольку всем известно, что мозг марсианина…

Раздраженно прервав его на полуслове взмахом руки, Макналти резко заявил:

— Сейчас не время муссировать достоинства и недостатки разных рас. Мы начинаем действовать, с тем чтобы выяснить судьбу пропавших товарищей и спасти их, если они еще живы. «Марафон» останется здесь, пока спасательный отряд под руководством Эла Стора будет заниматься поисками Джепсона и Пойнтера.

Тем временем десять человек и один марсианин на катере отправятся к шлюпке, выжгут площадку, достаточную для посадки, и займутся поисками Эмброуза и Макфарлейна. Желательно, чтобы обе группы состояли из добровольцев.

В принципе, десять человек и марсианин — чересчур много для катера. Но шлюпка находилась не так уж далеко, и это, определенно, был самый быстрый и верный способ доставить туда спасательный отряд — причем чем многочисленнее, тем лучше. Я решил, что марсианина включили, даже невзирая на его значительный вес, только потому, что Макналти действительно надеялся на особую устойчивость марсиан к гипнозу, в которой пытался убедить нас Кли Янг. Отрядом же с «Марафона», примерно по той же причине, был назначен командовать Эл Стор. Таким образом, каждый отряд получал командира, которого трудно сбить с толку.

Я вызвался лететь на катере. Желание лететь изъявили также Бэнистер, Бренанд, Кли Янг, Молдерс, Уилсон, Келли и еще несколько человек. Отпустив остальных по местам до тех пор, пока не будет закончена подготовка к отправке группы на катере, Макналти занялся нами.

— Непосредственно поиск будут вести шесть человек и марсианин, — распорядился он. — Постоянно держитесь вместе и не разделяйтесь даже на мгновение. Остальные четверо будут сидеть в катере и не должны покидать его ни в коем случае. — Он обвел нас мрачным взглядом и твердо добавил: — Я хочу, чтобы вы усвоили это крепко-накрепко. Четверо, остающиеся в катере, ни в коем случае не имеют права его покидать, даже если вдруг появятся все остальные и станут на коленях умолять их выйти. Поскольку к тому времени под личиной товарищей уже, возможно, будут скрываться совсем не они!

— А предположим, они вовсе не станут молить нас выйти к ним, — предложил сплошь покрытый татуировкой Келли. Я заметил, что в кулаке он сжимает свой ненаглядный гаечный ключ.

Макналти, видимо, также заметил могучий инструмент и ядовито заметил:

— Эту штуку можете оставить здесь. По-моему, излучатель вам скорее пригодится. — Он презрительно фыркнул и продолжал: — Конечно же, если они не будут пытаться выманить вас наружу — все в порядке. Тогда и проблема отпадает.

— Значит, мы можем их впускать? — настаивал неугомонный Келли.

Ну и ну! Надо было видеть в этот момент лицо капитана. Он открыл было рот, но тут же снова закрыл его, покраснел, а потом побагровел. Затем он повернулся к Элу Стору, умоляюще заламывая руки:

— Тут затронут серьезный вопрос, Эл. Если членов поисковой группы долгое время не было в поле зрения, как оставшиеся на катере определят, можно ли впустить их на борт?

Эл немного подумал.

— Проще всего воспользоваться паролем, причем у каждого из членов группы он должен быть своим. Того, кто не сможет или не захочет назвать его, нужно сжечь прямо на месте. Конечно, это довольно суровый способ, особенно если кто-нибудь просто его забудет, но, думаю, рисковать не стоит.

Правда, "и нам, и капитану эта идея не особенно понравилась. Лучше было бы придумать что-нибудь еще более надежное, более верное. Если эти инопланетяне в состоянии обмануть наши глаза, то существовала и возможность того, что они способны обмануть и наши уши, внушив нам, что мы слышим правильный пароль, и именно тогда, когда нужно. Мной овладело неприятное чувство, что они вполне могут убедить нас написать завещание в свою пользу, причем мы будем твердо уверены, что именно они и являются нашими законными наследниками.

Однако никто из нас в тот момент так и не смог придумать ничего лучшего. Идеальным решением был бы анализ крови, но нельзя же у такого количества людей взять кровь и исследовать ее под микроскопом, в то время как за этими людьми по пятам, возможно, гонится целая вражеская армия. И в этом случае беспомощные люди бесцельно погибнут из-за того, что мы окажемся не в состоянии быстро определить, что они действительно люди!

Оставив Макналти отбирать и инструктировать добровольцев для поисковой группы «Марафона», мы занялись освобождением катера от всего лишнего и погрузкой на него того, что нам скорее может пригодиться. Катер был раза в три больше шлюпки и имел на борту очень много такого, что вряд ли могло понадобиться в столь недолгой вылазке, как наша. Например, на нем была почти тонна продовольствия, запас воды, достаточный, чтобы экипаж мог продержаться на ней два месяца, баллоны с кислородом, скафандры, космический компас, мощная радиостанция и тому подобное. Вытащив все это, мы погрузили на катер скорострельную пушку и побольше боеприпасов, газомет, контейнер с бомбами и некоторые другие, столь же малоприятные, подарки для местных жителей.

Я как раз тащил к шлюзу две запасные снарядные ленты для пушки, когда заметил, что один из двух стоящих на вахте техников зачем-то открывает входной люк, а другой тем временем стоит прислонившись к стене шлюза и наблюдает за ним, рассеянно ковыряясь в зубах. У обоих вид был как у портовых стивидоров, которым вот-вот предстоит наблюдать за погрузкой мешков с марсианскими болотными стручками.

Обычно я в чужие дела стараюсь не лезть, иначе очень трудно ладить с людьми, если ты наглухо запаян в одной жестянке с ними и которые, чуть что не так, сразу норовят вцепиться в глотку. Но, видимо, в свете последних событий я стал немного нервным, потому что вдруг остановился, лязгнув висящими на мне лентами:

— Кто велел открывать люк?

— Никто, — сообщил тот, что ковырялся в зубах. — Вернулся Пойнтер и просит, чтобы его впустили.

— Как вы узнали?

— А чего тут знать, если он там стоит? — Он смерил меня одним из таких «А твое какое дело?» взглядом и добавил: — Он постучал в крышку люка. Может, что-то случилось с Джепсоном, и он пришел за подмогой.

— Может быть, — сказал я, сбрасывая на пол снарядные ленты и выхватывая излучатель. — А может, и нет?

Второй тем временем уже как раз почти отпер люк, а ковыряльщик уставился на меня так, будто я совсем с ума сбрендил. Крышка люка звякнула и распахнулась. За ней открылась широкая черная дыра. Тут же в проеме люка появился Пейнтер, который спешил так, будто за ним гналась тысяча дьяволов, и через шлюз направился внутрь корабля прямо мимо меня. Я громко окликнул его:

— Стой, ни с места!

Он даже ухом не повел. И ничего не ответил. Мы всегда с ним были на довольно короткой ноге, и он наверняка ответил бы мне что-нибудь вроде «Какая муха тебя укусила, сержант?». Скажи он что-то подобное, и я бы сразу успокоился. Но он не произнес ни слова.

Какую-то долю мгновения я смотрел на него, не веря своим глазам, потому что я действительно видел: это настоящий Пейнтер, Пейнтер с головы до ног, даже с хорошо мне знакомой седой прядью в волосах. Он казался абсолютно настоящим до самой мелкой детали — и одежда, и все остальное. До того настоящий, что я даже испугался; неужели я сейчас хладнокровно убью человека?

Я нажал на спуск. Луч попал ему прямо в живот, когда он не успел пройти еще и ярда.

От того, что случилось потом, у меня даже на спине волосы встали дыбом, а уж двоим разгильдяям-вахтенным и вовсе стало плохо. Перед глазами у меня будто что-то щелкнуло, и Пейнтер вдруг исчез, вроде как кто-то выключил проектор. Вместо него посреди шлюза оказалась какая-то масса перепутанных черных веревок, которые извивались, стараясь завязаться в миллионы узлов. Из этой массы то и дело высовывались то концы, то петли, которые непрерывно дергались и дрожали. Не было видно ни глаз, ни носа, ни ушей, ни каких-либо иных узнаваемых органов — ничего, кроме кома жирных черных веревок, будто множество змей сплелось в один агонизирующий узел. Он тут же покатился обратно, я еще раз успел пронзить его лучом, и он вывалился куда-то в темноту.

— А ну-ка быстро! — рявкнул я, чувствуя, как по спине у меня ручейком стекает пот. — Задраить люк!

Они начали выполнять приказ, но как-то вяло и сонно. Один потянул на себя рычаг, и крышка люка стала медленно закрываться. Я не уходил до тех пор, пока люк не был окончательно закрыт и задраен. В шлюзе стоял какой-то слабый запах, напомнивший мне запах поджаренного на костре коала, с которого дураки гуппи забыли снять шкуру.

Когда я наклонился, чтобы поднять с пола снарядные ленты и снова взвалить их на себя, появился Эл Стор. Он сразу обратил внимание на необычный запах, бросил взгляд на ошалевших вахтенных и сразу понял, что случилось что-то неладное.

— Что такое? — спросил он.

— Пейнтер вернулся, — сообщил я. — Только это был не Пейнтер.

— Вы впустили его?

— Да. И это был самый настоящий Пейнтер. Я помню его гораздо лучше, чем собственную мамашу.

— Ну и?..

— Только он не мог или не хотел говорить. Не отвечал на вопросы. Поэтому я решил не рисковать. — Я вспомнил о том, что произошло, и спина у меня мгновенно взмокла. — Я угостил его лучом в брюхо, и он тут же превратился в какое-то кошмарное чудовище.

— Хм! Жаль, меня здесь не оказалось… можно было бы проверить, вижу ли я то же самое, что и все вы. — Он немного подумал, затем продолжал: — Судя по всему, говорить они не могут, равно как и внушить нам, что говорят. Это немного упрощает дело. Значит, в дальнейшем нам будет легче.

— Легче было на венерианской линии, — заметил я с нескрываемой тоской.

Не обратив на мои слова ни малейшего внимания, он продолжал:

— Кроме того, теперь мы точно знаем, что Пейнтер действительно у них, а скорее всего, и Джепсон тоже, поскольку в противном случае они не сумели бы создать правдоподобный образ одного из них. — Он повернулся к парочке поникших вахтенных: — Люк больше не открывать, не получив предварительно разрешения от самого капитана. Это приказ!

Они угрюмо кивнули. Эл отправился дальше по своим делам, я — по своим. Через час катер был готов. Мы набились в него как сельди в бочку. Кли Янг явился в своем дыхательном аппарате, наслаждаясь любимыми тремя фунтами, и расположился, вольготно раскинув свои многочисленные щупальца по нашим коленям. Одно из них легло и на мои. Оно было чуть повернуто ко мне внутренней стороной, на которой виднелась одна из присосок величиной с небольшое блюдце. Меня так и подмывало взять да и плюнуть в нее — просто так, безо всякой особой причины, просто потому, что это наверняка бы ему не понравилось. Наконец катер с ревом взмыл в ночное небо. Пилотировал, как и в прошлый раз, Бэнистер. Несмотря на непроглядную темень, найти шлюпку большого труда не составляло. На носу катера имелся мощный прожектор и полный набор аппаратуры для полета в условиях плохой видимости. Особенно выручало то, что генераторы шлюпки по-прежнему работали и радиоканал оставался открытым: нам оставалось лишь не терять издаваемые рацией шлюпки шумы и держать курс прямо на них.

Вскоре мы уже пронеслись над поселком туземцев. В свете нашего прожектора ярко блеснул серебристый цилиндрический корпус шлюпки. Сами хижины мы увидели только мельком, но мне показалось, что я различаю между ними какие-то темные бесформенные силуэты, перемещающиеся с места на место. А может, это мне только почудилось.

Прямо за околицей деревеньки Бэнистер сбросил серию напалмовых бомб. Они достигли земли и легли в ряд длиной четыреста — пятьсот ярдов, полыхнув ослепительным всепожирающим огнем. Мы пролетели дальше, давая пламени время как следует потрудиться, затем сделали широкий разворот прямо над грядой невысоких холмов и над озером. Наконец мы снова пронеслись над хижинами на высоте пятидесяти футов — так низко, что чуть не посшибали крыши, и скользнули на выжженную бомбами, покрытую свежим пеплом посадочную площадку. Затем мы выбрали четверых, которым предстояло остаться на борту и никого обратно не впускать, — это касалось и тех из членов поисковой группы, у кого могли возникнуть нелады с памятью! Остающиеся тщательно записали все наши пароли. Моим паролем было слово «нани-фани» — одно из грязных венерианских ругательств. Поскольку я простой космонавт, а не какой-нибудь там интеллигент, ругательства я всегда запоминаю хорошо, а забываю очень редко. Но мне и в голову не приходило, что когда-нибудь настанет день, когда от неприличного слова будет зависеть моя жизнь.

Покончив со всеми этими приготовлениями, мы проверили излучатели, взяли по бомбе, затем Бренанд открыл люк и вышел наружу. За ним последовали Молдерс, Келли, я, потом Кли Янг, и последним выбрался Уилсон. Я еще помню, как наблюдал за вытатуированной на руке Келли девицей, пустившейся в бешеный пляс, когда он вылезал из люка. На сей раз он все-таки расстался со своим ключом и теперь для разнообразия сжимал в кулаке излучатель. Затем я и сам спрыгнул на землю, тут же мне на голову свалился Кли Янг, и мы, переплетясь руками, ногами и щупальцами, покатились по земле. Наконец мне кое-как удалось выпутаться, и я вылез из-под него, не забыв упомянуть при этом, что ни на одной планете, кроме Красной, не появляется на свет столько имбецилов.

Тьма стояла хоть глаз выколи. Мы едва видели смутные очертания не тронутых огнем деревьев и кустов по краям выжженной полосы. У всех нас имелись мощные фонари, но мы предпочитали не включать их, чтобы не стать мишенями для вражеских стрелков с их неизвестным оружием, возможно прячущихся в темноте. Когда имеешь дело с непонятным противником, всегда нужно быть максимально осторожным, даже если при этом и приходится двигаться вперед буквально на ощупь.

Но мы все-таки знали, в какой стороне от катера находится деревушка, и все, что от нас требовалось, — это идти по полосе выжженной земли до тех пор, пока она не кончится. Первым и наиболее вероятным местом пребывания Эмброуза и Макфарлейна — или их останков, — несомненно, являлись хижины. Поэтому мы и направились прямо к ним, бесшумно и осторожно идя друг за другом. Неприятности начались в самом конце нашего пути, шагах в двадцати от деревни. Перед нами возникла группа кустов и деревьев, не пострадавших от бомб, за которыми в призрачном свете звезд уже смутно виднелись крайние хижины. Думаю, мы вообще не признали бы в этих размытых силуэтах очертаний домов, если бы не знали, что они вот-вот должны появиться перед нами, и если бы наши глаза уже не свыклись с темнотой.

Бренанд осторожно миновал первое из деревьев. Ярдах в двух за ним крался Молдерс. Как вдруг раздалось глухое «тунк!», и Молдерс удивленно вскрикнул. Огромный швед на секунду или две приостановился, пытаясь отыскать взглядом Бренанда, который как сквозь землю провалился. Затем он сделал еще несколько осторожных шагов вперед, пялясь в темноту, и тут мы снова услышали «тунк!». Третьим шел Келли, который сразу остановился и хрипло прошептал:

— По-моему, дело неладное. Я все же включу фонарь.

Мы подтянулись к нему, и он направил луч своего фонаря вперед. В круге яркого света мы сразу увидели Бренанда и Молдерса, растянувшихся на траве и похожих на усталых детишек, сморенных сном на сеновале. Было совершенно непонятно, отчего они вырубились, поскольку никаких живых существ или подозрительных звуков мы не заметили. Впечатление создалось такое, будто они просто взяли да и упали замертво. Но пока мы разглядывали их, Молдерс вдруг сел, осторожно щупая затылок. На лице его застыло выражение крайнего удивления. Бренанд же лишь пару раз пошевелился и почмокал губами.

Щурясь от яркого света, Молдерс пожаловался:

— Меня оглушили!

Он кряхтя поднялся на ноги, огляделся и неожиданно яростно воскликнул:

— Кажись, вон то дерево!

С этими словами он выстрелил в деревце высотой футов в пять, растущее чуть в стороне. Я решил, что парень свихнулся. Но в следующий момент мне пришлось задуматься, не поехала ли крыша у меня самого.

Деревце, абсолютно ничем не примечательное, с длинными тонкими блестящими листьями, на вид явно являло собой не что иное, как представителя местной флоры. Луч Молдерса угодил ему прямо в ствол, и деревце мгновенно исчезло, растаяв как дым. На его месте возник один из тех больших кошмарных клубков, которые мне уже приходилось видеть раньше.

Прямо позади разъяренного Молдерса стояло еще одно такое же деревце. Несмотря на то что взгляд мой был прикован к происходящему, краем глаза я заметил, что это второе дерево начинает шевелиться, как будто собираясь что-то сделать. Думаю, еще никогда в жизни я не ухитрялся выстрелить молниеноснее. Я всадил в него луч так быстро, что никто и глазом моргнуть не успел. И дерево тут же исчезло, превратившись в жирный клубок бешено дергающихся веревок.

Я продолжал стрелять, и Молдерс тоже последовал моему примеру. Особенно отвратительными казались две характерные особенности этих представителей здешней жизни. Во-первых, то, что они воспринимали попадание луча абсолютно безмолвно, не издавая ни малейшего звука. Во-вторых, в то время как я лучом отсекал торчащие концы и петли, остальное тело продолжало пульсировать, будто не ведая о том, что происходит, а отрезанные куски извивались и корчились на земле, как будто живя своей собственной, независимой от остального организма, жизнью.

Короче говоря, мы разрезали их на пару сотен кусков, которые как ни в чем не бывало продолжали извиваться, подобно большим черным червякам. На помощь им так никто и не пришел. Все окружающие деревья стояли абсолютно неподвижные и бесстрастные. Может, они просто были настоящими. Теперь мы этого никогда не узнаем.

К тому времени, как мы закончили, Бренанд тоже пришел в себя, поднялся и осторожно ощупывал здоровенную шишку на черепе. Он почти ничего не видел и был исключительно мрачен. Кисло взглянув на Кли Янга, он заметил:

— Ну вот ты и увидел этих тварей. — Он указал на все еще шевелящиеся обрубки на земле. — И какими, интересно, они тебе представлялись?

— С прискорбием вынужден констатировать, что мне они представлялись просто деревьями, — промямлил Кли Янг, тем самым неохотно признавая, что тоже был введен в заблуждение, как и ничтожные земляне.

— Ну что, по-прежнему будешь настаивать на преимуществах своих глаз на шарнирах, да? — ядовито заметил Бренанд. Он снова пощупал голову и пинком отшвырнул в сторону шестидюймовый кусок извивающейся веревки. — Пошли!

Мы зачем-то перешли на бег, добежали до первой хижины и набились в нее как сельди в бочку. Изнутри строение выглядело гораздо более вместительным, чем с воздуха: оно было раза в три просторнее обычной земной комнаты. Внутренних перегородок не оказалось, и обстановка вызывала легкое недоумение.

Стены и крыша были плетеными, причем такими плотными, что защищали и от ветра, и от дождя. Каркас хижины был сделан из прочных упругих шестов, напоминающих стволы бамбука. На полу лежала толстая травяная циновка, украшенная искусным орнаментом. У одной стены стояли три круглых стола в фут высотой и фута четыре в диаметре. Это я их называю столами, хотя они вполне могли быть и стульями, и кроватями.

На стропилах крыши висели довольно своеобразные предметы обихода, некоторые были вырезаны из дерева, другие — из тусклого, отливающего свинцом металла. У большей части этой утвари имелись тонкие изогнутые носики, оканчивающиеся малюсенькой дырочкой, которую, наверное, можно было бы заткнуть булавкой. Лично мне показалось, что существа, пользующиеся такой посудой, должны сосать из нее ртом не больше пуговицы от ширинки.

Особенно привлекло наше внимание висящее на стене напротив двери устройство. Оно имело круглый циферблат с нанесенными на него сорока двумя точками. На нем был закреплен еще один диск всего с одной точкой, и, пока мы разглядывали прибор, этот второй диск очень медленно повернулся, и точка на нем совместилась с точкой на большом круге. По-видимому, устройство служило чем-то вроде часов, хотя они не тикали, да и вообще не издавали никаких звуков. Тем не менее эта штука служила очевидным доказательством того, что в данном случае мы имели дело не с какими-то дикарями, а с существами, обладающими довольно развитым сознанием и умеющими делать довольно сложные вещи.

Хижина была пуста. Ее обитатели скрылись, а странные часы на стене молчаливо отсчитывали местное время. Мы осветили фонарями буквально каждый кубический дюйм помещения и совершенно уверились в том, что в хижине нет ни души. Я мог бы поклясться чем угодно) что хижина пуста, хотя и обратил внимание на легкий козлиный запашок, который я объяснил себе затхлостью воздуха или даже тем, что он остался после ухода обитателей этого жилища.

Хижина номер два оказалась точно такой же. В ней никого не было. Правда, мебели в ней было чуть больше, и обставлена она была чуть иначе: мы насчитали не три, а целых пять круглых столиков или кроватей. Двое часов. Но никаких обитателей. Мы снова тщательно обследовали ее шестью парами глаз, в том числе и движущимися независимо друг от друга огромными глазами Кли Янга, и все равно в ней никого не обнаружили.

К тому времени, когда мы закончили обыскивать внешнее кольцо, обследовав тридцатую по счету хижину, нам стало ясно, что обитатели селения убежали в лес еще тогда, когда катер пронесся над ними в первый раз, но все же оставили двух сторожей, чтобы испытать, на что мы способны. Ну что ж, думаю, мы оправдали их ожидания.

И все равно мне было как-то не очень приятно обыскивать чужие дома. Существа, которые умеют делать металлическую посуду и приборы вроде часов, вполне способны создать оружие гораздо более серьезное, чем лук и стрелы. А это означало, что нам еще могут дать прикурить.

Так чего же они тянут? Поразмыслив над этим, я наконец сообразил, что можно безнаказанно шарить и по бесчисленному количеству земных деревушек, не встретив при этом ни единого солдата или ружья. Когда требуются войска, их вызывают по телефону или по радио. Может быть, мы наткнулись на совсем уж глухую деревеньку, жители которой сейчас в ужасе побежали за подмогой куда-нибудь еще. В таком случае все самое интересное ждало нас впереди.

Но я ошибался. Нас просто водили за нос, а мы даже и не подозревали об этом.

Выйдя из тридцатой по счету хижины, Бренанд мрачно сказал:

— Сдается мне, что мы попусту теряем время.

— Ты просто читаешь мои мысли, — подхватил Уилсон.

— И я тоже так считаю, — добавил Молдерс.

— И я, — согласился Келли.

Я ничего говорить не стал. Они и так уже высказали то, что было у меня на уме. Я вышел наружу в темноту, убежденный в том, что все это хождение из хижины в хижину — дело совершенно напрасное и что самое правильное — вернуться на катер и убраться восвояси.

— А как же шлюпка? — спросил Кли Янг.

— Да плевать на нее, — равнодушно откликнулся Бренанд.

— А как же быть с Эмброузом и Макфарлейном? — настаивал марсианин.

— Они просто две иголки в этом инопланетном стоге сена, — заявил Бренанд. — Их тут можно искать до тех пор, пока мы не обрастем седыми бородами в ярд длиной. Давайте возвращаться.

Кли Янг сказал:

— А что же мы скажем Макналти?

— Что их здесь попросту нет.

— Но мы ведь на самом деле этого не знаем!

— А я уверен! — решительно воскликнул Бренанд.

— Правда? — Кли Янг некоторое время обдумывал услышанное. Затем он обратился к остальным: — Вы тоже так считаете?

Мы все как один кивнули. Да, и я вместе со всеми — как последний дурак, которым и оказался.

— Странно, — медленно и со значением заметил Кли Янг. — Потому что я так не считаю!

— Ну и что с того? — грубо спросил Келли. Кли Янг повернулся к нему:

— Я думаю несколько по-другому, чем вы. Можно обмануть мои глаза, но не кое-что другое!

— Что другое?

— Ту часть моего разума, которая не связана со зрением.

Бренанд вмешался:

— Что ты имеешь в виду?

Сжимая в одном щупальце излучатель, а в другом фонарь, Кли опасливо огляделся и сказал:

— Ведь мы прилетели сюда исключительно для того, чтобы отыскать Эмброуза и Макфарлейна, если это возможно. А тут вы совершенно неожиданно решаете, что черт с ними. Причем все как один. — Его глаза снова уставились в темноту. — Занятное единодушие, не правда ли? Мне кажется, что желание закончить поиски вам внушили, а значит, здесь кто-то есть!

Господи, меня это просто-таки потрясло! На какое-то мгновение в голове у меня все смешалось, поскольку пришлось выбирать между двумя взаимоисключающими желаниями. Остальных я видел очень смутно, но Уилсон стоял рядом со мной, и я заметил, что на лице его написано полное смятение. Сомневаться не приходилось: в бесполезности дальнейших поисков нас кто-то убеждал.

Затем в голове у меня будто щелкнуло, и действительность наконец окончательно взяла верх над иллюзией. Должно быть, и с остальными в этот момент произошло то же самое, потому что Молдерс как-то стыдливо крякнул. Потом в сердцах выругался Келли, а Бренанд раздраженно заговорил:

— Ну теперь мы перешерстим все эти хижины до единой!

После этого мы немедленно приступили к обыску хижин второго, внутреннего, круга. Мы бы действовали гораздо проворнее, если б не были вынуждены держаться вместе. Тогда мы могли бы одновременно обыскивать по шесть хижин. Но у нас был приказ не разделяться, да мы и сами к этому времени научились осторожности. Я пару раз ловил себя на мысли, что неплохо бы нам ускорить процедуру, разделившись, но каждый раз спохватывался, опасаясь, что эти мысли могут оказаться не совсем моими собственными. Противно действовать по приказу омерзительного клубка веревок, прячущегося где-то поблизости в темноте.

Мы уже добрались до двенадцатой по счету хижины во внутреннем ряду, и Бренанд вошел внутрь первым, освещая себе дорогу фонарем. К этому времени мы привыкли к тому, что хижины пусты, но все же были готовы к любой неожиданности. На сей раз я оказался последним и уже собирался войти в хижину вслед за Уилсоном, когда из мрака справа от меня вдруг донесся едва различимый звук. Я остановился у входа и посветил фонарем направо.

В свете фонаря я увидел Эмброуза, сидящего через две хижины от меня. Он помахал рукой, как бы показывая, что яркий свет мешает ему разглядеть, кто я. Он был совершенно спокойным, целым и невредимым и выглядел так, словно недавно женился на дочери вождя и решил принять местное гражданство.

Я, само собой, тут же издал радостный возглас и окликнул находящихся в хижине ребят:

— Там один из наших!

Они тут же выскочили наружу и уставились туда, куда светил мой фонарь.

— Привет, Эмми! — крикнул Бренанд.

— Привет! — отчетливо и внятно сказал Эмброуз, повернулся и скрылся в хижине.

Само собой, мы вприпрыжку помчались туда же, предполагая, что у Эмброуза на руках, возможно, больной или тяжело раненный Макфарлейн.

Это представлялось вполне правдоподобным, судя по тому, что он не бросился к нам, а ушел обратно в хижину. Я был совершенно уверен, что в хижине мы найдем лежащего на полу Макфарлейна, и машинально даже полез за своим пакетом первой помощи. Добежав до хижины, мы ввалились внутрь. Шесть фонарей залили помещение ярким светом.

Но там никого не оказалось. Ни души!

Стены были сплошными и прочными, второго выхода тоже не наблюдалось. Фонарь Бренанда все время освещал единственный вход в хижину с того самого момента, как мы побежали к ней. Мы очень тщательно все обшарили, то и дело призывая Эмброуза, но убедились, что там и крысе было бы негде спрятаться.

Закончив обыскивать хижину, мы остановились, растерянно глядя друг на друга и чувствуя полную опустошенность, как вдруг Молдерса осенило:

— Вопрос: а почему это нас заманили именно в эту хижину? Ответ: чтобы мы пропустили две последние!

— Точно! — удивленно выдохнул Бренанд. Он бросился к двери. — Плевать на приказы: разделимся на тройки и обыщем обе хижины одновременно.

Молдерс, Келли и я бросились в хижину номер тринадцать. Пусто. Обстановка в ней оказалась примерно та же, что и в остальных, и здесь никого не было. Мои партнеры терять времени не стали. Убедившись, что хижина пуста, они помчались в соседний дом, где находилась группа Бренанда, и я уже собирался последовать их примеру, когда услышал — а может, мне только показалось, что услышал, — какой-то приглушенный звук за спиной.

Резко развернувшись, я посветил фонарем, но не обнаружил ничего, что могло бы издать такой звук, но тут он послышался снова, а за ним последовало несколько глухих ударов, как будто кто-то топал по густой траве.

Снова иллюзии, подумал я. Хотя существа и хранили молчание, я знал, что по крайней мере нескольким самым одаренным из них удается заставить нас слышать звуки. Я мог поклясться, что Эмброуз ответил Бренанду: «Привет!» Тут мне пришло в голову, что просто должны быть и еще более способные твари, которые в состоянии имитировать человеческую речь, поскольку ведь передразнивал же кто-то Макналти по радио, и это не было иллюзией. Голос действительно звучал в динамике.

Чувствуя себя как-то глупо, я спросил: «Кто здесь?» — приготовившись всадить луч туда, откуда на мой вопрос эхом откликнутся: «Кто здесь?» Но мне никто ничего не ответил, лишь сдавленные булькающие звуки разнеслись по хижине с удвоенной силой.

Я совершенно растерялся. Одна часть моего разума спорила с другой: «Ты позволил себя отделить от остальных, пусть даже и на несколько ярдов. Они ведь в соседней хижине и не видят, что с тобой может случиться, а ведь кто-то явно хочет, чтобы ты отправился вон в тот угол и получил по башке».

Любопытство подталкивало меня в угол, а осторожность удерживала на месте. И тут как раз вернулся Келли, чтобы посмотреть, почему я задерживаюсь. Вопрос был решен.

— Еще секундочку, — сказал я. — Ты пока постой и прикрой меня, если что. Там, похоже, что-то забавное.

С этими словами я вернулся в хижину с фонарем в одной руке и с излучателем — в другой и, прислушавшись, определил, что звуки доносятся из дальнего левого угла комнаты. Чем ближе я подходил, тем они становились громче, как будто для того, чтобы подсказать мне, что я приближаюсь к цели в игре «Холодно — горячо». Теперь я слышал их так же отчетливо, как обычно слышу рев двигателей «Марафона», когда он начинает подниматься над землей. Чувствуя себя довольно глупо под взглядом наблюдающего за мной Келли, я положил фонарь на пол, встал на колени и начал шарить руками вокруг. Вдруг моя рука нащупала грубый ботинок.

В следующее мгновение Келли грязно выругался и выстрелил так, что луч прошел всего в каких-то трех дюймах от моей шеи. Жаром мне даже волосы на затылке опалило. Позади что-то яростно задергалось, зазвенела какая-то упавшая на пол посуда, и возле меня на полу появился четырехдюймовый кусок извивающейся веревки. В то же мгновение рядом со мной появился Эмброуз.

Он возник совершенно внезапно, как будто какой-то фокусник вдруг вытащил его, как кролика из шляпы. Я ощупывал руками совершенно пустой угол, пытаясь обнаружить источник странных звуков, и вдруг коснулся невидимого ботинка, а потом над моей шеей блеснул луч Келли, что-то яростно завозилось позади меня — и вот пожалуйста: передо мной на спине лежит Эмброуз, связанный и с кляпом во рту. Я пребывал в таком состоянии, что уже вообще отказывался верить чему бы то ни было. Поэтому я вырвал у него изо рта кляп и, направив на него излучатель, сказал:

— Может, ты и Эмброуз, а может, и нет. Поэтому не вздумай повторять то, что я говорю. Придумай быстренько что-нибудь сам, да побыстрей.

Ну, я вам доложу, он оказался и придумщиком! Я услышал такое, от чего мои уши едва не свернулись в трубочки, а Келли от восторга просто оцепенел. Ругался Эмброуз быстро, складно и с большим-большим чувством. Он всегда казался человеком довольно спокойным, и трудно было даже представить, что в душе у него накопилось так много вещей, могущих значительно обогатить мировую сокровищницу непристойных выражений. Но в одном сомневаться не приходилось: никакое существо, рожденное на этой планете, ни в жизнь не сумело бы придумать ничего даже отдаленно похожего на тираду Эмброуза.

Одним словом, я занялся освобождением его от пут, сплетенных из очень прочных волокон травы, а он тем временем продолжал высказывать все, что думает, лишь изредка останавливаясь и припоминая, не пропустил ли он случайно какого-нибудь смачного ругательства. Вокруг нас всюду корчились обрубки маслянистых веревок, бесцельно ползая взад и вперед. Теперь в дверях виднелось уже четыре изумленных лица, помимо Келли.

Наконец, отшвырнув остатки веревок, Эмброуз встал, ощупал себя с ног до головы и сказал столпившимся в дверях ребятам:

— Нашли Мака?

— Пока нет, — ответил Уилсон.

— Десять против одного, что он в соседней хижине, — сказал Эмброуз.

— Боюсь, не выиграть тебе, — сообщил Уилсон. — Мы как раз оттуда, и его там нет.

— А вы как искали? — вмешался я. — Прощупывали весь пол?

Глядя на меня, как на дурака, Уилсон спросил:

— А с какой стати нам его прощупывать?

— А стоило, — поддержал Келли, поигрывая излучателем и облизывая губы.

— Послушайте, — сказал я. — Неужели непонятно, что вы видите только то, что вам указывают видеть. И поэтому, когда вам указывают не видеть ничего…

— Послушайте лучше меня, — сказал Эмброуз. — Этот клубок змей может внушить вам что угодно. — Он шагнул вперед. — Пошли-ка лучше обшарим ту хижину еще раз.

Мы вернулись к хижине номер четырнадцать. Лучи шести фонарей залили ее ярким светом от стены до стены и от пола до крыши. Пусто. Никого. Черт возьми, это было совершенно очевидно!

Стоя в центре помещения, Эмброуз сказал:

— Мак, ты можешь издать какой-нибудь звук? Какой угодно?

Тишина.

Все это выглядело довольно глупо: стоит посреди хижины человек и взывает к кому-то не более видимому, чем привидение. Я попытался представить себе Макфарлейна, лежащего где-то совсем рядом и изо всех сил пытающегося освободиться от пут или произвести хоть какой-то звук, оставаясь при этом абсолютно недоступным нашим глазам и как будто погребенным в каком-то слепом пятне нашего сознания.

В этот миг мне в голову пришла идея, которая тогда показалась мне ну прямо-таки гениальной. Ведь лучи шести фонарей, светящие в шести разных направлениях, — они, пожалуй, освещали хижину даже чересчур ярко!

— Эй! — сказал я. — Давайте-ка лучше направим весь этот свет в одну сторону.

— Зачем? — спросил Молдерс.

— А затем, — поведал я, наслаждаясь наступившей тишиной, — что при таком освещении совершенно отсутствуют тени, а любой объект тень отбрасывает обязательно.

— Да, это верно, — согласился Уилсон, явно восхищаясь моим интеллектом. — Обязательно отбрасывает.

Но Эмброуз раздраженно отмахнулся и тут же вернул меня с небес на землю, сказав:

— Пустая трата времени. Теней мы не увидим точно так же, как не видим отбрасывающих их объектов. Если уж тебя водят за нос, то это всерьез и надолго.

— Угу! — согласно проворчал Бренанд, которому услышанное, видимо, пришлось по душе. Он погладил макушку, на которой вскочила довольно заметная шишка.

Снова обращаясь в пространство, Эмброуз заявил:

— Хорошо, Мак, если не можешь даже пискнуть, попробуй подкатиться к моим ногам. — Он немного подождал, глядя себе под ноги. Время, казалось, остановилось. Наконец он разочарованно огляделся и поймал мой недоуменный взгляд: — Я прощупаю пол вдоль этой стены, а ты займись тем же самым с другой стороны. Остальные пусть пока проверят середину хижины. Если почувствуете что-нибудь или на что-то наткнетесь — сразу хватайте!

Опустившись на четвереньки, он пополз вдоль стены, ощупывая рукой пол впереди себя. Я занялся тем же самым с другой стороны. Поскольку я уже нашел таким образом Эмброуза, мне эта процедура не казалась такой странной, как остальным. И тем не менее я чувствовал себя немного не в своей тарелке. Как-то странно сознавать, что, не будучи слепым, ты тем не менее не можешь полагаться на свои глаза. Я, конечно, имею в виду следствие, а не причину. Наши глаза были целы и нормально функционировали. Беда лежала гораздо глубже — в той части мозга, где создавалась ложная картинка, охотно принимаемая разумом за чистую монету.

Пока все остальные корчились посреди комнаты, я добрался до угла и свернул вдоль следующей стены, снова дополз до угла, поводил рукой в воздухе и — о-о-о-о! — коснулся чего-то невидимого, попытался схватить его и ощутил под рукой пучок каких-то холодных склизких трубок. Самое ужасное, что я никак не мог разжать руку. Я был потрясен, и пальцы не слушались меня. Невидимая тварь между тем рванулась, потащила меня за собой, и я ткнулся носом в пол.

Слава Богу, хоть Келли сообразил, что происходит. У него было некоторое преимущество перед остальными, поскольку он уже стал свидетелем аналогичной ситуации в предыдущей хижине. Увидев, как я вписался носом в пол, он прицелился в точку, находящуюся где-то в футе от моего стиснутого кулака, и выстрелил. Через полсекунды начался кавардак. Я обнаружил, что одной рукой вцепился в бешено извивающийся клубок черных веревок, который пытается тащить меня к выходу, Келли тем временем расстреливает его по краям, а Бренанд ошалело палит в самую середину.

Эмброуз начал просить, чтобы кто-нибудь дал ему нож разрезать веревки на Макфарлейне. Кли Янг попытался было схватить чужака своим мощным щупальцем, но решил не рисковать, так как кто-нибудь мог впопыхах попасть в него лучом. Уилсон отплясывал какой-то воинственный танец в центре хижины, непрерывно паля куда ни попадя. Один из лучей прошел, наверное, не дальше чем в одной восьмой дюйма от толстого зада Келли, примерно на таком же расстоянии от моей головы, и проделал в стене дырку размером с обеденную тарелку. Даже не знаю, как такое произошло: получается, что луч пару раз изогнулся вопреки всем известным законам физики.

Я наконец выпустил дрянь, за которую держался, и заметил, что руки мои перепачканы какой-то сероватой вонючей слизью. Тварь уже превратилась в груду отдельных кусочков, которые лучи делали все мельче и мельче. Но как бы ни были малы эти обрезки, они все равно продолжали извиваться и прыгать по полу. Из перерезанных концов торчали тонкие белые нити. Я прикинул, что целый клубок достигает четырех футов в диаметре и весит не менее ста пятидесяти фунтов.

В противоположном углу Макфарлейн тем временем лихорадочно избавлялся от остатков стягивавших его травяных пут. Лицо у него было довольно кислое.

Наконец избавившись от последних обрывков веревки, он чуть ли не с кулаками набросился на Эмброуза:

— Какого черта ты не остался в лодке и не вызвал подмогу?

— Да потому, что появился твой близнец и начал звать меня так настойчиво, будто речь шла о жизни и смерти, — отверг его домогательства Эмброуз. — А еще потому, что тогда я не знал того, что знаю теперь. Вот я и поверил твоему двойнику, как дурак выскочил наружу и тут же стал похож на кокон шелкопряда. — Он шмыгнул носом и добавил: — Ничего, это мне урок. В следующий раз буду сидеть и смотреть, как ты корчишься в агонии.

— Ну спасибо, — сказал Макфарлейн. — Когда-нибудь я отвечу тебе тем же. — Он плюнул на нечто похожее на обрубок змеи, пытающийся обвиться вокруг его ботинка. — Ну что, так и будем здесь всю ночь стоять и выяснять отношения?

— Так ты же сам их вроде и выясняешь! — Бренанд подошел к двери и посветил фонарем наружу. — Мы сейчас проводим вас до шлюпки. Взлетайте — и прямо на «Марафон». А разберетесь, кто прав, кто виноват, после того как…

Тут его голос прервался, фонарь в руке дрогнул, он схватился за боковой карман и рявкнул:

— Целая сотня! Ложись! — Затем он швырнул что-то, а я во второй раз за эту ночь вписался лицом в пол.

Ночь вдруг озарилась ослепительной вспышкой. Земля содрогнулась, а с нашей хижины мигом улетела куда-то вдаль соломенная крыша, похожая на какой-то старинный аэроплан. Через секунду или две сверху на нас посыпались омерзительные клочья, и тут не прекратившие отвратительно извиваться.

Даже несмотря на то, что они умели делать металлические предметы и приборы, обитатели этого мира, похоже, так и не научились делать ничего, даже отдаленно похожего на оружие. Возможно, они просто прошляпили это направление развития, целый миллион лет посвятив оттачиванию искусства обмана. Как бы то ни было, наша мощь, должно быть, явилась для них чем-то совершенно чуждым и непонятным, равно как и их гипнотические способности — для нас. А уж эта последняя демонстрация нашей силы, образно говоря, и вовсе загнала их души в пятки.

Мы бросились наружу, чтобы в полной мере использовать смятение в рядах неприятеля, возникшее в результате взрыва бомбы, промчались мимо хижин, большинство которых лишилось крыш или перекосилось, в любой момент готовые воспользоваться еще одной бомбой, если путь нам преградит что-нибудь реальное или даже воображаемое. Но, похоже, враг решил, что вставать у нас поперек дороги неразумно, и на пути у нас не возникло даже жалкого стада разъяренных динозавров.

Я раздумывал об этом, мчась вслед за остальными сквозь окружающую тьму. Обладай я способностью заставлять людей видеть то, что мне хочется, я бы с легкостью нагнал страху на кого угодно, внушив ему, что за ним, например, гонится бешеный слон. Но потом я сообразил: ведь подлинная сила этого гипноза заключается как раз во внушении нам знакомых образов — а инопланетяне вряд ли могли придумать много такого, что мы бы сочли знакомым. Любые обычные иллюзии, с помощью которых они подчинили себе все низшие формы жизни на планете, нашему разуму показались бы совершенно противоестественными, и первое, что бы мы сделали, — это швырнули очередную бомбу. Да, имея дело с нами, они были ограничены незнанием того, что мы собой представляем. Но вот если когда-нибудь они досконально разберутся в нас!..

Наверняка именно для этого они и умыкнули Эмброуза и Макфарлейна. Правило первое: нужно как можно лучше узнать того, с кем имеешь дело. Четверо захваченных людей должны были дать необходимую информацию, на основании которой они могли бы надеяться одолеть и остальных. Может быть, при удачном стечении обстоятельств им бы это удалось. Я, конечно, сомневаюсь в подобном исходе дела, но противника никогда нельзя недооценивать.

К этому времени мы уже миновали деревню и находились где-то совсем недалеко от шлюпки. Правда, учитывая темноту и концентрическое расположение хижин, было довольно трудно отличить одно направление от другого. Что касалось меня, то я старался просто не отставать от остальных, как овечка от стада, но Бренанд несся вперед так уверенно, что казалось, знает, куда направляется. В голове у меня постепенно начало зреть предчувствие, что Бренанд чересчур самонадеян и завел нас всех не туда. Мало-помалу мы сбавили темп, начали колебаться. Похоже, подобные мысли стали появляться и у остальных. Ведь не могла же шлюпка и в самом деле находиться так далеко от деревни?

В этот момент луч фонаря Бренанда описал широкую дугу, и чуть левее нас блеснула металлическая корма шлюпки. По всей видимости, мы просто чуточку сбились с пути. Мы направились к ней.

Стоя у лесенки, Эмброуз, прищурившись от света наших фонарей, сказал:

— Спасибо, ребята. Мы, значит, улетаем и надеемся увидеть всех вас на корабле.

С этими словами он взялся за лесенку обеими руками, сделал несколько забавных движений ногами, будто крутил педали велосипеда, и ткнулся носом в землю. Мне все это показалось не очень смешным и даже глупым. Это одна из тех шуток, над которыми почти никто не смеется. И только тогда я понял, что шлюпка исчезла из виду, будто ее тут никогда и в помине не было, а Эмброуз собирался подняться по несуществующей лестнице. Кли Янг произнес какое-то слово на верхнемарсианском, для которого в земном языке не имелось эквивалента, и повел лучом фонаря вокруг, как бы пытаясь обнаружить того или тех, кто устроил нам западню. То, что это существо или существа находились в пределах телепатической досягаемости, не вызывало сомнений. Но каков же этот предел? Десять ярдов или тысяча? Однако никого найти ему не удалось. Нас окружали только кусты да небольшие деревца или, во всяком случае, объекты, абсолютно на них похожие. Определить, что есть что, было попросту невозможно, как невозможно было и тратить драгоценные часы на выжигание всей растительности вокруг.

Подняв Эмброуза с земли, Макфарлейн с угрозой в голосе сказал:

— Что? Не можешь каждый раз не падать перед ними?

И так выведенный из себя очередной неудачей, Эмброуз огрызнулся:

— Заткнись, пока я тебя сам не заткнул!

— Ну давай, ты — и кто еще с тобой? — спросил Макфарлейн, тут же встав в боксерскую стойку.

Вклинившись между ними, Бренанд рявкнул:

— Уж вам-то двоим, как никому другому, должно быть понятно, что, устраивая драку, вы, возможно, действуете по чьему-то наущению!

— Правильно, — поддержал его Молдерс, поняв, к чему тот клонит. — Отныне если кому и захочется начистить зубы товарищу, пусть отложит это благое намерение до тех пор, пока мы не вернемся на корабль.

— Может, ты в чем-то и прав, — согласился Макфарлейн, слегка смутившись. Он махнул рукой: — Ладно, у нас и других забот хватает. Где же шлюпка?

— Где-то рядом, — заявил я. — Даже если бы сотня этих тварей и решила перетащить ее на другое место, далеко бы они ее не унесли.

— Значит, и от этого места пойдем по кругу, — принял решение Бренанд. — Мы на нее обязательно наткнемся, даже если и придется для этого обойти всю деревню. — Он посмотрел сначала в одну сторону, затем в другую, не зная, какое направление лучше выбрать.

— Пошли налево, — предложил Келли и глубокомысленно обосновал свое предложение: — Просто я уже и так смотрю в том направлении.

Мы отправились налево, то и дело ориентируясь по смутным контурам хижин, едва видимых в свете наших фонарей. Тогда мне не приходило в голову, что хижины могут быть столь же иллюзорными, как и шлюпка, а настоящие хижины находятся совсем в другом месте. Таким образом нас вполне могли бы заставить ходить кругами хоть сотню лет. А то и вообще идти строго по прямой, в полной уверенности, что мы обходим деревню, до тех пор, пока мы основательно не заблудились бы в лесу.

Возможно, во время взрыва погибли как раз самые умные из аборигенов, а оставшиеся в живых, враги поглупее, взяли и все испортили, поскольку хижины оказались самыми что ни на есть настоящими, и не успели мы пройти и сотни ярдов, как наткнулись на шлюпку. На этот раз Эмброуз сначала тщательно ощупал лесенку, осторожно поднялся к люку, потрогал крышку и похлопал рукой по корпусу. — В общем, как я уже говорил, спасибо, ребята! Он открыл люк и скрылся внутри шлюпки. За ним полез Макфарлейн. Вот и смотрите, какими дураками порой оказываются даже самые умные, поскольку мы, все шестеро, стояли возле шлюпки и махали им на прощание руками, думая только о том, как мы сейчас рванем к катеру. Макфарлейн закрыл люк, но почти тут же вновь распахнул его и взглянул на нас с превосходством человека, который, в отличие от других, хоть изредка пользуется своей думалкой.

Глядя на нас с той жалостливой улыбкой, с какой люди обычно смотрят на венерианских гуппи, он сказал:

— Подбросить никого не нужно?

Бренанд при этих словах аж подскочил и закричал то, что, в принципе, не сообразить было просто невозможно:

— Елки-палки! А ведь чтобы вернуться, катер нам и вовсе ни к чему!

С этими словами он начал карабкаться по лесенке. Остальные потянулись за ним. Я поднимался предпоследним, за мной стоял один Уилсон. Мне пришлось чуть задержаться, ожидая, пока Кли Янг протащит внутрь свою тушу и я тоже смогу пройти через небольшой люк. Процесс был медленным, и без посторонней помощи Кли бы просто не справился. После него поднялся я и услышал, как позади резво вскакивает на лестницу Уилсон и тут же, оступившись, соскальзывает на пару ступенек вниз. Перекладины лесенки металлические, и поэтому если вы относитесь к ним без должного внимания, то рискуете пересчитать их носом. Я успел заметить, как в темноте его фонарь начинает бешено плясать и тухнет. Он предпринял вторую попытку, когда я был уже у люка.

— Эк тебя угораздило, — подколол его я, когда он добрался до самого верха и уже входил в шлюпку. Он ничего мне не ответил, что было на него по меньшей мере не похоже. Я собирался включить подъемный механизм лесенки и запереть крышку люка, когда он прошествовал мимо меня с каким-то отрешенным выражением лица, распространяя вокруг знакомый запах серой слизи. Бывают моменты, в которые приходится забывать о всяких там чувствах и прочих тонких материях. Поэтому я с размаху залепил ему ногой прямо в солнечное сплетение.

И тут же оказался один на один с мохнатым клубком, который стал бешено метаться вокруг меня, пытаясь то охватить одной из своих петель мои руки, то оплести ноги и свалить на пол. В нем было столько энергии, что он, наверное, мог бы целую неделю без остановки крутить динамо-машину. Эта тварь была настолько скользкой и юркой, что я никак не мог справиться с ней. И только когда я уже с ужасом начал понимать, что, кажется, здорово переоценил свои силы, Кли Янг просунул в шлюз свое могучее щупальце, ухватил моего противника за бока, раз двадцать шмякнул его о металлический пол и вышвырнул через все еще не закрытую дверь наружу.

Даже не потрудившись выразить ему благодарность, я сграбастал фонарь, выхватил излучатель и в два прыжка соскочил по лесенке на землю. В трех или четырех ярдах от шлюпки по земле катался Уилсон, бешено отбиваясь от двух клубков подвижных, как ртуть, веревок. Похоже, его противники пытались сосредоточиться на двух вещах одновременно, как марсиане, однако у них это не совсем получалось. Они пытались прижать Уилсона к земле и в то же время ввести в заблуждение возможных его спасителей. Уилсон все им испортил тем, что, бешено отбиваясь, постоянно отвлекал их и они оказались не в состоянии сделать его невидимым для остальных.

Их катающиеся по земле тела то появлялись, то исчезали, как будто на экране, где изображение возникает и пропадает. Пару секунд я их видел. Потом не видел. Затем они снова появлялись на прежнем месте. Я аккуратно прицелился и выстрелил как раз в тот момент, когда они в очередной раз стали видны, перерезав петлю, которую уже затянуло вокруг шеи Уилсона. Затем по лестнице скатился Кли Янг, отшвырнул меня в сторону и бросился в драку.

Он, конечно, лучше всех годился для этого дела. Полностью игнорируя визуальную игру «А вот мы есть, а вот нас нет», он раскинул щупальца по всему полю боя и сгреб всех участников сразу, удерживая их могучими присосками. Потом отделил зерна от плевел, случайно заехав при этом Уилсону по уху. Одним щупальцем он закинул несчастного почти на середину лестницы, в то время как другие два его щупальца неутомимо колотили незадачливых гипнотизеров о землю. Колошматил он их довольно долго и пару раз даже сменил темп ударов, давая понять, что спешить ему некуда. В конце концов он поднял всех в воздух и шмякнул друг об друга. К тому времени визуальные фокусы уже давно кончились. Бедные жертвы Кли определенно больше не собирались выдавать себя за то, чем не были. Наконец он зашвырнул их куда-то далеко за деревья.

После этого он поднялся вслед за мной по лестнице, втиснулся в люк, запер дверцу и загерметизировал шлюпку. Я отправился на нос сказать Эмброузу, что теперь все на борту готовы к взлету, корабль герметичен и можно взлетать.

Макфарлейн скрючился возле Эмброуза в маленькой рулевой рубке и по радио разговаривал с катером:

— Что значит, вы собьете нас, если мы взлетим первыми? Ответ из катера гласил:

— Если вы собираетесь вернуться на «Марафон», мы должны прибыть туда раньше вас.

— Почему?

— Потому что список паролей у нас и вам придется нам их назвать. Откуда мы знаем, кто вы такие?

Нахмурившись, Макфарлейн ответил:

— Да, да, все верно, но давайте взглянем на это дело с другой стороны. — С какой еще стороны? — Ведь у вас-то, ребята, вообще не было никаких паролей. Откуда же наши на «Марафоне» будут знать, кто вы такие?

— Но мы ведь не покидали катера, — с негодованием отозвался голос.

— Ха! — усмехнулся Макфарлейн, испытывая какое-то извращенное удовольствие от этого спора. — Но у вас нет доказательств!

На другом конце помолчали, затем возразили:

— Ведь те шестеро согласились вернуться на катер? А не вернулись. Вы говорите, что они у вас на шлюпке, но у вас тоже нет доказательств!

Оглянувшись через плечо, Макфарлейн взревел:

— Ну-ка поговорите с этими недоумками, сержант. Объясните им, что вы все действительно здесь целые и невредимые.

Очевидно, его услышали и на катере, поскольку голос оттуда сразу резко спросил:

— Это вы, сержант? Назовите ваш пароль!

— Нани-фани, — с облегчением выпалил я.

— А кто еще с вами на борту?

— Мы все.

— Потерь нет?

— Нет.

Задумчивая пауза, затем:

— Ладно, мы возвращаемся. Вы следуйте за нами и приземляйтесь только после нас.

Макфарлейн, которому, видимо, не понравилось, что ему отдает распоряжения человек, стоящий на служебной лестнице гораздо ниже его, взорвался:

— Слушай, ты! Я не намерен исполнять твои приказы!

— Еще как намерены, — возразил кто-то еще, по-видимому ничуть не обескураженный. — Потому что катер вооружен, а ваша шлюпка — нет. Только попробуйте не подчиниться — и увидите, что мы с вами сделаем. А капитан нас за это еще и расцелует в обе щеки!

Сраженный справедливостью последнего замечания, Макфарлейн выключил радио яростным толчком большого пальца и, усевшись, молча уставился куда-то в пространство. Полминуты спустя темноту впереди нас прорезала алая полоска выхлопа стартующего катера. Мы следили за тем, как огненная струя исчезает где-то на высоте десяти тысяч футов, затем я схватился за ближайшие поручни — как раз в тот момент, когда Эмброуз включил двигатели и поднял шлюпку в воздух.

Вопреки ожиданиям, наше возвращение никакой паники не вызвало, хотя на корабле и пытались решить, те ли мы, за кого себя выдаем. Я бы даже не удивился, если бы меня подвергли серии тестов, имеющих целью доказать мою абсолютную и непререкаемую принадлежность к роду человеческому. Отпечатки пальцев, анализы крови и так далее. Но они свели все к гораздо более простой и короткой процедуре. Все, что нам предстояло сделать, — это подняться на борт и ненадолго задержаться в шлюзе, пока Эл Стор осматривает нас.

Оказавшись внутри «Марафона», мы сразу поняли, что корабль готов к немедленному старту. Надолго оставаться здесь никто не собирался. Отправившись в умывальную, я долго отмывал руки от присохшей слизи. Она липла к рукам, воняла и, казалось, не давала мылу мылиться. Затем я на скорую руку проверил оружейную и нашел, что все в полном порядке. Если вскоре нам предстояло стартовать, то после старта нужно было сделать довольно многое, и я решил пока разузнать последние новости у Стива или кого-нибудь, кто не прочь поболтать. Не пройдя и пары ярдов по коридору, я встретил Джепсона и зловеще усмехнулся:

— Так ты, значит, все еще жив! Что случилось?

— Меня захватили в плен, — мрачно сказал он.

— Подумаешь! Ты к этому, наверное, уже привык.

Он фыркнул и заметил:

— Я бы привык, если бы каждый раз это происходило одинаково. Меня убивает разнообразие способов.

— Ну и как же получилось на сей раз?

— Да мы с Пойнтером тащились по лесу. Откололись от остальных, но были совсем недалеко от корабля. Пойнтер вдруг заметил, или ему показалось, что заметил, будто на земле валяется нечто вроде металлического украшения, и остановился, чтобы подобрать его. И, как он утверждает, его рука сомкнулась на пустом месте.

— А потом?

— А потом кто-то треснул его по кумполу, пока он стоял нагнувшись. Я слышал, как он упал, обернулся. И могу поклясться, что видел, как он стоит и держит что-то в руке. Ну я, конечно, тоже подошел посмотреть — и… бам!

— Короче, с тобой поступили точно так, же.

— Да. Пойнтер говорит, что его стукнуло дерево, но я что-то не верю. Я пришел в себя, обнаружил, что связан по рукам и ногам и что рот у меня заткнут пучком травы. Меня тащили по кустам какие-то два скользких чудовища. — Он скорчил гримасу. — Нет, их надо было видеть!

— Я видел, — заверил я. — Но поначалу они были в масках.

— Потом они бросили меня и приволокли Пейнтера, упакованного точно так же. А сами побежали обратно к кораблю — видно, за следующими клиентами. Мы лежали там совершенно беспомощные, до тех пор пока не увидели свет фонарей, вспышки излучателей. Потом было много шума, и поисковая партия наконец нашла нас. Ребята говорят, что прикончили с полдюжины штуковин, которые показались бы им самыми обычными деревьями, если бы не Эл Стор. Он расхаживал вокруг и показывал, в какие стрелять.

— Старый верный фотоглаз, да? — Что-то вроде того. Наше счастье, что он оказался на борту. Плохо бы нам пришлось, если бы мы стали расхаживать вокруг, принимая все за чистую монету.

— Наверняка против этого что-нибудь изобретут, — успокоил я. — Недаром же они доят из меня налоги, которые идут на потребу головастым ребятам в лабораториях. Я не намерен шляться по космосу и подставлять голову. Если они хотят получать и дальше мои заработанные потом и кровью бабки, пускай соорудят мне какой-нибудь проволочный шлем или еще что-нибудь для защиты от всякой там телепатии.

— Да уж, тем, кто высадится здесь после нас, проволочные шлемы еще как понадобятся, это точно! — подтвердил он и отправился дальше.

Стива я нашел в радиорубке, где он грыз сухари, и спросил его:

— Как дела? Если, конечно, знаешь. А ты у нас всегда все знаешь, ушастый.

— А ты разве еще не в курсе? — отозвался он. — Ну конечно же нет. Ты у нас никогда ничего не знаешь, безмозглый.

— Ну ладно. — Я привалился к косяку. — Разминка окончена. Давай рассказывай.

— Стартуем, как только все окажутся на борту и Макналти соберет все отчеты.

— Так быстро? Но ведь мы здесь считай и дня не пробыли.

— А ты еще хочешь послоняться? — Он с любопытством посмотрел на меня.

— Конечно, нет!

— Я тоже. Чем быстрее мы отсюда уберемся, тем скорее я получу свой замечательный пухлый конвертик.

— Но мы ведь почти ничего не узнали, — возразил я.

— А вот капитан считает, что мы узнали все необходимое, — парировал он. Положив ноги на край стола с аппаратурой, он устроился в кресле поудобнее и продолжал: — Какие-то умники там, на Земле, выбирают планету, просто закрывая глаза и бросая стрелку в карту звездного неба. Потом они говорят, что здесь вполне может существовать разумная жизнь и что мы обязательно должны слетать и проверить. Все, что мы должны установить, так это правильно ли стрелка попала в цель и что это за разумная жизнь. А мы теперь и то, и другое знаем точно. Поэтому с чистой совестью можем возвращаться домой, пока нам не открутили головы и не выпустили кишки.

— Я полностью с тобой согласен, только хочется кое-что от себя добавить, — сказал я. — И это кое-что можно выразить всего в двух словах: «Я завязываю!»

— Да-да! Как же! Ты и в прошлый раз говорил то же самое. — Может, и говорил, но… Корабль взревел. Я пулей бросился к себе, пристегнулся и кое-как ухитрился пережить взлет. Видно, я никогда не привыкну к тому, как «Марафон» взлетает и садится, даже если мне придется пройти через это тысячу раз. У меня есть тайное желание как-нибудь залучить Флетнера на борт и показать ему, что такое на самом деле его любимое детище.

Мы отлетели уже на двадцать миллионов миль, когда в дверь оружейной просунул голову Бэнистер и спросил:

— Слушай, а чего это Мак так разговаривал со мной, когда я был в шлюпке? Будто ему уж и вообще ничего сказать нельзя.

— Я, конечно, не уверен, но вполне возможно, что желание затеять свару ему внушили. Старый принцип «разделяй и властвуй» в переводе на наш язык. Правда, фокус не сработал, поскольку Мак оказался слишком цивилизованным человеком, чтобы дойти до крайности.

— Хм! А я об этом не подумал. — Он ошалело почесал в затылке. — Ну и хитрые же твари!

— По мне, так даже слишком. — Согласен. Я с ужасом думаю: вдруг кому-то из них удалось пробраться на борт? Представляешь, каково в этой консервной банке знать, что кто-то из ребят вовсе не тот, за кого ты его принимаешь, а узнать, кто есть кто, невозможно.

— Твою идею можно развить дальше и гораздо более интересно, — сказал я, поскольку сам много раз думал над этим. — Но только если хочешь сам себя перепугать до полусмерти.

Он как-то странно улыбнулся, полупонимающе-полувстревоженно, и закончил:

— Знаешь, я скорее буду бояться наших паукообразных умников.

С этими словами он удалился, а я продолжал заниматься своими делами. После того как он упомянул о марсианах, я тоже начал думать о них — об этих снабженных щупальцами существах, более чуждых нам, чем кто-либо еще. Но мы как-то сжились с ними, и даже когда кто-нибудь из них погибал, мы начинали тосковать по нему. Да, марсиане были отличными ребятами. Все очень их любили. И никто не боялся.

Тогда что же значило это странное замечание Бэнистера? И что это за неуверенная кривая усмешка? Похоже, он старался привлечь мое внимание к каким-то противозаконным делишкам, которые имеют место в марсианском отсеке, где они отдыхают от слишком плотного для них воздуха. Убежденность, что так оно и есть, становилась все сильнее и сильнее, пока я наконец не бросил все и не отправился посмотреть на марсиан своими глазами.

От того, что я увидел, заглянув в небольшое смотровое отверстие, волосы у меня на голове встали дыбом. Шайка мерзавцев с Красной Планеты, как обычно, сгрудилась вокруг шахматной доски. Только Саг Фарн дрых в углу. С одной стороны за доской сидел Кли Дрин, уставившись своими блюдцевидными глазищами на доску. Я обратил внимание, что он играет белыми.

А напротив него из здоровенного клубка черных веревок вдруг высунулся отросток, коснулся черного слона, но так и не подвинул его. Марсиане с облегчением вздохнули, как будто случилось что-то необычайное.

Ого-го! Больше смотреть я не собирался. И отправился на нос, причем так быстро, что металлические пластины на моих подошвах иногда высекали искры. Поворачивая за угол, я столкнулся с Элом Стором, идущим мне навстречу. Ощущение у меня было такое, что я с разбега врезался в гранитную скалу. Он схватил меня мощными руками и взглянул, как всегда, горящими глазами:

— Что-нибудь случилось, сержант?

— Еще бы! — Я проверил, действительно ли его хватка по-прежнему такая же стальная, чтобы увериться в том, что он на самом деле старый добрый Эл Стор, а не очередной обман зрения. После этого я, задыхаясь от быстрого бега, выпалил: — Они на борту!

— Кто?

— Эти склизкие, отвратительные гипнотизеры. Во всяком случае, один из них. Он сейчас дурит головы марсианам.

— Как это?

— Втирает им очки, сидя за шахматной доской.

— Сомневаюсь, — ровным голосом и совершенно невозмутимо сказал он. — У него бы просто не хватило времени изучить игру.

— То есть?.. — я недоуменно уставился на него. — Так ты знаешь, что он здесь?

— Конечно. Я ведь сам его поймал. А потом Кли Морг выпросил его у меня, заявив, что из их отсека ему нипочем не сбежать. И это святая истинная правда, хотя клянчил он его у меня вовсе не поэтому.

— Нет? — Я был окончательно сбит с толку. — А почему же?

— Неужели никак не догадаться? Ты же знаешь этих ребят. Они надеются, что сумеют обыграть существо, которое вроде бы двигает одну фигуру, а на самом деле ходит совершенно другой. — Он немного помолчал. — Это значит, что им придется продумывать все вероятные ходы и относиться к тому, который они видят, лишь как к одному из логически возможных. Это привнесет в игру новую остроту и сделает ее гораздо более захватывающей.

— Ты и в самом деле так считаешь?

— Конечно.

Тут я сдался. Эта шайка с Красной Планеты одержима игрой, а Эл, очевидно, способен понять их и даже потворствовать им в этом. В один прекрасный день он и сам может победить на марсианском чемпионате и стать обладателем отвратительной чаши мерзкого цвета и отталкивающей формы, которую я не согласился бы поставить возле своего кресла-качалки даже в качестве плевательницы.

Тоже мне завоеватели космоса! Все они просто сумасшедшие, как вы и я!