Брансон встал и сказал:

— Это я и хотел узнать. Очень трудно плыть одному в лодке по океану иллюзий. Намного спокойнее знать, что ты в этой лодке не один. А что чувствуешь ты?

— То же самое.

— Жаль, что мы не можем добраться до других. Вдвоем мы бы смогли заставить их говорить. А всем вместе легче разобраться, что так подействовало на наши мозги.

Он начал оглядываться в поисках пальто и шляпы.

— Ты собираешься уходить? — взволнованно спросил Хендерсон.

— Да, вечеринка окончилась. Надо когда-то и уходить.

— Куда ты пойдешь в такой час?

С удивлением взглянув на часы, Брансон заметил:

— Надо найти место для ночевки. В крайнем случае я могу подремать и в зале ожидания на вокзале.

— Разве ты не на машине?

— Нет, я оставил ее жене.

— Ты не в центре цивилизации, — напомнил Хендерсон. — Это настоящая глушь. Первый поезд уйдет в десять тридцать утра. Почему бы тебе не остаться здесь? У меня есть свободная кровать.

— Очень любезно с твоей стороны. А ты уверен, что я не буду тебе в тягость?

— Вовсе нет! Буду очень рад твоей компании. У нас есть что-то общее, пусть даже и умственное расстройство.

— Ты начал говорить правду, — сказал Брансон, снова садясь на свой стул. — Что ты собираешься с этим делать?

— Теперь, после того, что ты мне сказал, действительно нужно что-то делать. Сейчас я удивляюсь, почему мне самому не пришла идея все проверить, как это сделал ты. Мне сразу же надо было об этом подумать, но, как видишь, не подумал — Единственное, что мне хотелось, — быстрее исчезнуть.

— Этому есть подходящее объяснение: у тебя было куда спрятаться, а у меня такого места не было, — предположил Брансон. — Единственное место, которое мне пришло в голову, это Бельстон. Я поехал туда просто потому, что не мог придумать ничего другого. — Он немного подумал и добавил: — А может быть, я был намного больше тебя напуган и страх гнал меня в самое опасное место.

— Сомневаюсь. Вероятно, у тебя в голове осталась маленькая частичка недоверия, она-то и заставила тебя поехать туда. И вообще, люди далеко не одинаковы. Они могут действовать подобно, но никогда одинаково.

— Наверное, так.

— Вернемся к моей проблеме, — продолжал Хендерсон. — Мне надо будет все проверить. Я был дурак, что не сделал этого раньше. Значит, старик Элди должен помочь мне вырваться отсюда, если он, конечно, захочет.

— Кто это старик Элди?

— Старик, который раньше владел этим магазином. Он потратил часть моих денег на отпуск, которого не видел в течение многих лет, а несколько дней назад вернулся, проведя время настолько хорошо, насколько это возможно в семьдесят два года. А теперь болтается вокруг, как потерянный ребенок. Не может привыкнуть ничего не делать. Пару раз он мне намекал, что охотно поможет, если мне нужна помощь. Этим и можно будет воспользоваться, если мне понадобится время для изучения собственного прошлого. Я слишком зависим сейчас от этих денег, чтобы пренебрегать бизнесом даже на неделю. Если старик Элди согласится посмотреть за магазином некоторое время, я смогу съездить в…

Хендерсон запнулся, но Брансон его подбодрил:

— Не говори мне. Я и знать этого не хочу.

— В данных обстоятельствах это не играет роли. В конце концов, ты же сказал мне о Бельстоне.

— Да, но я чувствовал себя намного спокойнее, сделав шаг вперед. Я кое-что уже проверил, а ты еще нет. В этом вся разница. Пока ты не убедишься сам, что находишься в плену фантазии, ты будешь чувствовать себя спокойней, зная, что я не могу тебя выдать. И не будешь волноваться после моего отъезда, не сказал ли ты слишком много. У тебя и так достаточно всяких страхов и тревог, по себе знаю.

— Но ты с ними справляешься лучше.

— Есть еще одна вещь, которую я хотел бы узнать, если ты, конечно, не возражаешь.

— Какая?

— Допустим, ты проверишь и убедишься, что все это фантазия. И что тогда? Ты успокоишь свою совесть и будешь продолжать торговать? Или вернешься в институт?

— В институт мне уже не вернуться. Они меня уже списали. Думаю, им не нужны типы, которые уходят и возвращаются по своему усмотрению.

— Но ведь они пытались уговорить тебя вернуться обратно.

— Нет. Пара любопытных ищеек заглянула ко мне, стараясь разнюхать причины моего ухода. Это, кажется, все, что их интересовало. — Хендерсон глубоко вздохнул. — Я их просто выгнал. Они от меня ничего не добились. Вскоре после этого я переехал сюда, и с тех пор они меня не беспокоили. Я решил, что если они меня выследят и здесь, то следующий мой переезд будет за границу.

— Большинство других туда и поехали.

— Я знаю.

— Хорошо бы найти их и поговорить, — сказал Брансон во второй раз. Он боролся с желанием сказать Хендерсону, что тот уже выслежен и что за ним постоянна наблюдают, но, немного подумав, решил, что это только вызовет ненужное беспокойство и ни к чему не приведет. Он продолжил: — Что бы ты ни предпринял со своим делом в будущем, думаю, что мы должны поддерживать контакт друг с другом.

— Я тоже так думаю.

— А как насчет того, что я буду время от времени звонить сюда? Если ты опять переедешь, то сможешь найти способ дать знать, где тебя найти. Меня очень интересует результат твоей проверки, и думаю, что ты хотел бы узнать результат моей. Один из нас может наткнуться на что-нибудь, что поможет пролить свет на это дело. Мы, свихнувшиеся, должны держаться вместе, чтобы нас не поймали в капкан.

— Полностью с тобой согласен. Звони мне в любое время. Точно так же я позвоню тебе домой, если у меня будет что сказать. — Хендерсон взглянул на часы. — Не пора ли на покой?

— Я готов, — сказал Брансон, вставая. — Я свяжусь с полицией в Бельстоне, но только смелости у меня не очень-то хватает. Хорошо бы ты мне подкинул своей.

— Ты сам мне прибавил смелости, — возразил Хендерсон.

Утром Хендерсон хотел пойти на станцию и проводить Брансона. Но Брансон наотрез отказался.

— Давай не будем привлекать к себе внимание. Ты оставайся в магазине, а я выйду, изображая раннего покупателя

Они пожали друг другу руки и распрощались. Выйдя из магазина. Брансон попытался обнаружить рирдоновского агента. Единственный, кого он мог подозревать, был неряшливо одетый тип, бесцельно болтающийся на углу. Когда Брансон проходил мимо, тот проводил его скучающим взглядом. Пройдя дальше по дороге, Брансон оглянулся, Тип так и остался на углу и не делал никаких попыток преследовать его. Или наблюдатель за домом Хендерсона был слишком искусен, или наблюдение проводилось эпизодически.

В поезде никто подозрительный к нему не присоединился тоже. Путешествие протекало с двумя пересадками в тех же местах, что и первый раз, с получасовым ожиданием поезда в одном месте. Он использовал это время на то, чтобы найти телефон и позвонить в полицейский участок в Хенбери. Когда ему ответили, он попросил к телефону начальника участка. Голос дежурного сразу стал заинтересованным, и он начал официально допытываться, зачем ему нужен начальник, но Брансон вел себя твердо и пригрозил повесить трубку, если его желание не удовлетворят. Тогда его тут же соединили.

— Шеф Паскоу, — ответил низкий хриплый голос. — С кем я разговариваю?

— Меня зовут Роберт Лафарж, — бойко ответил Брансон. — Около двадцати лет назад моя сестра Элайн поехала в Бельстон и не вернулась. Мы решили, что она сбежала с каким-нибудь мужчиной или что-нибудь подобное. Она, знаете ли, была так импульсивна.

— Ну и что вы хотите от меня?

«Не знает! Не знает!» — взорвалось в голове.

— Не так давно мне рассказывал парень из вашего города, — продолжал Брансон, — что, не знаю когда точно, вы нашли скелет девушки, спрятанный под деревом. И я начал беспокоиться, может быть, это моя сестра. Я решил поинтересоваться, не установили ли вы личность убитой.

— Кто вам это рассказал? Ваш друг?

— Нет, просто случайный знакомый.

— Вы уверены, что он говорил про Хенбери?

— Нет, он сказал — в окрестностях Бельстона. Но ведь это ваш район, не так ли?

— Наш, и, если бы там случилось нечто подобное, мы бы знали, конечно. Но мы ничего об этом не слышали.

— Вы хотите сказать…

— Мы не находили никаких скелетов, мистер Лафарж. У вас есть основания подозревать, что ваша сестра встретилась с каким-нибудь преступником?

— Боюсь, что нет. Просто мы много лет ничего о ней не слышали, а эта история навела нас на мысль о ее смерти.

— Тот, кто вам это рассказал, знал о вашей сестре?

— Совершенно ничего.

— И вы ему ничего не сказали о ней?

— Определенно нет.

— Ну, он просто демонстрировал вам свое воображение.

— Возможно, и так, — согласился Брансон, чувствуя, что никто не собирается — задерживать разговор, для того чтобы определить, откуда он звонит. — Но я не вижу в этом никакого смысла. Он ничего не выигрывал от того, что рассказывал сказки.

— Он приобретал слушателя, — возразил шеф полиции. — Трепачу всегда нужен слушатель, как наркоману шприц. Даже мы время от времени принимаем их здесь, и они нам признаются в преступлениях, которые никогда и никто не совершал. На мой взгляд, было бы неплохо принять какой-нибудь закон, наказывающий за такие вещи. Мы теряем очень много времени на такие выдумки.

— Значит, вы считаете, что мне нет смысла приезжать к вам и посмотреть на все своими глазами? — спросил Брансон, рассчитывая, что если они хотят поставить на него капкан, то обязательно воспользуются этим шансом.

— Вам совершенно не на что здесь смотреть, мистер Лафарж.

— Спасибо, — ответил Брансон, чувствуя глубокое облегчение. — Извините, пожалуйста, за беспокойство.

— Вам не за что извиняться. Вы поступили совершенно верно в данной ситуации. Нам всегда очень помогает население. Но в данном случае нет никакого повода для тревоги, вас ввели в заблуждение. Это все, что мы можем вам сказать.

Брансон еще раз поблагодарил и повесил трубку. Он вышел из будки, сел на ближайшую скамейку и задумался. Он был обманут. Насколько можно судить о собеседнике по голосу, шеф полиции был искренним и бесхитростным. Он даже не пытался затянуть телефонный разговор, пока его полицейские определят, откуда звонят. Это была стандартная тактика, если бы у них действительно было нераскрытое преступление и им позвонил кто-нибудь, кто мог помочь.

Он даже отклонил предложение Брансона самому залезть в мышеловку. Все начинало проясняться. В Бельстоне не было никакого трупа. Этот труп существовал только в памяти Брансона и в разговоре шоферов из буфета.

Самое простое решение этой проблемы было в том, что шоферы говорили о каком-то другом, подобном преступлении, а совесть Брансона приняла это на свой счет. Но в этой версии было несколько серьезных дыр. Если это и могло объяснить его паническое поведение, то никак не объясняло поведение Хендерсона. И не могло так активизировать Рирдона и того типа, которого Дороти определила как иностранца.

Даже объяснения самого Рирдона не вписывались в эту картину. Согласно его утверждениям, многие оборонные учреждения в стране за последнее время теряли хороших специалистов. Рирдон следил за двумя, один из них был сам Брансон. Как все это можно было связать с болтливыми шоферами?

Как это Рирдон сказал? Если так будет продолжаться, то наши потери будут составлять скоро целую армию. Это надо остановить. Но остановить что? Ответ: то, что заставляет человека внезапно срываться с места, искать убежище. Надо еще учесть, что все это были люди умные, образованные, склонные к анализу своих поступков, совсем не того типа, которые вдруг внезапно сходят с рельсов. Что может вывести из равновесия таких людей?

Только одно.

Страх смерти. Любой смерти, особенно казни.

Когда подошел поезд, Брансон выбрал себе уединенное местечко, где он мог спокойно решать свои проблемы. Он едва ли замечал присутствие других пассажиров и уж тем более не интересовался, есть ли за ним слежка.

Теперь он мог обдумать все более систематично и продуктивно. У него было такое чувство, что чья-то рука забралась к нему в голову и вынула оттуда шар, который слишком долго катался у него в голове и приводил в беспорядок все его мысли. У него еще остались кое-какие неприятные воспоминания, но теперь они уже не внушали леденящий душу страх и не звонили в тревожные колокола. Впервые за много дней он мог спокойно подумать о своих делах.

Первое. Элайн, действительная или мнимая, все еще лежит там, где ее положили, и при удачном стечении обстоятельств пролежит там до скончания веков. С его точки зрения, это был первый по важности факт. Полиция не ищет его, не подозревает и совершенно не интересуется этим эпизодом из его прошлого. Его не ждет камера смертников. Если ее и держат наготове, то для кого-то другого, а не для него, Брансона.

Второе. За ним наблюдают две группы, не имеющие отношения к полиции, и делают это по непонятным причинам. Но за этим не стоит высшая мера. Очевидно, они подозревают, что он может что-то сделать, и, по их мнению, сделает это обязательно.

Ничего подобного он еще не сделал. В этом он был совершенно уверен. Несомненно, Элайн монополизировала темные участки его мозга, но другой вины за ним не было, и в этом он был уверен.

Значит, речь шла о будущем преступлении, которое он с большой вероятностью мог совершить. Какое же? Сотрудник засекреченного института мог сделать только две вещи, которые взволновали бы власти: перейти на сторону врага или просто дезертировать со своей стороны. Это-то и беспокоило Рирдона, и он сказал об этом не скрывая. Получается, что обе стороны, и своя, и вражеская, рассматривали его как слабое звено. Обе стороны оценили его как сосунка.

Брансона передернуло от этой мысли. Значит, мнение о нем у других людей было очень низким, если все видели в нем такое слабое звено. Они же не выбрали таких крутых мужиков, как Потер, Каин, Макхен и многих других. Нет, они все видели, что Брансону нужен только легкий толчок.

Он подумал, что в нем опять начинают говорить эмоции. Так поступают люди, которыми управляют извне. Эмоции могут завести далеко. Надо смотреть на вещи объективно.

«Почему враги выбрали меня как подходящую цель и не обратили внимания на других? Ответ: потому что в данных обстоятельствах я был самым доступным. Почему я им подходил? Ответ: потому что они были готовы к удару, а я был доступен для удара, когда другие были недоступны. Это была чистая случайность. Почему Джо Соан был сбит машиной, когда никто из его друзей или соседей не пострадал от такого несчастья? Ответ: потому что Джо и машина по случайному совпадению встретились во времени и в пространстве».

Сбит?

Сбит?!

Внезапно его глаза уставились в одну точку, руки повлажнели. Тот проклятый день начался с того, что он упал с лестницы. Мысленно Брансон увидел все это с самого начала. Он прошел уже десять или двадцать ступенек, и ему оставалось еще около двадцати. Внезапная вспышка, он падает вниз, и от серьезных повреждений его спасли только двое мужчин, которые оказались рядом. Он как наяву видел их вытянутые руки, их взволнованные глаза.

Их руки подхватили его за мгновение до падения. Теперь, когда Брансон подумал об этом, ему показалось, что они были очень проворны и умелы, как будто знали, что должно произойти, и заранее подготовились к своей роли. Они действовали с такой быстротой и сноровкой, как будто предвидели все от начала до конца.

Однако он все же ударился намного сильнее, чем признался в том Дороти. Он потерял сознание и очнулся уже сидя посередине лестницы, с встревоженными спасителями по бокам. Синяк и ссадину на локте он получил, когда ударился о перила, и это он помнил, а вот откуда взялась шишка на голове, этого он не помнил и не мог понять.

Боже, а может, его ударили сзади?!

В то утро это падение его страшно расстроило. Он не мог понять, отчего это произошло, и собирался даже обратиться к врачу, но не решился и предпочел остаться в неведении, чем услышать плохой диагноз.

Да, его состояние в тот день было такое, что временами он полностью терял ощущение времени. Каким-то образом он потерял очень много времени, непонятно как и где, а когда понял, что уже довольно поздно, ему пришлось взять такси, чтобы успеть на работу.

Вот так и началась та пятница, тринадцатое число,

Его несчастливый день. Падение. Двое мужчин, которые пришли на помощь. Удар по черепу непонятно откуда. Пропажа времени утром. Шоферы, болтающие в пределе слышимости и делающие намеки. Здоровенный детина, преследующий его. Вспышка страха. Рирдон, идущий по следу. Компания, полк, армия.

Он буквально застыл, губы стали тонкими, кулаки сжались. Для того чтобы сделать атомную бомбу, потребуется тщательная и кропотливая работа. Но для того, чтобы она сработала, нужен детонатор.

Она ничего не стоит, пока не дернешь за веревочку.

Предположим, просто предположим, что кто-то сумел перенести подобную технику на человеческий мозг: в банк данных мозга вносится довольно большая часть информации, способная создавать критическую массу. Мозг будет оставаться в покое, и новшество будет ждать своего часа. Он может оставаться в покое недели, месяцы, до того момента, пока не дернут за веревочку в подходящей ситуации.

Несколько слов, сказанных шофером-болтуном. Детонатор.

Мозговой взрыв!

На станции он выскочил из поезда, побежал, распихивая прохожих, наткнулся на двоих-троих, извинился. Ему оборачивались вслед. Он понимал, что привлекает внимание, что забыл о конспирации, но он был слишком взволнован, чтобы обращать на это внимание.

Подтверждение его предположения нужно искать только в той компании, которая могла стать полком. Он знал это так же точно, как и о существовании на небе солнца. Некоторые из них могут рассказать, с чего началось их желание бежать, некоторые могут быть менее осторожны и менее скрытны, чем Хендерсон, который не очень-то помог. И некоторые попробуют раскрыть свой мозг для нового кошмара.

«Попробуй навести порядок в голове: я не полицейский, не тайный агент, не представитель власти. Я — Ричард Брансон, такой же как и ты ученый, и я в бегах от всех, потому что живу в своем придуманном фантастическом мире. Меня не ловят за убийство, хотя я считал, что совершил его. Я думал, что убил девушку по имени Элайн Лафарж. А что ты думаешь о себе? Что ты сделал?»

Если хоть один из них, только один скажет:

«Боже мой, Брансон, в этом есть что-то странное! Это я убил ее в местечке под названием Бельстон. Я знаю, что я это сделал. Какого черта, ты не мог…»

«Скажи мне, почему ты это сделал?»

«Она сама довела меня до этого. Я не собирался делать ничего подобного, но я был совершенно не в себе».

«Как?»

«Ну… э… я не могу сейчас точно сказать. Это было так давно, и я так старался забыть об этом».

«То же самое и со мной. А может, нам вместе объехать других и узнать, сколько еще человек прибило эту самую Элайн Лафарж? Мы можем составить целую камеру в тюрьме, и в такой приятной компании будет легче считать часы до конца».

Вдруг это произойдет таким путем? Ничто не может быть невозможным, если это породил человеческий мозг. С другой стороны, вражеские силы способны быть намного умнее и искуснее: например, снабдить каждого своим собственным фактором страха. Хендерсон думает о своем преступлении: он даже глазом не моргнул, когда услышал об Элайн и Бельстоне.

Брансон начал чувствовать полную уверенность в том, что эта злосчастная Элайн Лафарж была просто иллюзией. Это было трудно, очень трудно, так как его память настаивала на обратном. А спорить со своей памятью все равно что отказываться от собственного отражения в зеркале.

Несмотря на новые факты, несмотря на отсутствие старых фактов, его память цепко держалась за самый страшный момент в его жизни. И хотя видение прошлого может быть просто дурным сном, построенным вокруг призрачной женщины, он очень хорошо мог представить искаженные черты Элайн, когда она умирала, ее темные волосы, перевязанные голубой лентой, ее черные глаза, наполненные болью, ее тонкие губы, кривящиеся от боли, ее тонкие ноздри, струйку крови, стекающую по лбу. На ней было ожерелье из жемчуга, черные туфли, золотой браслет на руке. Это была картина со всеми, даже мельчайшими, подробностями, со всеми оттенками. Это была такая полная картина какая может быть только в жизни.

Но была ли она реальной?

Или это был тот кусок информации, который представлял критическую массу?

Другие должны знать о ней или о ее фантоме так же много. Но получить от них информацию без помощи Рирдона будет очень трудно. Однако Брансону не хотелось обращаться за помощью к властям, особенно после последних событий. Кроме того, это может полностью связать его как раз в тот момент, когда он уже превратился из дичи в охотника. Он обратится к Рирдону и силам, стоящим за его спиной, как к последней инстанции, только в крайнем случае.

Хотя его коллеги-беглецы могут оказаться еще менее разговорчивыми, чем даже Хендерсон. Но на данный момент ему надо самому попробовать во всем разобраться. И Брансон решил, что есть источники, которые он в состоянии выследить.

Пять человек могут разрешить загадку Элайн Лафарж.

Пять человек знают многое о ней, и их можно заставить говорить

Пять человек: те двое, которые поймали его тогда на лестниц, двое разговорчивых шоферов и его преследователь, здоровенный иностранец, который и заставил его пуститься в бега. Если он прав в своих догадках, то должен быть еще и шестой, невидимый руководитель, которого он не включил в список, потому что не мог идентифицировать.

Любой из этих пяти мог дать ниточку, которая приведет к другим четырем, а то и ко всем остальным, которые прячутся за ними.

Продолжая думать в том же роде, Брансон забавлялся тем, что более или менее беспристрастно изучал свою жажду мести. Будучи тем, кем он был раньше, аналитическим мыслителем, он всегда рассматривал желание заехать кому-нибудь по зубам как примитивное чувство. Теперь такое желание совсем не казалось ему таким уж первобытным. И в самом деле, он бы начал презирать себя, если бы у него не было такого желания. Никто не может лишить себя простых человеческих чувств.

Да, пусть только выпадет возможность или подвернется шанс! Он соберет всю свою силу и злость в кулак и этим кулаком вышибет напрочь чьи-нибудь зубы.

Другими словами, он был в ярости и наслаждался этим.