Мартина Навратилова родилась 18 октября 1956 года в Праге. Ее родители развелись, когда ей было три года, и она осталась со своей матерью, инструктором лыжного спорта, которая в 1961 году снова вышла замуж. Ее отчим, тренер по теннису, увлек ее этим видом спорта, и к десяти годам она играла в теннис каждый день. Кроме того, она играла в хоккей и в футбол с соседскими мальчишками.

С середины шестидесятых годов отчим начал вывозить ее на летние турниры, проходившие на территории Чехословакии. Она стала брать уроки у одного из наиболее выдающихся игроков в стране, Георга Пармы. Ее занятия внезапно оборвались в 1968 году, когда Советский Союз оккупировал Чехословакию, и Парма, который в это время был в Австрии, решил на родину не возвращаться.

В 1969 году Мартина поехала в Западную Германию по программе обмена теннисных клубов. Посещение Германии стало для нее открытием. «Моя первая поездка подтвердила мои подозрения в том, что Запад имеет стиль и свободу, которые коммунизм не может предоставить», — писала она в 1985 году в автобиографии, вышедшей под названием «Мартина». После серии привлекших внимание побед в Германии она вернулась домой с возросшим спортивным авторитетом и большой коллекцией шариковых ручек, которые в Чехословакии того времени было невозможно найти. В шестнадцатилетнем возрасте ее пригласили играть за пражский клуб «Спарта» — один из самых известных спортивных клубов Чехословакии. Серия туров по другим странам Восточного блока в начале семидесятых годов — Болгарии, Венгрии, Советскому Союзу (где она была потрясена тем, насколько там хуже обстоят дела, даже по сравнению с Чехословакией) — сделала ее более известной за рубежом, чем на родине.

В 1973 году ей дали разрешение провести зимний сезон  в Соединенных Штатах. В 1974 году состоялось повторное турне в Америку, во время которого она встретила Фреда Бармена, менеджера из Беверли-Хиллз, который убедил Мартину позволить ему представлять ее интересы за рубежом — шаг, который вызвал беспокойство в Чехословакии, где люди начали говорить об «американизации Мартины». Со своей стороны, Мартина была особенно удручена тем, что она должна была сдавать свои призы – в американской валюте — Чешской теннисной федерации.

Навратилова начала обдумывать возможность невозвращения на родину. В августе 1975 года во время открытого первенства Соединенных Штатов в Нью-Йорке она через Фреда Бармена вышла на Службу эмиграции и натурализации города Нью-Йорка. Она подчеркивала, что остается не по политическим мотивам, а скорее потому, что «я хочу играть в теннис там, где хочу и когда хочу».

В ответ чешская Федерация издала постановление: «Мартина Навратилова отвергла чехословацкое общество. Она имела все возможности в Чехословакии, чтобы развивать свой талант, но предпочла профессиональную карьеру и толстую чековую книжку».

Одним из открытий, которое Навратилова сделала в новой американской жизни, было осознание ею того, что ее привлекают женщины. «Когда это в конце концов случилось, — пишет она, — это было с женщиной, которая была старше меня и которую я встретила в Штатах, и это выглядело очень естественно. Я была совсем новичком в этих отношениях, очень стеснялась, но ловила все намеки, которые она бросала мне. Наконец, она смогла меня мягко убедить уютно устроиться рядом с ней. Она знала, что делает. Я не помню цветов и свечей, но помню то чувство покоя и счастья от того, что была рядом с ней, ожидая следующего шага. Когда это наконец случилось, я сказала, что это было просто великолепно. А на следующее утро я уже была страстно, умопомрачительно влюблена в нее».

Их связь длилась шесть месяцев. Затем последовали связи с другими женщинами, включая трехлетние отношения с Сандрой Хейни, с которой она делила дом в Далласе и которая заменила Бармена в качестве ее менеджера. Тем временем Навратилова поднялась на самую вершину теннисного мира. Ее победа на Уимблдонском турнире в 1978 году сделала ее первой ракеткой мира. Она потеснила Крис Эверт, которая четыре года подряд занимала первую позицию в теннисе. В этом же году она встретила писательницу Риту Мэй-Браун, и у них началась очень интенсивная, но непродолжительная связь. Как Браун писала впоследствии: «Некоторые отношения напоминают марафон, некоторые — спринт. Наши — больше похожи на спринт». Согласно Навратиловой, Браун сказала «с самого начала, что ей нет никакого дела до того, являюсь я или нет великой теннисисткой. Ее отношение было даже противоположным: ведь это только спорт. Обычно она говорила: „Спорт существует только для того, чтобы отвлечь мысли от всего остального, и он ничего не добавляет культуре или разуму“». Такое напряжение в их отношениях не могло не закончиться разрывом. В свете скандального судебного процесса, затеянного Мэрилин Барнетт против известной теннисистки Билли Джин Кинг, и слухов о том, что Эйвон, главный спонсор теннисных соревнований, собирается отказаться от финансирования турниров, чтобы его имя никак не связывали с гомосексуалистами, Навратилова начала беспокоиться о том, какой эффект ее сексуальная направленность может оказать как на карьеру, так и на решение вопроса о предоставлении ей американского гражданства. Американское гражданство ей было предоставлено в 1981 году без всяких проблем, а спустя некоторое время «Нью-Йорк Дейли Ньюс» напечатала интервью с ней (взятое гораздо раньше, но придержанное издательством), где она публично обсуждала свои отношения с Браун.

С тех пор подробности частной жизни Мартины Навратиловой не сходили со страниц бульварных газет: цена, которую необходимо платить за то, что ты живешь в свободном обществе. Она с честью вынесла эти испытания, и очерк о ней помещен в этой книге потому, что она — наиболее яркая спортсменка-лесбиянка. Ее отношения с Ритой Мэй-Браун — самая широко известная связь современности (может быть, за исключением псевдоромана между Мадонной и Сандрой Бернардт), и эта чета представляет из себя две преуспевающие и притягательные личности, символизирующие широко распространенный тип женщин, которые любят женщин. Более того, ошеломляющая теннисная карьера Мартины Навратиловой — девять первых наград на Уимблдоне, четыре — на открытом первенстве США и бесчисленное множество других — сделала ее эталоном для многих выдающихся спортсменок, как лесбиянок, так и нет.