Алаан ковылял вдоль острова. Сейчас он замерз, хотя час назад сбросил куртку и расстегнул рубашку, изнемогая от жары. К тому же потушил костер. Однажды уже проснувшись в руках рыцарей Хаффида, Алаан решил не раскрывать места своего пребывания посторонним. Особенно теперь, когда любое передвижение стало затруднительным, если не сказать — невозможным.

Воздух был густой от тумана, как всегда на этом острове. Солнце, несомненно, светило над дымкой, покрывающей болото, но его лучи не могли сегодня пробиться сквозь белесую муть. Цапля на длинных ногах рыбачила у берега, с чрезмерной осторожностью подкрадываясь к добыче. Возможно, точно так за ним охотится Хаффид — упорный и замкнутый, не похожий на прежнего Каибра.

— Но я тоже изменился, — прошептал Алаан. — Теперь я способен на жертву.

Ворона прыгала с ветки на ветку, наблюдая за хромающей походкой Алаана. Юноша посмотрел на птицу. А где Жак? Он не видел своего уиста день или два — это не было удивительно, просто захотелось увидеть знакомое лицо. Даже непостоянного компаньона. Кроме того, Жак, когда был с Алааном, всегда любезно предупреждал о надвигающейся опасности.

Алаан задумчиво смотрел на стоячую воду, окутанную густым туманом. Печальная картина соответствовала настроению. Ему не удалось заманить Хаффида туда, где его можно было навсегда остановить. Что же теперь делать?

— Если дойдет до войны, — вслух размышлял Алаан, — Хаффид победит. Я не могу в одиночку противостоять ему.

От боли он едва стоял на ногах. Хромая, добрался до своей стоянки. Скромные пожитки и остатки еды лежали так, чтобы все можно было достать, не вставая.

— Костер, — произнес Алаан. — Мне нужен костер.

В ту же минуту среди ветвей ближайшего дерева появилась птица. Вороны, громко протестуя, поднялись в воздух.

— Жак, — позвал Алаан. — Ты распугал моих гостей. Что ж, поделом им. Пойдем я приготовлю что-нибудь на ужин.

Алаан нашел и разложил на земле несколько орехов, и Жак с жадностью набросился на них.

Вороны были крупнее и сильнее уиста, но Жак не был обыкновенным созданием. Он давно путешествовал с Алааном, и животные чувствовали это.

Юноша разжег костер и вскипятил воды для чая из ивовой коры. Если воины Хаффида остались живы, они вряд ли найдут его, а если найдут — что ж, придется сражаться.

Алаан снял повязку с ноги и осмотрел рану.

— Посмотри-ка, Жак. Рана гноится все больше и больше. Что же это за место, если даже сын Уирра здесь болеет?

Он обмыл рану, насколько это позволяла сделать боль, и снова забинтовал ее.

— Такими темпами скоро вся одежда уйдет на повязки…

Чай снял усталость и на некоторое время сбил лихорадку. Алаан заснул, а когда проснулся, уже стемнело.

Минуту он лежал, чувствуя на лице капли мелкого дождя. Огонь все еще горел, и юноша подумал, долго ли длился сон. Повернувшись на другой бок, он увидел фигуру, окутанную дымом от костра.

— Рана глубока, — произнес человек.

Ветер изменился, и дым стал разъедать Алаану глаза. Он лег на спину и закрыл их рукой.

— Зачем ты убил рыцарей Хаффида? — спросил Алаан.

— Имя «Хаффид» не говорит мне ничего, — ответил незнакомец.

— Люди, схватившие меня. Ты их убил?

— Да.

— Зачем?

— Они преследовали тебя, а ты освободил одного из них и даже вывел из лабиринта Тихой Заводи.

Голос у человека был своеобразным — он совмещал в себе тембр молодого юноши и усталые старческие нотки.

Алаан повернулся, чтобы рассмотреть незнакомца, но из-за пламени и дыма его было трудно разглядеть — темная борода и широкополая шляпа наполовину закрывала лицо. Мужчина сидел на бревне, опершись локтями о колени. Свет костра освещал большие руки. Казалось, неизвестный плел что-то из кожи. Впрочем, наверное, такое впечатление создавали лишь блики от костра.

— Они считают тебя врагом, а ты относишься к ним с сочувствием. Почему?

Алаан приподнялся.

— Это моя слабость. Моя прескверная способность понимать, почему люди поступают именно так, а не иначе. И я способен сострадать. Человек, которого я освободил, всего лишь воин. У него не больше выбора, куда идти и что делать, чем у оседланной лошади.

Алаан нащупал котелок и сделал глоток холодного отвара, на вкус напоминавшего не то разбавленный ил, не то еще чего похуже.

— А ты кто такой? — спросил он.

— Меня зовут Рабал Кроухарт. Или звали давным-давно, когда другие решали, нужно ли мне имя вообще.

— Как ты попал сюда, Рабал Кроухарт? В эти места нелегко добраться, и здесь нелегко остаться в живых.

— Попал по воле случая, а остался по другим причинам. Думаю, тебе лучше пойти со мной. Так безопаснее, и я помогу вылечиться, поскольку кое-что смыслю во врачевании.

— Пожалуй, я все же останусь здесь. Но все равно спасибо.

Было заметно, что незнакомец не ожидал подобного ответа.

— Некоторые из твоих преследователей все еще живы и могут найти тебя.

— По-видимому, у них есть приказ по возможности доставить меня живым, и разрешено убивать только в случае крайней необходимости. Без сомнения, они захотят доставить меня к хозяину. Им неизвестно, что из этого проклятого болота обратной дороги нет.

— Многие годы я прихожу и ухожу отсюда, когда мне угодно, — возразил человек.

Он взглянул на Алаана.

— А ты… ты ведь вывел воина. Нашел дорогу.

Алаан, прищурившись, посмотрел на собеседника сквозь едкий дым.

— Что тебе нужно от меня, Рабал Кроухарт? И этот вопрос, и весь разговор — все напоминало ему о старике из сна.

Незнакомец внимательно посмотрел на Алаана.

— Я хочу показать тебе, что я нашел в центре Тихой Заводи.

— А зачем мне на это смотреть?

— Затем, что ты сын Уирра и обладаешь неиссякаемым любопытством.

Рабал Кроухарт передвигался по болоту на выдолбленном бревне, которое оказалось настолько узким и неустойчивым, что Алаан думал, что дальше придется добираться вплавь, не преодолев и двухсот ярдов.

Алаан взгромоздился на нос «судна» и выпрямил больную ногу; все его пожитки в беспорядке лежали перед ним.

Жак снова исчез, и вороны наблюдали за продвижением путников по туманному болоту. Похоже, излишне любопытные птицы следовали за человеком, называвшим себя Кроухарт. И это обстоятельство привлекло внимание Алаана.

В то же время Рабал Кроухарт уходил от любых вопросов, обещая, что объяснит все, как только они доберутся до пункта назначения.

Из тумана возникло поросшее мхом дерево. Затем еще одно. Папоротники поднимались над водой, как фонтаны. Алаану стало казаться, что они плывут по затопленному лесу и совсем скоро увидят землю.

— Где мы? — спросил он.

— Пока что в Тихой Заводи, но в другой части. Болото сменилось затопленным лесом. В других местах все тоже по-другому.

— Так это разве не наводнение?

— Нет, лес такой постоянно. Деревья и все, что растет здесь, не будет расти где-либо еще. Воду можно без опасения пить. Да и змеи не встречаются: слишком открытая местность.

Алаан был вдвойне рад слышать такое. Те несколько фляг с водой, которые были припасены на острове, почти опустели.

Внезапно вдалеке в дымке что-то пошевелилось.

— Что это? — поинтересовался Алаан.

— Привидения, — спокойно ответил Кроухарт. — Ночью лес кишит ими. Как правило, я не отхожу от своего костра после захода солнца, однако сделал исключение, чтобы привести тебя.

— Но ведь привидения не причиняют вреда живым.

— Неужели? — отвечал Кроухарт, медленно отталкиваясь от дна шестом. — Не вред, что ли, напугать человека до остановки сердца? Хотя, возможно, ты храбрее меня. Смелее многих, кто навсегда исчезал в Тихой Заводи ночью.

— Я не настолько смел, — ответил Алаан, пытаясь приподняться, чтобы уменьшить боль в ноге. — Но мне доводилось встречать призраков.

Внезапно ногу Алаана начала дергать жуткая боль, словно кто-то взял кузнечный молот и стал бить по ране — снова и снова. Разговаривать стало невозможно. Юноша смог лишь обхватить себя руками на узком носу крошечной лодки и молча переносить страдания.

Открыв глаза, Алаан увидел окутанных маревом бледных людей. Печальные и отчаявшиеся, они провожали взглядом лодку. Создания, навсегда затерявшиеся в этом месте.

Призраки, — решил Алаан.

Он снова закрыл глаза. Существуя в собственном мире агонии и полубреда, юноша потерял счет времени, и единственной точкой отсчета была пульсирующая боль, похожая на стук метронома.

Когда лодка коснулась берега, Алаана пришлось выносить. Он лежал на влажной земле — не в силах подняться, не в силах вздохнуть, не зная, как долго это продолжалось. Час? Минуту?..

Кроухарт помог ему встать. Алаан, хромая, передвигался с посохом в руках. Без посторонней помощи он не прошел бы и ярда, даже не прополз бы на животе.

Они прошли сквозь отверстие в каменной стене, изъеденной туманами и временем. Посреди жухлой травы и щебня камня виднелись остатки других сооружений. Между двумя невысокими стенами, едва ли выше Алаана, была надстроена деревянная крыша. Моросящий дождик не проникал сюда, и в глубине навеса был восстановлен очаг.

Наспех переделанный дымоход поднимался выше уровня крыши и исчезал в тумане. В этом месте Кроухарт развел костер и стал варить разные загадочные травы в отдельных горшках. Под крышей начали распространяться запахи, прогоняя сырость.

— Что ты делаешь? — превозмогая боль, спросил Алаан.

— Семена кровавой лилии значительно облегчат боль. Ты уже принял отвар ивовой коры от лихорадки, но позволь мне также приготовить припарки из горькой лантерны, поскольку они дезинфицируют рану и способствуют заживлению.

Алаану было все равно, что принимать, лишь бы избавиться от боли. Он полулежал на неожиданно чистом постельном белье, прислонившись к стене. Вороны то и дело влетали под крышу однако сразу садились на одну балку, а если они отваживались сменить место, Рабал словом или жестом отсылал их обратно на насест.

Кроухарт сначала стал потчевать гостя густой массой из семян кровавой лилии.

— Отвар снимает незначительные боли, но в твоем случае, как мне кажется, все гораздо серьезнее.

При свете костра Алаан смог наконец рассмотреть незнакомца. Казалось, его круглое лицо вот-вот скроется за буйной порослью черной бороды и волос. На мгновение Алаану представилось, что лицо Кроухарта исчезло, что вызвало у путешественника улыбку; только тогда он понял, что боль значительно ослабела, хотя и не прекратилась совсем.

Непонятное ощущение. Боль еще была здесь, но словно затерялась в глубинах сознания, будто голос — настолько далекий, что не стоило больше обращать на него внимания.

— Что ж, благородный цветок, — произнес Алаан, чувствуя, как во всем теле расслабляются мышцы.

— Нам нужно сделать еще кое-что, иначе ты просто умрешь без боли. Рана сильно заражена, — объяснил Кроухарт, осматривая ногу Алаана.

Он ждал, пока начнет действовать кровавая лилия, прежде чем развязать бинт.

Рабал сделал примочку и приложил ее к ране. Затем повязал чистый бинт, а старый бросил в котел для дезинфекции. Через час Алаан уже мог есть, хотя его голова еще не была ясной, — словно часть тумана каким-то образом пробралась из этого бесконечно таинственного места к нему в мозг, обволакивая мысли.

Кроухарт приготовил блюдо, в котором, по-видимому, не было мяса, зато имелись неизвестные Алаану овощи. У еды оказался приятный, хотя и терпкий вкус.

Закончив с пищей, Кроухарт вышел из-под навеса и посмотрел на небо.

Широко шагая, он вскоре вернулся к Алаану и сообщил:

— Думаю, сейчас можно увидеть немного лунного света. Сумеешь пройти с моей помощью?

— Наверное, да, — неохотно ответил Алаан, — если это необходимо. Хотя в моих краях лунный свет не является такой падкостью, чтобы, выбиваясь из сил, идти смотреть на него.

Эта реплика заставила Кроухарта улыбнуться.

— Лунный свет нам нужен, чтобы рассмотреть предмет, который я хочу тебе показать.

— А нельзя просто сказать мне, что это?

— Если бы я знал…

Рабал поднял Алаана крепкими мозолистыми руками.

Опираясь на посох и на Кроухарта, юноша вышел из укрытия, удивляясь, насколько прохладным кажется воздух после нагретой от костра постели.

Спутники прошли через лабиринт низких стен, отмеченных временем. Алаан пожалел всех, кто мог обитать в этом промозглом и страшно неуютном месте.

— Что ты говорил о том, будто я потомок ребенка Уирра?

— Сына Уирра, — ответил бородач. — Потомок Саинфа, если быть точным. Только Саинф мог путешествовать в неведомые земли. После того как великого волшебника убил его же брат, единственными людьми, способными попасть сюда, стали бывшие попутчики и компаньоны Саинфа, однако и у тех способность находить неведомые земли была значительно слабее, чем у их хозяина. Кроме немногих избранных, которые все, наверное, уже умерли, малая часть потомков Саинфа в состоянии найти непройденные тропы. Я один из них, насколько мне известно. — Кроухарт внимательно посмотрел на Алаана. — Но ты… ты не настолько стар, чтобы быть спутником Саинфа, поэтому, очевидно, происходишь от великого путешественника и в некотором роде являешься мне родственником.

Алаан промолчал, только скрипнул зубами и поковылял дальше. Семена кровавой лилии затушили большую часть боли, пока он лежал спокойно. Однако стоило встать, как боль возвратилась.

Они подошли к истертой лестнице, ступеньки которой сильно пострадали от дождя и ветра. Алаан настоял на небольшом отдыхе.

— Здесь недалеко, — успокаивал Кроухарт, вглядываясь в подернутое дымкой небо.

Почти полная луна рассеянно плыла сквозь туман. Плоские светящиеся облака, подгоняемые сильным ветром, затеняли ночное светило, как рваные листки бумаги.

Боль утихла, и Алаан кивнул незнакомцу, который с готовностью помог ему подняться. Идти по ступенькам было тяжело, и каждая неровность отзывалась в ноге юноши. К счастью, Кроухарт был очень силен, и Алаан мог всем весом опираться на него.

Пока они поднимались по лестнице, туман рассеивался. Вскоре появились звезды, а туман остался лишь в виде ореола вокруг луны.

Компаньоны поднялись наверх. Перед ними лежали Тихая Заводь и клубы тумана, словно залитые лунным светом снежные сугробы. Кроухарт провел Алаана сквозь арку в древней стене. Лунный свет проникал туда, где раньше находилась, по-видимому, какая-то комната. Каменный пол потрескался и осел; кое-где наружу пробивались корни деревьев. В центре разрушенного пола была установлена каменная плита, окруженная серыми валунами. Она имела почти правильную квадратную форму и высоту в два человеческих роста.

Кроухарт подвел Алаана к краю плиты.

— Похоже на графит, — предположил Алаан.

— Да… хотя вряд ли. Впрочем, смотри, какой эффект создает лунный свет.

Кроухарт усадил путешественника на крошащийся от времени камень, стоявший у основания плиты, подобно скамейке. Алаан сидел, закрыв глаза от боли, и тихо ругался.

Кроухарт стоял рядом, наблюдая за луной, скрывшейся за тонким облаком.

— Вот, — воскликнул бородач, — сейчас выйдет луна!..

Как и сказал Рабал, вскоре сквозь облако пробился слабый свет, и над темным каменным квадратом собрался туман. Казалось, он льнул к камню, не выходя за его границы, но вскоре туман рассеялся, словно выжженный прохладным светом луны.

— Видишь? Вон там, — прошептал Кроухарт, показывая толстым пальцем.

Алаан ничего не видел. И вдруг…

— Человек?

Вскоре образ стал виден совсем четко. Какой-то мужчина сидел у постели, на которой под белыми покрывалами лежал еще один, с лицом белым как снег.

— Я уже видел эту сцену, — шепотом сказал Кроухарт. — Много раз. Молодой человек мертв. Старший скорбит о нем. Смотри.

Из глаз мужчины покатились слезы, которые, упав на покрывала, замерзали и превращались не в лед, а в сверкающие камни. Много слез проронил человек, и все они превратились в россыпь алмазов.

— Камни печали, — произнес Алаан.

Кроухарт обернулся.

— Это старинная история, — тихо объяснил Алаан. — Когда волшебник Эйлин горевал о смерти своего единственного сына, его слезы превращались в драгоценные камни. Но камни были заколдованы и несли в себе отцовское горе, так что любого, кто шел их, охватывали скорбь и меланхолия. Многие стремились завладеть этими камнями из-за их невиданной красоты, однако алмазы несли несчастье. Надеюсь, ты не нашел их здесь?

Кроухарт покачал головой.

— Нет, только этот черный камень, рождающий странные образы.

Луна скрылась за облаком, и над камнем вновь сгустилась дымка. Невольным компаньонам не пришлось долго ждать, поскольку облачко было маленьким, и луна вскоре вернулась.

На сей раз, когда дымка рассеялась, они увидели лодку, плывущую сквозь туман. Луна снова зашла за облако, и Алаан не смог рассмотреть, кто сидел в лодке.

— И это я тоже видел, — сказал Кроухарт. — На носу лодки сидит женщина, одетая как мужчина. Она держит меч таким манером, словно родилась с ним в руках. Я не представляю, кто эти люди и что все это могло бы значить.

— Одетая как мужчина? — переспросил Алаан. — Ты уверен?

— Да, мрачная и красивая.

Прошло много времени, пока луна не появилась снова, и на этот раз туман рассеялся не сразу. Наконец Алаан увидел огромного человека, несущего большой меч. Воин брел по колено в воде.

Алаан наклонился вперед.

— А ведь это, похоже, Слайтхенд… — протянул он.

— Кто? — не понял Рабал.

— Знаменитый воин, живший, впрочем, очень давно, — объяснил Алаан. — Согласно легендам, он сопровождал Саинфа в путешествиях.

Глаза Кроухарта сузились, он пристально посмотрел на Алаана, и глубокая морщина прорезала лоб.

— Если этот воин жил давным-давно, то как ты смог узнать его?

Алаан пожал плечами.

— Его трудно не узнать: двуручный меч, человек размером с амбар…

Он повернулся к камню, чтобы не видеть испытывающего взгляда бородача.

Великан исчез, и на его месте появились всадники в черном, проносящиеся над землей, как тени.

Хаффид! — подумал путешественник, однако когда всадники приблизились, он понял, что ошибся.

— Слуги Смерти, — прошептал юноша. — Посмотри на них. Они рыщут в поисках жертв — которыми мы все станем в свое время.

Большое облако закрыло луну, и Алаан снова сел на камень. Кроухарт, мрачнее тучи, опустился рядом.

— Однажды я видел здесь и тебя, — произнес он. — Или мне только показалось, поскольку образ был далеко. И все-таки, думаю, это был именно ты: странно одетый, с луком, преследуемый людьми в маскарадных костюмах.

Кроухарт посмотрел на небо.

— Мы вряд ли увидим сегодня что-либо еще. Только несколько ночей в месяц луна бывает достаточно полной, чтобы рождать образы. Однако даже тогда она часто скрывается за облаками, так что лишь несколько раз в год здесь можно что-либо заметить. Нам повезло. А что тебе известно об Эйлине?

— Мало. Он жил так давно…

На плиту с грохотом упал камень.

Кроухарт встал и на мгновение замер.

— Они нас нашли, — прошептал он.

Взяв у Алаана фаэльский лук и колчан, бородач сказал:

— Подожди здесь.

С этими словами Кроухарт направился к проему в стене, оставив Алаана у черного камня.

Охваченный страхом, Алаан с трудом поднялся на ноги, повернулся, чтобы посмотреть, куда пошел его напарник, и споткнулся. Он выставил руки, чтобы встретить землю, но упал сквозь нее в темноту.