Ничего не прощающий, ни в чем не уступающий правовой фанатизм оставался жестоким и в том случае, когда преступник умер. Холодный принцип возмездия, или, другими словами, национализированной мести, вымещал злобу и на трупе. Когда Карл II вернулся в Англию и занял место на отцовском троне, Кромвель и многие его соратники уже спали вечным сном под мраморными плитами Вестминстерского аббатства. Но даже трупы их не могли остаться ненаказанными. 30 января 1661 года, в годовщину казни Карла I, гробы с телами Кромвеля и двух его соратников были извлечены из места почетного захоронения и перенесены в Тайберн, где на эшафоте умирали обычные преступники. Там три трупа были повешены, до позднего вечера они оставались на виселице, потом у всех трех трупов отрубили головы и закопали их под виселицей. Редкое зрелище собрало огромное количество зрителей; знатные лондонские дамы считали своей обязанностью поехать в Тайберн и загрузить свою память "интересным зрелищем". Какие нервы должны были быть у этих дам! Мемуарист Пепис с присущей ему сухостью описывает события, которые произошли 30 января: побывал на проповеди, получил письмо от старшего брата, затем посетил леди Бэттент. Та как раз вернулась с женой Пеписа из Тайберна, куда они выезжали, чтобы посмотреть на три повешенных трупа. Об этой поездке он говорил без всяких комментариев, как об обычном деле.
Для формализма старого права характерно, что и в отношении трупа преступника процесс проводился с соблюдением всех процессуальных норм. Разница была лишь в том, что к трупу назначался попечитель, который играл роль адвоката, ибо труп, как известно, не в состоянии говорить и защищать себя. Так поступали в случаях самоубийства, как это показано в интересном фрагменте из судейского протокола от 1725 года:
"Уголовный процесс, возбужденный королевским прокурором Фонтэн де Нонн против Жака де ла Порта, чиновника суда Марселя, как назначенного попечителя трупа Шарля Айона. В ходе процесса было доказано, что вышеупомянутый Шарль Айон, проживавший в Шосси, добровольно и злонамеренно убил себя таким образом, что связал себе ноги и бросился в реку, в которой и утонул. В наказание за это труп осуждается на то, чтобы быть пронесенным по улицам поселка Шосси на деревянной решетке лицом вниз в обнаженном виде" [338] .
Я не смог установить, по всем ли правилам был проведен процесс в отношении Кромвеля и его соратников, а вот документы процесса по обвинению трупа убийцы французского короля Генриха III и в наши дни хранятся без недочетов.
Были допрошены девять свидетелей, все они под присягой показали то, что и без них было всем известно: заговорщик Жак Клеман заколол короля, после чего был убит ворвавшимися телохранителями и придворными. Приговор был составлен от имени наследника короля, Генриха IV, и после обычного вступления гласил:
"Его Величество по предложению судейского совета приказал и приказывает вышеупомянутый труп вышеупомянутого Клемана четырьмя лошадьми разорвать на четыре части, после чего сжечь их, а пепел высыпать в реку, дабы окончательно уничтожить даже память о нем. Дата: Сент-Клод, 2 августа 1589 года. Подпись: Генрих. Примечание:
Приговор приведен в исполнение там же и в тот же день".
Таким четвертованием наказывали королевских убийц. Генрих IV не мог даже подозревать, что он сам тоже будет убит кинжалом заговорщика, а его убийца, Равальяк, живым повторит то, что досталось мертвому Клеману.
Менее трагично, если закон вымещает свою жажду мести на безжизненных предметах.
8 апреля 1498 года во Флоренции взбунтовавшаяся против Савонаролы толпа бросилась на штурм монастыря Сан Марко. Один из сторонников великого монаха ударил в колокола. По этому сигналу монастырский народ начал сопротивление, какое-то время отбивал натиск толпы, но потом толпа победила. Остальное нам известно. Но не многие знают, что смерть Савонаролы на костре не утолила жажды мести победителей. Колокол тоже должен был быть наказан. Летом того же года муниципалитет осудил его. Колокол был снят с башни, на ослиной упряжке его провезли по городу, а палач в это время бил его плетью, как это делали палачи Ксеркса с Геллеспонтусом.
Эти несколько примеров я привел для того, чтобы через дебри старого права вывести читателей на тропу, которая ведет к самым странным, самым гротескным институтам средневекового права: так называемым процессам животных.