В комнате, где уютно устроился Хранитель архивов Старой ратуши, было тепло, как летом на лугу. А вот в огромном гулком зале, где пришлось дожидаться, пока Хранитель вернется с ключом от Зала Витражей – не очень. И вдобавок ожидание оказалось сверх меры долгим. То ли посетители по зимнему времени настолько редко баловали архив своим присутствием, что местонахождение ключа позабылось за давностью, то ли Хранитель на старости лет обеспамятел и вовсе и не мог припомнить, где искомый ключ запрятан… во всяком случае, ключ запропастился надежно. А знобкую прохладу и искать нужды не было – холодок расположился в зале так основательно, будто это и есть его исконное жилье.

– Вот почему, – произнес Лерметт, вновь натягивая сброшенные было перчатки, – я и не люблю зимой большие залы. Вечно в них пальцы зябнут.

– Привереда, – улыбнулась Илери.

Лерметт обернулся, чтобы улыбнуться ей в ответ, и мир незамедлительно взорвался сияющим хмельным многоцветьем – потому что вот эта женщина в зеленом эльфийском плаще и найлисской шапочкебриолете с маленькой изумрудной «слезкой» – его жена… может, когданибудь он и привыкнет к этой мысли – лет этак через тысячу, и никак не раньше – а сейчас он простонапросто пьян от одного даже вида Илери… пьян – и одновременно трезв и ясен, как никогда в жизни – потому что счастлив…

– Ну, не всем же быть эльфами, – усмехнулся Лерметт, когда дыхание вернулось к нему. – Мы, люди, создания хрупкие. А если честно – ты права. Всетаки Найлисс – не Риада. Вот к ее строительству никакие гномы касательства не имели. Здесь даже самой лютой зимой и в самом бедном доме тепло – а там за королевским столом вино в бокалах замерзало.

– Быть того не может! – удивилась Шеррин, памятуя о мягких адейнских зимах.

Эннеари обернулся к ней – и Лерметт получил отличную возможность полюбоваться, как он сам выглядел какоето мгновение тому назад. Со дня венчания Арьен и вообще светился тихим ласковым светом – а уж при взгляде на свою жену, пусть даже и мимолетном, эльф рассиялся, словно магический светильник – хоть абажур на него надевай! Вот интересно, подумалось Лерметту – неужели у меня такая же беззащитная улыбка?

– Еще как может, – возразил Илмерран, неспособный поступиться истиной даже ради прекрасных глаз прекрасной дамы. Гном, что с него взять. – Каждую зиму замерзало.

– А теперь не замерзает? – поинтересовался Лоайре.

– Нет, конечно, – фыркнул Лерметт.

– Но… – растерялся Лоайре. – Зимы ведь теплее не стали…

– Не стали, – покладисто согласился Лерметт. – Но вино в большом трапезном зале Риадского дворца дольше не замерзает.

– Потому что зимой там никто не бывает, – разъяснил Илмерран.

– Только на зимний солнцеворот, – ввернул Алани.

– Ну, ты и сказал! – возмутился Лерметт. – Да разве в ночь солнцеворота можно торчать во дворце ?!

– Действительно, студент, – заметил Илмерран. – В этих словах наблюдается прискорбное отсутствие точности. Похоже, долгая отлучка из университета пагубно на тебе сказалась.

– Скорей уж на мне пагубно сказалось мое в нем присутствие, – вздохнул Алани. – Сдавать экзамены – это да, к этому я привык… а вот сдавать такие экзамены, где окончательный росчерк холодной сталью делают, я определенно не готов.

– Это тебе только кажется, – усмехнулся Лерметт.

– Студенту перед экзаменом всегда кажется, что он не готов, – снисходительно пояснил Илмерран. – Иначе он не студент.

– Да ведь на такой экзамен и шпаргалку не протащишь, – приуныл Алани. – И толку от нее все равно никакого.

– Ну, если ты и это уже усвоил, – усмехнулся Илмерран, – значит, ты готов. Это я тебе как гном говорю. И как доктор наук.

Маленькая дверца под лестницей неторопливо приотворилась. Седоволосый Хранитель архивов тщательно закрыл ее за собой и с той же степенной, сводящей с ума неспешностью направился через весь зал к королю.

– Пока он сюда доплетется, ты из лука добрых три десятка уложишь, – шепнул Лерметт Эннеари на ухо. Эльф только хмыкнул.

– Как изволит видеть ваше величество, ключ нашелся, – сообщил Хранитель, предъявляя на вытянутых руках истинное чудовище из старинной черной бронзы. При взгляде на огромный тяжеленный ключ, так обильно изукрашенный завитушками и загогулинами, что не сразу и разберешь, какой стороной его вставляют в замок, делалось окончательно уже непонятно, как этакая громадина могла затеряться.

Эльфы жадно вглядывались в пресловутый ключ, слегка вытянув шеи и даже, кажется, чуть привстав на цыпочки. Такого они точно никогда еще не видели!

– Вашему величеству сюда. – Хранитель начал было делать правой рукой указующий жест в сторону лестницы, но прервался – как раз вовремя, чтобы подхватить ключ, едва не выпавший из левой. – Дозвольте сопроводить…

Теперь он держал ключ обеими руками. Разумная предосторожность.

– Пожалуй, мы сопроводимся сами, – ответил Лерметт, прикинув, что в сопровождении Хранителя до нужного зала они доберутся разве что примерно этак послезавтра. – Не стоит утруждаться.

Поначалу Хранитель засопел несколько обиженно – но едва Лерметт забрал ключ из его рук, обида сменилась явным облегчением.

Подъем по лестнице оказался несколько более долгим, чем Лерметту помнилось, и куда более скучным – в основном потому, что окажись он здесь вдвоем с Илери, они бы непременно воспользовались случаем целоваться на каждой ступеньке… что сделало бы пусть наверх куда длиннее, но несравненно интереснее.

Замочная скважина в массивной двери Зала Витражей была под стать ключу – от окна она отличалась разве что отсутствием подоконника. А над дверью красовался округлый резной медальон, из которого на гостей смотрело невероятно живое женское лицо. Давний резчик постарался на славу.

– Кто это? – потрясенно вымолвил Лоайре. – Такое лицо выдумать невозможно. Наверняка это портрет!

– Ты прав, – пресерьезно кивнул Лерметт.

– Красавица какая! – восхищенно выдохнула Шеррин.

– Чудесное лицо, – молвила Илери.

– И необычное, – добавил Арьен. – Линия скул и подбородок совсем как у госпожи Мерани, явно гномские – а вот очертания бровей и разрез глаз точно наши, эльфийские.

– На человеческом лице это так выглядит, – завороженно добавил вечный молчун Ниест, – глаз не оторвать, так бы и смотрел. В жизни ничего подобного не видел!

– Это потому что ты дальше Найлисса не бывал, – улыбнулся Лерметт. – В Риаде такие лица вовсе не редкость. Риада – город старый… очень старый. Там столько кровей смешаться успело – вы и не поверите. Для Риады это как раз лицо обычное – вот история о его обладательнице рассказывается действительно не совсем обыкновенная.

– И наверняка связанная с тем, для чего мы сюда пришли, – увлеченно высказал догадку Лоайре под одобрительный взгляд Илмеррана.

– Конечно, – улыбнулся Лерметт.

– Расскажи! – воскликнул Эннеари. – Ты ведь обещал все рассказать по порядку.

– Именно что по порядку, – усмехнулся Лерметт. – Иначе вы просто не до конца поймете то, что увидите в Зале Витражей.

– Значит, это история из времен короля Илента, – вновь блеснул догадкой Лоайре.

– Более того – военных времен… и довольно забавная – насколько может быть забавной история, случившаяся во время войны. Это ведь время не только тревоги, а еще и лишений. Особенно для женщин. Они ведь любят красиво приодеться.

При этих словах облаченная в переливчатый нарретталь под цвет глаз Шеррин вспыхнула и приотвернулась.

– А когда нужно всеобщее ополчение снарядить, тут уж не до нарядов. – Лерметт сделал вид, что тактаки ничего и не заметил. – Что уж там говорить об украшениях! Золотые, серебряные, медные пуговицы – и те в дело. Никакой роскоши – все для победы. А за наряд ценой больше… ну, неважно, вы тогдашних денег не знаете, вам это ничего не скажет… одним словом, за платье чуть подороже, чем у нищенки – штраф, и немалый. А только для настоящей женщины это не помеха.

– Могу себе представить, – усмехнулась Наэле.

– Не можешь, – заверил ее Лерметт. – Ты ведь не помнишь времени, когда кружева плелись узенькими лентами, а других не было и вовсе. Это теперь кружева бывают всякие. А тогда народ просто обмер. Представь себе – все ходят едва ли не в лохмотьях, и вдруг дочь ткача Рейста выходит на улицу в такой невиданной кружевной накидке, что просто ума помраченье! Стражато ее остановила – а только Рейста живо доказала, что ни в чем закон не нарушила. Нитки для кружев обошлись ей в сущие гроши, а остальное так и вовсе за бесплатно, потому как своими руками. Ну, а если учесть, что начальник караула третьего дня как женился…

– О да! – выдохнул Арьен.

– Правильно понимаешь, – ухмыльнулся Лерметт. – Закон там или не закон, а радость всегда нужна, даже во время войны. Может, во время войны – особенно. Кружевное полотно любой ширины, любой формы – по тем годам редкость невиданная. Если Рейсте его заказывать, значит, и платить соответственно… и нарушать закон. Но Рейста выдумку свою не потаила. Как плести, какие узоры – все показала. Полугода не прошло, как вся Риада кружевом убралась. К тому времени Рейста уже новое придумала – шитое кружево, потом еще на челночках какихто… это же просто лихорадка кружевная началась. Тут уже все наперегонки придумывали. Не только Рейста. Но кружевную гильдию именно она возглавила.

– И по заслугам, – решительно кивнула Илери.

– Больше, чем ты думаешь, – ответил Лерметт. – Когда война окончилась, почти все женщины Риады кружево плели – представляешь, какая уйма кружева? И как на эту диковинку в других странах обзадорились? Особенно в Аффрали – там всегда жили широко. Да на эти кружевные деньги потом полстраны, считай, из руин подняли! Кружево тогда в такой цене стояло – вы просто не поверите.

– Так, получается, и Найлисс тоже… – начал было Эннеари.

– Нет, – отрезал Илмерран. – Не тоже. Но почти.

– А вот это, – улыбнулся Лерметт широко и сладко, – лучше не рассказывать, а показать.

Громадный бронзовый ключ, несмотря на свою более чем очевидную древность, вошел в замочную скважину легко и повернулся неслышно. Лерметт, подражая Хранителю, нарочито неторопливо распахнул тяжелую дверь.

– Прошу, – плутовски улыбнулся он улыбкой фокусника, за которой таится обещание невиданных еще чудес.

– Охх! – полуобморочно выдохнули эльфы в один голос.

Холодное зимнее солнце било прямо в огромное, почти во всю стену, окно, и витраж так и искрился радостью. Эттармское стекло не выцветает с годами – сколько бы ни было лет витражу, он был первозданно молод, как весенняя трава… как блистающая росой юная весенняя трава у стен толькотолько отстроенного Найлисса. Домов выше, чем в два этажа, не было еще и в помине, и их крыши едваедва виднелись изза стены – да и то, похоже, художник малость приврал для пущей достоверности, как это водится за художниками. Утро так и лучилось – сияли бороды почтенных гномов, нестерпимо полыхали доспехи людей, вернувшихся с войны домой – а между воинами и гномами стояли девушки… Лерметт не солгал – такие лица, как у Рейсты, в Риаде скорее правило, чем исключение, вот как их много… их очень много, этих девушек – настолько, что они могут удержать в руках туман, в котором бредут невысокие мужественные силуэты…

– Я знаю, что это такое! – вырвалось внезапно у Лоайре. – Это же в Арамейле! Барельеф такой, с историей гномьего народа… и занавес!

– Всем городом, наверное, плели, – молвил Лерметт. – Не знаю, как иначе можно сплести кружево размером со стену университета – да еще чтобы узор получился в точности, один к одному, как на барельефе.

– Совершенно в точности как на барельефе, – подтвердил Илмерран. – Никогда еще нашему народу не оказывали такого уважения… и притом какая искусная работа!

– Я слышала про этот занавес, – тихо сказала Илери, – но никогда не задумывалась – а сколько же ему лет.

– Много. Больше шести веков. – Невозмутимый с виду Илмерран был на самом деле настолько взволнован, что позабыл точную дату – чего, впрочем, никто не заметил. – Но на такой дар никаких заклятий нетленности не жаль. Лучшие маги Арамейля начитывали – грех было бы попортить такую работу.

– Занавес этот и теперь в Арамейле висит, – звонким, как у ребенка, полушепотом, сообщил Алани. – Красота неслыханная. Никакому художнику никакой витраж так не сработать. И вся история гномов на нем, как на том барельефе… чудо, что за красота!

Вот насчет красоты у Лерметта было в эту минуту свое, совершенно особое мнение. Похожий на туман исторический занавес, сработанный лучшими кружевницами Риады, действительно прекрасен. Да и витраж, пронизанный солнцем, сказочно красив – разве кто спорит? Но только и занавес, и витраж Лерметт уже видел, и не единожды – а вот лица своей жены, озаренного отблесками полыхающего всеми цветами радости витража… таким он лица Илери еще не видел – и это лицо было настолько прекрасным и настолько желанным, что его было просто настоятельно необходимо поцеловать как можно скорее… и как можно дольше… Лерметт, даром что воин, покуда не умел задерживать дыхание на столь же долгий срок, как эльфы, но надежды научиться не терял… за годы предстоящей ему семейной жизни он всенепременно научится, иначе и быть не может…

Он уже не видел, как Эннеари, побледнев, склонил голову навстречу лицу Шеррин и прильнул к нему губами… как нежно Лэккеан поцеловал неумелую улыбку риэрнской фрейлины… как Алани, трепеща от страха и шалея от собственной неожиданной храбрости, опустил ладони на плечи Наэле и расцеловал ее так решительно и крепко, словно от этого зависела судьба мироздания…

– Ну, студент! – ехидно заметил Илмерран, ни к кому в особенности не обращаясь. – А говорил – не готов, не готов…

Когда Хранитель архивов, шаркая теплыми меховыми туфлями, поднялся в Зал Витражей, чтобы навести в нем порядок после ухода его величества – ведь не может же король так долго торчать в ратуше, пусть даже и вместе со своими гостями! – то первым же делом наткнулся прямо посреди зала на новое изваяние. И когда только его успели привезти и установить – да так, что он, Хранитель, ничегошеньки об этом не знает? Не иначе, вчера, когда ратуша оставалась под присмотром старшего архивариуса Коренна… вот так всегда! Вечно этот неисправимый мальчишка обо всем забывает – а ведь архивное дело, оно обстоятельности требует и полнейшего внимания. А результат? Наверняка ведь на статуях со вчерашнего дня успела пыль осесть… а что, если его величество так пыльную статую гостям и показывал? Срамто, срам какой неслыханный!

Кряхтя и жалуясь вполголоса на ветрогона Коренна, Хранитель достал изза пояса перьевую метелочку и принялся обметать изображение эльфа, обнимающего девушку. Внезапно, к вящему потрясению Хранителя, изваяние вздрогнуло, выдало икнувшему от ужаса старику здоровенного щелчка в лоб и вновь замерло в прежнем положении.

Хранитель архивов испуганно протер глаза, напряг свое утомленное старинными рукописями зрение – и тут только понял, как же он ошибся. Никаких новых статуй в Зале Витражей и в помине не было. Замершие пары были не каменными, а живыми, и парочек этих… ох, безобразие какое! Вот она, нынешняя молодежь!

Его величество целовал ее новообвенчанное величество – крепко целовал, прямотаки покоролевски. Высокий эльф целовал заезжую принцессу. Еще какойто эльф – совершенно постороннюю девицу. И даже нахальный юнец в одеянии королевского пажа умудрился прийтись по душе какойто эльфийке. Все прочие эльфийские юноши и девушки, хотя и рассматривали с преувеличенным вниманием витраж, но вид имели такой, словно и они вотвот…

Один только гном Илмерран – ну, хвала всем Богам, хоть ктото нашелся здравомыслящий! – явно не собирался целоваться ни с кем. Его Всезнайство преспокойно сидел в уголке, запустив руки в бороду, и с меланхоличным одобрением созерцал происходящее.

Хранитель архивов открыл было рот, чтобы указать на вопиющую непристойность подобного поведения – но взамен отчегото негромко вздохнул, сочувственно поглядел на Илмеррана, развернулся неслышно и вышел, позабыв закрыть дверь.