Как большинство представителей вида мутантов, произошедших от кошек, Вейст не любила воду. Поэтому не поскупилась выбрать гостиничный номер с магнитным вибродушем. Вертикальные потоки тёплого ароматизированного воздуха заканчивали сдувать с её высокого стройного организма дорожную пыль и частицы засохшего пота, отделённые от кожи и шерсти переменными магнитными полям, самка прикрыла большие зелёные глаза, наслаждаясь приятной вибрацией, проходящёй волнами от хвоста до кончиков треугольных ушей. Когда широкие кольца кабинки поднялись вверх, Вейст грациозно поставила на пол ножку с подстриженными когтями, и, покачивая бёдрами, пошла к дивану. Желтовато-серая короткая шерсть, покрывающая её обнажённое тело, после процедур была пушистой, самка устроилась на тёмно-синем, с зелёными цветами, диванчике и начала покрывать её специальным маслом, приглаживая каждый становившийся блестящим волосок. Несмотря на род своей деятельности, кошка всегда уделяла внимание внешнему виду, и не много нашлось бы таких специалистов, кто мог при встрече понять, что Вейст далеко уже не юна.

Выстриженные на предплечьях узоры практически заросли. Как она завидовала людям и мутантам, обладающим голой кожей! Вейст с юности питала страсть к украшению своего тела, но способов облагородить шерстяную шкуру маммолоида было не так уж много. Татуировки было не видно, какое-нибудь узорное клёймо могло получиться слишком уродливым. А если полностью обстричь кошечье тело… Была у неё одна подруга-сфинкс. Без одежды она представляла собой далеко не эстетичное зрелище.

Интересно, зачем она понадобилась другу Хуоджина, тем более эсэсбешнику? Настораживали её такие контакты. Но не откажешь же коллеге по «Огненной стреле». Тем более единственному, кому в этой загнивающей конторке она по-настоящему доверяет. Лишь бы не предложил уныние, наподобие того, которым она занимается сейчас.

После ухода за телом, самка расчесала и немного взъерошила свои короткие, соломенного цвета волосы на кошачьей голове, создавая эффект небрежной причёски. Ей нравилось, что ускоренная эволюция добавила ей, как и многим другим видам, это бесполезное для маммолоида, но крайне интересное человеческое качество — не выпадающую в процессе линьки шерсть на макушке. Пришла очередь снятого пред душем пирсинга. Вейст взяла аккуратно разложенные на журнальном столике рядом с небольшим дорожным проектором колечки с серебряными шариками, и прикрепила их к своим двум небольшим грудям. Ещё четыре украсили рудиментарные соски на животе. Ох ты, чуть не забыла про седьмой, на самом интересном месте! В этот момент мелодично запищал звонок.

Когтистая рука потянулась к халату, но замерла на полпути. Прикрыться или нет? Тигр обещал ей знакомство с молодым одиноким офицером. Если он будет выглядеть, по крайней мере, не хуже самого Хуоджина, может получиться внести разнообразие в личную жизнь, превратившуюся в рутинную череду ночей, проводимых с такими же никому не нужными товарищами из агентства по предоставлению услуг наёмников. Обнажённая Вейст изящно вытянулась вдоль дивана, положив ногу на ногу и руку на его спинку, а другой включила камеру и ответила на вызов.

Ой, фу! Появившаяся над столиком уменьшенная голограмма её разочаровала. Рептилоид! Маленький, с вытянутой зелёной рожей! Мерцающий эсэсбешник в чёрной жилетке с важным видом сидел за столом, сцепив перед собой чешуйчатые пальцы. Ну, спасибо, боевой товарищ! Ещё бы с арахнидом познакомиться предложил! Оставалось лишь наслаждаться произведённым ею эффектом. Желтые глазки ящерицы смешно забегали по колечкам её пирсинга, при этом офицер как мог, старался сохранять невозмутимое выражение лица.

— Приветствую, — сухо поздоровался зелёный карлик. — Ты, насколько мне известно, Вейст.

— Я, насколько мне известно, да, — саркастически усмехнулась она, дёрнув усами.

— Меня зовут капитан Арафаилов…

— «Капитан» это очень необычное имя, — перебила Вейст.

Зелёная голограмма вздохнула и посмотрела с укором. Да, да, я тебе зачем-то нужна! Так что сиди и терпи. Это вам обоим с тигром в отместку за неоправдавшиеся ожидания.

Эсэсбешник догадался снять эту глупую маску делового государева слуги. Откинувшись на стуле, он забарабанил когтями по столу и сказал:

— Ладно, давай без приличий. Мне нужна помощь. Цена вопроса — две тысячи.

— Какие уж тут приличия! — Вейст кивком указала на собственную грудь и уселась напротив камеры уже менее эротично. — Что же за помощь понадобилась сотруднику всемогущего ССБ? И откуда у тебя такие средства?

— Ты что! Нам очень хорошо платят, — делано возмутился капитан. — Друг рекомендовал тебя как специалиста с деликатным подходом…

— Хуоджин рекомендовал меня, потому что я по работе оказалась в твоём регионе, а самому ему сюда ехать лень. Капитан, если он обоим нам доверяет, давай и мы друг с другом говорить нормально!

— Мне нужна помощь, потому что я связался не с тем существом, и меня отстранило моё же собственное начальство. — Наконец-то Вейст услышала что-то важное. — Теперь у меня связаны руки, а мне нужно кое-что узнать вот об этом господине.

Капитан переслал файл, открыв его, кошка присвистнула. Там было изображение говорящего по микромобильнику у дорогой элашки главы одной из крупнейших корпораций Евразийского Союза.

— Ну, знаешь ли, меня к нему тем более близко не подпустят, — покачала головой самка.

— А и не надо к нему подходить. Я тебе перешлю материалы, надо выяснить, насколько он связан с этими делами. При этом надо не попасться на глаза его людям. За мной уже несколько дней следит вот это рыло.

Офицер переслал ещё файл. Вейст поморщилась. Загрызите меня блохи, а это что за кибернетический вурдалак? В углу голограммы появилось изображение некоего выглядывающего из-за угла существа в тёмно-синем балахоне из длинных лоскутов. Из лохмотьев торчали какие-то трубки, а под капюшоном блестели огромные глазищи и сверкали длиннющие острые зубы. Не сразу получилось сообразить, что это глубоководный ихтиоид. Стоило хорошо подумать. Такие твари, работающие на корпорации шутить не будут. А с другой стороны… Вейст обречённо посмотрела на стоящий в углу чемодан с образцами гранат, с которым она ездила из города в город, пытаясь найти покупателя на продукцию молодой конторы по производству оружия.

— Смотри капитан, если не боишься потерять два куска кредитов, я в деле, — согласилась кошка.

— Отлично, сейчас все пришлю! Приятно было познакомиться!

Рептилоид отключился, предварительно ещё раз пробежавшись глазами по её телу. Вейст не сомневалась. А уж ей-то как! Ладно, Хуоджин, минула тебя страшная кошачья месть! Если уж мужика не смог найти для боевой подруги, то хотя бы работёнка поинтереснее подвернулась.

Когда Квирина привели в пыльный подвал, где располагались камеры предварительного заключения, Федотин первым делом сделал кадровые перестановки, а именно убрал оттуда бестолкового Глебушку. Орнитоид запротестовал, начал доказывать, что это его место, что он много лет успешно справлялся с обязанностями, чем вызвал ёрничающие смешки у сопровождавшей Эреба опергруппы. Пришлось подполковнику идти на хитрость: он пообещал, что удода переведут в помощники к аналитикам Отдела Координации, и что Глеб будет работать бок обок с лейтенантом Стрелец. При упоминании о сексапильной бельчихе удод замолк, радостно выпучив птичьи глазки. А на его голове предательски приподнялся чёрно-белый хохолок.

Квирина посадили в дальнюю камеру. Подальше от других заключённых, которые, к удивлению Артёма Марковича, вообще были. С одним-то было понятно: наёмника-канцеродида здесь держал Арафаилов, наверняка безуспешно пытаясь расколоть. А вот что это за мускулистый самец жабы сидел с раком по соседству, оставалось загадкой. При появлении Федотина он забасил, утверждая, что ни в чём не виновен, и требуя выпустить его. «Кто тебя посадил, тот пусть и выпускает» — отрезал подполковник и на дальнейшие жалобы отвечать не пожелал.

Вонища в помещении стояла страшная. Ракообразное источало смесь ароматов прелой рыбы и общественного туалета. В сие божественное амбре вплетался запах болотной сырости от амфибоида, постоянно поливавшего себя водой из ржавого краника в камере. Оставшись один, Квирин снял свои боевые сапоги, добавив новую нотку в эту вонючую симфонию, и улёгся на привинченную к стене деревянную лавку. Суровая солдатская жизнь приучила его находить возможности для отдыха в самых непригодных для оного условиях, и эта бетонная камера была довольно комфортабельным местом, по сравнению с теми, где ему доводилось бывать. Скрючившись в броневике корпорации «Красное Дао», в постоянном ожидании атаки гонконгских штурмовиков, выспаться было на порядок тяжелее. Заложив руки за голову с грязными седыми волосами, Эреб приготовился к одному из самых тяжёлых для человеческого существа испытанию — томительному ожиданию.

В этом месте, лишённом солнечного света, время текло всё медленнее и медленнее. Второй день был похож на первый, последующий на предыдущий. Под тусклым светом двух лампочек по коридору по очереди бродили новые охранники. В руках у каждого был автомат, лица закрывали чёрные маски. Несмотря на это в одном из них Квирин узнал чеченца, двоюродного брата Тарланова, второго опознать не получилось. Разговаривать с задержанными им было строжайше запрещено, все попытки обратиться к ним стражи игнорировали, демонстративно отворачивая голову.

Арафаилов вызывал Эреба на допросы по несколько раз в день. Квирин вёл себя со столичным капитаном, как деликатная любовница, не позволяющая мужчине от себя устать — раз за разом он повторял одни и те же бесполезные факты, понемногу, вскользь, добавляя новые интересные детали. Выкладывать всё сразу было нельзя, нужно было потихоньку убедить молодого офицера в своей исключительной полезности, от этого зависело, сколько ещё Квирин проживёт. К тому же с каждой новой беседой в красном свете комнаты для допросов Арафаилов всё больше терял осторожность. К примеру, упомянутые ненароком эксперименты над сознанием Шута позволили сделать Эребу далеко идущие предположения, озвучивать которые он пока не торопился.

Остальную массу свободного времени старый эсэсбешник тратил на упражнения с памятью, раз за разом восстанавливая картину его встречи в холле Управления и пытаясь отметить для себя новые лица и детали. А когда уставал от подобных реконструкций, развлекал себя беседой с другими задержанными, благо, что охранники не считали нужным этому препятствовать.

Но, удивительное дело, разговорить их поначалу оказалось не так-то просто.

— Эй! Наёмник! Или ты, несправедливо обиженный! — Раз за разом выкрикивал Артём Маркович, но в ответ звучала лишь тишина и звук шагов охранников.

— Чего ты там орёшь без дела? — наконец донеслось из пыльного полумрака.

— Почему без дела? Может, я хочу поговорить, поддержать товарищей по несчастью…

— Тебя хоть на допросы водят, там не наговорился? И потом, какой ты мне товарищ? Тебя весь город ищет, ты, террорист! — Амфибоид смешно окал, и потому грозное обвинение в его речи в его речи вызывало лишь улыбку.

— Ты хоть знаешь, кто это такой? Террорист стремиться сеять страх в обществе, Я стремлюсь к совершенно противоположному. Меня простому гражданину бояться незачем. А то, что ССБ меня испугалось, это значит я добился относительных успехов.

— А толку то от них? Со мной вместе здесь сидишь. Хочешь сказать меня они тоже бояться? Хрена! Взяли, налетели на улице, чуть не расстреляли, запихнули в отсек… А теперь не добьёшься ни у кого ничего…

— Не рогатый такой олень тебя взял-то? — предположил Эреб. — Он? Тогда всё ясно! Ты наверняка кому-то задолжал, так что жди, когда за тебя заплатят. Не ты первый, не ты последний…

Жаба в дальней камере разразилась потоками брани. «Точно! Вот что! Скоты парнокопытные!» Видимо, Эреб сумел объяснить ему ситуацию, хотя его теория была лишь следствием того, что он знал о старых делах майора Нуаре и покойного Министра.

— А чего будет, если за меня некому платить? — Голос амфибоида звучал уже более заинтересованно.

— В крематорий отсюда переедешь. Вот почему я и делаю то, что я делаю. Вот скажи, вот это справедливость?

— Да кому она нужна-то? Нет её! Просто обидно. Кому я мешал? Зарабатывал, как умел, кости ломал, свои подставлял. А они меня облапошили, закабалили. Даже умереть достойно не дали, решили здесь сгноить. Вот в таком продажном мире мы живём!

— А ты чего-нибудь менять-то пытался? — разговор для Эреба становился всё интереснее. — Здоровый, с характером, о чём ты думал всю жизнь? Кредитами карманы набить! Так же и к тебе отнеслись, как к средству их добычи. Это не мир плохой, это такие вот плохие ценности. У тебя, у того, кто тебя сюда посадил, у тех, кому ты должен. Богатство — вы сами из него сделали культ, отлили своего золотого тельца, а сами мычите, что мир вас заставил! Кредиты — вещи, кредиты — женщины, кредиты — достоинство, кредиты — сила, кредиты — свобода! Такие как ты на всё в жизни смотрят как на товар, а потом удивляются, почему их самих продали!

— А ради чего мне, по-твоему, надо было жить, старик? Ради идей глупых? Может быть ради спортивных принципов, стремлений к достижениям эфемерным? Я боролся за то, что можно потрогать…

— О, ты добился, чего хотел! Себя теперь можешь потрогать. Двумя руками за хер!

Тирада предназначалась не только амфибоиду. Эреб рассчитывал, что и наёмника его слова заденут и тот добавит что-то своё в эту развесёлую пустопорожнюю ругань. Но тот молчал как рыба, вернее сказать как рак. Лишь поворочался в своей камере, похрустел хитиновыми пластинами и затих. Квирин не видел, как серая жаба затопала по потрескавшемуся бетону своими армейскими ботинками, болтаясь из угла в угол и злобно раздувая горловые мешки у овальной головы. Хотелось что-то ответить этому наглому деду, но на ум приходили только лишь оскорбления. Однако в чём-то террорист открыл ему глаза. Валун даже полночи не спал, всё думал. На следующий день он решил продолжить разговор:

— Старик, а старик!

— Что случилось, жертва дикого капитализма? — с усмешкой ответил Эреб.

— Ты хочешь сказать, ты живешь ради справедливости?

— А мне ничего говорить и не надо…

— А что если другим твоя справедливость покажется совсем несправедливой? Кто будет решать, в чём она заключается?

— «Quis custodiet ipsos custodies», ты хочешь сказать? Кто будет сторожить самих сторожей? — Эреб сел на лавочке поближе к решёткам, подвернув ногу под колено. — Такие вопросы могут возникнуть, когда отдельные личности ставят своё благополучие выше идеи государственности. В древнем Риме интересы общества были неотделимы от интересов каждого отдельного гражданина. И понятие о справедливости было только одно — то, которое установлено законодательно. А держалась эта система на сильных людях, которые конечно умели её использовать в своих интересах, но при этом не стеснялись применять всю полноту своей власти. Они не боялись не миловать, ни карать. А разлад в обществе начинается, когда те, от кого зависит его целостность, вступают на путь компромисса. Это я про таких, как местный начальник. Когда нужно было перестрелять буквально дюжину наглеющих мерзавцев, он решил их использовать с выгодой для себя, чтобы они во главе с Эдбергом делали за него работу, которую он посчитал ниже чувства собственного достоинства. И так вместо одной личности, которую должны бояться, появилось в городе две. И понятий о справедливости стало соответственно два. А где два, там и три, и пять.

— А случилось это потому, — предположил Валун, — что у бандитов было чем поделиться. И какой бы благородный идеалист у власти не стоял, его всегда можно будет купить…

— Нет, если после этого к нему придет тот, кого нажива не интересует, и убьёт его за это! — провозгласил Квирин, гордо воздев подбородок.

— И это будешь ты, так? Ты будешь сторожить сторожей? Хо, хо! — засмеялся амфибоид. — Вот что кроется за всеми твоими «идеалами»: ты хочешь обладать самой высшей формой власти — властью страха. И я убивал, но на ринге, в честном поединке, воинов, сознательно на это идущих. А ты хочешь убивать всех кто с тобой не согласен. Ты хочешь, чтобы всё общество тебя боялось! Значит ты всё-таки террорист!

Артём Маркович был удивлён. Задумчиво почесал спину под пропахшей потом жилеткой. Надо так, проиграть интеллектуальную дуэль несчастному спортсмену, да ещё в разговоре на свою любимую тему! Валун ждал признания поражения:

— Ну скажи старик, я не прав?

Но тут в спор неожиданно вступил канцероид, про которого, честно сказать, оппоненты и вовсе забыли. Ракообразное высунуло свою острую розовую морду между решёток, так чтобы обоим было слышно его негромкий искусственный голос.

— Вы оба неправы. Вы оба лжёте, — констатировал он. — Лжёте друг другу. Лжёте себе. Ты не хочешь богатства. А ты не хочешь справедливости. Вы хотите доминировать. Доказывать себе, что вы лучше других. Победы на ринге лишь средство. Кредиты лишь средство. Положение в обществе лишь иллюзия. Цель всего этого — осознание превосходства над другими.

— Дааа? — протянул Эреб. — А ради чего тогда живёте вы, господин наёмник? Ты-то как раз ищешь, где подзаработать!

— Я ищу битву. Это моё средство доказывать превосходство. Это мой способ доминировать. Это высшая цель любого хищного существа.

Его монолог прервал вышедший из своей комнаты на обход охранник. Увидев прижавшегося к решётке канцероида, он окликнул второго, и они оба подбежали к камере ракообразного, подняв дула автоматов и требуя отойти к стене. Бронированная розовая туша медленно попятилась назад и утонула в полумраке.

— А что, достойная цель, не находишь, старик? — спросил Валун, когда суета улеглась.

— Да, — согласился Квирин. — Не такие уж мы все и разные.

Корпуса центральной больницы региона были похожи на витые стеклянные ракушки разного размера, выросшие посреди дубового парка. Их скопление обрамлял полукругом многоэтажный корпус стационара, стеклянной стеной возвышающийся на берегу реки. А в центре архитектурной композиции белело древнее отреставрированное здание администрации, построенное, как гласила голографическая табличка у входа, аж в середине девятнадцатого века. Трехэтажное, с двускатной крышей и декоративными полуколоннами во всю высоту, на фоне блестящего на солнце стеклянного великолепия, оно выглядело сущим анахронизмом, но делало парк более уютным.

Вейст, покачивая бёдрами в бежевых штанах с множеством карманов, вышла из центрально входа, повесив на плечо такую же бежевую куртку. Кошка направилась по петляющей между дубов дорожке к одной из ракушек, возле которой у неё была назначена встреча, одёргивая на ходу серую майку с узорами из чёрных тевтонских крестов. Соломенные волосы самки были на всякий случай уложены в две, заплетённые одна возле другой, косички на затылке. Встреча с именитым доктором не должна было закончиться дракой, но мало ли? На кронах деревьев суетились у своих гнёзд вороны. Зелёные глаза с тонкими полосками зрачков с интересом следили за перемещениями маленьких чёрных птиц. Вероятно, в Вейст в такие моменты просыпался древний инстинкт охотника. Так и хотелось повыше подпрыгнуть и вцепиться в один из этих каркающих комков с перьями. Только вот если она позволит себе придти на встречу с вороной в зубах, делу это вряд ли поможет.

Как и у многих сильных самцов мира сего, слабое место заказанного ей главы корпорации оказалось в самке. А если быть точнее, в дочери господина Хепру. Любопытная деталь оказалась в досье, присланном капитаном, а когда Вейст по своим каналам выяснила подробности, стало ещё любопытнее. После того, что Хепру-младшей пришлось пережить по вине отца, любая самка любого вида должна была быть на него озлоблена, а уж зная матриархальный уклад жизни инсектоидов… Нет, «благодарная» дочь наверняка воспользуется шансом насолить «любимому» папаше. И Вейст хотела на этом сыграть.

В солнечном скверике, удобно устроившись на краю лавочки, кошку ждала самка богомола, практически точная копия существа с голограмм, присланных эсэсбешником. Никаких половых различий определить было невозможно: те же оранжевые пластины с тигриными полосами, зазубренные жавлы, шипы на локтях и голенях. Хотя, приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что она была поменьше и потоньше отца, что для насекомых нетипично. Она была одета в некоторые детали кристально белой медицинской формы. На её плечах были каплеобразные пластиковые щитки, с обозначением ранга, ещё две такие пластины, прикреплённые к поясу с подручными медицинскими инструментами, прикрывали бёдра. Доктор носила небольшие шорты, на когтистые руки были натянуты полупрозрачные, доходящие до локтя перчатки с прорезью для шипов, ноги украшали трёхпалые подобия невысоких сапог.

Усаживаясь рядом, Вейст украдкой рассматривала правую сторону треугольной головы самки. По одному из больших фасетчатых глаз, ниже черного пятна, шли серые неровные полосы, похожие на следы от когтей. Это были протезы маленьких глазок, составляющих большой зрительный орган богомола, следы нападения мерзавцев, подосланных обезумевшим отцом. Госпожа Хепру заметила направление взгляда кошки и успокоила:

— Можете смотреть прямо. Это больница, здесь травмы — обычное дело.

Было удивительно слушать её хриплый голос с щелкающими согласными. Вейст протянула руку для приветствия.

— Как лучше к вам обращаться, — вежливо поинтересовалась кошка.

— Моё имя Гелиона. У меня немного времени между операциями, давайте проведём его с пользой. Что у вас ко мне за дело, касающееся моего отца?

— Мне жаль, что вам пришлось пострадать по его вине, — пошла в лобовую атаку Вейст. — Многие самки прошли через это и посочувствовали бы вам, — несла она чушь о женской солидарности, хотя ни сама она, ни одна её знакомая в подобной ситуации не были.

— Если вы представляете организацию феминисток, либо лесбиянок, беседу нашу стоит закончить немедленно, — отрезала доктор, видимо одежда кошки показалась ей слишком мужиковатой.

— Нет, я представляю, пусть и негласно, государственную структуру. Власти ЕС подозревают вашего отца в антигосударственной деятельности, и я хочу спросить, не имеете ли вы сведений, способных это подтвердить.

— Или опровергнуть? Удивлены? Я с первой секунды поняла, куда вы клоните и чего ожидаете. И я вам могу только посочувствовать. Структура, которая вас использует, защищать вас ни от него, ни от меня не станет. — Доктор встала с лавочки и замерла перед Вейст, скрестив руки на груди.

— Вам я как раз и не угрожаю. Его обвиняют в связях с Федерацией, вы сами знаете, чем для вас это может обернуться. И после того, что произошло в вашей семье, с вами и братом, я пытаюсь защитить вас! — пыталась купить её доверие Вейст.

Гелиона помолчала, затем снова присела на лавочку, под шелестящую на ветру зелень дуба.

— Совершенно не верится в вашу искренность. А что, по-вашему, с нами произошло?

— К вам по его приказу подослали тварей, которые вас изуродовали и изнасиловали, а вашего младшего брата он убил собственными руками! Или я не права?

— Правы. А как вы думаете, почему? — Вейст молча развела руками. — Вы, как и ваши наниматели, плохо себе представляете, что он за существо.

Опершись на подлокотник лавочки, Гелиона начала рассказывать историю своей семьи. Вейст уже успела привыкнуть к щёлкающим и трещащим звукам в её речи и перестала обращать на них внимание.

— В начале пути «Солар Глобал», тогда ещё «Солар Инкорпорейтед», возглавляла моя мать. Для нашего вида это было совершенно неудивительно, несмотря на довольно высокую ступень эволюции. А её супруг, вы будете удивлены, был всего лишь её телохранителем, точнее одним из телохранителей, вместе со своим старым товарищем по имени Рохха. Компания превращалась в концерн, отец стал главой службы безопасности. Мать умело совмещала бизнес и семью, у неё появилось восемнадцать детей, из которых до выхода из личиночной стадии дожили трое. Не качайте сокрушённо головой, для нашего вида это абсолютно нормально. Инсектоиды рождаются подростками, поэтому у нас нет утомительной для родителей фазы «детства» с вскармливанием, беззащитностью и другими атрибутами родственных вам видов. Даже имя мы получили только после окукливания.

— У ваших братьев тоже были «солнечные» имена? — поинтересовалась кошка.

— Конечно. Ей это казалось символичным. Наша мать развивала в себе, можно даже сказать верила, в одну идею. В гуманизм. Путём чистых логических рассуждений, она пришла к выводу, что цивилизация в основе своей движется по этому пути развития и присущую насекомым заботу о выживаемости одного вида в ущерб биосистеме в целом считала ретроградством. «Человеческий способ мышления, — говорила она, — Есть наиболее оптимальная форма для идеи доброты» И с малых лет она воспитывала во всех нас идею человечности, и в детях, и в муже. Принцип добра, созданный на базе логичной целеустремлённости инсектоида. В этом-то и была трагедия нашей семьи.

— Вот здесь пришла моя очередь вам не верить, — усмехнулась Вейст. — Вы, с вашими сотнями успешных операций, настоящий пример гуманности, но вот то, что я знаю о вашем отце, ну никак с ней не соотносится!

— Будь я офтальмолог, поставила бы вам диагноз «близорукость». — Вероятно, это была шутка, а задёргавшиеся с хрустом жавлы означали смех. — Нам было легче, чем ему. Мы с этой идеей выросли. Старший брат отдал всего себя миротворческой корпорации, я сделала карьеру в медицине, младший планировал посвятить себя археологической деятельности. Какое бы поприще мы не выбрали, нам оно легко давалось. Мы ни секунды не сомневались в том, что мы делаем и ради чего. Отец уже тогда нас не понимал. Старался, как мог, но не понимал. Он бывал расчётлив до меркантильности, часто проявлялась его природная агрессивность, которую мать умело направляла на врагов концерна и семьи. И в день, когда она погибла, он остался один на один с компанией, построенной на её принципах. Огромный штат сотрудников, правительственные заказы. На него лёг огромный груз ответственности, а он не знал, что с ней делать. В это время он и натворил бед.

— А вы-то здесь были причём? — удивилась кошка.

— Тем, что каждый из нас выбрал свой путь. Старший брат пытался помогать ему, но не выдержал его драконовских методов и ушёл обратно к военным. Потом произошла трагедия с младшим. Но он убил его не потому, что нашёл в межвидовом борделе, не из-за примитивного презрения инсектоидов к половым извращениям других видов, не из-за позора семьи, нет! Он посчитал, что тот выбрал образ жизни, ставящий эго выше интересов группы, и тем пошёл поперёк принципов нашей матери. Его смерть была назиданием другим!

Вейст саркастически ухмыльнулась. Вот уж воистину самый человечный из живущих! Авраам, убивающий Исаака! Или Тарас Бульба! Гелиона поняла, о чём думает собеседница:

— Я пыталась его убедить в его неправоте. В том, что брат был наиболее гуманным из всех нас, поэтому и не видел этих примитивных границ, ни половых, ни видовых. В том, что не только размножающиеся как кролики альтруисты двигают цивилизацию вперёд. В том, что каждого стоит пытаться спасти… «Каждого?» — усмехнулся он. И решил преподать мне урок. Он думал, я озлоблюсь, поверю в это идею сегрегации по эстетическому признаку, после того как Рохха, эта старая рыбина подкупил тех троих. Но я не озлобилась. Я даже ему благодарна, хоть и не считаю нужным ему об этом сообщать. Он показал мне ценность того, что я делаю. Да и ему это пошло на пользу. То, что я продолжила свою деятельность, красноречивее любых слов доказывало мою правоту. И, насколько я знаю, его это изменило. Он со временем стал гораздо сдержаннее. Компания продолжила развитие с ещё более целеустремлённым лидером. Который слишком примитивен, чтобы сомневаться в идеях, ради которых он живёт.

— Пусть вас не обманывает ни доходящая до жестокости дисциплина, ни кровавые корпоративные игры, — продолжила она. — Компания существует для того, для чего в своё время была создана. И отец живёт для того же. Для него солнечная символика имеет тот же смысл, что и для покойной супруги. Поэтому обвинения в связи с конфедератами — глупость. Они уже много веков являются разжигателями войн на чужих землях ради спокойствия собственной. Он не станет иметь с ними дел. Это будет предательством памяти нашей матери, куда большим, чем по его же мнению, допустил мой младший брат.

Гелиона включила красную голограмму часов на поясе и встала, давая понять, что разговор окончен.

— Слушайте, это самая парадоксальная история о воспитании доброты, что мне довелось слышать, — констатировала одевающая куртку Вейст.

— Мы члены крайне необычной семьи и представители крайне необычного вида. Знаете что, — обернувшись, сказала Гелиона. — Пришёл мой черёд пытаться вас защитить. Наверняка все эти обвинения — это попытки конкурентов моего отца уничтожить его бизнес, используя государственные структуры, которые, по сути лишь фигуры в их играх, а вы так и вовсе маленькая пешка. Я не знаю, что сделают с вами ваши наниматели в случае неудачи, но в случае, если вам удастся узнать что-то для них полезное, вам точно конец. Вы наверняка уже у Рохха на крючке. Представьте, что с вами случится, если учесть что вы, в отличие от меня, не дочь его босса и старого товарища. Гостиницы и вокзалы — первые места, где он станет вас искать. Вот вам ещё один парадокс: Гелиона Хепру спасла больше стони жизней во имя развития цивилизации, если же для этого понадобиться уничтожить сотни живых существ, Эрхарад Хепру без колебаний на это пойдёт. Берегите себя!

Оранжево-белая фигура доктора удалялась по солнечной дубовой аллее, покачивая пластинами на плечах и бёдрах. Вейст пошла в противоположном направлении, с удивлением переваривая услышанное. Что не мешало ей осторожно озираться по сторонам.

Наёмница не стала пренебрегать добрым советом и решила поскорее покинуть город. Оставалось лишь осторожно забрать вещи из гостиницы, надеясь, что вурдалак-ихтиоид не успел за утро туда добраться. Вейст проезжала в сером цилиндрическом вагоне монорельса мимо стеклянных башен города, выросших среди старинной застройки, когда, глядя в окно, заметила идущую параллельным курсом фиолетовую элашку с зеркальными стёклами кабины. Овальный аппарат с острым носом и двумя аэродинамическими гребнями на боковых турбинах приблизился к поезду, задержался у вагона, где сидела кошка, и рванулся вперёд. Таких совпадений случиться не могло. Вейст покорила себя за то, что поленилась включить встроенный в микромобильник военный улавливатель волн сканеров, но было и так понятно, что вагон просветили.

Быстро посмотрев голограмму карты города, кошка покинула монорельсовую дорогу за две станции до гостиницы и решила пройти дворами в другую сторону, чтобы сесть на маршрутку и подъехать к отелю с другой стороны. В том, что её будут там ждать, она не сомневалась, нужно было лишь сделать так, чтобы наёмки Хепру не замелили её приближения. Вейст углубилась в уютный лабиринт дворов между девятиэтажками с разноцветными балконами. Поднявшийся ветер гнал по голубому небу небольшие серые облака, на площадках между деревьями резвились детёныши, наслаждаясь солнечным днём. А Вейст, решив подготовиться к драке заранее, натянула на когтистые руки серые армированные перчатки с обрезанными пальцами. Эта мера предосторожности отнюдь не оказалась излишней.

Он возник перед ней неожиданно, как будто восстал из тени от угла дома, преградив путь. Тёмно-синяя фигура в капюшоне и плаще из лоскутов стояла неподвижно, сцепив на животе кисти когтистых рук, покрытых чёрной чешуёй. Ихтиоид приподнял голову, показав жуткий частокол из редких полупрозрачных зубов настолько длинных, что пасть его не закрывалась. Два передних зуба на нижней челюсти и вовсе были похожи на сабли. Два выпученных черных глаза с большими белёсыми зрачками вытаращились на Вейст с двух сторон тёмной панцирной головы, сплющенной с боков. «Глубоководный хаулиод», — вспомнила кошка название его вида. Как он вообще выживал на поверхности? Вероятно, для этого и предназначались торчащие из-под плаща серые трубки — выравнивать разницу давлений. В живую Рохха казался меньше, чем на голограмме, ниже кошки почти на целую голову. Он начал медленно подходить к замершей и оглядывающейся по сторонам Вейст, опуская руки. Казалось, что мутантка должна без труда справиться с одной старой рыбиной, но помня о его биографии, она понимала, насколько обманчиво это ощущение и предпочла не рисковать.

Кошка рванулась вперёд, ихтиоид чуть присел и широко расставил чёрные чешуйчатые руки, к наручам на которых вели намотанные на предплечья трубки от прикрывающих боковые линии ребристых пластин на его боках. Вейст бежевой молнией рванулась вправо, и, в прыжке оттолкнувшись ногой от стены, оказалась у рыбы за спиной. Тот быстро развернулся, на секунду зависнув в воздухе. Лоскуты его балахона раскрылись наподобие большого рваного зонта, на солнце блеснула крупная чёрная чешуя его тела, украшенная идущими от головы к паху двумя рядами красных точек, распрямились тонкие острые плавники на спине. Опустившись на землю, Рохха пустился в погоню.

Тренированные ноги Вейст делали большие частые шаги, она бежала, выпрямившись и чуть выдвинув корпус вперёд. Бежевый с рыжими пятнами хвост ритмично раскачивался в такт коротким косичкам на затылке. Но и старый наёмник не отставал. Он почти прижался к земле и нёсся за ней, извиваясь, как чёрная змея. Зубы-ножи со свистом рассекали воздух. Они оббегали дома, распугивая полуденных прохожих. От хаулиода так и вовсе шарахались, как от чёрта. Даже учитывая всё видовое многообразие современного мира, страшного вида глубоководный ихтиоид на солнечной петляющей среди зелени асфальтированной дорожке казался чем-то инородным, выходцем из плоских фантастических фильмов человеческих времён. Но отнюдь не его демонический антураж занимал сейчас Вейст, а то, что, несмотря на все её усилия, Рохха сокращал расстояние между ними. Раз не помогала спортивная подготовка, необходимо было применить кошачью пластику.

Сначала Вейст чуть разорвала дистанцию, рыбкой бросившись под машину с высоким дорожным просветом, проскользнула под ней на вшитых в локти куртки и колени штанов защитных пластинах. Ихтиоид застрять под шестиколёсным джипом с овальным грузовым отсеком не рискнул, поэтому он прыгнул на высокий капот и проехался по нему боком, проскрежетав по жёлтому металлопласту деталями своей амуниции и плавниками. Добежав до небольшой аллеи, Вейст использовала самых лучших помощников древних кошек — деревья. Дети и детёныши, игравшие на лужайке в гудящий магнитный мяч, с разноголосыми визгами побежали к подъездам. Первым делом она, зацепившись за ствол берёзы когтями, развернулась на девяносто градусов, рассчитывая, что рыба по инерции пронесётся вперед, но тот предугадал её манёвр и заранее изменил траекторию движения, рванувшись к ней по диагонали. Он уже расставил когтистые руки, чтобы сгрести беглянку. Вейст его обманула, высоко, во всю силу кошачьих мышц, вспрыгнув на большую ветку над головой, оттолкнулась от неё, пролетела сквозь зеленую листву, повисла на руках на второй, потом на следующей, а с последней спрыгнула на землю в десятке метров от берёз. Инстинкты и тут не подвели — Вейст приземлилась на ноги и, не сбавляя скорости, продолжила бежать. Рохха же сначала удачно пробежал между деревьями зигзагом, но, в конце этого своего слалома, споткнулся о ветви кустов и боком укатился к припаркованным у дома элашкам.

Наёмница подумала, что оторвалась. Эх, был бы сейчас с ней оставленный в номере чемоданчик с гранатами, погоня была бы гораздо менее продолжительной! Странно, что других подручных господина Хепру она не заметила, вероятно, Рохха считал, что и один решит проблему с ней. Вейст чуть сбавила скорость, выбирая, куда бы свернуть. В этот миг она услышала быстро приближающееся гудение, а в следующий оставленный детишками шар с розовыми огоньками прилетел её в левое ухо. Удар магнитной волны игрушки был безболезненным, но все равно сбил её с ног, а, когда она, извернувшись, вскочила на четвереньки, перед ней, снова как будто бы из ниоткуда, возник растопырившийся ихтиоид, пялясь на неё мутными серебристыми зрачками.

Царапая когтями и носками изящных чёрных военных полуботинок прорезиненный асфальт, кошка побежала от него, черное извивающееся чудовище в синих лохмотьях снова пустилось в погоню. Силы Вейст начинали таять, идеи стремительно кончались, а Рохха был уже так близко, что мог попытаться схватить её за хвост. Оставалось проверенное средство — превосходящая многие другие виды кошачья сила ног и цепкость когтей.

Повернув в проулок между близко стоящими девятиэтажками, Вейст побежала в образованный углами зданий тупик. Перед ней возникла стена и железная дверь в трансформаторную дома. Набирая скорость, кошка неслась прямо на неё. Рохха притормозил в метрах семи от тупика. Страшная рыбья морда недоумения выразить не могла, но оно, несомненно, присутствовало. А тем временем Вейст прыгнула вперёд, оттолкнулась ногами от загремевшей двери и, перевернувшись в воздухе с мастерством профессионального акробата, нанесла страшный удар пятками в грудь ихтиоиду. Рохха отлетел назад и, пока наёмник поднимался, кошка вспрыгнула на приоткрытый балкон третьего этажа, с него сиганула на второй этаж соседнего дома, и, пройдясь по трубе, исчезла за углом. Повторить подобный манёвр старый мутант, естественно, не мог, и теперь, чтобы догнать Вейст, ему пришлось бы оббегать один из домов.

Судя по всему, делать этого он не стал. Ещё немного попетляв по солнечным дворикам, Вейст вышла к автобусной остановке, где наконец отдышалась и размяла заболевшие пальцы. К счастью, быстро подошла маршрутка и через четверть часа кошка была уже в одном квартале от гостиницы, также предусмотрительно выйдя заранее.

Но делать там было уже нечего. С одной из сторон невысокой, украшенной сверху тремя пирамидками разной высоты башенки отеля, к бегущим к солнцу облакам поднимался столб клубящегося белого дыма. А возле входа кошка заметила скопление красных броневиков, утопающих в толпе недовольно галдящих заблаговременно эвакуированных постояльцев.

Наёмница подошла ближе. К своим машинам возвращались красные и синие пожарные роботы, Работники отеля в синих пиджаках тщетно пытались угомонить особо разбушевавшегося клиента — расписанного розовыми узорами серого носорога, мордующего огромным кулачищем одного из их коллег. Рядом галдели несколько карликовых оленей из вида пуду. Судя по пёстрым флагам у входа, в отель заехала делегация одного из непризнанных африканских государств. Мускулистый самец чуть более чем метровой высоты в модной салатовой майке поверх рыжеватой шерсти с белыми пятнами со знающим видом что-то вещал двум таким же невысоким самочкам.

— Эй, — обратилась к нему Вейст. — Ты в курсе, что там случилось?

— Чего, чего… — презрительно поглядел на кошку сей муж, коего она могла перешибить ударом хвоста. — Кретин один в номере чемодан с зажигательными гранатами оставил.

«В том числе с зажигательными!» — захотела поправить его Вейст и влепить затрещину по затылку с рудиментарными шишками вместо рогов. Просто так, со злости. Но сдержалась. Ибо злиться можно было только на себя. Товар заказчика, разные полезные в её деле штуки, портативный компьютер с кучей информации, в том числе и по делу Хепру — всё это в лучшем случае забрал Рохха, а в худшем обратилось в пепел. А то и наоборот, как посмотреть. Хорошо, что хоть кредитные счета и электронные документы хранятся в памяти микромобильника! Взялась на свою голову: две обещанные рептилоидом тысячи как раз уйдут, чтобы восполнить потерю оборудования. Да и будут ли теперь они? За что, собственно он должен её заплатить? За басню Гелионы Хепру «Гуманизм и богомол»?

А чтобы ей стало ещё хуже, небеса заставили её зачем-то повернуть голову. И заметить на парковке у отеля фиолетовую остроносую элашку. Рядом с аппаратом, снова завернувшись в тёмно-синие клинья и натянув капюшон, неподвижно стоял Рохха. Разглядеть этого было нельзя, но наверняка глубоководный вурдалак смотрел на неё. И наверняка смеялся каким-нибудь своим беззвучным рыбьим смехом. Вейст поспешила исчезнуть в толпе. На микромобильник пришло сообщение от неизвестного адресата.

«Близким господина Хепру больше не докучай», — читала она, протискиваясь через постояльцев, — «Всё равно больше ничего не узнаешь. Захочу я действительно тебя поймать — заметить этого ты не успеешь».

Какие же вы все добрые! Дурная семейка с присными их! Для Вейст это было фиаско. После таких поражений надо бы исчезнуть и подольше не высовываться. Оставалось надеяться на доброту друга Хуоджина, может, хоть какую-нибудь компенсацию удастся выплакать. Какой-то чёртов неудачник этот капитан! Стоило Вейст с ним связаться, как сама такой же стала!

Артём Маркович спал чутко. То и дело просыпался от воплей в спортивных состязаниях, которые смотрели в своей каморке охранники. Хорошо хоть не было слышно тихого хруста, то и дело доносящегося по ночам из камеры канцероида. Он был негромким, на предел слышимости, но страшно раздражал старого полковника. Но вдруг Квирина разбудил какой-то новый звук. Он широко распахнул глаза, прислушался. Точно! Это было то, что он хотел услышать последние несколько дней! Вскочив с лавки, Эреб застегнул жилетку, умылся, пригладил седые волосы и отросшую бороду вонючей водой из крана, затем начал напяливать сапоги. Встав возле решётки, он размял шею, затем мышцы рук, покрутил ступнями ног, с довольной улыбкой глядя на ближайший к нему прикрученный к потолку овальный светильник. Тусклая лампочка внутри него слегка подрагивала от едва ощутимой вибрации.

Ракообразное тоже это почувствовало, зашевелилось в своей камере, чем разбудило соседа Валуна.

— Эй, товарищи! — пробасил он. — А вы чего повскакивали-то?

— Мудачьё, вы хоть ночами-то можете не трындеть? — выкрикнул из каморки охранник.

К большому счастью Квирина, уже успевшего мысленно обложить глупую жабу матом на нескольких языках, за эти несколько унылых однообразных дней стражи успели облениться. Через какое-то время серии постукиваний за дальней стенкой коридора, чередующиеся с шипящим шелестом, затихли. Квирин отошёл вглубь камеры, примерно представляя, что будет дальше.

А дальше был треск и грохот. По всему коридору разлетелись обломки бетонных стен, и из чёрноты образовавшегося провала появился большой синий робот. Грудной отдел с пустыми овальными отсеками под спасательные маски с трудом помещался между стеной и решётками. Прижав к телу пневмотрубки рук, в которых были встроены инструменты для разборки конструкций, он протискивался вперёд, делая широкие шаги конусообразными трёхпалыми ногами. Выбежавший из комнаты взводящий автомат охранник увидел пред собой заполняющую весь коридор махину с выставленной вперед третьей, приделанной к центру груди рукой, на конце которой блестело толстое острие отбойного молотка. На одной половине небольшого головного отдела робота полукругом сверкали объективы камер и сенсоров, другую занимала толстая трубка затухающего промышленного лазера.

Но смотреть эсэсбешнику нужно было не туда, а в камеру к Крэ. И не сейчас, а давно уже нужно было обратить внимание на пластинчатые розовые жавлы, одна из частей которых казалась сточенной и потрескавшейся. Но двоюродный брат Тарана и его напарник оказались слишком высокомерны, чтобы разглядывать своих подопечных.

Разум канцероида безошибочно определил шанс, которого он так долго ждал. Стражникам могло казаться, что новое кольцо, одетое на боевую клешню Крэ в этот раз заварено капитально, но за это время мутант успел подточить сам хитиновый корпус клешни. Одним ударом он сбил его, не вперёд, где клешня становилась толще, а назад, к локтю. И, освобождённым природным оружием, нанёс звуковой удар, сбив с ног не успевшего выстрелить охранника. Робот прошёлся прямо по нему, наступив всей своей массой на мерзко хрустнувшую ногу несчастного. Полутёмный подвал заполнил животный крик боли, едва заглушаемый бронеполимерной маской эсэсбешника.

— Никого не убивать! — скомандовал Квирин, услышав вопли. — Слышишь меня?

Едва успев напялить маску, второй стражник нос к носу столкнулся с синей машиной. Опешив, он даже не успел вскинуть автомат. Выбросив вперёд руку, робот зажал оружие режущей кромкой пневматических ножниц и просто перекусил его пополам, а точнее согнул по линии разреза. Потянув не догадавшегося вовремя бросить ствол охранника на себя, железяка обрушила на его спину удар нижней стороной второй руки. Сдавленно крякнув, эсэсбешник упал на пол и больше не двигался, только постанывал.

Аккуратно перешагнув вопящего и державшегося за раздробленную ногу стража, машина, когда-то предназначавшаяся для спасения попавших в огонь и завалы людей и мутантов, подошла к камере Эреба. Он отметил, что корпус одной из рук робота был белым, а не покрашенным в синий цвет. Вместо устройства с гибкими трубками, предназначенного для одевания на спасаемых защитных масок и вытаскивания их из пожаров и зон разрушений, был установлен такой же набор из комбинированных с разжимом ножниц и режущего диска, как и на второй руке. И вот теперь, схватив сверху и снизу толстый прут решётки, машина мгновенно перепилила его и аккуратно отставила в сторону. Образовавшегося прохода было достаточно, чтобы протиснуться. Когда головной отдел робота повернулся в его сторону, Квирин указал на соседние камеры:

— Этих тоже освободи.

Канцероид и так уже пытался ломать решётку, но предусмотрительно отошёл, когда робот начал резать прутья. Крэ был немногим меньше машины, поэтому двумя распилами дело не ограничилось.

— Выходи и иди доминировать, — обратился Эреб к наёмнику, пока робот вызволял амфибоида. — Я тебя когда-нибудь за это же и убью, но пока у нас много общих дел.

Уговаривать Крэ не пришлось. Благодарить он тоже не стал. Робот уже начал подниматься по пыльной лестнице в ремзону, когда, проходя мимо, Артём увидел, что серая жаба неподвижно сидит на нарах и грустно смотрит на него большими глазами на небольшой овальной голове.

— Ну а ты чего сидишь?

— А меня там… А мне тут безопаснее, — промямлил он.

— Ну как знаешь!

Эреб презрительно ухмыльнулся в грязную бороду и пошёл следом за механизмом, перешагивая через куски бетона, выпиленные прутья решётки и стонущих от боли охранников. Спустя миг в полутьму камеры Валуна протиснулся розовый панцирь канцероида. Амфибоид напряженно уперся руками в колени и пригнул голову. Мало ли зачем он мог понадобиться этому чудовищу, может, захотел сожрать после стольких дней голодухи! Но опасения оказались напрасными.

— Предлагаю защиту, — прогудел нейронный репродуктор. — Предлагаю работу.

Альтом, с выпученными глазками и трясущимися когтистыми пальцами, истерически ковырялся в замке намертво заблокированной двери в ремзону, проклиная несправедливую Вселенную. Вот надо же было задержаться ещё на часок! А всё дело было в том, что, благодаря отстранению одного из его начальников, делать нетопырю стало совершенно нечего. Поэтому, он приволок в ремзону Управления свою покорёженную вишнёвую элашку и ночами, когда в здании оставались лишь часовые и пилоты стоящих на заднем дворе боевых летательных аппаратов, восстанавливал её, прилаживая спёртые по разным уголкам города детали. Обычно затягивалось это дело до предутренних часов, а днём сержант благополучно высыпался на диванчике за спиной у ковыряющегося в голографических документах Арафаилова, выставив в его сторону одно своё большое ухо и периодически сонно поддакивая выводам капитана. Тот не обижался подобному невниманию, так как говорил, в общем-то, не с Мазуром, а с самим собой.

Запланированная на сегодняшнюю ночь работа близилась к завершению, когда из коридора, спускающегося к камерам, раздался треск, а чуть позже страшные вопли. Надвигающуюся сонливость как рукой сняло. Памятуя о том, какая компания собралась внизу, Мазур кинулся к пульту управления дверями, дабы включить сигнал тревоги. Но она оказалась отключенной, а массивная железная дверь из гаража в ремзону запертой. Ни позвать на помощь, ни выйти из помещения Альтом не мог. Петляя между полуразобранными чёрными машинами и стеллажами с инструментом и деталями, мутант кинулся к двойной внешней двери на задний двор, через который затаскивали технику. Такая же херня! Судя по тому, что синеватые треугольные светильники на сером потолке по-прежнему горели, это была целенаправленная хакерская атака. Кто-то извне изолировал техническую половину первого этажа.

А в дверь, ведущую из гаража, уже колотили, пытались пробиться встревоженные часовые. Только вот все инструменты, способные им в этом помочь, были с этой стороны! Чуть не запутавшись ногами в своём коричневом промасленном переднике, Мазур подскочил к одному из станков, включил его и начал разматывать провод лазерного резака, чтобы хватило до двери. Но уже не успевал.

Старенький аварийно-спасательный робот, полукруглые отделы которого покрывала потрескавшаяся синяя краска, тяжело ступая, вышел на середину помещения. Это был тот самый пропавший подопечный Потёмкиной, в износившийся корпус которого была вставлена новая начинка и инструменты. Заметив техника, находящийся где-то оператор привёл машину в режим готовности: распрямив пневмотрубки, робот широко расставил и чуть приподнял над собой руки с резаками, третья, с отбойником чуть опустилась вниз. Весь этот треугольник из страшных инструментов был нацелен на замершего ушана, машина была готова раскусить, распилить и раздолбить несчастного мутанта, оказавшегося совсем не в то время, совершенно не в том месте.

Вопреки ожиданиям, следом за роботом вышел лишь один полковник в отставке. Эреб был грязный, обросший, помятый, но вышагивал также горделиво, как и всегда. А межу тем квадратный корпус резака в руках ушана почти разогрелся на полную мощность.

— Во, шурупных дел мастер! — с насмешкой воскликнул Артём Маркович. — А тебе чего не спится?

И, как будто бы не замечая нетопыря, по-хозяйски пошёл к одному из металлических ящиков у стены, где лежала его конфискованная броня. Но беспечность была обманчивой. Заметив, что Альтом повернул голову в сторону выключателя света, он предостерёг:

— Ну, ты что, дурень? У него сенсоры получше твоего ультразвука. Не мешайся лучше!

Однако Мазур не выпускал из рук резак и подтянул провод, прикидывая, хватит ли катушки на расстояние до робота. Квирин заметил и это.

— Ну, ты героем себя что ли почувствовал, шут промасленный! Общение со столичными франтами на тебя плохо влияет, — констатировал одевающий броню Эреб. — Иди, сопри лучше что-нибудь, что раньше боялся, скажешь, что я унёс!

Да, Альтом Мазур был осторожным и хитрым, но далеко не трусом. Бесшабашным, но уж явно не дураком. Рванув вперед сдвоенный черно-серый провод с катушки, он бросился под ноги робота, на ходу включая луч резака. Прижав уши, он проскользил сбоку машины, упал на спину, и отползал в разные стороны, пытаясь попасть в насос в задней части грудного отдела. Серые пневмотрубки третьей руки разогнулись в обратную сторону, острие отбойного молотка несколько раз ударило в литой пол ремзоны, оставляя дырки и разбрызгивая осколки покрашенного бетона, но робот поворачивался слишком медленно и молоток бил возле ног ползающего под ним ушана. К несчастью Мазура промышленный лазер разогревался слишком уж медленно, и оранжевый луч, бивший то в потолок, то в округлый синий корпус машины, не успевал его прорезать. А робот своей некрашеной клешнёй поймал между лезвиями ножниц провод, чуть зажал его и дёрнул, вырвав катушку и часть станка.

Оранжевый луч погас, Альтом отбросил бесполезный резак и вскочил на ноги. Теперь ему оставалось надеяться, что короткие кривые ноги сумеют благополучно унести от робота слабоумную и отважную мышиную жопу. Он рванулся к дальней стенке ремзоны, робот, делая большие гремящие шаги, пустился в погоню. Нетопырь оббежал раму броневика и проскользнул между стеной и стеллажами. Синяя громада снесла раму, развернув её, а, подбежав к стеллажу, просунула руку и одним движением своротила и его. Со звоном и лязгом посыпались на пол железяки различного размера и сложности устройства, полилось прозрачное масло из канистр. Скользя по нему, Альтом рванул в другой угол, а робот пошёл ему наперерез. Конусообразные ноги с пневмотрубками давили детали, но гироскоп робота, настроенный для работы в завалах, не позволял ему оступиться и упасть. Ритмично сокращая трубки нижнего отдела корпуса и тремя руками выписывая круговые движения, синяя машина, похожая в этот момент на корявую механическую версию танцующего бога Шивы, неумолимо приближалась к Альтому, который сам загонял себя в угол. Ибо у следующей стены, мимо которой мог пробежать сержант, стоял, держа в одной руке шлем, Квирин.

Оставался последний выход. Мазур быстро забрался в обгоревший корпус элашки, и забился в моторный отсек разобранного аппарата, надеясь, что часовые успеют вскрыть дверь, пока машина будет резать оплавившийся металлопласт кабины. Однако робот, подойдя к его убежищу, сделал свершено иное. Сначала Альтом почувствовал, как пластина над ним нагревается, затем увидел лезвие ножниц, просунувшееся в отверстие перед его мордой, а в следующую секунду его плечо хрустнуло от страшного давления. Робот разогрел красным лучом лазера верх корпуса, и, разрезав стойки, завернул несчастного нетопыря в обгорелый лист. Широко раскрыв пасть с мелкими острыми зубами, Мазур зашипел. Со стороны могло показаться, что яростно, но на самом деле от безумной, разрывающей лопатку, боли.

В отверстие было видно внешние ворота ремзоны. Робот подошёл к ним, начал разжимать обратной стороной лезвий пневматических ножниц. В дверь из гаража по-прежнему стучали и всё также безрезультатно. На некоторое время вид загородило довольное стариковское лицо Эреба.

— Ну что, не сработали жанровые законы второсортных боевиков? — издевался бывший полковник. — Не получился из тебя слабенький и глупенький персонаж, в трудную минуту находящий в себе силу духа и спасающий ситуацию? — Квирин со злостью грохнул кулаком по металлопласту, так, что в голове Мазура зазвенело. — А может уши тебе отрезать, чтоб получше запомнил, что жизнь это тебе не голофильм, а?

Отвечать своими любимыми гадостями не на шутку испугавшийся Альтом не решился. Квирин исчез, позволяя наблюдать, как робот, упёршись в створки ворот, широко их распахнул. В темноте предутренних сумерек на задний двор Управления опустилась серая элашка с рогатиной у большой вертикальной турбины. Робот подошел к этому креплению, повис на нём, и сложился, превративший в синий куб. В клубах вздымаемой турбинами пыли, Эреб надел свой чёрный шлем с гребнем, запрыгнул на корпус аппарата и, схватившись одной рукой за край приоткрытой кабины, другой дал команду к взлёту. В этот миг, из-за своей торчащей из-под безглазой полумаски бороды и развевающейся юбки кирасы из чёрных кожаных полос, он походил на престарелого Геркулеса, осёдлывающего некое железное чудовище. Элашка взмыла вверх, а буквально через несколько секунд со звоном отворилась заблокированная дверь и, пробегая через ремзону, двор заполонили люди и мутанты в чёрной форме, бестолково дырявящие очередями светлеющее небо.

Это было утро больших люлей. Содержащий их ящик Пандоры открылся у полковника Толоконникова в кабинете, и более уже не закрывался. Сразу после построения, у дверей покоев шефа выстроилась угрюмая очередь из обладателей виноватых лиц и морд. Заходили туда бледные, выходили ещё бледнее. Причём и сам начальник подобной участи не избежал — на полдень была назначена видеоконференция со столицей, где ему должны были насыпать соли под его старый волчий хвост. А заодно и давно ожидавшему экзекуции Арафаилову.

Все разговоры были только об Эребе. Кто говорил о нём со злостью, кто с насмешкой, но и те и другие с изрядной долей уважения к его хитрости. О том, что за стенкой тюремного коридора проходит кабельный коллектор, с расширением в месте, где его пересекает вертикальный канал для водопроводных коммуникаций, знали, пожалуй, только ремонтники, да и то не все. А Квирин знал. Его подручный за несколько дней протащил детали от робота по узкому коридору метр на метр и в этом самом расширении его собрал. Оттуда же, найдя нужный провод, в нужный момент обрубил систему открывания дверей на первом этаже. ССБ проводило тренировки для разных сценариев нападения извне: и с земли, и с воздуха. Но того, что прямо из стен начнут огромные роботы вылезать, предположить не мог никто.

Ближе к назначенному времени Абдельджаффар осторожно протиснулся в секретарскую. Двери кабинета обрамляли, подобно колоннам у иерусалимского храма царя Соломона, телохранители шефа. Правда Боаз в лице Виктора Аварова был сильно разжиревшим и мялся с ноги на ногу, зато горец Ярослав Армон, изображающий Яхин, был прям и неподвижен, как и положено каменному столпу. Из-за дверей доносилась ругань. Но Фар, несмотря на общее настроение сегодняшнего утра, был странно умиротворён. Мудрость Ницше о том, что угрызения совести есть недостаток честности, в полной мере управляла его холодным сознанием. Бегство Квирина, прокол Вейст и грядущий нагоняй он воспринимал сейчас как нечто преходящее, как один из поворотов в бурном течении жизни. Поэтому ожидал аудиенции с блаженной полуулыбкой на чешуйчатых устах.

Из кабинета, дико тараща глаза, вылетел Нуаре, уволок Ящера в коридор.

— Уёё… Ууудод! — тряхнув ветвистыми рогами, взревел вовремя вспомнивший о собственной приличности майор. — Он борца из Лабиринта посадил и на меня оформил, ожидая, когда я догадаюсь его выпустить! Меня Толоконников дрючит, а понять не могу, за что!

— Бюрократическая ошибка! — усмехнулся Фар.

— Да, которая теперь в город убежала, как пособник террористов! Я этому пернатому клюв его отломаю и в задницу воткну!

И весьма двусмысленным жестом чёрных пальцев показал, как он намерен это сделать. Проходящие по коридору сотрудники, памятуя о репутации оленя, испуганно отпрянули, подумав страшное.

Науре пошел исполнять задуманное, Фар вернулся к ожиданию аудиенции. Но его не звали, видимо решив соблюсти субординацию, и не ругать начальника в присутствии подчинённого, пусть и прикомандированного. Повисла гнетущая тишина, нарушаемая лишь негромкими оправданиями Виктора Сергеевича за дверью. Первым не выдержал старшина Аваров. Сверкая глазным протезом, кот с усмешкой принялся распускать сплетни:

— Представляешь, четыре поста, по два часовых в каждом… Ладно, передние, как и положено, заняли оборону у входа. А вот с заднего двора! Ломанулись в гараж — ворота заперты! Так чего они делают: обегают здание и сбиваются в кучу с остальными четырьмя у узенькой дверки, а Эреб с заднего-то двора и улетает!

— Зато целы остались, — прокомментировал Фар. — А то лежали бы сейчас в хирургии вместе с Мазуром и другими двумя. Это при лучшем варианте.

Пёс презрительно усмехнулся, пробормотав что-то про трусливость. Кивнув в его сторону, ящер съязвил:

— Вот кого ставить на охрану Эреба надо было!

— Да, — протянул старшина, — я ему пытаюсь объяснить, что пыла такого хватит месяца на три-четыре, но он мне не верит.

— Я воином вырос и быть им не перестану! — парировал Армон.

Дальнейшие споры о рвении новичка и отбитых руках прервал вызов Фара в кабинет. Он осторожно зашел и встал недалеко от стола, на границе забравшихся в обитель начальника солнечных лучей и тени. Толоконников сидел за своим столом, но не на обычном месте, а в одном из стульев для посетителей. За его повернувшейся в сторону капитана серой головой, на голографическом мониторе вместо карты отображалось до боли знакомое убранство столичного кабинета начальницы отдела Арафаилова. В центре выдвинутой из стены мерцающей композиции из заделанных под старину стола и стеллажей цвета белого дуба, размещалась до боли знакомая чаячья физиономия полковника Собориной.

Её предками были представители озёрного подвида этого семейства. Тёмно-коричневая до черноты голова с подведенными тонкими белыми кругами глазками резко переходила в широкую белую шею, уходящую в ворот парадной жилетки с вышивкой из серебристых узорных треугольников на плечах. Инкрустацией в виде такого же серебристого узора был украшен кончик её тёмно-красного клюва. Она сидела, чуть откинувшись в своём стуле, одна из её белых рук расслабленно лежала перед ней на столе, чёрный набор покрытых рудиментарными перьями пальцев, с непомерно длинным, как и у всех орнитоидов мизинцем, отстукивал маршевый ритм.

— Господин Арафаилов, — воскликнула она своим высоким голосом. — А чего ты там спрятался? Проходи, садись, чего ты как не родной?

Фар сел рядом с Толоконниковым. Виктор Сергеевич не издал ни звука. Волчья морда была кислее протухшего борща — видать хорошо она его распекла, со всем свойственном ей нудным умением. Абдельджаффар уважал её и не уважал одновременно. Когда он выпускником академии пришел работать в ССБ, она была страшим офицером одной из опергрупп в Отделе Противодействия Терроризму, куда определили Арафаилова. Под её началом он работал на улице не раз не два и не пять. Под руководством самки воспитанному в жёстких патриархальных традициях Ящеру было намного легче работать: можно было кое-где полениться, поспорить в мелочах. Правда выполнения её действительно важных решений она добиваться умела. Первым, весьма редко применяемым способом, были жалобы начальству. Вторым — долгие и нудные лекции, в процессе которых провинившийся подчинённый должен был сам себя убедить в том, что он полное дерьмо, пренебрёгшее её доверием и обидевшее в лучших чувствах.

— Товарищ полковник, могу я поговорить с подчинённым наедине?

Тон чайки был вопросительным лишь из вежливости. Старый волк злобно вздохнул, молча поднялся и вышел вон из собственного же кабинета. Арафаилов стёр с лица благодушную мину, надел маску испуганного внимания. Если эта игра пройдёт по её правилам, то быстрее закончится. Толоконников тоже видимо это понял.

К слову, в своё время карьера её пошла в гору совершенно неожиданно. Сначала её успехи заметили, она стала одним из заместителей начальника ОПТ, а потом, буквально через год, к общему ужасу возглавила его. Вот ту она повела себя двояко. Нет, жаловаться на подчинённых она перестала, даже более того, защищала самого последнего сержанта из своего отдела зубами и когтями. Зато сама довела искусство нудных лекций, которые теперь заканчивались взысканиями, до мастерских высот. Вероятно, она научилась этому у румынского господаря пятнадцатого века Влада Цепеша, впоследствии ставшего прообразом графа Дракулы. Фар читал древнерусскую рукопись о нём, тот владыка каждую отправку на казнь посредством насаждения на кол заканчивал словами: «Не я, а ты сам себя убил!» В её случае это звучало как: «Не я — ты сам себя лишил премии, ты сам потерял свой отгул, ты сам себя отправил в отпуск зимой». По большому счёту, разница между наказаниями вышестоящего начальства и её была минимальной, и всё её рвение несло большой элемент показухи, поведясь на которую, её и двигали вверх.

— Здравия желаю! — бодро начал Фар, зная, что сейчас она его прервёт. — Я хотел бы доло…

— Абдельджаффар Максудович, какие у Вас были отметки по экономике и геополитике? — ядовито вставила она. — Может быть, Вы окончили эти курсы благодаря тётушкиным знакомствам? Вам известно, что такое единая кредитная система Евразийского Союза?

На первые два вопроса отвечать не требовалось, игра началась на третьем. Ящер принялся заучено декламировать:

— Система «единой единицы стоимости произведенного товара или услуги», именуемая также единая кредитная система — это основа экономического пространства ЕС и его государственности как таковой. Она возникла сто тридцать … четыре года назад в противовес полностью подконтрольной Объединённой Америке международной банковской системе после обесценивания остатков запасов нефти и природного газа из-за изобретения и повсеместного внедрения в производство магнитного двигателя. Политические и финансовые лидеры Семи Российских Регионов, Совета Китайских Земель, Японии, Индийской Морской Федерации и Синайско-персидской Республики договорились об объединении и изолировании от внешнего рынка экономического пространства, за счёт введения единой оценки стоимости произведенного продукта. Этого получилось добиться путём принудительной монополизации каждого направления производства и сферы обслуживания поддерживаемыми государствами корпорациями.

— Напомни, почему корпорации взялись за эту авантюру? — уточнила Соборина.

— Потому что отсутствие конкуренции позволяло прогнозировать сверхприбыли и…

— Стоп! Какой главный принцип криминалистики? — Чайка направила его мысли в другую сторную.

— «Кому выгодно?»

— В какой сфере промышленности работает «Солар Глобал» и сколько подобных ей компаний размещается в Промзонах на территории ЕС? — Теперь вопрос был более по существу.

— Оборонная промышленность и различные направления медицины. Около тридцати восьми крупных компаний, — отрапортовал Фар.

— А в экономическом пространстве Континентальной Федерации? Не знаешь? Семьдесят одна. Почти в два раза больше. Прибыль от одного госзаказа у нас составит около трёхсот процентов, в то время как у них не более ста шестидесяти. Потому как здесь господин Хепру лидер рынка, а там уже не один десяток лет существуют титаны покрупнее его детища. — Орнитоид сделала паузу, а затем закричала, рубя слова. — Скажи… зачем… ему… акт… сепаратизма? Что… он… может… получить… в результате?

А действительно, что? В разведанный Вейст гуманизм инсектоидов Фар не особенно-то верил, а вот чья-либо меркантильность места для сомнений не оставляла. Он прокручивал в голове всё, что знал об экономической подоплёке последних военных конфликтов. Морскую торговлю Гонконга задушили индийцы, поэтому они и позвали федератов, промышленность Уссурийска почти полностью уничтожили более развитые Японские острова. И в том и другом случае конфликт провоцировали мелкие компании, пожираемые крупными монополистами, выход из состава Союза позволял им начать игру на более либеральном рынке КФ. И участие крупной компании в подобном мероприятии бессмысленно, если только… Изначальная убеждённость в политической подоплёке событий ограничила мыслительные способности Фара, заставила вести расследование лишь в одном направлении. А ведь та или иная форма террора могла иметь под собой и другую основу, к примеру быть инструментом в играх корпораций.

— Он не может, зато, проблемы, которые мы им создаём, могут быть на руку противодействующим им силам, как внешним конкурентам, так и внутри компании! — Мысль Ящера была настолько проста, что его чувствительный к множеству деталей разум ранее её отмёл, не рассматривая. — Я виноват, я не подумал…

— Мы с Магомедом Ибрагимовичем всё тебе дали для работы. У тебя был ценнейший информатор, которого ты не уберёг, у тебя был фактор внезапности, который ты использовал, чтобы устраивать переполох в высоких кабинетах. Ты правильно сказал, ты виноват! Я ты мне будешь должен, запомни это!

Вот опять у неё это получилось! Ничего Арафаилов возразить ей не мог, со всех сторон эта начальственная курица была права. Фар обречённо вздохнул:

— Когда мне прибыть…

— Куда прибыть? Сейчас! — возмутилась голографическая чайка. — Прибудет он! Возвращайся к работе, и не с утра, а немедленно, а то помню я твои эти! Богомол очень хотел тебя убрать, только вот не таково ССБ, чтобы мы по указке членистоногих денежных мешков кадрами распоряжались! Хватит с него моих официальных извинений.

Капитан Арафаилов расслабился в кресле. Ну, слава… Кому там, в случае с пернатыми молиться надо? Кетцалькоатлю, наверное! А он-то уж после такого вступления приготовился чемоданы упаковывать и у Камолина спрашивать лишнюю старлейскую нашивку!

— Я приказала переслать тебе дополнительные материалы. Самое главное по поводу Северной промзоны. Основные пункты того непонятного отчёта всплыли там. Ты там особо не удивляйся, когда про отправку в Африку нескольких партий новейших танков будешь читать.

— Это союзная компания контрабанду такого объёма организовала? — уже успел удивиться Абдельджаффар. — Кто там, дикари собрались друг ими давить? А расплатились, вероятно, своими старыми ядерными арсеналами!

— Отнюдь! Группа племён объявила себя религиозным государством. Всё по накатанной, как древние ваххабиты. Туда сейчас и мы с опаской заглядываем и конкурирующая фирма. И каждый друг друга подозревает, потому как не понятно, а на какие, собственно, шиши? Так что первоначальное задание твоё процентов на восемьдесят не актуально, но ты дорабатывай. Что-то там у тебя пованивает и сильно, скажу я. По поводу этого ренегата, Эреба: он в списке смертников. Тебе специалиста прислать?

— Нет, не надо! — запротестовал Фар. — Он сам ищет тех, с кем работал, он для меня как маяк!

— Ясно. Всё, приступай! Подозревай кого хочешь, но Арафаилов, умоляю, сделай так, чтобы они об этом не догадались, пока у нас не будет снований их за жопу прихватить! — Полковник Соборина напутствовала подчинённого, правда в конце подкинула ложку дёгтя. — А чтобы ты помнил, что глупить не надо, лишаю тебя командировочных и премии. Раз у тебя хватает средств на наёмников, значит и там ты уже завел эти свои знакомства. Вот на них и шикуй. И сделай так, чтобы следующий раз я увидела тебя вживую и с закрытым делом!

Кабинет вместе с чайкой исчез, превратившись в мерцающее бордовое знамя с золотым орлом по центру. Абдельджаффар несколько секунд в задумчивости глядел на его голографические колыхания. Товарищ полковник всюду успела засунуть свой инкрустированный клюв. Ну и наплевать на командировочные! Главное, что вернулась вера в собственную незаменимость в этом деле и в относительное всемогущество чёрной формы. От этого настроение Ящера стала ещё более благодушным. Он хотел выйти из кабинета, но внутрь, услышав тишину, зашел его владелец с уставшими волчьими глазами и жестом пригласил рептилоида снова присесть.

На столе появилась бутылка коньяка, две рюмки. Фар помотал чешуйчатой лысиной, одна исчезла. У капитана сложилась впечатление, что он обрёл дар предвидения. Он снова знал, что сейчас будет. Виктор Сергеевич, позволяющий себе показывать слабость лишь перед заезжим офицером, начал причитать.

— Не советую тебе, капитан, дожидаться почётной отставки. Найдешь место — уходи в какую-нибудь военную контору. Не дожидайся старости, когда такие вот расшитые серебром пигалицы тебя будут носом в собственное дерьмо тыкать, а тебе останется только кивать и утираться, — советовал старый волк. — «Как можно было настолько не знать своих подчинённых?» Знал я! Прекрасно знал эти его радикальные взгляды! Знала бы только она, что было здесь двадцать лет назад, когда здесь, на отшибе, построили Промзону, когда город наводнили разные мерзопакостные маргиналы, желающие на корпорациях нажиться. Целые караваны фур разоряли, коммерсантов пытали похлеще инквизиции… Без таких моих бойцов, каким был Эреб, давно бы всё сгорело тут! Вон он у меня какой — целое Управление во главе со мной, старым рассадником для блох, поймал на живца! У тебя научился, что ли? Хотя, это тебе не твой «Белый Призрак»!

Развалившийся на стуле Фар попытался укротить этот поток отчаяния, рассказав о другой Промзоне и танках. Преступление имело здесь чисто экономическую подоплёку, и можно было не торопиться, опасаясь, когда из подворотен повыскакивают спецы в униформе Федерации, устраивающие военный переворот. Однако, искать этих создающих в городе хаос интриганов стоило, потому как развал одной крупной компании породит множество мелких, у каждой из которых будет-таки повод с завистью поглядывать за океаны. Плюс к этому, правда, здесь Фар делиться своими мыслями с полковником не стал, подозрения по поводу нахождения одного из них в стенах Управления никуда не девались. Так же как и не сказал он о том, что успел разболтать хитрому Артёму Марковичу об экспериментах с Шутом, будучи напрасно уверенным в том, что тот из камеры никуда не исчезнет. Но и об этом сожалеть не стоило: если в одной из лабораторий Промзоны произойдёт теракт — значит, отставной полковник нашёл своих бывших хозяев быстрее ССБ.

— Всё мы сделали правильно, — резюмировал Ящер. — Во-первых, Квирин известный ему до самого грязного закоулка и последнего мерзавца город покидать не станет, а вот проблем всем этим таинственным силам сможет создать великое множество. И к главе «Солар Глобал» я ходил не зря. Если вся эта дрянь орудует внутри его собственной компании, он теперь сам их для нас найдёт!

Можно было смело возвращаться на улицы, а то от долгого сидения в кабинетах чешуя на заднице Абдельджаффара начала линять сильнее, чем на остальном его хладнокровном организме.

Господин Хепру был в кабинете один. Слева от него, за окнами тонул в оранжевом свете вечерний город. Синеватое мерцание монитора играло бликами в трех глазках-оцеллиях, расположенном треугольником между фасеточными глазами на лбу головы инсектоида. Полосатые когтистые руки глава «Солар Глобал» держал на поясе своей фиолетовой повязки. Стену украсила огромная голограмма головы другого такого же богомола. Это была госпожа Нехо, сестра его покойной супруги и мать первого помощника, которого, так же как и дядю, звали Эрхарад. Окрас украшенной прикреплёнными к хитиновой броне длинными золотыми подвесками инсектоидной головы был негативом её родственника: оранжевые полосы на чёрном фоне.

— Это совершенно неприемлемо! — возмутилась голограмма госпожи Нехо. — Я не подпишу проект, который ты мне прислал! Из-за этой экспериментальной системы связи доходы моего отдела упадут на сорок шесть процентов!

— Ты забываешься, — предупредил Хепру. — Мне стоит исключить тебя из совета директоров, тогда формализм с твоей подписью вообще не понадобиться.

— Когда я поддерживала тебя и всему учила, не думала, что ты будешь выдвигать мне ультиматумы…

— Слушай меня внимательно. — Оранжевый богомол угрожающе наклонил голову. — Пока твой единственный сын у меня, ты будешь подписывать то, что я пришлю, поддерживать то, что я постановлю. Ты ещё жива только из уважения к идеалам моей супруги, а он ещё жив только потому, что твоё участие в концерне кажется мне выгодным!

Госпожа Нехо молчала. Фасеточные глаза не могли выразить ненависть, клокотавшую внутри неё. Идея отдать всю власть в концерне в руки бестолкового мужа покойной директрисы с целью впоследствии подмять бизнес под себя казалась настолько логичной! А когда она поняла, что сделать это не удастся, когда осознала, какое чудовище воспитала, то попыталась его ликвидировать. Неудачно. И за эту неудачу она и её сын расплачивались вот уже много лет.

— Когда рассмотрение проекта? — тихо спросила она.

— Завтра, в девять тридцать, — ответил Хепру и взмахом руки отключил связь.

Гендиректор подошёл к окну, посмотрел на шумящий и сверкающий внизу город. Он многое сделал, чтобы там внизу его боялись. По-другому было нельзя. Он жил между двух миров, между двух сортов существ, неспособных верить в то, во что верил он. Одни были слишком примитивны и жестоки. Они были рабами своих инстинктов и, только играя на них, только будучи более жестокими, чем они, можно было заставить жить среди тех, кто верит в прогресс. Другие были слишком слабыми, чтобы следовать идеалам, которые они сами же и придумали. Они сами очерняли, извращали и доводили до безумия каждое достижение своего разума, не способные отделить суть идеи гуманности от веяния изменчивого времени. Этих тоже мог остановить только страх. И вот, среди двух этих мерзких толп, он нёс в себе свет, когда-то зажжённый его дорогой Атоной. Не имея даже отдалённого родства с человеческой расой, он развивал в себе человечность в этом бесчеловечном мире, при этом не позволяя себе заразиться слабостями вида, создавшего эту удивительную цивилизацию. Он верил в будущее этого мира, верил вопреки самому миру, разрушающему себя. И, во имя этой веры, был готов разорвать любого, даже и того, для кого он это будущее строил!

Наступал конец рабочего дня и офис «Солар Глобал» затихал. Открыв украшенную скарабеями белую дверь, в кабинет зашёл чёрный богомол в серой повязке. Господин Хепру внимательно смотрел на племянника. Понимал ли молодой инсектоид, в каком качестве находиться здесь на самом деле? Осознавал ли, что уже давно, вопреки сказанному его матери, никакой не заложник? Эрхарад Нехо стал за это время последней надеждой Эрхарада Хепру реализовать себя, как отца, последним членом семьи, в котором можно было воспитать существо, осознающее золотую середину между гуманизмом и жестокостью. В родных детях найти её не удалось.

Нехо-младший включил на мониторе голограмму графиков и столбиков цифр, сообщив:

— Я доделал квартальный отчёт.

— Да? — удивился Хепру. — А когда обещал финотдел?

— В конце недели.

Ну вот, о чем была и речь! Чёрный богомол, сосредоточившись на задаче, решил её быстрее десятка человек и маммолоидов. Потому как не отвлекался на маленькие паузы, позволяющие якобы «снять напряжение от работы».

— Завтра издашь приказ от моего имени. — Хепру подошёл к рабочему столу Нехо и постучал по нему когтем. — Финотдел сократить на треть. Освободившихся перевести в службу контроля качества на производство роботов, они мне сегодня жаловались. Там помощников не хватает. Остальным на треть увеличить оклад. Надеюсь, станут работать быстрее.

Последнее распоряжение на сегодня было отдано, оставался небольшой вечерний ритуал. Господин Хепру достал из шкафчика старинную шахматную доску, расставил на столе у помощника резные фигурки. Желтовато-белые изображали рыцарей-крестоносцев, бледно-салатовые — армию сарацин под командованием Саладина. Дядя с племянником расселись за столом, Эрхарад Нехо, как обычно, играл за рыцарей. И, как обычно, снова проиграл.

— Не понимаю, почему вы уделяете шахматам столько внимания. — В скрипучем голосе откинувшегося на стуле Нехо звучали нотки разочарования. — Зачем изучать побочные элементы древней культуры, такие, как эти игры?

— Потому как каждый из элементов, каким бы неважным он ни казался на первый взгляд, дополняет другие, позволяя увидеть общую картину. Например: эта игра хорошо моделирует жизнь, — ответил господин Хепру. — Знаешь, почему ты сегодня проиграл? Ты не заметил, как я вместе с конём снял с поля твою пешку, когда ты отвлёкся на звонок от охраны.

На краю соседнего стола стояла одинокая фигурка резного копьеносца в шлеме с полями. Если бы чёрный богомол во время игры посмотрел влево, он бы смог её заметить.

— Настоящая игра ведётся не на игровом поле, а всегда за его пределами. Знаешь какие выводы ты должен был сделать из визита того наглого офицера? — В ответ на этот неожиданный вопрос Нехо отрицательно помотал треугольной головой. — Кто-то в концерне вот также играет нами! — Хепру указал на украденную фигурку когтистым пальцем.

Пробивающийся сквозь бледно-серую пелену рваных туч закат раскрашивал небо в золотисто-розово-голубые тона. Попугай Вирр, ныне известный как Иблис Шайтанов, стоял в клубах вонючего дыма с мерзким сладковатым привкусом. Ветер играл полами чёрной мантии адепта Пылающего Хаоса, вышитые на ней длинные чёрные языки пламени казались живыми. А рядом постепенно затухал настоящий огонь, объявший кабину приземлившейся на окраине поля элашки. Шайтанов медленно обошёл её, внимательно рассматривая траву вокруг аппарата спрятанными в глубине капюшона птичьими глазами. Подобно лучам звезды, от места пожара шли в три разные стороны, постепенно сужаясь, полосы пожухлой от температуры травы. Кто-то поработал здесь огнемётом. Сначала были сделаны два выстрела в открытую кабину, затем один, более продолжительный, под днище аппарата.

А в кабине на пассажирских местах, находилась обгорелая, жёлто-коричневая с красными и синими прожилками потрескавшихся тканей, сплавленная один бесформенный ком масса, которая недавно была тремя живыми существами. В одном из останков, судя по загнутому клюву, почти такому же, как и у попугая, можно было опознать орнитоида. К его плечу приросло бедро и бок тела, свисший набок закопченный череп которого оскалился острыми зубами хищного маммолоида. Прилипший к ним ногами, из кабины свесился, как будто стекая, труп человека.

К отошедшему в задумчивости в сторону Шайтанову подбежала его возлюбленная Эсмер, вытирая испачканные копотью руки о полы своего элегантного красного плаща. Ветер играл её чёрными кудрявыми волосами, на не обезображенной ожогом половине лица светилась улыбка.

— Я нашла обрывок серого плаща, я поняла кто это! — радостно сообщила она. — Священники, эти глупенькие приверженцы порядка и единства! Это здорово, это значит, в городе появился ещё один «верный»…

— Который так удачно спалил церковников недалеко от нашего Храма, — закончил за неё Иблис, правда, в его высоком птичьем голосе восторга не слышалось.

— Может он хочет присоединиться… — напуганная тоном возлюбленного, робко предположила девушка.

— Нет, этот не станет, — отрезал попугай. — Мой учитель, Остророгий, говорил: «Истинный носитель Хаоса не способен осознать своего призвания — он лишь слепое Его орудие». Созывай всех, мы должны как можно скорее всё здесь убрать, так как направлено оно на нас.