Свободного художника Вильгельмо, в миру Игоря Чернягина, гнали пинками между прилавков мясного рынка. Покрытого чёрной шерстью маммолоида-свинью с заклёпанными обрезками ушей так невежливо направлял в сторону выхода его же собрат, большой розовый свин-мясник в сером клеёнчатом фартуке, не оценивший новую форму современного искусства. Белое предобеденное солнце, заливающее широкими лучами павильон через прямоугольные окна под самой его крышей, освещало эту сцену торжества мещанства.

Мясник был грозен — морду пересекал корявый глубокий шрам, серые, под цвет фартука, перчатки были заляпаны запёкшейся кровью, чёрные сапоги настойчиво находили одетый в тёмно-жёлтые шорты зад художника. Между прочим, мясник поступал с ним по-доброму. А мог бы просто рубануть его одним из висящих на поясе больших тесаков, и никто бы его за это особо осуждать не стал. Так нет же, он еще считал своим долгом поучать заблудшего собрата в перерывах между пинками.

— С-свиньи, — визгливо хриипел он, немного заикаясь, — всегда были одной из основ цивилизации. Хавронья, к-кормилица — ласково называли их д-древние. — Прозвучал очередной звук удара, художник обиженно хрюкнул от боли. — И с-сейчас, в новом мире растят наших меньших б-братьев с любовью, убивают без б-боли. Их жертва позволяет плавно приучать н-новые виды к культуре п-питания, обуздать дикость инстинктов. А ты п-придумал какое-то п-позорище!

Объёмная пятая точка свина всё лучше и лучше запоминала эту импровизированную лекцию. «Каннибалы! Мертвоеды!» — выкрикивал мученик высокой культуры, обращаясь сразу ко всем и ни к кому, дабы мясник не разъярился ещё сильнее. Под смех и свист продавцов, Вильгельмо спотыкался, падал, рассыпая под ноги гуляющим покупателям накупленные свиные пятаки. Они-то и вызвали ярость его собрата.

Дело было в том, что потерявшая вкус публика совсем перестала покупать его абстрактные, вырезанные лазером по железным листам картины. Нужно было напомнить о себе, и для этого господин Чернягин задумал провокационный арт-проэкт «Никто не забыт». Нужно было скупить со всех мясных прилавков в городе свиные пятаки и торжественно похоронить их где-нибудь на городском кладбище, перечисляя поимённо всех не столь развитых собратьев, невинно убиенных в угоду чужому чревоугодию.

Но, увы, боги Искусства превратили подготовку к сему деянию в совершенно другой арт-проэкт. «Синяя задница непонимания», «Изгнание скорбящего», «Чёрный сапог ханжества» — Игорёк на ходу придумывал названия, под которым выложит в сети авторскую статью об этом событии. Блогеры и сарафанное радио сделают своё дело. Рано или поздно дойдёт до «Ассоциации травоядных гуманоидов». Эти безвольные слабосильные псевдоборцы снова раскритикуют его выходку, и отвернуться от него, как от позорящего их дело. Однако каждый, кто хотя бы поверхностно интересуется их делами, услышат о смелом провокаторе Вильгельмо! Не важно, что будут говорить, лишь бы имя правильно называли. Кто же это сказал? Кто-то из великих, наверное.

Прошлая акция принесла ему славу на весь город. Он вышел на центральную площадь со словами: «О, пожирающие свиное мясо варвары! Взгляните на меня и поймёте, сколь вы отвратительны!» И он отрезал себе по половине от каждого уха, превозмогая боль, поджарил их паяльной лампой и сжевал под недоумёнными взглядами толпы. И город загудел сплетнями и слухами! Правда, в большинстве из них о Вильгельмо говорили не как о смелом художнике, а как безмозглом идиоте, ну да что они понимают!

Среди невольных зрителей нового, поистине исторического в мире искусства события, оказались два друга: Алексей и Геннадий. Второй был весел. Он помахивал пакетом с дешёвой тушёнкой и, смеясь в лицо товарища дичайшим перегаром, комментировал происходящее. Товарищ был напряжен и периодически нервно озирался по сторонам. А всё потому, что более известны они были под именами Палач и Сэр Баскервиль, и находились в розыске.

Помня это, новый криминальный авторитет города замаскировался. Правда, когда его подельники Валет и Шут увидели маскировку, покатились со смеху. Шут и вовсе чуть не захлебнулся слюной от вида совершенно «неожиданной» для их молодого шефа бежевой футболки с изображением чёрного топора. Поглядев на него и покачав головой, Гена на маскировку забил. Лишь только свои костяные побрякушки снял.

Сэр Баскервиль искренне верил, что бандитов надо уважать больше чем ССБ. Защищают они государственность, как же! Придумали себе сами пугало: «терроризм», «сепаратизм», «угроза со стороны Континентальной Федерации»! Кто это на себе чувствует? Да никто! Да, были войны, но кто замял-то их? Корпорации, а уж явно не «собаки». При этом каждый хотя бы раз в жизни сталкивался с хамством существ в чёрной форме, с этим их ощущением вседозволенности. ССБ существует для того, чтобы слабаки сбивались в кучки, напяливали робы и сами себе дали право безнаказанно других убивать. Любой мир: животный, человеческий, мутантов, — он устроен просто. Есть авторитеты и лохи, те, кто выживает и те, за счёт кого выживают. И главное двигаться по жизни в правильном направлении. А этот их «правопорядок» — это искусственные попытки создать «равенство», только вот какое-то оно неравное. Скольких эти «защитники правопорядка», не разбираясь, поубивали? Отец Геннадия был пьющим, но законопослушным в принципе мутантом. Ну не разобрался, с кем в драку полез! Так тот урод ему топор свой в шею воткнул. И сказал: «Одним дегенератом меньше будет». Это что, старый пёс угрозу государственности представлял? А когда в городке начался более или менее серьёзный замес, они показали, чего стоят! Вон их как сын того «дегенерата» вертел — и по часовой, и против! Две вещи знал сэр Баскервиль: во-первых, можно делать с эсэсбешниками что угодно, только не убивать, иначе прицепятся как блохи и уже не отстанут. А во-вторых, своим презрением к чужой жизни, они заслужили презрение к себе. Уж на рынке, где делёжки товара, места и денег, и связанные с этим драки и убийства были обычным делом, бандитов «собакам» точно никто сдавать не будет. Так что можно было спокойно гулять, обсуждая непонятого деятеля искусства.

— Все они болтуны, эти борцы за права борцов бороться за права борцов, — резюмировал сэр Баскервиль. — Вот, на этого толстого посильней надави — он и свою свиномаму съест, да и от себя кусок откусит.

— Так он уже! — усмехнулся Палач.

— Тем более. — Но вопреки своим словам, видимо решил поддержать акцию. — Бабуль, человечинки не найдётся? Молочной? Уж очень я её люблю! — спросил он, смеясь, у пожилой продавщицы — маленькой сухой бабки.

Крашенная в синий цвет татуированная старушка с большими кольцами в носу и левом ухе, взглянула на чёрного пса колючими глазами и прошипела:

— Пошёл к чёрту, дьявол!

— Ну и как я это сделаю? — притворно удивился он, перегнулся через прилавок и схватил кусок свежей свиной вырезки. Увернувшись от удара окровавленной тряпкой, пёс немедленно отправил добычу в пасть без половины зубов, и начал невозмутимо жевать, сквозь толпу удаляясь от матерящейся продавщицы.

— Ты ещё потом хотел за тухлятиной Летуну зайти, — напомнил Германов. — Только сам её тащи.

— А, да! У Семечкиной должно было много просрочки накопиться. Тогда пакет бери! — Сэр Баскервиль вручил товарищу свой недельный запас тушёнки. Тот взял его, поморщив нос.

Никак не хотели его новые подручные нормально питаться! С червём всё было понятно — что нашёл в тоннелях, то и ужин. Арахнид тоже вопросов не вызывал, но вот остальные двое. К целому складу со жратвой был прямой доступ из тоннелей! Заходи, бери, чего надо, покровители кладовщику всё компенсировали, тот закрывал глаза. Так нет же — пакет дешёвой тушенки, два пакета бухла — вот и весь недельный рацион. При этом бухло, правда, превратилось из самогонки в дорогой вискарь. Дурни! Но за дурость-то он их и держал.

Бандиты направлялись в угол павильона, к неприметной двери с табличкой «Управляющий». Долго колотили в неё, пока за спиной не раздался скрипучий голос, поинтересовавшейся на смеси русского и китайского мата целью их визита. Сиим вежливым субъектом была тощая старая самка — рептилоид. На костлявых плечах висел неуместный в летнюю жару длинный серый плащ без рукавов. На тощих оголённых руках и голове, поверх серой чешуи, свисали лохмотья старой кожи. С возрастом линька у рептилоидов проходила всё неэстетичней. Одна из ног, в серых же сапогах с ребристой подошвой, была чуть короче другой и кривой, как будто изломанной в двух местах. Из-за уродства старая ящерица левой рукой опиралась на костыль из металлопласта. Своим обликом она походила на чешуйчатую версию старого пирата, не хватало только маленького зелёного птеродактиля на плече.

— Э! Прокажённая! Тебя нормально разговаривать не учили? — пролаял Гена в ответ.

— Ты кому грубишь, ты, рухлядь! — рявкнул Палач.

— Да мне плевать, кто ты, сосунок! Я ничего этой корове старой платить не собираюсь, — изрекла она, потрясся костылём. — Так и ему передай. И пугать меня не надо своим тараканом!

— Чего ты городишь? — перебил её Германов, а сам подумал: «Конкуренты начали потихоньку вылазить!» До него доходили слухи, что некий Минотавр, делающий деньги на ставках местной лиги Свободного Турнира, сколотил банду из бойцов и занялся рэкетом.

— Эй! Р-ребятки! — раздался голос сзади. — П-проблемы какие?

К прилавку подходил большой свин, в сопровождении ещё двух мясников, один из которых заряжал автомат. Похоже, в павильоне он играл роль шерифа. Пёс ухмыльнулся и, толкнув подельника в бок, тихо спросил: «Ну чего, скажешь им про новую власть в городе?» Но колотить понты в данной ситуации было как-то не комильфо. Палач посмотрел в свинские глаза, прочитал в них тупую непреклонность.

Терпеть он таких не мог. «За правду мы!» Убей сейчас его, и весь рынок их прямо здесь и разорвёт. Побольше бы таких было — никаких эсэсбешников не надо было, чтобы нормальным парням мешать нормально жить и зарабатывать. Вцепились в свой маленький кусок помоев и держат, как последнее. Вон, убить готовы, чтобы «п-помочь т-товарищу»! И не думают, что домой-то пойдут каждый поодиночке. Подослать что ли к нему Шута, он свинье его же тесак в голову воткнёт.

Как можно быть таким «правильным»? Мир предлагает перспективы — крутись, вертись, думай, как их реализовать. Пирога всё равно на всех не хватит, так чего пытаться по кусочку-то все раздать? Тем более, когда вокруг такие, как Эдберг покойный, которые делиться не намерены. Самки, элашки, апартаменты, полгорода писается при одном упоминании имени. У братьев Германовых никогда не было ничего. Съёмная квартира, еле сводящая концы с концами и боящаяся всего на свете мать. Они знали к чему стремиться. А вот к чему стремиться свин этот с товарищами? К порядочности? Защитила бы их порядочность, если бы сейчас на месте Палача был Министр, с его дуболомами? Даже если бы эту чешуйчатую старуху прямо тут на прилавке драли, все бы вокруг стояли и молчали. У льва было подкреплённое трупами имя, которое Палач из-за преследования со стороны властей, пока заслужить не мог. Всё Римлянин этот, да ящерица пронырливая! Связались на свою голову с одержимым дураком и занозой, непонятно как среди криминалитета возникшей. Ничего, сейчас дело Палача только развивается. Покровитель обещал помочь, да и сам Германов не сидел, сложа руки. Рано или поздно, он покажет, что такое страх! Придя на рынок с окровавленным топором и отрубленной свиной головой. Страх — единственная настоящая защита и средство достижения положения в обществе.

А пока он примирительно поднял руки и сказал:

— Мужики, всё нормально! Мы вообще не от Минотавра, вообще не о кредитах речь! Нам у уважаемой кое-чего спросить надо.

— Ну а вежливости не учили тебя? — проскрипела рептилоид, видимо забыв, с чего началась ругань. — Спрашивай!

— Ты мужикам-то скажи, дело-то личное. Интимное, можно сказать, — попытался избавиться от лишних ушей сэр Баскервиль.

Ящерица успокоила свина, тот отошёл, но недалеко. Старуха отошла за пустой прилавок и плюхнулась в кресло, бросив рядом костыль. Человек и пёс уселись на ящики напротив неё.

— Мы просто не знали, как начать, — извинился Палач. — Ты ведь Ю? Ты в своё время дела делала в Харбине, правильно? Мы тут с типами непонятными связались… Короче, расскажи нам за Белого призрака.

При его упоминании старая ящерица задержала дыхание. Салатовые глаз с вертикальными зрачками округлились от страха. Прежде чем начать свой рассказ, Ю около минуты восстанавливала самообладание, но и после этого из её скрипучей речи не исчезла странная для рептилоида испуганная интонация.

Люджинг Ши тогда только начали приобретать своё влияние и криминальный клан рептилоидов, объявивший своих лидеров воплощениями легендарных китайских драконов Лунов, всерьёз никто не воспринимал. Подумаешь, очередные придурки ищут своё место в мире, прячась за завесой религиозного мистицизма! Хотя мутанты поумнее уже тогда призывали держаться от них подальше и отмечали крайнюю фанатичность последователей этого «Пути Змеи», как переводилось их название с одного из местных диалектов. Знатоки истории видели в этой организации продолжение мафиозных традиций «триад» человеческих времён. Однако большинство, в которое входила и Ю, даже не замечали следов их деятельности. Что уже должно было насторожить.

Чуть позже у них появилась эта их знаменитая идея, что все рептилоиды — потомки этих самых пресловутых древних Лунов, и теперь, так или иначе, должны организации, как главному представителю интересов всех рептилоидов в мире. С этим они и пришли к молодой и беспринципной мутантке Ю. Финансист по образованию, она тогда сколотила команду, которая занималась тем, что загоняла не слишком умных жителей города в долги. Затем они подставляли своих кредитуемых и под предлогом возвращения вклада посредством угроз и убийств отбирали собственность. Ю посмотрела на эмиссаров Люджинг Ши, несущих какой-то бред о «духе дракона» в каждом рептилоиде, глазами полными цинизма и увидела в них лёгкий способ заработка. Назанимала кредитов «на развитие бизнеса», а когда пришло время начинать возвращать клану проценты, послала их, надеясь на своих громил. Однако никакой бойни не случилось, фанатики приняли отказ как должное, чем вызвали смех начинающей бизнес-леди. Ю хорошо запомнила миг когда, сидя за стойкой бара в элегантном тёмно-розовом платье, так идущем к её шелковистой, серой с коричневым рисунком чешуе, она пила коктейли и веселилось, рассказывая друзьям, какие же эти «новые триады» дураки. В тот же вечер на стене своего дома она заметила корявые белые иероглифы. «Бай Гуи» — «Белый Призрак».

О том, что было дальше, её было особенно тяжело вспоминать. Старуха периодически потирала свою искалеченную ногу, как будто заново переживала всю ту боль.

— До сих пор у меня пред глазами его белая чешуйчатая морда. Вытянутая, похожая на череп с наростами на подбородке и лбу… и два этих кроваво-красных глаза… — заканчивала Ю свой рассказ. — Я даже не хочу знать, как вас угораздило связаться с Люджинг Ши. Только уж если дело дошло до услуг их мастера пыток — я вам, ребятишки, могу только посочувствовать. Того, за кем охотится Белый Призрак, не спасёт уже ничто.

В её скрипучем голосе появились нотки злорадства. Однако, услышав её историю, Палач и сэр Баскервиль переглянулись. На человеческом лице и чёрной собачьей морде появились довольные ухмылки.

Для своего первого, после больничного, визита в Управление, Абдельджаффар разработал специальный маршрут. Он зашёл в бетонную трёхэтажную коробку с солнечной зелёной улицы. Поднявшись по широкой лестнице в просторный полукруглый центральный холл, обратил внимание, что бежевые стены за столами дежурных украшали новые чёрно-синие голографические стенды с историей Управления, боевой хроникой и доской почёта. Видать, дошли-таки до Службы Материального Обеспечения кредиты, выделенные на ремонт здания после пожара. И самое удивительное, не осели в карманах ответственных за это самое обеспечение лиц. В столице-то это было обычным делом. Посмотрев на новые автоматические двери актового зала справа, Фар свернул налево, в административную часть. На него пялились все сотрудники, встречавшиеся в отделанных серым пластиком коридорах, потому как был он опухший и помятый. Незаживающие шрамы на голове скрывал напяленный не неё черный гермокапюшон. Только один эсэсбешник торопливо пробежал мимо — небольшой инсектоид вида клоп-солдатик, с блестящей бордовой бляхой на чёрном с красной полосой грудном панцире. Раньше его Ящер здесь не встречал. Новичок, наверное.

План встреч капитана сразу же претерпел изменения. Оглянувшись и рассматривая два чёрных круга на красных надкрыльях клопа, Фар чуть не столкнулся в коридоре первого этажа со старшиной Бао. А видеть его сейчас было совершенно не зачем. После смерти друга он с настойчивостью паровоза напрашивался в группу по розыску проклятых хирургов-убийц.

— Куда спешишь собрат? Ух, потрепало тебя, смотрю. — Шинизавр схватил Фара за плечи, заулыбавшись своей широкой пастью, и осторожно начал уговоры. — Слушай, хоть ты поговори с оленем этим тупорылым. Я же полезен буду. У вас бойцов нет, ты да он. Болтун этот ушастый и баба не в счет. Да и ты, смотрю, ещё плоховат. Ты не подумай, я Камолина кинуть не хочу, у меня к этой команде клоунов тоже счёты теперь свои, но за Люйя, я порву за него любого. Кого скажешь, разорву…

«Вот поэтому-то ты нам в группе и нафиг не нужен» — подумал Фар по себя. Ящер был наслышан о том, как Мясо чуть не разнёс две частных клиники, причём, не особо подумав, что одна из них была стоматологической. К чёрту такого обезумевшего энтузиаста с его местью за лучшего друга. Фар как можно вежливее ответил, что сам теперь ничего не решает. И, что с Нуаре он сам ещё даже лично не говорил, что было правдой; и что неизвестно, останется ли в расследовании он сам, что, конечно же, было чушью. После этих слов собрат по биологическому классу разразился потоками брани в адрес оленя и стал расхваливать Ящера за то, как он руководил операцией с роботами, как жертвуя собой, взял канцероида. Он дружески хлопал капитана по плечу, тот в ответ смущённо кивал. На том они и расстались.

В Отделе Координации, первой остановке его маршрута, его ждало разочарование. Из всех аналитиков, на рабочем месте оказалась лишь одна лейтенант Стрелец. Бельчиха сидела за одним из множества столов с мониторами, окружённая горшками с кактусами, и лениво расчёсывала косую рыжую чёлку. Она не зря пользовалась популярностью у сотрудников-самцов самых разных видов. В жестоком новом мире, где, невзирая на половые различия, приветствовалась сила, она умела оставаться утончённо-женственной. Это подчёркивалось каждой деталью её вида: синие туфельки на закинутых друг на друга спортивных ножках, расстёгнутая чёрная форменная рубашка, так ненавязчиво демонстрирующая впившийся в маленькую грудь бледно-синий узорный лифчик. Заметив Фара, она распрямилась, поправив укороченную донельзя юбочку, переложила на другую сторону от стула свой шикарный рыжий хвост. Капитана пронзил презрительный взгляд обильно подведенных синими тенями глаз.

«Увы тебе, Абдельджаффар Максудович!» — мысленно усмехнулся Ящер. Главная роковая женщина Управления всем своим видом показывала свое пренебрежение к нему, как к мужчине. Ещё бы, зайти сюда с этакой опухшей рожей! Но это-то его не расстраивало, а вот то, что у этой куклы о двух ногах добиться помощи в задуманном им деле не представлялось возможным. Пришлось напроситься на приём к самому Федотину.

Начальник отдела встретил их с каменным выражением на квадратном лице со шрамом. В его кабинете тоже всюду были кактусы. Самый большой из них стоял на постаменте в виде ионической колоны. Там раньше находился любимый артефакт предыдущего обитателя этого кабинета — шлем римского центуриона. Показав Фару на стул, он отчитал аналитика:

— Стрелец, приведи в порядок внешний вид.

— Олег Максимович, я…

— Застегнись! — рявкнул он, девушка поспешила исчезнуть и закрыть за собой дверь.

«Правильно, правильно, — продолжал веселить себя капитан. — Мало ли что я подумаю». Видимо он слишком пристально смотрел на тот главный кактус, потому что подполковник решил пресечь любые вопросы по этому поводу исчерпывающим объяснением:

— Полезные растения. Впитывают радиацию от всей этой голографической мандулы.

— Я вот, собственно, по какому поводу, — начал Ящер. — Вы сейчас ведетё дело Эреба. У меня не так давно появилась зацепка, которая может вам помочь. Есть подозрение, что он пытается вербовать своих этих революционеров среди молодёжи, состоящей в организациях националистического толка. Там уже ребятки подготовленные, с достаточной степенью тупости. Достаточно им поменять «национализм головного мозга» на «демократию головного мозга». И у меня есть информация об одном деятеле, с кем Артём Маркович мог связаться по этому вопросу.

Федотин выслушал его с видимым интересом, покивал, но затем сказал:

— Знаете что, товарищ капитан, не нужно со мной ломать эту комедию. Я прекрасно знаю, как работает Отдел Внутренних Расследований, и понимаю, что весь этот ваш интерес к чужим делам, это способ показать, какие мы здесь все хреновые работники. Вас для этого Толоконников сюда вызвал? Кадры почистить? Вы уже помогли Камолину старшим лейтенантом стать, теперь мне расследование хотите запороть? Чтобы выяснить, связан я всё-таки с Квирином, или нет…

«Господи, да он же дурак! — опешил Абдельджаффар. — Он всё себе уже придумал. Даже разузнать не догадался, что я состою не в ОВР, а ОПТ. Стоит с ним говорить-то вообще?»

— Знаете что, — ответил Фар, собираясь уходить, — вы бы поняли, насколько неправы, если бы потрудились проанализировать мои действия…

— А я так и сделал! — Коренастый офицер встал из-за стола. В его вежливых обращениях звенел лёд. — И знаете, товарищ капитан, что получается? Пока вы лезли не в свои дела, от рук тех, кого вы должны были разыскать, погиб сотрудник, и хороший сотрудник! Вы, конечно здесь чужой, какое вам дело! А вот остальные считают вас виноватым в его смерти. И, я напомню, это уже второй подобный прецедент за вашу недолгую карьеру здесь. Вот каков ваш расхваленный Толоконниковым профессионализм! На словах то вы Лев Толстой, а на деле… мне продолжить?

— Спасибо, не надо! — огрызнулся Фар и хлопнул дверью.

Вот оно, оказывается как! Ящер виноват! И Шагдара снова вспомнили! Поэтому многие на него и пялились, а не из-за помятой морды. Хорошо, хоть Мясо так не думал, а то бы уже давно, как он выразился «разорвал» бы. Федотин, Федотин! Понятно, зачем подобного дурака Эреб сделал замом своим. Фантазия древнего колхозника и неспособность видеть дальше собственного носа. Рядом с таким можно было прямо в кабинете боевой костюм мастерить и говорить, что это на маскарад. Не приведите боги, если подполковник каким-то чудом всё-таки отыщет бывшего шефа — тот его отправит прямиком к Плутону, да ещё и вместе со всей опергруппой. Кстати, шутки про Льва Толстого вошли в Управлении в моду.

На выходе из коридора первого этажа, где располагался ОК, капитану навстречу снова попался красно-чёрный клоп. Инсектоид чуть ли не бежал по коридору с кипой документов в двух парах чёрных лап. Точно новобранец! Вероятно, отправленный кем-то с глаз долой с «важным» бумажным заданием.

Выйдя центральный холл, Ящер попытался как можно незаметнее проскользнуть на лестницу мимо столов с дежурными офицерами. Потому как возле одного из них, у стенда «Лучшие в профессии», прямо перед своим изображением, стоял его новый непосредственный начальник, майор ССБ Этьен Нуаре, высокий и стройный маммолоид-олень. Форменная жилетка сидела на нём идеально, как на манекене, молнии карманов и петли под оружие были перешиты, так что создавали определенный дизайнерский рисунок. Кончики ветвистых тёмно-коричневых рогов были начищены и блестели. Лоснящаяся чёрная шерсть сливалась с цветом формы, превращая офицера в эбеновую статуэтку своеобразного рогатого Аполлона. Не склонный к поэтическим метафорам Альтом, сравнивал его с намасленными неграми из порнографических фильмов человеческих времён.

Как-то совсем не хотелось Фару работать под началом этой фотомодели. До провала дела Квирина, сплетни и слухи, которые олень создавал нарциссическим отношением к своей персоне, компенсировались хорошими результатами работы. Теперь остались только сплетни.

Пока майор скалил свои идеально белые квадратные зубы у столов, Ящер заглянул в свой, а теперь вернее уже не его, кабинет, где располагалась остальная часть команды. Первое, что он увидел, была затянутая в чёрные штаны задница склонившейся над столом Алины. Присутствие в команде женщины ощущалось по изменившейся обстановке в рабочем помещении: два горшка синими колокольчиками на подоконнике, куча документов Альтома на столе разложена в некое подобие порядка. Сам сержант Мазур, развалившись в кресле, развлекал колли ежедневной порцией гадких шуток. Когда нетопырь уставился на вошедшего капитана, Фар показал ему глазами на дверь, осторожно подходя к девушке сзади. Тот вопросительно поморщился. Ящер своей опухшей мордой скорчил гримасу, недвусмысленно предлагающую ушану покинуть кабинет. Однако тот ещё более мерзко сморщил рожу. Увидев её, лейтенант оторвалась от монитора.

— У тебя чего, нерв защемило? Или на клапан надавило? О, здравия желаю, товарищ капитан! — Развернувшись, она заметила Фара.

— Сержант, у тебя чего, никаких дел нет? — прошипел Ящер Мазуру.

— О конечно! — ответил тот. — Я прямо вот сейчас вспомнил, что у меня неотложные дела в гараже! — Ушан изобразил деланное беспокойство и, ехидно улыбаясь, исчез за дверью.

— Хотел подкрасться незаметно? — спросила Алина, подходя и впиваясь в его чешуйчатые губы поцелуем. Одну руку он запустил в её рыжие с белым длинные волосы, другая медленно спускалась вниз по спине.

— Всё никак не привыкну обниматься с маленьким парнем, — шепнула она.

— Маленьким? Чего-то позавчера ты на мои размеры не жаловалась. И это новая причёска? — улыбнувшись, спросил Фар, намотав локон на палец.

— Ой, ладно, ладно! Не маленьким — низким. А довыпендриваешься, постригусь как Вика, — засмеялась она. — Будешь нас путать, нарвешься на скандал.

Это был скрытый упрёк в том, что Ящер запретил афишировать их отношения. Больше всего её растаивал отказ Фара попробовать секс на работе. Бельчихе она завидовала, что ли? Но Ящер был непоколебим. Незачем давать врагам, как внешним, так и внутренним, такой хороший рычаг воздействия на него. Помимо них самих, об их романе знал только чёртов Мазур, который, когда капитан сообщил о зачислении девушки в их группу, утвердительно воскликнул: «А, уже трахаетесь!». И переубедить его уже не было никакой возможности.

Ещё немного пообнимавшись, Фар выяснил у неё, что Нуаре особой приязни к рептилоиду также не питал, а дело о хирургах был решительно настроен завершить, чтобы возвратить свой утраченный престиж. Плохо было дело. Но попытаться пожаловаться Толоконникову стоило. Всё равно к нему идти отмечаться.

Услышав, как хлопнула дверь, из соседнего кабинета с кружкой кофе вылез Альтом, заулыбался, открыл, было, рот для шутки, но Фар его опередил, сказав: «Да, да! Вот так вот быстро». На лестнице у кабинета начальника Ящеру снова попался красно-чёрный клоп. Он спускался справа от него, но тут же, ещё один такой же, обогнал Абдельджаффара слева и поднялся на пролёт выше. Или тот же самый? Офицер остановился и начал недоумённо озираться, но никаких инсектоидов вокруг уже не было. Это что, такие последствия черепно-мозговой травмы? И клопики-солдатики в глазах? Надо позвонить дрозду и сказать доктору, что галлюцинирует клопами.

Не увидев на привычном месте личного телохранителя начальника, Фар осторожно заглянул в секретарскую. Полковник Толоконников стоял у стола секретарши и матерился, тыкая пальцами в мерцающую красным голограмму нового монитора. Секретарша что-то ему визгливо доказывала, старшина Аваров, выставив вперед пузо, украдкой заглядывал из-за плеча начальника кошачьими глазами. Увидев Ящера, старый волк воскликнул:

— А капитан! Подходи! Как настроить операционку новую знаешь? А чего ты такой ошалевший? Выпил, что ли? — спросил мутант, глянув на опухшую зелёную рожу под гермокапюшоном. От самого Виктора Сергеевича отчётливо попахивало коньяком.

— Мне сейчас нельзя, — ответил Фар. — Это чего, VX–Lucius? Не знаю…

— Да не надо её настраивать! Просто Виктор Сергеевич, вместо того, чтобы иконки осторожно направо — налево прокручивать, в них пальцем тычет, и они открываются, — объяснила с умным видом секретарша.

— В том то и дело! В них должны быть настройки чувствительности под любую лапу, клешню. Её разрабатывали в Казахстане. Там у половины населения вообще копыта! Эй, боец! Заходи сюда!

Толоконников обращался к кому-то в дверном проёме. Ящер обернулся, увидел там всё того же вездесущего клопа. «Вы его тоже видите, да?» — чуть было не спросил Арафаилов. К счастью, инсектоид оказался вполне реальным.

— Как настроить VX Люциферус под мои лапы? — спросил его начальник.

— Люциус… — шёпотом поправила его секретарша.

— Да хрен на него! Ну, так как?

— Я не знаю, товарищ… товарищ… — загудел репродуктором клоп, пытаясь вспомнить звание.

— Тамбовский волк тебе товарищ! — улыбнувшись, произнёс свою любимую шутку Толоконников, отпустил новобранца и пригласил Арафаилова в отремонтированный кабинет.

Внутри была обычная уютная полутьма, только старую карту и знамя заменял большой монитор с его голографическим изображением вместо экранной заставки. Давно пора, а то материалы дел после брифинга друг другу по сетке пересылали, да стояли щурились, пытаясь разглядеть, на какую улицу шеф лазерной указкой показывает. Седеющий мутант упал в новое бордовое кресло, украдкой посмотрел на ящик стола, но постеснялся лезть за бутылкой при молодом офицере.

— Товарищ Товарищ… У нас новая система званий? — ёрничал Фар.

— Да, старший товарищ, младший товарищ и подтоварищ. Молодежь, четыре брата клопа сразу пришли устраиваться, всем выводком. Тесты все на отлично сдали, рвения хоть отбавляй. Тупенькие пока, правда, но уж лучше тупенькие молодые, чем старые дураки. Я сам старый дурак, зачем мне вокруг себя других держать. Подсидят, не дай бог! — скалился острыми зубами шеф.

Оказалось, после неудач последнего времени он провёл небольшую чистку кадров, отправив в отставку тех хромых и убогих, кто планировал на местах спокойно досидеть до пенсии. Слишком уж разжирели высокие чины в местной глуши и тиши и противодействовать новым угрозам оказались не способны. Причём кары коснулись не оперативников, их опыт, несмотря на проколы, восполнить было нечем, а административную часть Управления. Половину отделов и служб возглавила перспективная молодёжь, остальная половина оставшихся на местах старожилов теперь побаивалась за свои кресла и начала лучше работать. Правда, косо смотрела и плевалась начальнику в спину. Зато кредиты на ремонт испугалась растащить!

Абдельджаффар осторожно изложил суть своей проблемы, на что волк лишь махнул рукой.

— А из-за чего ты, собственно переживаешь? Тебя тут крайним сделали, только вот виноват в гибели Вейшена я один. Я знал, что у тебя помимо этих уродов есть важные дела. Я решил: раскроет попутно — хорошо, не раскроет — хрен с ним. Не думал, что они настолько обнаглеют. Так что свали на майора дело, сам занимайся Промзоной. Нуаре теперь себе жопу на рога натянет, лишь бы безупречную репутацию восстановить. Ничего другого сделать я с тобой всё равно не могу. Я когда твоему Магомеду Ибрагимовичу докладывал, как тебя чуть не грохнули, знаешь, что мне было сказано?

— Убьют дурака, другого пришлём, — предположил Ящер.

— Вот! В точности так! Только ещё результаты хвалили. Или ты из-за шутки новой переживаешь? Что «две тупые головы одну умную дают»? Шутку с яйцами пережил, переживешь и эту. Ты знаешь, что ты не дурак, я знаю, что ты не дурак. Остальным об этом знать совершенно ни к чему. Так что иди, планируй работу по своему усмотрению.

И действительно, с такой перспективы выглядело всё более чем рационально. Просто никак не хотел разум рептилоида принять простого факта, что провинциальный начальник гораздо умнее его, выпускника столичной Академии. Толоконников всё за него уже продумал. Сотрудники любой структуры делятся на две неравные категории: исполнители и организаторы. Меч, и рука направляющая его. И как бы ни тешил себя капитан Арафаилов амбициями, как бы ни гордился своими талантами, принадлежал он к первой. Только, в отличие от большинства «собак», он лучше брал след, когда его спускали с поводка. Что, в принципе было и нужно в начатом им предприятии.

Новый спортивный зал, в который приехал вечером Фар, практически не отличался от того, который посещал он сам. Внутри было тихо и пусто, это позволило офицеру оглядеться, приметить любопытные детали. Например, широкие пластиковые панели бледно-зелёного цвета, которыми были отделаны стены вокруг ринга. На каждой из них был изображен большой сероватый полупрозрачный рисунок, наподобие герба, на морскую тематику. Ящер ухмыльнулся, довольный тем, что не ошибся в своих предположениях. Самоуверенные, однако, товарищи!

Из комнатки на втором этаже вышел хозяин зала, опёрся на перила балкончика, рассматривая позднего посетителя круглыми рыбьими глазами. Спортивного телосложения, кажущийся чуть горбатым лещ ростом был немногим выше Фара, но в полтора раза шире его в плечах. Большинство ихтиоидов не слишком любили одежду, этот мутант по сравнению со своими собратьями был даже слишком одетым. Коричневые, с узором листвы, брюки егеря, говорившее о том, что перед Ящером ветеран Уссурийска, были заправлены в болотного цвета ботинки. От широкого пояса, по блестящей зеленовато-желтым чешуе на груди, вверх шла широкая полоса крепления специального воротника, защищающего жабры. Рудиментарные плавники на спине и у массивной головы без шеи, мутант покрасил в бронзовый цвет. Как Фар узнал из досье, это в честь своего давнего подвига на спортивном поприще. Даже прозвище у этого немолодого спортсмена было соответствующее — Бронза.

Заметив его, офицер поздоровался и спросил:

— Вы Ильшат, я не ошибаюсь?

— Не ошибаетесь, — негромко ответил тот. — Интересуетесь физической культурой?

Лёгкие ихтиоидов были не слишком хорошо развиты, поэтому разговаривать представители этого вида могли только достаточно тихо, некоторые вообще пользовались нейронными репродукторами.

— Не просто интересуюсь, я её давний приверженец. Вот открылся новый зал, дай, думаю, загляну. Уделите мне время, расскажете, что у вас, да как?

Ихтиоид пригласил офицера подняться по приделанной сбоку балкончика наклонной лестнице к нему в кабинет. Там было просторно, даже пустовато. Вдоль бледно-зелёных стен стояли витрины с кубками и вымпелами, посередине — овальный стол, за которым расположился лещ. За его спиной висели между трех узких окон два коротких бронзовых багра, любимое оружие Ильшата. В центре одной из витрин стояла главная гордость ихтиоида — бронзовый же кубок ежегодного Евразийского Свободного Турнира. Редкий трофей, ведь лишь три сезона пятнадцать лет назад бои проходили не насмерть. До этого периода и поныне победитель остаётся лишь один.

— Если захотите позаниматься, приходите чуть пораньше, у нас пока ещё не наладился режим работы. Пока, конечно, оборудования мало у нас, но скоро завезём новые станки, много специальных, а не это убожество с человеческих времён, где ни моллюски, ни членистоногие большую часть мышц тренировать не могут. Заметили, кстати, как настроен температурный режим, влажность? У нас оптимальные условия будут для представителей хладнокровных видов. И вам, как представителю гарантирована скидка на абонемент.

— А что за название такое интересное «Танур Эль-Куфа»? — прервал капитан этот поток рекламы.

— Да так, красивое восточное название. Как, например, Альдебаран, Альдерамин…

— Арабское, если быть точнее. Как Абдельджаффар. Меня так зовут. Так что в отличие от большинства, я знаю что такое «танур эль-куфа». Печь из исламских преданий, из которой начала литься вода перед всемирным потопом. Весьма прозрачный националистический символ, более того, издевательский по отношению к тому же исламу.

Лещ напрягся, упёр руки в стол. Большие глаза уставились на Ящера, ловя каждое его движение, но капитан продолжал расслаблено сидеть на стуле, слегка прищурив желтые глаза. Бронза откинулся на спинку, скрестил руки на груди и вызывающе произнес:

— Глупые, беспочвенные предположения. Ты, капитан, ищешь срытые смыслы, там, где нет их.

— Да ну! — с деланным удивлением воскликнул Фар. — Только вот не из одного названия и не из ваших причитаний об непрокаченных моллюсках сделал я эти предположения. Куда интересней символы вокруг ринга: меч в виде крабьей клешни, сломанный штурвал, череп, стилизованный под осьминога. Только не говорите сейчас, что здесь собираются любители голографических фильмов про пиратов. Это символы националистических организаций хладнокровных по всему Евразийскому Союзу. Но я, конечно, сам мог их все выдумать. Так вы будете обиженно утверждать?

— А знаете что, — ответил лещ, став снова вежливым, — не буду. Всё вы правильно поняли, только вот ни опергруппы, врывающийся в кабинет, ни элашек за окном я не вижу. И никто в матюгальник не орет, что идёт операция ССБ…

— Потому что это не операция. Я, как ваш собрат по температуре крови, рассчитываю на взаимовыгодное сотрудничество. Я слышал, с вами недавно связался человек.

Последнее слово Абдельджаффар выделил презрительным тоном. Неподвижное рыбье лицо Ильшата не выражало эмоций, лишь бегающие глаза говорили о напряжённой работе мозга. В хорошее положение поставил его этот эсэсбешник! Посадил на крючок тем, что раскусил прикрытие их организации и теперь надеется поймать на него Квирина. Отказаться возможности нет, за создание националистической организации, по законам ЕС, пристрелят. Но Ильшат сам любил крючки. Выпустить рептилоида из кабинета живым можно было, только переманив на свою сторону. Ихтиоид встал и начал обходить стол, по пути стараясь незаметно запереть дверь в кабинет.

— Между прочим, все эти организации, занимаются защитой наших с вами интересов…

— Каким же образом разжигание насилия нас защищает? Парадокс! — ответил Фар.

— А чтобы никто не посмел напасть на нас! — с несвойственным для рыбы жаром произнёс лещ, ткнув пальцем в стол. — Наше движение возникло как ответ на террор второй «Odessies a demonia», и на возникновение одной их организации мы ответили десятью…

— Только вот «Odessies a demonia», которая в начале ещё не объявляла людей единственной достойной существования расой, а защищала млекопитающих в целом, тоже возникла неспроста, — начал спорить Арафаилов, следя за движением ихтиоида. — Их спровоцировали группы насекомых, которые, то тут, то там устраивали побоища, как в том же Иркутске. Ещё это был ответ вконец обнаглевшим Люджинг Ши. Искать, кто всё это начал, можно ещё глубже, в том же Джихаде Книжников против всех мутантов, который после эпидемии начали радикальные исламисты вместе с первой, католической «Odessies a demonia» и православными «Божьими Витязями». Чего они добились? Окончательно дискредитировали две крупнейшие мировые религии. Скажи теперь на улице, что ты христианин или мусульманин — грохнет не первый встречный, так второй! На меня за арабское имя-то всю жизнь косо смотрят. В Африке и средней Азии второе столетие хаос, даже две мировые империи боятся соваться туда, потому что там племена полудиких мутантов с атомным оружием сидят. Замечательно почистили мир от скверны! Но и истово верующих этих я могу понять — когда недоразвитые наши предки людей начали пожирать по всему миру, тут и не такие идеи в голову придут. Неважно теперь, кто это начал. Важно понять, что из-за десятка наших радикальных течений, возникнет сотня с совершенно противоположными целями. Ненависть каждого существа, она как ручеёк, который вливается в одну речку, когда ненавидящих становится несколько. Потом несколько речушек пересекаются и создают поток ненависти, всё более и более мощный, который несётся вперёд, сметая на своём пути всё. В определённый момент его уже не перегородить и он отдаёт свою силу и без того бурлящему океану разноцветной крови и боли.

— Абсолютно верно! — Ильшат понял речь Фара по-своему. — Вот и настало время, чтобы потоки нашей ненависти затопили всё вокруг, настало время для всемирного потопа, где захлебнуться все эти теплокровные твари! Только не будет у них теперь Нуха с его ковчегом и на планете останутся лишь те, в чьих душах и сердцах есть животворящая прохлада воды!

— А потом? — спросил Ящер и по замершему Ильшату понял, что этот вопрос тот себе не задавал. — А я скажу: все наши собратья хладнокровные начнут решать, кто из них хладнокровнее. И те же насекомые, размножение которых ограничивает только наш многовидовой социум, решат, что ресурсов на планете слишком мало, чтобы делиться ими с другими видами. Собственно, они уже сейчас так думают! Ну да это бог с ним, вы о будущем лучшего мнения, чем я, но Квирин-то вам зачем? Он же тот самый мерзавец, о которых вы говорили, человек во всей его мерзости гордыни…

— А чтобы они друг друга сожрали! — пояснил ихтиоид, остановившись и опершись на спинку своего стула. Жаль, не получилось капитана завербовать. Больно уж хитрый и беспринципный. Бронза был уже не мальчик, чтобы не понимать методы работы госслужащих. Переубеждает, амнистию сейчас начнёт обещать! Ильшат подвинулся правее, чтобы было удобнее схватить висящий на стене крюк.

— Из-за него город сожрёт война! — ответил Ящер, медленно опуская руку к кобуре. Разговор напоминал диалог с Эребом в темноте того склада. Надо заканчивать разубеждать преступников, для этого Фар недостаточно хороший психолог. — Всем будет уже не до ваших идей о рыбьем благоденствии!

— Как раз наоборот. Война, хаос — это возможности для тех, кто хочет менять мир. Вы, похоже, не были на войне… а я был!

Ящер успел заметить движение леща и упал на бок, так, что удар бронзового багра пришёлся на край стола. Плохо было то, что Ящер лежал на кобуре, а под стол уже залетал второй крюк, пытаясь зацепить эсэсбешника за бок. Тот перекатился на спину, лещ запрыгнул на стол и, опрокинув его, обрушился сверху, пытаясь пришпилить Фара к полу остриями оружия. От этой участи Ящера спас переворот через голову, но, едва он успел встать на ноги, пришлось отпрыгнуть назад от двойного удара баграми справа, едва не потеряв равновесие. Бронза сделал широкий шаг вперёд и нанёс такой же удар с противоположной стороны, Фар проскользнул под ним в сторону двери, не давая прижать себя к витрине. Бронзовые крюки расколошматили стекло, комнату огласил звон разбивающихся осколков и лязг разлетающихся в разные стороны кубков.

С рукопашником такого уровня Арафаилову драться ещё не доводилось. Единственным преимуществом офицера был запрещённый на соревнованиях пистолет, но Ильшат тоже это понимал и в ограниченном пространстве комнаты не давал противнику ни секунды передышки для того, чтобы успеть его выхватить. Фар видел перед собой смертельную мельницу со сверкающими бронзовыми лопастями. Ильшат теснил противника к другой стене, выписывая вращающимися баграми восьмёрки и делая два выпада в секунду в сторону Ящера. В миг удара он поворачивал багор, чтобы на обратном движении зацепить рептилоида крюком. Левый в голову, правый в ногу, левый в голову, правый в ногу. Ящер пригибался и поднимал колено, ускоренное опасностью мышление подсказывало — система! Приучает врага к системе, чтобы поймать в миг, когда сам же её нарушит. Вот оно: левый в голову, правый в ногу, правый в голову! Фар контратаковал, нырнув под крюк. Левый кулак рептилоида ударил Бронзу под колено, правая рука вытаскивала пистолет. Доля секунды на разворот, выстрел! Две пули вонзились в низ спины ихтиоида.

Бронза развернулся на полу, приподнялся на одной руке, другой выставив багор в сторону Ящера. Рыбья морда не выражала муки боли. Фар отдышался, в кончиках пальцев появился знакомый зуд. Он знал, что сейчас убьёт. Момент предшествовал секунде, когда его тело сделает нечто непоправимое и оно физически это ощущало. Срабатывал, не заглушенный ещё веками жизни в лоне цивилизации, инстинкт хищника. В последней, обречённой на провал, попытке найти компромисс между собственной кровожадностью и гуманизмом, Абдельджаффар заговорил, попытался всё-таки переубедить ихтиоида.

— Третью пулю ты и за меньшее бы заслужил.

— Чего это вы ими так разбрасываетесь? — прошипел Ильшат. — Подойди, может прирезать получится.

— Нас самих удивило, как нам их много завезли, — улыбнулся эсэсбешник. — Последний шанс у…

— Нет у меня никакого последнего шанса, — отрезал ихтиоид. — Доводами разума меня переубедить не смог, страх смерти тем более не поможет. Я верю в то, что я делаю…

А ещё, весть о его смерти, даст сподвижникам время залечь на дно. Вот о чём в тот миг думал Ильшат. Дело должно жить с ним или без него. Сыновей на секунду стало жалко — в лучшем случае по конторам затаскают. Но он знал, на что шёл…

Фар смотрел в большие рыбьи глаза, в этот омут, полный расовой ненависти. Неплохой, но только вот безнадёжно заражённый ядовитыми идеями мутант. Помилуй Аллах, как Эреб начал мыслить! Фар выстрелил. Если бы мозг его работал ещё быстрее, он бы успел рассмотреть, как тонкая безгильзовая пуля, с выгорающим голубоватым пламенем зарядом на торце, ввинчивается в зеленоватую рыбью голову, раскалывая массивный череп.

Дольше всех до спортзала добиралась труповозка. Даже лентяи из Юридического Отдела успели описать всю собственность и уехать, а Фару приходилось ждать в наползающих вечерних сумерках, чтобы оформить труп Бронзы как положено. Скрывающееся между многоэтажек двухэтажное кирпичное здание, внутри которого лежал застреленный Ильшат, с трёх сторон окружали молодые берёзы. Арафаилов смотрел сквозь их листву в синий прямоугольник неба, в котором всё ярче и ярче светились белые звёзды. Наконец появились медики. Белый броневик припарковался у входа, осветив асфальтовую дорожку красным светом задних фонарей.

— Выездов за вечер — тьма! — поздоровался с Ящером знакомый кудрявый патологоанатом. — Штабелями в холодильник складываем!

Пока выносили тело, они оформили необходимые документы и начали расходиться. Фар почти сел на мотоцикл, когда из темноты вышли два ихтиоида и накинулись на медиков с вопросами и угрозами. Мутанты были точными, правда помолодевшими, копиями покойного. Один, по виду старший, был повыше и похудее другого, да и плавники, в отличие от отца, они не красили. Вот кто может больше всех пострадать в этой ситуации, только они пока об этом не догадываются. Пришли разбираться, одержимые праведным гневом! Сколько раз Фар такое уже видел. Надо было сразу их остудить, пока бед не натворили.

— Эй, сода подошли оба! И остановились в четырёх метрах от меня! — скомандовал капитан, демонстративно положив руки на топоры.

Младший сразу все понял. Второй решительно сделал пару шагов, но, разглядев вооруженного эсэсбешника, тоже присмирел.

— Спрашиваешь, кто отца твоего убил? Я! — обратился к нему Абдельджаффар. — Твой отец обвинялся в создании экстремисткой организации под прикрытием спортивной секции и нападении на сотрудника.

Последние искры гнева в рыбьих глазах сменились страхом. Ихтиоиды начали переглядываться, старший обиженно восклицал, что отец ничего такого сделать не мог. А может, и пронесёт пацанов! Видимо Ильшат поступил благоразумно и семью свою втягивать не стал.

— Все доказательства вам предоставят. После того, как проверят вашу причастность к его деятельности. На время разбирательства вам обоим запрещено покидать город, в течение трёх дней вас вызовут в Управление ССБ, для дачи объяснительных показаний. — Ящер убрал руки с оружия и подошел поближе. — И молите своих рыбьих богов, чтобы вы оказались такими дураками, какими кажетесь. Свободны!

Ихтиоиды ушли, негромко споря и ругаясь, Фар снова остался один в тишине ночного города. Снова подойдя к мотоциклу, он заметил, что из двигателя вырвана трубка охладителя. Капитан достал пистолет. След из синих капель охлаждающей жидкости тянулся за угол спортзала, в проулок. Дальний его конец заканчивался тупиком, там Фар увидел два намалёванных белой краской пятна. Готовый в любую секунду вскинуть пистолет, Ящер медленно продвигался вперед меду двух тёмных стен, не заметив на одной из них слева от себя бугристый нарост, от которого в разные стороны расходились длинные рельефные линии. В чернильной полосе неба наверху блестели две звезды.

Белые кляксы приближались и Арафаилов смог разглядеть, что это не просто пятна. Это были два иероглифа. Он знал, что они означают. Ну что же, рано или поздно это должно было произойти! Внезапно нарост на стене за его спиной пришёл в движение. Сгибая длинные светло-коричневые конечности, от неё отделился арахнид и бесшумно пополз за офицером, растягивая на удлинённых передних лапах ловчую сеть.

Абдельджаффар не успел среагировать, когда что-то навалилось на него сзади. Руки оказались прижаты к телу будто бы железными скобами, пистолет выпал. Паук сдавил его так, что рептилоид не мог дышать, но через секунду отпустил. В ноздри Ящера ударил едкий запах органики, он оказался спелёнат по рукам и ногам прочной липкой паутиной. Попытавшись вырваться, Фар упал вперёд, едва успев подставить плечо для удара об асфальт. Сзади подошёл мутант-пёс, насвистывая мотив из древнего фильма о сыщике Шерлоке Холмсе и помахивая палицей с круглым свинцовым набалдашником. На чёрной собачьей голове капитан разглядел надетый сверху череп. Вот они — новые игроки!

Кто-то напялил на голову Ящера, поверх закрывающего шрамы гермокапюшона, колпак из красной ткани, так, что прорезь для глаз оказалась на затылке.

— Вот и пригодилась маска! А Валет говорил — выброси, выброси, — произнёс голос, который Фар опознал как принадлежащий Германову. — Аккуратнее бей, он и так какой-то помятый.

Лёгкий удар палицы пришёлся Арафаилову висок, отчего тот, уже ослеплённый, потерял на время способность слышать и ясно соображать.

Пока Валет готовил для гостя помещение подвала под бывшим цехом, ему снова привиделся Труп. В этот раз шулер совершенно отчётливо видел в полутьме между колоннами из красного кирпича силуэт своего мёртвого кореша. Лысая голова в шрамах, багровый плащ с чёрными полосами. Покойник долго неподвижно стоял, пока Валет, стараясь не отводить от него взгляд, медленно приближался с бешено колотящимся сердцем. Рома уставился на своего живого подельника злобно поблескивающим единственным глазом, на месте второго, в который Шут вогнал нож шахматиста, в глазнице надулся большой пузырь, наполненный кровью и гноем. Казалось, он вот-вот лопнет. До призрака можно было попытаться дотронуться рукой, Валет не выдержал и моргнул. В тот же миг Рома исчез. Валет ещё долго озирался по сторонам и с опаской поглядывал в тёмные углы. В неуютном сыром подвале стало совсем неприятно находиться.

Чёртова ударенная голова! Наверняка, это последствия травмы! Хотя с другой стороны, как было приятно проваляться на халяву в частной больничке на окраине города. Только вот вымышленное имя все время путал, чуть было не спалился. Пусть уход был не класса люкс, но всё равно, давно так Валет не отдыхал. Уютные палаты, медсестрички, некоторые очень даже красивые, солнце целыми днями в окно светит! Ни тоннелей этих, ни сырости, ни запахов канализации, а самое главное — рож этих рядом нет! И вот, после подобного блаженства, опять в эту клоаку. Поэтому и друг погибший видится начал. Смотри, мол, как всё обернулось!

Не так они себе всё в своё время представляли, когда с Германовым и Крэ хотели познакомиться. У пацана амбиции, у них мозги, у канцероида сила. Они же не знали тогда, чем эти амбиции подкреплены. Точнее кем. И вот результат: вместо отжатых у Министра кредитов — всесоюзный розыск! Да этот ещё идиот блохастый навязался. Быстро они с Палачом спелись, психические! А ведь Валет был совсем не таким как они. Не придумывал он себе романтизированный образ «авторитета» и не пытался сам себе потом доказывать, что он не дерьмо по сравнению с этим идеалом. И не прятал ощущение собственной слабости и бестолковости за злобой на власти, да и просто на всех вокруг. Все у них были виноваты, что они сами себя ощущают униженными. Валет себя таковым не ощущал. Наоборот, знал, что он достаточно умён и деятелен. В отличие от многих идиотов, на которых можно было делать кредиты. И была у него простая и понятная цель — учиться, развиваться в этом направлении, чтобы когда-нибудь уметь зарабатывать столько, что больше обманывать никого не придётся. А там можно будет подумать о легальном бизнесе, о семье и о спокойной старости. Сколько людей и мутантов прошло по этому пути, а он всё также был актуален. Благо, сколько на свете не умирало дураков, самки неизбежно рожали новых. И как не усложнялись технологии и финансовые системы, умельцы из народа всё также учились использовать их недостатки.

Только вот не учёл он другой сорт кретинов, тех, с которыми теперь он оказался связан. И задуманное ими с Ромой когда-то дело, теперь напоминало часто встречающейся в его новой действительности канализационный поток, который всё с большей скоростью стремится всё глубже и глубже, всё сильней и сильней воняя. Оставалось только надеяться, что есть у его подельников предел идиотизма, через который они в своих «начинаниях» не переступят. Когда Германов и Баскервиль приволокли в подвал эсэсбешника, точнее, когда Валет понял, какого именно эсэсбешника они решили здесь грохнуть, надежды на этот самый предел растаяли, как призрак Трупа.

Протащив мимо ряда старых ржавых станков, пленника усадили на привинченный Валетом к полу железный стул и приковали запястья к ножкам железными скобами. Голова в красном колпаке безжизненно повисла на груди. Палач стянул с себя свою чёрную маску с рисунком красного топора, натянул поверх разгрузки, которую он носил на голое тело, чёрную куртку. В подвале было прохладно. Сэр Баскервиль приказал Летуну охранять добычу, арахнид запрыгнул на потолок и распластался по нему над эсэсбешником. Германов присел на станину одного из агрегатов, разъярённый Валет встал перед ним, злобно пыхтя и скрестив руки на рисунках карт на балахоне.

— Скажите-ка мне, полоумные, почему из всех легавых города вы приволокли сюда именно этого, зелёненького? — ядовито спросил он. — Вы отдаёте себе отчёт, что, чтобы найти убийц столичной «собаки», вся «псарня» здесь носом землю рыть будет?

— Абсолютно полностью, — заявил в ответ пёс. — Более того, наш пугливый друг, мы именно на это и рассчитываем.

— Не наводи суету, всё сейчас поймешь. Ты забрал, что я просил? — уставшим голосом спросил Германов.

— Да. — Валет достал из-за станка гремящий мешок. — Ты сказал детали для робота там. Тогда вот это вот, нахрен, что?

Поковырявшись в мешке, он извлёк оттуда половину вертикально распиленного человеческого черепа и потряс сиими бренными останками пред лицом Палача.

— Детали для робота, — подняв на него глаза, ответил тот.

— Куча костей с дырками и пропилами?

— Да! Он хоть и погиб, но будет с нами в нашем деле!

— Алексей, ты как вообще нормально себе, а? — Картёжник вконец охренел. Палач кости брата своего выварил, чтобы ими робота украсить. Хорошо хоть, не самолично этим занимался!

— А что, я вот, например, очень это уважаю! — похвалил Палача Баскервиль, проверяя запоры пленника. — Я сам ношу череп своего брата в знак памяти.

— Ты же говорил, что отца…

— Да нет, отца легавые убили. А это брат. Он спьяну в окно выпал. — Сняв вышеуказанный череп с головы, пёс зевнул и ещё раз посмотрел на прикованного. — Ладно, я спать. А этот так и не очухивается. Может, поссать на него, освежится?

Испугавшись подобной перспективы, притворяющийся бессознательным Ящер замотал головой. С него стянули колпак. Глаза быстро привыкли к темноте, он увидел перед собой двоих старых знакомых и удаляющегося в темноту пса.

— Откуда ты взялся-то а? Как у тебя получается всё это? — Видать давно хотел Палач высказать Арафаилову всё, что он о нём думает. — Ты буквально вездесущ! Никому из ваших никогда дела не было ни до чего, а ты в каждой бочке затычка. Элашку угнали — ты нарисовался, разборки начались — снова твоя рожа! Такое чувство, что ты специально именно мне мешаешь развиваться. Чего я сделал-то тебе?

— Ты в игры играешь, которых понять не можешь! Твои покровители вами задницу террориста прикрывают, — с фальшивой уверенностью утверждал Фар, проверяя свои теории. — Чего тебе пообещали? Власти, положения? Не будет у тебя теперь ничего! Два пути у тебя: или бежать к нам каяться, или в расход.

Германов рассмеялся.

— Да? Правда? Плоховато ты понимаешь, кто за нами стоит! Они придурками с вашей богадельни играют так же, как и нами! Думаешь, я не понимаю, что меня имеют? Только я позволяю себя иметь так, что в тот же самый момент имею их. И кто в итоге больше выиграет… Впрочем, ты-то этого уже не увидишь.

— Знаешь, почему он всё это говорит? — Палач повернулся к картёжнику. — Он просто понял, что тут происходит и пытается выкрутиться, сомнения посеять. Ты понял, почему мы тебя сюда приволокли, капитан? Расскажи Валету заодно…

— Да. Вы решили меня Люджинг Ши сдать. Думаете, что эти отморозки за вас грязную работу сделают, да ещё спасибо вам скажут.

— А они-то здесь каким боком? — удивился Валет.

— А вот этот чешуйчатый парень им в своё время крепко подгадил, — объяснил Палач. — Не он, точнее сам, а его друзья какие-то «святого» одного из их кланов убили. Теперь он для них не много ни мало — предатель вида, извративший в себе «дух дракона». Всё их влияние держится на страхе того, что они с такими вот делают. И у них есть специалист для этих дел — Белый Призрак. Мы вышли на старуху, которая всего лишь задолжала клану. Её свои же подельники продали. Этот призрак ей отрезал по кусочку ногу, вбивал в кость клинья, чтобы криво срасталась, а потом отрезал кусочек поменьше… Я думал, что из-за регенерации из рептилоида нельзя сделать инвалида, а оказывается можно. Так вот, этот Белый Призрак сейчас в городе. И неплохую цену за него назначил. А знаешь, что он с тобой капитан, обещал сделать? Знаешь, что такое «линг-чи»?

Абдельджаффар рванулся вперед, но скобы, которыми он был прикован, выдержали и впились в конечности. Паук на потолке всполошился и угрожающе навис над Ящером, подобно адской люстре. В безмолвной ярости офицер попытался расшатать свой привинченный стул, что тоже не увенчалось успехом. Он откинулся назад, на опухшем лице в обрамлении гермокапюшона застыла гримаса ненависти.

— Это древняя китайская казнь «смерть от тысячи порезов», — смакуя каждое слово, продолжил просвещать Валета его шеф. — Осуждённого привязывали и отрезали от него кусочек за кусочком, долго, медленно. А если таким образом разделывать рептилию, смерть можно растянуть на несколько суток. И когда коллеги нашего капитана найдут его здесь разбросанного по всему подвалу…

— Им станет не до нас, — закончил за него Валет. — Мы получим кредиты и больше свободы, пока в городе будет идти крестовый поход против Люджинг Ши.

— Вот именно. Ну что же ты меня больше не переубеждаешь-то, а? — издевательски спросил у Фара Палач. Тот в ответ лишь тихо прорычал.

Белый Призрак должен был прийти за своей жертвой утром. Палач ушёл в тоннели, забрав свой мешок, Летун сложился на потолке в ребристый шар, заснув чутким сном хищника. Валет продолжал стоять, сжав губы. Он представил то, что здесь завтра будет происходить и это наполнило шулера отвращением и страхом. Он много видел смертей, но такого рода жестокость воочию наблюдать ему не приходилось. Не заслужил этот капитан подобной смерти, всё-таки, как-никак в своё время он Валету жизнь спас.

Пленник, похоже, почувствовал его сомнения и жалость. Тяжело вздохнув, он посмотрел на Валета и произнёс:

— Что ты здесь делаешь, а Валет? Рядом с дебилами, восхищающимися маньяками и кости близких с собой таскающими? Рядом с психом, который твоему другу в глаз нож всадил?

Стараясь не задумываться над этим, Валет поспешил уйти в темноту. Последние несколько минут он снова наблюдал, как возле одного из ржавых станков стоит и корчит в ухмылке свою бледно-зелёную рожу призрак Ромы Трупа.

У Фара в голове наигрывала старая песня о ночи, что короче дня. Как и её герой, капитан ждал наутро своего палача. Понимая, что надёжные оковы и полудикий сторож свели шансы на побег практически к нулю, пленник попытался хотя бы выспаться. Но и это получались плохо — арахнид просыпался от каждого шороха, с мерзким шелестом шевелясь над головой, чем постоянно будил Ящера. Плюс к тому, с паука постоянно капала какая-то вонючая прозрачная жидкость. Фар надеялся, что это всё-таки слюна. А между тем через прямоугольные окошечки в серо-ржавую мглу подвала не спеша вползало утро, собирающееся с большой долей вероятности стать последним для Абдельджаффара Арафаилова. Косые лучи света, поначалу бледно-сизые, постепенно краснели, чтобы потом разгореться ярким оранжевым цветом.

Рептилоид и арахнид окончательно проснулись от протяжного металлического скрежета, закончившегося гулким грохотом в дальнем конце подземелья. Спустя некоторое время в подвал, возбуждённо споря и ругаясь, с двух сторон ввалилась пёстрая бригада «Германов и сотоварищи». Фар с интересом разглядывал это собравшееся практически в полном составе шоу уродов. Валет, в своём сером балахоне, стоял, опершись плечом на одну из колонн и вертел в пальцах карту, отрешённо глядя куда-то за спину Ящера. Обвешанный чёрно-красной амуницией Палач объяснял ситуацию Шуту. Тот даже при всей своей невзрачности казался сегодня каким-то особенно мрачным. Тёмно-зелёные сосульки его колпака уныло свесились на замазанную грязным гримом рожу. Мутант-пёс, позвякивая рёбрами своей жилетки, в свою очередь, рассказывал их планы своему не менее колоритному другу — уродливому синему слону, усердно вытирающему лапы с толстыми пальцами об край коричневого плаща. Задумчиво похлопав себя по ляжкам в грязных шортах, Шут спросил:

— Нет, ладно, а как вы его поймали-то?

— Мотоцикл его испортили, а он дурак, проверить пошёл, и тут мы его — бац! — Гена радостно хлопнул покрытыми чёрной шерстью руками.

— Да вы идиоты! — захрипел Шут. — Чего он проверить решил? Да он спецом сюда пролез! Он вас же дебилов развёл! Я его прямо ту порешу, пока привязанный…

Шут рванулся вперёд, но арахнид, верный приказу Баскервиля, возник перед ним, растопырившись своими длинными конечностями, как противотанковый еж. «Ооо! Бойтесь даров сына Асмодеева!» — возопил слон и пошёл помогать убийце. Подельники кинулись их оттаскивать, все загалдели, паук зашипел, пленник захохотал. Лишь Валет остался неподвижен, меланхолично обозревая это подвальное безумие. Для него эта картина казалась ещё более дикой — за корчащимся рептилоидом, опершись руками на спинку стула, стоял улыбающийся Труп. Он что-то пытался сказать, беззвучно шевеля губами.

— Боря, Боря! Друган! Братан! — схватив слона за ворот плаща, негромко уговаривал его пёс. — Я тебя когда-нибудь обманывал? Я подводил тебя? Верняк дело, я тебе говорю!

Проповедник остановился, разочарованно посмотрел на него и ушёл в угол, сказав:

— Слову мудреца предпочёл ты шипение гада. Не взойдёт солнце на вершину свою, как покарает тебя твоя глупость.

— Ты чего козлина, добычи нас решил лишить? — Схватив Шута за ворот жилетки, Германов отшвырнул его на землю и наставил дробовик. — А тебе чего смешно, да? — Этот вопрос адресовался уже Ящеру. — Я посмотрю сейчас, как ты поржёшь!

— Да мне уже всё равно! — ответил Фар. — Вот они — криминальная элита, версия «два-ноль»! с «поддержкой таинственных сил»! Ребятки, пока я ещё жив, у вас есть шанс пойти с ССБ на сделку и сральники свои спасти.

— Перед… Как это?.. А! Перед «линг-чи», ты что угодно скажешь, лишь бы на куски кромсать не начали, — оскалил жёлтые зубы сэр Баскервиль. — Ваша контора индульгенций не выписывает.

— Это потому, что большинству нечего предложить взамен, а у вас есть. И не только те самые «таинственные силы», которые не настолько дураки, чтобы вам все карты раскрывать. Нет, кое-что другое, более вещественное и находится оно прямо здесь! — многозначительно изрёк Фар и сделал драматическую паузу.

Бандиты начали озираться по сторонам, оглядывать ржавые станки. Лишь Валет всё сразу понял и уставился на отряхивающегося Шута. Сэр Баскервиль проследил направление его взгляда и начал вертеть головой от убийцы к капитану с немым вопросом в глазах.

— Чего? Чего вы слушаете его? — заметив всеобщее внимание, застыл Шут.

— Правильно, правильно! Господин Эльдар Солянин, — продолжил Абдельджаффар. — Думаете, он псих с раздвоением личности? Ан нет! Это сбежавший из пробирки результат эксперимента, причём эксперимента очень тайного и в обход правительства. И тем, кто меня сюда послал, очень любопытно было бы отвезти его в столицу живьём. Это вам не местный террористик. За такой подарок государству вам многое простят…

Ящер рассчитывал на реакцию Валета. Уж тому-то было, за что ненавидеть Солянина и перспектива размена его жизни на прощение, должна была показаться крайне заманчивой. Но и пёс заинтересовался не меньше. Он начал ходить взад вперед, тарабаня когтистыми пальцами по жёлтым костям на жилетке и бросая на Шута хищный взгляд собачьих глаз.

— Слушай Лёша, — осторожно начал он, — а если эти твари чешуйчатые нас кинут?

— Не поздновато ли об этом? Они здесь сейчас будут. Да и не дам я Шута! — отрезал Палач.

Шут начал медленно подходить к Германову. Неспроста у него были нехорошие предчувствия сегодня! В его невесёлом цирке началось представление, в котором он совсем не хотел участвовать. «Внимание, внимание! Только сегодня и только у нас! „Идиоты подельники!“ Уникальные личности, которые, будучи сам абсолютно бесчестны, искренне верят в честность властей!» Вот зачем эта скользкая зараза позволила сюда его приволочь — смуту сеять и клинья вбивать. Вырвать у Палача из рук дробовик, пристрелить паука и офицера. Если получится, угомонить слона и пса. Только вот Валет стоял за спиной. Стоял и как-то нехорошо смотрел то на него, то куда-то в пустоту. Не первый раз замечал Шут такой взгляд. Чего он там увидел? Но тут сам пёс пошёл на попятную.

— Спасибо за информацию, господин офицер, но сэр Баскервиль должен держать слово. Статус, как вы выразились, криминальной элиты, обязывает. — А сам в этот момент подумал о том, что Шутом, в случае чего можно будет откупиться в будущем. Мало ли, кого пришлют на замену этому зелёному!

Тут Гена учуял посторонний запах. Присутствие чужака подтвердил Летун, запрыгнув на потолок и развернувшись в дальнюю сторону подвала. Оттуда неторопливо и бесшумно приближался едва различимый в темноте призрачный силуэт огромного рептилоида.

Бандиты выстроились полукругом, развернувшись в сторону гостя. Палач перезарядил дробовик и прикрыл собой пленника, Баскервиль и оживившийся Проповедник встали справа от Фара, Шут и Валет — слева. Рептилоид приблизился настолько, что его можно было хорошо рассмотреть. На мутанте не было никакой одежды, лишь к бёдрам кожаными перевязями были прикреплены по три тонких блестящих ножа разной длинны. Огромное мускулистое тело покрывала абсолютно белая чешуя. Когда Призрак проходил через косые лучи из окошек, на округлой, почти человеческой голове играли солнечные блики. Полоски зрачков на светло-красных глазах двигались направо и налево, взгляд скользил по бандитам, ни на одном не задерживаясь. Чешуйки на его нижней челюсти были вытянуты, образовывая наросты, подобные человеческой бородке.

Сэр Баскервиль внимательно рассматривал мутанта, особенно обратив внимание на эти наросты. Как же там описывала его старуха? Вроде на лбу ещё должно быть что-то наподобие рогов. Или от боли он показался ей страшнее, чем он есть?

Белый Призрак остановился перед Палачом, в упор глядя на него. Он заговорил тихим шипящим голосом, спросив у Германова:

— Я видел сссвой зззнак на этом месссте. Ты нашшшёл того, кого обещщщал?

— Найти-то мы нашли, только вот обещанной награды на нашем счёте ещё нет, — покачав своей свинцовой дубиной, заявил Баскервиль.

Медленно повернув голову, Призрак ожёг пса ледяным взглядом. В ту же секунду в ухе Палача пискнул микромобильник. Активировав голографический дисплей в наруче, тот проверил счёт, и утвердительно кивнул псу, подтвердив перевод кредитов. Призрак повернулся к Германову, глядя на него в упор. Пёс скомандовал Летуну, паук отполз подальше от Фара и завис сзади убийцы Люджинг Ши. Палач отошёл в сторону, позволяя Призраку подойти к Абдельджаффару.

Жертва и убийца сверлили друг друга взглядом. Капитан Арафаилов смотрел на Белого Призрака с вызовом, в глазах последнего читалось холодное осознание собственного превосходства.

— Осссвободите его, — прошипел убийца. — Пусссть в полной мере позззнает чувссство обречённосссти.

Пёс снял железные скобы. Фар поднялся, не отводя от Призрака взгляда, медленно начал отходить назад, разминая затёкшее тело. Бандиты приготовились насладиться бесплатным шоу, лишь Валет собирался уйти в глубину коридора. Рептилоиды замерли напротив друг друга, Ящер принял боевую стойку.

— Готов к поссследнему танцу? — разведя руки, прошипел убийца.

— Не особо, — как-то странно спокойно ответил Фар. — Верхний и два правых. В смысле левых для тебя.

Бандиты в недоумении смотрели на рептилий, а в этот момент запищал сигнал тревоги на пульте управления наблюдающим за округой Ястребом, арахнид заметался на потолке, почувствовав приближающихся со всех сторон чужаков. Призрак подпрыгнул, обхватил головогрудь паука могучими руками и, приложив весь свой вес, воткнул Летуна многоглазой головой в пол. Не выпуская оглушённого мутанта из рук, рептилоид швырнул его во вскинувшего дробовик Палача. В окошки полетели светошумовые гранаты, раздались их оглушающие хлопки. Подвал наполнился густым дымом, в котором можно было различить лишь взмахи конечностей дерущихся людей и мутантов.

Фар рванулся на помощь Призраку, по пути налетев на стул, к которому был привязан. Вскочив на ноги, он увидел перед собой возникшего из дыма бешено озирающегося пса. Тот попытался ударить капитана дубиной, но офицер схватился за её ручку двумя руками. Баскервиль дёргал своё оружие в разные стороны, но Фар не отпускал, хотя с каждым рывком сил держаться за него оставалось всё меньше и меньше. Заметив справа ржавую плиту станка, Фар подгадал направленный в её сторону рывок пса, и дёрнулся туда же. Маммолоид, загремев рёбрами на жилетке, по инерции налетел бедром на старую железяку, взвыл от боли и разжал руки. Недолго думая, офицер размахнулся трофейным оружием и обрушил дубинку на голову пса. Силу удара принял на себя шлем-череп. Памятная голова отца или брата Геннадия раскололась на три куска, два из которых повисли на опоясывающем голову ремешке. Уверенный в том, что удар достиг цели, Ящер замешкался, и это позволило Баскервилю ударить Фара ногой в живот и, подобрав предательское оружие, скрыться в дыму.

Рядом Белый Призрак сражался со слоном и Шутом. Последний быстро вышел из боя. Вспомнив навыки противостояния физически более сильному противнику, Шут запрыгнул рептилоиду на спину, но тот резко отпрыгнул назад, придавив небольшого человека спиной к колонне. Мутант быстро развернулся и воткнул одно из лезвий с бёдер в плечо Шута, пригвоздив того к колонне. Тот истошно завопил от боли, а сзади на Призрака навалился Проповедник, обхватив хоботом за шею и пытаясь задушить. Однако, у рептилии остались ещё лезвия. Одно он воткнул слону в ногу, вторым пытался попасть в глаз, но задел только хобот, вынудив отпустить свою шею. Как тореадор Белый Призрак втыкал в большую синюю тушу свои кинжалы, после каждого попадания слон оглашал подвал коротким рёвом и библейскими проклятиями. «Гадово племя!», «Бес искуситель!» — доносилось среди звуков свары. Рептилоид прекратил его брань, схватив за хобот и, дёрнув вниз, надев массивную голову на своё колено. Слон откинулся назад, на белую чешуйчатую грудь рептилии попали сгустки слюны и крови, под потолок подвала взлетело несколько больших жёлтых зубов.

Снаружи громкоговорители объявляли о спецоперации ССБ, раздался треск пулемёта. В одно из окошек начал просовываться чёрно-красный инсектоид, вооружённый пистолетам. Вылезший из-под движущейся вонючей кучи, которую представлял собой пытающийся подняться Летун, Палач, измазанный в клочьях его паутины, открыл по окошку огонь из дробовика. Дробь превратила кирпич вокруг отверстия в крошку, насекомое убралось, но тут же вылезло из соседнего, начав стрелять, потом исчезло и появилось в третьем, так же ведя огонь. И без того ошарашенный Палач, не мог понять, один это мутант, или же несколько одинаковых чёрно-красных инсектоидов. В машинном зале было четыре окошка и чёрные лапы с пистолетами, казалось, просовываются в них во все одновременно. Как в детской игре про вылезающих из нор сусликов, стоило Палачу выстрелить в одно окошко, в ответ начинали стрелять из остальных трёх. В подвале засвистели пули, посыпались искры от их попадания в станки. Палач отполз за останки одной из машин, достал пульт управления Ястребом.

Робот метался в утреннем небе над окружённым зарослями продолговатым одноэтажным зданием без крыши, в подвале которого держали Фара. Стационарный пулемёт одного из двух проломившихся через кусты чёрных спецброневиков выплёвывал в высоту длинные очереди, не давая машине подлететь ближе. Силы ССБ атаковали здание с трёх сторон малыми группами, чтобы создать иллюзию массированного удара. Новобранцы клопы вели огонь по окнам в центре, а две двойки оперативников заходили тем временем в подвал с торцов.

Палач дал команду Ястребу улетать, не дожидаясь, пока его превратят в железную кашу. Да и сами бы не мешало рвать когти. Но огонь из окошек не давал вылезти из-за укрытия.

Тем временем Гена подполз к Летуну, помог арахниду подняться и, пролаяв указания, пригибаясь, пополз дальше в оседающем дыму. У колонны с пригвожденным Шутом оба рептилоида запинывали ногами в угол издающего булькающие звуки и плюющегося кровью Проповедника. Оторвав Шута, пёс отволок его за другую колонну, где всё это время прятался Валет. Махнув чёрной лапой в сторону дальнего тёмного конца подвала, он прокричал через звуки выстрелов:

— Давайте в сторону выхода, я кого смогу подберу и за вами!

— Мы не оттуда пришли! — запротестовал Шут.

— Да, но червяк там нас ждёт!

Валет вскочил, поднял Солянина и послушно побрёл в темноту. Но Баскервиль развернулся в другую сторону. Летун, ковыляя, подскочил сзади к Фару и Призраку, широко расставив лапы, растянул нити паутины из конца брюшка. Едва не попав под пули, паук слепил рептилий друг с другом спина к спине, те завертелись на месте, молотя руками воздух. Пёс помог подняться слону и скрылся вместе с ним за станками, Летун, запрыгнув на Палача сзади, крепко обхватил его крест-накрест одной из пар своих длинных передних лап и, раскорячившись между полом и стеной, потащил его, протестующего и вопящего, в сторону, противоположную той, куда поковыляли Валет и Шут.

Когда ответный огонь прекратился, клопы все вчетвером проникли в подвал, целясь по сторонам. Один из них сообразил, что надо разлепить рептилий, двое принялись ему помогать, четвёртый протянул Фару коммуникатор. Тот сунул его в ухо и сразу услышал восторженный вопль Альтома:

«Спугнули птичку! От хера им четыре пары ушей и красный октябрь вдогонку!»

«Гроб-2 Духу-2! Что за бред в эфире? Информация какая?» — Это Нуаре обругал ушана. Ну и позывные они придумали!

Клопы сообщили о том, что бандиты разделились. Поддельный убийца Люджинг Ши начал раздавать команды:

«Дух-1, 2, Призраку! Цели разделились, в какой группе Кадавр — неясно!»

«Призрак Духу-2!Вперёд идти на можем, видели четыре цели, Кадавра нет!»

«Дух-1 Призраку! Идёт на вас, как понял?»

«Понял тебя Призрак!» — ответил заходящий в дальний конец подвала Камолин, сопровождаемый Бао.

Продвигающиеся по подвалу с винтовками наготове Нуаре и Алина натолкнулись на завал из нескольких опрокинутых друг на друга станков. Колли, прижавшись к стене и втянув живот, протискивалась между двух накренившихся ржавых корпусов. Олень попытался пролезть сверху, но массивные рога зацепились за испещрённый трещинами потолок. Всё что он мог сделать, это просунуть в щель автомат и, вывернув голову, наблюдать в голографический прицел как из образованного станками коридора вылетела ревущая туша в развевающихся лохмотьях и свернула в боковую комнату подвала. Следом, пригнувшись от пересёкшей висящую в воздухе пыль очереди, пронёсся пёс, вдоль стены проползло странное гибридное существо с лапами паука и телом дёргающего ногами и матерящегося Германова.

Оставив позади застрявших легавых, бандиты подбежали к квадратному отверстию в полу, из которого вытянулась заострённая морда Синего Червя. Первым запихнули внутрь Палача с пауком, сэр Баскервиль влез последним, хлопнув обвешанного детонаторами червяка по кольчатому кожаному плечу и сказав: «Взрывай!». Если бы аннелидоид был способен удивляться, то его бы впечатлила эта процессия из хромающего паука, побитого и измазанного в паутине человека, харкающего кровью хрипящего слона и пса со свисающими с головы кусками черепа. Все они торопливо поковыляли по тёмному наклонному коридору до круто уходящих вниз ступенек. Палач оборачивался и вопил про Валета и Шута. «Отстали они, отстали» — с поддельной грустью произнёс Гена и повторил команду. Синий длинными подвижными пальцами снял с пояса один из детонаторов, нажал рычаг и последним слез по ступенькам.

Арафаилов и Призрак в сопровождении клопов, растянувшись цепочкой по ширине подвала, преследовали Валета с Шутом, когда сзади раздался грохот взрыва. Всё здание затрясло, с потолка посыпалась грязь, и упало несколько кирпичей. Эсэсбешники остановились, запросили Нуаре. Мысль, что там, сзади осталась Алина, пришла к Фару за миг до того, как майор, кашляя от пыли, вышел на связь, поэтому испугаться за неё Ящер не успел. Отправив клопов помогать офицерам выбираться, рептилии продолжили погоню.

Заминка в погоне спасла оленю и колли жизнь. К люку, в котором взорвалась бомба, они подбежать не успели. Более того, они сразу рванулись назад и не попали под посыпавшиеся с потолка и стен красные кирпичи. Пошатнувшись, торцовая стена и без того разваливающегося здания с грохотом обрушилась наружу. Путь отхода основной группы бандитов оказался засыпан грудой обломков. Следом раздалось ещё два взрыва, мене сильных. Вспучилась и провалилась широкая полоса земли от здания до кустов. Это червяк обрушил за собой наклонный коридор.

Тёмный подвал казался Валету бесконечным. Было чувство, что это не они убегают, а мимо них медленно-медленно движутся выплывающие их тьмы кирпичные колонны. Его спасительная колода потихоньку высыпалась из расстегнутого подсумка на поясе. Рядом ковылял мерзкий урод в промокшёй от крови жилетке с вывернутыми карманами, на напудренной роже улыбка сменялась гримасой боли. Валет бы посмеялся, если бы от страха и отчаяния так бешено не колотилось сердце. Дурачьё! «Бегите туда!» Пожертвовав ими, эти сволочи купили себе возможность спастись.

Валет оглядывался назад, туда, где в полумраке к ним медленно приближалось живое воплощение его страха. Фальшивый убийца был сейчас для него более страшным чудовищем, чем настоящий палач из Люджинг Ши. Белый рептилоид, подобно настоящему призраку, даже не бежал — скользил между колонн, то исчезая, то снова появляясь сзади и, с каждым мигом, огромное тело было всё ближе. Хищно блестели красные глаза, над подобием чешуйчатой бороды в страшной улыбке растянулась розовая пасть с рядом мелких острых зубов, выстреливая раздвоенным острым языком. Где-то сзади тёмным пятном мелькал отставший капитан.

Тут Шут резко остановился и отволок Валета к стене, показав вперёд. Там, у спасительного выхода мелькали зелёные огоньки двух голографических прицелов. Капкан захлопнулся. Чуть спереди посреди темноты был маленький кусочек света от дырки в потолке подвала. Не теряя ни секунда, Шут полез туда, одной рукой цепляясь за кирпичи. Подсадив его, Валет выбрался следом за ним. Их бегство заметили, снизу доносились команды.

Снаружи его на миг ослепило утреннее солнце, пылающее в бирюзовом небе. Среди валяющихся прогнивших балок и груд кирпичей, из которых прорастали тонкие зеленеющие деревца, от одного широкого окна в восточных остатках стены к другому ползал Шут. Дальний конец здания исчезал в поднявшейся от взрыва пыли. Шут отполз назад, прошипев: «Там пулемёты». Валет обернулся. За западной стеной начинался поднимающийся вверх на холм пустырь с островками испачканных пылью зелёных зарослей. Там они будут как мишени в тире. Если только легавых чем-нибудь отвлечь…

Пошарив рукой в остатках карт в подсумке, Валет достал оттуда пиковую девятку. Это была железная пластинка с заточенными краями. Как будто снова заболела сломанная не так давно рука. Как там он тогда сказал? «Мы не забудем твой подвиг»? В голове зазвучал смех Ромы.

Вложив в движение всю злость, на которую был способен, Валет вонзил карту в ногу проползающего мимо Шута, перерезав сухожилие. Схватив завопившего от боли подельника, он отшвырнул его к дыре в полу, из которой они вылезли. На миг они встретились взглядами. На широкой разукрашенной морде и сухом морщинистом лице застыло одинаковое выражение — ненависти друг к другу. Оставив эту тварь, с которой его связала причуда судьбы, на растерзание властям, Валет выпрыгнул в проём окна и побежал на пустырь. Он, не оглядываясь, двигался от куста к кусту, уворачиваясь от бьющих по лицу ветвей, каждый миг ожидая удар пули в спину, но совершено его не боясь. Он сделал то, что должен был сделать уже давно. Находясь рядом, Шут делал его слабым. Точнее сам Валет ощущал в его присутствии свою глупость и беспомощность. Эти чувства, подпитываемые виной за смерть старого кореша и наставника, превратились в подавляемую ради общего дела ненависть, которая, наконец, нашла выход. Хотя бы на возможно последние мгновения своей жизни, Валет вернул себе ощущение внутренней силы.

А у истекающего кровью Шута вспышка ярости сменилась привычной иронией. Наверняка ведь картёжник представлял себе подобный миг после каждой посланной в его адрес несмешной шутки! Забавно здесь было то, что Шут даже не замечал украдкой бросаемых на него яростных взглядов этого неуверенного в себе дурака. Сам бывший Солянин на подобные эмоции не был способен и поэтому «подвиг» Валета, этот сакральный акт мести, для самого Шута был лишь досадной глупостью. Чувство собственной важности других, которое он всегда высмеивал, его в итоге и погубило.

Шут не пытался больше бежать. Подтянув раненую ногу, он сел на кучу кирпичей, выпрямив ушибленную спину. Смазанный грим придавал лицу печальное выражение, однако сам он умиротворённо улыбался. Кульминация уже прошла, оставались лишь досмотреть представление до конца. Между тем, потихоньку собирались зрители. Белый Призрак не просто вылез — выпрыгнул из дыры, упершись в края могучими чешуйчатыми руками и на миг зависнув в воздухе в сиянии солнечных лучей. Поняв, что сопротивления не будет, рептилоид расслабился и начал неторопливо обходить свою добычу. Следом за ним вылез хитрый капитан с опухшей зелёной рожей. Поднял окровавленную карту, повертел в чешуйчатых пальцах, улыбнулся. Ну, хоть этот шутку оценил! Вооруженные автоматами, по лестнице поднялись ещё два эсэсбешника, знакомые по драке в автосервисе: голова с татуировкой жука и красная ящерица с широкой мордой. Последний ткнул в затылок Шута дулом автомата и со злобной радостью произнёс:

— Здорово, гандон разрисованный!

— Так, Мясо отойди! — осадил его капитан.

Конечно, как же мы без глупых реплик! Четыре эсэсбешника, трое в чёрных одеждах, один совсем без оной, окружили Шута, пребывая в полной уверенности, что взяли его живьём. Осталось показать им свою последнюю шутку. Эх, жаль рож их он не увидит! Шут взглянул на упавший с его головы грязно-зелёный колпак. Часть его была вывернута, золотистая подкладка поблёскивала в пыли. «Дамы и господа! Вы смотрели несмешное представление солнечного и лунного клоуна в одном лице!» За миг до того, как эсэсбешники вцепились в его запястья, Шут, превозмогая боль в плече, быстро схватил себя одной рукой за подбородок, другой за затылок. Глубоко внутри бился, пытаясь вернуть контроль над телом, Эльдар Солянин. Зачем ты пытаешься спастись, дурачок? Для тебя этот мир был слишком жесток! Привычным движением Шут убил их обоих.

Остатки бригады Палача сидели в темноте тоннелей на краю большого колодца, ведущего в пустоты. Синий свет одинокого химического фонаря освещал побитые лица и морды. А снизу, из глубины доносилась какофония мерзких звуков. Там что-то шипело, рычало и взвизгивало. Синий Червь ходил по краю, периодически вытягивая в сторону звуков острую морду и вглядываясь в темноту кольцом обрамляющих челюсти серых глазок. Надетые на него пояс и разгрузка, обвешанные детонаторами, были идеей Германова. СиЭйч заминировал все выходы из тоннелей на случай погони, причем, только он один знал, какой взрыватель активирует ту или иную бомбу.

Геннадий стянул с головы осколки шлема-черепа, бросил их в колодец и засмеялся:

— Ха, ха! Суки хитрыеее, — протянул он и повернулся к Проповеднику. — Братан, что мне сделать, чтобы ты меня простил?

— Поумней, — ответил слон, выплюнул в темноту ещё один выбитый зуб и, напялив капюшон, ушел в тоннели.

Палача задело это пренебрежение. Как-никак старший здесь был он, он им платил, и перед ним надо было извиняться!

— Чего ты ржешь, а? Мы двоих потеряли по туфте, а тебе смешно? — заорал он на Баскервиля.

— А чего мне расплакаться теперь? — злобно прорычал в ответ Гена.

Оскаленная собачья пасть почти вплотную придвинулась к измазанному в паутине чёрному колпаку. Сбоку от сверлящих друг друга взглядом бандитов появился из темноты и раскорячился, подобный уродливому скелету, верный Летун. Теперь Палач осознал, что проиграл сегодня только он один. Его спасли как источник заработка, и теперь он остался наедине с этими тремя психами и безучастным ко всему червяком. Рядом больше не было никого, кому он мог хоть как-то доверять.

А наверху, практически над ними, сидели на длинной подножке броневика и щурились на солнце два старых товарища рептилоида. Николай Левковский, единственный альбинос его вида, которого капитан Арафаилов знал лично, учился в Академии на два курса старше и часто помогал Фару и по учёбе и впоследствии, когда они начали работать в соседних отделах. Замысел с фальшивым Белым Призраком они придумали давно, когда узнали про гибель настоящего мастера пыток Люджинг Ши.

Старый отчёт по делу Шута не затерялся в архивах. Медленно, но неумолимо провернулись могучие шестерни административного аппарата и этим персонажем заинтересовались в Отделе Государственного Контроля, предложили помощь в его поимке. А Фар сразу вспомнил про старого знакомого и о задуманном ими спектакле. Сейчас столичный товарищ блаженно улыбался, глядя на тучку витающих перед ними мошек, и прислушивался.

— Кузнечики стрекочут, настоящие, — произнёс он. — А не эти огромные побирушки в переходах…

Фар смотрел в другую сторону. Там в голубоватый мешок с хладореагентом клопы запихивали труп Шута и грузили его в белый медицинский броневик. Покойный думал, наверное, что своим самоубийством всю радость от его захвата им испортит, только вот не угадал он. Как объяснил Левковский, эсэсбешным учёным в мёртвом теле будет даже легче копаться, чем в живом.

— Ну и подогнал ты мне подработку! — Коля хлопнул Фара по плечу. — Целую неделю столичный майор ССБ по провинциальному городу голый бегал!

— Сейчас-то, в принципе можешь одеваться. — Рептилоид так и щеголял могучей мускулатурой, обтянутой белой чешуёй.

— Да как-то уже привык. Главное, не зря меня сюда прислали. Если подозрения наших подтвердятся, то можно будет такой болт «Солар Глобал» в задницу ввернуть! Такие технологии они должны в первую очередь нам предлагать.

— Значат всё-таки «Солар Глобал»? — поджал губы Арафаилов. — То-то я смотрю, Магомед Ибрагимович отчёты затребовал по их партнёрам.

— Ну, тут как бы, в части, тебя касающейся, намёков на них нет…

— Это я понимаю, а всё же? — Ящеру очень хотелось получить побольше информации от офицера с более высоким, чем у него, уровнем допуска.

— Ты про своё дело? Да вряд ли. Мелковата сумма, даже на такой проект. И потом, всё внимание сейчас на Северную Промзону. Там большие растраты накопали. Но я тебе этого…

— Само собой, само собой.

Эту информацию Фар взял на заметку. В принципе, и его собственное расследование двигалось в этом направлении.

Он оглядел площадку перед руинами. У второго броневика недовольно бухтели и бросали на ящеров угрюмые взгляды Камолин и Бао, у кустов отряхивал от пыли и ржавчины свой модный комбинезон Нуаре, совершено на по-французски матерясь. Из темноты подвала вылез Мазур, загрузил в броневик какие-то ржавые детали и полез за новой партией. Альтом недавно разбил свою модную элашку и теперь копил на ремонт. «Пусть уж лучше так, а то вторую половину запчастей с ремзоны придётся тырить» — усмехнулся про себя Абдельджаффар. Кивнув в сторону ушана, он спросил проходящую мимо них Алину, куда более грязную, чем олень:

— Зачем ты его за пулемёт пустила? Он же в глаза долбится! Заставь его пули собирать, что он в сторону небесной тверди выпустил.

— Нет, надо было его с майором отправить! — возмутилась она, при этом воспользовавшись остановкой, чтобы демонстративно попялиться на развалившегося на подножке обнажённого Левковского. Ящер тут же взял на заметку идею как-нибудь надарить ей голограмм с его изображением. И придумал ещё с десяток шуток по поводу её попыток спровоцировать в нём ревность.

— Какие-то они у тебя недовольные все, — усмехнулся тот, когда она ушла.

— Да ну их! Тем двоим, — Фар кивнул в сторону Камолина и Бао, — пёс на яйца наступил. Старлей до встречи с ним капитаном был. Так что, у них теперь его поймать — идея фикс. А мы взяли, и преследовать их перестали. А рогатый у меня же начальник! А я, с ним ничего не согласовав, привлёк нашу группу на твою операцию. Где он, к тому же, буквально ударил в грязь лицом! Клопы, зато, молодцы. Эй, четверо из ларца! Как вам первое дело? — крикнул Ящер кучке делящихся впечатлениями и машущими чёрными лапами инсектоидов. Те одновременно подняли вверх когтистый боковой палец на верхних правых конечностях.

— Да, хорошая импровизация, — согласился Левковский. — Из двух стволов вели огонь по четырём окнам. Ты кстати досье то на своего «начальника», которое мы тебе присылали, читал?

— Да ладно, подумаешь, любитель межвидовой порнографии! Тоже мне грех! Сколько алкашей и наркоманов на высоких должностях сидит и ничего! Главное, чтобы меня на свидания приглашать не начал! — засмеялся Фар.

— А то смотри, совратит тебя! Этакий вон эльф! — оскалился майор. — Ладно, надо одеваться и в Управление. Если всё вовремя оформим, к вечеру со жмуром домой полечу.

— Хорошо тебе, а мне ещё маячок из башки доставать. — Арафаилов почесал гермокапюшон. — Наконец-то нормально всё зарастёт. Завтра ещё детей нациста на приём надо вызвать, пока глупостей не наделали. Кстати, передай там своим, чтобы обратили внимание на использование идеи всемирного потопа, как нацисткой символики хладнокровных. Ими же сейчас у вас занимаются в ГК?

— Нет, в Противодействии Терроризму, у вас. Но я передам. А чего здесь тоже началось? У нас там вовсю маршируют. На «мирных митингах единомышленников». Знаешь, сколько там этих идиотов? А ведь, насколько я помню, ещё в школе учат, что эта искусственная идея превосходства одной видовой группы над другой, это всего лишь инструмент сегрегации. Этой идеей государство разделяют на несколько противоборствующих кусков, которые потом, по одному поглощается внедряющими эту идею силами. Эта идея — это такой же Белый Призрак, как вон наш…

— Или чёрный или зелёный. Я думаю, так двум спортсменам ихтиоидам ничего не объяснишь. Я их буду выживанием насекомых на их костях пугать. Коричневым членистоногим призраком.

— Во! Точно! Насекомые! — Почти уже поднявшийся с места белый рептилоид сел обратно, расслабился и произнёс, пародируя «призрачный» голос. — Когда я ещщщё теперь кузззнечиков поссслушшшаю?

К оформлению дела столичного майора местные администраторы подошли со всем возможным рвением и к обеду Левковский, одетый в парадную летнюю форму с серебряными значками наград и в сопровождении мешка с покойником торжественно покинул Управление. Фар занялся воспитательной работой. В его украшенном цветами кабинете долго сидели молодые лещи. Капитан снова отметил жутковатое сходство с убиенным экстремистом: такие же крепящиеся к поясу защитные воротники, армейские ботинки, камуфляжные штаны, правда не егерские, а с бледно-зелёным узором. Они обиженно и злобно глядели на капитана, который изрекал долгий монолог о вреде идеи расизма и заблуждениях их покойного отца. Грозное шипение в его речи периодически превращалось в доверительный тон. Ящер выставлял смерть Ильшата Бронзы чуть ли не благодеянием для молодых перспективных ихтиоидов. Те вроде как поверили. Неуверенно завращали большими глазами на тёмно-зелёных рыбьих головах. После беседы они долго молчали, а потом, сухо попрощавшись, стали уходить. Высокий даже выдавил из себя что-то наподобие благодарности, развернувшись в дверях и сказав:

— Спасибо, что вот так… решаете…

— Поверь, — ответил Фар, — мне самому вся эта ситуация радости особой не доставляет.

Что было в какой-то степени правдой. Преступники, они сами выбрали свою участь, знали, на что идут. А вот когда ССБ к их родственникам начинало применять репрессии, с личными представлениями Арафаилова о справедливости это уже не увязывалось. Хотя почему система работает именно так, он прекрасно понимал — власть страха. И офицеры защищены от действий мстительных сородичей, и появляется лишняя мотивация против государства не идти, боясь за мать, отца, сестру, жену.

Страх вообще был очень тонким и грозным оружием. И успешное применение его против бригады Палача было тому подтверждением. Будучи в прекрасном расположении духа, Ящер решил навестить того, кто его этому научил. Почёсывая замазанные медицинским гелем шрамы на чешуйчатой голове, Абдельджаффар спустился на цокольный этаж.

Камеры предварительного заключения, точнее небольшой примыкающий к гаражу и ремзоне кусок нижнего уровня, где они располагались, были самым неухоженным местом во всём здании. А всё потому, что никому они были не нужны. ССБ работало так, что преступники с улиц отправлялись прямым путём в труповозку, минуя этап следствия и суда. Так что пять камер с толстыми прямыми решётками в грязном бетонном коридоре практически всегда пустовали. И в таком бестолковом месте работал один из самых бестолковых сотрудников. Спускаясь по пыльной лестнице, Фар увидел, как в квадратной каморке охраны мерно покачивается венчающий бледно-оранжевую пернатую голову чёрно-белый верх хохолка перед мерцающим голографическим монитором.

Бессменным надзирателем сюда был направлен высокий тощий орнитоид-удод по имени Глеб. Этот воин не отличался ни здоровьем, ни физической силой, ни умом. Будучи чьим-то протеже, он чудом оказался в рядах эсэсбешников и никто поначалу не знал, что с ним делать. В Управлении его называли не иначе как Глебушка-дурачок, либо просто Глебушка. Впоследствии мудрый Толоконников «отметив высокие результаты по огневой подготовке», назначил его «начальником тюрьмы» и запрятал с глаз долой в этот кусок подвала. В задачу его входило своим метким птичьим глазом и недрогнувшей рукой «пресекать попытки к бегству». Каковых случиться, за неимением заключённых, естественно не могло. В отличие от остальных, удод воспринял своё назначение без тени иронии и выпросил себе бронебойный пистолет-пулемёт. Сейчас сам пернатый сидел на стуле и спал сном младенца, а грозное оружие в прямоугольной чёрной кобуре свесилось с бедра до самого пола, так и напрашиваясь быть украденным у сего бдительного стража в качестве издевательства.

Но с издевательствами Фар явно опоздал. Видимо он не первый сегодня застал Глебушку спящим. На длинный, чуть загнутый клюв удода кем-то был аккуратно, чтобы не прикрыть ноздри птицы, натянут длинный и узкий розовый презерватив. Кончик его свисал с клюва подобно большой сопле. «Интересно, для какого вида он предназначен?» — задумался Абдельджаффар. Достигший в искусстве сна на таком «напряжённом» рабочем месте невиданных высот, Глеб контрацептив не замечал. Скрестив чёрно-белые, покрытые маленькими перьями лапы с тонкими когтями на груди, он периодически ворочал головой, глубже пряча оранжевую шею в форменную куртку. Та, вместе с черными штанами висела на нём складками. И вовсе не потому, что на его птичью фигуру не было размеров, нет! Просто, зачем заморачиваться излишним слежением за собой?

Беззвучно поскалив свои маленькие острые зубы, Ящер тихо прошёл дальше, в пыльный полумрак бетонного коридора и остановился перед камерой посередине. В её глубине, за толстыми решётками, свет двух неярких лампочек, освещающих коридор, отражался от груды розоватых хитиновых пластин. Крэ как обычно, казался неподвижным, но Абдельджаффар знал куда смотреть. На маленький чёрный глаз на стебельке, чуть выдвинувшийся в его сторону. Сильно избитый при задержании, канцероид уже много дней не ел и казался вялым. Но Фар понимал, насколько обманчива видимая слабость этой боевой машины.

Уняв заколотившееся при виде чуть не убившего его ракообразного сердце, Ящер подошел ближе и, придав голосу максимум уверенности, сообщил:

— От твоей банды мало что осталось. Шута к вечеру в наших лабораториях начнут на органы разбирать, Валет ошалелый по городу бегает. А новые товарищи твоего Палача по морде получили и в канализации спрятались. Скоро мы их найдём, и держать тебя здесь смысла не будет.

В ответ — тишина. Чёрный фасеточный глаз всё также внимательно следил за капитаном. Фар решил снова надавить на самый главный инстинкт членистоногих — выживание:

— Ты наёмник, ты ничего им не должен. И нам ты ничего не сделал. Рано или поздно им конец. А у тебя все шансы выжить.

Крэ не удостоил его ответом, лишь продолжал смотреть. Его молчание пугало Фара больше любых угроз. Моральная броня этого морского чудовища была также крепка, как панцирь. Арафаилов раньше никого по-настоящему не боялся. Склонный к нигилизму, во всех он видел слабости и страхи, делающие любого врага понятным и простым. Фар ждал, что и в канцероиде рано или поздно они проявятся, но этого не происходило. И осознание заключённой в хитиновый панцирь внутренней мощи наполняло Ящера трепетом.

Капитан приходил сюда не первый раз и Крэ каждый из его визитов молчал и наблюдал. Но в этот раз ответил. Фар уже развернулся, чтобы уйти, когда из камеры донёсся негромкий воспроизведённый репродуктором голос.

— Я был в диверсионной группе. Нам заплатили за уничтожение базы военной корпорации. Недалеко от места, которое раньше называлось Ку Ти. Мы выяснили историю этого места. Мы узнали, что рядом была прорыта сеть тоннелей. Целый подземный город. В древности на местных напали. Предки жителей Континентальной Федерации. Агрессоры превосходили их в технологическом оснащении. В огневой мощи. Местные, «вьетнамцы», дали им отпор. С помощью этих тоннелей. Мы воспользовались их методом, — рассказывал оказавшийся неожиданно многословным Крэ. — Мы прорыли тоннели под базу. Мы расширили их. И военные начали пропадать. Один за другим. Они поняли, где мы прячемся. Они устроили штурм. И все остались под землёй. Мы выбрались наружу. Мы перебили администрацию и техников. Они ничего не могли нам противопоставить. В условиях мирного города нет возможности применить газ и взрывчатку. Вы тем более бессильны. Ты думаешь, я поверю в этот твой блеф? Ты думаешь, ты способен торговаться со мной?

В эту секунду чудовище поднялся из угла, выпрямился во весь рост. Ящер инстинктивно отпрянул от решётки, когда из полутьмы в пятно света выдвинулась острая розовая голова, внизу которой пластины жавл ракообразного двигались с негромким хрустом. Но эсэсбешник не заметил другое движение: как своей левой парой рук Крэ аккуратно снял с клешни заваренное лазером при задержании металлическое кольцо, прижимающее её подвижный палец.

Звуковой удар получился несильным и пришёлся стоящему вполоборота рептилоиду в бедро. Но всё равно Фар отлетел к стене, ударился об неё боком и упал в бетонную пыль. От треска проснулся Глебушка, вскочил, тараща чёрные глазки. Хохолок на голове превратился в большой бледно-оранжевый ирокез из перьев с чёрными кончиками. «Начальник тюрьмы» огласил подвал приглушённым напяленной резинкой режущим уши ухающим визгом, затем начал лупить себя когтистыми руками по клюву пытаясь стянуть презерватив. Но уже спустя пару секунд подскочил к встающему Ящеру, на удивление резво выхватив двумя руками бронебойный пистолет. А Крэ угрожающе раскорячился в камере, заполнив растопыренными конечностями всё её пространство.

Удод, хотел выстрелить, но Арафаилов встал между ним и канцероидом, прикрыв Глеба собой и опустив вниз руки птицы.

— Он… хочет чтоб его… убили… — восстанавливая сбитое дыхание, крикнул Фар. — Он провоцирует нас!

Удод отступил на шаг назад, но продолжал держать ракообразное на прицеле. Крэ подошел к самой решётке. Снова загудел его тихий бесстрастный голос:

— Лучше скажи ему зачем. Зачем на самом деле сюда ходишь. Зачем держишь меня живым. Ты боишься меня. Страх в каждом твоём движении. Ты приходишь сюда. Ты надеешься его преодолеть. Но если я умру, страх уже не искоренить. Ты его спрячешь. Ты его заглушишь. Но он останется с тобой. Пока ты не умрёшь.

Огромный мутант опустил конечности и не спеша отошёл в полутьму. Абдельджаффар смотрел на канцероида исподлобья, глубоко дыша.

— Грохнет ещё раз, отстрели клешню или ноги, — тихо прошипел он Глебу. — Но не убивай.

Развернувшись, он пошел к выходу нарочито медленно, чтобы ни орнитоид, ни прибежавшие на звук удара техники из ремзоны не подумали, что Крэ прав. Фар всеми силами преодолевал своё желание оказаться подальше от этих проклятых чёрных глазок на стебельках, от этого панциря с зелёными разводами, от этих слюнявых движущихся жавл. Страх — это не просто оружие. Это обоюдоострое оружие. Ящер не смог удержать его в руках и больно порезался.

В Валете в тот день страха больше не было. Совсем. Ни грамма. Даже мертвец в бордовом плаще, появляющийся то тут, то там, не страшил, а скорее раздражал. Он не спешил вернуться в тоннели, к этим мерзким хитрым уродам, тем более что сначала нужно было решить вопрос с галлюцинациями. Отсидевшись до вечера в одном из своих старых убежищ, он натянул на голову капюшон своей серой толстовки с картами, и петлял по переулкам, направляясь на другую окраину города. Ему помогал начавшийся мелкий дождик, выгнавший с улиц часть мутантов и людей. Два раза он нарвался на патрули легавых, но успешно от них ушёл. И вот, наконец, он стоял возле чёрного хода той самой частной клиники, где недавно лечился. В мокрой зелени кустов сирени, окружающей отделанное мелкой серой мозаикой двухэтажное здание, неподвижно застыл силуэт Ромы Трупа, вытаращив на него свою гнойную опухоль.

Пришлось долго стучать в белую пластиковую дверь. Наконец, появилась немолодая медсестра в изящном серебристом халате с тонкой продольной голубой полосой, идущей от левого плеча до низа единственной полы. Униформа больницы была запоминающейся: застёгивающиеся сбоку халаты из играющей на солнце ткани, текстура которой напоминала мелкую клетку. Ранг медработника определялся нашитыми полосами, они тоже были необычные, с объёмным рисунком в виде узоров инея. У младшего персонала они были узкие. А ещё, и это особенно понравилось Валету, в клинике работали одни только люди.

— Мне нужна медицинская помощь. У меня галлюцинации, — пожаловался Валет.

— У нас платная частная клиника, — презрительно ухмыльнулась она, посмотрев на помятую рожу шулера. — Мы абстинентный синдром не лечим.

— Я лечился у доктора Хоппа. Позовите его.

Просьбу пришлось повторить несколько раз, подошёл медбрат-охранник с пистолетом в руке. Только когда бандит назвал номер палаты, рассказал какие процедуры проходил, медсестра поверила и сходила за врачом. Доктор был высоким мужчиной с чёрной бородой. На его халате голубая полоса инея была широкой. Над большими голубыми глазами врача блестел похожий на морскую раковину смотровой прибор, серые ремни которого прижимали на затылке длинные, стянутые в три косы чёрные волосы. Хопп удивлённо посмотрел на грязного Валета, однако распорядился подготовить процедурный кабинет.

— Вы аккуратнее с такими визитами, — предостерёг врач, пока они шли мимо палат по коридору, на стенах которого были изображены стилизованные горные пейзажи в голубых и серых тонах. — У нас и представители власти нередко лечатся. А ваш… друг вашего старшего, меня не предупредил.

— Ситуация, знаете ли. — А что ещё Валет мог ответить, если о «друге» он знал только то, что таковой существует?

Валета завели в похожую на шлюз камеру санитарной обработки, где догола раздели и провели через струю дезинфицирующего газа. Хопп разделся вместе с ним, аккуратно повесив блестящий халат и брюки на крючок. Во внутренней части клиники, где находились серые, ярко освещённые процедурные кабинеты и лаборатории, поддерживалась отрицательная температура. Для неё у медперсонала была уже совсем другая униформа, которая Валету очень нравилась. Две ожидавшие внутри медсестрички казались практически голыми. В стерильной холодной среде они носили лишь малозаметные облегающие шортики и топики с воротом. Это сберегающее тепло бельё было сшито из розоватого материала с маленькими серыми отверстиями и тонкими полосками. На женщинах, в особенности на молоденькой, с зелёными волосами, смотрелось оно очень красиво. А вот то, что и Хопп был облачён подобным образом, в розовый топик с голым животом, напрягало. «Решили не заморачиваться, и заказали бельё одного типа, просто размеров разных» — успокоил себя Валет.

Врач включил прибор, на раковине загорелось шесть синеньких огоньков, перед одним из глаз доктора замерцала синяя голографическая линза. Женщины усадили затрясшегося от озноба Валета на пластиковый стул с прямой спинкой, Хопп долго осматривал спину и основание черепа картёжника. Затем вывел на прикреплённый к стене монитор голубую голограмму его позвоночника, долго стоял, задумчиво сжав обрамлённые чёрной растительностью губы.

Доктор был явно озадачен, решил проконсультироваться с главврачом. Вскоре у стены появилась мерцающая голограмма, показывающая стоящего в полный рост могучего деда с массивной головой. Широких узорных полос на его блестящем халате было две. Он тоже был длинноволос и бородат, но его борода была стянута в две коротких толстых косы, а седая грива — в три, как и у Хоппа, из которых средняя была длиннее двух других. Сей викинг от медицины перебирал в воздухе перед собой руками, видимо рассматривая отправленную ему в кабинет голограмму его остова.

— Готовлю лапараскоп? — поинтересовался доктор Хопп.

— Нет Адам, давай-ка стереотаксис применим. Мне полную картину. — Дав указание, голографический главврач сцепил руки за спиной, прожигая глазами пациента, а Валета начали готовить к какой-то процедуре, уложив на стол лицом вниз и вколов анестезию.

— Не волнуйтесь, доктор Артамонов у нас настоящий волшебник, — успокоительно казал Хопп засыпающему бандиту.

А он и не волновался. «Интересно», — думал он, — «Этот старик тоже наденет розовый топик?» Усмехнувшись, смертельно уставший Валет провалился в блаженное ничто.