– Синьора, пойдемте со мной, у нас мало времени.
Доктор Лонгани потряс меня за плечо и знаком показал мне, чтобы я следовала за ним по коридору налево.
Глядя на мою одежду, обувь и растрепанные волосы, любой человек вообразил бы только один вариант развития событий минувшей ночи.
Почему еще мать девочки, доставленной ночью по «скорой», заявилась в больницу в подобном виде?
Мне было не по себе.
Может, именно поэтому врач, как мне показалось, был со мной резок и неприветлив?
Я помотала головой, оглянулась, поискала глазами Карло и все-таки последовала за доктором.
– Но что же все-таки произошло? Что вы сказали моему мужу? Где моя дочь?
От страха у меня спазмом скрутило желудок, и я остановилась.
– Если вы сейчас же не скажете, что случилось, я закричу! – почти прокричала я, чтобы обострить ситуацию.
Врач остановился, сокрушенно взглянул на меня и объяснил:
– Я всего лишь хочу, чтобы вы прошли в мой кабинет, синьора, вот и все. Закон запрещает мне рассказывать о вашей личной жизни посреди больничного коридора.
Из окна этого скучного длинного помещения виднелись холмы, стол был завален рецептами, больничными карточками, и только ярко-красная лампа придавала кабинету некую индивидуальность.
Доктор усадил меня на кожаный диван и присел напротив.
– Луче привезли сюда несколько часов назад в бессознательном состоянии. У нее острый гепатит, причины которого мы пока не знаем. Возможно, он врожденный… Но, синьора, я понимаю, как это нелегко, – я тоже отец… В общем, друзья вашей дочери рассказали, что приобретали синтетические наркотики и что Луче принимала их вместе с алкоголем.
Меня как будто выпотрошили. Да, Луче, ты похожа на меня гораздо больше, чем я думала.
– Боже мой… И где она сейчас? Я бы хотела… – пробормотала я еле слышно и замолчала. Меня стерли с лица земли. В голове образовался вакуум.
– Синьора, вам нехорошо? Извините меня за прямолинейность, но у нас очень мало времени.
– Да-да, я слушаю, – сказала я, хотя и не знала, способна ли что-то понять.
– У Луче серьезная печеночная недостаточность, и долго в таком состоянии она не проживет. Необходима пересадка.
Я впилась в доктора взглядом. Я была готова ко всему, но не к тому, что придется жить без Луче.
Он тем временем продолжал:
– Существует возможность пересадки части печени от родственников – родителей, братьев, сестер – с их согласия.
Мой рот приоткрылся, я буквально окаменела.
– Мы еще не знаем степени тяжести состояния Луче, но ваш муж уже предложил себя в качестве донора.
– И что же? – выдавила я, ожидая услышать в ответ приговор всей своей жизни.
– Анализы показывают, что ваш муж не является биологическим отцом Луче.
Лучше бы он вонзил мне нож в спину.
Я безвольно обмякла на стуле, и слова Карло зазвучали в моей голове: «Как ты могла так со мной поступить?! Как ты могла?!. Как?..»
Мне хотелось свернуться в клубок, чтобы защититься от удара.
Тот человек снова подошел ко мне:
– Синьора, я попрошу вас сдать кровь. Медсестра проводит вас.
Я оставалась неподвижной, как будто ждала, что кто-то понесет меня на руках.
– Синьора, вам нужно сделать ряд анализов. Как только клиническая картина болезни Луче прояснится, нужно будет срочно принимать решение, и мне необходимо точно знать, на что я могу рассчитывать.
Я посмотрела на него снизу вверх, но не нашла, что сказать.
– Синьора, я понимаю всю сложность ситуации, но сейчас вам нужно подумать о дочери. Пожалуйста, следуйте за медсестрой, она объяснит вам порядок процедуры.
Подумать о Луче? Незнакомый мужчина только что попросил меня подумать о моей дочери. Я действительно сейчас настолько неадекватна?
Моя голова начала болезненно пульсировать, как будто налилась кипятком. Я попыталась глубоко дышать, взять ситуацию под контроль, но ничего не выходило – ни одна картинка не складывалась перед глазами. В голове мелькали кадры из прошлого и наталкивались друг на друга, как автомобили в цепной аварии.
Где же Карло? Сейчас он был нужен мне как никогда. Ни говорить, ни думать я не могла, потому что моя голова набилась ватой.
Доктор пристально посмотрел мне в глаза, пытаясь вывести меня из оцепенения, и спросил:
– Вы можете связаться с биологическим отцом Луче?
Помолчав немного, чтобы я поняла, что речь идет не об оскорбительном любопытстве, а о надежде на спасение, он добавил:
– Было бы неплохо проверить и его.
– Не знаю… – пробормотала я и снова погрузилась во мрак.
В моем случае воспоминания о прошлом вызывали такое же ощущение, как если бы я распахнула окно небоскреба на высоте восьмисот метров от земли и посмотрела вниз. Ощущение падения в без дн у.
Я умела хранить секреты, но оказалась совершенно безоружной перед лицом правды. Я была готова лгать, но не признаваться.
Вот где слабое место моей тайны: я могла скрывать ее ото всех, но не от науки. Спасти меня могли лишь особые отношения между пациентом и его врачом, но и тут я опоздала.
В моей голове зазвучал голос медсестры:
– Синьора, снимите, пожалуйста, жакет. Мне нужно взять кровь.
Я автоматически подчинилась и попыталась повесить жакет на спинку стула, но он упал на пол, впрочем, мне было все равно.
Медсестра подняла его и повесила на вешалку у дверей кабинета.
Я посмотрела на свою помятую блузку и стала одергивать ее, пытаясь разгладить, но так, чтобы не выставлять напоказ лифчик пуш-ап. Медсестра недружелюбно наблюдала за мной, держа в руках жгут, и я оставила блузку в покое. Улеглась и отвернулась к окну с открытыми ставнями, положив правую руку на кушетку и страстно желая, чтобы все это закончилось как можно быстрее.
Медсестра попросила меня подвинуть руку поближе к краю и несколько раз сжать кулак. Потом, протерев кожу ваткой с дезинфицирующей жидкостью, от запаха которой я вздрогнула, попросила не двигаться.
Я почувствовала укол, услышала щелчок жгута, моя рука освободилась. Женщина посоветовала мне не вставать пару минут, а потом, взглянув повнимательнее, спросила:
– Как вы себя чувствуете?
– Плохо, – ответила я.
Не желая вдаваться в подробности, она повернулась, взяла мой жакет и положила его рядом со мной на кушетку.
– Мы закончили. Можете одеваться и идти к дочери.
У дверей она добавила:
– Мне очень жаль. Удачи вам.