Ураган бушевал до следующего утра. Барабанной дробью стучал град вперемешку с каплями дождя, завывал ветер, до ночи без передышки рокотал гром. Он мешал спать, но Таш поймал себя на мысли, что все вместе это даже уютно. Дома, за толстыми каменными стенами, с наглухо запертыми ставнями, казалось, что снаружи не происходит ничего страшного. Работы было меньше, и рабы со слугами почти все время просидели вместе, за приятными беседами, от забиравшегося через щели холода кутаясь в одеяла и войлочные накидки. Хал уболтал управляющего откупорить бочонок со слабенькой наливкой, и остаток дня в окружении расслабившихся мужчин, с сидящими в отдалении женщинами, с постоянными переглядываниями между двумя этими группками, прошел неплохо. Напряжение, которое чувствовалось в отношении обитателей особняка к новым рабам, наконец-то стало таять.

Утром, выйдя во двор, Таш грешным делом подумал, что с удовольствием обменял бы вчерашние посиделки на обычный летний вечер. Лишь бы не было урагана.

Двор по щиколотку залило водой. Ночью, пока все спали, в доме подтопило нижние помещения. Лаана полчаса топталась вокруг своего маленького сада: то охала, заламывая руки, то принималась ругаться на родном языке, непонятно и оттого особенно выразительно. Зрелище и правда было унылое. С ярких цветов облетели лепестки, сочные листья на деревцах из Ллитальты обвисли, побитые градом. Слуги, которые в тот день выходили в город, рассказывали, что такое творится по всему Тамин-Арвану. По некоторым улицам оказалось невозможно ни пройти, ни проехать.

Небеса словно отыгрались на людях за вчерашнюю передышку тройным размером работы. Ее с лихвой хватило всем. Даже Заб, которого взяли писарем, сегодня не помогал госпоже с бумагами, а месил грязь вместе со всеми, перетаскивая промокшие вещи наружу, для просушки. Лаана — госпожа — и та возилась в садике, спасая цветы.

Единственным, кто ничего не делал, был эс-Мирд. Тренировочную площадку размыло, и он появился во дворе ненадолго, хмуро все осмотрел, раздал приказы и спросил управляющего Оттарта, не видел ли тот его золотой перстень-печать. После этого Таш несколько раз сталкивался с господином в доме. Эс-Мирд царственно, с гордо выпрямленной спиной ходил по комнатам, продолжая искать потерянную печатку и морща свой благородный нос каждый раз, когда ему преграждала путь суетящаяся челядь. Подтопление его как будто не волновало.

Таш радовался, что за мешками, которые он таскал наверх, чтобы не заплесневели запасы, никто не видит его взгляд. Хозяйское равнодушие злило. Таш убеждал себя, что у эс-Мирда есть полное право заниматься собственными делами. В конце концов, зачем еще господам столько слуг, как не затем, чтобы самим ничего не делать? Но потом Таш вспоминал об Илартане. Бывший хозяин от доброй работы не отказывался никогда, хоть и кутил после нее настолько же лихо, насколько тяжело трудился. И дело было не в том, что из-за бедности Илартан не мог позволить себе много рабов или слуг, поэтому вкалывать приходилось самому. Таш видел достаточно обедневших дворян, которые все домашние заботы сваливали на чужие плечи, лишь бы попивать вино да ни о чем не думать.

Нет, здесь дело было только в эс-Мирде.

К полудню Таш умаялся так, что только и мечтал о еде. От кухни уже веяло аппетитными запахами, а по звону чанов прислуга догадывалась, что там уже накрывают на стол. Наконец, Оттарт отпустил всех, чтобы люди могли смыть грязь и привести себя в порядок перед обедом. Поэтому они сильно удивились, когда увидели перед столовой управляющего и эс-Мирда, которые не пускали никого внутрь.

Когда Таш подошел к кухне, Заб уже был там, мялся возле стенки. Коридоры в дальнем крыле, где располагалась столовая для слуг, не отличались шириной, но, несмотря на толкотню, рядом с татуированным рабом оставалось много свободного места. Перед тем как присоединиться к товарищу, Таш огляделся.

Никто, кроме Хала, не торопился набиваться в друзья к новичкам. Им выдавали поручения, разговаривали, когда это было необходимо, но не более того. Ослабшая вчера натянутость вернулась, и пока что Таш не понимал, кто или что тому виной.

— Не знаешь, что случилось? — тихо спросил он Заба.

Тот развел руками. В светло-серых глазах отразилась растерянность.

— Пропало что-то, говорят.

— Послушайте меня! — над исходящим от прислуги слабым гулом возвысился голос управляющего. — Все здесь? Кого-кого нет? А, эти. Ничего страшного. Заходите в столовую, но не садитесь. Господин хочет с вами побеседовать.

Гул сменился взволнованными перешептываниями. "Чтобы господин — и сам пришел?" — ловил Таш обрывки приглушенных фраз. "Дурное что-то случилось. Вот помню последний раз…" "Сплюнь, — советовала Нади, служанка госпожи, товарке помоложе. — Сглазишь. А вдруг радость?" "Да по лицам не скажешь", — взвешенно отвечала та.

Выражения лиц и у эс-Мирда, и у Оттарта в самом деле не предвещали ничего хорошего. Таш, склонив голову, прошел мимо, но кожей ощутил, каким недобрым взглядом проводил его господин.

Едва ли не первым, что эс-Мирд сделал, когда миновала буря, — отправил гонца на Пурпурную арену. Когда раб калечил раба, который принадлежал другому человеку, расплачивался за это хозяин. Это и было одной из причин, почему эс-Мирд вчера так взбесился. Кому охота унижаться из-за чужих проступков?

Когда прислуга встала за длинный стол, эс-Мирд прошелся вдоль него. Аромат теплых лепешек, выпеченных из клубней хлебных цветков, дразнил и заставлял дрожать ноздри, но при господине никто не смел начать есть.

— Этой ночью или сегодня утром у меня пропал золотой перстень с гербом семьи эс-Мирд, — негромко, вынуждая прислушаться к себе, проговорил он. — Исчез оттуда, где его не мог взять случайный человек. За последние годы в моем доме такое не происходило еще ни разу, поэтому мне не хочется обвинять кого-то из вас в краже. Я предположил, что перстень мог пропасть по чьему-нибудь недомыслию или неаккуратности, и этот кто-то стесняется признаться в своей ошибке. Если вы знаете, кто это мог быть, или видели кого-то возле моего кабинета, лучше скажите это сейчас. Наказания не последует. Позже я могу оказаться в не столь добром расположении духа.

Над столом повисла гробовая тишина. Обмершие слуги переглядывались друг с другом. Обвинение было серьезным. За кражу такого ценного предмета могли и высечь, и повесить. Но главное — за это могли пострадать и невинные. Из двадцати трех человек, которые собрались в столовой, рабов было всего шестеро. Вряд ли эс-Мирд будет их подозревать — магия ошейников не позволяла ни лгать, ни воровать у собственных хозяев. Но что ждет остальных?

— П-простите, госп-подин, — проблеял белый, как молоко, мальчишка с противоположной стороны стола. Таш не помнил его имени, но помнил, что он присматривает за хозяйскими ездовыми гармами. — А вы не м-могли его уронить?

— Мог, — скупо подтвердил эс-Мирд. — Я проверил все места, где это могло произойти. Перстня там нет.

Больше никто говорить не захотел. Господин еще раз прошагал мимо слуг, внимательно посмотрев каждому в глаза. Он задержался рядом с Ташем и Забом, но все же прошел мимо.

— Последний раз спрашиваю. Кто-нибудь видел мой перстень вечером, ночью или утром?

Нестройный хор голосов ответил, что нет. Эс-Мирд недовольно поджал губы, но позволил всем сесть и приступить к обеду.

Когда господин покинул столовую, Таш вздохнул свободно. Однако он оказался едва ли не единственным, кто так сделал. Эс-Мирды не возбраняли слугам разговаривать за едой в предназначенной для них столовой, и обычно над столом висело пчелиное жужжание праздной болтовни. Сегодня люди если и обменивались фразами, то шепотом. Почти как вчера, во время бури.

Обсуждали в основном то, что случится с вором. Легкую судьбу ему никто не прочил.

Выскребая деревянной ложкой миску с кашей, Таш заметил, как иногда другие слуги косятся на них с Забом. Подозревать рабов было глупо, но никто не мешал обвинять их в том, над чем никто не властен.

— Эти двое приносят неудачу, — шепнул кто-то на дальнем конце стола.

— Только татуированный, — поправил второй голос. — Он связан с хранителями. Все знают, что те служат самому Урду…

Таш резко повернул голову. Говоривших тотчас толкнули локтем, чтобы они замолчали, и шерд успел увидеть лишь шевеление. Но кто из нескольких вдруг завозившихся человек это ляпнул, было непонятно.

В сердце снова заныла тоска по житью у Илартана. Как там все было просто! Если бы не проклятый барон-мужеложец…

"Нет", — через силу сказал себе Таш. И без барона их дружба с хозяином давно сгнила, как залежалая слива. Не было бы эс-Мерта с его предложением, нашлось бы что-нибудь другое. Теперь дом Таша здесь. И хочется или нет, а ему придется завоевывать доверие этих людей.

После обеда он взялся за работу с двойным усердием. Управляющий только и успевал, что находить новые задания, благо тех было предостаточно и без негаданного потопа. Таш таскал мешки, переставлял бочонки с вином, подменил Заба, которого вызвала к себе Лаана по писарским делам, и полчаса побывал в подчинении поварихи. Когда солнце начало клониться к закату, он был выжат, как виноград под прессом.

В доме продолжалась возня с поисками перстня, но Таш не обращал на нее внимания. Выполнив все поручения и получив разрешение идти отдыхать, он облился ледяной водой из колодца, встряхнулся и направился в комнату переменить одежду.

В общей спальне никого не было. Из лежавшего в изголовье сундучка Таш достал свежую рубашку, пошитую для него два дня назад, надел ее и затянул пояс. До ужина оставалось еще с полчаса — достаточно времени, чтобы отдохнуть. Почти не колеблясь, Таш с удовольствием растянулся на постели.

В конце концов, Оттарт его отпустил.

Грубая небеленая ткань покалывала кожу. Таш перевернулся на бок и выдохнул. Через узкие окна тек слабый свет умирающего дня, создавая сумрак, в котором было так сладко дремать. Хорошо…

Глаза сразу начали слипаться. Таш еще раз повернулся, устраиваясь поудобнее. Под лопатками что-то мешало, как будто под тонкий тюфяк, для которого пожалели набивки, попал камешек. В этом не было бы ничего удивительного — за день слуги натаскали в комнату со двора, наверное, ведра три грязи, которая отваливалась с ног. Поморщившись, Таш встал и передвинул набитый соломой мешок, чтобы убрать раздражавший камень и спокойно подремать.

Под матрасом, тускло блестя в пыли, валялся золотой перстень-печатка.

Таш вытаращился на него, соображая, как здесь очутилась вещь эс-Мирда. Чтобы убедиться, что это не морок, он даже поднял ее с пола. Вблизи сомнений не осталось — это было то самое кольцо, которое господин носил на мизинце. Просто так оно под тюфяк бы не закатилось. Тогда что — кто-то его подкинул? Но зачем? Чтобы очернить новичка?

В коридоре раздались шаги. Размышлять времени не было. Пара мгновений — и его увидят с хозяйской вещью в руке. А потом попробуй объясни, как она здесь оказалась… Даже если ему поверят, он опять привлечет к себе внимание, и опять проблемами, а не чем-то хорошим. Таш быстро сунул ее за пазуху, развалился на постели и опустил веки.

— Таш! — окликнул Оттарт. — Проснись.

Сердце стучало, как после дикой пляски, но Таш постарался встать с таким видом, словно все это время дремал.

— Раз уж ты здесь, помоги осмотреть вещи.

— Зачем? — изобразил недоумение Таш.

— Хотим проверить, не спрятал ли кто-то из слуг перстень господина эс-Мирда.

— Среди собственных вещей?!

Управляющий развел одрябшими руками.

— Никогда не знаешь, что людям в голову придет. Нужно убедиться, что тут его нет, а потом можно и в других местах искать.

— Хватит болтать. За работу! — приказал эс-Мирд. — Чем скорее вы найдете перстень, тем лучше.

Вместе с другими мужчинами Таш стал переворачивать тюфяки. В это время со двора и из других комнат подходили удивленные и расстроенные слуги, которых позвали показать свои вещи и перетряхнуть сундуки.

Сердце никак не останавливалось и, казалось, принялось биться еще быстрее. Лишь сейчас Таш подумал, что зря спрятал кольцо у себя. Ведь тот, кто его подбросил, мог и сказать эс-Мирду: поищите вашу вещь у шерда. А когда она за пазухой, отвертеться уже не получится.

Когда его ткнул в бок один из слуг, Таш едва не подскочил.

— Ты чего взмок весь? — спросил тот. — Плохо, что ль?

— Уработался, — мрачно ответил Таш. — Вот и вспотел.

Из спальни эс-Мирд ушел, скрипя зубами. Печатка так и не нашлась, хотя в тот день перевернули с ног на голову весь дом.

Ужин Таш едва высидел. Проклятое кольцо жгло тело через ткань, напоминая о том, как он сглупил. Можно же было сразу сказать правду! Разве рабу с магическим ошейником не поверили бы, если бы он объявил, что не представляет, как у него под постелью оказалась хозяйская цацка? Да конечно поверили бы! Может, еще бы и нашли ту сволочь, которая ее стащила и подкинула!

Как назло, у Заба было отличное настроение и он на протяжении всего ужина пытался разговорить друга. Еще и заботливо спрашивал, с чего бы ему кусок в горло не лезет. Делился тем, как делал что-то там вместе с Иллис, и смущенно посматривал в сторону круглой служаночки.

В другой раз Таш бы за него порадовался. В этот он был способен думать только о том, что держит при себе безумно дорогую ворованную вещь.

После ужина большую часть слуг отпустили отсыпаться, и в их числе Таша. Но ни о каком сне больше и речи быть не могло. С огромным трудом дождавшись темноты, раб под дружный храп соседей тихонько выбрался из комнаты и не надевая обувь, чтобы не шуметь, направился во двор. Единственным местом, где кольцо никогда не найдут, был колодец.

Ночь была ясной. Тусклый свет луны серебрил оставленные во дворе инструменты, но не мог рассеять мрак в углах. Ни одно окно в доме не горело — все устали за день и глубоко спали. Что его кто-то увидит, Таш мог не опасаться. А если и увидит, всегда можно сказать, что его разбудила жажда — именно поэтому он и пошел к колодцу.

Босые пятки прошлепали по до сих пор не высохшей грязи. Таш остановился у каменного колодезного круга и приподнял крышку, собираясь достать засунутое за пояс злополучное кольцо.

— А я все думал, гадал, что ж ты с ним сделаешь. Может, себе оставишь, на память?

Голос позвучал неожиданно. Таш вздрогнул и обернулся.

— Кто там? Чего надо?

В темноте раздался смешок. Спустя несколько мгновений к колодцу вышел Ксалтэр. Белки его глаз хитро блестели.

— Лучше мне отдай. Я ему лучшее применение найду, чем на дне колодца покоиться. Жалко же. Такая штучка дорогая, — раб поцокал языком.

— О чем ты? — напряженно спросил Таш.

Ксалтэр усмехнулся.

— Прав был Глас Города. Ты лжец. Самый настоящий. А я еще не верил. Как это может быть: раб с ошейником — и брешет, как вшивая псина? Может, твой ошейник поддельный?

— Да пошел ты, — процедил Таш.

Он развернулся, чтобы пойти в дом, но цепкие пальцы Ксалтэра впились руку.

— Стой. Я ж ведь хозяину и рассказать могу, у кого его колечко. И не дури мне голову, я знаю, что оно у тебя.

— Откуда? — прищурился Таш. — Не ты ли его и стянул? Может, мне тоже стоит что-нибудь шепнуть эс-Мирду?

— Можешь и шепнуть. Но сдается мне, что тебе все равно на виселице висеть, пускай и со мной рядом. Господин эс-Мирд — мужик резкий, рубит сплеча, а разбираться потом уж поздно будет.

Таш сжал кулаки. Страшно хотелось стереть наглую ухмылочку с противной Ксалтэровой рожи, выбить пару зубов, обмакнуть в собственную кровь. Но в одном паскуда не ошиблась — шуметь не стоило.

— Чем я тебе не угодил?

— Всем угодил.

— Тогда какого Урда краденую вещь мне подбросил?! Зачем таскаешься за мной хвостом уже несколько дней?!

— Тише, тише, — мирно произнес второй раб. — Подбросил, чтобы проверить, в самом деле ты врать можешь или это шут тогда чуши намолол. Печатку я не крал, нашел в саду. Наверное, господин эс-Мирд ее обронил. Грех было такую возможность упустить. Я же за тобой вчера на арену не просто так потащился, — Ксалтэр облокотился на крышку колодца и потер левое плечо. — Ты знаешь, почему рабов в Тамин-Арване так редко выводят на Ильтирев? Потому что людям нужно зрелище, а какое зрелище может быть, если боец не способен выполнять обманные приемы? Это же ложь, — поучительно сказал он, — а рабы не врут. Если бы ты использовал хоть один такой прием, я бы все понял. Но ты попер на беднягу Рольта, как ополоумевший тяжеловоз. А время не ждет. Что еще мне оставалось делать, как не подтолкнуть тебя в нужном направлении, а, парень?

— Сволочь ты, — прошипел Таш.

— Сволочь, — согласился Ксалтэр. — Но у нас с тобой теперь на двоих одна тайна: ты умеешь врать, и я умею врать. Допытываться, как у тебя это получается, не буду, но и ты рот на замке держи. А сделаешь для меня кое-что, я и вовсе забуду про всякие там пропавшие кольца. Понял?

Таш был готов придушить сам себя. Дурак, круглый дурак. Не следовало прятать сегодня кольцо, но ко лжи так легко привыкнуть, что уже и не замечаешь, как постоянно врешь. Никогда это добром не кончается. И вот тут же результат: его подцепили на крючок.

Язык так и просился послать раба к Урду, но Таш сдерживался. Он понимал, что это будет равносильно смерти. Дело даже не в каком-то там перстне. Стоит Ксалтэру хоть заикнуться о том, что с шердом что-то не так, как его продадут от греха подальше.

Таш вспомнил долгие-долгие дни на лавке невольничьего рынка, удавку Киддира и мертвых рабов в канавах.

— Чего ты хочешь?

— О-о, какой сердитый тон, — протянул Ксалтэр. — Ты его убавь. Ради себя же задание выполнишь.

— Да ты что? Ради самого себя шею, небось, подставлять буду? — съязвил Таш.

— Угу. Именно что ради самого себя. На Ильтирев сильно хочешь драться? Правильно, не хочешь. А чтобы никаких боев не было, надо кое-что устроить с теми, кто эти бои устраивает, — Ксалтэр усмехнулся своему каламбуру. — Послезавтра господа поедут в загородное поместье графа эс-Наста. Тебя возьмут с собой, это уже точно известно. Я тебе перед отъездом передам одну вещичку. Все, что от тебя требуется, это оставить ее в нужном месте.

— И на этом все? — не поверил Таш.

— Пока — да. А там поглядим.

— Никаких "там". Я хочу знать сейчас.

Охранник прищурился.

— А не многовато ли ты хочешь, раб? Замашки у тебя больно господские. Не наказывали никогда, что ли, по-серьезному? Ну так смотри, что с такими, как ты, обычно бывает.

Он сдернул с себя рубашку. Таш, скривившись, отступил на шаг — это еще что за выступления? Но уже через несколько мгновений забыл о брезгливости. Даже в тусклом свете луны было заметно, что спину охранника покрывают сплошные рубцы. Шрамы заходили на левое плечо, становясь там особенно страшными и превращаясь в месиво.

Теперь было ясно, почему Ксалтэр так подергивает этим плечом.

— Нравится, а, парень? — он хмыкнул, не дождавшись ответа. — Вот что случается, если раб вякнет словечко в защиту того, кого ему приказали убить. Я бы сдох там же, да только оказался чересчур живуч. Смог до главного храма Иля доползти, там хозяин уже не мог на меня лапу наложить. И то меня потом не стали в храме оставлять. Все равно вернули, хоть и другому человеку, который за меня заплатил. А ты уверен, что рядом подвернется храм Иля, если вдруг ты окажешься категорически не согласен с приказом, м?

Таш пожевал губами.

— Восстание, значит, хотите начать. На пару с этим проклятым шутом.

— Да ты что! — деланно удивился Ксалтэр, натягивая рубашку обратно. — Мы так, простой контрабандой помаленьку промышляем. А Гласа Города ты зря с дерьмом мешаешь. Он мужик свой, за нас стоит.

— Это за кого же — за нас?

— За тебя и за меня. За всех рабов, — тихо и серьезно ответил Ксалтэр. — Теперь давай мне кольцо и иди спи. Слишком долго мы языками треплем, сейчас кто-нибудь спохватится.

Выбора не было. Стиснув зубы, Таш вернул печатку.

Крепко его насадили на крючок. Да еще и надолго.