Таш взмахнул затупленным копьем и сделал выпад. Невидимый противник упал на песок. Разворот, замах, выпад — и острие уткнулось в грудь врага. Набитый сеном мешок был повержен.

Прервав упражнения, Таш вытерся влажным полотенцем. Пот лился в три ручья, заниматься было тяжело. Уже начался первый осенний месяц, но, хотя жара к этому времени обычно сменялась прохладой, в этом году она и не думала спадать. Солнце еще даже не поднялось над стенами Тамин-Арвана, а духота уже давала о себе знать.

Господин, которому Таш по утрам теперь составлял пару на тренировках, похмурил брови на безоблачное небо, пробормотал что-то невнятное о том, что повторять судьбу брата — это слишком, и ушел в дом. Эс-Мирд в последнее время бывал на площадке все реже и реже, причем, как только расходился, вдруг бросал оружие и прекращал занятия. Большую часть времени он стал проводить в своих покоях, а когда хозяйка уехала за город, с радостью перенял часть ее дел в лавках.

Таш сперва думал, что господина беспокоит травма, но в его оговорках слишком часто упоминался брат — тинат Эртанд. Поломав над этим голову, Таш решил плюнуть на загадку. Ему-то какое дело, почему хозяин забросил упражнения?

Сам он, наоборот, тренировался все больше. И нарочно выбирал такие часы, чтобы застать зной, хотя кое-кто крутил ему пальцем у виска.

"Парень должен к арене готовиться, а вместо этого себя до обморока доводит. Он же с первого пинка ляжет. Мухлеж какой-то!" — говорили за спиной. Они ничего не понимали. К счастью, господин был не против. Только заставил поклясться, что Таш будет держать себя в форме, достаточной для участия в боях на Ильтирев.

До праздника оставалось всего пять дней.

В городе к нему уже готовились. Хал рассказывал, что раньше к этому времени лавки ломились от сочных фруктов и зрелых овощей, у ворот Тамин-Арвана выстраивались вереницы повозок с вином свежего урожая, а мимо погреба и кухни эс-Мирдов лучше было не гулять, а то с ума сойдешь от обилия ароматов. И мясо, мясо! Охотники уходили дальше в горы, чтобы принести больше добычи. Многие забивали скот и сворачивали шеи домашней птице, чтобы не кормить зимой лишние рты и заодно хорошенько отметить победу Иля над братом Урдом. Потом некоторые в подражание темному богу раскрашивали себе лица кровью зарезанных животных. Но главным было, конечно, не это, а то, что мясо потом добавляли в кашу, в суп, клали на лепешки и даже ели просто так. Причем не только господа, которых таким не удивить, а перепадало и рабам.

При мыслях о копченостях у Таша затрепетали ноздри. Чтобы не сбивать тренировочный настрой, он заставил себя подумать о другой стороне праздника — ритуальных боях и восстании, которому шерд помогал вместе с Ксалтэром.

Над мечтами Хала коренастый охранник смеялся и говорил старику, что он глуп. В этот год не будет никакого праздника. Охотники не идут в горы, потому что там бушуют огненные вихри, половина урожая погибла из-за дождей и дикой жары, которые сменяли друг друга. В городе постоянно вспыхивали пожары, как тогда на невольничьем рынке, и нередко они перекидывались на склады. Еще и прервалась торговля с Шердааром из-за обвала.

Народ не ждет праздника, говорил Ксалтэр, а сидит дома и думает тяжелую думу о том, как пережить без запасов период бурь. Голода пока еще не было, но из лавок уже исчезли многие продукты. Торговцы либо приберегали их для себя, либо продавали тем, кто мог заплатить побольше.

Перед тем как слечь с ожогами от снятия татуировок, Заб шепотом делился, что дела у эс-Мирдов тоже не очень хороши. Много получилось заработать на пропитке и шердских тканях, которые не брал огонь, но они закончились, а новых поставок из-за обвала не будет. Да и Хал, который больше всех болтал об обилии пищи в прошлые годы, сам с тоской посматривал в сторону кухни, где разнообразия не предвиделось.

Но, хотя Ксалтэр и высмеивал чужие мечтания, он же Таша и успокаивал. Если с бунтом все получится, главным в городе станет другой человек. И уж он-то позаботится о том, чтобы бедняки не помирали с голодухи.

Таш предпочитал верить товарищу на слово, продолжая упорные тренировки.

Во дворе было пусто — часть слуг госпожа забрала с собой, а остальные занимались делами в доме. Убедившись, что за ним никто не подглядывает, Таш снова встал перед болванчиком с сенным мешком. Закрыл глаза, сосредоточиваясь, но ничего не произошло. Тогда он сделал на левом предплечье аккуратный надрез. К ряду ровных, постепенно заживающих линий добавилась новая.

Это подействовало мгновенно. Все вокруг подернулось красноватым маревом, по жилам быстрее потекла кровь.

Жечь, жечь, жечь!

Желание убить кого-нибудь оказалось настолько сильным, что Ташу пришлось опуститься на колени и зарыть руки в песок, где еще хранилась утренняя прохлада. В прошлый раз, когда он не сумел сдержать эти бешеные вопли в своей голове, загорелись кусты роз. Если бы Таш хоть что-то помнил, то сказал бы наверняка — он в этом виноват или нет, но сейчас лишь подозревал, что его приступы как-то связаны с огненными вихрями.

Может быть, он в самом деле вызвал ту панику на арене, когда схватил Рольта за горло? А может быть, это было всего лишь совпадение. Способности тинатов проявлялись в раннем возрасте — не зря же в Силане раз в несколько лет устраивались проверки всех детей от шести до девяти лет. Таша, когда его купил отец Илартана, тоже заставили ее пройти и не нашли совершенно ничего, ни следа таланта.

Можно было представить, что это исключение и способности у него проснулись, но история все равно выходила нескладной. В Силане гуляло много сказок про людей, которые управляли стихиями. Из детства в Шердааре Таш тоже помнил парочку историй о воинах, которые впадали в ашарей и поджигали противников. Но кто ж верит сказкам, кроме детей? Про тинатов тоже болтали разное. К примеру, что они раньше раскалывали целые горы. Только сейчас таких подвигов что-то не видно было. Маги сидели по обителям и очень героически зачаровывали кухаркам ножи, чтобы их не приходилось точить.

К тому же в тот, первый раз, в таверне "Красное крыло", не было никакого пожара. Зато погибло двое человек. Таш жалел об этом и не хотел повторения этой истории, но ондолжен был в ней разобраться. И чем скорее, тем лучше.

Ведь до Ильтирева оставалось пять дней. А что там будет с этими восстаниями — Урд знает.

Он взял копье и сделал несколько замахов. Входить в состояние ашарея стало еще легче, чем раньше, но такие же линии, как на Пурпурной арене, больше не являлись. Хотя Таш иногда замечал что-то, как будто странные знаки в воздухе и земле, похожие на язычки огня. От них рябило в глазах, как от волны жара, которая исходит от очага.

Шаг назад, вбок, вперед, еще один. Финт. Удар! Деревянный болванчик крякнул. Шаг назад…

Сейчас Таш тоже видел такой знак. Над собой, с той стороны дома, которую солнце освещало по утрам первой. Туда можно было дотянуться, если захотеть.

Шаг вбок. Удары не прекращать, помнить о защите тела. Еще шаг вбок, еще…

Золотистый знак походил на спираль и как будто помаргивал. Таш засмотрелся на него и почувствовал, как его тянет закрутиться. Первым завертелось копье, а потом и сам Таш. Древко со свистом рассекало воздух. Быстрее, быстрее, еще быстрее. Знак, вторя движениям, тоже ускорился. Стало нестерпимо жарко, словно у огромного камина. Линии укрупнились. По краям большого символа заплясало четыре маленьких. Один из них подлетел к привязанному к болвану мешку с сеном…

За спиной охнули.

— Это что тут такое — дым?

Жечь, жечь, жечь!

Копье стремительным движением разрезало знак надвое. Он распался, растворился мыльными хлопьями. Но на этом было еще не все — не обрывая движение, Таш метнул оружие в мешок.

Попал. Острие вонзилось в ткань и застряло, древко уткнулось в землю. Таш, тяжело дыша, опустился на колени.

— Пыль, — сказал он Оттарту. — Выбиваю тут.

Управляющий подошел ближе и осмотрел площадку, пожевав вислыми губами. Одет он был в длинный кафтан для выхода в город, а на плечах Оттарта красовался пропитанный светлый платок. Такие в Тамин-Арване в последнее время носили даже мужчины, чтобы защищать голову от солнца, а волосы — от жара огненных вихрей. Не найдя ничего подозрительного, управляющий молча развернулся и зашагал к задней двери, которая выводила из внутреннего двора прямо на улицу.

"Иди-иди, псина плешивая", — мысленно проводил его Таш.

Он дождался, пока Оттарт скроется с глаз, и поднялся с колен. Голова откликнулась на движение непонятно откуда взявшейся болью, а на тело вдруг навалилась усталость. Таш поморщился и потер лицо.

Точно так же было в прошлый раз, когда загорелись розовые кусты. Значит, это все-таки не случайность? Или это последствие ашарея, который Таш вызывал у себя нарочно.

Он поднял копье и дернул на себя, вытаскивая из мешка. Сквозь дыру виднелись стебельки сухой травы. Поколебавшись, Таш расширил прореху и засунул туда руку. Ее обдало теплом, сено защекотало кожу. Вытащив клок, Таш изучил желтоватые растения. Некоторые листья побелели по краям, словно только что тлели, а потом огонь резко погасили.

Голова закружилась еще сильнее. Ашарей, "пробуждение души огня". Неужели все эти сказки — правда?

На плечо Таша со звонким шлепком опустилась чья-то ладонь. Он дернулся. Стебельки травы рассыпались по площадке. Древко копья замерло на расстоянии толщины мизинца от шеи Ксалтэра.

Коренастый охранник лающе засмеялся.

— А еще боец, Урд тебя побери. Не чуешь, как к тебе вплотную подбираются.

— Чего тебе? — неприветливо ответил Таш, загораживая спиной дырявый мешок.

Ксалтэр, может, и оказался вполне себе неплохим мужиком, но о некоторых вещах ему пока знать не стоило. Силан — это не Исихсас, где маги спокойно разгуливали по улицам. Здесь за малейшее подозрение в магических способностях навсегда упекали в обитель. Такой судьбы Таш себе точно не хотел.

— Чего к тебе эта пиявка опять прицепилась? — Ксалтэр кивнул в ту сторону, куда ушел Оттарт.

— Да Урд его разберет. Почудилось, что дым из пыльного мешка идет.

Охранник сочувственно поцокал языком.

— У кого ураганы крыши сносят, а у нашего домоправителя последний разум повыдуло, — он понизил голос. — Пытался вчера заставить меня полы мыть. Я ему что — поломойка? Как будто если хозяйку по городу сопровождать не надо, то можно у воина оружие отобрать и всучить метлу. Достал, скотина. Не хочешь, пока его нет, подарок какой ему в комнате оставить? Я б подсобил.

— Не надо. Лучше скажи, что там с планами, — тоже шепотом спросил Таш.

Плоское лицо Ксалтэра исказилось.

— А то сам не видишь. Уже всех подряд вешают. Так дойдет до того, что народу и пинка не понадобится, сами с колен встанут. Но до нас никто не доберется, ты не волнуйся. До Ильтирева управимся, так что тебе все это не понадобится, — он обвел рукой тренировочную площадку.

Таш прищурился, но решил промолчать. Охранник притворялся беззаботным и божился, что все идет как по маслу. Но судя по тому, с каким усердством стража искала заговорщиков, дела шли совсем не так, как пытался представить Ксалтэр.

— Бурю нужно встречать сильным, — ответил ему Таш силанской поговоркой.

— И то верно. Но ты в самом деле можешь расслабиться. Заданий для тебя пока нет.

Шерд покачал головой и все-таки не сдержался.

— Не верится мне в это.

Ксалтэр оскалился и развел руками.

— Но заданий и правда нет.

— Я не про них.

— Тогда зря сомневаешься, — серьезно ответил Ксалтэр. — Наше дело было маленьким. Рабы да бедняки могут хоть сотню раз восставать, а толку не будет, только своей кровью все зальем. Не-ет, так дело не сделать. Пока в ратуше да среди аристократишек понимающие люди не появятся, ничего не изменится. Так что нам драться и не придется. Настоящее восстание — оно не на улицах, оно там будет.

Он ткнул пальцем вверх, наверное, подразумевая дворян. Таш неохотно кивнул. Ксалтэр упоминал об этом не первый раз. Может, все так и было, но на сердце все равно стояла тревога.

Восстание, бури, ожидание голодной зимы, скорые ритуальные бои на арене… Столько всего. Еще и госпожа открыла его секрет.

В карете перед строгим взором хозяйки уже казалось, что все, прощай, призрак свободы. Когда Лаана уехала, даже не заикнувшись про поход за новым ошейником, Таш сходил в храм на ближайшей улице и поблагодарил Иля молитвой — единственным, что он мог Ему подарить. Наверное, Создатель все-таки стоял на стороне рабов, хотя иногда мерещилось совсем иное. Но насколько все было бы проще, не будь на шее этого ярма!

— Слушай, Ксалтэр. Если все-таки что-то случится, ты можешь на меня рассчитывать.

Тот усмехнулся.

— Пока на тебе эта железная дрянь, ты по первому же приказу господина на меня с ножом кинешься, хоть и хотеть не будешь. Вот поэтому и не будет никаких драк на улицах.

Таш потеребил ошейник. Силанские войска часто отлавливали нападающих на приграничные селения исихов, надевали на них ошейники и заставляли убивать соплеменников. Жестокий способ, но действенный, который и обеспечивал спокойствие на краях страны. Это было не в новинку, но раньше Таш не думал, что судьба может заставить его всерьез скрестить оружие с кем-то из друзей.

Ксалтэр истолковал жест по-своему.

— Что, в бой рвешься, да? Ты парень, конечно, огонь, да языком потрепать все горазды. А если придется руки в господской крови замарать — будешь красивости болтать или все-таки за дело возьмешься?

— Магия ошейника не позволит мне…

— "Магия ошейника", "магия ошейника"… — передразнил он. Таш, обидевшись, замолчал, но Ксалтэр не останавливался. — А ты представь, что ошейника нет и что нужно обещание свое выполнить, то есть взять меч и пойти им головы хозяев крушить. Пойдешь?

Таш облизнул пересохшие губы. Обсуждать такое прямо под носом у хозяев было опасно, но и соблазнительно. Ощущение свободы говорить, что хочется и где хочется, пускай и шепотом, пьянило.

— А почему бы и нет? Но только тех, кто правда виновен.

— И как же ты определишь, кто виновен, а кто нет?

— Ну, наверное, опрошу свидетелей…

Ксалтэр загоготал так, что на глазах выступили слезы.

— А-ха-ха-ха-ха! Свидетелей он будет опрашивать, вламываясь в дом с оружием!

Таш смутился. В самом деле, идея так себе.

— А у тебя мысли получше есть? — буркнул он.

— Да ладно тебе щеки надувать, как ребенку, — успокоившийся охранник пихнул его так, что шерд покачнулся. — Я же шучу. Мы с тобой люди маленькие да глупые, а большие, у кого ума побольше, те уже все за нас решили. Ладно, а серьезно, если свободу получишь, что потом будешь делать?

Таш задумался. Свободный человек с боевыми навыками мог пойти в армию или наняться в охрану какой-нибудь лавки. У коренного силанца возможностей было побольше, но при взгляде на Таша любой поймет, что перед ним чистокровный шерд. А к чужакам в королевстве относились настороженно, даже к шердам, с которыми уже давно не случалось войн. Да и есть ли смысл оставаться в Силане? Там, где человека сделали рабом один раз, могут сделать и второй. Перевороты переворотами, а если верить Ксалтэру, до того момента, когда рабам станет легче на деле, а не на словах, пройдет еще много времени. Нет уж. Если предлагают пирог, то зачем подбирать крошки, когда можно взять его целиком?

Помедлив, Таш поднял глаза к небу. Туда, откуда вставало солнце и где находился Шердаар.

— Я вернусь домой.

* * *

Буря грянула внезапно. Только что улицу заливало яркое солнце, и вдруг Ташу в лицо швырнуло жменей грязи с мостовой. Он обернулся в поисках нахала, который это сделал, и тут же ему пришлось закрывать лицо рукой, чтобы защитить глаза от столба пыли. Непонятно откуда взявшийся ветер засвистел в проулках, принеся с собой запахи овощного базара.

— Скорее! — крикнул господин.

Он убыстрил шаг, еще когда покинул Внутреннее кольцо. Таш решил, что это из-за очередного проповедника, который провозглашал божественную волю. По его мнению, это означало необходимость избавиться от графа эс-Наста и вернуть честные бои на Ильтирев, чтобы Иль перестал насылать кару в виде бурь. Собравшаяся вокруг шайка оборванцев хмуро косилась на всех прохожих, кто не носил лохмотья. И хотя на ремнях и у господина, и у Таша висели мечи, ввязываться в драку было бы лишним.

Однако теперь казалось, что хозяин не взволновался из-за толпы, а заметил какие-то признаки близкой бури, которые сам Таш пропустил. И сейчас не понимал, как у него это получилось, потому что он помнил о скачущем по крышам Гласе Города и смотрел не только в толпу, но и вверх.

Небо было синим-синим.

Сейчас, задрав голову, Таш заметил, как из-за стен Внешнего кольца наступают грозовые тучи. Они надвигались огромным валом, с бешеной скоростью, и были похожи не на облака, а, в самом деле, на Господнюю кару. При взгляде на них пробирала суеверная дрожь. Наверное, так и выглядели те "большие волны", которые в Ллитальте смывали целые города.

Она накрыла Тамин-Арван, не успели Таш с господином достичь конца улицы и перейти по перекинутому через ручей Ювелирному мосту. Порывы ветра мгновенно усилились настолько, что едва не сбивали с ног крепких мужчин. Мимо пролетело сорванное с сушильной веревки зеленое платье. Оно стало последним ярким пятном в той серой мути, что заволокла все после.

Дождь хлынул напополам с градом. Мерзлые шарики величиной с ноготь больно били по незащищенной голове, а капли затекали под рубашку. Миг — и Таш промок насквозь. Цвета вокруг смешались в один, грязный и неразборчивый: исчезли желтые известняковые дома, разноцветные наряды и платки прохожих, которые пробегали мимо в поисках укрытия. Погасли и звуки. Все заполонил отчаянный стук капель и града. Только изредка раздавались крики тех, кто нашел открытую дверь и звал отставших друзей присоединиться к ним в убежище.

В лавку Таш и господин ворвались, перепугав посетителей. В лицо после ледяных струй сразу ударила духота битком набитого помещения. Многие тоже заскочили только что, и на каменный пол с них капала вода. Никто даже не стал возмущаться, когда Таш, разбрызгивая вокруг влагу, по-собачьи встряхнул головой. К тому же дверь на крыльцо оставалась открытой, и оттуда тоже летели брызги, стоявшие в воздухе серой пылью.

— Дверь заприте! — рявкнул эс-Мирд на помощников.

От его мощного голоса отступили назад даже обычные покупатели. Господин смутился и повторил уже тише:

— Где Гиссерт или Сарем? Почему дверь не закрываете?

— Т-так ведь госпожа Лил говорила, что н-не надо закрывать, когда буря, — отозвался один из лавочников, слегка заикаясь от страха перед хозяином. — Люди увидят, что открыто, захотят спрятаться от дождя, а м-может, и купят что-нибудь.

Хозяин обернулся к двум молодым мужчинам, которые забежали следом за ним и отряхивались, понося погоду. Судя по кафтанам с шелковой вышивкой и толстым кошелям на поясах, эти как раз и могли заинтересоваться товаром. Да и другие от нечего делать разглядывали разные шердские диковинки на полках. Поколебавшись, эс-Мирд кивнул.

— Ладно. Сарем, покажи мне записи за сегодня. И позови всех, кто свободен, я хочу сделать важное объявление.

Об охраннике он тотчас забыл. Таш сперва шагнул за ним — спросить, какие будут приказы, но остановился. Вряд ли хозяин заставит его делать что-то иное, чем Лаана. А ее требования были просты: не лезть под руки и следить, чтобы в лавке никто не буянил.

Тем временем люди, зашедшие сюда только ради того, чтобы укрыться от ливня с градом, разбредались по самой большой лавке эс-Мирдов. В одной ее половине продавались керамические сосуды с пропиткой для тканей и дерева, а в другой — уже пропитанные ткани и готовые изделия. Лаана сама раскладывала их по полкам, забиралась по приставной лестнице под потолок и, пыхтя от напряжения, аккуратно вытаскивала края рулонов, чтобы они лежали ровной волной. Таш вспомнил об этом с улыбкой и подумал, что сейчас госпожа пришла бы в ужас. Почти все сосуды были давно распроданы, помещение с ними пустовало, и там собрались все те, кого не слишком интересовал товар и кто просто хотел обсохнуть. Остальные же трогали разложенные на прилавке платки, примеривали на себя, небрежно бросали обратно и меняли местами шердские статуэтки, выставленные для красоты. Створки резных ставен, которые стояли на полу и использовались для того, чтобы показать гостям действенность пропитки от огня, оказались завалены рулонами ткани. На полках творился хаос — помощники не успевали раскладывать все так, как надо. Но при этом было заметно, что при таком внимании продажи идут не так бойко, как им хотелось бы.

Это было неудивительно — в предчувствии голодной зимы люди предпочитали беречь деньги. Ото всех, кто собрался в лавке, разговоры слышались только об одном — если такое происходит в городе, где ветра ограничивают высокие стены, что же творится в незащищенных деревнях? А в остальном Силане? Ведь в долине Нэндими бури благодаря близости к Шердаару всегда отличались мягкостью погоды, чего никак нельзя было сказать о равнинах, где расположились основные владения страны.

Оханье взрослых ненадолго прервал детский плач. Хныкала девочка лет трех с мокрыми волосами. Мать прижимала ее к себе, что-то печально шептала и гладила дочь по пухленькой ручке, на которой расцветали свежие синяки от градин.

— Тут бы самим эти бури пережить, а люди об урожае твердят, — сказала своему спутнику молодая женщина рядом с Ташем. — Такую погоду ни один урожай не выдержит.

Ее набухший от влаги платок съехал набок, открывая "рогатую" прическу, но слишком глубокий вырез и кричащая расцветка платья вряд ли могли принадлежать замужней даме. За талию ее фамильярно приобнимал щеголеватый парень. Судя по расшитым туфлям и серебряному кольцу, он был богаче, чем его вульгарно, но бедно одетая подруга. "Любовник", — определил Таш.

— Я о тебе позабочусь, — шепнул тот спутнице.

Женщина сразу зарделась, и пара начала ворковать друг с другом. Таш хмыкнул — точно такую же чушь на уши своим любовницам вешал Илартан. Девушки либо исчезали сами, когда понимали, что он предпочитает проматывать последние деньги на вино, либо бывший хозяин потом еще долго поскальзывался на помоях, как будто бы нечаянно разлитых прямо перед его домом.

Воспоминание об Илартане откликнулось глухой болью. Таш поморщился. Он-то думал, что обида давно угасла. Сколько времени прошло — несколько месяцев? Ничего, больше он не попадется на эту удочку. Больше никакой дружбы с аристократами. У тех, кто родился змеей, доброго сердца быть не может.

Таш отвлекся от влюбленной пары и перевел внимание на других двух людей, которые тоже стояли рядом и говорили достаточно громко. Это оказались те самые мужчины, которые заскочили в лавку следом. Вопреки ожиданиям господина, на товар они и не думали смотреть, вместо этого увлеченно обсуждая новости.

— Позавчера барон эс-Тар, сегодня Вирита эс-Наст, — возмущенно говорил один. — Так благородному человеку и на улицу нельзя будет выйти!

— А что случилось? — бесцеремонно влезла в беседу пожилая женщина.

Второй мужчина окинул ее оценивающим взглядом, решил, что она достойна ответа, и доверительно поделился:

— Только что дочь графа эс-Наста у ратуши закидали камнями. Объявили о новом повышении налогов — вы же слышали об этом? Нет? Так еще услышите. Сам глашатай сказал, что это решение графа. Тут же вылез Глас Города, пошли вопли "Долой кровопийц", в паланкин наследницы графа полетели булыжники из мостовой. Стража часть зачинщиков уже поймала и пообещала вздернуть сегодня же, но многие сбежали. И с ними Глас Города.

— Тьфу, Урдово отродье! — скривилась старуха. — Этого проклятого подстрекателя первым надо было ловить. От него все беды.

— Народ думает иначе, — тихо произнес первый мужчина. — На аристократов нападают уже средь бела дня, и все чаще. Да и не только народ так считает. Я был сегодня в ратуше и знаю, зачем приезжала госпожа эс-Наст. На ее отца совершено покушение в собственном доме. К счастью, граф отделался легким испугом. Говорят, убийцу подослал кто-то из высокопоставленных городских чиновников…

Нагнетая обстановку, он все понижал и понижал голос, так что собеседникам пришлось склонять головы к нему. Последние слова Таш едва расслышал и вдруг понял, что знать продолжение ему не хочется. Если там что-то важное, завтра об этом будут болтать все кому не лень.

И лучше бы это были известия о том, что Вирите одним из камней проломило голову.

По коже прошла дрожь. Таш зябко повел плечами, жалея, что нельзя переодеться в сухое, и заметил в дальнем углу, в тени, Заба. Писарь сидел на табуретке и пустыми глазами смотрел вдаль. Вощеная дощечка, которую в лавках использовали для быстрых подсчетов, чтобы не марать дорогую бумагу, застыла на коленях, а стило и вовсе валялось на полу.

Проскользнув между людьми, Таш направился к другу. Заб в последние дни стал непохож сам на себя, и наверняка дело было в татуировках. Вернее, в том, что ллитский мастер их убрал.

Он пришел на следующее же утро после того, как госпожа съездила в обитель. Заба привязали к постели веревками, словно к пыточному столу. При снятии татуировок Таш не присутствовал, но крики со второго этажа иногда доносились такие, будто писаря и правда пытали. Это продолжалось почти весь день. Ллит ушел в сумерках, а Иллис, которая уговорила госпожу побыть рядом с Забом, выползла из комнаты осунувшаяся и помятая. Потом девушка сказала, что если даже она чувствует себя раздавленной виноградиной, то как должно быть Забу, и представить страшно. Что он ощущает, Таш не знал, но выглядел друг в самом деле плохо. Ллит оставил его замотанным в бинты по самую макушку и предупредил, что раб сможет встать с постели в лучшем случае через декаду.

Повязки Заб содрал с себя уже на следующий день. На второй — стал ходить по дому. Он выздоравливал с такой неестественной скоростью, что проверявший его здоровье мастер-татуировщик обозвал Заба каким-то ллитским сказочным чудовищем и напрочь отказался к нему подходить.

С тех пор добродушного писаря будто подменили. Он забывал о работе, за которую прежде брался с рвением, скупо отвечал на ласки Иллис и чурался других людей, все больше времени проводя в одиночестве. Да и Урд с ней, с работой, Заб даже смотреть стал иначе и почти все время тяжело молчал. Таш отнесся к этому спокойно, но Иллис расстраивалась и ходила по дому как в воду опущенная. Ей с чего-то взбрело в голову, будто Заб вспомнил, что он женат. И хотя он все отрицал, а значит, это была чистая правда, на большинство других вопросов раб попросту не отвечал. Отнекивался тем, что память возвращается медленно и кусками, которые плохо составлялись друг с другом.

Это лишь подтверждало догадки Таша, что его друг шпион. А кто захочет в таком признаться? Хорошо еще, что он оказался не связан с хранителями, — это был один из первых вопросов, которые ему задали после снятия татуировок.

Благо хозяйка уехала, а господину было не до того, поэтому Заба никто особенно вопросами не доставал. Его просто обходили стороной, как и раньше. Пусто вокруг него было и сейчас. Наверное, посетители побаивались шрамов, а среди лавочников он так и не завел друзей.

Подошедшего Таша Заб не заметил. Он продолжал сидеть и смотреть куда-то вдаль. Шевелились только длинные пальцы, которые трогали корочку на левой щеке — там, где раньше на лицо поднимался иероглиф.

— Болит? — участливо спросил Таш.

Заб ответил не сразу. Сначала поднял на него мутный, постепенно прояснявшийся взгляд и только потом медленно покачал головой.

— Не слишком. Я вспомнил способ справиться с болью.

— Какой же? Мне бы пригодилось на Ильтирев.

Друг еще раз окинул его продолжительным взглядом, но промолчал. Таш сложил на груди руки.

— Жадничаешь? А я-то думал, ты мой друг.

— Друг? — задумчиво повторил Заб. Он наконец отмер и со вздохом поднял стило с пола. — Это не жадность, это осторожность.

Таш прислонился к стене рядом с писарем, так, чтобы одновременно разговаривать с ним и следить за посетителями лавки.

— Раньше ты таким осторожным не был.

— Раньше я ничего не помнил.

— И как, ты был прав — убил кого-то? — шепотом спросил Таш.

И снова долгое молчание, а потом медленный кивок. Еще одно подтверждение догадки.

— Слушай… Нет смысла жалеть об этом или бояться расправы. Считай, что ты за все расплатился, когда на тебя одели ошейник.

— Ты не понимаешь, — прервал Заб. — Я не жалею и не боюсь.

— Тогда почему таскаешься повсюду такой угрюмый?

— Я вспомнил, что сделали те, кого я убил, — едва слышно ответил друг. — Я поступил правильно, избавив от них мир, но память жжет. Жжет сильнее, чем это.

Он снова прикоснулся к корочке на щеке. На мгновение в нем промелькнул тот Заб, каким он был раньше, — робкий, совестливый, немного наивный. Таш хотел сжать его плечо в знак поддержки, но передумал. Все тело писаря было одной большой раной, а под одеждой он все еще носил бинты.

— Ты же сам говорил, что Иль дал тебе еще одну возможность начать жизнь сначала. Так воспользуйся ей.

Заб криво усмехнулся.

— Одно из самых глупых и распространенных заблуждений — что жизнь можно начать сначала. С грузом памяти это сделать нельзя, а без знания старых ошибок новая жизнь превратится в повторение пройденных уроков.

— Тебе виднее, — Таш пожал плечами. — Но если я чем-то могу помочь, только скажи. И, кстати, раз уж ты вспомнил свое давнее прошлое, было бы неплохо помнить и о недавнем. Иллис с ума сходит от твоей холодности. То ты для нее стихи сочинял, то даже не взглянешь в ее сторону.

Услышав имя девушки, писарь поник.

— Да, верно. Иллис этого не заслуживает. Может, стоило бы попытаться, хотя бы ради нее… — он не закончил фразу, опять о чем-то задумавшись. — Друг, значит… Видишь того человека в коричневом кафтане? Он вор. Останови его, пока не поздно. Хозяин наверняка тебя наградит.

Таш поискал мужчину глазами. Тот стоял у входа в лавку. Обычный силанец лет тридцати, слегка плешивый, на вид среднего достатка — без украшений из серебра или золота, зато в чистой одежде из крепкого сукна. Кафтан спускался до середины икр, чтобы не пачкать ткань в грязи, — так его носили все, кто не мог позволить себе ежедневные траты на прачку. По улицам Тамин-Арвана похожих людей ходили сотни — посмотришь и тут же забудешь, как он выглядел. Да и не собирался этот человек воровать. Стоял у стеллажей, потирал подбородок, слушал, как рядом зарождается склока.

А вот за этим нужно было следить внимательнее. Эс-Мирд созвал всех незанятых работников в соседнее помещение и перечислял, кого вынужден уволить, чтобы сократить расходы. Те помощники, которые остались снаружи, больше интересовались обрывками слов из-за дверей, чем происходящим в самой лавке. Остался один-единственный охранник, который уже стоял возле ссорящихся покупателей. Если начнется свара, лишние руки ему не помешают.

Ругались старуха — та самая, охочая до сплетен, — и щеголь. Его подруга пунцовела рядом, прижимая ладони к щекам. Судя по обрывкам фраз, ее уличили в измене, а любовник отбивался от боевой старушки с острым языком, которая обещала выдать парочку законному супругу. Таш хмыкнул. Он бы скорее принял сторону влюбленных, но источником неприятностей грозил стать как раз парень, который чем дальше, тем меньше сдерживался в выражениях и размахивал руками.

Люди стали понемногу отступать назад, опасаясь драки. Таш покусал губу, выбирая, утихомирить щеголя или продолжить следить за вором. У Заба было хорошее чутье на людей, но чтобы вот так, по одной внешности определить, что перед ним карманник? Наверняка он ошибся.

Шерд шагнул вперед, решив все-таки присоединиться к охраннику, который урезонивал разошедшегося парня. Одновременно с ним двинулся и вор.

— Сейчас, — тихо сказал за спиной Заб.

Движение карманника было таким отточенным и ловким, что Таш его не заметил. Видел только, что у мужчины, который рассказывал о нападении на Вириту эс-Наст, висел кошелек и вдруг его не стало — ровно в тот момент, когда его якобы нечаянно толкнул вор.

— Стоять! — рявкнул Таш.

Кто бы его послушал! Карманник бросился в раскрытую дверь лавки со скоростью скакового гарма. Таш кинулся за ним.

И сразу чуть не покатился по земле. За шиворот будто вылили ведро колодезной воды. Град уже закончился, но ливень продолжал хлестать косыми струями. Мостовая была скользкой, а шквальный ветер делал бег почти невозможным — только если кто-то намеревался переломать ноги. Вор этого явно не хотел. Он тоже поскользнулся, но удержал равновесие и трусцой побежал к переулку.

Слой града хрустел под ботинками. Каждый шаг был риском — подвернется нога или нет? Однако расстояние между Ташем и карманником быстро сокращалось. До скорости и уверенности шерда силанцу было далеко.

Вор успел добраться до угла переулка, когда Таш его нагнал. На повороте шерда занесло, но он смог схватить силанца за кафтан и дернуть на себя. Пятки вора заскользили. Он неуклюже плюхнулся на задницу, тут же перевернулся и попытался вскочить. Один удар — и карманник с бранью рухнул обратно в снежно-водяное месиво. Таш вытащил меч и направил острие на противника. Хотя Таш был уверен, что карманник продолжит трепыхаться, он замер.

Может быть, испугался меча. Или разобрал надпись на ошейнике и решил не злить бешеного убийцу.

— Кошелек верни! — потребовал Таш.

От неожиданного удара в спину чуть не вылетела душа. Ощущение было таким, словно в Таша на полном ходу врезался тяжеловоз. В глазах потемнело. Оружие вывалилось из рук и с тихим звуком "бряк" упало на мостовую рядом с самим Ташем, которого придавило к земле. В рот набилась кашица из грязи и тающего града.

Вор бросился наутек и мгновенно исчез в переулке. Ташу уже было не до того — справиться бы с новым противником. Он попытался извернуться и сбросить человека с себя, но с тем же успехом можно было драться с каменной стеной. Таша рывком, как куклу, перевернули лицом вверх и пригвоздили к мостовой.

Горло перехватило спазмом. С зеркальной маски, застывшей прямо перед лицом, на Таша смотрел он сам — мокрый, перепачканный и жалкий. В прорезях для глаз виднелась только черная пустота.

Хотя Глас Города не прикасался к шее Таша, ее словно сжимали железными тисками. Челюсть задвигалась против воли. С языка сорвались чужие, сиплые слова.

— Не мешай тому, чему помогаешь, идиот.

Раздались крики — это из лавки спешили рабу на помощь. Глотку вдруг отпустило. Едва не задохнувшийся Таш принялся жадно ловить ртом воздух. Глас Города подпрыгнул, сделал сальто и растворился за пеленой дождя в том же переулке, что и недавно вор. О том, чтобы поймать хоть кого-то, теперь не могло быть и речи.

Таш сел и, держась одной рукой за горло, второй яростно ударил по луже. Во все стороны разлетелись брызги.

Магия. Видит Иль, шут применил какое-то колдовство. И что подумают остальные — что Таша обставил простой карманник? Видели они Гласа Города или нет? Конечно, из-за ошейника рабу поверят. Госпожа Лаана даже мужу не сказала о той кривой линии в нате. Но ведь невозможно все время полагаться только на это!

Спина, в которую влетел шут, болела так, будто по ней в самом деле промчался тяжеловоз. Таш потер ноющее плечо. Казалось, будто там остались вмятины от пальцев Гласа Города. Обычный человек не мог обладать подобной силой. Интересно, что за проклятой магией он пользуется?

"Может быть, у него похожие способности со мной?"

Это стоило проверить. Ксалтэр отпирался от всех связей с Гласом Города, но тот явно знал про Таша, а значит, охранник врал. А если шут услышит, что шерд умеет зажигать огонь с помощью ашарея, то наверняка им заинтересуется. Может, даже чему-то научит. В конце концов, он явно владел магией и был единственным человеком, которого еще не отловили и не засадили в четыре стены, как хозяйского брата.

Таш встал, поднял меч и отряхнул грязь. Неудача с поимкой карманника и проигрыш Гласу Города злили, однако теперь можно было надеяться не только на то, что проклятый бунт Ксалтэра что-то изменит, но и на нечто большее. Если, конечно, удастся привлечь к себе внимание шута. А для этого нужно стать сильнее.

Еще сильнее.