Улланд умер.

В груди было холодно. Эртанд стоял возле холмика свеженасыпанной земли среди ровного ряда могильных плит. Погребенных тинатов защищали тяжелые обтесанные камни с надписями, но над могилой старого наставника высилась только горка мелких камушков. Эртанд набрал их вчера сам. Он оказался единственным, кому пришло в голову хотя бы символически соблюсти традицию. Все остальные решили, что задержка заказанной из Тамин-Арвана плиты — это знак свыше. Создатель Иль наказывал неразумного сына, а истолковал Его волю, конечно же, настоятель Вигларт.

"Ага, знак", — думал Эртанд.

За наставника было обидно до того, что сводило скулы. Никто не хотел признавать, что Улланд оказался прав. Конец света наступал, только очень медленно. Не так, как в жреческих побасенках: бабах — и земля растрескалась от землетрясений, потом все сдуло ветром, оставшееся смыло водой, а напоследок сожгло очищающим огнем.

Нет, все шло совсем не так. Эртанд был уверен — для каждой из четырех стран континента подготовлен свой собственный конец света.

Силан славился чудовищными ураганами, которые вырывали деревья с корнями и не оставляли после себя ничего живого. Это Тамин-Арвану повезло. Он в долине, его защищают горы. Поэтому в королевстве так высоко ценилось вино из местных виноградников — в Силане его попросту нигде больше не производили. Остальные владения выглядели как безлесные равнины с городами, которые окружали высокие и толстые стены.

Ветреные земли — так Силан называли в народе. Казалось бы, ничего необычного, что вскоре после остановки Сердца мира пришли ураганы. Да только в летний сезон их отродясь не случалось, а теперь — через каждые несколько дней.

В Тамин-Арване, который лежал южнее, было еще хуже. Там ураганы встречались с проклятием Шердаара — Огненных земель, и по городу гуляли вихри из пламени. Невестка писала Эртанду, что горожане спешно закупают пропитку для дерева и тканей, чтобы обезопасить себя от пожаров. Лил ехидничала, что скоро на этом обогатится, но по тону посланий Эртанд чувствовал, что она боится. Еще бы. Мастер-камнетес, у которого обитель покупала могильные плиты, лежал в ожогах. Получил он их, просто пройдясь мимо невольничьего рынка, где внезапно разбушевался огненный вихрь.

От невестки маг узнал и новости с ее родины — Шердаара. Там как раз летние пожары были делом привычным. Но в этом году они достигли такого размаха, что многие жители приграничья ринулись переждать сезон у соседей, в Тамин-Арване, чему власти города отнюдь не обрадовались. Родная семья завидовала Лил, что та вышла замуж за силанского аристократа и живет там, где поспокойнее. Что в Тамин-Арване ничуть не лучше, они не верили. Хорошо там, где нас нет.

Из Исихсаса, Каменных земель, и Ллитальты, Водных земель, шли похожие вести. Погода ухудшилась везде. Власти делали вид, будто ничего не происходит, обвиняли гонцов во лжи, а часть новостей вообще скрывали.

Совсем как Вигларт. Он не рассказывал собратьям и половину того, что говорили в Тамин-Арване, старательно обходя стороной тему погоды. Раньше ему хотя бы Улланд противостоял, задавал каверзные вопросы, осмеливался открыто спорить. А теперь что будет?

Эртанда неожиданно хлопнули по плечу.

— Хватит кукситься, — беззаботно сказал Лейст — один из немногих, кого Эртанд мог назвать другом. На его лице, которое к двадцати двум годам так и не потеряло юношеской припухлости, в обрамлении желтоватых волос сияли яркие серые глаза. — Пошли в трапезную. Сейчас поминки начнутся.

— Удивлен, с каким восторгом ты об этом говоришь. Наш собрат умер!

— Ой, да перестань. Улланд уйму лет на ладан дышал. Не понимаю вообще, как он до своих восьмидесяти добрался. Не иначе, как открыл какой-нибудь магический секрет и нам не рассказал.

Товарищ сделал страшные глаза.

Эртанд вздохнул. Лейст был хорошим парнем, но деревенским до глубины души. Первые годы Эртанд даже считал, что он слегка обижен умом. Лейста забрали из родного села в семь лет, как только обнаружили магический дар. К этому времени сельская практичность и пренебрежение к чужому горю, пока у самого все хорошо, успели намертво въесться в его плоть. Наверное, это впитывалось с молоком матери. Как и характерный говорок с постоянно проскакивающими просторечиями, которые потом липли на язык у всех, кто пообщался с веселым парнишкой.

— А ведь он мог, — неожиданно для себя произнес Эртанд. — Улланд был сильнейшим из нас. Ему бы хватило силы заново открыть искусство создания магического оружия или, к примеру, преобразования одного материала в другой.

— О да, — Лейст закатил глаза. — Старые сказочки о превращении свинца в золото. И сразу сам король выдаст за тебя дочь, и ты станешь первым магом-правителем. Ну, после целого перечня сказочных героев.

— Да причем тут сказки! Можно было бы соединить эту гальку в гранитную плиту и накрыть ей могилу Улланда, как положено.

— Низковато ты метишь. Уж лучше бы в короли целился.

— Плиту — это для начала, — скромно заметил Эртанд.

— Ну да, ну да. Крепкую, я смотрю, тебе Улланд кашу в мозгах заварил.

— Ничего он не заваривал. То, что раньше тинаты могли гораздо больше, чем сегодня, официально подтверждено хронистами.

Парнишка скорчил рожу.

— Давай, прочитай мне лекцию о Великой войне.

Эртанд поджал губы. Вообще-то, он действительно мог рассказать Лейсту много нового. Каждый из старших тинатов был обязан преподавать новичкам какой-нибудь предмет или давать практические уроки магии. Эртанд детей не любил, поэтому выбрал чтение лекций по истории магии — самое интересное для себя и заодно предполагающее как можно меньше общения с младшими тинатами.

Больше всего места в лекциях отдавалось как раз Великой войне, которая случилась шестьсот сорок три года назад. Тогда тинаты чуть не низвергли мир к Кровавому богу Урду. После этого их и заперли в обителях от греха подальше. До сих пор покидать уединенные жилища для выполнения королевской службы разрешалось лишь немногим магам, отнюдь не самым сильным. Поэтому, подозревал Эртанд, нынешние тинаты даже если бы очень хотели, не смогли бы расколоть мир.

И это же было еще одним доводом против теорий Улланда.

— Ну что опять скуксился? — на сей раз удар в плечо был ощутимее. — Хватит тосковать, заумник ты несчастный. Пора в трапезную.

— Ладно, идем, — нехотя согласился Эртанд.

Пообедать действительно не мешало.

Лейст пошел впереди, чуть ли не вприпрыжку. Наблюдая за тем, как задирается его мантия, оголяя худые ноги, Эртанд покачал головой. По возрасту — взрослый мужчина, по поведению — дитя малое. Никакого уважения к почившему.

Кладбище располагалось на отшибе, у основания стены, которая окружала обитель. Жилые здания располагались в центре. На окраины огромной территории насельники ходили редко, да это и не нужно было — что там делать? Тинаты занимались исключительно благородной работой — зачарованием предметов, исследованием растений для изготовления лекарств, дополнением и переписыванием учебников, листы в которых младшие ученики постоянно засаливали и рвали. Большую часть еды в обитель привозили с окрестных полей и хозяйств, а в небольшом огороде ковырялась прислуга. Туда захаживал лишь один из тинатов, старый Дэрит, который и изучал лекарственные травы.

Официально заявлялось, что такая планировка — со всеми полезными зданиями, сосредоточенными в сердце обители, — создавалась для удобства тинатов. Эртанд подозревал другую причину.

На кладбище, если подойти ближе к толстой каменной стене, было слышно, как на окрестных полях переговариваются рабы. Земли за стенами принадлежали какому-то барону, который развел на них виноградники. Вино — куда же в долине, окружавшей Тамин-Арван, без него? Но еще через стену можно было что-то перекинуть, а чужие голоса тревожили тинатов, внушая им по ночам яркие видения о потерянной жизни. Так и до мыслей о побеге было недалеко…

Чтобы попасть в трапезную, двум молодым магам пришлось пройти мимо огорода, склада и ворот на землю тинатов. Там, у железных створок, стояли несколько дюжих мужиков, набранных из стражи Тамин-Арвана.

Они проводили двух тинатов хмурыми взглядами. Между стражниками обители и ее насельниками любви не было никогда. Стражи жили здесь же, в каменном доме, который стоял вдалеке от основных строений, и питались тоже отдельно. Меняли их нечасто, но так, чтобы между тинатами и их надзирателями не возникало дружбы. Оно и понятно — иначе могло дойти до того, что страж сжалится и выпустит тината из вечного плена. А там только и жди, что новой Великой войны.

Тинатам все равно удавалось бежать, но пока что не из обители Тамин-Арвана. Эртанд неоднократно пытался завести с кем-нибудь из стражей приятельские отношения, однако из этой затеи не выходило ровным счетом ничего. Они частенько расхлябанно относились к своим обязанностям — в обители круглосуточно царили тишь да гладь. Ни разбойников, ни драк. Сиди, играй в кости и лениво посматривай, чтобы никто не слонялся за пределами основных зданий. Тем не менее стражники даже за деньги брата не горели желанием носить письма из городского поместья эс-Мирдов, а ведь это все, о чем просил Эртанд. Родственники не могли часто к нему ездить, обмен письмами же был запрещен, либо они прочитывались настоятелем от начала и до конца.

Эртанд не хотел, чтобы чужие лапы залезали в его жизнь настолько далеко.

Они с Лейстом прошли мимо основного здания — квадрата с внутренним двориком, защищенным от ветра, и мимо келий. За ними, в отдалении, чтобы не отвлекать работающих на благо силанского народа тинатов, стояла кухня с трапезной.

Перед ней Эртанд остановился, чтобы ополоснуться. Внутри все равно должны были подать сосуд, в котором предписывалось омыть руки после кладбища, но чашу подносили всем одну и ту же, а маг брезговал умываться во много раз использованной воде. Если у Лейста до сих пор не вытравились деревенские манеры, вернее, их полное отсутствие, то Эртанд не мог забыть об аристократическом воспитании.

Под простеньким умывальником, подвешенным возле двери для слуг, натекла лужа. Эртанд посмотрел на свое отражение. Острое лицо за последнее время еще больше исхудало, кожа вокруг светло-голубых глаз покраснела, набухли мешки. При взгляде на самого себя ему захотелось накинуть капюшон.

Улланд болел четыре месяца. Пренебрежение Вигларта и насмешки бывших воспитанников сломали старика окончательно — с постели он больше не вставал. Большую часть работы, которую старший тинат раньше выполнял, пришлось взять на себя Эртанду. И вот результат — он не мог смотреть сам на себя.

Отражение внезапно подернулось рябью. На миг Эртанду почудилось, что вместо лица у него переплетение линий. Все они перепутались, и было невозможно понять, есть ли в клубке лент общий мотив.

"Схема", — пришло на ум. Магические иероглифы — наты — были похожи на схемы. Эртанд привык с ними работать, и теперь ему хотелось найти привычные образы. Он вгляделся в рябь. Слишком много узоров, слишком сложно…

Когда ломаные линии потянулись из лужи вверх, к нему, маг закрыл глаза.

Хватит. Улланд предупреждал, что если переусердствовать над рабскими ошейниками, появятся такие видения. Он строго-настрого запретил о них кому-либо говорить.

— С тобой все в порядке? — раздался сзади голос Лейста. — Ты чего весь сморщился, как гнилое яблоко?

— Спасибо за сравнение.

— Ну а что ты весь такой "бе".

— Лучше помолчи, Лейст.

Друг пожал плечами.

Полегчало Эртанду только в трапезной. Тинаты расселись за длинным столом по рангу: чем старше, тем ближе к настоятелю. Со стороны темными мантиями они напомнили нахохлившихся на ветке ворон. Вигларт, как обычно, сидел смурной и воспаленными глазами осматривал подчиненных, но остальные выпили вина и расслабились. Разве что приписанных к обители женщин не позвали — непорядочно все-таки, на поминках-то.

Лейст со своей непочтительностью был прав в том, что смерть Улланда новостью ни для кого не стала. Ее ждали давно. Кто собирался, тот старшего тината уже оплакал. Зато поминки стали хорошим поводом отвлечься от ежедневного труда, отдохнуть и вспомнить, как "это было раньше".

— О-о-о, как меня Улланд гонял за то, что я сливу ободрал в саду, — трясясь от смеха, рассказывал полноватый Аствет. — Мне лет десять было, а ему уже пятьдесят с хвостом. Как только понял, что это я? Ночь же на дворе! До сих пор помню: мчался за мной с веником, а потом как отхлестал по заднице! Я поверить не мог, что в тинатской обители могут веником отхлестать.

— Это какую сливу? — спрашивал Тэйхис, рыжий паренек, недавно принятый из учеников в младшие тинаты.

— Да ты не застал уже. Выкопали ее потом от греха подальше, чтобы молодая поросль вроде тебя не объедала по ночам.

— Я таким не занимался! — краснел Тэйхис.

Другие тинаты хохотали до слез.

— Конечно, мы же все плодовые из сада повыкопали еще до твоего рождения.

Эртанд тоже смеялся. Он помнил те сливы. По ночам спелые, иссиня-черные плоды южной эгары манили вечно голодных учеников не меньше, чем мечты о женщинах. На пустой желудок о развратных красавицах не погрезишь, а настоятели запрещали есть в любое время, кроме установленного. Потом Эртанд привык к строгому распорядку, но первый год весь исстрадался. Как, впрочем, и другие тинаты.

Они дружно выпили за те времена. Вино в кувшинах было хорошим, крепким. Не та разбавленная водица, которую наливали в обычные дни.

Лед, сковавший грудь после смерти Улланда, медленно растапливался.

— Да ладно вам, по заднице хлестал! — весело сказал Лейст, когда все опустили кубки. Щеки у него зарделись. Парень быстро пьянел. — Улланд же молодняк всегда и подкармливал. Я вот помню, как он втихушку кое-кому хлеб совал, когда мы были готовы стены грызть.

— Это кому же?

— Мне давал! — пискнул ребенок с самого конца стола.

— Да и мне, — прозвучало с противоположной стороны.

— А хлеб-то раньше какой был! Не чета нынешнему.

— Ага. Сомнешь кусок — а он обратно разминается.

— Не то что сейчас. Ну вот что это?

Говоривший взял с глиняной тарелки кусок хлеба и постучал коркой о столешницу. Звук раздался гулкий, как от удара деревяшки о деревяшку. Слуга, который в этот момент принес добавку квашеной капусты, побледнел. Ждал, наверное, что сейчас тинаты обхают его, а затем и кухарок за кривые руки. Эртанд усмехнулся, когда тот втиснул миску среди блюд и торопливо скрылся за дверью.

Маги не могли распоряжаться собственной жизнью, но простые люди — даже слуги, много лет работавшие в обители, — все равно их побаивались.

— Да повариху надо другую взять, — сказал толстяк Аствет.

— Это не хлеб плохой и не повариха. Это мука паршивая, — ответил Лейст. — Мой папка мельником был, я знаю, что говорю.

— Хочешь сказать, что нам плохую муку сбывают? — ахнул Тэйхис.

— Мука, — Вигларт обвел взглядом тинатов, и те сразу притихли, — та же самая, что и всегда. Зерно закупают у того же самого человека, мелют на той же самой мельнице.

— Это что же, мне память изменяет? — обиделся Аствет. — Я же помню, каким хлеб был раньше!

— Старший тинат, посмотри внимательно перед собой. Что ты видишь?

На стол уставился не только Аствет. Все изучали еду. Ломти ароматного хлеба, кислая капуста, моченые яблоки, разные вкусности. Ради поминок повариха запекла гуся, полив его густым сладким соусом. Дичь тинаты запивали желтым вином, а вино закусывали фруктами. Последние чудесным образом оказались сдвинуты к тому концу стола, где сидела малышня, которой разрешили пить только компот. Некоторые блюда были уже пусты. Первыми закончились зернышки граната, за ними, как ни странно, капуста. Но если ее слуги доносили, то крупных бордовых фруктов на кухне больше не осталось.

Почти все было покупным: хозяйство обители состояло из огорода и маленького хлева, которые могли прокормить тинатов только в затянувшуюся бурю.

— Простая еда, но с изысками, — ответил за собрата Эртанд. — В доме богатых купцов и аристократов выбор блюд будет больше.

— Но многие крестьяне о таком столе только мечтают, — добавил Лейст.

Его родители были страшно рады спихнуть одного из сыновей в обитель. Десять детей непросто прокормить даже мельнику.

— Вот именно, — отчеканил Вигларт. — Многие мечтают питаться так же, как вы. А вы жалуетесь на то, что хлеб не высшего качества. Вам даже гранат почистили!

— Это цена, которую выторговали наши предки за то, что мы никогда больше не увидим света за пределами обители.

Хмель развязал Эртанду язык. Маг обернулся к Вигларту.

— Мардан эс-Тавир "Великая война тинатов", том пятый, страницы пятьдесят восемь — девяносто пять. Выжившие маги обязались зачаровывать воинские доспехи, чтобы воинов королевства нельзя было разрубить мечом или ранить стрелой, защищать сосуды от хрупкости, создавать клинки, которые не ржавеют и не тупятся, и многое другое. Еще они поклялись никогда не покидать границы обустроенных для них поселений и выполнять все приказы властителя земли, где они живут. За это тинаты потребовали закономерную плату — никогда не знать голода, всегда иметь помощников, крышу над головой и женщин или мужчин, которые согревали бы им постели.

Тонкая бровь главы взлетела вверх.

— Старший тинат вздумал поучить настоятеля истории? Я читал "Великую войну тинатов". Не исключено, что я знаю текст лучше тебя. Скажи мне: ты что, голодаешь? Тебе спать негде? Или Юссис стала плохо выполнять обязанности по согреванию постели? Я ознакомился с записями предыдущего настоятеля. Женщину ты меняешь третий раз за полгода.

Кто-то из тинатов хмыкнул. Эртанд не видел кто. Глаза застлал туман, а к щекам прилила кровь.

— Разве это теперь возбраняется?

— Нет, что ты. Наоборот, чем больше твои женщины дадут потомства, тем больше у нас надежд на пополнение обители.

В голосе Вигларта звучала издевка. Эртанд сжал кулаки, чувствуя, как разогреваются от гнева вечно холодные руки.

Действительно, очень смешно, что тинатов пытаются разводить, как племенных коров, и говорящий о свободе молодой маг в этом охотно участвует. А как настоятель парирует вот такой укол?

— Еще в договоре выживших тинатов с королями записано, что стороны обязались сохранять полную честность в отношениях друг с другом. Этот пункт посчитали важным, потому что мятеж магов возник из-за лжи градоправителя подчиненным тинатам. Когда мы принимаем учеников, мы заставляем их клясться, что в стенах обители они будут говорить только правду. Ту же клятву сейчас приносят рабы, когда мы надеваем на них зачарованные ошейники, но они врать не могут, как бы ни пытались. У нас такую возможность пока не отобрали. Не поэтому ли вы, настоятель Вигларт, соврали, что мука та же самая, что и раньше? Я слышал, что амбары с предназначавшимся нам зерном сгорели из-за усилившихся огненных вихрей. Поэтому уже какое-то время муку для обители закупают у других людей.

Вигларт сощурился.

— Наглая ложь. Это раз. Два: если ты не сам сочинил эту чушь, я найду того, кто тебе ее набредил. Если это стражник, он отсюда исчезнет. Если ты с кем-то обмениваешься письмами, больше тебе это не удастся. И третье: ты наказан на декаду. Уйдешь отсюда прямо сейчас, пойдешь в часовню и будешь на коленях молиться Илю, чтобы он убрал из твоей головы глупости, которых ты наслушался от Улланда.

— Улланд здесь ни при чем!

— Да что ты? А это не он все время пугал нас участившимися вихрями и бурями? Ах да, понимаю, во всем виновато вино. Слишком крепкое. Поэтому следующую декаду ты будешь пить только воду. От преподавания истории ты тоже отстранен.

Над столом повисла тишина, только несколько мух жужжали под высоким потолком. Кто-то шлепнул по миске с едой ложкой и проворчал "мда".

Эртанд оглядел собратьев. Никто не хотел встречаться с ним глазами. Пальцы снова похолодели — до мага дошло, что он наделал. Писем от Лил больше не будет. И репутация среди собратьев теперь разрушена до основания. Даже если Эртанду кто-то поверил, доказать он свои слова не может. Не признаваться же, что он нарушил правила и уговорил стражников носить послания в обход настоятеля… А пусть и признается, какой вес имеют строчки от Лил? Для собратьев — никакой.

Это был конец.

Эртанд встал и на негнущихся ногах вышел из трапезной.