Если среди моих уважаемых читателей найдутся серьезные болельщики, то я должен заранее извиниться за то, что о самом футболе в этой главе говорится сравнительно мало. Дело в том, что футбольная команда немецкого военного гарнизона встретилась с командой нашего городского футбольного клуба и выиграла 6:0. Как говорится, комментарии излишни. Единственно, что можно сказать: нам было стыдно. Стыдно, что немцам без труда свалился в руки такой подарочек на родине Кристьяна Палусалу и Иоханнеса Коткаса. Разве Палусалу на Олимпийских играх в Берлине для того положил на лопатки немца Хорнфишера, чтобы наши футболисты разрешили позже набить себе шесть голов и не забили ни одного в ответ? Нет и еще раз нет! Но все же так оно случилось, и я не собираюсь в своих записках фальсифицировать факты, как бы ни горька была иногда правда.

Мы с Олевом оба видели эту игру. Опираясь на барьер, окружавший стадион, мы кричали как сумасшедшие, когда нашей команде случалось подавать угловой.

И вдруг меня очень больно ущипнули за ягодицу.

Я молниеносно оглянулся.

Позади меня стоял немецкий офицер.

— Освободите место даме, — сказал он по-немецки и небрежно турнул нас.

Только тут я заметил, кто была эта «дама». Не кто иная, как Дорит. У меня потемнело в глазах.

— Держи себя в руках! — услышал я голос Олева.

Я напряг всю силу воли и взял себя в руки, несмотря на то, что Дорит ехидно ухмылялась. Мы нашли себе новые места неподалеку и продолжали смотреть игру.

— Постарайся запомнить лицо офицера, — сказал Олев. — Мы этого так не оставим. Пусть он будет нашим немцем номер один.

Ягодица у меня все еще слегка побаливала от щипка, и я постарался получше запомнить лицо офицера.

После матча, когда мы брели домой, Олев снова заговорил об офицере.

— Ничего. Мы не будем спускать с него глаз и отомстим за оскорбление.

— Мы не должны забывать, что этот офицер — оккупант и надо отомстить ему как оккупанту, — сказал я.

Олев был с этим полностью согласен.

— Знаешь, — сказал он, — я считаю, что мы должны вообще начать действовать серьезнее. Следовало бы объявить войну Германии.

Но тут я возразил:

— Сами фашисты никому еще войны не объявляли. Они всегда нападали на другие государства без объявления войны. Такая уж у фашистов мода. Возьмем хотя бы сегодняшний случай. Разве этот офицер предупредил нас прежде, чем давать волю рукам?

— Тогда будем просто считать себя в состоянии войны с фашистами, — предложил Олев.

— Это уже другое дело.

И мы сказали вместе, скрепив наши слова рукопожатием:

— С этого момента считаем себя в состоянии войны с великой Германией.

Нас было всего двое. Подростки. Почти мальчишки. У нас не было никакого оружия. Но мы считали себя воюющими с фашистской Германией. Берегитесь, фашисты!

Мы сразу же зашли к Олеву домой, чтобы обсудить план действий.

Олев нашел чистую школьную тетрадку и написал на обложке:

НЕМЕЦ № 1 СЕКРЕТНЫЕ ДАННЫЕ

Но пока, к сожалению, секретных данных было сравнительно мало. Вот они:

«Звание. Лейтенант.

Рост. Выше среднего.

Характер. Грубый.

Цвет волос. Блондин.

Увлечения. Футбол».

— Наживкой мы используем Дорит, — сказал Олев.

— Какой еще наживкой? — не понял я сразу.

— Ну, приманкой, — объяснил Олев. — Дорит будет приманкой, которая завлечет офицера к твоему дому.

— С ее помощью меня уже ущипнули за задницу, — заметил я, — только при этом мы сами упустили добычу.

Олев засмеялся.

— Дорит очень хорошая наживка, — сказал он уверенно.

Так он и записал в секретную тетрадку немца № 1:

«Заманивается наживкой «Дорит».

Данных было маловато, тетрадка оставалась почти пустой.

— Нам нужны дополнительные данные, — заметил Олев.

— На тротуаре перед нашими воротами довольно много песку, — сказал я. — Там можно было бы определить размер его следов, потому что он обязательно проводит Дорит домой.

Олев просиял:

— Видишь теперь, как нам пригодится Дорит в качестве приманки.

Я не спорил. Но измерять следы офицера мы все-таки не пошли. Не пошли, потому что у нас, между прочим, возникла идея, как ему отомстить.

Проведение этой идеи в жизнь было вовсе не безопасным. Оно требовало основательной подготовки, смелости и ясного ума.