На той неделе все засиживались допоздна – даже те, кто напрямую не работал с кодами. Грег весь извелся от волнения. Он не сомневался, что детишки из международной бригады его дурят. Грег сказал Линкольну, что врач прописал ему антидепрессант паксил. Линкольн зорко следил за своими подопечными – не боится ли кто, не увиливает ли. Но они спокойно сидели в своем углу, глазели в мониторы со сплошными цифрами, спокойно нажимали клавиши и потягивали «Маунтин дью».

С этими заботами, с рабочей суетой Линкольну было не до папки WebFence и не до комнаты новостей. До четверга он даже ни разу не пообедал по-настоящему – пошел обратный отсчет, оставалось двадцать семь часов. Дорис с радостью поздоровалась с ним и обрадовалась еще сильнее, завидев шоколадный торт.

– А мама тебе про мой буфет сказала? Ты не против, точно?

– Ну конечно не против, – ответил Линкольн, разворачивая торт. – Скажите только, когда прийти.

– Твоя мама мне точно так же ответила. Слушай, ну и женщина! Прямо мотор, а уж готовит как! И наверное, очень хорошенькая. И чего снова замуж не вышла?

– Точно не знаю, – ответил он.

Линкольн не мог представить мать замужней, хотя и знал, что недолго она была женой отца Ив. Он видел ее свадебную фотографию. Она, невеста, в кружевном мини-платье, с подобранными вверх светлыми волосами. Линкольн не мог представить себе даже, как его мать может пойти на свидание. Ив рассказывала, что до его рождения было не так. Она вспоминала и мужчин, и вечеринки, и незнакомых дядей за завтраком.

– Когда Пол умер, я несколько лет и подумать не могла, чтобы к кому-нибудь на свидание бегать, – сказала Дорис. – А потом поняла: я еще, может, лет сорок проживу. Дольше, чем мы с Полом жили. Вряд ли он хотел бы, чтобы я сорок лет одна мыкалась. Да не то что «вряд ли» – точно не хотел бы.

– И вы пошли на свидание?

– Да, конечно, – ответила Дорис. – Регулярно, с двумя. Пока ничего серьезного, но кто его знает.

Линкольн задумался: а почему он обедает сейчас с Дорис – только из вежливости или совсем наоборот?

– Моя мама просила передать, чтобы вы не волновались из-за давления. – Он протянул Дорис пластиковую вилку. – Торт на оливковом масле.

– На оливковом масле? – поинтересовалась она. – Что, зеленый?

– Хороший, – похвалил Линкольн. – Я уже три куска съел.

Дорис откусила солидную порцию.

– Ого… – проговорила она с набитым ртом. – И правда хороший… И сочный. А глазурь… Ты как думаешь, она тоже оливковое масло в нее добавляет?

– Нет, по-моему, сливочное.

– Ага, понятно.

В комнату отдыха вошла какая-то женщина и встала у торгового автомата позади них. Она была молодая, примерно одних с Линкольном лет, высокого роста. Волосы собраны в темный пучок, по лицу разбежались веснушки. Хорошенькая…

– Дорис, привет, – поздоровалась она.

– Привет, привет, дорогая! – откликнулась Дорис. – Задерживаешься?

Женщина – нет, девушка – с улыбкой кивнула Дорис, улыбнулась Линкольну. У нее были широкие плечи, крепкая, высокая грудь. У Линкольна сдавило горло. Он улыбнулся в ответ. Девушка обернулась к автомату. Он вроде раньше ее не видел… Она наклонилась, достала что-то. На шее из узла выбились колечки мягких волос. Девушка быстро пошла к двери. На ней была облегающая белая блузка и клубнично-розовые брюки из вельвета в рубчик. Тонюсенькая талия… Широкие бедра… Плавный изгиб поясницы… Красота!

– Жалко, у нее друг есть, – заметила Дорис, когда закрылась дверь. – Такая девушка хорошая, и твоего размера, да. Шею бы не сломал, если бы на ночь целовать пришлось.

Линкольн почувствовал, как у него пылают щеки и шея. Дорис хихикнула.

– На этой ноте, – произнес он, вставая, – я возвращаюсь на работу.

– Спасибо за торт, ребенок, – ответила Дорис.

Через отдел новостей Линкольн задумчиво шел к себе, в отдел информационных технологий.

Может, это и была она, та девушка… Бет. Может… Может, сегодня вечером ему выдалась возможность поговорить с ней. В канун нового тысячелетия. Она ему улыбнулась… Да нет, наверное, улыбалась-то она Дорис, но, когда улыбалась, смотрела на него.

Может, это и была она. Его она…

И может, она сегодня вечером сидела за своим столом и Линкольн остановился бы поздороваться – так, как во всем мире то и дело мужчины останавливаются и здороваются с женщинами. «Проснуться к новой жизни», – твердо произнес он про себя, и в горле как будто отпустило.

До кабинки Бет он не дошел.

Та, которую он увидел в комнате отдыха, сидела у стола с видом на город, рядом с полицейским сканером, и говорила по телефону. Она, наверное, была их новый полицейский репортер, Меган… Фамилия не вспоминалась. Он видел ее подпись в газете. Но не Бет. Не Бет…

Линкольн позволил себе пару секунд поглазеть на девушку, пусть даже это была и не она. Хорошенькая, очень хорошенькая. И даже больше. Он представил себе, как она распускает свой узел и волосы падают… Представил, как она улыбается.