Так-так…
Объявились наконец.
Вернулись.
В тот вечер Линкольн пошел не домой, а в свою новую квартиру.
Он прикинул, что мать не должна волноваться, в понедельник вечером она не будет переживать, куда он делся. Завтра утром можно сказать, что он завис у Джастина. Если вообще придется объясняться.
Линкольн расстелил старый спальный мешок, который всегда валялся у него в багажнике и весь пропах потными спортивными майками и выхлопом, и попробовал заснуть на новом месте. Было поздно, но он слышал, как ходят по квартире соседи сверху. Где-то еще бубнило радио. Внизу, наверное, или в квартире напротив. Чем дольше Линкольн слушал, чем ближе казалась музыка, тем лучше различал он мелодии – старье, пятидесятых-шестидесятых годов, медленные танцевальные, рекламные.
«Come Go With Me»…
«Some Kind of Wonderful»…
«In the Still of the Night»…
Линкольн старался не слушать. Не думать.
Бет и Дженнифер снова начали переписываться. Что бы это значило?
Он все-таки решил, что, может, и ничего. Может, эти несколько недель молчания – просто так, случайность. Господь Бог явно не помогал Линкольну устроить его жизнь. Он был занят обдумыванием своей большой, грандиозной думы.
Наверху уже, похоже, улеглись спать, а Линкольн все еще слушал далекое радио. «Only You», «Sincerely»… Надо, наверное, завтра попробовать найти эту станцию. Он удивился, откуда он мог запомнить слова «You Send Me» и почему эту песню считали печальной. А потом заснул.