Перед ночной сменой в понедельник Линкольн зашел подстричься. Девушка в «Шикарных стрижках» спросила, какую ему сделать прическу, и он ответил: под Моррисси. Ему всегда хотелось подстричься под Моррисси. Она не понимала, кто это.

– Ну, Джеймс Дин, – подсказал он.

– Дайте я у начальницы спрошу, – попросила девушка.

Начальнице было за сорок. В руке она держала ярко-розовую расческу с острым, как шпага, кончиком.

– Джеймс Дин… – задумчиво проговорила она и постучала расческой по подбородку. – А как Джордж Клуни, не хотите?

Он не хотел.

– Хорошо, постараемся как можно лучше.

Линкольну было даже чуть-чуть неловко, но, по правде говоря, стрижка ему понравилась. Он купил какой-то там гель для укладки и оставил чаевые в размере семидесяти пяти процентов – девять долларов.

До работы Линкольн решил зайти домой переодеться. Он облачился в белую майку с короткими рукавами и, стараясь не сильно перегибаться, глянул в зеркало. Интересно, примерно так чувствует себя женщина, надевая мини-юбку?

В редакции «Курьера» он сразу прошел в комнату новостей, к столу Бет. Что дальше делать, он точно не знал. И даже не задумывался, потому что стоило задуматься – и он вообще ничего не сделал бы. А делать нужно было. Нужно было сильнее, чем все остальное в этот день, во всю жизнь, в этой инкарнации, в вечер этого понедельника, Линкольну нужно было поговорить с Бет.

И нужно было первым начать разговор. Нужно было встать у ее стола, прямо днем, развернуть плечи, вскинуть голову, а руки… руки-то куда девать? Не думать об этом… Не думать. Хоть раз в жизни – не думать!

Линкольн подошел к кабинке Бет, даже не делая вида, что пришел зачем-то еще. Не скрываясь. Не притворяясь. Правда, на него никто и внимания не обращал.

Вошел к ней…

Ее не было.

Что он будет делать, если ее не окажется на месте, Линкольн не придумал. Так что он просто стоял, и все. Развернув плечи, вскинув голову. Смотрел на ее стол, оглядывался вокруг, вспоминал, как перед Новым годом пробовал заговорить с ней, как позорно бежал. «Теперь-то уж точно не убегу», – говорил он себе.

Мужчина в соседней кабинке – Дерек Хастингс, если верить табличке, – разговаривал по телефону, но наблюдал за Линкольном. Через несколько минут беседы о местном зоопарке и пандах он положил трубку.

– Может, помочь? – предложил он Линкольну.

– Да нет, – ответил тот. – Мне нужна Бет, Бет Фремонт.

– Ее нет, – сказал Дерек.

Линкольн кивнул.

– Ей что-нибудь передать? – не отставал Дерек. – С компьютером что-то не так?

«Значит, знает, чем я здесь занимаюсь, – подумал Линкольн. – Никакой это не секрет».

– Нет, – твердо ответил Линкольн, защищая себя. Защищая Бет.

Дерек подозрительно взглянул на него, медленно развернул леденец на палочке – таким иногда угощают детей в банках. Линкольн мог выдержать и подозрительность, и пристальный взгляд, но только не этот леденец.

– Я приду еще, – сказал он и самому себе, и Дереку.

«Не могу же я заставить себя говорить, если ее нет на месте, – подумал он. – Бегством это не назовешь».