Глава 13

Джорджи потянулась и обнаружила рядом с собой еще кого-то.

Нил?

Может, это и есть желанное пробуждение? Выход из непонятного, пугающего состояния, как бы оно ни называлось. И тогда рядом окажется Нил… вместе с дядей Генри и тетушкой Эм.

Она боялась открыть глаза.

А это что? Начальные такты одной из песен Бейонсе. Откуда они? Прошло несколько секунд, прежде чем Джорджи поняла: это рингтон мобильника.

Джорджи открыла глаза. Рядом с ней сидела Хизер, прижав к уху телефон.

– Мам, между прочим, я никуда не выходила из дому… Это верх лени… даже для тебя… Имей терпение… Я обещала спросить, значит спрошу. – Хизер повернулась к сестре. – Хочешь вафель?

Джорджи покачала головой.

– Нет… Ну, мама! Я ее спросила. Она головой качает… Не знаю. Она только что проснулась… Тебе сегодня надо ехать на работу? – (Джорджи не сразу сообразила, что вопрос адресован ей.) – Джорджи! Проснись! Я спрашиваю: тебе сегодня надо ехать на работу?

Джорджи кивнула, затем потянулась и глянула на часы. Еще нет девяти. У нее еще есть время, прежде чем Сет всполошится и начнет звонить в полицию.

– Ну хорошо, – со вздохом бросила в мобильник Хизер. – Я тоже тебя люблю… Мама, я не забываю тебе это говорить… Знаешь, как-то странно, когда мы начинаем дома общаться по телефону… Хорошо. Я люблю тебя. Пока. – Хизер бросила мобильник на одеяло и растянулась рядом с Джорджи. – Доброе утро, соня.

– Доброе утро.

– Ты как?

Сама не знаю. Возможно, сошла с ума. И благодаря этому счастлива.

– В лучшем виде, – ответила Джорджи.

– Серьезно?

– Как понимать твое «серьезно»?

– Так и понимать, – усмехнулась Хизер. – Я же знаю: нашей мамочке ты тоже скажешь «в лучшем виде», чтобы только отвязалась. Но если бы у тебя действительно все было круто и клёво, ты бы не оставалась у нас ночевать.

– У меня действительно все в лучшем виде. Просто не хочется ехать в пустой дом.

– Слушай, а Нил тебя в самом деле бросил?

– Нет, – простонала Джорджи. – Я хотела сказать… я так не думаю. – Она потянулась к очкам, оставленным на изголовье. – Правда, уезжал он не в радужном настроении. Злился на меня. Но если бы он решил меня оставить, он бы мне сказал. А ты думаешь, что не сказал бы? – спросила она без тени улыбки.

– Джорджи, откуда мне знать? – поморщилась Хизер. – Нил не из разговорчивых. Я даже не предполагала, что в вашем дружном семействе есть проблемы.

– Они у нас были всегда, – призналась Джорджи, протирая глаза.

– Я бы никогда не подумала. Как тебя ни спросишь – Нил тебе то завтрак в постель подает, то раскладную открытку делает ко дню рождения.

– И это тоже есть.

Джорджи не хотелось рассказывать младшей сестре об особенностях их семейной жизни. Нил приносил ей завтрак в постель, даже когда был сердит на нее. Иногда – именно по этой причине. Внешние знаки внимания никак не зависели от его внутреннего состояния. Нил мог разговаривать с ней сквозь зубы, но все равно приносить завтраки в постель.

– В детстве Нил всегда казался мне твоим прекрасным принцем, – призналась Хизер.

Чувство непонятного счастья, с которым проснулась Джорджи, быстро тускнело.

– Почему? – спросила она сестру.

– Я хорошо помню вашу свадьбу… Ты в длинном белом платье. Куча цветов. И Нил такой обаятельный. Волосы у него были как у прекрасного принца. Они и сейчас такие. Он был совсем как из мультика о Белоснежке. И еще помню… он все время называл тебя «солнышко». Он и сейчас тебя так называет?

– Иногда, – ответила Джорджи, глядя на желтый телефон.

– Мне он казался таким романтичным.

– Хизер, окажи мне маленькую услугу.

– Какую? – насторожилась Хизер.

– Позвони на домашний телефон.

– На какой?

– У вас только один домашний телефон. Позвони на этот номер.

Хизер пожала плечами, взяла мобильник и набрала номер.

Джорджи, затаив дыхание, смотрела на желтый аппарат. Он зазвонил. Джорджи потянулась и сняла трубку.

Хизер настороженно поглядывала на нее.

– Алло, – сказала Джорджи, заставив себя улыбнуться.

– Привет, – сказала Хизер. – Как ты насчет горячих вафель?

– Нет, спасибо. Я люблю тебя. Пока.

– И я люблю тебя, пока, – растерянно произнесла Хизер.

Принимать душ Джорджи отправилась в материнскую ванную. Шампунь, которым она вымыла голову, пах еще противнее. Кажется, марципаном.

Она снова надела свои джинсы и черную футболку Нила. Ее лифчик знавал лучшие дни, но пока еще годился. По остальному белью плакала корзина, куда Джорджи его и запихала. Ничего, можно денек и так обойтись.

Тебе бы стоило съездить домой и вместе с зарядным устройством привезти оттуда смену белья, посоветовал ей мозг.

А тебе бы стоило заткнуться, ответила ему Джорджи.

Вернувшись в комнату, она села на кровать и уставилась на желтый телефон.

Пора выныривать из сказки.

Джорджи сняла трубку и сосредоточенно набрала знакомый номер домашнего телефона родителей Нила.

Трубку взяли после трех гудков.

– Алло.

– Здравствуйте… миссис Графтон, – сказала Джорджи.

– А кто это?

– Джорджи.

– Ой, Джорджи, не узнала тебя. Нил до сих пор спит. Должно быть, поздно лег. Попросить его перезвонить тебе?

– Нет, спасибо. Скажите, что я потом сама позвоню. Я уже говорила ему, что буду звонить ближе к вечеру. А сейчас… я хотела его спросить…

Джорджи не могла решиться спросить о президенте. Как бы это не навело Маргарет на разные мысли о вменяемости будущей невестки.

– Может, вы мне ответите… Кто сейчас спикер в палате представителей?

– Да вроде до сих пор был Ньют Гингрич. А разве что-то поменялось?

– Нет. Я тоже так думаю. Просто его имя вертелось у меня на языке, а вы подтвердили. Спасибо, миссис Графтон. Всего хорошего.

Джорджи повесила трубку и неожиданно для себя вскочила, отойдя на несколько шагов.

Потом она встала на колени, забралась под кровать и выключила желтый телефон из сети. Она даже провод отодвинула подальше, чтобы сам собой не включился. Сделав это, Джорджи отползла к противоположной стене и замерла, поглядывая на ночной столик.

С этим нужно заканчивать.

Чертовщина продолжается.

Поэтому она должна сама все прекратить.

Возможные причины:

1. Стойкая галлюцинация.

2. Длительный сон. Или сон обычной продолжительности, который изнутри кажется длительным?

3. Приступ шизофрении.

4. Неспровоцированная ситуация, аналогичная фильму «Где-то во времени».

5. Ситуация, аналогичная сериалу «Остаться в живых».

6. Сильнодействующий препарат. (Не помню, чтобы принимала.)

7. Чудо.

8. Межвременной портал.

9. Ситуация, аналогичная фильму «Эта прекрасная жизнь». (Минус ангел. Минус самоубийство. Минус псевдорациональное объяснение.)

10. Этот чертов желтый телефон оказался волшебным.

Надо не прятаться от проблемы, а решать ее.

Джорджи забралась в салон своей машины и включила айфон. Ни одного пропущенного звонка от Нила. От настоящего, тридцатисемилетнего Нила.

Почему он ей не звонит? Неужели он действительно так сильно рассердился на нее? Нил, Нил, Нил!

Она нажала кнопку быстрого набора и даже не вздрогнула, услышав голос его матери.

– Джорджи?

– Да, Маргарет. Добрый день.

– На этот раз я поняла, что ты звонишь. Увидела твою картинку на телефоне. Кем это ты там нарядилась? Роботом?

– Нет. Железным Дровосеком. Маргарет, вы не напомните мне, кто у нас сейчас спикер палаты представителей?

– Ой, не знаю. Разве не тот республиканец со сверлящими глазами?

– Вот и я не знаю.

Джорджи спохватилась: она и впрямь не знала имени спикера. Того, кто сменил на этом посту Нэнси Пелози.

– Но только не Ньют Гингрич? Верно?

– Нет. Тот ведь, кажется, нацелился в президенты… Ты там что, кроссворд разгадываешь?

Какое великолепное объяснение подкинула ей Маргарет. Надо было и той Маргарет сказать, что она разгадывает кроссворд.

– Да. Забуксовала на спикере… Я могу поговорить с Нилом?

– Он только что вышел.

Правильно. По-другому и быть не могло.

– А разве вчера он тебе не звонил? – спросила Маргарет. – Я ему передала твою просьбу позвонить.

– Наверное, я пропустила звонок. У меня аккумулятор барахлит.

– Тут рядом Элис крутится. Хочешь поговорить с Элис?.. Элис, твоя мама звонит.

– Алло!

Джорджи показалось, что Элис стоит далеко от телефона.

– Элис, ты меня слышишь?

– Мам, говори громче. Я тебя не слышу.

Она что, новую игру придумала – кричать из соседней комнаты?

– Элис! – Джорджи закричала прямо в микрофон. – Возьми телефон в руку и поднеси к уху!

– А Дон нам сказала, что мобильники нельзя подносить к голове. Иначе заболеешь раком!

– Это неправда.

– Что?

– Это неправда! – заорала Джорджи.

– Дон так сказала! Дон – медсестра!

– Мяу!

– Нуми тоже рядом? Передай телефон ей. Я с ней поговорю.

– Я не хочу, чтобы Нуми заболела раком.

– Тогда включи громкую связь.

– Я не умею.

– Видишь клавишу с надписью «динамик»? Нажми ее.

– Нажала… Вот так?

Джорджи снова поднесла свой мобильник к уху.

– Теперь ты меня слышишь?

– Угу.

– Элис, от разговоров по мобильному телефону нельзя заболеть раком. Тем более если говоришь всего по несколько минут в день.

– Мяу!

Элис шумно вздохнула.

– Мама, я тебе, конечно, верю, но ведь ты не медсестра. Не врач. Не ученый.

– Ученый! – с хихиканьем подхватила Нуми. – У кошки хвост моченый!

– Девочки, как вы там? – спросила Джорджи.

– Прекрасно, – чуть ли не хором ответили они.

Зачем она вообще спрашивает? Каждый раз ответ один и тот же. Уж лучше спорить с Элис насчет опасности мобильников.

– А где папа?

– Пошел в магазин, – сказала Элис. – Бабушка сегодня обещала сделать печенье нескольких сортов. Будут даже печенюшки с шоколадом «Херши», похожие на мышек.

– И с вишневой начинкой, – добавила Нуми.

– А еще мы будем делать шарики с арахисовым маслом, – продолжала тараторить Элис. – У бабушки есть формочки, в них получаются маленькие рождественские елочки. Она знает, как сделать их зелеными. Бабушка разрешила мне пользоваться миксером. Нуми хочет помочь, но ей надо будет вставать на стул. Дон говорит, что это опасно. Но папа будет ее держать.

Медицинская сестра по имени Дон.

– Звучит очень вкусно, – сказала Джорджи. – Вы мне привезете попробовать?

– Мяу!

– Обязательно, – пообещала Элис. – Я их положу в коробку.

– Мяу, мама!

– Мяу, Нуми.

– Нам пора на кухню. Бабушке помогать.

– Элис, подожди еще немного. Ты сможешь передать папе мои слова?

– Угу.

– Передай ему… я хотела ему сказать, что люблю его. Потому и позвонила.

– Я тоже тебя люблю, – сказала Элис, которой успел надоесть этот разговор.

– Дорогая, и я тебя люблю. Но передай папе, что я его люблю. Скажи, что ради этого я и позвонила.

– Скажу.

– Я люблю тебя, Элис. Я люблю тебя, Нуми.

– Нуми убежала на кухню, к бабушке.

– Пусть у вас получится самое вкусное печенье.

– Пока, мамочка.

Джорджи начала говорить прощальные слова, но Элис уже отключилась.

Ей стучали в ветровое стекло.

Джорджи подняла голову. Это был Кендрик. Он что-то говорил, но она не разбирала слов. Тогда она открыла окошко.

– Ты как себя чувствуешь? – спросил он.

– Прекрасно.

– Рад слышать. А то выхожу из дома, смотрю – ты сидишь в машине и плачешь.

– Я уже выплакалась, – сказала Джорджи. – Теперь просто сижу.

– Бывает.

Она закрыла окошко и вновь уронила голову на руль.

Опять стук в ветровое стекло.

– Ты загораживаешь проезд! – крикнул Кендрик.

Он вовсе не был сердит, а кричал, чтобы она услышала. За спиной Кендрика, в открытом гараже, стоял его грузовик с включенным двигателем.

– Прости, пожалуйста, – спохватилась Джорджи. – Я сейчас.

Она дала задний ход и освободила проезд.

Кендрик поехал на работу. Пора и ей.

Возможные решения:

1. Обратиться к врачу. (И подсесть на лекарства? Возможно, ее положат в психушку… По крайней мере, у Нила это вызвало бы жалость.)

2. Обратиться к экстрасенсу. (За: весьма романтично, будто сама – персонаж комедии. Против: отнимает уйму времени; никогда не любила ходить по чужим домам.)

3. Делать вид, будто ничего не произошло. Держаться подальше от желтого телефона.

4. Уничтожить желтый телефон? (Связь с прошлым слишком опасна, чтобы попустительствовать ей. Возможны кошмарные сценарии вроде… что, если отец Марти Макфлая не пригласит его мать на школьный бал?)

5. БОЖЕ МИЛОСТИВЫЙ! У МЕНЯ НЕТ НИКАКОЙ СВЯЗИ С ПРОШЛЫМ!

6. Обратиться к врачу?

7.

7.

7. Продолжать эту игру?

– Мэм, вы задремали?

– Что?.. Нет. Извините.

– Вы заказывали «Венти»? Кофе латте, с ванилью?

– Да, – ответила Джорджи.

– Вот ваш кофе. Можете ехать дальше.

Сзади кто-то просигналил. Джорджи посмотрела в зеркало заднего вида. Там стояло не меньше пяти машин.

– Спасибо, – пробормотала она. – Извините…

Если все это – своеобразный фильм…

Если бы существовали ангелы…

Или машина для предсказания будущего…

Или волшебный фонтан…

Будь это фильмом, в нем не было бы случайностей. А так – случайный звонок в случайную точку прошлого. Во всем этом есть определенный смысл. Только какой?

Рождество 1998 года.

Перед этим Джорджи и Нил побывали на вечеринке. Затем поссорились. Нил упрекал ее во всех своих неудачах. Во всяком случае, ей тогда казалось, что ссора подвела черту под их отношениями. А через неделю он приехал к ней домой и сделал предложение.

А теперь она звонит ему по желтому телефону и попадает в прошлое. В дни той недели. Тогда, в девяносто восьмом, это была «неделя молчания». Никто из них ни разу не позвонил друг другу. И вот теперь она звонит. Зачем?

Неужели она пытается что-то изменить? Если бы она снималась в сериале наподобие «Квантового скачка», там все перемены – лишь сценарный ход. Но это не «Квантовый скачок», Джорджи. Это твоя жизнь. Ты не Скотт Бакула.

Но что, если…

Рождество 1998 года. Накануне они поссорились. Нил уехал к родителям. Потом вернулся. Сделал ей предложение. Они поженились, но жили не сказать чтобы счастливо. Может, это она сейчас пыталась исправить? Не слишком счастливое течение их совместной жизни?

Но как можно такое исправить, да еще по телефону, когда она не уверена в самой возможности этого?

Рождество 1998 года. Неделя без Нила. Самая скверная неделя в ее жизни. Неделя, когда он решил жениться на ней.

Может, Джорджи пыталась убедить его не принимать такого решения?

 

Глава 14

Не знаю, что и сказать, – изрек Сет. Он стоял возле белой доски и косился на ее футболку с эмблемой «Металлики». – Твои влажные волосы свидетельствуют о том, что ты мылась и переодевалась. Этому я могу лишь рукоплескать. Но я скучаю по тем вельветовым штанишкам… Джорджи, эй! Ты меня слышишь?

Джорджи, подключавшая свой мобильник к компьютеру, подняла голову. Сет подошел и положил руку ей на плечо.

– Знаю, что уже надоел тебе одним и тем же вопросом. И все-таки рискну спросить еще раз: у тебя все в порядке?

Джорджи рассеянно теребила соединительный кабель.

– Скажи, если бы ты мог отправиться в прошлое и исправить ошибку, ты бы это сделал?

– Да, – не задумываясь, заверил Сет. – Но ты не ответила на мой вопрос.

– То есть ты бы это сделал? Ты бы вмешался в прошлое?

– Несомненно. Ты же говорила про ошибку. Я бы ее исправил.

– А если бы твое исправление изменило ход всех остальных событий? Ты бы согласился на это ради исправления одной ошибки?

– Что-то вроде «Назад в будущее»?

– Да.

Сет пожал плечами:

– Я в это не верю. Я бы отправился в прошлое исправлять свою ошибку. На ход мировых событий это не повлияло бы. Если бы на отборочных тестах я показал более высокие результаты, они не привели бы к третьей мировой войне.

– Если бы ты показал более высокие результаты, то, скорее всего, не пошел бы учиться в Лос-Анджелесский университет. Мы бы с тобой не встретились и сейчас не вели бы этот разговор.

– Уфф! – Сет поморщился. – Ты всерьез думаешь, что только эти факторы привели к нашему знакомству? Стечение обстоятельств? Местоположение? – Он покачал головой. – Тогда твои представления о пространстве и времени очень ограниченны.

Джорджи никак не могла подключить свой злосчастный мобильник. Сет забрал у нее кабель и сам подключил:

– Я распечатал то, что мы вчера наработали. Хочешь взглянуть?

Нил сказал, что вчера вечером Джорджи разговаривала с ним как-то не так. Неужели догадывается?

Откуда ему догадаться? Каким образом?

Какие ее слова могли бы натолкнуть его на невероятную, но совершенно правильную мысль, что Джорджи говорит с ним из будущего?

Она тщательно следила за своими словами. Никаких реалий 2013 года. Ни слова об Интернете. О локальных войнах. Об их дочерях. Она не пыталась предупредить Нила об обвале рынка и событиях 11 сентября 2001 года.

– Ты сегодня говоришь… как будто это не ты, – сказал Нил после их получасового разговора.

– С чего ты это взял?

Попробуй быть самой собой, когда говоришь с призраком! Или, хуже того, с плодом собственного воспаленного воображения.

– Я не знаю. Просто по ощущениям.

– Что изменилось? Голос у меня стал ниже?

Это он вполне мог заметить. Как-никак сейчас она была на пятнадцать лет ближе к менопаузе.

– Может, это у меня после рева, – попробовала пошутить она.

– Нет, что-то другое, – сказал Нил. – Ты какая-то… очень осторожная.

– А ты раньше не замечал? Я действительно очень осторожная.

– И еще мне показалось… ты как будто ни в чем не уверена.

– Так оно и есть.

– Джорджи, тебе это не свойственно. Твоя отличительная черта – уверенность во всем.

– Знакомая фраза, – засмеялась Джорджи. – По-моему, из «Стальных магнолий».

– Ты знаешь, как мне нравится Салли Филд. Я даже извиняться не буду.

Она совсем забыла, что тогда Нил был без ума от Салли Филд.

– Я знаю все твои грязные секреты, – засмеялась Джорджи. – Тут не обошлось без «Гиджета».

– Она тут ни при чем. Мне помогала «Летающая монахиня».

Неужели Джорджи в свои двадцать два года производила впечатление уверенной во всем?

У нее был план.

У нее всегда были планы. Это она обожала: составить себе план и следовать ему… пока какие-нибудь серьезные причины не заставят изменить курс.

Нил был ее противоположностью. Океанография – его главный план – доставляла ему сплошные разочарования. Он больше не строил планов, а просто держал глаза открытыми и ждал, когда жизнь сама подбросит ему какое-то новое занятие.

Джорджи всерьез решила ему помочь. Она умела составлять планы, Нил обладал другими полезными качествами. Их тандем казался ей очень успешным.

– А ты мог бы этим зарабатывать на жизнь, – сказала она в один из вечеров, сидя в отделе оформления.

Они тогда еще не начали встречаться.

– Чем? Развлекать тебя? – спросил Нил. – Интересное занятие. И какой доход оно мне принесет?

Джорджи сидела напротив него. Она всегда садилась напротив него, прислоняясь к чертежному столу.

– Нет. Я про твои карикатуры. «Остановить Солнце» – это же профессиональная серия. Я так и думала, что у тебя контракт с каким-нибудь газетным синдикатом.

– Ты очень добра, – сказал Нил. – Сильно заблуждаешься, но очень добра.

– Я говорю вполне серьезно.

– Этим не заработаешь. – Нил нарисовал сурка и теперь пририсовывал ему сигару. – Так, почеркушки. Занятие, когда некуда деть руки.

– Значит, карьера Мэтта Грейнинга тебя не привлекает?

– При всем уважении к нему – нет.

– Почему?

– Я хочу заниматься настоящим делом, – пожал плечами Нил. – По-настоящему серьезным делом.

– Смешить людей – это очень серьезное дело. Многие берутся, но не у всех получается.

Уголок его рта дрогнул.

– Здесь пальма первенства принадлежит тебе.

– По-твоему, я тоже занимаюсь сценариями, потому что мне нечем заняться?

– Хочешь честный ответ? – спросил он.

– Конечно.

– Тогда да.

Джорджи выпрямилась и сложила руки на столе:

– Значит, ты думаешь, что мои мечты – напрасная трата времени?

– Я думаю, что твои мечты были бы напрасной тратой моего времени, – сказал он. – Мне бы это счастья не принесло.

– А что могло бы принести тебе счастье?

– Если бы я знал, то здесь бы не сидел.

Глаза Нила были искренними и полными боли. Слишком искренними для ярких ламп, для этого помещения в цокольном этаже студенческого союза. И наверное, слишком искренними для этого разговора. Казалось, Нил не замечал, как тушь с его пера капает на поля рисунка.

– Я говорю вполне серьезно. Если бы я понял, что́ сделает меня счастливым, я бы не стал терять ни минуты. Я бы сразу двинулся в том направлении. Думаю, так оно и будет.

– Я тебе верю, – сказала Джорджи.

Нил улыбнулся и опустил глаза. Их выражение тоже изменилось.

– Прости. У меня было слишком много свободного времени. Это действует на голову.

Джорджи ждала, пока он не возобновит работу. Потом сказала:

– Ты бы мог быть врачом…

– Наверное.

– У тебя руки врача. Я так и вижу, как ты аккуратно зашиваешь пациента после операции.

– Интересное наблюдение, – пробормотал он. – Но все равно спасибо.

– А как насчет юриста? – (Нил покачал головой.) – А вождя индейцев?

– Не вижу никакой связи.

– Это у меня так… вырвалось, – призналась Джорджи. – Как-то больше не придумывается… Детская считалка в голове вертится: «И пекарь, и мясник, и удалой свечник».

– Вполне хорошие профессии. Пекари всегда нужны.

– И даже свечники в нашем залитом электричеством мире, – добавила она.

– Вообще-то, есть у меня одна мыслишка. – Нил на секунду поднял голову, потом снова склонился над рисунком. – Я думал о вступлении в «Корпус мира», – сказал он, облизывая губы.

– В «Корпус мира»? Серьезно?

– Да. По крайней мере, я бы занимался полезным делом. А там, может, еще что-нибудь обозначилось бы.

– Я и не знала, что «Корпус мира» существует до сих пор.

– Или туда, или в военную авиацию, – сказал Нил.

– А разве это не диаметрально противоположные направления?

– Ничуть.

Нил взглянул поверх ее плеча и тут же опустил голову.

Джорджи все поняла. Она выпрямилась и повернулась к двери, в проеме которой стоял Сет.

Сет прошел к столу, за которым работал Нил. Обычно он не переступал порог отдела оформления. Но сегодня он сел рядом с Джорджи и привалился к столу:

– Привет, Нил. Как дела?

– Как обычно, – ответил тот, не поднимая головы.

Сет кивнул и повернулся к Джорджи:

– Нас пока держит только обложка. Майк и Брайан еще в пылу сочинительства.

Джорджи взглянула на часы. Сегодня очередной номер «Спуна» должен уйти в типографию. Они с Сетом были выпускающими редакторами, и это вынуждало их ждать, пока ребята не закончат сочинять, потом вывести файлы на принтер и все собрать. Значит, придется здесь сидеть до ночи.

– Нам незачем торчать тут вдвоем, – сказал Сет. – Ты можешь ехать домой.

– Я, пожалуй, останусь. А ты иди.

Сет наморщил нос. Джорджи знала: девчонкам нравилось, когда он морщил нос. Сет наверняка упражнялся перед зеркалом, вырабатывая жесты. То, что он изобразил сейчас, было чем-то средним между лицом мальчика с модельного подиума и мордочкой котенка.

– Не хочу тебя нагружать, – сказал он Джорджи. – Это может затянуться до глубокой ночи.

– Ничего страшного. У тебя ведь, кажется, назначено свидание? – (Сет кивнул.) – С прекрасной Бреанной?

– С прекрасной Бреанной, – повторил Сет, картинно надувая и кривя губы.

– Так иди на свидание. Будешь передо мной в долгу.

Сет прищурился и посмотрел сначала на Джорджи, затем на Нила.

– Ну что ж, – произнес он и встал. – Буду перед тобой в долгу.

– Желаю приятно провести время, – сказала ему Джорджи.

Подойдя к двери, Сет резко повернулся:

– Нет. Я позвоню Бреанне и объясню ситуацию. Я не могу оставить тебя одну. Тебе потом одной идти до машины…

– А ты не беспокойся, – сказал Нил.

Джорджи никак не ожидала, что он вмешается в их разговор.

– Я никуда не тороплюсь, – продолжал Нил. – Потом провожу Джорджи до машины.

Сет уставился на Нила. Нил уставился на Сета. Скорее всего, это был их первый поединок глаз. Джорджи опасалась, что между ними может возникнуть стычка.

– Надо же, какой джентльмен, – пробормотал Сет.

– Какой есть, – буркнул Нил.

– Ну вот и отлично, – сказала Джорджи, выразительно глядя на Сета. Ей очень хотелось, чтобы он принял ее невербальное послание: «Идиот, иди к своей красотке, а меня оставь с этим крутым парнем». – Проблема разрешилась. Твое свидание спасено. Иди разбираться с темными сторонами твоей личности.

– Значит, договорились… – Сет кивнул. – Тогда до завтра, Джорджи. Надеюсь, ты придешь ко мне? В смысле, в мою комнату?

– Приду, когда ты выпроводишь оттуда прекрасную Бреанну. И проследи, чтобы она забрала все детали своего туалета.

– Ясно, – сказал Сет и ушел.

Джорджи повернулась к Нилу. Ее слегка трясло.

– Странных людей ты выбираешь в закадычные друзья, – помолчав, заметил он.

– Он всего лишь коллега по работе, – поправила Джорджи.

Нил хмыкнул.

В ту ночь Нил действительно проводил ее до машины, показав себя безупречным джентльменом… К неудовольствию Джорджи.

Минувшим вечером и голос Нила звучал по-другому.

Тон его голоса был чуть выше. Мысли лились свободнее. Он был менее зажат.

Нил, говоривший с ней, напоминал парня, склонившегося над чертежным столом.

 

Глава 15

Сет и Скотти оба любили пошутить.

Пока Джорджи смеялась над их шутками, они не замечали, что она совсем не участвует в их мозговом штурме, а лишь записывает их идеи на доске и проводит горизонтальные линии, разделяя смысловые блоки.

Однако сегодня все было не так. Сет внимательно наблюдал за Джорджи, словно пытался понять, что же с ней творится…

Пусть старается. Ему все равно не додуматься до причин. Никакая интуиция не расскажет Сету о волшебном желтом телефоне. Джорджи немного беспокоило лишь то, что Сет может догадаться о другом. О джинсах, надетых на голое тело.

Сет и Скотти проводили мозговой штурм.

А у Джорджи внутри бушевало настоящее мозговое цунами.

Что, если все происходившее с ней имело причину? Что, если сейчас она устраняла все сбои, накопившиеся в ее отношениях с Нилом? И ответить на вопрос «Что у тебя не так?» было ох как трудно.

Если отвечать в широком смысле, тогда… многое.

Многое в их отношениях было не так, даже в хорошие дни…

В дни, когда он подавал ей завтрак в постель, а она рано возвращалась с работы. В дни, когда у Нила светились глаза. Когда девочки заставляли его улыбаться, а он их смешил. Легкие дни. Утро первого дня Рождества. Дни ее позднего возвращения с работы, когда Нил встречал ее у дверей не ледяным молчанием, а крепко обнимал и прижимал к стенке.

Но даже в хорошие дни Джорджи знала, что Нил несчастлив.

И это была ее вина.

И дело не только в том, что ее обещания приехать пораньше редко исполнялись, обрекая Нила на ожидание…

Дело в том, что она накрепко привязала его к себе. Она хотела его во всех смыслах. Их союз был лучшим вариантом для Джорджи, но не для него. Джорджи хотела его сильнее, чем хотела видеть его счастливым.

Если она любила Нила, если по-настоящему его любила, не должна ли была она при этом понимать, что все ее «всегда со мной, только со мной» держали его в клетке?

Если бы Джорджи смогла дать Нилу шанс все начать заново? Что бы он выбрал?

Записался бы в «Корпус мира»? Вернулся бы в Омаху? Женился бы на Дон или на ком-то лучше Дон?

Был бы он счастлив тогда?

Возвращался бы он по вечерам с работы радостно улыбающимся? И ждала бы его Дон (или та, что лучше Дон) с готовым обедом на столе?

А ночью Нил ложился бы с ней в постель, прижимал к себе и засыпал, уткнувшись носом в ложбинку на ее шее…

Воображение Джорджи неслось все дальше. Придумав Нилу более подходящую жену, нежели она сама, она представила себе детей, которые у него были бы от этой более подходящей жены. И тут же захлопнула дверь в его гипотетическое счастье.

Если вселенная думает, что ради счастья Нила Джорджи сотрет с временно́й шкалы собственных детей… эта вселенная ни к черту не годится.

Джорджи ушла в туалет и дала волю слезам. Хорошо быть единственной женщиной в команде сценаристов. Женский туалет почти всегда находился в ее распоряжении.

В течение следующего часа Джорджи мысленно рыла глубокий, очень глубокий колодец. Потом она мысленно бросила туда желтый телефон с диском для набора и мысленно залила колодец бетоном.

Больше она ни за что не притронется к этой штуке.

Желтый телефон не канал связи с прошлым. В нем нет ничего магического. Никакой магии вообще не существует. «Прости, Питер Пэн, я не верю в фей». Но Джорджи больше не станет рисковать. Она не Повелительница Времени, а быть Вращательницей Времени ни в коем случае не собирается. Она никогда не молилась, поскольку считала нелепым просить Бога о чем-то, что уже не было включено в Его замысел.

А вдруг этими звонками она все-таки стерла свой брак? Вдруг ее детей уже не существует? Что, если она уже что-то непоправимо испортила в механике хода событий, отчего завтра может проснуться совсем в другой реальности?

Джорджи пыталась напомнить себе, что все это – иллюзия и не более того. Ей незачем беспокоиться об опасных последствиях, поскольку иллюзии не имеют последствий.

Все это она напоминала себе, но полной уверенности в иллюзорности происходящего у нее не было.

Иллюзия.

Заблуждение.

Мираж.

Чертов волшебный телефон.

– Тебе опять корейские лепешки? – спросил Сет.

Джорджи кивнула.

Теперь ее можно было чаще застать в отделе оформления, чем за столом, который она делила с Сетом. Так продолжалось месяца два. Джорджи была на 53 процента уверена, что нравится Нилу.

Он к ней привык, а это уже что-то значило. Он никогда не просил уйти и не мешать ему работать. Хотя можно ли считать достижением, когда тебя не прогоняют?

Он разговаривал с ней… но только если Джорджи первой заводила разговор. И если долго сидела напротив.

Иногда ей казалось, что Нил флиртует с ней. Но были дни, когда она не знала, слушает ли он ее вообще.

Джорджи устроила проверку.

Когда в следующий раз Нил появился в редакции «Спуна», она поздоровалась, но осталась сидеть за столом. Джорджи надеялась, что он подойдет к ней и перебросится парой фраз.

Не подошел.

Через несколько дней она повторила эксперимент. Нил ответил на ее приветствие и пошел себе в отдел оформления.

«Намек понят», – сказала она себе.

– Смотрю, ты стала избегать нору хоббита, – заметил ей Сет.

– Я не избегаю, – возразила Джорджи. – Я работаю.

– Совершенно верно, – подхватил Сет. – Ты работаешь. Я восхищался твоей непоколебимой трудовой этикой. Едва этот Бильбо появлялся, ты тут же неслась в его нору.

– Тебе не нравится моя нынешняя трудовая этика?

– Я же сказал, что восхищаюсь ею. А это так, мысли вслух.

– Лучше держи их при себе, – посоветовала Джорджи.

– Он что, прогнал тебя? Ты оказалась для него слишком высокой?

– А ты не заметил, что мы с ним одного роста?

– Да? Какая прелесть. Одинакового роста. Как солонка и перечница.

Наверное, вид у Джорджи был весьма подавленный (на 53 процента), потому что Сет больше не трогал эту тему. Позже, когда они оба сидели возле компьютера Джорджи, просматривая материал для очередной своей колонки, Сет сильно дернул ее за конский хвост.

– Ты слишком хороша для него, – тихо сказал Сет.

– Вероятно, нет, – ответила Джорджи, не отрываясь от экрана.

Сет снова дернул ее за волосы:

– Слишком высокая. Слишком красивая. И слишком хорошая.

Джорджи молча проглотила его комплимент.

– Но я за тебя не беспокоюсь, – продолжал Сет. – В один прекрасный день к тебе явится твой принц.

– А ты сделаешь все возможное и невозможное, чтобы его отпугнуть.

– Я рад, что мы оба понимаем условия.

Сет опять дернул ее за волосы.

– Между прочим, больно!

– Я пытаюсь освободить твой разум от эмоциональной боли.

– Если еще раз попытаешься, влеплю тебе затрещину.

Сет мгновенно попытался, но мягко. Джорджи не отреагировала.

Джорджи не любила вечеринки, карнавалы и прочие сборища. Сет буквально силой заставлял ее туда ходить. Но стоило ей прийти, как она преображалась. Джорджи становилась если не душой компании, то одной из ключевых фигур. Люди – особенно незнакомые, которых она видела впервые, – всегда ее нервировали, а взвинченная Джорджи становилась еще бо́льшим экстравертом, чем Джорджи спокойная. Эта взвинченность была ее изюминкой.

– Ты как будто превращаешься в Робина Уильямса образца тысяча девятьсот восемьдесят второго года.

– Мне даже слышать об этом жутко.

– Почему? В восемьдесят втором Робин Уильямс был подвижным и обаятельным. Можно сказать, всеобщим любимцем.

– Я не хочу на вечеринках быть Морком.

– А я хочу, – сказал Сет. – Морк – это здорово.

– Крутые парни не пойдут провожать Морка домой, – простонала Джорджи.

– Думаю, ты ошибаешься. Но я понимаю ход твоих мыслей.

С годами ее отношение к вечеринкам и большим сборищам не изменилось. Джорджи все так же нервничала, мечтая поскорее улизнуть домой. Сет по-прежнему считал ее взвинченность изюминкой и не раз говорил, что если она перестанет нервничать, то у нее исчезнет весь шарм, а это может губительным образом сказаться на их карьере.

Вскоре после того, как Джорджи перестала коротать время, сидя напротив работающего Нила, Сет уговорил ее пойти на редакционный карнавал по случаю Хеллоуина. Сет нарядился Стивом Мартином: надел белый костюм и с помощью спрея для волос сделал себе искусственную седину. Над висками торчали половинки стрелы, создавая иллюзию, будто его голова пробита насквозь.

Джорджи нарядилась под майора Маргарет Халиган из «Мэш» (Маргарет Горячие Губки). Особой выдумки не требовалось: футболка цвета хаки, похожая на солдатскую рабочую одежду, и нечто вроде жетона с личным номером. Она считала, что костюм удался, поскольку Сет пялился на ее титьки.

Едва они пришли в зал, Джорджи обнаружила, что Сет пялится на титьки всех находившихся там девиц. Девицы были явно не из редакционного круга. Наверное, не все были и студентками. Видно, кто-то постарался устроить «перекрестное опыление», как называли подобные вечера знакомств.

Джорджи схватила бутылку «Зимы», но тут же перелила содержимое в пластиковую чашку, чтобы не привлекать ничьего внимания.

К ней подошел какой-то парень, почему-то нарядившийся Мэгги Симпсон. Джорджи завела с ним нервозный разговор. И тут увидела Нила. Он стоял у противоположной стены, один. Потягивал пиво и смотрел на нее.

Джорджи не отвела взгляда. Тогда Нил приподнял бутылку и кивнул ей. Джорджи стиснула чашку с «Зимой», едва не выплеснув содержимое, и тоже кивнула. Ее кивок был больше похож на судорогу.

Она снова повернулась к парню, одетому Мэгги Симпсон. И с чего его угораздило одеться под мультяшную дурочку? Парень пытался угадать, какой персонаж она представляет.

– Понял! – радостно воскликнул он. – «Расхитительница гробниц». Подожди, как звали ту девицу?

Джорджи смотрела на Нила. Он тоже смотрел на нее, склонив голову набок.

Джорджи покраснела и уткнулась в чашку с «Зимой».

Может, он все-таки догадается подойти и поздороваться? Это так просто: сделать каких-нибудь пятнадцать шагов и сказать: «Привет». Джорджи снова посмотрела в сторону Нила. Ничего подобного. Вся его поза говорила о том, что он с места не сдвинется.

Придурок!

– Извини, там пришли мои друзья, – бросила она Мэгги Симпсон. – Пойду поздороваюсь.

Ей то и дело приходилось лавировать. Ее толкали. Кого-то толкала она. Вокруг Нила тоже толпились гости. Он довольно бесцеремонно отпихнул их, освобождая пространство для нее.

– Привет, – с максимальной небрежностью бросила Джорджи, протискиваясь к нему боком.

Нил стоял, привалившись к стене. Бутылку с пивом он держал обеими руками.

– Привет, Горячие Губки, – сказал он, даже не взглянув на Джорджи.

– А откуда ты знаешь? – удивленно спросила она.

Нил чуть-чуть открыл рот. Ровно настолько, чтобы на щеках появились ямочки.

– Ты же повернута на ситкомах семидесятых, – сказал он, глотая пиво. – Удивительно, что ты не нарядилась инспектором Войцеховичем.

– Не смогла найти подходящий галстук.

Нил почти улыбнулся.

Он не ломал голову над своим нарядом. Те же джинсы. Та же черная рубашка. Только на рукавах и возле воротника – красивые серебристо-белые разводы. Должно быть, сам нарисовал. Казалось, рубашка Нила покрыта кристаллами.

– Надоел тот чувак? – спросил Нил.

Она кивнула.

– Первый иней, – сказал он, снова глотая пиво.

– Очень красиво.

Кого-то угораздило врубить музыку на полную мощность, и Джорджи пришлось повторить, уже громче:

– Очень красиво.

Нил шевельнул бровями.

– Честно говоря, не ожидала увидеть тебя здесь, – призналась Джорджи.

– Ничего удивительного.

– Но ты вовсе не тусовщик.

– Я вообще ненавижу сборища.

– И я тоже.

– Неужели? – удивился Нил.

– Представь себе.

– Трудно представить. Я видел, как ты вошла и все завопили: «Джорджи!» Ты одаривала их воздушными поцелуйчиками. Потом специально для тебя врубили какой-то рэп…

– Во-первых, ты преувеличиваешь. Во-вторых, если я на сборищах умею производить впечатление, это еще не значит, что они мне нравятся.

– Тебе больше нравятся занятия, где ты не блистаешь?

Джорджи глотнула успевшую согреться «Зиму».

– Разумеется, – бросила она.

Она уже жалела, что подошла и завела этот дурацкий разговор.

У нее за спиной раздался взрыв хохота. Потом ее толкнули. Джорджи ткнулась Нилу в плечо, стараясь не забрызгать его своей выпивкой. Нил схватил ее за руку, не дав поцеловаться со стенкой. Потом подвинулся, освобождая ей кусочек пространства.

Парень, толкнувший Джорджи, извинился. Она отшутилась. Теперь они с Нилом стояли плечом к плечу, почти упираясь в стену.

Джорджи заметила, что они действительно почти одного роста. Ее рост был пять футов и пять дюймов. Рост Нила где-то на дюйм побольше. Хорошо, когда глаза того, кто рядом с тобой, вровень с твоими. Если бы Нил еще и смотрел на нее…

– А ты пришла со своим дружком? – спросил Нил. – Точнее, с не-дружком?

– Я тебе не в первый раз говорю: он мне не дружок. Коллега по работе.

– Интересно он сегодня нарядился. Прямо как главный герой фильма «Придурок».

Джорджи зажмурилась, потом заговорила. Совсем тихо. При таком гвалте Нил мог ее и не услышать.

– Мне иногда кажется, что ты удостаиваешь меня разговором по одной-единственной причине: чтобы позлить Сета.

Ответ Нила не заставил себя ждать.

– А мне иногда кажется, что ты со мной говоришь по той же причине, – холодно произнес он.

– Что-о? – не поверила своим ушам Джорджи.

– Все знают. – Подбородок Нила почти упирался ему в грудь. Наверное, он специально опустил голову, чтобы не смотреть на нее. – В «Спуне» все говорят, что ты сходишь по нему с ума.

– Не все, – возразила Джорджи. – Я такого не говорила.

Нил резко пожал плечами и хотел глотнуть пива, но его бутылка опустела.

Джорджи почувствовала: нужно уходить отсюда, иначе она разревется. Но она не могла уйти просто так, не сказав Нилу слов, которые он заслуживал услышать.

– Хочешь знать, почему ты торчишь здесь один? Потому что ты сам придурок. Ты наплевательски относишься к тем, кто тебе симпатизирует… сам не понимая почему.

Уходя, Джорджи случайно задела какого-то парня.

– Джорджи, это ты? – засмеялся он. – Или рядовая Бенджамин?

– Думай как хочешь, – ответила она, пытаясь протолкнуться сквозь толпу.

– Джорджи, постой! – вдруг крикнул ей Нил.

Он даже взял ее за руку. Крепко, но не слишком. При желании Джорджи могла бы вырваться. Нил продолжал что-то говорить, но его слова тонули в грохоте музыки. Самое поганое на этих сборищах – орущая и грохочущая музыка. Они оба стояли среди толпы пытавшихся танцевать. Потанцуешь при такой теснотище!

– Извини! – крикнул ей Нил.

Он крикнул что-то еще, но Джорджи не разобрала.

– Что? – крикнула она в ответ.

Похоже, ее слова проняли Нила. Это было видно по его глазам. Несколько секунд оба просто смотрели друг на друга. Несколько потрясающих секунд. Потом Нил потащил ее обратно к стене.

Джорджи не противилась. Его пальцы крепче сжали ей запястье.

Нил сумел вывести ее из переполненного зала в коридорчик. Все двери там были распахнуты. Кроме одной. Дверь перегораживала полосатая лента, какой окружают места происшествий и аварий. Чуть выше был прилеплен кусок картона с крупной надписью:

НЕ ВХОДИТЬ!

ЕСЛИ КТО-ТО СЮДА ВОЙДЕТ,

МОЙ СОСЕД МЕНЯ ПРИКОНЧИТ .

БУДЬТЕ МИЛОСЕРДНЫ.

Уит

Уит работал в «Спуне».

– Нам сюда нельзя, – сказала Джорджи.

– Можно.

Нил открыл дверь и проскользнул под ленту.

Джорджи последовала за ним.

Не выпуская ее руки, Нил включил торшер. Дверь почти закрылась. Музыка превратилась в назойливый фон.

– А ты права, – своим обычным голосом сказал Нил, поворачиваясь к Джорджи. Он выпустил ее руку. – Я должен извиниться. Я действительно придурок.

– Здесь Сет согласился бы с тобой на все сто.

– Я больше не хочу говорить о нем.

– Но ты сам упомянул его имя.

– Знаю. И за это извини.

Сейчас Нил держал голову так, словно сидел за чертежным столом. Джорджи подумала, что ему очень сложно смотреть людям в глаза.

– Мы можем сделать откат назад и начать заново?

– Как далеко назад? – спросила она.

Ей хотелось скрестить руки на груди, но мешала дурацкая пластиковая чашка с остатками «Зимы».

– К тому моменту, когда ты пробралась сквозь толпу ко мне. Когда сказала: «Честно говоря, не ожидала увидеть тебя здесь».

– Ты хочешь, чтобы мы снова вернулись в зал?

– Нет, этого не нужно. Просто повтори свои слова.

Джорджи недоуменно выпучила глаза, но повторила:

– Честно говоря, не ожидала увидеть тебя здесь.

– Ты и не могла ожидать. – Нил поднял голову и теперь смотрел ей прямо в глаза. Во второй раз за эти пять минут. – Я пришел лишь потому, что знал: ты здесь обязательно будешь. Точнее, надеялся, что будешь.

Джорджи почувствовала, как невидимая змея, давившая ей на шею и плечи, начала ослаблять свои кольца.

Она пробормотала какое-то универсальное междометие, годящееся на все случаи жизни, и удивленно разинула рот.

Нил отвел глаза. Джорджи торопливо глотала воздух.

– Я… Ты прости меня, – сказал он. – Я хотел тебя видеть. Но потом рассердился. Сам не знаю на что… Нет, знаю. Ты с некоторых пор избегаешь меня.

– Я тебя не избегаю.

– Ты перестала приходить в отдел оформления.

– Я подумал, что мешаю тебе работать, а ты… слишком деликатен, чтобы меня шугануть.

– Ты мне не мешала, – возразил Нил, снова глядя на нее. – С чего ты так решила?

– Потому что ты ни разу не подошел к моему столу, чтобы поговорить.

– Я об этом как-то и не думал, – признался ошеломленный Нил. – Ты всегда приходила сама.

– Я…

Джорджи допила-таки злосчастную «Зиму», но не знала, куда деть пустую чашку.

Нил забрал у нее чашку и поставил рядом со своей пустой бутылкой.

– Я… всерьез думала, что мешаю тебе работать, – сказала она. – Я думала, тебе просто неловко меня прогнать.

– А я думал, что ты устала от меня.

– Может, нам надо перестать думать? – спросила Джорджи, поднимая руки ко лбу.

Нил засопел и кивнул. Потом пятерней пригладил волосы. Оба замолчали. Молчание становилось все тягостнее.

– Хочешь присесть? – Нил указал на кровать.

Там лежал другой кусок картона с такой же крупной надписью:

БЕЗ ШУТОК. ОН МЕНЯ ПРИКОНЧИТ .

Валите отсюда. Договорились?

Уит

– Пожалуй, нам не стоит садиться, – сказала Джорджи.

– Не обращай внимания на чужие приколы.

Разумнее всего было бы уйти из чужой комнаты. Но… Джорджи видела, как Нил снова пытается пригладить волосы. Что там приглаживать, когда у него короткая стрижка? Но он очень старался, задрав локти. Даже мышцы напряглись.

Обойдя кровать, снабженную грозным предупреждением, Джорджи села на пол.

Нил пожал плечами и тоже сел.

– Так что я пропустила? – спросила Джорджи, толкая его плечом.

– Когда?

– С тех пор как перестала заглядывать в отдел оформления… выдерживая принцип.

Нил слегка улыбнулся, потом опустил голову:

– Много чего. Говорящих кроликов. Поющих черепах. Бурундука, мечтавшего стать белкой.

– Мне очень понравился твой комикс в последнем номере.

– Спасибо.

– Я поместила его в свое Хранилище.

– А это что такое?

– Просто коробка… Знаешь, иногда что-то увидишь или услышишь. В тот момент восхищает. А проходит время, и уже не помнишь, чем восхищался. Память подводит. Кое-что я собираю, чтобы можно было снова посмотреть и вспомнить.

– Должно быть, у тебя громадная коробка.

– Не настолько громадная, как ты думаешь. Твои комиксы я стала собирать еще раньше, чем узнала, что ты – это ты.

– Раньше, чем узнала, что это я?

– Ты понимаешь, о чем я.

– Ну спасибо.

Нил сидел скрестив ноги. Он смотрел не на Джорджи, а на собственные джинсы, откуда выдергивал торчащие ниточки.

Чувствовалось, ему неуютно. Джорджи вновь оказалась в знакомой ситуации, когда она одна поддерживает разговор. Может, ей умолкнуть и проверить, скажет ли Нил что-нибудь? Нет. Хватит с нее игр.

– Тебе, наверное, легче говорить за работой, когда ты держишь ручку?

Он кивнул:

– Похоже, что так. Жаль, что я не курю.

– Почему?

– Мне нужно чем-то занимать руки.

И тогда Джорджи сделала то, что ей давно хотелось сделать. Она взяла Нила за руку. Накрыла его ладонь своей. Согнула пальцы вокруг его большого пальца. Нил смотрел не на нее, а на их руки. Он медленно повернул ладонь и переплел свои пальцы с ее пальцами. Джорджи сжала его ладонь.

Волшебная рука Нила. Левая, а потому волшебства поменьше.

Его широкая, квадратная ладонь. Его короткие прямые пальцы. Они оказались мягче, чем она думала. Кожа была более гладкой, чем на ее пальцах.

Нил, Нил, Нил…

– Прежде чем я узнала, что ты – это ты… – повторил он и покачал головой. – Нет никаких «прежде чем я узнала, что ты – это ты».

Джорджи толкнула его плечом. Нил ответил таким же толчком. Похоже, этот человек никогда не научится смотреть собеседнику в глаза.

– Я увидел тебя, когда впервые пришел в «Спун», – сказал Нил. – Ты сидела на диване. Рядом сидел Сет. Ты все время его отпихивала. Ты тогда была в клетчатой юбке. В синюю и зеленую клетку. А твои волосы были растрепаны и торчали в разные стороны.

Джорджи снова толкнула его плечом. Нил улыбнулся одной стороной лица. На щеке сразу же обозначилась ямочка. Через пару секунд улыбка исчезла. Ямочка тоже.

– Твои волосы были похожи на золотые нити. Это я запомнил. И еще я запомнил… волосы такого цвета почти не встречаются. Ты не блондинка. И желтыми твои волосы не назовешь. Их цвет не просто желтый, смешанный с белым, коричневым и оранжевым. Тут вся система цветоделения CMYK пасует, потому что твои волосы имеют металлический оттенок. – Говоря, Нил качал головой. Может, отрицал сказанное? – Уит мне сказал, как тебя зовут. Я не поверил, что Джорджи Маккул – твое настоящее имя. Я начал читать все, что ты писала в журнале. Каждый раз, когда я спускался в редакционный подвал, ты сидела либо за столом, либо на сером диване. И всегда рядом было несколько парней или… он. Я думал… – Нил тряхнул головой. – В общем, когда ты пришла знакомиться, я уже знал, кто ты и как тебя зовут.

Джорджи положила его руку себе на колени и повернулась к нему. За свою жизнь она ни разу не дождалась, чтобы кто-нибудь поцеловал ее первым. Вот и сейчас она чмокнула Нила в щеку. От неожиданности Нил стиснул зубы, а губы Джорджи уловили его напряжение.

– Джорджи, – прошептал он.

Он закрыл глаза и склонил голову ей на плечо. Джорджи поцеловала его от виска до носа, потому снова коснулась его щеки. Ей хотелось увидеть его улыбку.

– Джорджи… – снова прошептал Нил, крепко сжимая ее руку.

– Нил…

Теперь он повернулся к ней. Джорджи потянулась к его плечам. Ей хотелось прижать его к себе. Он поймал ее руку, но не противился.

Джорджи решила, что теперь они будут целоваться по-настоящему, и попыталась найти его рот.

Однако Нил просто терся щекой о ее щеки, и это было так прекрасно. Твердые и мягкие части их лиц соприкасались на удивление гармонично. Скула касалась лба, челюсть – подбородка. Его кожа была теплой, даже горячей. Его руки держали крепко. От него пахло мылом, пивом, краской для ткани. Боже, как это было чудесно…

Это было лучше, чем поцелуй.

Это…

Джорджи выгнула шею и почувствовала подбородок Нила, потом его нос, лоб, уткнувшийся ей в ключицу. Она зарылась лицом в его короткие волосы и закрыла глаза.

В детстве Джорджи увидела, как в одном фильме влюбленные долго терлись шеями и щеками и смеялись, говоря, что так целуются жирафы. Она тогда была жутко влюблена в сына своей приходящей няни и мечтала устроить с ним «поцелуи жирафов». Она воображала, как трется шеей о его шею и зарывается лицом в его волосы, похожие на волосы рок-музыканта Саймона Ле Бона. Ей тогда было девять, предмету ее воздыханий – пятнадцать. К счастью, дальше фантазий дело не пошло.

Она снова подняла подбородок, и лицо Нила оказалась рядом с ее лицом. Нил беспомощно что-то шептал.

Как бы ни называлось то, чем они сейчас занимались: «не-целование», «нюхание», но когда губы Нила вновь оказались над ее губами, Джорджи провела по ним. Нил чуть раскрыл рот, однако его губы ткнулись в ее щеку.

Он опять что-то пробормотал.

Довольная Джорджи улыбалась.

А потом… дверь открылась.

– Вы что, издеваться вздумали? – послышался чей-то голос. – Читать не умеете?

Вместе с вопросом в комнату ворвались оглушительные звуки песни Аланис Морисетт «You Oughta Know». Джорджи повернула голову. Это был Уит. Уит, тоже работавший в редакции «Спуна». Оказывается, это он жил здесь. Это он написал грозные предостережения. Нил выпустил руку Джорджи, но она снова схватила его за руку. Потом за обе.

– А-а, – с некоторой растерянностью произнес Уит. – Нил и… Джорджи. Прошу прощения. Я думал, кто-то вперся в твою комнату. Не буду мешать.

Уит закрыл дверь. Джорджи захихикала.

– Это твоя комната?

– Да, – опуская голову, ответил Нил.

– А почему ты не сказал?

– Сам не знаю, – пожал плечами он. – Предлагать: «Давай пойдем ко мне в комнату» – это как-то… пошло, что ли.

– А предлагать пойти в чужую комнату – возвышенно?

Она снова переплела их пальцы, крепко сжав свои. Потом наклонилась к нему с намерением поцеловать в губы. Все, что они проделывали до сих пор, было прекрасно, однако… Как не поцеловать такие совершенные губы – воплощение симметрии и правильного деления клеток? Ей отчаянно захотелось целоваться по-настоящему.

– Джорджи, – пробормотал Нил и повернул голову.

Она опять поцеловала его щеку. Его ухо. Уши Нила тоже были на редкость симметричными, и то, что они немного торчали наподобие ручек от кастрюль, ничуть не портило дело. Джорджи решила повторить попытку. Нил схватил ее за руки и осторожно оттолкнул.

– Джорджи, я не могу.

– Можешь, – возразила она. – Можешь.

– Нет. – Нил выпустил ее руки, но сжал плечи, мешая ей приблизиться к нему. – Я хочу, но не могу.

– Если хочешь, значит можешь.

Нил зажмурился и стиснул челюсть.

– Не могу, Джорджи, – сдавленно произнес он. – У меня… у меня есть подруга.

Теперь Джорджи сама отпрянула от него, как от огня. От пламени, которое не собиралась тушить. Не ее это дело. Его руки соскользнули с ее плеч.

– Так… – прошептала она.

– Это не… – Чувствовалось, Нил рассердился. Скорее всего, на себя. – Я хотел сказать…

Он замолчал, угрюмо облизывая губы.

– Все нормально, – сказал Джорджи и встала.

Разумеется, все было ненормально. И не могло быть нормальным.

– Я просто…

Нил тоже поднялся:

– Джорджи, я сейчас тебе все объясню.

– Нет. – Теперь была ее очередь качать головой. – Я же тебе сказала: все нормально. Я просто… – Она взялась за дверную ручку.

– Это не то, что ты думаешь.

Она засмеялась:

– Конечно не то. Совсем не то.

Джорджи вышла в коридор, закрыв дверь. Опять эта чертова гремящая музыка!

Нил…

Конечно, у него есть подруга. Это очень многое объясняло. Очень многое. Его поведение. Его разговоры с ней. Точнее, его реакция на ее разговоры с ним. Когда она смотрела на него, у нее вскипали мозги от желания его поцеловать. Он ведь это чувствовал. И нарочно вел себя равнодушно, потому что у него есть подруга.

Но откуда у Нила подруга? Где он ее прячет?

Наверняка эта девица не из редакции «Спуна». Черт и трижды черт! Получается, Нил никогда не воспринимал ее всерьез. Это Джорджи торчала возле его чертежного стола, пялилась на него, как дурочка-восьмиклассница. Нил едва удостаивал ее взглядом. Золотые нити… Цветоделение по CMYK… Ее всегда окружали парни.

Сету такой поворот очень понравится.

Нет, Сету она ничего не скажет.

Она вообще никому не скажет.

А она-то думала, что нравится Нилу. Нравится больше всех. Он даже говорил, что она ему нравится. Говорил, что хотел бы ее поцеловать… Черт бы побрал все эти «хотел бы». Они никогда не ведут к действиям.

Напрасно она полезла целоваться первой.

Ей нужно оставить эту привычку целоваться первой…

Но Джорджи всегда лезла целоваться первой.

Она всегда западала на парней, которые меньше всего обращали на нее внимание. Либо на надменных красавчиков, либо на безнадежных тихонь. Бывало, говоря на каком-нибудь сборище с парнем, она чувствовала, как тому хочется дать деру.

– Тебе нужно встречаться с приятными, открытыми парнями, – говорила ей Лади, ее подруга в средней школе. – Не трать время на разных придурков.

– У которых на уме лишь спортивные машины и бейсбольные матчи? Мне с ними неинтересно.

– Зато они знают, что девчонкам нужно.

Этот разговор происходил в кафетерии. Джорджи и Лади стояли у двери, чтобы Джорджи потом, как бы невзначай, оказалась в очереди позади Джея Ансельмо. Этот парень был старше их на два года, балдел на песнях рок-группы «Now Doubt» и больше интересовался дорогими автомобильными стереосистемами, чем девчонками. Или не такими девчонками, как Джорджи. Во всяком случае, на нее он не обращал внимания.

– Получается, я ему набиваюсь, – сказала Джорджи.

– Не набиваешься, а оказываешься в нужное время в нужном месте, – возразила практичная Лади. – Делаешь все, чтобы Джея прошибла мысль: «А как это раньше я ее не замечал?»

– Все хорошее достается нелегко, – вздохнула Джорджи.

– Неправда, – снова возразила Лади. – Можно без труда спать. Смотреть телевизор. Лопать пудинг «Джелло».

Лади была бунтаркой по натуре. Джорджи сейчас очень недоставало такой подруги.

– Я не хочу ходить на свидания с пудингом «Джелло», – заявила Джорджи.

– А я бы вышла замуж за пудинг «Джелло».

– Я хочу встречаться с Мики.

– Какой еще Мики? Ты же мне все уши прожужжала про Джея Ансельмо.

– Для меня Джей Ансельмо и есть Мики. Я его так называю по имени мальчишки из рекламы хлопьев для завтраков. Мики почти никто не нравится, но уж если ты ему понравилась, значит в тебе действительно что-то есть.

Джорджи все-таки добилась желаемого: она поцеловалась с Джеем Ансельмо. Это было после футбольного матча, на вечеринке у Лади. Вечеринка происходила за заднем дворе. Все время, пока Джорджи училась в десятом классе, Джей не возражал, чтобы она его целовала. Потом он уехал продолжать учебу, а ей пришлось искать для поцелуев других парней.

Ее готовность целоваться первой никогда не создавала ей проблем. Джорджи встречались парни, которым даже нравилась ее открытость и отсутствие жеманства.

Но сегодня, в комнате Нила, ее открытость вдруг оказалась проблемой.

Ее представления о Ниле оказались сплошь ошибочными. Она считала его еще одним Мики. Она думала, будто он самый нелюдимый хоббит во всем Шире. А у него всего-навсего была подруга.

Джорджи решила, что больше никогда не будет целоваться первой. Следующему парню придется самому проявлять инициативу. Если, конечно, она встретит парня, которому захочется с ней целоваться.

А ей сейчас хотелось поскорее вернуться домой и вдоволь нареветься. Самое паршивое, она и сейчас думала о таких симметричных губах Нила и о его поразительном умении провести от руки идеально прямую линию.

Она отправилась искать Сета.

 

Глава 16

Мобильник Джорджи принял эсэмэску. Услышав сигнал, она торопливо открыла сообщение.

Земля вызывает Джорджи.

Она укоризненно посмотрела на Сета, сидевшего за столом напротив нее. Сет молча склонился над своим мобильником и набрал новое сообщение.

Мы выбиваемся из графика.

Немного подумав, Джордж включилась в этот странный диалог.

Знаю. Прошу прощения.

Когда Сет снова взглянул на нее, в его карих глазах явно читалась тревога.

Джорджи чувствовала, что ее разрывает на части.

Сет склонил голову набок, потом выразительно наморщил нос. Он терпеть не мог, когда Джорджи плакала. Желая предотвратить новый поток слез, он послал ей очередное сообщение.

Поговори со мной.

Не могу. Не знаю, с чего начать.

Мне все равно, откуда ты начнешь.

Джорджи плечом вытерла глаза.

Сет вздохнул.

Джорджи, что бы это ни было, мы обязательно прорвемся.

Она смотрела на экран мобильника. И вдруг раздался сигнал вызова. Не очередная эсэмэска от Сета. Ей звонили. Рингтон был стандартным – звук маримбы. Джорджи вечно не хватало времени настроить рингтоны по категориям звонящих. Но главное – на экране мигала надпись: «Срочный Вызов».

Схватив ноутбук с подключенным мобильником, Джорджи отошла к двери, стараясь случайно не закрыть крышку ноутбука и не прервать драгоценный контакт.

– Алло!

– Мяу!

Джорджи обдало холодной волной досады. Следом нахлынула волна вины. Как можно испытывать досаду, слыша голос своей четырехлетней дочки?

– Мяу, – ответила Джорджи, выходя в коридор.

– Бабушка сказала, что мне можно тебе позвонить, – сообщила Нуми.

– Ты всегда можешь мне звонить. Как ты, дорогая? Сделала мне вкусных печенюшек?

– Нет.

– Ничего страшного.

– Может, бабуля сделала. А я сделала для Санты и для себя.

– Правильно, что ты не забыла про Санту. И твои печенюшки, наверное, получились очень вкусными.

– Мяу. Я зеленый котенок, – завела свою обычную песенку Нуми.

– Знаю. – Джорджи старалась не упустить нить разговора. – Ты самый лучший в мире зеленый котенок. Нуми, я тебя очень люблю.

– А ты самая лучшая мамочка на свете. Я люблю тебя больше, чем молоко, чем рыбу и… что еще котята любят?

– Клубки с шерстью, – подсказала Джорджи.

– Клубки, – захихикала Нуми. – Глупость какая.

Джорджи успокоила себя глубоким дыханием.

– Нуми, папа дома?

– Угу.

– Я могу с ним поговорить?

– Нет.

– Почему? – спросила Джорджи, непроизвольно ударившись затылком о стену.

– Он устал и спит наверху. Нам он запретил подниматься. Даже пи-пи мы делаем внизу.

Правильнее всего было бы потребовать, чтобы Нуми поднялась с телефоном наверх и разбудила Нила. Ему звонит не кто-нибудь, а его жена, которая не разговаривала с ним целых три дня. Или тринадцать часов. Или пятнадцать лет.

– Пусть спит, – вздохнула Джорджи. – А с Элис можно поговорить?

– Элис с бабушкой играют в «Монополию».

– Важное занятие.

– Да. А мне тоже надо идти. Мой горячий шоколад совсем остыл.

– Мяу, – сказала дочери Джорджи. – Мяу-мяу, любовь моя, мой зеленый котенок.

– Мяу-мяу, мамочка. Я люблю тебя больше, чем клубки с шерстью.

Нуми отключилась.

В моей старой комнате есть волшебный телефон. По нему я могу позвонить своему мужу в прошлое. Там мой муж еще не является моим мужем. Там он свободный парень, который, скорее всего, не должен был бы становиться моим мужем.

В моей старой комнате есть волшебный телефон. Сегодня утром я выключила его из сети и убрала в шкаф.

Возможно, вся магия исходит от меня. На какое-то время я обрела магические способности. Ха-ха! Путешествие во времени!

Можно ли это считать путешествием во времени, если путешествует только мой голос?

В моем шкафу лежит волшебный телефон. И я думаю, что он соединен с прошлым. А еще я думаю, что своим вмешательством в прошлое я могу что-то исправить. Я думаю, что своим вмешательством в прошлое я могу задать нужный ход последующим событиям.

Когда Джорджи вернулась в кабинет, вид у Сета был такой, словно это в его жизни все шло наперекосяк. На рубашке расстегнулась еще одна пуговица. Всклокоченные волосы торчали возле ушей и на затылке.

Джорджи встала у доски, приготовившись записывать и подчеркивать.

Это было несложно. Персонажи их шоу появились много лет назад и успели приобрести индивидуальные черты. Оставалось лишь превратить все это в несколько эпизодов готового сценария. Джорджи могла заниматься этим даже во сне. Иногда так и бывало. Она просыпалась посреди ночи, вскакивала и принималась искать бумагу. Почему-то она так и не приобрела привычку класть на ночной столик записную книжку.

Нил тоже просыпался, стремясь схватить ее за бок и уложить обратно.

– Что ты ищешь? – спрашивал он.

– Бумагу, – отвечала Джорджи, вырываясь из его рук. – У меня возникла идея. Надо ее записать, пока не забыла.

Нил дышал ей в спину:

– Расскажи мне. Я запомню.

– Ты заспишь.

– Расскажи, – требовал Нил, кусая ее за спину.

– В общем, Хлоя – главная героиня – собирается на бал. Она выбирает, в чем ей пойти, и останавливает выбор на старом платье своей матери. Хлоя знает, что в этом платье ее мать когда-то блистала на школьном балу. Она хочет немного переделать платье, чтобы оно было как в фильме «Девушка в розовом», но только портит мамино платье. А потом с ней произойдет что-то неожиданное и не слишком приятное, когда она будет танцевать под песню «Try a Little Tenderness».

– Запомнил. – К этому времени Нил силой укладывал ее обратно. – Танцы. Платье. «Try a Little Tenderness». Теперь можем спать.

Но они засыпали не сразу. Нил задирал на ней пижаму и начинал кусать ей спину, пока у обоих не пропадал сон.

Потом Джорджи медленно погружалась в сон. Нил обнимал ее за бедро, уткнувшись лбом ей в плечо.

Танцы. Платье. «Try a Little Tenderness».

Джорджи тряхнула головой и посмотрела на доску, пытаясь вспомнить, где она перестала следить за ходом обсуждения.

В тот жуткий вечер, когда Нил рассказал ей о существовании у него подруги (черт бы побрал эту подругу!), Сет отвез Джорджи домой, а сам вернулся праздновать Хеллоуин. Она сидела в своей комнате, слушала взятые у матери альбомы песен Кэрол Кинг и писала жуткий монолог для зачета по сценическому искусству.

Тогда она еще подумывала стать актрисой. Потом решила, что ее внешность и мозги лучше соответствуют карьере сценариста.

– И что тебя так тянет сцена? – допытывался Сет. – Неужели тебе интересно произносить слова, написанные другими? Ты даже в движениях не свободна. Какой-нибудь режиссеришка будет командовать каждым твоим жестом… Актеры – всего лишь живые марионетки.

– Если это так, тогда ты встречаешься с кучей живых марионеток, – парировала Джорджи.

Джорджи хотелось быть не театральной актрисой, а актрисой разговорного жанра. Но такие актеры чаще всего выступали в клубах и барах. Джорджи терпеть не могла подобных заведений. Плюс работа по вечерам. А ей хотелось выйти замуж и иметь семью.

Сет уже тогда соблазнял ее карьерой телевизионного сценариста. «Это комедия с медицинской страховкой в придачу», – говорил он. Воображение рисовало ему роскошные особняки, дорогие автомобили и отдых на лучших курортах.

На следующее утро Джорджи отправилась в общежитие, где жил Сет, купив по дороге сдобных рогаликов. В коридоре ей попалась красотка Бреанна, с которой Сет провел ночь. Бреанна удивилась, увидев Джорджи. Джорджи молча кивнула ей, словно они работали вместе.

У Сета были мокрые волосы – недавно из душа. Когда Джорджи вошла, он менял постельное белье.

– Как грубо, – поморщилась она.

– Что грубо?

– Это.

– А тебе предпочтительнее, чтобы я не менял простыни?

– Мне предпочтительнее, чтобы девица, душ и смена белья произошли до моего появления и я бы не думала о твоем сексе с Бреанной.

Руки Сета застыли с наполовину развернутой простыней.

– Значит, ты об этом думаешь? – улыбнулся он.

Джорджи молча села за стол. Сет учился на старшем курсе и потому жил один. Включив его компьютер, Джорджи искоса поглядывала, как он перестилает кровать.

Что ни говори, а Сет был великолепен. Он знал свои сильные стороны.

Большинство его сверстников представляли собой сырой материал. Красивые глаза, не всегда мытые и расчесанные волосы, кое-как подобранная одежда. Сет в этом напоминал девчонку. Он был лучшей девчонкой, чем Джорджи, поскольку знал, как пользоваться своими природными данными. Он тщательно следил за длиной волос и, естественно, не забывал регулярно их мыть. Он носил одежду пастельных тонов, отчего его кожа выглядела загорелой. Сет умел себя преподнести. Ей. Всем. «Вот он я, – говорил его облик. – Прошу любить и жаловать».

Джорджи смотрела. Джорджи любовалась им. Но внутри у нее ничего не шевелилось. Бабочки в животе не порхали. Она не чувствовала себя избранной, приходя сюда и зная, что до нее Сет кувыркался в постели с другой представительницей женского пола. Она знала: Сет охотно включил бы ее в список. Но не сделал бы единственной.

Нил излечил ее от тяги к Сету.

Что теперь излечит ее от тяги к Нилу?

И почему ее вечно тянет к парням, которые спят с другими девицами? Будь она диким животным, ее вид был бы обречен на вымирание.

Сет растянулся на кровати и включил телевизор. «Озорные анимашки». Джорджи бросила ему рогалик.

– Ну как, утро оказалось мудренее вечера? – спросил Сет, извлекая рогалик из пакета.

Джорджи закинула ноги на стол и тоже уткнулась в экран телевизора:

– Я в лучшем виде.

Когда фильм прервала реклама, Джорджи открыла на компьютере нужную папку. Помимо их колонки, ее гороскопов и обязанностей выпускающих редакторов, они с Сетом регулярно делали пародию на обзор фильмов – «Обзор от вашей мамочки»… В каждом выпуске красовалось фото матери Сета. На этой неделе они обсмеивали фильм «На игле».

Реклама закончилась. Сет снова прилип к экрану.

– У него есть подружка, – сказала Джорджи.

Сет резко повернулся к ней и поморщился:

– Ты хочешь сказать, все это время у него была подружка?

– Да.

Он выключил телевизор, подошел к столу и сел на другой стул.

– Забей на него, – посоветовал Сет, слегка толкая Джорджи локтем. – Я устал тебе повторять: это была пустая затея.

– И с какого времени ты понял, что она пустая?

– Да с самого начала. Джорджи, не забывай, я романтик.

– Романтик, окруженный табуном девиц.

– Табун девиц – это тоже романтично.

Они взялись за пародию на обзор фильма и занимались этим, пока часы не подсказали Сету, что ему пора на другую работу – он подрабатывал на фабричном складе. Все время, пока они писали обзор, Сет лез из кожи вон, стараясь рассмешить Джорджи. Она стучала по клавишам. Сет положил ей голову на плечо, и она даже не делала попыток взбрыкнуть.

Из общежития она уходила не сказать что в радужном настроении. Но Нил и его подружка уже не казались ей чем-то трагическим.

Нет, это она себе врала.

Ей по-прежнему было больно, но она понимала: жизнь есть жизнь и на Ниле свет клином не сошелся. Вероятно, она принадлежала к тому типу интеллектуальных женщин, у которых есть интересная работа, прекрасный друг и хорошие волосы. Если немного опустить планку моральных стандартов, она, пожалуй, согласится на эпизодический секс.

Восстанавливающееся равновесие было уничтожено за одно мгновение, стоило ей увидеть Нила. Он сидел на скамейке автобусной остановки. Подошел автобус. Потом отъехал. Нил продолжал сидеть и смотреть прямо на Джорджи.

Затем он махнул ей рукой, подзывая к себе.

Джорджи нахмурилась. Подходить она не собиралась.

Нил встал.

Какое ей дело до него? Сейчас она сядет в свою машину и уедет, а он может торчать здесь сколько угодно. И вообще, зачем его сюда принесло?

Нил снова позвал ее.

Джорджи нахмурилась еще сильнее и, оглядевшись по сторонам, перешла улицу. Надо было бы вообще с ним не заговаривать, но она не выдержала и сказала явную глупость:

– Странно видеть тебя здесь.

– Ничего странного. Я ждал тебя.

– Ты? Меня?

– Да.

Джорджи сощурилась. Вид у Нила был усталый и напряженный. Лицо неестественно порозовевшее.

– Чем обязана такому вниманию?

– Мне не важно, как ты к этому отнесешься. – Нил шагнул к ней. – Я знал, что ты здесь появишься, и потому пришел. Мне нужно кое-что тебе сказать.

– Мог бы позвонить.

– Конечно.

Нил вырвал листок из блокнота и подал ей. Там был набросок кипариса, росшего напротив общежития Сета. А еще там был скунс, сидящий за рулем старого автомобиля «АМС Гремлин». Ниже шло имя – Нил Г., а еще ниже – телефонный номер.

Джорджи взяла листок, причем обеими руками.

– Я должен был тебе сказать. – Нил пригладил свои короткие волосы. Настолько короткие, что их и не пригладишь. – У меня больше нет подруги.

– Нет? – переспросила Джорджи, сглатывая.

Он кивнул.

– Быстро же ты…

Нил выдохнул ртом, потом мотнул головой:

– Ее… в общем… ее почти не было.

– Интересно, – только и могла сказать Джорджи.

– Словом… – Вид у Нила был решительный. – Я хочу, чтобы ты знала. Знала об этом. И еще… Я подумал… может, мы начнем все сначала? Или попытаемся. Ну, сходим куда-нибудь. Выберем день и сходим. Я же теперь… свободен.

Джорджи старалась не показывать ему своей улыбки.

У Нила больше нет подруги.

Вероятнее всего, причиной его разрыва была она, но эта мысль не радовала Джорджи. Ей не хотелось видеть себя в роли разрушительницы чужого счастья. Не хотелось встречаться с парнем, который поспешно рвет отношения. Если он так поступил с другой девчонкой, где гарантия, что когда-нибудь эта участь не постигнет и ее?

Опять самообман. Джорджи хотелось встречаться с Нилом. Если не целоваться, то просто потереться щеками и носами.

– Я бы не прочь, – сказала Джорджи.

Нил опустил голову. Наверное, от облегчения.

– Вот и хорошо, – сказал он, выдыхая сквозь закушенную губу.

– Хорошо, – повторила она.

Машину Джорджи оставила неподалеку. Сейчас самым разумным было бы проститься с ним и уехать. Пусть вызванивает ее и приглашает. Это нормальный стиль поведения уважающей себя девушки.

– Договорились, – сказала Джорджи, помахав его листком.

Нил помахал в ответ, потом засунул руки в карманы джинсов.

Джорджи прошла всего несколько шагов и…

– Слушай, а как насчет… прямо сейчас?

– Что?

– Если прямо сейчас и попробовать?

– Сейчас, – с некоторой растерянностью повторил он.

Джорджи вернулась к нему:

– Понимаешь… я могла бы сделать вид, что мне надо подумать, что я не хочу торопить события, и все такое. Другие девчонки это умеют, а у меня не получается. Я привыкла торопить события. И потом, расстаться с подругой – это не то же самое, что бросить жену.

– Мы были помолвлены.

Никто не тянул его за язык, кроме… чувства долга.

– Вот оно что, – пробормотала Джорджи.

– Но это было давно. Мы с ней просто встречались. А потом… стали проводить время порознь.

– Как вчера?

– Проводить время порознь, – как заевшая пластинка, повторил Нил.

– Значит, можно считать, что вчера у тебя не было никакой подруги.

Нил поморщился:

– Тут есть свои нюансы.

– Так когда вы с ней расстались?

– Сегодня утром.

– Это что же, ты проснулся пораньше и сразу побежал расставаться со своей подругой?

– Я ей позвонил.

– Нил, такими вещами не шутят!

Джорджи не верилось, что у него не хватило смелости сказать это своей подруге в глаза. По телефону расстаются только трусы. Она снова примерила ситуацию на себя: в один прекрасный день Нил позвонит ей и скажет, что между ними все кончено.

– У меня не было другого выхода, – сказал Нил, видя ее недоуменный взгляд. – Я не мог сорваться и поехать в Небраску.

– Так она осталась в Небраске?

Он кивнул, снова кусая губы.

– И давно вы вместе? – спросила Джорджи.

– Были вместе, – поправил ее Нил. – Со старших классов.

– Боже милостивый! – выдохнула Джорджи. – И ты из-за меня разорвал отношения со своей потенциальной невестой?

– Она не моя невеста. Больше не моя. И не только из-за тебя.

Джорджи нахмурилась. Пока она считала себя главной причиной разрыва чужих отношений, ей это не нравилось. Теперь ей не нравилось, что Нил порвал с той девчонкой не только из-за нее.

– Мы бы с ней все равно расстались, – добавил Нил, и Джорджи нахмурилась еще сильнее. – Мы с ней… не то чтобы ссорились. Просто… охладели. Потом у нас был разговор, не попробовать ли начать все заново. А вскоре я познакомился с тобой. И понял: такие чувства, как у меня к тебе, – веское основание для прекращения отношений с нею.

– Впервые слышу, чтобы ты за один раз произнес столько слов.

– Это потому, что я малость не в форме.

– Значит, я выбила тебя из колеи? – спросила Джорджи, улыбаясь одними губами.

– Представь себе, – нехотя признался Нил. – Из-за тебя я всю ночь не спал, а утром расстался со своей подругой.

– Ты говорил, что не только из-за меня, – напомнила Джорджи, подойдя ближе.

В отличие от других девушек она плохо умела разыгрывать неприступную недотрогу. Да что там плохо! Вообще не умела.

– Ты главная причина, почему я это сделал сегодня утром, – пояснил он.

Джорджи вовсе не чувствовала себя победительницей. Наоборот, она представила себя на месте той несчастной девчонки в далекой Небраске. Каково было этой Мэри (или Сьюзен) поднять трубку и услышать, что парень с ней расстается, поскольку положил глаз на другую? Джорджи представила себе заплаканную блондинку, отрешенно бредущую по прерии.

– Тебе грустно? – спросила Джорджи. Искренне, без издевки. – Наверное, тянет пойти домой, запустить подборку любимых песен и подумать о завершении этой главы твоей жизни.

– Наверное. А еще я хочу выспаться.

– Конечно.

Что мешало ей поцеловать Нила теперь? Ведь их губы – на одном уровне. И на цыпочки вставать не надо. Джорджи взялась за край его фуфайки, притянула к себе и поцеловала в щеку.

– Спасибо, что сказал мне правду.

– Позвони мне, – шепотом попросил Нил.

– Позвоню.

– Позвони мне раньше, чем почувствуешь, что надо позвонить.

– Вечером.

Она шла к машине, улыбаясь во весь рот.

У Нила нет подруги.

И не будет… в течение ближайших трех часов.

Джорджи позвонила ему вечером. Потом они отправились в район Венеция, где в ресторане «Версаль» заказали цыпленка с чесноком и жареные плантаны. Нил совсем не знал достопримечательностей Лос-Анджелеса. Все свое время он проводил либо у себя в комнате, либо в аудиториях, либо на воде, которую терпеть не мог.

Он действительно ненавидел воду.

Нилу нравилась сама концепция океана. Он оживлялся, рассказывая о жизни в глубинах и об удивительных кораллах.

Вообще же его мимика оставляла желать лучшего. Нил был не из тех, чьи мысли тут же отражаются на лице, подобно солнечным бликам на воде. Джорджи приходилось внимательно наблюдать за каждым скупым движением его губ и глаз, пытаясь догадываться об их значении. Такого занятия ей хватило бы на всю оставшуюся жизнь.

А вот Нил не знал, на что ему потратить свою жизнь.

Он пошутил насчет умения принимать трагически скверные решения. Живя в сухопутной Небраске, он заболел океаном. Океанография казалась ему главным делом его жизни. Так он попал в Калифорнию, где реальность быстро внесла свои коррективы. Уезжая на учебу, и потом почти весь первый курс, он думал о том, чтобы сделать предложение своей подруге Дон. Какое впечатляющее имя! Рассвет Прерий!

– У меня туго с желаниями, – сказал Нил. – Сам не знаю, чего хочу.

Их первый вечер перетек в ночь, потом в утро. Они сидели на пляже. Нил держал Джорджи за руку.

Песок был влажным. Дул прохладный ветер. Неудивительно, что Джорджи тесно прижалась к Нилу. Не простужаться же на ветру! Она была в юбке в синюю и зеленую клетку, а на ногах – красные ботинки «Док Мартенс». Теперь она могла беспрепятственно утыкаться коленом Нилу в бедро. Ради нее Нил расстался со своей Дон. Он признался Джорджи, что она ему нравится. Чего же еще?

– Тогда у нас может сложиться великолепный тандем, – заявила Джорджи. – У меня с желаниями более чем в порядке. Если я чего-то хочу, то даже физически это ощущаю. Моего умения хотеть хватит на двоих.

– Это уж точно, – поизнес Нил.

Эти слова он потом произносил всякий раз, когда самому было нечего сказать и он хотел, чтобы Джорджи продолжала говорить. Его слова сопровождала улыбка. Улыбка имела разные свойства в зависимости от выражения его глаз. Если они сияли, улыбка казалась просто насмешливой. Если нет – она превращалась в жестокую.

– Это уж точно, – согласилась Джорджи.

– А ты чего хочешь?

Проще всего (и банальнее всего) было бы ответить: «Тебя». Вопреки правдивости такого ответа Джорджи сказала другое:

– Я хочу писать. Хочу заставлять людей смеяться. Создавать свои шоу. Одно за другим. Хочу быть как Джеймс Брукс.

– Я понятия не имею, кто он такой.

– Обыватель с острым умом.

– Такое бывает? – удивился Нил.

– Наверное, раз он без конца получает премии… А еще я хочу написать книгу эссе. И войти в труппу «Ребятишек в коридоре».

– Тогда тебе придется вообразить себя мужчиной, – сказал Нил.

– И вдобавок канадцем.

– И постоянно выступать то в мужских, то в женских ролях. Это очень сбивает с толку.

– Меня не собьет.

Нил засмеялся. Правильнее сказать, почти засмеялся. Он улыбался, а его плечи и грудь дергались.

– И еще я хочу «Крайолу Кэдди», – сказала Джорджи.

– Что это за штука?

– Их делали в нашем детстве. Что-то вроде вращающегося подноса с отделениями для цветных карандашей, мелков, фломастеров и красок.

– По-моему, у меня такая была.

– У тебя была настоящая «Крайола Кэдди»? – восхищенно переспросила Джорджи, впиваясь ему в руку.

– Думаю, да. Она желтого цвета? И в ней были плакатные краски? Где-то и сейчас валяется.

– Я хотела «Крайолу Кэдди» лет с пяти, – вздохнула Джорджи. – Целых три года просила Санта-Клауса, чтобы принес мне на Рождество.

– Неужели родители не могли тебе ее купить?

– Надо знать мою мамочку! – Джорджи закатила глаза. – Если она что-то находила глупым, умолять ее было бесполезно. Она покупала мне отдельно цветные карандаши и отдельно краски.

– В таком случае… – Нил задумался. – Я отдам тебе свою.

– Заткнись!

Джорджи ударила его в грудь. В шутку, конечно. С одной стороны, это выглядело глупо, но такое предложение ее взволновало.

– Нил Графтон, ты волшебник. Ты исполнил мое давнишнее желание.

Нил прижал ее руку к своей груди. Там, где билось сердце. Его лицо оставалось бесстрастным, но глаза смеялись.

– А что еще ты хочешь, Джорджи? – шепотом спросил он.

– Двоих детей. Мальчика и девочку. Но не раньше, чем окрепнет моя телевизионная империя.

– Ого! – выпучил глаза Нил.

– И хочу дом с большим парадным крыльцом. Хочу мужа, который обожает ездить в отпуск на машине. И машину хочу большую, с просторным задним сиденьем.

– Ты умеешь так выпукло рассказывать о своих желаниях, что я их вижу.

– Но это не все. Я хочу постоянный пропуск в Диснейленд. Хочу поработать с Бернадетт Питерс. И еще… я хочу быть счастливой. Семьдесят или даже восемьдесят процентов времени я хочу быть счастливой. По-настоящему.

Нил тер их озябшие руки о свою синюю фуфайку с надписью «Борцовский клуб Норт-Хай. Разложите их на обе лопатки!». Его губы были плотно сжаты, а синие глаза казались почти черными.

– Хочу летать над океаном, – высказала свое очередное желание Джорджи.

Нил сглотнул. Его рука коснулась ее щеки. Рука была холодной, и песок с нее посыпался Джорджи на шею.

– Думаю, я хочу тебя, – сказал он.

Джорджи вцепилась в его руку и теснее прижалась к нему.

– Ты думаешь…

Нил кивнул:

– Я думаю…

Чем ближе к нему оказывалась Джорджи, тем больше он отворачивался.

– Думаю, я хочу тебя.

– Хорошо, – согласилась Джорджи.

Нил так удивился, что почти засмеялся:

– Хорошо?

Она кивнула, ткнувшись носом в его нос:

– Хорошо. Считай, что я твоя.

Их лбы соединились. Но не губы.

– Так просто?

– Да.

– Серьезно?

– Куда уж серьезнее.

Джорджи потянулась, чтобы поцеловать его, но он отвернулся. Он тяжело дышал. Его рука, успевшая согреться, по-прежнему лежала на ее щеке.

Джорджи постаралась придать своему лицу вполне обыденное выражение.

Да, Нил. Я твоя. Я умею хотеть и получать желаемое. И сейчас ты мое самое большое желание. Говорю тебе правду, и ничего, кроме правды.

Нил кивнул, как будто ему только что принесли заказ. Потом осторожно уложил Джорджи на песок. Его движения одновременно были нежными и твердыми.

Он склонился над ней, упираясь руками в песок.

– Джорджи, – прошептал он и поцеловал ее.

По-настоящему.

В ту ночь Джорджи добавила Нила в список своих желаний, которые непременно должны осуществиться. Она решила, что Нил – подходящая кандидатура для романтических ночных поездок на машине. Нил – подходящая кандидатура, чтобы стоять рядом с ней, когда она будет получать «Эмми».

Он целовал ее так, словно проводил безупречную прямую линию.

Он целовал ее с той же уверенностью, с какой его рука рисовала тушью.

Этот самоуверенный поцелуй убедил Джорджи, что Нил необходим ей для счастья.

Они устали. Все трое.

Сет запустил пятерню в свои всклокоченные волосы. Сейчас он был похож не столько на Джона Кеннеди, сколько на Джо Пископо.

– Никакого гея индийского происхождения у нас не будет, – сказала он. – Решение окончательное.

– Но Джорджи говорила, что хочет добавить чего-нибудь остренького, – напомнил Скотти.

– Она не говорила, что хочет добавить в сценарий тебя.

– Рахул не я. Он высокий и не носит очков.

– Он хуже, чем ты, – сказал Сет. – Он слепок с тебя.

– В таком случае все белые персонажи – слепки с тебя.

Сет продолжал терзать свои волосы.

– В этом шоу нет ни одного слепка с меня. Все они остались в «Сплетнице».

– Джорджи! – хором сказали они, обращаясь к ней как к третейскому судье.

– Рахул может остаться, – вынесла вердикт Джорджи. – Но поскольку наша комедия не о суперменах, он будет невысокого роста и в очках.

– Это жестоко по отношению к Рахулу, – заявил Скотти. – В таком обличье он не встретит свою любовь.

– Скотти, поверь мне, ты встретишь свою любовь, – успокоила его Джорджи.

– Во-первых, я говорю о Рахуле, – напомнил ей Скотти. – А во-вторых, мне странно слышать от тебя такие слова.

– Он обязательно найдет свою любовь, – пообещала Джорджи, дотрагиваясь до плеча Скотти. – Я придумаю для него потрясающего друга.

– Джорджи, ты делаешь это для меня?

– Я делаю это для Рахула.

– Получается, мы портим почти готовый сюжет, – поморщился Сет.

Скотти убрал свой ноутбук в сумку.

– Рахул остается, – заявил он Сету. – Я только что открыл какому-то индийскому парню путь в телезвезды.

Уходил Скотти с гордо поднятой головой.

– Нам теперь что же, придется втискивать Рахула в самый первый сюжет? – недовольным тоном спросил Сет.

– Он может появиться в третьем сюжете. Ты же сам говорил, что нам нужна парочка персонажей-геев. Уже давно говорил. В девяносто пятом.

– Помню.

Джорджи закрыла свой ноутбук:

– Мы договаривались взять сценарий на дом. Но я сомневаюсь, что у меня сегодня что-нибудь получится…

– Оставайся, – предложил Сет. – Сходим пообедать и продолжим работу.

– Не могу. Я должна позвонить Нилу.

В Омахе было уже восемь вечера. Джорджи собиралась позвонить ему до десяти.

Сет внимательно на нее смотрел. Он знал о Джорджи очень много. Почти все. Но он ничего не знал о существовании желтого телефона. А что, если позвонить ему на старый номер, который был у него в девяносто восьмом? Кто ответит? Он сам, пятнадцатью годами моложе, или одна из его подружек?

Сет больше не говорил о своих подружках, но Джорджи подозревала, что он оставался верен студенческим привычкам.

– Спасибо тебе, Джорджи, – сказал он, – за то, что сегодня мы все-таки продвинулись. Я же чувствую: у тебя произошло что-то серьезное.

Джорджи отключила мобильник от компьютера.

– И меня убивает твое нежелание об этом говорить.

– Мне жаль.

– А я не хочу, чтобы тебе было жаль. Я хочу, чтобы тебе было хорошо и весело.

 

Глава 17

Подъезжая к дому матери, Джорджи была на сто процентов уверена: если этим вечером она позвонит Нилу по желтому телефону, ей ответит Нил из прошлого.

Или это, или она который день находится под влиянием колоссальной иллюзии.

Джорджи была на тысячу процентов уверена, что она позвонит Нилу. Даже если это и опасно – в случае реальной связи с прошлым. Реальность или нереальность. Нужно выбирать какую-то одну версию и уже твердо ее придерживаться.

Она должна позвонить. Нельзя игнорировать звонки, уходящие в прошлое. Нельзя знать о существовании этого странного канала связи и не воспользоваться им.

Она позвонит. Что бы ни происходило, у нее во всем этом была своя роль. Связь с прошлым была односторонней. Нил не мог снять трубку и позвонить ей в будущее.

А что, если провести такой эксперимент и попросить его перезвонить ей? Нет, лучше не искушать судьбу. Вдруг трубку возьмет ее мать и заведет с ним разговор об Элис, Нуми и разводе? Вдруг, позвонив ей, он попадет на Джорджи из 1998 года, которая наговорит ему разных глупостей и гадостей и все непоправимо испортит? Той, двадцатидвухлетней Джорджи нельзя доверять.

Хизер открыла дверь раньше, чем Джорджи успела постучать.

– Ждешь пиццу? – спросила Джорджи.

– Нет.

Джорджи остановилась на пороге.

– Макаронную запеканку «Зити», – торопливо пояснила сестра. – Давай входи.

Джорджи вошла. Мать и Кендрик обедали в кухне.

– Ты сегодня рано, – сказала мать. – Если хочешь есть, в холодильнике салат «Цезарь». А на десерт – «паппи-чоу».

Мопсы под столом дружно затявкали.

– Это не для тебя, маленькая мамочка, – сказала мать Джорджи, наклоняясь к беременной мопсихе. – «Паппи-чоу» для больших мамочек и папочек. А маленьким мамочкам шоколад вреден… Кенни, честное слово, они всё понимают.

Хизер замерла на посту у входной двери, высматривая своего парня. Все успели привыкнуть к тому, что Джорджи живет у них. Даже собаки перестали следить за каждым ее шагом.

Джорджи и не требовалось объяснять матери свое возвращение в родной дом. Скажи она сейчас, что сильно проголодалась, мать молча достала бы из холодильника еще одну порцию стейка и запихнула в микроволновку. Она уже выговаривала дочери за сумку, которую та бросает где попало. Возможно, мать считала возвращение Джорджи под родительский кров делом решенным.

– Спасибо, я поела на работе, – сказала Джорджи, собираясь подняться в комнату, которая снова стала ее комнатой.

– Так, может, потом поешь? – не отставала мать.

– Нет, спасибо. Я сейчас буду звонить Нилу.

– Передай ему привет от всех нас! Скажи, что мы все его любим и что он остается частью нашей семьи!

– Этого я ему не скажу.

– Почему?

– Потому что он сочтет меня сумасшедшей! – уже с лестницы крикнула Джорджи.

Она быстро вбежала в комнату и плотно закрыла дверь. Появилась даже мысль подпереть дверь комодом. Нет, это уже слишком. Джорджи бросилась к шкафу и принялась вытаскивать оттуда все, под чем утром погребла желтый телефон. Она запихнула аппарат на самое дно, навалив сверху старый спальный мешок, несколько рулонов упаковочной бумаги и роликовые коньки, на которых каталась в пятом или шестом классе…

Аппарат никуда не исчез. Он лежал там, куда Джорджи его убрала.

Присев на корточки, она разглядывала желтый телефон, решая, стоит ли к нему прикасаться. А может, его нужно трижды потереть и загадать желание?

Она сняла трубку, прислушалась. Гудка не было.

Чего ты ждала? Ты же отключила его от пространственно-временно́го портала, каковым является телефонная розетка под кроватью.

Джорджи захихикала… совсем как сумасшедшая из какого-нибудь сериала.

Она снова полезла под кровать, чтобы подключить телефон к линии. Ей почему-то казалось, что из розетки посыплются искры и повалит дым. Ничего подобного. Вилка вошла с обычным щелчком. И все.

Джорджи села на пол, поставив аппарат себе на колени.

Вот и все. Можно звонить Нилу.

Нил…

Затаив дыхание, она набрала номер. Трубку взяли после первого гудка.

– Алло!

– Нил?

– Да. Я так и думал, что это ты звонишь.

Похоже, сейчас он слегка улыбался. Ровно настолько, чтобы обозначилась ямочка на щеке.

– Я обещала позвонить, вот и звоню.

– Как ты?

– Я…

Джорджи закрыла глаза и наконец-то выдохнула. Потом поставила аппарат на пол и подтянула колени к подбородку. Нил из прошлого по-прежнему отвечал на ее звонки.

– Сейчас получше, – сказала она, протирая глаза тыльной стороной ладони.

– Я тоже, – сказал Нил.

Как здорово было слышать его голос! Пусть и из прошлого.

Поженившись, Джорджи и Нил практически не расставались. Она настолько привыкла каждый день говорить с ним, что иного не представляла. Говорить вживую, не по телефону.

Так что же сейчас происходит? Может, это все-таки галлюцинация? Может, тоскуя по Нилу, она придумала эти звонки? Может, ее потребность в нем придала им похожесть на реальные телефонные звонки?

Она действительно нуждалась в нем.

Нил был ее опорой. Ее основой.

Нил был ее розеткой, к которой она подключалась каждое утро. Ее синхронизатором. Он был единственным человеком, знающим ее такой, какая она есть на самом деле.

Надо бы рассказать ему об этой шизовке с волшебным телефоном. Прямо сейчас и рассказать. Она вполне могла рассказать ему, поскольку с Нилом можно было говорить обо всем. У них бывали и стычки, и расхождения во мнениях, но они никогда не оказывались по разные стороны. Нил чувствовал, когда Джорджи нуждалась в его поддержке, и неизменно был рядом.

Сколько раз он засиживался допоздна, чтобы помочь ей со сценарием. Он был ее правой рукой, когда родилась Элис. Джорджи тогда страдала послеродовой депрессией, а грудное вскармливание превращалась для нее в мучительный процесс. Нил ни разу не заставил ее почувствовать себя идиоткой, хотя нередко она совершала идиотские поступки. Он не тыкал ее носом в неудачи, даже когда они были явными.

Если кому-то и рассказывать обо всем этом, то только Нилу.

– Джорджи, ты еще на линии?

– Да. Я тебя слушаю.

Она не могла рассказать Нилу про волшебный телефон.

– Как прошел твой день?

Вначале я выдернула из розетки волшебный телефон. Потом села в электромобиль…

– Мы с Сетом работали над сценарием «Бегущего времени», – сказала Джорджи.

Это была одинаковая правда для прошлого и настоящего. Первые наброски они с Сетом делали уже тогда.

Джорджи немедленно пожалела, что упомянула про Сета. Это было почти то же, что взять и нажать рычаг аппарата. Нил невзлюбил Сета с самого начала, и за пятнадцать лет его отношение к ее коллеге ничуть не изменилось. Получается, не обо всем она могла говорить с Нилом.

– Понятно.

Его голос стал заметно холоднее.

– А ты что делал?

– Я…

Нил прочищал горло. Точнее, старался подавить раздражение, вспыхнувшее при упоминании Сета. Эта его привычка тоже сохранилась. Раздражение было чем-то вроде слоя льда, сковавшего его лицо. Нил торопился сломать ледяную корочку.

– Помогал маме печь печенье. Она сделала и для тебя.

– Спасибо.

– Но я их съел.

– Обжора!

Он засопел – это был его заменитель смеха.

– Потом встречался с одним человеком с работы отца. Он работает в железнодорожной полиции.

Смысл этих слов не сразу проник в сознание Джорджи. Человек с работы его отца… железнодорожная полиция. Она вспомнила: у Нила была идея пойти работать в железнодорожную полицию. Еще до колледжа.

– А мне казалось, что ты все это придумываешь.

– Я ничего не придумываю.

– «Железнодорожные детективы». Похоже на название сериала из тех, что идут по Си-би-эс.

– На самом деле довольно интересная работа. Тоже полиция. Тоже решают проблемы и анализируют обстоятельства. Но никакого тебе патрулирования. Никакой службы девять-один-один.

– Краткое содержание предыдущей серии «Железнодорожных детективов», – начала поддразнивать его Джорджи. – Во время обхода дежурные полицейские находят в старом вагоне логово бродяг…

– Что-то в этом роде.

– А знание океанографии там требуется?

– Слава богу, нет. Майк – так зовут этого человека – говорил, что им нужны грамотные, сообразительные парни. Чем шире кругозор, тем лучше.

– Так это здорово! – сказала Джорджи, пытаясь придать голосу энтузиазм, которого у нее сейчас не было.

– Мне тоже понравилось. А на обратном пути встретил Дон. Слово за слово, пошли в мороженицу.

Черт! Весь день Нила был похож на генеральную репетицию его жизни без Джорджи.

– Ну да… Дон. Держу пари, Дон считает, что тебе нужно бросить океанографию и поступить в железнодорожную полицию.

– А ты так не считаешь?

– Я этого не говорила.

– А что ты говорила? – В его голосе снова появилась холодность.

– Пока что почти ничего… Значит, Дон…

– Ты никак ревнуешь меня?

– Мы с тобой уже говорили на эту тему.

– Нет, не говорили.

Он был прав: в девяносто восьмом они об этом не говорили.

– Но ты не можешь всерьез ревновать меня к Дон.

– Еще как могу. Она была твоей невестой.

– В некотором роде. И я расстался с ней ради тебя.

– Нил, невест «в некотором роде» не бывает.

– Ты же знаешь: я не делал ей предложения…

– Это лишь усугубляет ситуацию.

– Джорджи, ты не можешь ревновать меня к Дон. Это все равно что солнце проявило бы ревность к электрической лампочке.

Джорджи улыбнулась, но продолжала спорить:

– Я могу ревновать тебя ко всем, с кем ты был до меня. А представь, что я встретила бы на улице своего бывшего парня, с кем была помолвлена, и пошла бы есть мороженое или пить молочный коктейль. Ты бы ревновал?

– Конечно, – фыркнул Нил. – Но я же терплю, когда ты целые дни проводишь с Сетом.

– Сет не мой бывший парень.

– Он еще хуже.

«Правила! – хотелось крикнуть Джорджи. – Правила, правила и еще раз правила!» В девяносто восьмом эти правила уже были? Или появились позже?

– Ты не можешь сравнивать Сета и Дон, – сказала она. – Я никогда не спала с Сетом.

В трубке послышался щелчок. Кто-то снял трубку аппарата на кухне. Джорджи сжалась, почувствовав себя двенадцатилетней девчонкой, которой строго-настрого запрещено говорить по телефону после девяти вечера. Она чуть не повесила трубку.

– Джорджи, – послышался голос матери.

С чего это вдруг матери приспичило поднять трубку? Она так привыкла к мобильнику, что крайне редко говорила по проводному телефону.

– Да, мама. Тебе надо позвонить?

– Нет… Я хотела спросить: тебе оставить «паппи-чоу»?

– Спасибо, я не хочу.

– А ты с Нилом говоришь?

– Да, со мной, – ответил Нил. – Добрый вечер, Лиз.

Джорджи передернуло. Помнится, мать требовала, чтобы Нил называл ее просто Лиз. Потом, когда Нил стал ее зятем, она переменила требование и стала настаивать, чтобы он звал ее мамой. Нил никак не понимал, зачем называть тещу мамой, если одна мама у него уже есть.

– Мне кажется, что я обманываю свою собственную мать, – жаловался он тогда.

– А ты попробуй вообще никак ее не называть, – посоветовала ему Джорджи. – Помню, лет в четырнадцать она меня так достала, что я целый год не называла ее мамой.

– Здравствуй, дорогой, – заворковала в трубку мать Джорджи. – Я по-прежнему твоя вторая мамочка. И мы по-прежнему семья. Джорджи собиралась тебе об этом сказать. Наши чувства к тебе ничуть не изменились.

Нил сейчас наверняка стоял (или сидел) с разинутым ртом.

– Мам, мы с тобой потом поговорим, – предложила Джорджи.

– Спасибо, Лиз, – сказал Нил.

– Передай от меня привет своей маме.

Что она говорит? В девяносто восьмом ее мать еще не была знакома с Маргарет. Кажется, даже не знала, как зовут мать Нила.

– Мама! – не выдержала Джорджи. – У нас с Нилом серьезный разговор. Пожалуйста, повесь трубку.

– Конечно, не стану вам мешать. Нил, дорогой…

– Мама, я тебя очень прошу!

Если мать не отключится… Джорджи боялась, что она отреагирует на это громким ревом, как в раннем детстве.

– Все. Отключаюсь. Я поняла намек, – вздохнула мать. – До свидания, Нил. Было очень приятно услышать твой голос.

Это счастье, что матери не взбрело на ум передать привет девочкам. Тогда бы Джорджи точно завопила. И ведь не скажешь же ей потом: «Мама, я звонила в девяносто восьмой год».

– Ма-ма! – только и могла выдохнуть Джорджи.

Мать еще несколько секунд дышала в трубку и лишь потом отключилась.

Джорджи не знала, как продолжать разговор с Нилом.

– Твоя мама думает, будто мы с тобой расстались, – сказал он. – Я по голосу понял.

Джорджи уцепилась за его рассуждения. Слава богу, он больше ничего не почувствовал!

– Несколько дней назад я тоже так думала.

– Но не сейчас?

– Нет, не сейчас.

– Знаешь, как бы ни повернулись обстоятельства, я никогда не буду называть Лиз мамой, – сказал Нил. – Для меня это странно.

– Знаю. Попробую ей объяснить.

Нил начал говорить. Сбился. Откашлялся. Начал снова:

– Джорджи… я это… я никогда не спал с Дон.

– Как это не спал? Вы же были помолвлены.

– Помолвка не значит секс. – Его голос дрогнул. – Она хотела обождать до свадьбы. У нее был печальный опыт с прежним парнем. Тот оказался просто монстром. И она потом сделала операцию по восстановлению девственности.

– Что-о? Дон восстановила себе девственность?

– Джорджи, это ее право. И ее жизнь.

– Конечно, – согласилась Джорджи. – А мне понравилась эта идея. Может, и я к твоему возвращению восстановлю себе девственность. Во имя королевы Елизаветы.

Нил шумно сопел. Надо понимать, смеялся.

– Была такая королева-девственница, – пояснила Джорджи.

– Помню.

Новость, которую она узнала с пятнадцатилетним запозданием, требовалось переварить. Нил никогда не спал с Дон! А ей всегда казалось, что у него с этой девицей был бурный подростковый секс. Что-нибудь в духе старого ситкома о подростках. Как он назывался? Кажется, «Хартленд». Слопали по хот-догу, заели мороженым и… жутко захотели друг друга.

Так, может, он вообще ни с кем не спал до Джорджи?

Ей вспомнилась их первая ночь в комнате Нила. Он тогда как-то нервозно похихикивал и слишком долго возился с презервативом. Джорджи пришлось ему помогать, поскольку ей очень хотелось, чтобы у них все получилось и чтобы они и дальше оставались вместе. Правда, тогда она еще плохо представляла их дальнейшие отношения.

Получается, Джорджи была его первой женщиной?

Он бы ни за что ей в этом не признался. Нил не любил говорить о сексе. И о том, что у него было до нее, тоже не любил говорить. Не будь они с Дон помолвлены, наверное, Нил и о ней умолчал бы. Он считал бессмысленным говорить о вчерашнем дне.

Она мысленно вернулась в их первую ночь. Нил тогда был очень похож на подростка. Бледный. Все эти нервозные смешки. Безуспешные попытки сосредоточиться. Сжатые зубы. А до нее он дотрагивался с такой осторожностью, словно она была сделана из тонкого стекла.

Нил.

– Я тоже предлагаю тебе не ревновать меня к Сету, – тихо сказала она.

– Угу, – просопел он.

– Угу. Это все равно что солнце начнет испытывать ревность…

– К другому солнцу, которое значительно больше?

– Нет. Я хотела сказать, к луне.

– А солнце наверняка испытывает ревность к луне. Она же намного ближе к земле.

– Мы с Сетом просто друзья, – сказала Джорджи. Это была правда: и сейчас, и пятнадцать лет назад. – Лучшие друзья, но всего лишь друзья.

– Нет, вы с Сетом не просто друзья.

– Нил…

– Он твоя родственная душа.

Судя по тону, Нил очень долго думал об этом и подбирал наиболее точное слово.

У Джорджи буквально отвисла челюсть.

– Сет… не является… моей… родственной душой, – с расстановкой сказала она.

– Неужели? А разве твои жизненные планы не связаны с ним?

– Нет. – Даже в девяносто восьмом году это было не так. – Нет, Нил. Мои жизненные планы связаны с тобой.

– Думаешь, есть разница?

– Нил…

– Джорджи, давай не будем ходить вокруг да около. Сейчас ты выбрала меня. Я это знаю. Я знаю, что ты любишь меня и хочешь быть со мной. Но ты вполне можешь представить свою жизнь и без меня. Если бы сейчас я вдруг расстался с тобой, если бы не захотел возвращаться в Лос-Анджелес… тебе бы не пришлось ничего менять в твоем главном жизненном плане. Сет туда включен. Для меня это очевидный факт. Вряд ли ты можешь себе представить хотя бы одни сутки без общения с Сетом.

– Ты просишь меня попробовать?

– Нет, – удрученно возразил Нил. – Но вас связывает много общих нитей. Мне бы и в голову не пришло просить тебя сделать выбор между мною и им.

Да, он никогда не просил ее об этом.

И Сет Нилу никогда не нравился. За пятнадцать лет здесь ничего не изменилось. Но Нил никогда не жаловался. Ни разу не упрекнул ее за то, что она столько времени проводит в обществе Сета. А ведь бывало, что они засиживались в студии далеко за полночь. Или, когда Джорджи и Нил водили девочек по Диснейленду, Сет звонил ей на мобильник и она начинала обсуждать с ним срочную правку сценария или другие неотложные дела. Нилу это не нравилось, но он ни разу ее не упрекнул.

Джорджи была очень ему благодарна за это. Пусть он всего лишь мирился с таким положением вещей. Большего она требовать не могла.

Иногда ей казалось, что она идет по тонкому канату, а Нил и Сет – столбы, между которыми он натянут. Стоит одному из них качнуться, и она полетит вниз. Джорджи иногда сама удивлялась, почему ее жизнь зависит от двух мужчин, но так оно и было.

Нилу это очень не нравилось, но он ни разу не качнулся. Джорджи не ощущала в нем ревности к Сету. Он мог сердиться, мог говорить язвительные и горькие слова. Нил был уверен, что она не обманывает его с Сетом.

А если бы Нил вдруг попросил ее сделать выбор?

Какой выбор сделала бы она тогда, в 1998 году?

Скорее всего, рассердилась бы на Нила и, возможно, выбрала бы Сета. Только потому, что Сет не просил ее делать подобный выбор. И еще, наверное, потому, что Сет шел первым в цепи ее знакомств.

Пятнадцать лет назад Джорджи еще не знала, как ей нужен Нил. Тогда она не догадывалась, что он станет необходим ей, как воздух.

Как это назвать? Взаимозависимостью? Или просто особенностями брака?

– А ты бы мог попросить меня выбрать, – сказала она.

– Что?

– Ты мог бы меня попросить сделать выбор.

– Зачем? – удивился Нил. – Я не хочу.

– Я тоже не хочу, – сказала Джорджи. – Но мог бы.

– Джорджи, я наблюдал вас вместе. Без его помощи ты даже не можешь закончить шутку.

– Но это просто шутки. Рабочий материал.

– У тебя сегодня постоянно мелькает словечко «просто». И еще «всего лишь».

– И все-таки ты мог бы попросить меня сделать выбор, – настаивала Джорджи.

– Не хочу, – почти зарычал он.

– Нил, я бы даже не стала задумываться. Я бы выбрала тебя. Сколько бы раз ни пришлось выбирать, я бы всегда выбирала тебя. Сет – мой лучший друг. Думаю, он всегда будет моим лучшим другом. Но ты – мое будущее.

Пусть в девяносто восьмом она еще так не думала. Впоследствии она убедилась, что это так. Иначе просто не могло быть.

– Ты – вся моя жизнь, – добавила она.

Нил шумно выдохнул. Джорджи представляла, как он сейчас качает головой, моргает и стискивает зубы.

– Пожалуйста, не ревнуй меня к Сету, – прошептала она.

Нил молчал.

Джорджи ждала.

– Если ты обещаешь, что не дашь мне поводов ревновать, – наконец сказал Нил, – и таких поводов не будет никогда, я не стану тебя ревновать.

– Обещаю: у тебя никогда не будет поводов для ревности.

– Хорошо, – уже решительнее произнес Нил. – Хорошо. Ловлю тебя на слове.

– Спасибо.

– И ты тоже можешь поймать меня на слове. Джорджи, я никогда не любил Дон. Она мне просто нравилась, и не более того. Если бы ты вдруг бросила меня, твой уход разбил бы мне сердце, но я ни за что не вернулся бы к Дон. Мне теперь есть с чем сравнивать.

– Значит, если бы мы вдруг расстались, ты бы стал искать ту, которая лучше, чем Дон? Наверное, после твоих слов я должна чувствовать себя увереннее?

– Ты меня измочалила из-за Дон. Наверное, это улучшит твое самочувствие.

– Нил, я бы измочалила тебя из-за любой другой девчонки.

– Верю. – Теперь его голос звучал громче. Наверное, он держал микрофон трубки возле самого рта. – Ты можешь. Но у тебя нет поводов ревновать меня ни к кому. Особенно к Дон. Договорились?

– Договорились.

– И давай больше этого не делать.

– Чего?

– Изводить друг друга ревностью и прочими дерьмовыми штучками.

– Тебе это легче, чем мне, – сказала Джорджи.

– Почему?

– Потому что ты прав. Сет хуже, чем бывший парень. Сет из моей жизни никуда не денется.

– Значит, у меня все-таки есть повод ревновать тебя к Сету?

– Нет.

– Тогда не буду. Тема закрыта.

Джорджи стала расспрашивать Нила о железнодорожной полиции. Она чувствовала, что ему хочется поговорить об этом.

Оказалось, он всерьез подумывал о такой работе. В девяносто восьмом Джорджи и не догадывалась.

Она старалась только слушать, ни единым словом не намекая, что осуществление его замысла означало бы крутой поворот в ее карьере. Прежде всего, это означало бы ее переезд в Омаху. А Джорджи даже мысленно не допускала переезда в Омаху.

Она собиралась работать на телевидении. Нил об этом знал. А телевидение означало Лос-Анджелес.

В глубине души ее нынешнюю, тридцатисемилетнюю, подмывало рассказать ему об этом.

Ты не будешь работать в железнодорожной полиции. Мы останемся в Калифорнии. Ты терпеть не можешь этот штат, однако выращиваешь авокадо. Значит, не все так уж мрачно.

Тебе нравится наш дом. Ты его сам выбирал. Ты говорил, что он напоминает тебе родительский дом. Холмы вокруг, высокие потолки и только одна ванная.

Мы живем близко от океана. Достаточно близко, и это не вызывает у тебя ненависти, как раньше. Иногда мне кажется, что он тебе даже нравится. Ты любишь меня вблизи океана. И девочек. Ты говоришь, он делает нас красивее: румянит нам щеки и закручивает волосы в локоны.

И еще, Нил: если ты не вернешься ко мне, ты так и не увидишь, каким прекрасным отцом ты стал.

И если ты женишься не на мне, а найдешь себе кого-то лучше меня, у тебя будут совсем другие дети. Не Элис и Нуми. Возможно, я и не во всем тебе подхожу, но они для тебя идеальные дочери.

Вас трое. Трое. Это я иногда ощущаю себя чуждым элементом.

В воскресенье ты всегда позволяешь мне поспать подольше. Я просыпаюсь – тебя нет рядом. Ты уже на заднем дворе. Твои колени перепачканы землей, а девочки бегают вокруг, словно электроны по своим идеальным орбитам. Ты сам заплетаешь им косички и разрешаешь надевать все, что только взбредет в их взбалмошные головки. Ты безропотно позволил Элис посадить «коктейльно-фруктовое дерево», а Нуми – попробовать на вкус бабочку. Внешне девочки похожи на меня: такие же кругленькие и светловолосые, но ты у них стоишь на первом месте.

Ты сделал нам стол для пикников.

Ты научился печь хлеб.

Ты расписал фресками все стены дома, выходящие на запад.

И все это очень даже неплохо. Клянусь тебе.

Возможно, семьдесят или восемьдесят процентов твоего времени проходит без осознания, насколько ты счастлив. Но так у тебя могло бы быть и с другой женой. И даже когда тебе грустно, даже когда во сне ты отодвигаешься от меня, мне думается, ты все равно счастлив. У тебя есть основания чувствовать себя счастливым. Честное слово, есть.

Поверь мне: в наших отношениях не все так уж и плохо.

– Джорджи, ты никуда не уплыла?

– Нет.

– А я думал, ты уже заснула.

– Ни в одном глазу. Здесь только десять часов.

– Я тебе говорил, что работа в железнодорожной полиции предполагает ношение оружия. Тебя это будет напрягать?

– Не знаю. Я как-то не задумывалась о таких вещах. Мне трудно представить тебя с пистолетом в руках.

Нил не убивал даже пауков. Он брал их бумажкой и относил на крыльцо.

– А тебя самого это не будет напрягать?

– Даже не знаю. Наверное. Я всегда терпеть не мог оружие.

– Я люблю тебя, – сказала Джорджи.

– За то, что я терпеть не могу оружие?

– За все.

– За все, – повторил он.

Джорджи почти слышала его улыбку. И его самого она почти видела.

Нет…

Джорджи видела ее Нила, которому не двадцать два, а тридцать семь. Похудевшего. С более острыми чертами лица и морщинками вокруг глаз. Его волосы стали длиннее. В бороде, которую он отращивал каждую зиму, появилась проседь.

– Здесь сплошная пародия на зиму, – обычно говорил он. – Мои дети даже не знают, что такое прийти домой с мороза и почувствовать, как тепло проникает в их задубелые пальцы.

– Ты еще пожалей, что они не прочувствуют всей прелести отмороженных щек и носов.

– С тобой бесполезно говорить на такие темы. Ты в жизни не слепила ни одной снежной бабы.

– Наши девочки видели снег.

– В Диснейленде, Джорджи. Там не снег, а мыльные пузыри.

– Они все равно не понимают разницы.

– Какая разница, кто кого похитил: Аид Персефону или наоборот?

– Опять твои странные аналогии.

Ее Нил потерял детскую полноту. Не было у него больше ни мягкого живота, ни хоббитовского двойного подбородка.

После рождения Элис Нил стал ездить исключительно на велосипеде с ярко-желтым прицепом. Туда он сажал дочек, туда же загружал мешки с продуктами и стопки библиотечных книг…

Роды, работа и наплевательское отношение к своей фигуре сделали Джорджи рыхлой и бесформенной. Ей было не избавиться от усталости. Она постоянно не высыпалась. Какой там фитнес! Ее девичья талия осталась в воспоминаниях. Она расставляла одежду, в которую не влезала, не удосуживаясь купить новую, по размеру. Во время второй беременности, когда стали распухать пальцы, она сняла обручальное кольцо, а потом даже не стала отдавать его в растяжку. Кольцо так и лежало на фарфоровом блюдце, среди прочих вещей на комоде.

Нил с годами только хорошел, обретая привлекательность зрелого мужчины. Джорджи не хотелось смотреть на себя в зеркало.

Иногда, в ее редкие выходные дни, они вчетвером отправлялись в парк. Джорджи видела, как няньки и неработающие мамочки пожирают Нила глазами. Обаятельный синеглазый отец с ямочками на покрытых легкой щетиной щеках и две очаровательные смеющиеся малышки с кукольными личиками.

– Джорджи, ты еще здесь?

– Конечно, – ответила она, прижимая трубку к самому уху.

– Похоже, сегодня связь работает неважно.

Она все время забывала, что говорит с Нилом пятнадцатилетней давности. С тем Нилом, каким он был тогда. Еще не совсем ее. Еще не совсем решившим дальше идти по жизни рука об руку с Джорджи. Его характер был более взрывным, а лицо – куда бледнее. Но главное – он не расстался с Джорджи после их дурацкой ссоры. Она по-прежнему восхищала и удивляла его.

Даже сейчас, когда его настроение было далеко не радужным.

Даже сейчас, отделенный от нее территорией десяти штатов, он считал Джорджи большей наградой, чем он заслуживал. Он и не рассчитывал на такой подарок судьбы.

– Я люблю тебя, – сказала она.

– Джорджи, у тебя сегодня ничего не случилось?

– Ничего… – Ее голос чуть дрогнул. – Я просто тебя люблю.

– Солнышко мое, – уже нежнее, с тревогой в голосе произнес он. – Я тоже тебя люблю.

– Но недостаточно. Ты сейчас об этом думаешь?

– Что? Нет. Я совсем об этом не думаю.

– Недавно думал, – напомнила ему Джорджи. – Ты думал об этом, пока ехал из Калифорнии до Колорадо.

– Зачем ты напоминаешь мне? Это нечестно.

– Нил, а вдруг ты был прав?

– Джорджи, пожалуйста, не плачь.

– Но ведь ты говорил эти слова. И еще ты сказал, что всерьез думал об этом. А теперь мы будем делать вид, словно ничего не было? Почему мы не говорим об этом? Почему ведем себя так, словно все идет прекрасно и удивительно? Все совсем не прекрасно и не удивительно. Ты в Небраске, я здесь. Скоро Рождество, которое мы собирались праздновать вместе. Ты меня любишь, но, быть может, этого недостаточно. Таков ход твоих мыслей.

– Нет. – Нил откашлялся и повторил: – Нет. Возможно, я так и думал, пока ехал из Калифорнии до Колорадо. А потом я… устал. Устал в буквальном смысле слова. Такая усталость бывает опасной, когда сидишь за рулем. Потом еще эта передача о пришельцах. И восход. И радуги. Я же рассказывал тебе о радугах?

– Рассказывал. Но я не понимаю, при чем тут они?

– Да ни при чем. Говорю тебе: я устал. Устал злиться. Устал думать о тупиках и о том, что чего-то недостаточно или может оказаться недостаточно.

– Значит, после суточного бдения за рулем ты решил, что тебе лучше не расставаться со мной?

– Не надо так.

– А вдруг ты был прав? Что, если одной любви недостаточно?

– Я как раз сегодня думал… Это невозможно знать заранее.

– Что невозможно знать? – допытывалась Джорджи.

– Достаточно или нет. Откуда человеку знать, достаточна ли его любовь к другому человеку? Это идиотский вопрос. Если влюбляешься, если счастлив, кто ты такой, чтобы спрашивать, достаточно ли этого, чтобы и дальше быть счастливым?

– Но такое происходит сплошь и рядом, – сказала Джорджи. – Люди влюбляются, а потом расстаются. Одной любви не всегда бывает достаточно.

– Приведи хоть один пример! – потребовал Нил.

Первое, что пришло ей на ум, – концовка фильма «Касабланка» и крах брака Мадонны и Шона Пенна.

– Любить кого-то – это еще не значит, что с тем, кого ты любишь, у тебя непременно получится совместная жизнь.

– Идеальные совпадения характеров встречаются лишь в плохих романах, – сказал Нил. – Любовь – только фундамент. А совместная жизнь – дом, который строят двое. И это такая стройка, куда рабочих не наймешь, сколько бы денег у тебя ни было.

– Но…

Джорджи прикусила язык. Ей не хотелось разубеждать Нила, даже если он и был неправ. И даже если она была единственной, кто знал, насколько он неправ.

Чувствовалось, разговор этот стоил Нилу немалых душевных сил.

– Если люди достаточно любят друг друга, это тоже еще не гарантия, что у них все пойдет как по маслу…

«Если мы достаточно любим друг друга», – услышала Джорджи.

– Я хотел сказать… Возможно, такого понятия, как «достаточно», вообще не существует.

Джорджи вытирала глаза краем его футболки.

– Джорджи, ты не согласна со мной?

– Я думаю… я знаю, что я тебя люблю. Я очень тебя люблю. Настолько сильно, что иногда боюсь сойти с оси.

– Так это же хорошо, – подумав, сказал Нил.

– Да?

– Конечно хорошо.

– И после моих слов ты, наверное, хочешь повесить трубку и завалиться спать?

– Нет, – засопел он.

Наверное, разговор его все же утомил. Нил любил говорить с ней по телефону, но ему не пятнадцать лет, и он не какая-нибудь влюбленная старшеклассница.

– Я совсем не хочу спать, – заявил он. – А ты?

– Я тоже не хочу.

– Но я бы не прочь улечься и продолжать разговор в постели. Я могу тебе перезвонить.

– Нет, – торопливо ответила Джорджи. – Еще маму разбудишь, – соврала она.

– Тогда сама позвони минут через двадцать. Я быстренько пополощусь в душе и лягу.

– Хорошо.

– Я возьму трубку после первого же звонка.

– Хорошо.

Он поцеловал телефонную трубку. Джорджи засмеялась. Ей казалось, что Нилу подобные штучки не свойственны. Оказалось, что свойственны.

– Пока, – сказала Джорджи, дожидаясь, когда он первым повесит трубку.

 

Глава 18

Джорджи тоже решила принять душ. Мать предложила ей надеть что-нибудь из своих пижам. Лиз предпочитала покупать их в комплекте, а не составлять из разномастных штанов и кофт. Были еще и кокетливые пеньюары, совершенно бесполезные для Джорджи.

– Мама, дай мне обыкновенную футболку! – крикнула Джорджи, приоткрывая дверь ванной.

– У меня нет футболок для сна. Хочешь, дам футболку Кендрика?

– Нет, я в ней утону.

– Тогда надень вот это. По-моему, самое подходящее для тебя.

Мать бросила ей одежду. Нагнувшись, Джорджи подобрала с пола пижамные шорты из полиэстра цвета морской волны с кремовыми бантиками и в тон им топ с глубоким вырезом, отделанным кружевами. Она застонала.

– Ты все это время говорила с Нилом? – спросила мать.

– Да.

Надо, надо было бы съездить домой и привезти свои вещи. Ей очень не хотелось просить у матери нижнее белье.

– Как он?

– Нормально. – Джорджи невольно улыбнулась. – В лучшем виде.

– А девочки?

– Тоже.

– Вы с ним обсуждали ваши трения?

– У нас нет никаких трений, – сказала Джорджи.

«Есть, – подумала она следом. – К сожалению, есть».

– Где Кендрик?

– Смотрит телевизор в гостиной.

Джорджи вышла из ванной.

– А тебе это очень идет, – сказала мать. – Если самой некогда, я могла бы время от времени покупать тебе одежду.

– Мы с Нилом еще не закончили разговор. Решили оба принять душ. Спасибо тебе за пижаму. И за все.

Джорджи поцеловала мать в щеку. С тех пор как у нее появились свои дети, она стала лучше понимать ценность этих простых жестов любви. Когда она приходила домой, девочки ползали по ней. Она даже воображать не хотела, каково было бы ей увидеть их насупленные взгляды и стремление избежать ее поцелуев. А каково было бы ей, если бы они целый год не называли ее мамой?

Поэтому Джорджи старалась, пусть и запоздало, исправить свои промахи в отношениях с матерью. Естественно, когда могла.

Матери было мало поцелуя в щеку. Она попыталась поцеловать Джорджи в губы. И тут у Джорджи сработала давнишняя подростковая реакция: она отвернулась.

– Мама, ну зачем ты это делаешь?

– Потому что я тебя люблю.

– Я тоже тебя люблю. А сейчас мне пора звонить Нилу. – Джорджи подтянула шорты. Резинка в них ослабла, а завязок не было. – Спасибо, я пошла.

Возле комнаты Хизер она остановилась. Дверь была приоткрыта. Младшая сестра лежала на кровати в наушниках и пялилась в ноутбук.

Увидев Джорджи, Хизер вынула наушники:

– Привет, королева. Ты пришла рассказать мне какой-нибудь секрет?

– Окажи мне услугу, – попросила Джорджи.

– Смотря какую.

– Я ужасно хочу есть, но не могу идти через гостиную в таком виде.

– Да уж. Если папочка увидит тебя в мамочкином наряде, то получит душевную травму. На всю жизнь.

Хизер звала Кендрика папочкой. Ничего удивительного: ведь он ее вырастил. И потом, он не был старше ее всего на три года.

– Скорее я получу душевную травму на всю жизнь, – сказала Джорджи. – И почему у нашей матери все пижамы напоминают эротическое белье?

– Она очень чувственная женщина. Я знаю, поскольку она любит рассказывать мне об этом. – Хизер встала с кровати. – Что тебе принести? Всю запеканку я слопала. «Паппи-чоу» тоже. Там немного и оставалось. Хочешь, закажу тебе пиццу?

– Нет, – замотала головой Джорджи. – Меня устроит все, что ты найдешь на кухне.

– Кстати, ты могла попросить пижаму и у меня.

– Спасибо за предложение. Дай мне те, что не жалко. Я из них сварганю одну, которая на меня налезет.

– Скажешь тоже! У меня найдутся такие, что и на тебя налезут.

– Хизер, потом поговорим. Пожалуйста, сходи за едой, а я спрячусь у себя.

– Ну как, поговорила с Нилом?

– Да, – улыбнулась Джорджи.

– И сразу легче стало, правда?

Джорджи кивнула:

– Слушай, я действительно хочу есть.

Хизер принесла ей яблоко, три куска мягкого сыра, упакованного в пленку, и большую бутылку мексиканской колы. Пожалуй, Элис в этой ситуации оказалась бы смышленее.

– Позвони Нилу, – сказала Хизер. – Хочу с ним поздороваться.

– Там уже второй час ночи. Все спят.

– Ну да. Там же другой часовой пояс.

Джорджи развернула пленку и взялась за сыр.

– Спасибо, сестренка. Я тебя, наверное, от чего-то отвлекла? – спросила она, деликатно намекая Хизер, чтобы та шла в свою комнату.

– Ты можешь намазать яблоко сыром. Будет как яблоко в карамели.

– Сыр и близко не напоминает карамель.

– Ну позвони ему, – не отставала Хизер. – Я хочу с ним поздороваться.

– Нет.

Это чудо, что ее мать не успела ничего испортить, вклинившись в разговор. Но допускать к телефону Хизер было еще опаснее.

– Почему нет? – спросила Хизер.

– Ты знаешь почему.

– Нет, не знаю.

– У нас свой… семейный разговор.

– Развод обсуждаете?

– Нет.

– Значит, телефонный секс?

– Нет, – поморщилась Джорджи.

– В мамочкином наряде у тебя точно никакого телефонного секса не получится.

– Хизер, я могу поговорить со своим мужем наедине?

– Конечно. Но вначале я с ним поздороваюсь.

Джорджи попыталась открыть бутылку с кока-колой.

– Слушай, у тебя в комнате есть открывашка?

– У меня она во рту.

Хизер впилась в пробку зубами.

– Перестань! Зубы испортишь!

Хизер драматично вздохнула и протянула бутылку старшей сестре. Джорджи попыталась повторить ее маневр, но с большей осторожностью.

В это время зазвонил желтый телефон.

Раньше, чем Джорджи успела отреагировать, Хизер схватила трубку и закричала:

– Привет, Нил!

Джорджи отбросила бутылку и кинулась к сестре, чтобы отобрать у нее трубку.

– Это Хизер… Да, Хизер.

– Хизер, я тебя сейчас прибью, – прошептала Джорджи. – Отдай трубку.

Хизер сложилась «ежиком». Одной рукой она отпихивала Джорджи, другой прижимала к уху трубку. Она торжествовала. Но очень скоро это выражение сменилось откровенным замешательством. Хизер бросила трубку. Джорджи столкнула сестру с кровати.

– Нил, это ты? – спросила Джорджи.

– Да.

Чувствовалось, он смущен не меньше, чем Хизер.

– Подожди минутку.

Хизер стояла посреди комнаты, скрестив руки и выпучив глаза.

– Это не Нил, – прошептала она.

Хотя бы догадалась не орать во все горло.

– Нет, это Нил, – шепотом возразила Джорджи.

– Тогда почему он не знает, кто я такая?

– Ты так рявкнула, что сбила его с толку.

– Голос этого человека не похож на голос Нила.

– Хизер, клянусь тебе…

– Ты завела роман. Боже мой, ты завела роман. Теперь понятно, почему Нил тебя бросил.

Джорджи подбежала к ней и заткнула ей рот ладонью. Глаза Хизер округлились. Похоже, она была готова зареветь. Только этого еще не хватало!

– Хизер, клянусь тебе, я ни с кем не заводила романа. Неужели ты мне не веришь?

– Поклянись своей жизнью, – потребовала Хизер.

– Клянусь своей жизнью.

– И жизнями Элис и Нуми.

– Не требуй от меня таких клятв. Это чудовищно.

– Чудовищно, когда ты врешь.

– Хорошо. Я клянусь.

Хизер поджала губы:

– Джорджи, я же знаю, что это не Нил. Что-то тут не так. Я чувствую. Женская интуиция.

– Ты еще не женщина.

– Не говори глупостей. По возрасту я уже могу в армию записаться.

– Хизер, я тебя очень прошу, иди к себе! – взмолилась Джорджи. – Мне нужно поговорить с Нилом. А с тобой мы это обсудим завтра утром.

– Ну ладно…

Джорджи вытолкнула сестру из комнаты и закрыла дверь. Сердце бешено колотилось. Надо возобновить занятия йогой… или чем теперь занимаются. Может, пойти на фитнес. Джорджи попыталась вспомнить, когда она в последний раз была в спортивном зале. Наверное, пока у них не было детей. С рождением Элис спорт закончился. Как назло, дверь ее комнаты не имела врезного замка. Даже задвижки не было, потому что материнские мопсы обожали приходить сюда и спать на кровати.

Джорджи взяла трубку и осторожно спросила:

– Нил, ты слушаешь?

– Да. Кто это со мной говорил?

– Хизер… Моя двоюродная сестра.

– Зачем же тогда твоя мать назвала младшую дочь этим именем?

– Оно ей всегда нравилось. Она давно решила: если у нее будет вторая дочка, назовет Хизер.

– Странно. Она что, приехала к вам на Рождество?

– Да.

– И еще кто-нибудь из родственников?

– Нет. Только Хизер.

– Не знал, что у тебя есть двоюродная сестра.

– Теперь знаешь.

– Не припомню, чтобы ты говорила о своих дядьях или тетках.

Джорджи села на пол.

– Слушай, ты еще не работаешь в железнодорожной полиции, – попыталась отшутиться она. – Я не из тех, кто считает необходимым рассказывать обо всей своей родне. У нас с тобой были более интересные темы.

– Похоже, ты не очень-то любишь свою двоюродную сестру.

– Я не хочу тратить твое драгоценное время на разговоры о Хизер.

– Мое драгоценное время, – повторил Нил.

– Да.

– Джорджи, я скучаю по тебе.

– И я тоже скучаю по тебе.

– Я устал ждать, когда ты позвонишь, и решил позвонить сам.

– Вот и хорошо, что позвонил.

– Ты уже в кровати?

– Нет. Сижу на полу и ем мягкий сыр.

– Надо же. А что на тебе надето?

Джорджи откусила новый кусок. Это было смешно. Вся ситуация была смехотворна.

– Лучше не спрашивай.

– А здесь идет снег.

Эти слова были для Джорджи как удар в живот. Она до сих пор не видела настоящего снега.

Как-то так получалось, что, когда они в декабре ездили в Омаху, снега не было и там. Маргарет говорила, что Джорджи привезла с собой солнце.

Но сейчас там шел снег. И Элис с Нуми могли его потрогать и поиграть в снежки.

И в девяносто восьмом там тоже шел снег.

– Настоящий снег? – спросила она, сознавая глупость своего вопроса.

– Да. – Голос Нила был мягким и теплым. Наверное, он улегся в кровать и до подбородка натянул одеяло. – Только начался.

Джорджи тоже забралась в кровать и тихонечко погасила свет.

– Расскажи мне про снег.

– Не могу. В твоем сознании нет никаких зацепок.

– Почему? Я же видела снег по телевизору.

– Там чаще показывают искусственный.

– Тогда расскажи, на что похож настоящий. На холодную пудру?

– Меньше всего снег похож на пудру. Он липкий. И когда ты по нему идешь, он не разлетается в разные стороны, как пыль. У тебя самой какие ассоциации?

– Не знаю. Я как-то не задумывалась. Снег, он и есть снег.

– А ты подумай.

– Сейчас… он похож на кристаллы. Во всяком случае, снежинки. Но я знаю, что они мягкие. А на ощупь… мне они кажутся почти керамическими. Ты, наверное, смеешься? Но если настоящая керамика бьется, снег в руках просто сминается.

– М-да…

– Я права?

– Увы, нет.

– Тогда расскажи о своих ощущениях.

– Снег – это разновидность льда.

– Об этом я знаю.

– Отчасти ты права. Снег мягкий. Скажи, ты когда-нибудь ела мороженое из ледяных стружек? У тебя в детстве была машинка «Снупи сно-коун»?

– Нет, конечно. Мама всегда покупала мне игрушки по своему, а не по моему выбору.

– Но мороженое из ледяных стружек тебе знакомо?

– Да.

– Тогда ты знаешь: эти стружки одновременно мягкие и твердые. А если прижать их языком к нёбу, они дробятся и тают.

– Да.

– Снег – что-то вроде этого. Холодный, как лед, но мягкий. И легкий. В нем очень много воздуха. Вообще-то, снег бывает разным: и рыхлым, и слежавшимся. А сегодня он валит хлопьями. Это похоже на сахарную вату и на мокрые перышки. – (Джорджи засмеялась.) – Жаль, что тебя здесь нет, – сказал Нил. – Ты бы увидела снег, и тогда никаких бы объяснений не понадобилось. А спала бы ты в цокольном этаже на раскладушке.

Джорджи знала об этой раскладушке.

– Но я не люблю цокольные этажи.

– Наш бы тебе понравился. Он высокий, с окнами. И там есть настольный футбол.

– Настольный футбол – это здорово, – сказала Джорджи, забираясь под одеяло.

– В нашем помещении в цокольном этаже полно настольных игр.

– Я люблю настольные игры.

– Знаю… Ты уже в постели?

– Как тебе сказать?.. Да.

– Я так и думал. По твоему голосу понял. Ты когда ложишься, снимаешь не только одежду. Ты снимаешь что-то еще, что носишь в течение дня.

– Интересно что?

– Мне легче это ощутить, чем сказать… Днем у тебя задействовано все внимание. Тебе надо на многом сосредоточиваться. Ум постоянно включен.

– А когда ложусь, отключаю ум и превращаюсь в дурочку?

– Я так не говорил. Когда ты ложишься, ты можешь позволить себе быть такой, какая ты есть. Понимаешь?

– Мне нравится говорить с тобой по телефону, – призналась Джорджи. – И всегда нравилось.

– Всегда?

– Угу.

– Если бы ты была здесь, тебя положили бы спать в цокольном этаже. Я бы увидел, что пошел снег, и подумал бы, что ты обязательно должна его увидеть. Я бы тихонечко спустился к тебе…

– И нанес бы своей мамочке душевную травму. Судя по твоим рассказам, Маргарет не поклонница добрачных отношений.

– Я бы прошел совсем тихо… и совсем с другой целью. Я бы тебя разбудил, чтобы показать снегопад. Одолжил бы тебе свои сапоги и старое пальто.

– Лучше спортивную куртку с эмблемой твоей школьной команды.

– В ней ты замерзнешь, – возразил Нил.

– Это же гипотетический снег. Пусть будет спортивная куртка.

– Я в школе не входил ни в какие команды. Меня звали в секцию борьбы, но это не мое.

– Ну хорошо, борьбой ты не занимался, но куртка у тебя со школьных времен осталась.

– А знаешь, этот сценарий вполне может стать реальностью, – вдруг сказал Нил. – На Рождество будущего года.

Джорджи хмыкнула:

– А пока, как говорят на телевидении, давай сделаем прогон сценария. Разворачивай дальнейшие события.

– Итак, ты надела бы мои сапоги, спортивную куртку, и мы пошли бы на задний двор… Я тебе рассказывал, что уличных фонарей там нет. Помнишь? Зато можно увидеть звезды…

Джорджи хорошо знала этот задний двор. Она не раз бывала там, приезжая с Нилом в Омаху. Снега она так и не увидела, а звезды действительно были.

– Я бы смотрел, как ты знакомишься со снегом.

– Знакомлюсь со снегом? – удивилась Джорджи.

– Трогаешь его пальцами. Пробуешь на вкус. Он падает тебе на волосы и на ресницы.

Джорджи потерлась щекой о подушку.

– Чем-то похоже на фильм «Звуки музыки». Там была такая сцена.

– А когда ты порядком замерзнешь, я прижму тебя к себе. И снег, оставшийся между нами, будет таять.

– Нам надо чаще говорить по телефону.

– Согласен, – засмеялся Нил.

– Звонить друг другу из соседних комнат.

– Тогда нам стоит обзавестись мобильными телефонами, – сказал он. – Правда, они дорогие.

– Замечательная мысль, – согласилась Джорджи. – Но пообещай мне, что будешь отвечать на звонки.

– А с чего ты взяла, что я не буду отвечать?

– Не знаю… Подумалось.

– Потом я тоже замерзну и уже не смогу тебя согревать… а ты избалована теплом и солнцем… тогда мы вернемся в дом. Отряхнем снег и оставим наши мокрые сапоги в грязюшнике.

– Это еще что?

– Комнатенка такая. Там можно снять с себя все мокрое и грязное, чтобы не пачкать в доме.

– Как здорово у вас придумано!

– Традиции фермерского штата… Слушай дальше. Ты бы сильно замерзла, а белье, в котором ты спала, намокло бы от попавшего за шиворот снега. У тебя бы раскраснелось все лицо, а щеки даже задубели бы.

– Это становится опасным, – сказала Джорджи.

– Ничего опасного. Нормальное явление, когда походишь по морозу. И очень приятное.

– Как сказать.

– А я бы трогал и трогал тебя. Я ведь еще ни разу не трогал тебя замерзшую.

– Тебя зациклило на холоде.

– Меня зациклило на тебе, – возразил Нил, переходя на шепот.

– Не говори так, – прошептала Джорджи.

– «Так» – это как?

– Таким голосом.

– Чем тебе он не нравится?

– Сам знаешь. Говорить таким голосом – все равно что спросить: «Хочешь, я тебя соблазню?»

– У меня голос соблазнителя?

– Скорее соблазнительницы. Ты говоришь тоном распутной женщины.

– Джорджи, а почему я не могу тебя соблазнить? Ты моя девушка. Моя подруга.

Она сглотнула:

– Да, но сейчас я нахожусь в комнате, где прошло все мое детство.

– Джорджи, если ты не забыла, всего неделю назад мы с тобой вдвоем лежали в той комнате. И то, что там прошло твое детство, нам ничуть не мешало.

– Конечно… Однако и ты сейчас находишься в своей старой комнате…

«И по возрасту ты для меня совсем мальчишка». Джорджи не могла вести интимные разговоры с этим Нилом. Они виделись ей обманом ее Нила.

– Ты что же, вычеркнула из памяти все прошлое лето? – спросил он.

Джорджи улыбнулась и отвела глаза, хотя Нил и так не мог ее видеть.

– Лето Впечатляющего Телефонного Секса, – сказала она.

Конечно же, она помнила то лето.

– Да, – подхватил Нил. – У нас это называлось Летом Сексуальной Междугородней Связи.

Джорджи совсем забыла второе название, и оно заставило ее засмеяться.

– Я все помню, – сказала она.

Почти правда.

– Тогда что тебя останавливает?

– Я не могу сейчас заняться с тобой телефонным сексом. – Я целых пятнадцать лет не занималась телефонным сексом. – На мне мамочкино ночное белье.

Нил засмеялся. Настоящим, искренним смехом, что бывало крайне редко.

– Если ты пытаешься меня завести, говорю тебе, дорогая: меня заводят не тряпки, а твое тело.

– Но на мне действительно белье матери, – сказала Джорджи. – Долго рассказывать, но больше мне не в чем спать.

Она буквально слышала его улыбку.

– Джорджи, так в чем проблема? Сними его!

Нил…

Нил, Нил, Нил.

– Я тебе завтра позвоню. Точнее, сегодня, попозже.

– Подожди. Давай еще поговорим.

– Я совсем засыпаю.

Он засопел, возвращаясь к своему обычному заменителю смеха. Джорджи представила его голову, уткнувшуюся в подушку. Телефон зажат плечом… Нет! У него такая же трубка, а ее плечом не зажмешь. Мобильников у них тогда не было.

– Ну так и засыпай, – сказала она.

– Дошутишься. Я действительно засну, не повесив трубку.

– И не надо вешать. Я тоже засну. Мы даже во сне останемся на связи. А потом я проснусь и буду слышать твое дыхание. Затем твое пробуждение.

– И потом я буду объяснять отцу, что счет за десятичасовой междугородний разговор – это пустяки. Даже не так. Это особая романтика – не отключаться во сне.

Междугородний разговор. Мобильные телефоны как-то вытеснили это понятие.

– А это действительно романтично, – сказала она. – Такое ощущение, что я просыпаюсь в твоей голове, а ты – в моей.

– Я тебе позвоню, когда проснусь, – пообещал Нил.

– Не надо. Я сама позвоню. – (Он фыркнул.) – Не сердись, Нил. У меня нет персонального номера. Не хочу, чтобы опять кто-нибудь лез в наш разговор. Я сама позвоню.

– Жду твоего звонка, солнышко. Позвони сразу же, как проснешься.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Я люблю тебя таким.

– Сонным?

– Открытым.

– Позвони мне прежде, чем начнешь одеваться, – сказал Нил.

– Я люблю тебя.

– Я тоже тебя люблю, – заплетающимся языком произнес он.

– Я по тебе скучаю, – сказала она.

Нил молчал.

У Джорджи закрывались глаза. Трубка поползла вниз. Джорджи схватила ее и снова прижала к уху.

– Нил, ты еще слушаешь?

– Хмммм…

– Я по тебе скучаю.

– Подожди несколько дней, – сонно пробормотал он.

– Спокойной ночи, Нил.

– Спокойной ночи, дорогая.

Джорджи дождалась, пока он повесит трубку, затем повесила свою и переставила желтый телефон на ночной столик.