Сказки и былины

Раугул Владимир

 

БЫЛИНА

Сколько лет прошло – неведомо нам.

Сколько зим прошло, сколько минуло

с той поры лихой – не припомним уж.

Только жил-был князь, славный молодец.

Хорошо он жил, жил он весело.

И в веселье том Русь забитая

хорошо уж жить не надеялась.

Только вдруг пришло горе страшное:

прилетел опять Змей-Горынч злой.

Где он раньше был, чем он тешился –

неведомо то. Он не сказывал.

Крикнул князь тогда громким голосом:

кметов кличьте мне, дюжих молодцев,

трех моих сюда славных витязей,

защитили чтоб Землю Русскую!

А бояре тут рассмеялися:

больно много князь стал ты меду пить!

Что-то стало, князь, с твоей памятью!

Нет в земле родной больше витязей!

Не пойдет никто в битву бранную!

Удивился князь, вопрошает их:

А Добрыня где, что Никитин сын?

Защищал ведь он русский Стольный град?

А бояре так, пригорюнившись,

отвечали, мол, в братской армии

наш Добрыня стал воеводою.

Топчет он теперь Землю Русскую

обратив копье на твой княжий трон.

Ты забыл ведь князь, про Добрыню то.

Он хотел к тебе на поклон идти.

Только ты сказал, будто места нет

здесь ему сейчас. Не придет уж он.

Сильно князь тогда закручинился.

Про Поповича бояр спрашивал.

Говорят ему про Поповича,

что ушел навек с Иудеями.

Не вернется он в Землю Русскую.

Еще горше князь опечалился:

Ну, а где ж Илья, славный Муромец?

Ведь всегда он здесь, так ведь, братия?!

Так то было князь, только помнится,

что его коня мы уж продали.

Шлем его переплавили.

Сам Илья полуголым был,

позабыт тобой и не кормленный.

И Илья тогда в Стольный Киев град,

как он был, пешком и направился.

Мать градов Руси защищать хотел,

только в Киев был не допущенный.

Не смекнул, балда, он про визы то.

И запил тогда Илья Муромец.

На печи лежит и не сходит уж.

И болезнь в нем старая пробудилася:

не несут его больше ноженьки.

Услыхал то князь и заплакал он:

кто ж побьет теперь Змей-Горынча?

Кто ж спасет теперь Землю Русскую

от проклятого от нашествия?

А бояре тут и ответствуют:

Не кручинься князь, ты наш батюшка!

Есть еще герой, что не вывелся!

Есть Иван Дурак, парень нашенский.

Пусть пойдет, убьет Змей-Горыныча.

И послал наш князь в бой Иванушку.

А тому то что? Делать нечего.

Он сыскал в степи Змей-Горыныча.

Змей не так страшон как бояр топор,

не страшнее он места лобного,

да смолы с колом, да веревочки.

Поглядел тут змей на Иванушку.

Говорит, сожру тебя, окаянного.

А Иванушка отвечал ему:

Съешь меня ты Гарынушка,

все равно мне жизнь хуже каторги.

Не видать Руси счастья вольного.

Надоел мне князь со боярами.

Ну а Змей то был трехголовый ведь.

Все три головы тут обрадовались.

Только мал Иван на троих им есть,

а делится им не хотелось бы.

Стали головы спорить яростно.

Не могли поделить они первенство.

Голова, та что левая, гнусно плюнула

в ту что средняя.

Как пошли они тут плевать огнем,

и зубами бить в лютой ярости.

Так и помер Змей обезглавленный,

сам себя сожрал, тварь поганая.

Он лежал в степи. Даже вороны

исклевать его погнушалися.

Услыхал тут князь весть отрадную,

что не жив уж Змей, тварь заморская.

И обнял тогда он Иванушку

и сказал тогда слово мудрое:

Дураку всегда уступай во всем.

Пусть земля ему вся доверится!

Наш Дурак силен, и стоим на том!

Дураком земля наша держится!

 

ХВОРАЯ МАТУШКА

(Русская народная сказка)

Жил да был, поживал Добрый Молодец,

И была у него только матушка.

Никого у него больше не было.

Звали матушку – мать Родназемля.

Только вдруг одолела хворь матушку,

И повез он ее к мудрым лекарям:

Ох вы добрые, мудрые лекари!

Захворала вдруг моя матушка.

Так больна она, словно при смерти!

Выручайте же, люди добрые!

Посмотрели ее добры лекари,

Посмотрели опять, и ответствовали:

Твоей матушке нужна операция,

Только нет у нас электричества.

Оборудование все не работает.

Ты пойди на электро на станцию,

Попроси там у них электричества.

И пошел туда добрый молодец,

И просил слезно он эту станцию:

Ох, вы добрые мои энергетики!

Вы не дайте помереть моей матушке!

Уж лежит она без сознания,

Но у лекарей нет электричества,

Чтобы сделать ей операцию.

Отвечали ему энергетики:

Мы не можем дать электричество,

Потому как угля нет на станции.

Все бастую шахтеры-стахановцы,

Не дают уголька энергетикам.

Ты пойди к ним, сходи, Добрый Молодец,

Принеси угля от шахтеров нам.

И пошел к горнякам Добрый Молодец,

До земли поклонился работничкам:

Ой шахтеры мои, добры братия!

Нет угля совсем уж на станции,

От того у врачей электричества

Нет теперь, чтоб лечить мою матушку.

Горняки тут ему и ответствовали:

Не дадим уголек, так как платы нет.

Нам не платит князь – царь наш батюшка!

Ты сходи к нему, попроси деньжат.

И пошел к царю Добрый Молодец,

И царю долго он в ножки кланялся:

Ты спаси меня, царь наш батюшка!

Заплати горнякам ты их золото!

Пусть дадут уголечек на станцию,

Ну а станция даст электричество

Для врачей тогда, чудо-лекарей,

Чтоб спасли они мою матушку.

Отвечает царь ему ласково:

Ты с ума сошел, Добрый Молодец!

Сколько лет уже в казне денег нет,

А ты лезешь тут к нам с шахтерами.

Ты сходи к моим сборщикам податей,

Пусть в казну соберут они денежки.

И пошел Добрый Молодец к сборщикам,

И просил их он так: Люди добрые!

Принесите в казну царя подати!

Пусть заплатит шахтерам он золото,

Уголек пусть дадут те на станцию,

Ну а станция – даст электричество

Для врачей, что спасут мою матушку.

Отвечали тут ему сборщики:

Нам не платят купцы со боярами.

Бородой трясут, богохульствуют,

Только податей не выплачивают.

Ты сходи милок, попроси у них.

Пусть заплатят они по-хорошему.

И пошел тогда Добрый Молодец,

И молил он купцов со боярами:

Заплатите, вы, люди торговые,

Заплатите вы, люди великие,

Заплатите же сборщикам подати!

Пусть дадут их царю они, батюшке,

Пусть заплатит шахтерам он золото,

И дадут они уголь на станцию,

Ну а станция даст электричество

Для врачей, чтоб спасли мою матушку.

Отвечают тут люди торговые:

Должники нам не платят, постылые.

Только их и упрашивать нечего,

Так как деньги давно уже пропиты.

Ты пойди лучше к Змею Заморскому,

Попроси у него для нас золота.

Мы возьмем в оборот его золото,

Наторгуем с него себе с прибылью,

Отдадим змею все мы с процентами,

Да и сборщикам тоже останется.

И пошел тогда Добрый Молодец

На поклон к Чуду-Юду заморскому.

Заложил он ему свою голову

И рабом Чуды-Юды поклялся быть.

Чудо-Юдо дало тогда золото,

И купцы все на нем заработали,

И казна от него враз пополнилась.

Посмотрел тут на все Добрый Молодец,

И увидел картину отрадную:

Горняки поджидают уж золото,

Уголька уже ждут энергетики,

Ждут врачи уже электричество.

Коль Бог даст, то дождется и матушка.

29 июля 1998

 

О ЦАРЕ КОЩЕЕ

В лесном Буреломонепролазном царстве не было ничего особенного. Злые языки утверждали, что там вообще ничего нет. Но это уже была сущая клевета и вражьи измышления. Руководил и правил там, как и полагается, Кощей Бессмертный. И чего только с ним не делали: и лечили, и оперировали, и во всякие курортные места засовывали, а он все не помирал. Живуч он был, несознателен и невосприимчив к чаяньям народных масс. И не было его окощеевшему бессмертию никакого противодействия.

Только один Леший духом не упал. Правда, говорят, что он дуба рухнул. Но духом не падал никогда. Потому и заявил громогласно, что придет, дескать, к власти и на место кощеево сядет. В связи с этим Лешему предсказали скоропостижную смерть, имея ввиду, конечно, лишь исключительно плохое состояние его здоровья. Главный врачеватель Баба Яга говорила, что с такими умственными способностями, как у Лешего, вообще не живут.

Леший, как утверждали лесные сороки, был темной и глубокой личностью. Это отличало его от всех других смельчаков, ранее бросавших вызов Кощею, так как каждый из них был личностью чрезвычайно яркой и выдающейся. Говорили о них так потому, что все они засветились, выдав что-нибудь непотребное. И погорели. Кого Змей Горыныч съел, кого Баба Яга насмерть залечила, кого Соловей Разбойник свистнул. Но с Лешим такой номер не удавался. Не могли его найти. Он сам себя искал уже много лет, но безуспешно.

Увидав такое дело, Кощей Бессмертный крайне разозлился и крикнул:

– Кому какого Лешего во власти надо?!

Тут подскочил к нему Соловей Разбойник – главный кощеев советник. Умен он был, надо сказать, до безрассудства. Всем казалось, что дело говорит, хотя на самом деле только свистел. И всегда он норовил свиснуть что-нибудь, если к этому была хоть малейшая возможность. Он уже свистнул больше половины казны, все лесные запасы на зиму, все что было не прибито и не привязано, и, наверное, свистнул бы даже корону у Кощея, но пока не представлялся удобный случай. Что не говори, а сказочные у Разбойника были способности.

Наклонившись к уху Кощея, Соловей запел сладкую песню:

Ты Кощеуюшка наш. Бессмертен ты и дело твое в веках. Ты – гарант нашей буреломонепролазности, и знаю, что не боишься ты выборного поединка за светлый трон свой. Но так, как ты избран пожизненно, то пусть Леший будет избран посмертно.

– Ты чего, смерти моей хочешь? – возмутился Кощей – Я хоть и бессмертный, но, все же, каждый раз на рубеже тысячелетий даже меня берут сомнения относительно этого вопроса. Что коли и в народе сомнения посеять?

– Я же Лешего смерть имел ввиду, – удивился Соловей кощеевой непонятливости.

– Знаю я, как вы умерщвлять умеете! Воскресают у вас. Вот, Баба Яга пыталась яблоками Василису Прекрасную отравить, так Василиса трое суток поносом мучилась, потом забылась сном беспробудным и спала, пока ее Иван Царевич не поцеловал. Где, кстати, эта Яга? Где эта врач-убийца недоделанная?!

– Сию секунду! – свистнул Соловей Разбойник, и Баба Яга, вышибив ступой оконную раму, плюхнулась перед Кощеем.

– Значит так! – грозно молвил Бессмертный. – Вот вам посмертное избрание! Накуся-выкуси! – и протянул Бабе Яге одно из ее молодильных яблочек.

Баба Яга, которая, залетая к Кощею ударилась челюстью о ступу и башкой об оконную раму, еще очень плохо соображала. То есть, еще хуже чем обычно. Боясь отвергнуть дар правителя, она тут же надкусила яблоко, и моментально окочурилась, к великому изумлению Кощея Бессмертного.

– Как же так? – изумился Кощей. – Она же мне эти яблоки в качестве молодильных дала!

– Перепутала, наверно, – пожал плечами Соловей Разбойник. – Эти яблочки она должна была Василисе Прекрасной дать. Именно от них будешь спать вечно до первого поцелуя. А от молодильных ее яблок, в самом деле, кроме поноса толку никакого.

– Кто же ее теперь поцелует, – посочувствовал Бессмертный. – Ее видеть-то страшно, не то что целовать. Представляешь, лежит такая пакость в гробу хрустальном. Тьфу! Даже думать противно. Убери ты ее к Лешему, пусть он ее целует, если хочется! Она его за это молодильными яблочками до смерти накормит!

– Я согласен, Ваше Величество, – смиренно ответствовал Соловей Разбойник, выбрасывая Бабу Ягу в окно, – что из яблочек мы кашу не сварим. Но что если нам Лешего повесить?

– Ты, что, издеваешься? – закричал Кощей.

– Понял, понял. Конечно, казнь явно недостаточная для такого жуткого преступника. Я предлагаю посадить его на кол. Или нет, – тут же поправился Разбойник, видя недовольный взгляд повелителя, – лучше его четвертовать. Причем не просто четвертовать, а сначала отрубить, голову, потом руки и ноги, потом вспороть живот и повесить!

– Ты что говоришь, идиот? За что ты его повесишь?

– За шею!

– Коли ты ему первым делом голову отрубишь, то ему потом уже на все наплевать будет, а повесить ты его уже вовсе не сможешь!

– Мудр ты, Кощеюшка наш! Никто не сравнится с тобою в мудрости! – засвистел Соловей. – Воистину, сначала надо злодея повесить, но не насмерть, а чуть-чуть. Потом быстренько из петли вынуть, потом брюхо вспороть, кишки ему вынуть и на огне поджарить, потом ноги отрубить, потом руки, а потом…

– Кому отрубить-то?!!! Кому поджарить?!!!

– Лешему!

– А где ты его видел-то этого Лешего? Или может ты поймал его уже?! Или мне может тебе кое-чего отрубить и поджарить?!

– Виноват, Ваше Величество, виноват. Увлекся. Думая о благе государства, невольно придаешься светлым мечтам о его великом будущем. Только Лешего найти практически невозможно. Его еще сложнее найти, чем Правду и Справедливость. Недаром же ты, мудрый наш Кощеюшка, поставил для богатырей камень дорожный с указателем: "Налево пойдешь – Правду найдешь. Направо пойдешь – Справедливость найдешь." Кто налево едет, у того коня отбирают. Кто направо едет, тому голову рубят. Так что все едут прямо, а там пропасть.

– Это когда это я такой камень поставил?

– Да несколько тысяч лет назад.

– И что, до сих пор работает?

– Работает, причем всегда безотказно.

– Ладно. Ты мне зубы не заговаривай. Ты дело говори. Что делать-то будем?

– Я так понимаю: устрани причину, и устранишь следствие.

– Ты полегче, бандитская рожа, полегче. А то ты у меня сам в причины попадешь.

– Это я к тому говорю, ваше Окощеевшее Бессмертие, что Леший к власти не просто так рвется. Богата страна твоя лесами непроходимыми, болотами топкими, да буреломами непролазными. Коли не будет всего этого, то Леший сам от притязаний на власть откажется, так как не чем ему поживиться будет. Потому предлагаю леса вырубать, а болота вычерпывать, и все это продавать в тридевятое царство с максимальной скоростью.

– А зверье лесное как же?

– А ты кикиморам болотным больше самостоятельности дай. Они тебе сами и болота вычерпают, и всю живность передушат.

– Все так, Соловей разбойный. Но только есть у меня опасения, что Леший, в первую очередь хочет Змеем Горынычем завладеть. Все ж, как-никак, а оружие массового уничтожения!

– Ты и об этом не переживай, Кощеюшка. Мы две головы у него уже сократили, а третья скоро сама от голода сдохнет. Нечем будет Лешему поживиться!

– Это как же это Соловей?!! Ведь Чудо-Юдо заморское себе две головы новые нарастил, а ты нашему Змеюшке Горынушке две откромсал?

– Ты не беспокойся, Кощеюшка наш. Чудо-Юдо не против нас те две головы нарастил. Вот у меня и письменная клятва в этом Чуда-Юдина есть, политая чудо-юдиными слезами, где клянется он, что сделал это не по злому умыслу против нас, а просто период размножения голов у него настал, и ничего с этим поделать он не может. К тому же, коли мы сейчас продадим все, окромя кикимор, то Чудо-Юдо на нас и не позарится. Кому эти кикиморы болотные нужны, тем более без болот?!!

– Мудрые слова твои, Соловей Разбойник! – согласился Кощей. – Так мы скорее Лешего этого выкурим и всем врагам нашим напакостим. Только захотят они у нас поживиться, а у нас, уже, гляди, и нет ничего! Действуй, Соловушка! Действуй, Разбойничек мой беспримерный!

И воспылал тут Соловей Разбойничек усердием, так что только щепки по лесам летели. Только, вот, прибыль от продажи в казну кощееву он не положил, а свистнул по привычке, да с ней где-то в дальних краях и исчез бесследно. А Лешего, как выяснилось, и не было никакого вовсе.

И вышел Кощей Бессмертный из дворца своего царского. Глядит – а царства-то и нет. Одни пни с корягами торчат. И заплакал он тут от любви к Отечеству, и начал каяться горько. И даже хотел с горя повесится, да не на чем. Все деревья повырублены. Ни сучка, ни веточки, никакой тебе перекладинки. Пустыня кругом безобразная. Хотел утопиться, так все болота повычерпаны. Сел и стал ждать погибели от голода и холода. А она не идет. Бессмертный ведь. Месяц ждал, два ждал. Потом не выдержал, залез на пень и как заорет:

– Что же ты, мать твою, Сказочник?! Ты чего же, паскуда, удумал?! Это что ж это за страна такая, что и жрать нечего, и жить противно, и помереть по-человечески не получается?!

И ответил ему Сказочник выживший, среди пней и коряг Разбойником не замеченный:

– Потому, что Кощей и Бессмертный ты, вот и не получается по-человечески. Вот мы, люди сирые, помирать давно научились. А там, глядишь, и жить научимся.

18 мая 1999

 

СКАЗКА ПРО ЦАРСКОЕ УГОЩЕНИЕ

В тридевятом царстве в тридесятом государстве жил был Царь. Умом он особым не отличался, а потому правил как умел. Предпочитал ничего не делать вовсе и только всех налогами обкладывать. Правда деньги в той стране были рисованные, и ни в какое сравнение с деньгами привычными они и не шли. Рисовал их царский ключник на кухне, а Царь потом их тратил.

Страна потихоньку хирела, а царский ключник толстел. С каждого нарисованного ключником рубля, попадавшего в карман простолюдина-недотепы, царь требовал налог полтора рубля.

Все в стране пропадало, так как Царь постановил, чтобы на каждых двух родившихся поросят ему отдавали бы троих, а на каждый литр надоенного молока в казну отливали бы пять. И так было везде. Потому коровы перестали доится, куры нестись, а овощи расти. Ничего не стало в царстве: ни еды, ни питья.

И тут весть Царю принесли, что послы заморские в гости к нему направляются. Да не простые купчишки, а люди серьезные, посланные Международным Бассурманским Фондом. Бассурманство – дело великое. Они ведь могут и денег дать взаймы, а отдавать внуки будут. Правда, вместо процентов Буссурманство волости разные требует, но волостей то в царстве много, а Царь один! Притом, у царя внуков не было, и потому вопрос выплаты каких-то долгов оставлял его совершенно равнодушным.

Но тут другой вопрос встает. Гостей-то принять надо. На стол накрыть. Дать выпить, закусить, а во всем царстве только и осталось, что гнилая картошка. Ну, тут, как положено, вызывает к себе царь Иванушку Дурачка, и просит его, мол помоги, Ванечка, на стол накрыть, гостей заморских встретить, помоги, милый, а не то, не сносить тебе головы, лапоть ты недоношенный, мать твою!

Ну, Иванушка ему и отвечает, мол, нет проблем, батюшка-Царь. Все будет OK.

А царь ему в ответ, что мол, не понял ты меня, Ванечка! Я ведь хочу чтобы на столе все было только наше, отечественное! Иноземные то захватчики, конечно, много побросали всякого. Кто телегу ног куриных привезет, кто еще чего для прикрытия. Потом побросают все это, схватят, кто бочку мазута, кто ящик золота, и драпают себе через границу! Нет, Ванечка, стыдно мне все эту басурманскую отраву на стол ставить! Я знаю, что у нас нет ничего, кроме картошки. Но, я так думаю, что послам надо сперва коньячка да шампанского поставить, напоить их хорошо, а потом им уже и гнилая картошка сойдет! Пьяному то какая разница? Притом, увеличение объемов выпитого увеличивает взаимопонимание и способствует укреплению сотрудничества.

– Ну, так нет проблем, – говорит Ванечка. – Чего-чего, а этого то добра у нас своего хватает!

– Да нет, понимаешь, – грустно вздохнул Царь. – Я ведь тут позавчера налоги на производство борматухи удвоил, а потом еще весь алкоголь тридцати семи процентным акцизом сверху тяпнул. Так что, своей выпивки у нас больше не осталось! Но нужно чтобы было свое! Ты уж придумай, что-нибудь, Ванечка, а то ведь я тебя на кол посажу, козлодобина ты эдакая!

Иванушка ему в ответ:

– Да, нет проблем, Царь ты наш батюшка! Шампанское, так шампанское! Сварганим! Даже круче шампанского будет!

И с этими словами Иванушка Дурачок направился к своему трактору. Жидкость из него какую-то слил в ведро, и с ведром этим отправился в неизвестном направлении. Говорят, что он тем же вечером добыл спирт странного цвета. Хотя другие утверждали, что это был денатурат. Я точно не знаю и судить что это было не берусь. Но только приготовил Иванушка Дурачок огненный напиток, и к Царю на стол принес.

А послы заморские уж за столом сидели. Видят, такое дело: закуску не подносят, зато выпивки поставили целое ведро, и все на халяву. А царь им все, мол, пейте, гости дорогие, за процветание Буссурманства и Тридевятого царства! Послам отказать не удобно, ну и пьют одну за другой. А Царь себе под столом Ванькино варево выливает, да водички наливает. Думает, вот захмелеют послы, тут то я из них все и вытяну. Да и к тому же, кто его знает этого Ваньку, что он там в свой сказочный напиток помимо солярки налил.

Ну так много времени проходит. Вдруг один из послов на месте подпрыгивает, и кричит, ой, чего это, мол, свет выключили?!

А второй ему посол в ответ:

– Ты, что дурак?! Свет еще два часа назад как выключили!

Ну, Царь видит, что свет то горит себе, и никто его не выключал. Бросились слуги разбираться, да выяснили, что оба посла от Иванушкиного "шампанского" ослепли совершенно. Только тот, что ослеп первым, думал, что свет еще два часа назад выключили.

Ну, Иванушку, естественно, на кол.

А с послами то что делать? Обратно в Буссурманию слепыми отправлять? Скандал! Да и послам как-то туда ехать тоже страшновато. Буссурманам то ведь вообще пить строго настрого запрещается. Да и не поверит им никто, что они от царского угощения ослепли! Скажут, что сами варили! А за это им обоим головы снимут.

Ну, царь им и говорит, оставайтесь, мол, у нас, работу вам дадим.

Ну, остались буссурманы. Все сидели, работу ждали. Потом не выдержали, пошли к царю. Обещал ты нам работу, говорят. Обещал, говорит, так дам. Только у нас давно уже никто не работает, но руководители всегда требуются. Будете вы у нас министрами живописи. Тот кто первый ослеп, тот будет Первым министром, а тот кто второй – его заместителем! И смотрите, говорит, чтобы все царство у меня было живописное! А если что найду не живописное, то обоим глаза выколю!

Строг был Царь-батюшка, за что и снискал себе вечную народную любовь и уважение. На том и сказке конец.

 

ИВАН-ДУРАК И ЖИВАЯ ВОДА

В беспредельном царстве, в беспримерном Государстве жил-был Царь, что вполне естественно. Не могло Государство без Царя, а Царь не мог без Государства. И был Царь не лучше и не хуже тех, что были до него. Ничего нельзя было сказать про него хорошего, но и плохого тоже нельзя, правда совсем по другой причине. Просто Царь не любил критику, настолько не любил, что мог зашибить кого-нибудь под горячую руку.

Из всех дел государственных больше всего Царю нравился обед.

Стряпчие премного преуспели в этом вопросе. Поначалу были они неопытны и подавали кушанья в чистом виде. Правду подавали отдельно, а ложь отдельно. Первый царский стряпчий спросил у Царя-батюшки, хочет ли тот правды откушать, или лжи. Царь решил правды откушать. Мерзкой на вкус оказалась правда, и хоть и убеждал стряпчий, что полезна она для здоровья, а только от плахи не спасся. Второй кулинар сделал выводы и подал ложь, умело сервированную. Сладкой и вкусной показалась она Царю-батюшке, но потом он так желудком мучался, что второй стряпчий кончил жизнь хуже первого. Новый стряпчий ложь смешал вместе с правдою, да приправил все это пользой государственной, и сделал блюдо, названное пропагандой. И стало оно с тех пор любимым кушаньем, настолько любимым, что по всей стране было приказано правду и ложь больше в чистом виде никогда не подавать.

Царские приказчики все истолковали по-своему и стали бороться за усовершенствование сельскохозяйственной продукции.

Силы были задействованы немалые, и настолько преуспели в этом деле селекционеры государственные, что когда правду сеяли, из нее ложь вырастала. И стала правда большой редкостью, на столько дефицитной стала, что доставляли ее только на кухню царскую, а остальные ее и в глаза-то больше не видели.

Но и у лучшего стряпчего бывают недосмотры кулинарные. Взял он как-то и переложил правду в кушанья больше обычного.

Скушал царь, и по началу ему понравилось. Но потом случилась с ним вещь невероятная, случилось то, чего давно уже не было. Царь задумался. Но только вот мысли почему-то в голову пришли совсем не радостные. Вспомнил Царь, что стар он уже и, видно, скоро помирать ему придется. А только что он сделал значимого, такого чтобы потомки на века запомнили? Смертоубийства великого не учинил, потому великим Царем его никто величать не будет; новых волостей не приобрел, а только свои разбазарил; в Государстве мор да глад свирепствовали, да и то в этом заслуги царской не было. И подумалось ему, что коли и останется о нем слава, то какая-то мелкая и не блестящая. Если и будут его хвалить, то с оговорками, если и будут его ругать, то без неистовства. А может быть и еще хуже. Могут вообще забыть. Мало ли таких царей было, о которых никто кроме дотошных историков вообще ничего и не слышал, хотя при жизни их все мудрыми да великими почитали?! И стало Царю от мыслей этих докучных обидно и гадостно и решил он, что надо средство против смерти найти, чтобы царствовать вечно, дабы тем самым память о нем никогда не умерла.

Созвал он всех своих великих советчиков и молвил им волю царскую, что, мол, один из них должен пойти и со Смертью договориться да заключить с ней соглашение, в котором обязалась бы она к Царю даже близко не подходить.

Загалдели тут царские советчики. Всем им нравилось ходить в шелках да в бархате, есть со стола царского, злато-серебро от Царя получать да приворовывать. Согласны они были даже от Государя тумаки получать день и ночь, радуясь тому, что сами могут тумаки раздавать всем, кто ниже их стоит. Но чтобы пойти Смерть искать! Никто на это не соглашался.

Галдели они и спорили. Чуть было не дошло дело до драки и бунта открытого. Но вставил тут слово Наимудрейший советчик. Сказал он фразу премудрую, которая все споры сразу прекратила. А сказал он то, что только дурак согласится идти Смерть искать. И вспомнил тут Царь про Ивана-Дурака. Не раз Иван уже порученья Царские немыслимые выполнял. И Жар-птицу изловил, и Чуду-Юду победил, и Василису Прекрасную освободил. За все это наградил его Царь-Батюшка, взяв Ивана на службу царскую навоз из дворцовой конюшни выгребать.

Послал тотчас Царь за Иваном, а советчиков всех пинками под зад из палаты своей выгнал. И сказал Царь-Государь Иванушке.

– Службу верную ты прежде сослужил мне Ивашка, за что награжден мной без меры и поставлен чистить конюшни царские. Если же выполнишь службу новую, то пойдешь на повышение и будешь допущен чистить мой личный царский сортир. Если же нет – то суд мой скор и справедлив. Сложишь ты на плахе свою буйну голову.

Ничего не ответил Иван-Дурак, так как понимал, что какую бы гадость Царь не придумал, а нет у Ивана выбора.

И послал Царь Ивана Смерть искать.

Где эта Смерть находится, никто не знал, так как оттуда еще никто не возвращался. И понял Иван, что следовательно нужно идти за границу. Оттуда хоть некоторые и возвращаются, но не все. Потому если идти еще дальше, то, наверно, придешь туда, откуда вообще возврата нет.

Долго шел Иван, оформляя визы транзитные. Таможня его обыскивала, пограничники его задерживали. И арестовывали Ивана, и депортировали, а он все шел, приближаясь к тому месту, откуда не возвращаются. Так как Иван языками иностранными не владел и в географии был не силен, забрел он наконец в такую землю, у которой даже названия нет и ни на одной карте она не обозначена.

Земля была мертвая. Все в ней было мертвое, и только кости доисторических животных лежали на корке выезженной солнцем золы. Казалось, зной выпил весь воздух, и нет в этом месте никому спасения. Но Ивана не зря Дураком кличут, и такие мелкие неудобства его не остановили. И пошел он мимо костей по раскаленному пеплу вглубь мертвой земли.

Шел он три дня и три ночи, удивляясь, почему над его головой тень создается, от зноя спасающая. Вдруг на четвертый день с небес спустился Ворон. Был он такой огромный, что крылья его закрывали Солнце, а сам он был размером с микроавтобус.

Судя по размеру опустившегося птенчика, все груды обглоданных костей в мертвой земле были его работой, иначе не смог бы он до такой степени откормится. Птица посмотрела на Ивана умными глазами и спросила:

– Долго ты еще идти собираешься? Пора бы тебе уже и совесть знать и помереть. Четвертый день за тобой лечу, а ты все не помираешь. Я итак уже долго ждал. Сколько веков уже тут живу, и забыл даже, когда последний раз видел такого дурака, чтоб зашел в эту землю!

– А я и есть Дурак, – с готовностью ответил Иванушка, – Человек я подневольный и умереть без приказа не могу. Иду я Смерть искать, как повелел мне Царь мой, правитель доброты и мудрости необычайной, и не могу я волю его не выполнить. А коли смерти мой ждешь – то не дождешься. Сражался я и Чудо-Юдом поганым, и со Змей Горынычем, и с Бабой Ягой тягался, а все жив остался. Лучше помоги мне Смерть сыскать. Есть у меня к ней дело государственной важности.

Задумался Ворон и решил про себя, что быстрее и сподручнее получится, если он Иванушке поможет. Если человек сам Смерти ищет, то станет он трупом намного скорее, нежели ожидая, пока она сама к нему придет. А Ворону кроме мертвечинки-то ничего и не надобно.

Взвесил про себя Ворон все плюсы и минусы, посадил Ивана к себе на спину и полетел с ним прямо в логово Смерти.

Спешился Иван и пошел к ней на поклон. Сильно Смерть-владычица ему обрадовалась, стала уговаривать остаться навеки. Описывала Иванушке все царские да боярские несправедливости, да всю боль мирскую, да кушанья, ложью приправленные.

Не поддался Иван на ее уговоры. Твердил лишь одно:

– Не могу умереть, службу не выполнив. Да и выполнив, не хочу, так как нужен еще земле родимой. Даже коли сожрет меня какое-нибудь чудище, на землю родную навалившееся, так хоть тем земле своей службу сослужу, что, будучи сожранным, аппетиты чудища поумерю.

– А что если Царь тебя казнить велит? – не унималась Смерть, – Много ли приятного в том, чтоб на плахе жизнь окончить?

– Не знаю, не пробовал, – честно ответил Иванушка. – Жить пытаюсь по правде, а смерть свою выбирать не хочу.

Поняла Смерть, что Иван в самом деле Дурак, и убеждать его далее бесполезно. Дала она ему бутыль с живой водой, чтобы от назойливых просьб его отделаться, и восвояси отправила. Только Ворона гигантского не отпустила, заявив, что не отдаст того, кто не по приказу, а ради корыстных побуждений к ней приблизился, так как вольна она опускать и забирать любую живую тварь в любой момент по своему усмотрению.

Ничего не смог возразить Иванушка, так как со Смертью спорить бессмысленно. Можно, конечно, чтобы время выиграть, но поступит она все равно по-своему. На гигантском Вороне, безусловно, лететь было бы намного сподручнее, и не хотелось Ивану пешком идти. Но в Царстве Смерти оставаться хотелось еще меньше.

И пошел Иван обратно дорогой дальнею. Зной плавил пепел земли мертвой, кости по золе раскиданные раскалились, как угли. Не было даже тени над головой, так как не было больше в небе откормленного Ворона.

Шел Иван три дня и три ночи, потом шел еще неизвестно сколько, уже время не чувствуя и себя не помня, и наконец упал он на сожженную землю. И понял он, что Смерть все же берет свое, и из царства мертвого Ивана не выпустит. Но не мог он умереть, не исполнив приказа царского, а другой воды, кроме живой, под рукой у него не было.

И выпил тогда Иван живую воду. Силы вернулись к нему. Зной перестал сжигать его тело. Жизнь влилась в него, и ничто уже не могло лишить Ивана жизни. Разлилась по его телу энергия, и быстрее стрелы долетел до родной земли Иванушка. Только вот беда! Выполнил он волю царскую, но и не выполнил. Соглашение со Смертью не принес, а воду живую сам выпил.

Осерчал сильно Царь и на плаху Иванушку отправил. Отрубили Иванушке буйну голову, а он уж на следующий день опять с головой на плечах расхаживает. Схватили его вновь. Вновь казнили. А результат прежний. Долго над Иванушкой палачи усердствовали. И душили его, и палили его, и на части рвали его, и топили его, а Иван-Дурак все жив оказывается. Царю это даже надоедать уже начало.

Только тут приползла во дворец змея подколодная и заплакала слезами змеиными. Жаловалась она, что Иван-Дурак разорил дом ее матушки, Змеюки Горыновны, и детишек малых ее поубивал. Жили змеята со Змеюкой припеваючи. Людей душили, убивали да мучили, скот по ночам угоняли в свое в логово, детей малых у родителей отнимали. Да ведь только не было у змеи со змеятами другого способа найти себе пропитание! А пришел Иван, да спалил огнем все змеиное логово!

– Заступись, – молила Царя змея подколодная, – не дай совершаться такому насилию!

– Не буду я за змеиную породу вашу заступаться!, – отповедал Царь ей весьма решительно. – Вы давно уже царство мое отравляете!

Но змея хитра была и настойчива. Стала уверять Царя, что опасен Иван и престолу царскому.

– Коль бессмертен Иван, то все войско государево с ним совладать не сможет. Сегодня, – увещевала змея, – он одолел непобедимую Горыновну, а завтра, глядишь, он и тебя с престола спихнуть надумает!

Отпустил Царь змею подколодную, а сам глубоко задумался. Раз казнить Ивана нельзя, и убить его тайно нельзя, и силой его победить нельзя, и хитростью его сгубить нельзя, то нужна тут мудрость нечеловеческая, такая, что сама смерти сильнее.

И позвал тогда Царь к себе Кощея Бессмертного.

Кощей прибыл, предварительно затребовав огромные деньги за консультацию. Начал он сразу с дела, как того требовала консультационная деловая репутация. Получил Царь от него совет бесподобный, но совершенно неудобоваримый. А посоветовал Кощей дать Ивану всего, чего тот только захочет. Денег, славы, власти, женщин, дома, слуг, экипажи, земли… Ну, всего, короче. Мотивировал Кощей это тем, что сам он уже все на свете имеет, и жить ему противно, поскольку ничего больше не хочется, а вернее, хотеть уже не чего.

– Чего ж не помираешь-то? – спросил Царь, который на пустыре философствования никогда не покупался.

– Жить противно, а помирать боязно, – честно сознался Кощей, иногда проявлявший приступы непозволительной по этикету откровенности.

– А я-то думал ты не можешь помереть! – ухватился Царь за эту мысль. – Ты расскажи мне, в чем жизнь твоя? Про смерть твою я не спрашиваю. Сказки эти про иглу ржавую в тухлом яйце мы уже слышали. Только пальцы об иглу стражники мои искололи, а некоторые так до сих пор на игле и сидят. А ты, вон, как вижу, все живешь да поживаешь, лиха не знаешь.

Испугался тут Кощей не на шутку. Вот как дело-то повернулось! Все раньше только смертью его интересовались, а ее-то не было, так как бессмертный он. А теперь, во-на! Жизни задумали лишить! А жизнь-то у Кощея в деньгах, а деньги те оформлены на десять компаний, а те десять компаний принадлежат еще двадцати компаниям, а те двадцать компаний входят в пять холдингов, а те пять холдингов держат все деньги в семи офшорах. Вот если Царь до тех семи офшроров докопается и деньги все оттуда вытащит, то тогда жизни Кощея, точно, придет конец.

Кощей настолько струхнул, что даже деньги, взятые за консультацию, Царю обратно вернул. Закричав, что тут бессилен он и дело нужно передавать в компетентные органы, Бессмертный Кощей поспешил ретироваться из дворца.

Остался Царь один. Стал он думу думать, и понял, что раз Смерть сама Ивана от себя избавила, то и от бессмертия ивашкиного тоже средство найдет.

"Раз есть вода живая, то должна быть и мертвая вода, – подумал Царь. – Нужно мертвой воды у Смерти заполучить, и с Иваном-Дураком разделаться. А если воды побольше взять, то остатки можно будет соседним государствам в ручеек накапать."

От мысли этой у Царя даже на сердце потеплело.

Одна только проблема: кого к Смерти посылать? На советчиков своих Царь больше уже не надеялся, так как доказали они уже свою трусость во всем, кроме воровства и карьеризма. Иванушку, после того, как Царь его казнил несколько сот раз, даже посылать было как-то неудобно. Тем более, что хоть и Дурак он, но ведь не на столько! И понял Царь, что придется самому идти.

Идти так идти! Только сделал он несколько шагов, а Смерть уже сама, тут как тут, в двери входит. Обрадовался ей Царь до невозможности. Стал дорогой гостьей называть, да на самые почетные места усаживать. Смерть даже заулыбалась от удовольствия. За радушный прием благодарила и кланялась. Не было еще никогда, чтобы ее приходу так радовались.

Стал Царь у нее мертвой воды просить, ссылаясь на крайнюю государственную необходимость.

Удивилась Смерть, не понимая, чем Царя коса ее не устраивает.

– Это же предмет надежный, тысячелетиями проверенный, – изумлялась Смерть. – Ты милок, не бойся. Это ведь только вж-ж-жик – и готово!

Когда Царь косу Смерти у себя над головой увидел, то понял, что визит ее явно выходит за рамки дипломатического этикета. Тут он все сразу вывалил и про Ивана дурака, и про живую воду, и про мертвую, и про ручеек.

Еще сильнее удивилась Смерть:

– Не давала я Ивану никакой живой воды! Я ему просто три литра спирита отлила, а живой воды никакой в природе не бывает!

– А почему же живет он все и не умирает?! – взмолился Царь, окончательно сбитый с толку.

– Не живой водой он жив, а своими делами. Вы-то все умные. Все норовите украсть да позлодейничать. А Иван ведь, Дурак! Он за землю родную живота не щадит, и в этом его бессмертие!

– Делами, говоришь? Дай мне воды мертвой! Я ее в моря, в океаны выплесну! Таких дел наделаю, что во век не переделают!

– Мертвой воды тоже не бывает. Дела бывают мертвые.

Стал было тогда Царь озираться, и даже царедворцев своих крикнул, чтобы совершить царской волей что-нибудь невероятное. Какое-нибудь такое дело сделать, чтобы все на век уделать.

Но не успел. Быстра и крепка рука Смерти. Один раз взмахнула она своей косой, и умер Царь. Даже имени его теперь никто не помнит.

А Иван-Дурак все живет, и то там, то тут появляется, совершая дела Бессмертные.

21 ноября 1999 года

 

ЗВЕРИ В ЯМЕ

Ну, что, скоты? – заревел медведь. – Завели нас всех в яму?!

– Ты же нас сам и вел! – огрызнулся волк.

– Нет, нет. Наш любимый Топтыгин здесь не причем, – заюлила лиса. – Это хорек всех завел. Он говорил, что дорогу знает.

– Хорька мы уже съели, и нечего об этом говорить, – заметил волк. – Хорек за Топтыгиным шел, вот и пришли.

– Не за Топтыгиным, а по тропинке барсука, – возразила лиса. – Барсук вытоптал целую яму, вот мы в нее и провалились.

– Так ведь медведь-то барсука растоптал, чтоб тот под ногами не крутился и не мешал движению. Потом Хорька вытащил вперед за шкирку, и сказал: "Веди, морда!" Вот он нас и завел, – прорычал серый.

– Эй, ты, песья оппозиция! – гаркнул на него медведь. – В одной яме сидим! Нечего тут гавкать, а то хребет сломаю.

– А кто яму-то выкопал? – поинтересовался заяц.

– Разве это теперь важно, – отвечал суровым басом Топтыгин. – Кто выкопал яму – не известно. Кто завел – того уже съели. Теперь важно, как из ямы выбираться.

– Подкоп нужно сделать! – предложила лиса. – Я в курятниках всегда к такому способу прибегаю. Нарою, нарою… Потом схвачу птицу пожирнее, и бежать.

– Да?! – возмутился медведь. – Что-то я не помню, чтобы ты со мной курятинкой делилась. Может тебе, рыжая, морду за это набить?

– За что?! – захныкала лиса.

– За нецелевое использование мясных средств! Вот за что!

– Ох, Топтыженька! Это ж когда было-то? Да и то собаки курочку отобрали, а я сама насилу живой ушла. Да и, к тому же, кто ж без меня подкоп делать будет?

– Подкоп и с набитой мордой делать можно.

– Ой, нет, Мишенька. У меня организмы такие нежные, а удар у тебя такой могучий. Дай я уж сперва подкоп сделаю.

– Ну, рой, стерва рыжая, рой.

– Уж я нарою! – пообещала лиса, и яростно принялась за работу.

Он подняла и расфуфырила хвост, и уткнувшись мордой в землю, отчаянно выгребала почву из под себя. Комки глинозема летели прямо медведю в морду. Он терпел, проявляя мужество и героизм, лишь изредка отплевываясь и обзывая лису последними словами.

Первым не выдержал заяц и завопил: Прекрати, рыжая! Совсем меня урыла! Всю землю на меня вывалила, одни уши торчат!

Увидели звери, что косой в самом деле землей завален, бросились к зайцу и стали тащить его за уши. Вытащили и осмотрелись. – Все землей перепачканы, у лисы вся морда в песке, а яма только, вроде как, глубже стала.

– Какие будут предложения, животные? – грозно спросил медведь, и заехал лисе по морде.

– Жрать нечего, – прорычал волк. – Уже поди три дня ничего не ели. Жрать давай, Топтыгин! Ты у нас главный!

Медведь важно насупился и задумчиво принялся сосать лапу. Через десять минут глубоких раздумий он пришел к заключению, что жрать, в самом деле, хочется.

– Так! – решительно произнес Топтыгин, выходя из задумчивости. – Я принял важное стратегическое решение. С сегодняшнего дня каждому зверю должно быть обеспечено достойное питание. Приказываю выдавать каждому завтрак, обед и ужин ежедневно!

– Ура! – закричала лиса.

– Ура-то может быть и ура, – заметил волк, – только где ты, Топтыгин, еду собираешься брать?

– Что значит "еду брать"? – возмутился медведь. – Я тут главный! Я сказал – выдавать каждому трехразовое питание, значит должно быть сделано! А где вы брать все это будете – меня это уже не касается. Ваша задача – выполнять принятые решения!

– А может зайца съедим? – предложила лиса.

– Меня есть нельзя! – возмутился заяц. – И так нас, зайцев, в лесу больше почти не осталось! Я, можно сказать, последний производитель!

– Не дам производителя жрать! – закричал волк. – Я зайцев, знаешь, как люблю! Никакой лисе пасть свою на зайца разевать не позволю!

– А чего это вас, зайцев, не стало? – сочувственно поинтересовался медведь.

– Так ведь это все план по шерсти и мясу нас доканал, – захныкал косой. – Когда с нас, зайцев, требовали сдать по туше на особь, мы еще кое-как держались. Но когда с каждого было решено брать по две шкуры, тут мы и изошли на нет. А еще морковка совершенно не растет…

– Не сажали, наверно, вот и не растет, – нравоучительным тоном заметил Топтыгин. – Сажать надо было.

– Так уж сколько пересажали… – захныкал заяц.

– Да, что верно то верно, – заметила лиса, косясь на волка. – И сажали, и высшую меру применяли, а морковка все равно не растет.

– Ты на меня зенки-то свои бесстыжие не вылупай! – огрызнулся волк на лису – Истреблял я больные особи, разносящие заразу по лесу. Что было, то было. Но то ведь так было нужно для всеобщего оздоровления леса!

– Да, ты уж, волк, постарался. Помню я как ты это делал. Ставил перед собой зайца, и говорил: "докажи, что не больной!" Зайчишка, бедный, клялся и божился, а ты знай свое твердишь: "Зараза! Вынесем всеобщее порицание!" Вороны, в надежде на свой кусок, тебя со всех ветвей поддерживали. Только ты обычно сам зайца сжирал, а им лишь косточки обклевать оставалась.

– Что ты, наглая твоя рыжая морда, плетешь?!! – возмутился до кончиков шерсти волк. – Неужто забыла, почему воронам косточки одни оставались?! Ты ж сама за мной и доедала, морда твоя жульничая! А теперь вроде как "не при чем"!

– Что доедала, то доедала. Время было такое.

– У самой морда в крови! – рычал волк.

– Не правда! Я хорошо вылизывалась.

– А ну, хватит! – рявкнул Топтыгин. – Надоело мне ваши вредительские разговоры слушать.

– А ты, Топтыгин, тоже не без греха, – тявкнула лисица. – Ты сам тогда лося заломал, а потом ревел, что всем рога посшибаешь и изведешь в лесу заразу.

– Братцы хищники! – взмолился заяц – Хватит уже! Давайте, наконец, из ямы вылезать!

– Не хищник я. Это всем известно, – пробасил Топтыгин. – Ты, заяц, не слушай, что эти собаки тявкают. А предложение твое хорошее. Мудрое, я бы сказал, предложение! А ну, псы, заткнитесь! – рявкнул он на лису с волком. – Выношу постановление. Всем немедленно вылезти из ямы!

– Ты что, медведь? Совсем офанарел? – возмутился волк. – Слышь, лиса. Медведь совсем из ума выжил. Давай его съедим.

– Нет, волк, ты подожди, – завиляла хвостом лиса. – Медведь-то все таки пока посильнее тебя будет, – и, подползая ближе к Топтыгину, протявкала – Не лучше ли нам, медведь, волка съесть?

– Подождите, братцы душегубы! – воскликнул заяц. – Если мы сейчас друг дружку съедим, то нам никогда из ямы не выбраться!

– Какие будут предложения, косой? – спросила лиса.

– Такое предложение: волк залезет на медведя, лиса на волка, а я на лису, да так и выпрыгну из ямы. Потом позову лося, он всех и вытащит.

– Ты что, косой, такое предлагаешь? Медведь же лосю рога посшибал! – возмутилась лиса.

– Нет, косой прав, – заметил медведь. – Сейчас не до личных амбиций. Хотя лось нам безрогий этот не нужен. Просто нужно распределиться в порядке старшинства. Самый старший должен быть сверху. Ты, заяц, встанешь вниз. Волк на тебя. На него лиса. А я уже сверху. Вот выберусь из ямы, и вас всех вытащу.

– Ты что, Топтыгин! – возмутилась лиса. – Ты же мне так хребет сломаешь!

– Одной лисой будет меньше, – философски ответил медведь.

– Не, так дело не пойдет! – запаниковала лиса. – Ты о зайце-то, о производителе, подумал?!

– Э, вон! О производителе вспомнила, рыжая морда! – яростно закричал волк. – Поздно! Теперь я у зайца на шее сидеть буду! Медведь сказал!

– Нет, нет и нет! – заверещал заяц. – Лучше ешьте меня на месте, а на такой расклад я не согласен!

– Что же делать-то? – задумчиво спросил медведь. – Может на помощь кого позвать?

– Может и позвать…- согласилась лиса.

– Так! – решительно произнес Топтыгин. – Сейчас начинаем орать хором: "Помогите! Гибнем!" Глядишь, нас и вытащат. Ну, давайте, хором. Раз, два, три… "По-мо-ги -те!!!!"

Дружный зверский рев раздался из ямы, прокатываясь эхом среди лесных деревьев. Кричать долго не пришлось, и вскоре над ямой показались два охотника.

– О! – обрадовался Топтыгин. – Вот и подмога подоспела!

– О! – обрадовались охотники. – Вот и добыча попалась!

Сверху над ямой раздались, один за другим, два оглушительных выстрела, и волк с медведем упали мордами в землю.

– Смерть тиранам! – завопила лиса, и хотела крикнуть еще что-то, но была грубо прервана дружным оружейным залпом.

Заяц почувствовал, что его поднимают из ямы за уши.

"Слава богу! – думал косой. – Наконец-то нашелся кто-то, проявляющий заботу о производителе… Избавили меня от хищников. Из ямы вытащили. Зайчиху найду. Буду плодиться и размножаться…"

– Ты что зайца-то не застрелил? – послышался удивленный голос над ямой.

– Да что на него патрон тратить, – ответил охотник. – Я его сейчас прикладом…

11 октября 1998

 

ИЗОБРЕТАТЕЛЬ

В тот вечер я ждал Александра. Александр – "богатенький Буратино", а мне сейчас больше всего на свете нужны деньги. Просто очень нужны!!! Не для себя. Для дела!!! А может и для себя. Я уже окончательно запутался.

Ну, вот. Звонок в дверь. Вваливается Александр, толстый до невероятности мужик сорока двух лет, с трудом проходящий в мои двери. Пот катится с него градом. Он матерится на проклятую погоду и на козлов, ставивших в его офисе кондиционеры.

Минут двадцать рассказывает мне о том, как кондиционеры начали подавать только горячий воздух, и как он долго наезжал по телефону на менеджера кондиционерщиков, и как все эти кондиционеры переналаживали. Но меня все это совершенно не интересовало.

Я лишь кивал головой, выжидая удобную паузу, чтобы ввернуть нужное мне слово. Но Алекс, как он сам себя любил называть, не хотел мне предоставить такую возможность. Он счел, что его рассказ про технические закидоны в офисе будет для меня интереснее всего на свете, и уже переключился на обливание грязью своего интернетовского провайдера, затем обругал свой свежекупленный си-ди-райтер, и, желая чтобы я присоединился к его возмущению, закричал:

– Ну, как тебе это нравится?!!

Я понял, что второй такой случай высказаться может больше не представиться, и решил сразу взять быка за рога. Тем более, говорят, что Алексу жена эти рога навешивала исключительно регулярно.

Я философски заметил, что техника – штука тонкая, и тут же добавил, что я изобрел машину времени.

– Брось заливать! – отмахнулся Алекс, – Меня на такие шутки не купишь. Давно уже доказано, что машина времени не возможна в принципе.

– А у меня получилось, – спокойно парировал я.

– Так ты что, именно с этим фуфлом и возился последний год?! – возмутился он, когда понял, что я не шучу.

– Угу. С ним. Поиздержался, понимаешь…, – промолвил я задумчиво, пытаясь подъехать к основному вопросу.

Но… видимо, деньги меня любят меньше, чем я их. Вернее, я их люблю безумно, а они меня – совсем нет. Такая, вот, безответная любовь, понимаете ли, граждане. Дело в том, что в тот самый, психологически важный момент, в дверь раздался звонок. Я рванул в коридор и прильнул к глазку. Увиденное заставило меня сползти на пол. Так, ползком по полу, я и пробрался обратно в комнату.

– Ты чего?! Совсем охренел?! – изумился Алекс.

– Т-с-сс! – зашипел я на него, – Ради бога, тихо!

– За дверью тем временем неистовые звонки переросли в безумные удары ногой в дверь.

– Ты чего? От ментов скрываешься, что ли? – не понял мой ошарашенный гость.

– Это не менты. Это – соседка, – с неприкрытым ужасом в голосе ответил я.

– Соседка?!

– Угу. Понимаешь, я тут позавчера закончил сборку машины времени. А вчера соседка подсунула мне своего кота. Он у нее, видите ли, нервный, и один дома оставаться боится. Покормить его надо, и туда-сюда. Может она, конечно, и не за этим приходила. Но мне-то было не до нее. Тем более, я был абсолютно трезвый, а с ней можно только если при полном помрачении зрения и рассудка. Ну, вот. Я собственно не об этом. Короче, всучила она мне своего кота. А мне машину как раз испытать нужно было. Ну, я и отправил кошару во вчерашний день. По сегодняшнему, значит, в позавчерашний. Так теперь она мне истерики устраивает. Двери ломает. Кричит: "Отдай кота, паразит!". Я ей так резонно объясняю, что кота я ее отправил в позавчера. "У тебя, – спрашиваю, – позавчера был кот?" " Был", – говорит. "Так чего же ты претензии выставляешь?" А она все свое талдычит, что кот позавчера у нее был, но вчера она его мне отдала, и с тех пор он, видите ли, пропал бесследно. Грозится дело на меня возбудить! Сумасбродка!

– А чего же во вчерашний день? – с недоверчивой иронией спросил Алекс. – Почему не к Ивану Грозному, как в фильме?!

– Это только в книжках да в кино к Ивану Грозному отправляют. А в реальности – все иначе. Невозможно переместиться в тот момент времени, где еще не существует машина времени.

– Не понял, не понял… – попытался перебит меня Алекс.

– Да, все очень просто. Если машину я сделал позавчера, то и вернуться я могу только не дальше чем в позавчера. Мне иначе будет выйти неоткуда.

– Ну, выти-то всегда есть откуда. Из какого места все мы на этот свет выходим?! Выходим из одного неприличного места с перспективой оказаться в другом.

– Вот, вот. Именно о перемещениях из одного временного пространство в другое я и говорю!

– Фуфло твоя машина. На хрена она нужна такая, если к Ивану Грозному нельзя слетать?!

– Тебе чего, башка твоя надоела?! Он же всех на кол сажал!

– А башка-то тут при чем? Когда на кол, совсем в другое место…

– Ладно. Речь не об этом, – пытаясь удержать Алекса от скатывания в пошлости, спешно заявил я, – Давай лучше выпьем.

Алексу два раза предлагать было не надо. Именно за этим он и пришел. После того, как было разлито по стаканам, разговор вошел в более спокойное русло.

– Понимаешь, Алекс, – попытался мягко внушить я своему собеседнику, – у этого аппарата грандиозные перспективы. Все, что случится в будущем, может быть подвергнуто исправлению, так как уже есть машина. Я не говорю уже о коммерческих перспективах. Зная, как, скажем, повел себя фондовый рынок, всегда можно вернуться обратно и сыграть с выгодой для себя.

Я знал, что задел у Алекса самую живую струну. Он играл на бирже, причем всегда с плачевными последствиями. То, что, благодаря этой игре, разорения ему в конечном итоге не миновать, понимали все, кроме него самого. Он же надеялся стать мультимиллионером.

При словах "фондовый рынок" собеседник мой задергался и чуть не подавился водкой.

– Так, так, – закивал он головой. Теоретически, это вещь, конечно, хорошая. Но вот практически…

– А практически – мне сейчас нужны деньги. Будущую же прибыль я тебе обеспечу.

– Так. Я чего-то не понял, – опять впал в недоверие Александр, – на хрена тебе деньги, если с такой машиной у тебя и так перспективы стать миллионером?

– То-то и оно, что не понял. Поизносился я на эту машину. Бабки в долг пришлось занять. Банк, по совершенно непонятным причинам, мне ссуду не дал.

Алекс на это язвительно ухмыльнулся.

– Пришлось занять у мужика одного. Алик зовут.

– Это какой Алик? Не Али Муххамед, случайно?

– Он самый.

– Ты чего, охренел?! Это же бандит самый натуральный! Если ты от соседки по полу ползаешь, то от него будешь ползать по потолку, если бабки не отдашь!

– Вот, то-то и оно, что срок пришел отдавать, а бабок нет. Дай мне тысяч пятнадцать!

– Чего "пятнадцать"?

– Долларов, естественно.

– Ты чего, совсем с мзды рухнул?! Пятнадцать тысяч под фуфловую машину?!

– Я же говорю. Заработаем.

– Вот, и зарабатывай себе на здоровье!

– Так Алик завтра за деньгами придет! А случай заработать к тому времени может еще и не представиться!

– На хрена ты вообще с этим Аликом связался?!

– А если бы я к тебе пришел и попросил пятнадцать штук на машину времени, ты бы мне дал?

– Нет, конечно.

– Вот. И банк не дал.

– Они хоть психиатрическую не вызвали?

– Охрану вызвали. Вытолкали меня, и велели больше возле банка не появляться.

– Лох ты.

– Сам знаю, что лох. Но ведь вы, деловые, копейки не дадите, пока своими глазами не убедитесь, что машина работает.

– А она у тебя работает?

– Да говорю же, работает.

– Чем докажешь?

– Кота мне какого-нибудь сможешь поймать?

– Что?! Еще одного кота?! Может тебе крысу лучше поймать?!

– Да, ты прав. От кота толку мало. Нужно на себе доказать.

– Ты че, самоубийца, что-ли, в натуре?! – ошалело поглядел на меня Алекс.

– Мне терять не чего. Все равно Али Мухамед завтра придет.

– Слушай ты, камикадзе, – сказал Алекс, вливая в себя стакан, – если вернешься во вчерашний день, сможешь честно заработать свои пятнадцать штук. Я вчера неудачно на бирже поставил, и тридцать штук сегодня потерял. Ты отговори меня ставить. Сэкономишь мне тридцать штук. Половину – тебе. Идет?

– Идет, – ответил я, и, приняв сто грамм для храбрости, полез в шкаф.

– Эй! Чумной! – закричал мне Алекс, – Ты чего в шкаф полез?!

– У меня в него машина заделана. Что, думаешь, я буду ее так на проходе держать, для каждого любопытного?!

– Давай, давай! – издевательски подбодрил меня приятель.

Проснулся я в шкафу. Выйдя в комнату, я увидел, что солнечные лучи уже назойливо пробиваются сквозь занавески. Был одиннадцатый час утра. Прошлым вечером я допоздна возился с машиной. Наладил ее. Хотя нет. Минутку. Прошлым вечером мы пили с Алексом. Неужели машина не сработала и я просто заснул в шкафу? Нет. Не могло этого быть. Не пил я столько.

Не знаю, как долго я слонялся по квартире. Готовил завтрак. Мылся. Ну, в общем, ничего не делал, соображая, что же когда конкретно было и в каком дне недели я собственно нахожусь. И вообще, завтра это или вчера. Со мной это часто случается. Если меня остановить на улице и спросить: "Молодой человек, какое сегодня число?", ни за что не отвечу. Хоть ты мне пистолетом грози, хоть что. Можно было, конечно, позвонить кому-нибудь и спросить, но тогда подумают, что опять надрался. Можно еще позвонить по какому-нибудь чужому номеру наугад. Но, скорее всего, пошлют куда подальше. Есть, конечно, еще телефонная служба точного времени. Но там почему-то не говорят, какое сегодня число. Даже какой год, и то не говорят. Представляете, если бы они это сообщали, насколько могла бы быть полезна подробная информация в случае более широкого диапазона действия моей машины времени?! Так, набираешь себе спокойно телефонный номер, а там тебе говорят: "До Полтавской битвы осталось три часа сорок пять минут". Удобно!

Рассуждая подобным образом и проклиная всеобщую несообразительность я слонялся по квартире, когда раздался звонок.

Будучи занят своими мыслями, я открыл чисто машинально. В дверях стояла соседка. В руках у нее был кот. Она мне уже начала говорить о том, как кот у нее боится оставаться один дома, и что его нужно покормить, когда я, помня ее недавние выходки с ударами ногой по моей двери, нескромно перебил ее, спросив, когда же этот четвероногий любимец успел найтись. Соседка жутко удивилась, и заявила, что кот у нее никуда не терялся.

– Ну, подожди же у меня! – злобно подумал я. – Он у тебя так потеряется, что все городские собаки его не отыщут!

С такими мстительными мыслями в голове, я взял кота и выпроводил соседку. Нужно ли говорить о том, что кот был тут же засунут в шкаф и выслан во вчерашний день?! После этого я начал судорожно собираться, чтобы успеть в офис к Александру, прежде чем он потратит свои тридцать тысяч.

Я успел как нельзя вовремя. Алекс как раз собирался произвести свою безумную финансовую операцию.

– Не делай этого, Алекс! – вскричал я, – Не делай! Тридцать штук потеряешь!

– Ты-то от куда знаешь?! – недовольно огрызнулся тот, – Что ты вообще в этих делах смыслишь?!

– Смыслю!

– Вот ты со своей мыслью и оставайся!

– Так, Алекс! Ты что, не помнишь?! Ты сам меня просил тебя остановить!

– Когда это я тебя просил?!

– Завтра вечером!

– Ты что, пьян?!

– Остановись Алекс, Христом Богом прошу! Я ведь все знаю. И что кондиционер у тебя горячий воздух выдает, и провайдер у тебя поганый, и си-ди-райтер не пишет!

– Хватит гнать-то! У меня в офисе все на высшем уровне. А кондиционер мне вообще только завтра ставят. Нет у меня никакого кондиционера!

– А си-ди райтер? – с надеждой спросил я.

– Нету у меня си-ди-райтера.

– А провадер поганый? -уже цепляясь за последнюю соломинку, пристал я к Александру.

– Слушай, отстань! Я провайдера еще только выбираю.

– Которого выберешь, тот и будет поганым, – уверенно заявил я.

– Отстань, в натуре. Давай завтра поговорим. Посидим спокойно. У меня сейчас дел невпроворот. Опять же, провайдера нужно выбрать, си-ди-райтер купить, кондиционеры поставить. И курс на бирже может стать менее выгодным, так что иди, дорогой, иди!

– Слушай, Алекс, давай с тобой пари на пятнадцать тысяч долларов заключим. Если ты к завтрашнему дню на этой твоей сделке тридцать штук потеряешь, то ты мне пятнадцать заплатишь.

– А если выиграю?

– Я тебе заплачу.

– Где же ты их возьмешь-то? Ты сначала покажи мне, что есть у тебя такие деньги, а потом уже и пари заключай! Иди отсюда, иди!

– Ну, ладно, – промолвил я угрожающе-пророческим голосом, – как только тридцать штук потеряешь, кондиционеры с горячим воздухом установишь, си-ди-райтер неисправный купишь, так сразу беги ко мне. Помогу. Но тебе это будет стоить пятнадцать штук.

– Я за пятнадцать штук сам кому хочешь помогу. Иди, дружище, иди!

Я ушел разозленный тупостью своего приятеля. Весь остаток дня и следующий день я провел в нетерпеливом ожидании.

Соседка доставала меня со своим котом, но я просто не открывал дверь. Раз пять я пытался звонить Алексу, но его не было на месте. Ближе к вечеру, к тому самому, когда мы с ним встретились в первый раз, он позвонил сам, и сказал, что нам нужно поговорить. Еще бы! Еще как было нужно!

Алекс ввалился в двери, обливаясь потом и кроя матюгами тех козлов, которые установили у него кондиционеры. Потом он крыл матюгами провайдера и си-ди-ратер. Ну, в общем, все как положено.

– Пятнадцать штук принес? – вставил я решительно и без прелюдий.

– Какие пятнадцать штук?! Я на мели! Тридцать штук сегодня потерял! Остальное в бизнесе.

– А я тебя предупреждал.

– Как ты знал-то, я не понял?! – спросил Алекс настолько возмущенно, как будто это я все подстроил.

В этот момент раздались истерические звонки в дверь, переходящие в мощные удары ногой.

– Соседка за котом пришла, – спокойно пояснил я не двигаясь с места.

– Соседка? За котом?!!

– Да.

И тут я рассказал все и про кота, и про соседку, и про машину времени, и про наш разговор. Алекс был настолько обескуражен, что в ходе моего рассказа выпил бутылку водки. Однако присущего ему скептицизма он не потерял и требовал доказательств.

– Больше во вчерашний день не полезу ради твоего любопытства, – решительно заявил я. – Даже один раз пытаясь убедить тебя не совершать роковые ошибки, я чуть не потерял веру в умственные способности человечества.

– Да. Ты прав. На твои умственные способности надеться больше нельзя, – согласился Алекс.

– Я не себя имел ввиду.

– А кого?

– Соседку, – съязвил я.

– Да уж. Редкостная дура оказалась. Говорят же ей: кот отправлен во вчера, а она все ходит и ищет вчерашний день. Непроходимая тупость! Знаешь что, изобретатель. Мы сделаем лучше. Ты меня отправишь во вчерашний день. Я откажусь от биржевой операции, сэкономлю тридцать штук, и половину отдам тебе. Идет?

– Идет, – поспешно согласился я, пытаясь воспользоваться минутной смелостью Алекса, которая у него обычно возрастала прямо пропорционально количеству выпитого, в конечном итоге плавно переходя в глубокий беспробудный сон.

Боясь упустить момент пока Алекс уже смелый но еще не спит, я быстро запихнул его в шкаф и отправил во вчерашний день.

Алекс исчез также бесследно как и кот. И тут до меня дошло, что завтра, помимо соседки, мне будут стучать в двери уже те, кто разыскивает Алекса. А самое противное, что завтра же мне в двери будет стучать Али Муххамед, а с ним мне встречаться совсем не хочется. Это наверно потому, что я так и не собрал эти проклятые пятнадцать тысяч! Надо же!

Изобретение, сулящее многие миллиарды и безграничные перспективы, если не для всего человечества, то хотя бы для меня, стоит под угрозой из-за такой пустяковой суммы! Может у соседки попросить? Хотя, впрочем, у нее зарплата двадцать долларов в месяц, и ту она уже не помнит, когда последний раз видела. А из-за кота она меня может убить. Вот ведь Алик расстроится, узнав что его лишили такого удовольствия! Делать нечего. Нужно отправляться вслед за Александром во вчерашний день и выбить у него эти проклятые пятнадцать тысяч.

Проснулся я в шкафу. Те же самые обнаглевшие лучи солнца лезли сквозь занавески. Теперь я уже не сомневался в каком дне недели нахожусь, хотя число, опять таки, вспомнить не мог. Решив не дожидаться соседки с ее мерзким котом, наспех умывшись и позавтракав, я рванул к двери чтобы успеть в офис к Александру и получить свои пятнадцать кусков.

Открыв дверь, я увидел на пороге соседку с котом в руках. Все мои попытки отвязаться от нее и навязываемого мне кота не увенчались успехом. Послать ее без витиеватости на три буквы мне не позволило воспитание, и иные доводы были просто бессильны. Ох уж это воспитание! От него одни неудобства. Я приводил соседке всяческую аргументацию вплоть до того, что я ненавижу животных и у меня жуткая аллергия на котов. Я говорил, что кормить животное мне будет некогда, так как я уже сейчас убегаю, и потому кот останется один, чего он так боится. Но соседка не унималась и чуть ли не ложилась в дверях. В самом деле, чего ей реально-то было надо? Но на выяснение этого у меня просто не было времени. Потом, я опять был трезвый. Тут в мозгу ясно кристаллизовалась мысль, что единственный способ успеть в офис, это взять в квартиру треклятое животное, иначе словесные препирания могут продлиться до вечера. Оставлять психованного кота одного в доме мне не хотелось, так как он мог нагадить в тапки или выкинуть еще какую-нибудь пакость покруче. Потому я его отправил в предыдущий день, как делал уже дважды до этого.

По дороге в офис мне пришла в голову странная мысль: "А почему, собственно, Александр не проснулся со мной в одном шкафу?" Не найдя никакого логического ответа, я подумал, что время просто не терпит подобных извращений, тем более что вдвоем с Александром в шкаф не поместился бы даже кот.

В офисе у Алекса все было как и в прошлый раз. Он вновь собирался совершить свою разорительную биржевую операцию.

Нет, я конечно видел в жизни дураков, но чтобы человек три раза подряд совершал одну и ту же глупость, он должен быть круглым идиотом.

Так я Александру и сказал.

– Алекс! Видел я дураков, но чтобы таких как ты… Никогда!

– И тебе доброе утро, – ответил Алекс, намекая, что это хамство с моей стороны и мне нужно просто почаще смотреть в зеркало.

– Ты что же, ничего не помнишь?! – возмутился я.

– Что именно?

– Ты мне пятнадцать тысяч долларов должен!

– А почему не пятнадцать миллионов? Там коньяк в баре стоит. Возьми, опохмелись.

– Как же?! – недоумевал я. – А как же кондиционеры, провайдер, биржа? Ты что, не помнишь ничего?

– Ты что, дружище, в секретарши ко мне нанимаешься? Я все сделаю, если мешать не будешь. Сейчас с биржей закончу, обзвоню провайдеров. А о кондиционерах я уже договорился.

– Ты что, собираешься играть на бирже? А как же наш разговор?!

– Какой разговор?

– Завтра вечером!

– Ну, хорошо. Завтра вечером подгребу. А сейчас, ступай старик. У меня дел невпроворот.

Я понял, что все повторяется. Что все так как есть. То есть не так, как должно быть.

Я дождался того самого вечера. Мы снова выпивали с Александром. Потом еще не знаю сколько раз я отправлялся во вчерашний день. Отправлялся туда один. Отправлялся туда вслед за Александром, но ничего не смог поделать. Каждый раз кот оказывался во вчерашнем дне, а деньги мне так достать и не удалось. Даже не знаю что теперь и делать. А ведь завтра придет Алик. Короче, народ! Помогите материально! Возьму любыми купюрами. В будущем сочтемся.

10 июня 1999

 

ГРОБОВОЙ УЖАС

Не повезло мне, однако. В тот день я, как назло, был дома. И вдруг звонок в дверь. Открываю. Стоит сосед мой, Мишка, бледный весь, как полотно. Дрожь легкая по нему проходит и глаза как стеклянные и немного невменяемые.

– Случилось что-нибудь? – Спрашиваю я.

– Теща померла. – Говорит.

Я и не думал, что он так тещу свою любил. На мужике просто лица не было. Я стал ему выражать соболезнования и выяснил, что горе заключалось в том, что тещу хоронить не на что.

Мишка мне не просто сосед. Пять лет мы с ним вместе на одном заводе проработали, а потом я в кооператив ушел, а Мишка дальше остался лямку тянуть. Дотянул до того, что завод закрыли и Мишка остался на мели.

Другу и соседу помочь дело святое. Что я, не человек что ли? В беде надо друг друга выручать.

– Дай денег на гроб! – попросил Мишка.

– Где же я тебе столько денег возьму! – Ответил я и подумал, что Мишке деньги в руки лучше не давать потому что он их уже давно не видел и оприходует их не по назначению. Уж если помогать человеку, то до конца!

– Денег на гроб у меня нет, – ответил я, – но на прокат я тебе гроб возьму, не беспокойся. Мы же ведь все таки друзья! А ты иди, – говорю, – валерианочки прими. На тебе просто лица нет. Я все сделаю.

И движимый этим благородным порывом я, отправив Мишку домой, сам пошел в контору по аренде гробов.

До чего все же дошел прогресс! Ведь раньше можно было взять на прокат только какую-нибудь там надувную лодку или велосипед, но никому не приходило в голову, что можно давать на прокат гробы. Это ведь так удобно! Да и притом, это же ведь значительная экономия не только денег для родственников усопшего, но и дерева для государства! Ведь раньше дерево преступно могло сгнить вместе с покойником. А теперь, вывалили покойничка в яму, а гроб следующему, по эстафете! Очень правильно!

Так думал я подходя к конторе.

В конторе за столом меня встретил молодой человек совсем не траурного, а скорее цветущего вида. Я объяснил ему, что мне нужен гроб на прокат на три дня.

– Для кого гроб? – поинтересовался он.

– Я же сказал, что мне. – Ответил я, удивляясь его непонятливости.

– Простите, – ответил он, – но ведь Вы же еще живой!

– А что, вы гробы выдаете только покойникам? – Съехидствовал я. – Как Вы себе это представляете: приходит к Вам покойник, предъявляет вам свидетельство о своей смерти, затем Вы щупаете у него пульс и только убедившись в том, что он труп отпускаете ему гроб?

– Нет, – ответил молодой человек, – я просто имел в виду, что все равно должен быть покойник.

– Не волнуйтесь, – ответил ему я, – покойник будет. Теща.

Тут он посмотрел на меня каким-то странным взглядом и я поспешил пояснить, что это теща моего соседа.

– А что, у Вас с ним уже есть договоренность? – Спросил гробовщик.

– Есть. – Подтвердил я.

– Так может быть вам нужна какая-нибудь помощь? – Поинтересовался парень.

– Да нет, – говорю, – спасибо. Она уже померла.

– Ну, я не в этом плане! – Начал оправдываться молодой человек. – Я в плане транспорта, организации похорон…

– Нет. – Говорю – Спасибо. Не надо. Мне бы гробик на прокат.

Ну, в конце концов, после получения денежного залога, проверки моей прописки и прочей невероятной канители, мне выдали гроб, причем изъявив желание присутствовать на похоронах дабы помочь вывалить из гроба покойницу до ее захоронения, чтобы мы, не дай бог, не запамятовали. Я заверил, что с удовольствием готов на погребальную процессию с главным участием в ней этого услужливого молодого человека, ибо, конечно, будучи человеком честным, я вижу лишь его лично похороненным в этом, принадлежащим ему по праву, гробу.

Короче, пройдя невероятные мытарства, я притащил гроб домой. Ко мне тут же прибежал Мишка и я ожидал услышать от него слова искренней благодарности, но вместо этого он мне выпалил, что его теща, стерва, жива. С ней в палате, оказывается, лежала бабка с такой же фамилией Иванова и тоже Мария Федоровна. Она и скончалась, и Мишкиной жене так и передали в ответ на ее запрос о самочувствии Марии Федоровны Ивановой.

Тут Мишка ошалело посмотрел на гроб.

– Блин! А с гробом то что делать? Слушай, попытайся его сдать обратно, может быть деньги отдадут.

Я ринулся обратно в контору где сказал, что хочу сдать гроб и получить обратно деньги, поскольку покойница не умерла.

Молодой человек из гробовой конторы посмотрел на меня долгим выразительным взглядом, в котором читалось то, что я зря отказался от его помощи и что если я буду поднимать вопрос о деньгах, то эта помощь будет оказана немедленно, причем мне лично.

На словах же он сказал, что деньги обратно не возвращаются и вся плата за три дня удерживается в полном объеме. То же, что соседская теща не померла, это целиком моя проблема и возвращать деньги в подобных случаях контора считает неуместным.

– В таком случае, – сказал я, – я не вижу смысла возвращать вам гроб до истечения срока проката.

– Это Ваше право. – Ответил молодой человек. – Гроб вами оплачен на три дня и вы можете использовать его по своему усмотрению, но должны вернуть его в целости и сохранности по истечении оплаченного срока.

Я был в негодовании, но сделать ничего не мог. Я явился к Мишке и заявил, что гроб обратно не принимают, утверждая что в течении трех дней я могу хоронить в нем любых покойников, за что с меня и была взята плата.

– Не расстраивайся ты так. – Ответил Мишка. – Ведь у тебя тоже теща старенькая. Глядишь, может быть в течение трех дней гроб и пригодится.

Я ему ответил, что он может и по роже схлопотать, на что Мишка ответил, что жена на радостях может и оплатит прокат гроба из тещиных сбережений на похороны.

– Подожди, – сказал я, – ты же мне говорил что тещу хоронить не на что! А теперь оказывается у нее сбережения на похороны?!

– Так я же сказал, что у меня денег нет! – Стал умоляюще оправдываться Мишка. – А у тещи, оказывается, под половицей кубышка была припрятана, а она нам даже с женой ничего и не сказала, карга старая, хотя знала, что могла концы отдать! Уж когда ей жена всю историю рассказала, да о том как мы уже в долг назанимали на ее похороны, тут она, стерва, и призналась!

И Мишка стал меня уверять, что жена непременно отдаст деньги.

Мы пошли к Мишке. В квартире у него уже стояли похоронные венки и все говорило о том, что отсутствие покойника в данной обстановке является большим свинством.

Мишкина жена в самом деле отдала деньги за прокат, но это меня утешило лишь отчасти. Мне не давал покоя гроб. Сама мысль о том, что такой дорогущий в пользовании предмет простоит без дела повергала меня в уныние.

– А ведь прав Мишка! – Подумал я. – Деньжищи за прокат гроба, ведь это целое состояние! Ведь такие деньжищи и не всегда найдешь, когда надо. А теща у меня и правда старенькая. А тут гроб бесплатный стоит без дела. Ведь хоть что-то доброе я мог бы сделать для старушки!

И с этими мыслями я отправился к теще.

– Понимаете, мама, – сказал ей я, – тут такое дело. Вы женщина старая. Все может случится. А тут у меня тут как раз гробик для вас бесплатный имеется. Его прокат на три дня Мишка, сосед, оплатил. Вот бы Вам им воспользоваться! Когда такой случай еще представится! И веночки похоронные у Мишки пропадают!

Тут теща вся посерела аж, дыхание у нее перехватило, и я подумал, что она решила воспользоваться таким удобным случаем. Но не тут то было! Она вдруг выдохнула на меня такие проклятия, каких никак не возможно было ожидать от умирающей старушки. Не помню как я вырвался от нее живым.

Вернувшись обратно к своему гробу я почувствовал, что все пропало. Мои лучшие побуждения остались непонятыми и меня не хотели выручить в этой сложной ситуации. И я понял, что должен воспользоваться гробом сам.

На душе была горькая обида. Я пошел на кухню и написал, что не могу допустить разбазаривания добра и потому добровольно ухожу из жизни. Потом я залез в гроб и стал ждать смерти. Уже лежа в гробу мне подумалось, что может быть я поторопился и есть другие варианты, но я их тут же отмел как невыполнимые.

Можно было пойти к моргу и предложить гроб на прокат родственникам усопших, но я знаю, что среди них попадаются такие жулики, что мне было бы сложно проследить за тем, чтобы они не похоронили своего старого хрыча или хрычовку вместе с моим бесценным гробом, который я обязан вернуть.

Был еще, конечно, вариант пройти по квартирам спрашивая нет ли в доме покойника, но можно было наткнуться на страшное непонимание, когда на роль покойника назначили бы меня, и не было гарантии, что потом меня дотащили бы до моего гроба. Потому лечь в него самому было, конечно, надежнее.

Пролежал я так всего не более десяти минут когда хлопнула дверь и ворвалась жена. С криком: "что ты сказал моей маме, сволочь?!" – она ринулась на кухню, ожидая застать меня там. Но она застала там только мою записку. С прочитанной запиской в руке она нетвердым шагом вошла в комнату и увидела меня в гробу. Следующее что я услышал, были звуки падения. Причем звуки были такие жуткие, что я был уверен, что жена либо пробыла себе башку, либо проломила пол.

Я выпрыгнул из гроба и подошел к жене, не подававшей ни малейших признаков жизни. "Ну, вот! – Подумал я. – Значит гроб все таки не пропадет напрасно!"

И с этими мыслями я потащил жену к гробу. Я был уже на полпути когда она очнулась и вцепилась мне в волосы. Затем последовали мощные тумаки, которые никак нельзя было ожидать от покойницы, и слова о том, что я скотина и свинья и такое прочее. Я не осмелюсь дословно перечислить все эпитеты, которыми она меня наградила, но скажу, что рожа в результате этого разговора у меня была опухшей целую неделю.

На следующий день я сдал чертов гроб обратно в контору.

И когда я сдавал эту злополучную причину моих мучений, уже знакомый мне молодой человек вдруг изрек: "Прежде чем готовить кому-либо гроб, лично убедись в его смерти". Вот ведь. Философ хренов!

Вернувшись домой я узнал что теща Мишки уже выписана и вернулась из больницы. Она бегала по дому здоровая и полная сил. Моя теща тоже была полна жизни и помирать не собиралась. И я подумал, что тещи – это жутко зловредный и несговорчивый народ. От них все беды и разорение.

 

СВИДАНИЕ С АПОСТОЛОМ

Иду я как-то по улице, и вижу – сидит мужик на ящике и водку глушит. Посмотрел я на него с некоторой укоризной, а он заметил и говорит мне: – Что, не нравится, что я пью?!

– Да нет, говорю, пей на здоровье.

– А я и не пью вовсе, – отвечает мне он, – я тактику в жизнь воплощаю.

– Какую такую тактику? – удивился я.

Да вот, – говорит, – помер я тут недавно. Нет, на полном серьезе, помер. Принял я, это, перед сном пол литра, а ночью пришла ко мне Смерть с косой, схватила за руку и потащила. Я кричу ей: "постой, костяшка полоумная! Куда ты меня тащишь?!"

Не твоего ума дело! – отвечает. Притащила меня к каким-то воротам, а на воротах мужик стоит. Кто ты? – спросил я его. Петр – ответил мужик. Ну! – обрадовался я.

– Привет, Петька! А Василий Иванович-то где?

Заплакал он тут и говорит в ответ: Порубали беляки Василия Ивановича, живого места не оставили.

– Это ты брось, – говорю я, – утопили они его, а не порубали.

– Ну, уж, не знаю, – говорит Петр. – Да только пришел он весь окровавленный, на беляков жаловался, да так слезливо… Я его в ад и отправил, чтобы душу не травил. Я ведь, кстати, не тот Петька, что ты думаешь. Я – Апостол Петр.

– А чего же ты у ворот стоишь? – удивился я. – Что, часовых, что ли, нет? -

– Поставили, говорит, вот и стою.

– А давно? – спрашиваю

– Уж почти две тысячи лет

– Не хрена себе! – возмутился я. – Это покруче, чем у Мавзолея. Часовых, то, поди, сменять надо!

– Надо, – говорит, – но все остальные неблагонадежные. Нету к ним никакого доверия. Потому я бессменный страж. Ну, да ладно… А теперь, расскажи мне о своей жизни.

– Ну, говорю, о жизни-то я всегда готов по душам побеседовать. Только для этого хорошо бы пол-литра. Давай, я сбегаю!

Посмотрел он на меня с укоризной и говорит: "Не нравишься ты мне!"

Тут смерть к нему наклоняется и на ушко так мерзким голосом говорит: "В Ад его! В Ад отправь!"

– Ну тут я возмутился и говорю ей: а ты, мол, старая карга, думаешь я откуда приехал? Из дома отдыха?

– А откуда ты приехал, – забеспокоился Петр.

– Из России, – отвечаю я.

– Ой ты, боже мой, – ужаснулся Петр. – Это значит, что в Ад тебя не возьмут.

– Как так не возьмут? ! – возмутилась Смерть.

– Да так, – поясняет Петр – Они там в своей жизни такого повидали, что им ад курортом кажется. Никакого воздействия! Они там пьют, дебоширят, похабные песни орут, а как-то раз даже чертям морду набили, так что Сатана возмутился и закрыл для них квоту на въезд. Теперь наотрез отказывается русских принимать, пока ему не заплатят. А в виде платы знаешь, что требует?! Души десяти праведников! Глумится, рожа рогатая! Где же я ему столько праведников возьму? Тут одного-то днем с огнем не сыскать! Слушай, мужик, а может, ты праведник? – с надеждой в голосе спросил он меня.

– Да ты что! Бог с тобой!

– Бог-то со мной. А может, все-таки, праведник?

– Да нет, – начинаю оправдываться я, – ну какой из меня праведник?! Всю жизнь пил, буянил, по бабам бегал, а ты говоришь "праведник"!

– Мм да … – задумчиво протянул Петр

– Тогда в Рай его, в Рай! – засуетилась смерть и толкнула меня в спину своей костлявой рукой.

– Да ты что! – ужаснулся Петр. – С ума сошла?! Ты посмотри на него! Внешность мерзкая, изо рта водкой воняет, а от шмоток керосином. Рожа гадкая до непристойности. Он нам с такой рожей все райское благолепие уничтожит!

– Ну, ты это, тут не особо привередничай, – вступилась за меня смерть. Подумаешь, пьяница! Подумаешь, рожа гадкая! Ты сам то, поди, от Христа три раза отрекся, и ничего – в Раю.

– Так это я потому и не в раю, а только на воротах стою, – ответил Петр и с грустью добавил: – А там, в Раю, уже, наверно, вино хлещут, хлеба с рыбами преломили, а я тут стою, как истукан…

– Вот и нечего тебе тут стоять, – говорит Смерть – Давай этого ханыгу вместо тебя поставим. Я ему свою косу отдам для пущей острастки, и пускай стоит. А ты к себе в Рай пойдешь. Да и меня уже дела ждут, покойнички будущие. Некогда мне тут с вами лясы-то чесать. Давай, ставь его вместо себя, и баста!

– Да не могу я, – говорит апостол, – поставить его! Знаю я этих типов! Ведь он тут же к пивному ларьку уйдет и косу с собой умыкнет. Затем косу на водку обменяет, "ерша" с пивом сделает, выпьет все это, а потом уже сам Бог не сможет распознать его, живой он или мертвый. Слушай, мужик, – обращается он ко мне, – я знаю, что сделать! Иди-ка ты к себе обратно и становись праведником! А вот станешь праведником, так сразу приходи, милости просим!

– Да я всегда "за", – отвечаю, – я же ведь "выполню и перевыполню"!

– Ну, и чудно! – говорит с облегчением Петр. – Давай, Смерть, тащи его обратно!

Ну, очнулся я утром под стеной пивного ларька и тут же побежал бутылку покупать. Думаю: не такой я дурак праведником делаться, чтобы меня потом в Ад сослали. Я так полагаю, что коли я буду продолжать в том же духе, то смерть мне вовсе не грозит. Куда они меня там денут? Вот и вся тебе жизненная тактика. Так что вовсе я не пью.

 

ЗАЗЕРКАЛЬЕ

Хорошо я оторвался, братцы, хорошо… Много там у меня было хороших напитков для хорошего отдыха, из которых водка была лишь одним из немногих составляющих. Но перечислить я сейчас все не смогу. Не вспомню.

Сижу я дома, отдыхаю, телевизор смотрю. По телевизору бред какой-то передают, который даже после пяти литров не разберешь. Все хорошо проходит. Только чувствую, что сейчас жена должна вернутся. А она отдых то мой не одобрит, а потому лучше выглядеть уставшим.

Ну, пошел я к зеркалу, чтобы взглянуть насколько уставшим я выгляжу. С трудом попав в узкие и глупо маневрирующие по комнате дверные проемы, я вышел в коридор к зеркалу. Я надеялся увидеть в нем лицо честного труженика, не обремененного излишними плодами трудового отдыха. И что же я там увидел? Ничего!… Я не увидел своего правдивого зеркального отражения. Более того, зеркало было абсолютно пусто. Меня в нем не было.

Я сильно удивился этому факту и подумал над тем, не умер ли я случайно и не исчез ли вовсе. Впрочем, меня давно уже терзали сомнения по поводу реальности всего происходящего и я надеялся проснуться в одну прекрасную минуту дабы убедится в бредовости того, что выступало под маской реальности. Может быть это как раз и было это самое пробуждение? Или вход в еще менее реальный мир?

Как бы там ни было, но сам себе я не мог дать ответ на этот вопрос и потому решил ждать прихода жены дабы разъяснить ситуацию. Если после ее прихода произойдет скандал – значит все в порядке. В конце концов отражение мое мне не очень то и нужно. Какое мне удовольствие смотреть на свою рожу? Лучше буде воображать себя чем-то вроде сочетания Рембо с Иваном Царевичем. Все приятнее.

Короче, уселся я и стал ждать. Долго ли коротко, но явилась моя жена. Она вошла в комнату и прошла мимо меня к столу, куда поставила свою сумочку и начала в ней рыться. Я стал ожидать диких выкриков и обычных проклятий, но их не последовало. Просидев так несколько минут я заподозрил неладное и решил исправить ситуацию.

– Привет! – сказал я.

Ответом мне было молчание.

– Что, приперлась, стерва? – спросил я в надежде на конфликт.

Ответа не последовало.

Такого со мной в жизни еще не было. Обычно жена начинала изрыгать проклятия еще до входа в квартиру, а тут она словно онемела. И тут меня осенила догадка: она же меня не слышит! Меня для нее, наверно, здесь вообще нет!

И чтобы убедится в своем предположении я подошел к жене и потряс ее за плечо. Абсолютно никакой реакции!

"Да – подумал я – видимо я стал чем-то потусторонне зазеркальным и никак не взаимодействую с предметами внешнего мира."

От такой мысли у меня аж дух захватило, столь она была неожиданной. "Так значит, наверно, я могу проходить и через стены – подумалось мне. – Конечно могу!"

И тут я решительно двинулся через стену в твердой уверенности оказаться на кухне. Вы представляете какое преимущество?! Мне не пришлось бы больше гоняться за улепетывающими и шныряющими из угла в угол дверными проемами и я смог бы сразу прямо идти к своей цели!

Но стена ответила мне жестким ударом по лбу. Искры посыпались из моих глаз, от чего я упал на пол больно ударив спину.

После такого удара все должно было стать на свои места.

Я пошел к зеркалу чтобы в этом убедится. Но отражения я в нем своего не увидел. Вместо него на меня из зеркала смотрело глумливое и странно знакомое лицо с нездоровыми синими мешками под глазами. Эту морду я уже где-то раньше видел, это точно. Но вот только где, этого я припомнить не мог.

Ухмыляющийся тип тут повел себя еще более нахально и, сказав "привет", шагнул ко мне из зеркала в коридор. Я смотрел на него обалдевшими глазами, и язык мой словно прилип к гортани от изумления. Но он вывел меня из оцепенения, дружески ударив по плечу и сказав:

– Привет! А выпить нет?

– Нету, – скорбно ответил я, – все уже выпито.

– Ах, как не кстати, как не кстати – сочувственно произнес зазеркальщик. – Но, ты знаешь, ведь дело то это можно поправить!

– Как? – спросил я. – У меня жена дома. Никуда не выпустит.

– Ерунда! – ответил тип. – Дай мне бабки, и я сейчас мигом сбегаю.

В изумлении от всего случившегося я полез в карман и к моему еще большему изумлению обнаружил в нем деньги.

– На, бери! – сказал я. – Только ты смотри, не долго.

– Спасибо! Мы теперь с тобой настоящие друзья – сказал зазеркальный тип и, уже переступив одной ногой через раму внутрь зеркала, вдруг спросил:

– Ты знаешь, что значит "дорогой друг"?

– Ну… – замялся я.

– Это значит такой друг, который берет у тебя деньги и обратно не отдает.

И с этими словами он нырнул в зеркало.

Я понял что свинским образом обманут. И не денег мне было жалко, а само возмущение наглостью переполняло меня.

– Стой! – закричал я и ринулся за мерзавцем в зеркало.

Зеркало поглотило меня, ослепив сиянием падающей зеркальной воды. Вода окатывала меня со всех сторон, превратив весь мир в отражение капель друг в друге. Я закрыл глаза. Вода продолжала течь мне за шиворот. Открыв глаза я обнаружил себя в душе. Вода в самом деле текла мне за шиворот.

"Так…, – подумал я, – теперь все должно встать на свои места."

Я вышел к зеркалу, но отражения своего там по-прежнему не увидел. Впрочем, помимо отражения, теперь пропала и жена, которой нигде не было.

Посокрушавшись около минуты я подумал о том, что мое положение не так уж плохо. Мало того, что у меня нет жены и я свободен как птица, но я также еще невидим и неслышим для окружающих. Для того чтобы убедится в двух моих последних предположениях, я вышел на улицу.

Вид мокрого до нитки, пьяного человека должен был обратить на себя внимание, но в мою сторону абсолютно никто не смотрел. Я обозвал какого-то интеллигента шляпой в очках, но не получил никакого ответа. Тут я решил окончательно убедится в том, что меня никто не слышит и запел во всю глотку:

– Широка страна моя родная…

Ни какой реакции

– Много в ней лесов, полей и рек!

Абсолютно никакого интереса со стороны окружающих.

– Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек!

Убедившись, что мне никто подпевать не будет, ибо меня никто совершенно не слышит, я направился дальше по улицам города, невидимый, неслышимый и неуязвимый.

В ларьке, в котором жирный продавец читал изобилующую бредовыми откровениями газету, я, пользуясь своей невидимостью, взял бутылку водки. Пойдя с ней несколько кварталов я уселся прямо на тротуаре напротив милиционера и стал глушить водку из горла. Милиционер не обратил на меня ни малейшего внимания. И понятно! Я же ведь был невидим! Вот, помнится, в старые добрые времена, когда я был видим, так не только не мог бы пить напротив ментов, но и даже трезвого они меня в вытрезвитель забирали. А вытрезвитель, должен вам сказать, преотвратенейшее место. Это тебе не гостиница для интуристов, прямо вам замечу, и обращение там самое что ни на есть свинское.

Предаваясь этим неприятным воспоминаниям о прошлом я прикончил бутылку и направился куда глаза глядят. Куда глаза у меня глядели я не знаю, но ноги, каким-то образом, принесли меня к английскому посольству. Подойдя к стене их буржуйского особняка я гневно мелом намалевал на ней самое страшное ручательство, которое мне пришло в голову: "Янки – гоу хоум", после чего прыгнул с набережной в воду жутко довольный собой.

Уже переплывая Москву Реку я вспомнил, что янки – это американцы, а не англичане, но это было уже не важно и настроения мне не испортило. Выбравшись к Красной Площади я проорал:

– Долой президента! Землю – крестьянам, фабрики – рабочим! – и что-то еще в таком духе.

Никем не слышимый и невидимый, а потому, безнаказанный, я продолжал свой путь. Где-то, не помню где, я высморкался на лобовое стекло чиновничьей "волги" и тщательно растер сопли рукавом.

Потом было что-то еще, я не помню.. Но кульминационный момент я помню хорошо.

Из одного мерзопакостного магазина выходил инкассатор с двумя мешками денег в руках. Я подскочил к нему, и ударив его каленом в пах проорал: отдай мешки, падла. Я был приятно удивлен, что несмотря на мою невидимость, удар коленом сработал весьма даже эффективно, и инкассатор, выпустив мешки, скрючился на мостовой.

Я подобрал мешки и уже собирался спокойно идти дальше по своем делам, когда к моему затылку приставили дуло автомата и на руки одели наручники. Каким образом они меня увидели – хрен их знает! Видимо сделаны из другого теста. Но все же надежда на ошибку не покидала меня и уже в машине я спросил:

– Ребята, вы меня видите?

На что в ответ я получил с любовью отпущенную смачную зуботычину, от которой у меня вылетели все вставные зубы.

Все же не теряя надежду на свою невидимость я вошел в кабинет к следователю. Но оказалось, что он, падла, воспитанный в духе наилучших ищеек, видит даже невидимое и слышит неслышимое, ибо он не только меня однозначно видел, но еще и полез с вопросами и норовил записывать мои ответы. Один из самых идиотских вопросов, который он мне задал, был вопрос о том, сколько я сегодня выпил. Что я ему, бухгалтер, что ли, чтобы поштучно регистрировать оприходованное?!

Короче, стали брать у меня показания. Я решил все сказать, ничего не утаить. Но вот когда речь зашла про зеркало, голос мой срезался, ибо вспомнил я достоверно, что никакого зеркала у нас в доме нет, ибо я раскукошил его еще два года назад. Тут мой рассказ стал путанным, ибо я стал рассказать про разбитое зеркало и про его восстановление в зазеркальном мире, и на "дорогого друга" данные дал, описав его гнусную внешность и попросив возбудить против него дело. Но следователь вдруг почему то стал странно улыбаться и кивать головой и вопросы задавать прекратил.

Да, дело мне шили серьезное, но вместо того чтобы разбираться обстоятельно, они, явно отлынивая от работы и не желая заниматься "дорогим другом", похитившим у меня последние деньги, упрятали меня в дурку для излечения от белой горячки.

Эх, граждане, если бы вы знали, какое это препротивнейшее место. Если кто-то думает, что лучше попасть в психушку чем поехать на лесоповал, пусть подумает десять раз. На лесоповале то что! Чистый воздух, запах смолы и стружек, лес, пенье птиц, голубое небо Сибири и ее кристальной чистоты зимние снега! А тут – психи на каждом углу с остеклевшими от транквилизаторов лицами, сто лет не менявшееся белье, каша из помоев и постоянные надругательства над человеческим достоинством! От чего они меня тут лечить собираются? Я нормальный, все факты говорят в мою пользу: жена моя в самом деле пропала, деньги тоже. Так что все выходит складно. Но только держат они меня тут без всякого смысла. И долго еще держать будут, я чувствую.

Много думал я во время безлунных ночей под светом пробивающегося сквозь решетку фонарного луча и понял самое главное. Я понял суть, и всех вас хочу предупредить, граждане: даже если вы не видите себя в зеркале, никогда не нападайте на инкассаторов