едленно, очень медленно лагерь выходил из болезни. Драконы приходили в себя и, слабые и шатающиеся, выползали из палаток. Релкин и другие драконьи мальчики работали на кухнях не покладая рук, готовили и перетаскивали к стойлам чудовищные порции овсяной каши, заправляя их ударными дозами акха. Наевшись, драконы брали в руки мечи и при необходимости отражали атаки лесных хищников.

Выздоровление большинства было омрачено и несчастными исходами болезни, хотя среди драконов смертность была очень низкой. Не проснулись только двое из Кадейна, оба медношкурые. Среди людей потери были больше. В легионах погибло шестьдесят человек, и еще пятьдесят навсегда были искалечены лихорадкой. Двадцать чардханцев похоронили вместе с дюжиной кассимцев и горсткой людей из Баканских государств.

Драконов сожгли, как и положено; людей похоронили в соответствии с их верованиями. Выжившим пришлось бороться со своей болезнью еще несколько дней, силы их возвращались медленно.

В течение этого времени дикие звери продолжали нападать на лагерь и даже пытались устроить осаду, но вид драконов с мечами, сменивших часовых на вершине насыпи, остужал самые горячие головы. Как-то раз голод все же заставил плоскоголовых чудовищ вырвать колья и вскарабкаться на земляной вал. Блеснули драконьи мечи, и бестолковые зубастые громадины испустили дух.

Лессис из Валмеса тоже очнулась от лихорадки и обнаружила, что ситуация изменилась в лучшую сторону. Однако, кроме хороших новостей, ее поджидала и боль утрат, и самой печальной для нее оказалась потеря летучей рукх-мыши – Гористые Глаза улетел, когда Лессис потеряла сознание и чары, привязавшие крылатого монстра к Великой Ведьме, разрушились.

И все-таки нынешнее положение лагеря было значительно лучше, чем она могла предположить, и душа ее возликовала. Как только ведьма окрепла настолько, что смогла подняться, она попросила Лагдален помочь ей дойти до палатки генерала Баксандера.

Баксандер очнулся всего полдня назад, его еще пошатывало. Впрочем, он успел ознакомиться с ситуацией и был готов к разговору с Великой Ведьмой, когда она, с трудом передвигая ноги, несмотря на поддержку Лагдален, вошла в генеральскую палатку.

Известия о потерях Лессис приняла с отчаянием:

– Виню только себя; этот вид болезней мы не учли. Я надеялась, что хинина и заговоров хватит для нашей защиты. Это хорошо работало в большинстве походов.

– Леди, это и сейчас отлично сработало. Все в моем штабе изумлены тем, что мы вообще перешли Вал Солнца. Не могли же вы ожидать, что знаете все виды лихорадок, гнездящихся в этих малярийных лесах.

Лессис с благодарностью приняла утешения Баксандера. Но оставались еще заботы, тревожившие ее:

– Мы потеряли время, драгоценное время. Теперь дорог каждый час. Мы уже совсем близки к цели, и враг наш приложит все усилия, чтобы подготовиться к встрече с нами через несколько недель.

Баксандер предупредил дальнейшие вопросы Лессис:

– Мы можем собраться в два дня. У нас есть некоторые потери. Тягловый скот тоже понес потери, но не слишком большие. А еще дикие звери сожрали у нас семь лошадей.

– После того что мне рассказали, кажется чудом, что всех нас не съели прямо в постелях. Мы должны вознести наши благодарения Матери и одному кожистоспинному дракону!

– Это правда. Теперь что касается маршрута. Не хотите ли взглянуть на карту, леди? Мы идем на север почти параллельно берегу… Разведчики докладывают о хорошей дороге, на удивление твердой.

Два дня спустя армия свернула лагерь и тронулась в путь. Вокруг уцелевшего земляного вала остался второй вал – из костей диких животных. Многие из людей нанизали на нитку кинжалообразные зубы, собираясь потом продать эти жутковатые ожерелья. Другие набрали серповидных клювов. В ближайшие годы в этих местах, пожалуй, образуется некий дефицит хищников.

После тяжкого испытания Мать, похоже, улыбнулась своим детям, попридержав дожди полных семь дней. Земля затвердела, и в последние три дня пути они сделали почти тридцать миль – столько же, сколько и в первые четыре.

Пришельцам помогала и относительно ровная поверхность, слегка поднимавшаяся к северу. Где было можно, они шли по свободным от растительности берегам притоков. Где было нужно, инженеры рубили деревья, строили мосты и прорубали просеки. Когда это требовалось, все работали невероятно много и тяжело, копая землю, расчищая ветки, убирая с дороги деревья.

Иногда из чащи появлялись хищные чудовища, привлеченные запахом волов и потных людей. Кавалерии удавалось отогнать большинство нападающих, хотя самые крупные и требовали вмешательства драконов с драконьими мечами.

Тем временем окрестные земли постепенно менялись. По мере того как солдаты поднимались к северу, они обнаруживали все больше изменений в окружающей природе. Снова появились цветы, а с ними замелькали под зеленым пологом и птицы с ярко раскрашенными перьями. И с каждым днем огромные хищники попадались все реже. Даже воздух посвежел, по ночам прохладные бризы дули с недалеких вод Внутреннего моря. И наконец, по ночам лес стал гораздо шумнее, чем в пойме реки, но люди не жаловались на этот шум.

В Стодевятом настроение было приподнятым. В их отделении смертельных исходов болезни не было. Единственный несчастный случай, который они бы приветствовали, тоже не произошел – командир Стодевятого драконьего очнулся от лихорадки. И в прескверном настроении. Солнечные перемены последних нескольких дней исчезли без следа. Командир эскадрона был со всеми холоден и неприветлив. Каждое утро он устраивал проверки и требовал, чтобы на джобогинах не было ни пятнышка. Требование было вздорным и глупым, поскольку они шли через дикие земли и драконы каждый день были заняты на тяжелой работе – рубили и убирали с пути деревья, копали землю или, при необходимости, отгоняли хищников, слишком наглых, а может слишком голодных, чтобы оставить чужестранцев в покое.

Релкин чувствовал, что все пошло как-то не правильно. Возможно, Уилиджер вернулся к прежним настроениям, будучи оскорбленным и уязвленным собственным подразделением – как это уже случалось на борту корабля или на марше. Возможно, постоянные повторения шуток на тему «Мы его сделаем. Кто он?» задевали молодого офицера. Его несчастный девиз в дни, когда он пытался подружиться с подчиненными, стал поводом для бесчисленных шуток. А гордость и самолюбие Уилиджера были весьма и весьма уязвимы.

– Кто мы, парни? – мог спросить Энди театральным шепотом.

– Мы – те, кто «сделает его»! – следовал ответ хором.

После чего кто-нибудь поправлял:

– Неправильно! Мы – те, которые «Кто он?».

Этого немудреного юмора хватало, чтобы заставлять мальчиков хохотать снова и снова. Они все были взвинчены, и настроение их колебалось между облегчением и радостью, оттого что они выздоровели после смертельной лихорадки, и нервным возбуждением, вызванным тем, что они приближаются к финальному сражению, завершению перехода и всей этой долгой кампании.

Релкин наблюдал за происходящим с некоторой тревогой. Он даже пытался пресечь насмешки над «Мы его сделаем. Кто он?», но не преуспел. Предыдущая инкарнация Уилиджера в Дико Хорошего Парня что-то сотворила с самыми молодыми драконопасами. Если раньше они боялись командира эскадрона и его бесконечных наказаний и проверок, то теперь не испытывали к нему ничего, кроме презрения.

Армия шла вперед. Это означало бесконечный процесс вытягивания фургонов из грязи, рубки и перетаскивания веток для настилов, которые нужны были инженерам для строительства легких мостов через бесчисленные разлившиеся ручьи темно-бурой воды. Армия шла. Или точнее – покрывала пространство. При этом солдаты каждый день оказывались в грязи с головы до пят. Содержать снаряжение в состоянии, пригодном для парада, было просто невозможно. И все же Уилиджер не успокаивался. Наряды вне очереди снова посыпались градом на их головы.

В конце первой недели прошли дожди. Два дня пришельцы стояли лагерем, наблюдая, как бурая вода сначала поднимается вокруг них, а потом спадает. Земля впереди разбухла. Продвижение катастрофически замедлилось. После возобновления марша в первый день солдаты едва прошли пять миль. Во второй – только три. Затем земля снова затвердела до такой степени, что железные колеса перестали вязнуть, и армия стала наверстывать упущенное.

На двенадцатый день последний раз видели больших зверей континента Эйго. Пара травоядных животных размером с вивернов, разгуливающих на двух ногах и, судя по виду, абсолютно безопасных, паслась в кустах на краю длинной прогалины. Эти звери, раскрашенные в светло-зеленый цвет сверху и пыльно-охряный – снизу, не обратили никакого внимания на проходящую колонну людей и волов, хотя и замерли тревожно, увидев марширующих вивернов. Когда же этих двоих заметил Пурпурно-Зеленый, остановился и принялся пристально разглядывать, они занервничали, метнулись в лес и скрылись из виду.

Пурпурно-Зеленый принялся было развивать перед Базилом теорию поимки травоядных животных, но Хвостолом слишком уставал за день, чтобы предпринимать еще какие-нибудь дополнительные усилия.

Все, что он мог сделать, – это съесть несколько котлов лапши, приправленной акхом, а потом повернуться на бок и добросовестно проспать все до единого часы, отведенные для отдыха.

На восемнадцатый день пришельцы перебрались через северную границу бассейна реки и вступили в совершенно другую страну. Им стали попадаться первые человеческие поселения, которых они не видели, с тех пор как перевалили через Вал Солнца. Жители деревень давно уже разбежались. Еженощно над лагерем кружились летучие рукх-мыши. Чужестранцы вступили на земли Крэхина, и крэхинцы знали об их приходе.