елкин провел ночь, пристроившись на кривом суку дерева. Все тело нестерпимо болело и ныло. Когда он поменял положение, спину его так свело судорогой, что он чуть не свалился вниз. В довершение ко всем этим мучениям спал он очень плохо, просыпаясь от страха при каждом громком звуке в джунглях. Ночью некоторые пуджиш весьма активны, что как-то не способствует спокойному отдыху.

Юноша молил старого Каймо приостановить пока игру и больше не метать за него кости. Он и с этим-то коном еще не справился. Оставалось утешаться мыслью, что сегодня ночью никто так и не пробовал его съесть.

Он начал спускаться. Новая боль возвестила о том, что ему таки не удалось выбраться невредимым из вчерашней переделки. Падение в реку с обрыва не прошло даром. Сломано ничего не было, но зато чувствовалась слабость во множестве мест – от лодыжек до бедер, особенно в коленях.

Драконир повторил переучет своего имущества, уже проведенный прошлой ночью. Итак, у него оставался длинный нож и кое-что из инструментов. Он потерял сапоги, завязшие в клейком донном иле. Печально. Впрочем, пожал плечами Релкин, сапоги так или иначе отработали свое. Ноги же быстро загрубеют. Нужно только внимательно следить за колючками.

Первой необходимостью этого дня было – отыскать себе еду. Вооруженный лишь ножом, он мог надеяться в ближайшее время одерживать победы лишь над фруктами или орехами. Как только он сумеет соорудить себе новый охотничий лук, положение вещей изменится к лучшему.

Он огляделся в поисках деревьев, с которыми его познакомила Лумби, – в частности, он искал дерево им и дерево пик-о-пок, сейчас у них был как раз сезон плодоношения. Сначала ничего, кроме сосен, он не видел, потом разглядел рощицу пик-о-пок и направился к ней.

Ему повезло. Эти пик-о-пок были увешаны почти спелыми стручками. В несколько минут он нарезал достаточно плодов для сытного завтрака. Затем принялся раскрывать стручки и есть большие вкусные бобы. Жестковатые бобы имели сладкий ореховый привкус. Юноша набил желудок, а потом напился из чистого ручья. И сразу почувствовал себя значительно лучше: голод его был утолен, по крайней мере частично, а немного позанимавшись гимнастикой и размяв мышцы, он сумел смягчить боль.

Затем он медленно двинулся в путь, насторожив уши, карауля малейшие звуки, которые могли бы выдать присутствие пуджиш. Без Базила с его могучим Экатором и даже без лука Релкин чувствовал себя совершенно беззащитным в этих первобытных джунглях.

Он искал место, где можно было бы побыстрее перебраться через реку. Лучше всего переправляться на бревне, чем плыть просто так, решил он, приняв в расчет риск встречи с крокодилами. Днем раньше ему очень повезло. Каймо выбросил кости весьма причудливой комбинацией, это уж точно.

А потом, как часто он это делал, Релкин снова впал в раздумья: по-прежнему ли Великая Мать направляет его шаги? Распространяется ли ее присутствие и на эти запредельные земли? Может, потому все так неустойчиво в его судьбе, что она не может больше защищать его от превратностей игры старого Каймо? А ведь он знает, что нити судьбы подвержены невероятным сдвигам. Те, кто был способен понять смысл и механизм этих изменений, существовали далеко за пределами мира Рителт. Релкину приходилось встречаться с подобным. И он слышал странные песни золотых существ.

О боги, как все болит! Этот удар чуть было не переломал ему лодыжки.

Теперь перед ним была новая проблема: как вытащить Базила из племенного лагеря, не выдав своего присутствия. Незачем им было знать, что Релкин уцелел. Это, безусловно, закончится очень плохо.

Конечно, он мог бы вернуться в лагерь и публично обвинить Омми в покушении на его жизнь. Потребовать справедливого отмщения Иума и Уола, если они убиты.

И тогда уж непременно племя разобьется вдребезги. Арду раздробятся и снова станут по-настоящему беспомощными перед лицом работорговцев. Если они, следуя своим привычным маршрутам миграции, пойдут на юг, рабовладельцы подстерегут их. Если же останутся на севере – окажутся под угрозой голода. Даже их охотничьи угодья со временем оскудеют. Они могли бы добывать трехрогих у озера, но это означало бы неизбежные встречи со взрослыми красно-коричневыми пуджиш, которые слишком велики для стрел и камней арду. Лесные люди рассеются, их численность сократится – вся работа Релкина пропадет зря. Что бы они ни делали, гибель их предопределена, если только они не сумеют объединиться в племя и не научатся сражаться, используя свою численность, чтобы целиком уничтожать экспедиционные партии работорговцев.

Релкин не был уверен, бросал ли его когда-нибудь Каймо в более трудную игру. Ведь, слов нет, ему непременно нужно вернуться в лагерь и найти виверна. Никакая сила в мире не способна удержать драконопаса от поисков его дракона.

Но хотелось бы знать, как ему вытащить дракона из лагеря, полного охотников арду? Всегда кто-нибудь стоит на карауле. Релкин уже подумывал, как обезвредить караульного. У него есть нож. Мысль была неприятной, но если это будет необходимо для освобождения дракона, придется пойти и на убийство.

В глубине души Релкин боялся, что Базил мог уйти сам. Он мог отправиться в одиночестве на север – а если кто и способен выжить в этих джунглях, это только двухтонный боевой дракон, вооруженный свирепым клинком Экатором. Но в отсутствие драконопаса возникнут проблемы, с которыми дракон не справится: небольшие ранки, сломанные когти, паразиты и многое другое. Перед внутренним взором Релкина появился дракон, рыщущий вдоль и поперек земель Арду и страдающий от многочисленных болячек.

Нет, Релкину необходимо вернуться. А потом им двоим придется выскользнуть из лагеря так, чтобы их никто не заметил. Не совсем легкая задача, хоть виверны и способны двигаться очень тихо. Но разрешимая. Ну а потом они уйдут, не простившись. Любые другие действия вызовут волнения и междоусобицу. А Релкин решил ни в коем случае не допустить раскола народа Арду. Но было печально уйти, не сказав «прощай» Лумби.

Еще он молился о том, чтобы не убили Иума и Уола.

Покончив со стручками, он встал. Решив обследовать берег, подошел ближе к реке. Здесь он и почувствовал запах горелого дерева. Слабый, но безошибочно указывающий на то, что рядом горит костер. Дожди прекратились слишком недавно, для того чтобы пламя могло разгореться по-настоящему. Необходимость разведки была Релкину очевидна. Работорговцы могли, скажем, вытащить лодку на берег на целый день. Может, у них что-то случилось – болезнь или поломка лодки? Что бы там ни было, Релкину нужно было взглянуть на них.

Следующий час он медленно подкрадывался к источнику запаха дыма. Когда запах усилился, Релкин пошел еще медленнее, выискивая глазами малейшие признаки человека. Он увидел широкую песчаную косу, свободную от кустарника. За ней едва угадывалась еще одна излучина реки. В центре косы дымило заброшенное кострище. Никого вокруг видно не было.

Он тщательно обследовал дымящиеся угольки. Работорговцы давно уже ушли. Они стояли здесь лагерем прошлой ночью. Релкин видел признаки беспорядка. Не слишком они позаботились и о том, чтобы, уходя, засыпать костер.

Он навалил песка на тлеющие угольки и подошел к берегу, чтобы осмотреть воду. На реке паруса видно не было. Невероятно, но они исчезли. В глубине души он надеялся увидеть этот белоснежный треугольник.

Релкин уже поворачивался, когда почувствовал, как что-то обернулось вокруг его головы, а затем скользнуло по плечам.

И в следующее мгновение его стиснула петля умело брошенного лассо, притянув руки юноши к туловищу. Потрясение было значительным, изумление – всеобъемлющим. Он собрал силы и попытался затормозить пятками, но веревка потащила его, беспомощного, через косу к опушке леса. Краем глаза он успел увидеть человека. Взметнулась дубинка. Затем последовал удар, и свет померк в тумане невыносимой боли.

Когда он очнулся, миром властвовали громовая головная боль и ритмичные покачивания. Вился ветерок; вверху Релкин видел проблеск неба и вздымающуюся громаду паруса. Он почувствовал явственную тошноту и с минуту лежал, глубоко дыша, надеясь удержать приступ рвоты. Наконец тошнота ослабла, а потом и вовсе оставила его, но он очень ослаб, холодный лот скатывался по его спине. Драконир потряс головой в надежде прояснить ее, но эти два действия оказались несовместимы. Какое-то мгновение угроза возвращения тошноты была явной.

Руки юноши были связаны за спиной. Ноги тоже связаны. По ощущениям, вязал его профессионал – веревки держали крепко, но не останавливали кровообращения.

Очень осторожно он поднял взгляд. На него смотрел человек с самыми леденящими глазами из всех, что видел когда-либо Релкин в жизни. Из-под черного хохолка, промасленного и проткнутого красными лакированными иголками, глаза эти взирали на пленника с холодной насмешкой.

Человек заговорил, обращаясь к кому-то через голову Релкина. Релкин услышал злобный смех позади. Он отметил хорошо развитые мускулы груди и рук стоявшего над ним человека, кожаную безрукавку и лосины, а еще острый кривой нож с медной ручкой, висевший на поясе. Человек, казалось, олицетворял свою свирепость.

За спиной Релкина снова раздался смех, и большая рука, сграбастав его лицо так, что отозвалась болью сломанная челюсть, развернула пленника к толстому человеку, краснолицему, бритоголовому, с большим круглым носом и близко посаженными карими глазами. Толстяк излучал злобное веселье. Он проговорил что-то на языке арду, но Релкин не успел разобрать его слова. Краснолицый повторил фразу на другом языке, обращаясь к тому, что с хохолком.

Затем краснолицый со смехом отпустил лицо Релкина, и тот мельком успел разглядеть третьего человека, высокого, бледнолицего, с прямыми волосами. Потом взгляд пленника снова уперся в первого, с хохолком.

Человек сказал что-то на языке работорговцев. Релкину эти слова ничего не говорили, и он пожал плечами. Мужчина рассмеялся. Смех его был резок. Затем он переключился на ломаный арду. Произношение – из рук вон, но понять его было можно. Релкина это ничуть не удивило; конечно же, работорговцы должны были до некоторой степени выучить язык людей, на которых охотятся.

– Ты – Бесхвостый. Мы искали Бесхвостого. Ты попал в наши руки. Очень хорошо.

Улыбка человека была весьма неприятной.

– Обползли тебя вокруг. Просто. Один из старейших трюков.

Кровь бросилась в лицо Релкину. Конечно же – бросить недогоревший костер, арду подойдут посмотреть, и готово – лови их с помощью веревки и дубинки. Проклятие! Его пронзил стыд, когда он понял, как просто с ним обошлись.

– Так кто же вы? – сердито спросил Релкин.

– Я есть Катун. Из Мирчаза. Рабовладельческий город. Я везу тебя туда. За тебя заплатят небывалую цену. Бесхвостый арду. Сами лорды Игры заинтересовались тобой. Ты привлек к себе много внимания. К твоему сожалению.

Снова эта беспощадная улыбка. Релкин подумал, что алые шпильки означают, наверное, принадлежность к какой-нибудь касте или элитный статус.

– Кто они? – мотнул головой Релкин.

– Это – Билдж и Эйдорф. Билдж, тот мечтал о тебе, как о женщине. Билдж любит мальчиков вроде тебя.

Наверное, на лице Релкина отразилась плохо скрытая тревога, потому что Катун снова улыбнулся и несколько смягчил сказанное:

– Катун убивать Билджа, если он только коснется волоска на твоей голове. Пока жив Катун, ты в безопасности.

Релкин тяжело сглотнул. А Эйдорф? Похоже, он не был достаточно опасен, поэтому Катун его и не упомянул. По крайней мере, в этом смысле.

– Мы идем на юг быстро-быстро. Через несколько дней будем в городе Язм. Потом большая барка до Мирчаза. Через луну продадим тебя.

Похоже, все это искренне забавляло Катуна.