оляска прогрохотала по мостовой Императорской улицы. Они миновали массив храмового комплекса Гинго-Ла – холма пятидесяти футов в вышину и в полумилю длиной, на вершине которого находились небольшая пирамида и сам огромный храм. На вершине пирамиды располагалась и сверкающая статуя богини, изображенной в развевающихся одеждах, с ребенком на руках.

Слева промелькнул еще более огромный зиккурат Эуроса Колосса. Вдоль дороги, как на параде, выстроились более скромные храмы и зиккураты, в большинстве своем посвященные той или иной черте характера великого Эуроса. Эурос Идеальный был украшен морем зеленых изразцов. Эурос Покойный укутался во все леденяще белое.

Наконец храмы остались позади, и коляска выехала на большую площадь, известную как «Зода», «открытое место». Площадь эта служила одновременно и для парадов, и для казней. Вдоль северной стороны Зоды стояли ряды виселиц, на которых, покачиваясь, висели казненные преступники. Некоторые из них уже начали разлагаться. Крики ворон и клекот стервятников стали здесь привычными.

Лагдален с отвращением отвела взор.

А впереди уже показалась высокая стена Императорского Города, города Фидафир, в некотором смысле города внутри города.

Вот наконец коляска подъехала к громадным Фидафирским Воротам. Вышедший вперед страж, как на обнаженный меч, натолкнулся на пронзительный взгляд Рибелы. Мгновение спустя ворота открылись.

Теперь взору Лагдален открылись спрятанные за стеной семь дворцов и еще один храм Эуросу, Владыке Вселенной. Каждое здание Фидафира, даже казармы для стражи, являло собой образец легкости и изысканности. Их окружали роскошные цветочные клумбы, фруктовые деревья и искусно подстриженные кусты. По дорожкам катились маленькие тележки, запряженные миниатюрными осликами.

Под конец коляска остановилась у самого императорского дворца, гигантского сооружения из белого кирпича, с большим количеством башенок и минаретов.

Внутри, в огромном бледно-зеленом зале-прихожей, украшенном бесчисленными картинами с изображениями батальных сцен, Рибела и Лагдален подошли к внушительного вида красному столу. За ним восседал евнух в белых одеждах. На его лысом блестящем черепе красовался кроваво-алый геометрический узор.

Евнух старался не смотреть на пришедших. Опустив голову, он что-то сосредоточенно изучал на своем столе. В руках евнух держал амулет, а губы его непрестанно шептали заклятия, якобы спасающие от колдовства ведьм.

Посыльный, другой евнух, поспешно убежал внутрь дворца. А тот, что сидел за столом, достав откуда-то пару ушных вкладышей, демонстративно заткнул себе уши.

Рибела нахмурилась.

Ожидание затягивалось. Лагдален физически чувствовала, как иссякает терпение Великой Ведьмы. Рибела не привыкла к человеческому обществу. Ей не хватало умения Серой Ведьмы вести дела с обыкновенными людьми.

Мимо по своим делам проходили группы евнухов в обычных для этой касты белых одеждах. При виде Королевы Мышей они тут же устремляли взоры в пол, затыкали уши пальцами и принимались громко бормотать молитвы Эуросу.

Рибела начинала сердиться не па шутку. Но Лессис предупреждала ее, что с урдхцами никогда нельзя терять терпения. «Мужчины крайне болезненно отнесутся к подобной демонстрации нашей силы. Мы лишь подтвердим самые худшие их опасения…» – так говорила Серая Ведьма.

Рибела запомнила ее слова, но в то же время не забыла, что и сама Лессис не слишком-то хорошо знала Урдх. Серая Ведьма никогда не стремилась работать на юге. Задания Службы Необычайного Провидения в Урдхе выполняли другие: Вледа, Высокая Ведьма из Талиона, и Криссима, нынешняя Великая Ведьма в Кадейне.

А раз так, то совет Лессис, возможно, был не так уж и хорош. Возможно, стоило как раз применить более крутые меры. Рибела смерила взглядом сидящего за столом евнуха. Если бы не эти ушные затычки, она могла бы использовать власть своего голоса. И тогда он прямиком провел бы ее к Императору.

А Лагдален, не отрываясь, глядела на ведьму. Почувствовав ее взгляд, Рибела про себя вздохнула. Эта девушка все время судила ее по меркам Лессис. Так непросто было идти по стопам Серой Ведьмы – Лессис из Валмеса была святой, насколько это вообще возможно для живого человека. У Рибелы со святостью дела обстояли неважно. Она всегда выходила из себя, глядя, как люди ухитряются испортить свою собственную жизнь.

И вот теперь ей, Рибеле из Дифвода, приходилось ждать из-за каприза какого-то там ничтожного императора. Ждать, как будто ее время ничего не стоило. Чтобы отправиться в Урдх, ей пришлось оставить проект «Эскопус» на попечение своих помощниц. Стоит одной из них допустить серьезную ошибку, и даже Великая Мать не сможет помочь Кунфшону и всей Империи Розы. Рибеле надо было вернуться. И как можно быстрее. Она и так уже отсутствует в Дифводе больше недели. Следовало закончить дела здесь, в Урдхе, и через Черное Зеркало отправиться в Кунфшон. Только так она успеет вернуться к проекту «Эскопус» до кризиса солнцестояния.

Рибела снова посмотрела на ушные затычки евнуха. Ей ужасно хотелось вытащить их.

Лагдален прикусила губу.

Вдруг сбоку открылись двойные двери, и евнухи внесли в зал два паланкина. Евнух за столом низко склонился перед появившимися из них знатными господами.

– Монстикир Квэ и монстикир Кэнфалона прибыли засвидетельствовать свое почтение Леди с Островов, – сказал один из вновь пришедших евнухов.

Все, кроме самих монстикиров, низко поклонились Рибеле.

Лагдален была довольна, что всего за несколько дней путешествия ей удалось так основательно изучить язык Урдха. Идея, разумеется, принадлежала Рибеле. Ведьма сказала, что любой язык можно вполне прилично изучить за какие-нибудь семь дней. Конечно, если заниматься по-настоящему. И Рибела оказалась права. Они говорили только по-урдхски, не занимались ничем другим, кроме изучения урдхского – и так все время, проведенное ими на борту корабля.

– Моя милая, твой ум еще молод, все еще достаточно гибок. Ты можешь развиться, можешь раскрыть все свои способности. Но ты не узнаешь о них, пока не начнешь ими пользоваться.

Теперь Лагдален с радостью обнаружила, что понимает почти все из того, что было сказано. Это было просто невероятно.

– Мы благодарим вас, – ответила Рибела. – А теперь отведите меня к Фидафиру.

Монстикиры невозмутимо закрутили свои тросточки и дружно покачали головами.

– Фидафир послал нас сказать, что он плохо себя чувствует и просит вас отменить назначенную аудиенцию. Обратитесь в приемную завтра, и вы, несомненно, узнаете, когда сможет состояться новая встреча.

Лагдален нахмурилась. Не стоило так играть с Королевой Мышей.

– В такое опасное время, – сказала Рибела, – мне грустно слышать о недомогании Фидафира. Что с ним приключилось? Я, конечно, обладаю некоторым опытом в целительстве и, возможно, могла бы ему помочь.

Монстикиры побледнели. Они явно не ожидали, что Рибела будет так хорошо, хотя и с акцентом, говорить по-урдхски.

– В этом нет необходимости, – быстро ответили они. – Лекари находятся с Фидафиром уже несколько часов, и…

– Но всего лишь час тому назад посыльный передал мне, что Фидафир готов меня принять, – прервала их Рибела. – Разве это возможно? Тут что-то не так.

Монстикиры поежились. Евнухи о чем-то беспокойно зашушукались.

И тут терпение Рибелы иссякло. Она сердито зашипела, и евнухи поспешно зажали руками уши. Но монстикиры оказались слишком медлительны.

Парой коротких заклинаний ведьма приковала их к месту. Потом прошептала еще одно. Минуту спустя, вслед за монстикирами, они уже шли в глубь дворца. Евнухи толпой валили следом.

Они прошли через анфиладу комнат; каждая следующая была чуть меньше предыдущей и чуть больше похожа на усыпанную драгоценными камнями коробочку.

Наконец процессия остановилась перед высокими двойными дверями, которые охраняла стража.

Монстикиры замахали руками, воины расступились, и двери медленно раскрылись.