Стодевятый марнерийский оставался на посту в «Чаще» до конца месяца, рубя и перетаскивая бревна из леса. Ко времени возвращения в Марнери они все стали легче на один-два фунта, потоньше в талии и потверже в мышцах.

Они вышли на дорогу твердым шагом легионеров, четыре мили в час, несмотря на пыль, дождь и пронизывающий ветер, который дул все утро, а временами налетал и днем. На перекрестке с дорогой в Ринз они встретились с кавалерийским отрядом, ехавшим навстречу, и обменялись кратким приветствием.

Релкин заметил, что кое-кто из всадников хмурился. Кавалеристы не любили уступать первую роль в сражениях эскадронам драконов и пехоте, и время от времени между этими двумя крыльями армии вспыхивали конфликты. Обычно разборки выносились в питейные заведения, поэтому все воины должны были ходить туда без оружия. Это было невыгодно для драконопасов, так как они, в большинстве случаев, были моложе и слабее, но иногда появлялся кто-нибудь вроде Ракамы, и тогда ситуация резко менялась. Такие стычки были своего рода традицией Легионов.

Сами драконы были безразличны к присутствию кавалерии, если не считать Пурпурно-Зеленого, который глядел на лошадей с совсем другими мыслями в голове.

Возможно, чувствуя его интерес, лошади становились нервными, несмотря даже на то, что их учили выносить близкое присутствие драконов. Пугливость скакунов расстраивала всадников, и они старались миновать драконов как можно быстрее. Драконопасы открыто скалились в сторону всадников и получали в ответ каменные взгляды.

Когда лошади прошли, Кузо приказал Стодевятому двинуться вперед, они возобновили марш и вскоре поравнялись с королевским Охотничьим домиком в Парке Ринз. По приказу они повернули головы налево и начали чеканить шаг.

Сонные стражники немного подтянулись и отсалютовали в ответ. Сквозь деревья дракониры видели, как просвечивают белые колонны старого домика короля Абелиса. Всем было известно, что королева пережидала чуму здесь, в своем домике. В городе это было воспринято как неизбежное, но и немного печальное событие. Королева не пользовалась такой уж большой любовью у народа.

Потом они прошли поворот к лесу Затерявшегося оленя, и у них ожили воспоминания о ночах, когда они копали погребальные ямы.

Всякая веселость покинула их, пока это место не осталось далеко позади.

«Жаль, что этот лес лежит так близко от дороги», – подумал Релкин. Печальные воспоминания омрачили этот маршрут, который они за несколько лет проделали уже сотню раз, а то и больше.

Это был хороший переход, он укладывался в один день, в основном по ровной местности и с несколькими питейными заведениями по дороге. Если они сохраняли твердый шаг, то обычно приходили в Марнери как раз, чтобы успеть дать драконам обильный обед, после которого те могли поплескаться в купальном бассейне. Кстати, именно эта последовательность событий весьма воодушевляла громадных вивернов, и они до самого Марнери сохраняли быстрый шаг. Но вот сегодня этот марш был омрачен тенью чумы.

Однако Релкин постарался отогнать от себя мысли о могилах и чуме. Он стал думать об Эйлсе, дочери Ранара, которая должна была к этому времени вернуться в город.

После того, как в городах разразилась чума, она уехала в Видарф, где помогала сестрам ухаживать за больными и умирающими. Релкин поблагодарил Старых богов, а заодно и Великую Мать, что те помогли девушке пережить все это. Он прекрасно понимал, через какой ад пришлось ей в свое время пройти.

Эйлса выдержала и теперь на короткое время вернулась в Марнери перед поездкой в Ваттель Бек. Она слишком долго не была дома. Ее родные требовали, чтобы она вернулась и приняла участие в жизни клана. Ведь она все еще оставалась дочерью Ранара, а это значит, была его наследницей, носительницей главенства над кланом. По крайней мере, пока не выйдет замуж за кого-нибудь из не входящих в клан. В этом случае главенство переходило к другой ветви семьи. Наиболее вероятно, клан должен был возглавить ее двоюродный брат Доррин.

Конечно, Эйлсу огорчала заметная потеря в статусе, а ее ближайшие родственники не только огорчались, но и, между прочим, все были на нее злы. Тем не менее, она твердо решила идти собственным путем в жизни. В этот путь вписывался и Релкин.

Релкин чувствовал, что ее разрывают переживания. Он чувствовал неприязнь ее родни, граничащую с ненавистью, ведь она стала угрозой их социальному статусу. Он знал, как все это ее мучает, но она продолжала держаться за него. И потому он был готов умереть за нее тысячу раз.

У Релкина были свои секреты, свои провинности, свои, если их так можно назвать, любовные приключения с Лумби и Ферлой, случившиеся за время долгого пребывания в Эйго. Он никогда не говорил о них с Эйлсой, а она никогда, похоже, ничего подобного не подозревала. Получалось так, что она верила, будто у него настолько чистое сердце, что он не может ни при каких обстоятельствах изменить ей.

Но Релкин оправдывался тем, что правда была не такой уж застывшей и раскрашенной в белое и черное и то, что произошло, было возможно только из-за уникальных и странных обстоятельств.

Тогда ему временами казалось вполне возможным, что, если он вообще выживет, то закончит свои дни затерянным в сердце Темного континента. Он будет жить среди Арду, хвостатого народца далеких джунглей. Чувство растерянности и бурные эмоции просто переполняли его. Он занимался любовью с Лумби, а потом с Ферлой, феей волшебного грота Мот Пулка.

Теперь казалось, что все это происходило в какой-то другой жизни.

Он любил Эйлсу больше всего на свете, как грешник любит истинного святого. И он любил ее за то, что она была готова так много отдать за их любовь. Со временем их планы только становились подробнее и четче. Они поженятся в Марнери, а затем переедут в долину реки Бур вместе с драконом, лошадьми и наемными рабочими и там построят собственную ферму.

К несчастью, на ближайшие десять лет Релкин вполне мог отправиться на острова Гуано.

Стодевятый, отдав четкий краткий салют страже, прибыл в Драконий дом с громкими победными криками. Пока подкатывали пиво, драконы разобрали котлы с едой. Драконопасы тем временем убрали инструмент и оборудование, а затем принялись за собственный обед. Релкин, уже выходя из дверей, прихватил краюху хлеба. Он ел на ходу, и к тому моменту, когда достиг конца идущей зигзагами Водяной улицы, у него осталась лишь небольшая корочка.

А пока он спускался с холма, он покончил и с ней.

К счастью, у Эйлсы была масса причин посетить юридическую контору Лагдален. Тетушка Кири сидела в приемной, пока он встречался с Эйлсой во внутреннем кабинете Лагдален. Это было единственное место, где они могли спокойно побыть вместе без посторонних. Релкин полдороги протрусил вприпрыжку, со все возрастающим возбуждением, и не открыл, а рванул дверь.

Гладколицый охранник внимательно осмотрел его, затем знаком разрешил ему пройти.

Релкин с удовольствием отметил, что со времен Аубинасского бунта поведение охранника улучшилось.

Эйлса ожидала его, очаровательная в своей клановой твидовой накидке и четырехугольной шляпе. Когда он вошел, она бросила шляпу на стул, бросилась к нему, и они обнялись.

Тетушка Кири нахмурилась, застонала и начала молиться, чтобы не только отвлечь себя, но и хоть как-то воздействовать на молодежь.

Когда эмоции несколько поутихли, он обрел голос.

– Я скучал, – сказал он.

– Я тоже очень скучала, – ответила она со слезами на глазах.

На этот раз объятия продолжались еще дольше. Тетушка Кири вынуждена была сосчитать клумбы с розами и одновременно помолиться Великой Матери за эту ветреную девчонку, которую ей приходится оберегать. Наконец молодежь разорвала объятия.

– О, Релкин, дорогой мой, что мы теперь будем делать?

Суд должен был состояться через две недели.

– Будем бороться. Возможно, Боги, наконец, благосклонно взглянут на меня, и мы добьемся правосудия.

– Но пока они чего-то ждут. Из Мирчаза так и нет никаких вестей.

– В этом году их и не будет.

Эйлса, хотя и была переполнена радостью от встречи с Релкином, от того, что видит его живым и здоровым, таким же, как всегда, на самом деле очень беспокоилась о предстоящем суде.

– А ты еще помог этой женщине, – прошептала она. – Ты помог ей спасти ее собственную мать, а она ответила тебе тем, что так несправедливо назначила суд на ближайшее время.

– Ну да, она – судья. Думаю, она должна быть выше добродетели.

– Уж слишком высоко она забралась Я знаю, что ты невиновен. Как они могут осудить тебя на десять лет, даже не собрав всех доказательств?

– На самом деле это не обязательно будет десять лет.

– Но они уже считают тебя как бы виноватым. Они говорят, что ты признал, что взял золото. А это у них уже считается грабежом.

– Когда я увидел эти золотые таби в полуразрушенной стене дома Мот Пулка, я подумал, что это просто дар Богов. Теперь я думаю, это было, наоборот, их проклятье.

В этот момент появилась Лагдален и сообщила им хорошую новость. Судья согласилась отложить заседание, пока Верховный суд не решит, стоит или нет дожидаться ответа из Мирчаза.

– Рада сообщить, что у нас есть много разных оснований, чтобы опротестовать случившееся. Судья увидела, что при этом у нас есть шанс добиться оправдания, и сочла вполне резонным предоставить Верховному суду принять решение.

– А Верховный суд будет лучше этого?

– Надеюсь. Трудно быть в чем-либо уверенным, но, думаю, двое из судей будут на твоей стороне. Ранимус, конечно, нет, но он из Аубинаса. Подлые бесчестные атаки – вроде этого суда – это все, на что они сейчас способны.

– Ты в последнее время слышала что-нибудь об Аубинасе? До нас, в «Чащу», доходят далеко не все новости.

– Ну, остались еще маленькие группы мятежников в долине Бегущего Оленя. Портеус Глэйвс на свободе, и, похоже, считается у них своего рода вожаком, но в большей части Аубинаса царят мир и покой. Со стороны Неллина особой поддержки они не получат.

– Они борются, чтобы был прощен Вексенн?

– Нет. Многие сообразили, что попросту угодили в рабство, под власть Ужасного, которого разбудил Вексенн. Мало кто высказывается против приговора Вексенну о ссылке на острова Гуано.

– Пожизненно? – спросила Эйлса.

– Никакой надежды на помилование. А многие вообще хотели бы видеть его на виселице.

– Возможно, в один прекрасный день император и простит его.

– Возможно, но только когда он будет уже совсем стариком. Слишком много жизней стоила его глупость.

– Действительно глупец, – пробормотала Эйлса, на мгновение вспомнив ужасные события мятежа.

– Никто, кроме круглого дурака, не подчинится Ваакзааму добровольно.

Ее слушатели с ней согласились. Они не пострадали непосредственно, как это сталось с Эйлсой, но были свидетелями ужаса, который нес с собой Сауронлорд. Они видели комнаты, забитые измученными детьми, которых он использовал как лабораторных животных. И они прекрасно понимали, что он сотворит с миром, завладей он им.