Сергей Павлович Королев. Известность этого человека огромна, но написано о нем очень мало, во много раз меньше того, что он заслужил своими делами, того, что могли бы о нем написать люди, работавшие с ним, хорошо знавшие его. Разные люди писали о нем по-разному, хотя часто оценки его личности во многом совпадали.
Академик М. В. Келдыш: «Преданность делу, необычный талант ученого и конструктора, горячая вера в свои идеи, кипучая энергия и выдающиеся организаторские способности… Он обладал громадным даром и смелостью научного и технического предвидения, а это способствовало претворению в жизнь сложнейших научно-технических замыслов».
Михаил Васильев. Книга «Вехи космической эры», вышедшая в канун 50-летия Великого Октября: «Это был человек необыкновенной и в то же время очень обыкновенной судьбы. По его судьбе, по его характеру можно составить представление о тех, кому советская космонавтика во многом обязана своими успехами. Он типичный представитель великой армии советских ученых, штурмующих космос, И в то же время это человек необыкновенный. Он не рядовой этой армии, он ее руководитель, командарм. Он прошел в ней путь от рядового до маршала, от первых гирдовских ракет до стартов к Луне, к Венере, к Марсу…»
«…В умении держать свои самые дальние мысли на прямой оси логики и было отличие Сергея Павловича от тысяч и тысяч других людей. То, что для одних было фантастикой, полетом воображения, для него было целью, путь к которой ему ясен в каждом отрезке. Королев был одним из тех, кто сумел вобрать в себя весь опыт космической техники, начиная со времен Циолковского. Вернее, через его голову и его руки прошли практически все дела, составляющие предысторию и историю космонавтики…» — это слова известного журналиста Георгия Остроумова.
О Сергее Павловиче писали Петр Асташенков и Александр Романов, Ярослав Голованов и Марк Галлай.
Своими воспоминаниями делились его мать — Мария Николаевна, его соратники, сослуживцы. И все же создать портрет этого человека очень сложно. Но любой портрет, каким бы большим мастером он ни был создан, какими бы красочными и выразительными мазками ни был написан, должен содержать и неуловимо мелкие штрихи характера человека. Каждый художник, каждый писатель, каждый скульптор знает, какое порой решающее значение имеет, казалось бы, незаметный штрих, выражение, слово, блик. Только совокупность обобщающего, основного с деталью, со штрихом создает истинный образ.
Я далек от цели и мысли дать портрет Королева. Но некоторые живые черточки его характера, записанные с натуры, возрожденные в памяти, сохраненные его товарищами, могут оказаться теми самыми необходимыми штрихами к его портрету. Пусть пока они будут сами по себе, пусть они не вошли и, быть может, не войдут в портрет. Они лишь маленькие, разрозненные кусочки воспоминаний, кусочки жизни, встреч, работы с Человеком с большой буквы, с человеком со сложным и противоречивым характером.
* * *
В конструкторское бюро, возглавлявшееся С. П. Королевым, я поступил в 1947 году, после демобилизации из Красной Армии. До 1953 года, не имея высшего образования, работал техником, а закончив институт, — инженером, занимался радиотехникой. Космос для меня начался так.
1957 год. Как-то в конце рабочего дня ко мне подошел один из ведущих инженеров нашего конструкторского бюро. Из довольно краткого, но энергичного разговора я понял, что его недавно назначили ведущим конструктором создававшегося первого спутника, а мне он предлагал стать его заместителем.
Можно и не говорить 6 том, что подобное предложение застало меня врасплох. О самом себе в роли ведущего конструктора или его зама я, конечно, никогда не думал. Но в этот раз времени на раздумья мне отведено не было. Поздно вечером нас принял Главный.
— Ну что, договорились? — в упор спросил он, глядя на нас усталыми глазами. Я понял, что какой-то разговор обо мне уже был. Мой коллега пытался пересказать Сергею Павловичу мои сомнения, но тот жестом остановил его и, глядя на меня, спросил:
— Согласны?
Смутившись, я довольно бессвязно пролепетал что-то в том духе, что все это для меня очень ново и что у меня нет опыта.
— А вы думаете все, что мы делаем, для всех нас не ново? На космос вот думаем замахнуться, спутники Земли делать будем — не ново? Человека в космос пошлем, к Луне полетим — не ново? К другим планетам отправимся — старо, что ли? Или вы думаете мне все это знакомо? У меня что — есть опыт полетов к звездам?
Я молчал.
— Эх, молодость, молодость! — промолвил он после некоторого раздумья. — Ну что же, скажу: молодость штука хорошая, — глаза его вдруг потеплели.
— И это не главный ваш недостаток… Так что же, беретесь?
— Берусь, Сергей Павлович!
— Ну вот и добро. Желаю всего хорошего и… до свиданья. Меня еще дела ждут.
Его рука легла на пухлую стопу вечерней почты. Было около одиннадцати часов вечера…
* * *
В последние дни подготовки первого спутника произошла одна непредвиденная неприятность на заводе. Один из кронштейнов, которым к корпусу спутника крепились его усы-антенны, не выдержал при испытаниях на прочность — сломалась небольшая пружинка. Ее срочно нужно было переделать. Пришлось докладывать Сергею Павловичу.
В приемной Главного никого не было. Сам по себе случай довольной странный. Его секретарь просматривала какие-то бумаги. Было что-то около восьми вечера.
— Сергей Павлович у себя?
— У себя.
— А настроение как?
— Да вроде ничего. Шуму не было. А у вас что?
— Да, так… Доложите ему, он нам на одну минуточку нужен…
Сергей Павлович сидел за своим рабочим столом. Наклонив голову вниз, он поверх тонкой золотой оправы очков, посмотрел на нас.
— Ну, что стряслось? Раз вместе — значит, что-нибудь случилось!
Я скосил глаза на ведущего: мне говорить, или он будет докладывать? Пауза затянулась.
— Ну что, пришли со мной в молчанку играть?
— Сергей Павлович! — начал ведущий. — У нас неприятность маленькая приключилась, испытания пружины в антенном кронштейне…
— «Приключилась»! Хороши ведущие, — перебил его Главный. — А где же вы целый день были? Кто за вас должен своевременно докладывать? Я что, назначил вас ведущим, чтобы за вас мне другие докладывали, что происходит на производстве?
Я почувствовал, что лицо заливается краской. Неужели Сергей Павлович уже знал об этом злополучном кронштейне?
— Безобразие какое-то творится. Все молчат! Все скрывают! А я что, всем за вас один должен заниматься? — Сергей Павлович уже через очки пристально и сурово, не моргая, темными глазами смотрел на нас.
— Чтобы такое безобразие было в первый и последний раз! А вот теперь — нате, полюбуйтесь! — он протянул ведущему бумагу, лежавшую на столе.
Скосив глаза, я прочитал:
«ПРИКАЗ ПО ПРЕДПРИЯТИЮ № …
За несвоевременное уведомление об имевшем место недостатке, выявленном при испытании детали антенного кронштейна объекта, приказываю:
объявить выговор заместителю Главного конструктора … (свободное место), начальнику отдела … (свободное место) и начальнику группы … (свободное место)» Подписи не было.
— Ну что, прочитали? Очень мне хочется пополнить этот приказ еще одной фамилией, — и Главный посмотрел в мою сторону. Я почувствовал, что краснею еще больше. Стыдно и досадно. Мерзко. Начинать новую работу… с выговора.
— Так и быть, на первый раз наказывать не буду. Но чтоб это было в первый и последний раз! Так и знайте. А вы, товарищ ведущий, приучайте к порядку вашего заместителя…
Дня через два ведущий спрашивает меня: «А ты знаешь, чем закончилась история с тем приказом? На, смотри». И он протянул мне тот самый листок бумаги.
В приказ были вписаны фамилии заместителя Главного, начальника отдела, начальника группы. Но подписан он не был, а скрепкой к приказу была приколота записка: «Сергей Павлович! Я бы очень просил Вас не наказывать начальника группы, так как он выполнил все поручения своевременно. В том, что Вам своевременно не было доложено, виноват в первую очередь я». И инициалы заместителя Главного, фамилия которого была вписана.
А на приказе наискось, крупным твердым почерком: «Мне безумно надоело это противное поведение. Как надо разболтаться, какими стать несерьезными людьми, чтобы так себя вести! Следующий раз — обязательно накажу! С. П.»
* * *
Октябрь 1957 года. Газеты всех стран мира еще полны откликами: «Советский Союз… Межконтинентальная… Атомоход „ЛЕНИН“… Первый спутник…» И люди во всех странах поднимали головы к небу, смотрели, удивлялись, восхищались…
А у нас в конструкторском бюро полным ходом готовился второй спутник. И не просто спутник, а с «пассажиром» на борту, которым стала известная теперь всему миру Лайка. Информации с борта второго спутника на Землю должно было поступать существенно больше, чем с первого, и для этого требовалась подходящая радиотелеметрическая система. Наши инженеры «перекопали» все существующие системы — был неплохой выбор, однако ни одна из тех, которые, летали на ракетах, в том числе и межконтинентальных не подходили. Все они не были рассчитаны на длительную работу в условиях космического вакуума. А в герметичный приборный контейнер и папиросной коробки нельзя было «запихнуть». Телеметрию можно было установить только непосредственно на борту ракеты-носителя…
На одном из совещаний у Сергея Павловича, когда его коллеги, главные конструкторы, обсудив состояние работ по второму спутнику, подошли к вопросу о телеметрических измерениях… в кабинете стало тихо. Предложений не было. Минуты шли, люди молчали.
— Ну что, так и будем молчать? Что же делать с телеметрическими измерениями? — не поднимая головы тихо спросил Сергей Павлович.
— Позвольте мне, — поднял голову Алексей Федорович. Это в его конструкторском бюро разрабатывались все те телеметрические системы, которые летали на ракетах. — У нас есть приборы, которые подойдут по всем параметрам, но они недостаточно герметичны. Мы беремся, если, конечно, нам помогут обеспечить нужную герметичность, в самый короткий срок сделать, то что нужно…
Честно скажу, некоторые посмотрели в этот момент на Алексея Федоровича как на сумасшедшего или по крайней мере как на человека не совсем серьезного. Обычно на всю «теорию» и «практику» при установке на ракету какой-нибудь новой системы требовалось по крайней мере времени раз в 20 — 30 больше, чем имелось тогда. Послышались весьма скептические замечания. Сергей Павлович внимательно слушал, молчал. Поддержать Алексея Федоровича никто не решился. Сомнений же было высказано достаточно.
— А знаете, — вдруг промолвил Сергей Павлович, — я, пожалуй, с его предложением соглашусь. Мне оно нравится, черт возьми! В нашем деле надо уметь идти на риск. Да, собственно говоря, риск-то не очень и большим можно сделать. Ну неужели мы не поможем Алексею Федоровичу обеспечить нужную герметичность? Слушайте, я предлагаю согласиться. Давайте так и решим. Алексей, задержись. Мы с тобой обсудим кое-что. Через три дня приборы были проверены в барокамере, результаты оказались хорошими. Телеметрическая система для второго спутника появилась в срок.
* * *
1959 год. Готовился запуск первой космической ракеты в сторону Луны. Группа испытателей, инженеров, ученых летела на космодром. Современные Илы, Ту и Аны в те годы нас еще не баловали. Летали мы на Ил-14, а то и на Ли-2.
Путь долгий — часов восемь. О чем только за эти часы вынужденного безделья ни переговоришь со своими соседями, да и не только с теми, кто сидит рядом, а и по всем рядам пройдешься. Кто читает, кто дремлет полулежа, как-то по диагонали в кресле. Ближе к кабине пилота, почти против кресла, в котором всегда сидит Сергей Павлович, народ более серьезным делом занят: шахматы.
— Сергей Павлович, а что, интересно, есть ли у вас однофамильцы на заводе или в ОКБ? Ведь если есть, пожалуй и «случаи» какие-нибудь с ними бывали, а? — чуть улыбнувшись, задал вопрос Королеву один из ученых, сидевший в кремле через ряд от него.
Сергей Павлович полуобернулся.
— Да, были, конечно, — он на минуту задумался.
— Вот точно не помню, но в первые послевоенные годы, году в сорок девятом или пятидесятом, что ли, перед каким-то праздником звонит раз спецтелефон. Мне его недавно поставили. Снимаю трубку, говорю: «Королев». В ответ слышу совсем незнакомый голос: «Здорово, Королев!» «Здорово, — говорю, а кто говорит?» «Брось разыгрывать! Это …» И какую-то фамилию называет, не припомню сейчас. И не давая мне больше ничего спросить, вдруг сходу наваливается на меня: «Слушай, Королев! Какого черта ты до сих пор с этими вагонами с беконом вопрос решить не можешь?» «С какими вагонами, с каким беконом?» — спрашиваю. «Ты что, с Луны свалился? Я тебе на прошлой неделе звонил, что у меня есть шесть вагонов бекона, и ты обещал сказать, куда их посылать. Сколько же я ждать буду?» Вот, думаю, ситуация! Явно меня товарищ с кем-то путает. Ну что делать? Говорить ему, что я — Королев, но к торговым делам отношения не имею?.. «Послушай! — вдруг осенила меня мысль. — А ты можешь пару вагонов послать… — и я назвал адрес нашего ОРСа, — а остальные в область? Оплату гарантирую». «Почему же не могу? — отвечает мой собеседник. — Могу!» Ну, думаю, вот и порядок. Получит наш ОРС два вагона бекона, в магазинах города будет чем народ побаловать — время-то послевоенное… Положил трубку а сам думаю, кто же это мой торговый однофамилец? Посмотрел по телефонному справочнику — точно, есть такой. Какой-то большой начальник в торговле, однако звонить ему не стал. А к празднику бекон в магазинах нашего города был! — с улыбкой закончил Сергей Павлович.
— А мне рассказывали, что кто-то на заводе, пользуясь вашей фамилией, то ли квартиру получил, то ли…
— Ну нет, не получил. Это дело не простое, и фамилия здесь не поможет. А вот довольно интересный случай один был — это точно. Звонит мне как-то по телефону начальник нашего ЖКО — жилищно-коммунального отдела, и бойко докладывает, что, дескать, мое указание выполнил, и по улице Рабочей, в доме 10, квартире 17, как сейчас помню этот адрес, ремонт произведен. Я стал вспоминать, когда же я давал такое указание? — не помню. Не давал! Спрашиваю: «Это я давал указание о ремонте?» «Вы, — говорит, — Сергей Павлович. Четыре дня тому назад звонили». «Ну хорошо, — говорю, — спасибо». А сам думаю: какой-то шельмец от моего имени работает. Надо разыскать. Позвонил в отдел кадров. Спрашиваю: «Кто живет по улице Рабочей, в доме 10, в квартире 17?» Через минуту отвечают: «Семья Королева Александра Дмитриевича. Работает мастером в цехе сборки». В этот же вечер пошел я в цех. Думаю, надо проучить этого предприимчивого деятеля. Зашел к начальнику цеха, спрашиваю: «Королев у тебя работает?» «Работает», — отвечает. «А сейчас он где?» «Да вот, только пришел, заступает на вторую смену». «Позови-ка его». Через минуту заходит. Лицо знакомое, но фамилии его раньше не знал. «Вы — Королев?» «Королев», — отвечает. «Мастером работаете?» «Мастером на сборке». «Так кто же вам дал право давать указания о ремонте квартиры от имени Главного конструктора?» «А я и не давал, Сергей Павлович!» — и при этом не смущаясь, смотрит на меня. Ну, думаю, сейчас я ему выдам! Чтоб на всю жизнь запомнил. И вы-ыдал! И он стоит, с ноги на ногу переступает, покраснел как рак и молчит. «Что вы молчите? Отвечайте, когда вас спрашивают!» — кричу. Вот тут-то он и рассказал, что заявление в ЖКО о ремонте раз пять подавал и ни ответа, ни привета. А квартира уже давно «капитального просит». Позвонил тогда он начальнику ЖКО и говорит: «Здравствуйте, с вами говорит Королев. Скажите, когда у вас по плану намечен ремонт квартиры?» И назвал свой адрес. А тот отвечает: «Простите, на память не помню, разберусь, доложу». Положил трубку. Больше, клянется, ничего не говорил. А на следующий день смотрит, к дому машина подошла — маляры, штукатуры, материал весь привезли. В три дня ремонт сделали. Теперь квартира как игрушка. Вот и все.
Ну что мне было делать? Ругать его? А за что? Пришлось поздравить с ремонтом квартиры.
* * *
1959 год. В ОКБ проектировалась автоматическая станция для фотографирования невидимой стороны Луны — рождалась «Луна-3». Проблем было много. И вот одна из них — выбор оптимальной траектории полета. Коррекций траектории в то время мы еще не умели делать, поэтому баллистики должны были выбрать столь хитрую траекторию, чтобы и без коррекций станция смогла бы облететь Луну возможно ближе к ее невидимой стороне, а потом вернуться к Земле, да к тому же обязательно со стороны Северного полушария. Задача была не из простых. Все обычные траектории межпланетных перелетов для нашей задачи не подходили. Вариантов было рассмотрено много. И вот, в один из вечеров, когда, наконец, решение вроде бы нашлось, проектанты были у Сергея Павловича. Предложение очень его заинтересовало. Оно было необычным. Это была так называемая «пертурбационная» траектория облета Луны, использующая ее силу притяжения.
— Подождите, подождите, — остановил Сергей Павлович своего зама. — А кто эту траекторию рассчитывал? Вы или баллистики в академии? Ведь эта орбита очень интересна! Слушайте, это же на практике можно будет проверить использование таких траекторий для будущих полетов к планетам! Перспективнейшая штука, я вам говорю! Вот увидите, пройдет десяток-другой лет и этим способом космонавтика будет широко пользоваться! А интересно, какие требования она налагает на систему управления ракетой, на время старта?
— По предварительным данным, для старта по такой траектории к Луне существует только один день в течение всего года, — ответил заместитель Главного.
Сергей Павлович вскинул глаза:
— Только один? Значит, если к этому дню не поспеем, то придется год ждать? И когда же эта дата?
— По предварительным данным, в октябре. В начале октября.
— Что у вас все «по предварительным», да «по предварительным»? Страхуетесь что ли? Разве можно серьезно рассматривать ваши предложения, когда все — «предварительно»? Затеем работу, а потом у вас вместо предварительного одного, получится окончательное совсем другое! Нельзя так!
— Сергей Павлович! — пытался в какой-то мере оправдаться его заместитель, — Мы-то ведь сами не можем все это точно посчитать, это только товарищи в академии могут. Они очень интенсивно работают, на них мы жаловаться никак не можем…
— Не можете? Ишь какие добренькие! Они жаловаться не могут, а приходить к Главному конструктору со всеми вашими «предварительными» предложениями для принятия решения, да-да, ре-ше-ни-я, вы можете?
Мы стояли и молчали. Сергей Павлович повернулся к телефону, набрал номер.
— Наталья Леонидовна, здравствуйте! Королев. Вице-президент у себя? Соедините, пожалуйста.
В течение нескольких минут он договорился с академиком Келдышем об ускорении расчетов новой траектории.
— Ну вот, это вам поможет. Вице-президент понимает, что это за задачка, но учтите, ведь мы с нашими проектами у него не одни. Поэтому и вы сами покоя им не давайте. А то ведь им только посчитать и нам цифры выдать, а нам станцию делать и запускать…
— А как вы думаете обеспечить электроэнергетику станции? Надеюсь, не на недельный полет?
Выслушав проработанные варианты и почувствовав, что мнение склоняется к наиболее простому и надежному варианту питания — просто от аккумуляторных батарей, Сергей Павлович спросил:
— А на сколько суток в этом случае будет обеспечено питание?
Один из проектантов назвал количество суток.
— На сколько? Нет, это в принципе не годится! Вы что, думаете, такую задачку можно «подвесить» на один цикл передачи фотографий? А если помеха какая-нибудь, сбой, да, бог весть, что еще может случиться, и прощай все? — Сергей Павлович стал горячиться. — Я удивлен вашим предложением, Я считал, что вы более серьезные люди. Это совершенно безответственное предложение!
— Потрудитесь, — продолжал раздраженным тоном Сергей Павлович, — этот вопрос рассмотреть заново. И посерьезнее! Удивительное легкомыслие! Мальчишки!
Он встал из-за стола, вышел в маленькую комнатку, что была за его рабочим кабинетом. Мы стояли красные, не глядя друг на друга, и молчали. Так зачастую бывало: разговор как разговор, нормальный деловой разговор, а потом вдруг раз — и взрыв!
Пауза затянулась. Через неплотно закрытую дверь комнатки было видно, как Сергей Павлович подошел к маленькому столику, налил воды в стакан, вынул из кармана какую-то бумажку, развернул, что-то вынул, поднес ко рту, запил. Минуты через три вышел к нам.
— Ну, что у вас еще? — тон спокойный, деловой…
— Сергей Павлович, есть еще один вопрос — ориентация. Основные требования к системе ориентации у нас приготовлены. Мы сами прикинули — они не «архижесткие». Но ведь посоветоваться, вы знаете, не с кем. Были мы тут в одной организации…
— Ну и что же они, интересно, говорят? — Говорят, что попробовать можно.
— А у Михаила Александровича вы были?
— Еще нет. А он что, тоже мог бы?
— Конечно. Сейчас ему позвоним.
Сергей Павлович повернулся вполоборота вправо, снял трубку белого телефона, набрал номер.
— Михаил? Здравствуй, это я. Слушай, Миша, здесь вот наши товарищи задумали одну лунную станцию новую, а задачка — будь здоров: Луну-матушку облететь, сфотографировать ее обратную сторону, а картинки на Землю передать. Что? Ах, слышал? Ну и что ты скажешь? Я вот хотел тебя попросить посмотреть систему ориентации, а?
Минуты три Сергей Павлович молча слушал.
— Ну знаю, что ты загружен, а я, думаешь, не загружен? Или у меня других дел нет? Впрочем, — он хитровато подмигнул нам, — наши товарищи говорят, что такую систему может сделать и другая фирма, кстати, тебе известная… Да-да, его фирма… Ну-ну-ну, зачем же так? Ну и что, что с ним не работали? Знаешь, Михаил Александрович, мне такая система нужна. И не в принципе, и не когда-нибудь, а нужна через полгода. Не хочешь или не можешь, это дело твое. Привет!
Трубка резко легла на телефон. Главный минуту сидел в той же позе, закрыв лицо рукой. Повернулся к нам.
— Поняли? То ли он действительно перегружен, то ли не хочет — бог с ним. Настаивать, я думаю, не будем. А вы не теряйте времени, связывайтесь-ка с той фирмой и подключайтесь на всю железку. Завтра в 20.00 я жду ваш доклад. Привет!
* * *
Быстро летели месяцы. Все необходимые системы и приборы для «Луны-3» были сделаны. Новая станция, необычайно красивая и изящная, поблескивала нежно-голубыми зайчиками солнечных батарей, иллюминатором фототелевизионного устройства. Последние проверки, и мы опять на космодроме. Завершаются последние испытания, проверены научные приборы — претензий нет. Нормально работает радиокомплекс. Очередь Подошла к ФТУ — фототелевизионному устройству. Это ему предстояло решить главную задачу — сфотографировать обратную сторону Луны, проявить, просушить фотопленку и передать изображение на Землю с помощью радио. Полный цикл фотографирования был рассчитан на 55 минут. Включено программное устройство, 50 минут — все хорошо… Петр Федорович, руководитель «фэтэушников», опытный инженер, телевизионщик, потирает руки, улыбается. Подходит 55-я минута. Еще две-три секунды и все! Признаться, было даже как-то тоскливо ждать почти час конца испытаний. Но что это? Петр Федорович с тревогой поглядывает на секундомер: 56 минут, а программное устройство продолжает работать, 57, 60, 62 минуты!!! Лишних семь минут. Откуда? Почему?
Сергей Павлович тут же подходит к нам.
— Что у вас там случилось?
— Какой-то сбой в «программнике». А что именно, так сказать не могу — надо разбирать установку и смотреть.
— Сколько времени вам для этого нужно?
— Два часа.
— Разбирайте станцию, ФТУ снять!
А со временем у нас было, скажем прямо весьма и весьма туго. А тут еще эта задержка. Монтажники быстро сняли установку. Петр Федорович со своими инженерами, наши испытатели, два заместителя Сергея Павловича — все пошли в лабораторию. Народу собралось много, пожалуй, больше чем достаточно. ФТУ поставили на стол. В этот момент вдруг вошел Сергей Павлович.
— А ну-ка! Немедленно прекратить работу! — Все замерли. — Вы что здесь делаете? — Он посмотрел на своих заместителей и всех стоящих рядом. — А ну-ка уходите все отсюда! Да-да, марш! И чтобы никого лишнего в комнате не было. Вы меня поняли? Поставить дежурного у двери, и никого не пускать! Даже меня.
И он первый, резко повернувшись, вышел из лаборатории.
Через 35 минут ФТУ был возвращен в монтажный зал к станции…
На следующее утро я встретил Петра Федоровича около гостиницы. Он сидел на скамеечке и нещадно дымил.
— А ты знаешь? — сумрачно проговорил он. — Ночью Сергей Павлович улетел в Москву. Кто-то ему позвонил и сказал, что у московских астрономов появились сомнения в правильном выборе экспозиции. По их мнению, она должна быть раз в десять больше. В десять раз больше!
События в этот день развивались стремительно. После обеда прилетела бригада с фотозавода с заданием приступить к смене экспозиций. Петр Федорович, однако, категорически отказался сделать это. По телефону доложили Сергею Павловичу. Тот потребовал срочного вылета Петра Федоровича в Москву. Но вместо этого Петр Федорович, воспользовавшись безоблачным небом и ярко светившей Луной, сделал ряд ее снимков с помощью ФТУ. Снимки оказались отличными даже при самой короткой экспозиции. Об этом срочно доложили Главному, и он этой же ночью прилетел обратно. А решение? Решение он принял поистине соломоново — оставить только самые короткие экспозиции, а вместо самой длинной из запланированных установить ту, которую рекомендовали астрономы. И «волки» были сыты, и «овцы» целы! Интересно, что потом самыми лучшими фотографиями «Луны-3» стали снимки с самой короткой экспозицией. Петр Федорович торжествовал. Сергей Павлович посмеивался.
1959 год. Крым. Приближался самый кульминационный момент полета «Луны-3»: с минуты на минуту ожидали передачи изображения. Естественно, все волновались. В этот-то момент к Сергею Павловичу подошел один из астрономов, известный ученый, и вполголоса сказал:
— Сергей Павлович, я полагаю, что оснований волноваться нет никаких. Абсолютно никаких. Я произвел расчеты, из них ясно следует, что никакого изображения мы не получим. Да-да, не получим! Вся пленка должна быть испорчена космической радиацией. У меня вот получилось, что для ее защиты нужен чуть ли не полуметровый слой свинца! А сколько у вас? — Пожалуй все, кто был в тот момент на приемном пункте совершенно точно знали, уж чего-чего, а полуметрового слоя свинца вокруг кассеты с фотопленкой, конечно, не было и быть не могло. Нетрудно представить себе реакцию всех слышавших эту фразу. Сергей Павлович очень внимательно посмотрел на ученого, но ничего не сказал.
А примерно через час, когда первая фотография была получена, Сергей Павлович приказал немедленно сделать один отпечаток и с надписью: «Уважаемому А. Б. Первая фотография обратной стороны Луны, которая не должна была получиться. С уважением Королев»… подарил ее этому ученому.
* * *
Декабрь 1953 года.
— Зайдите-ка срочно ко мне! — Сергей Павлович произнес эти слова по телефону с какой-то, не часто бывавшей в рабочей обстановке теплотой.
Через несколько минут я входил в его кабинет.
— Ну вот, старина, еще один год нашей жизни прошел. Завтра Новый год. Поздравляю тебя с наступающим!
Сергей Павлович, приветливо улыбаясь, вышел из-за стола, крепко пожал руку. Потом повернулся к столу, взял из пачки нетолстых, в голубом переплете, книг, верхнюю, протянул мне.
Чуть скосив глаза на обложку, успел прочесть: «Академия наук СССР» и ниже золотом: «Первые фотографии обратной стороны Луны». Не удержавшись, открыл переплет. На первом листе, в правом нижнем углу, наискось крупным энергичным почерком: «На добрую память о совместной работе. 31/XII-59 г. С. Королев».
— И подожди минутку… — Сергей Павлович вышел в свою комнатку за кабинетом. Через минуту вошел обратно — в руках две бутылки, по форме винные, завернуты в мягкую цветную бумагу.
— А это тебе к новогоднему столу! Вот, француз, какой-то винодел, говорят, в Париже пари держал, обещал поставить тысячу бутылок вина из своих погребов тому, кто на обратную сторону Луны заглянет. Недели две, что ли, назад в Москву, в академию посылка пришла. Ровно тысяча бутылок. Проиграл мусье! Так что, тысяча не тысяча, а две бутылки твои. С Новым годом!
* * *
1961 год. Апрель. На космодроме готовился «Восток». Первые сутки испытаний всех систем корабля прошли нормально. Под вечер, считая, что все будет, конечно, в порядке, я вышел из монтажного зала. В соседней комнате инженеры смежной организации готовились к проверкам систем кресла космонавта. Отойдя чуть в сторону, я с моим коллегой — ведущим конструктором, обсуждали какие-то вопросы. И вдруг… дверь в комнату резко распахивается, и влетает — не входит, а именно влетает — Сергей Павлович. На долю секунды остановившись, он обводит глазами комнату и как лавина обрушивается на меня.
— Вы что здесь, собственно, делаете?
Я не нашелся что ответить, Люди в комнате замерли…
— Отвечайте, когда вас спрашивают!!!
— Почему вы не в монтажном корпусе? Вы знаете, что там происходит? Да вы вообще знаете что-нибудь, отвечаете за что-нибудь или нет?
Зная, что бесполезно возражать и оправдываться в тот момент, когда Главный «заведен», я молчал.
— Так вот что — я отстраняю вас от работы, я увольняю вас! Мне не нужны такие помощники. Сдать пропуск, и к чертовой матери, пешком по шпалам!!! — Хлопнув дверью, он вышел.
Минута, две. Ребята в комнате постепенно начали оживать, послышались вздохи. Подняв голову, я увидел сочувствующие взгляды.
В зале монтажного корпуса буря была тоже солидной. Баллов десять. «Вырванные с корнем» виновные, растрепанные, с красными лицами молча стояли около приборного отсека. Не исключено, что среди них был тоже не один «уволенный». Как оказалось, Сергей Павлович был «заведен» обнаруженным дефектом в одном из клапанов системы ориентации. Дефект только что «вылез», и я, естественно, еще не знал о нем. Злополучный клапан тут же заменили, и испытания пошли дальше. Пропуск, конечно, я сдавать не пошел.
* * *
12 апреля 1961 года. Позади промчавшиеся, слившиеся в какой-то один непрерывный поток дни, ночи, неотделимые друг от друга мгновения, минуты, часы подготовки старта «Востока». Вот и старт. Гагаринское, только его: «ПОЕХАЛИ!»… Тревожные 108 минут ожидания. Тонны нервной энергии, сгоревшие вместе с десятками тонн топлива. А затем — радостные сообщения о приземлении. И мы в самолете.
— Ну и молодец же Юрий! — Сергей Павлович, до этого смеявшийся до слез по поводу какой-то фразы Мстислава Всеволодовича, вытирая платком глаза, выпрямился в своем кресле. — Вот, на днях подхожу я к нему — он спокойный, веселый, улыбается. Сияет как солнышко. «Что ты улыбаешься?» — спрашиваю. «Не знаю, Сергей Павлович, наверное, человек такой несерьезный!» Я подумал, да… побольше бы нашей Земле таких «несерьезных»… А вот. Сегодня утром, когда он с Титовым одевался в свои доспехи, я спрашиваю Юрия: «Как настроение?» А он отвечает: «Отличное! А как у вас?» На меня внимательно посмотрел и… улыбаться перестал. Наверное, хорош вид у меня был. И говорит: «Сергей Павлович, да вы не беспокойтесь, все будет хорошо». Самому час до полета, а он меня успокаивает…
Сергей Павлович замолчал и, задумавшись, откинулся на спинку кресла. Закрыл обеими руками глаза, потер виски…
— А знаете, товарищи, ведь этот полет, слушайте, откроет новые, невиданные перспективы в науке. Вот полетят еще наши «Востоки», а ведь потом… потом надо думать о создании на орбите постоянной обитаемой станции. Мне кажется, что в этом деле нельзя идти в одиночку. Нужно международное сотрудничество ученых. Исследования, освоение космоса — это дело всех землян!
* * *
Таким ли был Сергей Павлович? Это не портрет. Даже не попытка создания его. Это только маленькие незначительные штрихи. Штрихи к портрету. Он был гораздо сложнее, больше, цельнее, значимее.