«Ехиель, пригласи, пожалуйста, ко мне Гарри Гурвица», — попросил премьер-министр своего верного политического секретаря Ехиеля Кадишая. Шел июль 1977 года. Менахем Бегин стоял во главе Израиля и был преисполнен решимости стать защитником евреев во всем мире.

Кадишай, оживленный и разговорчивый человек, легко узнаваемый по копне белых волос и очкам в темной оправе, был личным секретарем Бегина еще со времен подпольной работы в «Иргун». Они вместе испытывали чувство разочарования в период затянувшегося на несколько десятилетий пребывания в оппозиции. И теперь Бегин и его команда рвались в бой.

Кадишай снял телефонную трубку внутренней связи, набрал 211 и пригласил Гурвица немедленно зайти к премьер-министру.

Вскоре темноволосый и тучный уроженец Южной Африки уже работал у Бегина в качестве советника по еврейским делам. Бегин редко приглашал его к себе в кабинет, как правило, для того, чтобы тот помог ему в составлении особо деликатных документов на английском языке.

Уроженец Польши Бегин довольно свободно владел английским и каждый день слушал английские радиопередачи — пикантная дань уважения Лондону от человека, который в период английского правления в Палестине разыскивался британскими властями. Бегин был англофилом и хотел, чтобы израильская демократия развивалась по британской модели, а когда ему требовалось написать что-то особенно яркое на английском, он приглашал Гурвица.

Миновав охрану «Шин Бет», Гурвиц вошел в кабинет премьера.

— Гарри, — обратился к нему Бегин, — я хочу, чтобы ты написал одно письмо, которое но только важно само по себе, ни и близко моему сердцу.

Письмо было адресовано марксистскому президенту Эфиопии полковнику Менгисту Хайле Мариаму. Выдержанное в особо вежливом тоне письмо содержало просьбу разрешить эфиопским евреям выезд в Израиль. Эта гуманная просьба адресовалась лидеру Временного военно-административного совета, который возглавлял Эфиопию после свержения вооруженными силами старого «периферийного» союзника Израиля императора Хайле Селассие.

Бегин считал, что момент для такой просьбы был подходящим, чтобы начать всемирный поход за освобождение евреев, поскольку Израиль только что получил от полковника Менгисту просьбу о возобновлении поставок оружия в Эфиопию. По конфиденциальным каналам Менгисту намекнул, что надеется на поддержку Израилем просьбы о помощи Соединенных Штатов в войне с соседним Сомали и против повстанцев Эритрейского фронта освобождения.

В ходе своего первого визита в Вашингтон в качестве премьер-министра Израиля в июле 1977 года первый вопрос, который Бегин поставил перед Джимми Картером, касался Эфиопии. Однако речь шла не об оружии и не о локальных войнах. В течение нескольких минут Бегин старался вызвать симпатии сентиментального Картера к эфиопским евреям, которые лелеяли вековую мечту о возвращении на землю своих предков.

Правительство Бегина по-новому подошло к проблеме еврейской диаспоры в Африке и других регионах мира Премьер вызвал директора «Моссада» Хофи и Нехемию Леванона, нового руководителя «Бюро связей», координировавшего усилия Израиля, направленные на предоставление советским евреям права на эмиграцию. Бегин сказал им, что считает эмиграцию евреев делом не менее важным, чем достижение мира с Египтом, борьбу с терроризмом или подготовку разведывательных оценок военной ситуации, которые традиционно считались наиболее приоритетными задачами еврейского разведсообщества.

Леванон стал руководителем «Бюро связей» в 1970 году, заполнив несколько великоватые для него сапоги одного из основателей израильской разведки Шауля Авигура.

В 1934 году Авигур был одним из основателей «Шай» — догосударственной разведывательной службы — и вышел в отставку только в 70-летнем возрасте по состоянию здоровья, после 17 лет тайной борьбы за права советских евреев.

Новый глава бюро ранее служил у Авигура в «Алии- Бет». В качестве дипломата работал в Москве, откуда в 1950-х годах был выдворен за тайные контакты с советскими евреями. В числе его акций была доставка письма таена израильского кабинета его сестре, за которое несчастная женщина получила 3 года тюрьмы. В результате аналогичных инцидентов было выдворено еще два израильских дипломата.

По возвращении в Израиль Леванон работал в штаб- квартире «Бюро связей», а затем был направлен в израильское посольство в Вашингтоне для координации работы по еврейской проблеме. Его задача в основном сводилась к лоббированию американских политиков с целью получения их поддержки в вопросах эмиграции советских евреев. После разрыва дипломатических отношений с СССР в 1967 году Израиль лишился там дипломатического прикрытия и контакты с советскими евреями затруднились.

В 1970-х годах, возглавляя «Бюро связей», Леванон предпочитал вести работу без лишнего шума. Однако в этот период в самом Израиле и еврейской диаспоре воинствующие сионистские организации отвергали тихую дипломатию и открыто требовали «освободить советских евреев». Эти группы заставили Израиль скорректировать свою политику в соответствии с требованиями еврейской общественности. В это же время Соединенные Штаты и Советский Союз вступили в «золотой век» догорбачевской «разрядки». Под давлением американцев советский лидер Брежнев разрешил выезд из Советского Союза 250 тыс. евреев. Две трети советских евреев переехали в Израиль.

Увеличивающийся поток эмигрантов потребовал расширения масштабов деятельности Бюро. В ряде городов Европы открылись новые консульства Израиля, во многие страны были направлены эмиссары для поддержания контактов с еврейскими организациями. В Советский Союз стали направляться письма в поддержку евреев, а также литература на иврите, предметы религиозного обихода и т. п.

Выезжавшие в Советский Союз иностранные евреи получали от израильских дипломатов подробный инструктаж о том, что надо и что не надо делать в СССР. Им говорили, с кем из евреев можно встречаться, а кого стоит избегать, как вести себя в случае задержания властями.

Леванон и Хофи, разумеется, знали, что тайная израильская агентура всегда принимала участие в решении проблем диаспоры, но Бегин хотел еще больше повысить ее роль.

Израиль рассматривал себя в качестве естественного национального дома для всего еврейского народа, убежищем для каждого еврея или еврейки, кем бы они ни являлись. Это была совершенно четкая идеологическая установка, служившая краеугольным, камнем сионизма с момента его зарождения.

За этой доктриной стоит немалый момент национального своекорыстия. Окруженный враждебными арабскими государствами Израиль, в силу демографического фактора, нуждался в притоке иммигрантов. Они служили не только в качестве резерва живой силы, но и для оправдания самого существования Израиля. В силу этого Израиль считал себя обязанным оказывать помощь всем евреям и еврейским общинам, которые в этом нуждались. Это чувство ответственности наиболее сильно проявляется в специальных службах. Когда Израиль считает, что существует еврейская проблема, разведывательное сообщество Израиля становится «всееврейской разведывательной службой».

Официальная политика Израиля заключалась в том, что для защиты зарубежных еврейских общин, а также для привлечения иммигрантов в Израиль должны были использоваться все средства. Это предпочтительно было делать открыто и легальными средствами. Там же, где это было невозможно или не давало результата, сионистские организации и само Государство Израиль не останавливались перед применением нелегальных средств и методов. Такая стратегия была положена в основу деятельности «Алии- Бет», и она реализовывалась в массовых акциях по вывозу евреев из Йемена, Ирака и стран советского блока в первые годы существования Израиля.

Бегин полностью поддерживал работу «Бюро связей», но предпочитал более открытую и наступательную линию той, которую до сих пор проводило Бюро. Новому премьеру хотелось массовых митингов и петиций с требованиями свободы для советских евреев. Это был уже тот период 1970-х годов, когда с ухудшением отношений Соединенных Штатов с брежневским Кремлем число еврейских эмигрантов сокращалось.

Были также сложности и в отношениях Бюро с зарубежными еврейскими организациями, работавшими в том же направлении. В 1980 году энергичные молодые еврейские активисты посещали молодежные клубы в северной части Лондона в поисках добровольцев, которые могли бы поехать в Советский Союз. На призывы ответило около сотни молодых британцев в возрасте от 17 до 22 лет. Добровольцев направляли в одно неприметное агентство путешествий, предоставлявшее дешевые авиабилеты в Россию и снабжавшее путешественников книгами на иврите, пластинками и аудиокассетами, которые надо было доставить в Россию.

Родители легкомысленных британских путешественников были совсем не в восторге от того, что их детей превращали в шпионов-любителей. Они заявляли решительные протесты израильскому посольству в Лондоне, которое переадресовывало их Леванону. Ответы Леванона их не удовлетворяли: «Не вмешивайтесь в это. Вас это не касается. Мы знаем, что делаем».

Британские организации, выступавшие в поддержку советского еврейства, также выражали свое раздражение действиями израильтян. Все они работали ради одной цели и понимали, что Израиль накопил огромный объем информации о евреях и их нуждах, однако группы активистов за пределами Израиля были недовольны тем, что от них требовали финансировать поездки, о которых им не сообщали каких-либо подробностей.

После 10 лет пребывания Леванона на посту директора Бюро его сменил Иегуда Лапидот. Бегин, наконец, уступил требованию своих ближайших советников и назначил старого активиста партии «Ликуд» на весьма чувствительный участок тайной иммиграции. Лапидот, в отличие от Леванона и Авигура, не имел опыта работы в «еврейской разведке», но новый шеф Бюро был старым боевиком военной «Иргун», до получения Израилем независимости возглавляемой Бегином. Лапидот вместе с еще одним человеком нес ответственность за убийство в апреле 1948 года более 200 мирных жителей арабской деревни Деир-Ясин неподалеку от Иерусалима. Мировая общественность заклеймила это массовое убийство, но Бегин считал его вполне оправданной военной операцией. Вместо того, чтобы жить с клеймом преступника, Лапидот стал преуспевающим профессором биохимии Еврейского университета.

В дипломатическом и разведывательном истэблишменте Израиля многие не могли понять, почему не обладавший необходимым опытом Лапидот был назначен руководителем «Бюро связей». Однако между Лапидотом и Бегином было полное взаимопонимание. Работа Бюро активизировалась, и Лапидот с удовольствием выполнял пожелания Бегина о развертывании громкой публичной кампании в поддержку советского еврейства.

Бюро официально объявляло «узником Сиона» каждого советского еврея, который активно выступал с пропагандой идей сионизма, еврейской культуры и подвергался за это аресту. Израиль проводил четкое разграничение между простыми евреями, выступавшими в защиту прав человека, и активными сионистами, которые расплачивались за свою любовь к Израилю.

В тех случаях, когда официально признанные «узники Сиона» имели родственников за границей, им организовывали поездки по многим странам мира для встреч с видными политическими деятелями и представителями прессы с целью вовлечения их в кампанию за эмиграцию советских евреев. Израильское правительство через «Бюро связей» или Общественный совет по делам советского еврейства оплачивало все расходы.

Даже самый известный советский «узник Сиона» Анатолий (Натан) Щаранский на первых порах не мог претендовать на этот титул. Он был арестован в конце 1970-х годов по обвинению в шпионаже в пользу ЦРУ, и его считали просто активистом в сфере борьбы за права человека. И только потом ему удалось привлечь к себе внимание как к сионисту и стать символом согласованной еврейско-израильской борьбы за право советских евреев на эмиграцию. Сам Щаранский приехал в Израиль в 1986 году после освобождения в обмен на арестованных на Западе советских агентов.

Накал этой борьбы стал спадать к 1985 году, с появлением на политической арене Михаила Горбачева с его политикой гласности. По некоторым оценкам, в тот период из Советского Союза желали выехать около 500 тыс. евреев, и Горбачев им не препятствовал.

Давление со стороны арабских стран и угрозы террористов заставляли Израиль держать в секрете точное число иммигрантов и маршруты, по которым они прибывали. «Бюро связей» через израильских дипломатов в Москве тщательно планировало эмиграцию. Безопасность авиарейсов, перевозивших эмигрантов, обеспечивала «Шин Бет».

Эта новая волна эмигрантов вновь привлекла внимание к старой проблеме, которая беспокоила «Шин Бет» в 1950-х годах: боязнь того, что Советский Союз использует канал эмиграции для вывода в Израиль и другие страны Запада своей агентуры.

Использование этого канала было подтверждено старшим офицером КГБ Джирквеловым, который бежал на Запад. В 1981 году он рассказал допрашивавшим его англичанам, что советская тайная полиция внимательно изучала списки потенциальных эмигрантов в поисках кандидатов на роль шпионов. Некоторых вербовали сразу и приказывали тотчас же по прибытии в Израиль выходить на связь с советской разведкой. Другим позволяли обжиться, и лишь через несколько лет с ними могли вступить в контакт их советские хозяева. Для работы на этом направлении КГБ даже создал специальный департамент, который занимался вербовкой агентов, их подготовкой и практическим использованием… Однако вскоре Кремль понял, что, оказавшись в Израиле, многие агенты отказывались работать на КГБ и вообще прекращали связь.

Еще одно подтверждение широкомасштабных советских усилий, направленных на проникновение в Израиль, было получено в 1982 году в Лондоне во время суда над канадским профессором экономики Хью Джорджем Хэмблтоном, который был связан с КГБ.

Это дело привлекло внимание прессы как история человека, который официально работал в аппарате НАТО, а тайно был агентом Кремля. Оно не имело никакого отношения к Израилю, и такая связь обнаружилась случайно.

За несколько минут до того, как Хэмблтон был доставлен в Судебное присутствие № 1 исторического здания лондонского суда в Олд Бейли, там был вынесен обвинительный приговор сотруднице британской дипломатической службы Роне Ричи. Карьера этой высокой, привлекательной женщины-дипломата была погублена, когда она получила назначение в Тель-Авив.

Ричи поступила на дипломатическую службу в августе 1979 года, решив, что это место идеально подходит для молодой шотландки, владевшей несколькими иностранными языками. После соответствующей профессиональной подготовки она в июле 1981 года получила свое первое назначение на пост пресс-атташе британского посольства в Тель-Авиве. Через три недели получила приглашение на коктейль в египетское посольство, которое открылось в 1979 году после заключения мирного договора.

Простое рукопожатие с высоким смуглым молодым мужчиной толкнуло Ричи на скользкий путь к бесчестию. Она с первого взгляда влюбилась во второго секретаря египетского консульства Рифата аль-Ансари. Израильская разведка без груда зафиксировала эту связь. Влюбленные даже не пытались скрывать свои чувства. Они постоянно встречались на дипломатических приемах, их также часто можно было видеть целующимися при свечах в уютном ресторанчике на улице Йирмийаху в северной части Тель- Авива.

Может быть, на британского дипломата подействовал жаркий и влажный климат Средиземноморья, так отличавшийся от сурового климата Шотландии, но она дала волю своим чувствам. Ричи не только уступила всем желаниям своего любовника, но и в ответ на его просьбу об информации стала передавать ему секретные телексные сообщения, которые отправлялись ее посольством.

В конце ноября она передала Ансари совершенно секретный документ, раскрывавший подробности предстоящего визита на Ближний Восток министра иностранных дел Великобритании лорда Питера Каррингтона. Если бы эта информация попала в руки террористов, жизнь Каррингтона могла быть поставлена под угрозу.

«Шин Бет» решила положить конец этой связи, пока она не зашла слишком уж далеко. Израильтяне передали англичанам подробную информацию. Ричи была под каким-то предлогом вызвана в Лондон и арестована.

Она признала себя виновной, выразила раскаяние и стала помогать следствию. 28 ноября 1982 г. суд в Олд Бейли вынес ей условный приговор. Обвинитель сэр Майкл Хаверс заявил: «Поведение обвиняемой было скорее глупым, чем злонамеренным. Она так увлеклась своим чувством, что разрешила своему партнеру читать секретные телеграммы».

Мир Ричи обрушился, когда она узнала, что ее любовник имел в Каире жену и детей. По данным израильской разведки, Ансари был кадровым разведчиком и использовал свою привлекательную внешность в интересах египетской разведки. Британская пресса вовсю раскручивала этот скандал под хлесткими заголовками типа: «Дипломат-девственница обманута каирским Ромео и нильским Дон Жуаном».

Израильские журналисты в Лондоне, привлекаемые пикантными подробностями этого сексуально-шпионского дела, посещали все заседания по делу Ричи. По случайному совпадению в момент, когда она выходила из здания суда, они увидели, как в зал вводят другого предателя. Репортеры из любопытства задержались и не пожалели об этом. Трудно было предположить, что подряд два дела, рассматривавшиеся высшим британским судом, будут иметь отношение к Израилю, но тут выяснилось, что Хью Хэмблтон тоже занимался шпионажем в Израиле.

Профессор Хэмблтон, имевший британское и канадское гражданство, был завербован КГБ в 1940-х годах. Он приносил особую пользу советской разведке, когда занимал пост экономического советника в НАТО. Британские обвинители утверждали, что он нанес «крупный ущерб» интересам Запада.

В качестве примера того, как высоко русские ценили Хэмблтона, сообщалось, что его в Москве принимал Андропов, который впоследствии стал советским руководителем. Во время праздничного банкета они обсуждали проблемы обороны Запада и специфические задания, которые выполнял Хэмблтон, особенно в Израиле.

Под тяжестью улик Хэмблтон сознался, признал себя виновным и был осужден на 10 лет лишения свободы. Он сообщил, что трижды бывал в Израиле — в 1970, 1975 и 1978 годах. Эти поездки финансировались КГБ. В Израиле он вел вполне легальную научную работу, но одновременно выполнял задания КГБ.

В ходе первой поездки Хэмблтону было поручено его советским куратором в Австрии, который был известен ему как «Поль», выяснить, располагает ли Израиль ядерным оружием, и собрать информацию об отношениях Израиля с Южной Африкой.

Хэмблтон также должен был подготовить по своей линии доклады об экономике Израиля. «Поль» интересовался тем, какие расходы несет Израиль в связи с притоком иммигрантов: прием, образование, здравоохранение, организация рабочих мест, обеспечение жильем. Разоблаченный шпион признал, что эта информация была необходима КГБ для вывода в Израиль своей агентуры.

Трудно сказать, в какой степени информация Хэмблтона помогла КГБ, но 10 января 1988 г. выяснилось, что один советский агент действовал в еврейском государстве с момента своего прибытия в Израиль в качестве эмигранта из России. Это был Шабтай Калманович, история которого во многом напоминала историю Израиля Беера. В тот январский день Шабтай Калманович, арестованный «Шин Бет» за три недели до этого по возвращении из Восточной Европы, был обвинен в шпионаже в пользу России.

Калманович выехал из Советского Союза в 1971 году в возрасте 23 лет, но уже был завербован КГБ. Советские руководители ориентировали его на полную интеграцию в израильское общество, на создание прочных экономических позиций и на установление контактов с политическими и военными лидерами Израиля. На полученные от советской разведки деньги он создал себе репутацию бизнесмена мирового класса. Его финансовые интересы простирались от Монте-Карло до Африки.

Соблазнительный блеск богатства привлекал к нему влиятельных друзей из военных и правительственных кругов. Одним из них был бригадный генерал Дов Томари. Калманович пригласил этого бывшего командира одной из специальных частей — «сайерет» посетить за его счет Сьерра-Леоне под предлогом какой-то консультативной работы в области безопасности.

Калманович также сумел установить связи со многими высокопоставленными политиками. Сначала он являлся советником эксцентричного парламентария Самуеля Флатто-Шарона, нашедшего в Израиле убежище от уголовного преследования, которому тот подвергался во Франции. Это положение обеспечило иммигранту из России очень полезный пропуск в кнессет. Потом он помогал Флатто-Шарону и конгрессмену от штата Нью-Йорк Бенджамину Гилману организовать через восточногерманского адвоката Вольфганга Фогеля довольно замысловатую операцию по обмену американца, арестованного в Восточной Германии, на израильтянина, арестованного в Мозамбике, и русского, задержанного в Пенсильвании.

Почувствовав интерес к связям высокого уровня, Калманович стал приглашать членов кабинета министров к себе на шикарные вечеринки и деловые приемы, устраиваемые на загородной вилле в окрестностях Тель-Авива. Многие из его соседей занимали довольно высокое положение в разведсообществе. Он даже хвастался, что для него открыта дверь дома Голды Меир.

Некоторое время Калманович работал в восточноевропейском отделе лейбористской партии. В его задачу входило обеспечение так называемой «благодарности» Израилю со стороны новых иммигрантов из Советского Союза путем поддержки лейбористской партии.

Разведывательное сообщество в целом старалось держаться вне политики, но в 1970-х годах было несколько весьма примечательных исключений из этого правила. Одно из них касалось «Бюро связей». Еврейское иммиграционное агентство считалось важным политическим бастионом, так как оно привозило в Израиль новых граждан, которых придирчиво изучали представители разных партий, стараясь оценить электоральный потенциал этого контингента. Леванон твердо держал «Бюро связей» в сфере влияния лейбористской партии, пока Бегин не поставил во главе этой организации Лапидота.

До 1977 года, пока лейбористы были у власти, Калманович всегда оказывался в нужный момент в нужном месте. В период 6-летнего правления Бегина влиятельный русский еврей ухитрялся порхать вокруг основных центров власти в Израиле, пока наконец «Шин Бет» не зафиксировала, как 1987 году в Европе он передавал секретную информацию одному из установленных коммунистических агентов. 15 декабря 1988 г. после закрытого процесса в Тель-Авиве Калмановича приговорили к девяти годам тюрьмы. Связи Калмановича с высокопоставленными лицами и его умение заводить друзей в высших эшелонах власти оставили много вопросов относительно неспособности «Шин Бет» выявить этого шпиона гораздо раньше. Однако причиненный им ущерб был не так уж велик. Он не смог получить разрешение на посещение секретных военных объектов, научных учреждений или военных баз и мог рассказать своим советским хозяевам лишь о том, что думали ведущие израильские политики, не имея доступа к секретной информации.

В отличие от Калмановича другой советский шпион, Маркус Клингберг, прибыл в Израиль намного раньше и сумел глубоко проникнуть в военную инфраструктуру Израиля.

Клингберг прибился к берегам только что созданного Израиля в 1948 году из Восточной Европы в возрасте 20 лет. Он изучал естественные науки и в конце 1960-х годов был назначен заместителем директора сверхсекретного Биологического института в городе Нес-Сиона в 10 милях к югу от Тель-Авива. Выглядел он всегда болезненным и часто ездил в Швейцарию «для лечения».

В 1983 году Клингберг внезапно исчез. В институт пришли какие-то таинственные люди и забрали все его бумаги. «Шин Бет» установила, что его поездки в Швейцарию служили прикрытием для встреч с представителями советской разведки. В обстановке полной секретности он был предан суду и осужден на пожизненное заключение.

Клингберг нанес Израилю значительный ущерб, поскольку был одним из руководителей совершенно секретного проекта в Нес-Сиона. С начала 1973 года иностранные источники связывали этот институт с работами в области химического и биологического оружия. Аналитики американской разведки пришли к выводу, что Израиль создавал по крайней мере оборонительный потенциал против химического оружия, имевшегося на вооружении ряда арабских стран. Были еще более тревожные сообщения о том, что в 1980-х годах Ирак работал над созданием бактериологического оружия. Израилю были нужны запасы вакцин и способность контролировать воздушный и водный бассейны в плане подготовки к отражению возможной химической и биологической агрессии.

Проникновение советских шпионов в Израиль наносило реальный ущерб, но Бегин готов был рисковать ради достижения стратегической цели обеспечения блага евреев. Он, например, установил отношения с несколькими довольно «несимпатичными» режимами. В Южной Америке Израиль продавал оружие и военные технологии Чили и Аргентине, где военные хунты едва скрывали свой антисемитизм. В обмен Израиль получил обещания военных диктаторов в Сантьяго и Буэнос-Айресе, что они будут защищать евреев и разрешать им покидать страну со своими накоплениями и собственностью.

Аналогичная политика проводилась в отношении Румынии, единственной страны советского блока, сохранившей дипломатические отношения с Израилем после войны 1967 года. Ключевой фигурой особых тайных отношений с румынским президентом Николае Чаушеску был престарелый седовласый израильтянин по имени Ешайяху (Шайке) Трахтенберг-Дан.

Во время второй мировой войны Шайке Дан поступил добровольцем в английскую армию и вместе с группой палестинских евреев, организованной Рувеном Шилоем, был выброшен с парашютом за линией фронта на Балканах. Он был одним из тех, кто уцелел, возвратился в Израиль и служил в «Бюро связей» при Авигуре и Леваноне.

Тайная деятельность Дана сделала его объектом внимания нескольких восточноевропейских разведок, но расплачиваться за это пришлось американцу по имени Чарльз Джордан.

Джордан был ответственным чиновником американской еврейской благотворительной организации «Джойнт». 14 августа 1967 г. он приехал в Прагу и через 2 дня, выйдя из отеля, просто исчез. Жена сообщила о его исчезновении в полицию, и спустя 4 дня полиция обнаружила его тело в реке Молдау. Коммунистические власти заявили, что Джордан каким-то образом упал в реку и, возможно, даже совершил самоубийство.

Секретные службы советского блока всегда подозревали, что представители «Джойнта» являются работниками ЦРУ, и знали о связях этой организации с правительством Израиля. Джордан сразу привлек к себе внимание тем, что прибыл в Прагу прямо из Иерусалима.

Теперь уже можно утверждать с полной определенностью, что Джордан был убит по ошибке коммунистическими агентами. Они думали, что их жертвой является израильтянин Шайке Дан.

Этот случай не запугал Дана, и он продолжал действовать в Восточной Европе. Ему удалось добиться согласия президента Чаушеску на выезд румынских евреев в Израиль. Взамен израильские-специалисты помогали ремонтировать румынские танки и другое вооружение, и еврейское государство стало импортировать гораздо больше румынских товаров, чем ему требовалось, — в конце концов, кто может определить, сколько сливового варенья нужно стране? Через благотворительные еврейские организации на Западе Израиль согласился выплатить по 3 тыс. долларов за каждого еврея, которому румынские власти разрешат выезд в Израиль. Официальные представители говорили, что это просто компенсация за полученное евреями образование, но всем было ясно, что это обыкновенный выкуп.

Дан прилетал в Бухарест с полным чемоданом денег и производил выплаты. Израиль также поддержал просьбу Румынии о предоставлении ей статуса наибольшего благоприятствования в торговле с Соединенными Штатами Америки.

Израиль охотно принял условие Чаушеску хранить эти соглашения в тайне. Это было важно не только ради сохранения его дружбы с братскими коммунистическими странами или арабскими государствами, румынский президент опасался, что другие этнические меньшинства, особенно немцы, будут добиваться такого же права на эмиграцию. К моменту падения режима и казни Чаушеску в 1989 году он и его семья присвоили себе около половины из 60 млн. долларов, выплаченных Израилем.

Эти финансовые договоренности хранились в глубокой тайне, в отличие от шумной кампании, проводившейся Израилем в защиту советских евреев. В отношении румынских евреев Иерусалим хранил полнейшее молчание. Разные обстоятельства требовали разных методов. Все случаи выезда евреев из Румынии официально преподносились как воссоединение семей, а не как эмиграция.

Шайке Дан стал основным каналом связи Запада с Чаушеску. Он выступал советником правительства США. В качестве эксперта разведсообщества по вопросам «семьи» восточноевропейских евреев он был консультантом всех израильских лидеров от Голды Меир до Менахема Бегина.

В глазах Бегина еврейская семья не знала границ и должна была воссоединяться там, где предоставлялась возможность. При нем и в разведсообществе Израиля стал укрепляться «дух семьи».

Эфиопские евреи, считавшиеся в каком-то роде уникальными из-за темного цвета кожи, были столь же сильно привержены иудаизму, как и их единомышленники в Румынии, Марокко, в остальных частях арабского мира и Восточной Европы. Эфиопские евреи никогда не расставались с мечтой о Земле обетованной. Себя они назвали «Бета Израель», или «дом Израиля», хотя их ближайшие соседи не иудейского происхождения называли их презрительно «фалаши», что означало «чужаки» в худшем смысле этого слова, что-то вроде «ублюдков».

В далеком прошлом это было воинственное племя со своим королевством в горном регионе на севере Эфиопии.

Постепенно в результате ряда поражений в ходе военных стычек с другими племенами «Бета Израель» потерял свое влияние. К середине XX века он насчитывал около 20 тыс. человек, сосредоточенных главным образом в районе Гондара. Эфиопы христианского вероисповедания, населявшие прилегающие территории, не позволяли «фалашам» приобретать землю, в результате чего последние стали работать ремесленниками и издольщиками в той стране, где обладание землей было единственным способом обеспечить себе пропитание.

В начале 1950-х годов группа энергичных эфиопов сумела достичь Израиля, и эти первопроходцы стали оказывать большое давление на правительство Земли обетованной в плане поддержки еврейской эмиграции. Несмотря на превосходные, хотя и тайные отношения императора Хайле Селассие с Израилем, его правительство отказало в разрешении на эмиграцию евреев. Это был вопрос национального престижа: уважающий себя император просто не мог позволить окружающим видеть, как его подданные покидают страну.

В то же время правительство лейбористов не предпринимало особых усилий для оказания помощи эфиопскому еврейству. Рувен Мерхав, работавший в резидентуре «Моссада» в Аддис-Абебе, вспоминает: «Евреи стучались в двери нашего посольства. Их лидеры просили нас помочь им выехать. Но мы отправляли их прочь, как бы на распятие».

Израильтяне опасались, что постановка еврейского вопроса может нарушить стратегические связи с Эфиопией как с одним из ключевых союзников в периферийной дипломатии, направленной на достижение превосходства над арабами.

Немаловажным было и то, что ортодоксальные еврейские авторитеты в Израиле отказывались признавать «черных евреев», и это оказывало сдерживающее влияние на правительство. Эфиопские евреи продолжали ждать знака от Сиона, но этот знак задерживался. Только после того как Менахем Бегин и его партия «Ликуд» победили на выборах 1977 года, подход Израиля к этой проблеме радикально изменился, и уже через несколько месяцев появились признаки того, что мечта эфиопских евреев может сбыться.

После своего эмоционального выступления в Белом доме по поводу страданий никому доселе не известных «Бета Израель» Бегин затронул несколько конкретных вопросов, которые представляли интерес для полковника Менгисту. Президент Картер, однако, отказался менять своих союзников на Африканском Роге и снабжать оружием Эфиопию вместо враждебного ей Сомали. С точки зрения американской администрации, режим Менгисту был тиранией марксистского толка, недостойным американской помощи.

Написанное Гурвицем и отправленное в Аддис-Абебу письмо Бегина информировало эфиопского полковника, что Израиль сам поставит Эфиопии оружие. В результате в Северной Африке появились два странных союза, которые прямо иллюстрировали крылатое изречение о том, что политика подчас сводит в одной постели странных партнеров. К этому можно добавить, что международная политика дает еще более странные примеры такого рода. Марксистскую Эфиопию в 1977 году поддерживали Советский Союз, Восточная Германия и Израиль, в то время как Сомали пользовалась поддержкой Соединенных Штатов, Саудовской Аравии и Египта.

В ответ правительство Эфиопии согласилось разрешить выезд из страны небольшого количества евреев. До февраля 1978 года из Эфиопии в Израиль вылетели две группы евреев общей численностью 220 человек. Эмигранты были отправлены тайно на тех же грузовых самолетах, которые привезли в Эфиопию оружие.

Министр обороны Даян обронил одно неосторожное замечание, которое нарушило израильско-эфиопский медовый месяц. На пресс-конференции Даян признал, что Израиль поставлял Эфиопии военные материалы, но быстро поправился, что речь шла о военной форме. Тем не менее всем стало ясно, что поставлялось оружие, и этого было достаточно, чтобы Менгисту прервал отношения с Израилем. Дорога эфиопским евреям в Израиль снова была закрыта.

Бегин был зол на своего министра иностранных дел, но его утешал шеф «Моссада» Хофи, обещавший найти альтернативные маршруты. Пока Хофи разрабатывал планы, Бегин своим молчанием обеспечивал секретность предстоящей операции. Он даже вынужден был сносить оскорбления в свой адрес со стороны международных еврейских организаций. Они жаловались на то, что Израиль не предпринимал никаких мер, а эфиопские евреи в это время подвергались преследованиям со стороны правительства, повстанческих групп и просто бандитов. Критики намекали, что апатия Израиля объясняется темным цветом кожи «фалашей».

— Господин Бегин, Вам надо ответить, — умолял его Ехиель Кадишай, которому были нестерпимы нападки на столь уважаемого им лидера.

Но Бегин не уступал. Он не хотел преждевременно раскрывать своих планов.

Израильский премьер знал, что в 1979 году операции по спасению евреев уже шли полным ходом. В этом принимали участие молодые эфиопы, ранее прибывшие в Израиль. Так же как и 20 лет назад, марокканские евреи отправлялись со специальными заданиями в свою собственную страну, эфиопские евреи после специальной подготовки направлялись туда, откуда пришли, но уже в качестве тайных агентов Израиля.

Эти неопытные израильские шпионы проникали в еврейские общины и убеждали тех, кто хотел уехать, отправиться в соседний Судан, что было достаточно опасно. В некоторых случаях им удавалось убедить целые деревни. По дороге многих ловили, пытали и отправляли обратно. Тысячи умерли в пути, но те, кому удавалось достичь суданской территории, попадали в лагеря, расположенные в 20 милях от границы. Это были какие-то человеческие отстойники, действовавшие под патронажем Комиссара ООН по делам беженцев. В лагерях не хватало пищи и питьевой воды.

Единственным утешением для эфиопских евреев было то, что в соседних лагерях для беженцев условия были еще хуже. Здесь же находились израильские представители, следившие за тем, чтобы к евреям относились получше.

Следующим шагом было получение содействия со стороны суданских властей. Американское правительство оказывало давление и одновременно предоставляло финансовую помощь президенту Судана Гафару Ньюмейри, входившему в Лигу арабских государств и настроенному враждебно в отношении Израиля. По существу это были взятки, которые шли на личный счет Ньюмейри. Определенное влияние на Ньюмейри оказывал и президент Египта Садат, который поддерживал с ним дружеские отношения. Он убеждал Ньюмейри помогать в вывозе эфиопских евреев, что было еще одним плюсом в мирном договоре Израиля с Египтом.

Генерал Ньюмейри обещал закрыть глаза на вывоз через Судан евреев при условии соблюдения тайны. Для координации этой операции в начале 1980 года в Хартум прибыл представитель «Моссада», который стал работать в тесном контакте с руководителем суданской службы безопасности Абу Таебом.

Самым простым и быстрым способом вывоза беженцев было бы направлять их морем в израильский порт Эйлат, но Ньюмейри не хотел использовать для этого свои порты и вообще требовал, чтобы евреи направлялись из Судана не прямо в Израиль, а через третью страну.

В конце концов «Моссаду» удалось достичь соглашения с суданскими властями о том, чтобы при посредничестве представителей ООН беженцы проходили через южные лагеря и через границу в Кению. Кенийцы были давними союзниками Израиля и охотно помогали нм. Этот маршрут, однако, был закрыт после инцидента с небольшим самолетом, на котором одна американская благотворительная организация нелегально вывозила пятерых «фалашей». Этот самолет совершил вынужденную посадку на территории Кении. Евреи были арестованы, и в кенийских газетах появились подробности о сделке кенийских властей с «Моссадом». Не желая рисковать осложнением отношений с арабскими странами, — Найроби добилась прекращения переброски «фалашей».

«Моссаду» снова пришлось использовать свои способности к импровизации. На этот раз израильтяне обратились за помощью к Соединенным Штатам. Представитель «Моссада» в Вашингтоне обратился в ЦРУ за содействием в освобождении эфиопских евреев, и американцы откликнулись с необычным энтузиазмом. С приходом в Белый дом новой администрации Рейгана военные и разведывательные связи между двумя странами достигли своего апогея.

«Моссад» и ЦРУ создали подставную корпорацию «Навко», которая арендовала участок земли в Судане на побережье Красного моря. Для прикрытия использовалась легенда о строительстве курорта для подводного плавания. Подводные пловцы действительно здесь скоро появились, но это были не любители, а профессионалы военно-морских сил Израиля.

На базе «Навко» израильские подводные диверсанты встречали евреев, которых им направляли оперативники, действовавшие в глубине суданской территории. Под покровом ночи их на лодках переправляли на израильские суда, которые доставляли их в Шарм-аш-Шейх на южной оконечности все еще оккупированного Израилем Синайского полуострова и оттуда — грузовыми самолетами на авиабазы в Израиле.

«Моссад» запечатлел эту операцию для потомков на видеопленке. Этот материал считался особо секретным и хранился в архивах разведки, но для Бегина и членов его кабинета был устроен закрытый просмотр. Картина человеческих страданий была столь же впечатляюща, как и радость этих евреев, нашедших убежище в Израиле. Министры едва сдерживали слезы, и для них не имело никакого значения, что эти евреи были темнокожими.

Некоторые министры вспоминали другие дерзкие операции, в результате которых евреи из опустошенной нацистами Европы достигали берегов Палестины. Теперь, после создания Государства Израиль, казалось абсурдом, что снова приходилось прибегать к нелегальным методам эмиграции. Но если никто не хотел открыто помогать евреям бежать от ужасов жизни в Эфиопии, то и Израилю приходилось использовать тайные методы. Этим маршрутом, через фиктивный морской курорт на Красном море в Израиль было вывезено около двух тысяч эфиопских евреев.

«Моссад» беспокоила невысокая пропускная способность «курорта». Тысячи беженцев, как и в библейские времена пересекшие пустыню, вынуждены были ждать своей очереди в Землю обетованную. Тем временем президент Судана, знавший о действиях ЦРУ и «Моссада», был обеспокоен возможностью «засветки» этой операции. Ньюмейри никогда бы не смог объяснить своим антисионистским друзьям в арабском мире, почему он помогает Израилю. Он опасался, что радикальные арабские режимы, особенно соседняя и враждебная ему Ливия, узнают об этом и заклеймят его как предателя.

Ньюмейри потребовал сокращения масштабов этой операции. К несчастью, это произошло как раз в то время, когда исход евреев из суданских деревень принял массовый характер. Премьер Бегин и шеф «Моссада» Хофи понимали, что их время на исходе. И они приняли решение о проведении грандиозной операции, которая, по их подсчетам, в короткий период времени должна была дать свободу 20 тыс. евреев. Операции дали кодовое название «Моисей».

В первую очередь была отремонтирована старая взлетно-посадочная полоса около суданского города Шубак. И вот однажды мартовской ночью 1984 года два транспортных самолета «Геркулес» совершили здесь посадку, быстро взяли на борт две сотни евреев, которых подвезли на грузовиках, и снова исчезли в ночи. Эта операция с израильскими самолетами без опознавательных знаков была повторена еще несколько раз в течение месяца. «Моссад» позаботился о том, чтобы на земле не оставалось никаких следов пребывания израильтян на суданской территории — ни пустой сигаретной пачки, ни обожженной спички.

Нескольких эфиопских евреев удалось вывезти самолетами прямо из Хартума. «Моссад» стремился активнее использовать канал аэропорта, что было более безопасно, чем ночные посадки в пустыне, но на это требовалось согласие Ньюмейри, чьи войска должны были брать аэропорт под охрану, с тем чтобы никто не мог зафиксировать эти внеплановые полеты.

По просьбе Израиля США пообещали Ньюмейри дополнительную помощь в сумме 200 млн. долларов за его разрешение на прямые рейсы из Хартума. Наиболее деликатные переговоры вел Джордж Вебер из американского посольства в Хартуме, выступавший под прикрытием «координатора по беженцам».

Для ускорения решения вопроса «Моссад» поместил 60 млн. долларов на счета в европейских, главным образом швейцарских, а также лондонских банках, открытые на имя самого Ньюмейри и его помощников, включая Абу Таеба. Большая часть этих денег была собрана по всему миру еврейскими организациями, которые знали лишь, что эти средства пойдут на помощь «фалашам».

«Моссад» также сумел привлечь к участию в этой операции бельгийского миллионера, религиозного еврея Джорджа Гутельмана. Гутельман идеально подходил для этой роли, потому что владел небольшой малоизвестной авиакомпанией «Транс-Европа». Более того, пилоты авиакомпании имели достаточный опыт перелета в Хартум, так как часто совершали перелеты из Хартума в Мекку с правоверными суданцами, совершавшими религиозный хадж. Гутельман согласился предоставить свои самолеты в распоряжение Израиля и держать язык за зубами. Он, правда, посоветовался с премьер-министром Бельгии Уилфридом Мартенсом и министром юстиции евреем Жаном Голом, курировавшим бельгийские спецслужбы. Оба дали согласие.

С 21 ноября 1984 г. и до первой недели 1985 года из Хартума вылетело 35 рейсов, на которых в Брюссель удалось переправить 7 тыс. эфиопских евреев. После двухчасовой стоянки и дозаправки на собственном аэродроме авиакомпании «Транс-Европа» самолеты вылетали в Израиль. Операция действовала с точностью швейцарского хронометра, и рейсы совершались всегда по воскресеньям, так как эфиопские евреи строго соблюдали еврейский «шабат».

Об операции «Моисей» в Израиле и за его пределами знали сотни людей, но никаких утечек не было. Издатели израильских газет согласились не публиковать никаких сообщений о прибытии «фалашей», даже аккредитованные в Израиле иностранные корреспонденты проявили достаточную сдержанность и не направили в свои газеты ни одного сообщения, которое могло бы поставить эту операцию под угрозу срыва.

Проболтался государственный чиновник. Операция «Моисей» закончилась раньше времени из-за высокопоставленного чиновника Еврейского агентства Иегуды Доминица. Это агентство принимало активное участие в переселении и размещении «фалашей» и сборе средств для этой цели. В начале января 1985 года Доминиц дал интервью малоизвестному журналу «Некудах» («Точка»), издававшемуся на иврите для поселенцев Западного берега. Эти поселенцы надеялись, что «фалаши» будут размещены на Западном берегу, что укрепило бы позиции тех, кто выступал за ускоренную колонизацию оккупированной территории. Доминиц раскрыл ненужные подробности операции по спасению эфиопских евреев, и 400 иностранных журналистов посчитали это знаком на разрешение публикации по этому вопросу.

«Кот был выпущен из мешка», и израильским властям не оставалось ничего другого, как прекратить эту превосходно осуществлявшуюся до сих пор тайную операцию в Африке. Новый премьер Шимон Перес был у власти еще только 3 месяца. Он срочно созвал пресс-конференцию и ответил на все вопросы корреспондентов о том, как Израиль спас 10 тыс. эфиопских евреев. Перес и лидеры лейбористской партии торопились получить лавры за успешную операцию, начатую Бегиным и его партией «Ликуд».

Эта история вызвала в мире большой резонанс. Как опасайся президент Ньюмейри, арабские государства и лидер ООП Арафат заклеймили его как «предателя», который помогал «сионистам» укреплять людской потенциал своей армии. 5 января, через два дня после пресс-конференции Переса, правительство Судана информировало Вашингтон о том, что выезд эфиопских евреев через Хартум должен быть немедленно прекращен. Вслед за этим Эфиопия закрыла границу с Суданом, обвинив Ньюмейри и Израиль в «похищении» эфиопских граждан.

В Судане оставалось еще более тысячи «фалашей», в основном молодых, поскольку израильтяне в первую очередь эвакуировали пожилых и женщин. Под давлением Соединенных Штатов и в результате личного вмешательства вице-президента Джорджа Буша Ньюмейри разрешил 28 марта 1985 г. посадку на одном из пустынных аэродромов около лагеря беженцев шести американских «геркулесов». Американцы подобрали остававшихся евреев и доставили их прямо в Израиль.

Дни Ньюмейри были сочтены. Вскоре он был свергнут в результате военного переворота. По иронии судьбы новым премьером Судана стал Сидки эль-Махди, тот самый политик, который в 1954 году инициировал секретные контакты с израильтянами в Лондоне. Ньюмейри и другие правительственные деятели, включая Абу Таеба, были заочно преданы суду. Их обвиняли в коррупции, получении взяток от «Моссада» и ЦРУ, сотрудничестве с израильским врагом. Ньюмейри получил убежище в Каире у Хосни Мубарака, наследника убитого Садата. Но самое худшее заключалось в том, что в Эфиопии оставалось еще около 10 тыс. евреев, которые продолжали подвергаться лишениям вместе со всем населением этой многострадальной земли.

Краткое резюме этой уникальной разведывательной операции, возможно, самой эпической во всей истории «еврейской разведки», с гораздо более масштабными достижениями, чем в Ираке, Йемене или Марокко, может быть дано одним предложением: Бегин — начал, Садат — посредничал, Даян — провалил, Хофи — исправил, Рейган — заплатил, Перес — рассказал и Ньюмейри — потерпел крах.

Неожиданный и трагический финал операции «Моисей» впервые обнаружил тайные связи, которые десятилетиями были скрыты от общественности. Израильтяне были недовольны как оглаской операции, так и тем, что в Африке остались тысячи евреев. Однако были и позитивные моменты. Конкретными достижениями в двух направлениях Бегин обеспечил себе место в истории как миротворец и как человек, сумевший заставить Израиль работать на благо евреев. Но он также открыл новый период в истории израильской разведки: эру авантюризма и крупных провалов.