Голос премьер-министра Ирана был хорошо слышен в просторном номере швейцарской гостинцы. Мир Хоссейн Мусави из Тегерана кричал по телефону на начальника своей разведки Мохсена Кангарлу. Кангарлу в свою очередь таращил глаза на израильтянина, который был с ним в этой элегантной комнате. Иранцы думали, что «Моссад» только что провернул одну из своих грязных штучек.
Кангарлу, важная закулисная фигура в Иране, но почти не известная на Западе, находился в женевском отеле «Нога Хилтон» вместе с Манучером Горбанифаром, связанным с разведкой торговцем оружием, и неким израильтянином, который тоже продавал оружие в надежде на освобождение заложников, удерживаемых проиранскими шиитами в Ливане. Израильтянином был Яаков Нимроди, и иранцы были уверены, что он являлся агентом «Моссада». На самом деле Нимроди был только отставным сотрудником разведки, и «Моссад» как раз ничего не знал, что происходило в этот момент в Женеве.
Это было 25 ноября 1985 г., всего 4 дня спустя после ареста Полларда, вызвавшего серьезный кризис доверия в отношениях между США и Израилем. Тем не менее Нимроди имел полномочия от премьер-министра Шимона Переса активно проработать вместе с двумя другими израильтянами вопрос о возможности освобождения заложников в обмен на поставки оружия.
Засветка этой операции сведет к нулю шансы на успех сделки и вынудит находящихся в Ливане западников провести в неволе еще несколько лет. Для Израиля, как и для Соединенных Штатов, было крайне важно, чтобы эти контакты оставались в тайне. Израильтяне и американцы, причастные к переговорам, лгали даже ЦРУ и «Моссаду».
В тот день и иранский премьер-министр чувствовал себя обманутым. Он осматривал в тегеранском аэропорту ракеты класса «земля — воздух», только что прибывшие секретным рейсом из Израиля. Мусави связался по телефону с Кангарлу и завопил: «Кто принимает нас за дураков? Рядом со мной стоит эксперт по ракетам «Хок», и он говорит, что это старые и абсолютно бесполезные для нас ракеты!»
Иранский офицер имел перед собой список серийных номеров ракет «Хок» и понимал, что доставленные из Израиля ракеты были выпущены до того, как американцы провели их модернизацию с целью повышения скорости и точности.
Нимроди, несколько десятилетий проработавший в Иране, сначала на «Алию-Бет», а потом на самого себя, сразу почуял неладное. Он не собирался обманывать иранцев. Они уже заплатили ему 24 млн. долларов за 80 ракет «Хок», и американцы помогли организовать эту поставку из Израиля и восполнить израильские арсеналы. Все было в порядке. Это была выгодная сделка для израильских военных экспортеров. Она поможет наладить связи с умеренными силами в радикальной иранской иерархии. И, может быть, еще пять американских заложников обретут свободу как побочный дивиденд этой сделки в дополнение к одному уже освобожденному в обмен на поставку вооружения.
По собственному опыту Нимроди знал, что иранцы были непревзойденными мастерами создавать трудности, но у него было ощущение, что спор о ракетах был вполне серьезным и его источник мог быть только в Израиле.
Нимроди прошел в свой номер и позвонил близкому другу и деловому партнеру Адольфу (Алу) Швиммеру, который в состоянии полного изнеможения находился у себя дома в Тель-Авиве. Он с трудом верил, что ему удалось отправить ракеты из Израиля. И вот теперь Нимроди звонил из Женевы, но не с сообщением о том, что иранцы были в восторге, а американские заложники на свободе. Нимроди сообщал, что иранцы были в ярости, а члены экипажа чартерного рейса теперь стали заложниками в Тегеране.
Накануне вечером Швиммер уже совершил невозможное, найдя пачку денег для командира западногерманского «Боинга-707», который должен-был вылететь из аэропорта Бен-Гуриона с грузом ракет. Швиммер целый день проклинал «этих американских жуликов», из-за того что сотрудник аппарата Совета национальной безопасности подполковник Оливер Норт прислал самолет, но не прислал денег на топливо. У израильтянина в кармане оказалось только пятьсот долларов, и ему пришлось бегать по знакомым, чтобы набрать необходимые для заправки 9 тыс. долларов.
Норт был представителем Белого дома, на которого была возложена задача освобождения полудюжины американских заложников в Ливане. Этот ветеран вьетнамской войны любил сложные секретные операции. Теперь он был главной фигурой в наиболее сложном тайном проекте администрации Рейгана — обмене заложников на оружие, несмотря на то что публично Рейган отвергал возможность каких-либо сделок с террористами.
Почему полковник Норт должен был вступить в сделку с двумя израильскими бизнесменами в этой тайной операции, затрагивающей третьи страны и интересы национальной безопасности? И почему этим занимались — как это можно было ожидать — не «Моссад» и не ЦРУ?
Президент Рейган, как и премьер Перес, пришел к выводу, что эта операция пройдет более гладко, если для нее использовать нетрадиционные каналы. Шимон Перес надеялся, что участие в ней частных лиц не только позволит освободить заложников, но и принесет еврейскому государству коммерческую выгоду от продажи оружия своим традиционным клиентам в Иране. Эта сложная операция также могла помочь восстановить американо-израильские отношения, пострадавшие в результате дела Полларда.
Но кто были эти израильтяне, эти «три мушкетера»?
Первым был Ал Швиммер, 68-летний уроженец Соединенных Штатов. В молодости он решил освоить все, что имело отношение к авиации, и добился своего. Он пилотировал самолеты и продавал авиационные запчасти в малые страны. Он работал инженером в компаниях «Локхид» и «Транс уорлд эйруэйз», служил в военно-воздушных силах США и после второй мировой войны, встретившись в Европе с евреями, пережившими Холокост, Швиммер вдруг ощутил свои еврейские корни. Он стал кем-то вроде секретного агента в Чехословакии, где собрал большое количество оружия, проданного западными дилерами и советскими представителями. Его собственная грузовая авиакомпания перевозила это оружие в Израиль до получения им в 1948 году независимости.
Безвестный герой, помогавший новорожденному государству выиграть войну за независимость, Швиммер стал офицером израильских ВВС. В 1949 году он возвратился в Соединенные Штаты, надеясь оттуда помогать своей еврейской родине, но американские власти обвинили его в нелегальном экспорте самолетов и запасных частей в Израиль, Чехословакию, Италию и Панаму. В 1950 году Швиммер и его компания были признаны виновными и по приговору федерального суда в Лос-Анджелесе оштрафованы на 10 тыс. долларов. ФБР подозревало, что в ответ на разрешение использовать чешский аэродром в Затеке Швиммер передал коммунистам учебный самолет и портативный радар.
Его следующим проектом стала компания «Интерконтинентал эйруэйз», которая занималась не перевозкой пассажиров, а служила в качестве центра ремонта и модернизации самолетов израильских ВВС и гражданской авиакомпании «Эль-Ал». Премьер-министр Бен-Гурион и его молодой помощник по вопросам обороны Перес в 1951 году убедили Швиммера возвратиться в Израиль и создать современную авиастроительную компанию, которая впоследствии стала известна как «Израель эйркрафт индастриз». В 1975 году он с гордостью передал ВВС Израиля выпущенный им истребитель «Кфир», построенный на основе чертежей, полученных «Лакамом» от своего агента в Швейцарии Фрауенкнехта.
После ухода в отставку с государственного авиастроительного предприятия Швиммер стал специальным советником Переса и деловым партнером Нимроди. С 1984 по 1987 год Швиммер получал от государства символическую зарплату — один шекель в год — менее одного доллара.
Вторым израильтянином был Яаков Нимроди, 60-летний уроженец Ирака, один из десяти детей в бедной еврейской семье, которая эмигрировала в Иерусалим. Его карьера в разведке началась еще до войны за независимость 1948 года, когда он вступил в «Палмах». После войны он служил рядовым оперработником в «Амане».
В 1956 году израильская разведка направила его в Тегеран, где он работал как на «Моссад», так и на «Аман» в начальный период развития «периферийной» стратегии.
Большую часть 1960-х годов полковник Нимроди провел в Иране в качестве официального военного атташе, делая все возможное, чтобы поставить Иран в зависимость от Израиля.
Он сыграл ключевую роль в достижении соглашения о продаже Ирану израильского оружия на сумму 250 млн. долларов в год. Он организовывал показ этого оружия в Иране и всегда заботился о том, чтобы израильские инструкторы говорили на фарси. Спустя годы прошедшие секретную военную подготовку в Израиле сотни иранских офицеров все еще продолжали служить в вооруженных силах Ирана. Нимроди также мог гордиться тем, что сделал военную разведку Ирана вполне серьезной службой.
Надеясь получить должное признание своих заслуг в деле обороны Израиля, он в 1969 году возвратился домой, надеясь занять пост военного коменданта Западного берега, захваченного у Иордании два года назад. Получив отказ, он вышел в отставку.
Пожив еще некоторое время в Израиле, Нимроди вернулся в Иран и занялся тем, что знал лучше всего, — продажей оружия Ирану. Он торговал оружием и другими израильскими товарами и был известен своей уникальной способностью решать сложные вопросы, связанные с экспортными поставками на емкий иранский рынок. Нимроди со своей женой Ривкой и детьми переселились в Тегеран. Все контакты и каналы, которые он наладил во время своей работы в «Амане», пригодились ему теперь, когда он развернул свой собственный экспортно-импортный бизнес. Комиссионные были огромными и в отдельные годы составляли миллионы долларов.
В той необычной манере, в которой богатые и экстравагантные люди привлекают внимание друг друга, Нимроди познакомился с саудовским магнатом Аднаном Кашоги. Оба с одинаковым удовольствием строили планы как коммерческой деятельности, так и тайных дипломатических операций.
Нимроди, Швиммер и Кашоги инвестировали в Иран миллионы долларов, но Исламская революция 1979 года превратила все это в прах. Вместе с тем Нимроди, который предусмотрительно пользовался услугами европейских банков, сохранил достаточно средств для того, чтобы обосноваться в Лондоне, имея в качестве соседей своих старых иранских друзей, живущих в изгнании.
Третьим израильтянином был Дэвид Кимче. Он был не частным предпринимателем, а генеральным секретарем израильского МИДа. Ветеран тайной дипломатии в Африке, Ливане и других регионах, официально представлял свое правительство в тайных переговорах с Ираном. Соскучившись по настоящему делу, которое он так любил в период своей службы в «Моссаде», Кимче обнаружил, что методы работы — в том числе использование окольных маршрутов для переброски по воздуху специальных грузов — ничуть не изменились.
В эту долгую ночь 24 ноября 1979 г. Нимроди, Швиммер и Кимче должны были триумфально завершить свою сделку по обмену оружия на заложников и изо всех сил старались удержать «Боинг-707» на курсе из Тель- Авива через Кипр в Тегеран. Израильские военные ухитрились втиснуть в самолет 8 из 80 закупленных Ираном ракет «Хок». Через шесть часов после вылета самолета Швиммер был разбужен телефонным звонком из Бразилии. Звонивший сообщил, что он является владельцем «Боинга».
Сонный Швиммер пробормотал:
— Что, снова деньги?
— Нет, — ответил владелец самолета, — просто нашего пилота арестовали на Кипре за неправильное оформление документов.
По счастливой случайности кипрские власти еще не вскрыли ящики для осмотра груза, но в любой момент могли это сделать, и пресса — а на Кипре были представлены журналисты ведущих мировых СМИ — раскроет тайну реактивного лайнера, стоящего в дальнем конце аэропорта Ларнака, и арестованного пилота.
Швиммер позвонил Норту в Вашингтон, где еще был воскресный вечер, и Норту пришлось приподнять завесу секретности над этой операцией, обратившись за помощью в ЦРУ. По просьбе Норта представитель ЦРУ на Кипре стал дергать за какие-то ниточки, и пилота без шума освободили. Дозаправленный «Боинг» в 6 часов утра в понедельник вновь взмыл в небо.
Слишком возбужденный, Норт не лег спать, а спустя несколько часов снова позвонил Швиммеру и сообщил, что самолет совершил посадку в Тегеране. Полностью убежденный в том, что теперь один или несколько американских заложников будут освобождены друзьями Ирана в Ливане, Норт сказал израильтянину: «Да благословит вас Бог».
Когда Швиммер узнал от Нимроди, что в тегеранском аэропорту находится разъяренный премьер-министр, получивший не то, что ему было обещано, Швиммер немедленно позвонил заместителю генерального директора министерства обороны в Тель-Авиве Хайму Кармону, который отвечал за отправку ракет, и тот успокоил его:
— Не беспокойтесь. Скажите им, что ракеты прошли в Израиле модернизацию и стали лучше, чем были.
Это утешительное сообщение было передано из Тель- Авива в Тегеран через Женеву, где скоро вновь зазвонил телефон. На этот раз звонил иранский полковник, сопровождавший премьер-министра Мусави: он хотел знать, какие конкретно модификации были сделаны.
Горбанифар смотрел на Нимроди с выражением такой боли в глазах, как будто израильтяне, которые всегда были так серьезны и честны, теперь предали его, перечеркнув все, что создавалось на протяжении семи месяцев. Кангарлу был очень возбужден и требовал, чтобы Нимроди ответил иранскому полковнику «немедленно».
Из Женевы в Тель-Авив пошел срочный запрос: «Какие модификации?» Нимроди спросил у Швиммера, который в свою очередь позвонил своему контакту в министерстве обороны. Кармон сказал, что проверит и перезвонит. Через несколько минут он действительно позвонил Швиммеру и спокойно сказал ему правду:
— Слушай. Эти ракеты не подвергались модернизации.
Швиммер мгновенно понял, что хорошо развивавшаяся до сих пор операция превратилась в абсурд. Он передал эту скверную новость Нимроди:
— Они правы. Это старые «Хоки».
Нимроди сообщил эту информацию Кангарлу в тот момент, когда на линии из Тегерана снова появился премьер-министр Мусави. Заикающийся Кангарлу сообщил Мусави, что Иран действительно получил старые ракеты.
Мусави взревел так, что мгновенно побледневший Кангарлу потерял сознание и рухнул на пол. Его телохранители приняли обморок за сердечный приступ и начали массировать ему сердце.
Нимроди, чувствуя, что вся операция разваливается у него на глазах, схватил телефонную трубку и заговорил с Мусави на фарси. Нимроди, не раскрывая себя как израильтянина, чтобы не обидеть Мусави, объяснил ему, что Кангарлу потерял сознание и через некоторое время это «недоразумение» разрешится. Мусави продолжал орать, угрожая, что арестует самолет и отдаст экипаж под суд, если ему не будут возвращены деньги, уже уплаченные за ракеты.
Детали этой операции по возврату денег были согласованы через Горбанифара, в то время как швейцарская «скорая помощь» везла Кангарлу в госпиталь, и на следующее утро Нимроди в сопровождении широкоплечих иранских телохранителей отправился в отделение банка «Креди Сюис» и перевел 18 млн. долларов на счет Ирана.
Инцидент с ракетами «Хок» был катастрофой для сделки «оружие — заложники», как она была задумана Нимроди и его израильскими коллегами. Пройдет еще год, прежде чем информация о сложных трехсторонних переговорах станет достоянием общественности. В этот момент американские представители скажут, что они включились в эту сделку в силу того, что доверяли глубокой информированности Израиля об иранских делах.
Окончательный крах и конфуз для Белого дома в связи с «Ирангейтом» произошел в связи с замысловатой связью между Ираном и Центральной Америкой. Подполковник Норт связал иранскую операцию со своей секретной программой оказания помощи антикоммунистическим партизанам в Никарагуа, утаивая эту операцию от конгресса и американской общественности и одновременно получая прибыль от сделок с аятоллами и направляя эти деньги на оплату амуниции, используемой в сфере американских интересов.
Дэвид Кимче не проявлял никакого интереса к никарагуанским «контрас», но его интересовал сосед Израиля Иран. Он был горячим сторонником «периферийной» стратегии как в период своей службы в «Моссаде», так и после того, как он вынырнул из «черной дыры» своей тайной карьеры и перешел в министерство иностранных дел. Он всегда считал, что Израиль должен сотрудничать с Ираном. Несмотря на приход к власти в 1979 году аятолл, он полагал, что в Иране всегда сохранялся довольно широкий слой умеренных политиков — в армии и в других сферах общества, — которые будут готовы сотрудничать с Израилем и в целом с Западом.
Два года спустя, после того как он начал свою вторую карьеру, Дэвид Кимче стал воплощать это планы в жизнь. Он знал, что Израиль продавал Ирану оружие с целью расширения своего экспорта, оказания поддержки евреям в Иране и сохранения устойчивых связей с Тегераном. В 1982 году вместе с Нимроди и Швиммером он принимал участие в разработке комплексной операции по подготовке в Иране государственного переворота с целью свержения режима аятолл.
Кимче был так уверен в своей правоте, что публично высказался по этому вопросу как британский джентльмен на телевидении ВВС, призвав Израиль и другие страны Запада инициировать в Иране государственный переворот. В этой же передаче совсем не случайно принял участие и Нимроди. Окруженный клубами сигарного дыма, по-английски, но с сильным акцентом он заявил, что переворот необходим и осуществить его будет несложно.
Во многих аспектах предыдущая интрига была репетицией «Ирангейта». Разница заключалась в том, что в 1982 году «Моссад», направив своего эмиссара к «бэби-шаху», сумел нейтрализовать этот заговор.
Неудивительно, что в 1985 году ветераны секретной службы Нимроди и Кимче решили проигнорировать предупреждение «Моссада», когда Кашоги выступил с новой инициативой в отношении Ирана. Вместе с тем было необходимо соблюдать какой-то минимальный этикет, принятый в разведывательном сообществе, и «Моссад» получил возможность высказать свое мнение.
В апреле 1985 года Кашоги связался с Нимроди и Швиммером и пригласил их срочно прибыть в Лондон для встречи с некими иранцами, «с которыми стоит встретиться». Кашоги добавил, что план, который он собирался предложить, уже получил одобрение короля Саудовской Аравии Фахда.
Швиммер, официально считавшийся сотрудником администрации Переса, рассказал своему старому другу об этом предложении и получил разрешение премьер-министра на поездку в Лондон. Так начинался «ирангейтский» скандал.
В своем шикарном номере в отеле «Гайд парк», стоившем 600 долларов в сутки, Кашоги познакомил Нимроди и Швиммера с иранцем по имени Сайрус Хашеми. Саудовец подчеркнул, что Хашеми был весьма влиятельным человеком и двоюродным братом спикера иранского парламента Али Акбара Рафсанджани, второго человека после аятоллы Хомейни в иерархии власти. После смерти аятоллы в 1989 году Рафсанджани станет правителем Ирана.
Теперь, сделав неожиданный разворот, вместо призыва к свержению режима Хомейни, как он это делал три года назад в Кении, Кашоги будет рекомендовать израильтянам объединить с ним усилия в установлении дружественных контактов с отдельными представителями нового руководства.
Хашеми заявил, что уполномочен высокопоставленными представителями правительства Ирана изучить возможность возобновления контактов с Западом. Его цель заключалась в том, чтобы восстановить контакты между Вашингтоном и Тегераном, разорванные 6 лет назад после захвата американского посольства иранскими радикалами, но Кашоги посоветовал ему начать с Израиля. Что нужно Ирану? «Возобновления поставок оружия, — сказал Хашеми, — прекращенных Израилем по требованию США; оружия, столь необходимого Ирану для продолжения войны с Ираком».
Вскоре Кашоги таким же образом познакомил Нимроди и Швиммера с Манучером Горбанифаром, которого он представил как живущего в Гамбурге иранского бизнесмена, уполномоченного вести работу в направлении восстановления отношений с Западом, опять-таки через Израиль.
Заинтригованный Швиммер убедил Переса принять в Израиле Хашеми и Горбанифара «для проверки». В апреле оба иранца по фальшивым паспортам раздельно прибыли в Тель-Авив.
«Горба», как его немедленно окрестили израильтяне, путешествовал как гражданин Греции Николас Кралис. Чтобы не привлекать внимание полиции аэропорта Бен-Гуриона, имеющей большой опыт выявления фальшивых паспортов, обоих иранцев израильские агенты провели минуя паспортный контроль, без всяких вопросов, виз и печатей.
Перес был весьма заинтересован возможностью восстановления отношений с Ираном. На этот раз вместо протестов по поводу тайной продажи оружия Ирану американцы могли ее одобрить. Премьер-министр попросил провести с Хашеми и Горбанифаром обстоятельную беседу и представить ему полный отчет. Участие в этом деле «Моссада» было совершенно естественным, и «три мушкетера» предоставили своим бывшим коллегам такую возможность.
Хашеми был воспринят как болтун, несомненно желавший заработать на продаже оружия Ирану, но, не будучи политически искушенным и в этом плане, не произвел впечатления на израильтян. Проверка по компьютерным файлам «Моссада» также показала, что Хашеми имел репутацию ненадежного человека, который беспринципно продавал себя и свою информацию тому, кто больше заплатит. Все европейские службы безопасности Запада и Востока использовали Хашеми, но Израиль не хотел следовать их примеру.
«Моссад» не был в восторге и от «Горбы», но все встречавшиеся с ним израильтяне согласились, что он мог быть интересен. С ним беседовали представители «Моссада», «Амана» и министерств обороны и иностранных дел. Он рассказал впечатляющую историю о том, как он ездил в Эль-Рияд, столицу Саудовской Аравии, где Кашоги устроил ему аудиенцию у короля Фахда, которого он предупредил о готовящемся нападении иранцев на Святые места в Мекке.
Пока «Моссад» размышлял о том, что делать с Горбанифаром, министерство обороны охотно приняло его относительно простую сделку. Это позволило бы глубже проверить Горбанифара и могло принести Израилю доход в 40 млн. долларов. Горбанифар позвонил в Тегеран и быстро составил перечень необходимого вооружения: пушки, минометы и боеприпасы к ним, которые израильтяне считали «старым хламом».
Уже через несколько дней израильтяне зафрахтовали судно и приготовили его к выходу в иранский порт Бандар Аббас. Оружие было погружено на борт, и Горбанифар снова показал свои возможности, когда из Ирана в Тель- Авив также по фальшивому паспорту прилетел подполковник иранской армии, чтобы сопровождать груз с оружием.
Тем временем Горбанифар, позвонив еще раз в аппарат премьер-министра Мусави, представил совсем другой список. Иранцы отменили предыдущий заказ на 40 млн. долларов и потребовали противотанковые управляемые реактивные снаряды (ПТУРС), способные уничтожать иракские танки в планировавшемся вскоре наступлении. Ирану были нужны ПТУРСы, и больше ничего. Подполковник улетел домой.
Так выглядела в тот момент проблема Горбанифара и тех, кто, возможно, стоял за ним в Иране. Существовал риск, что обязательства не будут выполнены, Иран постарается вытянуть из Израиля оружие и все, что ему было нужно, не давая ничего взамен, кроме, в лучшем случае, денег. Желание «Моссада» участвовать в сделке уменьшилось, но в принципе агентство пока не отказывалось от использования этого канала.
Новый запрос Горбанифара касался 200 ПТУРСов. Каждый стоил примерно 10 тыс. долларов, что, безусловно, привлекло Израиль. Однако главная проблема заключалась в том, что эти снаряды производились в США и их надо было переправлять в Иран из Америки.
Во время следующего визита в Израиль Горбанифар мог заметить, что его второй заказ, простой и выгодный для израильтян, вызывал у них тем не менее сомнения и колебания. Горбанифар увеличил давление и возможные выгоды для израильской разведки. Остановившись в гостевом доме «Моссада» в Тель-Авиве, он написал обширный доклад о политической обстановке в Иране.
Доклад был датирован 2 мая 1985 г., и Горбанифар сделал на нем пометку: «Сугубо конфиденциально и лично». С точки зрения разведки, это была высокопрофессиональная работа, свидетельствовавшая о замечательном складе ума Горбанифара. Это произвело большое впечатление на «мушкетеров», которые нашли его столь расчетливым и искушенным, что сам разговор с ним был «достаточно серьезным испытанием».
Доклад был написан для «Моссада», но, очевидно, предназначался для передачи в Вашингтон. В то время у Горбанифара не было никаких контактов с американцами. Он несколько раз пытался установить связь с ЦРУ, предлагал им информацию и различные сделки, но американцы проверили его на «детекторе лжи» и пришли к выводу, что он ненадежен.
Подробный анализ обстановки в Иране Горбанифара начинался с очевидного. Профессионалы разведки знают, что не следует опускать «общеизвестные» факты, потому что в итоговых выводах о них могут легко забыть. Поэтому иранский гость написал в Тель-Авиве: «Имам Хомейни является единоличным правителем Ирана», — добавив, что самыми влиятельными политиками и шиитскими муллами были те, кто пользовался поддержкой аятоллы Хомейни.
Секретный доклад Горбанифара ввел в обращение концепцию трех «рядов» политиков и религиозных деятелей, ожидающих своей очереди, соперничающих между собой в борьбе за власть и ожидающих смерти аятоллы. Это был как раз тот анализ, которого недоставало израильтянам и американцам, не имевшим надежных источников в Иране.
Горбанифар писал, что в первом ряду были «правые», опиравшиеся на армию, полицию и парламент, известный как «меджлис», большинство торговцев и даже некоторые «стражи революции». Они выступали за свободную торговлю и были настроены крайне антисоветски. Они не предлагали экспорта исламской революции и стремились к установлению дружественных отношений со странами Запада и другими исламскими странами.
Во втором ряду были «левые», включая премьер-министра Мусави и президента Али Хаменеи. Горбанифар описал эту группу как «сторонников жесткой линии во внутренних и внешних делах», поддерживающих терроризм и вооруженную экспансию исламской революции. Именно на эту группировку Горбанифар возложил ответственность за захват в Тегеране 52 американских заложников.
Третий ряд, по словам Горбанифара, балансировал посредине, имея наиболее прочные позиции в меджлисе и верховном суде, а также определенное количество приверженцев среди революционеров-фундаменталистов.
Он смог назвать десятки иранских политиков, в том числе видных, а также практически неизвестных в 1985 году, которых он четко расположил в этих трех рядах. Также он процитировал Хомейни: «Прекратите эту игру в ряды». Горбанифар предсказал, что после смерти аятоллы Хомейни одна из группировок одержит верх и уничтожит две другие.
Его совет израильтянам и американцам сводился к следующему: «Мы должны поддержать первый ряд, ликвидировать второй и проглотить третий».
Это была политическая лотерея, и Кимче чувствовал, что теперь у него было что сказать американцам. «Три мушкетера» давно хотели вовлечь американцев в свои комбинации, но теперь они были убеждены в том, что у них есть приманка, которая заставит большую рыбу пойти в сеть. Наилучшей приманкой были заложники в Ливане, и израильтяне знали, какие отчаянные усилия Рейган и Белый дом предпринимали для освобождения своих соотечественников. Команда Кимче тоже хотела бы освободить заложников и дала понять Вашингтону, что есть интересный контакт, который стоит внимательно изучить.
Еще до прочтения доклада Горбанифара помощник президента по национальной безопасности Роберт (Бад) Макфарлейн отреагировал на то, что услышал от своего старого приятеля Кимче. Макфарлейн направил на Ближний Восток консультанта по терроризму Майкла Ледина для обсуждения с Израилем возможностей проведения совместных тайных операций по установлению контактов в Иране. Ледин встретился с премьер-министром Пересом, с которым был знаком по встречам лейбористских лидеров в рамках социалистического интернационала.
Когда Перес осторожно намекнул на возможность продажи оружия умеренным элементам в Иране, Ледин, естественно, воспринял это просто как оправдание более ранних поставок. Он знал, что эти поставки были направлены на обеспечение евреям возможности свободного выезда из Ирана. Оперативники «Моссада» надеялись, что они будут вывозить евреев из Ирана через границы с Пакистаном и Турцией, а иранские власти станут смотреть на это сквозь пальцы.
После доклада Горбанифара возникла более сложная и привлекательная мотивация — оказание помощи одной из политических группировок в Иране, с тем чтобы она оказалась победительницей в неизбежной борьбе за власть.
Перес решил действовать заодно с «тремя мушкетерами». Он решил игнорировать позицию «Моссада», который в решающий момент привлечения американцев дал задний ход. «Моссад» не верил в возможность реализации этой схемы и считал, что в радикальном Иране у Израиля нет особых возможностей.
Ситуация была противоестественной. В прежние времена «Моссаду» достаточно было сказать «нет», и предложение отвергалось. Теперь, после 30 лет доминирующей роли в сфере тайных операций Израиля, «Моссад» был полностью изолирован от проводившейся за рубежом тайной операции.
Трудно объяснить тот факт, что «Моссад» был отстранен от этого дела Пересом, премьер-министром, который не был известен своей склонностью к нарушению устоявшихся оперативных традиций. Это был не Бегин в век авантюризма и не Шарон, стремившийся к коренной реформе «Моссада».
Науму Адмони, однако, не удалось отстоять приоритетную роль своего агентства в подобных вопросах. Он не пользовался таким весом, как шеф «Моссада» Ицхак Хофи, когда в 1982 году тот блокировал предложения Нимроди и Шарона о подготовке переворота в Иране с баз в Судане. В 1985 году Адмони просто высказал свои возражения, но уступил желаниям премьер-министра.
Перес был большим энтузиастом иранского проекта. Когда «Моссад» предложил отказаться от этого плана, он предпочел положиться на бывшего сотрудника «Моссада» и двух бизнесменов, но только не отказываться от проекта, который мог принести ему политические дивиденды и вечную благодарность президента Рейгана.
Премьер-министр не предпринял никаких шагов, чтобы поставить во главе этого «трио» профессионала разведки. Он попросил контролировать деятельность «мушкетеров» бывшего директора «Амана» Шломо Газита, но тот через несколько недель сложил с себя эту обязанность, сославшись на то, что «Моссад» совершенно отсечен от этого дела, и отказался получать приказы от торговцев оружием, которые могут руководствоваться погоней за прибылью.
Премьер-министр направил в Вашингтон Кимче с поручением дополнить информацию, которую Макфарлейн мог получить от своего консультанта Ледина. Американцы, так же как и израильтяне, почти рефлекторно связывали слово «Иран» с мыслью о «заложниках». А Горбанифар привлекал их возможностью освобождения находившегося в заложниках резидента ЦРУ в Бейруте Уильяма Бакли, который был похищен проиранскими ливанскими шиитами и подвергался жестоким пыткам. Операция по обмену заложников на оружие набирала обороты.
«Мушкетеры» провели между собой неофициальное распределение обязанностей. Кимче отвечал за связь с американцами, Нимроди из Лондона и Женевы обеспечивал финансирование, Швиммер обеспечивал проблемы транспортировки.
С американской стороны круг людей, осведомленных об этой операции, расширился. Министру обороны Уайнбергеру эта операция не нравилась, но он оказался втянут в нее в силу того, что Пентагон должен был пополнять израильские арсеналы после отправки ракет Ирану. Такое условие поставил министр обороны Рабин.
В августе и сентябре 1985 года зафрахтованный Швиммером самолет доставил в Иран 508 ПТУРСов. Сумма сделки — 5 млн. долларов. После 16 месяцев, проведенных в неволе, был освобожден священник Бенджамин Уэйр, и бартер «люди — оружие» взял старт с обнадеживающими результатами.
Кимче окунулся в гущу этой тайной операции, формируя свои собственные «периферийные» альянсы. Нимроди удалось поставить так хорошо знакомый и близкий ему Иран во главе повестки дня Израиля да при этом еще получить приличную выгоду. Швиммер осуществил свою давнюю мечту — служить сионизму за штурвалом самолета. Перес станет ключевой фигурой, совершавшей этот блестящий прорыв. И все они получат благодарность президента Рейгана за возвращение столь милых его сердцу американских граждан.
Все надежды «мушкетеров» были разрушены в один миг в ноябре того же года в результате неудачных полетов ракет «Хок». Иранцы были в ярости, но, что более важно, американцы утратили веру в «трех мушкетеров». Однако сама идея была слишком заманчива, чтобы от нее полностью отказаться. Американцы, так же как и Перес, жаждали продолжения. Рабин, однако, настаивал на смене руководства операцией с израильской стороны, но «Моссад», все еще гневаясь, отказался пошевелить пальцем.
Нужно было найти новый канал. Перес как мастер политической интриги, не моргнув глазом, отказался от услуг «трех мушкетеров» — даже от своего старого друга Швиммера. Теперь вся надежда была на Амирама Нира.
В свои 35 лет Нир выглядел слишком молодым для участия в международных операциях такого масштаба, но его амбиции были безграничны. Как советник президента по проблемам антитерроризма он представлял новое поколение израильских оперативников. Амирам Ни родился в 1950 году, и над ним не довлел традиционный опыт тех, кто начинал борьбу в подполье еще до получения независимости.
К сожалению для Нира, у него не было даже боевого опыта. Он служил в армии в качестве репортера на радио министерства обороны и, к несчастью, в результате автомобильной аварии потерял один глаз. Некоторое время он, как Моше Даян, носил черную повязку, пока ему не сделали протез.
Нир преуспел как журналист и стол хорошо осведомленным обозревателем телевидения по военным вопросам. Этот баловень судьбы женился на дочери Мозеса, одного из газетных магнатов Израиля.
Остро ощущая свою неполноценность в когорте воинов, Нир на год поступил добровольцем в армию и стал подполковником в резервном танковом батальоне. Удовлетворив свои амбиции, он обратил взор в другом направлении и стал помощником лидера оппозиции Шимона Переса.
Все еще работая над своей докторской диссертацией в Центре стратегических исследований университета в Тель- Авиве, он неожиданно оказался сотрудником аппарата премьер-министра, специалистом по проблемам терроризма, когда в 1984 году Перес возглавил правительство национального единства.
Однако разведывательное сообщество не признавало Нира. Это был чужак, не прошедший настоящей школы. Разведчики вообще не особенно жалуют журналистов. Секретные службы также были недовольны тем, что Перес изгнал ветерана разведки Рафи Эйтана и приблизил к себе Нира.
Новый советник по контртеррору изо всех сил старался убедить руководителей разведки, что он заслуживает доверия. Сначала Нир надеялся получить еще и должность руководителя «Лакама», не зная, что как раз в это время Рафи Эйтан был по горло занят работой с Поллардом в Америке. Нир также прицеливался на пост директора «Шин Бет», надеясь занять его после того, как истечет срок пребывания там Йозефа Хармелина, а долгосрочные амбиции Нира простирались вплоть до «Моссада». Но сперва он должен был добиться того, чтобы его стали принимать всерьез. И Нир начал осваиваться в причудливом мире той работы, которую он только что получил.
Пост советника премьер-министра по антитерроризму был создан Голдой Меир, которая в период после трагедии в олимпийском Мюнхене хотела иметь своего собственного советника по этой проблеме. Год спустя после провала разведки в Мехдале и войны 1973 года она подтвердила это желание. Советник должен был усовершенствовать процесс принятия решений в войне с терроризмом. Нир с его аналитическим умом рьяно взялся координировать работу служб разведки и безопасности.
В качестве модели, которой нужно было следовать, он указывал на попытку палестинских террористов захватить арабское судно, шедшее из Йемена. Обнаружение и сопровождение судна в водах соседних арабских стран являлось прерогативой «Амана». Как только судно приблизилось к территориальным водам Израиля, ответственность перешла к военно-морским силам. Террористы планировали высадиться на пляже в Тель-Авиве, и это требовало участия полиции. Потом они намеревались прорваться в служебный комплекс зданий Кирия и захватить генеральный штаб. Этого должна была не допустить армия. Рядом со штаб-квартирой армии располагался офис министра обороны Рабина. Охрана министра входила в компетенцию «Шин Бет».
Кто-то в правительственной бюрократии должен был позаботиться, чтобы это нападение было сорвано. В данном случае военно-морской флот встретил террористов на подходе к берегу, торпедировал судно и захватил нескольких террористов в плен. Нир старался убедить разведсообщество в том, что успех был обеспечен его мудрым руководством.
Последним доказательством того, что он может стать руководителем разведсообщества — принцем тайного сообщества — стал отказ Нира от его прежней разговорчивости, свойственной журналисту. Ветеран пера стал игнорировать своих коллег в средствах массовой информации.
Когда Нир смог проявить свои координаторские способности на иранском направлении, он почувствовал, что ему выпала редкая возможность создать на базе своей должности новое подразделение разведки. Он нашел духовного собрата в лице Оливера Норта. Оба — Норт и Нир — были подполковниками, оба любили секретность и четкую организацию. Они познакомились в ходе тайных телефонных переговоров, когда израильтяне помогали Соединенным Штатам следить за движением лайнера «Ахилле Лауро», захваченного террористами в октябре 1985 года.
Именно Нир как координатор по контртерроризму информировал американцев о том, что Израиль перехватывает переговоры палестинцев, захвативших судно, с их лидером Абуль Аббасом в Египте. Шеф «Амана» Ехуд Барак, чье агентство прослушивало и записывало переговоры, в интервью американскому телевидению «проиграл» эти пленки с помощью портативного магнитофона.
Уверенный в том, что он пользуется поддержкой «клуба премьеров», Переса, Шамира и Рабина, Нир почувствовал, что может начать строить совместные планы с Нортом по развертыванию всемирного крестового похода против терроризма. Его первым заданием в декабре 1985 года стало оживление иранской операции.
Нир без особого труда завоевал доверие Белого дома — его главным антрепренером в Вашингтоне был Оливер Норт. Однако для того чтобы войти в доверие к иранцам, было недостаточно одного умения «работать локтями» и выкидывать всякого рода «штучки». Одним из таких его трюков была встреча в лондонском казино, преследовавшая две цели: доказать, что «три мушкетера» были отстранены от дел, и продемонстрировать иранцам, что Нир был человеком Переса.
Первоначально Нир планировал использовать визит своего шефа в Лондон в январе 1986 года для встречи с Маргарет Тэтчер и там представить самого Переса Норту и Горбанифару. Иранец, однако, поставил в известность об этом плане своего старого приятеля Нимроди, а тот в свою очередь информировал Швиммера, который немедленно прилетел в Лондон и потребовал объяснений, почему их поменяли на Нира. Премьер-министр все отрицал, и встреча с Горбанифаром не состоялась.
Тем не менее, чтобы продемонстрировать свою близость к Пересу, Нир обманом заманил старшего адъютанта Переса полковника Азриеля Нево в казино. Там он привлек внимание Горбанифара к фотографии в газете, на которой Нево был изображен стоящим рядом с Пересом. Если Перес был с Нево, а теперь Нево был с Ниром, можно было сделать вывод, что Нир был личным представителем Переса.
В это же время в Лондоне находился Норт, подтвердивший, что Ледин в результате решения, параллельного израильскому, был отстранен от иранских дел. Теперь Норт будет работать с Ниром напрямую. Если Нимроди и компания попытались «перемоссадить» «Моссад», то Нир «перенимродил» Нимроди.
Нир также сумел убедить Белый дом возобновить поставки оружия в Иран. Он даже вместе с Макфарлейном и группой американских разведчиков — все путешествовали по фальшивым ирландским паспортам — в мае 1986 года совершил тайную поездку в Тегеран, которая оказалась не только совершенно бесполезной, но просто глупой. Пытаясь освободить заложников, они могли сами стать заложниками стражей революции. Нир и американцы дразнили медведя в его собственной берлоге.
В Ливане сторонники Ирана освободили еще двоих заложников: преподобного Лоренса Дженко и Дэвида Джекобсена. В то время как их принимали в Белом доме с обычной рейгановской помпой, оставленные в Иране семена поражения приносили свои плоды. Иранская оппозиция дала в прессу информацию о тайной поездке Макфарлейна — представителя «Шайтана», как в то время в Иране называли Соединенные Штаты Америки, — и Нира в Тегеран. Это убило всякую надежду на успех переговоров об обмене заложников на оружие в 1986 году.
Скандал развивался по своим законам. Тайные и незаконные действия Макфарлейна, Норта и аппарата Совета национальной безопасности стали достоянием гласности, и следы вели в Овальный кабинет. Американская пресса и общественность хотели знать о степени вовлеченности в это дело президента Рейгана. Он санкционировал обмен заложников на оружие? Он разрешил Норту нарушить запрет конгресса на оказание помощи «контрас» путем направления им прибыли от сделок с Ираном через швейцарские банки? Пресса и общественность узнали только, что Рейган доверил эти вопросы своим помощникам, которые и вынуждены были уйти в отставку.
Лишь один человек пережил все вопросы расследования комиссии сенатора Джона Тауэрса и слушания в комиссиях конгресса. Это был вице-президент Джордж Буш. Отказавшись раскрыть, что он знал, говорил или делал во время иранской аферы, Буш в ноябре 1988 года был избран президентом.
Единственный человек, который мог бы политически навредить Бушу, погиб в авиационной катастрофе через три недели после выборов. Амирам Нир, незадолго до своего 38-летия разбился на самолете «Сессна Т-210», направлявшемся из Мехико Сити в небольшой аэропорт Уруапан. Он потерпел катастрофу из-за плохих метеоусловий в 110 милях от столицы.
За два с половиной года до этого Нир встретил Буша в фешенебельном иерусалимском отеле «Кинг Давид» и ввел его в курс переговоров с Ираном. Об этом новый президент не собирался рассказывать.
Хаос «Ирангейта» положил конец многообещающей карьере Нира. Он еще полтора года был в аппарате премьер-министра — но лишь как досадная необходимость — и не имел никаких обязанностей. После отставки весной 1988 года он переехал в Лондон и стал вести там довольно замкнутый образ жизни. Никто не знал точно, чем он занимался, но были намеки, что он мог готовить прикрытие для своей новой шпионской миссии.
Мексиканская полиция, обнаружившая тело Нира, сообщила израильтянам, что он арендовал самолет на имя «Пэта Уэбера». Хотя на самом деле это был Нир, и единственное, что могло объяснить его присутствие в Мексике, — это неожиданный интерес к экспорту плодов авокадо.
Амирам Нир унес с собой в могилу в Израиле оставшиеся секреты «Ирангейта».