Эн-уру-гал потянулся онемевшими худыми конечностями. Левая рука, покоящаяся до того под ним, затекла настолько, что валялась теперь безвольной деревянной палкой вдоль туловища. Наверное, обморок после приступа продлился дольше обычного, и последний наследник Империи только-только начинал стряхивать с себя его оставленные подарки. Ноги и руки тихонько покалывали, но шевелить ими было неприятно, немного гудела голова, и, чего уже давно не случалось с парнем, требовательно ныл желудок. Эн-уру-галу мучительно хотелось есть. Впервые ему требовалась не энергия в чистом виде, коей его поддерживал Хранитель, а именно простая пища, способная дать эту энергию.

     Двигаясь наподобие механического, давно заржавевшего робота, парень немного приподнялся. В глазах ещё рябило, и Эн-уру-гал плохо различал очертания предметов в их со стариком прохладном убежище. Полузанесённая снегом башня приседала, незначительно клонясь на одну сторону и неохотно вжимаясь в острые края скрытого под полутораметровым настилом снега ледника. Пол в ней подчинялся наклону, но в остальном помещение можно было назвать удобным.

     Из-за наклона Эн-уру-гал нередко падал. Он плохо контролировал свои тело и ум, а в апогее приступов и после них и подавно лишался основных навыков, превращаясь в недоразвитого, ползающего младенца. И в этот раз, очнувшись, последний наследник силился удержать равновесие, но промозглый каменный пол намеренно подкашивал трясущиеся, истончившиеся конечности.

     Шаркая по каменной клади, Эн-уру-гал хрипло позвал Хранителя. Перенеся вес на ещё онемевшую руку, парень неловко повалился, увлекаемый наклоном башни. Как на скользкой горке, его медленно снесло к противоположной стене. Удар смягчило что-то мягкое и большое. Эн-уру-гал облокотился на спасший его от столкновения с камнем тюфяк и лишь сейчас нащупал на нём знакомой грубости ткань.

     Онемелыми пальцами потерев глаза и зажмурившись пару раз, бывший телохранитель мутным взором оглядывал комнату.

     – Хранитель! – наследник узнал в скрюченном тюфяке старика.

     Рядом с ним, в нелепой позе, прислонившись к покрытой налётом инея стене, лежал Дильмун, и сам он казался таким же окоченевшим и каменным, как и интерьер морозной башни.

     Эн-уру-гал аккуратно потряс того за плечи, но старик не реагировал. От него веяло холодом и болью. Хранитель практически не использовал свои способности для поддержания собственной жизни и жизни наследника, вот отчего Эн-уру-галу так хотелось есть, а его слабое и измотанное приступами тело ныло, сильно мёрзло и немело больше обычного.

     Превозмогая усталость и судороги, парень потащил старика на себя. Не поднимаясь, он медленно отволок Дильмуна к его кровати – сухому настилу из найденных в башне тряпок. Свет в башню попадал из маленькой, размером с кирпич, бойницы. Окон в трапециевидном помещении не было, и Эн-уру-гал щурился, стараясь определить состояние старика. Дышал Дильмун надрывно, с хрипловатым свистом в лёгких, его кожа покрылась трещинками и серостью, сам он прибавил в своём облике ещё одно тысячелетие, но кроме неестественной приобретённой старости и дряхлости Эн-уру-гал так и не нащупал никаких повреждений.

     Помня запрет Хранителя на использование своих способностей, последний наследник терзался сомнением. Остатки энергии его Владыки коренились в самых глубинах разума парня и ещё могли щедро взбаламутить ему голову, но они же могли и исцелить старика. Впрочем, что таить от себя, Эн-уру-гал это чувствовал, он хотел этой силы, тянулся к ней мыслями в припадке, во сне и наяву, и даже в коротких мгновениях, кажущимися ему свободными от чужого влияния, он думал об изгоняемой из себя власти. Но теперь случай давал ему возможность вновь ощутить эту власть. Бывшего телохранителя изводила его совесть: Дильмун умирал, что Эн-уру-гал понимал и без чужой энергии, но не желание помочь старику разрывало парня, а желание испробовать остатки своей власти во время этой помощи.

     Его пальцы непроизвольно тянулись к забившемуся в мрачном сне Хранителю. Эн-уру-гал одёргивал себя от своей же силы, но искушение находило новые пути к его несговорчивой до сего момента воле. Теперь искушение становилось игриво мягким и нетребовательным, удобным, как лёгкая прохлада в жаркий день, как незаметный ветерок, такой желанный и при этом незначительный. Назойливость, боль и угрозы, коими его травила ускользающая в никуда энергия темноты, он уже приспособился отметать, но власть умела принимать и другие обличия. Мысли наследника становились тёплыми и уютными, в них всё меньше уделялось места для сомнений и совести. Бархат спокойствия, шёлк нежности, тонкие кружева коротких обманчивых фраз звучали в мыслях парня. Лживые убеждения и торги велись на этом старом, как сама жизнь, языке искушения, сдобренного умело прикрытыми словами, теряющими свой первоначальный смысл. И Эн-уру-гал не ощущал, как последние рычаги Владыки натягиваются в его сознании, как сам он словно пёс, чью пасть крепче сжимают намордником, готов следовать невесть откуда взявшимся лжепричинам, понятным причинам, не требующим долгих размышлений. Такая причина находилась всего на расстоянии вытянутой руки от него.

     Ещё не понимая дальнейших действий, Эн-уру-гал с жадностью придвинулся к Хранителю, обхватывая его голову ладонями. Мизерные остатки той власти, что была дана ему в темноте пустынной ночи Цесны, сейчас просыпались в нём с гневом затихшего смерча. Последний наследник крепко сцепил трясущиеся губы. Его заполонила дрожь и упоение от всколыхнувшихся вихрей внутри. Гниющая власть, въевшаяся в сердцевину генетического кода, гадюкой выползала из своего укрытия, вилась по тонким венам, впрыскивала в каждую клетку свой пагубный яд энергии, пока не обросла уютным клубком вокруг сердца и души парня.

     Эн-уру-гал отёр горящий лоб. В движениях возрождалась уверенность и юношеская ловкость. Без усилия парень перевернул старика лицом вверх. Его пальцы поспешно вернулись на голову Хранителя и окружающие краски померкли. Голодный, ослабленный, но ещё действенный ум наследника кольцами дыма спускался в сознании старика. Эн-уру-гал рыскал в теле и сущности Хранителя и кругом натыкался на невидимые внутренние травмы. Дильмун исчезал изнутри, разъедался в гниении этих обширных увечий. Язвы покрывали его покромсанную душу и убивали теряющее жизнь тело. Их было так много, что вонь от них, призрачная вонь, начинала действовать и на самого наследника, отупляя, щекоча нервы, вызывая тошноту. Но долгая тоска по власти стёрла с Эн-уру-гала любую брезгливость и заторможенность. Отбросив все второстепенные позывы и мысли, бывший телохранитель принялся за исцеление. Короткая пауза отделяла его от действия. До всего происходящего Эн-уру-гал лишь поверхностно окунался в прежнего себя, но теперь ему требовалась вся оставшаяся в нём сила. И в этом случае его совесть быстро урегулировала договоренность с умом. Спровадив последние сомнения, Эн-уру-гал подчинился плачевным залежам чужой энергии в себе.

     Сила служила ему. Она струилась с его одеревенелой души, управляемая разумом в его хаотичном беспорядке. Энергия внедрялась в Хранителя и тонкой тканью покрывала его боль. Огромные широкие язвы скрывались под толщами целительной материи. Эн-уру-гал видел, как постепенно восстанавливается плоть старика, а его душа латает глубокие раны. Оставалась самая малость. Парень не прекращал ни на секунду, всё больше погружаясь в процесс. Но его мысли коснулись очередной язвы, и всё оборвалось.

     Эн-уру-гал взвыл от неожиданного болезненного удара. Вся его энергия устремилась в одно место, и он опять попытался прикрыть распухшую язву души. Его обдало убийственной силы жаром, словно превращая в средоточие боли Хранителя, вгоняя в самую глубь гноящейся раны и выталкивая обратно. Наследник вжался в каменную кладь позади себя. Разум парня стыдливо убегал от застонавшего старика, опасаясь оглядываться. Краем глаза Эн-уру-гал разглядел, как необычная язва увеличивается в размере, перекидываясь на непоражённые участки, как недавно зажившие раны вновь обнажаются и прорастают сухими корнями глубже в тело и душу старика.

     Эн-уру-гал заставил себя вновь влезть в разум Дильмуна. Опасливо он опутывал своей энергией необычную язву, пока покрывало из неё не достигло сжатости самого плотного вещества. Он медленно опустил энергию поверх раны и та на несколько секунд действительно исчезла. Вдоль её краёв даже начали появляться рубцы, но в следующий момент уже знакомая боль окончательно разорвала связь между наследником и Хранителем.

     С отвращением делая редкие вдохи, Эн-уру-гал ждал, когда утихнут колющие спазмы. На Дильмуна он более не смотрел. Исцеление обратилось истязанием и только навредило им обоим. Наследник не мог найти причин, отчего странные увечья не поддавались лечению.

     В немом раздумье парень просидел ещё пару минут, пока не очнулся от пронизывающей его льдом тишины. Он не заметил прихода этих перемен. От образовавшейся тёмной тишины Эн-уру-галу захотелось нервно вскрикнуть. Он изведал её уже десятки раз и хорошо знал, что последует дальше – приступ. Похоже, его вольности с чужой энергией не пройдут для него даром. Прибегнув к запретному в себе и отринув его прочь, Эн-уру-гал только ускорил приход своих мук.

     Оправдывая опасения парня, под почерневшие своды башни прокрался мёртвый голос.

     – Мальчик, мальчик… раз, два, три…

     На сей раз Эн-уру-гал действительно закричал, но быстро прикрыл рот ладонью.

     – Где ты, мальчик? – шептали призраки в его голове, отдаваясь эхом в камне башни.

     Наследник сильнее прижался к стене. Тело начинало терять координацию. Практически безвольно Эн-уру-гал отвернулся, закрываясь от голосов руками, но те были гораздо ближе, чем ему хотелось. Мёртвые фразы ерошились в его сознании и появлялись на свет из его памяти, выбираясь из-под грязи и завалов воспоминаний, которые ему так хотелось похоронить. Голоса его жертв звенели в ушах и незаметно для него самого слетали с его же языка.

     По его щекам потекли слёзы.

     – Что ты, мальчик… – не своим голосом прохрипел наследник.

     Ему показалось, что чьё-то могильное дыхание коснулось кожи, отирая с неё влагу.

     – Не нужно, пожалуйста, – бывший телохранитель тихонько скрёбся о камень.

     Но прикосновение повторилось. Кто-то взъерошил его короткие волосы. Кто-то тихонько провёл пальцами по пульсирующей оголённой вене на шее. Дыхание опускалось на крепко сжатые веки Эн-уру-гала, его ресницы трепетали. Безумие приступа ступало на свою стезю, и последний наследник не мог уже отличить действительность от ужасов заполонивших его галлюцинаций. Образы накладывались на картинку серого интерьера башни, и в её стенах проявлялись звуки и силуэты.

     Дыхание участилось. Холодное и липкое, оно с вонью обдавало побледневшее лицо бывшего телохранителя. Эн-уру-гал закусил костяшки пальцев, сдавливая челюсть до появления крови, но физическая боль нисколько не затмила палитру красок его встрепенувшегося безумия.

     Неживая плоть уже смелее и чаще касалась его рук, лица, спины. Парень шаг за шагом терял рассудок, как бывало каждый раз с приходом приступа. До момента, когда он полностью сломается и воссоединится со своими видениями, оставалось немного. Понимая это, Эн-уру-гал отчаянно пытался замедлить бессознательную горячку разума, но тот, раненый чужеродной энергетикой, уже скатывался в обрыв, даже не пытаясь остановиться.

     Эн-уру-гал хихикнул, расслышав сквозь голоса своё ничтожное поскуливание. Вскоре он заговорит иначе, он впустит в себя всех своих жертв и те продолжат его страдания, а вместе с ним придут крик, и пытки, и смерть. Но пока у него ещё оставалось хоть немного рассудка, Эн-уру-гал пытался вспомнить, что ему делать.

     Он боялся открыть глаза. Башня была иной и уже принимала в себя первые галлюцинации. Он не хотел это видеть, переживать всё с живостью оригинала, но не существовало такого места, куда бы он мог спрятаться от самого себя.

     А мёртвое дыхание уже нежно ласкало его покрывшуюся испариной кожу. Его ужас находился совсем рядом – взгляни и ты увидишь своё отражение на его настоящем и в то же время стеклянном лице.

     Эн-уру-гал посмотрел. Резко он отпрянул от стены, поднимаясь. Обернувшись, парень замер. Плотным кольцом его обступали тёмные тени, давили и напирали, гладили полупрозрачными руками, приближаясь. Покойники пялились на запуганного парня. Их поглаживания переходили в лёгкие удары. Тело Эн-уру-гала заметалось на месте, как тряпичная игрушка. Удары и голоса разрастались болью, становились жалующими, колющими, сдавливающими.

     Бывший телохранитель пробирался сквозь изгородь своих фантазий. Большую часть этих лиц он не помнил, или ему так казалось, но его подсознание сохранило все эпизоды и их участников, каждого, кого мучил и терзал в своей жизни Эн-уру-гал. Его жертвы отвечали своему палачу той же монетой. Монета была звонкой, последнего наследника начинали пытать.

     Практически не соображая, Эн-уру-гал добрался до своего угла. Приступ вдавливал его в стену, выворачивал конечности, разрывал плоть, но он успел вдеть правую руку в широкие оковы. Левая осталась на свободе, и как только разум парня разгорелся сумасшествием, Эн-уру-гал, плюясь и крича десятками чужих, давно умерших голосов, потянулся ею в сторону бесчувственного Хранителя.

     Закрытая энергия надоедливо распутывала швы чёрной дыры, вырываясь из её плена, растягивая давно не подходящий ей по размеру костюм. Энергия хотела выбраться, разорваться, разлететься, выплеснуться, преобразоваться во что угодно, лишь бы лишиться этой затянувшейся сингулярности, невыносимого сжатия и подчинения. Не обладающая собственным интеллектом, она, тем не менее, не прекращая, совершала одно и то же примитивное действие – стремилась. И направление её было только одно – энергия стремилась наружу. Её неослабевающие сжатые потоки налетали на размытые границы чёрной дыры и удерживались притяжением массивного космического объекта, сохраняя этот относительный порядок практически с самого становления мироздания. Но чем взрослее и объёмнее становилась чёрная дыра, чем больше вмещала в себе сжатой живой энергии, тем значительнее возрастало её внутреннее давление.

     Тёмный Кочевник до тонкостей отточил приёмы в управлении и подавлении захваченной им энергии и неоднократно противостоял капризам своего вместилища. Чёрная дыра не всегда была столь прихотливой. Раньше он годами мог не обращать на неё внимания и оставлять без присмотра, но теперь и малейшей проволочки, упущения оказывалось достаточно для сбоя в отлаженной работе. Некогда Владыка мог себе позволить не омрачать своё настроение подобными выходками разросшегося вместилища, но ведь раньше эти выходки не стоили бы ему того, чем грозили воплотиться в днях грядущих.

     Ему давно стоило это признать – чёрная дыра губила своего владельца. Более она не являлась его беспрекословным союзником, но Тёмный Кочевник всё отказывался замечать данную истину, как источник его власти и силы постепенно превращается в тягостную ношу. Он прозевал переломный момент этих необратимых метаморфоз, и саморазрушение вместилища с того часа оставалось лишь делом неумолимых лет. Однако была ещё одна истина, упорно отвергаемая Владыкой. О ней Кочевник лишь единожды думал всерьёз, и те размышления запомнились ему настоящей паникой, что вовсе было не к лицу могущественному властителю миров. Так неугодная истина была умышленно забыта, и Владыка надеялся более не ворошить её в мыслях, но то, что происходило с ним здесь и сейчас, рушило наивное обещание.

     Всё началось с гордыни. С задетой гордыни.

     Тёмный Кочевник пребывал в отрешённом уставшем состоянии, которое снисходит на любого путника. Он наслаждался покоем идущего, знающего, что вскоре ему предстоит сделать последний шаг перед достижением цели. Он уже видел свою цель. Его вместилище подбиралось к неосязаемым мостам сквозь миры, через которые можно было протиснуть столь огромную чёрную дыру. Он ощущал вибрацию конечного пункта назначения – Вселенную, куда уже вскоре должно проникнуть его вместилище. Последний мир между ним и его целью был идеальным для Владыки. Эта трёхмерная Вселенная давно упокоилась в темноте, израсходовав всю энергию, что была в ней в момент зарождения. В ней никогда не светили большие и яркие звёзды, не возникали иные видимые и невидимые структуры, а те, что и образовывались из редких облаков строительного материала, превратились в атомную пыль, возвращая пространство к вечной ночи. Сейчас данный мир был мёртвой, постепенно сжимающейся могилой, лишённый жизни, и Тёмный Кочевник мог хоть как-то отвлечься от своей чёрной дыры, не опасаясь, что та самовольно поглотит чистую энергию, ведь впитывать в пустой Вселенной было уже нечего.

     Он находил удовольствие на этом пути, не обременённом тяготами прошлых дорог. Пусть ранее его преисполняли волнения, пусть позже он вновь поддастся волнениям, но эти последние шаги утонут в спокойствии, без мыслей, без слов и действий. И посему Кочевник сохранял отрешённость.

     Владыка оставался тихим и безмятежным. Он не отзывался на внешние раздражители, едва замечал капризные натиски внутренней энергии и глупые терзания порабощённых им структур. Вереницей к порогу его власти возвращались сущности погибающих рабов. Чёрная дыра сама впитывала их остаточную энергию, заталкивая вглубь и возвращая к подобию жизни. Смертей было много. В далёкой Вселенной, в галактике, куда следовал Кочевник, подле её границ и в десятках Солнечных системах погибали его невольники, теряя физические воплощения, но не подлинное бессмертие.

     Счёт им не вёлся. Владыка вовсе не реагировал на преобразование энергии внутри своего разума. Его власть возвращала пленников и подвергала их трансформации. Иногда это было обычное перерождение, но чаще рабы возрождались с генетическими мутациями, всё дальше отдаляющими их от первичных характеристик их видов. Данный механизм, как и управление чёрной дырой, также являл собой идеально отработанную схему, которая и сейчас не требовала от Кочевника осознанного вмешательства. Но в ней случился сбой.

     Спокойствие Тёмного Кочевника было нарушено. Несколько его первородных рабов пытались перехитрить механизм и уйти от своих уз неволи. Их безрезультатная возня, как писк мухи в липких сетях паука, вывели Владыку из себя. Но каков же был его гнев, когда Кочевник заметил ещё одного участника этой истории.

     Его имени он не знал. Гнусный червь был переродком, порождением столь желанного ему осколка. И этот слизняк тягался с ним, пытаясь раздробить его цепи. Подобной наглости на своем веку Кочевник не помнил. Происходящие застилало взвешенность Владыки гневом. Не осталось и намёка на с таким трудом достигнутый покой. Тёмный Кочевник призвал рабов, но упорство переродка всколыхнуло его. Тот не сдавался и вовсе не казался столь уж никчёмным червём. Его натиск и воля, с которой переродок цеплялся за узы рабов, начинали приносить результаты. Власть Владыки над ними рушилась, цепи трещали. Возможно, сам он так и не догадался, насколько близок был к их разрушению.

     Боясь проявить при нём слабость, показать свою уступчивость и настоящее состояние, Кочевник позабыл о необходимой осторожности. Ему удалось вернуть превосходство над невольниками, но какими усилиями? Какой ценой?

     Прибегнув к слишком большому количеству внутренней энергии, Владыка поспешно восстановил узы рабства и незамедлительно призвал невольников обратно в плен чёрной дыры. Их души заняли положенные им ниши, но затем разразилась полная сумятица. Разум Тёмного Кочевника вскипел мириадами хаотичных импульсов. Его влияние на чёрную дыру стремительно начинало ускользать, а та всё никак не могла успокоиться от, казалось бы, незначительной энергетической встряски. Слишком увесистым был заём энергии. Не будь Владыка столь взбешён, он ограничился бы и десятой долей израсходованных сил, что также б вернуло невольников, но Тёмному Кочевнику хотелось дотянуться до гадкого переродка, растоптать его, как было встарь, утвердить своё право сильного, не останавливаясь ни перед кем.

     Гнев и импульсивность Владыки сыграли с ним недобрую шутку – резкая потеря большого количества энергии вылилась в деформационные процессы внутри чёрной дыры, и вместилище угрожающе быстро начало сжиматься, стремясь при этом к катастрофическому расширению. Тёмный Кочевник без разбора крутился в этом водовороте, мало чем замедляя обратный отсчёт внезапно запущенного им бомбового механизма. Его заполняла невообразимая боль, режущая сознание. Рычаги влияния на чёрную дыру подгибались, трещали один за другим, и, ломаясь, они заточенными остриями тонких щепок впивались в разум Владыки, ускоряя его агонию.

     Неконтролируемое сжатие привело к выбросу, готовому разорвать чёрную дыру изнутри. Струи чистой энергии вылетали в открытый космос с околосветовой скоростью, прошибая слои пространства-времени. Вокруг дыры постепенно образовывался величественный яркий аккреционный диск, озаривший дуговыми коронами границы её невидимых размеров. Во тьме давно не видевшей света Вселенной разгоралось пламя, равное совокупной энергии десятков галактик. Сюрреалистичное представление апокалиптически нарастало, готовое воплотиться в приглушённый вакуумом космоса громогласный, вселенского масштаба, взрыв.

     Лишь мудрость опыта уберегла Тёмного Кочевника от грозного апофеоза. Каким-то образом Владыка разыскал в кипятке своих мыслей требующееся звено. Разум Кочевника сжимался подобно чёрной дыре, но он всё ещё оставался самым быстрым и действенным интеллектом во всех мирах. Его скорость и выносливость, объединившись, математически точно подстраивались под неугомонный разрушительный танец чёрной дыры. Некоторые связи были восстановлены, некоторые, что уже не подлежали реконструкции, были обмануты недолговечными решениями. Едва ли это походило на ремонт. Чёрная дыра оставалась нестабильной, но в её коллапсе наметилась хоть относительное перемирие. Тёмному Кочевнику удалось замедлить тиканье бомбы и прекратить выбросы энергии. Его вместилище непокорно возвращалось в темноту, всё так же быстро теряя свои аккреционные короны.

     Пока чёрный танец замедлялся и дерзко отбрасывал от себя последние сгустки вырвавшейся плазмы, ведущий в нём успокаивал ведомого, но кому действительно нужна была передышка, так это хореографу.

     Постигшая его неудача подтверждала первую выведенную Кочевником истину – он был уже далеко не так силён, как думали остальные. Его благо, что прошлое ещё одалживало ему репутацию непобедимого Владыки, а его опыт ещё оберегал своего владельца от непоправимых бесповоротных выходок, и никто пока даже не предполагал, насколько он уже подлинно слаб.

     Казалось бы, что может быть ужаснее этой истины. Но она была только лёгким детским страхом по сравнению со второй правдой, недавно открывшейся Кочевнику. То, о чём он только догадывался, подтвердилось едва затихшим убийственным танцем со своим же вместилищем. Теперь Владыка вовсе не отрекался от данной истины. Он признавал её в высшей степени – он впервые понял, что действительно способен умереть.

     Перед Главнокомандующим и его адмиралами простиралась объёмная трёхмерная проекция карты галактики, занимающая большую часть комнаты. Карта высотой и глубиной по пять метров и шириной в десять лишь наглядно демонстрировала спиральную галактику, не помещая в пределы такого масштабирования мельчайшие детали, но на ней прекрасно выделялись все важные структуры, в том числе и наиболее технологически развитые мультисистемные страны.

     Сварог и остальные в последний раз анализировали перемещение армад противника. Восемью днями ранее разношёрстные флоты начали проникать в галактику, и их поток не ослабевал ни на минуту. Поначалу действия противника не поддавались логике, но теперь в них всё яснее вырисовывалась заранее спланированная тактика.

     Республиканским разведчикам практически ничего не удалось выяснить о состоянии армий захватчиков и уровне их технологий. Информации было крайне мало, особенно достоверной. Военные могли лишь предполагать, что смешанные флотилии, состоящие из армад уже известных им адайцев и армад ранее не встречавшихся им рас, незначительно уступают военному потенциалу Сеннаара, а в некотором плане и превосходят. Преимущество Республики заключалось в некоторых передовых технологиях, но оно казалось вовсе несерьёзным на фоне катастрофического численного перевеса противника.

     До недавнего времени Главнокомандующий полагал, что общими стараниями им удастся завершить эвакуации всех республиканских систем, не вступая в массированное сражение с армиями захватчиков. Расстояние от края галактики, где группировались колонны противника, до рубежей Сеннаара составляло больше десяти тысяч световых лет. Зная, что в ближайшие дни ни адайцам, ни другим пришельцам не удастся применить технологию порталов мгновенного перемещения на столь внушительный отрезок, Сварог полагался на это расстояние, как на естественную защиту, преодолевать которую пришлось бы несколько месяцев. Но армии захватчиков нашли иной способ скачкообразного пересечения пространства и в таком темпе могли выйти к границам Сеннаара через четыре-пять дней, а это уже никак не гарантировало спокойного окончания эвакуации двух оставшихся систем.

     Трёхмерная карта прорезалась наложенным на неё маршрутом противника. Он не являл собой идеальную прямую, ведущую к воротам Республики, напротив – проделанный путь напоминал ломанную кривую, и каждая вершина в этой абстракции была государством, причём, не обычной планетарной структурой, а походящей на Сеннаар, как размерами, так и схожими технологическими возможностями.

     Проникнув в галактику, армады пришельцев удивили республиканских разведчиков, повернув в бок от Сеннаара. Их целью стало трёхсистемное государство, вернее, промышленная планета-столица данной структуры. Захватив планету, противник устроил на ней перевалочную базу, но главное, что получили армии пришельцев – это технологическую площадку для своих кораблей и установки, позволяющие в кратчайшие сроки восстанавливать энергетический запас гиперпространственных двигателей, способных в день преодолевать до пятисот световых лет.

     Возобновив энергетические утраты, армии захватчиков вновь повернули в ином направлении от Сеннаара, выбирая следующую пригодную для своих потребностей перевалочную базу. Так под их контроль попали уже шестнадцать стран. Угнетала и пугала скорость, с которой армады захватывали эти государства. Противник не гнушался никаких методов и не обращал внимание на потери. Каждое вторжение оставляло после себя неисчислимые разрушения и множество жертв, но численность пришельцев неизменно выступала их главным козырем. Армии сметали любое сопротивление и максимальное время отпора, которое им оказали обороняющиеся, составляло всего девятнадцать относительных часов. Чаще государства капитулировали за пять-шесть часов интенсивных сражений.

     Как и раньше, пришельцев интересовали только подходящие для перевалочных пунктов планеты. Прознав об этом, правительства двух стран, попадающих в зону риска, даже добровольно сдавали свои планеты, лишь бы избежать безнадёжного столкновения и последующего истребления, что только ускорило подступ захватчиков к рубежам Республики.

     Наблюдая развивающеюся картину, военное руководство определяло будущие пределы новых зон риска. Понимая стратегию захватчиков, просчитать их дальнейший путь не составляло сложности. До рубежей Сеннаара армиям противника оставалось захватить ещё два пункта, один из которых уже в эти минуты подвергался разведочной атаке. Далее, с подчинением соседнего с Республикой государства оставалось выявить следующую мишень пришельцев, которая должна была находиться уже на территории Сеннаара. Целесообразным казалось нападение на ещё не успевшие эвакуироваться две внутренние системы – Исфаханскую и Аккадскую, в особенности на главную – Аккадскую, но расстояние от них до последнего предполагаемого перевалочного пункта (семьсот двадцать световых лет) превышало допустимый потенциал гиперпространственных двигателей. Захватчикам понадобится база поближе.

     На роль перевалочного пункта подходили две окраинные системы Республики – Галлийская и Иерихонская, но только более удалённая – Галлия, имела на поверхности и орбитальных сетях установки достаточной мощности и работоспособности, чтобы удовлетворить потребности армий пришельцев. Иерихонская же система обладала лишь десятой частью мощностей по сравнению с соседней системой.

     Расстояние от Галлии до ближайшей потенциальной цели захватчиков составляло сто тридцать световых лет, до Иерихона – сто пятнадцать. Разница в этом случае не играла роли, и Сварог всё больше убеждался, что армии противника начнут вторжение в Сеннаар именно с Галлии.

     В противном случае, не заполучив этот перевалочный пункт и утратив возможность ресурсного восстановления, армады пришельцев лишатся не только военно-технического потенциала, но и способности гиперпространственного перемещения, а значит, их путь к центральной системе составит больше недели и до прибытия армад все улочки внутренней Республики будут пусты.

     Изначально Сварог рассматривал вариант уничтожения столь нужных захватчикам технологий в Галлии и заодно в Иерихоне, но практически сразу отверг его. Мероприятия такого характера заняли бы не меньше месяца и при неосторожности могли привести к катастрофе, вплоть до возникновений условий, схожих с действием сотен микроскопических чёрных дыр. Действовать в рамках правил безопасности у Сварога не было ни возможности, ни времени, оттого Верховный Главнокомандующий всерьёз занимался разработкой обороны Галлии, не упустив при этом и укрепления обороны Иерихона. Благо, Галлийская система представляла собой уникальную целостную крепость из главной планеты и прилегающих к ней спутников и планеты-колонии. Помимо обновлённых на восемьдесят процентов недавно введённых в эксплуатацию наземных уровней защиты, главная планета и один из спутников охранялись орбитальной сетью, которая в два раза была плотнее Аккадской. Сеть, состоящая из соединённых между собой застав и орбитальных станций, имела четыре уровня и получала питание от наземных установок, столь необходимых захватчикам. К тому же, это была единственная кроме Аккадской система в Республике, в которой применялись некоторые технологии Сеннаарского братства, в частности, силовое поле вокруг основных структур являлось непреодолимым не только в физическом плане, но и на некоторых слоях пространства, что препятствовало применению телекинеза, прямой телепортации и другого рода относительно несложных воздействий. До барьеров сокровищниц ему было далеко, но в тандеме с остальными уровнями обороны такая защита в целом не только была способна вести долгий отражающий огонь и огонь на перехват, создавать практически целостное защитное поле, но и являлась преградой для проникновения на поверхность планеты.

     Конечно, учитывая численность противника и его напор, Сварог не питал иллюзий. Несмотря на то, что Галлия обладала лучшей обороноспособностью в галактике, он не сулил ей даже скромных побед. Но эта система могла повлиять на ход эвакуации. Её боеспособность уже находилась в режиме ожидания, и если Галлии удастся выстоять более двух дней – Сеннаар успеет закончить эвакуацию оставшихся двух самых крупных внутренних систем.

     Сегодняшний совет между Главнокомандующим и адмиралами уже мало напоминал то действие, которое непосредственно подразумевает под собой совет. Решения были взвешены днём ранее, и Сварог попросту устраивал проводы, выдавая последние напутствия тем адмиралам, которые отправлялись руководить обороной Галлии и Иерихона. Среди избранных был и его товарищ – Хорс. Ему предстояло следовать к Галлии, командовать обороной и последующим неминуемым отступлением в канун последней эвакуации.

     Вместе с адмиралами в практически последний полёт отправлялись добровольцы – экипажи сорока пяти тысяч военных кораблей разной конфигурации. Никто не озвучивал аналитических прогнозов в их адрес, но многие осознавали, что будет большим везением, если из них вернётся хотя бы треть, отчего казалось, что ещё мгновение – и атмосфера совета вполне могла скатиться до панихидной.

     Не отличаясь сентиментальностью, Главнокомандующий вовремя прервал уже утратившее смысл собрание. Он сдержано выслушал ответные рапорты адмиралов об отбытии к своим эскадрильям и немного дольше придержал напоследок Хорса. Но зная, как тот в противовес Верховному Главнокомандующему иногда умел впасть в сентиментальность, Сварог уберёг друга от публичного эмоционального прощания на глаза его подчинённых.

     Как назло, Главнокомандующему не шли на ум толковые, связные слова. Добавить к ранее сказанному ему было нечего, и отчего-то Сварог понимал, что ни ему, ни знающему его практически всю жизнь другу совершенно не хочется нарушать их молчания.

     Пожелав адмиралу лёгкого перелёта, Главнокомандующий улыбнулся товарищу, незаметно кивнув тому на удачу. Хорс удалился. Зал совета быстро опустел, и Сварог остался в нём на пару с замотанным техником. Автономное устройство трёхмерной карты уже подстраивалось под новое заданное ему масштабирование, приблизив и увеличив Аккадскую Солнечную систему, где зелёными точками, заполонившими межпланетное пространство, поверхности спутников и орбитальных сетей, выступали авианосцы и другие массивные военные корабли Республики. Поблизости от Аккада наблюдалось ещё одно скопление точек, окрашенных в жёлтый цвет – формирующийся гражданский флот для завершающей эвакуации.

     Внимание Сварога было приковано к передвижениям армий. Через четверть часа от изрядно поредевших в результате эвакуаций военно-космических флотилий Сеннаара отдалились уже ожидавшие старта колонны авиации. Пролетев порядка пятисот километров, сорок пять тысяч единиц разбрелись в два наглядно разнившихся между собой в размере косяка, каждый из которых готовился к межпространственному скачку к своим Солнечным системам.

     Сварогу доложили о готовности обоих армий, и на сей раз ему уже не удалось опустить прощальную речь. Военный этикет требовал от Верховного Главнокомандующего прямого обращения ко всем экипажам. Уставший техник подал ему знак, что связь установлена, и на каждом корабле уже объявили о его выступлении.

     Он перевёл взгляд на лежащую перед ним заготовленную речь. Группа сенатских филологов и политтехнологов корпели над ней целую ночь, вложив в строки горькое варево из напускного патриотизма, сладкой лести, преувеличений и прочей ораторской гипнотизирующей чепухи. Главнокомандующий вскользь пробежал глазами по первым предложениям. Одобренный им вчера документ показался ему вульгарным и насквозь фальшивым.

     Техник повторно размахался руками, вновь привлекая внимание Сварога.

     – Говорите, – одними губами нервно повторял он.

     Ожидание на кораблях затянулось.

     Взглянув на вылизанную до приторного идеала речь, Сварог свернул документ, сметая его на пол.

     – Друзья! – нестандартно начал он. – Я горд, зная, что вы уходите добровольцами. – Медленно и громко обратился к военным Главнокомандующий.

     – Я горд, зная, что вы трезво оцениваете последствия предстоящего вам задания и вопреки этому находитесь именно на своих местах.

     Сварог сделал небольшую паузу.

     – Я не имею права что-либо вам гарантировать, – чуть тише добавил он. – Впредь лишь ваше усердие, командный дух и боевой опыт будут для вас последним тылом.

     Но одно пообещать я могу!

     Главнокомандующий собирался лаконично закончить.

     – Вы уходите сегодня, – громко заговорил он вновь, – чтобы многим было дано увидеть «завтра»! И я обещаю вам, что это «завтра» будет жить!

     Далее Сварог коротко завершил обращение, подтверждая приказы на отлёт.

     Армии выходили на межпространственный манёвр.

     Вначале из радиуса обзора тихо исчез малый косяк, ведомый координатами Иерихонской системы. Практически за ним с отклонением в пару градусов с трёхмерной проекции карты галактики соскользнула вторая армия.