Кали думала о времени. Действенные и желанные возможности открывались для тех, кто хоть отчасти понимал суть этого безликого, многосущного судьи. Но дар влиять на материю времени встречался невероятно редко, передавался через механизм необычного и сложного перерождения целых поколений, не мог наследоваться стандартным генетическим путём, ему нельзя было научиться, его невозможно обмануть. Во всём мироздании было не более шести тысяч таких существ, и их число, изначально заложенное Создателями, никогда не переваливало в сторону увеличения, но уменьшаться могло, что и наблюдалось во Вселенных. Значительную долю тех, кто обладал хоть какой-то властью над материей пространства-времени, составляла раса Мойр – её хребет, малый процент представителей этого народа, который в очередной раз получал с жизнью вложенный Создателями дар. Но таких особей в каждом новом мире становилось всё меньше, и Летта была чуть ли не последней из молодых душ данной расы, унаследовавшей дар в полном его объёме. Также помимо избранных волей творцов мойр способности влиять на материю времени-пространства приписывались некоторым Архонтам и сотне-другой ничем не связанных между собой представителям разных высших рас.

     Кали этим даром не обладала. Для неё её жизнь представляла собой лишь беспрерывный поток, где прошлое – немая история, которую нельзя переписать, а будущее – бесконечный калейдоскоп сюжетов, из которых ещё предстояло выбирать. Многое бы Красная Звезда отдала за умение влиять на прошлое. Однако такой воистину бесценный дар не встречался ни у кого, кроме их творцов. Только Создателям было под силу переписать случившееся, запустить новый виток действительности. Остальные высшие существа Вселенных, да и то не каждая раса, могли лишь перекручивать моменты прошедших жизней. Некоторым, более умелым, удавалось даже изучать историю целых Вселенных, видеть чужое прошлое, попадать в любую точку пространства-времени любого мира, но всё равно это не меняло константы: в прошлом, насколько б силён ты ни был, ты оставался лишь наблюдателем.

     Возможно, где-то и существовали мироздания, устроенные иным образом. В доступных же Кали Вселенных прошлое лежало под запретом. Но это не мешало за ним наблюдать. Последние дни Кали и её друзья – Летта, Нитур и Анубис – практически только этим и занимались. Пока их сущности перемещались сквозь осязаемые существующие миры, пробираясь всё выше к границам их миров, разум устремлялся назад, в седые реки времени уже давно погибших Вселенных. Везде, куда бы ни забредали их мысли, друзья искали след Создателей.

     Никогда ещё Илтим-Кали настолько тесно не соприкасалась со временем, не думала о нём так много. Сейчас их путь лежал через мост между двумя измерениями, и его аномалии притупляли силу притяжения вместилища Звезды, позволяя отвлечься от сдавливающих тисков вездесущей гравитации. Оставленное позади красное солнце безрассудно разрывало мысли хозяйки, притягивая её обратно, но именно здесь, на мостах, привычные законы практически теряли власть, и она чувствовала себя свободной. Необычное пространство между измерениями пьянило головы путешественников и сильнее всего оно влияло на Кали. Ей казалось, что многие тайны мироздания приоткрываются перед ней, и даже Время готово поделиться своими секретами. Оно учило её воспринимать всё как единое целое: все бесконечные миры, все бесконечные сюжеты и бесконечные дороги бытия, где ты одновременно живёшь в настоящем, являешься частью будущего и уже стал прошлым. И Кали действительно чудилось, что сейчас, ступая между измерениями, она творит своё прошлое, которое уже, быть может, смотрел кто-то другой.

     Похожие мысли донимали и остальных путешественников. Только Летта снисходительно подталкивала их, корректируя маршрут. Ей были чужды подобные переживания, ведь сама она, как и избранная часть её народа, оставалась практически неподвластной времени. Ещё с момента основания Создателями этого мироздания, они сотворили расу Летты как своих помощников в управлении временем. И пусть Летта так же не могла изменить прошлое, в одном ей не было равных – никто и ничто во всех Вселенных, кроме мойр, не умел настолько замедлять настоящее. Благодаря этому их путешествие, которое для Солнечной системы Илтим длилось всего пару месяцев, растянулось для самих путешественников уже в несколько десятков относительных тысячелетий. За это время им удалось обследовать порядка триллиона миров, но пока что присутствие Создателей они находили только в раннем прошлом.

     Когда очередной переход был завершён, сущности друзей спустились в выбранный существующий мир, воплощаясь в привычные облики, Кали вновь ощутила силу притяжения своего вместилища, а с ним избавилась и от дурмана аномалий. Осмотрев свой небольшой отряд, в который раз она молча возблагодарила Летту. Без неё такие мосты, особенно мосты между последними измерениями, завели бы их куда угодно, кроме нужных им координат.

     Слова благодарности нечаянно слетели и в адрес Антареса, но Кали быстро их оборвала, хоть и понимала, что Владыка её галактики вряд ли их услышит. Теперь, после перехода между двумя бесконечными потоками миров они находились настолько далеко от дома Красной Звезды, насколько позволяло состояние Кали и, как бы она не хотела этого признавать, Звезда знала, что не прошла бы и половину этих дорог, если бы не Антарес. Именно он помогал ей справиться с притяжением вместилища, и именно он брал на себя большую часть боли, что причиняло ей солнце. Без этого гравитация давно бы вернула сущность Кали обратно.

     Едва переступив порог нового мира, каждый уже привычно занялся своим делом. Летта успокаивала и замедляла потоки времени, утихомиривая его ход для них четверых. Анубис и Нитур отправлялись к владыкам очередной Вселенной, а Кали, как правило, оставалась с Леттой. Находясь на таком отдалении от источника своей энергии, передвигаться в физическом обличии ей было трудно, и она всё чаще перекладывала поиски на друзей. Изначально все четверо договорились избегать столь удалённых миров, но не посетить эту Вселенную они не могли. Изучив её прошлое, они видели в нём и самих Создателей. Не более трёх. Правда, не творцы привлекли внимание путешественников, а те, кто сопровождал их, – Архонты.

     Если Создатели находились на вершине иерархии их мироздания, то Архонты стояли подле них, едва лишь не дотягиваясь до плеча прародителей. Эта раса была самой малочисленной и, пожалуй, самой значимой во всех Вселенных, после своих творцов, и её представители нередко сопровождали Создателей по молодым мирам.

     Повстречать Архонта, существо, близкое к Создателям, было бы большим везением для Кали и ее спутников. Прошлое Вселенной, куда они только что попали, пестрило сюжетами, связанными с ними, и, если за время перехода сквозь измерения ничего не изменилось, двое Архонтов по-прежнему обитали в этой примитивной трёхмерной Вселенной, изредка покидая физический мир.

     Анубис и Нитур разыскали их на дрейфующих сквозь густые, туманные галактики скоплениях-планетах, заселённых необычными формами жизни. Помня, что и сам Тёмный Кочевник также относится к этой расе, друзья, однако, не спешили выходить на прямой контакт. Никто из них пока не знал, как поведут себя эти исполины миров. Оба Архонта, как и Кочевник, также сошли с проложенного им Создателями пути. Один из них некогда соединял мосты между мирами, второй создавал элементы реальности, «выпекая» новые «строительные кирпичи» для мироздания. Всего с десять световых миллиардов лет назад – мизерный отрезок в масштабах вечности, – они оставили эти занятия, а после обрели постоянный дом на неспокойных, соединённых в огромное скопление молодых планетах, где выбрали примитивный способ существования и нередко меняли физические обличия. Но в их прошлом, далёком и не очень, не встречалось и намёка на поступки, подобные деяниям Кочевника, впрочем, это ещё не говорило о том, что столкнуться с ними сейчас было бы безопасно.

     Вернувшись, Анубис и Нитур рассказали обо всём Кали.

     – Они знают, что мы здесь.

     – Это не новость, – задумчиво ответила девушка. – Я слышу их шёпот в своём разуме. Они зовут меня. Одну.

     – Мы пойдём вместе, – угрюмо возразил Нитур.

     – Нет…

     Летта напряжённо сражалась с относительностью времени, замедляя его ход для друзей, и не слышала начавшейся рядом перебранки. А если бы и могла, девушка непременно б присоединилась к Нитуру и Анубису. Но всем её вниманием владело время, и Кали, не имея других оппонентов в споре, быстро отделалась от и так некрасноречивых друзей.

     – Я пойду одна! – твёрдо настояла она. – Мы не можем упустить такой шанс. Сколько Вселенных осталось позади?

     – Опасно иметь с ними дело – они сошли со своего пути!

     – А кто из нас с него не сходил! – перебила возражение Кали. – Архонты – последняя возможность разыскать творцов, – настаивала она. – Вскоре мне придётся возвращаться в свою Солнечную систему, и не только из-за солнца. Как вы не понимаете, Летте не удастся бесконечно замедлять для нас дни. Я и так уже слишком долго отсутствую.

     Друзья нехотя уступили.

     Кали позволила своему разуму впустить тихий призыв Архонтов, и те, как маяк, начали притягивать сущность девушки. Теперь даже если бы она и передумала, энергия Архонтов, как липкая паутина, всё равно бы притянула её к ним. Постепенно Кали начинала терять физическую оболочку. Её сущность перетекала в невидимое пространство. Беспокойный Нитур вплотную подошёл к исчезающей девушке.

     – Будь осторожна, – предупредил её он.

     Его голос исчез, превращаясь в шёпот в голове Кали.

     – Архонты стары, как само мироздание, и настолько же противоречивы, – тихо говорил Нитур. – Следи за своими мыслями, и, прошу тебя, меньше слов, меньше действий. Просто слушай и молчи.

     Тело девушки полностью растворилось в пространстве, оставляя друзьям лишь едва заметный энергетический след. Он вёл всё на те же скопления планет, и, выждав минуту, Анубис и Нитур покинули физический мир, застыв между слоями пространства подле дрейфующей системы. Оба чувствовали состояние Кали и были готовы оказаться рядом с ней в одно мгновение, но пока что мысли девушки оставались нейтральны.

     Кали, как и советовал ей друг, старалась не думать. Удавалось ей это с большим трудом, ведь стоило ей вновь обрести телесную оболочку, как перед ней уже появился пейзаж неприглядной тёмной долины. Света на планетах было немного. Всё куталось в сумерки далёких звёзд. Источник тепла шёл из эпицентра скопления, и его хватало для поддержания уродливой жизни. Скалистые пыльные окраины лишь казались мёртвыми. Разум же девушки чувствовал в них кипучее движение. Во многих местах под тонкой, ненадёжной корой протекали тёплые океаны, давая пристанище слепым и зрячим монстрам этой планеты. Некоторые виды пробивались на поверхность, чтобы отложить кладку или разорить чужое гнездо. Были и существа, обитающие только наверху. Но, что отметила Кали, хоть те и уступали габаритами, будущее этой системы находилось именно в их когтях и лапах.

     Первая встреча с наземными уродцами не заставила себя ждать. Рядом с девушкой находились два существа: тёмно-зелёное, членистоногое, размером с небольшой корабль, – огромный паразит гниющей планеты, и гораздо более скромное в размерах, благородное на вид, – трёхметровая птица, с красивым лазурно-серебристым окрасом хитиновых крыльев, но хищными, придирчивыми глазами. Она могла бы принять этих существ за обитателей дрейфующей системы. Мерзкое насекомое и, напротив, прекрасная, осанистая полуптица вписывались в колорит соединённых между собой глыб-планет. Но одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять, перед кем на самом деле она оказалась.

     Существа намеренно не обращали на неё внимания. Кали ждала. Внезапно паразит проявил небывалую для своей тучной комплекции ловкость, одним рывком вздымаясь вверх, где кружила хрупкая птица. Смертоносные присоски показались из его невесть откуда раскрывшегося рта, намертво вцепляясь в хрупкий бок жертве. Раздался короткий вой, заменяющий птице крик. Ошмётки хитинового тела театрально приземлились к самым ногам Кали.

     Покончив с птицей, паразит ринулся в сторону девушки. Его массивное дурно воняющее тело перетекало через красно-чёрные валуны сумеречной пустыни. На долю секунды Кали дёрнулась, чтобы высвободить энергию, но в последний момент сдержала удар. Пока что ей удавалось не вмешиваться, и, похоже, паразиту это наскучило. Всего в паре шагов от неё он с содроганием необхватных телес остановился, обдавая Кали вонью гниющих наростов, лоскутками чешуи и собственной липкой бело-зелёной слизью.

     – Как же это скучно! – раздался капризный, немного сиплый голос.

     Недавно съеденная птица уже размашисто парила в воздухе.

     – Оставь нашу невежду. Она совсем не умеет веселиться.

     Птица села на спину паразита, но тут же взъерошенно взлетела обратно.

     – Ты мерзок, Эллот! – брезгливо отряхивался Архонт.

     Приземлившись рядом с Кали, он без слов продолжал разговаривать, обращаясь то к ней, то к товарищу.

     – Сколько раз я уже просил его не уподобляться гельминтам. Мерзкие липкие твари! Гадость! Присосаться, пожрать и всё изгадить – больше ничего не умеют. Меня от всего этого мутит. Но нет же! Куда бы мы ни забрели, его интересуют только паразиты! А тебя, красавица моя, они привлекают?

     Кали коротко отрицательно качнула головой.

     – Гостья против, Эллот! Слышал? Давай прекращай этот вонючий маскарад! Ты выставляешь нас кретинами! Снимай давай!

     Сам Архонт, имени которого Кали пока не знала, незаметно принял иной облик. Девушка не была уверена, что он являлся его истинным, но в этом обличии он более походил на представителя одной из высших рас Вселенных. Белая с синим отливом кожа, ровная, как шёлк, обтягивала практически тощее полуприкрытое тело Архонта. Рост его новой оболочки был выше Кали в два раза. Глаза, как и у многих могущественных существ, искрились энергией, отчего цвет их, без желания самого обладателя, разобрать было невозможно. Тонкие черты лица портили лишь чрезмерно выпирающие бугорки скул да острый подбородок, отчего остальные детали: выразительная линия рта, впалые щёки и глубоко посаженные глазницы попросту терялись.

     Не зная как поступить, Кали неловко застыла в поклоне. Архонт же, демонстративно попинав паразита и заметив смущение девушки, мелкими шажками быстро подбежал к Кали.

     – Ну что ты, деточка, – поднимая её, заговорил он, завидев в её поведении почти дурной тон. – Церемонии глупы. Зачем эти церемонии? Меня ты можешь называть Валлиэном, а это, – щёки Архонта затряслись от негодования, – это Эллот.

     Коротким презрительным кивком Валлиэн указал на барахтавшегося в пыли паразита. Огромное, странное существо переваливалось со спины на живот, пытаясь счесать с себя остатки прошлогодней огрубелой чешуи. Из-под неё виднелась обновлённая, несуразно чистая ярко-зелёная кожа, но, о чём догадалась Кали, таковой ей посчастливится пробыть не долго. Уж слишком паразит любил грязь.

     – Не обращай на него внимание, милая. Он давно не в себе. Представь только, живёт как червь! – весело рассказывал Валлиэн. – Но что тут поделаешь – он мой брат.

     Архонт понимающе закатил искрящиеся глаза к тёмному небу системы, и на мгновение Кали показалось, что они чернее черноты.

     – Простите, что беспокою вас, Великий Архонт… – церемонно обратилась к нему Кали.

     Валлиэн вновь её остановил.

     – Прошу тебя, деточка, я терпеть не могу этих условностей. Кто и когда их вообще ввёл? – запричитал он. – Зови меня так, как я тебе уже сказал.

     – Валлиэн, – неуверенно повторила Кали.

     Архонт довольно кивнул.

     – Ну и что ты об этом думаешь? – указывая на барахтавшегося брата, поинтересовался он.

     Кали настороженно обернулась в сторону притихшего, довольно оголившего набитое пузо паразита. Сказать ей было нечего, да она и не хотела.

     – Унылое зрелище. Мой бедный-бедный Эллот.

     Интонация Архонта отчасти поддавалась меланхоличной грусти, но Кали так и не поняла, действительно ли он искренне переживал за товарища или хотел произвести на неё впечатление. Сама она собиралась задать вопрос, ради которого пришла. Валлиэн же, уловив её мысли, резко развернулся к гостье.

     – А-а-а! – помахал он длинным пальцем. – Спрашивать будешь потом.

     Кали опять запнулась, всё больше не понимая как себя вести.

     – Так что ты думаешь? – настойчиво повторил он.

     Валлиэн пристально и незаметно для самой гостьи следил за реакцией девушки, наслаждаясь её плохо прикрытой брезгливостью и растерянностью.

     – Это… это странно, – ответила она.

     – Я бы сказал – отвратно. С души прямо воротит. Бэ, – быстро поправил её Валлиэн. – А ведь он Архонт! Знаешь, что с ним случилось?

     Кали промолчала.

     – Нет? Не знаешь? Я так и думал, деточка… Я так и думал…

     Пространство вокруг Кали напряглось и заколебалось, поддаваясь деформации со стороны Архонта. Не успев опомниться, оба они уже находились на другой планете, оставив паразита и дальше клубиться в пыли и своих испражнениях.

     Новое место не так отталкивало внешне, хоть и здесь пейзажи не отличались приятными красками. Но в отличие от скалистых равнин, эта планета была изрыта глубокими огненно-красными каньонами. Архонт перенёс Кали на дно одного из каньонов, где у подножия стен виднелась пещера. Молча он поманил гостью за собой. Войдя вовнутрь, он предложил девушке вытесанный из такого же огненно-красного камня стул, сам уселся напротив. Скудная аскетичная обстановка в пещере была так же из камня, и лишь несколько вещиц из инородного материала сродни пробковому дереву и дубу грубого чёрно-серого цвета, явно не из этой системы, валялись по углам.

     Единственный свет в пещере исходил от самого Архонта – его искрящихся, больших глаз. И было в нём что-то такое странное и пугающее, что Кали поблёкла, а её естественное красноватое свечение затухло. Только усевшись удобно и расправив помявшиеся складки накидки, Архонт вновь заговорил.

     – Мне нравится, – как бы извиняясь, а может и с замаскированным вызовом, обводя рукой своё пристанище, сказал он.

     Кали пробрала дрожь. Страх всё сильнее подбирался к её разуму. Страх, первобытный ужас и какая-то неуместная эйфория. Так действовал на неё Тёмный Кочевник, такие же эмоции в ней вызывал и его собрат – этот Архонт.

     – Тебе не стоит меня бояться, – спокойно, чарующим, сиплым тембром возразил Валлиэн.

     Но эти его слова, живо напомнившие ей первую встречу с Кочевником, ещё больше взволновали гостью.

     – Прежде чем я коснусь сути, хочу заметить, что мне неприятно твоё недоверие. Я ведь просил, чтобы ты приходила одна, – глаза Архонта на мгновение немного потухли, после чего вспыхнули ещё ярче. – Ну да что уж с ними. Твои друзья нас не побеспокоят. Итак, это мерзко, – без пояснения вернулся к оборванному разговору он. – Не только бедный мой братец прозябает, как червь. Ты многого не знаешь, деточка. Непростительно многого.

     Кали поёрзала на твёрдом неудобном стуле, решаясь заговорить, но Архонт её опередил.

     – Эта мойра такая славная. Славная, умненькая мойра.

     Валлиэн, похоже, не следил за связностью своей речи, то и дело вставляя разные отступления.

     – Вот я так не умею, – почти с интонацией ребенка добавил он.

     Ещё немного, и он мог бы обиженно поджать губы.

     – Надо же, как талантливо она плетёт свои нити времени. Я так не умею, – продолжал он. – А тебе известно, что мойры находятся на четыре ступени ниже Архонтов по происхождению?

     Кали кивнула.

     – Ага, – закивал в ответ Архонт, будто его гостья с ним не согласна. – Мойры – это пятая и последняя раса, которая была создана творцами. Не возникла путём последующей естественной, неконтролируемой эволюции, а именно создана! Я настаиваю на последнем слове! С-о-з-д-а-н-а! – по буквам протянул Валлиэн.

     – Архонты – исполины и главные кузнецы мироздания, – начал перечислять он, – Элементали – его духовная составляющая, Малахи – связующие звенья мироздания, раса Ха́ос – честно скажу, – доверительно склонился через стол к девушке Валлиэн, – до сих пор не дошло до меня, зачем их создали – только и умеют, что множить несуразицу, а потом долго наводить порядок, хех! И Мойры – неутомимые искусные ткачи пространства-времени, а также чужих судеб и посторонних, не касающихся их дел. Хех, – Валлиэн посмеялся своей далекой от истины нелепой характеристике.

     – Так сказать, чистые расы, исходный генетический материал для всего живого в нашем мироздании. И неплохой, я тебя уверяю, материал!..

     К чему он акцентировал и сподвигал внимание Кали, девушка не поняла.

     – Погостишь у меня? – неожиданно спросил Архонт.

     Кали дёрнулась как от удара.

     – Да, – сдавленно согласилась она.

     – Славно. Значит, мы никуда не спешим…

     Импульсивная интонация Архонта, как встряска, действовала на девушку. Её гостеприимный хозяин сплетал вокруг них кокон. Кали вдруг поняла, что в таких энергетических коконах может происходить всё, что угодно, и это не войдёт в прошлое. Случившегося здесь никто и никогда не увидит! Догадка об этом привела её в такой ужас, что ей стало трудно дышать.

     – Тише, деточка, – ласково успокаивал её Архонт.

     Кокон был готов.

     – А вот теперь будем говорить…

     Дыхание минувших дней никогда не покидало планету Аккад. Тени пройденных эпох накладывались одна на другую, преломлялись светом и тьмой, прячась в забытых уголках большого синего шара. Но стоило путнику ступить в такие места, как тени отступали назад, являя глазам то, что не успело покрыться пылью времени. Современность так или иначе соприкасалась с историей, ранней, молодой, а иногда глубокой и задумчивой. Передовые достижения цивилизации граничили с невидимыми следами ушедшего прошлого, и сильнее всего этот контраст ощущался в Железных ущельях. Их разлогие хребты и глубокие впадины опоясывали север двух континентов, спускаясь в пучину океанов и вздымаясь лишь отдельными пиками островов посреди обширных водоёмов. Некогда, в пору первой и второй цивилизаций, когда климат на планете менялся гораздо чаще и стремительней, здесь, в такт погоде, поочерёдно менялись пустошь и страны. Страны, как грибы, произрастали с первыми погожими переменами, пустошь же приходила внезапно, холодными глыбами ледников, и надолго покрывала собой прекрасные цветущие земли. Великий же хребет гор продолжал тянуться к неподвластным ему небесам, равнины становились всё уже, а с каждым окончанием холодного периода пригодных мест для новых поселений оставалось всё меньше. И вскоре обитатели прошлых цивилизаций вовсе отказались от этих земель. То, что сберегла в них история и пощадила многовековая ядерная война, пылилось уже более шести миллионов лет – это остатки монолитных каменных городов прошлого, закалённые холодом и радиацией, сохранённые морозом. Большая часть из них была погребена древним, плотным ледником, и лишь высокие шпили монументальных замков, да верхушки крепостей, как айсберги, кое-где оставались на поверхности.

     Красивое седое напоминание времён, когда эра технологий ещё только-только зарождалась в развивающихся умах, а умелые и сильные руки являлись лучшим оружием и лучшим помощником в жизни. Мрачными сводами, пустыми, облупившимися бойницами, да крепкими, смеющимися векам в лицо стенами смотрело оно на переменчивый испуганный мир.

     Гуляя по истоптанному, вылизанному ветрами камню этих пустынных чертогов, Хранитель Дильмун излишне печалился, что такое неоценённое наследие и богатство его предков, как и многое другое, было так беспечно растрачено или потеряно потомками. За те недели, что он и Эн-уру-гал провели здесь, найдя в этих стенах покой и убежище, Хранитель, между делами, а дел у него было немного, часто переходил из одного подземного замка в другой, спускался вглубь построек, в недра, окружённые ледниками, туда, куда не попал бы обычный смертный, и видел жизни, прошедшие здесь. Доблестные, смелые жизни, со страхом первооткрывателей и мужеством чистых сердец, с одним лишь калёным железом в руке против неизведанного и опасного будущего, и этому также стоило поучиться у жителей тех отпетых.

     Ужасная ядерно-химическая катастрофа, ставшая апогеем второй цивилизации, не только изгнала жизнь из планеты на долгие миллионы лет. Она изменила многое, и некоторые её глубокие раны не зажили даже теперь. Если остальная часть Аккада, за исключением нескольких регионов, уже давно вновь подходила для жизни, то Железные ущелья навсегда впитали в себя гнилость радиации и химического оружия и до сих пор оставались практически мёртвым пристанищем для редких видов животных и птиц, столь же ужасных и столь же суровых, как и место их обитания. Хранитель же не находил их таковыми. Эта мутирующая жизнь также имела право на существование, и ему было жалко, что в не его власти сохранить им это право. Грядущие роковые перемены станут для этой планеты значительно большей катастрофой, чем ядерное заражение.

     Особая атмосфера холодного пристанища и фатальные мысли навевали на Хранителя затворническую меланхолию, которая приводила к неосторожности. Дильмун часто забывал, что должен скрывать себя и Эн-уру-гала, и если бы не обширная аномальность этих гор, где затеряться было легче простого, их обоих, в лучшем случае, давно бы нашли другие члены братства. Пока же отравленные горы берегли своих друзей, искажая и путая их энергетический след.

     Словно опомнившись от гнетущего сна, Хранитель встрепенулся. Отогнав от себя сдавливающие пустотой мёртвые стены очередного чертога, он вернулся к прерванному занятию. Несомненно, главной его заботой оставался молодой наследник, но и помимо этого, Дильмуну приходилось продолжать исполнять обязанности караульного – постоянно обшаривать пределы их галактики. Каждый день он отпускал свой внутренний взор к границам преграды, которую рабы их врага ещё не могли преодолеть, и каждый день он отмечал новые успехи противника. Чем ближе становились к ним Тёмный Кочевник и его вместилище, тем быстрее таяла невидимая мембрана, преграждающая путь его ордам в галактику. К тому же, рабы Кочевника не прекращали и сами пытаться пробиться вовнутрь. Выбрав несколько мест, они ежесекундно ломились в закрытые двери, и двери эти трещали, а за той преградой, как разъярённые бури, толпились армады войск и существа, каких илимам ещё не доводилось встречать.

     Увиденное ещё сильнее смутило Хранителя. Спокойные дни Республики заканчивались быстрее, чем он надеялся, а их будущее по-прежнему оставалось туманным. Собрав полученную информацию в энергетический ком послания, он, как и прежде, отправил добытые сведения Красной Звезде. По приказу Илтим-Ти-Амтум Дильмун отправлял их ей постоянно. Ему не нужно было разыскивать свою госпожу. Где бы ни находилась Кали, послание найдет её, и лучшей путеводной ниточкой для того была цепь между ней и её солнцем.

     Отпустив по ней очередное послание, Хранитель вернулся сознанием обратно. Первое, что он услышал, была не привычная тишина камня, а надрывный крик. Истошный, рвущийся рокотом плавленого перекованного металла и битого стекла, крик мог бы пронзить сердце. Хранитель же только устало вздохнул. Старик давно уже привык к этим воплям, и вызывали они в нём только сострадание.

     Подготовившись к предстоящему, Хранитель быстро проследовал туда, откуда доносились мучительные звуки ослабшего голоса. По мере его приближения крик только нарастал, в нём всё отчётливее различались имена. Большинство из них Дильмун слышал и раньше, некоторые были новыми, но одно объединяло эти имена – они принадлежали покойникам. Едва приблизившись к выбранным им для проживания покоям в наполовину занесённой снегом башне, кричавший, почуявший его приближение, разразился руганью. Голос его хрипел и брюзжал гневом, витиеватые проклятия на всех мёртвых и живых языках сыпались щедрым потоком. Заглянув вовнутрь, Дильмун чудом увернулся от проржавелой рукоятки некогда богато и талантливо украшенного старинного меча.

     Поняв, что словами тут не поможешь, Хранитель высвободил каплю энергии, которая вмиг утихомирила кричавшего. Только после этого он подошёл к обезумевшему наследнику. Эн-уру-гал валялся на холодной, оцарапанной его изломанными в кровь ногтями, каменной клади, изодрав видавшую виды одежду в клочья и в очередной раз высвободившись из цепей, в которые сам же себя позволил заковать. Бессознательного, Хранитель вернул парня на место, восстановил изогнутые в ленты оковы, залечил телесные раны и хоть ненадолго избавил его от кошмара галлюцинаций, позволив мирно поспать. Впрочем, Дильмун знал, что с пробуждением всё повторится, как повторялось с того самого момента, когда Эн-уру-гал впервые попытался изгнать из себя энергетику Кочевника.

     Очищение наследника давалось крайне трудно и болезненно. Темнота не спешила покидать парня и упорно боролась за его разум, за каждый уголок тёплого и податливого сознания, но постепенно Эн-уру-галу удавалось брать над ней верх. Правда, чем ближе была его победа, тем ужаснее становились испытания. Видения его поступков, его жертвы, его чёрные мысли мучили истощённого парня, ломали его суставы, рвали зубами плоть, увечили, но сильнее всего терзались совесть и вера наследника. Первая не могла простить ему жестоких убийств, вторая не могла забыть дорогих надежд прошлого, и до полного смирения ему предстояло вытерпеть ещё немало боли.

     Посидев немного подле наследника, Хранитель поднялся. Вид едва живого парня мучил его не меньше, чем совесть мучила Эн-уру-гала. Онемевшие ноги сами повели Дильмуна в подземелья ледников. Выбрав ещё необследованные залы и просочившись в их глубины, там он и затерялся, пока очередной приступ парня вновь не прервал его отвлечённых дум.