#img_3.jpeg
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
П р о ф е с с о р В л а с о в С е р г е й Р о м а н о в и ч — твердый человек с мягкими манерами.
Л и д а — его дочь. Тихий омут, 19 лет.
Д о к т о р К о н я г и н а В е р о н и к а Т р о ф и м о в н а — прямой человек, 50 лет.
П р о ф е с с о р Н и к а д и м о в Н и к а д и м Н и к а д и м о в и ч — сентиментальный чудак с железной хваткой, 60 лет.
А к а д е м и к Щ е г л о в К о н с т а н т и н И в а н о в и ч — человек-легенда, 75 лет.
Щ е г л о в а А н н а М а т в е е в н а — его вдова. Женщина трезвого ума, 65 лет.
К а н д и д а т В и ш н я к о в Н и к о л а й В а с и л ь е в и ч — подает надежды, 26 лет.
Л е й т е н а н т С о ш к и н — человек долга, 30 лет.
С в я щ е н н и к о т е ц А л е к с а н д р — воинствующий безбожник, 45 лет.
Е в а З а б л у д с к а я — последняя жена Никадимова, 30 лет.
А с п и р а н т к а — отважная девушка, 25 лет.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Мемориальный музей академика Щеглова. За окнами — сонное майское утро, сирень.
Круглый салон, куда выходят двери: налево в библиотеку, направо в вестибюль и прямо в кабинет директора музея Власова. Большой бронзовый бюст академика Щеглова. Часы.
За круглым столом сидят К о н я г и н а, Н и к а д и м о в и В л а с о в, который просматривает оригиналы статей.
К о н я г и н а. Я категорически против всякой игры воображения!
Н и к а д и м о в. Почему же, Вероника Трофимовна?
К о н я г и н а. Мы отмечаем годовщину смерти, а не серебряную свадьбу. Всякое приплясывание по меньшей мере неуместно!
Н и к а д и м о в. Почему приплясывание? Я хочу, чтобы вступительное слово не было казенным. Что здесь дурного?
В л а с о в. Продолжайте, Никадим Никадимович!
Н и к а д и м о в (читает). «Изумительная ценность научного наследия академика Щеглова»…
В л а с о в. «Изумительная» мне не нравится.
Н и к а д и м о в. «Удивительная ценность»…
В л а с о в. Тогда уж начните сначала.
Н и к а д и м о в (читает). «Вся научная общественность отмечает сегодня годовщину смерти творца и основоположника сигматологии… Дело жизни этого человека — одна из острейших проблем биологии — проблема живого и мертвого! Та неуловимая грань, за которой мерцает…»
В л а с о в. Кстати, Вероника Трофимовна, надо позвонить на радио. Они обещали прислать корреспондента.
Н и к а д и м о в. «Как всегда, в этот день»…
В л а с о в. И хорошо бы два крошечных приветствия. Что-нибудь наивное, неумелое, но трогательное.
К о н я г и н а. Все сделано!
Н и к а д и м о в. «Как всегда, в этот день мы собрались под сводами бывшей экспериментальной мастерской, а ныне — Мемориального музея академика Щеглова. Когда смотришь на эти стены»…
В л а с о в. Между прочим, товарищи… Это пока строго между нами: ожидается Указ о награждениях. Мне намекнули.
Легкая пауза, полная стыдливого предвкушения славы, обмена многозначительными взглядами.
Продолжайте, Никадим Никадимович!
Н и к а д и м о в (с подъемом). «Когда смотришь на эти стены»… (Власову.) Это уже точно, Сергей Романович?.. «Когда смотришь на эти стены, начинает казаться, что Константин Иванович Щеглов ушел от нас не двадцать пять лет тому назад, а вышел только на минутку. Что сейчас он войдет сюда своей стремительной походкой»…
К о н я г и н а (Власову). Неужели, Сергей Романович, ты не чувствуешь неуместности этого заигрывания с великой тенью?
Н и к а д и м о в. Простите, доктор Конягина, вы — педант!
К о н я г и н а. А вы, профессор Никадимов, мотылек!
В л а с о в (поднимает голову от бумаг). Довольно, Вероника Трофимовна!
Н и к а д и м о в (взволнованный, наливает в стакан воду, пьет). Этот тон, эта язвительность, вечные передержки!.. (Возвращается к своему тексту.) «Хочется на минуту дать волю воображению»…
К о н я г и н а. Вздор!
Н и к а д и м о в. Доктор Конягина! Это, наконец, возмутительно!
К о н я г и н а. Профессор Никадимов, всем известно, что я человек прямой. И я скажу вам еще раз: вы городите вздор!
В л а с о в. Я не понимаю, товарищи, из-за чего разгорелись страсти? Если суть разногласий в том, как открывать заседания — с «игрой воображения» или без нее, позвольте мне быть арбитром?.. Ты знаешь, Вероника Трофимовна, я всегда за академизм. Но тут, как хочешь, я беру сторону профессора Никадимова.
К о н я г и н а. Еще не было случая в моей практике, чтобы «игра воображения» кончилась чем-нибудь хорошим!
В л а с о в. Не все же только здравый смысл? (Берет со стола массивную пепельницу.) Зачем некурящему человеку пепельница? Бесполезная вещь. Но мне она помогает думать.
К о н я г и н а. А мне она мешает думать!
В л а с о в. Ты сегодня встала не с той ноги, Вероника Трофимовна. На чем вы остановились, Никадим Никадимович?
Н и к а д и м о в. «Хочется на минуту дать волю воображению… Представить себе, что было бы, если бы учитель мог провести сегодняшний день с нами. Как бы он порадовался торжеству своих научных принципов. Вообразим же на минуту, — пускай это будет парадоксом, игрой ума, — что открывается дверь»…
Власов тяжело запрокидывает голову.
К о н я г и н а. Что с тобой?
В л а с о в. Не знаю. Какое-то затмение… Вдруг померещилось… Третью ночь не сплю… Гора юбилейных статей, и все надо завизировать.
Н и к а д и м о в. «Открывается дверь!»…
В л а с о в (глухо). Попрошу оставить меня одного. Никадим Никадимович, если вас не затруднит, пришлите мне стакан кипяченой воды…
Удивленные Конягина и Никадимов выходят. Власов приближается к бюсту Щеглова, пристально всматривается в него, касается пальцами бронзовых губ. Бюст холоден, надменен, неподвижен.
(Вздох облегчения.) Какой вздор!
Поворачивается и видит перед собой живого Щ е г л о в а. Это старик лет семидесяти пяти — борода, трость.
Что это? Вы?..
Щ е г л о в. Я!
В л а с о в. Живой?
Щ е г л о в. Здравствуйте, Сережа!
В л а с о в (сражен). Не может быть!.. Как мне отнестись к этому?
Щ е г л о в (мягко). Как подобает мудрецу, то есть как можно проще. Примите любое толкование, и перейдем к делу.
В л а с о в. Не могу!
Щ е г л о в. Не ожидали?
В л а с о в. Я?.. Что?.. Нет! То есть да!..
Щ е г л о в (ласково берет его за плечи). Возьмите же себя в руки. Призовите на помощь юмор.
В л а с о в. Юмор?.. (Нервно.) Ха-ха-ха!
Щ е г л о в (легкая досада). Полноте! Неужели истерика испортит нам радость встречи?
В л а с о в (едва слышно). Константин Иванович, дорогой. Что же вы делаете? У меня же печень пошаливает. Мне нельзя нервничать…
Щ е г л о в. И не надо, не надо, голубчик!
Обнялись.
Я изнываю от нетерпения. Как вы тут без меня?.. Почему здесь так тихо? (Замечает свой бронзовый бюст, рассматривает его с вежливым интересом.) Эта штука великовата для комнаты? Вы не находите? (Подходит к одному из стендов.) Что здесь?
В л а с о в. Изложение вашей теории «защитных функций». Для учебников. Это канонический текст.
Щ е г л о в (деликатно). Красиво! Покажите же мне, что сделано за эти годы?
В л а с о в. Может быть, заглянете в библиотеку?
Щ е г л о в. Зачем?
В л а с о в. Новейшие издания…
Щ е г л о в. Я не хотел бы начинать с книжной полки. Но если вы настаиваете…
В л а с о в. Сюда. Прошу вас!
Щ е г л о в (обводит взглядом салон). Как странно вы распорядились помещением. (Скрывается за дверью библиотеки.)
Власов остается один. Он в полном изнеможении.
В л а с о в. Что это было? Я сплю?.. (Некоторое время он пытается осмыслить все, что с ним произошло. Но потрясение слишком велико. Проверяет пульс.) Надо принимать меры! (Звонит по телефону.) Вероника Трофимовна, прошу срочно ко мне! Захватите профессора Никадимова. (Дрожащими руками капает в стакан лекарство.)
Входят К о н я г и н а и Н и к а д и м о в.
Я пригласил вас, товарищи, чтобы сделать некоторые распоряжения. Вам, Никадим Никадимович, придется заменить меня в институте. На Веронику Трофимовну ложатся юбилейные дела. Все документы в папках. Здесь ключи от сейфа и печати. Я заболел. Досадно, что именно в такой день…
К о н я г и н а. Что с тобой?
В л а с о в. Ничего особенного. Очевидно, переутомление. Галлюцинации. Только что я видел академика Щеглова и разговаривал с ним.
Н и к а д и м о в (опасливо поднимается с места). Успокойтесь, Сергей Романович!
В л а с о в. Я совершенно спокоен. Если мне суждено сойти с ума, я хотел бы не терять при этом мужества и ясной памяти.
К о н я г и н а. Ты видел Щеглова?
В л а с о в. Так же отчетливо, как тебя!
К о н я г и н а. Где же он сейчас?
В л а с о в. В библиотеке.
Конягина заглядывает в библиотеку.
К о н я г и н а (ужаснулась). Но он там!..
Н и к а д и м о в (заглядывает в дверь). Да, это он! Читает книгу.
В л а с о в. Он там?.. (Отодвигает стакан с лекарством.) Значит, я не сошел с ума? Это меняет дело… Хотя и не облегчает положения. (Энергично трет себе виски.) Минуточку, товарищи! Давайте сосредоточимся и спокойно посмотрим в лицо фактам. Итак: между одиннадцатью и двенадцатью часами по московскому времени в Мемориальном музее академика Щеглова произошло нечто немыслимое, непостижимое, фантастическое… Нет! Логичнее все-таки предположить, что я — сумасшедший, а вы оба — жертвы самовнушения!
К о н я г и н а. Вот до чего доводит игра воображения!
Н и к а д и м о в. При чем тут игра воображения?
В л а с о в. Дело прошлое, Никадим Никадимович, но вы действительно несли тут несусветную чушь с этой дверью, которая вдруг открывается… Жалею, что не пресек этого с самого начала.
Н и к а д и м о в. Уверяю вас, это какое-то недоразумение, которое сейчас рассеется само собой. Идемте, я докажу вам!
Направляется к двери в библиотеку. Из библиотеки навстречу ему выходит Щ е г л о в.
Щ е г л о в (оживленно). Уважаемая Вероника Трофимовна? Ну-ка, покажитесь!.. Вы стали еще красивее. Здравствуйте, Никадим Никадимович! (Шутливо.) Когда это вы ухитрились так похудеть? Я всегда говорил: ничто так не изнуряет, как хороший аппетит. Рад вас видеть.
Никадимов делает несколько решительных шагов навстречу Щеглову, всматривается в его лицо и впадает в полную прострацию.
Н и к а д и м о в. Га-га-га!..
Щ е г л о в. Что вы сказали? Я не расслышал…
Н и к а д и м о в. Га-га!..
Щ е г л о в. Это я уже уловил. А дальше?
Н и к а д и м о в. Га!..
Щ е г л о в (великодушно и ласково). Так и быть, погогочите! У каждого своя защитная реакция против шоковых впечатлений. Не стесняйтесь. Ну, еще раз: «Га-га-га»!
Никадимов делает шаг назад и, наткнувшись на Конягину, падает в обморок. Конягина его подхватывает.
Вот тебе и раз!
В л а с о в (трет Никадимову виски). Успокойтесь, успокойтесь… (Все более слабеющим голосом.) Успокойтесь, успоко…
В свою очередь теряет сознание и повисает на Конягиной, которая мужественно поддерживает обоих мужчин.
Щ е г л о в. И этот тоже? Ай-яй-яй! Нашли время падать в обморок. Хоть вы-то, Вероника Трофимовна, держитесь. Не подводите меня.
К о н я г и н а (неожиданной фистулой). Гражданин, не хулиганьте! Сгиньте, гражданин!
Щ е г л о в. Что значит «сгиньте»? (Убедительно.) Умная женщина, а говорит бог знает что, право!
Никадимов и Власов открывают глаза.
Ну вот, мужчины очнулись. Богатыри.
Н и к а д и м о в (томным голосом). Кого я вижу? Ущипните меня! Еще! Не помогает… Какое счастье!.. Константин Иванович, не притворяйтесь. Ведь это не вы. Ну скажите, это не вы?.. А если это не вы, почему вы так похожи на себя?
Щ е г л о в (Конягиной). Видите, уже рассуждает. Значит, все обошлось. Садитесь и поговорим наконец спокойно. Прежде всего, друзья мои, я ослеплен вашей библиотекой. Десятки изданий, сотни томов!.. Какое великолепие! Я вижу, здесь не теряли времени даром.
В л а с о в. Пустяки. Вы не видели самого главного.
Щ е г л о в. Ах, так? Молодцы! Ведите же меня скорее в лабораторию!
Н и к а д и м о в. Но старой лаборатории фактически нет. Здесь теперь музей.
Щ е г л о в. Музей? Странная мысль. (Власову.) Вы стали смотрителем музея?
В л а с о в. Не просто музея, а Мемориального музея вашего имени.
Щ е г л о в. Как плохо вы распорядились помещением!
В л а с о в. Если бы вы могли взглянуть на это с высоты минувших двадцати пяти лет, вы бы не удивлялись.
Щ е г л о в. Но что делать ученым в музее?
В л а с о в. Музей есть музей. Биографические материалы, реликвии…
Щ е г л о в. Вот почему здесь так тихо.
В л а с о в. Я сам бываю здесь редко. Все время отнимает институт.
Щ е г л о в. Значит, институт существует?
В л а с о в. Разумеется! В масштабах нашей отрасли — это почти академия!
Щ е г л о в (восхищен). Великолепно! Воображаю, как это интересно. Кто во главе?
В л а с о в. Доктор Конягина, профессор Никадимов и я.
Щ е г л о в. А кто в редакционном совете?
В л а с о в. Профессор Никадимов, я и доктор Конягина.
Щ е г л о в. Что делают остальные? Бездельничают?
В л а с о в. Остальные?
Щ е г л о в. Профессор Танеев, например?
К о н я г и н а. Танеев оказался путаником. Десять лет назад мы сняли его с кафедры и разгромили всю его группу.
Щ е г л о в. А что он перепутал?
К о н я г и н а. Разве вы не помните? Он однажды назвал ваше толкование «принципа четности» вздорным.
Щ е г л о в. Не помню. Может быть, оно действительно было вздорным?
К о н я г и н а. Вы осмеливаетесь?.. (Спохватилась.) Простите, о себе?
Щ е г л о в. Осмеливаюсь. Вы меня тоже снимете с кафедры?.. Чего же вы ждете? Ведите меня в институт!
В л а с о в (поспешно). Может быть, закончим раньше с музеем?.. Если бы вы согласились подождать еще немного, мы прислали бы вам наше последнее издание — энциклопедию. Прошу вас!..
Щ е г л о в. Энциклопедия? Очень любопытно. Тащите же ее сюда! (Скрывается в библиотеке.)
Власов, Конягина и Никадимов, растерянные и подавленные, остаются в салоне.
В л а с о в. Вы убедились?
К о н я г и н а. Дело плохо!
В л а с о в. Как объяснить людям? Какое впечатление произведет это на молодежь?
К о н я г и н а. А юбилейные издания? Два тома воспоминаний подписаны в печать только вчера. Куда их теперь?
Н и к а д и м о в. Но он, кажется, всем доволен. Ему все нравится.
В л а с о в. Еще бы!
К о н я г и н а. Надо было прямо спросить его: откуда он взялся?
В л а с о в. Как-то неловко было спрашивать при первой же встрече — человек он или плод воображения.
Н и к а д и м о в. Надо сообщить в Академию наук! В газеты! И вообще по инстанциям!
В л а с о в. Сообщить? Что сообщить?.. Если мы сами еще не знаем, как это называется?..
Н и к а д и м о в. Что вы так смотрите на меня? Я не факир, способный вызывать духов!
В л а с о в. Мы еще вернемся к вашей роли во всей этой некрасивой истории, Никадим Никадимович!
Н и к а д и м о в (струхнул). Я не хотел, честное слово! Ну, признаю, допустил ошибку. Я не знал раньше за собой ничего подобного.
К о н я г и н а. Все вы знали! Вы сами говорили, что с вами всегда что-нибудь случается.
Н и к а д и м о в. Это не я говорил, а студенты! После Павлова и Сеченова я на первом месте в мире по количеству анекдотов, которые обо мне рассказывают.
К о н я г и н а. Это не оправдание!
В л а с о в. Факт возмутительный!
Н и к а д и м о в. Но этого просто не может быть!
В л а с о в. Эту фразу я уже повторил про себя сто раз. Можете и дальше повторять ее, как заклинание.
Н и к а д и м о в. Вы сами говорили — галлюцинация!
В л а с о в. Да, но я не слышал, чтобы кто-нибудь устраивал общественные просмотры своих галлюцинаций.
Из библиотеки доносится кашель Щеглова и нетерпеливое: «Я жду!» В вестибюле слышны голоса. Тревога нарастает.
Н и к а д и м о в. Сюда могут войти…
В л а с о в. Надо что-то предпринять!..
Конягина, Власов и Никадимов переглядываются. «Идея ключа» носится в воздухе, но никто из троих не решается ее первый высказать. Наконец Конягина решительно поворачивается к Власову.
К о н я г и н а. Дайте ключ! (Направляется к двери в библиотеку.)
Н и к а д и м о в. Что вы хотите делать?
К о н я г и н а. Вам лучше помолчать!
Поворот ключа. Дверь в библиотеку заперта. Общий вздох облегчения.
В л а с о в. Что ж, в подобных обстоятельствах…
К о н я г и н а. Нам надо прийти в себя. Пока мы не найдем достойного объяснения этому факту, никто, кроме нас троих, ничего не должен знать. Ступайте, обдумайте, что делать дальше. Я посторожу, чтобы никто не вошел в библиотеку.
Н и к а д и м о в (хватается за голову). Мы совсем забыли про Вишнякова. По утрам он работает здесь, в библиотеке.
В л а с о в. Ну, раньше двенадцати этот шалопай не явится. Товарищ ведет себя возмутительно!
Н и к а д и м о в. Будьте снисходительны, Сергей Романович. Это все от молодости. В довершение ко всему, у него — несчастная любовь.
Власов и Никадимов поспешно удаляются. Конягина некоторое время расхаживает по комнате. Прислушивается к тому, что творится за дверью.
Входит В и ш н я к о в с потертым, набитым до отказа портфелем в руках.
К о н я г и н а. Добрый день! Ты куда идешь, Вишняков?
В и ш н я к о в. В библиотеку, Вероника Трофимовна.
К о н я г и н а. Постой!.. До чего ты дошел, Вишняков? Посмотри на себя… Молчишь? Это вместо того, чтобы подойти ко мне и прямо, как старшему товарищу, как женщине, сказать: у меня большое горе. Она меня не любит. Что делать?
В и ш н я к о в. А что делать?
К о н я г и н а. Стыдись! Ты кандидат наук…
В и ш н я к о в. Я кандидат. А что все-таки делать?
К о н я г и н а. Ты не имеешь права падать духом, Вишняков!
В и ш н я к о в. Я уже упал. Я уже лежу.
К о н я г и н а. Возьми себя в руки!
В и ш н я к о в. Что вы мне еще посоветуете?
К о н я г и н а. Я дам тебе адрес одного невропатолога. Лечит гипнозом.
В и ш н я к о в. Вы удивительная женщина. Откуда вдруг такая отзывчивость и такт?
К о н я г и н а. Не преувеличивай, не преувеличивай, Вишняков. Таких, как я, у нас миллионы!
В и ш н я к о в. Неужели так много? Ай-яй-яй!..
К о н я г и н а. Пойми, так переживать вредно!
В и ш н я к о в. Жить тоже вредно. От этого даже умирают.
К о н я г и н а. И я любила. Я же не умерла?
В и ш н я к о в. Вот это с вашей стороны нехорошо.
К о н я г и н а. Да разве я одна? Все как-то любят, и ничего!
Вишняков направляется в библиотеку.
Постой, куда ты? Идем потолкуем по душам…
В и ш н я к о в. Что за чудеса? С каких это пор меня здесь лелеют и баюкают? Какое сегодня число?
К о н я г и н а. Не задавай наивных вопросов. Идем!
В и ш н я к о в. Но мне надо туда!.. Я сегодня доклад делаю. Надо заглянуть в архивы.
К о н я г и н а. Доклад?.. Опять что-нибудь сенсационное?
В и ш н я к о в. Да, есть кое-что вопиющее. Вообще весь ваш Щеглов — клубок противоречий.
К о н я г и н а (поспешно). Клубок! Совершенно справедливо!.. И как бы остро ты ни выступал, ты не скажешь ничего острее того, что сейчас услышишь от меня. Пора открыть тебе глаза.
В и ш н я к о в (озадачен). Значит, вы согласны, что Щеглов — это клубок противоречий?
К о н я г и н а. Академик Щеглов — великий ученый. Никто до него не решал в биологии проблему живого и мертвого с такой остротой. Но, между нами говоря, он же был великим путаником. Что он оставил после себя? Десяток откровений…
В и ш н я к о в. Позвольте, а его так называемый «метод»?
К о н я г и н а. Метод? Ха-ха! Единственным методом у него была непрерывная ломка. Сколько героических усилий понадобилось нам, чтобы ввести эту разнузданную стихию в русло. Упорядочить. Расчистить. Воздвигнуть из этого хаоса противоречий стройную систему, которую можно рекомендовать, преподавать…
В и ш н я к о в (насмешливо). И выучить наизусть!
К о н я г и н а. Да, да! Щеглов фактически создан нами!
В и ш н я к о в. Вас послушать, Вероника Трофимовна, страшно становится.
К о н я г и н а. Тебе страшно? А каково было нам?
Вишняков поворачивается к библиотеке, Конягина снова его задерживает.
В дополнение ко всему, старик любил уступать другим лавры. Сотни раз, вскарабкавшись на очередную вершину и ощущая дрожь в коленях, я слышала от него: пускай теперь с этим разбираются мальчики, а мы пойдем дальше!.. И мальчики разбирались! Какие-то сытые мальчики получали ордена и звания, в то время как мы зимовали уже черт знает где. Проблема вирусов, химизм живой клетки, десятки лекарственных препаратов — все это рождалось на основе наших концепций. Мы оплодотворяли дюжину смежных наук, а сами пребывали в тени. Сколько раз я плакала кровавыми слезами! «Константин Иванович, — кричала я ему, — что вы делаете? Разве вы не видите, что плодами наших побед пользуются другие?»
В и ш н я к о в. Что же он?
К о н я г и н а. Хохотал! Ему, видишь ли, было смешно! Он, видишь ли, не знал, где в науке «мое» и «не мое». Он не знал! А каково было нам?.. Только после его смерти удалось как-то размежеваться. Ввести строгий учет. Взять в свои руки освоение накопленных сокровищ. И сразу все переменилось.
В и ш н я к о в. Переменилось?.. Вот именно, переменилось!.. (Наступает на нее.) Об этом-то я и хочу поговорить! Вы превратили сигматологию в нелетающий аэроплан! Нет, в царь-пушку!.. В ту самую пушку, около которой можно только фотографироваться, потому что ни для чего другого она не годится!..
К о н я г и н а. Опомнись! Ты не так меня понял, Вишняков… Ты выслушай…
Продолжая спорить, уводит его за кулисы.
Некоторое время сцена пуста. Входит В л а с о в, оглядывается.
В л а с о в. Вероника Трофимовна!.. Ушла? И ключ торчит в двери. Обещала дежурить. А может быть, незачем дежурить?.. Может быть, ничего нет? Вот я сейчас загляну туда и ничего не увижу… (Вынимает ключ и заглядывает в замочную скважину двери, ведущей в библиотеку.) Там! (Упавшим голосом.) Итак, он все-таки там… Нехорошо!..
Нервно расхаживает вокруг стола.
Входит Л и д а с кожаной папкой в руках. Лида явно не ожидала, что столкнется здесь с отцом.
Лида?.. Кого ты тут ищешь?
Л и д а. Кого?.. Тебя! (Целует его в висок.) Здравствуй, папа! Я принесла тебе пирожков с печенкой…
В л а с о в. Пирожки? Мне?.. Что за очередная фантазия? (Целует ее в висок.) Я думал, ты еще на лекциях.
Л и д а. Мы сегодня кончили раньше.
В л а с о в. Почему?
Л и д а (не задумываясь). Как? Ты ничего не слышал? В институте был пожар! Причина неизвестна. Подозревают поджог. Вообрази, вдруг загорается крыша. Деканат в огне. Профессор Никадимов в белой шляпе выпрыгивает в окно с пятого этажа. Погиб бедняга. Прямо в воздухе. Очевидно, отказало сердце.
В л а с о в. Что за манера врать? Врать нахально, глядя прямо в глаза, с ангельским выражением лица?
Л и д а (с достоинством). Я не вру, я фантазирую. Оттачиваю способность к гипотезам.
В л а с о в. Немедленно возвращайся в институт!
Л и д а. Иду! Я заглянула сюда на минуту. Мне тут нужно было… (Не сумев придумать ничего убедительного, вздыхает и уходит.)
Появляется экспансивная толстенькая а с п и р а н т к а, бросается к Власову.
А с п и р а н т к а. Сергей Романович! Наконец-то я вас разыскала.. Разрешите? Я с кафедры. Мы только что получили темы экзаменационных билетов по щегловскому семинару. Это неслыханно!.. Кто их утверждал? Студенты возмущены. Вы только послушайте. (Роется в портфеле.) «Щеглов как новатор», «Щеглов как экспериментатор», «Щеглов как семьянин», «Щеглов как гражданин», «Щеглов как воспитатель», «Щеглов как»… Как что?.. (Роется в портфеле.) Щеглов, как это самое, как ее?..
В л а с о в. Некогда, некогда! Зайдите позже…
А с п и р а н т к а (пытается продолжать). «Щеглов как семьянин»…
В л а с о в. Хватит! И без этого голова кругом!.. (Выпроваживает ее.)
А с п и р а н т к а (пытается продолжать). «Щеглов как семьянин»…
Власов возвращается в салон.
Входит В и ш н я к о в, направляется в библиотеку.
В л а с о в. Коля?
В и ш н я к о в. Добрый день, Сергей Романович!
В л а с о в. Вы сегодня рановато… (Участливо.) Опять небритый? Как вы опустились, друг мой. Что с вами?
В и ш н я к о в. Удивительно. Всех сегодня беспокоит мой вид. Все озабочены моим состоянием.
В л а с о в. Куда вы?
В и ш н я к о в. В библиотеку.
В л а с о в. Не надо!..
В и ш н я к о в. Вы же сами упрекали меня, что я бездельничаю?
В л а с о в. По случаю такого дня я освобождаю вас от всех дел. Погуляйте. Отдохните.
В и ш н я к о в, Спасибо, Сергей Романович. Завтра погуляю… (Направляется к двери в библиотеку.)
В л а с о в. А я вам говорю, гуляйте сегодня!
В и ш н я к о в. Ах, так? Понимаю!.. Сергей Романович, отпустите меня совсем!
В л а с о в. Потом, потом поговорим об этом.
В и ш н я к о в. И работать не даете, и не отпускаете. Во что вы меня превратили? В архивную крысу!.. А наш институт? Это же сонное захолустье. Единственное крупное научное открытие на моей памяти — это открытие столовой в административном корпусе.
В л а с о в. Вы полагаете, это и есть дерзание?.. Выдумываете противоречия с руководством института. И сердитесь, что вас не принимают всерьез вместе с вашими ребяческими идеями?
В и ш н я к о в. Если они ребяческие, почему вы мешаете мне самому убедиться в этом?
В л а с о в. Вы хотите снова вернуть нас к хаосу математических парадоксов? Это безумие!
В и ш н я к о в. Разве академик Щеглов сам не утверждал право на «безумные гипотезы»?
В л а с о в. Это, наконец, смешно! Вы беретесь толковать мысли Щеглова мне — его ученику!.. Человеку, который помнит даже интонации, с которыми эти слова были некогда сказаны.
В и ш н я к о в. Но он сказал все-таки: «безумные гипотезы»?
В л а с о в. Возьмите том второй, страницу двадцать пятую собрания сочинений Щеглова, и вы убедитесь… Куда вы?..
В и ш н я к о в. В библиотеку. Вы же сами сказали…
В л а с о в. Вы не пойдете туда! Я запрещаю!
В и ш н я к о в. Что за самодурство? Пускай я не имею права на уважение, но я имею право на труд!
В л а с о в. С чего вдруг такое усердие?
В и ш н я к о в. Не ваше дело!
В л а с о в. Уходите!
В и ш н я к о в. Там мои бумаги…
В л а с о в. Заберете позже!
В и ш н я к о в (мрачно). Хорошо! Уступаю силе. Но помните, Сергей Романович, я сделаю свои выводы!
Вишняков уходит.
В библиотеке кашляет Щеглов.
Входит Л и д а.
Л и д а. А вот и я!
В л а с о в. Почему ты вернулась?
Л и д а. Пришлось! Ты только послушай…
В л а с о в (морщится). Опять где-нибудь пожар?
Л и д а. Не пожар, а доктора Конягину только что отправили в милицию. Минимум — пятнадцать суток!
В л а с о в. Мне это надоело!
Л и д а. Честное слово! Я только что видела ее своими глазами около пивного ларька. Знаешь, на перекрестке зеленый ларек?.. Смотрю — Вероника Трофимовна. Пьяная вдребезги. Дерется с каким-то гражданином в белой шляпе. Очевидно, пенсионер. Естественно, не может оказать сопротивления. А Вероника Трофимовна, вообрази картину, как даст ему в зубы! Бедняга рухнул, как подрубленный. Очевидно, уже не оправится… (Неуверенно.) Может быть, хронический алкоголик, как думаешь?..
В л а с о в. Ты не находишь, что последнее время твои истории становятся несколько однообразны? Твое воображение идет почему-то только по линии пожаров, кораблекрушений и мордобоя. Неужели нельзя врать с более жизнерадостным уклоном — защита диссертаций, присвоение ученых званий, выигрыши по лотерейным билетам?..
Л и д а. Я попробую.
Заслышав покашливание в библиотеке, Власов цепенеет, весь обращается в слух.
Что-нибудь случилось?
В л а с о в. Что может случиться?
Л и д а. Никто сюда не приходил?
В л а с о в. Нет!
Л и д а. А ты что тут делаешь?
В л а с о в (сбивчиво). Тут… Хотелось… Доклад проверить…
Л и д а. Почему не у себя в кабинете?
В л а с о в. Какая разница? (Нервно теребит листок бумаги.)
Л и д а. Я хочу поработать здесь над курсовой. Тебе не мешает, если кто-нибудь сидит рядом?
В л а с о в (обрадованно). Мешает! Трудно сосредоточиться.
Л и д а. И мне мешает.
Садится. Выжидательно посматривает на отца, но тот явно не понял намека.
Ты не мог бы уйти отсюда?
В л а с о в. Зачем?
Л и д а. Мне тут надо доругаться с одним человеком.
В л а с о в. Доругайтесь где-нибудь в другом месте.
Л и д а. Но мы условились встретиться в библиотеке.
В л а с о в. В библиотеке? Очень удачно!.. Почему бы вам не встретиться в саду?
Л и д а. Ты не понял. Деловое свидание. Философский спор.
В л а с о в. Удивительный день — у всех деловое настроение, и все рвутся в библиотеку!
Л и д а. Я не хочу, чтобы он застал нас вместе. Это его смутит.
В л а с о в. Кто этот робкий философ?
Л и д а. Он предпочел бы остаться неизвестным.
В л а с о в (сердито). Я не уйду отсюда!
Л и д а (пожимает плечами). Пожалуйста! Тебе самому будет неловко смотреть, как мы целуемся!
В л а с о в. Что?.. Лида!..
В дверь библиотеки стучат.
Л и д а. Кто-то стучит?
В л а с о в. Где?.. Тебе послышалось. Ступай, девочка, ступай! Мне надо посидеть над докладом. (Теснит ее к двери в вестибюль.)
Л и д а. Там кто-то кашляет!
В л а с о в. Вечные фантазии. Кому тут кашлять? (Демонстративно покашливает.)
Л и д а (заинтригована). Признайся, что-то случилось? Ты кого-то прячешь? Кто — там?..
В л а с о в. Сейчас же отправляйся на лекции!
Л и д а. Ухожу! На прощание послушай, какая забавная встреча была у меня сегодня. Иду это я по улице, и вдруг мне навстречу, кто бы ты думал? Академик Щеглов, почти совершенно живой.
Власов отшатывается.
Вообрази, идет себе в белой шляпе! Я, конечно, не растерялась. (Кланяется.) Здравствуйте, говорю, Константин Иванович! А он мне…
В л а с о в (глухо). Лида! Он здесь… Присядь… Как тебе объяснить? Случилось нечто невероятное. Академик Щеглов собственной персоной явился сюда. Он здесь, в библиотеке.
Л и д а (поразмыслив). Вот это масштаб!
В л а с о в. Масштаб? Не понимаю. Чего масштаб?
Л и д а. Замысла.
В л а с о в. Говори попроще. Я и без того совершенно сбит с толку.
Л и д а. Выше голову, папа! Мы развернем тут такой спектакль, что зрители будут падать замертво!
В л а с о в. Зачем мне спектакль? У меня сегодня заседание. Чему ты радуешься?..
Л и д а. Разве ты сам не говорил мне, что Щеглов бессмертен?
В л а с о в. Бессмертен? Но не в буквальном же смысле этого слова?
Л и д а. Неужели нельзя выкроить хоть один день в году, когда все слова получали бы буквальное значение?
В л а с о в (грустно). Да, кажется, придется все-таки сойти с ума. Ничего больше не остается.
Л и д а. Я хочу его видеть!
В л а с о в. Ни за что! Ты не знаешь, какое это испытание. Он совсем не тот, каким ты его себе представляешь.
Л и д а (сжалилась над отцом). Успокойся! Это наверняка розыгрыш!
В л а с о в. Розыгрыш?
Л и д а. Конечно! Ты еще не знаешь, на что способны наши студенты. Это сюрприз, который мне был обещан. (С улыбкой рассматривает растерянное лицо отца.) Угрюмые люди, шуток не понимают.
В л а с о в (на минуту поверил в такую возможность). Может быть, действительно шутка? Странно, почему это не пришло мне в голову?..
Л и д а. Пусти меня! Нет, ты оставайся здесь. Ты все испортишь. Я одна разберусь.
В л а с о в. Вот ключ. Только поскорее…
Лида входит в библиотеку, где ее встречает Щеглов.
Щ е г л о в. Почему я под замком? Что за шутки?
Л и д а (в восторге). Похож! Честное слово, похож!.. Нечего фыркать, борода свалится. (Осторожно трогает бородку Щеглова.) Ого! Настоящая!
Щ е г л о в. Я думаю!
Л и д а. Ну, извините!..
Щ е г л о в. Что все это значит? На меня обиделись? Меня стыдятся?
Л и д а. Ишь ты какой, сердится. (Снова касается его бородки.)
Щ е г л о в. Сколько раз вам понадобится еще дернуть меня за бороду, чтобы убедиться, что я Щеглов?
Л и д а. Я тоже один раз была Царевной-лягушкой. Итак, вашу руку! Берите меня в компанию.
Щ е г л о в. Не понимаю.
Л и д а. Довольно притворяться! Я знаю, кто вас сюда посадил.
Щ е г л о в. Сергей Романович Власов.
Л и д а. Неправда! Профессор Власов — мой отец.
Щ е г л о в. Рад за вас. Итак, вы дочь своего отца?
Л и д а. Я студентка. Со второго курса биофака.
Щ е г л о в. Вы всегда так игриво настроены, студентка биофака?
Л и д а. Меня зовут Лида. Я тоже люблю розыгрыши.
Щ е г л о в. Вот вам случай повеселиться: помогите мне удрать отсюда.
Л и д а. Вы становитесь однообразным. В наказание я вас разоблачу. Ну-с, дорогой академик, пожалуйте-ка сюда. Сейчас мы вас проэкзаменуем… Вам придется пролить свет на некоторые темные стороны своей биографии. Нуте-с, трепещите!.. Что вам известно о знаменитой «Черной тетради» академика Щеглова, все записи которой зашифрованы?
Щ е г л о в. А что известно о ней вам?
Л и д а. Высказано множество предположений. Это могут быть тезисы или личная переписка. Профессор Власов, например, утверждает, что «Черная тетрадь» — письма к женщине, которую Щеглов любил всю жизнь, хотя не осмелился поцеловать ей даже руку.
Щ е г л о в. Почему же?
Л и д а. Потому что он был женат на другой. Итак, отвечайте: что такое «Черная тетрадь»?
Щ е г л о в. Анекдоты!
Л и д а. Анекдоты?
Щ е г л о в. Пренеприличные! Вам повезло, если вы не сумели их расшифровать.
Л и д а (разочарованно). Глупо!.. Вы начинаете портить отличный замысел.
Щ е г л о в. А по-моему, неплохо придумано. Я записывал их по-французски греческим алфавитом.
Л и д а (начинает сердиться). До такого безобразия мог додуматься только один человек! Это Вишняков!
Щ е г л о в. Не слышал о таком.
Л и д а. Не лгите! Это его шутки. Он высмеял мою курсовую работу. Циник и пошляк. Он давно хотел меня разыграть. Доказать мне, что Щеглов не тот, каким его рисуют. Мы из-за этого стали врагами.
Щ е г л о в. Вы хотите сказать, что Щеглов для вас — нечто большее, чем просто ученый?
Л и д а. Щеглов — одна из моральных вершин человечества!
Щ е г л о в. Фу, как вам не стыдно? Вы говорите банальности!.. Щеглов не вершина, а человек. И он любил целоваться. Да, да, он целовался при каждом удобном случае! И даже чужих жен, если память мне не изменяет, чужих жен он тоже целовал. Раза два!.. (Торжествующе.) Нет, три, три раза! Так и передайте всем ханжам, пускай лопнут с досады!
Л и д а. Вы просто клоун. Не вам было браться за такую роль.
Щ е г л о в (улыбаясь). Когда вы дергали меня за бороду, вы показались мне тоньше.
Л и д а. Довольно паясничать!
Щ е г л о в (ласково). А вы красивы, мой друг! Вам это известно? В общем, вы мне понравились. И если позволите старику на прощание дать вам совет: влюбитесь-ка вы в футболиста. И запомните на всю жизнь, студентка биофака: деление любви на земную и небесную — удел робких и больных умов. Зачем вам?
Пауза.
Л и д а. Кто вы?
Щ е г л о в. Я Щеглов, как это ни странно.
Л и д а. Вы хотели уйти? Дверь открыта!
Лида быстро выходит. Но перед Щегловым дверь захлопывается, щелкает замок. Это дело рук Власова, который подслушивает у двери.
Щ е г л о в. Открыта? Очевидно, не для всех.
В салоне. Лида подходит к Власову.
Л и д а. Ты был прав. Он ужасен! И это не розыгрыш. Я ошиблась. Это злое озорство. Добром оно не кончится.
В л а с о в. Что ты посоветуешь?
Л и д а. Прогони его.
В л а с о в. Невозможно! Надо любой ценой избежать публичного скандала.
Л и д а. Открой дверь. Я обещала его отпустить.
В л а с о в. Ни за что!
Л и д а. Но это опасно! Спрятанная под замок — эта тайна становится зловещей и темной. Как ты не понимаешь? Надо позвать людей!
В л а с о в. Нет!
Л и д а. Но я все равно не умею хранить тайн. Я всем разболтаю.
В л а с о в. Подожди, Лида! Ты не должна…
Лида уходит. Власов вынимает ключ из двери библиотеки и быстро уходит за ней.
Появляется В и ш н я к о в, он взъерошен и возбужден.
В и ш н я к о в (оглядывается). Его уже нет?.. И ее нет. Я знал, что она не придет. А может быть, приходила и убежала? (Направляется в библиотеку, с удивлением замечает, что дверь заперта. Несколько раз энергично дергает дверь.)
В это время с другой стороны двери — легкий стук.
Кто там?.. Откройте! Лида, вы? Лидочка, откройте, это я, Вишняков!
Изнутри энергичный стук.
Довольно шуток! Зачем вы заперлись?.. Это глупо, наконец. Если вы меня не хотите видеть, скажите открыто. Зачем играть в прятки?.. Да, я не очень счастлив! Но зачем же глумиться? И так уже все смеются мне чуть ли не в лицо!.. Откройте сейчас же! Слышите?.. Лидия Сергеевна, я требую, наконец, официально! У меня там бумаги. Это мое рабочее место. (Пауза.) Я вижу, вы достойная дочь своего отца: вы не можете без издевательств. (Рассвирепел.) Если так, это вопрос принципа! Довольно унижений!.. (Раскачивает дверь и нажимает на нее плечом.)
В то же время с другой стороны на дверь нажимает Щеглов. Замок с треском ломается, дверь распахивается, и разъяренный Вишняков падает в объятия разъяренного Щ е г л о в а.
Кто вы такой?
Щ е г л о в. Я — академик Щеглов, если вам угодно!
В и ш н я к о в. Щеглов? Что за бред? Вы же давным-давно померли! Вы — бронзовый истукан!
Щ е г л о в (сдерживая гнев). Я, наконец, требую объяснений! Сначала меня прячут, потом спускают на меня какого-то драчуна! Что все это значит?
В и ш н я к о в. Вы тот самый Щеглов?.. Значит, вы не умирали?.. Наконец-то я выскажу вам в лицо все, что думаю о вас!.. Знайте же, что ваша теория «защитных функций» — миф! Она опровергнута!
Щ е г л о в. Кем?
В и ш н я к о в. Мной! То есть могла бы быть опровергнута, если бы не тюремные порядки в этом мертвом доме. Здесь душат людей с соблюдением всех приличий! Изуверы! Тираны!
Щ е г л о в. А кроме того, как ругаться, вы что-нибудь еще умеете?
В и ш н я к о в. Где уж мне уметь? У физиков я давно был бы доктором, даже академиком! А здесь я — жалкий кандидат. Власов держит меня в черном теле. А почему? Боится! Он знает, моя диссертация не оставила бы камня на камне!..
Щ е г л о в. Где диссертация?
В и ш н я к о в. Какая?.. Ах, моя… Она не написана. Были черновики. Остальное я держу в голове.
Щ е г л о в. Вместительная голова! Идемте!
В и ш н я к о в. Куда?
Щ е г л о в. В кабинет, в пивную, в гости к вашей тете, куда угодно, где вам будет удобнее поработать головой, а не горлом!
В и ш н я к о в. Никуда я с вами не пойду!
Щ е г л о в. Нет уж, позвольте! (Хватает его за шиворот.) Вы не пойдете — вы побежите! Иначе я понесу вас на руках!
В и ш н я к о в (упирается). Я не собираюсь оправдываться! Я сказал, что ваша теория — миф. И не вижу необходимости это доказывать!
Щ е г л о в. Нет, прошу прощения, вы это докажете! Иначе, клянусь честью, я оторву вашу вместительную голову вместе с прической!
В и ш н я к о в. Не смейте меня хватать! А еще солидный человек, бороду носит! Я вас не боюсь… Вы порвали мне воротничок!
Щ е г л о в. Ах, это был воротничок? Глубоко сожалею!
В и ш н я к о в. Отпустите!.. Что за хамство!..
Скрываются в вестибюле.
Через некоторое время на сцену выбегают К о н я г и н а и В л а с о в; бросаются к двери в библиотеку.
К о н я г и н а. Сбежал!..
В л а с о в. Дверь сломана…
К о н я г и н а. Я так и знала. Такого под замком не удержишь. Надо было замуровать! Завалить камнями!
В л а с о в. Опомнись! Что ты говоришь?
К о н я г и н а. Да, да! Разве ты не видишь? Он — стихийное бедствие!
Быстро входит Н и к а д и м о в.
Н и к а д и м о в. Щеглов в саду! Сидит с Вишняковым в беседке!..
В л а с о в. Вишняков? Откуда он взялся? Он обещал мне исчезнуть.
К о н я г и н а. Такой день! С часу на час тут начнут собираться люди на торжественное заседание…
В л а с о в. Осмысление этого факта откладывать больше нельзя! Мы могли еще мириться с привидением, которое сидит под замком. Но привидение, разгуливающее по коридорам советского музея, — это чересчур!
Н и к а д и м о в. Есть идея!
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
В л а с о в, Н и к а д и м о в, К о н я г и н а — там же, в той же позиции, что и в финале первого действия.
В л а с о в. Если я не ослышался, кто-то из нас троих сказал — есть идея?
Н и к а д и м о в. Идея есть! Довольно удивляться, надо действовать! Поскольку скрыть событие не удалось, надо его упорядочить и нейтрализовать.
К о н я г и н а. Только этого не хватало!
В л а с о в. А как вы себе это представляете?
Н и к а д и м о в. Прежде всего надо вернуть Щеглова в семью! Если у человека есть жена — он реален. Я верю в силу быта. Конечно, если мнение такого непрактичного человека, как я, может кого-то интересовать…
В л а с о в. Продолжайте, Никадим Никадимович!
Н и к а д и м о в. Взыскать профсоюзные взносы за двадцать пять лет.
В л а с о в. Зачем?
Н и к а д и м о в. Профсоюзные взносы снимают мистический привкус и делают событие будничным.
К о н я г и н а. Боже, какую мы, товарищи, несем дикую чушь! Жена, взносы…
В л а с о в. Да, мы несколько растерялись и хватаемся за первое попавшееся. Но сам ход мысли Никадима Никадимовича мне нравится. Довольно удивляться! Это чудо как можно быстрее должно стать бытом. Начнем с жены… (Звонит по телефону.) Анна Матвеевна, не можете ли вы спуститься этажом ниже, в круглый салон?.. Очень срочно. (Кладет трубку.) Бедная Анна Матвеевна. Каким это будет для нее потрясением… И надо позвонить в милицию. В конце концов, у всей этой истории есть административная сторона. Пускай принимают меры. (Набирает помер телефона.) Товарищ, с вами говорят из Мемориального музея академика Щеглова. Нет, не кража… У нас, как бы это вам объяснить? Человек воскрес! Да!.. Умерший двадцать пять лет тому назад академик Щеглов час тому назад появился в музее… Спасибо! (Кладет трубку.) Пришлют уполномоченного…. Через полтора часа у нас торжественное заседание. Надо успеть до этого времени направить событие в законное русло!
Входит А н н а М а т в е е в н а Щ е г л о в а. Власов, Конягина и Никадимов переглядываются, не зная, как приступить к щекотливому делу.
Присядьте, Анна Матвеевна!..
Н и к а д и м о в. Анна Матвеевна, у нас есть для вас новость. Странная новость… Только вы не пугайтесь! Выслушайте спокойно!
Власов торопливо наливает в стакан воду, готовясь, в случае необходимости, оказать Анне Матвеевне первую помощь.
Дело в том, что… Пожалуйста, не волнуйтесь! Дело в том, что ваш бывший муж, академик Константин Иванович Щеглов, некоторым образом немножечко воскрес!..
А н н а М а т в е е в н а (спокойно). Это очень на него похоже!
Н и к а д и м о в. Он здесь!
А н н а М а т в е е в н а. Я всегда знала, что этот человек способен на все, лишь бы мне досадить.
Н и к а д и м о в (сбит с толку). Так вы думаете?..
А н н а М а т в е е в н а. И думать нечего! Если бы вы его знали так, как я, вы бы ничему не удивлялись. В душе он всегда был мистификатором. Вечные проказы, шалости — так до седых волос. Чего я только не натерпелась! Ни вида, ни солидности, ни умения держать себя. Всегда он был недостоин собственного имени. А что они выделывали, когда сходились с профессором Танеевым — ужас! Однажды в Ялте они две недели выдавали себя за армянских принцев!..
В л а с о в. Анна Матвеевна, помогите нам! Надо срочно включить его в реальные отношения, как-то прописать в нашей действительности!
А н н а М а т в е е в н а. Пожалуйста!
В л а с о в. Узнайте, чего он хочет?
А н н а М а т в е е в н а. Сейчас я допью чай и вернусь. Он будет иметь дело со мной! (Уходит.)
Н и к а д и м о в (восхищенно). Вот это женщина! Бровью не повела.
К о н я г и н а. Вам виднее, товарищи. Но помяните мое слово: со всей этой нейтрализацией мы залезем в такое болото идеализма, из которого нас не вытащит вся академия философских наук!
Быстро входит Щ е г л о в, он радостно взволнован. Обводит всех внимательным взглядом.
Щ е г л о в (тихо). Друзья мои!.. Друзья мои, я окончательно сражен! Я только что узнал, что люди осваивают космос! Неужели сбылось? А я лично знал Циолковского. Счастливец! Ему повезло на учеников. Теперь ваша очередь меня удивить. Где ваш «космос»? И не отпирайтесь. Вы слишком скромны. Я знаю, меня ждет сюрприз. Я уже предвкушаю!..
В л а с о в. Чем вы занимались последние сорок минут?
Щ е г л о в. Ругался с неким товарищем по фамилии Вишняков. Кажется, даже порвал ему воротничок. В заключение мы договорились работать вместе. Я иду к нему в ассистенты!
К о н я г и н а (с иронией). Очень интересно!
Щ е г л о в. Я отстал. На большее не имею права.
В л а с о в. Он сумел убедить вас в своей правоте?
Щ е г л о в. В жизни я не выслушивал столько вздора сразу! Но есть чутье и есть размах. (Смеется, вспоминая подробности своего разговора с Вишняковым.) У него, видите ли, есть идея, опровергающая все наши выводы. Конечно, идеи мало. Нужны факты. А новые факты — новые методы. Надо помочь ему.
К о н я г и н а. Помочь в чем? Похоронить дело вашей жизни?.. Пожалуйста!
Щ е г л о в. Ну, зачем так торжественно, Вероника Трофимовна? Если моя теория годится для того, чтобы быть опровергнутой, — тем лучше! Мы все стоим на плечах опровергнутых гипотез.
В л а с о в (мягко, но решительно). Очень остроумно! И все-таки я отказываюсь говорить всерьез об этом мальчике и его идеях.
Щ е г л о в. Через два года этот мальчик будет главой новой школы!
В л а с о в. Вот через два года пускай и приходит!
Щ е г л о в. Но мы договорились…
В л а с о в. Нет, нет! У нас так не делается. Вы отстали, Константин Иванович! Я не имею права. Мне просто не позволят!.. И без того все слишком невероятно. Академик в роли ассистента — это еще более фантастично, чем ваше появление здесь. Мы пытаемся упростить положение. Не усложняйте же нашу задачу, прошу вас!
Щ е г л о в (весело). Я вижу, вы оправились от смущения. В глазах — мысль и решимость. Это мне нравится. Игра, кажется, переходит на новый этап и сулит немало любопытного. Надеюсь, вы не собираетесь больше прятать меня под замок?
В л а с о в. Вы совершенно свободны!
Щ е г л о в. Тогда, может быть, проследуем наконец в институт? Воображаю, что творится в лабораториях. Сознавайтесь: будет чем полюбоваться?
Н и к а д и м о в (скромно). Константин Иванович, вы ахнете.
Щ е г л о в (возбужден). Ну да?.. Ах, черт! (Потирает руки.) Нечто головокружительное, а?.. Биотоки?
Н и к а д и м о в. Не совсем.
Щ е г л о в. Живая клетка?
Н и к а д и м о в. Почти.
Щ е г л о в (нетерпеливо). Чего же мы ждем?
Н и к а д и м о в. С вами просит свидания одна женщина, которую вы хорошо знали.
Щ е г л о в. Извольте!
Н и к а д и м о в (шепотом, Власову). Сейчас я заставлю его расписаться в ведомости. Вот увидите, все войдет в норму!
Власов и Конягина, переглянувшись, выходят, оставляют Никадимова и Щеглова наедине.
Щ е г л о в. А вы стали солидным, Никадим Никадимович. В годы моей юности секретом такой осанки владели только уездные короли Лиры без ангажемента.
Н и к а д и м о в. Ах, что вы! Я все тот же чудак не от мира сего. После академика Павлова — я объект наибольшего количества «профессорских» анекдотов.
Щ е г л о в. Хоть в чем-нибудь сравняться с Павловым.
Н и к а д и м о в. Больше всего я стремился походить на вас, Константин Иванович!
Щ е г л о в. Для науки, пожалуй, важнее то, чем мы разнимся друг от друга, нежели то, в чем мы схожи?
Н и к а д и м о в (смеется). У вас восхитительный юмор, Константин Иванович! Не все у нас понимают юмор… Я рад, что вы больше не настаиваете на ирреальности вашего появления здесь..
Щ е г л о в. Разве я на ней настаивал?
Н и к а д и м о в. Нет ничего непознаваемого. Достаточно привести на этот счет мнение Энгельса…
Щ е г л о в. Вы полагаете, достаточно? Боюсь, самому Энгельсу этого показалось бы мало.
Н и к а д и м о в. Уверяю вас, все можно обосновать!
Щ е г л о в. Попробуйте!
Н и к а д и м о в. Если позволите, одна формальность. (Достает из папки ведомость.) Вам придется погасить задолженность по профсоюзным взносам.
Щ е г л о в (заинтересован). Из какого же расчета?
Н и к а д и м о в. Будем считать, что все эти годы вы зарплаты не получали.
Щ е г л о в. Считайте.
Н и к а д и м о в. Взыщем с вас, как с безработного, по гривеннику в месяц. Итого: тридцать рублей!
Щ е г л о в. Великолепно! Трезвый взгляд. Это стоит тридцати рублей.
Н и к а д и м о в. Я могу вам одолжить.
Щ е г л о в. Спасибо! (Берег ведомость, вынимает из кармана вечное перо.) Боюсь, однако, ничего хорошего из этого не выйдет.
Н и к а д и м о в. Почему?
Щ е г л о в. Согласно трудовому законодательству, из членов профсоюза я выбыл ровно двадцать пять лет тому назад по уважительной причине. Включение меня в текущую платежную ведомость — подсудное дело. Минимум — три года!.. Где мне расписаться?
Н и к а д и м о в. Минуточку!.. Дайте-ка ведомость. У меня там не все проставлено, я сейчас… Три года? Однако!
Поспешно выходит, сталкиваясь в дверях с А н н о й М а т в е е в н о й.
Щ е г л о в. Ба, кого я вижу? Аннушка?
А н н а М а т в е е в н а. Как тебе не стыдно, Константин Иванович! Что ты опять натворил?
Щ е г л о в. Дорогая моя, хоть из приличия удивитесь!
А н н а М а т в е е в н а. Я давно привыкла не удивляться ничему, что касается тебя.
Щ е г л о в. Тогда поцелуйте меня на радостях.
А н н а М а т в е е в н а. Всему свое время.
Щ е г л о в. На все ли нам хватает времени?
А н н а М а т в е е в н а. Как ты меня всегда огорчаешь, Константин Иванович!
Щ е г л о в. Можно подумать, что я огорчил вас последний раз вчера, а не двадцать пять лет тому назад. Вы встречаете меня так, словно я приехал из командировки, не предупредив вас телеграммой о своем возвращении. Спросите хотя бы, как я доехал?
А н н а М а т в е е в н а. Меня это не интересует!
Щ е г л о в (огорчен). Я вижу, вы не стали великодушней.
А н н а М а т в е е в н а (в упор). Константин Иванович, отвечай прямо: вдова я или жена? И, пожалуйста, не виляй! Только единовременных пособий я получила за тебя свыше двадцати тысяч рублей. Я честная женщина.
Щ е г л о в. Успокойтесь! Вы моя законная вдова, мадам! Я предпочитаю остаться фигурой фантастической, нежели снова быть вашим мужем. Так и передайте всем, кто вас прислал.
А н н а М а т в е е в н а. Константин Иванович, но я же люблю тебя по-своему! Подумай, в какое неудобное положение ты меня ставишь. Я должна знать, чего ты добиваешься?
Щ е г л о в. А какое, простите, вам дело до моих планов? Я еще понимаю обязательства перед женой. Но перед собственной вдовой у меня нет никаких обязательств. (Замечает у нее в руках малогабаритный приемничек.) А это что у вас? Табакерка?
А н н а М а т в е е в н а. Приемник. Транзистор. Устаревшая модель.
Щ е г л о в. Карманное радио? Какая прелесть! (Рассматривает приемник. Не в силах сдержать детского восхищения.) Не дадите ли вы его мне?.. Совсем ненадолго?
А н н а М а т в е е в н а (отдает приемник). Я вижу, Константин Иванович, ты неисправим. Только бы подурачиться… (Ему вслед.) Если тебе придет в голову извиниться, я у себя наверху!
Щеглов скрывается в библиотеке.
В салон заглядывают В л а с о в, К о н я г и н а и Н и к а д и м о в.
Ничего не получилось! Он сказал, что я вдова, что он хочет остаться фигурой фантастической. Ужасный озорник! (Уходит.)
Н и к а д и м о в. Вот тебе и на!
К о н я г и н а. Да-с!
Бесшумно появляется С о ш к и н.
С о ш к и н. Здравствуйте, товарищи! Я из милиции. (Козыряет.) Лейтенант Сошкин! Что тут у вас стряслось?
У Власова, Никадимова и Конягиной появление этого решительного молодого человека вызывает чувство глубокого облегчения.
К о н я г и н а. Наконец-то!
В л а с о в. Умоляю, помогите!
С о ш к и н. Минуточку! Давайте сразу условимся: конкретно и по существу, вы не на лекции.
В л а с о в. Сама по себе невероятность этого события…
Н и к а д и м о в. Он свалился сюда, как снег на голову!
С о ш к и н. Давайте без сравнений. Так? Сравнениями вы дома с женой займетесь!
Сбитый с толку милицейским остроумием гостя, Никадимов стушевывается.
В л а с о в. Хотим переложить на ваши плечи всю ответственность: прописка, административный вид. Наконец, вопрос законности. Юридической правомерности подобного явления. Надо разобраться…
С о ш к и н. Минуточку! Ведь, кажется, ученые люди? Так? Мыслители. Так? Соберитесь с мыслями! Разобраться мы всегда успеем. Прежде всего, о чем шум?
В л а с о в. Да о воскресшем!
К о н я г и н а. Об академике!
В л а с о в. Мы же вам звонили!
С о ш к и н. Правильно! Вот теперь ясно.
В л а с о в. Ради бога, приведите все в равновесие со здравым смыслом!
С о ш к и н. Приведем. Ни о чем не беспокойтесь. Это вам в диковинку, а у нас по сто человек на дню таких «воскресших».
Н и к а д и м о в. История гибели академика Щеглова всегда была окутана тайной. В тот роковой день все участники Памирской экспедиции подтвердили это: Щеглов вылетел на базу вдвоем с пилотом. Обломки сгоревшего самолета нашли только через месяц… Но ведь тела не нашли!
К о н я г и н а (сухо). Что вы хотите сказать? Что прославленный академик Щеглов двадцать пять лет скрывался неизвестно где и работал неизвестно на кого?.. Нет уж! Я предпочту иметь дело с привидением!
С о ш к и н. Не надо!
К о н я г и н а (наклоняясь к его уху). Важнее вам иметь в виду другое: морально неустойчив! Отказался от жены…
С о ш к и н. Понятно! Где он?
К о н я г и н а. Там!
С о ш к и н. Попрошу не мешать!
В л а с о в (заглядывая в библиотеку). Константин Иванович, к вам пришли!..
Конягина, Власов, Никадимов выходят.
Из библиотеки выглядывает Щ е г л о в. Сошкин молча предъявляет ему свое служебное удостоверение.
Щ е г л о в (возвращает удостоверение). Ясно.
С о ш к и н. Итак, гражданин академик, будем сознаваться?
Щ е г л о в (изысканно вежлив). С удовольствием, друг мой!
С о ш к и н. Не умирали! Так? Прятались от жены! Так?
Щ е г л о в. Увы, умирал. Справку имею.
С о ш к и н. Самолет не разбивался! Так? Обломки не найдены. Так?
Щ е г л о в. Могу предъявить обломки. И протокол авторитетной комиссии.
С о ш к и н. Невероятно!
Щ е г л о в. Мало ли невероятных вещей на свете, мой юный, пытливый друг! Поверьте старику, поседевшему над загадками бытия, сама по себе жизнь — тоже невероятна.
С о ш к и н. Неужели?
Щ е г л о в. Уверяю вас.
С о ш к и н. Может быть, не будем отвлекаться?
Щ е г л о в. Как вам угодно.
С о ш к и н. Не умирали. Так? Скрывались от правосудия. Так?
Щ е г л о в. К сожалению, ничего похожего.
С о ш к и н. Болели! Так? Находились на длительном излечении. Так?
Щ е г л о в. Не так!
С о ш к и н. Что ж это получается, гражданин академик? Почему такой несговорчивый?
Щ е г л о в. Думайте! Я не хочу облегчать вам задачу.
С о ш к и н. Настаиваете на фантасмагории?
Щ е г л о в. Да, брат, фантасмагория! И на меньшее я не согласен.
С о ш к и н. Фантасмагории у нас в стране быть не может.
Щ е г л о в. А кто говорит, что может? Конечно, не может.
С о ш к и н. Вот видите? Сами себе противоречите.
Щ е г л о в. Я не виноват, что вещи противоречивы. Диалектика.
С о ш к и н. Все равно придется протокол составить.
Щ е г л о в. Составляйте. Вы человек долга.
Сошкин достает из сумки лист бумаги, присаживается к столу. Задумывается.
С о ш к и н. Как же мне записать это самое?..
Щ е г л о в. Пишите просто: гражданин Щеглов…
С о ш к и н. Так.
Щ е г л о в. Тысяча восемьсот девяносто девятого года рождения…
С о ш к и н. Так.
Щ е г л о в. Воскрес из мертвых.
С о ш к и н. Как Иисус Христос?
Щ е г л о в. Не берусь сравнивать. Я всегда старался не повторяться. Итак — воскрес из мертвых.
С о ш к и н. Не пойдет! (Рвет лист на клочки.) Для протокола не годится.
Щ е г л о в. Как угодно. Я вам ничего не навязываю.
Сошкин пишет, зачеркивает, опять пишет. Он в испарине.
С о ш к и н. Как же мне начать?..
Щ е г л о в. Бросьте мучиться. Плюньте вы на этот протокол.
С о ш к и н. Нельзя. Начальству надо доложить.
Щ е г л о в. Доложите устно.
С о ш к и н. Устно не поверят. Такое дело…
Щ е г л о в. Тогда пишите.
С о ш к и н (в отчаянии). Не могу! Сформулировать не могу.
Щ е г л о в. Да, положение.
С о ш к и н. Позвольте, я вас потрогаю?
Щ е г л о в (любезно). Потрогайте!.. Хотите, я вас тоже потрогаю?.. Ну-с? Как?
С о ш к и н (в полном изнеможении). Плохо! Скажите, что же вы чувствовали все эти двадцать пять лет, пока вас не было?
Щ е г л о в. Я чувствовал, что рано или поздно мне все равно придется отвечать на глупые вопросы.
С о ш к и н (мрачно). Понятно…
Щ е г л о в. Куда же вы?
С о ш к и н. Временно удаляюсь.
Щ е г л о в. Могу считать себя пока свободным?
С о ш к и н. Пока можете!
Щеглов, смеясь, возвращается в библиотеку.
Сошкин осторожно идет к выходу, намереваясь удалиться незаметно, но здесь его перехватывают К о н я г и н а, Н и к а д и м о в, В л а с о в. Вид у Сошкина помятый и смущенный.
Н и к а д и м о в. Товарищ Сошкин!.. Ну, как?..
С о ш к и н. Не могу протокол составить. А без протокола я как без рук. Сдаюсь! Бессилен. Разберитесь сами. Вы люди ученые. Мыслители. А я — практик.
К о н я г и н а. Не имеете права! Это ваш долг!
В л а с о в. Вы представитель власти! Обязаны разобраться!
С о ш к и н. Попрошу не горячиться. Формально — никаких нарушений порядка в этом факте нет. Документы я проверил. Справка о погребении у него имеется. Так? Все законно. Имеет право три дня гостить у родных без прописки.
Н и к а д и м о в. Но позвольте!.. Нам-то каково?
С о ш к и н. Не мое дело! Пока он никого не ударил. Так? Не выражается. Так? Задерживать его нет оснований. И вообще, товарищи, не надо понапрасну тревожить органы!..
Направляется к двери, где его задерживает Власов.
В л а с о в. Оставьте все хотя бы в тайне! Мы не хотим, чтобы эта история раньше времени получила огласку.
С о ш к и н. Будьте спокойны. Тайну я вам обеспечу. Это мы умеем. (Исчезает так же бесшумно, как появился.)
К о н я г и н а. Ну, что дальше?
В л а с о в. Ужаснее всего, что мы не знаем, чего он добивается? Что у него на душе? Зачем он пришел?
Н и к а д и м о в. Товарищи, мне пришла в голову еще одна мысль. Вы заметили, что Константин Иванович совершенно не изменился за эти двадцать пять лет? То есть не постарел, как это свойственно всем. Посмотрите хотя бы на Веронику Трофимовну…
К о н я г и н а. Я постарела?..
Н и к а д и м о в (с удовольствием). Конечно! Вы изумительно постарели. А он остался таким же, каким мы его видели четверть века назад. Можно подумать, что он пролежал все эти годы в «Саратове»!
В л а с о в. В Саратове?..
Н и к а д и м о в. В холодильнике!
К о н я г и н а. Ну и что из этого следует?
Н и к а д и м о в. Ничего! Я просто привлекаю ваше внимание к этому факту.
В л а с о в (трет себе виски). Я надеялся, что вся эта история как-то обомнется, утрясется, потеряет свою бьющую в нос причудливость. Увы! Я вижу, с каждой минутой это становится еще более замысловатым. Как в кошмаре: я падаю в какую-то пропасть без дна!..
Из библиотеки доносится танцевальная музыка, голос Щеглова подпевает: «Тру-ля-ля».
(Сдавленный стон.) Поет?..
Н и к а д и м о в (заглядывает в библиотеку). Достал где-то транзистор. Ужасно веселится…
К о н я г и н а. Никадим Никадимович, ступайте вниз, распорядитесь, чтобы к нам не пускали посторонних! Я займусь Энциклопедией для Константина Ивановича…
Н и к а д и м о в. Главное, не давайте ему скучать. Развлекайте его как-нибудь.
К о н я г и н а (самоуверенно). Это я смогу! (Скрывается за дверью кабинета.)
Никадимов уходит в вестибюль.
На сцене появляется В и ш н я к о в.
В и ш н я к о в (вызывающе). Где мой новый ассистент?
В л а с о в (мягко). Это вы взломали дверь в библиотеке? Скажите, Коля, долго еще я буду мириться с вашими выходками?
В и ш н я к о в. Где мой ассистент академик Щеглов? Я хочу послать его за пивом.
В л а с о в. Вы злоупотребляете моей добротой, дружок.
В и ш н я к о в. Знаю я вашу доброту! Но учтите, Сергей Романович, не будет больше по-вашему. Если науке положено быть воинствующей, то надо же кому-нибудь понимать это буквально?
В л а с о в. Вы осмеливаетесь говорить подобные вещи мне?..
В и ш н я к о в. Надо же кому-нибудь осмелиться?
В л а с о в. Постойте!.. Вас не принимали всерьез. Это наша ошибка. Теперь все будет иначе. Куда же вы?
В и ш н я к о в. Простите, мне отныне не до вас. У меня теперь новый ассистент. Очень способный. Тоже воинствующий. Так что крепите оборону, Сергей Романович!..
В л а с о в. Подождите, Николай Васильевич!..
В и ш н я к о в. Где мой Костя Щеглов?..
В л а с о в. О чем вы говорили с ним?
В и ш н я к о в (злорадно). Да уж, поговорили… О том о сем. О переселении душ. О всяких мистических побрехушках.
В л а с о в. Ничего мистического здесь нет. Факт осмысляется. Не противоречит.
В и ш н я к о в. Нет, противоречит! И еще как противоречит.
В л а с о в. А я вам говорю, ничего особенного не произошло!
В и ш н я к о в. Для вас, может быть, не произошло, а для меня — произошло. У меня, может быть, идейные шатания начались на этой почве… Вы мой научный руководитель. Обязаны меня переубедить!
В л а с о в. Все в свое время будет объяснено. Потерпите.
В и ш н я к о в. Не могу терпеть! Я запью, Сергей Романович. Имею право. На почве философских сомнений.
В л а с о в. Как вам не совестно? В ваши годы?.. К лицу ли вам философские сомнения?
В и ш н я к о в. Не обижайтесь, Сергей Романович, ничего не могу с собой поделать… (Проникновенным тенором.) «Паду-у-у ли я, стрелой пронзенный, иль мимо пролетит она?»… (Уходит.)
В л а с о в. Начинается то, чего я боялся больше всего: брожение молодых умов!
Входит Л и д а.
Л и д а. Кто это поет?
В л а с о в. Вишняков. Говорит, на него так подействовала встреча со Щегловым.
Л и д а. Почему ты не прогонишь их обоих?
В л а с о в. При чем тут Вишняков?
Л и д а (в затруднении). Человек с ущемленным самолюбием. Демон районного масштаба.
В л а с о в. Он не демон, а шалопай. И талантливый шалопай. Надо, чтобы он оперился у нас, а не в другом месте.
Л и д а. Ты прощаешь ему все?
В л а с о в. Говорят, у него любовная драма. Влюбился в какую-то бесчувственную кокетку… Ты ничего не слышала?
Л и д а (напряженно). Нет… А что?
В л а с о в. Может быть, все дело в этом?
Л и д а. Ты предпочел бы личную драму?
В л а с о в. Конечно! Несчастная любовь — вариант допустимый. А идейных шатаний в среде молодежи нам не простят.
Л и д а. Ну, знаешь ли! Ты рассуждаешь о любви еще циничнее своего Вишнякова.
В л а с о в. Ты так азартно нападаешь на беднягу, что это наводит на размышления…
Л и д а (отворачивается). «Бесчувственная кокетка»! Наглость какая!..
В л а с о в. Если бы я знал, что этот человек тебе действительно не безразличен…
Л и д а (крайняя степень возмущения). Мне?..
В л а с о в. …то открыл бы тебе тайну. Ему грозит беда. И ты можешь помочь ему… Уговори его не появляться сегодня на заседании. Уйти, исчезнуть, провалиться куда-нибудь хотя бы до завтра! Он висит в институте на волоске. До сих пор я, как умел, защищал его. Но сегодня, когда мы и без того на грани публичного скандала… Решается его судьба.
Л и д а. Какое мне дело до его судьбы? Почему я должна переживать за этого недотепу? Просто возмутительно!
В л а с о в. Значит, ты поговоришь с ним?
Л и д а. Конечно!
В л а с о в. Вот и хорошо.
Из кабинета выходит К о н я г и н а, лицо у нее взволнованное.
Вероника Трофимовна, что еще?..
К о н я г и н а. Пришли из общества по распространению знаний. Просят академика Щеглова выступить у них с докладом о своей зарубежной поездке…
В л а с о в. Что?.. Они называют это «зарубежной поездкой»? (Лиде.) Подожди, я сейчас!
Поспешно уходит за Конягиной.
На сцене появляется В и ш н я к о в.
В и ш н я к о в (напевает). «Я не способна к грусти томной»… (Заметив Лиду, умолкает.)
Л и д а (со сдержанным гневом). Он еще поет!..
В и ш н я к о в (робко). Лида!..
Л и д а. Что вы тут делаете?
В и ш н я к о в. Готовлюсь к заседанию.
Л и д а. А зачем вам готовиться? Зачем вам сегодня вообще выступать? Вы назло мне хотите погибнуть?
В и ш н я к о в. Почему это погибнуть? И почему вам назло?
Л и д а. Вы все делаете мне назло. Никакого покоя мне от вас нет!
В и ш н я к о в (взволнован). Лида, вы серьезно? Но тогда, значит…
Л и д а. Ничего не значит! Вы мне глубоко антипатичны… Очевидно, вы не в моем вкусе. Я вообще терпеть не могу красивых мужчин. Что может быть отвратительнее красивого мужчины?.. Фу!
В и ш н я к о в. Ну, какой же я красивый? Вы посмотрите на меня внимательней…
Л и д а. Мужчина должен быть чуточку урод. А вы?.. Взгляните на себя, разве вы урод? Сразу видно — не то! (Мечтательно.) Настоящий мужчина должен быть толстеньким, кривобоким и лысым. Чтобы я полюбила его за красоту души!..
В и ш н я к о в. Я кривобокий! Уверяю вас, я кривобокий. Посмотрите хорошенько… (Делает несколько шагов, горбясь и припадая на одну ногу.) А лысина — это только вопрос времени. Обещаю вам…
Л и д а. Нет, нет! Вы самый яркий пример того, что я элементарно ненавижу в мужчинах. (Брезгливо.) Вы красивы, и скрыть это невозможно!.. Куда же вы?
В и ш н я к о в. Скоро заседание.
Л и д а. Забудьте вы про это заседание… Где вы пиджак порвали?
В и ш н я к о в. Это я дверь ломал в библиотеке. Я думал, вы там.
Лида молча достает из сумки иголку и с тем же негодующим лицом начинает зашивать ему рукав.
Зачем вы?..
Л и д а. Затем, что ненавижу нерях!
В и ш н я к о в (томится). Играете со мной, как с куклой.
Л и д а. Как ни странно, такие типы, как вы, еще внушают людям сострадание.
В и ш н я к о в. Ну и что же, что тип? Зато я умный. У меня улыбка хорошая. Это все признают. А уж как я вас люблю, Лида!
Л и д а. Замолчите! Любовь — это совсем другое. Это нечто мощное, буйное.
В и ш н я к о в. А я не буйный? Вы просто меня не знаете с этой стороны. Честное слово, я буйный!
Л и д а. Замолчите, или я проткну вас насквозь!
В и ш н я к о в. Гибну я! Как ни смешно, я умираю от любви. Вчера мне уступили место в автобусе. Конягина посылает меня к врачам. Я начинаю думать, что она не такая уж набитая дура, эта Конягина. Я тяжело болен…
Л и д а. От любви не умирают. Вам это известно лучше, чем мне. Вы же циник!
В и ш н я к о в. Циники как раз погибают первыми.
Л и д а. Заварил кашу и ходит, потешается!
В и ш н я к о в. Какую кашу?
Л и д а. Я все знаю! Я видела вас с этим так называемым академиком Щегловым в беседке. Вы о чем-то сговаривались и хохотали.
В и ш н я к о в. Ах, это?.. Действительно.
Л и д а. Я тоже люблю выдумывать всякую всячину. Но я делаю это из принципа. Это мой способ дразнить гусей. Мне никогда не изменяет такт. Есть вещи, над которыми нельзя потешаться.
В и ш н я к о в. Я что-то перестал вас понимать.
Л и д а. Признавайтесь, где вы раздобыли этого бородатого?
В и ш н я к о в. Вы думаете, я его раздобыл? Забавно! У каждого своя версия. И каждого беспокоит свое. Только философский смысл спора с этим призраком не волнует почему-то никого.
Л и д а. Я не приучена ябедничать. Я ничего не сказала отцу. Думаю, у вас хватит совести сознаться и прекратить этот спектакль. Ваша угрюмая шутка зашла слишком далеко. Подло прибегать к таким аргументам.
В и ш н я к о в. Каким аргументам?
Л и д а. Не притворяйтесь, вы отлично понимаете. Вы решили доказать мне, что моральное величие академика Щеглова — мыльный пузырь!
В и ш н я к о в. Это я хотел доказать вам? Я?.. Отпустите рукав!
Л и д а. Дошью и отпущу!
В и ш н я к о в. Сейчас же отпустите!
Л и д а. Очень нужен мне ваш рукав. Что, я себе его, что ли, оставлю?
В и ш н я к о в. Я не желаю пользоваться услугами лиц, которые враждебны мне по своим взглядам! Оставьте в покое мой пиджак!
Л и д а. Я презираю ваш жалкий пиджак!.. Вы играете на понижение личности Щеглова, чтобы оправдать собственную нравственную неполноценность!
В и ш н я к о в. Вы!.. Что вы знаете о нравственности? Вы думаете, чисто вымытая шея — это уже нравственность? Да будет вам известно, я восхищаюсь нравственным величием академика Щеглова! А вами я не восхищаюсь… (Убегает.)
Л и д а. Постойте!.. Иголку утащил… (Выжимает кровь из уколотого пальца. На глазах — злые слезы.)
Возвращается В л а с о в, замечает плачущую Лиду.
В л а с о в. Что с тобой? Почему ты плачешь?
Л и д а. У меня, кажется, тоже шатания…
В л а с о в. Какие шатания?
Л и д а. Идейные! Какие же еще? (Убегает.)
В л а с о в. Спасибо, дочь. Вовремя зашаталась. Выручила отца в трудную минуту!
Звонит телефон. Власов берет трубку.
Семен Семенович? Наконец-то!.. Да, ужасная история!.. Позвольте объяснить… Зачем развел чертовщину? То есть как это «зачем»? Да ведь я… Конечно, ничего веселого в этом нет… Поучительного?.. И поучительного тоже нет. Но, Семен Семенович! Разрешите, я покажу вам этого человека?.. Некогда! Некогда, говорите людей разглядывать?.. Но мы в ужасном тупике. Помогите разобраться!.. Выслушайте, как это случилось… Да нет, я не оправдываюсь, я хотел только… (Переспрашивает.) Кого хотел порадовать? Помилуйте!.. Разумеется, такая история меня не украшает… Что?.. (В отчаянии.) Но как же я могу ее прекратить? Прекратить немедленно?.. Алло, алло!.. (Сам с собой.) Повесил трубку. Пример конкретного руководства. (В отчаянье прикрывает ладонью глаза.)
Вбегает Н и к а д и м о в.
Н и к а д и м о в. Там внизу поп! Просит свидания с академиком Щегловым.
В л а с о в (испуган). Этого еще не хватало! Гоните его в шею!
Никадимов выбегает.
Если пронюхали попы, стало быть, в городе знают. Скандал ширится! А событие — еще фантастичнее, чем два часа тому назад!.. Попадет в буржуазную печать. Желтая пресса поднимет вой. Международный скандал!..
В салоне появляется священник о т е ц А л е к с а н д р, устремляется к двери в библиотеку.
Стой! Куда?.. Кто пропустил? (Пытается его остановить.)
На шум из библиотеки выглядывает Щ е г л о в.
Щ е г л о в. Что случилось?
О т е ц А л е к с а н д р. Я к вам! (Взволнован.) Священник из Спасопесковской церкви — отец Александр.
Щ е г л о в. Прошу!.. (Власову.) Насколько я понимаю, Сергей Романович, святой отец жаждет остаться со мной наедине.
Власов неохотно выходит.
Щеглов и отец Александр некоторое время рассматривают друг друга. Щеглов достает из кармана транзистор. Звучат позывные радиостанции «Маяк».
(Не в силах сдержать довольной улыбки.) Последние известия.
О т е ц А л е к с а н д р. Какая марка? (Рассматривает приемник.) Японские лучше.
Щ е г л о в (нахмурился). Итак, чем обязан?
О т е ц А л е к с а н д р. Услышал о факте вашего чудесного воскрешения, и вот…
Щ е г л о в. Решили на нем заработать?
О т е ц А л е к с а н д р. Что вы!.. (Машет руками.) Меня тут не хотели к вам пускать. Сказали, будто факт вашего появления медицински объясним и научно обоснован…
Щ е г л о в. Наврали. Совершенно необъясним и абсолютно необоснован.
О т е ц А л е к с а н д р (расстроен). Необоснован? Но я надеялся…
Щ е г л о в. Понимаю! Все понимаю. Причислить меня к лику святых? Первый советский святой. «Братия, бог явил нам чудо». Да, повезло вам, батюшка. Раз в тысячу лет так повезет… Ну что ж, действуйте! Инструменты у вас с собой? Ну, кадило там, епитрахиль? Кадите! Причисляйте к лику, бог с вами! Правда, я был большим греховодником. И умер, знаете ли, не раскаявшись, и воскрес не по чину. В остальном не хуже прочих.
О т е ц А л е к с а н д р (укоризненно). Зачем вы так?.. Не дурак я и не прохвост. И единственное желание мое, чтобы этот случай не получил огласки.
Щ е г л о в. Почему же?
О т е ц А л е к с а н д р. Потому что я — враг суеверий!
Щ е г л о в. Вот тебе и на!
О т е ц А л е к с а н д р. Когда мне сказали, что ваше воскрешение — факт научный, я обрадовался. И к вам прибежал с единственной просьбой: подтвердить это! Чтобы я мог пресекать всякие необоснованные слухи.
Щ е г л о в. Помилуйте! Но я думал, что вы, как мистик-профессионал, заинтересованы в ином толковании?
О т е ц А л е к с а н д р. Простите, мыслите по шаблону. Коли священник, так уж и мистик. А мне ваше воскрешение, извините, удар ниже пояса!
Щ е г л о в. Любопытно! Вы что же, батюшка, воинствующий безбожник?
О т е ц А л е к с а н д р. Не шутите так. Не до шуток мне сейчас… Прошу вас и умоляю: не упорствуйте. Признавайтесь в своей материальной сущности!
Щ е г л о в. Я бы с удовольствием. Но чудо есть чудо.
О т е ц А л е к с а н д р. Как вам не стыдно? Нам ли, марксистам, рассуждать о чудесах?
Щ е г л о в. Как? Вы еще и марксист, батюшка?
О т е ц А л е к с а н д р. Истинный! (Крестится.) Вот как перед богом… Не подумайте, однако, что я из тех лиц, которые видят в богослужении только ремесло. Нет! Я верующий марксист.
Щ е г л о в. Как же это вы ухитряетесь?
О т е ц А л е к с а н д р. Сочетаю! Сочетаю, голубчик, и за грех не считаю. Успехи марксизма нашего столь дивны и красноречивы, что не видеть их может разве что слепой. А я человек начитанный, современный.
Щ е г л о в. И все-таки я не понимаю, почему вы заинтересованы, чтобы факт моего появления не получил религиозного толкования?
О т е ц А л е к с а н д р. Да ведь ничего, кроме вреда, этот факт принести церкви не может. Рассудите сами: воскрес человек! А кто воскрес? Атеист! Как это преломляется в сознании верующих? Научная интеллигенция — возлюбленные чада господа нашего… Для чего тогда ходить в церковь и молиться? Ходи на лекции, повышай свой научный уровень, и бог возьмет тебя живым на небо?.. Это же форменное суеверие! Удар ниже пояса!
Щ е г л о в (развеселился). Значит, не гожусь я в праведники?
О т е ц А л е к с а н д р. Не обижайтесь, сын мой, не годитесь.
Щ е г л о в. Так и быть — отступаюсь!
О т е ц А л е к с а н д р. Слава богу! (Поднимается.) А теперь, простите, спешу. Стало быть, могу надеяться?
Щ е г л о в. Безусловно, уважаемый! Воскрешение мое отнюдь не божественно, как и весь этот мир со всеми его чудесами! Не теряйте времени, батюшка. Не теряйте времени, дорогой, вас ждут… Будьте здоровы! Приятно было познакомиться! (Жмет священнику руку и выпроваживает его.)
В салон осторожно заглядывает В л а с о в.
В л а с о в. Можно, Константин Иванович?.. А где же поп?
Щ е г л о в. Ушел восвояси.
Власов облегченно вздыхает.
А вы чего, собственно, испугались?
В л а с о в. Он болтал внизу какие-то глупости.
Щ е г л о в. На то он и поп. Но вот почему вы ведете себя так глупо, профессор?.. Я понимаю, мое появление — нелегкое испытание даже для зрелого ума. И все-таки почему вы ведете себя так глупо?.. Сначала вы посадили меня под замок. Потом затеяли какую-то мышиную возню, пытаясь женить меня на собственной вдове. Наконец, подрядили сюда милицию. Как будто от того, что одним протоколом в мире станет больше, одной загадкой мироздания станет меньше. Столкнувшись с логической задачей постижимости — звать на помощь милицию! Грустно!..
В л а с о в (смущен). Трудно вести диалог на подобающем уровне, когда перед тобой реют видения.
Щ е г л о в. Кто перед вами реет? Загляните мне в глаза. Разве вы не видите, как я сбит с толку и как, несмотря ни на что, вы дороги мне?
В л а с о в (взволнован). Вы правы!.. Обещаю вам, с этой минуты все будет иначе. Скажите, чего вы хотите?
Щ е г л о в. Я хочу радоваться вместе со всеми. (Достает из кармана приемник.) Даже то немногое, что я успел узнать от этой радиомалютки, ошеломляет воображение. Океан новизны! Я хочу к людям!
В л а с о в. Люди придут сюда. Вы еще не забыли своих «щегловских пятниц»?
Щ е г л о в. «Щеглы» существуют? Власов. Каждую неделю мы собираемся в институте. Сегодня, в годовщину вашей… (с некоторым затруднением) в годовщину вашей смерти, мы встретимся здесь. Вы увидите всех, и все увидят вас.
Щ е г л о в. Чудесно! Значит, «щеглы» существуют? Как это важно! А где же мой юный шеф Вишняков? Почему он не показывается?
В л а с о в. С ним творится что-то неладное. Он считает, что необъяснимый факт вашего воскрешения дает ему право на идейный запой.
Щ е г л о в. Не верю. Он умнее…
В л а с о в. Он грозил, что пошлет вас в ларек за пивом.
Щ е г л о в. Могу я просить вас об одном одолжении, профессор?
В л а с о в. Что я должен сделать?
Щ е г л о в. Улыбнуться!.. Мы достаточно серьезные люди, чтобы не бояться смеха. Испытание смехом подобно испытанию огнем. Все, что загорается от смеха, должно сгореть, туда ему и дорога!.. (Смеясь, возвращается в библиотеку.)
В салон заглядывает К о н я г и н а.
К о н я г и н а. Сергей Романович, можно?
За ней входят Н и к а д и м о в, А н н а М а т в е е в н а Щ е г л о в а.
Люди собрались на торжественное заседание. Может быть, отменим?
В л а с о в. Не надо! Попробуем стать выше наших недоумений.
Н и к а д и м о в. Мудро, Сергей Романович!
К о н я г и н а. Может быть, я набитая дура, но я не знаю, как вы сведете концы с концами.
А н н а М а т в е е в н а. Я согласна с Вероникой Трофимовной относительно концов. Заседание надо отменить.
Н и к а д и м о в. Почему?
А н н а М а т в е е в н а. Я распорола красное платье, а черное теперь неуместно.
В л а с о в. Наденьте полосатое! Где Вишняков?
Н и к а д и м о в. Прячется в саду. Больше не поет. Мне кажется, ему стало совестно.
В л а с о в. Тем лучше!.. (Взволнован.) Товарищи, я сейчас разговаривал с Константином Ивановичем, и меня вдруг словно обожгло. Я подумал: это же он! Учитель с нами! А мы ведем себя постыдно — мечемся, суетимся. Давайте же хоть на час отрешимся от всего мелкого! Покажем старику, чем стала его мастерская! Не отдадим его попам и суеверию!
Н и к а д и м о в (восторженно). Давно пора! Я сразу оценил изумительную перспективность этого события. Прежде всего, своим появлением Константин Иванович подтверждает уникальную ценность нашего института. Можно потребовать под старика новые фонды. Открыть филиалы. Вы знаете, как мало я думаю о личном процветании. Но в данном случае не исключено превращение некоторых из присутствующих в члены-корреспонденты! Даже в вице-президенты!..
В л а с о в. Идемте к нему!
Все переходят в библиотеку. Власов приближается к книжному шкафу.
Константин Иванович, где вы? Мы ждем вас…
Засунув руки в карманы брюк, из-за шкафа выходит Щ е г л о в. Патетическая сцена, подобная «Явлению Христа народу». Все замерли на своих местах с сияющими лицами. На глазах Никадимова слезы умиления. Кажется, еще минута — и он упадет на колени. Озадаченный Щеглов неуверенно поправляет галстук.
Н и к а д и м о в (опьяняясь собственными чувствами). Это он! Теперь и я ощутил это в полной мере! Наконец-то мне ничто не мешает постигать величие происходящего! Ах, Константин Иванович! Нет сил сдержать себя! Нет сил!.. (С такой поспешностью бросается на Щеглова, что роняет по дороге стул.)
Жаркие поцелуи. Вслед за Никадимовым на Щеглова набрасываются Конягина и Анна Матвеевна.
К о н я г и н а (сжимая его в железных объятиях). Я человек прямой! Но я тоже женщина! Я тоже ощущаю! Я всем пожертвовала науке — у меня нет ни семьи, ни детей, но у меня есть сердце!
А н н а М а т в е е в н а. Константин Иванович, кажется, нам пора поцеловаться!
Щ е г л о в. Позвольте! Что случилось? Вы не находите, что для бури восторгов момент несколько упущен?
Н и к а д и м о в. Это никогда не поздно! (Снова обнимает его, заглядывает ему в глаза.) Живой! Ура!.. (Заливается радостным смехом.)
Щ е г л о в. Я несколько смущен, друзья мои… Я только что обнаружил, что вся эта роскошная библиотека — десять переизданий полного собрания моих сочинений. Это скучно! Покажите мне что-нибудь еще.
К о н я г и н а. А вы, собственно, что хотели бы?
Щ е г л о в. Я хотел бы видеть не десять вариантов первого шага, а хоть один, но второй.
Н и к а д и м о в (растроган). Вы слышите, товарищи? «Хоть один, но второй»… Ах, Константин Иванович! Вы увидите!.. Вы… (Слезы мешают ему говорить.)
Общее умиление достигает предела.
В л а с о в. Товарищи, нас ждут! Пора поделиться радостью со всеми!
Вся процессия направляется к двери.
З а н а в е с.
ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ
Там же, минутой позже. В л а с о в, Н и к а д и м о в, К о н я г и н а, А н н а М а т в е е в н а и Щ е г л о в направляются в круглый салон, который превращен уже в конференц-зал.
На возвышении около бюста Щеглова — трибуна и стол президиума, развернутые в сторону зрительного зала. Предполагается, что зрительный зал заполнен участниками торжественного заседания.
Щеглов пытается присесть на первое же свободное кресло, но его останавливают.
Н и к а д и м о в (шепотом). Вам не сюда!.. Профессура выше! Нет, нет, еще выше — в президиум!
Щ е г л о в. Хорошо, что вы не пригласили покойного академика Павлова.
Н и к а д и м о в. Почему?
Щ е г л о в. Ему пришлось бы сидеть на крыше.
Конягина, Анна Матвеевна, Власов и Щеглов занимают места в президиуме. Власов поднимается с председательского места.
В л а с о в. Товарищи! Мы собрались здесь в узком кругу ученых, поэтому я позволю себе быть кратким. Перед тем как мы откроем нашу традиционную «щегловскую пятницу», я хочу сделать небольшое сообщение. (Подчеркнуто буднично.) Среди нас находится сам академик Щеглов, умерший двадцать пять лет тому назад.
В зале движение. Люди вскакивают с мест.
Да, живой Щеглов! И ничего удивительного в этом нет. Сейчас не время говорить о некоторых обстоятельствах его возвращения в нашу семью. Они будут освещены позже. Я хочу лишь подчеркнуть, что этот факт не только не противоречит чему-либо, а напротив — блестяще подтверждает триумф здравого смысла над всяческими суевериями.
В зале шум. Кто-то падает со стула, кого-то уносят.
(Внушительно.) Надеюсь, все собравшиеся здесь — люди идейно зрелые. Народ у нас вырос. Все будет понято правильно!..
Зал отвечает судорожными вздохами.
В и ш н я к о в (он присел где-то около двери). Трибуна — отличное приспособление, если надо объяснить необъяснимое.
В л а с о в. Вы что-то сказали?.. Не понял!.. Как всегда, в этот день мы подводим итоги за год. А сделано за эти годы немало. Наш дорогой учитель помнит еще то время, когда весь институт занимал вот это крошечное помещение экспериментальной мастерской. Здесь же наверху была квартира академика Щеглова. Теперь институт — это Учебный городок, не считая подсобных помещений!
Аплодисменты.
Двадцать пять лет тому назад десять учеников во главе с академиком Щегловым закладывали основы сигматологии, пытаясь нащупать ту неуловимую грань, которая разделяет природу на живую и мертвую. Теперь у нас сто сорок пять научных сотрудников. Из них шесть докторов и тридцать кандидатов! Вдумайтесь в эти цифры, товарищи. Они поют!
Овация.
Главное, нам удалось отстоять чистоту учения Щеглова. Завершен многотомный труд коллектива ученых — всеобъемлющая Энциклопедия, где от «А» до «Я» систематизировано все, что было когда-либо сказано или написано академиком Щегловым. Если хотите, это своеобразный путеводитель по той огромной стране, имя которой академик Щеглов.
Щ е г л о в (Никадимову, вполголоса). Обидно, что я в свое время не имел такого путеводителя. Приходилось ходить ощупью. Сколько потеряно времени.
В л а с о в. Тема сегодняшней, юбилейной пятницы — биографическая. Нам придется сегодня говорить о нагнем дорогом учителе так, словно бы он здесь среди нас, и словно бы его здесь нет.
Щ е г л о в. Как бы за здравие и вместе с тем за упокой?..
В л а с о в. Не сомневаюсь, это придаст сегодняшнему заседанию особенную остроту и свежесть!
Аплодисменты.
Слово имеет наш общий любимец профессор Никадим Никадимович Никадимов!
На трибуну поднимается Никадимов — манеры чудаковатого профессора, любимца студенческой аудитории.
Н и к а д и м о в. Нуте-с, как сказал некогда Мечников на собственной свадьбе, лиха беда начало! Хе-хе… Я начну с детали. (Торжественно поднимает над головой разбитую чашку, к ручке которой привязана музейная бирка, демонстрирует ее залу.) Прошу взглянуть внимательно на этот экспонат. Он проливает свет на мало еще изученный в нашей литературе период раннего детства академика Щеглова… Если помните, вокруг этого экспоната несколько месяцев тому назад разгорелась интересная дискуссия на страницах нашего «Вестника». Любопытна история этой чашки…
К о н я г и н а. Плошки!
Н и к а д и м о в. Чашки!.. Академик Щеглов, как и все мы, был когда-то маленьким. Очень маленьким. Но он много работал… Гм! Уже тогда академик Щеглов обнаружил те стороны характера, которые развернулись позже с такой изумительной силой. Однажды он нечаянно разбил чашку…
К о н я г и н а. Плошку!..
Н и к а д и м о в. Чашку! Он принес осколки тете…
К о н я г и н а. Дяде!
Н и к а д и м о в. Тете! И сказал: «Тетя!»
К о н я г и н а (упрямо). Дядя!
Н и к а д и м о в. «Тетя! Прошу тебя, поставь меня в угол. Я заслужил». Тронутая до слез… (Конягиной.) Вы что-то сказали?
К о н я г и н а. Нет, продолжайте!
Н и к а д и м о в. До слез тронутая тетя…
К о н я г и н а. Дядя!
Н и к а д и м о в (жизнерадостно). Тетя! Погладив по кудрявой головке академика Щеглова, сказала: «Малыш, будь всегда таким же правдивым!» Академик Щеглов поклялся. И клятву свою он сдержал. Как говорил в подобных случаях Сеченов: «Назло врагам, на радость тете!!» Хе-хе!..
Аплодисменты. Никадимов садится на место.
В л а с о в. Слово для краткого сообщения имеет доктор сигматологических наук Вероника Трофимовна Конягина!
Конягина поднимается на трибуну.
К о н я г и н а. Я оставляю за собой право вернуться к разбитой посуде, которую мой уважаемый оппонент вот уже на протяжении года называет «чашкой». Каждому непредубежденному исследователю ясно, что это была… Что?.. Плошка!
Н и к а д и м о в. Чашка!
К о н я г и н а. Плошка! При всей ценности исследования, проделанного группой профессора Никадимова, я позволю себе сказать, что это все-таки частности. Интересные, дорогие нам, но — частности! О соотношении общего и частного хорошо сказал как-то сам академик Щеглов. В своей книге «Десять лет вокруг Щеглова» я привожу эти слова полностью. Помню, как сейчас, накануне отъезда с Памирской экспедицией Константин Иванович явился в лабораторию в светло-сером костюме и еще с порога закричал мне…
Н и к а д и м о в. Простите, Вероника Трофимовна! Я позволю себе перебить вас. Я сдаю в печать второй том моих воспоминаний и мне бы не хотелось, чтобы у нас с вами были расхождения. Вот вы сказали: в тот день Константин Иванович явился в лабораторию в светло-сером костюме. Он закричал… И так далее… Но Константин Иванович не мог быть в тот день в сером костюме. Уверяю вас! Серый костюм относится к более раннему, так называемому «довирусному» периоду. А в тот день Щеглов был в синем костюме.
К о н я г и н а (с достоинством). Вы можете трактовать тот случай, как вам угодно. Но предупреждаю: светло-серого костюма я вам не уступлю! «Платон мне тоже друг, но истина дороже». Три раза он заходил в тот день в мою комнату…
В и ш н я к о в (откуда-то от самой двери, измененным голосом). А вы не помните, сколько раз в тот день чихнул наш великий учитель?
В л а с о в (спокойно). Разрешите представить вам автора этой реплики — Николая Васильевича Вишнякова. Можете и дальше выкрикивать с места свои остроты, товарищ Вишняков. Я не буду вас останавливать.
К о н я г и н а. То есть как это вы не будете «останавливать»? Тогда, может быть, мне лучше уйти?.. Пускай в этом зале останется один из нас — или я, или кандидат Вишняков!
В л а с о в (укоризненно). Вероника Трофимовна, зачем же так? Николай Васильевич человек щепетильный. Он и сам уйдет!
Под пристальным взглядом Власова Вишняков выходит из зала.
Продолжайте!
К о н я г и н а. Я хотела сказать, что и разбитая посуда, и цвет костюма — детали, которые не должны уводить нас от главного. Главным остаются для нас мысли великого учителя. Точнее — манера мыслить. Интереснейшие семантические исследования проделаны кандидатом философских наук Сойкиной. Лукерья Самуиловна подсчитала, что деепричастных оборотов во всех трудах академика Щеглова, включая личную переписку, использовано… Сколько бы вы думали?.. Полтора миллиона!
Аплодисменты.
Лукерья Самуиловна делает в связи с этим ряд любопытных выводов. В качестве исходной компоненты она берет слово «мама», которое в трудах замечательного ученого употреблено почти один миллион двести три раза!..
Щ е г л о в (очень тихо). Какая мама?
К о н я г и н а. Обыкновенная мама. В смысле — родительница.
Щ е г л о в (беспомощно оглядывается). Объясните же мне, что здесь происходит?
Н и к а д и м о в. Академика Щеглова поразила та любовь, которой окружено здесь его имя. Не надо удивляться, дорогой учитель! Да, каждый штрих вашей биографии стал достоянием науки. Взгляните на это с высоты минувших двадцати пяти лет, сделавших ваше имя легендарным, и вы все поймете!
Щ е г л о в. Чепуха, любезнейший профессор! Щеглов никогда не брал взяток ни аплодисментами, ни орденами. Неужели вы думаете, что он польстится на бессмертие?
К о н я г и н а. Ордена не берутся, ордена даются!
Щ е г л о в. Одним орденом больше, чем вы заслужили, — одним открытием меньше, чем вы смогли?.. (Поднимается.) Итак, вот этим вы собирались меня порадовать, профессор Власов? Это моя экспериментальная мастерская и мои «щеглы»? Мы создали их когда-то в противовес академическим семинарам. Как равные, собирались тут академики и студенты, чтобы пить чай с дешевой колбасой и спорить. Единственной заповедью, которую сохранила моя жалкая память, здесь была заповедь научного братства — «общего котла идей»! Здесь, на заваленных окурками подоконниках, родилось то, что составило потом нашу гордость! Куда вы дели все это?
К о н я г и н а. Если вы ищете окурки на подоконниках — их нет. Как нет дешевой колбасы и «котла идей». Но будьте же справедливы! Здесь, где когда-то журчал ручеек, стоит цитадель науки! Что же вы смотрите только себе под ноги?
Щ е г л о в. Я ищу ручеек! Где он?
К о н я г и н а. Ручеек вам дороже цитадели?
Щ е г л о в. Зачем мне цитадель? Мне нужна вода. Живая вода науки! А воды нет. Вода ушла в песок. И сразу все теряет смысл: мемуары, юбилеи, энциклопедии!..
К о н я г и н а. Дело нашей жизни!
Щ е г л о в. Ах, вот это?.. От «А» до «Я»?.. «Акулина», «Аспирант», «Аспирин», «Аппендицит»?.. Титанический труд, призванный подтвердить нехитрую истину, что академики тоже бывают разговорчивыми? Это вы называете делом жизни?
К о н я г и н а. Тридцать шесть томов систематизированных данных!
Щ е г л о в. Тридцать шесть томов? Невероятно!.. И это сегодня, когда наука шагнула в космос? Тридцать шесть томов? Непостижимо! Чудовищно! С первых шагов я был обескуражен. Я смотрел и не верил глазам. И все-таки до последней минуты я надеялся на что-то. Я вижу, ждать больше нечего!.. Теперь я хочу одного: понять, как это могло случиться?.. Что же вы молчите, Сергей Романович Власов, мой любимый ученик и наследник?
В л а с о в (поднимается, очень взволнован). После смерти академика Щеглова я дал клятву служить его имени. Я пожертвовал ему всем! Я отстоял его в борьбе с врагами. Без ложной скромности могу сказать: я утвердил его в ряду великих имен!
Щ е г л о в. Служить моему имени? Какая грубая ошибка! Могло ли мне прийти в голову, что моя мастерская станет местом богослужений? Что обрывки моих рабочих гипотез превратятся в скрижаль завета? Всю жизнь я ненавидел поповщину! А вы устроили из моей мастерской часовню! С завыванием дьячков, с бормотанием молитв, с кликушеством и поясными поклонами!.. Никогда еще я не был так унижен… Тут нечем дышать! Тут воняет ладаном!
В л а с о в. Опомнитесь! О какой поповщине вы говорите?
Щ е г л о в. А вы думаете, профессор, религия — это только вышедшее из моды «Отче наш»? Нет! Религия рождается всюду, где одной научной истиной пытаются задавить рождение новых истин!.. Вы думаете, религия — достояние досужих старух и протоиереев? Ошибаетесь! Религия — зловещая проказа ума! Она рождается всюду, где веселый, горячий воздух исканий сменяется благовонием церковных притворов… Вечный бой науки и религии — это нечто большее, чем спор биологов с попами. Это бой со всякой поповщиной, как бы она ни называлась, за кого бы себя не выдавала!
Торжественно и молча покидают свои места в президиуме Конягина, Никадимов, Власов, Анна Матвеевна.
Двери, распахнутые настежь! Служение народу — и только ему одному! Вот что я завещал вам!.. Всю жизнь я твердил, что наука — еретична. Попы боятся еретиков пуще самого дьявола. Науку двигают вперед только еретики! Как вы посмели забыть мою единственную заповедь?.. Отвечайте же!.. (Оглянувшись, Щеглов замечает, что он остался один. Близоруко щурясь, поправляет очки.) Разбежались.
Гаснет люстра. Становится темнее. Щеглов, горбясь, присаживается на ступеньки около трибуны.
Это моя вина. Я плохо поставил этот дом, если он рухнул так быстро… Да! Строим ли мы дома или научные школы, одна забота должна быть общей у нас — забота о долговечности того, что мы оставляем людям. Вот в чем суть!.. И не надо обольщаться. Кандидат Вишняков прав. Школы академика Щеглова нет. Ее не существует. Есть крошечное болото. Застарелое, как ишиас. Оно держится годами. Плодит лягушек. А вокруг — огромный восхитительный мир семидесятых лет!
Медленно снимает очки, протирает их платком. Минутой позже сюда прибегает В и ш н я к о в.
В и ш н я к о в. Константин Иванович!.. (Оглядывается.) Константин Иванович!.. Где вы?..
Щ е г л о в (поднимает голову). Это вы, Николай Васильевич?
В и ш н я к о в. Бегите! Они вас задушат. Бросьте им свое имя, как собакам кость. Уезжайте!.. И прихватите меня с собой! Начнем все сначала. Где-нибудь в Сибири. Попросимся в лаборанты. Что нам терять?.. Давайте сбежим отсюда!
Щ е г л о в. Вы полагаете, нам ничего больше не остается?
В и ш н я к о в. Разве что лишний раз крикнуть «караул»!
Щ е г л о в. Это немало. Если всякий раз, когда попрана справедливость, есть возможность кричать «караул» — дела совсем неплохи.
В и ш н я к о в. Вы не знаете Власова. Я не слышал, чтобы он когда-нибудь повысил голос. Но уборщицы бледнеют, когда он проходит по коридорам института.
Щ е г л о в. Вы несправедливы к нему!
В и ш н я к о в. Я несправедлив?.. Да ведь он, он… Всегда он в тени, где-то сзади, среди всех. Но я не знаю человека страшнее, чем он! Я не хочу видеть вас униженным!.. Вы обиделись, что я назвал учение «о защитных функциях» тормозом науки?
Щ е г л о в. А вы хотите взять свои слова обратно?
В и ш н я к о в (после мучительного колебания). Я хотел бы. Но я не могу.
Щ е г л о в (улыбаясь). Я сразу понял, что вы — настоящий ученый.
В и ш н я к о в. Вам больно было это слышать?
Щ е г л о в. Конечно, больно. Но разве в этом суть, уважаемый Николай Васильевич? Нам так много надо сделать. Когда же тут возиться с самолюбиями?
В и ш н я к о в. С вами хотят расправиться. Меня предупредили. Один человек. Одна девушка… Лида.
Щ е г л о в. Я, кажется, имел честь?.. (Осторожно берет его за локоть.) Не сочтите меня бесцеремонным, но это — омут, в котором можно тонуть всю жизнь.
В и ш н я к о в. Константин Иванович! Надо спешить!
Щ е г л о в. Да, да… Итак, вы принимаете меня настолько всерьез, что хотите спасти от расправы?
В и ш н я к о в. Конечно!
Щ е г л о в. И вас не обескуражил сам факт моего воскрешения?
В и ш н я к о в. Мне просто некогда было об этом подумать. Сначала я злился на вас и дразнил Власова. Теперь я просто радуюсь, что вы — живой!
Щ е г л о в (тронут). Некогда подумать?.. Забавно!
В и ш н я к о в. Я согласен принять ваше воскрешение, как принимаешь условия игры, чтобы посмотреть, что из этого выйдет. В конце концов, логика философского спора интересует меня больше, чем логика мотивировок.
Щ е г л о в. Браво! (Обнимает его.) Хоть одна светлая голова в этом доме…
В и ш н я к о в (умоляюще). Но, Константин Иванович, если я для вас хоть что-нибудь значу…
Щ е г л о в. Понимаю! Вам надо собрать вещи?
В и ш н я к о в. Только книги!
Щ е г л о в. Берите все и ждите меня в саду. (Спохватывается.) Нет, постойте! (Бросает взгляд на часы.) Я совсем забыл. Теперь не успеть.
В и ш н я к о в. Успеем! Мы с вами столько дел еще переделаем!
Щ е г л о в. Пожалуй, теперь вы справитесь с этим и в одиночку… (Торопливо.) Выслушайте же меня! Вам суждено отстроить этот дом заново. Он должен быть чистым!
В и ш н я к о в. Мы отстроим его с вами вместе, Константин Иванович.
Щ е г л о в. Запомните, друг мой, то, что я сейчас скажу вам. И сумейте понять. Это очень важно… Не перебивайте! У нас мало времени. Я дорожу каждой минутой. Не верьте никому, что ложь может где-то в конце породить правду. Ложь плодит только ложь!.. Не упустите же момента! Вы поняли меня?.. Отвечайте!
В и ш н я к о в (испуган). Успокойтесь, Константин Иванович!
Щ е г л о в. Нет, нет, вы должны понять! Чтобы через двадцать пять лет не превратиться во Власова… Нет маленькой лжи во имя большой правды!.. Дорогой мой, я верю вам. Я верю вам! Не упустите же момента. Слышите?.. Не упустите момента!
В и ш н я к о в (потрясен). Я обещаю! Я все понял…
Входит Л и д а.
Л и д а. Можно?
Неловкая пауза.
Тут мужской разговор? Я не буду мешать. (Протягивает Щеглову пакет.) Вот, возьмите!
Щ е г л о в. Что это?
Л и д а. Пирожки. С печенкой.
Щ е г л о в. Но зачем мне пирожки? (Улыбаясь.) Привидения не едят пирожков.
Л и д а. Это же не какие-нибудь пирожки. Я сама их пекла. Очень вкусные. Вы попробуйте.
Щ е г л о в. Ну, если так… (Берет пирожок.) Вы говорите, с печенкой? Вот никогда бы не подумал.
Л и д а (обрадовалась). Это еще что! А какие у меня кулебяки получаются.
Щ е г л о в. Держу пари, вы и стирать умеете?
Л и д а (удивилась). Стирать?.. Конечно! Папа уверяет, что никто лучше меня не умеет крахмалить мужские рубашки.
Щ е г л о в (ест пирожок). Оригинальные пирожки! В детстве я тоже мечтал о необыкновенных блюдах. Например, о кренделях из картофельной шелухи. Я даже изобрел специальную машинку для обжаривания. Она работала на керосине. Поэтому мои кренделя отлично выглядели, но были совершенно несъедобны.
В и ш н я к о в (нетерпеливо). Ах, боже мой! О чем вы?.. Каждая минута на счету.
Л и д а (Щеглову). Я вела себя глупо! И, пожалуйста, не утешайте! Что за отвратительная манера — утешать.
Щ е г л о в (ласково). Хватит об этом. Будем друзьями. (Обнимает ее за плечи.) А теперь ступайте!
Л и д а. У меня дурное предчувствие. Я не уйду.
Щ е г л о в. Надо.
В и ш н я к о в (Лиде). Он все знает. Я предупредил его. (Щеглову.) Мы будем ждать вас в беседке. Вы ведь не долго, Константин Иванович?
Щ е г л о в. Не долго, Николай Васильевич!.. (Протягивает ему приемничек.) Не в службу, а в дружбу: возвратите мадам Щегловой эту прелестную вещицу… Прощайте!
Лида и Вишняков уходят. Щеглов бросает последний нетерпеливый взгляд на дверь, за которой скрылись Власов и все остальные. До последней минуты он еще надеялся, что они захотят объясниться. Но вот Щеглов берет со стола свою шляпу и трость и направляется к выходу. Здесь его останавливает Е в а З а б л у д с к а я.
Е в а. Ради бога, извините, что я без приглашения! Я буквально на одну минуту… (Представляется.) Ева Заблудская — последняя жена профессора Никадимова! Я охочусь за вами уже сорок минут. Муж ничего не должен знать. Интеллигент! Профессор! Но, простите, обыватель! После того, как все мы столкнулись лицом к лицу с чудом, я поняла это особенно остро. На отношении к таким вещам сразу видна разница между, простите, обывателем и женщиной. Там, где обыватель теряется, женщина действует.
Щ е г л о в (нетерпеливо). Прошу прощения, но меня ждут!
Е в а. Буквально на одну минуту! Не сочтите назойливой. О чем я говорила?.. Ах да, муж! Когда я была еще студенткой, он внушал мне трепет. Теперь не то!.. Я могу любить мужчину, только если он интеллектуально выше меня. (Подходит очень близко.) Я должна благоговеть! Тогда я способна на все. Вы понимаете, на что способна женщина, читавшая в оригинале «Науку страсти нежной», которую воспел Назон?..
Щ е г л о в. Смутно!
Е в а. Вот перед вами я могла бы благоговеть! Я слышала, вы не хотите возвращаться к своей первой жене, чтобы не лишать ее пенсии?
Щ е г л о в. Извините, я не совсем улавливаю связь между вашим мужем, моей женой, ее пенсией и «Наукой страсти нежной», которую воспел Назон?
Е в а. В самом деле, я потеряла нить. При чем тут муж? Ах да!.. (Слегка понижает голос.) Вы, конечно, понимаете, что я неверующая. То есть атеистка. Сама читаю лекции и тому подобное. Но!.. Поскольку, судя по вашему виду, загробная жизнь существует, начинаешь как-то иначе соотносить себя! Хочется посоветоваться. Позаботиться. Все мы смертны… Вы, простите за нескромность, в раю были или в аду?
Щ е г л о в. Какая разница? Уверяю вас, разница не существенна.
Е в а. Все-таки. Я тоже атеистка. Но!.. Хочется как-то обеспечить себя. Что для этого надо делать?
Щ е г л о в. Кому, вам? Вам ничего не надо делать. Вы — типичная райская жительница.
Е в а. Неужели?
Щ е г л о в. Да, все данные быть в раю.
Е в а. Спасибо!
Щ е г л о в. Не за что!
Е в а. Скажите, а вы сами верите в нечистую силу?
Щ е г л о в. Вы напомнили мне анекдот.
Е в а. Анекдот?
Щ е г л о в. Пренеприличный…
Е в а. Обожаю!
Щ е г л о в. Вот, видите ли, к некой замужней даме…
Е в а (хохочет). Остроумно!
Щ е г л о в. К некой даме по ночам стало являться привидение. Ну-с? В первую же ночь… Вы меня слушаете?
Е в а (хохочет). Я уже все поняла!
Щ е г л о в. Нет, позвольте, вы не то поняли. В первую же ночь привидение…
Е в а. Воображаю себе эту картину!
Щ е г л о в. Привидение обратилось к хозяйке со следующими словами: «Я когда-то задолжало вашему мужу сто рублей и хотело бы вернуть долг». Дама, хотя и была испугана… Вы следите за моей мыслью?
Е в а. А надо следить за мыслью?
Щ е г л о в. Желательно. Итак, дама шепнула: «Положите их на стол».
Е в а (машет руками). Не смейте, не смейте продолжать! Я покраснела! (Хохочет.) Как вы сказали: «Положите их на стол»? (Подумав.) Позвольте, кого положили на стол?
Щ е г л о в. Деньги.
Е в а. Деньги? Я что-то не уловила, в чем тут соль?
Щ е г л о в. Вы не там ее ловили.
Е в а. Нет, вы просто прелесть! Сознайтесь, это случай из вашей жизни?.. (Последняя попытка.) Да, перед вами я могла бы благоговеть!
Щ е г л о в. Как-нибудь в другой раз.
Е в а. Я вас так остро чувствую. Хочется побеседовать обстоятельнее.
Щ е г л о в. Помрете — заходите. Побеседуем.
Е в а. Обязательно!
Из кабинета выходят К о н я г и н а, Н и к а д и м о в, А н н а М а т в е е в н а Щ е г л о в а и В л а с о в. Процессию возглавляет Конягина, явно овладевшая инициативой. Завидев мужа, Ева Заблудская поспешно скрывается.
А н н а М а т в е е в н а (заметив Щеглова). Вот он!
К о н я г и н а. Товарищи, я пригласила вас сюда, чтобы разобраться с одним недоразумением. Все мы стали жертвами мистификации. Человек, которого вы видите перед собой, выдает себя за покойного академика Щеглова. Но посмотрите на него внимательно — вы, хорошо знавшие покойного, и вы, его супруга. Разве это он?
А н н а М а т в е е в н а. Это не он!
Н и к а д и м о в (обрадованно). Ничего общего!
К о н я г и н а. Только крайней растерянностью некоторых из нас… (Бросает сердитый взгляд на Никадимова.) Только общим ослеплением можно объяснить, что два с половиной часа мы позволили морочить себя. (Щеглову.) Мы просим вас назвать свое настоящее имя, гражданин мистификатор!
Щеглов смеется.
Смеется!.. Как видите, смеется совершенно бессмысленным смехом. Как и следовало ожидать, мы имеем дело с сумасшедшим, который болен манией перевоплощения. С таким же успехом он мог бы выдавать себя за Наполеона, за Пушкина и даже за меня!
Н и к а д и м о в. Безусловно!
А н н а М а т в е е в н а. Он всегда был сумасшедшим.
К о н я г и н а. Теперь выбирайте, гражданин маньяк: или вы исчезнете, или мы передадим вас в лечебное учреждение.
Щ е г л о в. Объявить сумасшедшим! Вы действуете в лучших традициях буржуазных мелодрам. Даже в этом вы остаетесь эпигонами. Даже здесь вам не хватает воображения!
К о н я г и н а. Не желаете разойтись по-хорошему? Тем хуже для вас. Если вы не сумасшедший, значит, вы мошенник. И пустились на эту авантюру с неблаговидной целью. Не забывайте, что никто кроме нас четверых не может подтвердить вашу личность.
Н и к а д и м о в. Я не стал бы настаивать на мошенничестве. Скорее все-таки недоразумение…
К о н я г и н а. Нет уж, попрошу не мешать!.. (Достает лист бумаги, торжественно кладет его на стол.) Начнем вот с этого акта. Лица, знавшие академика Щеглова, настоящим удостоверяют, что этот гражданин — самозванец! (Подписывается под актом.) В остальном пускай разберутся эксперты.
А н н а М а т в е е в н а. Я знала, что ты плохо кончишь, Константин Иванович. (Ставит свою подпись под документом.)
Н и к а д и м о в. Как ни грустно… (Подписывает акт.)
В л а с о в (делает вид, что подчиняется нажиму). Что ж, если это необходимо… (Подписывается.)
Щ е г л о в. Итак, вы отрекаетесь от меня?
В л а с о в. Вам лучше замолчать!
Щ е г л о в. Кто это?.. Я не знаю этого человека… Сережа Власов, которого я любил, как сына, которому я так верил, и вот этот человек с глазами ласкового убийцы — одно лицо? Неправда! Это не я, это — он самозванец!.. Все вы — самозванцы!
К о н я г и н а. Вы ждете, когда вас прогонят силой?
Щ е г л о в. Посмотрим, кто первый решится взять меня за плечи, чтобы вытолкать из музея моего собственного имени!.. Чего же вы ждете? (Вооружается тростью.)
Н и к а д и м о в. Что вы хотите делать?
Щ е г л о в (весело). Простите, но я буду драться! В самом буквальном смысле этого слова. Я сейчас буду вас бить. Вот этой палкой. Предупреждаю, это больно!..
Все шарахаются к двери.
Бездарность! Злобная бездарность, готовая на все, лишь бы скрыть свое банкротство!..
К о н я г и н а. Остановите же его!
Н и к а д и м о в. Сергей Романович!..
К о н я г и н а. Зовите коменданта!..
Все выбегают из комнаты. Только Власов приседает возле бюста. Щеглов бросается с тростью на собственный бюст. Власов перехватывает его руку. Короткая борьба.
В л а с о в. Остановитесь!.. Не смейте, вам говорят!
В состоянии умоисступления хватает со стола бронзовую пепельницу и бьет Щеглова по голове. Тот медленно оседает. Власов подхватывает его на руки.
Щ е г л о в (едва слышно). Я должен был это предвидеть. Такие, как вы, всегда кончают убийством!..
В л а с о в. Что это? Я убил его!.. Убил — во имя его самого. Я должен был это сделать. Вероника Трофимовна права: мертвый он нужнее науке, своему учению и всем нам! (Быстро и бесшумно запирает на ключ дверь, ведущую в вестибюль, возвращается к Щеглову.) Какое прекрасное лицо! Какое величие!.. Лоб мыслителя. И отцовские руки. (Плачет.) Теперь я снова могу любить его и восхищаться им. (Быстро прячет тело Щеглова за тяжелой красной портьерой.) Как только стемнеет, вынесу его в сад. Там за оранжереями — прекрасный сухой колодец. Много цветов. Он любил цветы. Приятное место… Заверну его в портьеру и вынесу. Он легкий… Нет, лучше в скатерть, она с бахромой. Заверну его в скатерть и — конец! (Аккуратно отряхивает руки, вытирает слезы.) Какой тяжелый кошмар миновал… Придет же такое в голову. Неприятно, что этот скандал вышел за стены музея. Это может бросить тень на имя академика Щеглова.
Резкий стук в наружную дверь.
Г о л о с В и ш н я к о в а. Откройте!
Власов открывает дверь.
Входят А н н а М а т в е е в н а, Л и д а, В и ш н я к о в с портфелем, набитым книгами.
В и ш н я к о в. Где он?
В л а с о в (сохраняя самообладание). Кто он?
В и ш н я к о в. Где академик Щеглов?
В л а с о в. Вы не в своем уме, Николай Васильевич? Академик Щеглов мертв вот уже двадцать пять лет.
В и ш н я к о в. Неправда! Я не верю вам.
А н н а М а т в е е в н а. Опять исчез? Я так и знала. Но у меня, наконец, тоже есть самолюбие! Я долго терпела. Хватит! Я потребую развода. Я обращусь в Верховный совет всея Руси! (Уходит.)
В и ш н я к о в. Куда вы его спрятали?
В л а с о в. Мы все стали жертвами какого-то дикого наваждения. Теперь все прошло. Дорогой учитель навсегда останется в нашей памяти великим и ясным…
Л и д а. Но я не хочу великого и ясного. Я хочу живого! Он нужен мне живой, понимаешь?.. Где он?
В л а с о в. Его не было. Его не могло быть!
В и ш н я к о в. Не плачьте, Лида, мы найдем его! Он всегда будет с нами…
В л а с о в (твердо). Этот молодой человек говорит вздор! Я, кажется, слишком долго закрывал глаза на его выходки. В научном учреждении не может быть места людям морально нечистоплотным и одержимым бредовыми фантазиями!
Л и д а. Коля, идемте отсюда! Куда хотите, только подальше!
В л а с о в. Лида, я запрещаю!.. Куда ты?
Вишняков и Лида уходят.
(Нервно потирает руки.) Ничего. Все образуется. Время, время… Главное, его больше нет. (Поднимает упавший стул, ставит его на место.) Как хорошо. Тихо… Что это?..
Слышен тихий смех. Власов цепенеет.
Опять вы?..
Щ е г л о в. Если уж вы поверили, что я мог воскреснуть, то поверьте и тому, что меня нельзя убить дважды.
Власов в глубоком смятении смотрит прямо перед собой. Он не смотрит на Щеглова, он слышит только его голос. Для Власова все это — только мысли вслух, разговор с самим собой.
В л а с о в. Подтвердите же кто-нибудь, что это только тягостный кошмар, бред!
Щ е г л о в. Что значит «подтвердите»?.. Эх, Сережа, Сережа, даже бредите вы как-то опасливо и деловито. Может быть, свои кошмары вы тоже заверяете в домоуправлении?
В л а с о в. Я должен знать, наконец, живой вы или мертвый?
Щ е г л о в. Зачем? Если вы не знаете главного, что отличает живое от мертвого, вы все равно ничего не поймете!.. Живое и мертвое! Мой конек. До него ли вам, если вы до сих пор не научились отличать траву от крашеной мочалки?
В л а с о в (шепотом). Он здесь! Что же это — повальное безумие?
Щ е г л о в. Проще: предположение! Гипотеза! Все дело в том, достаточно ли она безумна, чтобы быть истиной? Прощайте же и помните: вам не уйти от безумных гипотез, как не уйти от жизни. Чтобы добраться до истины, иногда надо разорвать логическую цепь событий, как рвут земное притяжение, бросаясь к звездам!
Удар гонга.
З а т е м н е н и е.
Когда загорается свет, В л а с о в сидит у стола в той же позе, что в начале первого действия. Из кабинета выходят К о н я г и н а и Н и к а д и м о в.
К о н я г и н а. Можно, Сергей Романович?
Н и к а д и м о в. Продолжим обсуждение докладов?
В л а с о в (встрепенулся). Что?.. Обсуждение? Ах да! На чем вы остановились, Никадим Никадимович?.. «Хочется дать волю воображению»?..
Н и к а д и м о в (подхватывает). «Хочется на минуту дать волю воображению. Представить себе, что было бы, если бы учитель мог провести сегодняшний день с нами. Как бы он»…
С удивлением замечает, что Власов сосредоточенно рвет одну из статей.
К о н я г и н а. Что ты делаешь? Юбилейные статьи!..
В л а с о в. К черту статьи! К черту юбилей!..
Рвет на клочки статьи и разбрасывает их по всей комнате.
К о н я г и н а. Ай!.. Что с ним творится?
Н и к а д и м о в (протягивает Власову стакан воды). Сергей Романович, выпейте!
В л а с о в. Что это?
Н и к а д и м о в. Вы же просили. Стакан кипяченой воды…
В л а с о в. Кипяченой? А сырой у вас нет?.. Еще лучше — пива! Или коньяку! Стакан коньяку, для начала, а?..
Н и к а д и м о в (поражен). Коньяку?
В л а с о в. Да, хочу попробовать!.. Где Вишняков? Сейчас же, немедленно Вишнякова сюда!.. (Бросается к двери.)
К о н я г и н а. Сергей Романович, куда же ты?
В л а с о в (растерянно). В самом деле, куда?..
З а н а в е с.