#img_5.jpeg

В пьесе действуют только двое. Это — чистая условность. Мир пьесы заселен персонажами, которые только что покинули сцену или с минуты на минуту здесь появятся.

С течением времени тоже происходит нечто странное. Одному из героев пьесы кажется, что между началом и концом пьесы пролетают десять лет, другой уверен, что прошли одни сутки.

КТО ЖЕ ЭТИ ДВОЕ?..

В и к т о р  С т а н и с л а в о в и ч СПАСОВСКИЙ — «человек с именем». Прост, моложав, спортивен, смешлив, деликатен и очень добр. Доброта и феноменальная сосредоточенность — основное в этом человеке, одном из самых молодых капитанов промышленной науки.

Иногда он впадает в бешенство и становится опасен. Это в тех случаях, когда пытаются сломать его «деловой режим», а проще — отработанные годами привычки.

П а н т е л е й  И с с и д о р о в и ч ГЛУШКОВ — «человек без имени». Широк в кости, коротконог, груб. Грубость эта — врожденная. Он не стыдится собственной невзрачности. Напротив, охотно напоминает о ней.

Он скромен, застенчив, но несокрушим. При этом он сентиментален. Стоит с ним заговорить о чем-нибудь, касающемся «материнской любви», — губы его начинают вздрагивать, а глаза увлажняются. Впрочем, ненадолго.

Огромная выстраданная любовь к Спасовскому — главное в Глушкове. И что бы ни произошло в пьесе, следует помнить: человек этот искренен и действует из самых высоких (как он их понимает) соображений.

Все действие пьесы разворачивается в одной декорации. Это деловой кабинет современного Фауста: письменный стол, телефоны — Черный, Белый, Красный, Синий, Зеленый, Желтый.

На отдельной металлической стойке — осциллографы и телевизор, с помощью которых хозяин кабинета, не покидая «капитанского мостика», следит за ходом работ, ведущихся в бункерных лабораториях.

Массивные часы со знаками зодиака и небо, набитое созвездиями, — вот, собственно, и вся обстановка комнаты.

 

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЧАС КОЗЕРОГА

Десять часов утра. С п а с о в с к и й  за столом, говорит по Синему телефону.

С п а с о в с к и й. Нет, нет, нет!.. Потому что бывают минуты, которые стоят столетий. Словно назло, именно сегодня все как с цепи сорвались. Кабинет — Столешников переулок. Телефоны не умолкают ни на минуту. Я слишком популярен для Прометея!.. (Кладет трубку, но Синий не отступает. Разговор приходится продолжить.) Я сказал — нет!.. Жалуйтесь кому хотите, но оставьте меня наконец в покое!

Но едва Спасовский успевает положить трубку, Синий снова испускает назойливое дребезжание. Спасовский ждет, Синий упорствует. Тогда Спасовский выдирает с корнем телефонный стебель и, воровато оглянувшись, спускает Синий под стол.

Такс, тири-такс, тики-такс…

Дверь кабинета приоткрывается, возникает  Г л у ш к о в — синяя гимнастерка, разбитые полусапожки. В руках канцелярская книга.

Ни с места! (Не отрываясь от бумаг, Спасовский поднимает нечто пистолетообразное.)

Г л у ш к о в. Перевыборное собрание Общества технических экспертиз.

С п а с о в с к и й. Кто пропустил?

Г л у ш к о в (не спуская глаз с пистолета). Дверь была приоткрыта.

С п а с о в с к и й. Раззявы!

Г л у ш к о в. Просили предупредить…

С п а с о в с к и й. Третий раз меняю секретарей.

Г л у ш к о в (поднимая книгу над головой, как евангелие). И чтобы обязательно расписались.

С п а с о в с к и й. Перед вами человек, доведенный до белого каления. На мне можно жарить яичницу. Если вам дорога жизнь?..

Г л у ш к о в. Я-то почему?..

С п а с о в с к и й. Вон!

Г л у ш к о в (страшась, но упорствуя). Стыдно, Виктор Станиславович!

Резкий металлический щелчок.

С п а с о в с к и й. Считаю до трех…

Г л у ш к о в. Под суд пойдете.

С п а с о в с к и й. Я засекречен. Мне простят. Раз!..

Г л у ш к о в. Не смешно.

С п а с о в с к и й. Два!

Г л у ш к о в. Позор! Выдающийся руководитель. Пример должны подавать. А вы?.. Третье заседание из-за вас отменяют.

С п а с о в с к и й. Два с половиной!

Г л у ш к о в (упрямо). Такими выходками опять же ничего не докажете!

Спасовский, впервые оторвавшись от бумаг, поднимает глаза на Глушкова.

С п а с о в с к и й. Имя? Отчество? Кличка?

Г л у ш к о в. Глушков Пантелей Иссидорыч.

С п а с о в с к и й. Иссидорыч — Помидорыч… Вы действительно курьер?

Г л у ш к о в. Технический секретарь при президиуме.

С п а с о в с к и й. Вас предупреждали, что в утренние часы я социально опасен?

Г л у ш к о в. Предупреждали.

С п а с о в с к и й. Вам говорили, что до двенадцати ко мне ни соваться, ни звонить не полагается?

Г л у ш к о в. А в иное время вас на общественные нужды и подавно не заманишь.

С п а с о в с к и й. И не надо! Для нужд общественности на ближайшие три недели — я умер. Ушел под воду.

Г л у ш к о в. Сами себя обкрадываете. Умный человек, а не понимаете: вам, может, эта взаимная экспертиза нужнее, чем вы ей. На первый взгляд: отвлечение. А если вдуматься — родник жизни.

С п а с о в с к и й. Подойдите! Не бойтесь. (Показывает то, что выдавалось за пистолет.) Электронный счетчик.

Г л у ш к о в. Сообразил.

С п а с о в с к и й. Взгляните сюда. (Придвигает настольный календарь.) Пять торжественных заседаний, два обсуждения, три собеседования и одно открытие памятника. Итого: двенадцать часов в сутки чистого дефицита. А ведь я не общественный деятель, Помидорыч. Интерес для общества я представляю, когда оправдываю свое прямое назначение. Никаким усердием в общественной жизни мне этого не искупить. Единственным оправданием моего существования может быть концепция… От меня персонально ждут концепции, способной вывести из тупика симбиоз четырех отраслей индустрии. Ради решения этой проблемы создан институт. Научно-промышленный комплекс. Пятьсот сотрудников. Задача: выдать или умереть! Слышите, Помидорыч, умереть. Дело стоит того. Но умереть не дают. Народная дружина, борьба с алкоголизмом, смычка с деревней, Общество охраны хорового пения… У коллектива нет еще ни сметы, ни названия, но целая гора общественных нагрузок. Вместо того-чтобы заниматься единственным, для чего они собраны, за что государство платит им деньги, мои сотрудники вылавливают пьяниц из канала имени Москвы и охраняют насаждения в районе Химки-Ховрино. Я сам превращен в члена всех районных президиумов. Спрашивается: зачем микроскопом забивать гвозди? Кому нужны эти детские игры?.. В трех километрах отсюда, в четвертом бункере, мы заперли сегодня плазменный жгут в магнитную ловушку и целый час держим его в состоянии белого свечения… Вы способны понимать такие вещи?

Г л у ш к о в. Отчего бы не понимать такие вещи?

С п а с о в с к и й. Если нам удастся продержать плазменное перо на весу хотя бы сутки — оправдались расчеты двух поколений ученых, мистическое чудо ядерного синтеза стало реальным феноменом промышленной науки! Вы чувствуете масштаб?..

Г л у ш к о в. Отчего же не чувствовать масштаб?

С п а с о в с к и й. Остались пустяки, последнее звено, какой-то мостик — и пожалуйста. Рукотворное светило, шествующее не по знакам зодиака, а по созвездиям практической энергетики… Главного инженера, обоих заместителей, все руководство я загнал в бункер. Запретил появляться на глаза. Себя приковал к этому столу. В таких случаях — один абсолютно трезвый взгляд с каланчи?.. Через уединение — к жизни, не так ли?

Г л у ш к о в. Точно!

С п а с о в с к и й. Вы все еще сердитесь на меня, Помидорыч?

Г л у ш к о в. С чего бы мне сердиться?

С п а с о в с к и й. Тогда прощайте! (Переключается на расчеты, проекции, показания осциллографов, начисто забывая о существовании Глушкова.)

Едва слышно перезваниваются созвездия на часах. Глушков с почтительным удивлением рассматривает их фигурный циферблат.

Г л у ш к о в (после некоторого колебания). Виктор Станиславович, возьмите меня к себе в секретари.

С п а с о в с к и й. В секретари? Зачем?

Г л у ш к о в. Был бы счастлив способствовать.

С п а с о в с к и й. Это на ходу не решается. И потом, видеть на подобной должности мужчину мне будет как-то?.. Вы уж извините.

Короткое зуммерное жужжание испускает Красный, «бункерный», телефон. Спасовский хватает трубку.

Белый?.. Все еще белый?.. На моем тоже!.. Только бы продержаться…

Звонит Черный, «городской», телефон.

А, черт!.. (В сторону двери.) Галя, возьмите город! Да где она там?.. Галя, город заберите!..

Глушков поднимает и резко опускает трубку Черного телефона. Телефон, икнув, умолкает. Пауза. Спасовский рассматривает Глушкова.

Сработаться со мной трудно. Человек я причудливый. Десять стаканов горячего чая в день, плюс умение стоять насмерть. По городскому телефону я соединяюсь только в пределах — «01», «02», от силы «03». Вы поняли?

Г л у ш к о в. Что тут непонятного?

С п а с о в с к и й. Если вам удастся в течение сорока… Хотя бы двадцати минут прикрыть меня от телефонов и посыльных, — остаетесь! Есть вопросы?

Г л у ш к о в. Что это на циферблате у вас заместо чисел — картинки?

С п а с о в с к и й. Знаки зодиака.

Г л у ш к о в. Причуда или со смыслом?

С п а с о в с к и й. Глядя на часы, человек должен помнить, что время — дорога среди созвездий, а не автобусное расписание.

Г л у ш к о в (недопоняв, но умилившись). Примечательно.

С п а с о в с к и й. Элементарно. Нетиповой инвентарь. Восемнадцатый век. Украшало кабинет какого-нибудь российского Вольтера. Мне досталось от деда, по разграблении фамильной свалки. (Отворачивается от Глушкова и забывает о нем на этот раз бесповоротно.)

На секунду мир повисает в неподвижности, как на любительской фотографии. Между тем успевает истечь до дна Час Козерога, чтобы уступить место следующему.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС ВОДОЛЕЯ

За это время на сцене произошли перестановки: справа, на просцениуме, за перегородкой возник столик Глушкова с двумя отводными телефонами — Черным и Зеленым.

Сейчас Глушкова нет. С п а с о в с к и й  один.

С п а с о в с к и й (отвлекается от расчетов, прислушивается). Все еще никого?.. Неужели общественность отступила?

Тишина. Едва слышное позвякивание — то ли часов, то ли созвездий. Спасовский, удовлетворенно хмыкнув, углубляется в бумаги.

Такс, тири-такс, тики-такс…

Появляется  Г л у ш к о в, навьюченный папками. Легкими шажками приближается к Спасовскому.

Г л у ш к о в. Счета на мел и бумагу. Упрашивал занесть попозже. Да ить — банк после двух не примет.

С п а с о в с к и й (подписывая счета). Поздравляю! Оправдали доверие! За целый час ни единого промаха. Наконец-то в приемной порядок.

Г л у ш к о в. Эка невидаль — порядок в приемной. Есть о чем трыктоваться, Виктор Станиславович. Нам бы хозяйственным аппаратом удивить.

С п а с о в с к и й. Аппаратом?.. Зачем?.. Мы не департамент.

Г л у ш к о в. То-то и есть, что не этот самый… Слыхано ли, чтобы глава института собственноручно шелестел накладными на мел да тряпки?

С п а с о в с к и й. Что предлагаете?

Г л у ш к о в. Подберите козла. Спихните на его плечи. На худой конец, сам буду счастлив способствовать. Секретарь-завхоз укрупненного профиля. Десять минут в день отвоюю для божества и вдохновенья — и то хлеб.

С п а с о в с к и й (осторожно). Если вы действительно способны отвести от меня фонтан разнарядок — вечный ваш должник. Коллектив у нас блистателен. Но в плане административно-хозяйственном мы — хаос! Первые шаги. Все только складывается. Студийный принцип себя оправдывает до той минуты, пока тебя не ударят строительным кирпичом.

Г л у ш к о в. Кирпич — пустяки. По моему разумению, самая хищная скотина, пожирающая время, — быт. Особливо женщины: иная и рада бы — лишний час на производстве, а тут — стирка, детишки, магазины… Если будет ваше согласие, возьму на себя. Договорюсь со столом заказов, с прачечной. Наладим систему пакетов.

С п а с о в с к и й. Как же вы осилите секретариат, хозяйство и магазины?

Г л у ш к о в. Отчего не осилить, ежели я двужильный?

С п а с о в с к и й. Справедливо ли злоупотреблять вашей добротой?

Г л у ш к о в. Доброта тут ни при чем. Каждый должен нащупать свое место и в нем найти удовлетворенность. Как у Пушкина Александра Сергеевича:

Так и я. Буду счастлив способствовать.

С п а с о в с к и й. Большая удача, что судьба подбросила нам такого человека.

Г л у ш к о в. Не будем говорить — человека. Скажем: подбросила рычаг. (Извлекает из папки конторскую книгу.) Вот этой амбарной книжке быть реестром личных нужд. Сей же час обойду всех сотрудников, опрошу, создам «штаб бытового обслуживания». Начнем с вас.

С п а с о в с к и й (насторожился). Нет уж, меня минуйте.

Г л у ш к о в. Десяток яиц и килограмм говядины?..

С п а с о в с к и й. Бросьте, Помидорыч. Не люблю!.. Если вы заурядный подхалим, считайте — замысел провалился.

Г л у ш к о в. Учтю. (Записывает.) Что касаемо яиц и говядины, поступят по вашему адресу с удержанием соответствующей стоимости из вашей зарплаты. (Прямо глядит ему в глаза.) И с этой минуты никакой говядиной промышлять я вам не дозволю. Взаимной же услуги по части продвижения в должностях не потребуется. Да и какую карьеру нынче можно сотворить на говядине? Будьте вы в здравом уме.

С п а с о в с к и й. Убедительно. И все-таки никаких яйцефруктов по моему адресу, если вы не хотите, чтобы мы с вами расстались сейчас и навечно!

Г л у ш к о в (досада). «Сейчас и навечно»… Тяга у вас на лишние слова. Сами говорите: каждая секунда на счету, а болтаете напропалую вовсе пустой разговор.

С п а с о в с к и й. Пустой разговор мыслям не помеха. Язык гуляет, голова работает.

Г л у ш к о в. Ну, для такого зигзага лопух вроде меня — самый подходящий собеседник. Ничто так не успокаивает, как чужая дурость.

С п а с о в с к и й. А вы занятный…

Короткое гудение отвлекает Спасовского к Красному телефону, к телевизору и осциллографам, на которые поступили новые данные.

Желтеет?.. Вижу! Хорошего мало… Яичный желток… Скажите Лябину, пускай попробует… Не надо, он сам сообразит. (Медленно опускает трубку.) Подобно мамашам, скрывающим тайну деторождения, звезды прячут от нас анекдот своего зачатия.

Г л у ш к о в (плотоядно). Стесняются, стервы?

С п а с о в с к и й. Очевидно. (К Глушкову.) У вас ко мне все?

Г л у ш к о в. Матушка ваша желает с вами повидаться.

С п а с о в с к и й. Да, я забыл предупредить: у меня есть матушка. Ее интересует каждый мой шаг, и она часами будет вас расспрашивать, что я ел и как себя чувствую. В мои тридцать пять я все еще птенец, которого прикармливают с рук.

Г л у ш к о в (незаметно стирает слезу). Примечательно!

С п а с о в с к и й. Чертовски!.. Три часа она сидит в приемной, надеясь меня увидеть хотя бы мельком. Потом она уезжает. С восьми она берется за телефон… Я слишком люблю свою мать, чтобы обидеть ее бестактным замечанием. С другой стороны, я не могу мириться с тем, что моя приемная на три часа превращается в комнату матери и ребенка.

Г л у ш к о в. Моя бы воля, я каждой такой мамаше — прижизненный бы памятник!

С п а с о в с к и й. Вне служебных рамок!

Г л у ш к о в. На руках бы каждую носил!

С п а с о в с к и й. В нерабочее время!.. Вы сориентированы. Теперь постарайтесь спровадить ее домой. (Показывая на часы.) Не раньше часа Рака, но и не позже часа Скорпиона.

Г л у ш к о в. Не раньше?.. Путаюсь я в этих скорпионах, Виктор Станиславович. При всем уважении, сомнительное какое-то время, не абсолютное.

С п а с о в с к и й. Ну, абсолютного времени, если верить Эйнштейну, не существует. Время может сжиматься или растягиваться, как резина. Отлетая к звездам, мы рискуем опоздать на собственные похороны.

Г л у ш к о в. Экая мерзость!

С п а с о в с к и й. Это еще пустяки в сравнении с парадоксом «черных дыр» — звездных миров, где время вообще неподвижно, как булыжник на дне болота.

Г л у ш к о в (слегка окосев). «Остановись, мгновенье», — как сказано мировым шедевром Фаустом?

С п а с о в с к и й. Грубый факт релятивистской астрономии: клубок начисто парализованной материи.

Г л у ш к о в. Как же уложить такой клубок в мозговые извилины?

С п а с о в с к и й. Спортивно! Разминка на перекладине.

Г л у ш к о в. Дык-ить, кому разминка, а кому и полная перекладина башки.

С п а с о в с к и й. Дело привычки.

Г л у ш к о в (подавлен). Образование у меня общедоступное: всеобуч в Чухломе. Пускай уж ваше время крутится по созвездиям, а мое по циферблатам.

Чуть меняется освещение. Мир замирает на полуслове, на полужесте. Смещаются стрелки на часах.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС РЫБЫ

На сцене не произошло никаких изменений. Только  Г л у ш к о в  успел переодеться в синий халат. Сейчас Глушков на цыпочках приближается к  С п а с о в с к о м у, держа в руках сверток.

Г л у ш к о в. Разрешите, Виктор Станиславович, пиджачок прикинуть?

С п а с о в с к и й. Я, кажется, запретил вам заниматься моим туалетом?

Г л у ш к о в. В свободное время чем хочу, тем и…

С п а с о в с к и й (резко). Бросьте эти штучки!

Втянув голову в плечи, усмехнувшись какой-то жалкой улыбкой, Глушков поворачивается к двери.

Постойте! (Проклиная себя за сердоболие.) Ну что вы, в самом деле?.. Поймите, это не те формы заботы о ближнем, которые я способен оценить. Это унижает нас обоих.

Г л у ш к о в (поспешно разворачивает сверток). Одна же минутка!

С п а с о в с к и й. Я понимаю, вы старались из самых добрых побуждений, но добьетесь только одного: я вас возненавижу.

Радуясь и торжествуя, Глушков охорашивает пиджачок на плечах Спасовского.

Г л у ш к о в. Тютелька в тютельку!

С п а с о в с к и й (страдая, про себя). Поразительная способность быть одновременно приторным и непреклонным.

Г л у ш к о в. Букле. Самый модный.

С п а с о в с к и й. Дайте слово: первый и последний раз!

Не отвечая, Глушков собирает под скрепочку несколько квитанций.

Г л у ш к о в. Тут чеки для отчета. Не забудьте доверенность подписать.

Загудел Красный — «бункерный». Спасовский подхватывает трубку.

С п а с о в с к и й. Я понял!.. Не возражаю… Тогда пусть Мостальский…

Глушков застенчиво, но настойчиво подсовывает Спасовскому свои квитанции.

Г л у ш к о в. Вот на этом листочке — костюмные. Тут — продуктовые.

С п а с о в с к и й (нетерпеливо). Раз уж вы были настолько любезны, не сочтите за труд подождать!

Г л у ш к о в. Я-то не сочтю, да кассу бы не проворонить.

С п а с о в с к и й. Зачем касса? Возьмите общую доверенность на все мои гонорары, только и всего.

Г л у ш к о в (недоуменно). Не многовато ли доверия?..

И снова в разговор вмешивается Красный — «бункерный». Спасовский говорит по телефону, одновременно поглядывая на экран телевизора.

С п а с о в с к и й. Вижу!.. А не лучше ли выждать?..

Глушкова отвлекает на себя Черный — «городской».

Г л у ш к о в (в трубку). Секретарь-завхоз Глушков слушает!.. Виктора Станиславовича нет и не будет… Кроме меня, не с кем. Все руководящее ядро в четвертом бункере. На мне одном вся субординация. Вы скажите, я запишу и передам… Извините, коли так. (Кладет трубку. Спасовскому.) Из академии. Не пожелали со мной. Мелкая сошка.

С п а с о в с к и й. Да, для телефонных обструкций — секретарь-завхоз не звучит. Надо бы вас поименовать пошикарней. Инженер-администратор, например?

Г л у ш к о в. Кто же вам разрешит этакие должностные фантазии?

С п а с о в с к и й. Мне все разрешат, Помидорыч. Специально оговорил такое право.

Г л у ш к о в (осторожно). Образование мое — общедоступное. Наверстывал главным образом за счет художественной литературы. Разговариваю хоть и запинаясь, но образно. Пишу со знаками препинания. На Гоголя сослаться, при случае даже на Цицерона, — извольте. Однако до подлинных глубин не поднялся. Что уж там?.. Сероват, натурален… Дотянусь ли?..

Красный — «бункерный» — возвращает Спасовского к телевизору и осциллографам. Судя по всему, в том, что он видит, мало утешительного.

С п а с о в с к и й. Оранжевый?.. Пожалуй, даже розоватый… Краснеет, сволочь! Не подключить ли сразу все резервные манжетки?.. Вот как?.. Ну, смотрите сами, вам виднее.

Не успевает он опустить трубку Красного, «бункерного», звонит Желтый — «внутренний».

С этим теперь не ко мне. Запишите: Глушков Пантелей Иссидорович, инженер-администратор… Вполне компетентен. Передайте всем: без его санкции я теперь пальцем не шевельну. Так! (Кладет трубку, подмигивает Глушкову.)

Тот укоризненно качает головой. Звонит Белый — «генеральский».

(Берет трубку.) Знаю. Скверно… Где-то не сошлось, Петр Васильевич… Думаем, конечно, думаем!.. (Опускает трубку.)

Пауза. Проникаясь сочувствием, Глушков подходит ближе.

Г л у ш к о в. А я-то полагал, Виктор Станиславович, самое трудное — поймать жар-птицу.

С п а с о в с к и й. Поймать — ерунда. Удержать на весу — вот фокус.

Г л у ш к о в (осторожно). Самое время намекнуть кого-нибудь в персональные козлы отпущения.

С п а с о в с к и й. Что намекнуть?..

Г л у ш к о в. Як тому, что искусство может потребовать жертв.

Звонит Черный — «городской». Разговор принимает на себя Глушков.

Ин… Инженер-администратор Глушков у телефона… Извините, Мария Михайловна, здесь он… Передаю.

Спасовский, не сдержав жеста досады, поднимает трубку на своем столе.

С п а с о в с к и й. Мармышка, салют!.. Я же сказал: не смогу!.. Зачем же билетам пропадать? С тобой пойдет Помидорыч. Глушков то есть. Вот и узнаешь. Пора познакомиться. Сама будешь благодарна. Да, да, да… (Сухо.) Ну, а другого попутчика у нас в запасе не имеется! (Опускает трубку. К Глушкову.) Заедете часам к пяти. Вот по этому адресу. После спектакля позвоните.

Г л у ш к о в (испуган). Как же?.. Какой из меня кавалер для подобной особы?.. Я ведь все больше по вдовам. Одна надежда — прорваться в какую-нибудь брешь. Прикрыть то есть пробоину в женском сердце.

С п а с о в с к и й. Ну, до пробоины тут еще не дошло. Надо выручить по-товарищески. И не давайте ей курить. Конфетки подбрасывайте… Товарищ непривередливый. Один недостаток — театралка. Два начисто потерянных вечера в неделю… Пустяками тут не отделаешься.

Г л у ш к о в. А надо ли отделываться?

С п а с о в с к и й. Рано или поздно приходится определять: на какие траты в своей жизни ты можешь пойти ради женщины. Иначе… (Задумывается.) Такс, тики-такс, тири-такс… (Замирает, поглощенный какой-то мыслью.)

Г л у ш к о в (коротко вздохнув). А мне вот не на чем трыктоваться. В запасе ни мамаши, ни невесты, одна Чухлома.

Замечает, что Спасовский его не слушает. Деликатно кашлянув, умолкает. Секунда неподвижности. Перезвон созвездий. Час истекает.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС ОВЦЫ

На сцене не изменилось ничего. Только Желтый телефон перекочевал на стол Глушкову. Появляется  Г л у ш к о в  со стопкой книг и журналов, которую он кладет на краешек стола Спасовскому. С п а с о в с к и й  задумался, уронив лицо в ладони. Глушков стоит рядом, затаив дыхание и стараясь не обеспокоить.

С п а с о в с к и й (не поднимая головы). Опять книг натаскали? Печете вы их?..

Глушков виновато пожимает плечами. У Спасовского энергичная разминка: несколько быстрых приседаний, короткая стойка на руках. После чего он возвращается к столу, с отвращением придвигает к себе книги и журналы.

Г л у ш к о в. Опять у вас глазки красные.

С п а с о в с к и й. Голова разболелась.

Г л у ш к о в. Я, Виктор Станиславович, против головы заговор знаю — как рукой снимет.

С п а с о в с к и й. Вы еще и колдун ко всему прочему?

Г л у ш к о в. Потомственный и натуральный. Раб суеверий.

С п а с о в с к и й. Не многовато ли граней?

Г л у ш к о в. Смешно?.. Ну, посмейтесь. А вдруг?.. Зацепится какая-то боковая струна. Вдохновение какое-нибудь снизойдет?.. Отчего не попробовать? Шутки ради?

С п а с о в с к и й. Как-нибудь на досуге. (Просматривает журнал.) О чем вздыхаете, Помидорыч?

Г л у ш к о в (обуреваем чувствами). Счастлив пребывать в кругу ваших раздумий.

С п а с о в с к и й. Приобщаетесь?

Г л у ш к о в. Поучаюсь благому.

С п а с о в с к и й. Какие же благие поучения вы умудряетесь выудить из моей цифири?

Г л у ш к о в. Не из цифири, а из обожания вашей личности!

С п а с о в с к и й. Это еще что?.. Как вам не стыдно? Пошлость какая… Я не кинозвезда и никаких подобных эмоций вызывать не способен.

Г л у ш к о в (продолжая оставаться в состоянии размягченности). Вы стыдите, а мне не совестно. Любовь к вам, Виктор Станиславович, может, самое ответственное, что во мне есть.

С п а с о в с к и й. Да вы сентиментальны, Помидорыч?.. Не ожидал. Железный мужчина — и такая чувствительность.

Г л у ш к о в. Чувствительность ни при чем. Вполне осмысленно восхищаюсь вами как мыслителем производства.

С п а с о в с к и й. Вот и зря. Как раз мой личный вклад в производство мог быть солидней. Будем откровенны: как руководитель я значу несравненно меньше, чем как рядовой исследователь. Я согласился возглавить институт только потому, что не видел альтернативы.

Г л у ш к о в. А мне казалось — вы прирожденный диктатор, Виктор Станиславович.

С п а с о в с к и й. Какой я, к шуту?.. Для этого я слишком нетерпелив. Привычка все вешать на один гвоздь… На земном шаре ежедневно печатается шесть книг и статей, имеющих прямое отношение к делу, которым я руковожу. Сто восемьдесят в месяц! Гора!.. Английский, немецкий, французский, японский. Чтобы просмотреть только периодику, требуется пять часов в день. А переводы?.. Настоящий руководитель должен хватать это на лету. А я чувствую себя затравленным машинистом. Поезд летит под уклон. Кнопок на пульте все больше. Того и гляди — все рухнет в разбалансе. И вдруг мыслишка: сбежать бы в бакенщики!.. Речка, лодка, три фонаря.

Г л у ш к о в (тихо). Ежели желаете, могу способствовать. Успел оглядеться, поднатореть.

С п а с о в с к и й. Помидорыч?..

Г л у ш к о в. Заведу «выборочный бюллетень». Десять строк на каждую публикацию — не так мудрено. Полчаса чтения на день, и вся картошка. Переводы закажем.

С п а с о в с к и й. Это было бы слишком прекрасно!

Г л у ш к о в. Другой разговор — не рискованно ли?

С п а с о в с к и й. Дело стоит того.

Г л у ш к о в. Гожусь ли я на роль фильтры? Хоть и поднаторел, не специалист. Что-то упрощу, какой-нибудь тонкости, глядишь, не примечу.

С п а с о в с к и й. Черта ли мне в тонкостях? Тонкостей у меня своих больше, чем гребешков у лысого.

Г л у ш к о в. Так-то оно так. Но подумайте хорошенько: каков я?.. Читаю книгу — западает. Начну пересказывать — отруби. Будет ли впечатление?

С п а с о в с к и й. Мне только бы вульгарную ориентировку! А там — чутье собачье. Если вы освободите мне в день еще хотя бы два часа…

Крепкое рукопожатие чуть затягивается. Спасовский отнимает руку. Неловкая пауза.

Почему вы разгуливаете в синем халате, Помидорыч?

Г л у ш к о в. Белые полагаются только инженерному составу.

С п а с о в с к и й. Мы же вас нарекли?..

Г л у ш к о в (угрюмо). Не имеет значения. Заурядный технарь!

Резко повернувшись, Глушков отходит к своему столу.

С п а с о в с к и й (про себя). Вот тебе и на!.. Обиделся. Что я такого ему сказал?

В это время Глушков достает из нагрудного кармана круглое зеркальце, обозревает свою физиономию. Со вздохом прячет зеркальце в карман.

Дьявольски обидчив, капризен и любит выяснять отношения.

Некоторое время они работают, каждый за своим столом. Но Спасовскому не дает покоя мысль, что он нечаянно обидел человека. Не выдержав томительного молчания, он подходит к Глушкову.

Уполномочен передать вам благодарность за вашу «службу быта». Особенно женщины…

Г л у ш к о в (все еще хмуро). Вы благодарите, а муж Стерляковой со скандалом явился. Семейная жизнь рушится по причине редкой видимости.

С п а с о в с к и й. Его можно понять.

Г л у ш к о в. Сыт, обстиран, ухожен, что еще?.. А если лишний раз жену не облапит — перетерпится!

С п а с о в с к и й (сражен). Вы так ему и сказали?

Г л у ш к о в. Так и сказал.

С п а с о в с к и й. Что за?.. (Спохватился.) Я хотел сказать: надо деликатней. Как можно деликатней.

Г л у ш к о в. Какие деликатности при должностном режиме?.. Пообкусают вам пятки, помяните мое слово!

С п а с о в с к и й. Пообкусают, обязательно. И все-таки побольше деликатности. Трудно с людьми. Волком воешь. И все-таки такт и еще раз такт. Столько подобралось ранимых душ. Один Жора Мостальский чего стоит.

Г л у ш к о в. Про Мостальского не поминайте. Злоба у меня на таких плясунов-красавчиков со младенчества.

С п а с о в с к и й. Полноте, какой он плясун?.. Нуждается в пластырях побольше нашего.

Г л у ш к о в. Все ему прощаете, этому Мостальскому, вот он и распоясался.

С п а с о в с к и й. Спору нет — Мостальский язва порядочная. Но талант. Увы, талант не обязательно предполагает симпатичную личность.

Г л у ш к о в. Я бы его уволил.

С п а с о в с к и й. Тогда вы уж и меня увольте.

Г л у ш к о в. Всякому овощу свое время.

Оба смеются.

Поговорили со своей мамашей, Виктор Станиславыч?

С п а с о в с к и й. Она не согласна. С какой стати, говорит, я пойду в богадельню?

Г л у ш к о в. Какая же богадельня? Дом ветеранов науки. Парк. Компания таких же светлых старичков. Кино каждый вечер. Жизнь, полная духовных интересов.

С п а с о в с к и й. Я все это ей говорил. Но ей не нужна жизнь, полная интересов.

Г л у ш к о в. Неужто скучание в одиночествах плюс езда в метро через весь город — здоровее культурного быта на фоне природы?

С п а с о в с к и й. Очевидно.

Г л у ш к о в. Пусть съездит поглядеть.

С п а с о в с к и й. И слышать не хочет.

Г л у ш к о в. А мы ее обманем. Скажем: двухдневный дом отдыха. Горящая путевка. Сам отвезу. Не понравится — вместе возвернемся.

С п а с о в с к и й. Не проведете, она хитрая.

Г л у ш к о в. Берусь уговорить.

С п а с о в с к и й. Удобно ли передоверять такие разговоры посторонним?.. Лучше я сам.

Г л у ш к о в. Да ведь опять забудете. Недостаточно вы сосредоточенный человек. Дорожи вы материнским покоем, давно бы озаботились.

С п а с о в с к и й. Рано или поздно приходится выбирать, хочешь ли способствовать счастью всех или благополучию немногих… И потом я как-то привык, что она рядом.

Г л у ш к о в. Так бы и сказали, что эгоизм!

Глушкова отвлекает на себя телефон. Невнятно переговорив с кем-то, Глушков уходит за кулисы.

Оторвавшись от расчетов, Спасовский поднимает глаза к созвездиям, чтобы полной грудью глотнуть Вечности. В эту минуту время надрывается как сухая бумага.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС ТЕЛЬЦА

Возвращается  Г л у ш к о в  с целой пачкой накладных, кладет их на стол  С п а с о в с к о м у.

С п а с о в с к и й (укоризненно). Помидорыч?..

Г л у ш к о в. Никакой Помидорыч не в состоянии оградить вас от дуновения жизни!

С п а с о в с к и й. Вы же обещали?

Г л у ш к о в. Бухгалтерия не приемлет. Подсовываете, говорит, какого-то Глушкова. Кто он такой, чтобы подписывать платежные документы?

С п а с о в с к и й. А чего вам не хватает?

Г л у ш к о в. Номенклатурности.

С п а с о в с к и й. Сейчас же поговорю с Корниловым… Чтобы подпись была авторитетна для финансистов, обзовем-ка вас заместителем директора по хозяйству.

Г л у ш к о в. Заместитель не может подписывать накладные на аппаратуру.

С п а с о в с к и й. Тогда быть вам сразу коммерческим директором! Этого достаточно, надеюсь?..

Г л у ш к о в. Фантастическая получается карьера, Виктор Станиславыч. От завхоза — до директора, единым махом. Народ ахнет.

С п а с о в с к и й (помолчав). Я мог бы сказать, что всем этим вы обязаны собственным достоинствам. Но зачем врать? Вы сами все понимаете.

Г л у ш к о в. В приемной безумец какой-то вас дожидается. В кудрях и перьях. Говорит, сами назначили.

С п а с о в с к и й. Дядя Коля. Рыцарь печального образа. По отцовской линии.

Г л у ш к о в. Что ж вы, через мою голову?..

С п а с о в с к и й (строго). Этот безумец — моя совесть, которая вот уже пятнадцать лет приходит ко мне без доклада.

Г л у ш к о в. Прикажете позвать?

Спасовский не отвечает.

Соврать что-нибудь деликатное?

На столе Спасовского звонит Синий — подключенный заново — телефон. Спасовский поднимает трубку.

С п а с о в с к и й. Вас слушают… По всем этим вопросам отныне попрошу адресоваться Глушкову Пантелею Иссидорычу… Не знаете такого?.. Придется узнать! Ведущая фигура. Да, что-то вроде. Можно считать и так. Вот именно… Спасовский?.. Ничего больше не решает. Еще не отстранен, но не ре-ша-ет, понимаете? Одним словом, к Глушкову, к Глушкову! (Опускает трубку Синего, чтобы расстаться с ним навсегда.)

Через несколько минут Синий перекочует на стол Глушкова.

Г л у ш к о в. Зря вы раздуваете этот мыльный пузырь. Кончится большим конфузом, вот увидите.

С п а с о в с к и й. Временно!.. За один день ничего не стрясется. А переиграть — одна минута.

Неожиданно со звоном начинают бить часы, перемещая созвездия. Глушков вздрагивает.

Г л у ш к о в. Тьфу, будь вы неладны!

С п а с о в с к и й. Все еще не привыкли?

Г л у ш к о в. Нервируюсь. От взирания на звезды голова кружится.

С п а с о в с к и й. На звезды надо взирать трезво, как на гвозди.

Г л у ш к о в. Хорошо вам говорить. А я практик.

С п а с о в с к и й. Вы не практик, вы — мистик. Это я практик. И я говорю вам: перестаньте пресмыкаться, плюньте на масштаб, и вы увидите: Вселенная конкретна. С ней можно работать.

Звонит Черный на столе Глушкова.

Г л у ш к о в (поднимает трубку). Глушков слушает!.. Вряд ли, Мария Михайловна, он сможет. Нет, соединять не буду… Умолять бесполезно. Неумолимость — мое ремесло, мне за него деньги плотют. Слезами меня опять же не проймешь. Плачьте на здоровье.

Не выдержав такого разговора, Спасовский хватает отводную трубку.

С п а с о в с к и й. Мармышка, салют!.. Что случилось? Он не виноват, мое указание. (Досада.) Знаю, что Ван Клиберн приезжает нечасто, но ведь и плазменный жгут я зажигаю не каждый день?

Глушков собирается опустить свою трубку на рычаг, но, замешкавшись, держит ее на весу, как бы подслушивая и не подслушивая этот разговор.

Какие прогулки, если побриться некогда?.. Доверюсь Помидорычу, пускай снесет мою бороду в парикмахерскую!

Глушков принужденно усмехается.

Мы же договорились — возьмешь Помидорыча… (Понижает голос.) Сама ты скучная. Ничего не понимаешь в людях… Молчалив — стало быть, подлинен. Не краснобай вроде известного… А ты приглядись сердцем, а не глазками… В следующий раз — обязательно… Ну, перестань! Довольно… Хватит же… Да что с тобой? О чем ты плачешь?.. (Опускает трубку.)

Опускает трубку и Глушков. Большая пауза. Оба сидят задумавшись. Обоим тяжело дался этот разговор. Для вида прихватив с собой папочку «Для доклада», Глушков заходит к Спасовскому.

Помидорыч?

Г л у ш к о в (глухо). Напрасно вы это.

С п а с о в с к и й. Что?

Г л у ш к о в. Навязываете меня Марии Михайловне. Не нравлюсь я ей.

С п а с о в с к и й. Почему вы должны ей нравиться? Это необязательно.

Г л у ш к о в. Не очень-то вы ее?..

С п а с о в с к и й. Очень! Просто я… Я сказал себе однажды: ты не можешь себе позволить… этой музыки. Но дело стоит того. Такое дело меняет в принципе не только масштаб, но и нормы морали.

Г л у ш к о в. Возможно ли?

С п а с о в с к и й. Абстрактной морали не существует, Помидорыч. Категории морали так же относительны, как время, и так же условны, как знаки зодиака!

Глушкову такая трактовка кажется непостижимой и одновременно пугающе-привлекательной. Он смеется как-то расслабленно.

Г л у ш к о в. Примечательно… И все-таки от встреч с Марией Михайловной попрошу меня впредь уволить.

С п а с о в с к и й. Почему?

Г л у ш к о в (грубо). Сами, что ли, не понимаете?

С п а с о в с к и й (удивлен). Вы?..

Г л у ш к о в. Я!

С п а с о в с к и й. Вы правы. В котором часу этот концерт?.. Вы совершенно правы. Это именно тот случай… Всхлипывает, лепечет… Если пойдет так дальше, мы станем свидетелями перерождения героической Мармышки. Она гибнет. Срочный лирический ремонт. А может быть, даже — спасение утопающих на водах. (Беглый взгляд на осциллографы.) В конце концов, на первое отделение можно опоздать. Скрябин, Рахманинов, трали-вали… Главное — не пропустить антракт. Или, на худой конец, финальных оваций.

Тревожное жужжание Красного, «бункерного», бросает Спасовского к осциллографам и телевизору.

Красный?.. Явное загасание?.. Где же просчет?.. Чем больше плотность, тем слабее свечение?.. Не вздумайте сказать Трофимычам, засмеют! Возможна только ошибка наведения. (Опускает трубку.)

Пауза.

Помидорыч, наше солнце гаснет.

Потрясенный тоном, каким это сказано, Глушков весь сжимается. На глазах его слезы.

Г л у ш к о в. Виктор Станиславыч, авось обойдется?

С п а с о в с к и й. Оно провисло. Мы бьемся как львы… Но оно провисло. Теперь не удержать… (Задохнулся.) Делайте, что хотите, но не выпускайте меня из этой комнаты! Заприте дверь! Набейте мне морду!.. Приказываю: для лирических состраданий я должен стать таким же неуязвимым, как для материнского молока!

Г л у ш к о в. Не тревожьтесь. Все приму на себя. Два билета тоже.

С п а с о в с к и й (странно усмехнувшись).

Преданный друг.

Звонит Белый — «генеральский». Спасовский берет трубку.

Да, сбой. Истерика по всему фронту… Слабеет, сволочь, на глазах. Фиолетовое свечение. Это конец. Сейчас мы увидим пепел заката… (Опускает трубку. Свирепо грозит кулаком небу.) У, подлюга! Кипятишь?.. На вертеле самой паршивой звезды, запросто и без всякой кастрюли… Еще бы тебе не кипятить, при эдаких масштабах! Взялась бы на моих… (Саркастический смех. Вдруг резко поворачивается к Глушкову.) Вы что-то сказали?

Г л у ш к о в. Я?..

С п а с о в с к и й. Вы зачем-то вошли сюда, не так ли?

Г л у ш к о в (поспешно протягивает ему папку). Тут пригласительные. Те, что на сегодня.

Спасовский быстро пробегает глазами пригласительные билеты, отбрасывая их один за другим.

С п а с о в с к и й. Нет, нет, нет… Что тут еще?..

На одном из уведомлений Спасовский задерживается.

«Чествование академика Селезнева по случаю…» Светлейший дед. Мой учитель. Нельзя не быть. Ходил в любимцах. Это будет смертельная обида. (Рвет пригласительный билет на мелкие клочки и бросает их в корзину. Прислушивается.) Все еще не могу привыкнуть. Потрясающая тишина… (Угрюмо.) Отбился ото всех. Никто не мешает, а, Помидорыч?.. Такс, тири-такс, тики-такс.

Глушков не спускает с него встревоженных глаз.

Дальше?.. (Возвращается к письмам.) Защита диссертации. Варфоломей Барашков. Шипучий коктейль из джинсов, бороды и нахальства. Обойдется без нас!

Г л у ш к о в. Не подвело бы такое обрывание концов, Виктор Станиславыч. Насчет этого джинса звонили трижды: работа в профиль!

С п а с о в с к и й. На тысячу — одна! Открывающая новое поле. Остальные — дребедень! Собес!.. (Отбрасывает письмо, тут же хватает другое.) Вот оно!.. Заседание по плазмотронам. Это уже не лирика и не протокол. Это производство. Мостальского или Рокотову?.. Оба держат на плечах наш рушащийся небосвод. Звягинцев?.. Сейчас, когда в бункере траур, этот скорее удавится, чем уйдет. А больше ни одной души, не запущенной в оборот… Помидорыч?

Г л у ш к о в. Нет!

С п а с о в с к и й. Надо! Будете представительствовать от института.

Г л у ш к о в. Научное собеседование?..

С п а с о в с к и й. Набросаю вам тезисы.

Г л у ш к о в. Виктор Станиславыч, вы, может, сгоряча забыли? Я простой завхоз! Я взялся быть ломовым конем! Чтобы заслонить вас от кирпичей и тряпок. Но представительствовать в науках?..

С п а с о в с к и й. Десяток слов в прениях.

Г л у ш к о в. Я же косноязычен!

С п а с о в с к и й. Ситуация меняется ежеминутно. Мы болтаемся, как жук на проволоке, между надеждой и отчаянием. Каждый человек на счету.

Г л у ш к о в. Секретарь, администратор и все такое прочее — еще куда ни шло. А для роли, под какую вы меня нынче подводите, — не гожусь! Не имею данных.

С п а с о в с к и й. В крайнем случае необязательно участие в обсуждении. Покачивайте головой и надувайте щеки. Отрекомендуетесь… Ну, допустим, моим секторальным заместителем. Посылать на академическое заседание коммерческую фигуру нельзя!

Г л у ш к о в. Смотрите, что получается, Виктор Станиславыч. Как приходится вам час от часу завышать мои должностя. А почему? Надо вам оправдать свои поручения: то право подписи, то право представительствования. Для вас это шутки, игры. А для меня — психологическая ломка!

С п а с о в с к и й. Все, все. Согласен!

Г л у ш к о в. Нет, не согласен! Я еще в своем уме. И так уж хватает причудливости. Пора и честь знать. Сами ощущаете, как я к вам отношусь. Как преклоняюсь… Но на такое посрамление даже ради вас не пойду.

С п а с о в с к и й. Сачкуете?

Г л у ш к о в. Счел бы за счастье!.. Однако бездарен, зауряден и попросту сероват. Во всех измерениях. Сесть в одном ряду с творцами?.. Со всем сердечным сокрушением говорю: немыслимо! Наши же сотрудники засмеют, пепельницами закидают. И поделом.

С п а с о в с к и й (язвительно). Может быть, вы надеетесь, что я умилюсь вашей скромности?.. Столбик вы поросячий!

Глушков вжимает голову в плечи.

Все понимаю! Все вижу! Ничуть не обольщаюсь! Но у меня нет выхода. Я хватаюсь за вас, как утопающий за соломинку. Предпочел бы придуриваться, врать, лавировать. Но это тот случай, когда играет только подставная фигура. И довольно!.. Марш — переодеваться!

Г л у ш к о в (отчаянно). Виктор Станиславыч!..

С п а с о в с к и й (непреклонно). Секторальный заместитель!.. Так и запишем!

З а н а в е с.

 

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ЧАС БЛИЗНЕЦОВ

С п а с о в с к и й  стоит неподвижно, не отрывая глаз от экрана телевизора.

Появляется  Г л у ш к о в, вид у него помятый и взъерошенный.

С п а с о в с к и й. Помидорыч, оно не погасло! Оно все еще держится… Вы слышите?..

Глушков не отвечает.

Что с вами? Прихворнули?

Г л у ш к о в. Здоров.

С п а с о в с к и й. Мрачный какой-то, рассеянный.

Г л у ш к о в. Недосыпаю. Ломовой конь. Теперь еще к семинарам готовиться… А главное, Виктор Станиславыч… ужален в самое сердце.

С п а с о в с к и й. Кто ужалил?

Г л у ш к о в. Вы знаете, под каким давлением принимал я все свои чины и звания. И вот из-за этой своей уступчивости терплю теперь неслыханные издевательства со стороны наших товарищей. Как я и предвидел, смеются прямо в лицо. Злые остроты, сравнения и даже карикатуры. В частности, со стороны Мостальского… Каждое лыко в строку: невежество, усердие, подражание вам, ошибки произношения.

С п а с о в с к и й. Вы же умница! Стоит ли обижаться на шутки?

Г л у ш к о в (с надрывом). Это не шутки, это — травля! За что? Расшибаюсь для всех. Того же Мостальского избавил от нагрузок, обеспечил бутербродами с рыбой.

С п а с о в с к и й. И на здоровье. И пусть он есть рыбу… Хвастун, задира, шипучка, но отходчив. Он же сам через минуту забывает свои остроты. Послушали бы вы, как он со мной мордуется… А мы вас, Помидорыч, ценим. Да что мы?.. Из Алексеевского института справлялись: какая такая, мол, появилась у вас универсальная фигура-громоотвод? Завидуют, черти! Того гляди, еще переманивать начнут. Мармышка тоже — спасибо, говорит, открыл глаза на человека. Отдает должное.

Г л у ш к о в (громко всхлипнув). Все равно истерзан! Не желаю больше. Весь изнемог.

С п а с о в с к и й. Изнемогайте без заламывания рук. Вы не в театре.

Г л у ш к о в. Смеются же…

С п а с о в с к и й. А мы утрем им нос. (Обнимает Глушкова за плечи.) Напечатаем-ка заметку под вашим именем в реферативном журнале…

Г л у ш к о в. Не поверят они, что я сам…

С п а с о в с к и й. Поверят. Написано будет эдаким варварским стилем. Даже с ошибками. Но с проблесками гения! Ясно? Вот увидите, Мостальский сам приползет с поздравлениями. Не ожидал, мол, и так далее. Упьетесь торжеством. Ну, улыбнитесь же!..

Глушков затихает. Пауза.

Г л у ш к о в (издалека). Вообще-то, Виктор Станиславыч, вопреки двойственности происхождения, я чистопсовый костромской патриот… И что смешного?

С п а с о в с к и й. Ничего.

Г л у ш к о в. Нет, вы как-то бровью повели, когда я сказал, что я патриот.

С п а с о в с к и й. Вы к чему завели эту шарманку — не соображу?

Г л у ш к о в. Замечаю, некоторым не по вкусу.

С п а с о в с к и й. Да ну вас в болото!

Г л у ш к о в. Нет, это, однако, интересно, что вам тоже не по нутру.

С п а с о в с к и й. По мне, хоть двоюродным лаптем назовитесь, но будьте попроще!

Г л у ш к о в (уже спокойно). Виктор Станиславыч, вопрос к вам, в порядке чистой фантазии: если бы для полного торжества великого вашего дела пришлось бы вам… Убить. Как бы вы?.. Молчите?..

С п а с о в с к и й. Казуистика.

Г л у ш к о в. Нет, вы скажите.

С п а с о в с к и й. Зачем говорить пошлости? Библейских заповедей не признаю…

Г л у ш к о в (только теперь замечает на столе Спасовского стопку книг). Зачем же вы опять за книжки принялись? Я же вам сегодня аннотации припас. (Беспокойно.) Может, они?.. Вы откровенно!

Пауза.

Понимаю. Вы только не думайте, чтобы я… Ведь я штудирую! Все зубы исскрежетал, чтобы соответствовать. Железо готов грызть.

С п а с о в с к и й (не выдержал). Я и не собираюсь отказываться от ваших… Просто сейчас, временно, надо повнимательнее к чужому опыту.

Г л у ш к о в. Утешать не стоит. Не вышло. И точка… Постараюсь другим чем-нибудь способствовать.

Звонит Черный — «городской». Глушков снимает трубку.

Вас слушают… (Прикрывает ладонью микрофон, к Спасовскому.) Там опять этот, который по рыцарской линии. Измором берет.

Спасовский ничего не отвечает.

(Возвращается к телефонному разговору.) Товарищ дядя Коля, опять же не сможет он. Лучше бы завтра к вечерку… Да нет, мамаша у нас при смерти… Ну да. (Кладет трубку.)

С п а с о в с к и й. Что вы ему?.. Как у вас язык повернулся?

Г л у ш к о в. Сами приказали: обосновывать.

С п а с о в с к и й. Разве такими вещами можно?.. Он сейчас же бросится ко мне домой.

Г л у ш к о в. Пусть бросается. Зато избавились от него, самое малое, на сутки. А там — объяснимся, в ногах будем валяться.

С п а с о в с к и й (все еще не пришел в себя). Чудовищно.

Г л у ш к о в. А как прикажете изворачиваться? Летучку отменяем — бронхит. Инженерская планерка — катар сердечной мышцы. Теоретическая конференция — желудочный грипп.

С п а с о в с к и й. Кто просил вас врать во всех этих случаях?

Г л у ш к о в. Не соври я, у нас сейчас в приемной Ходынка была бы.

С п а с о в с к и й. Что люди подумают обо мне?

Г л у ш к о в. Валите все на меня. Помидорыч перестарался, тупая скотина, держиморда. Все я один! Вы — мимолетное виденье и гений чистой красоты.

С п а с о в с к и й. И все-таки категорически прошу, без вранья!.. Я блокирован. Я творю несбыточное. Я не щажу ни себя, ни других… Это правда. Грубая правда. И люди обязаны довольствоваться ею.

Красный, «бункерный», призывает Спасовского к приборам.

Светлеет?.. Не сглазить бы… Набирает силу? (Заикаясь от волнения.) Про… Про… А, черт! Проверить, сто раз проверить! Нет, я сам… (Опускает трубку, к Глушкову.) Помидорыч, вы, кажется, готовы способствовать?

Г л у ш к о в. В огонь и в воду!

С п а с о в с к и й. Продолжайте аннотации!

Г л у ш к о в. Так ведь?..

С п а с о в с к и й. Все равно годится!

Резко надламывается течение времени, бьют часы, меняется освещение.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС РАКА

Г л у ш к о в  стоит перед  С п а с о в с к и м. Он пытается что-то сказать, но от волнения производит только некое невразумительное мычание. Губы его дрожат.

С п а с о в с к и й. Ничего не понимаю! Перестаньте дрожать! Объясните связно.

Г л у ш к о в. Сор… сорвался ваш Помидорыч. Недосмотр. А если уж по совести — преступление. (Всхлипнув.) И на чем? На снабжении сорвался… Вместо пяти баллонов углекислого подбросил к четвертому бункерному баллоны с кислородом.

С п а с о в с к и й (испуган). Нет!

Г л у ш к о в. По счастью, товарищи вовремя заметили. Могло бы кончиться взрывом и тому подобным шумом с постраданием аппаратуры и людей.

Спасовский проводит ладонью по лбу.

Замять не удастся. Пожарным инспектором составлен акт. Вышло за стены… Теперь одно: брать вам вину на себя.

С п а с о в с к и й. Зачем вы полезли в бункерные дела? Там своя служба. Кто вас просил?

Г л у ш к о в. Не хотелось отвлекать по мелочам. Вопрос пустяшный: сам отобрал, сам доставил. Где затмилось, ума не приложу.

С п а с о в с к и й. А надписи на баллонах?

Г л у ш к о в. Я в надписи не вникаючи. Я — по расцветке. Синенькие… Было сказано давеча: синеньких подбросить.

С п а с о в с к и й. Что за лепет?.. Каких синеньких?..

Г л у ш к о в. Кислород в синеньких с желтой полоской.

С п а с о в с к и й. О господи!

Г л у ш к о в. Не хотелось отвлекать. Сам, думаю, соображу.

С п а с о в с к и й. Вас же учили где-то?.. Какой-то всеобуч? Разве вы не знаете буквенных обозначений?

Г л у ш к о в. Виктор Станиславыч?..

С п а с о в с к и й. Нет! Ничем не могу… На этот раз слишком серьезно. Могли быть жертвы.

Г л у ш к о в. Вот я тут сочинил. Как бы ваша объяснительная. (Подсовывает Спасовскому листок.)

С п а с о в с к и й. Вы идиотом меня считаете? С какой радости мне возводить на себя напраслину?

Г л у ш к о в. Вам простят. Вы — гений. В крайности — моральное осуждение. А я, считайте, труп. Но я не за себя сейчас, за дело. Допустим, расследование — консервация бункерных каналов на сутки, самое малое.

Пауза.

С п а с о в с к и й. Взять на себя такую вину?

Г л у ш к о в. Дело стоит…

С п а с о в с к и й (отчаянно). Зачем вы полезли в бункерные дела?

Г л у ш к о в. Уж полез, чего же теперь.

С п а с о в с к и й (читает заявление). Никто не поверит. Я не мог говорить ничего подобного, даже в бреду. Это малограмотно… (Перечеркивает заявление.) Тогда уж напишем, что я… Какая галиматья!.. (Яростно растирает лоб.) Самому на себя сочинять обоснованный поклеп — такого еще не приходилось. Дорого вы мне обходитесь, Помидорыч!.. (Пишет.) «Руководствуясь…» Не то!.. «По причинам априорного порядка допустил, что добавление расчетной доли кислорода…» О господи!.. «Признавая, что подобный риск в промышленных условиях, грубо попирающий… Ставящий под угрозу… Превышающий меру ответственности…» (С отвращением.) Сколько причастных оборотов!.. «В то же время…» Нет, лучше так: «Степень риска…» Ну и конечно… (Глушкову.) Пожарника в святцы запишите. По гроб жизни. В ножки ему, в ножки. (Пишет.) «Расследование прошу отсрочить до… Всю ответственность за этот возмутительный случай»… Дорого, дорого плачу за тишину!.. «Всю ответственность…» (Пишет, зачеркивает. Где-то даже увлечен технической задачей обоснования необъяснимого.) Ну и прохвостом я выгляжу в подобном контексте! (Протягивает Глушкову листок.) Вот вам исповедь козла отпущения. Отдайте на машинку..

Г л у ш к о в (потрясен). Виктор Станиславыч!.. Никогда не забуду. (Смахнув слезы, углубляется в чтение документа. Лицо его все больше твердеет. Время от времени бросает на Спасовского косые взгляды.) Так, так… Вот тебе и на. Как же?..

С п а с о в с к и й. Что еще?

Г л у ш к о в. Оказывается, давно задумали? С разбегу так не сочинишь. Я ведь не знал… Что же вы тогда людей-то не предупредили?

С п а с о в с к и й. Я все это выдумал. Самооговор. Разве не ясно?

Г л у ш к о в. Это ясно… (Читает. Вдруг отвлекается какой-то мыслью.) Извините, Виктор Станиславыч, но теперь я припоминаю: синенькие! Это вы сказали: синенькие… А я-то, желудь серый, решил, что ослышался. Нет, точно было сказано. Теперь вот, спасибо вам, по-писаному очень даже сходится все.

С п а с о в с к и й. Что сходится?

Г л у ш к о в. Что вы меня заранее в это дело сунули. Для перестраховки. Теперь вот признаетесь.

С п а с о в с к и й. Вы же сами просили меня?

Г л у ш к о в. Просил. Но я же не знал, что вы заранее?.. А сейчас разжалобил я вас, вы и снизошли… Нет, это не самооговор. Это исповедь. Вы сами знаете, исповедь. Вон как глазки бегают…

С п а с о в с к и й. Что вы еще хотите от меня?

Г л у ш к о в. Сознайтесь: вы сказали «синенькие». А синенькие у нас с кислородом. Я-то, серый желудь, расплакался от благородства. Никакого тут благородства.

Пауза.

С п а с о в с к и й. Помидорыч?..

Г л у ш к о в. Что — Помидорыч? Вот оно, на руках: ваяю собственноручное. Впрочем, могу вернуть вам ваше заявление и претерпеть все! (Протягивает Спасовскому заявление.)

Тот его не берет.

Не желаете?.. Личное достоинство, интеллигентность?.. На том и ловимся, Виктор Станиславыч. Заодно уж снимите камень с души, признайтесь!

С п а с о в с к и й. Признаться? В чем?.. (Насмешливо.) Во вредительстве?

Г л у ш к о в (игнорируя иронию). Точную квалификацию предоставим юристам, хотя мысль про коварный умысел напрашивается сама собой…

С п а с о в с к и й. Напрашивайтесь! Как вам удобнее. А мне больше не с руки. В четвертом Вселенную только что поймали на игре в прятки…

Г л у ш к о в (аккуратно прячет заявление Спасовского в карман). Не уверен, Виктор Станиславыч. Не уверен, что такого человека можно оставлять при Вселенной. Руководству, само собой, виднее. Но я лично…

С п а с о в с к и й. Неужели вы думаете, что бутерброд, который вы прессуете сейчас на моих глазах, может прельстить хоть кого-то?

Г л у ш к о в. Обязательно может. И вы сами знаете, кого. Личико-то побелело. (Шепотом.) Личико-то ваше, — полюбуйтесь!

Протягивает ему зеркальце. Спасовский зеркальце не берет. Тогда Глушков начинает играть зеркальцем, пуская зайчики по лицу и по плечам Спасовского.

На все надо знать крючок, Виктор Станиславыч. Как учит нас мировая классика, для каждого случая есть крючок, которым, ежели приладиться, из любого Спинозы можно вытащить преступный элемент, паче того — убийцу. Чистобрюхих нету, окромя временно исполняющих. Все прочие — болтаемся на крючке добровольного признания.

С п а с о в с к и й (восхищен). Такой вот начитанный людоед, милее отца родного, вырастает вдруг из-под земли. И нечем крыть. Остается крикнуть: ура! Спасибо тебе, дорогой пожиратель моей потрепанной печени!

Г л у ш к о в. Ага, разобрались? (Показывает ладонь.) Вот вы где у меня, со всеми вашими зодиаками! (Вдруг сморщился, словно от нестерпимой боли, с надрывом.) Что же вы со мной делаете? Когда же вы взвоете? Когда ударите меня своим телевидером по потной моей, изуверской роже? Когда же я лягаться-то вас научу?

С п а с о в с к и й. О чем вы?

Г л у ш к о в. Нарочно! Нарочно я все это подстроил, желая показать вам меру вашей беззащитности!

С п а с о в с к и й. Стало быть, угроза взрыва?..

Г л у ш к о в. Не было ничего! И не могло быть. Все выдумал.

Пауза.

С п а с о в с к и й. А вы артист, Помидорыч, большой артист! Теперь понять бы, чего вы добиваетесь?!

Г л у ш к о в. Быть полезным. Способствовать делу. Заслонить от суеты. Пробудить гений… Единственно ради этого, и ничего окромя!

С п а с о в с к и й. Шутник, шутник!

Г л у ш к о в. Да разве я вас?.. Не мерзавец же и не дурак. Да я не то чтобы предать, — мечтаю: взрыв какой-нибудь, а я вас грудью заслонил. Ценили бы!.. Потому и обидно за вас. Обещали: через мою голову никаких одолжений. А получилось: кому не лень веревки из вас вьют. Тот же Мостальский. Позор!.. Что молчите?.. (С удивлением замечает, что Спасовский задремал. Лицо Глушкова становится растроганным. Он бережно поправляет сползший на пол халат Спасовского.) Ишь ты! Вот тебе и на…

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС ЛЬВА

Там же, несколькими минутами позже.

С п а с о в с к и й (встрепенулся). Я заснул?

Г л у ш к о в. Да нет. Разве что на минуточку. Вроде как бы притихли.

С п а с о в с к и й. Не давайте мне, слышите? Позволить мне сейчас задремать — смерти подобно!

Г л у ш к о в. Отчего же так уж?..

С п а с о в с к и й. Говорю вам: следите за мной.

Г л у ш к о в (заражаясь его волнением). Что вы меня пугаете? Я людей позову.

С п а с о в с к и й. Ни на шаг от меня!

Г л у ш к о в. Почему такие ужасти-напасти, если даже вздремнется?

С п а с о в с к и й. Утрата позиции. Бункерные идут сейчас напролом только потому, что верят в мой неусыпный глаз… Помогайте же мне! Где вы?..

Г л у ш к о в. Да здесь я, вот он. Только не понимаю же я ничегошеньки.

С п а с о в с к и й. Будите, будите!

Г л у ш к о в. Чего будить-то? И глаза открыты, и разговор связный.

С п а с о в с к и й. Не верьте!.. Это как выстрел в висок. Исподтишка. Сразу теряешь высоту. Перестаешь видеть целое. (Прислушивается к чему-то в себе.) Экая досада! Так хорошо держался все утро. С таким трудом отбился от сует, чтобы сорваться на комплексах. Именно сейчас, когда бункерные считают секунды от звонка до звонка.

Г л у ш к о в (осторожно трогает его за плечо). Ау!

С п а с о в с к и й. Что?

Г л у ш к о в. С закрытыми глазками разговариваете.

С п а с о в с к и й (с отчаяньем). Развезло. Вот так приключение. Делайте же что-нибудь! Вы же видите, самому мне не справиться.

Г л у ш к о в (сострадая всем сердцем). Да что делать-то? Не петухом же кукарекать?

С п а с о в с к и й. Помидорыч?..

Окончательно растерявшись, Глушков топчется около Спасовского.

Г л у ш к о в. Не ожидал я от вас такой ущербности.

С п а с о в с к и й. Какие-нибудь пять минут, и я снова в порядке. Только бы миновать «это»…

Г л у ш к о в. Кофей заварить покрепче?.. Или курьез какой-нибудь бодрящий?.. А еще музыка на некоторых действует. (Кося испуганным взглядом на Спасовского, производит то, что с некоторой натяжкой можно назвать пением. С нажимом и придыханиями исполняет романс «Утро туманное».)

С п а с о в с к и й (заинтересован). Молодец!.. (Возвращается к расчетам.)

Г л у ш к о в.

Глушков поет. Спасовский пишет. Спохватившись, Глушков умолкает.

С п а с о в с к и й. Что же вы замолчали?

Г л у ш к о в (сконфужен). Не ожидал за вами, Виктор Станиславыч, такого пристрастия.

С п а с о в с к и й. Что?

Г л у ш к о в. Не думал, говорю, что оцените скромное мое исполнение классики.

С п а с о в с к и й (рассеянно). Исполнения, простите, не разобрал. Но воете вы изумительно.

Г л у ш к о в (шокирован). То есть почему так: воете?.. Я вам не шут все-таки, Виктор Станиславыч!

С п а с о в с к и й. Пойте!

Г л у ш к о в. Что же именно?

С п а с о в с к и й. На ваше усмотрение.

Г л у ш к о в. Лично мне старинный жанр предпочтительнее. Вот хоть бы… (Откашлявшись.)

(Собрав силы.)

С п а с о в с к и й. Великолепно!

Г л у ш к о в. Издеваетесь?.. Я же вижу. На смех я вам дался?

С п а с о в с к и й. Не на смех, Помидорыч, на воспарение духа! Спящий разум рождает чудовищ.

Г л у ш к о в. Что люди скажут про такие наши коллюзии?

С п а с о в с к и й. Поменьше думайте о репутации.

Осторожно откашлявшись и подобрав дыхание, Глушков запевает в своей причудливой манере.

Г л у ш к о в.

Косится глазом на Спасовского. Тот быстро пишет.

С п а с о в с к и й. Такс, тири-такс, тики-такс…

Глушков (собравшись с духом).

С п а с о в с к и й (перечитывая свои записи). «Серебряный иней…» Превосходно! (Сворачивает листки в трубку, загоняет их в капсулу пневмопочты.)

Г л у ш к о в. Однако с вами греха не оберешься, Виктор Станиславыч. То ограждение вам подавай, то курьезы. Это какая же требуется гибкость нервов, сами посудите?.. Я думал, серьезное учреждение, а это цирк какой-то на проволоке.

С п а с о в с к и й. Цирк, именно цирк!

Звонит Красный — «бункерный».

(Берет трубку.) Не кричите, слышу… Тем лучше! Уже пересчитал… Не парадоксы, а цирк на проволоке.

Г л у ш к о в. Эдак и рехнуться недолго.

С п а с о в с к и й (по телефону). Я говорю: цирк!

Г л у ш к о в (вздохнув, плавно).

И час истекает.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС ДЕВЫ

С п а с о в с к и й  на сцене один. Сейчас он стоит у стола Глушкова и отсюда ведет разговор по Желтому, «внутреннему», телефону.

С п а с о в с к и й. И Зинокосова тоже нет?.. Какие новые люди? Что за чехарду вы там устроили у себя в отделе?.. Не валяйте дурака, я спрашиваю серьезно… Не понимаю… Не понимаю… (Опускает трубку на рычаг.) Не понимаю.

Энергично растирая ладонями лицо, появляется  Г л у ш к о в.

Г л у ш к о в. Извиняюсь, припоздал. Навещал вашу мамашу, Виктор Станиславыч. Жива, здорова, шлет приветы… А вы сомневались: удастся ли ублажить. У меня на старушек — дар божий.

С п а с о в с к и й (хмуро). До меня дошло, Помидорыч, что в новом своем качестве вы жестко затянули узлы.

Г л у ш к о в. Жестковато.

С п а с о в с к и й. Скрутили всех в бараний рог?

Г л у ш к о в. Пожалуй что скрутил.

С п а с о в с к и й. Подвели под увольнение Мостальского?

Г л у ш к о в. Он по собственному…

С п а с о в с к и й (тихо). Молчать! Ни слова!.. Я проглядел вас, Глушков.

Г л у ш к о в (отчаянно). Виктор Станиславыч!

С п а с о в с к и й. Немедленно восстановить!..

Г л у ш к о в. Нет!

С п а с о в с к и й. Вы, кажется, забылись?

Г л у ш к о в. Не восстановлю!

С п а с о в с к и й. Может быть, вам надо напомнить, что вы такое?

Г л у ш к о в. Нет!

С п а с о в с к и й. Вы — балалайка! Вы — манекен! Вы — вешалка для собственного костюма! (Быстро возвращается к своему столу.)

Глушков, закрыв лицо руками, тяжело опускается на стул.

Какой фрукт?.. (Еще кипит.) Как я мог доверить ему людей? Что за ослепление?.. Воспользоваться тем, что я по уши завяз в бункерной одиссее… (Остывая.) Однако я тоже… (Морщится.) Как он сразу поджал хвост. Для него моя «балалайка» — хуже оплеухи. Он, конечно, зарвался. Но нельзя бить по самому больному. А, черт!.. (Быстро возвращается на просцениум, где Глушков сидит у стола, обхватив голову руками.) Хочу извиниться перед вами.

Г л у ш к о в (в смятении). Вы?.. Передо мной?..

С п а с о в с к и й. Я погорячился.

Г л у ш к о в. Не надо!

С п а с о в с к и й. Есть такая отвратительная интеллигентская привычка: сначала наорать, потом терзаться. Прошу понять и простить.

Г л у ш к о в (не поднимая головы). Не могу, Виктор Станиславыч. Я не отходчив. Вы меня плохо знаете. Это я подле вас отмяк. А по природе человек я беспощадный. Иные царапины всю жизнь на себе протаскаю.

С п а с о в с к и й. Еще раз: я сожалею.

Г л у ш к о в. До чего разные мы с вами. Вы вот извинились, и вам вроде бы полегчало. А не знаете, что извинение ваше — грубая ошибка. Во мне в эти самые минуты, может быть, другой человек родился. Какой — самому неизвестно. Но прежнего Помидорыча подле вас не будет.

С п а с о в с к и й. Я извинился. А теперь — уходите!

Г л у ш к о в. То есть?..

С п а с о в с к и й. Совсем. Немедленно!.. Спасибо за усердие, но цена за услуги чрезмерна! Уж лучше хаос, чем тот аппаратики, который вы нам навязали. Пока не поздно, разойдемся по-хорошему.

Г л у ш к о в. Гоните?.. А кто вам романсы споет для бодрости сознания?

С п а с о в с к и й. Считайте, что отпелись.

Г л у ш к о в. Голову вам обещал облегчить.

С п а с о в с к и й. Не хочу от вас никаких услуг!

Г л у ш к о в. Тысячелетняя мудрость плюс психотерапия.

С п а с о в с к и й. По штатному расписанию должности колдуна научному учреждению не положено.

Г л у ш к о в. Стало быть?..

С п а с о в с к и й. Две минуты на сборы — и вы уйдете. Иначе вас отсюда выведут.

Жужжание Красного, «бункерного», и одновременно звонок Белого — «генеральского». Спасовский быстро подходит к своему столу, снимает сразу обе трубки.

Простите, минуточку… (Красному.) Вижу! Великолепный алый тон!.. Что может значить такая пульсация? Не постигнем — грош цена нашему чириканью… (Белому.) Какая пресс-конференция? Да вы смеетесь, что ли? Мы едва очухались, мы еще в себя не пришли. Абсолютно преждевременно! Все равно мне некого послать… Нет, Глушкова уже… Он не сможет. Согласовывайте с кем хотите! (Кладет обе трубки.)

Белый снова резко звонит, потом умолкает.

Пауза.

Спасовский переходит на просцениум, где около своего стола угрюмый Глушков перекладывает в портфель свое канцелярское имущество.

Вы еще не ушли?

Г л у ш к о в. Опять потребовался Глушков?

Спасовский быстро набрасывает на листе бумаги несколько фраз и бросает лист перед Глушковым.

С п а с о в с к и й. Отдайте это в приказ!

Г л у ш к о в. Увольнение?.. (Читает.) Повышение?

С п а с о в с к и й. Раз вы представительствуете от такого института на пресс-конференциях, надо быть сановным.

Г л у ш к о в. Зачем же?.. Не уважаете ведь?

С п а с о в с к и й. Вы нужны. Если вор нужен, его вынимают из петли. Уважать его не обязательно!

И мгновенно отрешился от Глушкова, с головой ушел в расчеты, в раздумья, в бункерные тревоги. Здесь обоих настигает секунда мертвой неподвижности, смещение созвездий.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС ВЕСОВ

Ничего не изменилось. Только телефоны — все, кроме Красного, «бункерного», — перекочевали на стол к Глушкову.

С п а с о в с к и й, прибитый усталостью, дремлет, раскачиваясь в кресле. Г л у ш к о в, возбужденный, расхаживает по кабинету, размахивая пачкой газет.

Г л у ш к о в. А на проверку — опять же все переврали. Пишут «Принцип Глушкова». Сообразили, головы дубовые, что, поскольку я информировал, я и есть руководитель работы. Уж эти газетчики!.. Придется давать опровержение.

С п а с о в с к и й. Лучше три сражения, чем одно опровержение.

Г л у ш к о в. Получается, я заедаю чужую славу?

С п а с о в с к и й. Заедайте.

Г л у ш к о в. Так ведь одно тянет другое. Намекнули: за досрочное выполнение цикла коллектив вылазит на премию. А первым в списке опять же…

Спасовский оглушительно чихает и, окончательно проснувшись, встает с кресла.

Смеетесь, Виктор Станиславыч? Не пришлось бы заплакать.

С п а с о в с к и й. Вы лучше расскажите, как вам удалось?.. Журналисты — народ дошлый, насмешливый, вопросительный.

Г л у ш к о в (обижен). Вы что же полагаете, что я так на своем курьерском осле и еду?.. Я себя из своей серой натуральности с кровью выдираю! Не моя вина, что угнаться за собственной карьерой не имею возможности.

С п а с о в с к и й. В конце концов, если не половиной, то четвертушкой успеха мы обязаны вашему усердию. Премируйтесь с чистой совестью.

Г л у ш к о в. Премия еще не все. Есть штепселя почище. Намекнули: готовьтесь, Глушков, к дальнему вояжу. Венский симпозиум.

С п а с о в с к и й. Знаю.

Г л у ш к о в. Как же вы?..

С п а с о в с к и й. На этот раз я ни при чем. Срабатывает инерция. Я, признаться, в первую минуту сам опешил, когда Корнилов назвал ваше имя.

Г л у ш к о в. Но почему меня?

С п а с о в с к и й. А кого же?.. Я сам пустил сплетню: Спасовский — фигура номинальная. В это начинают верить… Зачем посылать в гости номинальную фигуру?.. Ну что вы словно шилом подавились? Напишем доклад, вы его зачитаете. Со всеми знаками препинания. Не впервой. Погуляете по заграницам — милое дело. Да не трусьте, отлично все обойдется.

Г л у ш к о в. Голова колесом.

С п а с о в с к и й. Я мог бы сказать, что доволен таким положением. Но зачем?.. Вы же умница, вы понимаете, какой урон для престижа института, какой унылый авантюризм. Для меня лично каждая такая акция — жест отчаянья. Предельная вынужденность.

Г л у ш к о в. Если так, не пора ли поставить точку?

С п а с о в с к и й. Давно пора! Но сегодня, от Козерога — до Близнецов, только за пять звездных часов, я сделал столько, сколько бы не сделал раньше за пять месяцев. Вот и все оправдание моей преступной практики. Одна надежда: победителей не судят… Что выгоднее государству: взять от меня по высшему счету или соблюсти проформу?.. Не знаю. Может быть, действительно самое пустое заседание профкома мне нужнее, чем кажется. Поздно гадать. Теперь уж недолго оставаться вам «калифом на час». Время — к развязке!

Г л у ш к о в. Так ведь абсолютного времени не существует, Виктор Станиславыч. Любая комбинация времени, пространства и морали — относительна.

С п а с о в с к и й (поражен). Ого?.. Ай да Помидорыч!

Г л у ш к о в. А вы что ж, полагали — все течет, один Помидорыч не меняется? Один Помидорыч так и застрял верхом на Козероге?.. Тут ваш недосмотр, Виктор Станиславыч, крупный недосмотр.

На столе Глушкова звонит Черный — «городской». Глушков берет трубку.

Его нет и не будет!.. Никогда!

С п а с о в с к и й. Кто там?.. (Берет отводную трубку.) Слушаю.

Г л у ш к о в (в трубку). Не отвлекайте Виктора Станиславыча!

С п а с о в с к и й. Положите трубку, Помидорыч, я разговариваю.

Г л у ш к о в. Не о чем вам разговаривать! Опять разволнуетесь на два часа.

С п а с о в с к и й. Положите трубку, вам говорят!.. (Абоненту.) Мармышка, салют!.. Куда же ты запропастилась?.. Что значит, прощальный?.. Погоди, Мармыш!.. А вот и не угадала. Как раз сегодня согласен в любой театр… Почему? Алло! Алло! Забавно… (Глушкову.) Кто вам позволил прерывать мои личные разговоры?

Глушков молчит, сжимая трубку в руках.

Говорите, я же знаю — вы на проводе.

Г л у ш к о в. Если сами не можете себя уберечь…

С п а с о в с к и й. Не делайте меня идиотом. Я не нуждаюсь в принудительной опеке. Не нуждаюсь, ясно вам?.. Если по необходимости вы получили доступ ко всем коммуникациям, это еще не дает вам права…

Г л у ш к о в. Для вашей же пользы.

С п а с о в с к и й. Я сам разберусь, что мне полезнее… Впрочем, извините. (Опускает трубку.) Не надо… (Снимает трубку Красного телефона, звонит в четвертый бункер.) Сережа, ты?.. А кто со мной говорит?.. Где же Лябин, Ранкевич?.. Притворяюсь? Но я действительно ничего не знаю. Тогда давайте Мостальского… Мостальского!.. (Опускает трубку.)

Глушков бесшумными шажками вошел в кабинет и сейчас стоит прямо перед столом Спасовского, не опуская глаз.

Что это значит? Мостальского вы все-таки уволили? Вопреки всему?

Г л у ш к о в. Вы приходили извиняться?

С п а с о в с к и й. Я извинялся за резкость тона, а не за то, что было сутью разговора.

Г л у ш к о в. Я понял по-своему.

С п а с о в с к и й. Лжете!

Г л у ш к о в. На этот раз можете не извиняться. Я не обижусь.

С п а с о в с к и й. Как мне вас наказать, Глушков?

Г л у ш к о в. Сами виноваты. Вознесли человека первобытного. Не мне чета люди, и те скопычивались.

С п а с о в с к и й. Вернуть!

Г л у ш к о в. Это невозможно! И вообще, Виктор Станиславыч, попросил бы вас впредь считаться с объективной практикой. Потрудитесь разговаривать обычным языком, не драматизируя. Вы не в театрах!

С п а с о в с к и й (ошарашен). Вы?.. Мне?..

Звонит Белый — «генеральский». Спасовский по привычке протягивает руку. Но трубку перехватывает Глушков.

Г л у ш к о в. Глушков слушает… Все готово. Я завизировал. (Кладет трубку, поворачивается к Спасовскому.) В четыре сорок доклад на коллегии по финансовому плану. Может быть, на этот раз возьмете на себя?

С п а с о в с к и й. Играете на своей незаменимости? Ошибка! Да, возьму на себя! Сам доложу на коллегии, как докладывал до вас. Покончим с вашей монополией в этих вопросах. Сейчас же все досье на мой стол!

Глушков, фыркнув, поворачивается и уходит к своему столу. Звонит Красный, «бункерный», вовлекая Спасовского в последний раунд плазменных тревог и забот.

Ни в коем случае!.. Держитесь того же режима… Запрещаю! Надо понять природу этой цикличности… Нет, нет, нет! На этот раз я приказываю!

Г л у ш к о в (демонстративно кладет свои папки перед Спасовским). Вот!.. Или опять недосуг?..

С п а с о в с к и й. Да. Опять недосуг.

Г л у ш к о в. Опять, стало быть, вора из веревки?

С п а с о в с к и й. Опять вора из веревки.

Глушков откровенно ухмыляется Спасовскому в лицо.

Нужен еще один звездный час. Ни коллегий, ни телефонов, ни объяснений. Глубокое погружение.

Г л у ш к о в. А увольнение Мостальского как же?

С п а с о в с к и й. Подлость и низость. Никогда не прощу. Но отложим. Дело стоит того.

Г л у ш к о в (удовлетворенно). То-то же…

Временной обрыв. Пауза. Неподвижность.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС СКОРПИОНА

Г л у ш к о в — солидный, чинный — сидит за своим столом, читает какую-то рукопись, делая пометки на полях.

С п а с о в с к и й — напротив: легкомысленно весел, по-студенчески беспечен и говорлив. В руках у него коробка с конфетами.

С п а с о в с к и й. Помидорыч, конфетку?.. С ромом!

Г л у ш к о в. Не мешайте!

С п а с о в с к и й. Какой блаженный день. Наконец-то!.. Я знал, достаточно еще одного часа, и все замкнется. Не спорю, чуть затянулось. Но выстояли?.. Каков бы ни был смысл суточной пульсации, но лабораторную пробу можно считать успешно завершенной. Принцип себя оправдал. Начнем серию экспериментов с установкой промышленного типа… (Глушкову.) Почему вы не хотите конфеты?

Г л у ш к о в (снисходительно). Ребенок вы, Виктор Станиславыч. Чистое дитя науки и техники.

С п а с о в с к и й. Конечно, потребуется еще уйма времени. Технология тончайшая. И все-таки — вкус победы!

Г л у ш к о в. Ей-богу, вы мне мешаете. Идите к себе.

С п а с о в с к и й. Нахал вы!.. (Отправляет в рот конфету.) Забурел. Сидит важный. Делает вид… Да, светлой личностью вас не назовешь. С другой стороны, надо отдать должное вашим административным дарованиям. (Подмигивает.) А уж ваши романсы… Такой бодрящий эффект. Вы просто спасли меня… Я хочу за вас выпить.

Г л у ш к о в. Отвяжитесь!

С п а с о в с к и й. Чисто символический тост. (Ставит на стол воображаемые бокалы, открывает воображаемую бутылку шампанского, разливает ее по бокалам.) Драгоценный Помидорыч!

Г л у ш к о в. Иссидорыч!

С п а с о в с к и й. Как?..

Г л у ш к о в. Пантелей Иссидорыч.

С п а с о в с к и й. Почтеннейший Пантелей Иссидорыч! Глядя на вашу надутую физиономию и заграничный галстук, я хочу…

Г л у ш к о в (на минуту оторвавшись от рукописи). Стишок про меня пущен сатирический:

Пустячок?!

С п а с о в с к и й. Про меня не такое пускали.

Г л у ш к о в. Врете! Никогда про вас ничего подобного не могло быть.

С п а с о в с к и й. Не надоело вам уязвляться?

Г л у ш к о в. А что ж, они ранимые, я — чурбан сосновый? Я тоже ранимый!

С п а с о в с к и й (покладисто). Вы тоже…

Г л у ш к о в (не отрываясь от бумаг, напевает).

С п а с о в с к и й. Неподражаем!.. (Глушкову.) Давайте же выпьем!..

Звонит Черный — «городской».

Г л у ш к о в (поднимает трубку). Да, я!.. (Лицо его меняется.) Когда?.. Да, конечно. (С преувеличенной старательностью опускает трубку.)

С п а с о в с к и й. Итак, тост за вас… (Перехватывает его взгляд.) Что-нибудь случилось?

Г л у ш к о в. С вашей матерью нехорошо…

С п а с о в с к и й. С матерью? Там?..

Г л у ш к о в. Она в больнице. С утра.

С п а с о в с к и й. И вы скрыли от меня?

Г л у ш к о в. Надеялся — обойдется. Не хотел зря трепать.

С п а с о в с к и й. Скорее машину. Я еду…

Г л у ш к о в. Не надо! (Удерживает его за рукав.) Виктор Станиславыч, мужайтеся!

С п а с о в с к и й. Нет!

Г л у ш к о в. Полтора часа назад. Загородная… Все равно бы не поспеть.

Пауза.

С п а с о в с к и й. Спасибо, Помидорыч. Вы избавили меня от самой докучливой посетительницы. Очень радикально.

Г л у ш к о в (оскорблен). Вы вроде бы с упреком?

С п а с о в с к и й. Нет, нет…

Г л у ш к о в. Мне самому старушка ваша была больше, чем родная… (Плачет.) А что тосковалось ей с непривычки, какое это имело значение для склероза?

С п а с о в с к и й. Как я мог?.. Как я мог?.. Последний раз она просила меня позвонить кому-то. Кому?.. Ах да! (Звонит по телефону.) Дядя Коля?.. Это Виктор! Приезжайте срочно. Беда!.. Что?.. Нет, мама у меня… Не верите?.. То есть?.. Кто же такими вещами?.. Алло! Алло!.. Где же вы?.. Дядя Коля!.. (Опускает трубку.) Не хочет.

Звонит Желтый — «внутренний». Глушков поднимает трубку.

Г л у ш к о в. Да, я!.. (Зажав ладонью микрофон, к Спасовскому.) Люди на митинг собрались. Может, отменим?

С п а с о в с к и й. Отменять?.. Зачем?.. Умерла мать, ну и что? Дело важнее, не правда ли? Я давно уже разобрался в принципах предпочтения… Я был плохим сыном. Но стал ли я от этого хорошим инженером?.. Вот вопрос. Есть ли мне хоть какое-то оправдание?.. Она мне больше не помешает. Превосходно! Она больше не придет сюда с термосом! С термосом!.. (Кричит.) С термосом, черт побери!.. Какое облегчение. Какой выигрыш во времени. Она не будет больше звонить по вечерам. Огромное достижение! Сколько сразу резервного пространства. Я просто счастливчик! (Покачнулся.)

Г л у ш к о в (испуганно кричит в телефонную трубку). Машину к подъезду! Виктор Станиславыч заболел! (Подхватывает Спасовского под руку.)

С п а с о в с к и й (освобождаясь от его руки, усмехнувшись). Вы незаменимый человек, Помидорыч. На все случаи жизни.

Звон стекла. Обрушивается разбитый вдребезги час Скорпиона. Время, задохнувшись, останавливается.

П е р е к л ю ч е н и е  с в е т а.

ЧАС СТРЕЛЬЦА

За своим столом сидит  С п а с о в с к и й, что-то быстро пишет в блокноте, перечеркивает, начинает снова.

Г л у ш к о в  у себя вполголоса разговаривает по Синему телефону, стараясь, чтобы Спасовский его не услышал.

Г л у ш к о в. Сто раз вам говорено: с его сердцем ему в это лучше не вникать. Врачи сказали: щадить… И это тоже незачем ему знать. Я отвечаю. Всем передайте. Да, перед медициной. (Положив трубку, на цыпочках подходит к двери в кабинет Спасовского, прислушивается. Только после этого заглядывает в кабинет.)

С п а с о в с к и й (не поднимая глаз от блокнота). Хотите посмеяться, Пантелей Иссидорыч?.. Я только что от Корнилова. На этой, говорю, неделе приступаю к промышленным экспериментам. А он… Нет, вы вникнете!.. Он мне: потребуется виза Глушкова! Я, конечно, сел на пятки. А потом думаю: чему удивляться, если я сам добивался, чтобы все виды финансирования шли через ваши руки?.. Пустая формальность. Но придется теперь вам, Помидорыч…

Г л у ш к о в. Иссидорыч!

С п а с о в с к и й. Придется вам наложить визу на мое расписание. Смешно?

Г л у ш к о в. Смешно.

С п а с о в с к и й. Я подкинул его к вам на стол. Подпишите!

Г л у ш к о в (не трогаясь с места). Нет, Виктор Станиславыч, не подпишу.

С п а с о в с к и й. Почему?

Г л у ш к о в (вздохнув). Не согласен тратить казенные деньги на продолжение заведомо бесплодного исследования.

С п а с о в с к и й. Бесплодного?

Г л у ш к о в. Аннулировал я вашу работу, Виктор Станиславыч. Вот приказ.

С п а с о в с к и й. Шикарный финал! Поздравляю!.. Что ж, я вас создал, я вас и уничтожу, Глушков!

Г л у ш к о в. Поздновато спохватились, Виктор Станиславыч.

С п а с о в с к и й. Я разоблачу вас! Я-то знаю ваш ценз.

Г л у ш к о в. Кто вам поверит?

С п а с о в с к и й. Я откровенно признаюсь, из каких соображений выдвигал вас.

Г л у ш к о в. Вам однажды поверили: Глушков — душа дела. С трудом, но поверили. Теперь не поверят. И почему они должны верить вам, а не Глушкову?

С п а с о в с к и й. Вы хотите сказать, что я собственными руками создал себе Запретителя? На своей груди вырастил Дракона, готового пожрать мою идею?

Г л у ш к о в. Какие там драконы, Виктор Станиславыч? Любите вы литературные пошлости. Что до идеи — она обанкротилась без всяких драконов. Пора вам узнать правду о своем поражении.

С п а с о в с к и й. Поражении?.. Создание циркомагнитной ловушки — поражение?

Г л у ш к о в. Помилуйте, кто нынче занимается магнитными ловушками? Кому нужна ваша колымага из четвертого бункера? Три института экспериментируют с лазерами. Успели народиться и исчерпать себя две новых волны. И то сказать: десять лет! Целая эпоха в науке по нонешним временам.

С п а с о в с к и й (удивлен). Десять лет?.. Вы лжете!.. Прошло десять лет?..

Пауза. Спасовский в ошеломлении оглядывается.

Какой-то жутковатый сон.

Г л у ш к о в. Да, Виктор Станиславыч. Как зафиксировано в произведении Александра Блока:

С п а с о в с к и й. И за все это время не нашлось никого, кто разбудил бы?.. Где же люди?.. Вокруг толпились люди!

Г л у ш к о в. Разве вы когда-нибудь замечали людей, если уж по правде? Они и растворились. От той первой когорты тут не осталось никого, кроме нас с вами.

С п а с о в с к и й. Вы всех уволили?

Г л у ш к о в. А где мне было черпать козлов отпущения, как ни в этих списках? С вас как с гуся вода — объективные трудности, и свечку — в речку. А мне всякий раз объясняться приходилось по причинам провала. И не вообще, а выявляя конкретного виновника. С Мостальским проще — сам лез на рожон. С другими пришлось поломать голову. Без такой системы вы года бы на плаву не продержались.

С п а с о в с к и й. Держаться на плаву? Я шел на гребне!

Г л у ш к о в. Шли. Потом отстали. Потом и вовсе поставили себя вне науки.

С п а с о в с к и й. Я вас сейчас убью, Глушков!

Г л у ш к о в. Убивайте. Наше знакомство, ежели помните, с того и началось, что вы грозились меня убить. Только убивать меня не за что. Знаю — бездарь. Но вы-то умница, гений. А до чего довели? Пять лет институт топтался на месте.

С п а с о в с к и й (озадачен). Но почему?

Г л у ш к о в. Неужели вы не понимаете, что игра с плазменным жгутом не могла продолжаться десять лет!.. Это была цепь опытов, вытекающих один из другого.

С п а с о в с к и й. Цепь опытов? Тем лучше!

Г л у ш к о в. Тем хуже, пропади она пропадом!

С п а с о в с к и й. Вот когда вы сбросили маску.

Г л у ш к о в. Какая маска?.. Ежели и скрывал что в последние годы, то исключительно жалеючи. Особенно после смерти матушки вашей — щадящий режим.

С п а с о в с к и й. Щадящий или тюремный?..

Г л у ш к о в. Ну вот, договорились.

С п а с о в с к и й. Как же вам удалось? Чем вы взяли?.. Не чертовщиной же в самом деле?.. Значит, было в вас что-то обольстительное? Не одним же чесанием пяток держались вы около меня все это время?

Г л у ш к о в. Полезностью, Виктор Станиславыч, исключительно ею.

С п а с о в с к и й. А ведь верно! Полезностью… У каждого есть свой Глушков, человек-заменитель! Это как возмездие, как чарус, как болезнь, которую надо вовремя распознать!

Г л у ш к о в. Чарус?.. Это за что же?.. За то, что я спас институт от ликвидации?.. От претензий, конечно, пришлось отказаться. Заурядные промышленные разработки, и то хлеб. Чарус?.. За то, что верил вам? Честно тянулся на роль, которую вы мне определили в своей игре?.. А вы спросите, каково мне было самому убедиться, что мы прогорели? Дольше всех надеялся. Сколько мог прикрывал вас от игры стихий. Чего мне стоило вас обеспечивать? Живете на моем окладе. Да, да, Виктор Станиславыч, даже так… А откуда же им взяться?.. Я бы и дальше старался, но вы через мою голову пошли к Корнилову, подняли шум, требуете ассигнований. Резонанс! Скандал!.. А какие могут быть ассигнования, сами посудите?.. Половину моей зарплаты — пожалуйста! Но бюджетные фонды?.. Не имею права!

С п а с о в с к и й. Так сразу сбиться с пути в здравом уме и памяти? Так не бывает!

Г л у ш к о в. Бывает. Помните — Варфоломей Барашков? Борода в джинсах? «Обойдется без меня»… Он-то без вас обошелся, а вы без него?

С п а с о в с к и й. Барашков? Тот самый соискатель?..

Г л у ш к о в. Остерегал я вас, не прислушались. Взялись рвать концы, не остановишь. А они и не концы вовсе — живая плоть… Конечно, оглядись вы тогда на поворотах. С вашим-то чутьем. Да еще на глаза бы вам книжный поток в его первозданности, а не мои вытяжки, — вы давно бы поняли: острие исследований сместилось!

С п а с о в с к и й. Это вы меня ослепили!

Г л у ш к о в. Всегда предупреждал: делаю в меру своего разумения. Осмысляю как умею. Прямо скажем, убого. Сначала морщились. Потом привыкли жить моим умом. Что ж теперь сетовать? Знали ведь, что не Спиноза. Предпочли облегченный вариант. Капитан корабля, и чтобы за десять лет — ни одной книги, кроме шпаргалок, ни одной конференции, да просто ни одного собеседования? В наши-то дни?.. Абсурд! Так себя замуровать… Молчите?.. То-то же. Сами требовали автономии. А получилось — незрелость одна. Да, да, Виктор Станиславыч, при всем вашем таланте фигурой вы оказались общественно незрелой!

Пауза.

Спасовский бросается к своему столу, листает телефонный справочник.

С п а с о в с к и й. Я вам не верю!.. Вы же артист. Очередной трюк, как тогда с кислородными баллонами. Решили проучить? Не выйдет! Есть человек, который рассудит. Где же?.. Где-то здесь был записан телефон.

Г л у ш к о в. Чей телефон?

С п а с о в с к и й. Маши. Моей Маши… Ну, помните Мармышку?

Г л у ш к о в. Мария Михайловна — четвертый год моя жена.

Спасовский замирает.

Не будете же вы уверять, что и этого не знали? Свадьба, подарки, поздравления.

С п а с о в с к и й. Забыл. Скользнуло мимо.

Г л у ш к о в. Не та Мария Михайловна, совсем не та… (Значительно.) Не курит.

С п а с о в с к и й. Не курит?.. Какой кошмар! Этого я себе не прощу. Не курит?.. Ограблен. Раздет догола. Мой талант! Мой дом! Моя любовь!

Г л у ш к о в. Опомнитесь, Виктор Станиславыч, разве я когда-нибудь посмел бы? Сами же нас сосватали. Чуть не насильно. Маша очень вам доверяла. Всегда о вас с нежностью. Да и я тоже. (Смахивает слезу.) Теплею возле вас поныне, как и в ту нашу первую встречу, под созвездиями. Личная симпатия, однако, не может быть употреблена во вред делу. Сами учили.

С п а с о в с к и й. Передоверил! Как передоверил?.. Все передоверил!

Г л у ш к о в. Разве я забуду, чьими стараниями курьер-посыльный возведен в степеня?.. Конечно, свое тоже приложил. Характер — зверь. Взялся оправдывать, оброс дипломами, как овца шерстью.

С п а с о в с к и й. Десять лет, как одни сутки!

Г л у ш к о в. Да, подвели вас ваши знаки зодиака, Виктор Станиславыч.

С п а с о в с к и й. Как я тогда боялся заснуть. Точно угадал минуту… Показалось — проскочил. Сон во сне, когда снится пробуждение, а спишь еще крепче. Парадокс «черной дыры», булыжник на дне болота. Швартуясь у причалов грядущих столетий, мы хороним… О чем я?.. Ах, да!. Десять лет! Это много. Но это еще не вся жизнь. Наверстаю! Только бы понять, в чем была альтернатива? Что я мог?.. Выходя в Космос, надо знать контраст перегрузок, чтобы время стыковалось на время, не ломая хребет созвездиям. Надо знать! (Яростно трет лоб.) Ну, же?.. Утро туманное… (Счастливое озарение.) Утро туманное?.. (Запевает.)

(Подражая Глушкову прошлых дней, набирает полную грудь воздуха и воспаряет в ликующем мажоре.)

Беру на вооружение. Спасибо за науку! Черта с два поймите вы меня теперь на парадоксе зодиаков! (Поет.)

Скорее! Где тут записывают в курьеры в семейные тревоги, в судьбу без упрощенных вариантов? (Поет.)

Прощайте, Глушков! Мы еще встретимся! (Убегает.)

За кулисами широко и мощно гремит голос Спасовского, усиленный динамиками. Глушков, укоризненно покачав головой, присаживается к столу. Снимает трубку Желтого, «внутреннего», звонит.

Г л у ш к о в. Это ты, Свеколыч?.. (Достает из кармана яблоко.) Сейчас через проходную пройдет Спасовский. Не совсем в себе, понимаешь ли… Сошел с катушек, бедняга. Надо проводить… Да, да!.. (Надкусывает яблоко.) Но тактично, деликатно, как я вас учил. (Сплевывает косточки.) Вот и хорошо… (Положив трубку, прячет недоеденное яблоко в карман, задумчиво барабанит пальцами по столу.) Такс, тири-такс, тики-такс!.. (Берется со вздохом за Черный — «городской». Звонит.) Мармышка, салют!.. Скоро буду. А Витька, поди, опять куролесит?.. Ну-ну… Целую!

З а н а в е с.

#img_6.jpeg