Приметные реалии сегодняшнего времени: пренебрежение к закону, мутация нравов, обнищание народа — образовали широкую социальную основу для дальнейшего развития организованной преступности в России. Она, по мнению криминологов, по своей сути представляет результат сплочения многих лиц на основе незаконной деятельности. И чем сложнее, масштабнее эта деятельность, тем больших организационных усилий она требует, тем сложнее обеспечивающая ее организационная структура, тем активнее преступники используют или стремятся использовать в своих интересах органы государственной власти. Организованная преступность, в отличие от неорганизованной, наступает на общество, используя созданное ею подобие государственных структур.
Руководящее ядро в иерархии уголовного мира России занимают "воры в законе". Их социально-психологические характеристики говорят о том, что эти преступники не имеют аналогов в мировой криминальной практике. Они достаточно аргументировано, с их точки зрения, оправдывают свое противозаконное, антисоциальное поведение и образ жизни. При становлении уголовного авторитета "вором в законе", он наряду с криминальным профессионализмом приобретает опыт противодействия государственным органам власти.
Отрицание государства и его законов «воровскими» нормами возведено в ранг преступного обычая. Кандидат в «законники» должен подобные правила не только соблюдать, но и внедрять в повседневную жизнь. Обобщение практики борьбы с особо опасными лидерами преступной среды позволяет определить "вора в законе" профессиональным преступником, признанным лидером уголовного мира, активным идеологом криминального образа жизни и морали. Он имеет опыт противодействия государственным властным структурам. Ему присущи разносторонние криминальные навыки.
В воровском сообществе представлены различные типы главарей и лидеров преступных структур. Например, «вор» по кличке Бибик (здесь и далее отдельные клички и фамилии изменены — Авт.) возглавлял организованную преступную группу в Краснодарском крае. «Вор» по кличке Гурген руководил преступной организацией в г. Тольятти Самарской области, в которую входили бандитские группировки и структуры, осуществлявшие криминально-коммерческую деятельность. «Вор» по кличке Джем стоит во главе сообщества, объединяющего многоцелевые преступные организации, действующие в Дальневосточном регионе.
О Джеме, достаточно колоритной фигуре уголовного мира, стоит сказать подробнее. Васин Евгений Петрович (Джем), 1951 года рождения, уроженец г. Борзя, Читинской области, русский, образование среднее, проживает в г. Комсомольске-на-Амуре, ранее судимый: 26 ноября 1966 года по статье 206 части 2 УК РСФСР; 12 февраля 1969 года по статье 206 части 2 УК РСФСР; 2 ноября 1973 года по статье 206 части 2 и статье 191-1 части 2 УК РСФСР; 9 марта 1981 года по статьям: 206 части 2,191-1 части 1,89 части 1 УК РСФСР; 18 апреля 1983 года по статьям 206 части 3 и 108 части 1 УК РСФСР.
Преступный авторитет Васина складывался достаточно неординарно. В молодости он был организатором и капитаном футбольной команды города и планировал вывести ее в чемпионы края. Однако этот амбициозный план не сбылся. Тогда Васин, используя сплоченность команды, переориентировал ее на криминальное направление. В это время город как раз делился различными преступными группировками на сферы влияния. Главной статьей дохода был рэкет. Васин и его сплоченная команда одержали верх в этой борьбе. Первоначально все собранные деньги пропивались и проигрывались в карты. Постепенно все члены команды, а также и сам Васин оказались в местах лишения свободы. В исправительных учреждениях Васин вел крайне резкую «политику» в отношении актива зоны. Постепенно он склонился к мысли и пытался в начале 80-х годов создать в местах лишения свободы преступную организацию под названием союза истинных арестантов.
Безусловно, такая деятельность Васина не осталась не замеченной "ворами в законе". Отбывая наказание в Тобольской тюрьме, бывший футболист сблизился с грузинскими «законниками» Дато Ташкентским и Кокой. По их поручительству Васина «короновали» "вором в законе".
Воровское сообщество не свалилось к нам, словно снег на голову. Оно имеет определенные исторические корни. В преступном мире царской России всегда существовал криминальный слой профессиональных преступников, наиболее организованную часть которых представляли воры различных мастей и другие, подобные им, «специалисты». Большинство профессиональных преступников того времени не скрывали своей принадлежности к криминальному образу жизни.
Октябрь 1917 года и последовавшие за ним социальные потрясения изменили многое не только в жизни общества, но и в различных его слоях, в том числе и в преступном мире. Профессиональные преступники либо открыто продолжали криминальную деятельность, либо, маскируясь под добропорядочных граждан, становились нелегалами, либо переходили на сторону Советской власти. Некоторые эмигрировали за границу, где успешно приспособились к местным условиям.
Суровые объективные обстоятельства заставили оставшихся в России профессиональных преступников объединиться в жесткую, нелегальную криминальную корпорацию и выработать изощренную систему преступной деятельности на основе приемлемых для них правил и традиций преступного мира. В конце 20х — начале 30-х годов в результате острой межклановой борьбы профессиональные преступники, наиболее организованная их часть в лице воров-карманников и некоторых других из этой категории, например, занимавшихся не только карманными кражами, но и при удобном случае другими видами хищений, разбойными и бандитскими нападениями, возглавили уголовный мир и стали именоваться "ворами в законе".
Однако в уголовном мире бытует и иное мнение: якобы термин "вор в законе" был пущен в ход сотрудниками НКВД. Например, в одном из писем нэпманского "вора в законе", лично полученным одним из авторов этой книги в качестве ответа на его выступление в средствах массовой информации о «воровском» сообществе России, говорится: "… Да и само понятие "вор в законе" придумано ЧК. В воровском жаргоне есть "вор честняга", то есть профессионал, гастролирующий по стране…"
Изучение литературных и других источников, беседы с "ворами в законе", а также встречи и беседы с так называемыми "честными арестантами" позволяют сделать еще несколько выводов. Так, нередко сами «воры», чтобы оправдаться перед администрацией исправительного учреждения или сыщиками уголовного розыска и чтобы убедительно отстоять свое мнение перед братвой, подчеркивали: "Я "в законе", поэтому поступил так, а не иначе — на основании законов и обычаев преступного мира".
"Воры в законе", их ближайшее окружение, как показывают наблюдения, всегда превозносили себя, бравировали своими «подвигами», поэтому, по их мнению, вор, соблюдающий правила и традиции преступного мира, конечно, должен быть «честнягой», самым справедливым в мире человеком. Такая точка зрения, в частности, отражена в повествовании Г. Беркальцева "Ночь жизни Леньки Гурова".
В 1946–1948 годах, когда в Советский Союз стали возвращаться "воры в законе" — фронтовики из штрафбатов и просто из войск, а за ними потянулись в родные края преступники-профессионалы, эмигрировавшие в Западную Европу, в основном Польшу и Германию, еще во времена гражданской войны, "воры честняги" не признали их за своих. Первые взяли оружие от властей, что по «воровскому» закону категорически запрещается и в настоящее время. Потому они были объявлены «суками». Вторые, проживая в Западной и Восточной Европе, занимались коммерческой деятельностью, а это тоже является нарушением «воровского» закона. Их стали именовать "польскими ворами". Позже они тоже попали в категорию "ссучившихся воров".
Следует отметить, что до середины 40-х годов термином "вор в законе" обозначался более широкий круг преступников, в том числе и те из них, которые придерживались "воровских понятий" и «правил», но не всегда их соблюдали. С началом «воровской» войны (1947–1951 гг.) в местах лишения свободы роль «воровского» закона среди элитарного слоя преступников возросла. Криминальное звание "вора честняги" как бы приняло в себя основное — "вор в законе", остальные были объявлены «ворами» "ссучившимися". Таким образом, в конце 40-х — начале 50-х годов в результате внутренних процессов, проходивших в преступном мире, осуществилось жесткое расслоение «воровской» среды, и криминальное звание "вор в законе" стали носить только те преступники, которые не только признавали, но и бескомпромиссно соблюдали "воровские правила" и традиции, так называемый кодекс чести «вора»
В 30-е — 40-е и в начале 50-х годов должностные лица ГУЛАГа, учитывая широкое влияние лидеров криминальной среды, бывших "в законе", на большие группы и слои осужденных, активно использовали их в подавлении идеологических противников большевизма в Советском Союзе. Матерые преступники не преминули воспользоваться этим. Они стали досрочно выходить на свободу и там продолжать криминальную деятельность. Такая "государственная поддержка" значительно усилила «воровское» движение, что незамедлительно проявилось в уголовном терроре, развязанном против населения. Послевоенные и пятидесятые годы, как указывает Г.А. Беркальцев, "были ярким расцветом воровского мира".
Активизация уголовных лидеров в 40-50-е годы, массовые бандитские проявления, а также резкое противоборство «воровских» группировок в местах лишения свободы, потребовали применения к недавним союзникам активных карательных мер со стороны государства. В результате к началу 60-х годов большинство «воров» и их сообщников отреклось от преступных обычаев, оказавшись в колониях и тюрьмах, изолированных от основной массы осужденных. Остававшаяся на воле часть особо опасных преступников не отказалась от «воровских» убеждений и образа жизни.
По экспертным оценкам, в тот период "воров в законе" было около 3–5 процентов от численности преступников. После активной чистки их стало еще меньше. Однако последствия уголовно-правовых и социально-профилактических мероприятий закреплены не были. Кроме того, их полностью перечеркнули дальнейшие общественно-политические события. Например, внедрение в деятельность правоохранительных органов в 60–80 годах политико-волюнтаристского лозунга "о возможности полного искоренения преступности в СССР" и якобы достижении ликвидации профессиональной и организованной преступности в стране принизили роль правоохранительных органов в борьбе с правонарушениями. Все сводилось к блистательным бумажным отчетам, к планированию падения преступности.
На самом деле набирало силу падение нравов. Служебную деятельность оперативных аппаратов МВД низвели до простейших форм и методов работы. Из ведомственных документов были исключены такие понятия, как "вор в законе", "уголовно-бандитствующий элемент", «бандформирование» и т. п.
Исключение из нормативных документов вышеназванных и других подобных терминов и понятий, а также проведение реформы уголовного законодательства предопределили аморфность служебной деятельности правоохранительной системы в отношении "воров в законе" и других лидеров преступной среды. Авторы Уголовного кодекса 1960 года термины и определения старого УК РСФСР, относившиеся к отдельным формам организованной преступности, свели в основном к понятиям «банда» и "преступная группировка осужденных". Пропали на бумаге, хотя в жизни продолжали существовать, такие формы организованной преступности, как «шайка», "преступная организация" и др. Отныне они подразумевались в «универсальном» понятии "по предварительному сговору группой лиц". В Уголовном кодексе содержался термин "организованная преступная группа", но он в законе никак не раскрывался. Поэтому его использование практически было затруднено. В основном, оперативные работники, следователи и судьи отождествляли его с названным уже понятием "по предварительному сговору группой лиц". Это не требовало процессуально доказывать признаки организованной преступной группы или преступной организации, что, естественно, облегчало проведение судебных процессов по такой категории уголовных дел.
Таким образом, механизм борьбы с организованной преступностью был неопределенным и неясным, разработчики УК РСФСР "вместе с водой выплеснули и ребенка". В свою очередь правоохранительные органы крайне редко применяли статьи 77 и 77-1 УК РСФСР, которые предусматривали уголовную ответственность за бандитизм и организацию преступных группировок осужденных с целью терроризирования осужденных и представителей администрации мест лишения свободы (так называемый лагерный бандитизм). При любых вариантах возбуждения уголовных дел по этим статьям требовалось информировать центральные правоохранительные органы специальными сообщениями. В каждом случае МВД или Генеральная Прокуратура проводили служебные расследования и по их результатам привлекали руководителей органов внутренних дел, "допустивших подобное", к дисциплинарной ответственности, вплоть до снятия с должностей или увольнения со службы. Чтобы избежать таких расследований, работники милиции возбуждали уголовные дела по статьям уголовного кодекса, предусматривавшим ответственность за менее тяжкие преступления, например, грабеж, разбой и другие. В местах лишения свободы преступников наказывали в дисциплинарном порядке, в основном помещали в штрафной изолятор, а наиболее злостных; нарушителей водворяли в помещение камерного типа.
Конечно, такая борьба с преступностью способствовала возрождению «воровского» движения. Можно задаться вопросом, почему авторы на первое место поставили неудовлетворительную уголовно-правовую борьбу с организованными формами преступности, а не неблагоприятные социально-экономические, социально-политические условия, в так называемый застойный период, который сложился в СССР в 70-80-е годы? Отвечая на этот вопрос следует отметить стойкую антиобщественную установку и высокую приспособляемость к внешним условиям как "воров в законе", так и других лидеров преступной среды. Поэтому даже при благополучной экономической и политической ситуации криминальные силы будут настойчиво продолжать преступную деятельность, которую можно пресечь только целенаправленными уголовно-правовыми и уголовно-исполнительными методами.
Недобросовестная оценка особо опасных лидеров преступной среды, неблагоприятная социально-экономическая и социально-политическая ситуация в стране в 70-80-х годах и, как следствие, отсутствие наступательности в борьбе с "ворами в законе" со стороны государства оказались для них своеобразной социальной передышкой, которая привела к реанимации и самому широкому распространению "криминальнонегативной" идеологии и стимулировала рост «воровского» движения.