И, наконец, третий боцманенок, хорошо запомнившийся мне. В боцкоманде служил маленький, щупленький черноволосый матросик по фамилии Каримов, родом из Узбекистана. Его русский был весьма примитивен и ограничивался самым простым набором слов и словосочетаний. Приказы понимал, так как его функции ограничивались приборками и другими авральными работами на верхней палубе. Ко всем обращался на «ты», все попытки воспитать его кончались провалом, и все младшие и старшие командиры, включая самого мичмана Шмидова, смирились с этим.
— Черт с ним, лишь бы приборку хорошо делал, — подытожил воспитание боцман.
Приборку он делал действительно великолепно, но более сложные задачи почти всегда проваливал, хотя никто не мог обвинить его в лени. «Усердие без головы», как говорил Шмидов, выражалось слепым исполнение любого приказания, даже самого нелепого. В чем я и убедился.
Мы стояли в доке на покраске корпуса. Время было ограничено, командир приказал привести в порядок и внутренние помещения. Я решил покрасить медпункт. Мой санитар болел, и я попросил боцмана выделить мне матроса для покраски.
— Доктор, да вы что? У меня все вкалывают на корпусе. Никого нет.
— Ну, нет, так нет, — согласился я.
Спустившись с трапа, прошел мимо вываленного на берег якоря и уже почти прошел его, думая о своих делах, как вдруг заметил стоящего возле него Каримова. Он заунывно тянул какую-то восточную мелодию, а в руках у него был большой рашпиль, которым он то и дело водил по верхней части лапы якоря.
— Каримов! Ты что делаешь? — удивился я.
— Лапу якоря затачиваю, товарищ капитан.
Чтобы читатель, незнакомый с флотом, понимал, что такое якорь эсминца. Скажу просто: это громадина в тонну весом. И перед ним «танцевал» Каримов, орудуя рашпилем и пытаясь что-то зачистить.
— Ты что, спятил совсем! — набросился я. — Ты хоть понимаешь, что делаешь?
— Не знаю ничего, мне боцман приказал — «заточи лапу», — ощетинился Каримов. Я не поленился, поднялся обратно на борт, нашел боцмана. — Исаич, я у тебя просил матроса, а ты что мне лапшу на уши вешал — «людей нет, все заняты»! А что у тебя Каримов делает, знаешь?
— А, вы о нем? Конечно, знаю. Надоел он мне чертяка, что не прикажешь, все, дуралей, не так сделает. Вот я и сказал: «Иди и заточи лапу якоря». «А как?» — спросил он. «Догадайся и иди с глаз моих долой». Вот он и затачивает, умник, — закончил оправдываться боцман. — А вам его выдели — покрасит так, что потом всей боцкомандой не перекрасить.
Я махнул рукой и, проклиная все эти покраски, авралы и прочие заточки якоря, пошел по своим делам.