Глава VII

Июнь 1918 года второй эры.

Станционный телефонный аппарат единственной пожарной станции на весь небольшой город Шлисс не переставал звенеть с самого утра. Он отключился только в полночь, кто-то оборвал связь. Но это уже не имело никакого значения, ведь всего лишь два пожарных расчета не были способны разом погасить огонь, который то и дело возникал в разных частях города. Как по цепи пламя передавалось от дома к дому, и если его где-то удавалось потушить, то в другом месте время подходило разбирать черные обугленные обломки. Сами пожарные тоже работали в пол силы, никто не хотел рисковать своей жизнью, да и, в конце концов, что могут двенадцать пожарников сделать против целого города, если умом и сердцем они тоже с его жителями. Так вот и падали один деревянный дом за другим, поглощаемые языками пламени, оставались стоять только пустые почерневшие каменные основы. Город выгорал дотла.

Полиция с самого начала была осведомлена о чрезвычайном положении, но ее сил для поддержания комендантского часа на улицах не хватало. И вот, когда радио еще работало, повсюду раздался противный для здешнего слуха голос «всеми горячо любимого» Его Величества. И это были те полторы минуты, когда люди остановились, чтобы послушать его речь, не громя ничего. Потом на город обрушилась настоящая лавина ярости, недовольства и несогласия. Теперь полиция спасалась бегством и только лишь одинокая сирена пожарной машины изредка могла пересилить гул обезумевшей толпы.

Трудно было посчитать всех людей, которые выбежали этой ночью на улицу сказать свое слово… а может уже и воплотить слова в действие. Эта огромная масса как поток горной реки разливалась по всем большим авеню города, заполняя даже маленькие улочки и переходы. Вышли даже те, кто никогда ранее не высказывался, но теперь, когда, наконец, появился шанс, что их услышат, сидеть на месте было уже нельзя. Люди вышли со всем, что было под рукой — некоторые старались обойтись обыкновенными транспарантами с лозунгами и требованиями, но те, кто уже понимал к чему все идет и как пройдет ближайшая ночь, взялись за биты, доски, топоры и даже огнестрельное оружие. Правда, последнее пока что приходилось прятать, ибо его использование не в нужный момент могло все испортить.

Решительных становилось все больше и больше, а простые люди либо отходили на задний план, либо тоже набирались решимости. В руках у таких появлялись бутылки с зажигательной смесью, которые и создавали проблемы для двенадцати пожарных, чья смена выпала на эту ночь… не иначе как проклятие — думали они — ведь в противном случае, они тоже бы поджигали, а не тушили. Магазины, полицейские участки, здание администрации и суда — все это подвергалось сначала разграблению, потом поджогу. Толпа теряла контроль сама над собой, ведь те странные люди в красных галстуках и черных мантиях, что руководили и направляли их первые два часа, теперь разом испарились куда-то, оставив их с городом и огнем наедине. Но толпе это только и нужно было. Огню теперь отдавалось все без разбору — простые дома, единственная гимназия, часовня, библиотека, хлебопекарня, пожарная станция, те немногие машины, что только-только начали появляться в городе. Все горело, словно очищая и от плохого и от хорошего. Огонь не разбирает, что есть что, он только горит. Некоторые чиновники, успевшие укрыться за городом, теперь смотрели на это ночное оранжевое зарево, освещавшее пол губернии. Они не понимали зачем… зачем люди жгут все подряд, откуда взялся этот крик, эта злость. И где носит эту третью армию?

Время для «войны» — как все кричали и называли происходящее. Именно война, не протест, то, что нужно было сейчас людям больше всего. Они натерпелись такой жизни. Жизни по указке Централа, по указке семи каких-то позолоченных бумажек. Нет, не один из этих людей никогда не был догматиком. С тех самых пор, как тысячелетие назад веридасцы распространили Веридас на эти земли, здесь все время постоянно что-то происходило, подогревалось, и нужна была только искорка. В Шлиссе это хорошо понимали… кто-то подарил им искорку, человек совсем другого склада характера, которого все здесь именовали Освободителем. Именно он поднял людей, как они считали, от векового рабства и морального притеснения. «Свободу совести!» — самый популярный лозунг этой огненной ночи, а уже потом шли «долой империю и императора». Все здесь мечтали в будущем воссоединиться с большим северным королевством Волуптас, с которым люди ощущали кровную связь и, самое главное, связь по духу. Когда в городе, казалось, уже нечего было разрушать, когда собственные горожане превратили его в пепелище, стало понятно, что толпа не собирается успокаиваться. Неорганизованный хаос был повсюду.

Стемнело окончательно, но черноту и спокойствие забрали даже у небес. Их заслонило тучами, которые отражали на себе огненный свет. Теперь было светлее, чем днем. Становилось сложно дышать, клубы серого и черного дыма набивали собой облака, словно подушку перьями. Тучи обещали дождь и они его дали. Черные капли стали покрывать город и теперь даже вода окрасилась во мрак. Кругом одна грязь и разрушение… теперь оставалось ждать только одно, когда эту палитру разбавит багровый цвет.

В городе, через ор людей, повсюду начал слышаться стук кирок, лопат и ломов по брусчатке. Совсем новой брусчатке, которую император подарил городу в честь его тысячелетия. Новые фонари, лавки, камни от тротуаров — все шло в дело, все это летело в тех немногих, кто призывал к порядку… пока только словами, наивно рассчитывая на что-то. Палка и камень, это убогое, но по-прежнему смертоносное с древних времен оружие, теперь было в руках у каждого человека. Получи он что-нибудь из этого, как сразу, прямо на майском ночном холоде, оголял грязное мускулистое тело, скалился и рычал, словно дикий зверь. Он готов был действовать. Мирных и спокойных людей, которые вышли сюда поначалу с плакатами и своими требованиями, оставались единицы. Они испугались серьезных дел и серьезных последствий, убежав обратно по своим домам, если было еще куда возвращаться. Они не хотели иметь ничего общего с этими зверьми, а их же потом и обвинят в том, что они поддались на внушение веридасской религии, нашли место для семи свитков, поверили в Истину. Нет… они просто не хотели крови. Восстание продолжалось без них, таким только и оставалось, что наблюдать, как по огненным разрушенным улицам бегают черные силуэты.

Ближе к часу ночи все началось по-настоящему.

Толпа стала организовываться маленькими кучками и пробираться в южную часть города через руины и уцелевшие улицы. Кто-то просто хотел посмотреть, что там, а кто-то уже знал и был готов. Какие только слухи не ходили, некоторые заговорили, что на стороне восставших снова появились отряды людей в черных мантиях, владевшие непонятной силой и то, что они одним щелчком поражают целые части веридасцев. Кто-то сказал, что Волуптас ввел свои войска в город на помощь восставшим, и многие даже верили в это, ведь до границы и дюжины миль не будет. Но не один из этих слухов не был правдив, кроме одного, самого страшного — в город вошли части третьей армии штаб-генерала Обручева… или, как его прозвали за войну двадцатилетней давности, генерал-мясник. Энтузиазма сразу поубавилось. К тому же вскоре эти слухи добавились тем, что с восточной черты города собирается наступать карательный отряд добровольцев из северного отделения Золотого Общества. Хороши просветители, ничего не скажешь.

Под угрозой быть раздавленными подобно стадным животным, люди начали формировать управляемые отряды, с избранным руководителем, названием, некоторые даже придумывали себе флаги, надевали повязки на руки. Был создан целый штаб сопротивления в уцелевшем крыле бывшего здания мэрии, где женщины и дети начали готовить зажигательные бутылки и складировать добытое оружие, щиты, палки, камни, спирт, бензин и хлеб — все то, что нужно было сейчас человеку. Ресурсы начали распределять по «фронтам», оружие и ящики доставали на вчерашних хлебовозках. Из маленьких отрядов формировали подразделения, а из них свои армии. Выстрелы и крики становились все ближе и ближе к центру города. Но были еще и такие люди, кто даже не слышал, что восставшие организовали собственную армию сопротивления. Они по-прежнему толпой бегали по улицам и громили все подряд, а кое-кто даже наживался на мародерстве.

Одна из таких групп забрела слишком далеко, в не очень широкую улочку прямо на границе северной и южной коммуны города. Дома на ней были высокие, прямо как представительные десятиэтажные небоскребы Централа. Они еще не тронуты огнем и в некоторых даже горел свет. Грабить то тут вроде и нечего было, но зато через нее можно быстро перебежать из одного квартала в другой — краткий путь к торговому району. Где-то около пятидесяти человек, почти без оружия как раз собирались проникнуть туда, сделать дело и уйти. Они почти прошли до середины улицы, как вдруг, на их несчастье, в самом ее конце появился небольшой отряд солдат третей армии. Они как раз завернули беглым маршем в эту улочку и уперлись в бунтовщиков. Солдаты, в серых летних форменных пальто до пола, красных погонах и беретах, под которыми виднелись напуганные, покрасневшие лица, слезившиеся глаза то ли от холода, то ли от недавней другой такой встречи. За спиной, на ремне у каждого по карабину. Толпа остановилась, с замиранием сердца уставившись на солдат, напуганных мальчишек, намуштрованных настолько, что даже пар изо рта выпускался у всех разом. Послышалась команда перестроиться и тут же солдаты из маршевой колонны перекрыли собой улицу, выстроившись в три шеренги. Тут же в домах на улице повсюду начал гаснуть свет, хлопать дополнительные деревянные ставни. У протестующих еще была возможность повернуть обратно и уйти в центр города, но один из них, здоровый кабан, встал вперед и обратился к своим.

— Ей мужики! Вы че, сдрейфили? Это ж зелень не стрелянная… да они палец на курок не положат, в штаны не намочившись. А ну ка, мужики! Возьмем свое! За свободу! Долой! Долой!

— Долой! — тут же подхватили его остальные люди, большинство из которых даже не стали думать о побеге. Поднялись красные плакаты, где краской были написаны дурные слова об императоре, поднялись горящие факелы и дубинки, у одного даже ружье, и толпа уверенно, почти маршем, направилась на детей. Вооруженный человек вышел впереди всех, направив ружье на солдат. Бойцы ни на шаг не отступали, они знали, что их держит сзади. Сердце билось так, что даже тяжело было вдыхать холодный ночной воздух. Глаза дрожали, некоторые их закрыли, не желая верить в происходящее. Солдаты из первой шеренги заметили, как вооруженный бунтарь, вставил в свое ружье два красных толстых патрона. Он сделал это как будто демонстративно, проверяя их нервы. Толпа знала, на что давить, она словно начала психологическую атаку, идя в шаг с одной скоростью и равномерно барабаня по щитам, слово-в-слово выкрикивая «Смерть. Смерть. Смерть». И, кажется, это начало действовать, бойцы стали переглядываться меж собой, кто-то хоть чуть-чуть, трусцой начал сдавать назад. Первая линяя «незаметно» отошла настолько, что уже начала теснить вторую.

Но теперь настал их черед. Перед отрядом сбоку вышел полненький офицер с тонкими прямыми усиками, в белой гимнастерке, темно-бордовом галифе и накинутом пальто. Поправив свою фуражку, он кивнул успокаивающе солдатам, которые с надеждой смотрели на него. Толпа не останавливалась, даже заметив то, что солдаты находятся под управлением отнюдь не «зеленого» человека. Офицер сделал два широких шага вперед и, поставив ладонями рупор, закричал в сторону толпы.

— А ну стой! Кончайте, устроили тут!

Толпа засвистела, и кто-то даже попытался докинуть камни до него, но пока что расстояние было слишком большое. Только два пути — назад и вперед, по бокам стоят дома, не дающие свернуть.

— Стоять! Не остановитесь, положим всех! Стоять!

Но протестующие и не думали останавливаться, они перешли на бег, обгоняя транспарант. Теперь это была настоящая орущая лавина, с огнем и мечем, с кирками, битами и прочим. Они мчались на солдат и те даже начали гудеть от страха вслух. Офицер отбежал в сторону, в правый бок от своих и махнул рукой какой-то жест. Первая линия тут же встала на колено и сняла карабин с плеча.

В толпе кто-то зажег бутылку с зажигательной смесью и уже замахнулся, чтобы бросить ее в отряд. Офицер махнул рукой, закричав.

Залп.

Громкое эхо отразилось по всей улице, так оглушительно, что даже простые жители в домах начали кричать. Выстрелила только первая линия. Послышался плач напуганных детей в квартирах, но все эти отдаленные звуки не шли ни в какое сравнение с тем криком и диким ором злости, которое с толпы обрушилось на ребят. Замертво упало всего два человека. Солдаты первой линии стреляли, зажмурившись, с силой вжав на курок и не отпуская его, словно палец примерз к холодной стальной жердочке. Никто не целился, в таком страхе на прицел в человека будет смотреть только истинное чудовище, но не двадцатилетний мальчишка. Один из убитых оказался человек, только-только собиравшийся бросить горящую бутылку. Он не успел. Бутылка упала прямо у его ног, и горючее разбрызгалось на рядом бегущих людей. Как сухое сено вспыхнули люди и побежали в разные стороны с диким криком от боли, страха, обреченности и злости. Человек с ружьем был ранен в ногу и выронил оружие куда-то. Оно сразу же исчезло… его кто-то подобрал и скрылся.

Однако, разъяренная толпа все еще мчалась на солдат. Теперь с глазами, чуть ли не вываливающимися из орбит, криком на грани с потерей голоса и замахивающимися предметами. Несколько метров разделяло их от первой линии.

Офицер махнул рукой еще раз и закричал

— Вторая и третья! Один.

Снова раздался залп, еще более оглушительный, чем первый.

Выстрелили оставшиеся две линии. Транспарант протестующих рухнул на землю, на него с криками и с мертвой тишиной следом повалилось с десяток тел. Прямо под ногами солдат, не добегая до них падали, сраженные пулей люди, человек пять. Те, кто бежали следом резко остановились, истерически вопя. Их ноги, казалось, сами начали думать и спасать хозяина. Люди душой и сердцем уже видели, как пробивают черепа мальчишек, отнявших жизни стольких шлиссцев, но в то же время со страхом в глазах и без оглядки бежали прочь, на другой конец улицы, перепрыгивая тела товарищей. Среди толпы послышалось «Убийцы!», «Долой Империю!» «Сволочи!». Солдаты и сами уже были в пред истерическом состоянии. Они смотрели на мертвецов с дырками в груди или во лбу, в глазах которых все еще тлел гнев. Даже мертвыми глазами они смотрели на своих убийц, проклинали их. Ребята плакали, кричали. Только офицер, выхватив саблю из ножен, махнул ей, как палач, в сторону толпы и крикнул.

— Не дайте им уйти… они вернутся! Вперед!

И солдаты повиновались. Они с победным криком, только за счет которого ноги соглашаюсь бежать вперед, ринулись на убегающую толпу с карабинами наперевес. Люди спасались в панике бегством. Вновь послышались выстрелы, вновь начали падать тела. Никто уже не спасал товарищей, никто не поднимал флаг города. Все потеряли надежду, веру в чудо, хоть в кого-то, кто мог помочь. Это был конец.

За этой улицей наблюдал тот, кого горожане и считали человеком, подарившим искорку. Он, подобно властелину смотрел свысока, с десятиэтажного дома, вниз на действо. Его черный длинный плащ подхватывался ветром, пропахшим порохом, гарью и кровью. Но этот ужасный запах ничуть не волновал мужчину. Он продолжал со спокойным лицом, может быть даже упоительным взглядом смотреть на то, что происходило на улочке. На то, как солдаты продолжают гнать толпу и стрелять людям в спину, на то, как они перепрыгивают через мертвых и стреляют, и стреляют. Все окрасилось одним цветом. Но такое место открывало не только эту улицу. Отсюда был виден весь Шлисс, все сгоревшие дома, крики, выстрелы и боль. Все оранжевое зарево, посылаемое в небо и отражаемое облаками обратно. Он медленно поворачивал головой по панораме разрухи. Все было именно так, как он желал. Первая кровь, первый его настоящий ход не из подполья. Он развязал эту войну и преимущество у него.

«Глупые, глупые люди. Вы никогда не понимали ценности мира, вы сами пожелали моей искры, чтобы спалить собственный дом. А теперь ваша кровь разукрасит всю империю, все захотят такой же искры, все захотят огня. И в итоге императору останется под управление только большое, кровавое кострище. Ты сам этого заслужил Маар. Ты и твои золотоволосые прихвостни. Вы сгорите первыми за свою ложь. А потом начнется моя эра. Да… и везде вновь настанет мир. Мир без законов и правил, то, что люди называют свободой. Я обещаю вам, народ Веридаса, я принесу вам свободу, я ваш Освободитель»

Человек наслаждался такими мыслями, видя огонь внизу. Он отражался и по-настоящему горел даже у него в глазах. Он и создавал почву для таких слов.

К нему сзади подошла девушка с вишневого цвета волосами. Смотреть так долго на огонь ей казалось скучно, и она гуляла по разрушенному городу туда-сюда. Целыми часами наблюдая из тени, кто и чем занимается, так непринужденно. Но в итоге и это ей надоело, и теперь она вновь вернулась к нему. Опершись локтями на железные подпорки крыши, она скривила унылое лицо, и взглянула на темно-оранжевое небо.

— Красиво… — подметила девушка, не изменив своего скучного выражения лица — шесть часов уже горит… пф.

Она безнадежно опустила голову, человек не собирался спускаться с крыши. Она знала его любимое место времяпрепровождения, поэтому и надеяться на обратное было напрасно. Черное шелковое пончо была не самая подходящая одежда для этой холодной ночи. Девушка потерла плечи и шмыгнула носом.

— Замерзла? — спросил человек, не отрываясь от видов улицы

— Да, папочка, может пойдем?

Мужчина ничего не ответил. Девушка обернулась и посмотрела на южную часть города. Там уже все затихло и мерцало не так сильно. Никого не было кроме окровавленных тел и своеобразного запаха после выстрелов.

— Похоже, здесь мы проиграли, пап?

Мужчина покачал головой и улыбнулся

— Не-ет Ал… все идет так, как и должно идти. Кровь пролилась, теперь даже те, кто был нейтрален, не останутся в стороне. Люди увидят преступления Веридаса здесь. Шлисс, обезглавленный и обескровленный передаст свой меч и пламя в другие города. Нам же надо постараться, чтобы хаос как можно быстрее дошел до Централа. Маару и учителю не долго осталось. Передай Мак-Бауману, чтобы он начал перебрасывать рыцарей отсюда в столицу, ты тоже поезжай. Я догоню вас, когда город остынет до конца. Поняла?

— Да, уже иду.

Ал в припрыжку побежала прочь с холодной крыши.

Мужчина крепко сжал кулак и посмотрел на него, в мыслях гуляла одна помеха в его плане с Централом — Золотое Общество.

***

Николай молча сидел на деревянной кровати-полке, подогнув одну ногу под себя, он наблюдал, как за окном белые тучи бежали по голубому небу. Это предвещает жаркие дни, духоту и даже засуху. Значит, на улицы Централа выйдут целые бригады опрыскивателей, которые будут мыть дороги чистить газоны и поливать деревья. Это даст иллюзию, что город вновь ожил. Однако, даже сидя за решеткой в специальной тюрьме, Николай ощущал, что в городе становиться жарко не только из-за вышедшего солнца. Ночью он слышал, как люди ходят по улицам и говорят только об одном. Восстание в Шлиссе. Какой кошмар, сколько крови пролито. А ведь император обещал, что не прольется ни капли.

Теперь люди уже не боялись выходить на улицы и что-то обсуждать между собой. Хорошо то, что они пока просто обсуждали, группами по пять-десять человек. Не было никаких собраний с плакатами и массовых шествий. Но даже дурак понимал, что это лишь дело времени. Что еще немножко и люди выйдут на улицы всей толпой. Гарнизон города был выведен императором на север. Порядок в Централе остались охранять только пара тысяч золотых людей и полиция.

Странно то, что Николай сидел сейчас спокойно в белоснежной рубахе, немного не подходящей по размеру, в своих же штанах и сапогах. С него даже не сняли наградные часы, не надели колодок, наручей и прочего. Он сидел в камере один и исправно питался. Так прошла уже примерно неделя. Однако к нему не разрешали пускать посетителей и только сегодня он, наконец, договорился, что Сергей Сергеевич приедет. И то это потому, что сразу после Скреппа должен был начаться допрос лично Владыки Демиана.

Юноша не знал, кто, как относился к его недавнему поступку. Одобрять здесь уж точно было нечего — освобождение правой руки Чадаева это хуже чем измена… это диверсия. Но что сделано, то сделано — успокаивал себя Николай — что уж волноваться, если теперь твоя судьба не в твоих руках. Теперь стоит лишь надеется на благосклонность совета и лично Владыки.

Лишь одного он боялся по-прежнему, с той же силой. Встретится с учителем с глазу на глаз. Он не вынесет и минуты этой пытки… нет, пусть пришлют кого угодно, пусть даже Зак ему кости пересчитает, но ни за что Николай не хотел сейчас смотреть в глаза Скреппу. Он так редко видел учителя злым… по-настоящему злым, на самом деле, вообще никогда не видел, но строим да. Ласковая улыбка, как у доброго волшебника из сказок, всегда сопровождала его, с самой первой встречи тринадцать лет назад. Николай не хотел видеть его позор, то, что этот позор принесен им же. Мальчик по праву воспринимал его уже как отца.

Ближе к обеду Скрепп все же прибыл в камеру Николая. Ученик, стыдливо покраснев, отвернул голову к стене. Сергей Сергеевич, молча с серьезным лицом, смотрел на него, медленно подошел и сел на соседний стул.

— Друг мой…

Николая как розгой обожгли эти два слова. Он передернулся и отвернулся еще сильнее, чтобы учитель мог видеть только его затылок.

— Не отворачивайся от меня… Николай, я хочу, чтобы ты знал. Я не держу обиды на тебя… я понимаю, каково тебе пришлось. Николай, посмотри на меня

Николай посмотрел, Скрепп и в самом деле сидел, как ни в чем не бывало, с обычным добрым лицом, улыбкой немного скрываемой бурой бородой.

— Простите меня… — у Николая горло пересохло, и он с трудом говорил — я… ошибся… я…

К глазам подступили слезы, но юноша держал себя. Заплакать, это было самое правильное сейчас, но он не хотел еще больше позориться перед учителем. Скрепп встал со стула и присел на его кровать, взяв юношу за ладони. В глаза учителю по-прежнему смотреть не хотелось, они машинально отворачивались, извиваясь от контакта.

— Нет, друг мой. Ты не виноват, только моя вина в том, что я не учел силу твоих эмоций. То, что я плохой учитель. Может мне не стоило брать четырех детей… впрочем, уже не важно. Через час к тебе приедет Демиан, друг мой, ты в курсе?

— Да…

От этого на душу словно свалился еще больший камень, вдобавок к той скале, что уже была там. Владыка наверняка не простит его. Наверняка он так и просидит остаток дней здесь.

Скрепп начал давать какие-то незначительные советы, и Николай слушал их всерьез, потому что каждое его слово успокаивало нервы. Каждая мелочь, которой Скрепп просил уделить внимание, казалась тем шансом.

— Одним словом, веди себя естественно, понятно?

— Я понял, Сергей Сергеевич… можете рассказать как там Настя?

Скрепп улыбнулся, почесав висок.

— Мучает меня вопросами, когда тебя освободят. Она волнуется за тебя, Лена и Зак тоже места не находят.

Хоть какая-то хорошая новость за последнее время. Кто-то волнуется за него, любящий человек и друзья. Эта маленькая капелька счастья, наверное, единственное, что осталось светлого внутри Николая. Он закрыл глаза и постарался очистить голову от мыслей.

— Учитель. Если они не лишили меня золотой косички, значит ли это…

— Нет, нет… Не волнуйся, тебя ни кто не собирается изгонять из общества. Я этого не допущу. Но сейчас это и так ни кому не нужно… ты, наверное, сам понимаешь, что происходит? Все шепчутся за нашей спиной. Сейчас важен каждый золотой человек.

Он встал, еще раз похлопав юношу по плечу

— Не беспокойся. С таким резюме как у тебя, вопрос освобождения разрешиться почти сам собой.

Учитель вышел, камеру снова закрыли.

Николай вновь остался наедине с самим собой. Все те мыли, что терзали его о том, как учитель поведет себя, не давали покоя. И в голову приходили только самые страшные, в плоть до тех, что Скрепп откажется от него, или будет лично руководить казнью. Нет, теперь все это казалось бредом. Учитель не злился на него, но чувство вины все равно осталось. Сильное чувство, от которого хотелось зарыться куда-нибудь и молчать, не подавать ни малейшего знака о своем существовании. Николай закрыл лицо руками и тяжело выдохнул. Теперь оставалось дождаться суда Владыки. Он должен был приехать с минуты на минуту и юноша вслушивался в каждый шорох за дверью.

И вот, наконец, снова как в тот раз, в неизвестном месте. Стук множества каблуков за дверью. Кто-то приближается. Наверняка это он. На всякий случай Николай встал с кровати и начал поправлять свою одежду и волосы. Владыка идет не один, в коридоре множество людей. Теперь топот сконцентрировался возле двери его камеры. Щелчок и она отворилась.

Владыка вошел первым, следом за ним еще двое золотых людей. Демиан тут же кинул строгий взор на юношу, от которого ему стало не по себе. Николай хотел было сказать приветствующее слово, как и советовал Скрепп, но Владыка пальцем указал на Николая и двое его сопровождающих тут же быстрым шагом подошли к юноше и, взявши его за плечи, усадили за стол. Владыка тихо закрыл дверь.

Николай все же дернулся, что бы подняться и хотя бы поклонится вошедшим золотым людям, но его крепко держали за плечи. Что они делают? Николаю стразу вспомнилось избитое лицо Мак-Баумана и кровавые пятна в его камере. Он побледнел.

Демиан подошел ближе, снимая уличные перчатки. Его взгляд был отнюдь не добрым и неоправданно радостным, как обычно. Он строго смотрел на него исподлобья своим единственным сверкающим глазом. Было видно, что старик не выспался… да и понятно почему. События на севере не дают сейчас спать никому. Удивительно, что он вообще нашел время для таких подонков и изменников как Николай.

Юноша чувствовал, как дрожат его пальцы, руки вспотели, а сердце билось уже в горле. Даже в глазах начало темнеть от страха. Но сейчас нужно было держаться. Нужно стойко принять ответственность за свои поступки. Самое суровое наказание еще со студенческой поры — Владыка выглядел сейчас именно так, как будто Николай не подготовился, но должен был. Хотя, если подумать, юноша никогда не видел Демиана в гневе… наверное, об этом лучше не думать. Волновались, похоже, и вошедшие с ним люди, перечить ему вообще никто не смел. Это был уже другой человек, не тот улыбчивый старичок.

Владыка погладил пальцем острие уса и махнул легонько ладонью. Николая тут же отпустили, теперь юноша словно прирос к стулу. Он сразу убрал руки со стола на колени, чтобы никто не заметил дрожи.

— Ну что… наигрался? — сказал Демиан

Николай опустил голову. Эти слова отдались как пуля в сердце. Надо же что-то ответить… или нужно молча все выслушивать. Все то, что говорил Скрепп, разом выветрилось из памяти.

— Кто тебе приказал искать Чадаева?

Николай молчал, закрыв глаза.

— Кто! — Владыка ударил кулаком по столу так, что аж деревянные ножки затрещали. Поразительная сила в преклонном возрасте, подумал Николай, вздрогнув.

— Я сам решил найти его… я больше не мог ждать… мой отец

Владыка внезапно резко успокоился и начал обходить Николая, не спуская с него взгляда. Юноше еще больше стало не по себе, было страшно взглянуть ему в лицо. Куда он направился, зачем остановился за его спиной?

Он стоял так несколько минут в абсолютной тишине. Двое остальных золотых людей даже стали переглядываться между собой. Но то, что Владыка сделал дальше, чуть ли не повергло в обморок Николая.

Демиан легонько схватил его за горло. В голове сразу же всплыла боль от синего пламени Чадаева. Но Демиан просто держал его и нащупывал пульс. Николай дрожал, как будто сознание само, вспоминая то ужасное пламя, жгло ему горло прямо сейчас. Владыка обладает совсем другой четвертой составляющей, и если он сейчас ее использует, то от головы Николая останутся только кровавые ошметки. Дыхание сбивалось, он думал, что еще чуть-чуть и Владыка начнет душить его.

— Он делал так же? — спросил Демиан

Николай кивнул, он уже не мог говорить.

— Бедное дитя… это моя вина… это я его так наказывал за непослушание, теперь он вырос и так пытает других.

Владыка снял руки. Его голос стал нормальным, как будто он пришел к Николаю не в камеру, а в гости домой.

— Сердце у тебя бьется… боишься?

Николай снова молчаливо покивал. Но такая манера речи уже вселяла в него определенную надежду. Владыка спокойно продолжал

— Зачем ты освободил Мак-Баумана? Я же говорил, что его следует казнить… а теперь у нас нет козыря, что успокоит людей в Централе.

Владыка уловил на лице юноши раздражение от слов о казни Артура и махнул рукой.

— Я здесь все равно не для этого, майор. Значит ты встретился с Чадаевым?

Николай посмотрел на него

— Да… но на ваш следующий вопрос о его тайных квартирах я не знаю ответа… Меня держали где-то в Централе… я не мог понять где, в каких-то сырых помещениях.

— Сырых?.. в канализации он вряд ли мог скрыться. Ты общался с ним один на один?

— Там были его люди… у них даже своя форма есть

Владыка растер глаза и как бы невзначай спросил.

— Ты выяснил что-нибудь про Драгана?

Юноша молча смотрел под стол.

— Николай… взгляни на меня. Ты что-нибудь выяснил?

Он еле заметно покачал головой, Владыка заметил, как его глаза заблестели

— Владыка… он просил передать, что скоро лишит нас императора… я слышал, как он намеревался поехать в Шлисс

Демиан промолчал, не спуская с него взгляд.

— Надо позаботиться о безопасности Его Величества…

— Значит, совет не ошибся, Чадаев и в самом деле замешан в розжиге восстания… он снова нас опередил — Владыка оперся локтями на стол и закрыл глаза — сначала Шлисс, потом мы — он попросил у своего подчиненного какую-то газету из рук и передал ее Николаю.

На первой же строке большими буквами было написано «БЛИЗИТСЯ ВОЙНА?» и далее шла сводка потерь и подсчетов ущерба после ночного бунта в Шлиссе, а так же про маленькие кусочки районов, откуда бунтовщиков еще до сих пор не выбили.

— Его величество ввел третью армию? Она же входит в состав гарнизона Централа — Николай недоуменно посмотрел на Владыку, тот утвердительно покивал

— Выбора не было. Основные части армии сейчас в других северных городах.

Николай молча положил газету на стол.

— Обрати внимание еще на эту статью… — Демиан ткнул в самую нижнюю колонку — тут сводка из миграционного бюро Централа. За последний месяц в столицу переселилось множество людей с севера. Они выдают себя за беженцев… но я не уверен в этом.

— Почему? Люди бегут от войны

— Вместе с беженцами сюда проникнут и люди Чадаева. Совет считает, что Шлисс лишь репетиция перед главным действом.

— Что мы будем делать с Его Величеством?

Владыка встал из-за стола и направился к выходу, его люди пошли следом.

— Император тайно покинул столицу, я его убедил. Теперь следующее.

Он достал из внутреннего кармана какую-то бумажку и передал Николаю.

— Это приказ о твоем помиловании. Не думай, что я так просто забуду твою выходку, но сейчас мне нужна помощь. Я уезжаю в Шлисс. Командование обществом в столице на себя возьмет Сергей Скрепп. Думаю, ему будут нужны все ученики.

Николай встал из-за стола и поклонился Владыке. Кажется, случилось, то, о чем он и мечтать не мог. Настало время вздохнуть спокойно.

***

Больше половины июня минуло с того дня, когда в Шлиссе пролилась кровь. Теперь хороших новостей оттуда можно было и не ждать, город занят армией, солдаты мало-помалу разгребали тот погром, что устроили его собственные жители. Люди словно испарились, ни одного человека на разрушенных улицах, пустые черные окна по ночам. Никакого света вообще, даже обыкновенные уличные фонари перестали зажигать, только факелы в руках патрульных отрядов. Армия все еще была настороже. Но город уже был лишен той нагнетенной атмосферы, что привела к пожару. Однако, этот огонь начал перекидываться в соседние города, и там уже засверкали факелы и плакаты с лозунгами. Даже под прицелом солдат, люди не собирались отказываться от свободы.

Тем временем, и в Централе пугающая тишина все чаще по ночам сменялась какими-то парадными шествиями. Официально они были как простые митинги в поддержку мира, но люди прекрасно понимали, зачем собрались здесь. Нужно сказать свое слово, сделать так, чтобы народ услышали. Остановить бойню на Севере можно только здесь, считали митингующие. Сердцами большинство из них было с Шлиссом, и пока что, люди только говорили, не собираясь «слишком тесно» и не беря в руки оружие.

Владыка задержался в командировке, но Сергей Сергеевич прекрасно выполнял его работу в столице. Вернее сказать, он прекрасно отдавал распоряжения своим ученикам, которые метались по разным местам города с проверками полиции, тюрем. Еще они руководили контролем над мирными шествиями. Одним словом, Николай почувствовал себя вторым человеком во всем Золотом обществе, пока Скрепп принял на себя роль Потестаса. Главным, если не считать Совет, который начал собираться гораздо чаще… его члены, старейшие золотые люди, были охвачены страхом, если не паникой. Непонятное и ужасное время, чтобы не допустить оплошность Совет собирался по любым пустякам и требовал присутствия всех золотых людей от пятого уровня. Поэтому к бесконечным поручениям Скреппа на ребят свалились нудные заседания стариков.

В конце июня, наверное, самой солнечной погодой последних дней началось утро Насти и Николая. В кои-то веки, поражаясь самому себе, Николай проснулся раньше девушки. В чистой комнате, где у каждой вещи, от письменного пера до толстенных книг, было свое место, все переполнялось светом. Словно каждая вещь сама его излучала. Юноша открыл глаза и медленно протер их пальцами, изгоняя остатки сна. Приподняв немного голову, он посмотрел вокруг.

Ну вот… опять — Николай, как и всегда, распластался по всей кровати, лежа чуть ли не звездочкой. Настя была вынуждена довольствоваться правым краешком. Она мирно спала на боку, лицом к Николаю, ее рука во сне случайно оказалась на груди юноши, и теперь она ладонью чувствовала биение сердца, для нее это была словно колыбельная. Николай улыбнулся и аккуратно, чтобы Настя не проснулась, снял с себя руку и повернулся к ней. Он поправил ее длинную золотую прядь на челке, которая еле-еле выделялась среди светлых, почти белоснежных волос. Юноша смотрел на ее лицо… такое невозмутимое, умиротворенное, но даже сейчас, во сне, она казалась немного грустной, взволнованно грустной. Именно такой, какой она стала в последнее время. И для Николая это стало чуть ли не самой страшной тайной последних дней. Что с ней случилось? Этот отрешенный взгляд, который изредка посещал девушку… она чаще стала смотреть в окно на пустые улицы и может быть, даже немного жалела, что сезон дождей окончился. Не то, что бы это пугало Николая, но страшно за нее было по-настоящему. Этот необоснованный страх и заставил его подняться первым. Надо сварить кофе.

Чайник закипал, Николай, в одних штанах и не застегнутой бордовой рубашке, нарезал тоненькими ломтиками сыр. Изредка он поглядывал на часы — уже почти восемь утра. В девять сегодня намечалось очередное собрание Совета, и Настю и Николая, как майоров Золотого общества там непременно ждали. От одной мысли, что снова придется часа на четыре делать умный, слушающий вид, становилось тошно… спасал только запах заварившихся зерен кофе. Великолепно… Николай не представлял, как мог жить раньше без него, в детстве ни про какие горячие напитки он слыхом не слыхивал.

Николай еще не собирался будить девушку, он рассчитывал, что утренний завтрак сам ее пробудит и приведет на кухню. К тому же от ее квартиры до штаба было рукой подать и спешить было некуда. От одной мысли, что Настя проснется от аромата кофе, становилось так тепло, что улыбка появлялась сама по себе. Еще чуть-чуть, невидимый пар уже почти дошел до приоткрытой двери спальни.

Раздался оглушительный звон телефонного аппарата.

Сердце Николая сразу потяжелело в сто крат. Он ринулся к телефону, да так быстро, что в мгновении ока уже попал в другую комнату и поднял трубку. Телефон успел прозвенеть только два раза, но теперь не стоило и надеется, что именно кофе легонько убрало сон девушки. Нет… это самым варварским способом сделал Зак.

Он позвонил Николаю предупредить, что они с Леной уже выехали из своего дома и направляются сюда, чтобы подбросить их. Что б тебя, Зак — сдерживался Николай. Он и в самом деле хотел закричать на него, мол, не нужна никакая машина… но Зак был непреклонен. Теперь, после того как Николай освободил Мак-Баумана, чтобы добраться до Чадаева и узнать про отца, Зак по настоящему «обиделся» на него. Он совершенно не понимал, зачем этот идиот в одиночку помчался сломя голову навстречу неминуемой гибели… да еще в итоге спас Артура, которого они вместе с таким трудом поймали. Теперь Зак по-настоящему вошел в роль старшего брата, словно с катушек слетел, особенно по отношению к Николаю. И юношу раздражало, что его друг контролирует каждый его шаг.

— Ясно! — Николай хлопком повесил трубку и дальше уже бормотал про себя всякие слова о Заке.

Когда он вернулся на кухню, то увидел, как Анастасия перемешивала сахар в его кружке, и затем в своей. Юноша почему-то почувствовал себя немножко виноватым… хотя сам толком не мог сказать почему.

— Доброе утро — опередила она его

— Доброе… — тихонько ответил он и присел за стол, возвращаясь к нарезке сыра.

Анастасия была в одном халате и вроде ни куда не спешила. Скорее всего, она просто забыла о том, что через час им уже надо быть на собрании Совета. Юноша посмотрел в прихожую комнату. Там, возле входной двери, друг на друге лежали две их сабли в ножнах. Надо бы поточить — подумал Николай и тут же отправился за ними. Настя как-то косо взглянула в его сторону, не понимая, зачем каждый день он натачивает клинки, словно каждый день применяет оружие. Николай чувствовал, как эта подготовка к бою раздражает девушку. Чувствовал, как начинали дрожать ее руки, но она старалась не подавать виду. Закончив со своей, он вынул из ножен ее саблю.

— Мою не надо, Николай, прошу тебя… — тихо сказала она, легонько взяв за его руку с точильным камнем.

Николай пожал плечами и отложил клинки в сторону.

— Кто звонил?

— Свиридов… — Николай вздохнул, — приедет сейчас

Анастасия подала ему чашку с кофе и присела рядом за стол. Он сделал несколько глотков.

— Теперь вы зовете друг друга только по фамилиям?

Николай опустил глаза. Он и вправду только сейчас осознал, что уже не может вспомнить, когда в последний раз произносил имя Зак. Да и тот, с недавних пор зовет его только Владыч.

— Само как-то получается…

Анастасия тоже попробовала кофе. Ее глаза закрылись и на лице, на какой-то жалкий миг, наконец, появилась та легкая улыбочка, давно переставшая быть обыкновением для девушки. На какой-то миг, она снова, как будто ожила. Но когда она успела так измениться? Это случилось, когда Николая держали под арестом. Анастасию словно подменили… или вернее наоборот, давали о себе знать те серые, безжизненные глаза, которые появлялись всякий раз, когда Владыка зачитывал новые указы империи, когда в газетах огласке придавались героические подвиги золотых людей по усмирению морально павших и возвращению их на путь Истинный.

— У тебя получился бесподобный кофе, — она положила свою ладонь на его — правда… научишь меня?

Николай улыбнулся, вспомнив, сколько времени Настя убила ради того, чтобы показать, куда нужно насыпать зерна, как их перемалывать, до какой степени нагревать воду, как правильно перемешивать. Сколько ошибок она выпивала со словами «не плохо». Но теперь Николай понял, что он сделал хороший утренний подарок. Он медленно приблизился к лицу девушки и тихонько поцеловал ее в шею. Настя опустила глаза. Теперь эти глаза вновь стали небесно голубыми, вновь засверкали.

— Эмм… а не рановато ли для гостей… Зак собрался навестить нас в девять утра? — смущенно перевела она разговор.

Николай замолчал. Значит, она все-таки не знает, что на девять назначен Совет. Если он скажет ей, то много радости это не принесет. Что если не пойти? Пропустить… нет, это не возможно. Зак сбросит его со шпиля Штаба Золотого Общества за такие прогулы, да и не могут ученики самого Скреппа пропускать. Это будет позор для учителя. Юноша поник головой, не зная, что сказать и Настя, словно почувствовав его смятение, начала взволнованно глядеть на него.

— Что?.. — тихо спросила она

— Ты разве не знаешь, что через час нам надо быть в зале Совета?

Возможно, не стоило говорить это так прямо. Раздался грохот бьющейся чашки. Кофе разлилось чернотой по белому мраморному полу. Настя случайно выронила свою чашку, когда услышала про Совет. Ее рука резко ослабла, и пальцы не смогли удержать кофе. Она тут же прикрыла рот ладонью, испуганными, вновь посеревшими глазами смотря на кофейную лужу.

— Ой… нет… я уберу

Николай тут же остановил ее за руку и отдал ей свою чашку.

— Не беспокойся об этом, я уберу.

Теперь Настя, поникшая и виноватая, сидела молча, смотря в свою кружку. Больно много страшного произошло в одну секунду для нее. Обременить человека скорым заседанием и к тому же лишить кофе.

— Не к добру это… — сказала она

— Да ладно тебе — Николай уже почти закончил протирать пол — всего лишь кофе.

Настя оперлась на руку и закрыла глаза. Целую вечность, десять минут никто не произнес ни слова. Девушка не хотела притрагиваться к его кофе. Николай закончил убирать осколки.

— Как думаешь, — как бы невзначай спросила она — слухи о том, что в Шлиссе работал отряд золотых людей… это правда?

Николай на секунду замер. Он не очень-то любил доверять слухам, но больно уж на правду смахивало все это. Не зря же Владыка уехал на север. И кому в голову из начальников северного отделения придет мысль посылать для убийства… для кары тех, кто призван вести к свету. Если это правда, то репутации Золотому Обществу будет нанесен такой удар, что страшно даже подумать, что с ним станет. Реорганизация, не иначе… причем не сверху, а снизу. Но дело даже не в самом обществе, Настя не просто так спросила… она наконец-то дала подсказку на причину всего своего беспокойства. Может быть, именно это ее терзает? Виноваты ли те, кому они служат… а может быть, и мы сами уже цепные псы? Нет, для Анастасии лучше будет умереть, чем исполнять такие приказы. Стало вдруг холодно и страшно.

— Я не знаю… — честно признался он

В дверь постучали. Зак приехал, как и обещал, в половину девятого.

«Арон» мчался по одному из шоссе Централа. Штаб уже виднелся в окнах. В последнее время, столица немного изменилась. Теперь, вместо прогуливающихся в нарядных бежевых и голубых пиджачках и длинных платьях пар, вместо бесконечного потока машин и карет в обе стороны улицы, половина города как будто съехала на дачи, но это было не так. Вместо всего этого по тротуарам в ногу шагали люди в белых гимнастерках, плотных штанах и сапогах с оружием за спиной. Это патрульные отряды полиции и остатков гарнизона, обеспечивающих правило Совета о запрете сбора лиц больше чем пять человек вместе. Нельзя теперь было собираться и на площадях, рояли были убраны с набережной, там все равно никто не гулял, а жаркая погода могла навредить инструментам. Но город теперь нельзя было назвать мертвым, каким он был месяц назад. Кто-то все же спешил по каким-то делам. То и дело, на светофорах скапливались заторы из автомашин. Правда, люди словно забыли, что такое улыбка, как приятно поприветствовать в старой доброй столичной традиции незнакомого прохожего. Теперь люди приспускали кончик шляпы, чтобы скрыть лицо от встречно идущего человека. Шляпы стали в моде. Теперь здесь каждый был сам за себя, все обособилось. Все чаще и чаще полиции не хватало времени, чтобы успеть на все вызовы. Мародеры начали царить в городе. И даже под угрозой казни за моральное нарушение законов свитков, они продолжали воровать чужое. Вера в Истину таяла вместе с порядком. И теперь в сердцах людей появлялся новый принцип «все дозволено». Теперь они требовали не только свободы мысли, но и свободы времени. Никто не смел указывать им более, они сами знают, чем занять себя. Не все, но большинство. А те, кто все еще оставались в чести, сидели дома и молча смотрели как их город с каждым днем, под солнечную погоду погружался во мрак. Они, кажется, и сами запутались, кто прав, а кто виноват. Тем не менее, Николай не сомневался, что просто так это в людях не появилось. Тем более в Централе… это не дикий север. Кто-то принес сюда дух Шлисса.

— Что с этим чертовым городом?.. — бубнил про себя Зак, перебирая пальцами по рулю, когда они стояли на светофоре, и оглядываясь по сторонам. Он выглядел так, словно все подряд, даже сам воздух столицы раздражал его. Еще немножко и он начнет с ним потасовку.

Лена сидела рядом, на переднем кресле, и поглаживала мужа за плечо. На ее лице была по-прежнему та же немного хитрая улыбочка, словно она выжидала момента пошутить над Заком.

— Ну, ну, ну… успокойся, дорогуша — говорила она как с ребенком — не все так плохо… только солнце печет и учитель дорвался до власти, а в остальном ничего не поменялось. Ну, если тебе так не спокойно, то я обещаю что съездим на зимние каникулы куда-нибудь в сторону океана.

— Лена, может у тебя плохо с картами, но единственный океан в Веридасе находится за тайгой на севере. А в сторону севера я вообще даже смотреть не хочу… Поедем на восток, в твой Архел.

Лена посмеялась

— Дорогой, ты же ненавидишь горы

— После того, что натворили эти придурки из Шлисса, я готов отправиться куда угодно, только бы не сидеть здесь.

«Арон» выехал на свободную часть дороги и Зак вжал педаль еще сильнее. Машина ускорилась и понеслась уже с такой скоростью, которую едва можно было назвать разрешенной в городе.

Николай и Настя сидели на заднем диване. Девушка безразлично смотрела на пустые улицы, и как только по тротуару проходило хоть какое-то живое существо, будь то животное или человек, она сразу приковывала к нему свой взгляд. Николай изредка поглядывал на нее, и каждый раз мысли в голове становились все тяжелее и тяжелее. Он заметил, с какой неприязнью приняла она последние слова Зака.

— Придурков из Шлисса? — тихо и строго ответила она — Зак, ты понимаешь своей твердолобостью, что там люди гибнут? Что там сейчас стреляют в своих же… а ты… — она прикрыла лицо руками. Голос ее задрожал. Зак на секунду посмотрел на нее через зеркало, но свой ответ словно проглотил, промолчав.

Анастасия вновь уставилась в окно, на сей раз, наблюдая за бесконечными рядами деревьев сливового сада, а может за своим отражением на стекле. Николай подвинулся к ней.

— Ты себя плохо чувствуешь?

Девушка посмотрела на него. Бледное лицо вновь скрасилось улыбкой, но уже не настоящей. Она вязла его ладонь и легонько качнула головой.

— Да… так и есть — шепнула она, поглаживая ладонь, — что-то мне нездоровиться

Николай обнял ее и положил на себя. Он закрыл глаза и не открывал до того момента, пока не почувствовал, что машина постепенно и существенно теряет скорость.

Прямо по автостраде, в нескольких сотнях метров от площади Штаба Золотого Общества, образовалось настоящее столпотворение. Люди перекрыли дорогу и теперь машины стояли здесь как в ловушке, потому что, народ постоянно пребывал. И все люди шли в одном направлении, все шли в штаб. На площадь их не могли впустить, это была закрытая территория, но кто знает, может уже никто и не станет спрашивать разрешения. Такого большого столпотворения Николай никогда еще не видел. Даже те картины, что невольно всплывали в памяти, когда на площади его родного города вывешивали списки погибших, даже та толпа была лишь жалкой каплей, по сравнению с этой. Это была настоящая движимая масса. Кто-то шел свободно по шоссе, кто-то еще реагировал на возмущенные сигналы водителей. Шум не было слышно пока только потому, что «Арон» был хорошо звукоизолирован. Машина, в конце концов, остановилась, Зак уже просто не мог ехать дальше, иначе он кого-нибудь задавит. Хотя судя по тому, как он усердно бил по сигналу на руле и ругался, морально он был уже готов вдавить педаль. В нескольких метрах от въезда в штаб было не протолкнуться. Казалось, люди сами в себе застряли там на воротах. Николай смотрел на них. Самые разные мужчины и женщины. Те, кто когда-то давно прогуливался по улицам, или спешил на фабрику или еще куда. В пиджаках или простой рубахе, все они ломились в одну сторону.

— Что будем делать? — спросил Николай, уже начиная нервничать, опасаясь, что толпа сейчас займется машиной. Он вглядывался между людьми и старался найти хоть одного золотоволосого человека в бордовом плаще. Время было почти девять, наверняка все золотые люди уже собрались в зале совета или хотя бы на площади. Они наверняка в курсе, что у них под носом сам собой возник не санкционированный митинг. И тут его по-настоящему ударило холодом… Что Сергей Сергеевич будет делать с этой толпой? Николай тут же посмотрел, есть ли у кого в толпе оружие или хотя бы палки, но кроме свернутых плакатов никто ничего еще не нес. Как им теперь справляться с этой толпой?.. а что если это превратиться во второй Шлисс? Как не вовремя все они здесь собрались… теперь неверный шаг Золотого Общества может подорвать веру в него. А она и так слаба. Словно какой-то умелый шахматист сделал свой второй ход. Николай с надеждой взглянул на Зака, он ждал от него, как от старшего брата, выхода из такой ситуации.

— Пошли — твердо отвесил Зак и заглушил двигатель автомобиля. Машину придется оставить здесь, прямо посреди дороги. Назад она уже тоже не проедет, толпа все увеличивалась.

Сделав по глубокому вдоху, словно готовясь нырнуть в пучину, ребята резко открыли двери машины. Уши сразу разрезал громкий крик отовсюду. Люди кричали со всех сторон, пытаясь вырваться на площадь. А может они уже вырвались и криком торопили друг друга, чтобы каждый оказался там. Зак тут же собрал ребят за собой, и повел к входу. Николай увидел, как некоторые уже не стремились к воротам, а перелазили через трехметровую декоративную ограду. И теперь можно было начинать волноваться по-настоящему, потому что у таких в руках были биты и ломы.

Но, когда люди заметили вышедших ребят, заметили их форму и золотые волосы, то словно как по команде… а может, руководствуясь нажитым страхом, или действуя по инерции, они начали уступать золотым людям дорогу. Тем не менее, взгляд их был озлобленный и косой. Они прятали свои глаза от них, чтобы ненароком не навлечь на себя беду. Хотя ребята все равно заметили их настрой. Протесняться через них было сложно. Николай боялся, что того гляди сейчас кто-то не выдержит и нападет на него или на Анастасию.

Из толпы буквально вынырнула, откуда не возьмись, пожилая женщина с ребенком в руках. Она встала точно перед Николаем, отделив его и Настю от Лены и Зака. Женщина тряслась и то ли укачивала ребенка под такой дикий шум толпы, то ли ее руки были уже больны, и тогда бедному дитя оставалось только соболезновать. Она уставилась в глаза Николю, как будто старая ведьма, карга, проклинала его всеми словами, но мысленно. Юноше стало настолько противно видеть старуху с трясшимся на руках ребенком, что он захотел бесцеремонно оттолкнуть ее и пройти дальше. Но она продолжала сверлить его своим взглядом. Николай почувствовал, как к его спине сзади прижалась Анастасия. Что это… неужели она настолько напугана? Надо действовать.

Старая женщина, взяв ребенка на одну руку, другой жалобно вцепилась Николаю в рукав бордового плаща, царапая своими грязными ногтями золотые листки и лозы растений на нем.

— Милый господин — прокряхтела она жалобно, уже готовая свалиться на колени перед ним — что же это… у меня в Шлиссе дочка… как же вы… нет…

Где-то вдалеке послышался голос Зака, который уверенно рассекал собой толпу, приближаясь к входу и ведя за собой Лену.

— Владыч! Шевелись давай!

Николай осознавал, что ни в коем случае нельзя отставать. Подобно Заку, который отвечает за свою жену, он сейчас отвечал за Анастасию. Свободной рукой, Николай взял ее дрожащую ладонь. Не бойся, я рядом — твердо засело в голове.

Женщина продолжала дергать его за рукав плаща. С каждым рывком она тянула все сильнее и сильнее, словно хотела оторвать для себя кусочек ткани. Все это выглядело настолько безумно, что Николай даже не верил, что перед ним стоит человек. Он даже заметил, как вытекает белая слюна у нее изо рта. Еще немного и плащ порвется. Но, юноша не знал что делать. Не будь Насти за спиной, он давно бы уже откинул женщину от себя и прошел. Но при девушке силой разрешать вопрос рука почему-то не поднималась. С другой стороны, Настя сейчас прижалась лицом к его спине и ничего не видит.

Николай схватил той рукой, которую она его дергала, за никчемную кофту старухи и злым, сухим взглядом уставился ей прямо в глаза. Женщина тут же замолкла и со страхом посмотрела на него. Он медленно приблизился к ее лицу и с отвращением, еле сдерживая себя, прошипел — пошла прочь, старуха…

Юноша отвел ее рукой в сторону, но женщина обо что-то споткнулась и начала падать. Николай, даже понимая, что у нее на руках ребенок, не поспешил ее ловить. К счастью, точно сзади стояло двое мужчин, которые подхватили старуху и удержали ребенка.

— С вами все в порядке, не ушиблись? — спросил один из них, старуха, все еще находясь в прострации от увиденного, на автомате кивнула пару раз, уставившись в одну точку. Ребенок громко заорал в истерике.

Эти два мужика озлобленно взглянули на Николая. Но не один не осмелился сделать и шагу к нему. Тот, что постарше, с пышными рыжими усами и крепким телом, как будто день и ночь работал на шахте, сквозь зубы крикнул

— Паскуда… что же ты делаешь

Юноша посмотрел на него. Не то, чтобы его задели эти слова, но в голове снова промелькнула мысль, что если бы рядом не было Насти, то сейчас он бы избил этого человека. Избил того, кто ему по возрасту в отцы годится. Он проглотил все, что накипело внутри, и отвернулся. А мужика с рыжими усами, рядом стоящие товарищи уже начали удерживать за плечи… они боялись, что их друг сейчас нападет на мальчишку и тогда первая кровь прольется не с той стороны. А ведь тот господин в красном галстуке точно объяснил, что пока золотые в них не выстрелят, у них нет никакого права нападать.

Николай схватил Анастасию за руку и повел через толпу.

Половина площади перед фасадом штаба была переполнена людьми, но дальше шла та незримая граница, что не давала идти простым людям вперед. Эта граница часто останавливала такие собрания, не позволяя им перелиться во что-то более серьезное. Эта граница есть, тот страх, что заставлял людей пока не приближаться, а лишь что-то кричать в сторону Золотого Общества. Эта граница есть расстояние оружейного выстрела.

Теперь в толпе можно было у каждого заметить то, чем можно было проломить незащищенную голову. От топора до биты. Огнестрельного оружия пока никто не видел, но зато повсюду, тут и там вперед стали пропускать тех, кто пришел сюда с транспарантами в руках, с плакатами «Свободу Шлиссу!» и «Долой насилие!». Обыкновенное мирное требование, которое звучит так радикально в этой стране. Никто не подходил близко, только отдельные золотые люди, как и ребята, иногда протискивались через нее и бежали к своим.

Солнце окончательно поднялось даже над самым высоким зданием Централа. И теперь его лучи разделили площадь на два участка — освещенный и не освещенный. Большая тень от громадного купола, занимавшего большую часть крыши штаба, ложилась прямо на первую половину площади. Как раз туда, где находился ступенчатый подъем, туда, где сегодня выстроились шеренгами отряды золотого общества и полиции. В два ряда друг за другом они спокойно стояли с карабинами и наблюдали собирающуюся толпу. Их не так много, но достаточно, чтобы перекрыть вход в штаб. Защитить самое сакральное — семь золотых свитков. Никто из простолюдинов не должен трогать их, он даже смотреть на них не имеет права. На лестницах, возле колонн стояли друг на друге зеленые и серые ящики. Несколько людей бегали то к ним, то к отрядам. Но в основном все стояли и наблюдали за толпой. А толпа с замиранием сердца смотрела на них. Те, кто еще хоть чуть-чуть сохранял веру в Золотое Общество, не верили своим глазам. Золотые люди выстроились против простых людей.

«Вы! Те, кто призваны освещать простым людям путь, вы встали против них. Теперь вы винтовкой загоняете людей на путь Истинный. Что сказал бы Алекс Веридас, увидев вас. На этой площади только один изменник… и сейчас он находиться в тени собственного величия».

Эти громкие слова выкрикнул один из зачинщиков собрания. Человек в маске и черной мантии, вся голова скрыта под большим капюшоном. Только лишь небольшой кусочек красного галстука виднелся под воротом. Люди слушали его, слушали охотно. Правда, не все… Некоторые, совсем малая, ничтожная часть, поняли, к чему идет дело, и начали спешно покидать площадь. Толпа начинала гудеть все сильнее и сильнее.

Ребята почти добрались до своих. Анастасия, наконец, разглядела, что в руках полиции и золотых людей находятся карабины.

— Что они делают? — спросила она у Николая, но тот лишь пожал плечами, хотя прекрасно понимал, зачем им оружие. Настя и сама догадывалась… но от этого ей становилось только хуже.

— Те немногие, что пришли на Совет? — сказал Зак, оценивая силы — похоже заседание отменяется. Надо найти Сергея Сергеевича.

Скреппа было легко найти, ведь именно ему было поручено охранять порядок в городе и руководить Золотым Обществом. Сейчас он находился там, где должен был. Среди своих подчиненных, за отрядами. Он трепетно смотрел на каждого золотого человека, готовый взять оружие у любого и проверить готов ли тот к бою. Он чувствовал ответственность за каждого, кто находиться здесь. Но в суете его было сложно узнать — запыхавшийся человек, с растрепанными волосами, побелевшем лицом, весь в поту, словно его охватила лихорадка.

— Вон он — показал на учителя Николай

Ребята побежали в его сторону. Хотелось поскорее попасть «под крыло». У Скреппа не было оружия, сейчас он раздавал команды и переговаривал с другими офицерами полиции, что делать.

За спиной у ребят, от толпы начали раздаваться оглушительные звуки, руки сами по себе тянулись к ушам, чтобы хоть как-то их уберечь. Люди начали стучать всем, чем попало, всем, что было в руках, по брусчатке, по металлическим ведрам и даже щитам, взявшимся непонятно откуда. Ряды полиции и золотых людей зашевелились, пока что они только переглядывались неодобрительно меж собой. Протестующие своим стуком добились цели, они вселили хоть какое-то беспокойство в золотых людей. Через шум бьющих предметов то и дело золотым людям перекидывались громкие слова. Толпа больше не стеснялась выражений… началась новая фаза. Теперь они не пропускали через себя золотых людей на площадь. Тем приходилось делать большой круг, чтобы войти в штаб через парк с противоположной стороны. Теперь любого человека с золотыми прядями могли прихлопнуть прямо на месте.

Однако толпа еще не решалась подходить ближе к штабу. А может просто ждала чьей-то команды.

— Профессор! — закричали ребята, подбегая к Скреппу. Сергей Сергеевич обернулся, и ученики замерли, остолбенев от увиденного. Учитель тяжело дышал, хрипел… словно один на один в голове уже сразился с толпой. Весь мокрый и бледный как снег, он смотрел на них стеклянными — Николай не хотел верить что напуганными — глазами. Он не поприветствовал их как обычно, с доброй улыбкой и раскрытыми руками, сейчас было не до распростертых объятий. Зак тут же вышел вперед к нему и, с серьезным, готовым на все видом, пожал Скреппу руку.

— Ребята… наконец-то, вы пришли.

Учитель чуть ли не падал на колени от бессилия. Он искренне, почти до слез, был рад видеть своих учеников. Зак крепко сжал его руку и со всей твердостью в голосе сказал

— Можете на нас рассчитывать.

Скрепп покачал головой и подозвал ближе остальных учеников.

— Они нарушили связь в городе, я не смог дозвониться до вас. Я приказал всем патрульным стекаться сюда. С юга, самый близкий, кто успеет подойти это двадцать восьмой корпус гарнизона Литы. Не много… но хотя бы что-то. Их нужно дождаться. Я слышал, что такая же толпа сейчас собирается перед Императорским дворцом

— Как по щелчку пальца?

— Именно, друг мой… именно… У нас нет сил ломиться туда сейчас, поэтому ждем подкрепление и защищаем штаб.

Анастасия начала осматриваться по сторонам. В основном, она не спускала глаз с выстроенных отрядов золотых людей, которые все еще молча смотрели на другую часть площади. Бойцы подтаскивали серые и зеленые ящики прямо им за пятки… в них лежали патроны. Это означало, что Скрепп рассчитывал открыть огонь по протестующим. Настя, не верила своим глазам.

— Что здесь происходит… профессор? — сказала она — почему у наших оружие в руках?

Казалось, только она могла спросить это. Только она до последнего не хотела пускать в голову саму мысль о том, что золотые люди встали против людей. Не может быть… нет. Это не правильно… это ошибка. Скрепп догадывался, что она не примет этих решений. Он хорошо знал ее, как ученицу, поэтому сразу же, как можно мягче ответил

— Для нашей же безопасности, Настя. Мы не можем допустить их к свиткам.

Послышались какие-то щелчки. Все сразу развернулись. Звук был такой, как если бы сейчас внезапно начался град и громадные куски льда начали падать на площадь, с треском разбиваясь. Но небо было ясным, это был не град. Из толпы в сторону золотых людей полетели камни. Они не долетали до отрядов и разбивались на куски, но теперь было ясно, на что настроена толпа, к чему готова. Если сейчас в них летят груды камней, то дальше будет хуже. Издалека в толпе можно было заметить, как тех, кто кидает камни, еще пытаются останавливать другие люди. Там завязывались потасовки, и было видно, как потом тела людей утягивают под руки внутрь человеческой массы. Вскоре камней полетело еще больше, но ни один из них по-прежнему не долетал.

Зак, видя все это, решительно спросил у Скреппа

— Профессор, вы хотите, чтобы мы тоже встали с оружием в отряд?

Из-за общего шума было с трудом докричаться друг до друга. Поэтому Сергей Сергеевич, немного подумав, принял для себя тяжелое решение. Он тихо кивнул головой, опустив глаза, и Зак тут же помчался наверх к ящикам у колонн за карабинами. Внутри Николая все поникло. И дело вовсе не в том, что ему первый раз доведется держать в руке настоящее оружие. Дело даже и не в том, что из него придется по кому-то стрелять. Юноша волновался по другому поводу, он посмотрел на трясшуюся Настю. Свой страх она хорошо умела скрывать… но сейчас смятение окутало ее с ног до головы. Сергей Сергеевич заметил это и сразу подошел к ней.

Девушка сначала отшатнулась от него, но Скрепп настойчиво и крепко взял ее за плечи, заставив посмотреть на себя. Первый раз он видел ее такой. Широкие дрожащие глаза, полные страха.

— Я все понимаю, Настенька — Скрепп не отрывался от ее серых глаз, прекрасно осознавая, что и сам боится отдать приказ пролить кровь — но у нас нет другого выхода… я прошу, возьми оружие.

В этот момент Зак спустился к ним уже с двумя карабинами в руках и с двумя за спиной на ремнях. Он непонимающе посмотрел на учителя и Настю. Скрепп выхватил у него один и протянул Насте. Девушка с ужасом взглянула на блеск металлического дула оружия и, покачивая головой, сделала два коротких шага назад, наткнувшись спиной на грудь Николая. Шум толпы все усиливался, но Настя уже не слышала его. Для нее все происходящее сейчас разрушилось в один миг. Учитель тянул ей в руки карабин, чтобы она подавила им восстание. Нажала на курок и отняла жизнь той самой рукой, которой Истина даровала ей возможность спасать людей. Она обернулась и посмотрела на Николая. Тот уже держал в своей руке принятый от Зака карабин. Он держал его крепко и смотрел на нее. Анастасия перевела свой взгляд сначала на оружие потом на его лицо, потом снова на оружие.

— Вы… — упал слабый шепот — вы что… — голос ее сильно дрожал, она чуть ли не плакала — вы… это же люди… наши люди

Она вдруг резко выбила из рук Сергея Сергеевича карабин, который он ей протягивал и тот с треском дерева и железа упал на ступеньки

— Не смей! Не суй мне это в руки! — закричала она и неожиданно резко метнулась к ближайшему построенному отряду золотых людей.

— Вы! Вы сумасшедшие! Опустите оружие!.. Там же люди!

На девушку обратило внимание, обернувшись, от силы пару человек. Они как-то безразлично взглянули на нее и снова отвернулись. Остальные люди ее и не услышали, слишком громко было на площади, надо было орать в ухо, чтобы хоть что-то сказать.

Отряды без команды начали снимать карабины и готовить их к бою. Сначала это сделали несколько человек, потом еще несколько. И вот через секунду уже все стояли и были готовы выстрелить.

— Вы же не давали команды! — закричал Зак, глядя на ошеломленного Скреппа, — они же сейчас сами палить начнут

— Поздно! Толпа бежит на нас!

Толпа действительно как по команде сорвалась с цепи и с диким ором побежала в сторону штаба. Поэтому напуганные полицейские и золотые люди начали сами, без команды, снимать ружья. Крик усилился, и словно лавина подталкивал толпу вперед. Николай краем глаза заметил, как в сторону одного из отрядов полиции, что стояли с самой левой стороны, мелькнуло что-то огненное. Это оказалась бутылка с зажигательной смесью. Она разбилась в нескольких метрах от первой линии, и полицейские ринулись назад от огня. Ни кого не забрызгало, но люди нарушили строй и попятились вверх по лестнице. Одной бутылки хватило, чтобы смять левый фланг.

Скреппу ничего не оставалось, еще мгновение и бойцы сами начнут беспорядочную стрельбу. Что есть силы, он закричал

— Предупредительный в воздух!

Раздался оглушительный залп всех трех сотен золотых людей и полицейских, что стояли здесь. Те, кто секунду назад бежал в толпе на них, начали падать на землю, кто раненый, кто мертвый. Люди приостановились, напуганные… но больше шокированные увиденной кровью. Но затем, почти без раздумий с еще большей яростью двинули на стрелявших.

— В воздух, я сказал!

Армия протестующих была уже настолько близко, что можно было среди общей массы гула, различить крики «Убийцы!», «Долой Убийц!», «Долой Золотое Общество!».

Почти никто в этом ужасе не слышал отчаянного крика Анастасии. Она стояла позади и сквозь пальцы, широкими глазами видела, как исчезал дым и на площади уже прорисовывались с десяток мертвых тел. Это все же случилось… они выстрелили… выстрелили и убили. Ружья для второго залпа были направлены уже не вверх, а прямо в толпу. Настя, заметив это, не выдержала и махом побежала в отряд. Прорезав его, как нож масло, растолкав золотых людей, она вырвалась вперед первой линии и устремилась к толпе.

Николай чуть ли не закричал от увиденного. Сердце как будто отнялось. Он бросил свой карабин и побежал со всех ног за ней. Она неслась навстречу дикарям и что-то кричала. Как будто это могло остановить разъяренную толпу. Ей уже было не жалко себя, лишь бы добраться до раненых и спасти их. Путь все увидят, что золотые люди могут спасти… пусть они остановятся.

Николай догонял ее… их разделяла какая-то пара метров. Он уже мог ладонью схватить краешек ее бордового плаща, что развевался на ветру от бега. Видит ли их Сергей Сергеевич? Что если нет? Сейчас он махнет рукой, и отряды снова выстрелят и тогда вместе с толпой пули угодят им в спину. Он успел. Схватив ее за плечи, юноша силой повалил Настю на холодную брусчатку и зажал ее тело в руках. Девушка дергалась, как в приступе, пытаясь вырваться.

— Нет!.. Нет!.. Нет!.. — надрывалась она — не стреляйте… хватит!

Раздался еще один залп.

Теперь страшный крик из толпы сменился криком другой тональности. Душераздирающей тональности. Последний вздох… последний звук, что человек успевает оставить перед тем, как уйти. На пол валились друг на друга. Умирая в тесных объятиях с товарищами, они пытались хотя бы мысленно, пока голова еще работала, добежать до цели и ударить по золотоволосым. Вырвать их учение с корнем.

Еще залпы, и еще.

Люди мертвыми падали уже прямо у ног Анастасии и Николая. Один из них, с пробитой головой грохнулся прямо перед девушкой. Крик Насти ослабел. Она отвернулась от картины крови и какой-то еще жижи. Прислонившись лицом к груди Николая, она хотела просто зарыться под его плащом, не видеть ничего больше. Слезы закончились, но ее еще трясло в рыданиях. Слабым осипшим голосом она просила остановиться… но теперь ей не было слышно даже саму себя. Николай прижимал Настю к себе как можно сильнее, чтобы она не слышала все новых и новых выстрелов. Она не контролировала себя. Одной рукой прижимаясь к юноше, держась за него, другой она, словно противореча сама себе, слабо била его по плечу, требовала отпустить ее. Ногами она все еще куда-то бежала, не смотря на то, что уже несколько минут, под нескончаемыми залпами они вдвоем лежали, прикрыв голову. Ноги отталкивались от брусчатки, снизу что-то плескалось, из-за этого ее сапоги потеряли свой черный цвет… они все были красные от лужи крови лежавшего рядом тела.

Минута… еще одна, и еще, и еще.

Все семь с половиной минут показались для них вечностью, каждая секунда словно целая эра. Но время не замедлялось и не ускорялось, оно просто текло. Последний залп раздался снова в воздух. Крики начинали стихать… теперь на площади воцарился общий плач… общая трагедия. Николай приподнял голову и заметил, как толпа в ужасе бежала с площади. Жалкие остатки той толпы, что пришла сюда. Вся площадь была усеяна трупами и полита собственной кровью. Округа постепенно заполнялась мертвецкой тишиной. Золотые люди и полиция молча смотрели на то, что уже нельзя было исправить. Скрепп сидел на ступеньках, закрыв лицо руками. Он молчал, за него говорила дрожь.

Прошло еще пятнадцать минут, но картина не поменялась… только солнце ненадолго зашло за серое облако, и теперь тень окончательно поглотила площадь. Люди не шевелились, ни живые, ни мертвые. Анастасия все еще лежала на Николае. Ее ослабевшая рука, наконец, перестала бить юношу по плечу.

Почему она молчит? И почему не шевелиться?

Молодой человек испугался, не ранило ли ее случайно. Она все лежала на его груди с закрытыми глазами, тело иногда подрагивало в судорогах. Такое ощущение, будто бы она прислушивалась к сердцебиению Николая.

— Ты так напуган… — прошептала она и, наконец, подняла медленно голову, посмотрев ему в лицо.

Он увидел все те же серые глаза… так похожие на его собственные. Особенные и редкие глаза, которые серы во мраке, а на свету приобретают голубой оттенок. Но в то же время, это были уже не ее глаза. Она потеряла последний лучик в них. Тот самый лучик, что вместе с улыбкой, когда-то давно навсегда покорил сердце юноши. Глаза опустели… словно выцвели, как краска на солнце, перестали блестеть. И почему-то казалось, что больше ничто не сможет разжечь в них прежний блеск.

Тишина на площади начинала давить уши. Пугать еще больше, чем крик. Нет… это была не простая тишина, не та, что называется состоянием, когда не слышится не единого звука. Сейчас на площади то тут, то там, всюду доносились полумертвые стоны раненых людей. Их агония. Но эти звуки не нарушали тишину. Они дополняли ее… делались частью. Именно поэтому тишина была не простая, а мертвецкая. Каждый стон отдавался в сердцах выживших, особенно в Настином, но теперь девушка уже не показывала своего беспокойства. Она со слабой улыбочкой водила пальцами по шелковой рубашке Николая, по его груди. Николай не знал, зачем она это делает. Он просто ощущал на себе это прикосновение и мочал.

Так прошло еще какое-то время.

Анастасия прекратила водить рукой по нему и медленно поднялась на ноги. Холодный, кровавый и пороховой ветер тут же подхватил ее светлые длинные волосы, ее бордовый плащ. Она старалась не попасть глазами на какое-нибудь тело. Это было страшнее всего, увидеть тех, в ком еще совсем недавно билось сердце. Она сразу направила свой взор в сторону до сих пор стоявших без движения отрядов полиции и золотых людей. Они так и не двигались, ошеломленные тем, что натворили, перед некоторыми из них уже лежали откинутые карабины. Ни одного мертвого человека с золотыми волосами. Все они уцелели. Настя так и смотрела на них, молча стоя над Николаем. Юноша ничего не делал, только наблюдал… он решил, что не сможет найти в себе сил и подняться на ноги. От пережитого страха все тело сильно ломило. Мало-помалу все обратили внимание на девушку и юношу, среди трупов. Все обратили внимание, как она молча уставилась на Скреппа.

Совсем недавно было довольно тепло, а теперь холод ломил зимним морозом. Сергей Сергеевич, увидев, что Николай лежит на площади, а рядом Настя, испугался и вышел вперед, к первой линии отряда. Он начал было думать, что Николая задели, и нужна помощь… но почему тогда Настя стоит без движения и молчит.

Наконец, девушка сделала свой ход. Она расстегнула фибулу на своем бордовом плаще, и в следующий миг плащ был скинут на брусчатку. Он распахнулся, когда падал, и накрыл собой половину ног Николая и полностью всю кровавую лужу от трупа мужчины с пробитой головой. От крови бордовая ткань начала чернеть.

Медленными и ровными шагами, со слабым стуком каблуков по камням — сапоги оставляли кровавый след — Анастасия направилась к Скреппу. С каждым ее шагом сердце Николая, но больше даже сердце Сергея Сергеевича каменело. Словно всевышний судья, тяжелыми шагами она шла вперед к нему. Сабля в ножнах на поясе ее белого кителя немного гремела металлом. Скрепп не мог сдвинутся ни на шаг в сторону и просто смотрел.

Расстегнув пуговицы белого кителя, она скинула и его, сабля загремела, когда упала на пол, и ее звук раздался по всей площади. Настины медленные шаги вгоняли в ступор всех, кроме Николая. Юноша продолжал лежать. Теперь девушка осталась только в вишневой рубашке, черных штанах и лакированных сапогах до колен.

— Ну… — окрикнула она всех каким-то не своим, строгим голосом. Голосом осуждения — стреляйте в меня… давайте

Люди молча смотрели на нее. Девушка оглядывала всех и каждого, медленно передвигая головой слева направо, затем снова повернулась на Скреппа.

— Если вам мешает то, что я золотой человек, то представьте что это не так — она резко подняла руку к вороту и в следующую секунду два металлических значка «V» и «V» в круге уже летели вниз. Теперь на вороте неуклюже торчали две нитки и маленькие игольные дырки. Анастасия тяжело дышала полной грудью, ее переполняло какое-то странное чувство, не злое, но огорченное. — Стреляйте, я тоже простой человек.

Некоторые солдаты поникли головой, еще пара ружей упала с грохотом на землю.

— Стреляйте! Вы! Огонь! У меня нет оружия… я безоружна! Ну!

Она подошла совсем близко к Скреппу, их разделяла пара шагов, и продолжала строго кричать, чтобы слышали все без исключения.

— Я же тоже ваш народ… я тоже хочу мира… Стреляйте! Профессор скомандуйте… махните рукой!

Она встала точно перед учителем, другие члены золотого общество расступились назад. Она посмотрела точно ему в глаза, по щеке потекли слезы. Скрепп и сам весь дрожал.

— Как же вы допустили такое… профессор? Вы… Вы сделали из нас убийц… вы…

Она замахнулась на учителя правой рукой и попыталась дать пощечину, но ее за руку крепко схватил, даже немного отдернув, стоявший рядом Зак. Он суровым взглядом посмотрел на девушку, но Настя тоже ответила ледяным взором и рука Зака немного ослабла.

— Все в порядке, друг мой — Скрепп позволил ему отпустить девушку. Он посмотрел ей в глаза. Все в мужчине требовало отвернуться сейчас, но он должен был сделать это. Должен попросить прощения — прости меня… Настя… Я понимаю тебя, но у меня не было иного выхода.

Анастасия медленно, уже ковыляя, подошла к нему. Скрепп только успел распахнуть руки вовремя, и девушка упала к нему в объятия. Все ее тело задрожало, она уткнулась в плече учителю и заплакала. Скрепп не переставал гладить ее по волосам.

— Не плачь… прошу тебя, не надо… пожалуйста — тихо сказал он. — Я не люблю, когда плачут дети.

***

Улица, что проходила прямо перед площадью штаба, где еще совсем недавно толпилось куча народу, теперь опустела. Там, прямо на дороге, остались стоять брошенные машины, в том числе и «Арон» Зака. Где-то вдалеке, со стороны дворца слышались выстрелы и слабо доносящийся гул. Некоторые золотые люди периодически, с явным беспокойством напрягали слух и поворачивались в ту сторону. Кто сейчас может охранять дворец? Наверное, только остатки гвардии… другой вопрос, кто его штурмует?

Общий шок еще не прошел, и хотя Скрепп отдал команду вольно, некоторые люди все еще по инерции стояли в своей линии с карабином в дрожащих руках. Кажется, не только Насте сегодня досталось в плане разрушений идеалов. Девушка сидела в одиночестве под тенью одной из колонн, она отвернулась ото всех. Николай видел ее, но решил, что ей лучше побыть наедине с собой. Зак и Лена говорили друг с другом. Лена славилась своим холодом в душе, но даже сейчас ее глаза были покрасневшие и мокрые. Однако она держалась лучше, чем Настя, Зак крепко прижал ее к себе и неуклюже начал поглаживать голову.

Чувство, что все подошло к концу, ни как не наступало. Крики со стороны императорского дворца не стихали. Николай посмотрел на Скреппа, тот вновь о чем-то беседовал с тройкой высших офицеров. Похоже, что Свитки удалось отстоять… хотя Николай не мог понять, для чего они понадобились простым людям, они все равно не смогут их вскрыть. Или они жаждали уничтожить их?.. нет, на это не решиться даже самый радикальный фанатик.

Вскоре шум с Императорской площади начал пересиливать другой гул. Этот металлический лязг уже не вселял какого-то беспокойства в сердца золотых людей… нет, даже наоборот. С противоположной стороны улицы, в сторону дворца — как раз через штаб — выехала колонна, направленная в помощь из южного города Лита, города, славившегося своей каменной стойкостью во время всех давнейших войн. Сначала по улице медленно проплыло на гусеницах два громадных железных «дома». От увиденного у людей прихватило дыхание, некоторые даже ахнули в слух. Две настоящие гусеничные крепости с большими пушками и пулеметами, показались мимо входа ворот на площадь и проехали дальше к дворцу. Следом за ними тащились с десяток открытых грузовиков, в которых в два ряда сидели люди в черных кителях с серебряными цепями — знаменитая гвардия князя владения Лита, титул которого несколько столетий не носил уже не один человек, давно закончилась та эпоха разделенной страны, но ее символы остались. Каждый солдат держал в руке по длинной пике, на которой закреплялось что-то вроде маленьких ружей. По тротуарам, с обеих сторон авеню, передвигались собранные со всего Централа остатки патрулей. Маршевым бегом, они старались не отстать от машин. И замыкал колону длинный черный автомобиль, который притормозил у ворот и завернул на площадь. Машина, чтобы не наехать на мертвые тела еще недавних бунтовщиков, объехала площадь по периметру и остановилась у самого подножья лестничного подъема. Скрепп, Зак, Николай и еще несколько офицеров приблизились к машине.

Дверь распахнулась и оттуда медленно, переваливая одну ногу за другой, вышел широкий — не сказать, что полный — мужчина. Длинные как боевые шашки, острые усы были направленны вверх и доставали чуть ли не до самых висков. Смуглое, грозное лицо… которое можно было нарисовать на одной из недавно проехавших гусеничных крепостей для устрашения врагов. Он надел на свою лысую голову черную фуражку и отдал честь Скреппу. Сергей Сергеевич ответил тем же.

Николай сразу заметил небольшую красную папку в его руках, которая была просто переполнена какими-то бумагами.

— Честь имею, господа — сказал тучным басом этот офицер и тут же нырнул в папку за одним из документов — связь в городе не работает, поэтому донесение лично полковнику Скреппу на бумаге.

Сергей Сергеевич принял бумагу и тут же начал бегать по ней глазами. Прочитав текст несколько раз, он снова посмотрел на офицера.

— У вас есть свободные грузовики? У меня с собой две сотни золотых людей и сотня полицейских. — Он спрятал бумагу в карман — Или нам бегом до дворца бежать?

— Все готово, ваши машины стоят у вас за сквером на другой улице.

— Очень хорошо.

Скрепп уже был готов скомандовать своим «строиться», но офицер еще раз обратился к нему

— Полковник, думаю, вам следует знать. Мы получили небольшую информацию из дворца. Там осталась императорская гвардия, и она докладывает, что у толпы там, практически у всех есть оружие… и что вместе с простыми людьми, там действуют подозрительные личности. Их описывают, как «черных людей в масках»

Николай, услышав это, сразу подумал, что люди в черных масках, скорее всего, имеют еще и красные галстуки. Значит, Чадаев выбрал главную цель Императорский дворец, а атака на их штаб была отвлекающей? Или он просто хотел выиграть время?

До дворца, с учетом скорости грузовиков, можно было добраться чуть более чем за час. Николай надежно закрепил в себе мысль, что Чадаев непременно руководит этой атакой… не зря же он кинул слова, что Императора скоро не станет. Нет… к тому моменту, пока войска доедут до императорской площади, люди из ордена уже займут дворец, перебив всю гвардию. Надо действовать.

— Учитель, позвольте нам с Заком на машине добраться туда кратчайшим путем.

Скрепп как-то подозрительно посмотрел на юношу, и Николаю сразу вспомнились его слова о самоконтроле и диком желании мести. Конечно, это было так… нельзя терять ни секунды, наконец-то судьба предоставила возможность встретиться с заклятым врагом на поле боя. Николай чувствовал, что Чадаев сейчас вместе с протестующими ломится к дверям дворца. И юноша уже не ждал, что ответит Скрепп, он бы и без его разрешения, совсем один готов был ринуться в драку. Он почувствовал, как огонь приливает к сердцу, как в груди вновь начинает что-то покалывать и он вновь ощущает в себе эту жестокость ко всему, что стоит на его пути. Почему вы молчите учитель?

Скрепп не отрывал взгляда от него. Он как будто продумывал сотни мыслей сразу и не решался дать ответ, юноша начал было думать, что профессор сейчас скажет Заку запереть ученика в самом темном углу Штаба Золотого Общества. Но Скрепп, неожиданно для Николая, утвердительно кивнул.

— Будьте осторожны

Николай тут же сжал кулак и поклонился в пояс профессору. Он схватил Зака и повел его к улице через площадь трупов. «Арон» все еще стоял, готовый служить. Не успели они добежать до машины, как сзади их окрикнули два женских голоса. Лена и Настя бежали к ним и махали рукой. Николай искренне удивился, что Настя снова готова к бою… значить в его стремлении остановить Чадаева они едины. Тем временем остальные золотые люди колонами начали уходить за здание штаба, где их ждали грузовики. Зак быстрыми и ловкими движениями, кажется, он совершал по три действия за секунду, повернул ключ, рычаг, выкрутил руль и вжал в педаль. Машина понеслась по опустошенным разгромом дорогам. Грязным от мусора, время убирать который настанет еще не скоро. Николай хотел сказать Заку спасибо, что он вел сейчас машину… что выручил его, помог с важным делом. Что если бы не «Арон»? Но, он проглотил свою благодарность… для нее не оставалось места в голове. Все было направлено только на одного человека, на Чадаева.

Вскоре они нагнали колону из грузовиков и двигающихся крепостей. Обгонять ее пришлось по другой улице, потому что тротуары были заняты патрульными. Николай посмотрел на Настю. Девушка все еще немного подавленная, смотрела на опустошенные витрины дорогих салонов, что рядами шли повсюду на первых этажах зданий. Они уже были разбиты, и никто не мешал ворам вытаскивать последнюю брошку.

— Вот как — иронично произнесла она — пока идейные люди проливают кровь за свое будущее на площадях, всякая падаль лишает их этого будущего здесь, воруя, что под руку попадет.

— Ни слова больше об идейных людях, Романова — рявкнул Зак и еще раз переключил рычаг, машина ускорилась.

Настя вновь замолчала, с серым взглядом наблюдая за окно.

До дворца оставалось всего ничего, и уже сейчас были слышны многочисленные беспорядочные выстрелы и шум толпы.

Императорская площадь оказалась почти пустой. Восставшие оттесняли гвардейцев уже на парадном лестничном подъеме. Солдаты забаррикадировались там и не подпускали толпу близко. На площади так же то тут, то там уже виднелись трупы — видимо, по протестующим начали стрелять еще на подходе.

— Давай прямо на площадь! — крикнул Николай и Зак резко выкрутил руль, даже колеса заскрипели. Машина выехала с дороги на брусчатку Императорской площади. Теперь она на всех парах наслать к входу во дворец. В толпе то и дело ярко вспыхивали то желтые, то красные, то синие огоньки, то искорки и лучи света.

— Там дерутся четвертой составляющей… — прошептала Лена

Удивительно было, как такому до сих пор можно было сопротивляться. Надо было отдать должное гвардии Его Величества.

— Мы не доедем… там брошенные баррикады около входа — крикнул Зак, сбавляя скорость

За пару сотен метров от главного действия, от входа во дворец, площадь была заставлена машинами и ящиками. Здесь повсюду лежали мертвые тела. Кто-то был в простой одежде, а некоторые в пышных мундирах гвардии. Всюду лежали ружья и карабины, биты, кирки и прочее. Все это было омыто кровью. Видимо, бой начался здесь. Первую волну гвардейцам не удалось остановить, и они отступили к самому входу. Ребята вышли из машины. Николай сразу заметил, что среди прочих трупов лежит одно тело в черной мантии. На груди этого трупа был красный галстук, а лицо наполовину скрыто маской. Настя и Лена тоже оглядывали тела глазами. К горлу подступал ком, но реальность не давали потерять пальба и крики дальше впереди, у дворца. Некоторые тела были сильно обезображены — сожжены или заморожены, некоторые словно взорваны изнутри или расплавлены. Но большинство все же сразила пуля или бита.

Ребята перебрались через баррикады и побежали в сторону боя.

Было видно, как бунтовщики засели у подножья лестницы, за ящиками и перестреливались с гвардейцами, что были в несколько рядов на ступеньках выше и тоже прятались за ящиками. Уровень за уровнем, ступенька за ступенькой, короткими перебежками простые люди теснили защитников дворца. Последних оставалось совсем немного. Их главный оплот был на самой вершине подъема, у самих дверей. Это место то и дело поливалось огнем, льдом, молнией и каким-то обжигающим светом, помимо пуль и камней.

Николай уже поднял рукав своего бордового плаща и зажег огонь на руке. Красный, осветивший все на несколько метров вокруг даже при дневном свете. Юноша почувствовал его силу, мощь, которая сбивала дыхание и накатывала на глаза. В левую руку он взял саблю. Лена ударила ладонь об кулак, и, в следующий миг, он весь покрылся голубым инеем.

Зак сделал обе руки металлическими и с громким оглушительным, как у дикого зверя, ором с разбегу ударил ближайшего человека, который только сделал свой выстрел в гвардию. Человек, с кровью изо рта от удара улетел на метр, с грохотом без сознания повалившись на пол. Два его товарища, один с трубой, другой с палкой, тут же ринулись на Зака мстить. Тот, что был с трубой, сразу же получил под дых и следом, локтем по голове. А тот, что с палкой, уже замахивался на Зака, но был остановлен острым, как бритва, куском льда, что пустила в его голову Лена. Лед был настолько крепок, что пробил насквозь голову мужика и тот с закатившимися глазами и вытянутым языком, на последнем дыхании упал замертво.

Николай пока никого не бил, он высматривал в толпе единственного человека. Но тут, внезапно, все протестующие, словно как по сигналу трубача, поднялись из-за своих укрытий и с победным криком ринулись на последний оплот гвардейцев. Впереди всех, окутывая черным плащом свои следы, мчался к верху он, крепкий высокий человек. Николай практически сразу узнал его по затылку. Широкая голова, на которой не осталось волос. Сабля в одной руке и синее пламя в другой. Он рубил одного гвардейца за другим, а потом, перепрыгнув баррикады, скрылся за открытыми дверьми в глубине дворца.

— Смерть императору! — поддавались общему ликованию восставшие — Слава Шлиссу!

Николай оскалил зубы, челюсти захрустели. Он разжег огонь на руке до плеча и помчался вверх, не смотря ни на кого. Следом за Чадаевым.

Зак и Лена обернулись. На площадь выехали две гусеничные крепости. Гвардия Литы уже построилась и маршем, с винтовками наперевес наступала на восставших. Кажется, они запели какую-то песню. В таком шуме было не разобрать, но шли они красиво, в ногу. Серебреные цепи в такт били по груди их черных кителей. Лакированные сапоги четко отдавали цоканье на всю площадь. Следом за гвардией Литы, с другой стороны площади подъехали еще несколько грузовиков. Восставшие заметили и их. Там начинали собираться силуэты в бордовых плащах с золотыми орнаментами. И даже отсюда было видно, как выделяются золотые волосы на головах этих людей. Они тоже построились, но уже не маршем, а бегом ринулись к дворцу.

— Встретим этих гнид достойно! — Закричали в толпе и тут же раздались победные возгласы. Люди были готовы сразиться с тем, кто был им не по зубам. Но другого выхода не было.

Николай пробежал половину лестницы с дикими криками. Вскоре за Чадаевым, размахивая своими длинными руками-лезвиями и кося людей налево и направо, следом забежала девушка с вишневыми волосами. Ал двигалась так быстро, что глаз с трудом успевал только за ее перемещением, не говоря уж о технике удара рук. Только черный силуэт и багровые брызги. Она тоже скрылась внутри дворца.

Николай не трогал никого, просто мчался к той же двери. Откуда-то взялось столько сил, что уже вторая сотня ступенек прошла незаметно. В голове нарастало «Убей его… убей!» Минуя гвардейцев, он вбежал во дворец. Юноша и не заметил, что его все это время пыталась догнать Анастасия, он не слышал ее криков, девушка не успевала за ним. В итоге Настя только лишь увидела, как краешек бордового плаща Николая скрылся за углом двери. Ее сердце колотилось, теперь уже она беспокоилась за Николая… опасно было допускать этот неравный бой. Надо догнать его.

Зак с Леной тоже решили долго не задерживаться внизу. Остальные золотые люди были уже в нескольких десятках метрах, поэтому Свиридовы стали подняться за Николаем. Но они не прошли даже четверти пути.

— А… вот и вы, далеко собрались?

Им перегородил дорогу человек, чье лицо скрывала маска. Но этот проклятый, ехидный голосок Зак и Лена узнают везде. Артур Мак-Бауман стоял точно перед ними. В одной руке его сверкал маленький электрический шарик, в другой что-то вроде черного клинка, причудливой формы — с разными углами и изворотами, множеством отверстий в самом лезвии.

Артур аккуратно поправил свой красный галстук и все же соизволил стянуть с лица маску.

— Похвально, в первых рядах — посмеялся Артур, Зак уже не мог сдерживаться, не известно, что сжималось крепче, его кулаки от ярости или зубы от гнева. — Ты, — Мак-Бауман показал клинком на Лену — сначала я убью тебя.

Мак-Бауман резко хлопнул ладонями и развел их. Между ними появилась большая искра, которая со сверкающим грохотом тут же устремилась в Лену. Девушка отскочила, и молния ударила точно в ступеньки у нее под ногами

— Получи!.. — крикнул Зак и метнулся на Артура, ударив друг об друга два металлических кулака. Мак-Бауман стоял выше, и Заку пришлось бить с прыжка. Он соединил ладони в общий кулак и замахнулся. Артур отпрыгнул еще на две ступеньки вверх, а то место, где он стоял, превратилось в большую рытвину от удара. Камни раскололись и полетели в разные стороны. Зак поднял голову, со злобным оскалом, поняв, что не попал.

— Молния и железо… — усмехнулся Артур — давно я не получал удовольствия от боя

Тем временем отряды золотых людей врезались в толпу восставших. Тут же начались разнообразные вспышки, взрывы, удары и крики. Выстрелить почти никто не успевал.

Мак-Бауман резко присел и опустил обе ладони на лестницу. Через секунду от его рук что-то сверкнуло и к Лене, дробя ступеньки на своем пути, направились две «подземные» молнии. Но Лена и в этот раз успела ответить. Она тоже присела и опустила обе руки на пол, в следующий миг перед ней выросла громадная двухметровая глыба льда. Этот айсберг принял на себя весь удар и разлетелся, девушка осталась цела. Зак встал ровно и начал размахивать кулаками.

— Эй! Дерись со мной!

Он тут же замахнулся правой рукой на Артура и с устрашающим криком попытался ударить его. Но тяжелые атаки кулаков Зака были медленны. Артур почти закрытыми глазами отскакивал от каждой. Ступенька за ступенькой он поднимался все выше и выше, не нанося Заку ударов в ответ. Лишь только один раз, когда Зак обманул его и, вместо того что бы сделать подсечку, резко направил кулак прямо ему в сердце, Артуру пришлось отвести удар. Он схватил его руку и перекинул через себя. Зак со сдерживаемым криком повалился на углы ступенек.

— Только кулаками и умеешь размахивать? — он дал подняться Заку, но потом сразу же ударил его с разворота ногой. Зак, получив сапогом в бок, начал падать вниз по лестнице.

Артур вновь хлопнул ладонями и развел их. Образовалась искра, которая готова была направиться в Зака. Лена, поднявшись на ноги, коснулась ладонями ступенек и от них к Артуру мгновенно начала образовываться ледяная корка. Она подлетела точно под ноги Мак-Бауману, и тот поскользнулся, упав на спину. Его молния швырнулась в небо.

Когда Артур поднялся на корточки и осмотрелся, он успел увидеть только то, как Зак бежит на него с криком и выставленным плечом, словно готовый выбить дверь. Из ноздрей его буквально выходил пар, глаза сверкали. Он ударил его весом всего тела, Артур не мог устоять и снова упал, закрываясь теперь от града пинков Зака и еще пары других золотых людей, что добрались сюда.

Артур с трудом сопротивлялся, и кричал какие-то ругательства в их сторону. Он посмотрел на пол и увидел, как от него вверх, поглощая все на своем пути, медленно начинает появляться лед. Тело Мак-Баумана начинало вмерзать в большую глыбу, он заметил это слишком поздно и ничего не мог уже поделать. Теперь ему оставалось только кричать от нестерпимой боли и погружаться в лед. Золотые люди отошли от него, Зак обернулся. Лена двумя руками посылала светящийся лед по созданной корке на Артура. Медленно и хладнокровно она смотрела, как убивает его. Наконец, тело полностью скрылось в большой ледяной куб.

— Он умер? — тихо спросил тяжело дышавший Зак, смотря на кричащее лицо Мак-Баумана, которое больше не издавало ни звука.

— Не знаю… — ответила Лена — все зависит от того, насколько была тепла его душа… но я сомневаюсь…

— Ладно… времени мало — он подошел к ней и протянул руку — надо догнать остальных, вставай, дорогая моя.

***

Николай задыхался. Беспрерывный бег по всему первому этажу вымотал его, надо поберечь силы. Сколько же здесь комнат — сотни, казалось даже тысячи! Все пышные, светлые, в них можно утонуть… попросту не заметить себя. Одна только мебель могла стоить столько, сколько стоили маленькие деревеньки на юге страны. Кажется, он слышал вдалеке крики Анастасии… Идти искать ее? Или она сама его ищет? Сейчас ему нужен другой человек.

Один громадный зал за другим, были и маленькие комнатки, и залы аудиенций. В глубине дворца находилось еще одно странное место с колоннами, терявшимися в темноте под самым потолком. Они как будто тонули во мраке. Здесь было темно и прохладно… может он ненароком спустился в подвал? Не похоже — окна выходят на улицу. Здесь всюду мрак и всюду картины на стенах, взиравшие свысока на суету молодого человека, что метался между колонн. Да еще этот нехороший зеркальный блеск мрамора, отражавший огонь на руке. Складывалось ощущение, будто он попал в лабиринт.

— Где ты… где! — твердил Николай сам себе

Второй этаж был сплошь и рядом заполнен комнатами для личного пользования Его Величества. От бильярдной до спальной они шли рядами в едином длинном коридоре. На массивные бело-золотые двери падал свет из больших окон с противоположной стены.

Юноша принялся открывать одну комнату за другой, пока случайно не заметил, что в самом конце коридора немного приоткрыты самые большие двери. Это зал трапезной. В три человеческих роста вход.

Николай добрался до них и, не без труда, отворил одну дверь. Он оказался в огромнейшем зале. Здесь все было в синем и красном от длинных штор, которые закрывали пять окон на полстены, до обивки диванчиков, расставленных возле стен, стульев около длинного белого стола. Пустого стола. Сотня стульев с разных сторон и один большой трон, находившийся во главе, напротив входа. Здесь все сверкало бронзовым орнаментом, оплетавшим мебель, темно-коричневый мрамор подыгрывал этим оттенкам. Вместо потолка, крыша была застеклена, это делало комнату очень осветленной… но видимо Императору нравилось принимать пищу под открытым небом, а может ночью здесь все выглядело еще более волшебно.

Арочные стены, за которыми шли выходы в другие помещения, прямо возле арок, маленькими деревцами в рядах росли декоративные вишни и кусты с цветами. Все это превращало зал в огромный сад под небом.

— Великолепная у него трапезная? Не правда ли?

Чадаев сидел на троне, во главе стола. Николай сразу его заметил. Сердце сжалось, словно тело погрузили в ледяную воду. Дмитрий перекинул ногу на ногу и положил их на обеденный стол, бросив косой, отреченный взгляд на юношу. — Посмотри, какие арки. Они расписаны, над каждой крапели сотни мастеров.

Николай, сам не понимая, зачем это делает — его мысль не успевала за действием — наступил одной ногой на стул и, как по лестнице, взобрался на белую отполированную поверхность стола. Не спеша, он направился к Чадаеву. Он видел его лицо все яснее и яснее. Глаза наполнялись огнем, рука тряслась и разгоралась все больше. Он выхватил, с металлическим лязгом, саблю из ножен и крепко сжал ее. Теперь ты никуда не уйдешь… сегодня все закончится. Либо ты, либо я.

— Демонстративно встал на стол, чтобы показать, что находишься выше меня? — Чадаев сказал это голосом пониже. В нем снова появился тот пугающий оттенок. Дмитрий тоже поднялся с трона и медленно достал из ножен свою саблю. Чадаев встал немного сбоку от стола, но не принимал ни одну из знакомых Николаю боевых стоек. Он просто стоял с опущенным клинком и говорил с юношей.

— А не ошибешься? Если убьешь меня? — спросил Чадаев, и Николай почувствовал, как волна гнева заливает его, готовясь проломить последнюю плотину. Никола держал саблю поднятой и старался хоть немного думать головой. Солнце, что поливало весь зал лучами, медленно закрылось серыми облаками. Это случилось так быстро, словно кто-то специально нагнал эти тучи прямо над городом. В зале все покрылось мраком, бронза, стол, клинки перестали сверкать.

Чадаев продолжал

— Что если я стану лучшим отцом для Веридаса? Лучше, чем Маар… кстати, где он?

— Ты проиграл — ломающимся от злости голосом сказал Николай — Его Величество сейчас в безопасности далеко отсюда. А твоя жизнь сегодня оборвется здесь.

Николай с диким криком ударил саблей по Дмитрию. Чадаев с громким смехом, раскрытыми глазами, удивляясь, как быстро юноша перешел к действию, подставил блок. Раздался лязг. Дмитрий одной рукой с клинком оттолкнул все навалившееся на саблю тело Николая. Николай даже не поверил, что он сделал это без какой-то дополнительной силы… ужасная мощь. Юноша задел стул спиной и чуть не потерял равновесие. Он тут же сделал еще один резкий выпад, нанося удар острием снизу. Чадаев даже не стал его блокировать. Он с легкой ногой, как будто пританцовывая, отошел и пропустил Николая вперед. У него была возможность огреть юношу по спине, но он лишь улыбнулся и отошел, ожидая следующей атаки Николая. Юноша, вновь промахнувшись, сделал резкий разворот и попытался нанести рубящий удар. Он делал все как можно быстрее, но тело почему-то немело… оно боялось и дрожало. Гнев уступал страху, вернее сливался с ним в единое чувство.

Чадаев, продолжая насмехаться над ним, вновь поставил обычный блок, даже не взяв клинок в две руки, хотя Николай бил со всей силы. Владея оружием через одну руку, он мог действовать намного быстрее скованного юноши. Николай где-то в глубине понимал это, но продолжал наносить медленные разъяренные удары, один за другим. И после каждого отбитого удара он впадал в отчаяние. Он хотел разбить Чадаева, все эти годы, мечтал, но теперь, когда он стоит перед ним, Николай ничего не может сделать. Неужели он не готов… ведь Чадаев еще даже не контратакует, он играется с мальчишкой. Весь зал заполнился частым скрежетом клинков и смехом Чадаева.

— Нет… друг мой — протянул Дмитрий — Скрепп плохо тебя обучил.

Николай разозлился и, отставив руку, со всей силы собрав огонь в ладонь, метнул красный горящий шар в него. Дмитрий каким-то образом отбил его вниз своим клинком, и шар расколол начисто половину мраморного пола во всем зале.

Юноша выставил лезвие плашмя перед своими глазами и провел большим пальцем по нему. Вслед за пальцем на клинке оставался огненный след, сабля вспыхнула красным огнем. Чадаев тоже приложил два пальца к основанию своего клинка, и его лезвие тоже вспыхнуло синим пламенем само по себе.

Николай схватил эфес тяжелым хватом, двумя руками и поднял его до пояса. Теперь он несся на Дмитрия с огненным мечом. Чадаев тоже взял оружие в обе руки и выставил его против удара юноши. Два полыхающих лезвия столкнулись, сотни искр посыпались на пол. Зубы Николая так крепко сжимались, что уже начинала болеть голова. Он всем телом навалился на клинок, но Чадаев не поддавался. Он пересилил юношу и оттолкнул его от себя. Теперь Дмитрий перестал играться, он начал нападать. Искры то и дело заливали все вокруг. Металлические удары теперь сопровождались шумом движущегося огня и глухими хлопками. Николай шаг за шагом отходил. Молниеносные атаки Дмитрия было не то, что трудно отбить. Их было невозможно заметить. Только сверкающие синее и красное лезвия в темноте.

У входа послышался лязг сабли. Анастасия вошла в зал и увидела, как дерутся Николай и Чадаев. Она выхватила свой клинок и ринулась к спине Дмитрия. Теперь Чадаев оказался зажатым между двумя противниками, и ему приходилось поочередно отбивать атаки. Но он по-прежнему делал это с легкостью и насмешкой.

— Ты хорошо дерешься — сказал он Насте, отталкивая его силовую атаку. Дмитрия оттесняли к выходу из зала, он схватил один из стульев для гостей и швырнул его в Анастасию. Девушка подставила спину, но тяжелый стул все равно сбил ее с ног. Чадаев одной рукой перепрыгнул через стол и устремился к дверям. Николай не отставал от Дмитрия, он тоже перепрыгнул через стол прямо перед ним. Искры продолжали разлетаться во все стороны.

Настя поднялась на ноги и обходила Чадаева со стороны, чтобы не дать сбежать. Он оттолкнул Николая ногой и успел чиркнуть ему горящим клинком по ноге. Николай закричал не столько от пореза, сколько от синего пламени. Анастасия, увидев это, перепрыгнула через стол и подбежала к юноше. Чадаев уже выбегал из комнаты.

— Нет… быстрее, он уйдет! — крикнул Николай сквозь боль, поднимаясь на ноги и держась ладонью за кровоточащую рану. Анастасия пропустила его слова мимо ушей и прислонила два пальца к его порезу. Тут же голубое свечение от ее рук начало понемногу убавлять боль юноши и останавливать кровь. Ее четвертая составляющая всегда эффективнее всего работала на Николае, словно и существовала только для него. У Николая в голове не укладывалось, что они посмели потерять целую минуту. Он ринулся за Чадаевым со всех ног, с глухим, подавленным криком. Настя побежала следом.

Он заметил, как Чадаев, уже с убранной саблей, скрылся за бесконечными рядами колонн вдалеке.

— Ты не спрячешься… — крикнул Николай и побежал во мрак — Стой! Убийца!

— Николай, он… — голос Насти уже практически не слышался. Его начисто глушил внутренний голос неутолимой жажды. Желания, что подпитывалось из темноты окружения этого зала. Снова стало холодно, в груди что-то покалывало. Он уже с трудом дышал от усталости, но продолжал бежать. Анастасия, наконец, догнала его. — Твоя рука… — прикрыла рот девушка, с шокированными глазами смотря на полыхающую до самого верха руку Николая, зажигавшая саблю, которая уже вся побелела от огня. Он не смотрел на Настю, он глубоко выдыхал воздух, как разъяренный дикий зверь.

— Я видел, он побежал в тот коридор — Николай показал на длинный проход, откуда нет выхода. Темный коридор, с одной единственной дверью на конце. Туда Чадаев и забежал. Теперь он в ловушке. Николай улыбнулся и медленно зашагал в ту сторону. Анастасия, оглядываясь, пошла следом.

Коридор был очень длинным, погруженным в кромешную тьму. Только лишь маленький кусочек света из открытого прохода в самом конце проливался в него. Николай подходил все ближе и ближе. Тишину нарушали только их тяжелые стуки сапогов. Наконец-то… кто бы мог подумать, сегодняшним днем все закончится, пройдет вся та боль, что он испытал с того самого вечера в Ужице. Все встанет на свои места и каждый получит по заслугам. Наконец-то он узнает, где его отец, наконец-то, он сможет отомстить. Еще пара метров и настанет это мгновение…

Николай медленно вступил на порог открытой комнаты в конце коридора. Он тут же остановился.

Перед лицом юноши был выставлен револьвер, черным дулом замораживающий огонь в глазах Николая. Такая глупая ошибка непростительна. Он остановился, холодный пот выступил у него. Рука с оружием опустилась и медленно от локтей к кончикам пальцев огонь начал гаснуть, оставляя только небольшой дымок. Чадаев смотрел мальчику прямо в глаза. Смотрел и оценивал, на самом ли деле Николай такой идиот, или нет. Он смотрел на него серьезно, как на достойного соперника. Позади Чадаева стояли еще пара людей в темных мантиях и красных галстуках.

Сзади послышался грохот. Николай с окаменевшим сердцем обернулся. Анастасия повалилась без сознания, над ее телом стояла Ал. Она пригрела девушку по затылку и теперь поднимала на руки, чтобы затащить в помещение. Это он виноват… он попался. Николай не мог просто смотреть на это, он отвел ногу и уже собирался подбежать к Насте.

— Стой на месте — скомандовал Чадаев строго.

Они простояли так несколько минут, пока Чадаев не мотнул револьвером на два стула со сдвинутыми спинками. На одном из них уже была привязана Настя. Ал пыталась ее вернуть к сознанию. На второй нужно было сесть Николаю. Вскоре в комнату вошли еще несколько человек с красными галстуками в масках. Они поклонились Чадаеву и отошли в сторону просто наблюдать. Николая привязали так крепко, что руки начинали пульсировать.

— Эй, очнись, девочка… ну пожалуйста, я же не сильно тебя ударила — Ал хлопала по щеке Настю. Та, наконец, очнулась и посмотрела в ее радостные зеленые глаза.

Николай понял, что деваться уже некуда, он снова в том же положении, что и во время первой встречи. Юноша поник головой. Оставалось надеяться только на то, что Зак, Лена и остальные быстро найдут их. Чадаев передал револьвер одному из подчиненных. Он стал медленно обходить ребят, смотря то на Настю, то на Николая. Ал тоже отошла в сторону.

— Лучше бы выслушал меня, прежде чем набрасываться… — спокойно заключил он — Если бы ты убил меня, что дальше? А? Ты думаешь, что это я разрушаю империю… Думаешь, что остановишь меня, остановишь движение Освобождения?

Николай продолжал злобно смотреть на Чадаева. От самого его голоса уже не то, что помутилось в глазах, уже начинало тошнить. Дмитрий продолжал

— Сколько свитков ты прочитал? Пять? — он силой оторвал с воротника юноши два статусных значка и, посмотрев на них, выкинул куда-то в другой конец этой большой комнаты. — Пять… видимо теперь считаешь себя наиумнейшим человеком… не то, что эти дикие, тупорылые люди, которые даже не удостоились права покрасить себе волосы в золотой. Ты-то уж точно заметил правила, оставленные человечеству самой истинной, да? Что ты молчишь? Заметил? А ты? — он обратился к Анастасии, но девушка молча глядела себе под ноги — Великие законы, которые почему-то дано интерпретировать только избранным, а остальным остается лишь слушать и повиноваться.

Чадаев говорил громко и воодушевленно, словно фанатик. Прежнее спокойствие в его голосе таяло на глазах. Он продолжал ходить кругами вокруг Насти и Николая.

— Простые круговые шифры… которые не до конца расшифрованы, последний из них, так вообще только я прочитал… И вы имеете право подчинять людей? — он приблизился к лицу Николая, юноша продолжал тяжело дышать и смотреть на него — Ты же это сам прекрасно понимаешь, ведь понимаешь? Вы дурачите людей, создавая из свитков свои моральные кодексы… вгоняете их в моральное рабство… а если что не по вашей воле, вы начинаете расстреливать их — Чадаев улыбнулся — Прямо как сегодня.

— Заткнись, скот! — не выдержал Николай — в смерти стольких людей виноват только ты, ты направил их на нас! Это твои руки по локоть в крови…

Дмитрий разозлился и тут же заставил его замолчать, ударив с размаху в лицо. Кровь изо рта пролилась на пол. Ал отвернулась, как будто испугавшись вида столь любимой ею крови.

— Никто не смеет перебивать и оскорблять меня… знай свое место, Владыч.

Анастасия тихо продолжила за Николая

— В свитках указан путь совершенного человека. Разве четвертая составляющая не есть тому доказательство?

Чадаев замолчал и вновь начал ходить кругами вокруг них, изредка меняя направление. Все его подчиненные не отрывали взгляда от хозяина.

— Я тоже так думал… — совершенно другим, более спокойным голосом ответил Дмитрий — я уже стар… не один десяток лет на моем счету, но только недавно я осознал, что стадия Идеального Человека, к которому ведут свитки, это лишь начало, лишь прелюдия перед нечто большим… Я понял, для чего нужны пустые круги в каждом свитке. Все вы думаете, что седьмой свиток содержит конечный закон, тайну мироздания. — Чадаев ухмыльнулся, — именно из-за этого заблуждения вы позволяете себе дурачить людей. Вы называете мой Орден отступничеством, лжеистиной… но это вы ошиблись… не я. Вы топите несогласных в их же крови… только потому, что они нашли противоречие в вас самих. Не в одном свитке не сказано убивать за непослушание. Вот почему люди идут за мной… я хочу изменить Веридас, освободить его от «золотой холеры».

— Заткнись… — Николай тихо прошипел, он уже не боялся, даже заметив, что рука Чадаева вспыхнула голубым пламенем — ради этой чертовщины ты сам уже пролил море крови… это ты убийца — по щеке Николая потекла слеза, он старался сдерживаться, чтобы не сжечь стулья и себя с Настей вместе с ними — убийца! Ты сам идешь по трупам к своей цели, какой бы она не была, ты убийца!

Чадаев с плеча ударил Николаю в челюсть. Оба стула пошатнулись, чуть не опрокинувшись.

— Я не смогу освободить людей, не избавив их от смотрителей!

— Мы боремся только с чиновниками и полицией — вступилась Ал

Николай опустил голову, проглатывая слезы и боль

— Убийца… ты убийца… — не останавливался он, бормоча себе под нос. Анастасия взяла его за ладонь сзади — ты убил мою семью! Тогда летом… ночью, твой человек пришел и убил мою мать… и меня.

Чадаев присел на один из ящиков, что стояли возле стены. Его люди, в том числе Ал, озадаченно посмотрели на него. Чадаев провел рукой по своей лысой голове и постаревшему лицу.

— Я знал, что ты не присоединишься ко мне… Это был предсказуемый ответ… чего еще можно было ожидать от сына Драгана — Чадаев как-то по-доброму, словно растворившись в ностальгии, улыбнулся. Он встал с ящиков и подошел прямо к Николаю.

— Тринадцать лет назад я убил твоего отца… он предал меня, не согласился с моими словами и я не простил этого. В гневе я послал своего человека отомстить ему даже после смерти. Когда я остыл, было уже поздно. Я долго жалел, что лишил лучшего друга семьи… хотя какая ему разница, он ведь все равно ушел вперед вас… Я не простил ему несогласие. Ты и твоя мать просто оказались под рукой. Я был искренне рад, когда узнал, что ты выжил… поэтому я хотел, чтобы ты пошел со мной.

Николай как пронзенный кинжалом, со стеклянными раскрытыми глазами смотрел на Чадаева. Юноша чувствовал, как рука Насти дрожит, девушка трясется, она плачет… А Дмитрий невозмутимо, даже без капельки сожаления рассказывает ему все это… как последнее чудовище. В груди все закололо так сильно, что Николай почти вскрикнул от боли. На секунду ему привиделся окровавленный труп Чадаева… что это? Воплощение желания? Веревки, связывающие его, все равно были крепки… но вот огонь контролировать было практически невозможно. Если он сейчас загордиться, то принесет нестерпимую боль Насте. Нельзя было навредить любимому человеку, он твердил это себе в голове, подавляя что-то темное внутри.

— Я думал, Скрепп рассказывал тебе. Кажется, он первый, кто узнал о его гибели…

— Милорд, милорд!

В комнату вбежало с десяток рыцарей Ордена Чадаева. Они тяжело дышали и смотрели на Дмитрия. Чадаев развернулся к ним

— Милорд, люди императора и золотое общество уже во дворце…

Дмитрий заставил замолчать говорившего человека, подняв палец, и снова обратился к Николаю

— Подумай обо всем, что услышал здесь…

Сказав это, Чадаев кинул странный взгляд на Анастасию, которая с красными, пустыми глазами смотрела в никуда. Дмитрий о чем-то задумался, но потом вышел из комнаты, следом за ним направились остальные люди.

Через мгновение здесь остались только Настя и Николай, связанные на стульях. Они сидели молча. Мальчик продолжал широкими глазами сверлить пол, не веря услышанному. Отца не было смысла искать… все эти тринадцать лет он гонялся незачем… просто так. Драган был убит еще раньше, чем Эльза. Он погиб в страшных муках синего пламени. И все из-за Скреппа, из-за него понапрасну тратилось время… Анастасия в душе обнимала Николая, она была с ним, и он чувствовал это… чувствовал ее сердце. Теперь она узнала, что случилось с ним. Что он терпел все эти годы.

— Прости меня… — дрожащим голосом сказала Анастасия, но Николай продолжал молчать.