Из рецензий на «Итоги января. Коля Сулима» (Большой Литературный Конкурс)
www.stihi.ru/2010/02/09/469
Ребер:
Заметил знакомую фамилию и не удержался. Коля редкостно владеет словом и со вкусом у него, естественно, всё в порядке. Получил удовольствие, так сказать, но как человек чрезмерно добрый, Сулима не захотел увидеть кой-чего очевидного: ратуя за «или с моста в реку, или бегом в библиотеку», номинирует вдруг текст Лемыша* – как будто не было Северянина с муарами и сложносочиненными цветами через дефис... Текст Гумиса** я бы тоже никуда не взял: несмотря на позиционирование себя в качестве богова письма (или и поэтому тоже) – текст классически графоманский. Ну «Отца»*** оставлю на Колиной совести, это у него личное наверное... Спасибо, Коля.
Сулима:
Северянина не читал. Позор. А что такое «классический графоман», Коля?
Ребер:
Всё-таки надо, наверное, высказаться, по поводу графомании. А то, получается, сказамши А уел Б... Заметь, я никого не назвал графоманом, но обозначил вышеуказанный текст графоманским. Это неспроста. Дело в том, что графомания – это абсолютно нормальный этап развития пишущего человека. 30 % своих (ранних?) текстов я определяю как графоманские. Ты спрашиваешь, как их определить? Да очень просто: это заимствование – даже не образов/размера и т. д., а эмоций и мыслей. Непрожитое, не прочувствованное лично, бойко или не очень срифмованная вторичность – это графомания. Если мы дефинируем это так, то загребаем, соответственно, кучу народа. Вернее, массу текстов, включая людей известных (тут предусматривался длинный список, но не рискнул – ты и сам можешь его написать...)
(13.02.2010)
*АНАТОЛИЙ ЛЕМЫШ, "Волна опаловая, волна агатовая..."
www.stihi.ru/2008/03/26/2614
Волна опаловая, волна агатовая,
Слюдой заваливала, на мол накатывая.
К скале заигрывала, притворно-ласковая,
Вуаль муаровую свою споласкивая.
И, на колени к камням запрыгивая,
Как бы в смятении себя разбрызгивала.
Затем, усталая, на миг откатывала –
Волна опаловая, волна агатовая.
Везде раскиданы мазки неистовые:
То малахитовые, то аметистовые,
В рассвет свинцовые, в закат – рубиновые,
И бирюзово-аквамариновые.
А ночью море аспидно-черное,
В его узоре стекло толченое,
И, гривой пенною пошевеливая,
Лежит мадонною боттичеллиевой.
А по утрам оно золотистое,
И крабы мраморные ползут, посвистывая.
И вновь русалкою шумит патлатою
Волна опаловая, волна агатовая.
Весь океан, берега покусывая,
Лежит, поигрывает своими мускулами.
Еще немного, и впрямь излечится:
От человека, от человечества.
**ДОКТОР ГУМИС, «Письмо»
www.stihi.ru/2009/11/21/7743
Утренняя мерзлая дорога.
Белое молочное стекло.
Продышать глазок. Увидеть бога.
Попросить. Понять, что помогло.
И свою проехать остановку,
И бежать, и варежки терять,
И расти, могуче и неловко,
Обретать породистость и стать.
Но беречь то самое «немного»,
Что на темя мирром потекло.
Я – письмо, надышанное богом
Миру сквозь замерзшее стекло.
***АНТОН ПРОЗОРОВ, "Отец"
www.stihi.ru/2008/09/19/530
так учил он меня летать забрасывал в небо и говорил лети
хапай крыльями пустоту набирай высоту обживай простор
сын мой будет тебе закат позади восход впереди
не смотри на мать что рыдает что тянет руки постой постой
у нее другая сила иное дело на то и мать
дай ей волю век бы жалела держала тебя птенцом
а тебе положено облака кроить синеву просеивать ветер мять
выйдет срок сын мой станешь и ты отцом