Валет

И. Г.

День умыт точно сбриты брови. Теряю фаланги

точно жёлуди – дуб, по асфальту дробя ногтями...

Mы не видим друг друга на равнодалёких флангах.

Mы безумные лошади, связанные хвостами.

И прямая речь врастает в железный провод

Как свинцовые пальцы в горло и дождь за ворот.

У печали всегда найдётся легальный повод:

То сырая мать, то пурга, а то чёрный ворон.

Я пребуду навеки высоковольтным полем,

улыбаясь отсюда как некий источник света

твоему отраженью в воде, образуя с оным

то сиамскую пару, а то одного валета.

(24.05.2004)

 

Легионер

И море черное, витийствуя, шумит

И с тяжким грохотом подходит к изголовью.

(О. Мандельштам)

Пуля – муха, штык – на худой конец...

Борода любимой – сиреневый хвост кометы.

Я отменяю звук, обрезая нули у герц,

и ручкой реостата – прилив рассвета.

Империя воюет – стало быть, молода...

Полночь вплывает в мозг, отягощая уши.

Одряхлевший Арго подтягивается к берегам,

и Иордан шумит под моей подушкой.

Параллельный вечер в нескучном саду камней.

Металлические паруса. Тугие знамёна веры.

Империя воюет, и стало быть, всё – ОK:

у меня есть шанс стать легионером.

(14.05.2004)

 

Отсутствие абсцисс и ординат...

Отсутствие абсцисс и ординат

как способ примирения с пространством...

Так думал дворник, то есть думал так

как чувствовал, плывя в привычном трансе

с метлой-веслом, пугая голубей,

добившись оптимального скольженья...

Он жизнь любил, отторгнутое ей

сгребая в кучи медленным движеньем.

Отсутствие минут, часов и дат

нас примирит со временем в итоге...

Так думалось могильщику, и так

он чувствовал, передвигая ноги

по гравию кладбищенских аллей –

реке, объединившей поколенья...

Он жизнь любил, отторгнутое ей

спуская в ямы медленным движеньем.

(07.04.2004)

 

Когда б моя звезда была ортодоксальна...

Когда б моя звезда была ортодоксальна –

пасхальное яйцо – оvальна* и проста...

Но видно, в этом суть: ты мыслишь вертикально,

а я шифрую звук на плоскости холста.

Когда бы не она, упавшая без стука:

то пламенный мотор, то вечный механизм...

Я вычленил бы звук из внутреннего уха

и удлинил бы мысль системой долгих призм.

Я ухожу на взлёт трансцедентальной пулей.

Звезда моя в игле, а та – на дне ларца...

Но вкруг меня опять кольцо своё замкнули

12 рыбаков, придумавших Христа.

Ах если б не она, зависшая некстати...

А впрочем, я прерву бесцельный звукоряд:

Когда бы не сестра, то 40 000 братьев

бы вымерли давно как 10 негритят.

*Так у автора.

(01.05.2004)

 

Я вновь изобретаю берега...

И. Г.

1.

Я вновь изобретаю берега –

пристанище для юного Гвидона.

Вдыхая левой грудью смесь ионов,

попутным словом брошенный в бега,

и – правой – пыль осеннего перрона.

И далее – к кислотным островам,

произведённых аутичным мозгом,

где лунный свет обмазывает воском

сухую кость реки из рукава

и, в остальном, безжизненную – плоскость.

Я наблюдаю комариный лёт,

вложив на тетиву тугую спичку,

устало салютую электричке...

Тоскливо жду, что лебедь приплывёт

и станет говорить со мной по-птичьи...

2.

давай разрежем надвое восход,

измазавшись по локоть в красной краске,

давай заменим омуты на брод

и скроем лица пластиковой маской,

давай заполним буквами листы –

конструкцией стальной и безотказной...

...Ах, острова без лебеди пусты.

А войны без Елены безобразны...

без-образны... хромаю при ходьбе,

уже не к цели, а к воспоминанью...

и по спирали двигаюсь к тебе,

и замираю перед дверью спальни.

(23.01.2004)

 

Блаженны девы, ибо их растлят...

Остановись мгновенье, ты не столь

прекрасно сколько ты неповторимо.

(И. Бродский)

Блаженны девы, ибо их растлят.

Позволь и мне, орудуя отвёрткой,

свои нули соединить в восьмёрку,

дабы воскреснуть, будучи распят.

Когда, свернув со встречной полосы

и уклонившись в некотором роде,

я как-бы нажимаю на reloading,

перевернув песочные часы.

И я там был: мёд-пиво... Apropos,*

там изменился запах. Пахнет свалкой...

Учёный кот с дебелою русалкой

лениво режутся в двадцать одно.

Я оставляю за своей спиной

нечаянно отброшенные тени.

Песок отмерит новые мгновенья,

однажды уже прожитые мной.

*Apropos – кстати, между прочим (англ.) Прим. сост.

(22.04.2004)

 

В одной столице

Марево. Анчар. Посмертный слепок.

Тёмный бог. Жестокий господин.

Город. Неподъёмный и нелепый,

как в пустыне – yellow submarin.

Липкий сумрак привокзальной пьяццы

перерезан проводом стальным.

Дождь пройдёт, калеки, новобранцы

(Господи, как с беглых яблонь дым!)...

Безутешный визг клаксонов нервных.

Пуповиной, налитой свинцом –

авеню, эстетно и ущербно,

как с досадной оспиной лицо.

Серая асфальтовая кожа.

Серый дождь, зависший на века...

Через лужи прыгает прохожий,

задевая нимбом облака...

И над площадью, имперски хмурой,

воспаривший свадебный пирог –

византийский купол – мозг лемура,

перекрученный в бараний рог.

(26.03.2004)

 

Композиция с канарейкой

мы знаем значенье каждого слова

и все можем толковать седмиобразно...

(Михаил Кузмин)

Голос покинет горло. Эхо вольётся в ухо.

Tы поменяешь местами брови, интимные части

ног, маскируя форватор. Лоцман лишится слуха

в руслах венозной дельты на голубом запястье.

Пах корабля на рифах. Нечаянное харакири.

Время снимает скальпы медленным циркулем стрелки...

Tы замечаешь, что это... не стоит твоих усилий:

лезвие слова тоньше пения канарейки.

Конструкции заклинаний. Вудуобразный мистик

творит временнЫе паззлы из медных монеток-моментов.

Пианист разгребает горстями радиоактивный бисер.

Караул разряжает ружья шквалом аплодисментов.

Голос продлится эхом, тело продлится тенью.

Килю положены футы, сердцу положены граммы.

Tы замечаешь, что слово исполнено тайных значений,

трактуя седмиобразно... Я замечаю: странно...

(18.03.2004)

 

Выстрел

...должно быть серб, а, может быть, болгарин,

покинув дом и дым своей отчизны,

без багажа, но в старомодной паре,

в одной из европейских мекк туризма

сойдёт на берег, спустится по трапу,

нет: выйдет на перрон из second-класса.

Жара – он вскинет на затылок шляпу

и двинется по рю или по штрассе

куда-нибудь в Уффицы или Прадо

и прочие Сан Марко дель фиоре...

В обед отяготит себя кебабом,

но наградит прогулкой на гондоле...

Прошляется до вечера без цели,

скучая на фронтонах и фасадах...

Он снимет suite* в красивом Гранд-отеле

с шикарным видом на Канале Гранде.

Дон Периньон закажет в номер. В кресле

устроится... нет, ляжет на кушетку...

Достанет из кармана Смит-и-Вессон

и, сунув в рот, надавит на гашетку.

Звук запоздает на полтакта, через

секунду грянет, ударяясь в стены...

Стальной пчелою опылённый череп

раскроется безумной хризантемой.

И за мгновенье до... (того как грянет)

метнётся мысль в зрачке как заяц в клетке:

и дом, и дым отечества, и память,

и сын, и сон... с болгаркой или сербкой.

*Suite – апартаменты. Прим. сост.

(01.03.2004)

 

Гамбит

...Что можем мы

в сравненьи с тем

что могут с нами.

(Н. Искренко)

Джинны в лампах. Речки в кожаных рукавах.

Время на эмалированных циферблатах.

Лакированная плоскость, и безупречные 32

чёрных – как зубы судьбы – квадрата.

То ли приподнимаю веки, то ли – пудовые пятаки,

то ли ложусь на грунт, то ли вздрагиваю на взлёте,

то ли продлеваю движение безволосой руки

шахматиста – сборщика крайней плоти...

И то ли дантист, опознавший опломбированный им мост,

то ли 2-ой могильщик – узнавший меня по дырам

в голове – пронзает масло, точно пространство – мозг,

чтобы выплюнуть живым в параллельном сыре...

И может, Бог не выдал, может, отрыгнула свинья,

но сколько ни пали по ангелам в привокзальном тире,

небо не коснётся земли, и я

застываю на Е4.

(21.02.2004)

 

Эректировать малое...

Эректировать малое. Большое сдавить коленями...

Принцип любви неврастеника (искусства ли вообще?),

сына ошибок опытных, парадоксального гения,

средство для вырождения и юношеских прыщей.

Дорогая, в увядшем рту твоем позавчерашняя пища.

Я несу тебе сладкий эспрессо и апельсиновый сок,

и голову злого обидчика (о, это библейская притча!).

Tы узнаешь его, любимая,

и поцелуешь в висок.

(13.02.2004)