4. Жители деревни

— Вставай, Бэйр, — рыцарь тихонько потряс меня за плечо, отгоняя сон. — Нам пора идти.

За ночь все тело озябло, пальцы на руках и ногах онемели, в волосы вцепились десятки сухих листочков и веточек. Нос был заложен.

В первые секунды пробуждения мне казалось, что я самый несчастный человек во всех мирах… но потом вспомнились события прошлого дня, и мне стала еще хуже.

Закрываю глаза, мечтая уснуть снова и не просыпаться.

— Чем быстрее ты встанешь, тем скорее мы выберемся из леса, — сказал рыцарь, складывая свой испачканный плащ в сумку. — Давай, поднимайся, иначе мне придется тебя хорошенько пнуть!

Очнувшись от голоса рыцаря, сажусь на плаще. Запрокинув голову наверх, понимаю, что восход только-только начался: свет едва проникал сквозь молодую и редкую листву деревьев.

— У нас на хвосте Адольф и его змеи, — объяснил мне Дейкстр, отвязывая своего коня. — Если мы от них не скроемся… они придумают, как лишить тебя магии, и схватят нас обоих. Теперь ты тоже в списке их кровных врагов, так что в твоих интересах поторопиться.

— И куда мы поедем? — встав со своего плаща, надеваю его. За рубашку тут же затекла роса, скопившаяся на капюшоне… Плащ будто нарочно вылил мне за шиворот эту воду, чтобы сделать это утро еще хуже!

Мой рыжий конь спокойно стоял, привязанный к дереву, но стоило мне подойти и протянуть руку, как он очнулся и попытался меня укусить.

— Что за больная лошадь!?… — ругаюсь, отходя от зверюги подальше.

— Сама выбрала, — ухмыльнулся рыцарь.

— Может, дать ему по морде крапивой? — предлагаю, беря свои чувства в кулак.

— Может, тебя крапивой? Это же лошадь, а не собака!

— Как же вы этих лошадей усмиряете? — смотрю на рыжего черта, который повернулся ко мне задом.

— Любовью и лаской, — проворчал рыцарь, беря своего коня за поводья и уходя дальше в лес. — Мы пойдем через рощу на восток, там должна быть деревня.

— Откуда ты знаешь?…

Рыцарь мне не ответил, скрылся за деревьями и кустами. Спустя какое-то время я все-таки умудряюсь отвязать Черта от дерева и остаться при этом с полным набором пальцев.

Пробираясь сквозь лес, раздвигая ветки, я, наконец, догоняю рыцаря.

— Так с чего ты взял, что там деревня? Ты же первый раз в этой стране.

— В городе, в здании Ордена на стене висело одно старое объявлений, от деревни «Верегея». У них завелся на болотах беспокойный зверь, убивающий скотину и подвыпивших мужиков… Трезвых, что самое интересное, не трогает. Деревня глухая, как столетняя бабка. Проведем там недельку, охотясь за этим зверем, авось и подзаработаем чего. Адольф нас там не найдет.

— В Ордене на доске объявлений, говоришь, нашел? Разве Адольф не может заглянуть в это посольство и догадаться о том, что ты решишь спрятаться в самом глухом месте?

— Во-первых, туда никого без медальона не пускают, а во-вторых… А мой медальон ведь у тебя? — подозрительно посмотрел на меня Дейкстр.

Вытаскиваю из кармана жилетки круглый знак на цепи.

— У меня. Держи.

Рыцарь взял медальон и повесил к себе на шею.

— А как ты меня вчера нашел, кстати? — медальон напомнил о моей вчерашней выдумке. Неужели мне удалось угадать с тем, что по нему можно сообщать информацию, как по телефону?

— Когда я с девицей закончил, то спустился на первый этаж, воды выпить. А там стоял весь бледный продавец из лавки с оружием и рассказывал своему другу у стойки, что Бэйр объявилась в городе. Я поспрашивал у него поподробнее, а потом собрал вещи и отправился за тобой, чтобы прибить… Стоит заметить, тебе очень повезло, что в этом деле оказался Адольф и ты выбрала нужную сторону: уверен, он многое рассказал обо мне, и ты могла напасть на меня вместе с ними. Но ты молодец, спасла нас обоих, да еще и с помощью кинжала, за которой я был готов подпортить тебе лицо… хотя этим ты, избавив себя от наказания, добавила себе кучу проблем. Зачем ты это сделала, кстати? Почему вмешалась? Гильдийцы не тронули бы тебя, скорее взяли бы в воспитанницы с такой-то репутацией.

— А что мне потом было делать, если бы тебя убили? Мне некуда пойти, не к кому обратиться, разве что шататься по борделям с голоду. К тому же, если сначала Адольф мог показаться приятным гильдийцем, то когда он раскрыл свою пасть, мне стало ясно, что я боюсь его не меньше, чем остаться одна… — объясняю. — И все же я сомневаюсь, что в той деревне они нас не найдут.

— Мы идем по лесу, а они в лесах все равно что рыбы в небе. Ланки орудуют в городах, ориентируются по номерам на стенах и прописанных на табличках названиям улиц, на природных же участках почти все ланки как котята: слабое зрение мешает им видеть дальше четырех метров, они не могут определить времени по солнцу, не умеют вычислить стороны света и здесь от них легко спрятаться. Даже если они пойдут за нами в Верегею, есть большая вероятность, что они погибнут, заблудившись среди деревьев. К тому же, я сорвал объявление с доски, и его там больше нет.

— Ясно…ну тогда действительно может и не найдут, — вздыхаю. — Как это странно, говорить так о наемных убийцах с утра пораньше… как о погоде.

— Поменьше думай о том, как это странно, и побольше о том, как от них скрыться, и тогда все будет в порядке, — посоветовал Дейкстр.

По лесу мы шли очень долго. К тому моменту, когда деревья начали немного редеть, солнце уже начинало клониться к закату. С каждым часом Черт — так мне пришлось назвать коня, потому что иначе, как на ругательства, он не реагировал, — вел себя все хуже, а мой голодный желудок начинал урчать так, что птицы с соседних деревьев разлетались с испуганным криком, принимая эти звуки за рычание какого-нибудь зверя.

Настроение у меня не улучшилось, но из утренней меланхолии превратилось в раздражение уставшего, голодного и потому обозленного на жизнь человека. Зато Дейкстр шагал бодренько, на его лице не было ни единого признака недовольства, а в движениях не замечалось и намека на усталость.

— Лес редеет, а там, смотри-ка, свежий пень, оставшийся после работы дровосека. Скоро придем в деревню, — это было первое, что он сказал за время пути.

В деревню мы пришли действительно скоро, часа через два, когда уже начало темнеть.

Из леса мы попали прямо на дорогу, плохо разъезженную и почти заросшую травой. По одну сторону от нее был лес, по другую — поле, засеянное какими-то местными злаковыми. Поле было совсем маленьким, стоя на дороге, можно было увидеть деревья, которые окружали его с другой стороны.

Вскоре после того, как мы вышли из леса, нам показалось еще и пастбище с коровами, а затем и с лошадьми.

— Дейкстр, ты уверен, что деревня глухая? Не слишком ли много у нее скота? — уточняю.

— Много? Его мало. Деревня на тридцать семей, как минимум, в каждой человек по восемь-десять… Считай, сколько им нужно мяса в год и считай коров, ведьма. — проворчал рыцарь. — Считать-то ты ведь умеешь? — усмехнулся.

За пастбищами показался холм, с которого на нас выглядывали первые избы, потемневшие от времени.

Забор вокруг селения представлял собой жалкое зрелище. Серые доски, кое-как сколоченные в одну полуразвалившуюся конструкцию. Подойдя к этой Великой Китайской стене, мы даже не поняли, где там брешь, а где на самом деле вход… В итоге вошли, куда вошли — прямо в небольшой огород.

На встречу нам тут же выбежала огромная собака и залаяла, не пуская чужаков.

— Фу! — зло кричу псу, отходя от него подальше и удерживая испугавшегося Черта.

— Хозяева, собаку заберите! — рявкнул Дейкстр, тоже отводя своего забеспокоившегося коня от сторожевого пса. — Иначе не будет у вас больше собаки… — это уже тише.

Вдруг из-за угла дома на нас выбежал дед с закатанными до колен штанами, босиком, в грязной не заправленной рубашке, в ушанке, с седой бородой, вилами и выражением лица «ГОРИМ!!!».

— Грабяааат!!! — завопил он, увидев нас. — А ну вон со двора моего! Вон, окаянные!

Он подбежал на нас с выставленными вперед вилами, и, хотя мы с Дейкстером такого не ожидали, среагировали быстро: отошли в стороны.

Мужик с воплем пролетел мимо нас через брешь в заборе. Наверняка слабый зрением, он даже не заметил, что мы отошли: остановившись, он стал оглядываться и искать нас глазами, а потом пробормотал:

— Нечисть, видать!..

Пес лаять перестал, с любопытством смотрел на своего полоумного хозяина. Теперь путь был свободен.

Мы прошли сквозь участок и вышли на дорогу уже внутри деревни.

Избы стояли в хаотичном порядке, повсюду носились вперемешку дети и скотина, и не всегда можно было понять, где кто — настолько грязными были первые. Изредка улицу перебегали девки или уже женщины, спешащие куда-то с ведрами, коромыслами или какими-то небольшими корзинами.

Но как только мы вышли на середину улицы, все вокруг замерло, как будто кто-то нажал кнопку «стоп». Все застыли, кто с занесенной для шага ногой, кто с поднятой кружкой в руках, кто еще как, но все поголовно обернулись на нас.

Спустя минуту молчания какая-то женщина велела сыну, чтобы он звал старосту, и мальчонка лет семи, сорвавшись с места, побежал к старосте — ни дать, ни взять, заяц, услыхавший охотничий рог.

Вскоре из-за домов вышел мужчина натурально медвежьей внешности, которого тот самый мальчик вел за руку. Мужику этому было лет сорок-пятьдесят, ну или около того.

— Чего надобно, гости? — гулко проворчал он, подойдя к нам поближе.

— Мы по объявлению. Вам зверь с болот досаждает? — сухо ответил Дейкстр и протянул листок объявления, который выудил из рыцарской туники.

Староста даже не посмотрел на этот лист, видимо, читать не умел. Он просто кивнул.

— Да, у нас зверь… Да только мы уже не думали, что рыцари до нас доберутся: вы все народ занятой, — он как-то неуверенно потер шею.

— Что ж, я рыцарь, и я здесь, чтобы избавить вас от зверя. Меня зовут Дейкстр, а ее, — он кивнул на меня, — Бэйр. Она моя помощница. Награда, указанная в объявлении, в случае убийства зверя должна быть мне выдана полностью. Помимо нее должно быть уплачено, если я спасу кого-нибудь из жителей от смерти, — монотонно продиктовал Дейкстр, демонстрируя всей деревне сверкающий меч и медальон. — В каком из домов я и моя помощница можем остановиться, пока выслеживаем зверя?

Ответом нам была единогласная тишина, только любопытные взгляды так и сверлили нас со всех сторон.

Наконец, вперед их толпы выступили парень и девушка, оба довольно молодые… видимо, молодожены.

— У нас можете пожить, — предложил парень, хлопая на меня серо-зелеными глазами. — У нас место есть.

— Решено, — кивнул рыцарь. — За еду мы платим, но проживание для нас бесплатное, так как добровольно предоставленное, — предупредил он на всякий случай.

— Согласны, — кивнула девушка, теребя толстую косу на плече и пряча глаза от прямого взгляда Дейкстера.

— Живые очевидцы, видевшие зверя, есть в деревне? Чтобы были у двора завтра к девяти утра, — пробасил рыцарь, пристально осмотрев всех присутствующих (на улице незаметно подтянулась вся деревня). — Лошадей наших почистить и накормить, пускай попасутся там же, где и все, но чтоб поближе к деревне, а не к лесу: сожрут наших коней, и вы нам своих отдадите.

Наших лошадей тут же взяли и отвели к деревенскому стаду, и мне можно было вздохнуть с облегчением: отбиваться от кусающегося Черта мне не придется хотя бы пару дней… дьявол, а не конь!

Отдав коней, мы с Дейкстером пошли за хозяевами к небольшой новой избушке на окраине деревни.

По двору тут разгуливали молоденькие курочки, гуси, утки, козлик… или козочка?… из хлева доносилось хрюканье свиньи и блеяние, кажется, овцы… или еще козы блеют? В общем, животных было достаточно. Хорошенький свежезасеянный огородик виднелся позади избы…. совсем как у бабушки в деревне.

У какой бабушки?…

Внутри дома было просторно, войдя, мы попали в одну большую комнату, из которой было два прохода в другие, поменьше.

Где-то треть с половиной первой комнаты занимала огромная белая печка, натуральная русская. Она была в левом углу напротив двери, с обоих сторон вплотную к ней были приставлены две широкие лавки, на которых при желании можно даже спать. В другом углу был стол, накрытый белой скатертью, на стене в углу находилась полка со свечами и иконами неизвестных мне богов.

Тут имелось даже крошечное окошко, что было странно — избы везде были без окон. Откуда же здесь стекло? Хотя слюда решает все проблемы… но откуда здесь может взяться слюда?… Странно.

Нас с рыцарем разместили в маленькой комнатке, походящей больше на чулан. В тесноте, да не в обиде, как говорится… Спать нам с рыцарем предстояло на широких лавках, слава богам, на разных.

— Смотрю, тебе здесь нравится, — заметил рыцарь, укладывая сумки под свою лавку.

— Напоминает обычную деревню из моего мира, даже одежда и внешность местных жителей похожи… чувствую себя как на родине, — пожимаю плечами, улыбаясь. Воздух в избе был свежее и насыщеннее, чем в гостиничных номерах, он казался мне чем-то знакомым, из мыслей не уходила эта самая бабушка, которую я не помню, но которая у меня точно была.

— Я тоже скучаю по Тангейю, — признался Дейкстр. — Там теплее, чем здесь, хотя меньше зелени и больше нищих. Людей там мало, деревень почти нет, все больше города… Но я там родился и провел почти всю жизнь: много воспоминаний.

— У меня воспоминаний нет, но почему-то все равно приятно думать о Земле и находить какие-то сходства с вашим миром. Возможно, ностальгия не связана с воспоминаниями, как говорят, это что-то большее…

— Ладно, замолчи, пока я не начал задумываться о том, что ты говоришь! Я пока полежу тут, а ты, если хочешь, можешь погулять где-нибудь подальше от меня — но только не выходи за пределы деревни и постарайся не говорить с жителями!

— Хорошо, я пройдусь, — киваю, выходя из комнатки.

Мне действительно очень хотелось пошнырять по двору нового жилища, погонять кур и попробовать погладить козу: все это было для меня в новинку.

Осмотрев весь двор вдоль и поперек, напугав до смерти птиу и чуть не получив зуботычину от козы, я возвращаюсь в дом, чтобы посмотреть, как там все устроено, и найти различия с избами своего мира — почему-то, несмотря на усталость и голодную боль в животе, во мне проснулся небывалый энтузиазм исследователя.

Удивленным хозяевам, которые насторожились еще когда от меня стали разбегаться куры, мне пришлось объяснить свое поведение так: «я чувствую, что в вашем доме может быть сглаз!»… Это напугало молодую чету до нервной икоты, но зато они от меня отстали и позволили залезать, куда мне будет угодно, лишь бы избавиться от сглаза.

Когда уже стемнело и почти каждый угол был тщательно мной осмотрен, хозяйка позвала ужинать.

Нас с рыцарем усадили за стол, где уже были расставлены тарелки и свежевыпеченный черный хлеб. Горшок, пахнущий картошкой с мясом, хозяйка достала из печи ухватом и поставила на специальную дощечку, чтобы не испортить скатерть.

Когда за стол сел хозяин, молодожены хором прочли молитву перед едой, скрестив руки в странные жесты.

— Харья, свет на землю да с неба ведущая, да с неба дожди проливные зовущая, мать богиня, земля, кормилица, благодарим тебя за дары твои, за почки, цветы, за красны плоды, и склоним к земле-тебе свои-наши лица, молясь за тебя, о солнце-небесная птица!..

Культ богини матери в виде птицы — это что-то новое. Надо бы разузнать об этом поподробнее, ведь интересно…

После молитвы хозяйка разложила еду по тарелкам.

— А кому вы молились? — спрашиваю, поедая наложенное бешеными темпами, даже не разбирая, что где.

Молодожены после моего вопроса переглянулись и обеспокоенно на меня посмотрели.

— Харье.

— А кто она?

— Богиня-мать.

— А богиня одна или вы язычники?

— …

— А…

— Бэйр, они просто крестьяне! — разозлился Дейкстр и дал мне легкий подзатыльник. — Замолчи уже и дай всем поесть!

— Мало ли, вдруг они знают, кому молятся? Ну и что, что они крестьяне?…

— Они — порядочные крестьяне!

Дейкстр встал и, схватив меня за руку, увел из-за стола в другую комнату.

— Ты — ведьма, и у тебя это на лице написано! — прорычал он. — А ведьма, спрашивающая о том, кому поклоняются честные люди, осматривающая перед этим дом на «сглаз», это верная дорога к костру и белой рубашке! Давно тебя не пытались убить, соскучилась по острым ощущениям!?

— Как!? И у вас охотятся на ведьм!? Но ведь это не инквизиция?…

— А ты думала тебя от большой любви дракону отдали!? Поменьше спрашивай о том, что тебя не касается, если не хочешь повторить опыт прошлого! Как же можно быть такой дурой и не понимать этого!?

— Теперь мне понятно… прости, мне не было ничего известно об охоте на ведьм!

Дейкстр смирил меня злобным взглядом, но промолчал. Мы вернулись за стол к побледневшим хозяевам.

— А… — начала было девушка, потом вопросительно посмотрела на мужа и, не дождавшись его реакции, вновь обернулась к нам и продолжила. — Вы, путники, пришли в самое время. К нам сказочник пожаловал, сегодня ночью костры жечь будем, сказанья рассказывать. Вы там будете гости желанные, путники многое знают, — улыбнулась она.

— Это интересно… Можно мне пойти? — вопросительно смотрю на Дейкстера.

— Можно, — буркнул он.

Конечно, мне безумно хотелось спать, но любопытство погнало меня к костру, когда Дейкстр, сладенько позевывая, ушел в наш чулан. Но ведь выспаться я смогу в любой другой день, а послушать местные сказания — вряд ли еще когда-нибудь удастся.

У огромного костра в самом центре деревни собрались если не все ее жители, то половина уж точно. Они тихо переговаривались и шептались, но стоило появиться мне, как все тут же умолкли.

— Я не кусаюсь, — миролюбиво поднимаю руки и улыбаюсь.

По их удивленным лицам мне стало ясно, что это выражение здесь не принято.

— Не обращайте на меня внимания, — вздыхаю и усаживаюсь у костра.

Вокруг меня тут же образовалось пустое пространство: все сидевшие рядом поспешили отодвинуться.

Мне захотелось второй раз повторить, что я не хочу никого обижать, но, кажется, это было бесполезно. Пришлось молча сидеть в одиночестве, делая вид, что все в порядке и меня вовсе не огорчает такое отношение.

— Она хочет сжечь нашу деревню!!! — вдруг завопил один мужик, вскочил и убежал куда-то с бешеными воплями…

— Эй! Я просто хочу послушать сказки! Где ваше гостеприимство? — ворчу, поворачиваясь обратно к костру… мне кажется, или он не был синим?…

Догадавшись, в чем дело, вздыхаю и отсаживаюсь от него на три метра, успокаиваюсь… костер вновь стал нормальным, люди выдохнули с облегчением.

Странно, неужели я могу влиять на огонь одним своим настроением? Если так, то мне стоит серьезно заняться изучением своих способностей, иначе силы могут выйти из-под контроля и, кто знает, к чему это может привести…

Тут у костра раздался скрипучий голос, и мне пришлось отвлечься от своих мыслей. Литературный вечер в Верегее начался.

Присмотревшись, замечаю странного мужчину по другую сторону пламени. По крайней мере одет он был действительно необычно. Ярко-алая рубашка, красный плащ и тюрбан, красный с полосой малиновой ткани. Внешностью незнакомец напоминал цыгана.

Наверное, это и был тот сказочник, о которым мне говорили хозяева.

Стоило мне вглядеться в мужчину, как пламя костра разделилось на два языка, неестественно изогнувшихся в разные стороны, услужливо открывая мне интересного сказителя. Неужели и это все я?…

Подозрительные мысли мелькнули и исчезли, мое внимание полностью ушло в приятный тембр голоса рассказчика, чей вид завораживал.

Свет танцующего пламени окутывал его, выделяя из толпы, находящейся дальше от костра, во мраке. Как только не играли тени на его одежде и лице, на бронзовой коже, превращая из простого человека в образ, в призрак, видение, гипнотизирующее и завораживающее, движением ли, словом ли… Каждый жест сказителя добавлял живости и реальности повествованию, мое воображение бурлило и взрывалось яркими, четкими образами, уничтожая любые сомнения в том, что я не вижу рассказанного собственными глазами.

— Многое я встречал в своих странствиях, многое слышал от бесчисленных попутчиком, но ничто из того, ничто, от последнего дерева Охмараги до вершины Гор Хельсов, не сравнится с ними. С живой легендой, о ней ходят тысячи слухов, ее образ преследуют миллионы догадок. Я говорю о птице хаарь, друзья мои, о птице грома, живущей на Великих равнинах, месте, изучить животных которого не решится ни один ученый, потому что цена за любые знания будет слишком высокой. Ценой секретов великих равнин станет его жизнь. Птицы хаарь — удивительные существа, птенцов они выращивают только на своей родине. Говорят, что яйца их крепче гранита и похожи на огромные драгоценные камни с голову медведя! Чтобы разбить скорлупу, птенец должен, еще будучи внутри, скинуть его со скалы, на которой гнездятся эти птицы. Когда яйцо разбивается, его скорлупа разлетается на тысячи осколков, цена одного такого будет равна цене целого стада! — рассказчик махнул рукой в красном рукаве в сторону пастбища. Завороженные слушатели проследили за ней взглядом и ахнули, зашептались. Дав им наговориться, рассказчик продолжил. — Птенцы хаарь рождаются совершенно голые, но кожа у них уже тверда, как камень, а что до прочности, то она еще прочнее! Железные перья вырастают у этих птиц только к трем годам, до этого они не летают, ходят на лапах, как звери, — он поставил руки на землю и изобразил походку кошки, — и питаются мясом пойманных животных, ведь в детстве они очень хорошо бегают. Матери не оставляют своих детей до десятилетнего возраста… Представляете, чтобы было, если бы курица возилась с цыпленком десять лет? Смешно! А вот родители хаарь совсем как люди, они не бросят свое чадо до тех пор, пока оно не сменит оперение три раза, не научится летать и не найдет себе пару. Кстати, пару эти удивительны птицы находят себе одну на всю жизнь, а отец растит птенцов вместе с матерью — ну чем не люди? Когда же птенец находит себе пару, он улетает вместе с ней с родной скалы, с родных Равнин в далекую чужбину. Обычно юные птицы селятся близ людских домов и пытаются питаться едой, приготовленной человеком — до сих пор никто не знает, почему они не любят охотиться самостоятельно. Хаарь зачастую обещают людям за корм драгоценности и золото, которое крадут, как сороки, но это не всегда срабатывает. Люди прогоняют птиц от своих жилищ сразу, как увидят, потому что они опасны не только своими острыми перьями, но и гром-криком. Когда хаарь начинает петь, а поют они всегда высоко в небе, то гремит гром и сверкают молнии, начинается сильный дождь, вымывающий зерно из почв. Но самое удивительно у этих птиц не железные перья, не голос и даже не яйца, представьте себе! Самое удивительное в них то, что между железом у них есть длинные мягкие перышки, которые есть, и которых нет!.. Ха-ха, но ведь так оно и есть! Эти перья, мягкие и длинные, впитывают в себя молнии, а потом создавать образы-обманки! Ты видишь, например, что птица большая, а она маленькая на самом деле, или ты видишь не птицу вовсе, а дерево или собаку! А если птица взрослая и мудрая, она может даже обернуться человеком! Но птицу Хаарь легко узнать по одной особенности: у них необычные, невероятно притягательные глаза. В этих глазах не только живет свободолюбивая душа волшебной птицы, но и бушуют стихии, сменяя одну другую, как волны в далеком бушующем море, в них взвивается рыжее пламя, угасая в темнеющей бездне, которая распадается, открывая чистые и прозрачные, как грозовой ливень, помыслы небесного создания. В них распускаются чувства, словно дикие цветы, и увядают сомнения, как цветы садовые, не способные выжить в яростной, пылкой душе, — под конец этого животрепещущего бреда рассказчик впился в меня глазами с подозрительной внимательностью, казалось, он следит за каждым моим движением и ждет чего-то. — Птицу Хаарь всегда можно узнать по ее глазам… — закончил он.

Рассказ о хаарь оказался предисловием к легенде о храбрости молодого воина, которого очаровала коварная птица, превратившись в девушку. Она требовала у юноши постоянных подношений и заставляла его воровать, но потом ее обман раскрылся и был жестоко отмщен.

В тот были еще сказки и легенды, сказитель был невероятно талантлив, казалось, что он говорил только мне и вокруг никого не было, кроме нас и персонажей. Можно было слушать его вечно.

Постепенно жители деревни расходились, их становилось все меньше и, наконец, мы со сказочником действительно остались одни.

Как будто не видя, что все ушли, он продолжал свою историю, все так же яро размахивая руками и подражая голосу персонажей и чудовищ. Но когда последняя история кончилась, он встал и, устало зевнув, потянулся, мгновенно спустившись с пьедестала поэта в ранг простого смертного.

— Ненадолго их всех хватило, однако, — заметил он, подмигнув мне.

— Странные люди, — пожимаю плечами и тоже потягиваюсь: спать хотелось неимоверно. — Вы прекрасно рассказываете, не понимаю, как можно было уйти.

— Они вообще те еще ценители, — усмехнулся он. — Но я тем и кормлюсь, и не плохо, знаешь ли, кормлюсь, — улыбаясь, он подошел ко мне и подал руку, помогая встать. — Меня зовут Али ибн Дамьяр, странствующий объедала и профессиональный балабол.

— Бэйр, — пожимаю ему руку. — Я путешествую с рыцарем, который приехал сюда охотиться за зверем.

— Вместе с рыцарем?… Ты его жена? — спросил он, насторожившись.

— Нет, я просто помощница, — качаю головой. Мой ответ, видимо, порадовал этого цыгана с арабским именем.

— Что ж, и чем ты занимаешься, помощница бродячего рыцаря? — Али улыбнулся.

— Мешаю ему жить, — усмехаюсь, подавляя зевок, — … Ааааххх… Объедаю и отбираю последние гроши.

— Ты можешь рассказать мне о ваших путешествиях? Приключения рыцаря и его помощницы — неплохой материал для сказки. Поговорим об этом завтра, а? Сегодня я немного устал, да и ты, смотрю, тоже… едва на ногах держишься.

— Хорошо, думаю, мне есть, что рассказать. Но и ты мне расскажешь что-нибудь, но только реальное, а не легенду! Ты наешь историю?

— Историю?… — он удивился. — Я не летописец, но кое-что, конечно, знаю… Странно, никто никогда не просил меня рассказать что-нибудь из истории… Но, так и быть, я согласен! — кивнул сказочник.

Али проводил меня в темноте до дома, где приняли нас с Дейкстером, а потом ушел к себе.

Освещая себе путь горящими руками, добираюсь по темной избе до нашей с рыцарем коморки и без чувств валюсь на свою лавку, забыв даже раздеться.

* * *

— Вставай, Бэйр. У нас сегодня много дел, — пробасил Дейкстр, тряся меня за плечо.

— … Если солнце еще не встало, я тебя сожгу… — обещаю, закрываясь одеялом… Хм. Я не помню, что у меня было одеяло… А, да к черту! — Я не встану, нам некуда спешить, а я хочу спать! Отвали от меня!

— Во-первых, сжечь ты меня не можешь, потому что не умеешь, а во-вторых, восход солнца был полчаса назад.

— Дейкстр, я сплю всего четыре часа! — рычу, закрываясь уже с головой. — Я встану, когда захочу!

— Бэйр, ты вынуждаешь меня на крайние меры.

— Крайние меры — это твой обгоревший труп в углу комнаты!

— Да что с тобой!? Нянькаться я с тобой не собираюсь! Или ты сейчас же встаешь, или пеняй на себя!

— Отлично!

В порыве злобы выбираюсь из под одеяла и зажигаю на руке огонь, целясь туда, откуда звучит голос рыцаря.

Неожиданно раздается шипение.

Открыв глаза, вижу презабавную картину: рыцаря с пустым кувшином и ехидной ухмылкой, которая постепенно превратилась в разочарованную.

— Ты хотел вылить на меня воду!? — возмущенно смотрю на него.

— А ты хотела меня поджечь! — нашелся Дейкстр.

— Я?… — непонимающе осматриваю на свою руку.

Точно…

Мне хотелось его поджечь… И мои руки горели! И на них нет ожогов! Как это получилось!?

Пробую еще раз, пытаясь воспроизвести те ощущения. По рукам как идет ощутимая волна некой энергии, на ладонях она выходит… и если представить, что сейчас загорится огонь, поверить в это… то он действительно загорается!

— Круто!!! — ошалело смотрю на рыжее пламя, искрящееся на руках. — Смотри! — показываю горящие руки рыцарю. — И мне совершенно не больно, огонь лишь немного греет, и ощущается какая-то пульсация, тяжесть…

— Ага, а теперь вставай и пошли, — равнодушно поморщился рыцарь.

— Вот это да, у меня это само собой получилось!

— Пойдем, идиотка, и поменьше свети магическими способностями, а то тебя на костер посадят.

— Меня — на костер!? — самодовольно ухмыляюсь и складываю руки на груди. — Да мне теперь огонь вообще не страшен!

— Ага-ага, на рубашку свою посмотри, — ухмыльнулся.

— Что?… Черт! Что ты стоишь!?!? Давай сюда этот кувшин!

В ужасе пытаюсь снять с себя загоревшуюся рубашку, забыв погасить руки… В итоге она загорелась вся! На мне!!!

Срываю с себя горящую одежду, уже не заботясь о ее сохранности, и на этот раз погасив руки.

Швырнув ее на пол, прыгаю на ней, постепенно туша огонь… Когда от рубашки осталась обгоревшая тряпка, успокаиваюсь и схожу с нее.

— Фууух… черт, надо быть с этим осторожнее! — облегченно выдыхаю, сев на кровати. — Мне не больно, но так и пожар можно устроить…

— Агаааа… — протянул он, не сводя с меня внимательного взгляда.

— А ну не пялься! — прикрываю рукой женскую грудь, существование которой все еще непривычно. — Я все понимаю, но ловить такие взгляды мне неприятно!

— Ну раз ты меня понимаешь, то сними и все остальное! — рыцарь улыбнулся еще шире.

— Что ты сказал?… — от возмущения женский голос стал еще выше, получился почти писк. — А ну пошел вон из комнаты!

— Ну, нет, так нет, я жду тебя у двери. И если не выйдешь через минуту, я решу, что ты легла спать и зайду, оболью тебя водой!

Не отвечаю, молча захлопываю за ним дверь, подпираю ее веником и ложусь спать дальше.

* * *

Проснувшись самостоятельно, я начинаю понимать, что жизнь может быть прекрасна, даже если спишь на жесткой лавке в темном чулане в незнакомом мире.

Повалявшись немного, все же поднимаюсь и, развеяв темноту свечой на пальце, ищу свободной рукой какую-нибудь рубашку в походной сумке. У меня осталась одна запасная… когда придется ее стирать, у меня не будет другой, чтобы одеться. Это не очень хорошо.

Одевшись, выхожу из избы на задний двор: еще вчера там стояла бочка с чистой водой, которой можно было умыться. Но помимо бочки на заднем дворе мне попался Дейкстр, весь мокрый, колющий дрова.

— Утро доброе… ты чего это? — здороваюсь с ним, начиная умываться.

— Решил помочь хозяевам: все равно уходить куда-то, не повидавшись с тобой, было бы глупо, — ответил он, раскалывая очередное полено. Собрав разлетевшиеся части и сложив их под навесом возле сарая, Дейкстр подошел ко мне и встал рядом с бочкой, опершись плечом о бревенчатую стену дома. — Значит, слушай, план такой, — начал он тихо. — Искать зверя будем медленно, но при этом так, чтобы он никого больше не убил: местным нечем доплачивать, как я понял, так и спасать их задницы не стоит. А для этого надо следить за жителями и при этом делать вид, что мы заняты делом, а им, убогим, не понять всех тайн нашей профессии. Ясно? Бродишь по деревне, следишь за людьми, не даешь им ходить в лес, и все: будут возникать, скажешь, все что надо, рыцарь сам из леса принесет. Так проведем неделю, а потом я придумаю, куда нам дальше податься, убью зверя, возьмем плату и уедем отсюда.

— Ты гениален, — скептически фыркаю. — И как ты его убьешь, ничего о нем не зная?

— Выясним по ходу дела, — отмахнулся рыцарь. — Там в печке еда осталась, можешь поесть.

— А могу и не поесть?

— А можешь поколоть за меня дрова, — кивнул Дейкстр и протянул мне топор, улыбаясь. — Бери!

— Иди ты! — весело брызгаю в него водой. — Я лучше посмотрю, что творится в домах других жителей… Кстати, приходил очевидец, или мне все же не удалось его проспать?

— Приходил, но его увели, чтобы протрезвился хоть немного. Скоро вернется.

Завтрак был неказистый: вареные яйца, горбушка хлеба и молоко. Но это было лучше, чем ничего, и, к тому же, наводило на приятные мысли о здоровом деревенском питании. Ведь у меня до ужаса тощее тело, надо его хотя бы немного раскормить!

За едой мне захотелось немного побаловаться, позапускать огоньки с пальцев воздух: мелочь, а меня завораживало. До сих пор не верилось, что это все взаправду, и хотелось делать это снова и снова, постоянно, это была практически физическая потребность, использовать магию.

— Пойдем, наш очевидец пожаловал, — на кухню вошел Дейкстр, потный, как египетский раб.

— Уже иду! — засунув в рот последний кусок хлеба, бегу за ним.

Очевидцем оказался полоумный, пошедший в одиночку в лес ночью, зная, что там зверь. Как мне коротко рассказал Дейкстр, после встречи мужик крепко запил и, как поговаривают в деревне, сошел с ума.

Когда к нам пришел трясущийся старичок с отекшими глазами, мне показалось, что он крепко пил всю жизнь, а не последнюю неделю, такой у него был ужасный вид.

Мужик был испуган и сильно трясся. Мы отвели его в чулан, чтобы не смущать хозяев дома допросом.

Мы с рыцарем сели на одной лавке, он на другой, напротив нас, нервно комкая старую шапку.

— Итак, ты видел зверя? — спросил Дейкстр.

— …Зверя? — переспросил мужик, в его серых глазах мелькнула полнейшая пустота мыслей по этому вопросу.

— Да, на которого жалуется население деревни, — подтвердил рыцарь.

— А, Выхахрень что-ля? Видал я, видал! — яро закивал головой, выпучив в согласии глаза. — Видал Выхахрень я, огроменный, аки дом!!! — широко расправил руки, пытаясь показать, какой же он, этот зверь. Так же он еще сильнее выпучил глаза и, чтобы дать нам почувствовать всю ужасность этого зверя, резко к нам наклонился, топнув ногами, приблизив лицо и обдав гнилым дыханием.

— Кхе… — махаю перед носом ладонью, не в силах терпеть жуткий запах. — А у него шерсть, чешуя или кожа?

— Какой он на ощупь, мягкий или твердый? — упростил вопрос Дейкстр, глядя на непонимающего мужика.

— Колючий Выхахрень у нас, колючий, как еж-батюшка!

— Как еж? С дом? У вас тут радиации нет, случайно? — усмехаюсь.

— Еще одно слово, Бэйр… — прорычал рыцарь, резко обернувшись ко мне. — …и я заткну тебе рот твоим же кулаком!

— Все, прекращаю, — покорно склоняю голову перед строгим Дейкстером.

— Так значит, у него на теле есть иглы? — обернулся он к мужику, который опять начал комкать шапку.

— Вот такие! Аки дом!!! — развел опять руками и как бы прыгнул на нас, пугая.

— Еще лучше… — вздыхаю. — А у него клюв или пасть?

— У него рот на чей похож, на тот, что у птички или у собачки? — перевел Дейкстр.

— Как у жабы, и язык вот такой!! Выхахрень мне ревел, когда убегал я, значит, и языком своим: На! На! А на меня итак дерможрень напал, а он меня еще и по заднице, по заднице языком! Все избил, проклятый изхарь! — рассказчик замахал на нас руками, сделал страшные глаза и заорал от полноты чувств…

— Он сказал «дерможрень напал»?… Боюсь даже представить, что это может значить… — шепчу рыцарю, пока бедолага приходит в себя от тяжелых воспоминаний.

— Болезнь желудка, — объяснил мне Дейкстр. — Значит, рот как у жабы, он весь в иглах, и большой, как дом? — он уточнил у рассказчика.

— Да! Да! Все так говорю! — закивал мужик. — Все по правде!

— Хорошо, а какие у него были лапы? — спрашиваю.

— Ноги на что похожи? — опять перевел Дейкстр.

— Одна нога у него, значится, как грабли! — мужик скрючил пальцы руки и загреб воздух показывая. — Другая, значится, как лопата! — он рассек другой ладонью воздух. — А потом все, нету, значит, больше… А ноги большие… Аки дом!!! — опять развел руками и топнул.

— Может, это значит, что лопата это крылья, а грабли это когти? И иглы это перья или кожаные или костяные наросты? И жабий рот с языком… может, это какой-нибудь летучий ящер, Дейкстр? — спрашиваю рыцаря.

— Дракон болотный? — нахмурился он.

— Выхахрень, — поправил мужик с умным видом и закивал сам себе.

— А у него были крылья? — спрашиваю на всякий случай. Так-то на болотного дракона, вроде, похож…

— Да огроменные! — вновь закричал мужик и развел руками. — Огроменные крылья, с колючками и ножами… Огроменные, с ножами, колючками… Аки дом!!! Не… не дом… Два!!!

— Тебе не почудилось ли, мужик? — уточнил в надежде Дейкстр.

— С ножами и колючками!!! — закричал он, брызжа слюной от возбуждения. — Все как есть говорю, все по правде!

— Крылья с ножами и колючками, иглы на теле, когти птичьи, рот жабий, размером с дом… — хватаюсь за голову. Кажется, я совсем не знаю этот мир, даже его монстров, о которых была написана целая книга… потому что я не понимаю, кто это может быть!

— Ладно… — вздохнул Дейкстр. — Разберемся. Слышь, мужик, а ты зачем в лес-то пошел? Не знал разве, что там зверь живет?

— Дык на меня дерьможрень напал, а сортир я закопал тогда, а новый не построил. Ну и сортира нет, а дерьможрень есть… Если дерможрень, то как же без сортира-то?… Нельзя никак, нет, нельзя… Ну я и в лес, чтобы там это, значится… А там Выхахрень как зарычит, завоет, как начнет меня языком по заднице, по заднице!.. и орет, орет!!!..

— Какой кошмар… — выдыхаю, с жалостью смотря на бедного психа.

— Кошмар, кашмаристый, как самый выкошмарный изкошмарьевский кошмар! — кивнул мужик.

— Ну а хвост у него был? — вдруг вспоминаю о пока не упомянутой в рассказе части тела. Вряд ли это могло серьезно помочь, но мне было интересно, что он на это ответит.

— Да! — закивал мужик. — С ножами и колючками, со змеями-кострищами, с глазами! Длиннющий, с колючками… с глазааами!!! Огромеэээнный… — начал вспоминать он, опять увлекшись. — Аки дом!!! — резко развел руками и многозначительно посмотрел на нас.

Мы с Дейкстером переглянулись и оба тяжко вздохнули.

Выпроводив мужика из дома, мы заперлись в чулане, чтобы обсудить все услышанное.

— Ну и что ты думаешь по этому поводу? — спрашиваю рыцаря, усаживаясь на свою скамью скрестив ноги.

— А ты? — он улегся на лавку, подложив под голову руки.

— Мужик спятил… — вздыхаю. — Ну… или просто идиот.

— Согласен, — зевнул Дейкстр. — Что же за зверь?

— Я думаю, болотный дракон или химера.

— С горящими змеями на хвосте? У болотных химер может быть что угодно, но только не горящие змеи на хвосте.

— Может, ему почудилось? — предполагаю, теребя прядь своих волос… интересно, а косичку заплести у меня получится?…

— Судя по тому бреду, который он несет, он нажрался в тот вечер так, что удивительно, как он вообще убежал от зверя… а со зверем он точно встретился, у него на заднице свежие шрамы, каких ни одно лесное животное не оставит.

— Ты что, видел их? — с опаской смотрю на рыцаря.

— Местная лекарка так сказала. Я ей верю, знаешь ли, и проверять не хочу, — он покоился на меня, сморщив нос, мол, за кого ты меня принимаешь.

— Но это все равно не опровергает того, что ему все могло привидится, — говорю, с трудом разделив спутавшиеся пряди волос на три равные.

— Ага, а всем остальным почудилось исчезновение двух коров и трех мужиков, да? — съехидничал рыцарь. — Ладно, посмотрим. Завтра в лес сходим, поищем какие-нибудь следы.

— Сломанные ветки, примятые на земле листья и царапины на стволах?

— Да нет… — усмехнулся рыцарь. — Кучу дерьма, обглоданный труп, или скелет. С этим попроще будет и найти, и понять. Увидишь, сколько и чем он гадит, кого и как жрет, сразу поймешь, что это за зверь.

— Звучит не слишком-то соблазнительно, — морщусь. Коса почти получилась, осталось только перевязать… Хотя зачем? — Может, мне не надо в лес ходить? Я лучше тут посижу, в деревне. Если хочешь, я буду только.

Ну, я пойду тогда, погуляю, раз мы закончили?

— Гуляй, — махнул на меня рыцарь.

Перекинув через плечо свою небольшую прямоугольную сумку со всеми личными побрякушками, отправляюсь искать укромное местечко для работы.

Такое оказалось в небольшом садике хозяев, на лавке под яблоней. Запись всего увиденного заняла около двух часов, а потом мне захотелось размяться, погуляв по деревне.

В первом доме, куда мне удалось заглянуть, жил тот самый старик, который бросился на нас с вилами вчера. В нем не было ничего интересного, кроме спрятанной в кладовке коллекции досочек с выжженными на них голыми женщинами… ну, талант у старика жечь по дереву, творить ведь не запретишь, хе-хе!

Второй дом принадлежал смиренной вдовушке, которая подозрительно напоминала одну из миниатюрок старичка. В ее доме тоже ничего интересного или подозрительно не нашлось.

В третьем доме одной бездетной пары в возрасте сорока лет обнаружилось ровным счетом ничего и еще баня, которую мне стало интересно осмотреть изнутри.

Это было небольшое здание, сложенное из толстых бревен, оно практически ни чем не отличалось от тех бань, которые можно встретить у меня в мире.

Зайдя внутрь, зажигаю огонек на руке, чтобы осветить себе путь.

Это был предбанник, где на стене висели веники всех сортов и полотенца.

Вдохнув полной грудью чудесный веничный запах, улыбаюсь и захожу в следующую комнату, которая уже была самой баней: тут стояла печка и даже были полки.

Ничего интересного здесь не оказалось. Но стоило мне развернуться, чтобы уйти, как меня остановил шорох и тень, мелькнувшая в углу комнаты за кадкой.

Наверное, это была кошка, мышь или крыса — кто-нибудь из обычных домашних животных, испугавшийся меня. Но все же мне стало не по себе.

Неожиданно тень мелькнула вновь, застыла на миг и затем скрылась в мраке, куда не доставал свет свечи у меня на пальце.

По моей спине забегали мурашки, хотя мне было ясно, что это не может быть зверь, убивающий местных жителей — единственная опасть, которая может встретиться здесь.

Почти на цыпочках приблизившись к кадке, за которой пряталась тень, заглядываю за нее, осветив огоньком.

Ничего.

Значит, пламя на руках дернулось, появилась тень, и мне просто почудилась, что там кто-то есть…

— Да, почудилось… — вдруг прозвучал непонятно откуда протяжный шелестящий шепот с долей ехидства.

Округлив глаза, вылетаю вон из комнаты со скоростью зайца.

— Что это было!?… — испуганно смотрю на захлопнутую дверь, ведущую в баню.

Так, или у меня галлюцинации на почве недосыпа, или же… или же у меня просто галлюцинации. В самом деле, кто там мог быть? Привидение, зомби? О, да! Зомбарь, живущий в сельской бане! Разве это не объяснение всему происходящему?…

Пошучивая над своими страхами, возвращаюсь в баню, чтобы убедиться, что там никого нет.

Быстренько освящаю все углы, печку, лавку… везде пусто, тихо, ни намека на тайные ходы, ни пентаграмм, ни алтарей каким-нибудь демонам, ни даже привязанных на цепи страшных существ, питающихся коровью коров и пьяных мужиков…

Снова собираюсь уходить, в последний раз осветив все светом с ладони. Но в одном месте, на самой высокой лавке темнота мне показалась плотнее, чем везде. Направляю туда свет….

Мне очень хотелось закричать, но горло свело судорогой, поэтому можно было только пялиться на нечто, сидевшее на полке.

Опомнившись, бросаюсь к двери… но дверь, падла, не открывается! Кажется, с той стороны была щеколда… могла ли она сама задвинуться? Да нет, не могла, конечно… Но все же дверь заперта.

Припав к ней спиной, в ужасе смотрю на существо, недвижно сидящее на лавке.

— Ты кто!? — спрашиваю, в надежде на то, что оно окажется разумным.

Не знаю, почему мне показалось, что с этим можно было говорить, но от существа веяло чем-то… чем-то иным, не то чтобы загробным… в нем было что-то живое, приземленное, но кошка, например, ощущалась бы мной иначе.

На мой вопрос существо не ответило, оно продолжило молча сверлить меня черными глазами-бусинками. Выглядело оно достаточно странно. Оно было похоже на крошечного, сантиметров сорок-пятьдесят в длину, старичка… но это только потому, что у него была огромная спутанная борода и космы волос на голове, закрывающих почти все лицо, оставляя лишь нос, небольшой участок землистого цвета щек и глаза. На голове у него была странная старая кепка, а на теле нечто бежевое, неподдающееся описанию, на ногах в довершение ко всему лапти. Руки у него особенно впечатляли, хотя бы тем, что в них существо держало огромный кухонный нож… все же невероятная при таком росте длина его рук (едва меньше длины того самого роста) и когти на них уже не казались такими важными по сравнению с ножом.

Сидело это чудовище на лавке на корточках и смотрело на меня черными глазами, не мигая.

— Ты кто? — спрашиваю еще раз, протягивая к нему руку в огне, как протягивают крест к нечисти.

— Ты зачем сюда забралась, ведьма? — грозно спросило существо. Его голос здорово походил на голос старого деда, что чуть не вызвало у меня нервный смешок. Банный сторож, блин…

— Осматриваюсь, — отвечаю. Если существ разумное, значит, с ним можно договориться, ведь так?…

Немного успокоившись, встаю прямо.

— Проклятье, небось, навести хочешь, или порчу на хозяев? — нахмурился дед.

— Нет, вовсе нет, — мотаю головой. — Не собираюсь я порчу наводить.

— А чего ж тогда пожаловала, темная?

— Я охочусь за зверем, который вредит жителям деревни, — не обращаю на провокационное оскорбление.

— Хмм… не врешь, вроде, — хмыкнул он. — Да не там ты ищешь, ведьма.

— Где же мне нужно искать?

— Я ведьмам не советчик, — презрительно кинуло существо.

— Я не причиню никому вреда, — уверяю его. Если он мне скажет, где зверь, то я буду знать, где нам с Дейкстером не искать, и это здорово облегчит нам задачу… хотя, кто знает, можно ли верить этому бородатому? — Помоги мне, зверь оставит вашу деревню, а я уеду…

— Так уж все легко! Вашему племени верить — долго не жить.

— Ладно, если не хочешь говорить — не говори, но выпусти меня отсюда или хотя бы убери нож, — хмурюсь и упираю один кулак в бедро, предварительно убрав пламя. Другой рукой продолжаю освещать существо, которое итак неподвижно сидит и сверлит меня глазами… и, кстати, рот под его усами и бородой тоже не двигается, когда оно говорило. — Выпусти меня немедленно! — повторяю уже более грозно.

— Вот еще… ты останешься здесь и задохнешься, — невозмутимо объяснил старик.

— Как же я задохнусь в бане?

— А я тебя задушу, вот ты и задохнешься! — поганенько усмехнулся старичок и неестественно сильно наклонил голову набок, продолжая сверлить меня черными глазами.

Он встал на лавке, выпрямив длинные тонкие, как веточки, ноги, но не изменил положения головы. Спрыгнув с лавки скользким, неуловимым движением, как кошка, существо снова стало пялится на меня.

По спине у меня поползли мурашки от страха…

— Не подходи! — предупреждающе выставляю вперед горящие руки. — Иначе я подожгу баню и тебя вместе с ней!

— Сама же и сгоришь! — злобно захихикало существо, медленно приближаясь.

Когда оно было в метре от меня, вместо того, чтобы дать ему в лицо огнем на ладонях, я только прижимаюсь к двери, потому что… потому что мне было страшно касаться его! Не знаю точного его названия, но если в общем, то передо мной была самая настоящая нечисть!

— Может, договоримся?… — предлагаю, вжимаясь в дверь, подальше от приближающегося монстра.

Существо не стало отвечать и, выкинув нож, бросилось на меня, вытягивая вперед руки с когтями и целясь в мою шею.

Я пытаюсь содрать его с себя, но он обхватывает меня за туловище ногами, причем так крепко, что отодрать невозможным! Чувствуя, как руки его сжимаются на горле все сильнее, изо всех сил начинаю долбить одной рукой по двери, надеясь, что меня кто-нибудь услышит и придет на помощь. Другой же рукой пытаюсь отцепить от себя нечисть… Но даром, что руки у него длинные и тощие, сила в них оказалась огромная, их согнуть так же легко, как камень!

Задыхаясь, валюсь на пол, все еще пытаюсь оторвать от себя существо, брыкаюсь. Решаю попытаться свернуть ему шею, но пальцы не находят ее под пушистой бородой, а проходят сквозь нее, как будто и нет этой самой шеи вовсе!

Легкие начинало сильно жечь, живительный воздух кончался. Глаза существа заглянули в мои собственные, и в них светилась уже не сплошную чернь, а бордовые отблески настоящей ярости.

Решив, что отбиваться так бесполезно, шарю руками в своей сумке, и пальцы неожиданно натыкаются на странный мешочек с порошком, который был еще у моей предшественницы.

Недолго думая, загребаю пригоршни и сыплю в лицо существу, прямо в глаза… Последнее, что помню.

* * *

— Бэйр, чучело, очнись!

Из мрака меня вытаскивает голос рыцаря, сначала приглушенный и едва слышный, но потом все более отчетливый. Когда голос превратился из невнятного шипения в раздраженный крик, пришлось очнуться и открыть глаза.

— Ну наконец-то! — на лице Дейкстера появилась довольная усмешка, он отпустил мои плечи и перестал трясти.

— Что… дрянь, которая душила меня… Где она? — спрашиваю, осматриваясь вокруг.

Оказывается я все еще нахожусь бане, лежу на нижней полке. Дейкстер сидел возле меня на корточках, побледневшие хозяева стояли в проеме двери. Небольшое тело, напоминающее старую мочалку, валялось неподалеку от меня.

По размерам оно вполне походит на нечисть, пытавшуюся меня задушить.

— Бэйр-Бэйр, чертова идиотка! — отругал меня рыцарь. — Зачем прибила домового, истеричка!?

— Домовой!? Эта нечисть пыталась меня убить! — возмущенно отвечаю, садясь на полке. Резкая боль в затылке оповестила о том, что скоро там появится шишка. Потерев ушибленное место, чувствую нечто мокрое, видимо, кровь… неплохо меня домовой об пол приложил.

— Домовой пытался убить тебя? — подала голос старушка. — Как же? Он добрых людей не обижает…

Посмотрев на изменившиеся лица супругов и на лицо Дейкстера, понимаю, что дело дрянь.

— Дейк, он правда напал на меня просто так! — оправдываюсь перед рыцарем, обвинительный взгляд которого меня волновал больше всего остального. — Это его нож! — указываю на пол.

— Аах… — вздохнул рыцарь, опустив глаза. Затем он вновь посмотрел на меня, теперь в выражении его лица читалась лишь усталость. — Конечно, Бэйр, конечно…

Он встал сам и подал мне руку, помогая подняться.

— Простите ее, ради всех человеческих богов, — стал извиняться рыцарь перед хозяевами, да таким голосом, как будто милостыню просит. — Девчонка пережила три года назад страшные бедствия, нелюди вырезали всю ее семью у нее же на глазах. Я нашел ее в таком состоянии, что лучше и не вспоминать… Ее можно только понять и пожалеть, вы поймите… у нее такие припадки каждый раз, когда она видит магических существ и младших нелюдей.

— Но как же нам теперь без домового-то, без батюшки?… Пропадем мы!.. — причитала хозяйка.

Пока шла беседа с хозяевами бани, мне можно было осмотреть тело домового. Он недвижно лежал на животе, лицом в пол.

Что же его убило? Может, рыцарь его незаметно укокошил, но свалил все на меня? Есть только один способ узнать.

Преодолев страх, осторожно переворачиваю труп к себе лицом…

Лучше бы мне этого не делать! Мне открылось такое зрелище, что меня чуть не вырвало прямо на пол!

Все лицо было похоже на клубень картошки, истыканные ножом, глаза исчезли, а от большого круглого носа осталось лишь подобие хряща.

Секунду пустые глазницы смотрели на меня, а потом голова вдруг покатилась от тела к моим ногам, по пути борода у нее высыхала и осыпалась, кожа сморщилась и слезала… через пару секунд на досках уже лежал крошечный голый череп с огромными глазницами.

Тело тоже осыпалось, но от него не осталось ни скелета, ни даже горстки праха, все это исчезло, как будто и не было… Только черепок у моих ног.

— Бээйр… — протянул рыцарь, обернувшись на меня. Глаза его ясно говорили, что как только мы останемся наедине, меня ждет пара ласковых слов.

— Домовой рассыпался от ее касания! — в ужасе всхлипнула женщина, прижимаясь к мужу. — Это демон, а не девица! Дурной знак!

— Это не я! — оправдываюсь, отходя еще дальше от черепа…

Да что такое здесь вообще творится!? Что за чертовщина происходит!?

Неожиданно черепок подскочил на полу и упал обратно, повернувшись глазницами прямо на меня, на секунду мне померещились в них огоньки.

«Возьми меня с собой, Бэйр, Ведьма с Равнин!» — раздался противный шепот. Сомнений в том, что говорил череп, у меня почему-то не было. — «Возьми, ведьма, я пригожусь тебе! Я помогу тебе!»

— Да возьму, возьму, только хватит! — истерично кричу черепу. Мой рассудок с трудом выдерживал подобное.

— Бэйр, с кем ты говоришь? — спросил у меня рыцарь.

— С ним! Вы что, не слышали!? — указываю на череп, сверлящий меня взглядом пустых глазниц.

— Нет… — хором помотали головами муж и жена, при этом женщина резко схватила супруга за плечо, будто боялась упасть.

— Но он же… он же… — от нервов, к своему стыду, голос мой задрожал, и стал заикаться. — Он же говорил!

— Потом это обсудим, — оборвал меня Дейкстр и вновь повернулся к паре, объясняя им что.

«Ведьма, возьми меня, не оставляй здесь…» — вновь прошептал череп, в глазницах мелькнул огонек.

Не говоря ни слова больше, бросаюсь к нему и осторожно беру в руки темно-серый черепок. Он был теплым, даже горячим…

Преодолев чувство отвращения, подношу его к лицу, заглядывая в пустые глазницы. Когда наши взгляды встретились, в них зажегся странный коричневый огонь, походящий даже больше на светящуюся дымку.

— Ну, и что дальше? — спрашиваю тихо, чтобы никто не услышал. К счастью, внимания на меня больше не обращали, Дейкстр вновь рассказывал паре о моем кошмарном детстве.

«С собой возьми, с тобой поеду, тебе помогу…»

— Ты же хотел меня убить, — напоминаю. Страх куда-то улетучился на время… наверное, вместе с последними частицами рассудка! Ведь я говорю с черепом домового!.. Или все дело в том, что я ведьма? Говорящая с нечистью ведьма?… — Ну так зачем мне брать тебя с собой? Ты меня хотел убить, а ну как я тебя здесь оставлю и в землю зарою?

«Нет, не надо в землю! Возьми с собой, ведьма, я тебе служить буду!»

— А с какой стати мне тебе верить?

«Я обещаю! Выкинуть всегда успеешь! Не губи меня, я всю жизнь людям верой и правдой служил, от всех напастей защищал! Теперь тебе послужу, не хочу помирать совсем! Домовой когда служить прекращает, помирает тут же!..»

Голос черепка был таким жалобным и молящим, как будто его и правда ждала вечная смерть. Это было верхом идиотизма, но мне стало жалко его.

— Ладно, я возьму тебя с собой… Но учти: какая-нибудь шутка, и я тут же вышвырну тебя в ближайшие кусты!

«Ну совсем уж без шуток нельзя, как без них?… Я ж домовой, как никак. Мне б крынку молока выпрашивать, гривы лошадям путать, коли чего не так!..»

— Ты мертв, — напоминаю.

«Я не мертв, я потерял свое тело! Призрак мой в черепе находится, я когда захочу, тогда и выйду!»

— Ну и зачем мне призрак домового?

«Я ж помогать буду! Меня только ты чувствовать и видеть можешь, а так только высшая нежить и некроманты еще, и все! Как надо будет проследить за кем, найти чего, проникнуть куда, так я запросто!» — засверкал коричневой дымкой череп.

— Хммм… ну, хорошо. Ты полезен. А начнем совместную работу с малого. Как я тебя убила? Что это был за порошок?

«Не знаю, чес-слово не знаю! Гадость какая-то, не разобрал, мне все защипало, зарвало, аж в душу мою въелось! Никогда о такой не знавал! Но… тут такая странная вещица… я последний месяц такой злой был… хозяйке все молоко попортил, хозяину топор сломал и сапоги продырявил… сейчас вспоминаю, и понять не могу, что на меня нашло… я ведь тебя душить не хотел… но, знаешь, после того, как я потерял тело, это все прошло! Я чувствую, что как будто болел чем-то, а теперь выздоровел».

— Ясно… — протягиваю. Больной домовой, бросающийся на ведьм? Интересно, этому стоит удивляться или это нормально в этом мире?

— Бэйр, милая, пойдем, я дам тебе лекарство, и все будет хорошо!

Сюсюкая, рыцарь вывел меня из бани за плечи, виновато оглядываясь на хозяев.

Мы пошли в избу к молодой паре, которая нас приютила. По дороге шаг рыцаря становился все тяжелее, а лицо — мрачнее. Мне было ясно, что когда мы дойдем, ничего хорошего со мной не произойдет.

Когда мы оказались на заднем дворе избы и Дейкстр открыл рот для речи, непроизвольно зажмуриваюсь от страха.

— Итак, ты сейчас мне все расскажешь, а потом я тебя повешу, — неожиданно спокойно сказал он, усевшись на бревно для колки.

Стою, в удивлении продолжая сжимать в руке крошечный черепок.

— Ну, Бэйр? Я слушаю твои оправдания. Рассказывай с самого начала, с тех пор, как ты вышла с чертового порога этого дома!.. — рыцарь сорвался на крик, но быстро успокоил свой голос. — Я слушаю тебя.

Собравшись с духом, рассказываю ему все до последней детали, вплоть до дощечек с женщинами в подвале старика.

— Аааахх… — тяжело вздохнул Дейкстр, когда рассказ был закончен. — Значит, теперь ты еще и с нечистью говоришь?

— Выходит, так… — развожу руками.

— Отлично… не смей говорить с ней при всех, понятно?

— Хорошо, — киваю. Господи. Неужели все обойдется без наказания?…

— Но не думай, что тебе сойдет это с рук, ведьма! — поднявшись, рыцарь пригрозил мне, как будто услышав мои мысли. — Если из-за тебя нас теперь запомнят в этой деревне, и вместо туманного «какие-то охотники за нечистью» жители скажут «мужик, возящийся с проклятой черномазой ведьмой, убивающей даже невинных домовых», ты знаешь кто нас найдет и что сделает!.. Ты, видимо, совсем не соображаешь, что происходит! Но в этом есть и моя вина… С этого момента чтобы не выходила из этой избы, ясно тебе!?

— Мне всю неделю здесь сидеть!?

— А что тебе в деревне делать!? Будешь помогать хозяйке, учиться готовить и стирать, и хватит с тебя! А узнаю, что ленишься или опять дуришь, пугаешь людей, не посмотрю, что девица, сдеру портки и выдеру тебя как следует!.. Ремнем!

Он так страшно кричал, что последняя оговорка могла показаться какой угодно, но только не забавной.

После этих слов рыцаря грубо взял меня за плечо и отвел в избу, где толкнул в чулан и запер. Потом из кухни послышался его разговор с хозяйкой: он велел ей никуда меня не выпускать и завалить работой, какая найдется.

Пока можно было посидеть в одиночества, решаю заняться черепом.

Нужно было обвязать его кожаным шнурком, одним из тех, которые вместе с ремешками и маленькими мешочками продавались с походной сумкой. Продев шнурок через глазницы, завязываю на нем мешочек, как чехол. Всю конструкцию устраиваю у себя на поясе рядом с кинжалом.

Вскоре хозяйка позвала меня чистить картошку, потом послала собирать куриные яйца, потом мыть пол, а потом, поняв, что руки у меня для нормальной работы не приспособлены, дала мне прясть… Наверное, в последствие она ни раз пожалела о своем решении, но, чую, рыцарь велел ей занять меня чем угодно, пусть даже во вред хозяйству — уж не знаю, чем он ее таким припугнул, что она дала мне переводить целый моток пряжи.

Хозяйку, кстати, звали Мишей. Девице было всего шестнадцать, и замуж она вышла совсем недавно, и месяца не прошло, как выяснилось. Мужа она не сама выбирала, но не жаловалась: не бьет, в бабьи дела не лезет со своей указкой, и хорошо.

Первые часы Миша молчала, хотя и кидала на меня любопытные взгляды: не каждый ведь день видишь живую ведьму за пряжей. Позже она, не сумев справиться со своим любопытством, попыталась заговорить со мной, расспросить про Дейка и про наши с ним отношения, про путешествия и вообще. Подумав, что рыцарь уже наверняка обо всем этом навешал лапши на уши каждому попавшемуся, а какого сорта была его лапша, мне неизвестно, решаю своей лапши не добавлять. Нескольких грозных взглядов в сторону хозяйки заставили ее оставить меня в покое.

Так день прошел часов до семи вечера, а потом к нам вдруг пожаловал гость. В дверь постучал Али ибн Дамьяр и, хотя Миша была не слишком-то рада присутствию в избе постороннего мужчины, остался у нас.

Узнав, что я под домашним арестом, сказочник решил развеять мою скучную работу историей своей жизни, а за одно и историей одной из войн.

Мне уже действительно выть хотелось со скуки, потому его предложение было охотно принято.

 

5. Тайна в подвале

Как оказалось, Али начал свою карьеру очень необычным образом. Началось все с того, что его забрали из родного города в ополчение, когда ему было пятнадцать. У Тангейя тогда были какие-то трения с Охмарагой. Кажется, убили посла сенари прямо на приеме, а государство с жесткими нравами в железных оковах традиций такого оскорбления, конечно, стерпеть не смогло. Корабли сенари высадили армию на берегах, и она начала один за другим захватывать ближайшие города, причем почти не чувствуя отчаянного сопротивления народов. Во главе армии была сама царица, победившая в Войне Богов какого-то безумного божка-узупатора. Узнав о том, что такая персона идет на них со своей армией, большинство городов сдавалось без боя. Но один город все-таки сопротивлялся целых три дня, это и был город, где сидел наш новобранец. Какое-то время город спасало то, что к нему на помощь успели прибыть маги Красного Ордена, они дали хоть какой-то отпор армии живых стихий, где каждый воин с рождения способен творить заклинания природы на уровне архимага, а после обучения так и вовсе становится смертоносной машиной. Ну так и что было десять тысяч таких сенари против двадцати магов Красного ордена? Конечно, маги этого ордена превосходят любых других в мире, они используют не стихийные заклинания, а какие-то свои, другие, которые, в общем-то, и силы сенари покрывают. Но, несмотря на это, сенари просто задавили их числом, да еще и половина ополчения города померла от внезапно начавшихся болезней — начавшихся не без помощи царицы, которая от рождения была не сенари, а какой-то темной колдуньей, на которой потом просто женился царевич сенари, причем женился по искренней безумной любви (на этих бесподобных сенари, как оказалась, не действует никакая магия, кроме лечебной, так что возможность приворота сама собой отпадала). В итоге город, конечно, пал к ногам новой государыни, надеясь на ее милость. Но эти три дня сопротивления так оскорбили царицу и ее воинов, что те, даже не грабя, сравняли дома с землей, а жителей, даже детей, половиной отправили на Охмарагу в качестве рабов, а другую половину оставили себе в армии, в услужение. После осады города с магами, войско Охмараги под руководительством царицы без всякого сопротивления дошло аж до столицы, где император уже умолял королевну о мирном договоре. На обычный мирный договор Охмарага не согласилась и поставила Тангей перед выбором: или страну сжигают и разрушают государство, тогда следующие десятилетия земля превращается в полные владения сенари, или же Тангей становится полностью зависимой страной, платит ей дань и каждый новый человеческие лорденыши, дворянчики и прочие должны выпрашивать у самого царя Охмараги специальную грамоту на владение землей или городом и получение с него дохода, а маги Красного ордена, если хотят жить, будут работать так, как скажет Охмарага, при этом количество магов должно поредеть: на каждом из десяти курсов может быть максимум двадцать учеников, и всего не больше тридцати преподавателей. Остальных казнить. Император Тангейя от безвыходности вынужден был согласиться, и Тангей стал вассальной страной Охмараги, платит ей дань и молит грамотки и по сей дань, аки русские князья у Золотой Орды. Только тут Орда распадаться на ханства не собиралась.

Ну так как это все связалось с Али. Он попал в рабство, как и все, но его, как молодого, сильного и красивого не стали сразу отправлять на острова, а взяли в армию, прислуживать воинам. Сначала он был рабом на побегушках, над ним всячески измывались и заставляли делать отвратительные вещи… сенари никогда не слыли излишней жестокостью к людям, низшей расе, но с теми, кто осмелился сопротивляться, разговор у них был другого рода. Но Али, подавив всякую гордость, справился, выжил и даже сохранил в себе здравый рассудок, несмотря на ужасное существование. Как услышав его молитвы, боги послали ему избавление: однажды его заметил юный царевич, которому тогда было шестнадцать. Мать-царица взяла его на войну, дабы он мог испробовать свои знания на практике и просто посмотреть немного на мир за пределами родного острова. Царевич, в отличие от царицы, не закрывал глаза на развлечения солдат и, с молчаливого согласия матери, самолично наказывал тех, кто переходил определенные грани. Когда молодой мститель справедливости настиг хозяев Али, от них ничего не осталось, кроме горстки пепла, а самого сказочника, тогда еще молоденького парнишку, наследник взял себе в личное услужение. Когда пришла пора возвращаться на родную Охмарагу, царевич даровал свободу всем своим личным рабам, то же самое сделала и его мать. Когда речь зашла о свободе, Али не долго думал, что выбрать: у него не было дома, ему некуда было идти, потому он решил отправиться на Охмарагу вместе с царевичем, ведь они были ровесниками и за время похода стали лучшими друзьями.

На Охмараге Али был скорее гостем, а не слугой: в его обязанности входило развлекать царевича после учебы, а в остальное время Дамьяр был сам по себе и мог заниматься, чем хотел. Жил он в дворце, и в итоге лично познакомился с легендарным царем и его семьей. Одна бардесса, служившая при дворе, рассказала Али о невероятных событиях из жизни царской семьи. Про то, как молодая царская чета, только поженившись, вынуждена была возглавить огромную армию и отправиться на План Богов, отстаивать права всех нелюдей на существование. Еще бардесса рассказала Али о тех приключениях, какие были в молодости царицы, о жизни молодого царя. Все это давно было сложено в популярные на Скаханне легенды и песни, и Али очень впечатлился, когда узнал, что все это действительно было так, как пелось в песнях — герои оказались реальнее, чем он думал. С тех пор он и решил, что хочет путешествовать, собирать такие вот невероятные легенды, бывшие когда-то явью, и в итоге написать книгу, где соберет все найденные истории. Царской семье Али очень понравился, царь и царица были помешаны на книгах, в их дворце была огромная коллекция, потому услышав о намерениях будущего сказочника, его снабдили средствами для путешествия, дали одежду, денег, оружие и подарили перстень, говорящий о том, что Али под защитой сенари, и тот, кто его тронет, долго не проживет. К слову, средств этих хватило Али на шесть лет, до сих пор он не знал бедности и жил на дары правителей.

— Бывает же!..

— Да уж, смерть какого-то посла изменила жизни тысяч людей! А мою судьбу так, как мне и не снилось…

— Я часто слышу про эту Охмарагу и ее правителей, — замечаю. — Чем они заслужили такую славу?

— Оба они, и царь, и царица, — живые легенды, каждый по-своему, — уверил меня сказочник. — Они не слишком-то приятные личности, излишним милосердием и мягкостью не отличаются, очень горды… но они достойны того уважения, каким пользуются в Скаханне. Ты еще услышишь о них, поверь. Весь мир долго гудел после войны с богами, а когда стало известно, что у Вольги Аленики, — так зовут правителей Охмараги, — сумевших победить бога, сын подрастает… Все страны сейчас молятся своим огам, чтобы этот парень к ним не сунулся! Ведь Вольга как решил? Его сын не получит трона, пока сам не станет живой легендой, подобно родителям. Когда царевичу исполнится двадцать два года, его отправят к людям, бороться со злом и совершать подвиги… Сейчас Кудеяру — так зовут царевича — как раз двадцать два. Так что он вполне может уже бродить где-нибудь и искать проблемы на свою задницу! Встретите его — бегите подальше…

— Хм. И как же мы его узнаем?

— Оу, не перепутаете, поверь мне! — уверил меня Али. — Встретите существо, расу которого невозможно определить, с носом, задранным выше Плана Богов, сразу узнаете! Я был с ним всего пять месяцев, а запомнил на всю жизнь — и царевича, и его нос! Кстати, я хочу найти Кудеяра и путешествовать с ним: ведь каждой восходящей звезде нужен тот, кто будет распевать о ней на базарах и знакомить народ с его новым героем. Без моих стараний Кудеяр не найдет славы… так вот! Я ведь в эту глухомань и сунулся, потому что подумал, что, мало ли, царевич тут со зверем воюет… А тут ты с рыцарем.

— Однако интересный у вас тут способ PR-а!.. Но не спрашивай меня, что такое PR, все равно я не смогу тебе объяснить, — поспешно оправдываю свою ругань незнакомыми словами.

Али еще долго сидел со мной, рассказывая то об одном, то о другом. Меня больше всего интересовала история за последние сто лет, то есть то, что поменялось со времен Самодива.

Сказочник рассказал мне про некоторые незначительные войны между странами материка, которые периодически гасились новой, неизвестно мне организацией. Это был орден Белых сов. Но стоило мне спросить об этом ордене, как сказочник замолчал и посоветовал мне не слишком-то интересоваться «белыми совами»: они этого, якобы, не любят.

— Никто точно не знает, почему они так себя назвали, но поговаривают, что совы — это их слуги, глаза и уши, — тихо прошептал Али, как будто где-то в этой избушке могли быть их шпионы. — Так что лучше помалкивать об этом ордене и вообще ничего о нем не говорить, ни хорошее, ни тем более плохое.

Так вышло, что мое нескончаемое любопытство нашло отклик в неуемном желании Али болтать, неважно как и о чем. Мы, не замечая ничего вокруг, сидели на кухне и трендели до самозабвения, пока нас не выперли во двор офонаревшие от галдежа хозяева, которым в этом охотно помог Дейкстр.

Во дворе мы со сказочником просидели до глубокой ночи. Меня угораздило вспомнить сказки, книги и фильмы из своего мира, и Али требовал рассказать ему все, что я вспомню. Естественно, мне хватило ума не говорить про терминатора и звездных войнах, как в оригинале, все события пришлось переиначить на этот мир, представив, как легенды моей родины — Великих равнин, пустыни, о которой никто ничего не знает и не сможет уличить меня во лжи.

— Эх, жаль, что ты с рыцарем! Я бы тебя с собой позвал, Кудеяра искать. Пропадает великий сказочник! — распинался Али под конец. — Вот тебе мой тюрбан, я и не думал, что встречусь с таким талантом в такой глуши!

— Да ладно тебе, — смущенно отмахиваюсь от его комплиментов. — Может, оно и здорово было бы, с тобой пойти, но мне без Дейка нельзя, мы с ним, считай, кровью повязаны.

— Ты, кстати, так и не рассказала про ваши путешествия, — Али вспомнил про мой должок.

— Да что рассказывать? Так вышло, что меня отдали на съедение дракону, а Дейк, как рыцарь, решил меня спасти. Но спасти-то он меня решил, а дракона победить не сумел: если бы не я, его бы вообще сожрали. Ну так теперь Дейк у меня в долгу, он поклялся меня защищать, пока я не сниму с него эту клятву. А поскольку меня есть, от кого защищать, снимать я ее пока не собираюсь. Вот так.

— Жаль, жаль… ну, что ж, раз так, то я пойду? Поздно уже, — Али зевнул и, сняв тюрбан, почесал кудрявый затылок.

— Да уж, заболтались мы, — поднявшись с лавки, на которой мы сидели, иду провожать его до забора.

— Знаешь… — начал было сказочник, вставая. — А ведь ночь такая теплая, стоит ли так быстро расходиться?

Не успеваю ничего сделать и даже подумать об этом намеке, как Али шагает ко мне и без объявления войны целует прямо в губы.

— Ты чего!? — отталкиваю его, не рассчитав сил, и бедняга летит прямо глазом на лавку. — С ума ты сошел?…

— Ах… намек понял, прости! — заизвинялся сказочник, держась за ушибленный глаз. — Фингал, однако, будет… А у тебя рука не дрогнула!

Приняв мои извинения и извинившись, Али поспешил поскорее убрать со двора.

Вернувшись в избу, понимаю, что все уже спят, а у меня урчит голодный желудок: ради болтовни с Али мне пришлось пропустить ужин.

Дейкстр, спящий в нашем чулане, отмахнулся от меня и послал в кладовку.

— Там должно было что-то остаться… Погреб в подвале, в него спустишься по лестнице, которая под спрятанной дверью на кухне, под желтым вязанным ковриком… и осторожнее, хозяева еще не скоро спать будут.

— Разве они еще не спят? Как-то поздно они ложатся! — морщусь.

— По дому ходи тихо, и лучше всего, прячась в тенях.

— А нельзя попросить еду у хозяев, раз они не спят? Нехорошо воровать у приютивших нас…

— Ведьма, забудь ты уже эти свои сказки о доброте и порядочности! Тебе ни черта не дадут, все приличные люди едят, когда положено, за общим столом, а жрать ночью — плохая примета, от нее хозяйство портится, ясно тебе?… Делай, как я сказал, без всякой самодеятельности. Все, иди, а я спать… — сказав это, Дейкстр вернулся к своей лавке, грохнулся на нее, закрылся одеялом и мгновенно захрапел.

Предусмотрительно сняв обувь, на цыпочках пробираюсь из нашей коморки в кухню. Путь себе не освящаю, иду на ощупь, благо, коридор узкий и по нему вполне можно перемещаться, расставив руки.

Дойдя до кухни, резко останавливаюсь, услышав какие-то вздохи.

Мне тут же вспомнились шорохи, какие были перед появлением домового. Внутри все похолодело от страха, появилось желание убраться в чулан и лечь спать на голодный желудок… Но прошло не так много времени, и до меня дошло, что, кто и почему может так вздыхать.

Дейкстр, сволочь, мог бы и предупредить, что хозяева спят на кухне на печке, а не в другой комнате! Мне-то думалось, они просто поздно ложатся, а до того бродят по дому, или чаи распивают, мало ли… А он вон, что имел в виду.

Хотя то, что они увлечены друг другом, это не так плохо, как если бы они просто спали на лавке. Больше вероятности того, что меня не заметят за этой нелепой кражей.

С этими мыслями осторожно прокрадываюсь к коврику, местоположение которого отмечал лунный свет, льющийся из окна в комнату, — совсем как красный крест над кладом в пиратских картах.

Максимально тихо откидываю коврик, под которым оказалась дверца в подвал. Открыть ее беззвучно было не так-то легко, но попытка не пытка… И, конечно, доски скрипнули только тогда, когда дверца была уже почти открыта!

Замерев в страхе и прислушавшись, понимаю, что никто меня не обнаружил.

С тихим вздохом облегчения заканчиваю с дверью и начинаю спускаться в подвал, куда вела небольшая лестница, ступенек на пять.

Спустившись, понимаю, что крышку-дверь надо бы закрыть, чтобы хозяева ничего не заметили и чтобы можно было зажечь на руках огонь: ведь искать съедобное в слепую — не самая лучшая затея.

Когда небольшое холодное помещение осветило пламя, мне оставалось только облизнуться: по всем стенам комнаты находились полки до самого потолка, и все они были чем-то уставлены! Банками, горшками, крынками… Уж наверняка здесь найдется что-нибудь действительно вкусное!

Принимаюсь ходить вдоль полок и осматривать каждую с хозяйским видом. По мере исследования отмечаю, какая уютная у них кладовка, все чистенько, ровненько, аккуратненько, на брусьях, подпирающих потолок, то есть пол сверху, висят какие-то странные картинки, здорово напоминающие творения художников-авангардистов, а иногда даже идет резьба по дереву, хотя рисунки и знаки совершенно не понятны…

А, может, все эти картинки и иероглифы — это что-то магическое? В этом мире ведь нет холодильников! Наверняка это какие-то волшебные символы, обеспечивающие продуктам нужные для длительного хранения условия! Как интересно… Вот только как бы здесь сигнализация какая-нибудь не стояла. А то возьму что-нибудь, а тут и хозяева подтянутся… ой, влетит же мне от рыцаря тогда…

Побродив меж полками, как между прилавков супермаркета, выбираю себе один из горшков, в котором и обнаружились остатки ужина. А на ужин была картошка с небольшими и редкими кусочками мяса.

Довольно обхватив горшок руками, усаживаюсь на пол. Зажигаю на ладонях горячее рыжее пламя, наблюдаю за приготовлением еды… Зрелище и сам процесс необычного подогревания пищи настолько увлекли меня, что все чуть не сгорело! К счастью, запах гари заставил меня вовремя погасить пламя.

Аромат от горшка шел такой, что у меня чуть слюна изо рта не закапала, потому печальное понимание того, что ложки у меня нет, сделало меня самым несчастным человеком на свете.

— Вот блин… — вздыхаю, смотря на горшок с едой. — Ну почему мне так не везет?…

Осматриваю кладовку, в надежде увидеть где-нибудь хоть что-нибудь, чем можно есть, ложку, вилку, половник, да хоть лопату! Ну, хоть что-нибудь!..

Неожиданно замечаю большую деревянную ложку, висящую на веревке на одном из брусьев, подпирающих потолок. Как раз между этим и следующим бруском был вместо полки гобелен! Гобелен, что самое удивительное, изображал полки с горшками, как в кладовке, потому нельзя было заметить его сразу. Странно все это… Что такой красивый и искусно вышитый гобелен, по идее, гордость любой деревенской избы, делает в кладовке? Ну да ладно, хотели они им кладовку украсить, так меня это не касается. Мне нужна только ложка.

Подойдя к искомому столовому прибору, обнаруживаю еще одну странность: ложка оказалась привязана так, что черт отвяжешь! Зачем было такую роскошную ложку так крепко привязывать!? Хозяйка сама же намучается, отвязывая ее отсюда!

Злобно костеря ненавистную ложку, мешающую воссоединится моему желудку с ужином, пытаюсь порвать крепкие узлы. Никакого результата, только все больше и больше с каждой новой попыткой нарастает злость! Горшок вкусно пахнет, жрать хочется, а единственная ложка никак не отвязывается! С-сволочь!

В сердцах беру и дергаю за ложку со всей силы, надеясь порвать веревку… И тут вдруг веревка удлинилась, а гобелен поднялся, как жалюзи, открывая дверь!

— Черта с два…

Сложно сказать, какое из чувств было больше, когда передо мной появилась спрятанная дверца. Можно было бы удивиться, но это уже было мое обычное состояние за последние трое суток. Можно было бы испугаться: такая дверь не может означать ничего хорошего. А можно было стоять и думать о том, как лучше среагировать. Выбор у меня был богатый, ничего не скажешь: или открыть и посмотреть, что там такое, или молча вернуть все на место и уйти, пока ничего не случилось.

Пока мой разум пытался найти наиболее подходящее решение, дверь продолжала мусолить мой взор, распаляя любопытство своим таинственным существованием.

— Нет, я не пойду туда! Это проблемы, это новые вопли рыцаря, это вновь что-то страшное… — уверяю дверь.

Но она молчала, продолжая недвижно стоять, и это ее молчание было самой красноречивой просьбой.

— Нет, я же не могу! — возмущенно смотрю на нее. — Ты должна понимать: просто не могу!

Подтверждая свои слова, отпускаю ложку и закрываю дверь гобеленом.

Гордясь этим поступком, возвращаюсь к горшку, одиноко стоящему на полу. Подхватив его, возвращаюсь к ложке и ем стоя, не отцепляя ее от веревки.

Вот оно, единственно верное решение.

И все же интересно, что простая крестьянская пара может хранить в кладовке за потайной дверью? Зачем она им вообще? Какие-то ценные вещи прячут, может? Приданое, например, или накопленные деньги… Но откуда в глухой деревне посреди леса такие вещи, которые нужно прятать? И от кого? Тут и так все про всех знают.

Но что же там такое может быть? Что, черт возьми!?… А может… вдруг это что-то важное? Вдруг, они занимаются чем-то тайным? Например, прячут кого-то за этой дверью?… Того самого зверя! И выпускают его по ночам пожирать коров и пьяных мужиков?..

Нет, это даже звучит глупо! Ведь эти двое оба еще совсем дети, честные и правильные до того, что читают перед едой молитвы!.. Но что же могут прятать два таких честных человека? Да еще и так хитроумно скрытое гобеленом?…

Меня раздирали противоречивые чувства — любопытство и осторожность. Горшок с едой пустел, а мой взгляд не отрывался от гобелена, который теперь казался выкрашенным в ярко-красный.

Когда в горшке оставалась еще половина, мне уже было ясно, что я не выдержу и попытаюсь открыть дверь… просто чтобы успокоиться! Я же не смогу спать, зная, что сплю над потайной комнатой!..

Закончив с горшком, ставлю его на прежнее место и закрываю полотенцем, как и было. Затем подхожу к гобелену, беру ложку и тяну, что есть силы, чтобы поднять его и открыть дверь.

Стоило мне увидеть ее снова, по спине поползли сладкие мурашки предвкушения тайны, на лицо наползла улыбка.

— Так-так-так… — дотронувшись до круглой ручки, коснувшись дерева, отдергиваю руку.

Нет, все же в одиночку в пекло соваться это не дело! Вдруг они и вправду там кого-то держат? И это нечто меня сожрет, скажем? Нет, надо все проверить.

— Домовой, давай, на выход. Работай, — слегка дергаю череп в мешочке.

«Чего надо!? Сплю я…»

— Проверь, что за этой дверью, нет ли там чего опасного.

«Живого там ничего нет, сразу скажу. А теперь отстань от меня, я спать хочу…»

— Выкину!

«Тогда в следующий раз сама в подобные комнаты полезешь и на себе узнаешь, есть ли там что опасное или нет».

— Ну ты и сволочь… — выдыхаю.

«Не обзывайся, а то я тебе ночью волоса все в косицы переплету и к лавке привяжу! Я сказал тебе, что нет там ничего, так иди, а не обзывайся!»

Негодуя над наглостью домового, все же решаюсь открыть дверь. Дернув за ручку, тут же отпускаю и отхожу на всякий случай, продолжая держать ложку одной рукой, а на другой — пламя. Дверь открылась сама, медленно и со скрипом, внутри было какое-то помещение, но в темноте пока нельзя было увидеть, какое.

Собравшись с духом, захожу в комнату, вытянув вперед руку с огнем.

Помещение оказалось небольшим… но, как очутишься внутри, сразу становилось ясно, что это самое важное место в доме. Все тут было очень богато убрано, на стенах висели шторы из узорчатой ткани, хотя невозможно было даже представить, откуда они у хозяев. Так же на стенах из складок этих самых штор выходили длинные плетеные талисманы с деревянными бусинами и странными, длинными перьями, которые сливались со шторами и их узорами так, что едва можно было понять, перо это или складка ткани. Но самым удивительным было не убранство стен, не наличие каких-то непонятные побрякушек, напоминающих китайские подвески, самым удивительным был алтарь!

На одной из стен была нарисована странная фигура, напоминающая гарпию. Она изображала женщину с телом орлицы, крыльями вместо рук, но грудью и лицом человеческой девицы. На голове у нее была корона из веток и цветов.

Под этой странной фреской находилась конструкция из двух рогов лося и, кажется, костей животных. Все это было перевязано веревками, а в середину помещалась широкая деревянная миска.

Так же в одном углу комнаты находились большие мешки… порывшись в них, обнаруживаю зерно и сушеное или вяленое мясо. В мешках поменьше, в другом углу были блага иного рода… золото и драгоценности.

— Так-так-так… да в чем тут дело? Откуда у них это все!? — усмехаюсь, осматривая молельню еще раз. — И, судя по тому, что все это скрывается, то тут проглядывается что-то незаконное… Но почему сбережения рядом с таким странным алтарем? Кто хранит в молельне зерно, мясо и драгоценности!? Или все это часть культа этой их Харьи? Птица с головой женщины с венком из растений, мать-богиня плодородия… мясо, зерно и драгоценности… Птица — мясо, плодородие — зерно, женщина — драгоценности? Но быть не может такого, чтобы божество плодородия олицетворяло еще и богатство, бездушные камни и металлы! Это против всей идеи! Что-то здесь нечисто… уже потому, что все это тщательно прячут…

— Домовой, ты что думаешь обо всем этом?

«Во-первых, меня зовут Григорий Распутин, а не «домовой»! А во-вторых, ничего не думаю, головы больные у этой парочки. Ходят с глазками шальными, все болтают, что в большой город переедут».

— Ну с мешками золота немудрено… Постой, как, ты сказал, тебя зовут!?

«Гришка!»

— Адольф, едва ли не Гитлер, есть, теперь Распутин… скоро встречу дедушку Ленина, Наполеона или, что еще лучше, Цезаря!..

«Ты чего это там бормочешь?…»

— Да не обращай внимания. Стой-ка, стой-ка… А это еще что такое?

Вдруг замечаю на стене напротив алтаря небольшое окошко с деревянной дверцей. Подхожу к нему и открываю. Что самое интересное, замков и ключей здесь нигде не было, заходи, кто хочешь, бери, что хочешь.

Дверца открыла углубление, напоминающее нутро средневекового сейфа! Внутри лежали какие-то непонятные штуки.

Взяв одну такую, пытаюсь понять, что это.

Присмотревшись, понимаю, что это огромное бронзово-рыжее перо, где-то с мою руку, по локоть. Твердое и холодное, из настоящего металла! Настоящее перо из металла! Это же потрясающе!.. Но откуда здесь может быть подобное чудо, здесь, в деревне? Откуда такое может быть у пары деревенских олухов!?

Или они не те, за кого их принимают?… А за кого их принимают? Я же не знаю, что о них думают и кто они.

Кажется, имеет смысл поспрашивать о них завтра у селян.

Решив так, выхожу из комнаты, прихватив с собой перо и одно драгоценное ожерелье из мешка. Ведь надо рассказать о находках рыцарю, а без материальных доказательств он мне точно не поверит.

Добравшись до нашей комнаты и плотно закрыв дверь, принимаюсь будить Дейкстера.

— Просыпайся! Проснись, смотри, что нашлось в кладовке! — трясу его за плечо.

Постепенно рыцарь очухался и сел на кровати.

— Бэйр, на кой черт ты меня разбудила!? — проворчал он, зевая.

— Ты не поверишь, смотри! — сажусь к нему на лавку, зажигаю на одной руке огонь, а другой протягивая рыцарю находки. — У них в кладовке есть потайная комната, скрытая гобеленом. А в ней алтарь их богини, Харье! Там все, как у сектантов! Шторы с цветочными узорами, на стенах висят талисманы, похоже, колдовские, еще там на стене есть фреска, а под ней странное сооружение из рогов и костей. В комнате есть два мешка с зерном и сушеным мясом, и в другом углу мешок с золотом и драгоценностями! А в сейфе лежат такие перья! Что-то тут нечисто, надо бы навести справки на наших хозяев!

— Бэйр… — тяжко вздохнул рыцарь, поднимаясь с кровати и еще толком не проснувшись. — Я просто отправил тебя пожрать, а ты нашла потайную комнату!? Твоя задница что, живет отдельно от твоей башки!?… — протягиваю ему находки. Блеск металла тут же возвращает Дейкстеру бодрость. — Так где, говоришь, у них мешки золота?

— В кладовке, за гобеленом. Но зато теперь мы знаем, что с нашими хозяевами что-то не так, надо бы узнать еще…

— Нет, я не осуждаю то, что ты нашла для меня мешки с золотом, не оправдывайся, — перебил меня Дейкстр, вглядываясь в ожерелье. Видимо, он меня даже не слушал. — Потрясающе, это уйдет в сотню золотых, а то и больше! И много там таких?

— Ты что, хочешь их обокрасть!?

— А они это где, по-твоему, взяли? — он криво усмехнулся, посмотрев на меня. — На огородах вырастили!?

— Но мы ведь не знаем, может, они богатые беженцы, приехали в деревню прятаться, а это остатки фамильного имущества…

— Да что ты такое болтаешь, глупая? Это просто парочка воров, вот и все! — поморщился рыцарь.

— И все же сначала нужно выяснить, в чем дело.

— Отлично, выясняй. Считай, что ты искупила свою вину и под арестом больше не сидишь, — разрешил мне рыцарь, не выпуская из рук добычи. Казалось, он вот-вот и перо, и ожерелье на зуб начнет пробовать, так жадно блестели его глаза. — Но, пожалуйста, выясняй все так, чтобы хозяева не заподозрили, что мы собираемся подчистить их кладовые!

— Но зачем нам столько!? У нас итак два мешка золота!

— Как же ты не приспособлена к жизни, Бэйр… — печально вздохнул рыцарь. — В банк, крошка, в банк торговой гильдии! С этими деньгами я смогу прожить безбедно в старости, и после того, как я от тебя избавлюсь, я куплю себе на них титул и замок, построю вокруг него деревни, и сделаюсь дворянином, образую свой род…

— Кхе-кхе, я еще здесь, а денег у тебя нет! — напоминаю замечтавшемуся рыцарю. — И я не дам тебе грабить честных людей! Я верну все это на место!

— Бэйр, крошка, не дури, — усмехнулся он, дружески обнимая меня за плечи одной рукой. — Слушай меня и не перечь, это все, что от тебя требуется!

— Я тебе не крошка и грабить я не собираюсь!

— А лошадь, кинжал и воровство еды из кладовой уже не в счет?

— Это одно дело, а намеренно красть у молодой четы сбережения — совершенно другое!

— Уймись и иди спать, все. Разговор окончен, — сказал, как отрезал, и в подтверждение сам сунул ноги под одеяло. — Завтра я подниму тебя так же рано, как и всегда.

Кивнув, встаю с его лавки и забираю драгоценности.

— Это пока останется у меня.

— Как ты пожелаешь…

Спрятав все в свой мешок, тоже укладываюсь, сбросив верхнюю одежду и натянув ночную рубаху.

Сон пришел удивительно быстро и легко, как будто это не на моей совести был убитый домовой и кража хозяйского имущества.

* * *

С утра Дейк почему-то не стал меня будить, а дал выспаться. Хотя долго гадать не пришлось, в чем причина этой вспышки человеколюбия: в мешке, где были спрятаны ожерелье и перо, оказалось пусто. Видимо, рыцарь не выдержал и перепрятал. Вор в рыцарской тунике…

Приведя себя в относительный порядок, подкрепившись оставленным мне завтраком, решаю отправиться в народ. Было бы полезно выяснить у местных сплетниц о наших хозяевах что-нибудь, что могло бы помочь понять, откуда у них такие богатства.

— Здравствуйте, бабоньки, чем занимаетесь? — улыбаюсь как можно очаровательнее, подходя к группе женщин возле одной из изб. Тут собрался целый шабаш из тринадцати домохозяек.

— Бельишко вешаем, а тебе чаго надобно, дэвчина? — улыбнулась одна толстая краснощекая… назовем ее ласково, бабища.

Так-так… она что, с Украины? Какая я ей к черту «дэвчина»!?

— Да я вот так… давайте помогу, а то я сегодня не при деле! — предлагаю, изображая полнейшее дружелюбие. На самом же деле у меня так колотилось сердце и перехватывало дыхание, как будто я не хозяйкам собираюсь помогать, а внедряюсь в группу враждебно настроенных троллей. Хотя, вполне могло быть, что для ведьмы в этом мире безопаснее стирать с троллями, чем с суеверными женщинами.

— А помоги, коли хошь! — они мне белозубо заулыбались, причем все, как одна.

Подойдя к ним, начинаю развешивать белье, прислушиваясь к разговорам. Голоса у женщин были густые, но высокие, так что речь походила на кудахтанье.

— …А вот мой остолоп, чего учудил вчерась!? — заголосила одна, стирая что-то. — Не поверите! Козу в дом приволок!

— Это чью же козу-то? У тя козы-то нет уж год!

— Да Манькину! Выпимши увидел козу, значится, и подумал, а дайка я ее своей Глашке приведу! О каков!

— А мой вчера, значит, опять для мужских посиделок самогонку гнал. Я прихожу, спрашиваю: ты на кой черт, козел старый, в самогонку плоды дурмановы кидаешь!? А он мне: так ощущения, мол, выше, к прекрасному тягу он развивает у мужиков! Каков черт, а!? И где слов таких набрался!?

— Да это еще что! У меня на прошлой неделе решил ступени новые сделать, так и что вы думаете? Приставил их к чужому крыльцу, к соседу нашему, к деду-то старому! И говорит он мне, значит, что работал-то на улице, меж домов наших, а дома-то похожи. А дед-то в доме тихо сидел, слова ему не сказал, о каков! Как бес попутал моего олуха! Тьфу, проклятая нечисть! — и косой взгляд в мою сторону. Хотя меня тут неделю назад вообще не было.

— Да это еще что! Вот мой Васька вчера во сне так орал, как будто сам дьявол в него вселился! Все ведьму звал какую-то, душу ей обещал!.. — бабка кинула на меня такой холодный змеиный взгляд, которому, может, сам Адольф бы позавидовал.

Следом за ней на меня посмотрели все остальные. В воздухе повисло молчание.

— А вот мой!.. — начинаю высоким голоском, продолжая развешивать белье, как ни в чем не бывало. — Никуда меня не пускает, каков подлец! Вчера дома запер, сиди, мол, дома, не бабье это дело, за нечистью гоняться! Я ему, значит, и готовь, и пряди, и полы мой, а сам он по лесам шастает, землянику жрет, да на солнышке греется!

— Подлец!

— Мерзааавец! — подхватили женщины, поддержав мое «как ни в чем не бывало».

— Ага, как запрет в избе так и не выпустит, совсем зверь! — киваю. — Хоть у хозяев наших изба пригожая, но сидеть взаперти все равно грустно душе-то вольной!.. И я вот все думаю, откуда это у них изба новая такая? Неужто, строили недавно? И богато так обставлена! И кур-то у них десяток, и уток до черта… то есть много, как чертей в адской бездне проклятой, тьфу на нее, силу нечистую! — сплевываю на землю и топаю ногой для выразительности.

— Да к нам девица приехала сюда четыре месяца назад не телеге груженой с лошадью, вся разодетая аки купеческая — девица разодета, а не лошадь! — начала самая толстая и, видимо, самая главная женщина. — Раздала нам зерна четыре здоровых полных мешка, как приехала. Так по-соседски, сказала, чтоб жить кто к себе взял, уж она добром отплатит, мол. Ну вот Глашка-то ее к себе и взяла, сиротинушку. Прожила у них девица немного, помогала, хорошая девица-то, хозяйственная, все у нее с делом, с расстановкой, а мастерица какая! На всем свете не сыщешь таких! Ну так эта девица и сынку Глашкиному приглянулась, он ей пряники из города привозил, когда с отцом ездил, и платки цветные… Ну и влюбились они друг в друга, как бывает, свадебку сыграли славную! Вот Глашка с мужиком все внучаток ждут… А, ну изба-то! Мужики им наши и отстроили новехонькую избушку! Чтоб они в родительской лачуге тесной не ютились, девица-то с приданым была большим, хоть и безродительная. Ну мы им избу и сделали, на свадебку подарок, мы ж по-соседски, нам не жалко хорошим-то людям! С тех пор вот живут, хозяйство ведут. А тут вот вдруг что-то они в город захотели, все мечтают, как в самой Московии квартиру али дом какой-то построят… мечтатели, молодые! — охнув, тетка рассмеялась. — Я тоже все в город думала, когда помоложе была.

— Значит, эта девица приехала сюда одна на телеге с товаром? Как-то это странно… — качаю головой, продолжая вещать на длинную веревку бесчисленные рубашки, штаны и нижнее белье. Тут эти вещи общие, как я поняла. Кто что с веревки в итоге сдернет, то и унесет… Вот она, деревня! Все свои, никто не в обиде!

— Да девица хоть и хорошая, но вся какая-то чудная, — сказала мне по секрету одна бабка. — Вот в прошлом году засуха была, у всех на участках хоть бы хны осталось, а у них полон амбар зерна, они нам за просто так еще и дали на следующий год и зимой почти всю деревню кормили! Вот кабы тут чего не было, странно это….

— Странно, — киваю. — А сын что говорит?

— Ой, а сынок-то мой!.. — всхлипнула Глашка, видимо. То самое украинское сало, которое меня «дэвчиной» обозвало и про козу рассказывало. — Как чужой мне стал! Раньше все «мамка», да «мамка», о каждой занозе да царапинке мне рассказывал, а теперь и слова не скажет, пока сама не пристану! Да и коли пристану, он все умалчивает да умалчивает, ничего и не говорит!

— Да вырос он, негоже мужику мамке-то жаловаться, дура! Он женатый уже, не мальчик пади, перед тобой все плясать! Ему с женой все хочется быть, хозяйство вести, а не к тебе бегать. Вон он какой деловитый, что не день, то в поле, и не то что наши остолопы, а честно все, с трудом делает, как они у прошлом году зерна-то сберегли? Вото и оно!

— Да ладно со мной, он и отцу ничего не говорит! Петрушка к нему ходил все, выспрашивал, как дела, не надо ли чего, а они «не надо ничего, сами живем» и все, и молчат! Все про город только болтают, а внуков-то и нет! Уже сколько живут, а ни в одному глазу у нее живот не растет! Больная девка что ли?

— Да ты лишь бы на девку! Девка хорошая, не надо ее! Можа сын твой не могучий уродился!

— Что ты про моего сына сказала, бестолочь!?

Почуяв, что дело пахнет женской дракой, медленно, под шумок, ухожу подальше. Все равно самое интересное они мне уже рассказали.

Спрятавшись от всех на заднем дворе избушки хозяев, среди кур и прочей живности, анализирую услышанное.

Итак, девица тут чудненькая какая-то. Одна на телеге с товаром приехала без родителей. Так все сразу хорошо продумала, проставилась удачно с мешками зерна, в дом жить устроилась, мужика себе загребла, сына старосты. Что-то тут нечисто…

А теперь все, что мы знаем о парочке.

Женаты недавно, девица неместная и вообще неизвестного происхождения, парень сын старосты. Подозрительно богато живут, поклоняются какой-то гарпии, Харье. Хм. Как-то удачно они ей поклоняются, мяса куча, зерна куча и золота тоже куча, достатка и плодородия почв более чем достаточно. Какие из этого можно сделать выводы? Или в этом мире боги привыкли отзываться на молитвы сразу и с качеством, или же эта Харья что угодно, но не бог… Точно! Странные перья в сейфе! Наверняка с птичкиной задницы и собраны! Так-так, а ведь все сходится!..

Теперь надо поскорее найти рыцаря и все это ему рассказать.

Дейкстр отыскался у края деревни. Бравый рыцарь испытывал свое безотказное обаяние на одной из селянок.

— Дейк, отвлекись! — кричу ему, подбегая. — Есть новости!

— И чего ты узнала? — он нехотя оторвался от девицы и повернулся ко мне. Та, испугавшись меня, черное лохматое чудовище в штанах, поспешила убежать подальше.

— Девчонку-то нашу бы прощупать надо, как выяснилось… — сообщаю, когда посторонняя девица убежала достаточно далеко.

— Это мы запросто! — заржал рыцарь.

— Я тебе дам, запросто! Только тронь — сожгу тебе кое-что! Ты свалишь, а ей тут жить еще в позоре, с такими-то понимающими соседушками… Бррр!

— Чего это ты так взбесилась, ведьма? — удивился Дейкстр.

— Потому что меру нужно знать!.. Но вернемся к делу. Нам еще из шкафов этой чудненькой семейки скелетов надо вылавливать, а эти гады там так запрятались и в вешалки вцепились, что… — посмотрев на лицо рыцаря, не понимающего меня, вздыхаю и начинаю заново. — Я имею ввиду, с девицей, с Мишей, что-то не так. Она недавно сюда приехала четыре месяца назад, явилась в деревню одна на телеге с богатством. Проставилась удачно, ее староста к себе жить взял, она за его сынка выскочила. И у семейки нашей хозяйство идет больно хорошо, даже во время засухи у них доля богатая, хотя брали, как все. Никто не знает, почему…

— Ну с такими погребами еще бы оно плохо шло! — усмехнулся Дейкстр, опираясь локтями на ограду и закидывая лицо к солнцу. — Зерно у них — первый сорт.

— А ты, что, уже был в той комнате?

— А я мог не побывать? — удивился он. — Вернул то, что ты у меня украла, ведьма. На место.

— Как… как ты странно говоришь! Уже второй раз за тобой замечаю: людей спасать за бесплатно не будет, будем их охранять, вернул то, что я украла, но не себе, а на место… Это как…

— Так, давай без словоблудия! — одернул меня Дейкстр. — Ну так с девицей что?

— Пока не ясно, — вздыхаю, тоже опираясь на ограду. — Богине они своей поклоняются очень уж плодотворно. Только вот кто на самом деле подгоняет им эти мешки, гобелены, слюду в окна?

— Наворовала деваха?

— Ей всего шестнадцать!

— Значит ее родители…

— Думаешь, она какая-нибудь дворянка, потерявшая семью, скажем, из-за мести другого рода? Она единственная выжившая и жаждущая вернуть себе титул на оставшееся богатства? То-то она так в столицу рвется…

— Нет, не дворянка, дворянка бы, какая не была, с курами бы возиться не стала, — покачал головой рыцарь. Видимо, на этот раз ему было лень смеяться над моей фантазией. — Да и ладно, с нашей хозяюшкой все ясно — воровка. Ты лучше скажи, ты ничего не узнала о звере?

— О звере? — удивляюсь. — Мне казалось, ты говорил, что мы лишь создаем видимость деятельности… Или у тебя уже есть план, куда нам двигаться дальше?

— Учитывая некоторые обстоятельства, лучше уехать отсюда поскорее. Может, даже сегодня, — сказал Дейкстр. — Я только что узнал от этой девицы, — он кивнул в сторону, куда убежала недавняя жертва его обаяния. — Один из местных, брат старосты, уехал в город, в тот самый, где мы были, где все шумит о ведьме Бэйр, стащившей кинжал и устроившей пожар. Если этот мужик вернется, и увидит тебя здесь, обязательно что-нибудь случится.

— Это очень плохо… Почему ты сразу мне не сказал? — все хорошее настроение, бытующее с утра, рухнуло куда-то вглубь, вновь оголив страхи.

— Потому что подумал, что вои новости могут быть важнее, — он пожал плечами.

— О звере?… — задумываюсь. — Пока нам обоим известно только то, что это еж размером с дом, с крыльями и когтями, с жабьим ртом и с глазами в хвосте.

— Скорее всего, ошибка какого-то мага, который перед экспериментом слишком много выпил…

— Выпил?

— А как еще это чудо могло появиться на свет? Уж точно не от папы с мамой!

— И все же исключено, что нашему очевидцу показалось. Ведь их туда нетрезвых тянуло…

Неожиданно собственные слова прозвучали для меня как гром среди ясного неба, как неожиданное решение этой глупой задачки! Все встало на свои места, как части мозаики, дело о звере в Верегее показалось мне раскрытым… то же чувство испытываешь, когда подходишь к финальной части детектива, где в монологе сыщик рассказывает о том, как все на самом деле было.

— Кажется, я понимаю, что происходит, — восторженно сообщаю рыцарю. — Я знаю, что это за зверь!

— Быстро ты! — он одобрительно поджал губы, но не удивился. Видимо, у него и у самого уже были догадки, близкие к моим. — Но с чего ты взяла, что ничего не упустила?

— Потому что все сходится! Мы можем покончить со всем этим разом, заманив этих двух подальше в лес, туда, где пропадали коровы и пьяные мужики…

— Думаю, дальше можешь не объяснять, — ухмыльнулся рыцарь.

* * *

— А вы правда видели зверя? — удивленно спросила Миша, пока мы шли к месту, где наш очевидец встретился со «зверем».

— Да, — уверяю девушку, отгибая для нее очередную ветку. Чтобы она и ее муж не сбежали раньше времени, я иду спереди, а Дейк сзади.

— А мы-то вам зачем нужны? — недовольно спросил парень, нахмурив реденькие бровки.

— Нам нужны свидетели: кто-то должен видеть, как мы его убьем. По кодексу, — монотонно пробасил рыцарь.

— Как убьете?… — побледнела девица, но взяла себя в руки. — А для нас это безопасно?

— Дейк — настоящий убийца, вам нечего бояться… Но мы подозреваем, что зверь тут появился не сам по себе. Кто-то его привез и подкармливал зерном и мясом, но почему-то перестал это делать, потому зверь, оголодав, начал поедать коров и случайно забредших в чащу людей. Привычка к человеческому мясу — это очень опасно для монстров, попробовав один раз, им хочется снова и снова. Потому старайтесь не попадаться твари на глаза: она может не сдержать жажду крови и отвлечься от рыцаря на более легкую добычу.

— И это не зверь, а птица, — добавил рыцарь. — У нее крепкое железное оперение и огромные когти… дороговато обойдется эта курочка. Мешок золотых, побольше тысячи. Надеюсь, вы все сбережения из-под лавок и крынок вытащили? Как бы вашей деревне не попасть в долг Ордену.

— Мы с Мишей ничего не знаем о плате, — поспешно сказал парень, заметно напрягшись.

— А нельзя просто прогнать эту птицу? — спросила Миша. — Может, не нужно ее убивать?

— Прогнать? — Дейкстр удивился, но это прозвучало как-то слишком изящно: видимо, снова притворялся. — Это бессмысленно. Она вернется, и все начнется заново. Тот, кто ее держал, скорее всего, и пытался ее прогнать: потому и перестал кормить. Ничего хорошего из этого не вышло, она начала жрать коров и людей.

— Как!? Кто-то специально натравливал эту птицу на жителей деревни!? — изумилась Миша. Актриса…

— Этот кто-то безнаказанным не останется, не переживайте, — уверяю их. — Хозяин птицы ограбил родное село, натравив свою питомицу на ее жителей, и скрылся, а теперь хочет подчистить и погреба Верегеи, и удрать. Но тут все проще: ведь жители сами сложили все свои сбережения в мешок для платы рыцарю, а рыцарь, не зная, что мешок уедет в город быстрее его самого, избавит двух мошенников от преследующей их твари.

— И мешок этот уже куда-то исчез, — добавил рыцарь, раздавив парочку многозначительным взглядом. — Но пока он в деревне.

Поняв, в чем дело, пара молодых разбойников умолкла.

— Если признаетесь в селении, может, попадете в одну тюрьму, — пообещал им Дейкстр.

Мы уже подходили к месту, где должна была жить птица.

С каждым метром чаща становилась все более редкой; то тут, то там начали попадаться выжженные участки, обугленные деревья, черные пятна на траве.

Наконец, мы вышли на опушку, где посреди покошенного участка стояло огромное корыто — кормушка, в которой наши язычники оставляли сушеное мясо и зерно для своей златоносной птички.

— Бэйр, — обратился ко мне Дейкстр, не спуская глаз с опушки. — Я занимаюсь птицей, а ты следи за этими двумя.

— Как скажешь… — зажигаю на обеих руках костры и выразительно смотрю на парочку. — В ваших же интересах оставаться на месте, — предупреждаю, подходя к ним сзади.

Хотя, на самом деле, если они попытаются бежать, я их не остановлю… просто не смогу осознанно навредить людям. Остается только надеяться на то, что мой грозный вид как-то облагоразумит их.

Рыцарь тем временем подошел к корыту и насыпал туда немного зерна и мяса — это он взял в подвале, пока Миша с мужем были в поле.

После этого и минуты не прошло, как на поляне внезапно потемнело: подобно огромной туче, гигантская птица загородила солнце.

И это была не синичка и даже не страус. Это было огромное, размером со слона чудовище. Это была птица хаарь, та самая, с Равнин, о которой рассказывал Али.

Она выглядела так же впечатляюще, как ее описал бард, и так же страшно, как рассказывал наш с Дейком очевидец. На ее теле, размером с дом, во все стороны торчали бронзовые перья, походя на шипы, на голове был хохолок, а в длинном разноцветном, как у петухов, хвосте мелькали желтоватые святящиеся нити — те самые, что создают иллюзии. Огромные крылья были размером с два дома, как и описал очевидец. Когти действительно напоминали настоящие грабли, хотя клюв вовсе не был похож на жабий рот, скорее на орлиный, и змеи из хвоста на выползали — это были уже галлюцинации, вызванные у мужика настойкой из дурмановых плодов, которыми в этой деревне стало модно травиться, а потом бегать по лесам с расстройством кишечника.

Хаарь распушила перья и щелкнула клювом в сторону Дейкстера, стоящего к ней ближе всех остальных. Рыцарь поднял свой меч.

Распознав его намерения, хаарь нахохлилась, напрягла крылья и втянула голову в плечи. В следующий миг она издала громкий воинственный клик, резко вытянув шею вперед. Словно разъяренный бык она взрыла землю мощными когтями и бросилась на Дейкстера.

Едва успев отскочить от ее смертоносного клюва, он… бросился наутек по всей поляне, держа меч так, чтобы случайно не упасть и не насадиться на него шашлыком.

— Кууууииияаааарррр!!! — вопила птица у него за спиной, настигая.

Она уже щелкала клювом где-то в районе его пяток, что придавало Дейку небывалой прыти.

— Дейк, все в порядке!?… — ору ему из рощи, не зная, как еще реагировать на это страшное и комичное до слез зрелище.

— Не мешай!!! — рявкнул он, пробегая мимо меня. — Следи за ними, что бы не случилось! У меня все в порядке!..

Неуверенно перетаптываясь на месте, продолжаю наблюдать за погоней, сдерживая волнения.

Вот, Дейк чуть не споткнулся и не полетел на землю, но все же остался на ногах, нелепо подпрыгнув. Это дало птице лишнюю долю секунды, и она попыталась сжать клювом бок рыцаря, но он вовремя ушел в сторону.

— Черт бы его побрал! И чем он в Ордене только занимался?… — эти слова вырвались у меня сами собой от волнения.

Все мое внимание поглощал Дейкстр, и то, что стоящая впереди меня пара вдруг резко кинулась в стороны, стало для меня полнейшей неожиданностью.

Сообразив через несколько секунд, что если они доберутся до деревни, то наболтают там такого, что крестьяне встретят нас вилами, бросаюсь вдогонку за парочкой, надеясь в душе, что Дейк справится с птицей без моей помощи.

— Стойте, а не то мне придется спалить вам спины! — ору разбегающимся в разные стороны бандитам.

Конечно же, они меня не послушали, а палить на расстоянии мои руки еще не умели. Единственный выход был попытаться догнать девчонку: она бегала медленнее из-за юбки и отбиваться не станет, или станет, но не так яро, как парень.

С этими мыслями устремляюсь за пестреющим среди деревьев подолом, сосредотачиваясь только на нем.

Но нестись во весь опор сквозь лес было не так-то просто, ямы, кочки, корни, ветки — можно было споткнуться в каждый следующий шаг. И хотя моя одежда была более приспособлена для бега, догнать Мишу было сложно: она знала местность, по которой бежала, и то и дело заводила меня в какие-то кусты и овраги.

Один раз все же корень проскочил мимо моего внимания, и это чуть не стоило мне прямой шеи.

Когда же мне удалось выбраться из оврага, куда меня угораздило упасть, девчонки и след простыл. Ни звуков шагов, ни сломанных веток… ничего.

Искать ее следы было бесполезно, потому решаю бежать в деревню, благо, я пока еще помню, в какой она стороне. Может, мне удастся поймать ее там прежде, чем она что-нибудь вытворит.

Стоило мне, задыхаясь от быстрого бега, преодолеть хлипкую ограду деревни, как первые попавшиеся мне бабки подняли дикий галдеж.

Не обратив на них внимания, спешу к избе где, скорее всего, и скрылась Миша.

— Куда!?!? — заверещала перепуганная Глашка, закрывая от меня дверь избы двух преступников. — Не пущу к сыну, звери! Убить их хотели, я все знаю!

— Это они сказали? А то, что они деревню ограбили и думали сбежать, натравив на вас зверя, ты знаешь!? Эти двое — преступники, а вы их покрываете! — объясняю, так как оттолкнуть бабищу от двери не было никакой возможности. Мое хрупкое тело было раза в четыре меньше, чем у нее.

— Это мой-то сын преступник!? Да ты что такое лопочешь, ведьма проклятая!? — завизжала она, багровея от ярости. — Извести хотела, небось завидно, что хорошо живут, в любви и согласии!!! У самой-то рожа, что взглянуть страшно!!!

— Идите в подвал к своему чадушке, и сами посмотрите, что там: внезапно найдется зерно, которого всем в неурожай не достало, и исчезнувшие драгоценности, которые вы всей деревней собирали для рыцаря!

Мне казалось, что отвечать на оскорбления — ниже моего достоинства, но, кажется, лучше бы мне назвать ее недодоенной коровой, чем еще что-то сказать о ее сыне. Бабка посинела от злости, а потом вдруг взмахнула руками и с бешеными воплями вцепилась мне в волосы!

Это было очень неожиданно и безумно больно: казалось, она хотела оторвать мне голову! Завопив о помощи, надеясь, что есть кто-то адекватный в этой деревне, пытаюсь освободиться, не используя магии. Огонь мог спровоцировать ее и остальных на более отчаянные действия.

— Да помогите же мне кто-нибудь!..

Какое-то время можно было терпеть, но потом, когда стало ясно, что собравшиеся вокруг люди не собираются ничего делать, пришлось силой оттолкнуть от себя истеричку, ударив ее коленом в живот.

— Ах! Ой! Что творит… все мне отбила!!! — заверещала Глашка, упав на землю. — Дерется, как десять мужиков, силища нечистая!

— Да уймите кто-нибудь эту полоумную! — обращаюсь к толпе, отходя подальше от бабы и быстро связывая свои волосы в неумелую косу, чтобы больше за них никто не дергал. — Ее сын и Миша пытались вас обокрасть и приручили зверя, по их вине он нападал на коров и мужчин!

— Ах ты дрянь темная! Чего врешь!? Я сын старосты, эти люди меня всю жизнь кормили, как я посмею их обокрасть!? — из толпы выступил парень, тыча в меня пальцем. — Ты ко мне лезла, из зависти все что-то над едой нашептывала, чтобы приворожить, я все видел! Да только не берет меня твоя магия, проклятая!

— Ты в своем уме!? — от такой наглости у меня аж дух перехватило и мысли понесло не в ту сторону. — Ты себя в зеркале видел, петух обглоданный? Ты видел, с кем я путешествую? Сам подумай, на кой ты мне сдался!?

Видимо, мои слова, если и не успокоили парня, то заставили толпу немного задуматься и повременить с решением, на чью сторону вставать.

— Я не хочу никому причинить вреда, я хочу помочь, — поворачиваюсь к собравшимся. — Вернется Дейкстр и все вам расскажет, и принесет голову зверя… Просто не надо бросаться на меня, очертя голову, только из-за того, что я говорю не то, что вам нравится!

— Она хотела убить нас с Мишей, угрожала огнем, говорила, что если не убьет, то отправит нас в тюрьму! — завопил парень, брызжа слюной.

— Да тебе самой в темнице место, уж я знаю! — вдруг рявкнул здоровый мужик, выступая из толпы. — Ведьма, Бэйр с Равнин! Тебя ищут в городе! Твоя харя на каждом столбе висит с упоминанием награды! Мы на те деньги, которые за твою голову выручим, новые дома всем построим, коров купим, пастбища увеличим, дорогу проведем! Я ради такого дела даже раскошелился! — он сунул руку в мешочек у себя на поясе, и в следующий миг мне в лицо полетела горсть какого-то белого песка.

Это было так, как будто мне в нос попала горсть перца, глаза заслезились, начался сильный, чуть ли не до рвоты кашель, но вместе с этими знакомыми ощущениями появились другие. Мир начал стремительно тускнеть, тело немело, чувства притупились, моя душа как будто погрузилась в какой-то сон, даже соображать стало тяжелее.

— Да ведь мы с рыцарем жизнью рисковали, идя на зверя!.. — выдыхаю, прижимаясь спиной к стене дома, куда меня теснила толпа.

— Да ты и его, видать, погибать бросила! — раздалось из толпы. — Где он, рыцарь твой!?

— Тебе оно и не стоило ничего, друга, мужика здорового прибить, паршивка! И на девицу нашу руку подняла, набросилась, как змея на мышонка, гадина!

— Пустили, кормили, доверились, а вы только и ждете, чтобы гадость сделать!

— А ведьмы они все на хороших баб кидаются, завидуют, крысы! Миша-то она красавица, муж у ней имеется, изба ладная, а у этой нет дома, мужа своего убила, небось, зарезала, как корову, и детей вместе с ним!

— Да, все бабы как бабы, а это страшная, глаза маленькие, злые, волосы, что шерсть звериная!

— И злобная! Домового нашего извела, а он никогда никому ничего дурного не делал! Как это мы теперь без батюшки-то будем!?

— Да ведьмы они что звери дикие, ни стыда, ни совести, ни души у них нет, все продали богам своим темным за силу, чтобы народ хороший губить!

Оскорбления сыпались со всех сторон, толпа распалялась все больше, глаза каждого начинали гореть злобой и ненавистью, кольцо вокруг меня сужалось.

В отчаянии пробую разогнать их огнем, но не получилось… второй, третий раз, все тщетно! Стихия как ушла из меня… в том месте, где раньше всегда ощущалось тепло, как от живого огня внутри, теперь чувствовался разъедающий внутренний холод.

Кинжал тоже не зажигался.

Если Дейк не подоспеет, они меня просто разорвут… пока еще бояться подходить ближе, но это ненадолго.

— Да я же живой человек!.. — мне даже не пришлось выдавливать из себя слезы, мне было очень страшно, и с каждой секундой становилось все страшнее. — Не трогайте меня! Пожалуйста!..

Мои слова даже никто не услышал, в следующую секунду толпа волной хлынуло на меня, и мне осталось только сжаться, закрыть руками голову и зажмурить глаза, приготовиться к тому, что будет.

Мои тихие просьбы только еще больше разозлили крестьян, они схватили меня и вопя и мешая друг другу, пытались меня ударить. Укрываться было бесполезно, не доставала одна рука, так чья-нибудь нога попадала ровно в живот и коленку. Потом кто-то схватил меня за руку и дернул вверх. Тут пытаюсь вырваться, но нельзя было даже пошевелиться в руках тех нескольких быков, которые меня схватили.

Более того, за сопротивление меня кто-то ударил по лицу, и от удара у меня перед глазами все потемнело.

Следующая вспышка сознания — меня куда-то волокут.

Не давая мне пошевелить и пальцем, мужики принесли меня к какому-то столбу за деревней и принялись привязывать к нему, больно сдавливая конечности веревками.

Неужели меня хотят сжечь?… Вдруг без магии огонь не будет повиноваться мне, и все же причинит боль? Да неужели все так и будет!?…

Пока страшные мысли носились в моей голове, люди суетились и кричали, подкладывая мне в ноги сухие ветки. Да люди ли это были? Злобные, жестокие животные, ни у одного даже мысли не было, что что-то может быть не так! Они соревновались, кто положит больше веток!..

Почти не верилось, что просто за имя и внешность, из-за способности управлять пламенем, могут убить. И пусть даже они просто не понимают этого, потому и боятся, но какими жестокими ублюдками надо быть, чтобы убивать вот так, ни за что!?

И хотя мне ясно, что они просто относят меня к числу кого-то, кем я не являюсь, что все, что они кричат, — это не я, мир начинал смотреться для меня по-другому. Мне было страшно, но мне не было жалко себя, меня избили и собираются жестоко убить за злобу и жестокость, и накануне смерти эти качества начали появляться. У меня не было сомнений, что если бы ко мне вернулась магия, я не сожалея сожгу все эти озверевшие лица!

— Что зверем косишься, ведьма!? — злобно усмехнулся парень, который натравил на меня толпу. Он подошел к столбу очень близко, почти в плотную ко мне. — Радуйся, скоро очистишься от всех грехов!

Неожиданно он выхватил со своего пояса мой кинжал и занес его надо мной. Мне не хотелось испуганно жмуриться, мне хотелось смотреть на него и видеть, как дохнет в пучине его собственная душа: пусть убивает, уже даже не жалко, но пусть мучается потом всю жизнь в своем уродстве!

— Теперь ты еще уродливее! — ехидно рассмеялся парень и отошел.

Мне в рот затекла струйка крови из раны на лице. Она залила один глаз, потекла дальше, по шее, по груди: боль почему-то не чувствовалась.

Желание мстить ощутимо росло с каждой секундой, раздувалось, как пожар в сухом лесу, внутри меня все бурлило и жгло от ярости и бешенства, руки сводило судорогами.

Мне уже не хотелось думать, лишь молча ненавидеть и желать страданий — ему.

Кровь продолжала струится по лицу, парень ушел, но я все еще смотрю на то место, где он только что был. Мир постепенно начал расплывалась перед глазами, воздух вокруг раскалился от огня, задрожал. Мысли одна за другой покидали, оставалось только одно желание, одна жажда, одна потребность. Огромная сила рвалась наружу, словно огонь, запертый в сосуде.

Из груди поднялся тихий звериный рык, приятно щекочущий горло. Неожиданно люди вокруг умолкли. Воцарилась тишина, в ней жил только треск веток в костре.

Осматривая окружающих меня, вижу как будто дичь. Их страх опьянял, разбивал все оковы, державшие странного зверя внутри.

Огонь вокруг взметнулся к небу по моей воле, полностью охватил столб, сжигая и дерево, и веревки. Вскоре можно было выйти к замершей, как загипнотизированной, толпе.

Из всех ненавистных лиц выделялось одно.

— Я… я не хотел… — он замирает, бледнеет. В его мутнеющих глазах разрастается страх, покрывает небесную голубизну твердой ледяной коркой. Я владею им, каждым его чувством, движением, всем его телом, его душой и сознанием, его судьбой и жизнью. Он весь в моей власти. Стоит мне пошевелить пальцем — у него остановится сердце; коснусь рук — и он будет искалечен; если я захочу, чтобы у него высох язык, мне достаточно будет дунуть ему в лицо; по моему желанию он навсегда ослепнет, если я коснусь его глаз.

Знания и желания приходили из глубин памяти и чувств, как будто вспоминалось давно забытое.

Из всех наказаний мне показалось достойным лишь одно. Уже не было тайной, кто я есть и кем я могу быть, что мне подвластно и чем я могу управлять. Эта власть звала и манила, мне просто надо было переступить грань, за которой ждала власть.

Слова и действия сами шли наружу, я лишь поддаюсь им, позволяю направить меня.

— Да запомни ты, сын воды и земли, что едины дети живых. Средь деревьев, рабов корней, и птиц в небесах, и зверей нет того, кто ниже детей хладнокровных рабов осуждений и страхов, людей. Ты заплатишь не кровью своей, не смертью, не жизнью, душой, ты поймешь тех жестоких зверей, что гибнут с полной луной во тьме чувств и голодных желаний, среди близких, родных ожиданий покоя вокруг и крови в покое рыданий! Ты познаешь радость погони, убежишь от подвластных сомнений, растерзаешь забредших на путь и умрешь под покровом лишений! Да запомни ты, сын воды и земли, что едины дети живых. Ты напьешься крови, погрязнешь в горе, кем быть, кем не быть, ты захочешь, взвоешь, останешься, не сбежишь. Под полной луной, под твой первый вой да обратятся слова мои твоей судьбой!

Он стоял передо мной на коленях, почти падал, начиная биться в конвульсиях.

— Что?… — попытался спросить он сквозь плач. Он понимал, что уже не человек.

— Только не убивай слишком много, все же эти люди тебя вырастили — так ты сказал, волчонок? — усмехаюсь, убирая с лица спутанные черные пряди волос. Пусть он в последний раз увидит меня, пусть запомнит, за что будет мучиться оставшуюся жизнь. Пусть испугается.

— Волчонок?…

Мне не хотелось оставаться здесь больше, нужно было идти вон из деревни, к лесу. Все равно куда, оставаться здесь я больше не хочу.

Мне удалось уйти далеко, когда послышались звуки ступающих по лесной земле копыт.

— Бэйр?… — рыцарь остановил меня за плечо, развернул к себе. — Ты в порядке? Меня подкараулили в подвале, я едва вырвался!.. Бэйр, ты меня слышишь? С тобой все в порядке? Куда ты смотришь?

Дейкстр что-то говорил, но сложно было понять, что именно. Рыцарь начал расплываться, его слова теряли всякий смысл.

— Они избили тебя!.. Не вздумай только терять сознание сейчас!..

 

6. Бред и вещие сны

Сон стремительно сходил с меня, но я цеплялась за него до последнего.

Спасительное забытье было моим обезболивающим, начало уходить оно, и боль проявлялась жгучими вспышками… везде. Все тело жгло и саднило, но даже не это было самым мучительным. Где-то внутри меня, где раньше было приятно, живо, теперь царила пустота, она давила на меня, мучила болью гораздо сильнее, чем раны.

Чтобы прекратит мучения, всеми силами пытаюсь уснуть. Мне это удалось, сознание отключилось как по приказу.

* * *

Второе пробуждение было другим, боль немного утихла и думать стало легче.

Первым делом я попыталась открыть глаза, хотя даже это простое действие оказалось не таким-то простым. Когда зрение подчинилось, мир оказался одним размытым цветным пятном.

Меня затрясло, стало холодно.

— Наконец-то очнулась, — голос рыцаря. Желто-красные пятна стали темнее и ближе, видимо, это он пододвинулся ко мне. — Ты, Бэйр, чокнутая ведьма. Это даже не оскорбление, это название! Ты свихнувшееся от силы животное!

Голос и слова Дейкстера придали мне сил, очень захотелось ему ответить и узнать, что произошло.

— Мне итак паршиво, не вопи… Где мы? Я ничего не вижу…

— Паршиво ей… паршиво мне было, когда я тебя на горбу тащил через лес, одной рукой держа огромный мешок с золотом, а другой вел лошадей! Глаза открой, сразу все увидишь.

— Они открыты.

— Ну да…

Неожиданно чувствую на лице грубые пальцы, они бесцеремонно растянули мне веки. В глаза брызнул свет, стало больно… но мир тут же стал прежним. Глаза действительно были закрыты, видимо, сначала мне открылась обратная сторона мира, где существуют пятна аур и заклинаний.

— Мне больно, убери руки, — ворчу, пытаясь подняться. Силы прибывали.

— И это все? Убери руки? Ты неблагодарная свинья! Я тебя день выхаживал, плащом своим укутывал, даже специально искал нужные травы тебе для отвара, чтобы снять действия порошка, которым тебя осыпали! И что я получаю взамен!? Убери руки! — ворчал рыцарь, раздраженно взмахивая одной рукой, а другой мешая что-то в котелке, подвешенным на конструкции из веток над костерком.

Я осмотрелась вокруг. Мы находились посреди какого-то поля, на островке из примятых колосьев. Видимо, рыцарь специально расчистил место. Среди высокой травы нас невозможно было увидеть.

Я действительно лежу в коконе из двух свернутых теплых плащей, но даже не смотря на это, мне все равно холодно и трясет.

— Нет бы поблагодарить, ведьма… — снова начал Дейк.

— Благодарю, — хмыкаю. — В последнее время меня слишком часто называют ведьмой… уже начинаю верить, что я она и есть.

— Есть и еще какая! Ты помнишь, что натворила?

— Я ничего не творила. Я защищалась. Они хотели меня убить. А тот мальчишка… он просто жестокий ублюдок. Хотя я плохо понимаю, что сделала с ним… я ведь… не могла? Не могла такого сделать?…

На самом деле я даже слишком хорошо помнила, что сделала с ним. Но мне было легче оправдать свой поступок, чем согласиться с тем, что он был неправильным — согласиться, значит, начать раскаиваться перед своим спутником. Но нет, каяться я не стану. Пусть лучше рыцарь думает, что я ничего не помню.

— Смотрю, ты не слишком расстроена, что ты убила человека, — заметил рыцарь, продолжая помешивать что-то в котле.

— Невозможно убить человека, если в нем нет человека. Он… он просто стал тем, кем должен быть. Зверем, — сдаюсь. — Разве ты бы не сделал то же самое на моем месте, если бы мог?

— Мне все равно, что там с ним, но не все равно, что с тобой, — ответил рыцарь, отмахнувшись от моих оправданий. — Ты слишком быстро меняешься. Я верю, теперь уже верю, что ты была кем-то другим, кем-то точно не из этого мира — таких сердобольных тут не найдешь, особенно в пещерах с драконами. Но тогда у костра с тобой что-то случилось. Меня это волнует, потому что если ты станешь второй Бэйр, которая была сумасшедшей, свихнувшейся от своей силы колдуньей, мне придется тебя убить.

— Я не свихнусь, не переживай: сейчас я в порядке, — спокойно отвечаю ему. — Они хотели меня убить ни за что, какое право они имели? Почему я должна была оставлять это так? Надо было просто уйти!?

— Потому что надо быть осторожнее с чужими жизнями, и не важно, чьими, — напомнил мне рыцарь.

— Это ты мне говоришь после того, как поработал наемным убийцей? — хмыкаю. Нашелся учитель…

— Да. Я поработал, и теперь жалею. Но ты — другой случай.

— К черту… — укутываюсь в плащи, озноб не отступал. Вновь наваливалась слабость, захотелось спать. — Одним оборотнем больше, одним меньше… он получил по заслугам, и они — то же.

— …Он пролил кровь ведьмы. Не потому что он жесток и заслуживал кары, а потому что пролил твою кровь, Бэйр — вот почему ты прокляла его, — объяснил мне рыцарь, кинув соломы в костерок. — Моя мать много рассказывала мне про вас, магичек, которые никогда не обучались искусству, но владели им с рождения. Ведьм с Равнин не зря боятся в народе, в них столько ж загадок, сколько силы. Одна из них проста. Проливший кровь ведьмы должен быть проклят — или убит. У тебя отрезали всю магию этим порошком, но ты даже не пользовалась ей для проклятия, тебе достаточно было силы твоей души, чтобы обратить человека в оборотня. Ни один архимаг никакими силами не сможет этого сделать, а ты даже не использовала магию. К чему я это все говорю тебе. Ты уверена, что ты раньше не была потомственной? Просто получив тело, никто не может проклинать, словно рожденная ведьма.

— Я понятия не имею, кем я была… Но вряд ли бы потомственная ведьма стала писать книги, да? — спрашиваю, хотя вряд ли смогла бы выслушать ответ, от слабости глаза начали закрываться.

— Пей!

Стоило глазам закрыться, как рыцарь достаточно грубо сунул мне в рот деревянную миску с отвратительно пахнущим варевом.

— Я не хочу пить, я хочу спать… — возмущаюсь, но тут же захлебываюсь хлынувшим в рот отваром.

— Молчи и пей, если хочешь поправиться. На тебя этот порошок действует еще хуже, чем на обычных магов, ведьма.

Мне ничего не оставалось, как выпить все до капли, превозмогая слабость. Когда рыцарь аккуратно вернул меня обратно в лежачее положение, я вдруг вспомнила, что надо его поблагодарить за заботу.

— Спасибо… — следующие слова потонули в зевке. — Странно, что ты умеешь заботиться…

— Навыки детства. Мать часто перебарщивала с магией и ее сажали в тюрьмы, осыпая этими порошками почти до смерти. Когда она выбиралась через пару дней, я ее лечил по ее же указаниям.

— Нет, странно не то, откуда ты все это знаешь, а что вообще на это способен. Кто я тебе? Проблема…

— Спи, а не болтай.

* * *

Предыдущее пробуждение было странным… Да, удивительно, как я могла так хорошо себя чувствовать раньше. Когда я проснулась в следующий раз, у меня ломило все тело, во рту царила обжигающая сухость, а изнутри шел жар… болезнь как будто решила спалить меня изнутри.

Сил было слишком мало даже для того, чтобы открыть глаза. Можно было только немного постонать.

— Проснулась? Как ты?

— Ужж…жассно… — отвечаю тихим шепотом. При попытке говорить горло сдавило судорогой и болью, как от скарлатины.

— Все гораздо хуже, чем я предполагал. Порошок не просто попал тебе на кожу, он проник в кровь. Коснувшись кожи, он отрезает магию на некоторое время, на какое — зависит от силы мага и от способности его организма бороться с действием порошка. Но когда эта дрянь попадает в кровь, магия может уйти навсегда. Ты, видимо, случай отдельный, твой организм борется с действием порошка, как с болезнью. Тебе надо немного потерпеть и все пройдет… Хотя, не буду скрывать, есть два самых страшных исхода: ты навсегда лишишься магии, что мало вероятно; и ты умрешь, что вероятно куда больше, потому что маги живут только из-за дефекта своей ауры. Без него они бы умирали при рождении.

— Я умру? — это спросить получилось чисто машинально, но я тут же пожалела о том, что вообще попробовал говорить. От адской вспышки боли в горле и в голове из глаз даже брызнули слезы.

— Возможно, умрешь, крошка. Но есть надежда на то, что ты справишься, и все будет, как раньше, — голос рыцаря был усталый и тихий. На плече я почувствовала тяжелую ладонь. — Ну-ну, не плачь, я сделаю все, что в моих силах. Пока ты в сознании, попробуй выпить этот отвар, он ослабит боль.

Дейк, обхватив меня руками, приподнял, как ребенка. О том, чтобы попытаться сесть самостоятельно, не могло быть и речи: я просто потеряла бы сознание от болевого шока.

К моим губам приникла деревянная миска, обжигая губы и нос вонючим горячим паром. На этот раз на запах было плевать, если это хоть немного ослабит боль, можно что угодно выпить… Но температура! Кипяток я пить не смогу, внутри итак все жжет, а с этим станет еще хуже!

Чувствуя, что я просто не в силах пить что-то горячее, инстинктивно избегая еще большей боли, стараюсь отстраниться от миски.

— Бэйр, не упрямься. Ты не маленькая девочка, должна понимать, что с этим будет лучше… — проворчал рыцарь, пихая мне в зубы миску. От резкого движения кипяток смочил губы, немного отвара попало в рот… Ощущение было такое, что весь рот, это все сплошная открытая рана и сейчас ее полили горячей кислотой!

От новой боли слезы вовсе ручьями потекли, я ничего не могла с этим сделать. А миска с отваром стала казаться орудием пыток для профессиональных инквизиторов. Плотно сжав челюсти и губы, я старался отодвинуться от нее как можно дальше… Говорить я уже не могла, от отвара горлу стало еще хуже, я даже не мог проскулить от боли, что вышло бы инстинктивно при возможности.

— Ну что такое? Бэйр, я понимаю, что это больно и противно, но надо! Извини.

Рыцарь обхватил меня одной рукой, словно стальным кольцом, прижимая к себе. Этой же рукой он умудрился зажать мне нос, вынудив через пару минут открыть рот… и тут началось.

Так больно мне не было никогда в жизни! Отвар больше всего действительно напоминал кипящую кислоту, которая разъедала полость рта, пищевод, желудок, шла дальше… Такое ощущение, что все органы один за другим покрывались язвами или вовсе прожженными дырками.

На время у меня полностью отключилось восприятие чего-либо. Я ничего не чувствовала, кроме разрастающейся, всепоглощающей внутренней боли.

Бесконечную вечность я старалась вытерпеть, ждала, когда это кончится. Не знаю, сколько времени прошло к тому моменту, когда я снова смогла соображать, но после него мне стремительно начало становиться лучше, боль отступала.

Первое, что я поняла, это что рыцарь все это время прижимал меня к груди, как маленького ребенка. Стало противно и стыдно.

— Отпусти… — говорю тихо, опасаясь новых вспышек боли. Не зря опасалась, как выяснилось, от одного слова все тут же вернулось на несколько секунд.

— Тебе нельзя говорить, Бэйр, — решил Дейк, и не думая меня отпускать. — Скоро ты уснешь.

— Где мы?… — все равно спрашиваю, пытаясь осмотреться. При попытке открыть глаза накатила жуткая слабость, я поняла, как сильно меня измотала процедура лечения.

— Я дотащил тебя до одного постоялого двора, мы пробудем здесь, пока ты не выздоровеешь. Все хорошо, тебе не о чем волноваться, спи.

— Отпусти… меня.

— Хорошо, недотрога.

Последнее, что я почувствовала, это как меня опускают на мягкую подушку. Раньше я ее не чувствовала из-за боли, но теперь с радостью обнимаю прохладное перьевое чудо. На время мне стало так уютно и хорошо по сравнению с недавним состоянием, Это было все равно, что испытать на своей шкуре ад и рай.

Сразу после этих мыслей сон обрушился на меня, как мешок с песком.

* * *

Сквозь спокойную темноту сна начали приходить странные ощущения. Мягкость и тепло вокруг стали превращаться в онемение и холод. Воздух вокруг становился настолько холодным, что его невозможно было вдыхать, да и нечем было, легких или не было, или я их не чувствовала. Вокруг была пустота и, кажется, я сама была этой пустотой.

Разум находился в каком-то раздробленном состоянии, я очень плохо понимала, где я, кто я, что происходит… точнее ответы на эти вопросы менялись с неуловимой для заболевшего разума скоростью.

Мир вокруг состоял лишь из онемения, холода и непонимания, мечущихся туда-сюда мыслей и желаний, затем картинок и образов, постепенно превращающихся в реальную сцену.

Сквозь сон я почувствовала, что безумно хочу крепкого кофе, но это желание тут же исчезало, его сметало другое: хочу воды. Воды из родника, который недалеко от лесного дома…

Вода ледяная, даже в самое жаркое лето от нее зубы сводит, но она такая вкусная, что невозможно напиться. Эта вода как пропитана самой жизнью, самой силой земли, она совсем не похожа на воду из колодца…

Ручей начинается в лесу, неподалеку от дома. В доме живет мать, там всегда пахнет травами и глиной. Ручей идет в поле, там много цветов и трав, из-за холмов ветер приносит запах вереска. С поля он стекает в реку, а до нее идти далеко, а за ней деревня. В деревне живут люди, к ним лучше не соваться. Люди, лишенные дара, совсем как дикие звери.

Какой дом, какое поле, где я все это видела, когда я о таком думала? Я не могла понять. Но странные воспоминания продолжали прибывать, я вспоминал лицо матери, которая не была ей… Или была?…

Невысокая полноватая женщина в простом платье стоит напротив. У нее иссиня-черные волосы и блестящие глаза, от нее пахнет травами и глиной, ее руки как всегда испачканы, в волосах сено.

Женщина смотрит на меня ласково и улыбается, я чувствую, что тоже улыбаюсь, тоже… люблю ее. И я знаю ее всю жизнь, знаю, как никого другого. Никого роднее ее у меня нет. Ведь она моя мать.

— …Я верю в тебя, дочка. Однажды и птенцы улетают из гнезд. Тебе пора… Ах, ты уже такая взрослая! И куда только время подевалось?

Дочка? Я ее дочка? Странно, я ведь вовсе не…

Нет, быть не может, моя мать выглядит совершенно по-другому! Кто я? Почему женщина так смотрит на меня, почему я ее знаю? У меня галлюцинации? Почему мне кажется, что моя мать и я — это другие люди?

— Ты уверена, что хочешь уйти сегодня? — вдруг обеспокоенно спросила женщина. — Я волнуюсь…

Нет, я не уверена, мне плохо… Мама, у меня что-то с головой, мне мерещится, что я не я…

Так хочется это сказать, но я говорю совсем другое. Само вырывается, я даже не собиралась это говорить.

— Мама, мне уже шестнадцать. Я могу о себе позаботиться, ты хорошо меня учила!

— И вправду, тебе давно пора уходить, искать своего пути… — вздохнула Риита. — Жалко, что у тебя нет маленькой сестрички, мне будет так одиноко здесь.

— Мам, мне пора…

— Ну да, конечно, — женщина улыбнулась, как будто солнце выглянуло из-за туч, стало тепло и светло.

Риита шагнула ко мне и обняла, я уткнулась носом ей в шею, вдыхаю уже такой родной запах трав и глины…

— Мам, я тебя не забуду, ты не бойся! Я вернусь! — на глазах выступили слезы, так не хочется с ней расставаться!.. Но надо. Путь сельских клуш начинается с выхода замуж, а мой путь начнется тогда, когда я покину свою родительницу.

— Я тоже никогда не забуду тебя, дочка, — вздохнула женщина, гладя меня по голове. — Твои сестры никогда не возвращались, но ты возвращайся! Ты ведь у меня последняя, младшая… Дадут боги, ты найдешь себе мужа и вернешься ко мне, чтобы показать внуков.

— Муж это удел деревенских! Корову проще содержать, чем одного мужика, мороки с ним столько… Я не хочу себе мужа.

— Хах, дурочка ты еще! — весело рассмеялась женщина, отпуская меня. — Ну ступай. Я буду ждать о тебе известий, дорогая.

— Мир еще узнает мое имя и прокричит его так, что ты непременно услышишь даже здесь, в лесу, обещаю! — улыбаюсь и пускаюсь вон из дома, по тропинке в деревню.

Мой путь начался.

* * *

— Бэйр, очнись, ты бредишь! — рев на ухо, будто из трубы, мгновенно меня разбудил, я резко открыла глаза и села на кровати…

Где я!? Что это за место!? Кто этот огромный мужик!? Где лес!?…

— Нет, я все понимаю, но говорить мне «Мамочка, я всегда буду любить тебя и никогда не забуду!» это уже слишком!

Что?… Дейк?

Пещера, дракон, рыцарь, таверна, я — ведьма… Что за?… Кто я? Я же Бэйр? Или… как меня зовут?… Черт… я запуталась…

— Бэйр, ты в порядке?

— Что?… — рыцарь начал медленно расплываться перед глазами. Резко меня захватила, закружила темнота. Я уснула.

* * *

Сон отступает, его вновь сменяют онемение и холод, мысли и воспоминания превращаются в беспорядочные смерчи.

Сквозь кутерьму ясно чувствуется одно-единственное желание, хотя скорее даже потребность.

Хочу курить. Душа — ничто, ее можно продать за трубку и табак!..

Но потребность резко сменяется другой, куда более сильной. Захотелось сладкого, шипучего.

Вновь начали всплывать картинки и воспоминания, превращаясь в сцену.

Я в городе, вокруг меня огромный шумный рынок. Кричат продавцы и покупатели, дети и взрослые, где-то рвет глотку бард, безуспешно пытаясь вытянуть высокие ноты. Шум раздражает и злит, но в то же время делает свое дело, заводит любопытство и желание облазать каждый угол нового места.

Звуки толпы отлично скрывают меня, среди скопления людей я чувствую себя рыбой в косяке: тут есть, где затеряться.

Один из воришек обшарил меня с ног до головы внимательным взглядом, кошелька он не приметил, зато когда посмотрел мне в глаза, поспешил затеряться в толпе. Ведьму обкрадывать себе дороже, эту истину я все же донесла до людишек подобной профессии. Два года — и все они как шелковые.

Я не голодна, на рынок пришла за травами и новостями. Но резко мне захотелось чего-нибудь сладкого. На ум тут же пришли всякие диковинки из Тангейя. Их в этот пограничный город часто завозят, можно найти уйму всего интересного и вкусного.

Не спеша начинаю обход прилавков, толпа людей расступается передо мной и затихает, а торговцы замолкают, стоит мне подойти к их лавкам на «неравнодушное к товару» расстояние. Все они внимательно следят за мной, как дичь за охотником.

Люди… глупые. Они не станут обращать на меня внимания, если я буду вести себя подобно им, трусливым и суетливым мышам, жадным и мелочным крысам, отбирающих друг у друга последние куски и готовым глотки перегрызть за монетку желтого металла… Если я сгорблюсь, униженно втяну голову в плечи и буду смотреть на всех снизу вверх, никто меня не заметит, потому что все люди так ходят. Но стоит выпрямиться, показать хоть немного гордости и достоинства, тебя начинают бояться, стоит глянуть свысока, и тебя уже считают крупной рыбой… Почему после этого многих удивляет мое высокомерие?

Вот, например, того бугая с комплексом неполноценности и дырой в кармане.

— Кто такая? — спросил верзила, преградив мне дорогу и набычившись. Он на две головы выше меня, а взгляд у него такой самоуверенный и грозный, как будто я ему достойный противник. И я, достойный противник, чем-то его смертельно оскорбила, судя по этому самому взгляду.

— Бэйр, Ведьма с Равнин, — смотрю ему в глаза и не думая пугаться. От этого бугай стушевался.

Мое имя не так известно, как хотелось бы, но слово «ведьма» одинаково настораживает во всех городах и странах. Постепенно я приучаю людей к тому, как надо правильно реагировать на это имя, но пока все равно не везде знают мои правила.

— Ведьма в нашем городе! А ты, дорогуша, налог за ведьмовство заплатила? — оскалился мужик, как бы невзначай покрутив внушительной дубинкой.

— Нет. Но и ты мне задолжал, — отвечаю, вежливо улыбаясь. — Ты тоже должен мне заплатить.

— С… с какого мне тебе платить, ведьма!?

— Чтобы я тебя не тронула, конечно. А ты не знал? В каждом городе, куда я прихожу, мне тут же должны выплачивать мешок золота, чтобы я никого не трогала. А если мешка с золотом вам жалко, то я имею полное право брать в этом городе, что захочу, и ночевать где хочу, и все бесплатно, конечно. Если мне не предоставят и этого, я просто выжгу все поля, прокляну всю скотину и сделаю бесплодными всех детей, родившихся в следующие десять лет. Три проклятия — и ваш город становится чумными руинами с больным населением из десятка нищих… Ах, какая ужасная судьба вас всех ждет… Но этого очень легко избежать, просто уплатите налог.

Не ожидавший такого бугай стоял, тщательно пережевывая мозгами мои слова, а в притихшей толпе разнеслись пораженные шепотки.

— А теперь посчитай, умник, — продолжаю. — Если вы мне ничего не заплатили, а я еще должна вам какой-то налог, то моя прибыль идет в минус, так ведь? А когда моя прибыль от пребывания в городе идет в минус, то хозяйство города и здоровье жителей так же значительно падает, причем в равном процентном соотношении. Понял? Ну так во сколько ты оценишь свою жизнь и жизнь своей семьи, а? Да не мелочись, я уверена, что ваши благородные души стоят по десять золотых каждая, как минимум! Сколько у тебя человек в семье?

— Десять… — машинально ответил этот кретин.

— Ну так сто золотых ты мне должен, милый, — улыбаюсь. — Думаю, эта сумма с лихвой покроет налог на ведьмовство в вашем городе, не так ли? Итак, ты остаешься жив и при семье, а деньги, что ты как бы заплатил мне, погасят налог. Итак, все довольны и при прибыли. А теперь кыш с моего пути, нелюдь.

Все сработало, как и всегда. Разбойник отошел, пораженный не страхом, а страшной болью в голове.

Был у меня один академик-приятель, не зря у него по книгам училась — плюсы, минусы, проценты, — кто бы знал, что это оружие иной раз работает получше дубины? Конечно, начни так говорить любой другой, его бы не послушали и избили, но я была ведьмой, и меня было безопаснее выслушать, чем нападать, потому такая политика — лучшая.

И вот глупость, всегда обхожусь одними только словами, а всюду говорят, что я проклинаю всех подряд и выжигаю поля и деревни. Но я даже не люблю убивать людей! Я предпочитаю морочить им головы, но оставлять в живых. Неужели зря?…

Да и что им стоит накормить меня и дать ночлег? Я заслуживаю этого. Я спасаю всех этих нелюдей, и заслуживаю даже большего. А вместо этого что?

Портреты на столбах с почетным «разыскивается».

После долгого разговора с мужиком на жаре горло пересохло, но сладкого все еще хотелось. Подумав, решаю, что разбавленная в воде мякоть ягод подойдет.

— Эй, ты! Я хочу воды с ягодами, — говорю одной из трусливых мышей, что смотрят на меня, как на кошку, столпившись в углу. — Добудь мне ягодного сока, и твой долг передо мной уплачен, так и быть…

* * *

— Бэйр, очнись! — кто-то с силой тряс меня за плечи.

Открыв глаза, резко сажусь на кровати… Что за черт!? Я только что была на рынке! Какая-то магия?… Нет, все наверняка проще. Меня ударили по голове, я потеряла сознание, меня куда-то притащили, заперли и теперь держат в плену, а это все значит, что от меня еще чего-то хотят! Что ж, преподадим урок неразумным похитителям…

— Так, а ну отцепись от меня, нелюдь, иначе пожалеешь! — рычу на мужика, который меня трясет.

Осмотревшись, понимаю, что мы на каком-то постоялом дворе, в одной из спален…

Хммм… Я на кровати, на мне тонкая ночная рубашка, а надо мной нависает мужик с голым торсом. Загадка для одаренных: что он хочет со мной сделать?

— Гррррррр!!! А ну слезь с меня, полудурок! Я выжгу тебе глаза и обрежу, как похотливого пса!!!

— Ты еще бредишь!? Боги, когда же это кончится? — возмутился мужик. Он все же слез и сел рядом, нахмурился, начал пронзать меня злыми взглядами.

— Куда ты меня притащил, кретин? Что, лучше комнаты не было для уединения с девушкой? — встаю с кровати, продолжая осматриваться. — Или у тебя не было денег на лучшую комнату?

От того, что я резко встала, очень сильно закружилась голова, перед глазами все поплыло, а ноги подкосились. Удержать равновесия не получилось, падаю обратно на кровать. Кроме одеяла и подушки падение смягчили чьи-то сильные руки.

— Ты еще нездорова, тебе нельзя вставать.

— А ты меня, выходит, лучишь? — спрашиваю, внимательно рассматривая его притягательную фигуру. И почему он приволок меня сюда? Мог бы подойти, познакомиться, я бы и не отказывалась… Таких еще поискать надо в наше-то время.

— Что?… — от удивления его темные глаза широко распахнулись, а черты лица стали еще очаровательней. — Ты, что же, пялишься на меня!?

— А ты, что же, смущаешься?

— Боги, ты что, опять потеряла память!? — брезгливо скинув меня с рук на кровать, мужчина встал. — Как тебя зовут?

— Бэйр. А тебя?

— Дейкстр. Неужели ты ничего не помнишь? Я рыцарь из ордена Черного дракона, ты меня спасла, потом долг, потом Адольф, потом Верегея… Ну?… Вспоминаешь?

Неожиданно гора воспоминаний навалилась на меня, я вспомнила всю эту короткую жизнь. Вспомнила кого-то другого, потерявшегося, а моя собственная жизнь, жизнь Бэйр, резко начала таять и исчезать из памяти, лишь два момента остались целы: прощание с матерью и последнее, рынок.

Появились сомнения в том, что я та самая Бэйр, но так же я сомневалась в том, кем я могу быть… Воспоминания мешались и путались между собой, две разные жизни сплетались в одну и разъединялись вновь, превращаясь в отдельные непонятные моменты.

Было мгновение, когда я не помнила ничего, ни той, ни этой жизни, но сразу после этого я вспоминала жизнь какого-то писателя, ее тут же сменяла жизнь ведьмы…

От совершенного непонимания, кто я и что я, просто падаю на кровать без сил.

— Ты чего?

— Я… сумасшедшая? Или сумасшедший?… Кто я, черт возьми!? Ты… ты что-то мне подмешал в морс или лечишь после событий в Верегее? Кто ты? Незнакомец или рыцарь Ордена? Я ничего не понимаю… ничего не помню… Как это тяжело… Голова разрывается… что со мной происходит!?

— Ты бредишь, — просто ответил мужик… или Дейк?… — Просто бредишь. Подожди, выпей отвар, а потом спи… Бэйр?… Бэйр, не засыпай, я сейчас!.. Черт, уснула.

* * *

Сквозь мирное забытье стали навязываться вопросы и ответы, голоса и воспоминания.

Было очень тяжело понять, кто я. Две жизни, две судьбы ломились в мою память, и я была не в силах выбрать, какая из них моя.

Медленно сходя с ума и мечась меж двух огней, я начинаю различать в общем гомоне темноты голос. Голос спокойный, женский… мой собственный? Или чужой?… Отбросив вопросы без ответов, дальше вслушиваюсь в пока очень плохо различимую речь.

В голосе звучит обреченность и слабая грусть, но так же и решимость, твердость.

Я начинаю различать слова.

«…Тебе повезло. Ты редкостный везунчик и любимец судьбы… как тебя там?… Но у меня мало времени, а тебе нужно знать. Все, что я смогла сделать, это посидеть немного в родном теле, куда ты меня до конца не пускаешь. И на самом деле правильно делаешь, что не пускаешь… Я исчезну через несколько минут, оставив в тебе часть своей силы, которую забрала».

«Ты кто?» спрашиваю мысленно.

«Я Бэйр. Настоящая Бэйр, ее дух. Я надеялась, что смогу выгнать тебя из своего тела, но твоя душа этой болезнью связалась с ним крепче, чем была связана я когда-то. Ты, тот писатель, погиб. Твое тело не выдержало моей души и умерло почти сразу же, как только мне удалось прийти в сознание в том мире».

«Что!?» резко я все-таки вспомнила, кто я на самом деле и потому сказанное для меня стало настоящим шоком. «Меня больше нет!? Я!.. Да как же!? За что!?»

«Нет… нет, ты живешь в прекрасном здоровом теле. Это меня уже почти нет. Это я погибаю, исчезаю навсегда. Но я подарила тебе свою жизнь и тело, и ты окажешь мне услугу, очень важную. Слушай внимательно: отныне ты будешь мной, я перекладываю на тебя все свои обязанности и ответственность. Не надейся вернуться обратно, тебе это не удастся, отныне здесь, на Скаханне, твой дом и твоя судьба…. Времени еще меньше, чем я думала!.. Порошок, который был в моей сумке!.. Храни его даже ценой жизни!.. Найди какого-нибудь кентавра, у него все узнаешь!..»

Голос начал пропадать, начались помехи, как в телефоне. Так и не успев сказать чего-то важного, говорившая ушла… а за место размеренного женского голоса я начала слышать голос Дейка.

* * *

— Проснись! Бэйр, хватит! Ты мне уже надоела!

На этот раз рыцарь был предельно ласков и всего лишь легонько хлопал меня по щекам. Придя в себя, открываю глаза и осматриваюсь.

Была ночь, это все, что можно было разглядеть.

В голове по-прежнему царила каша по поводу всего произошедшего. Понимание того, что бред, а что реальность, вновь начало стремительно ускользать от моего рассудка. Вечная загадка, кто я и что со мной, вернулась. Грани между сном и реальностью стремительно стирались и путались между собой. Сложно было понять, где я, на рынке, с матерью, за компьютером дома или на постоялом дворе с Дейком, галлюцинации сменяли друг друга с пугающей скоростью и только знакомый мужской голос не переставал звучать.

Перед глазами плясали разноцветные пятна, тошнило, появился озноб…

— Ты очнулась? — обеспокоенно спросил рыцарь.

— Дейк, что происходит? — спрашиваю, стараясь унять дрожь и агонию бреда. Картинки и события, воспоминания вновь начали ломиться в мою голову.

— Ты больна, и не только телом…

— Я свихнусь так… — утыкаюсь лицом в подушку, надеясь забыться опять. Хотя это действие откликнулось в других местах, я уткнулась лицом в грудь матери и в грудь того мужика с дубиной на рынке почему-то… — Кошмар, я ничего не понимаю… все плывет, все путается… память стерта напрочь, обрывки только… Кто я? Кто ты? Где мы?…

— Мне еще и душевным лекарем быть?

— Она сказала, что меня нет… что я теперь Бэйр, — вспоминаю. — Что уже не вернусь обратно, что я навсегда застряну в этом теле… Или это бред, мне снился мой двойник и сама я и есть эта ведьма? И все это просто бред, ты поишь меня чем-то с галлюциногенными грибами?… Я не помню своей жизни, не помню прошлой жизни…

— Ну тише, тише, только не надо опять плакаться, угомонись, — забормотал рыцарь. Во всех галлюцинациях появилось одно ощущение, меня обнимает мать в избушке, прощаясь, какая-то женщина шепчет что-то неразборчивое на ухо, и рыцарь в комнате, пытаясь успокоить. — День и ночь я с тобой вожусь, сам не сплю, а теперь еще и успокаивать тебя надо! За мной бы кто так поухаживал хоть раз в жизни!

Не зная, что могу на это ответить, молчу. Пытаюсь понять, кто это говорит.

Резко все замерло, вокруг воцарилась темнота и единственное, что в ней существовало, это голос Дейка и теплое одеяло.

— Успокоилась?

— Угу… Кажется, — голос у меня женский, значит, я все-таки Бэйр? Хоть что-то понятно.

Пригревшись под боком у рыцаря, постепенно проваливаюсь в спокойный сон. Но спокойствие ушло с пробуждением. Где меня встретили все те же вопросы, кто я, где я, что произошло.