1. Белый песок

Я всего лишь человек. Я могу построить механизмы, меняющие законы природы, но это не значит, что в один из самых обычных дней меня не смоет гигантской волной… В ночь, когда морская вода вокруг вскипала, как похлебка в котле, а земля тряслась, как детская погремушка, все мы поняли, чего на самом деле стоят наши жизни.

Той ночью никто не сомкнул глаз. Багровое зарево с острова оранжевых стало для нас маяком: это было единственное напоминание о том, что мы еще живы, что нас не погребло под землей после очередного взрыва.

Мы ждали утра, как ребенок ждет возвращения припозднившихся родителей: вот-вот кошмар должен был прекратиться, а жизнь – пойти своим чередом. Однако, этого не происходило.

Утро, душное и серое, встретило нас полнейшей неизвестностью. Как только стало светать, и мы смогли оглядеться, оказалось, что мы находились посреди густого тумана: не видно было даже собственной вытянутой руки!

Поскольку к тому времени уже несколько часов не было слышно волн и взрывов, да и землетрясения совсем прекратились, необходимо было провести разведку.

Я, Погодник и еще двое самых отважных сумасшедших отправились в разные стороны света. Мы хотели разузнать, что осталось от острова и можно ли как-то выбраться отсюда, добраться до других выживших.

После бедствия остров был похож на зверя, с которого содрали шкуру. Мусор, столетие покрывавший землю толстым слоем, разметало волнами, и теперь кое-где появились чистые участки. Девственная суша, – мокрый и нежный песок, – белела под солнцем.

Проходя по новой земле, я нашел себе крепкую палку, видимо, это была старая китовая кость. Опираясь на нее, я смог передвигаться быстрее.

Все время, идя от центра острова, я шел прямо, но вскоре меня стало мучить сомнение: мне казалось, что я хожу кругами.

Я прошел уже больше километра и давно должен был достичь берега и увидеть воду, но остров все не кончался и не кончался. Куда не повернись, везде сквозь туман проглядывала одна и та же картина: влажный песок, покрытый плотным черным налетом и мусором; редкие котловины, оставшиеся после взрывов. В некоторых из таких скопилась вода, так что получались своеобразные пруды, – по ним можно было ориентироваться.

Наконец, я не выдержал и решил остановиться: судя по всему, идти дальше было бессмысленно. Воды просто не было.

Но прежде, чем я развернулся и направился обратно к фиолетовым, я услышал крики:

– Эй! Там кто-нибудь есть?

– Мы пришли помочь!

– Кто вы? – крикнул я, заковыляв в сторону, откуда доносились голоса.

– Синие!

Через минуты я уже стоял лицом к лицу с толпой людей: я едва не врезался в их вожака, не разглядев их сквозь туман!

– Я от фиолетовых, меня зовут Белый Дельфин, – представился я высокому мужчине с факелом в руке.

– Мы знаем, что ты не от фиолетовых, – сказал он, смерив меня суровым взглядом. – Предатель!

– Я понятия не имею, почему мне это дали: я ничего никому не говорил, – поспешил оправдаться я. – Фиолетовые ночью утопили всех стражников, так что будь я одним из них, я был бы уже мертв.

– Потом разберемся, – отрезал мужчина. – Сейчас важно не это. Вся вода исчезла! Есть несколько ручейков, которые то растут, то высыхают. Нам нужно добраться до других островов и помочь им освободиться от стражи, пока все снова не залило.

– Я отведу вас к фиолетовым.

Но моих усилий не потребовалось, Погодник, знающий все и вся, уже подходил к нам со всей своей свитой.

При появлении моего трехглазого приятеля лица всех синих, которые шли в первых рядах, перекосились одновременно.

– Я предводитель острова фиолетовых, меня зовут Жемчуг, – представился Погодник, гордо выпрямившись и обведя всех своим жутким пурпурным глазом.

– Мое имя Буревестник, синие выбрали меня своим предводителем, – поприветствовал его мой новый знакомый. – Вода вокруг исчезла, мы должны добраться до других островов, пока это возможно.

– Так мы и сделаем, – кивнул Погодник. – Вот этот доходяга нас поведет, – он пихнул меня в плечо. – Он знает, в какой стороне находятся другие острова: ведь он приплыл с них, чтобы помочь нам действовать сообща с планом пяти других островов.

– Планом? – Буревестник недоверчиво посмотрел на меня.

– Мы готовились к чему-то подобному, – объяснил я. – У нас есть оружие и запасы еды. Думаю, освобождать другие острова нам не придется.

– Тогда не будем терять времени: чем раньше мы встретимся с остальными, тем лучше, – сказал Буревестник. – Все мы нуждаемся в отдыхе.

Мне ничего не оставалось, кроме как занять место проводника. Шел я медленно, если не сказать, еле-еле волочил ноги, которые то и дело разъезжались в стороны на скользком песке. Впрочем, те, кого я вел, были ненамного быстрее. Люди, пережившие страх смерти, из последних сил не падали в грязь. Многие держались друг за друга, чтобы не свалиться, и подбадривали их только разговоры.

Фиолетовые быстро смешались с новыми знакомыми и стали делиться с ними своими впечатлениями. Разумеется, у них была своя версия произошедшего: морскую воду прогнал их храбрый предводитель, чтобы они не погибли от голода на одиноком острове. Синие слушали рассказы о могуществе Погодника с нескрываемым недоверием, но возразить им было нечего: почему вся вода вдруг ушла с Огузка, не знал никто.

Спустя полтора часа скитаний в тумане, мы, наконец, услышали голоса людей.

Я закричал, мне ответили… это были голубые.

К нам на встречу высыпала вся стая. Насколько я мог судить по первому взгляду, людей было столько же, сколько до землетрясения.

– Дельфин! Он вернулся, живой и с другими стаями!

– Дельфин вернулся!

– К нам пришли остальные! Воды правда нет!

Крики раздавались отовсюду, люди окружали нас плотными рядами, приветствовали, как дальних родственников, наконец добравшихся в гости.

За голубыми из тумана высыпали чернокожие здоровяки: оранжевые тоже были здесь. Сверкая своими белыми зубами и перешептываясь, они с любопытством разглядывали новых соратников.

Вскоре из толпы к нам выступил Солнце, огромный черный гигант, каждый шаг которого едва не сотрясал землю.

– Ты все-таки вернулся, – произнес Солнце, подходя ко мне. Я выступил вперед, оставив позади Погодника и Буревестника.

– Со мной синие и фиолетовые, – объяснил я, склонив голову в знак приветствия. – Им нужна еда и отдых.

– Пусть располагаются. Теперь у нас у всех общий лагерь, – коротко объяснил он. – Обсудим все через несколько часов, когда все вы отдохнете и наберетесь сил. Время у нас пока есть.

Дальше началась страшная суматоха: голубые и оранжевые взяли заботу о новеньких в свои руки и повели их отдыхать к кострам. В этой смешавшейся толпе меня отыскал Кит.

– Поверить не могу, ты жив! – воскликнул он, стискивая меня в крепких объятиях. – Мы все думали, ты уже неделю как рыб кормишь!

– Я был близок к этому, как никогда, – я похлопал друга по спине и отстранился, чтобы совсем на нем не повиснуть. – Отведи меня куда-нибудь, где можно лечь, прошу тебя: я с ног валюсь.

Кит понимающе кивнул и привел меня в мою старую хижину на острове голубых. Мы шли туда не больше пяти минут, и это с моей-то походкой… видимо, чутье меня не подвело, и я привел всех прямо к своему родному острову.

Очутившись в знакомом месте, у лежанки, на которой я ночевал целый год, я чуть не заплакал от счастья: я просто не мог поверить, что вернулся! После путешествия к фиолетовым, после того, как был связан стражниками, после встречи с Серым, после ям, после землетрясения… Столько раз я был уверен, что погибну, я и подумать не смел о том, что когда-нибудь снова окажусь в этой ветхой и кривой норе! Но все же я был здесь, живой и почти здоровый.

Голову вскружил вихрь эмоций, я упал на свою старую лежанку, уверенный, что ни за что на свете не усну, и тут же провалился в тяжелый беспокойный сон.

Но выспаться по-человечески мне так и не удалось, через несколько часов Кит разбудил меня и сообщил, что меня и двух других предводителей ждут в шатре совета.

На мой вопрос, что за шатер совета, Кит ответил, что после землетрясения три острова стали одним и правильно, что теперь у них общий шатер, где собираются все предводители. На самом деле это был старый шатер Солнца, жреца оранжевых.

– Три острова? – я удивленно посмотрел на приятеля, с трудом удерживая глаза открытыми. – Наш с зелеными остров, желтый, оранжевый и красный… Их четыре.

Кит покачал головой.

– Там тебе все скажут, – он отделался этой короткой фразой и помог мне подняться.

Кит отвел меня на участок, где разместились две новые стаи.

Первым я нашел Буревестника, он сидел у костра с несколькими синими, обсуждая что-то. Увидев меня, он извинился перед собеседниками и встал.

Погодника долго искать тоже не пришлось: его выдала толпа разношерстных зрителей, столпившихся о фиолетового костра и удивленно вскрикивающих каждые несколько секунд.

– Погодник! – крикнул я неугомонному колдуну. – Идем!

– Иду-иду! – весело отозвался он, на прощания выбив из костра синие искры. Толпа восхищенно ахнула. – Вот, что значит настоящее колдовство, ребята!..

– А ты, я смотрю, принарядился, – с усмешкой заметил я, глядя на его новый образ.

Волны смыли с него белую краску, он сменил свое тряпье на шаровары оранжевых, а на голову повязал огромный шарф на манер тюрбана. Шарф был настолько длинный, что его концы Погодник смог перекинуть через грудь жилета.

– Да… знаешь ли, столько лет пошло… хочется выглядеть по-человечески… – он нервно пожал плачами и моргнул. – Впрочем, в пучину слова, я и так волнуюсь!

Буревестник, недовольно топтавшийся позади меня, раздраженно выдохнул, когда мы, наконец, двинулись в сторону совета.

Шатер был тот самый, что стоял в самом центре острова оранжевых, только обстановка внутри переменилась. Теперь там не было трона и циновок, зато было несколько одинаковых табуреток из китовых позвонков, расставленных вокруг обеденного стола с острова голубых.

На столе нас ждали ароматно дымящие миски с едой и кувшины с пресной водой. На своих местах уже сидели Карпуша, Солнце, Луна и Василий. Я с тревогой отметил, что представителя красных, которым по нашей с Солнцем договоренности должна была быть Яшма, среди них нет.

– Это предводитель синих, его имя Буревестник, – я указал на синего, стоящего по правое плечо. – А это…

– Меня зовут Жемчуг, – произнес колдун, выступая вперед.

Он раскрыл свой третий глаз и внимательно осмотрел всех присутствующих. Как и всегда, его встретили перекошенные лица, выражающие смесь удивления, отвращения и любопытства… но на этот раз среди всех одно лицо все-таки выделялось. Луна смотрел на трехглазого так, будто тот был одним из прекраснейших людей на свете.

Старик медленно поднялся из-за стола, не отрывая от колдуна взволнованного взгляда.

– Жемчуг!?.. – его сиплый голос был едва слышен. – Это правда ты?..

– А у тебя есть другой трехглазый сын?.. – вдруг спросил Погодник. Он все еще пытался выглядеть бесшабашным малым, но его голос дрогнул, с головой выдав подкатившие слезы.

Луна вышел из-за стола, Погодник двинулся к нему навстречу, и они встретились в крепких объятиях.

– Ты жив! – шептал Луна, прижимаясь щекой к огромной голове. Слезы текли по его темному лицу крупными каплями, но он и не думал утирать их. – Я не верил!.. Не верил!..

– Я отлично помню и тебя, и маму… – признался Погодник, содрогаясь от несдерживаемых рыданий на плече старика. Он жался к отцу совсем как маленький ребенок… можно было только догадываться, что они оба чувствовали в тот момент.

– А что с твоей сестрой, с Волной?.. Она тоже тут?.. – спросил Луна, светясь едва воскресшей надежда.

– Она вместе с мамой… – помотал головой Погодник. – Они уже давно встретились друг с другом!

После этих слов лицо Луны исказила такая боль, как будто его насадили на гарпун. Старик беззвучно заплакал, еще крепче сжав сына в объятиях.

Никто не хотел мешать их счастью и горю, но эта душераздирающая сцена, потрясшая всех присутствующих, не могла продолжаться вечно. Луна и Жемчуг уселись за столом рядом, а я сел между Карпушей и Буревестником.

– Примите мои искренние поздравления. Воссоединение разрушенных семей – то, ради чего мы начали все это, – сказал Солнце, глядя на Луну и его вновь обретенного сына. – Когда мы закончим, волей Бога, никогда больше дети не будут оторваны от родителей!

– Для того, чтобы что-то закончить, надо сначала начать, – весело заметил Василий, смачно прихлебывая из своей миски. Он был единственным, кого не тронула эта встреча. – Только вот эту борьбу начали как раз не мы! А если бы не землетрясение, не мы бы ее и закончили…

– Расскажите, что тут произошло, – попросил я. Я уже начал догадываться, что землетрясение стало здесь не единственной бедой, случившейся в мое отсутствие.

– Нас предали, – вот, что произошло! – произнес Карпуша. Ненависть прогремела в его тяжелом голосе, мгновенно зарядив воздух вокруг недоверием.

Я непонимающе посмотрел на Солнце.

– Шесть дней назад армия стражников прибыла на остров оранжевых. Они нашли храм Солнца, затолкали туда две сотни моих людей и оставили их там вместе с взрывчаткой! – сказал он, пристально смотря на меня. – Храм, который должен был стать символом свободы, за час превратилось в братскую могилу для своих строителей!

Внутри меня все содрогнулось от такого известия. Две сотни людей, заживо погребенных под землей! Какой человек вообще мог отдать стражникам такой приказ!? Какой человек осмелился поджечь взрывчатку?..

– Это чудовищно, – сказал я, вспоминая, как защищал стражников в ссоре с Погодником. Теперь я жалел, что сам не скинул парочку в воду. – Они все, все до единого заслужили свою смерть! Но как они узнали, где храм?.. Вы так хорошо его скрывали, даже я после всего не знал, где он находится!

– У нас есть основания не верить твоим словам, – покачал головой Солнце. Он вдруг посмотрел на меня, как когда-то смотрел на меня судья на Остове. В его глазах читался уже решенный приговор. – Ты знаешь убийцу по имени Яшма?

– Она была моим другом, именно она связывала нас с красными, – ответил я, борясь с нарастающим шумом в голове. Я не мог и не хотел верить в то, на что он намекал!

– И ты рассказывал ей все, что узнавал из посланий, которые мы через тебя передавали? – сурово спросил Солнце.

– Она знала о самом важном, – сказал я, огромным усилием воли подавляя начинающийся припадок. Руки затряслись так, что мне пришлось положить миску на стол, иначе я расплескал бы все на себя. – Но она н-не могла нас пр… пр-ред-дать! Она хот-тела свобод… свободы… б-больше, чем любой из… н-нас!

Почувствовав, что падаю, я обхватил себя руками и навалился на стол грудью, пытаясь удержаться на месте. Я стиснул челюсти до звона в ушах: мне хотелось закричать, обвинить его в грязной лжи, высказать в его упрямую морду все, что я о нем думаю! Он всегда ненавидел силу и свободолюбие, в ком бы они не проявлялись, и теперь, пользуясь случаем, обвиняет самого своенравного и сильного жителя Огузка в предательстве! Неудивительно, что красных здесь нет, наверняка этот властолюбец объявил себя главным и изгнал их «за самый страшный грех»!

Мне хотелось кричать, но я не мог произнести ни слова, только беспомощно мычать, чего я делать в присутствие Солнца не собирался!

– Дельфин, послушай меня, – произнес Василий, тихо, но требовательно. – Я до последнего не мог поверить в то, что наша девочка способна продать нас за форму стражницы… Но это так. Она сделала это, есть доказательства. Ее поступок и то, что на тебе эта черная одежда… Ты должен все нам рассказать, сынок.

– Й… й… я… н… н-н…

В ушах зазвенело, я больше не слышал, не видел ничего, что происходило вокруг… темнота и натянутый звон обступили меня.

Чувства вернулись ко мне только через несколько секунд, когда я услышал ровный и уверенный голос Погодника. Этот звук постепенно вытянул меня из полуобморока и вернул в шатер.

– …Дельфин приплыл на наш остров, остров фиолетовых, девять дней назад, – говорил он. Он рассказал им все, что со мной произошло, с начала и до конца. Он рассказал даже о том, как я плавал на Остов в лодке стражи. Погодник как будто брал слова и фразы из моей головы… впрочем, скорее всего именно так оно и было.

– Так землетрясение – ваших рук дело? – Василий одобрительно поджал губу, повернувшись к Буревестнику. – Вы, ребята, спасли всех нас! Если бы не вы, мы бы тут не сидели… стражники пришили самых сильных оранжевых и уже взялись за остальных. Вы прям как знали, когда начинать!

– Мы начали из-за него, – Буревестник кивнул в мою сторону. – Мои люди увидели, как стражники вытащили его из ямы, а потом, как он идет к лодке в их форме. Видимо, он рассказал им про то, что мы собираемся взорвать шахты. Тогда мы решили действовать, пока нас не остановили, – объяснил он. – Если мое мнение имеет тут значение, то вот оно: я не думаю, что этому человеку можно верить.

– Вы что же, предлагаете назвать его предателем после всего? – удивленно спросил Василий, посмотрев на Солнце, Карпушу и Луну.

– Я, конечно, трехглазый, а вы у вас у всех на глаз меньше, но неужели я один вижу, что стражники с ним сделали? – вмешался Погодник.

Неудержимая дрожь, как я ни старался ее скрыть, уже охватила все мое тело, я едва не падал со своего места, спасало только то, что я вцепился в стол мертвой хваткой. В тот момент я готов был проклясть несносного колдуна за то, что он заставил всех смотреть на меня!

– После трех суток в яме человек может только мычать и ходить под себя, а Дельфин провел там шесть дней и шесть ночей! – продолжил Погодник. – Нет, он, конечно, детина выносливый, но как, по-вашему, он мог что-то рассказать страже, если даже сейчас, после моей помощи, он еле ходит и заикается? В том состоянии, в котором его вытащили, он просто не мог им ничего предложить!

– Ты прав, – вдруг произнес Буревестник. – Но если ему удалось скрыть от них все наши планы, то почему его вытащили из ямы и дали форму стражника?

– Потому что человека, который плавает, как рыба, и после шести дней в яме еще что-то соображает, убивать жалко, а среди заговорщиков-заключенных держать боязно? – предположил Погодник. – О выдающихся способностях нашего друга стражникам могла рассказать Яшма, вот они и решили взять его к себе.

– Ты много говоришь, но где ты был, когда все это происходило? – по тону Солнца было ясно, что он не верил ни единому слову колдуна. – Если ты все это время был на острове фиолетовых, откуда ты можешь знать наверняка, что произошло? Как можешь говорить за людей, которых не знаешь?

– А откуда я знаю, что одна из жриц скоро принесет в мир еще одного твоего ребенка? Ни на вашем острове, ни даже в заветном храме ни в ту ночь, ни в какую другую меня тоже не было, однако, я это знаю! – усмехнулся Погодник, довольно разглядывая застывшее равнодушной маской лицо Солнца. Василий разразился озорным хихиканьем. – Я предлагаю закрыть этот вопрос и больше к нему не возвращаться. Дельфин заслужил место здесь хотя бы потому, что он знает о стражниках и Остове больше, чем все мы вместе взятые. Пусть твои жрицы его немного подлатают, и тогда он еще докажет всем нам свою верность.

– У нас и вправду есть вопросы поважнее, чем судьба паренька, которого мы все и так хорошо знаем, – кивнул Василий. – Нужно решать, что мы будем делать с доставшейся нам землей. Стражников мы утопили, но скоро сюда прибудут новые, еще более сердитые.

– Нужно начать строительство стен и рвов, чтобы нас снова не затопило, – сказал Карпуша. – Необходимо решить, какую территорию мы будем защищать от воды в первую очередь.

– Об этом не беспокойтесь, вода сюда не вернется, – покачал головой Погодник.

– А ты откуда знаешь? – полюбопытствовал Василий.

– На острове фиолетовых я был погодником. Все штормы за последние пятнадцать лет были предсказаны именно мной. Скажите, я хоть раз ошибся?

– Действительно, в последнее время не было ни одной ложной тревоги, – заметил Карпуша. – И как ты это делаешь, интересно знать? Должно же быть хоть какое-то объяснение твоим способностям!

– Я колдун, а все колдуны умеют делать это, – объяснил Погодник. – Моим словам можно верить, чем раньше вы это поймете, тем лучше для всех нас! Сейчас я говорю, что вода не вернется на Огузок в том количестве, в котором она была здесь раньше. Появятся несколько озер, на месте синего и фиолетового острова будут горячие источники, – вот все, что вам нужно знать о грядущих переменах. Лучше сосредоточьтесь на другом.

– Бог отметил тебя своей милостью, наделив удивительным даром. Ты – его пророк, хотя и не обрел еще истинной веры, – вдруг сказал Солнце, заставив Погодника скривиться. Видимо, жрец только сейчас опомнился после того, как его обвинили в прелюбодеянии в священном месте, и решил, что с Погодником лучше дружить. – Я верю твоим словам, и велю своим людям возделывать открывшуюся нам землю для посева новых урожаев водорослей.

– И все же, рвы и стены нам все равно понадобятся со стороны Остова, – сказал Карпуша. – Нельзя оставлять берег открытым для врага…

Началась та самая часть совета, ради которой все собрались. Она продолжалось несколько часов. Среди основных вопросов были постройка новых стен и хижин, добыча пресной воды, организация питания, сбор разбросанных по Огузку вещей, полезных в быту. Предводители стай хорошо знали своих людей и составляли команды, которые могли выполнить ту или иную задачу как можно быстрее и качественнее. Зеленые должны были заниматься кухней, голубые и синие под руководством желтых – строительством, оранжевые оставались земледельцами и лекарями, а фиолетовые, так как больше ничего не умели, должны были собирать мусор и превращать его в полезные бытовые предметы или пригодные для стройки материалы.

Когда основные вопросы были закрыты и начали обсуждаться детали, я решил, что мне нет смысла дальше находиться в шатре.

С трудом извинившись, я поднялся из-за стола, опираясь на палку, и вышел на улицу.

Припадок закончился, но после него я чувствовал себя совершенно опустошенным, мне нужно было добраться до своей хижины и хорошо выспаться… для начала хотя бы выспаться.

На улице ко мне подошел Кит. Оказалось, он ждал меня все это время.

– Ну, как все прошло? – участливо поинтересовался он.

Я помотал головой, давая ему понять, что не могу говорить. Для меня оставалось загадкой, как я вообще оставался на ногах: голова кружилась так сильно, что я едва ли понимал, что происходит вокруг.

– Ууу, да ты сейчас ласты отбросишь! Надо отвести тебя к Норе…

Я проснулся, чувствуя невероятную легкость во всем теле: мне казалось, я уютно устроился на кучерявом облаке и медленно плыву по залитому светом небу.

Улыбнувшись, я перевернулся на спину и открыл глаза, желая узнать, что это за дивное место, в котором я очутился.

Теплый полумрак и ароматный дымок благовоний подсказали мне, что я нахожусь в шатре оранжевых. Память тут же откликнулась смешанными образами: вроде бы, Кит привел меня сюда и поручил Норе.

Возле лежанки кто-то оставил мне кувшин с водой. Почувствовав жажду, я выпил залпом целый стакан, но слишком поздно понял, что это была никакая не вода! Горькая, отвратительная на вкус настойка, которая скорее осушала, чем позволяла напиться… какой ужасный обман, кто бы мог подумать!

Я закашлялся, сев на лежанке, и попробовал осмотреться в поисках воды, но перед глазами все потемнело: я не смог ничего разглядеть. На мое счастье, тут в шатер вошла Нора.

– О, ты проснулся! – радостно заметила она, садясь возле меня. Мягким, но уверенным жестом она уложила меня обратно. Я даже не стал сопротивляться, страшная слабость накатила на меня неумолимой волной: мне снова захотелось спать. – Ты проспал почти два дня, бедный, но ты все еще слаб. Тебе нужно пить мою настойку, чтобы тот мерзкий яд окончательно из тебя вышел.

– Я хочу воды, – попросил я, едва ворочая языком. Приятно было обнаружить, что я больше не заикался, но в целом на меня накатило такое безразличие ко всему, что я не стал об этом задумываться.

– Я все тебе принесу, – пообещала Нора, ласково укрывая меня вышитым одеялом. – Представить себе не могу, что тебе пришлось пережить на тех островах! Погодник сказал, это настоящее чудо, что ты держишься даже после всего, что с тобой сделали.

Пятна перед глазами отступили и я, наконец, смог увидеть жрицу.

Округлые черты лица, темная матовая кожа и прекрасные зеленые глаза. Она смотрела на меня с такой печалью и вместе с тем с такой заботой, что я ощутил себя податливым куском воска: мне хотелось растаять от такого тепла!

– Ты поправишься, я тебе обещаю… – мягко прошептала она, касаясь моей щеки и закрывая мне глаза. – Побольше спи, а травы все сделают.

Так прошло несколько дней, я спал, ел и пил все, что Нора мне приносила. После всего, что случилось, я чувствовал себя на вершине блаженства! С каждым новым пробуждением мне становилось лучше, а на третий день я почувствовал, что готов снова вернуться к делам.

Я пробовал расспросить Нору о том, что произошло с островом красных, но она не желала говорить ни о чем, кроме моего здоровья и того, что сейчас происходит на Огузке. Тогда я попросил ее позвать Кита.

Когда на пятый день мой добрый приятель снизошел-таки до того, чтобы навестить больного друга, я уже строил план побега из опостылевшего шатра: несмотря на то, что чувствовал я себя отлично, Нора запрещала мне выходить наружу.

Кит пришел, когда я разминался после сна. Я уже мог стоять на ногах без всяких палок и усиленно работал с задубевшими от безделья мышцами.

– Выглядишь ты гораздо лучше, Нора настоящая волшебница! – с одобрением заметил Кит, закрывая полог. – Это здорово, я уж боялся, ты так и останешься… ну… больным. Вообще, многие ждут твоего возвращения, знаешь ли! Погодник уже растрепал про твое геройское самопожертвование и все такое…

Кит протараторил все это на одном дыхании, усевшись на мою лежанку.

– Попрошу Нору выпустить меня сегодня, хватит уже валяться, – сообщил я, дотягиваясь ладонями до мысков. Как же приятно было снова ощутить в теле силу и гибкость! – Никогда бы не подумал, что простая зарядка может доставить такое удовольствие!

– Да, ты совсем поправился, – решил Кит, задумчиво прихлебывая Норину настойку. Сморщившись, он тут же поставил стакан обратно.

– Я хочу спросить у тебя про красных, – я перешел к делу. Если кто-то и мог мне рассказать все, как оно есть, то это был Кит. – Нора ничего не говорит о них, но мне нужно знать, что тут на самом деле произошло.

– Не много тут рассказывать, – пожал плечами Кит. – Оранжевые не говорят о храме, потому что для них это – большое горе. У каждого там погребен кто-то близкий. А что до красных… Их остров взорвался во время землетрясения вместе с небольшой частью желтого острова. Этот столб пламени ты и сам видел. Думаю, можно не гадать о том, куда делись красные.

– Ладно. Еще скажи мне вот что… – я прекратил свои занятия и встал перед приятелем. – На совете Солнце обвинил меня в сговоре с Яшмой, он и остальные считают, что именно она рассказала страже про храм. Почему они так уверены в том, что это именно она? – я внимательно посмотрел на Кита, пытаясь уловить малейшее изменение в его мимике. – Почему все уверены, что про храм рассказала Яшма?

– Потому что… – Кит тяжело вздохнул и отвернулся. Когда он снова взглянул на меня, в его взгляде светилось нескрываемое сочувствие, он едва не извинялся за то, что собирается сказать. – Потому что ее видели в черной одежде в лодке стражников… Я сам ее видел, такую, какой ты ее описывал: пышные белые волосы и полосатая кожа. Я знаю, она много значила для тебя, но, похоже, ты в ней ошибся.

– Я не могу в это поверить, – признался я, чувствуя, что слова друга совершенно меня опустошили.

Я сел на лежанку возле Кита и допил стакан настойки в надежде, что эта гадость поможет мне собраться с духом и принять все, как есть.

Мне была невыносима одна мысль о том, что единственная, в кого я верил, продала меня и всех остальных за форму стражника!

Яшма была для меня не просто близким человеком, она была для меня идеей, воплощением будущего. Каждый раз, когда меня одолевали сомнения и страхи, я думал о ней, о том, что люди никогда не будут свободно ходить под новым для них небом, если такие, как Яшма, будут жить на правах домашних животных.

С первого дня нашей встречи я ни секунды не сомневался в том, что могу доверять этой девушке, как самому себе, но сейчас, вспоминая ее историю, я задавался вопросом: почему же я так верил ей?

Люди с Остова с детства покровительствовали ее семье, присылали ей еду, прощали всякие вольности…К тому же, Яшма всегда восхищалась своей знаменитой прабабкой, которая была из стражников. Так может, на самом деле она видела свободу совсем иначе? Может, она и не хотела оставаться на Огузке и участвовать в бунте, а, наоборот, хотела жить на Остове и занять место, которое раньше занимала Тигровая Акула, продолжить семейное дело?

Выходит, я совсем не знал ее.

– Все мы ошибаемся в людях, – сказал Кит, положив руку мне на плечо. – Забудь о ней, она своего добилась и больше не сможет нам навредить.

– Вряд ли я когда-нибудь забуду это, – честно признался я.

Когда Нора вернулась в мой шатер, я решительно потребовал у нее свободы. Удерживать силой она меня, конечно же, не стала, я был признан здоровым и отпущен на все четыре стороны. Перед тем, как выйти на улицу, я попросил у нее одежду оранжевых.

– Но мазь я тебе дать не могу, ты ведь это понимаешь? – спросила она, удивленно распахнув свои зеленые глаза.

– Я понимаю. Но не ходить же мне в костюме стражи! – улыбнулся я, успокаивая ее. – Не переживай, с солнцем я попробую договориться.

Намотав на себя синий кусок ткани, я уверенно вышел наружу.

За то время, что я провел в шатре, Огузок здорово переменился! Туман ушел, с земли исчез весь мусор, в песке были протоптаны аккуратные дороги, новенькие хижины, шатры и землянки стояли ровными рядами. Люди, занятые работой, сновали туда-сюда, перетаскивая корзины со всякой всячиной.

По пути на территорию голубых я заметил, что кое-где стояли столбы с натянутыми на веревку флажками. Кажется, стаи решили оставить между собой этот странный барьер, разграничив территорию.

Сначала я заглянул к себе в хижину, оставил там свою трость и черный костюм, а также привел в порядок, насколько это было возможно.

Решив, что теперь я совершенно готов к чему бы то ни было, я отправился по делам.

Пока я валялся в шатре, мне в голову пришла идея, которую я решил проверить. Для этого мне сперва нужно было найти Погодника.

Колдун обнаружился на гостевой территории фиолетовых, он сидел у погасшего костра и откровенно бездельничал. Даже народ вокруг себя не собрал, подумать только!

– Смотрите-ка, кто оклемался! – воскликнул он, завидев меня. – Ты еще и в наряд оранжевых переоделся!

– Решил последовать твоему совету. Думаю, если у меня получилось «говорить» с маринием, с твоими штучками тоже должно получиться, – объяснил я, давая Погоднику себя осмотреть. Он покружил около меня и остановился, удовлетворенно кивнув.

– Ты живучий, как кожный грибок, честное слово! – сказал он. – После всего тебе должно быть просто стыдно обгорать на каком-то солнце!

– Расскажи, что тут без меня творилось? – попросил я, жестом приглашая колдуна пройтись. – Я смотрю, жизнь кипит…

– А что творилось? Все заняты строительством! Боятся, что стража придет мстить за своих людей раньше, чем они успеют подготовиться. По-настоящему весело у нас только по вечерам, когда все собираются у костров, едят, болтают… тогда люди вокруг кажутся счастливыми и все такое.

Я заметил, что сам по себе Погодник выглядит несколько хмурым… даже не просто хмурым, он был по-настоящему расстроен чем-то!

– С отцом у вас все хорошо? – осторожно спросил я.

– О, лучше некуда… каждый день по утру мы вместе ловим рыбу и разговариваем о жизни, – поведал он без особенного энтузиазма. – Знаешь, ты можешь даже не пытаться мне помочь: все равно не сможешь ничего сделать! Я в своем горе совершенно безутешен…

– Что же это за горе у всемогущего пророка? – усмехнулся я.

– А сам как думаешь? – он посмотрел на меня и все три его глаза выражали немой укор.

Мне потребовалось несколько секунд, прежде чем я понял, о чем он говорит.

– Воды тебя забери, неужели ты встретил девушку!? – изумился я.

Почему-то до сих пор я был твердо уверен в том, что Погодник – существо среднего пола, не испытывающее никаких земных потребностей, кроме, разве что, бесконечной жажды внимания!

– По-твоему, раз у меня три глаза, то я не могу встретить девушку!? – возмутился колдун.

– Прости! Я просто не думал об этом, – извинился я, чувствуя, что начинаю сгорать от любопытства. Дела делами, кажется, в ближайший час стражники на нас не нападут… можно и отвлечься, когда такое творится. – Ну, и кто же она?

Тяжело вздохнув, Погодник печально посмотрел в сторону территории синих. Я решительно повел его туда.

– Я увидел ее несколько лет назад, когда стража провозила ее на лодке мимо нашего острова, – рассказывал он по пути. – Она была такой красивой! Среди фиолетовых редко встретишь более-менее вменяемую женщину моложе сорока, так что эта девушка показалась мне настоящей богиней. Я хорошенько запомнил ее и время от времени начал ей сниться… ну, ты понимаешь! Сначала мы просто разговаривали, делились чем-то, что трогало нас обоих… вскоре я понял, что влюбился в нее по-настоящему, тогда-то я и решил, что, пользуясь своими способностями, попробую устроить восстание, чтобы мы с ней когда-нибудь встретились! Я предложил ей объединиться, ведь она была из синих и знала Буревестника, который еще тогда был у них признанным вожаком. Но, разумеется, она не верила, что я настоящий, думала, что я просто плод ее воображения, потому не стала ничего делать. Но наши встречи во снах продолжались… честно говоря, мне кажется, она тоже полюбила меня.

– Можешь не продолжать, – вздохнул я, догадываясь, чем кончилась эта история.

Погодник наверняка воспользовался случаем, после землетрясения отыскал эту самую девушку и предстал перед ней во всей своей красе. Бедняга совершенно ошалела при мысли о том, что ее трехглазый друг из снов – реальный человек, и сказала, что не хочет иметь с ним ничего общего.

Тем временем мы уже были у синих. Среди групп людей, строивших новые хижины и перетаскивающих материалы, Погодник указал на одну, где я быстро отыскал единственную женскую фигуру.

– Только не говори, что тебе она тоже нравится! – возмутился Погодник, наблюдая за выражением моего лица.

– Она действительно очень красивая… но… Барракуда!? Кажется, она наполовину состоит из мариния: я никогда не встречал более холодной и загадочной девушки!

– Она действительно лучше всех понимает его язык, – грустно вздохнул Погодник, печальным взглядом всех трех глаз провожая предмет своего обожания. – Этот металл рассказывал ей о том, как он летел среди звезд, как при нем зарождались и разрушались вселенные, как он, разорванный на тысячи тысяч осколков, лежал на океанском дне… Кажется, в жизни я никогда не смогу заинтересовать ее после всего, что ей наговорил этот подлец в шахтах!

– Ты же умеешь залезать в головы к людям, разве нет? – усмехнулся я. – Узнай, что ей нравится…

– Ты думаешь, я бы этого еще не сделал, если бы мог!? – возмутился Погодник. – Она слишком умна, чтобы позволить кому-то проникнуть в свои мысли! Мариний защищает ее здесь, ведь она увешала себя талисманами с крупицами этого металла. У меня ни единого шанса!

– Так мариний защищает голову от твоих домогательств?

– Мариний при должном обращении не только защищает, он помогает использовать такие способности нашего мозга, о которых многие даже не подозревают! Это воистину удивительное вещество… Против него я бессилен, – Погодник понуро поплелся прочь с территории синих.

– Я хочу заглянуть к желтым, составишь мне компанию? – предложил я. – Уверен, у них есть пара лишних стаканов настойки, чтобы подклеить твое разбитое сердце!

Пожав плечами, колдун двинулся за мной.

Желтые остались на холме, который когда-то был их островом. Из тяжелых металлических машин валил густой цветной дым, хлопки и взрывы разносились на весь Огузок, мужики мастерили и ругались… Работа здесь кипела, совсем как в прежние времена!

Среди умников я без труда отыскал Вадика, он был на своем рабочем месте, которое ничуть не изменилось после землетрясения.

– Ты поправился, – сказал он, осматривая меня. – Опять взялся за свое? Насколько я помню, твоя идея ходить без одежды в прошлый раз ничем хорошим не кончилась.

– На этот раз, мне кажется, я знаю, что делаю, – я улыбнулся: наверное, никакие природные бедствия и революции не могли выбить из колеи этого парня! – А где остальные? Шляпа и Борода?

– Сейчас обед, они где-то у костров… я как раз собирался идти к ним. Пойдем вместе.

Мы и вправду нашли их у одного из костров. Рядом со Шляпой я заметил Орку. Выглядела она ужасно, гораздо хуже, чем при нашей последней встрече.

Длинные темные волосы разлохматились, лицо посерело и опустилось, глаза смотрели тускло. Однако, она ела с таким аппетитом, что я сразу понял, в чем тут дело: видимо, сразу после ям ее отправили к зеленым, где она отравилась миналией. Самый опасный период был позади, и теперь она восстанавливалась после отравления, сметая все съедобное вокруг.

– Ты, – проворчала она, хмуро взглянув в мою сторону. – Улиточий ублюдок!..

– Я очень сожалею о том, что произошло: из-за меня тебе пришлось испытать слишком многое, – извинился я. – Но я счастлив, что все обошлось, и мы снова встретились. Если я могу что-то для тебя сделать…

Криво усмехнувшись, Орка искоса взглянула на меня.

– Я тоже рада, что мы снова встретились и не на дне морском, – сказала она. – Вот окрепну и съезжу тебе по роже, на том и рассчитаемся!

– Заметано! – улыбнулся я.

Усевшись у костра, я представил всем Погодника… впрочем, колдун не нуждался в представлении: его здесь уже все знали. Нам налили немного похлебки и дали по стакану настойки.

– Ну, что белобрысый, чем теперь будешь заниматься? – весело спросил у меня Шляпа.

– Пока не знаю, – я пожал плечами. – Вообще, я хотел поговорить с вами о маринии. Знаете, что это?

Получив отрицательный ответ, я рассказал все, что помнил.

– Свойства этого металла поражают! Мне кажется, нужно изучить их с помощью ваших машин и как-то использовать, – предложил я, закончив вводную лекцию.

– Если по-честному, то мне с трудом во все это верится, Дельфин… – заметил Шляпа, потирая красную лысину.

– В то, что на острове фиолетовых есть колдуны, которые помогут ему справиться с солнцем, вы тоже не верили, – флегматично заметил Вадик.

– Теперь я понимаю, почему синих и фиолетовых скрыли от остальных: с той частью острова явно что-то не так! – хмыкнул Борода, залпом осушая стакан с настойкой и тут же наливая себе еще. Уж чего-чего, а этого добра у желтых за каждым обедом было, сколько влезет!

– Там основные залежи мариния, – подсказал Погодник. – Он на многое влияет, даже если этого сначала невидно. Думаю, Дельфин прав, вам нужно изучить этот металл и придумать, что с ним можно сделать.

– Я поговорю с синими, может, они захватили с собой несколько образцов, а вы, если получится, изучите их, – предложил я. Вадим пожал плечами, мол, разумеется.

– Ну что, осталось там что-то для нашей маленькой подружки? – полюбопытствовал Борода, заглядывая в котелок. – Осталось!

Он выскреб засохшие на стенках водоросли, собрал с мисок рыбные кости, вывалил все это в свою тарелку и куда-то пошел.

– Куда это он? – спросил я, провожая взглядом кузнеца, деловито шагающего в сторону берега.

– О, ты же не знаешь! – усмехнулся Шляпа. – У нас тут живет одна из красных: доплыла, бедная! Ума не приложу, как она справилась с волнами! Мы ее подкармливаем, но она никому не верит и не идет на контакт.

Изумленно посмотрев на их довольные хари, я вскочил и побежал вслед за Бородой. К счастью, он еще не скрылся среди хижин.

– О, хочешь посмотреть на нее! – усмехнулся кузнец. – Понимаю… С Яшмой вы были… ну… близки, хе-хе! Думаю, ты захочешь увидеть нашу гостью.

Мы подошли к той части острова, где раньше была жилая зона. Создавалось впечатление, что ее просто откусило гигантское морское чудовище: суша резко заканчивалась высоким изрытым обрывом.

Борода подошел к краю, где каким-то чудом сохранилась почти целая мусорная стена, и сел на корточки возле норы, ведущей под землю.

Нора, конечно, была большая, но как туда мог поместиться человек? Зачем вообще было держать кого-то из красных в норе?..

Борода цокнул языком и поставил миску возле себя.

– Иди сюда, красавица, иди сюда Лашуня!

В норе что-то заскреблось, потом вдруг появился огромный розовый нос! Он задергался, принюхиваясь к содержимому миски, и начал медленно подползать все ближе и ближе. Вскоре из норы показалась огромная, величиной чуть ли не с морского котика, крыса! Она была настолько уродливой, что я невольно скривился.

Один глаз был покрыт бельмом, жесткая щетинистая шерсть торчала во все стороны, уши были подраны, а хвост без кончика – исполосован многочисленными шрамами. Лысые когтистые лапки быстро перебирали по земле, пока не добрались до миски. Крыса с чавканьем набросилась на еду, стуча огромными, размером с ладонь, оранжевыми резцами.

– Познакомься, это Лашуня, любимица Яшмы, – представил ее Борода, хихикая над моим лицом. – Девочка нашла ее лет десять назад и с тех пор они были неразлучны… После землетрясения Лашуня приплыла к нам, нашла Яшмин гамак и теперь от него не отходит.

– И что вы думаете с ней делать? – спросил я, с ужасом осматривая крысу. Пожалуй, только у самой Яшмы хватило бы смелости приручить такое страшилище!

– Ничего. Но что-то делать с ней надо, – кузнец пожал плечами и попытался погладить животину. Крыса ощерилась и зашипела на него, угрожающе съежившись и показав резцы. Только когда кузнец убрал руку, она успокоилась и продолжила деловито вылизывать миску. – Рано или поздно Лашуню найдут и захотят съесть. Как-никак, она все-таки животное. Но жалко же! Яшма так любила ее, она даже научила ее трюкам, – Борода выжидающе посмотрел на меня. – Может, ты ее возьмешь?

– Я? Почему!? – изумился я, отступая подальше от уродливой зверюги. – Что вообще меня теперь может связывать с Яшмой и тем более с ее крысой!?

– Но Лашуня не несет никакой ответственности за дела Яшмы! – резонно замети Борода. – К тому же, ни ты, ни я не знаем, зачем девочка так поступила. Я знал ее с детства и могу поклясться, что без причины она никогда не пошла бы к стражникам!

Я помотал головой: меньше всего мне хотелось слышать эти оправдания!

– Какая разница, почему? Она это сделала, из-за нее погибли две сотни людей! Это предательство, – то, что не прощается.

Борода не стал мне отвечать, и, на самом деле, я был искренне ему за это благодарен.

Крыса тем временем уже оставила миску и внимательно принюхивалась к нам. Наверное, она думала, что мы дадим ей что-то еще.

Я глубоко вздохнул.

Уродливая морда Лашуни тут же повернулась ко мне, навострив розовые уши. Крыса смотрела мне прямо в глаза… я готов был поклясться, что ее взгляд был осознаннее, чем у некоторых людей.

– Воды тебя забери, ладно! – воскликнул я, все еще не веря в то, что собирался сделать. – Я заберу ее себе. Где гамак, который она тут охраняет?

– Он в норе… там еще другие вещи Яшмы.

– Отлично! Отвлеки Лашуню, я тут слажу и все заберу. Думаю, крыса пойдет за запахом…

Борода пожал плечами, достал со своего пояса один из инструментов и, замахнувшись, швырнул его в воду!

– Взять! – гаркнул он крысе.

Лашуня, не раздумывая ни секунды, вприпрыжку поскакала к берегу, откуда с плеском плюхнулась в воду.

Пока крыса не вернулась, я залез в нору, стараясь не дышать, и быстро нашел там сверток. Как ни странно, вещи Яшмы были внутри гамака, завязанного в узел. Как будто кто-то специально это сделал, чтобы сохранить их.

Когда я вылез из норы, крыса, больше похожая на морского вурдалака, уже вскарабкалась на берег, сжимая инструмент в зубах. Отряхнувшись, она направилась к нам и только тут обнаружила, что ее подло обокрали. Нужно было видеть, какое изумление отразилось в ее черных глазах, когда она заметила в моих руках вещи своей хозяйки! Крыса тут же выплюнула инструмент и поскакала ко мне, угрожающе шипя.

Дожидаться, пока эта бестия меня догонит, мне не хотелось, так что я сорвался с места и побежал, что было мочи!

Бегал я быстро, но крыса была проворнее, да и лап у нее было больше, так что мне пришлось бежать от нее через всю территорию желтых, синих, а потом и голубых! Можно было представить, какое удовольствие я доставил всем обедающим жителям своим импровизированным марафоном с гигантской истошно визжащей крысой!

Добравшись до своей лачуги, я вскочил внутрь и бросил сверток вещей в дальний угол. Когда Лашуня влетела туда вслед за мной, она сперва бросилась ко мне, но быстро сообразила, что вещи теперь не у меня.

Крыса посмотрела в угол, потом на меня. Видят Боги, давно я не получал такого уничтожающего взгляда! Убедившись, что я все понял, Лашуня презрительно фыркнула и устало поплелась в угол, где легла отдыхать возле вещей.

Я посидел в покое несколько меня, переводя дыхание, а потом ко мне в хижину заявилась сразу целая делегация: тут была троица желтых, Погодник и Кит. Услышав их, крыса тут же вскочила и угрожающе зашипела, защищая пресловутый гамак.

– Что это ты устроил!?.. – возмутился Погодник, вошедший первым. Наткнувшись на шипящую крысу, он вскрикнул и отошел подальше. – Воды ее забери, она же огромная!

– Ты что, правда решил оставить себе это чудовище!? – воскликнул Кит, ошарашено рассматривая жуткую пасть Лашуни.

– Чудовище!? – изумился я. – Ты только посмотри, какие у нее милые глазки! Конечно же, я оставлю ее себе, буду ее причесывать и кормить сладкими шариками!

Крыса тем временем поняла, что никто больше не позарится на ее сокровища, и мирно улеглась на землю, забыв о нагрянувшей толпе.

– А это… это что, вещи Яшмы? – удивленно спросил Кит.

Я посмотрел в сторону свертка: как это он догадался?..

Оказалось, на гамаке было написано «Яшма», только буква «я» была в неправильную сторону… похоже, мои уроки правописания прошли для нее не совсем впустую.

– Да, – признался я, принимая полный неодобрения взгляд приятеля. – Эй, мне просто стало жалко крысу, она же ручная! Ее бы съели, как чайку, если бы поймали. А она шла только за этим проклятым гамаком.

– Ага, – хмыкнул Кит, нахмурившись. – Конечно, все дело в крысе! Придумай объяснение получше, потому что если оранжевые узнают, что ты взялся хранить вещи предательницы, они тебе этого никогда не простят!.. Знаешь, ни для кого не секрет, что ты был влюблен в нее по самые уши, тебе сочувствуют и все такое, но хранить ее вещи после всего – это уже слишком!

– Я не был влюблен в нее! – крикнул я, задыхаясь от злости: да что он вообще может знать!? – Вещи – это просто вещи, их полно на этой свалке, и каждый берет себе то, что хочет!..

– И ты захотел оставить память о своей подружке, которая теперь вертит задницей перед стражниками!

Не выдержав, я вскочил с лежанки и двинулся на Кита.

– Еще хоть слово!..

– И что, ты побьешь меня за то, что я оскорбил предательницу!? Двести человек лежат в земле по ее вине! Вся семья Нерпы была убита, как какая-то рыба!.. Убита, потому что кто-то слишком много болтал!

– Прекратить! – крикнул Погодник, вставая между мной и Китом.

Его тощее тельце едва ли могло остановить нас от того, чтобы кинуться друг на друга, но неожиданная сила в его глоссе заставила помедлить с дракой.

– Вы не будете драться, ни сейчас, ни потом! – твердо сказал он, ударив о землю своим посохом. – Потому что это неправильно.

Я почувствовал, как бурлящая во мне злость постепенно переросла в холодную, непрошибаемую стену, удерживающую любые порывы.

– Он прав, – сказал я, выдохнув. – Мы не должны этого делать.

– Да, не должны. Но этого, – он указал на сверток в углу, – этого я никогда не пойму!

С этими словами он вышел из моей хижины.

– Мы будем ждать от тебя образцы мариния, постарайся поскорее найти их, – сказал Вадик, прежде чем уйти из хижины.

Борода и Шляпа, молча наблюдавшие эту сцену, неловко на меня оглянулись и тоже вышли.

Остался только Погодник.

– Знаешь, я в этой ситуации одного никак не пойму… – сказал он, усаживаясь на землю, скрестив ноги. Колдун задумчиво смотрел на крысу, которая проснулась и стала умываться. – Если ты не знал, где храм, то кто тогда рассказал о нем Яшме?

 

2. Мирное время

Прошло около четырех месяцев с тех пор, как Огузок стал свободным островом. Все это время, каждый день, мы ждали, что к нашим берегам двинутся сотни лодок с Остова с вооруженными до зубов стражниками. Мы ждали, что они начнут поливать нас взрывчатыми снарядами издалека, ждали, что они нападут со стороны открытой воды, что проберутся ночью и отравят наши колодцы… мы были готовы к любой уловке, но только не к тому, что они оставят нас в покое!

Редкие лодки со стражниками кружили в нескольких сотнях метрах от нашего острова. Когда они подплывали на расстояние полета стрелы, наши дозорные их отгоняли. Но большую часть времени стражники не подплывали ближе сотни метров и даже не разговаривали с нашими рыбаками, на которых иногда натыкались. Только если кто-то из наших случайно заплывал за некую невидимую линию, стражники достаточно вежливо провожали его обратно к Огузку.

Такое миролюбивое поведение могло свести с ума кого угодно: чем больше времени проходило, тем невыносимее было ожидание. Почему они не нападали? В то, что спустя сотни лет эксплуатации, они решили отдать Огузок нам, мог поверить только дурак! Не было сомнений, стражники что-то готовили. Но что именно? Когда нам ждать удара?

Я часто уплывал на разведку, один или вместе с Китом. Мы плавали между лодками, прячась за водорослями, в надежде услышать хоть что-то полезное. Но все было тщетно: похоже, стражники сами ничего не знали о планах своей Командующей.

За прошедшее время жизнь на Огузке стала совсем другой. Страх страхом, но люди наконец-то могли жить и работать для себя, для своего будущего, которого до сих пор были лишены.

Строители под руководством желтых вошли во вкус, и когда у каждого жителя была крыша над головой, они стали переделывать ветхие лачуги во вполне себе удобные жилища.

Строили в основном из китовых костей, которых было полным-полно среди мусора, сушеных водорослей и песка, скрепленного особым раствором, изобретенным желтыми. Дома получались низкими, основной объем жилого пространства находился под землей, но зато туда не затекала вода во время дождей, не гуляли сквозняки, а в особо холодные ночи внутри можно было развести огонь – для этого строили специальную выемку в стене.

Многие жители Огузка раньше даже не подозревали, что люди живут в домах, а не в норах и шалашах из пары кусков драной ткани. Главными противниками «излишней роскоши» были оранжевые и фиолетовые, хотя последние, посмотрев на других, быстро передумали и тоже занялись строительством. Оранжевые же продолжили жить в шалашах, так как они были неотъемлемой частью их веры. Они думали, острые крыши шалашей собирают энергию солнца.

Несмотря на то, что все стаи работали вместе и уже успели узнать друг друга, люди не хотели стирать разделяющие их границы. Когда началось строительство более долговечных домов, стаи решили селиться не вместе, а на территориях, где раньше находились их острова. Это было связано не только со стремлением сохранить свою независимость, как стаи, но и одним малоприятным фактором.

Дело в том, что спустя несколько недель наши ресурсы стали подходить к концу. Не хватало топлива, нечем было разводить костры, желтым были нужны новые материалы для работы, оранжевым требовались удобрения. Голубым и зеленым снова понадобилось место для работы с материалами, к которым не было иммунитета у остальных стай.

Да, с рабством на Огузке было покончено, но это не значило, что люди могли надолго забыть о своей работе. Всем стаям нужно было участвовать в строительстве и подготовке острова к обороне, но, помимо этого, они должны были вернуться к своим прежним занятиям, хотели они того или нет.

Синим помогли осушить одну из самых новых шахт и сделали им инструменты. Как ни странно, среди них нашлось несколько десятков добровольцев, желающих вернуться к работе под землей.

Зеленых, несчастных пятнадцать человек, с трудом упросили снова заняться миналией. Кроме них никто не мог подобраться к этой водоросли, но она была жизненного необходима оранжевым и желтым.

Голубым повезло чуть больше, чем остальным: мы теперь работали не только с морскими камнями. Те, кто последовал моему с Китом примеру, и научились плавать, должны были добывать особые подводные растения, ракушки и породы, из которых желтые могли достать необходимые вещества. К тому же, нас было шестьдесят человек, так что по жребию треть из нас каждый день отправлялась на большую рыбалку на новеньких лодках, сплетенных мастерами фиолетовых. Запасы еды оранжевых, конечно, были огромны, но есть эту пресную земляную траву хотелось не всем. К тому же, неизвестно, когда эти запасы могли нам понадобиться по-настоящему.

Фиолетовых, которых было слишком много для того, чтобы позволить им всем копаться в мусоре, разделили на несколько групп по способностям. Одни продолжили мастерить вещи для быта и простые снаряды вроде стрел, другие были приняты в рыбаки на постоянной основе, третьи изготавливали одежду и сети, а четвертые встали под личное командование Погодника. Эти умельцы могли найти подземный источник или, например, показать синим, где за камнем скрываются залежи металла, и еще много других полезных вещей. Почти каждый день стаи вызывали к себе таких фиолетовых для решения самых разных вопросов.

Несмотря на то, что работы было полно, никто не переутомлялся. Люди брались за дело, когда хотели, никто не заставлял их ложиться после полуночи и вставать с восходом. Перерывы на обед могли длиться и два, и три часа, благо, теперь никто не оставался голодным. Каждое утро рыбаки привозили хороший улов, а если кто-то хотел больше, он мог пойти на берег, насобирать себе моллюсков, наловить еще рыбы или набрать водорослей на грядках, в которые мы превратили образовавшиеся после землетрясения котловины.

По вечерам все рассаживались у костров. Топлива теперь было навалом: люди сжигали мусор, который некогда был тюремными стенами. Тогда, по вечерам, собравшись у теплого огня в кругу друзей, мы болтали, пели и даже танцевали! Обычай устраивать танцы у огня начали оранжевые, к которым быстро подтянулись охочие до веселья фиолетовые и голубые.

Словом, жизнь на Огузке стала здорово напоминать жизнь на Остове, только она была куда веселее и привольнее.

Но, разумеется, не все было так замечательно. Чувство братства и равенства между стаями прожило недолго, уже через две недели между жителями начались ссоры, переходящие в настоящие скандалы и межстайную вражду.

Некоторые воры позволяли себе хозяйничать в чужих хижинах. Люди из зеленых упивались до беспамятства настойкой желтых и начинали буянить. Оранжевые ссорились со всеми подряд, пытаясь доказать, что Бог есть и все мы живем неправильно. Многие синие ополчились против Солнца, которого считали диктатором, и регулярно устраивали ему и всем оранжевым малоприятные сюрпризы. Про фиолетовых и говорить нечего: некоторые из них запросто могли озвереть и без всякой причины наброситься на любого прохожего.

Предводители стай пытались усмирить своих, пытались договориться между собой, но люди есть люди: у каждого из них было свое мнение насчет происходящего. Каждый вожак хотел защитить своего, и ни о каком согласии тут даже речи идти не могло.

Череда судов, закончившаяся тем, что все стаи едва не разругались между собой, показала, что вопросы правосудия надо решать кому-то нейтральному. Кому-то, кто не принадлежит всецело только одной стае.

После очередного заседания совета предводители единогласно решили назначить судьей меня, так как не было ни одной стаи, где я считался бы чужаком. Таким образом, мне было поручено разбираться с мелкими недоразумениями и ссорами. Большие же дела, отражающиеся на работе всех стай, по-прежнему решались голосованием в совете.

Должность судьи – вот, о чем я точно никогда не думал! Но, как ни странно, я быстро вошел во вкус: она была не такой уж хлопотной, разбираться с недовольными приходилось не чаще, чем раз в два-три дня. Нужно было проводить небольшие расследования, опрашивать свидетелей стычки, а потом объявлять всем свое мудрое решение. Так как в каждой стае меня считали другом и не обвиняли в каком-то особенном отношении к другим, мои решения принимались безоговорочно.

В свободное от судейских расследований время я выпросил возможность работать не только у голубых, но и в любых других стаях, так сказать, для «поддержания дружеских отношений». Это было здорово, потому что теперь я не уставал от однообразия и всегда занимался тем, чем мне хотелось!

Я мог точить морские камни, помогать зеленым грести миналию, мог строить дома вместе с желтыми, заботиться об урожае с оранжевыми, прислушиваться к маринию с синими, и бродить по острову вместе с уникумами фиолетовых, пытаясь что-то из себя выдавить.

Помимо работы судьи и дел в разных стаях я так же взял на себя обучение всех желающих борьбе. Конечно, сам я был тем еще воякой, но все-таки по сравнению с большинством после уроков Яшмы я умел хоть что-то.

Началось все с того, что однажды нам с Китом стало скучно и мы решили размяться. Нас увидели другие и решили, что тоже хотят так ловко махать руками и ногами. Так набралось около сотни добровольцев, которые каждый вечер собирались на самом большом и просторном берегу, чтобы вдоволь пошвырять друг друга в песок. После того, как я обучил известным мне приемам первый десяток, мое присутствие там даже не требовалось! Люди сами учили друг друга, готовясь к тому, что когда-нибудь им придется драться со стражниками.

Тот берег, – все, что осталось от острова красных, – у нас прозвали Кулаком.

Помимо Кулачного пляжа новым названием обзавелся участок между бывшими островами фиолетовых и синих – Банные Гроты. После того, как по предсказанию Погодника там появились горячие источники, людей оттуда было не вытащить!

Желтые построили возле источников закрытые здания, в которых можно было мыться и греться одновременно. Эти здания они почему-то назвали гротами.

До этого на протяжении многих лет жители Огузка мылись исключительно в водяному пару, который раз в две недели стражники устраивали на главной площади: так и пресная вода не тратилась, и люди были относительно чистые. Теперь же, когда у нас появилась горячая вода, да еще полезная для кожи, мытье происходило исключительно в Банных Гротах. Чтобы люди не поубивали друг друга в огромных очередях, пришлось даже составить расписание, по которому каждая стая раз в шесть дней имела свой отдельный грот – самый большой горячий источник. Кто не хотел купаться в стайном по расписанию, мог пойти в один из общих, которые были поменьше и где всегда было полно народу.

Общими усилиями всего за два месяца стаи превратили Огузок из колонии заключенных в прекрасное место, где можно было не только работать, но и радоваться жизни. Наверное, если бы жители Остова видели, как здорово живется преступникам, они бы умерли от зависти!

Единственное, чего нам не хватало для полного счастья, это исчезновения лодок, кружащих в тумане вокруг Огузка. Они напоминали всем нам о том, что что бы мы ни делали, рано или поздно это попытаются разрушить.

Многих пугала эта немая угроза, но были и такие, которые не боялись быть счастливыми, несмотря на то, что война была неизбежна.

Кит, уже давно влюбленный в травницу по имени Нерпа, решил жить с ней вместе. В общем-то, до этого они и так почти не расставались, Кит был желанным гостем в семье девушки. После смерти родителей Нерпы эти двое стали еще ближе друг другу, не редко они даже ночевали вместе втайне от остальных.

Но когда Кит пришел к Солнцу, чтобы просить разрешения на свадьбу, ему было отказано. Нерпа, как и любая из девушек оранжевых, могла выйти только за верующего.

Тогда Кит отправился за помощью к Луне. Старик согласился помочь ему и созвал внеплановый совет, на которым поднялся довольно необычный вопрос.

Среди заключенных Огузка было очень мало женщин. Это вовсе не от того, что на Остове было мало преступниц: зачастую женщины просто не переживали мутаций и тяжелой работы.

Очевидно, что будущее свободных жителей Огузка – это потомство, которое останется здесь после нас. А чтобы оно появилось на свет, необходимо было разрешить межстайные союзы. Так как больше всего молодых и здоровых девушек было именно среди оранжевых, заставлять их выходить замуж только за мужчин из своих было неразумно. К тому же, всех здоровых и сильных мужчин надзиратели подорвали в храме.

Однако, Солнце был неумолим. Он ссылался на то, что женщины есть и среди синих, и среди фиолетовых. Дочери же его стаи слишком хороши для воров, наркоманов и сумасшедших.

Тогда я решил поделиться со всеми своим мыслями на этот счет и для примера взялся рассказать историю появления на свет Яшмы. Разумеется, одного звука ее имени было достаточно, чтобы лица Солнца и Карпуши перекосились от ненависти, но я все же продолжил.

– Полосатая кожа Яшмы помогает ей распределять солнечное тепло, улучшая кровообращение, ее волосы защищают от перегревания. Иммунитет в ее крови справится с любым ядом. Ее организм может перерабатывать морскую воду вместо пресной, а желудок способен переваривать хоть полежавшую на солнце миналию! Такие, как она – идеальные жители для этого места. Чтобы достичь такой приспособленности, понадобилось всего пять поколений, – это не так уж и много по сравнению с тем, сколько поколений людей прожили, боясь воздуха и солнечного света. Да, смешение кровей в этом месте порождает мутации, которые меняют внешний облик людей, но они превращают их во что-то новое, более сильное и выносливое. И именно это поможет нам здесь выжить. Именно от нас, – не от жителей Остова, прячущихся за каменными сводами, – зависит, сможет ли человечество сделать этот мир своим домом. Безусловно, дети оранжевых выносливы, их кожа не боится солнца, но способны ли они будут сделать удобрение из той же миналии, когда погибнет последний зеленый? Смогут ли они добыть порошок из сердца морских камней, который так нужен для ваших лекарств? Смогут ли они использовать машины желтых? До сих пор добыча ресурсов была под контролем стражи, но, если мы хотим действовать без посредников, необходимо, чтобы наши люди могли делать все сами. Да, Погодник, несмотря на то, что он сын двух стай, не может работать с морскими камнями, но зато он с большей вероятностью переживет их влияние, да и под солнцем он ходит без опаски, ведь его мать – рожденная оранжевая. Но каким бы ни был он, возможно, его дети не будут бояться морских камней, а его внуки смогут помогать зеленым. Никто не заставляет ваших девушек жить с мужчинами из других стай против воли, но какой смысл запрещать им строить семьи с теми, кого они любят?

После моей речи совет решено было закончить, под тяжелыми взглядами предводителей Солнце потребовал время на раздумье.

На следующий день после утренней молитвы он объявил, что разрешает своим людям заводить семьи с чужаками, но только с условием, что жены должны будут уходить в стаи мужей. При этом дети любой оранжевой женщины, ушедшей в стаю мужа, не будут признаны Богом, пока не пройдут обряд посвящения. Женщины же, вышедшие за оранжевых, должны будут проходить посвящение в обязательном порядке.

Таким образом, свадьба Кита и Нерпы, на которой гуляли всем островом, положила начало новым взаимоотношениям между жителями стай. Сразу за ней прошли еще четыре свадьбы. Несколько инженеров из желтых забрали в свои дома по жрице, а одна из фиолетовых колдуний, наоборот, переехала под покровительство Солнца, выйдя за одного из пахарей. Разумеется, радость верховного жреца по этому поводу была безгранична: ведьма, нагло ходившая под солнцем без всяких мазей и молитв, подрывала значимость всех священных ритуалов. Однако даже после свадьбы колдунья находилась под защитой Погодника, и заставить ее подчиняться Солнце не мог. Враждовать с фиолетовыми вообще никому не хотелось: болтливого языка их трехглазого предводителя все давно боялись больше, чем гарпуна стражи.

Прошла примерно пара недель после свадьбы Кита и Нерпы, когда Нора предложила мне прогуляться вечером по одному из пляжей: она хотела поговорить со мной о чем-то очень важном.

– Хех, я слышал, тебя на свидание пригласили? – ухмылялся Кит.

До него доходили сплетни со всех концов Огузка, так что прохвост заявился ко мне в дом чуть ли не раньше, чем я сам пришел туда после работы у зеленых. Ради встречи с Норой пришлось закончить с водорослями пораньше, чтобы успеть смыть с себя их остатки.

– Правильно, правильно! А то ты совсем от рук отбился: только и делаешь, что работаешь! Даже Погодник, и тот находит время принести своей обожаемой бусы из всякого хлама, хотя он вообще предводитель стаи и занятой, как чайка на гнезде… – продолжил Кит, расхаживая по моему жилищу.

Он скривился, когда прошел мимо гамака Яшмы.

Когда оранжевые построили мне новый крепкий дом, я решил всерьез заняться обстановкой и повесил гамак, чтобы не лежал без дела. Гамак-то этот блюститель справедливости заметил, а вот дремлющую под ним крысу – нет: умник наступил ей на хвост. Лашуня тут же басовито взревела и попыталась цапнуть обидчика за ногу, но Кит с испугу успел отскочить аж в другой конец комнаты, врезаться в стол и свалиться на пол.

Я не выдержал и засмеялся:

– Так его, Лашуня! Будет он еще выпендриваться перед нами своей удавшейся личной жизнью…

– Как по мне, у вас с ней тоже личная жизнь… – проворчал Кит, садясь на полу и потирая ушибленный затылок. – Серьезно, эта крыса у тебя что, вместо девушки? Ты ей даже бантики на шее завязываешь!

– Это чтобы все знали, что она моя, – объяснил я, старательно оттирая руки от зеленых водорослей. Свой дом, своя раковина… успешный я человек.

– Нет, Нора правильно сделала, что взяла все в свои руки, – не унимался Кит. Теперь он сидел на столе и жевал сушеную рыбу, которую я развесил на стене. – Ты вроде как ходишь к ней, а толку-то ей от твоей болтовни и цветочков? С твоей стороны было просто подло игнорировать ее чувства столько времени!

– С чего ты вообще взял, что у нас свидание? Она могла позвать меня ради какого-нибудь дела. Она же целительница, вдруг ей понадобились новые растения…

– Твоя упертость меня поражает! – возмутился Кит. – Ты что, совсем ополоумел со своими этими духовными практиками? Или миналия, которую ты зачем-то куришь, лишила тебя мужской силы? Как можно отказываться от такой девушки, как Нора!?

– Тебя прислала Нерпа, да? – усмехнулся я. Кит мог прийти ко мне с этим разговором только по велению своей всемогущей женушки! Говорил он, но я явственно слышал слова лучшей подруги Норы.

– Да даже если так, ну и что? Она считает, что тебе надо браться за ум и прекращать строить из себя недотрогу, и она права. Ты своей речью о пользе смешения кровей убедил самого Солнце, а сам со своей невосприимчивостью к ядам свалки в девках ходишь!

– Какая вам всем разница? – я пожал плечами. – Я не уверен, что хочу семейной жизни. Пока мне и одному хорошо… по крайней мере, никто не заставляет меня причесываться, как барышню!

Я с улыбкой взглянул на Кита, которого семейная жизнь здорово преобразила. Аккуратно подстриженные волосы, убранные в прическу, всегда чистая и приятно пахнущая одежда… Не то чтобы раньше Кит был грязнулей, но сейчас от него за километр разило несвойственным ему чистоплюйством.

– Так волосы не мешают! Тебе, между прочим, тоже не мешало бы привести свои белобрысые патлы в порядок, – гордо заметил он. – А то ходишь лохматый, как…

– Как свободный человек, сам решающий, как ему ходить! – закончил я, едва успевая увернуться от полетевшей в меня сушеной рыбы.

Лашуня, почуяв непростительное расточительство, молнией вылетела из-под гамака и в прыжке схватила рыбину зубами. Затем она утащила ее к себе на место и со смачным чавканьем вгрызлась в подсушенное мясо.

Закончилась наша перепелка тем, что Кит все-таки заставил меня разобраться с отросшими волосами. Он завязал их в какой-то сложный узел на затылке и запретил мне соваться в воду, пока я не поговорю с Норой. Так же этот проклятый сводник заставил меня надеть новенькие шаровары и рубаху, которые я недавно получил в подарок от одной из ткачих с фиолетового острова.

Сделав из меня «человека», Кит со спокойной душой отправился на отчет перед женой, а я пошел на пляж, где договорился встретиться с Норой.

В общем-то, с молодой жрицей у меня давно творилось что-то особенное. Началось все еще до землетрясения, я помню, что она мне сильно нравилась… но потом меня увлекли более серьезные дела. Потом еще те слухи… Когда Нора помогла мне избавиться от яда из ям, я решил отблагодарить ее и подарил ей ожерелье из мариния, которое сам и сделал. После этого что-то переменилось, мои отношения с жрицей потеплели, она даже стала сама приходить ко мне в гости. Мы болтали о травах, я рассказывал ей о своих расследованиях и другой работе, а она внимательно слушала. Иногда я приносил ей новые растения, которые находил в разных частях острова: я знал, что Норе нравятся их цветы. В общем-то, на всем этом и заканчивались наши встречи.

Да, мне нравилось то обволакивающее тепло, которое девушка излучила одним своим присутствием, нравилась ее нежность и забота, с которой она смотрела. Но жениться на ней?.. До сих пор я даже не задумывался об этом.

Конечно, рыбачу я неплохо, а Лашуня каждый день охотится на чаек и приносит мне часть добычи, – на пару с крысой мы семью, может, и прокормим. Но семья – это дети, а их надо воспитывать, на них нужно время… У меня просто нет этого времени! Я один из немногих, кто может работать с любыми веществами Огузка, моя помощь просто необходима стаям, к тому же, я ведь еще и судья!

С такими мыслями я шел на злополучный пляж, и чем ближе я подходил, тем больше нервничал.

Когда я пришел, Норы там еще не было, так что я еще мог взять себя в руки и успокоиться.

Я уселся на песок, закрыл глаза и погрузился в медитацию, которой научил меня Погодник.

Колдун на интуитивном уровне умел делать потрясающие вещи, при этом ему хватало самосознания, чтобы понять, как это могут сделать другие. Он ходил под солнцем и совал руки в огонь, не получая ожогов, он мог не есть и не пить, получая энергию из окружающего мира, волн, ветра и света. Конечно, не в его силах было подарить другим такие же невероятные способности, но научить он мог очень и очень многому.

Я так и не смог приучить свою кожу к солнцу, но, по крайней мере, я смог отказаться от плотной брони, не пропускающей ни лучика, и перейти на более легкую и удобную одежду, – моего сосредоточения хватало на то, чтобы не воспринимать часть излучения. Кроме того, я научился чувствовать многое из того, чего не ощущал раньше. Точнее, я ощущал, но не знал, к чему прислушиваться, а от чего отгораживаться, чтобы получить истинную картину мира. Например, мне стал понятен фокус с нахождением под землей каракатиц, я мог чувствовать воду под землей, иногда мне даже удавалось предвидеть какие-то мелочи из будущего.

Сейчас, даже не пользуясь всеми этими фокусам, я отчетливо предвидел серьезный разговор, потому никакая проклятая медитация не могла меня успокоить! Как ни пытался, я обрастал защитой, словно морской еж.

Наконец, появилась Нора.

Она была одета в платье, вопреки обычаям своей стаи, велящим девушкам ходить почти обнаженными. Вьющиеся волосы, обычно торчащие в разные стороны пушистым шаром, Нора убрала в сложную косу. На ее шее красовалось мое ожерелье из мариния.

В любой другой вечер я оценил бы всю эту красоту, но сейчас ее наряд только лишний раз подчеркнул важность происходящего.

Обменявшись сдавленными приветствиями, мы пошли гулять вдоль берега.

Видимо, Нора тоже чувствовала неловкость, потому что заговорить не решалась.

– Как прошел день? – спросил я, чуя, что дальше молчать просто нельзя.

– Как и любой другой, я ухаживала за травами, говорила с Евой… Помнишь девочку, которую Солнце никак не брал в жрицы? А ведь она лучше меня во всем разбирается, такая способная!.. Он ее, наконец, принял! Уж не знаю, что она такого ему сделала… – путанно рассказывала она, теребя подол своего платья. – Но, если честно, я позвала тебя сюда не ради того, чтобы говорить об этом, – она посмотрела на меня, и взгляд у нее был настолько серьезный, что мне стало еще в сотню раз паршивее, чем было до того.

– О чем же ты хотела поговорить? – спросил я, стараясь изменить голос, чтобы он не звучал таким обреченным.

– Давай сядем.

Мы сели на песок, напротив воды. Солнце уже садилось, розово-красные облака отражались в морских волнах… тут было красиво.

– Красивый пляж, – сказала Нора, обнимая колени. – Наш остров стал прекрасным местом после того ужасного землетрясения. Частью все это случилось благодаря тебе, ты ведь знаешь? Ты так хотел, чтобы люди на Огузке жили свободно и счастливо…

– Разве кто-то из нас хотел другого?

– Все хотели, да мало кто решался что-то делать, – покачала головой Нора. – Но что странно, ты сам не выглядишь счастливым, хотя добился этого для всех остальных.

– Как это? – я улыбнулся. – По-твоему, я скучаю по надзирателям?

– Нет, конечно! – она засмеялась, показав сверкающие белые зубы. – Но… ты стал каким-то другим. Раньше у тебя глаза горели, а сейчас ты ходишь, как во сне.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь, – я пожал плечами и уставился на бескрайнее море.

– А я понимаю. Ты так привык к тому, что надо что-то делать, к чему-то идти, а сейчас, когда все стало хорошо и спокойно, ты не можешь остановиться, – она положила руку мне на плечо. – Все мы многое сделали и многое пережили, и сейчас – наш заслуженный отдых. Больше не нужно спасать свои жизни и прятаться, нужно просто жить и радоваться тому, что нам открылось!

– Не нужно спасать свои жизни!? Они все еще здесь! – я указал в сторону моря, где среди волн вдалеке можно было различить крошечные лодки стражников. – В любой момент они могут напасть на нас, мы не можем позволить себе ни минуты покоя, пока Остов не признает Огузок нашим!

– Но они признают! – Нора положила ладонь на мою щеку и мягко повернула к себе. – У них просто нет другого выхода, ведь мы сильнее, мы уже столько сделали! Что бы они ни устроили, мы готовы ко всему, к любой хитрости.

– Ты не знаешь, на что они способны, – я покачал головой и хотел отвернуться, но Нора удержала меня. Она заглянула мне в глаза, как будто хотела загипнотизировать.

– Все мы знаем, на что они способны! – сказала она. – Они убили двести человек, погребли их под землей на наших глазах! Думаешь, я когда-нибудь забуду, как они кричали, пока не раздался взрыв?

Я молчал.

– Я никогда этого не забуду и не прощу! – глаза девушки вдруг вспыхнули такой всепоглощающей ненавистью, какая, казалось, ни за что не могла зародиться в этой чуткой и доброй душе. Однако, уже не в первый раз я видел этот опасный огонь. – Если нам представится шанс, мы отомстим им всем за то, что они делали с нами на протяжении стольких лет! Для них мы всего лишь рабы, животные, но они для нас – враги! Мы победим их, что бы они ни придумали, потому что они будут сражаться за вещи, а мы – за свободу наших детей!

Эта пламенная вспышка потрясла меня, я долгое время не мог ничего сказать, зараженный этой дикой, хищнической эмоцией.

Нора права, мы победим их, что бы они ни сделали. Они ждали слишком долго, и мы успели хорошо подготовиться!

– Когда я думаю о том, сколько людей погибло в том храме, я чувствую, что не имею права быть несчастной, потому что я живу, я вижу свободу, которой они никогда не увидят, – сказала Нора, помолчав. – И я хочу быть счастливой, Дельфин.

Я посмотрел на нее, ее зеленые глаза светились решительностью.

– Я хочу знать, что ты думаешь обо мне, что ты чувствуешь. Я должна это знать, потому что мне нужно решить: идти дальше или… – она запнулась, но уже спустя миг продолжила. – Или остаться с тобой.

Настал тот момент, когда я должен был решить все одним ответом. Я знал, что нельзя думать слишком долго… в общем-то, я уже знал, что я должен ответить.

– Я думаю, что я никогда не встречал девушку, которая была бы красивее и добрее, чем ты, – сказал я, улыбаясь. – Но я не могу просить тебя стать моей женой и уйти от того, что ты так любишь: от веры, от травничества, от вашей общины. Я не могу дать ничего взамен той огромной части твоей жизни, с которой ты расстанешься, если вдруг согласишься.

– Я знаю это, – кивнула Нора. – Но ты можешь попросить Солнце принять тебя к нам, несмотря на то, что ты упорно отказываешься уверовать.

– Он не согласится, – я покачал головой. – Да и оранжевый из меня…

– Та ведьма, которая вышла замуж за Крыло, тоже слишком своенравная, однако она приносит общине большую пользу и ее любят, что бы она ни делала, – заметила Нора. – Подумай об этом, потому что я правда хочу этого. Я хочу, чтобы ты был моим мужем.

Мы смотрели друг на друга и в тот момент мы видели, по-настоящему видели, что испытывает каждый из нас. Это было похоже на истинное единение, о котором так много говорят и так мало знают…

От ее кожи пахло пряными травами, ее тело источало мягкое тепло и ни с чем несравнимый аромат женской нежности. Каждое ее движение было полно любви и внимания, ее жаркое дыхание говорило больше любых слов.

Мы лежали на песке и целовались, забыв обо всем на свете, поглощенные друг другом. Это было похоже на вдох после ныряния на глубину: огромное, всеобъемлющие счастье жизни.

– Я завтра же поговорю с Солнцем, – сказал я, проводя рукой по ее матовой коже. – Я сделаю все, что он захочет, чтобы мы были вместе…

Мое последнее слово потонуло в гудящей тишине… или, скорее, в грохоте, который заполнил собой все пространство звуков.

Мы с Норой вскочили и осмотрелись вокруг, пытаясь понять, что происходит.

Вдруг Нора застыла, глядя остекленевшими глазами куда-то за пределы пляжа, на другой конец острова. Я обернулся, и тоже увидел причину грохота.

Стая черных остроносых лодок, такая густая, что за ней не было видно воды. Она двигалась прямо к острову.

 

3. Черная форма стражника

*Яшма*

В дверь комнаты, где я теперь жила, постучали.

Я как раз заканчивала вешать гамак и не хотела отрываться, потому просто крикнула, что не заперто.

– Госпожа Командующая требует тебя к себе, – сообщил стражник.

Как только он вошел, я ощутила на себе его любопытный взгляд: как и прочие, он жадно пялился на меня, пока думал, что я этого не замечаю.

– Что ж, раз госпожа требует, не стоит заставлять ее ждать, да?

Усмехнувшись, я завязала последний узел и встала, чтобы пойти за стражником.

По пути к двери я заглянула в висевшее на стене зеркало: я была такой же, какой была всю жизнь. И чего, интересно, нового я хотела там увидеть!? Черная одежда могла изменить мою жизнь, но уж точно не лицо! Ни единой черты не поменялось с тех пор, как я попала на Остов. Или я думала, что без солнца эти полосы исчезнут?

Прогулка по сырым темным коридорам, которые тут назывались казармой, показалась мне длиннее всего пути от Огузка: честное слово, этому мучению конца не было!

Конечно, я уже давно ждала, когда же командующая позовет меня, но сейчас я чувствовала, что оказалась совершенно не готова к предстоящему разговору. Я понятия не имела, что буду говорить и делать.

Наконец, мы дошли до тяжелой двери, обитой металлом. Два стражника распахнули ее передо мной, и я вошла внутрь вместе с ними и своим проводником.

Командующая сидела за своим столом. Она ничего не делала, просто сидела, но даже в таком безобидном положении эта женщина заставляла всех вокруг трепетать от страха. Ее здесь боялись, как проведения судьбы.

Когда стражники доложились и вышли, я осмотрелась и с удивлением обнаружила, что в кабинете мы с Командующей одни.

– Ты ведь догадываешься, почему ты здесь? – спросила она, жестом предложив мне сесть. – Стражники, отправившиеся за Белым Дельфином, вернулись. Боюсь, у меня плохие новости.

– Что же произошло? – спросила я, борясь с едким холодком, подбирающимся к сердцу.

– Мы пока не знаем, что именно произошло. По всей вероятности, землетрясение, – командующая больше не смотрела на меня, она задумчиво обводила взглядом старые карты у себя на столе. Впрочем, я ни секунды не сомневалась, что она все еще следит за мной. – Огузок образовался из-за падения метеорита, ты знала? Он – все равно что рана на земной поверхности. Рана, которая сейчас загноилась. Все наши люди, которые успели уплыть с Огузка, говорят о дрожащей земле, гигантских волнах и кипящей воде. Возможно, к утру там не останется ни одной живой души. Возможно, и сам Огузок исчезнет под водой. Как бы то ни было, ты вовремя сюда попала.

Она посмотрела на меня с тонкой улыбкой.

– Белый Дельфин прыгнул из лодки стражников и попытался уплыть. Он едва мог ходить и не разговаривал, они говорят, ему не хватило сил сопротивляться волнам, и он захлебнулся. Его не успели вытащить.

Я вонзила ногти себе в руку и давила до тех пор, пока не почувствовала, что они прошли сквозь кожу и впились в мышцы.

– Жаль.

Командующая не сводила с меня внимательного взгляда.

– Мне тоже жаль, – сказала она. – Если верить твоим словам, он был бы нам весьма полезен.

– Он был упрямым, в нем могла взыграть честь. Возможно, все это к лучшему, – сказала я, переводя взгляд на стену с оружием. – Скажите, что это за странная штука? В верхнем правом углу. Я бы хотела научиться драться ей.

– Это кистень. Обратись к Грому, нашему оружейнику, он выдаст тебе это или любое другое оружие, которое ты захочешь. Любой из наших тренеров покажет тебе, как с ним обращаться.

– Я так и сделаю, – кивнула я. – Можно идти?

– Конечно.

Я встала и направилась к двери. Когда я уже готова была закрыть ее, командующая снова заговорила.

– Завтра утром к тебе придет один из стражников, он научит тебя патрулировать улицы Остова.

Оказавшись в коридоре, полном незнакомых стражников, я отправилась к себе в комнату, не разжимая залитую кровью руку. Перед глазами у меня все плясало.

По пути в меня врезался какой-то человечишка, пришлось на него рявкнуть:

– Смотри, куда идешь, человечий огрызок!

– О, это ты, Яшма!

Присмотревшись внимательнее, я узнала в нем тощего лекаришку. Все люди с Остова были слабые доходяги, но этот… его как будто специально таким вывели!

– У вас здесь есть что-то, что можно пить? Что-то кроме той пресной моржовой мочи, которую ты всунул мне вчера? Что-то по-настоящему крепкое!

– Крепче грибного самогона!? – изумился лекаришка. – Что ж… думаю, я найду, чем тебя удивить. Пошли со мной.

Без остановки что-то лепеча, он притащил меня к себе в берлогу. Тут было столько стеклянных бутылок с жидкостями внутри… пожалуй, это было то самое место, где мне сейчас стоило оказаться.

– Думаю, тебе это должно понравиться! – сказал он, усаживая меня за стол и вручая бутылку с водой.

– Ты смеешься? – спросила я, осматривая бутылку. – Вода?

– Ты попробуй! Это чистый спирт! Для человека он очень опасен, но ты… ты можешь попробовать.

Жидкость хлынула в горло приятным, невесомым теплом, и разлилась по телу тонкой щекоткой. Чем-то было похоже на разбавленное топливо для паровых лодок… после выпитой бутылки страшно захотелось курить, но ничего подходящего рядом не оказалось.

– Тащи еще!

После третьей бутылки мне стало легче.

– И как ты себя чувствуешь? – вкрадчиво поинтересовался лекаришка, бегая по мне своими мерзкими маленькими глазками.

При нашей первой встрече он должен был осмотреть меня, чтобы убедиться, что я достаточно здорова для службы.

– Не переживайте, все новобранки через это проходят! Раздевайтесь, и не вздумайте стесняться, я ведь врач, а не мужчина… – кричал он тогда из-за ширмы.

Когда же этот олух зашел и увидел меня, он чуть не упал в обморок от нахлынувших на него чувств. Он не подошел ко мне, пока не замотался в какие-то тряпки и не закрыл лицо маской, а когда начал осмотр… Словом, впечатлений у парнишки на всю жизнь.

Вспомнив это, я засмеялась, не сдерживая своего веселья. Я смеялась, согнувшись пополам, пока слезы не брызнули из глаз и не залили все лицо.

– Тащи… тащи еще бутылку!

– С тобой точно все хорошо?.. – робко спросил он.

– Все просто отлично!.. – крикнула я, заливаясь хохотом. – Тащи чертову бутылку, иначе, видит небо, я расколю твой череп об эту стену!

Я выпила все, что у него было, а потом ушла к себе.

Я заперла дверь на засов, сняла забрызганную пойлом одежду и легла в гамак, уставившись на каменный свод – мое новое небо.

Его больше нет.

Этот проклятый мозгорыл умудрился не просто умереть, он умудрился утонуть! Он плавал, как рыба, но в итоге утонул, как подбитая птица!..

Новый залп слез застлал глаза, я не стала их смахивать. Но стонать, как побитая тюлениха, я тоже не стала.

Он мог послушать меня, просто послушать меня, и все было бы хорошо! Но нет… он решил стать героем, решил сделать то, что никто не мог сделать, и попался стражникам, как тупорылая чайка в силок! И где сейчас он? Где его хваленая справедливость? Где, воды его забери, я!? Я добровольно заперла себя в этой проклятой могиле ради него, а он просто утонул! Утонул, оставив меня здесь одну! Неблагодарная тварь!!!..

Размахнувшись, я всадила кулаком в каменную стену, как если бы это было бледное лицо Дельфина. Много бы я отдала за то, чтобы это действительно было оно!..

Всю ночь я провалялась без сна, разрываемая мучительными мыслями.

Куда бы я ни смотрела, о чем бы ни думала, везде был он, измученный до полусмерти, грязный и мокрый, неспособный говорить и ходить. Я все представляла себе, каким он был, когда воды океана все-таки забрали его… осталось ли в нем хоть что-то от того человека, который прощался со мной на острове?

Тогда он сказал, что и правда может не вернуться, спросил, неужели я не хочу попрощаться с ним… Это воспоминание изводило меня больше всего!

Если бы я только могла вернуться в тот день, я бы ни за что не стала с ним прощаться! Я бы сломала ему ногу, чтобы он не смог уплыть туда! Он бы ненавидел меня, но зато был бы жив…

Когда утром ко мне в дверь постучал стражник, я уже давно была одета и сразу же вышла.

– Я расскажу тебе, как патрулировать Остов, – говорил он, усердно делая вид, что ему вовсе не хочется глазеть на меня. – Начнешь с самых тихих улиц, потом, когда освоишься, спустишься в нижние районы. У нас чем ниже, тем больше работы…

– Нет, пошли сразу вниз, – сказала я.

– Это исключено, там слишком опасно! – воскликнул стражник. – Пока ты не привыкла к Остову, тебе будет тяжело разобраться со всеми преступниками одной. А внизу я патрулировать с тобой не смогу, у меня для этого не та квалификация.

– Опасно? Тяжело? – я фыркнула. – Посмотри на меня, посмотри хорошенько, ну!?

Я схватила его за плечо и развернула к себе. Пусть уж посмотрит, если ему так неймется!

– Видишь эту кожу? А эти руки ты видишь? Это я для них опасна, а не они для меня! Так что веди меня в самый низ, и я наведу там порядок.

– К чему столько агрессии!?.. – изумился стражник, побледнев.

– А зачем притворяться, что я обычная? Я теперь местное чудовище, так дайте мне работу для монстра! Я не хочу скучать.

Он открыл рот, чтобы что-то сказать, но передумал и молча повел меня дальше.

Мы поднялись по каменной лестнице в Бирюзовом гроте и прошли через тяжелую дверь с четырьмя засовами – это был единственный путь на Остов. Все, что находилось за ней, было миром людей. Последних людей, как меня учили в детстве желтые.

Когда я вошла внутрь, меня тут же окружили совершенно новые, незнакомые звуки и запахи. Я оказалась внутри по-настоящему гигантского черного колодца, усеянного миллиардами разноцветных огней, обвитого густой сетью веревочных мостов…

Все звуки имели тонкое, едва уловимое эхо, голоса невидимых людей были слышны отовсюду, как будто это говорил камень, а не живые существа.

Когда я наклонилась через ограду, чтобы посмотреть вниз, в лицо мне ударил сильный ветер, впитавший глубинные запахи. Дна я так и не увидела в темноте.

Когда я посмотрела вверх, у меня закружилась голова: открытая вершина, которая должна быть размером чуть меньше острова красных, сужалась до крошечной точки желтого солнечного света.

Живя на Огузке, примерно на такой высоте я представляла себе небо. Оказалось, небо выше… если только Остов в него не упирается.

– Впечатляет? – спросил мой сопровождающий, глупо улыбаясь.

– Впечатляет, – ответила я, усмехнувшись. Он говорил так, как будто величие этого место – его личная заслуга. Интересно, все местные такие же болваны или это привилегия стражников?

Мы ступили на хлипкий веревочный мостик, и мне стало не по себе. Если все тут такие тощие, то я гораздо тяжелее любого местного, выдержат ли меня эти хлипкие веревки?.. Впрочем, волновалась я зря: на деле мосты оказались гораздо крепче, чем на вид.

Спуск в нижние районы длился около часа. Мы лазали по веревочным мостам, как морские тараканы по рыболовной сети… причем из моего сопровождающего таракан получился куда более прыткий, чем из меня самой.

– Ты привыкнешь!.. – пообещал он, наблюдая за мной снизу. – Э, нет! Не ставь туда ногу, а то запутаешься!

Когда мы, наконец, спустили на последнюю горизонтальную сеть мостов, с меня уже семь потов сошло. Высоты я до сих пор не боялась, но после того, как я несколько раз чуть не сорвалась вниз, мне стало как-то не по себе.

– Вот мы и на месте, – объявил стражник.

– Как тебя звать-то? – спросила я, спрыгивая на твердую платформу. Вот уж не думала, что когда-нибудь буду так рада твердой поверхности! Хорошо, что я выбрала нижний ярус: тут везде был старый добрый камень и никаких проклятых мостов.

– Зови меня Краб. А как тебя называть?

– Яшма.

– Ого, красивое имя!

– Для красивой девушки! – я подмигнула ему, чем вызвала забавную череду эмоций на его лице. – Ну, рассказывай, что мне тут делать.

– Ну… эээ…

Бедолага страшно покраснел и растерялся, но потом все-таки взял себя в руки, кашлянул и продолжил, придав своей роже всю серьезность, на которую только был способен.

– Ты должна ходить вдоль пещер, мостов и улиц, заглядывать в переулки. Если увидишь беспорядки, драку, например, нужно будет разбираться. Если будут сопротивляться или игнорировать, можешь их бить, но ни в коем случае не убивать – это только в случае угрозы для твоей жизни! Поймаешь кого-то на воровстве, обмане или убийстве, смело вяжи его и тащи на ближайший пост. Пост есть в центре каждого яруса.

– Отлично. Это все?

– Нет, я должен дать тебе это, – он снял один из тонких мечей на своем поясе и протянул мне. – У некоторых местных может быть оружие, так что это тебе понадобится.

– Не понадобится, – я покачала головой. – Этой иголкой только в зубах ковырять!

– Ну, как хочешь, – он убрал свою зубочистку обратно. – Приступай к обходу, постарайся не заблудиться и через два часа будь на этом самом месте: тебя сменят на завтрак. Через шесть часов то же самое, пойдешь на обед, а через двенадцать отправишься обратно в казармы отдыхать… А, ну и вот еще: работать будешь два дня, потом два дня отдыхать. Вот, собственно, и все.

– Ага… – я осмотрелась вокруг. Пусто, сыро… и темно. – Э, а как я время узнаю? Тут нет солнца!

Лицо краба вытянулось, потом он вспомнил, что я не местная и расплылся в снисходительной улыбочке.

– По грибам, конечно! Они разных цветом, горят по часам. Двенадцать цветов до полудня, потом те же двенадцать за вторую половину дня. Ты быстро привыкнешь!

Видимо, ему не терпелось уйти отсюда: парень явно было не на своем месте. Я не стала его задерживать и направилась в сторону ближайшей стены, в которой были выдолблены пещеры.

Мне хотелось посмотреть на местных, но людей снаружи почти совсем не было. Вскоре я выяснила, что они попросту прятались от меня, разбегаясь по пещерам и проулкам, словно тараканы в мусоре.

Что и говорить, я была разочарована: до завтрака мне не попалось ничего интересного. И чего этот стражник так боялся, интересно знать? Ярусы сверху были куда оживленнее, чем этот.

Наконец, хоть что-то произошло: я услышала женские крики, доносящиеся из одной пещеры. Дверей там не было, только грязные полупрозрачные занавески из сетей, так что я легко зашла внутрь.

Тощий паукообразный мужчина избивал такую же тощую бледную женщину. Оба были одеты в лохмотья, а в пещере не было ничего, кроме каменных стен и выступов.

Я выволокла мужика на улицу, влепила ему крепкую пощечину и сделала предупреждение. Хотя вряд ли он меня понял: он был мертвецки пьян и тут же вырубился. Я оставила его тщедушное тельце жене и пошла дальше.

Вскоре я почувствовала, что за мной внимательно следят. Преследователи были где-то за моей спиной, их было много, – может, около десятка. Они боялись.

Эта бессмысленная слежка продолжалась несколько часов, пока я не ушла на обед, да и потом, когда я вернулась, преследователи снова нашли меня и возобновили свою охоту. Куда бы я не пошла, они пробирались за мной, прячась за костяными постройками и камнями. Их выдавили тихие шорохи шагов и громкое дыхание.

К вечеру мне стало скучно бродить по однообразным мостам и закоулкам, и я отправилась в тупик: мне было интересно, что тогда сделают эти «невидимки».

Разумеется, они попрятались возле прохода в тупик, и когда я вышла, я была окружена. Все, что мне нужно было сделать, это прыгнуть за ближайший камень, чтобы схватить одного из «невидимок». Так я и поступила.

– Попался! – усмехнулась я, крепко держа за шиворот костлявого бледного мальчишку. – Ну, выходите все, а не то я сожру его у вас на глазах!

Сначала из-за камня робко показалась маленькая девочка. Ей было года три, не больше. Она уставилась на меня испуганными глазенками, а потом вдруг протянула руку к пареньку.

– Ба-атик! – позвала она слабеньким голоском.

За девочкой стали появляться остальные, они лезли отовсюду, из каждой щели! Всего их оказалось четырнадцать, все были детьми самых разных возрастов. Среди них были и совсем крохи, и уже взрослые, но все они выглядели едва живыми: дырявые тряпки не скрывали их костлявые тела, обтянутые прозрачной белой кожей.

Немного было вещей, которые могли испугать меня. Но вид этих детей… внутри меня все сжалось, когда я их увидела.

Я отпустила паренька.

– Вас обижают? – спросила я, заглядывая в глаза каждому по очереди. Они не отводили взгляда, но и не отвечали, как будто не умели говорить. На их бескровных лицах застыло подозрение, как у диких животных, впервые видевших человека. – Ходите со мной, если вам страшно, – я вас в обиду не дам. Только прятаться не обязательно.

Сказав это, я пошла дальше, и через какое-то время снова услышала шорохи за своей спиной. Они продолжили преследовать меня, словно стая маленьких хищных рыбок.

На следующий день все повторилось, я снова отправилась бродить по нижнему ярусу, а невидимки шли за мной, не покидая своих укрытий. Меня радовало то, что теперь я не чувствовала в них страха, скорее любопытство. Может, в следующий раз они все-таки заговорят со мной?

Странно, но на этот раз меня не пришли сменить на завтрак, да в обед тоже никто не пришел, что не на шутку меня разозлило. Эту ночь, как и прошлую, я не смогла уснуть, и, чтобы не мучиться мыслями, тренировалась в зале с новым оружием… Было бы тут солнце, я могла бы обойтись без еды и сна еще пару дней, но без света я была слабее. Мне нужно было есть, чтобы восстановить силы. Того, кто был виновен в моей голодовке, ждала хорошая взбучка! Как, интересно, я должна выполнять свою работу, если я только и думаю о том, что бы такого съесть!?

Часам к семи вечера, когда я уже окончательно озверела от голода, я вдруг услышала подозрительную возню в одном из тупиков. Я поспешила туда и увидела, что четыре тонкие фигуры окружили кого-то, лежащего на земле. Они молча били его ногами, как будто не было дела обычнее, чем это.

– Эй, я вам тут не мешаю!? – гаркнула я, обращая на себя их внимание.

Идиоты по очереди обернулись ко мне, как будто только сейчас заметили. Это были взрослые люди, но худоба делала их похожими на длинных детей. Их глаза были такими же дикими и невыразительными, как у невидимок.

– Оставьте его в покое! Разойдитесь!

Я подошла ближе и посмотрела на лежащего… Я глазам своим не поверила, это был стражник! Эти мрази раздели его и просто забивали до смерти! Он весь был в синяках и странных порезах.

– Вы что, совсем ума лишились!? – крикнула я, поднимая соратника.

Дохляки даже не расходились, они все еще стояли вокруг и пялились на меня. Отрешенные выражения их лиц окончательно меня взбесили!

– Молчите!? – крикнула я, оставляя стражника за спиной и надвигаясь на толпу безумцев. – Что ж, я научу вас уважать стражу!

Наконец-то, до них дошло, что я тут не просто так распинаюсь. Они пригнулись, готовясь убежать, но единственный путь к отступлению я закрывала собой.

И тут эти твари ощерились! Они раскрыли свои гнилые пасти и зашипели на меня, как стая крыс! В руках каждого появилось по костяному ножу, они сгруппировались, как будто всю жизнь только и делали, что вместе охотились.

Я взревела и бросилась на самого сильного, того, кто у них был нападающим. Я свернула ему шею, прежде чем он сделал хоть что-то, но за это время остальные попрыгали на меня со всех сторон, пытаясь воткнуть свой нож хоть куда-нибудь. Я снимала их с себя поодиночке, разбивала лица, ломала руки, била головами о стену… но их не становилось меньше! Вместо каждого убитого появлялись двое новых, они прыгали сверху, кусались, пытались дотянуться корявыми пальцами до моих глаз, дергали за волосы и не переставая шипели! Я билась не с людьми, а с какими-то очеловеченными животными, которые дрались так, словно хотели сожрать меня!

В пылу драки я не смотрела на лица, но очередной крик боли был слишком тонким и пронзительным для взрослого. Я замешкалась всего на секунду: я не могла просто взять и искалечить ребенка! Но эта секунда сомнений дорого мне стоило, гаденыш вырвался из моих рук и с кровожадным шипением вонзил свой ножик мне прямо в живот! Его приятели попрыгали на меня сверху, пытаясь повалить на землю. Это были те самые дети, которые преследовали меня эти два дня. Видимо, все это время они просто пасли меня, дожидаясь удобного момента…

Я закрыла глаза, чтобы не видеть их детских лиц, и схватила двоих, вгрызшихся мне в руки. Я ударила их друг о друга и отбросила в стороны, затем взялась за следующих, сидящих на спине… я давила их одного за другим, пока проулок не опустел.

Пять или шесть засранцев сбежали, все остальные валялись мертвые.

Осмотревшись, я нашла среди трупов стражника: тот едва дышал. Я взвалила его себе на спину и пошла к мостам, ведущим наверх.

Мой рабочий день был окончен.

Когда я пришла на пост, ко мне навстречу выбежало пять стражников. Они забрали у меня раненного и помогли добраться до казармы.

– Ты выглядишь так, как будто перебила всех упырей на нижнем ярусе! Сколько их там было!? – спросил тощий лекаришка, обрабатывая мои раны.

Я знала, что эти порезы заживут уже через пару дней, но чувствовала, что слишком слаба для того, чтобы восстанавливаться самой. Того и гляди, свалюсь где-нибудь от потери крови…

– Не знаю… тринадцать, кажется.

– Ты убила тринадцать человек!? – изумился он, хлопая своими маленькими глазками.

– Я убила сто шестьдесят одного человека, – поправила я. – Я же из убийц, ты не знал?

Он ошеломленно помотал головой.

Конечно, лекаришка был жалкой пародией на настоящего человека, но свое дело он знал. Его настойки смогли успокоить мою боль, а раны он зашивал так проворно, что я почти не чувствовала иглы.

– Сейчас будет щипать! – сказал он, поливая мое искусанное предплечье какой-то коричневой жижей.

– Эй! – воскликнула я, отстранившись. Чувство было такое, как будто мне под кожу сунули раскаленный гвоздь!

– Тише-тише! – зашептал он, пугливо улыбаясь. – Потерпи, это больно, но зато дрянь с зубов этих людоедов не отравит твою кровь.

– Людоеды!? – я посмотрела на лекаришку, пытаясь понять, не вздумал ли он шутить надо мной.

– Да, к сожалению, это так, – сказал он совершенно серьезно. – На нижнем ярусе людям не хватает еды, потому многие из них питаются человеческой кровью. Обычно стражники туда даже не суются: это бесполезно, там почти некого охранять.

– Так почему им не дадут еды? Я видела там детей, они едва живы от голода! В чем вообще смысл Остова, если ваши дети превращаются в животных!?

– Все не так просто, скоро ты и сама это поймешь, – вздохнул он, поправив стеклянные очки на своем носу. Лекаришка встал, чтобы смешать мне очередную мазь. – Еды мало, кормить можно только тех, кто работает. Люди получают еду за деньги, которые им платят за работу. Чем больше работаешь, тем больше ешь.

– И как же должны работать трехлетние дети!?

– Детей кормят родители или в детских приютах. Если на нижнем ярусе находится ребенок младше двух лет, его оттуда забирают, а остальных… их уже не перевоспитать. Мы пробовали. Но маленьких там не увидишь, людоеды их прячут.

Когда лекаришка закончил меня штопать, я отправилась в столовую, где потребовала себе тройную порцию.

Да, дети внизу умирают с голоду, а стражники, разгуливающие по мостикам, едят вдоволь, и это неправильно. И я отнесла бы всю свою еду тем детям, если бы сейчас по их вине мне не нужна была каждая крошка. С такими ранами я не выходила ни с одной битвы на арене: сейчас на мне не было ни одной части тела не покусанной и не рассеченной ножом!

Нет, эти твари точно не заслуживают моей жалости. Пока они загибаются в подземелье, я охотно буду есть за троих, чтобы защищать нормальных детей!

Пока я ужинала, обдумывая случившееся, ко мне подсел Краб. Разумеется, он уже знал обо всем и начал извиняться за то, что не рассказал мне о людоедах. Я сказала ему, чтобы не извинялся: ведь, на самом деле, я сама напросилась на нижний ярус.

Оказавшись в своей комнате, я снова почувствовала, что не смогу уснуть. Стоило только лечь, перед глазами вставала рожа Дельфина, мокрая и серая, как у утопленника… даже воспоминания о тех жутких детях не могли перебить мысли о нем.

Чтобы отвлечься, я снова отправилась в залы для тренировок. В это время пялиться на меня там было некому, и я могла дубасить плетеных противников, сколько влезет.

Но не прошло и пары часов, как в зал заявился какой-то стражник.

– Не хотел бы я оказать с тобой в поединке! – сказал он, подходя ко мне. – Тоже не спится?

– Не могу привыкнуть к камню вместо неба, – ответила я, оставляя почти разрушенного врага и оглядываясь на вошедшего.

– Ты знала, что эти манекены нужно просто бить, а не ломать? – поинтересовался он.

– Да?..

Я решила посмотреть на этого умника.

Этот мужик, в отличие от многих, был высокий и по-настоящему сильный. Гора мышц, голос, как вой штормового ветра… хоть кто-то здесь оправдывает свое место в страже!

– Наконец-то я увидел дикарку с Огузка, о которой все говорят! – сказал он, усаживаясь на мягкий пол и рассматривая меня.

– Ну и как я тебе? – спросила я, разломав своего плетеного противника ударом ногой с разворота. Все равно ему место в мусорке…

– Честно, я разочарован: думал, ты будешь уродливее, – ответил стражник. – У тебя кроме мышц и полосатой кожи совсем ничего нет?

– Могу пить и есть все подряд, – ответила я, вставая напротив него. – Отведи меня куда-то, где есть выпивка, и я покажу тебе все свои таланты!

– Устроим как-нибудь, – он кивнул, улыбаясь. – С Огузка ушла вся вода, ты уже знаешь? – спросил он, садясь на мягкие подстилки.

– Я была в патруле, – я покачала головой.

– Стаи утопили стражу и объединились, захватив Огузок. Выжили почти все, кроме красных: их остров разнесло взрывом.

– Они все были засранцами, – хмыкнула я. – И что, теперь будем воевать с Огузком? Что говорит Командующая?

– Пока ничего, – ответил стражник. Его лицо стало хмурым. – Дела наши плохи. Стража потеряла более двух тысяч лучших солдат. Людей, которых можно было бы отправить захватить Огузок, просто нет. На Остове беспорядки, люди волнуются. Стражники, пережившие шторм, вместо отдыха вынуждены заступать на дежурства…

Я села рядом со стражников, вытянув ноги.

– Не жалеешь, что попала сюда? – вдруг спросил он. – Похоже, на Огузке сейчас все празднуют свою свободу!

– Жалею ли я? – я пожала плечами. Похоже, этому умнику было велено устроить мне очередную проверку на преданность страже. Что ж, я уже не раз играла в эту игру с Командующей, с ним должно быть попроще. – Там было много вещей, которые мне нравились. Например, мне нравилась настойка из морской воды, курево из миналии было просто отличным… Еще у меня там осталась крыса. С ней что-то не так, она не стареет и постоянно растет, сейчас она размером с небольшого тюленя! Ее зовут Лашуня. Надеюсь, она празднует вместе со всеми.

– Почему же ты здесь, раз тебе так там нравилось? – спросил он, умело изображая искренний интерес человека, который решил открыть для себя новую сторону жизни, – сторону жизни мутантки с Огузка.

– Почему? Ты хоть понимаешь, что и у кого ты спрашиваешь!? – воскликнула я, отстраняясь от него.

– Нет, – он невозмутимо покачал головой и продолжил с интересом разглядывать меня. – Расскажи.

Я вздохнула. Похоже, придется говорить.

– Я из красных, а нас с детства заставляют бороться на арене. Ты же это знаешь: почти все с Огузка ходят смотреть на нас! Людей заставляют драться с любимыми и родными, даже с собственными детьми… Теперь ты можешь и сам ответить на свой идиотский вопрос!

– Так ты хочешь завести семью? – спросил он все так же спокойно. – Я слышал, ты поставила условие, когда пришла с доносом. Ты просила, чтобы вместе с тобой на службу взяли твоего приятеля, который зачем-то уплыл к синим.

– Да, я хотела, чтобы мы жили здесь вместе, – призналась я.

– Но он погиб. Что будешь делать теперь?

– Жить, – я пожала плечами. – Может, найду себе мужа среди местных.

– Это вряд ли, – сказал он так же невозмутимо, как говорил до сих пор. – Ты слишком необычная. Приглянешься разве что кому-то из стражников, патрулировавших Огузок… но они люди особые.

– Как тебя звать, умник? – спросила я.

Этот парень явно играл в какую-то хитрую игру, но мне он нравился. Он был достаточно сильный для того, чтобы быть честным, – таких людей я всегда уважала.

– Гора.

– Отличное имя!

– Для отличного парня, – он улыбнулся и подмигнул мне.

Я рассмеялась: похоже, он знал старину Краба.

Через день от ран остались едва заметные розоватые шрамы, которые вскоре должны были исчезнуть. Несмотря на то, что по правилам мне нужно было отдыхать еще несколько суток, меня попросили вернуться к дежурствам: рук в страже отчаянно не хватало.

Гора не врал, огромное количество черных погибло при шторме. Весь Остов скорбел, голодные, ожесточенные нуждой и горем люди рвались оторвать голову безрукой Командующей. Нужно было усмирить народ, навести порядок, потому ни один стражник, даже если у него в животе дыра, не мог отдыхать дольше, чем другой стражник мог не спать.

Я и сама рвалась к настоящей работе, потому охотно вернулась к патрулированию. Поговорив с Горой и другими стражниками, я выяснила, что сильные люди нужнее всего на третьем и четвертом ярусе: там собирались те еще отморозки, но они хотя бы не пили человеческую кровь.

Дни пошли друг за другом, сливаясь одну нескончаемую ночь: без солнца время совсем потеряло смысл. Цвета грибов говорили только о том, когда еду можно назвать завтраком, а когда ужином.

Несколько недель стража вылавливала ораторов, которые плохо говорили о Командующей, и разгоняли угрюмые скопления скорбящих. Я не вдумывалась особенно в то, что они там говорили, просто делала свое дело, однако никуда не девались вспоминания о Дельфине.

Он был таким же, как эти горе-болтуны. Так же болтал про Командующую или правительство, потом загремел на Огузок, и стал бороться за мою свободу… Смешно получилось, что теперь я разгоняю таких, как он.

Хотя не такие они, как он. Эти просто выпендриваются, повышают свою значимость. В Дельфине горели настоящие идеи, он способен был на поступки… Эти же отрекались от своих слов, стоило мне показаться в толпе слушателей.

Когда я сгоняла болтунов с помостов на улицах, люди могли меня слышать, и тогда я говорила с ними, отвечала на их вопросы. Я рассказывала им о том, что происходит на Огузке с теми, кто не слушается стражу. Они мне верили и успокаивались.

Такими разговорами я быстро навела порядок в своем районе и получила большую премию. Меня отметило начальство, исчезла напряженность со стражниками в казарме: многие решили, что я действительно стала черной. Жизнь моя немного наладилась.

Вскоре я привыкла ко многому на Остове, хотя, как это ни удивительно, привыкать пришлось к мелочам. Люди здесь были такие же, как на Огузке.

Как и на Огузке, все здесь считали себя несчастными. Только люди, живущие выше десятого яруса, могли похвастаться богатством и сытым желудком. Эти уже не выживали, они пытались получить побольше удовольствий, и потому все живущие ниже ненавидели их.

В те дни, когда я могла не патрулировать, я старалась бродить по верхним ярусам: находиться там было приятнее, чем на нижних, где я работала. После того, как мне вручили немного моих собственных денег, я смогла покупать всякую ерунду, которую там продавали.

Помню, какой восторг у меня вызвали сладости! До этого я раз в год, на день рождение, получала их от своих покровителей. Но это длилось до двенадцать лет, потом они стали присылать больше лекарств и настоек, которые считали крепкими. Теперь же я могла есть сладкого, сколько хотела!

Кроме сладостей я покупала себе одежду. На верхних ярусах было многих красивых вещей: таких я в жизни не видела! Вышивка цветными нитями, красивые детали из костей и ракушек, легкие ткани… Глупые продавцы не разрешали мне ничего мерить, потому что боялись, что цвет моей кожи заразен, потому приходилось брать все, что понравится. Скоро мне в комнате понадобился отдельный ящик для всего того, что я себе накупила.

Иногда в дни отдыха я встречалась с некоторыми знакомыми стражниками. Удивительно, но в рядах стражи оказалось много неплохих ребят, с которыми я подружилась! Они показывали мне интересные места вроде музея с вещами древних людей, водили на площадки, где пели специально обученные люди, а иногда приводили к себе в пещеры, где устраивали то, что называли попойкой. Самые веселые попойки были у тощего лекаришки, потому что он знал, что с чем надо смешивать. У желтых этот парень был бы любимцем!

Но были среди стражников и придурки. С одним из таких у меня началась настоящая война: сколько говнюк не получал, все ему было мало!

В первую нашу встречу он с дружками уселся за мой стол в столовой и начал распинаться о том, как он соскучился по боям на арене. Он вспоминал, сколько денег ему приносили ставки, называл имена бойцов, которых я знала с детства… Что ж, если этот ушлепок так соскучился по арене, подумала я, надо его порадовать!

Я избила его прямо в столовой, все было по правилам! Он упал два раза подряд, а на третий я решила пощадить его и только лишь сломать ему руку… Тогда меня остановил Гора. Он подошел ко мне сзади, положил мне на плечо свою тяжелую руку и сказал, чтобы я этого не делала. Сказал, оно того не стоит. Впоследствии я была ему за это благодарна.

В следующий раз ушлепок подкараулил меня со своими друзьями на пути из женской бани. Они думали, я не раскидаю их шестерых!.. Там Горы не было, и потом я получила жесткий выговор от начальства. Меня велели работать десять смен без выходных вместо тех четырех, кому я переломала кости. Подумаешь, большое дело…

В третий раз гад ждал меня уже на Остове, а не в казармах. Из последней драки он сбежал, так что ему почти не досталось. Издевательства он начал с того, что подошел ко мне сзади и сказал, что хотел бы познакомиться со мной, похвалил мое платье и назвал меня красивой… Я не узнала его голос и повернулась, улыбаясь, а он зашелся таким мерзким хохотом! Он смеялся на всю улицу, показывая на меня пальцем, и я не могла этого стерпеть!

Я бросилась на него, он попробовал убежать, но я все равно его догнала. Я схватила его за шиворот и вмазала ему в челюсть. Его слюни, сопли и кровь забрызгали все вокруг, но этот ушлепок не унимался! Он начал кричать, чтобы люди вокруг спасли его от монстра, что, если они не позовут стражу и не разберутся со мной, я, озверевшая тварь, наброшусь на их жен и детей!

Пришлось кинуть его на землю и уйти: перепугавшиеся люди действительно стали звать стражников.

Мое платье разошлось по швам, пока я за ним бежала, красивую вышивку забрызгала его кровь… Пока я добиралась до казарм, люди расходились от меня в стороны, пялились мне в спину и шептались, думая, что я не слышу или, может, не понимаю языка.

В итоге меня все-таки догнала стража и отвела к начальству яруса для разбирательств. К счастью, этим начальством оказался Гора. Не задавая никаких вопросов, он привел меня к себе домой, где дал умыться и переодеться в свою одежду: его огромная рубаха оказалась мне вместо короткого платья.

Приведя себя в порядок, я решила дождаться, пока Гора вернется с дежурства, и осталась в его пещере.

Я давно подозревала, что с этим парнем не все просто. Он был старшим патрульным на одном из самых хороших ярусов, ему разрешалось не ночевать в казарме, у него было лучшее оружие и лучшая броня. Его берлога пополняла список того, что у него было лучше, чем у других. В нескольких комнатах стояли вещи из дерева и металла, тут была своя кухня и даже парная с отхожим местом. Тут можно было жить, выходя наружу только за едой!

Пока я осматривала комнаты и вещи, в пещеру зашли, и это был не Гора.

– А, я его брат, зови меня Серый, – ответил пришедший.

Не стесняясь меня, он продолжил раздеваться, снимая форму стражника.

Его кожа еще хранила загар, который он получил на Огузке. Гибкое длинное тело, обросшее бугристыми мышцами, не смогло заживить страшные шрамы от ожогов.

Это был один из тех, кому удалось спастись во время шторма.

– Я наслышан о тебе, но никак не ожидал, что встречу тебя в собственном доме в рубашке брата!

– Так это твой дом? – спросила я, чувствуя, что готова разочароваться в Горе.

– Это наш дом, – поправил он, уводя меня на кухню. – Мой, Горы и нашей матери.

– Я не видела тебя в казармах, – заметила я, усаживаясь за стол. Серый уже заваривал в котелке какую-то местную траву.

– Я патрульный, потому почти тут не бываю, – объяснил он. – Раньше я командовал стражей на острове синих, а теперь начальствую над разведкой. Ты даже не представляешь, что вытворяют на Огузке!

– Удиви меня, – фыркнула я. О том, что они построили там целый город, я уже слышала от других стражников.

– Они снова разбились по стаям, сидят на своих бывших островах и занимаются тем же, что делали до землетрясения. Они даже восстановили несколько затопленных шахты. Как они это сделали без оборудования – не понятно!

– Они много чего сделают, если вы и дальше будете только следить за ними, – заметила я, принимая из рук Серого чашку с вкусно пахнущей жидкостью.

– А что? Пусть порадуются жизни, заодно обустроят нам этот остров как следует. Это будет не лишним, у Остова нет ресурсов на то, чтобы все там восстанавливать после того, что устроили синие!

– Синие?

– А, так ты не знаешь? – он посмотрел на меня с удивлением и вместе с тем с удовольствием. Похоже, ему хотелось поговорить об этом. – Они пробили в шахтах ходы к подземному огню, потом затопили их, и в итоге начались взрывы, которые вызвали землетрясение. Частью это моя вина: я должен был расколоть того белокожего упрямца раньше! Мне бы хоть еще день, и я бы узнал про шахты, про храм и про все остальное… Я нутром чуял, что этот парень все знает! И если бы ты не наплела моей матери про храм, и она не велела бы пригнать белого на Остов, ничего бы этого вообще не случилось!

– Твоей матери?.. – мысли спутались, я почувствовала, что теряю нить разговора.

О чем он пытается сказать?

– Хочешь сказать, твоя мать – Командующая? – я с недоверием оглядела его.

– Да, для тебе она госпожа Командующая, – кивнул он.

Я недоверчиво всмотрелась в него… Воды его забери, а ведь похож! Те же седые волосы, тот же едкий взгляд. Получается, раз гора его брат, то он тоже…

– И что, ты ничего не скажешь? – спросил Серый, мерзко улыбаясь.

– А что ты хочешь услышать?

Меня начинал раздражать его тон. Серый, казалось, был не в себе, он говорил порывисто, как в истерике, да и движения у него были какие-то нервные. Тонкие длинные руки, бескровное лицо, дрожащие губы… не нравился мне он. Шторм явно забрал у него больше, чем пару лоскутов кожи.

– Ну, например, хочу услышать, что у тебя было с тем белым плавуном! Как его там звали?.. Белый Дельфин, точно! Такое красивое имя такому жалкому человечишке… Ты знаешь, пока стены ямы высасывали из него рассудок, он не переставая бормотал имена, – добрый малый здорово облегчил мне работу! Я записал все, что он говорил, да только вот проверить всех не успел. И знаешь, чем дольше он сидел в яме, тем короче был список этих имен, – он их попросту забывал, как и все остальное. Как думаешь, какое из них прожило в его памяти дольше всех?

– Думаю, ты мне это сейчас скажешь, – ответила я, наливая себе еще той ароматной жидкости.

Чашка в моих руках не тряслась, я все еще держала себя, но сердце билось так, что я боялась, как бы Серый его не услышал.

– Яшма! Он постоянно называл какую-то Яшму! – воскликнул он, торжествуя. Меня словно огнем обдало от его слов. – Представь мое удивление, когда однажды я прихожу сюда, на эту самую кухню, и моя мать рассказывает мне про Яшму, а потом и мой брат тоже начинает о ней говорить! И вот, теперь я сам на своей кухне сижу вместе с Яшмой! Какие удивительные совпадения иногда случаются в жизни, не находишь?

– Разве я не заслуживаю, чтобы обо мне говорили? – я растянула на лице усмешку и откинулась на спинку стула, прихлебывая напиток.

– Люди шепчут твое имя перед смертью, уж наверняка это неспроста! Но я вот на тебя смотрю, и знаешь, что я вижу? – он выдержал паузу, расплываясь в противной улыбке. – Да, определенно, я вижу самую обыкновенную предательницу и шпионку! Представляю, как бы удивился этот белый, если бы знал, кто виновен в его смерти! Что, думаешь, не ты?.. Если бы не твоя просьба, он бы не вышел из ям в форме стражника, синие бы не посчитали, что их сдали, и не взорвали бы свои шахты! Вот, как все было! А теперь ты сидишь тут и пьешь чай со мной, тем, кто посадил бедолагу в те ямы… К чему я все это? Ах, да! Я хочу понять, что ты чувствуешь сейчас, когда узнала всю правду? Какого это, предать того, кто тебя так любил, и выпивать с его врагом?

В какой-то момент я как будто исчезла, а внутри меня все превратилось в сплошной камень. Вместо меня в теле ожил кто-то другой, кто-то, кто мог все это вынести.

– Хочешь правдивый ответ? – спросил кто-то вместо меня.

– Очень! – кивнул Серый, не сводя с меня горящего безумием взгляда.

– Мне нравится это, – я подняла чашку. – Вкусная штука. Где это продают?

– Ты бесподобна! – промурлыкал он.

– Иначе я не сидела бы здесь, в рубашке твоего брата, и обо мне не говорила бы командующая, – я улыбнулась. – Выпьем за твое здоровье!

Я поднесла кружку, и он стукнул о нее своей, смотря на меня в полном восторге.

Тот, как занял мое место и сумел ответить Серому, быстро испарялся, мне необходимо было сбежать подальше от этого гнилого человека… но нужно было сделать это осторожно.

– Думаю, я достаточно ждала Гору. Пойду-ка я домой.

Я добралась до казарм, до своей комнаты, и просидела там до тех пор, пока кто-то не постучался в дверь. Я ждала, что это будет толпа стражи, которая поведет меня в темницу… или куда здесь ведут шпионок?

Но за дверью оказался только лекаришка.

– Все хорошо? Ты сидишь тут уже два дня!.. Тебе пора на патруль… да и есть что-то надо!

– Как раз собиралась выходить, – ответила я.

– Да?.. Но ты же в одной рубашке!

– Ты прав.

Одевшись в форму, я отправилась на патрулирование. На мою долю выпало две драки и одна кража, пришлось побегать за этими ублюдками… Впрочем, я была им благодарна: погони здорово меня ободрили.

Вернувшись в казармы, я поела и пошла в зал для тренировок, где провела всю ночь, а также две следующие.

Похоже, арестовывать меня за сговор с опасным бунтарем никто не собирался, но от этого мне было не легче. После того, что сказал Серый, мне даже хотелось, чтобы за мной пришли.

С Горой я не виделась, мне удавалось избегать его все эти дни. Мне не хотела обсуждать с ним свое прошлое, о котором брат ему уже наверняка рассказал. Что я могла сказать ему, если бы он вдруг спросил? Соврать, что я была подругой одного из главных бунтарей, а про восстание не знала? Или сказать правду и признаться, что скрыла всю важную информацию от Командующей, и в итоге погибло больше половины гарнизона стражи? Нет, врать тут было бесполезно, а сказать правду – все равно, что добровольно перерезать себе горло. Все, что мне оставалось, это избегать разговора и ждать, пока меня не вызовут на ковер к Командующей.

Но эти прятки не могли продолжаться вечно: когда-нибудь мы с Горой должны были столкнуться в коридоре или встретиться в столовой. И это действительно случилось, в третью ночь мы оказались в зале вместе.

– Я все знаю, – сказал он, только войдя. – Почему ты не сказала мне?

– О чем? – спросила я, не прекращая бить качающуюся мишень.

– О том, что он тебе говорил!

– Зачем?

– Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю!

Он схватил меня за плечо и развернул к себе лицом.

– За тем, что он подонок! У него нет никаких доказательств, он не имел права так с тобой разговаривать!

– Он разведчик и сын Командующей, – ответила я, с удивлением рассматривая его ожесточившееся лицо. – Он имеет право арестовать меня за то, что я вообще знала Дельфина.

– Он не имеет никаких прав! – сказал Гора, не сводя с меня пристального взгляда. – Он с позором провалил свое задание, и, если бы не ты, у нас не было бы ни единого шанса предотвратить смерть тех, кто погиб в волнах! У него под носом подорвали шахты, и он готов обвинить в этом кого угодно, чтобы не признавать своей вины!

Я не могла поверить в то, что слышала! Неужели, Серый просто играл со мной, а не знал наверняка!? Этот мерзавец издевался надо мной, надеясь, что я разозлюсь и подтвержу все его догадки, и он сможет хоть как-то оправдать свой провал, обвинив во всем меня! Стоило мне себя выдать, он бы мог смело сказать, что мое заявление о храме было всего лишь отвлекающим маневром для прикрытия шахт, что я шпионка, пробравшаяся во вражеский лагерь и на меня вся вина за случившееся!

Гора дал мне время осознать услышанное. Когда я снова взглянула на него, он закрыл глаза и выдохнул, успокаиваясь. Его огромная грудь опустилась, как меха в кузне, у меня по коже пробежал ветер его дыхания.

– Если кто-то еще хоть слово тебе скажет, не махай кулаками и не запирайся в комнате, как дура, а иди ко мне, ты поняла меня? – сказал он, смягчив свой суровый тон. – Ты здесь не одна.

Он полез во внутренний карман своей куртки и достал оттуда что-то блестящее.

– Держи, – он взял мою руку и сунул в нее маленький предмет. – Я купил его, пока ты сидела у меня дома с этим ублюдком, потому и опоздал. Этот камень называется яшма. Носи, если понравится. Где меня найти, ты знаешь.

После этих слов он развернулся и вышел из зала, оставив меня одну.

Я посмотрела на предмет в своей руке, это оказалось кольцо из желтого металла. В этот тонкий обруч был вделан ровный круглый камень, цвет которого был очень похож на мою кожу.

Следующие несколько дней я патрулировала улицы, отрабатывая свой самовольный прогул дежурства. Шли дни, недели… жизнь выровнялась. С Горой мы часто виделись, но только в кругу общих знакомых.

На Остове люди немного успокоились, начался активный набор молодых стражников. Мне даже поручили обучать рукопашному бою несколько групп новобранцев.

Стараясь не думать ни о чем, кроме настоящего, я проживала день за днем, будто зависнув где-то. Куда мне дальше идти? Что мне делать? Каково мое будущее тут?.. неопределенность сводила с ума. Прошлое я забыть не могла, но Дельфин стал мне снится все реже. Бывали дни, когда я о нем даже не вспоминала, – и эти дни были самыми счастливыми, потому что мне не было больно.

Но одним утром мне показалось, что я могу принять решение. Я долго думала об этом, и теперь мысли обрели какую-то форму… Когда, наконец, мне выпал первый выходной, я решила отправиться в дом к Горе и поговорить с ним.

Я надела одно из своих любимых платьев, а к нему то кольцо, которое он подарил. Волосы мне показалось разумным убрать, как это делали все местные женщины.

В этот раз, смотрясь в зеркало у выхода, я себя совсем не узнала. Спрятанные в косу волосы, бежевое платье… если бы не кожа, я могла бы сойти за одну из тех счастливых женщин, которые расхаживают на верхних ярусах!

Ощущая внутри приятное волнение, я поднималась вверх по ярусам, думая, что буду говорить и делать, когда встречусь с Горой. На самом деле я понятия не имела, о чем вообще люди разговаривают в таких случаях, но все равно представляла себе эту встречу снова и снова.

Я шла, не замечая ничего вокруг, но тут кое-что отвлекло меня от неуемных мечтаний: рядом закричал ребенок. Это был не просто крик, это был вопль ужаса!

Осмотревшись, я поняла, что крик идет из пещеры, и тут же поспешила туда. Но не сделала я и двух шагов, оттуда выбежал человек и понесся прочь. Он что-то сжимал в руке, а на его одежде я заметила кровь.

Я погналась за ним, но засранец прыгнул вниз с веревочного моста. Он был достаточно легкий, чтобы веревки выдержали его вес, но я не могла за ним последовать: я бы просто оборвала всю сеть, если бы прыгнула с такой высоты.

К счастью, к тому моменту уже подоспели стражники, и я указала им на скрывающегося среди мостов беглеца. Они взяли его на себя.

Я решила отправиться к пещере, откуда он выбежал, и узнать, что там произошло.

Когда я вошла внутрь, я увидела крошечную девочку. Она сидела возле трупа матери, из шеи которой торчал нож.

– А ну-ка иди сюда!

Я подхватила рыдающего от ужаса ребенка на руки, чтобы он не вздумал смотреть на труп.

– Где твой отец?.. Ты знаешь, где живут твои родственники?.. Бабушка есть?

Девочка молчала, ее всю трясло. Говорить осмысленно она была не в состоянии, лишь повторяла, «Мама! Мама!».

Я вынесла ее из пещеры и постучалась в ближайшую дверь. Наверняка соседи смогут приютить бедняжку, пока все не выяснится.

Мне открыла женщина лет сорока, она выглядела совершенно измученной.

– Что такое? – спросила она. – Я слышала крики.

– К ним забрался вор и… – подумав, я решила не напоминать девочке о случившемся своими словами. – Вы не могли бы забрать ребенка к себе, пока не отыщутся ее родные? Ей нельзя там находиться.

– Конечно, проходите!

Она открыла дверь, пропуская меня внутрь.

– Я расстелю ей кровать, а ты положи ее туда. Семга часто у меня ночует, когда мать на работе задерживается… у меня от сына комната осталась.

Я прошла через темную прихожую и зашла в комнату, где женщина зажгла грибной светильник.

– Вот, сюда!

Она сняла покрывала с лежанки, и я положила туда девочку.

– Посидишь с ней, пока я сделаю успокаивающий отвар?

– Посижу.

Женщина ушла, оставив меня одну с ребенком. Бедная девочка смотрела вокруг глазами, совершенно бешеными от ужаса.

– Где мама? – спросила она, глядя на меня так, словно от моего ответа зависела ее жизнь.

– Она умерла.

– Нет!..

– Да.

Семга залилась слезами, а потом начала кричать, словно умалишенная. Она попыталась вылезти из кровати и убежать домой, но я удержала ее и прижала к себе.

– Тише, – я гладила ее волосы, прижимая к своему плечу. – Тише, не кричи… тише… все пройдет, слышишь?.. все пройдет!..

Я вспомнила, что творилось со мной, когда погибли мои родители. Они умерли у меня на глазах, на арене, когда у каждого за спиной было по два поражения. Они вонзили друг в друга копья: слишком любили друг друга, чтобы жить поодиночке. Меня они, видимо, любили меньше, потому что не подумали о том, каково мне, двенадцатилетней, будет смотреть на них. На следующий день должен был быть мою дебют на арене.

Вне себя от боли и ярости, я бросилась тогда на судью, хотела свернуть шею ему, а потом все стражникам, которые следили за поединком и не остановили это. Конечно же, мня поймали еще до того, как я добралась до судьи, и посадили в клетку, где держали несколько дней. Сколько клятв я тогда дала! Обещала себе когда-нибудь перебить столько надзирателей, чтобы их трупами можно было заполнить мусорную яму арены!.. Что ж, и где сейчас все эти клятвы?

Все проходит.

– Все проходит, – шепнула я девочке, чувствуя, что она слишком ослабела и больше не сопротивляется. Я уложила ее обратно в кровать и укрыла одеялом.

Когда женщина пришла со своим отваром, Семга уже спала.

– Думаю, тебе это тоже не помешает, – она протянула мне чашку.

Я поднялась с лежанки и приняла напиток. Не то чтобы его свойства могли подействовать на меня, но в горле было слишком сухо после всего.

Я осмотрела комнату, в которой находилась.

Первое, что привлекло мое внимание, был огромный письменный стол. Сколько на нем было листов и свитков!

– Ваш сын ученый? – спросила я тихо. Столько бумаги я не видела даже в кабинете Командующей.

– Он был летописцем, – ответила женщина, улыбаясь странной улыбкой, грустной, но в то же время гордой. – Он обожал писать, пока его не забрали на Огузок из-за какой-то дурацкой песни.

Внутри меня зародилось нехорошее предчувствие. Чтобы немедленно покончить с ним, я подошла к столу и взяла первый попавшийся лист. Пробежав глазами какой-то нелепый стишок, который все равно не прочла бы, я остановила взгляд на подписи.

Я медленно опустила лист на место, а чашку поставила на стол, чтобы не расплескать все на бумаги.

– Я знала вашего сына на Огузке, – прошептала я, чувствуя, что готова сойти с ума.

– Что!?.. – изумленно прошептала женщина. Ее лицо исказилось, чашка выпала из ее рук.

Я отвела ее на кухню и усадила напротив себя.

– Если хотите, я все вам расскажу, – сказала я. – Если нет, то я уйду, и вы сможете дальше думать, что захотите.

– Расскажи мне все!.. – попросила она едва слышно. Ее душили слезы.

Вспоминая рассказы Дельфина, я пересказала ей все, что знала, до самой последней мелочи. Слова давались мне с трудом, я запиналась и временами думала, что просто не смогу говорить дальше. Но я заставляла себя продолжать: эта женщина имела право знать, каким невероятным упрямцем был ее сын! Она имела право гордиться им, а не тем жалким поэтишкой, которого она помнила.

За все время женщина ни разу не перебила меня, не задала ни одного вопроса. Она слушала молча и внимательно, а когда я закончила, вдруг улыбнулась.

– Все это время я чувствовала, что он жив, – едва слышно произнесла она. – Я боялась надеяться, называла себя дурой… но я оказалась права. Мой мальчик все-таки выжил!

Я покачала головой, слезы застилали мне глаза.

– Он погиб во время землетрясения.

– Я бы знала, если бы он погиб! – решительно возразила женщина. – Он жив, я чувствую это!

Я закрыла лицо руками и выдохнула, пытаясь успокоиться. Разумеется, для нее он жив! И всегда будет где-то там, под небом, которого она никогда не видела…

– Ты можешь считать, что я глупая старуха, но я говорю правду, – снова сказала она. – Можешь поверить мне, а можешь дальше думать, что захочешь!

Я попрощалась с женщиной, чьего имени так и не узнала, и вышла. Находиться возле нее дальше я просто не могла: она была слишком на него похожа, такая же уверенная в себе и упрямая.

После этой встречи я не могла и шага сделать в сторону дома Горы. Только не сейчас. Вместо этого я отправилась обратно в казармы.

Сперва хотела пойти в комнату, но потом решила, что лучше зайти к лекаришке. Он еще ни разу не отказался поделиться со мной своей огненной водой, а сейчас она была как нельзя кстати.

Но не успела я дойти до лекаря, как из трубы, приделанной к стене казарм, вдруг прозвучал сигнал. Это был сигнал тревоги, все стражники немедленно должны были собраться в самом большом зале для тренировок.

Когда я попала в зал, там уже было полно народу, все толкались и изумленно переговаривались, пытаясь выяснить, зачем нас собрали. Наконец, сигнал умолк, на площадке вверху появилась командующая, одетая в легкие доспехи.

– До многих из вас уже дошли слухи: новобранцы успешно прошли все испытания, и теперь пришло время людям вернуть себе Огузок! Вы отправитесь туда завтра, надев все свое снаряжение, и подчините себе остров. Ваши капитаны поведут вас в согласии с моим планом, и каждый из вас покажет, чего стоит его клятва верности!

 

4. Бой на Кулаке

*Белый Дельфин*

Я схватил Нору за руку, мы со всех ног побежали к стаям.

Оглушительный грохот, – сигнал дозорных, – был слышен в каждом уголке острова. Когда мы добрались до голубых, там уже шли приготовления.

– Вот все и началось! – крикнул мне пробегающий мимо вор. – Идешь к желтым за оружием?

– Да, я сейчас, – я кивнул ему и повернулся к Норе.

Она смотрела на меня огромными, как у испуганного ребенка, зелеными глазами и чуть не плакала.

– Их там так много! – тихо сказала она. – Что если?..

– Мы готовились к этому с самого первого дня, – сказал я, успокаивая ее. – Иди к своим, готовьте лазарет для раненых.

– Я буду молиться за тебя! – прошептала Нора, сделав шаг ко мне и неуверенно поцеловав в губы.

Я положил руку ей на плечо, обнимая и вместе с тем мягко отталкивая.

– Лучше помолись за стражников: сегодня многие из них увидят твоего бога! – сказал я.

Будоражащее кровь предвкушение уже разливалось по моему телу, превращая в кого-то другого. Оно выравнивало дыхание, разгоняло кровь, делало мышцы сильнее, а дух крепче. Наконец-то это ожидание кончилось… как же я ждал этого.

Отправив Нору в лазарет, я зашел к себе в хижину, чтобы переодеться. Я перекрасил свою форму стражника в синий, теперь это были мои доспехи.

На острове желтых люди растянулись в длинную ровную очередь. Здесь я знал почти всех, больше половины из них я впервые встретил на Кулаке.

Каждый человек в очереди уже знал, что будет делать дальше. Все были разделены на группы со своими главными, у каждой группы была своя инструкция, свое место и свое оружие.

Я был в группе Буревестника, всего нас было двенадцать. Четверо крепких синих, пять голубых и знаменитая троица желтых. Мы должны были держать оборону на пляже, куда собирались высадиться стражники. Прячась на холмах, мы должны были помогать желтым работать с пушками и водными заслонами, а затем, когда стражники все-таки прорвутся сквозь линию обстрела, я и остальные воины будем отбиваться от них в ближнем бою.

За полгода мы отлично подготовили Остров для обороны. На всех пляжах мы прорыли каналы с водой, построили стены, где это было возможно, расставили дозорных. Все было подстроено так, чтобы даже разведчики на одной лодке не могли пройти на остров незамеченными, а большая армия могла высадиться только на Кулаке, единственном пляже, который мы не стали перерывать.

С таким количеством людей стражникам было выгодно драться на открытой местности, лицом к лицу, а не блуждать в песчаных лабиринтах по колено в воде, пытаясь найти вход на остров. Для наступления им было не найти места лучше, чем Кулак, но этот пляж окружали холмы, когда-то бывшие островом красных. В этих холмах мы вырыли канал с водой, сделали укрепления, где можно было спрятать пушки и арбалеты. Пока враги будут до нас добираться, большую их часть мы расстреляем, а те, кто пройдет, намочат свои новые доспехи и получат убойную дозу пыли из морских камней, так что в ближнем бою ничего не будут стоить.

Мы должны были биться с ними на своей территории, которую хорошо знали и отлично подготовили. Но помимо этого у нас было еще одно преимущество – оружие!

Разведчики, в которых мы посылали стрелы из костей и сухих кустовых веток, наверняка рассчитывали на костяные ножи и кривые луки из чьих-нибудь ребер и сухожилий. Но на деле мы встречали их пушками, огромными костяными арбалетами, саблями и гарпунами из древнего металла. Помимо огромных запасов с тайного склада у нас было оружие из мариния, которое желтые успели сделать за четыре месяца. Да, оно пока было несовершенно, ковать небесный металл никто не умел, но даже то, что получалось, было острее и крепче, а значит и лучше, чем кость.

Сами же стражники на своих хлипких лодках могли привезти разве что самих себя с гарпунами и мечами. Их наскоро склеенные после шторма посудины не могли выдержать веса пушек или других больших орудий.

Итак, каждый из наших воинов, спрятавшийся за арбалетом на холмах, имел при себе отличное оружие и понимание того, что от него требуется. Мы действительно были готовы к обороне.

– Ох, сейчас они попляшут! – хихикал Борода, потирая ладони.

Мы засели на одном из холмов и внимательно следили за тем, что происходило на пляже. Первые лодки уже побросали якоря, стражники в своих новых доспехах спустились в воду и шли к земле.

– Думаешь, вода подействует так быстро? – спросил я, улыбаясь. Кузнец выглядел счастливым, как ребенок.

– Ну, пока у них в воде только ноги, ничего не будет, конечно, – объяснил он, приняв серьезный вид. – Но когда вода польется на них сверху, вот тогда подействует наверняка! Минут пятнадцать-двадцать они буду нормальные, а потом будут с ума сходить от чесотки!

– Ты сам не боишься намокнуть? – спросил Буревестник, скептически осматривая мой доспех, пропитанный краской из морских камней.

– Мое тело само как морской камень, – я указал на глаза.

– Разве доспехи с этой пылью не сделают их сильнее со временем? – задумчиво спросил Буревестник, глядя на подбирающихся к берегу черных. Они пока были слишком далеко, потому мы не стреляли. Над пляжем было так тихо, словно вовсе не здесь через несколько минут начнется кровавая бойня.

– Кого-то, может, и сделают, – кивнул Вадик. – Но двое из пяти ослепнут, покроются нарывами или умрут в бою.

– А как же вы остались здоровыми, пока работали над доспехами? – удивился Буревестник.

– Настойка, – Шляпа поднял свою флягу и сделал большой глоток. – На нас ничего не действует.

– Разве стражники не смогут ее сделать для своих?

– Тогда они не смогут сражаться, – объяснил Вадик. – Настойка действует, как крепкий самогон, и далеко не каждый может после нее делать хоть что-то.

– Требуются десятки лет беспробудного пьянства, чтобы оставаться в такой трезвости, – я подмигнул Буревестнику и кивнул на Вадика. Уж кто-кто, а этот химик выглядел трезвее самого Солнца, который с рождения капли в рот не взял.

– А что у вас, синих? – спросил Борода, поднимая первый болт и вкладывая его в арбалет. С помощью одного из синих он закрутил рычаг и поставил блок.

Сейчас, пока все еще не началось, пустые разговоры были единственным средством успокоиться.

– Никогда не слышал о том, что с вами не так.

– Никогда об этом не задумывался, – сказал Буревестник. Впрочем, кто ему поверил?

– Они привыкают к маринию настолько, что он становится для них все равно, что частью тела, – сказал я. Для синих их маниакальная привязанность к безделушкам из этого металла была чем-то постыдным, потому они сами никогда об этом не говорили. Я этого не понимал, мне казалось, что это достойно восхищения: все равно, что отрастить себе третью руку или третий глаз. – Он для них как усы у сомов, например. Они могут улавливать часть информации об окружающем мире через этот камень.

– Ты говорил, что так и не вспомнил про свою жизнь у нас, – недовольно сказал Буревестник.

– Так и есть, – я кивнул. – Но Погодник помог мне вспомнить, как работать с маринием, так что я могу вас понять. Мне самому он необходим, чтобы справляться с собой.

Я убрал волосы и показал Буревестнику серьгу из мариния в ухе. Я сделал ее себе спустя несколько дней после того, как вышел из шатра Норы. Тогда ночью меня снова стала бить дрожь. Со временем она прекращалась, но по-настоящему отступала только после того, как я пил Норины настойки. В итоге Погодник предложил мне научиться контролировать свое тело силой духа, а не «сомнительным пойлом», за которым постоянно приходилось ходить к оранжевым.

– Так ты?..

– Ямы не прошли для меня бесследно, – я кивнул. – Но это маленькое кольцо, как ни странно, помогает мне останавливать припадки.

– Глядите-ка, кажется, начинается! – воскликнул один из голубых.

Черные, их было уже около трех сотен, высадились на берег. Они не шли дальше, пока их не набралось достаточно много. Теперь они закрылись щитами и стали двигаться к холмам.

– Рано пока в них из пушки стрелять: остальные могут испугаться и уплыть, – заметил Шляпа. – Думаю, сейчас будет сигнал для арбалетчиков.

– Он будет, когда они подберутся поближе, до камня, – предположил я.

– Ставлю свою флягу на то, что не раньше, чем они дойдут до той коряги! – крикнул Шляпа, обернувшись к воинам. – Ну, кто со мной!?

– Ставлю на корягу!

– А я на камень!

– Коряга!

Голубые, охочие до настойки, явно приободрились. Они и синие сильно волновались, так что до сих пор даже не говорили с нами.

В отличие от них я не чувствовал себя взволнованным: мы ведь готовились к этому, нас несколько сотен, мы каждый день ждали, что стражники высадятся на берег… Страшно было, когда земля уходила из-под ног, а гигантские волны разрушали острова. А несколько черных фигур на песке – это не страшно. Особенно если у тебя есть арбалет.

Я всмотрелся в отряд стражников. Они двигались медленно и осторожно, их не обманывала кажущаяся безмятежность пляжа. Они не могли знать наверняка, но они догадывались, что мы сидим за холмами, готовые прибить их, как только они подойдут поближе.

Однако, они не могли знать, что нам есть, чем стрелять.

Вдруг над пляжем пролетела жирная белая чайка с черными полосами на крыльях: это был сигнал. Она летела, и с холмов, мимо которых она проносилась, с громким щелчком вылетали тяжелые болты. Это было похоже на стрекот гигантских ночных насекомых.

Первые три болта пробили щиты, каждый насадил на себя сразу нескольких стражников, будто рыбу для костра. Черные ряды смешались, раздались крики, но уже через миг щиты снова закрыли их со всех сторон.

Прозвучала команда, черные пошли быстрее, крича что-то. Теперь они наверняка знали, что мы за холмами, и пытались добраться туда побыстрее, чтобы потерять меньше людей.

Затрубил рог, это был сигнал для пушек.

Пушек у нас было всего шесть, ядра для них были сделаны из мариния, но, по словам желтых, один снаряд, попав в гущу отряда, мог разнести на куски больше двадцати человек.

Громоподобные выстрелы раздались с разных холмов, через миг они взорвались в толпе, черные фигуры смешались в дыму и красных брызгах.

Смятение, крики, оставшиеся в живых воины не знали, что делать дальше: их было слишком мало, чтобы идти к холмам. Несколько наших снарядов убедили их вернуться в гущу высадившихся на берегу товарищей.

Следующие сотни, уже высадившиеся на берег, замерли. Среди них началась суета, волнение ходило по рядам.

О чем думали их командиры? Гадали, сколько еще у нас сюрпризов? Готовы ли они были послать людей на смерть, надеясь прорваться сквозь обстрел?

У них не было выбора. За их спиной была вода, отступать просто некуда.

Следующий отряд, значительно крупнее предыдущего, направился к нам по пляжу. С лодок сходили все новые люди, их количество росло с каждой минутой. Пора было начинать настоящую стрельбу.

Взрывы теперь не умолкали, я едва успевал подавать новые болты к арбалету. Мы поливали черных снарядами, словно дождем, их плотные ряды быстро таяли. Белый песок пляжа становился красным.

Зазвучала труба, ее звук охватил три последовательных ноты.

Борода и Вадик, хитро переглядываясь, направились к котловине перед нашим холмом. Благодаря туннелям, которые стражники сами вырыли много лет назад, на Огузке осталось много каналов, по которым свободно гуляла морская вода. Один такой канал, оказавшийся на разорванном берегу – того, что осталось от красного острова, – мы перекрыли и сделали дамбы, которые удерживали воду. Со стороны стражников дамбы выглядели, как обычные песчаные насыпи, но стоило нам подорвать взрывчатку, спрятанную в водонепроницаемую пленку, верхний край насыпи разрушится, и получится бесконечный водопад, пополняемый океаном. Морская вода умоет любого, кто рискнет забраться на насыпь, и обратит его доспехи против него самого.

По второму переливу трубы пляж потонул в ряде взрывов. Холмы скрылись под облаками песка и пыли, сквозь которые по очередь вырывались водопады морской воды.

Первые, самые сильные волны высвободившейся стихии накрыли ближайшие ряды стражников, сбив их с ног, затем хлынула к остальным. Но до всех наша волна достать не смогла. С помощью простых катапульт мы стали закидывать стражников бурдюками с водой.

Можно себе представить, как они удивились! Зачем только эти дикари поливают их водой, когда можно использовать огонь? Что за идиотизм?

Черные были уже слишком близко, и вода, хотя должна была сделать их неуклюжими, пока не останавливала их. Я взял свой арбалет и встал на колено, чтобы удобнее было целиться. Возле меня сели синие и двое голубых. Не глядя друг на друга, мы одновременно спустили стрелы. Три из шести попали в цели.

Обстрел продолжался пару часов, стражники все наступали, но пока до холмов добирались только ничего не стоящие единицы, которые тут же гибли от мечей. Морская вода водопадом лилась с насыпей, если кто-то из черных и доходил до нашего укрытия, он был насквозь мокрым.

Пятерых добравшихся, которых я и лучники не успели застрелить, уложил Буревестник. Ребята из голубых, трясущиеся от ужаса, смогли только скинуть одного из стражников в канал, где его нашел мой болт.

Я не видел лиц тех, в кого стреляю, но лицо этого я все-таки увидел. Он испугался воды: наверняка не умел плавать. Что ж, я подарил ему легкую смерть.

Задумываться о том, что происходит, о том, что я делаю, было просто нельзя.

– Ты раньше так делал? – спросил у меня один из голубых. Парень с круглыми от ужаса глазами и побелевшим лицом пытался целиться, но страх мешал ему.

Я покачал головой.

– Они убьют тебя, если ты не перестанешь мазать! – крикнул ему Буревестник.

Я знал, что он был одним из участников небольшой войны, которая случилась еще до моего рождения. Буревестник был среди нескольких сотен людей, которые решили занять участок поверхности Остова и жить там, свободными от правительства. Разумеется, им этого не позволили, но прошло несколько месяцев, прежде чем стражникам удалось пробиться на их территорию и отправить всех до единого на Огузок. Они позаботились, чтобы из всех восставших выжили только самые сильные, способные хорошо работать.

Из всех нас только Буревестник и еще несколько выживших после тех событий синих имели хоть какое-то представление о том, как следует проводить оборону. Именно они придумали, как устроить этот пляж.

Я выстрелил еще в одного черного, затем вдруг прозвучал сигнал. Это был не наш рог.

Черные стали отступать, они бежали к самой воде, спотыкаясь о трупы. В их спины летели стрелы, я успел сбить еще четырех, прежде чем они ушли достаточно далеко.

Похоже, это был перерыв.

– Воды их забери, сколько их там вообще!? – возмутился Борода. – Они все еще прибывают!

– Они не смогут вечно сидеть на берегу, – сказал Вадик.

– Нам не хватит снарядов и стрел! – воскликнул парень из голубых. – У меня осталось только пятьдесят три, а было две сотни!

– Сабли и гарпуны у нас не кончатся, – заметил я.

Парень в ужасе отвернулся от меня.

Перерыв был недолгим, а новое наступление было сильнее, мощнее предыдущего. Стражников было больше, и мы не успевали перебить всех. До холмов добирались десятки, я присоединился к Буревестнику, выхватив свою саблю.

Мы оставили у арбалета желтых с одним синим и голубым, а сами отправились к краю насыпи, где собрались десятки таких же воинов.

Долгое время нам оставалось только скидывать добравшихся стражников в воду канала, но нескольким удалось перебросить через него лодки, которые тут же застряли. Теперь стражники не прыгали, а переходили на нашу сторону.

Я знал, что не должен никого пускать к арбалетам и пушкам. Я скидывал стражников воду канала, где они тонули, если не успевали выбраться из течения. Один оказался проворнее, он сумел пробраться сквозь защиту и бросился с мечом к арбалету.

Я нагнал его, когда он уже занес меч над машиной и стрелком, и вонзил саблю ему в бок. Вытащив оружие, я вернулся к обороне насыпи. Голову заволокло туманом: я не видел и не думал, что делаю. Я просто делал.

Темнело, стражники не прекращали наступать. Болты в арбалетах стали заканчиваться, у стрелков давно не было стрел. Пушки стреляли реже.

Десятки черных уже были на насыпях, наши с трудом защищали от них машины: в бою обученный стражник, который мог терпеть зуд от доспехов около получаса, стоил троих наших. Но как только действовал яд, боец становился слабее морского котенка, и его мог прикончить даже мальчишка.

Я, Буревестник и оставшиеся в живых парни откидывали черных, сколько могли, но все чаще случалось так, что на каждого из нас приходилось по двое-трое противников, и соседнему холму приходилось нам помогать. В итоге мы объединились с соседями и по очереди отбивали каждый из холмов, пока левый окончательно не захватили. После этого все резко изменилось.

Стражники прибывали, мы не успевали их отбрасывать. Желтые в спешке увозили машины вниз с холмов. Мы понимали, что начинаем сдавать позиции: врагов было больше с самого начала, и сейчас, когда у нас кончились снаряды, черных все еще было больше, чем нас. Похоже, Остов бросил сюда все свои силы, наверняка среди наступавших были даже простые патрульные.

Когда солнце должно было вот-вот зайти, стало ясно, что мы проиграем, если бой пойдет прежними темпами. Нас было мало, наши бойцы были обучены гораздо хуже, большинство из них беспомощно тряслось от страха.

Пришло ужасное понимание: нас могло спасти только чудо.

Людей становилось все меньше, они кричали, выли от боли, а черные в бешеной ярости терзали их тела гарпунами, мстя за погибших товарищей. С каждой минутой черных становилось все больше, некоторые уже завладели арбалетами…

Ставки на голубую болезнь были проиграны. Большинство стражников озверели от ненависти и не чувствовали зуда, ими двигало только одно желание: перебить побольше врагов.

Островитяне в страхе отступали, а те, кто сражался, быстро проигрывали.

На моих глазах пляж чернел от доспехов стражи.

Когда каждый из наших, окруженный черными, уже решил для себя, о чем будет думать перед смертью, чудо все же случилось.

Закатное солнце окрасило небо с севера оранжевые и розовые цвета, но с юга оно было темно-синим, как морская глубь. Сверкающая молниями туча, огромная, словно предвестник конца света, надвигалась на остров. Это был шторм.

– Продержимся еще час, и все закончится! – кричали командиры групп. – Они не смогут вернуться на Остов, если шторм унесет их лодки! Они отступят!

Наши люди ободрились, теперь появилась надежда на то, что мы не только выживем, что победа еще возможна. Вернемся мы сегодня к домам, или нас приведут туда связанными, – это еще не было решено!

Мы с Буревестником остались вдвоем из всего отряда. Прикрывая друг другу спины, мы отбивались от окружающих нас черных и помогали отбиться встречающимся в толпе своим.

У меня было несколько незначительных ран: доспех хорошо меня защищал. Буревестник дрался увереннее, он был сильнее и выносливее меня, но из брони у него был только плетеный из водорослей жилет. Предводитель синих истекал кровью и становился все слабее.

В суматохе битвы, размахивая саблей во все стороны, несколько раз я чуть не упустил его из вида, но каждый раз я все-таки находил его и снова становился за его спиной.

Когда выдалась лишняя секунда, я снова обернулся и увидел, что Буревестника не было рядом. Искать его не было времени, на меня набросился один из черных. Яд голубых камней действовал на него, он еле двигался от боли. Стоило покончить с этим, на его место встал другой.

– Вестник! – крикнул я, отбиваясь в одиночку уже от двоих. – Вестник!

Мне никто не ответил.

Я продолжил сражаться в одиночку, пока не увидел вдалеке еще одного нашего бойца. Это был один из синих ребят, которого я уже считал погибшим. Я поспешил к нему на помощь.

Небо было черным, и дело было не только в наступающей ночи. Дождь шел уже около получаса и усиливался с каждой минутой, сильный ветер пронизывал до костей, оглушительный гром, словно пушечный выстрел, заставлял черных вздрагивать.

Наконец, словно глас с неба, прозвучал сигнал. Рог черных звал их обратно в лодки. Они поняли, что риск не оправдан, если они не отступят сейчас и не смогут победить, погибнут тут все до единого. Они решили отступить.

Мы даже не стали гнаться за ними: люди были измотаны до крайности.

Собравшись на холмах, мы смотрели на пляж, по которому бежали черные. Они неуклюже прыгали в воду, пытались забраться в качающиеся на волнах лодки, некоторые из которых уже унесло далеко от острова.

Сколько из них доберется до Остова прежде, чем шторм унесет их в открытое море? Сколько они будут зализывать раны после этой битвы?

Когда последний стоящий на ногах черный скрылся в лодке, мы разошлись по пляжу и холмам. Необходимо было найти раненных и привезти их в лазарет, также нужно было собрать трупы стражников, снять с них оружие и форму. Тела мертвых нужно было сжечь, чтобы их не разнесло штормовыми волнами вокруг всего Огузка.

К трем часам ночи, когда шторм бушевал уже в полную силу, работа была закончена. Раненые были в лазарете, мертвые сложены в ямы и готовы к сожжению, собранное оружие – в лагере желтых. Воины наконец-то могли вернуться домой и отдохнуть.

Совет предводителей, на котором мне следовало присутствовать, должен был начаться на рассвете, до тех пор необходимо было посчитать людей и оставшееся оружие.

Отметившись перед Луной, – он подсчитывал выживших голубых, – я отправился к оранжевым, чтобы узнать, как идут дела в лазарете и поговорить с Норой.

По дороге мне встретился Кит. Живой и почти невредимый. Он выглядел взбудораженным, хотя, как и я, с ног валился от усталости.

– Что случилось? – спросил я, подойдя к приятелю. – С Нерпой все в порядке?

– Она в лазарете работает, – кивнул он, не сводя с меня ошалелого взгляда. – Ты не поверишь…

– Что случилось? Выглядишь так, как будто только что воочию увидел Бога Солнца! – я позволил себе улыбнуться. Получилось вымученно, но это было хоть что-то.

– Я увидел кое-что похуже, – ответил он.

Кит взял меня за руку и повел в сторону оранжевых.

– Да скажи ты, что случилось!

– В лазарете… – он помотал головой, приходя в себя. – В лазарет принесли умирающего черного. Те, кто это сделал, говорят, он убил столько своих, что гора из их трупов перекрыла канал!..

– Что!? Черный, убивающий своих!?

– Я не уверен, там столько ран… Но похоже, что это Яшма. Ты должен опознать ее.

Меня словно молнией поразило: я не мог поверить в то, что услышал это на самом деле!

– Где она?

– Она там, – он указал в сторону одного из больших шатров для раненых.

Я поспешил туда, огибая снующих туда-сюда жриц и лекарок, мужиков с носилками: народу вокруг было столько, как будто все задались целью помешать мне попасть в шатер!

Внутри все койки были заняты ранеными, какие-то были обмотаны тряпками с отварами, какие-то только ждали помощи. У одной из коек столпилось человек десять, среди них были Солнце, Капуша и Василий.

Увидев меня, они замолкли и расступились.

Койка, залитая кровью, была пуста.

– Что случилось? – спросил я, непонимающе смотря на собравшихся.

– Она сбежала! – воскликнула молодая лекарка. – Одна из жриц пыталась смазать ее раны, а она вскочила, ударила жрицу, оттолкнула меня и убежала!

– Она уже одним глазом видела Бога, как она могла сбежать!? – возмущенно крикнула на нее лекарка постарше.

– Я не знаю! – чуть не плача ответила лекарка. – Это было ужасно!..

– Нужно найти ее, пока она не убила кого-нибудь, – сказал Солнце. – Скажите своим людям, чтобы обыскали остров. Мы не можем оставить убийцу на свободе!

– Она прикончила больше стражников, чем любой из нас: благодаря ей я и вся моя группа живы, – заметил стоящий рядом воин. Он весь был мокрый и в чужой крови. Похоже, это он принес ее сюда. – Вряд ли она сделала это, чтобы потом убивать наших!

– Мы не знаем, что у нее в голове. Нужно ее найти, – решительно казал Солнце. Потом он повернулся ко мне. – Отправляйся к желтым, скажи, чтобы искали у себя. Скорее всего, она пойдет к ним.

Я кивнул и вышел из шатра.

Когда я добрался до желтых, они уже все знали и начали искать. Я стал искать с ними.

Шторм не унимался, ветер гудел, так что не было слышно голосов людей, дождь поливал, как из ведра. Увидеть хоть что-то можно было только тогда, когда сверкали молнии. Я обошел участок с машинами, потом вышел на берег, где мы с ней частенько сидели, но не нашел никаких следов.

Почему она здесь? Зачем убивала своих? Зачем сбежала из лазарета?

Вопросы разрывали голову, я не чувствовал дождя и не слышал грома: все, чего я хотел, это найти ее и получить ответы. Я слишком устал, чтобы думать о том, что может понести за собой эта встреча.

Очередная молния осветила остров, я жадно всмотрелся в местность и вдруг заметил странное темное пятно на земле, которое уже размыло дождем.

Подойдя к нему и дождавшись новой молнии, я понял, что передо мной пятно крови. Его мог оставить кто угодно: раненых было много. Но я ни секунды не сомневался, что это был след Яшмы. Чуть дальше я нашел еще одно, затем снова… густые пятна крови размывало дождем, и они кончились прежде, чем я успел понять, куда они ведут.

Но, осмотревшись, я узнал местность: недалеко отсюда был склад с оружием.

Быстро найдя металлическую дверцу, я поднял ее и заглянул вниз. Легкая щекотка пробежала по моей шее, я инстинктивно отскочил от хода на склад. В тот же миг воздух рассек гарпун… он застыл перед моим лицом, а потом ушел обратно в темноту склада.

Изнутри раздалось приглушенное рычание. В искаженном, охрипшем голосе невозможно было узнать человеческую речь, но по интонации я узнал Яшму.

– Яшма? Опусти копье, тебя не тронут! – крикнул я. – Это я, Дельфин!

Рычание затихло, раздался страшный кашель. Не теряя времени, я спустился в темноту склада и, на ощупь найдя копье, рванул его на себя.

Яшма зарычала, потянув копье к себе, но тут же снова закашлялась, и я смог вырвать у нее оружие.

– Не ядом, так копьем, да!? – расслышал я сквозь ее хрип. – Давай, копье мне больше по душе!..

Засверкали молнии, пролив свет в лаз, и я смог увидеть мутантку.

Она стояла, опираясь рукой о стену. Сперва я даже засомневался, она ли это: ее лицо, руки, тело, все покрывали страшные кровоточащие раны, искажающие черты до неузнаваемости. Белые волосы, собранные в косу, свалялись и потемнели от крови. Одна ее рука висела веревкой, нога неестественно изгибалась в ступне.

Увидев меня, Яшма хотела что-то сказать, но тут же зажмурилась и согнулась пополам от кашля, прижимая здоровую руку к груди. Потеряв равновесие, Яшма наступила на больную ногу и начала падать. Я попробовал удержать ее, но не успел, и она повалилась на камень с глухим звуком.

Когда опустился возле Яшмы, она уже была без сознания. Прижав палец к ее шее, я с облегчением отметил, что она еще была жива… Впрочем, с ее ранами это будет длиться недолго.

Прежде, чем звать желтых, я решил попробовать остановить кровотечение из глубокой раны на ее груди. Я снял свои доспехи и разорвал рубашку на лоскуты, затем принялся за перевязку. Когда я попробовал приподнять Яшму, чтобы обмотать лоскут вокруг туловища, она вдруг взвыла от боли, очнувшись.

Тут я услышал шаги сверху: кто-то подходил к складу.

– Эй, тут кто есть? – вниз просунулась голова Бороды.

– Да, тут я и Яшма! – ответил я. – Спускайся, помоги мне вытащить ее отсюда!

Борода спустился и зачем-то закрыл за собой люк.

– Ты нашел ее! – воскликнул он, подходя ближе. – Бедная девочка…

– Она умрет, если не отнести ее в лазарет.

– Если отнести ее к оранжевым, она умрет быстрее, – заметил Борода. – Солнце рвет и мечет, он и остальные хотят мести. Ее все еще обвиняют в смерти двух сотен человек.

– Но мы не можем оставить ее тут!

– Мы не должны отдавать ее оранжевым, это все равно, что убить ее сейчас самим, – возразил Борода. – Нужно спрятать ее, пока она не поправится и не сможет говорить.

Я снова взглянул на Яшму. Она дышала тяжело и редко, с опасным присвистом в груди. Ее разгорячившаяся кожа покрылась липким слоем пота, смешавшегося с кровью и грязью.

У меня было столько вопросов… Я не мог рисковать, она нужна была мне живой.

– Нужно отнести ее ко мне, – сказал я. – Я попрошу Погодника, он осмотрит ее раны и посоветует что-нибудь.

– Уверен, что готов пойти на это? – спросил Борода. В его голосе звучало сомнение, грозившее перейти и на меня. – Ты станешь для оранжевых человеком, укрывающим преступницу…

– Перед тем, как потерять сознание, она говорила что-то про яд. Похоже, они пытались добить ее, а не вылечить, – сказал я, вздыхая. Я едва ли осознавал, что делаю. – У меня дома ее искать не станут, а вот землю желтых обыщут до последнего камня.

– Я помогу тебе, пронесем ее по берегу, нас никто и не заметит.

Борода ушел и через какое-то время вернулся с носилками и двумя своими друзьями. Пока их не было, я окончательно дорвал свою рубашку и перевязал самые крупные раны Яшмы: на все мне просто не хватило бы ткани.

Осторожно погрузив ее на носилки, мы стали выбираться из склада. Это было нелегко, но и дальше легче не стало. Нам пришлось идти по самому берегу, по колено в воде, чтобы с острова нас не заметили.

К счастью, свой дом я решил построить на отвесном берегу, так что трудностей с незаметностью у нас не было. Мы быстро внесли носилки внутрь и оставили их на моей лежанке.

– Найдите Погодника, я останусь тут, – сказал я, сбрасывая доспех, казавшийся мне каменным.

Лашуня, почуяв знакомый запах, выползла из-под гамака. Принюхавшись, она узнала в полуживом окровавленном теле свою хозяйку и бросилась к ней.

– Фу! Лашуня, фу!

Я поспешил отодрать крысу от груди Яшмы, которая и так едва дышала.

– Сторожить, Лашуня! Живо! – я кивнул крысе на дверь. Та посмотрела на меня, как на изверга, но послушно пошла к выходу и улеглась у занавески, которая была мне вместо двери.

Сняв доспех, я налил в кувшин пресной воды, хранившейся у меня про запас, взял первый попавшийся кусок ткани и стал промывать раны.

Я не знал точно, что следует делать, но мне показалось, что будет лучше сделать хоть что-то, чем сидеть и прислушиваться, дышит она или уже нет.

Наконец, Лашуня пискнула, давая знать, что к нам пришли.

Я поспешно вышел наружу и увидел Нору.

– Слаба Богу, ты жив! – воскликнула она, кидаясь мне на шею и обнимая. – Почему ты не пришел ко мне!? Я так боялась!

– Я слышал, вам принесли Яшму, меня отправили ее искать, – сказал я, морщась: Нора случайно задела свежую рану.

Девушка отдернула руку и внимательно осмотрела порез на моем плече.

– Почему ты не пришел лечиться!? А если туда что-то попадет?

– И что ты посоветуешь мне сделать?

– Я принесу тебе мазь, она поможет!

– Отлично.

– Я скоро приду!

– Буду ждать тебя здесь.

Она ушла, а я вернулся к себе. Лашуня снова бросилась к Яшме, пыталась вылизать ее руку. Я отогнал крысу: мало ли, что бывало в ее пасти?

Вскоре Нора вернулась, крыса снова запищала.

– Пойдем, я наложу ее на раны.

– Я сам! – я остановил девушку, собравшуюся зайти внутрь. Она недоуменно на меня посмотрела. – Я очень устал, – объяснил я, вздыхая. Меньше всего мне сейчас хотелось этих трудностей. – Давай я сам все сделаю, а к тебе приду, как только получится, хорошо?

– Как скажешь, – произнесла она растерянно. – Ты странно себя ведешь.

– Я убил много людей сегодня. Мне нужно побыть одному.

Больше вопросов не было, Нора ушла, а я смог вернуться внутрь.

Мази, которую принесла жрица, не хватило даже на самые крупные раны Яшмы: у бедняги ребра торчали из-под стесанной кожи, а руки были исполосованы, как точильная палка. Но даже эта помощь была лучше, чем ничего.

Когда вернулись трое желтых, солнце уже потихоньку белило небо. Вскоре мне нужно было идти на совет.

– Где Погодник? – спросил я, замечая, что с желтыми его нет.

– Он сейчас сам не лучше Яшмы, – объяснил Шляпа. – Фиолетовые говорят, это он вызвал шторм, и теперь валяется в горячке.

– Плохо дело, – вздохнул я. – Посидите с ней? Если кто-то придет, молчите: Лашуня не пустит никого внутрь.

Желтые переглянулись и согласились. Я велел крысе сторожить, а сам пошел на совет.

Там собрались все, кроме Погодника и Солнца.

– Я боялся, ты не пережил битвы, – сказал я Буревестнику. Он, перевязанный и облитый снадобьями оранжевых жриц, выглядел больным, но вполне живым.

– Я жив, – он кивнул. – А ты отлично сражался.

Я не стал отвечать: было бы, с кем сражаться. Почти все стражники, которые мне доставались, находились под действием яда. Самых сильных черных, которые были достаточно выносливы, чтобы терпеть яд, кидали в центр холмов, а я был с краю.

– Как Пог… Жемчуг? – я повернулся к Луне.

– Лекарки говорят, он должен отдыхать, но через несколько дней будет здоров, – ответил старик.

Когда пришел Солнце, совет начался.

Наши потери оказались не так велики, как мы думали: две седьмых от общего числа жителей, две пятых от воинов. Многие были в лазарете и пока не собирались расставаться с жизнью. Оружия у нас прибавилось, как и металла: то, что осталось на погибших стражниках, отлично подходило для переплавки.

– У нас есть раненые черные, – сказал Солнце. – Нужно решать, что с ними делать.

– Отправим на Остов, – твердо сказал Буревестник. – Завтра же посадим на лодку. Ни к чему нам тут чужаки.

– Решено, – кивнул Солнце, явно не желающий больше говорить о пленных. – Яшму так и не нашли?

Все покачали головами.

– Ты ничего не слышал о ней? – он повернулся ко мне.

– Я поискал у желтых и отправился к себе, – ответил я.

– Если мы не найдем ее, она умрет от ран. Жрица, лечившая ее, говорит, что и с мазями ее было не спасти.

– Можно подумать, найдись она, вы бы вылечили ее и дали бы спокойно жить, – хмыкнул Василий, недовольно смотря на Солнце. Старик уже знал, что Яшму пытались отравить.

– Мы бы вылечили ее, – сказал Солнце. – Она виновата в смерти моих людей, но никто не стал бы ее убивать: один Бог нам всем судья. Он бы и вынес ей приговор.

– Много я бы отдал, чтобы посмотреть, как молнии и гром обрушатся на того, на кого покажет твой палец, – съехидничал Буревестник. – Отправить, что ли, людей на поиски этой Яшмы?

– Даст Бог, она сама придет к нам, – Солнце опустил глаза, чтобы скрыть свой гнев.

На этом совет закончился: все слишком устали, чтобы обсуждать менее важные вопросы. Предводители вернулись к стаям, а я отправился к себе в дом.

Борода спал в гамаке, Шляпа прикорнул на крысином месте, а Вадик сидел возле Яшмы.

Он снял с нее лоскуты, оставшиеся от черной формы, тело прикрывала только повязка на грудь и нижние штаны. Смачивая тряпку в жидкости, по цвету напоминавшую настойку, Вадик протирал ее тело от крови и грязи.

– Как она? – спросил я, садясь рядом.

– Пока непонятно, – он покачал головой. – Дышит тяжело, жар усиливается. Если доживет до вечера, может, и выкарабкается. Ногу я вправил, но, судя по всему, этого мало. Должно быть, сломано два или три ребра, и что-то с рукой. И кровь. Не могу представить, сколько на ее потеряла.

– Ты умеешь вправлять ноги? – я удивился, насколько хватило сил.

– Я учился на лекаря, когда был на Остове, – кивнул Вадик.

– И за что же тебя сюда отправили?

– Лечил бунтарей, крал для них разные химикаты из лабораторий.

Я кивнул, туман застилал мне глаза.

– Ложись, я разбужу тебя, когда захочу спать, – сказал Вадик. – Тебе отдых нужнее.

– Я не хочу спать.

Я всмотрелся в лицо Яшмы. Теперь, когда с него смыли грязь, оно было почти прежним: две раны на скуле и подбородке выглядели, как новые полосы. Как ни странно, даже спустя столько времени я отлично помнил, сколько темных полос было у нее на лбу, сколько на щеках, сколько на носу и подбородке.

– Нужно накрыть ее чем-то, тут холодно, – сказал я, подходя к сундуку с вещами: там их было немного. Среди них я нашел свой водорослевый плащ. Сейчас это было единственное, что могло заменить одеяло.

Укрыв Яшму, я снова сел рядом.

Потянулись долгие часы ожидания.

 

5. Черная жрица

Через пару дней стало ясно, что Яшма выкарабкается.

Я не хотел оставлять ее, боялся, что кто-нибудь из островитян зайдет ко мне в хижину. Но не прошло и трех дней, к моему дому заявился Карпуша.

Лашуня, неусыпно сторожащая вход, шипела на него и клацала зубами, потому он кричал снаружи.

– У желтых в пруду невесть откуда миналия! Целая телега! Трое моих в лазарете. Поднимай свою белую задницу и живо за работу!

– Я еще не поправился! – крикнул я в слабой надежде отвертеться.

– Бабушке своей расскажешь! Не появишься через десять минут, я вернусь и шкуру с тебя спущу!

– Приду через полчаса!

С этими словами подрывник ушел.

Я успел сбегать за Вадиком, и сам отправился грести миналию. Ее действительно оказалось много… откуда взялась?

Дни потянулись в работе. Каждый раз, возвращаясь в свою новую хижину, я всегда находил возле Яшмы одного из желтых. Чаще всего это был Вадик.

Безволосый химик, как мне показалось, был привязан к мутантке сильнее, чем остальные. Он единственный из всех нас как будто не помнил, что она сделала, едва ли не косички ей заплетал.

Свои собственные чувства мне было понять сложнее. Помогал я ей из каких-то старых чувств… наверное, нет. Будь на ее месте любой другой черный, напавший на своих и получивший за это яд оранжевых, я поступил бы так же. А в том, что в раны Яшмы попала какая-то дрянь сомневаться не приходилось: все раны затягивались на глазах, а самая глубокая, которая был на груди, серьезно воспалилась, из нее сочилась мерзкая желтая пена.

В себя мутантка не приходила. Мне становилось все тяжелее скрыть ее: Кит напрашивался в гости, Нора едва ли не преследовала меня. Девушка ждала, что я поговорю с Солнцем насчет нас, мне приходилось придумывать тысячи отговорок. Я чувствовал себя последним куском дерьма, когда врал ей, но выхода у меня не было. Пока Яшма не очнется, и я не решу, что с ней дальше делать, все остальные проблемы не важны.

Однажды я вернулся в хижину и обнаружил, что мутантка сидит на кровати. Здоровой рукой она гладила крысу, свернувшуюся рядом.

– Привет, – сказал я, вставая в проходе.

Яшма посмотрела на меня так, как будто впервые видела.

– Где Борода? – спросил я.

– Здесь никого не было, – ответила мутантка, отвернувшись от меня. Она осматривала хижину. – Где я? Что случилось?

Я рассказал ей обо всем, пока варил похлебку из рыбин, пойманных Лашуней.

– Устроился не хуже Командующей… – пробормотала она, пытаясь встать. Я велел ей оставаться в кровати и принес миску в постель.

– Расскажешь, что натворила? – спросил я, смотря, как она ест.

Она лишь сморщила нос, не отрываясь от еды.

– Тебя пытались убить, оранжевые хотят суда! Ты понимаешь, что тебя скормят рыбам, как только найдут!?

– Ну а ты геройски меня спасаешь, разумеется. Сейчас расплачусь от благодарности!..

Она легла на кровать и отвернулась к стене.

– Ты… ты невыносима! Как ты могла в такое вляпаться, что творится в твоей гнилой голове!? Ты полгода просидела на Остове, а потом вернулась в форме стражницы и перебила десятки соратников!!!

Она молчала, даже не шевельнулась.

– Я… я не знаю, что мне с тобой делать! Всех пленных черных мы отправили на лодках к Остову еще вчера. Но ты не можешь туда вернуться. Они повесят тебя за то, что ты сделала!.. Небо, ты скажешь хоть слово, или будешь молчать, пока сам Солнце не заявится ко мне в хижину!?

– Дельфин…

Обернувшись, я увидел в дверях Нору. Этого еще не хватало! Лашуня перестала сторожить, засранка!

– Так это правда? Это ты ее прячешь?.. – проговорила она, не сводя глаз с фигуры Яшмы. Лашуня подняла голову и зашипела на жрицу. Испугавшись, Нора отступила к выходу. – Я не понимаю, объясни мне! Объясни, зачем ты это сделал!

– Ее пытались отравить в лазарете, – начал я, но жрица не стала слушать. Она замотала головой.

– Нет… нет-нет-нет… ты не понимаешь! Ничего не понимаешь!..

В ее глазах стояли слезы. Она посмотрела на меня, как на последнего предателя, и выбежала вон.

– Ну вот, теперь тебе не придется меня прятать, – хмыкнула Яшма, сев на кровати.

Вскоре весь Огузок знал, что мутантка жива и находится у меня в хижине. Не прошло и получаса, как у моего дома собралась целая толпа народу. Лашуня никого не пускала внутрь, я вышел к ним один.

– Ее никто не тронет, пока не будет суда! – сказал я, обращаясь к воинам. – Солнце может требовать чего угодно, правила общие для всех. Ее судьбу решат на общем совете, как только она сможет ходить!

Я почувствовал, как кто-то отпихнул меня в сторону. Обернувшись, я увидел Яшму. Она вышла из хижины.

– Отстаньте от доходяги, я пойду с вами, – сказала она.

– Не вздумай! – рявкнул я.

– Я решила!..

Она попробовала повысить голос, но что-то пошло не так. Повязка на ее груди на глазах стала алой, Яшма выпучила глаза от боли. Я подхватил ее, пока она не упала.

К счастью, к этому моменты подоспела троица. Они помогли мне отнести мутантку в дом, а Лашуня позаботилась о том, чтобы никто не посмел пройти внутрь. Чувствуя свою вину, в этот раз крыса не подпускала никого к хижине ближе, чем на метр.

Вскоре меня вызвали в шатер совета, мне пришлось идти, оставив с Яшмой троицу.

На совете я сказал о том, что жрицы пытались отравить мутанку. Солнце все отрицал, тогда я стал настаивать на суде, но человеческом, а не божественном.

Я описал перед предводителями все достоинства Яшмы и убедил большинство, что она незаменима, как работник. Определенно, у нее были мотивы, по которым она вернулась на Огузок, зарезав двадцать черных. Мы все должны были ее выслушать.

Василий поддержал меня, Луна тоже решил, что в суде ничего плохого нет. Погодник все еще не оправился после сражения, и не смог голосовать. Карпуша горячо поддерживал Солнце, а Буревестник упрямо шел наперекор жрецу, и в итоге по числу голосов было решено судить Яшму сразу после того, как она поправится.

После совета я кинулся домой, чтобы рассказал им новость. Они одобрили мои действия.

– Яшме повезло, что ты член совета. Иначе не было бы ни шанса, – вздохнул Шляпа.

– Я сделаю все, что в моих силах, – сказал я, глядя на спящую мутантку. Вот паршивка, такую кашу заварила… а сама знай себе жрет и дрыхнет.

Все эти дни я работал у зеленых. Миналии здорово прибавилось, она появлялась в самых неожиданных местах, едва успевали собирать.

– Как там эта Яшма? – спросил Карпуша, вываливая на грядку полное ведро свежей миналии. Несколькими взмахами внушительных граблей он превратил склизкую траву в равномерный слой каши.

С завистью поглядев на то, с какой силой и навыком Карпуша справляется с работой, я взялся за грядку перед собой, в полной мере осознавая свою никчемность.

– Вчера она смогла взять в руку ложку, но… А почему ты спрашиваешь?

– Я слышал, на нее не действуют яды, а нам сейчас нужны сильные руки. Миналии вокруг стало столько, что ее не успевают собрать из воды! Она в прудах с ламинарией, с фукусом… Да везде! Если она перезреет и останется в воде, если попадет кому-то в еду…

Сделав из двух ведер две свежие грядки, мы отправились за новой порцией к кучам, куда островитяне сваливали еще не начавшую гнить миналию.

– Раньше такого ведь никогда не было, да? – спросил я, озадаченно осматривая огромные кучи, которые нам принесли со всего Огузка. К счастью, свежая миналия была не так опасна, так что люди сами могли собрать ее и принести к зеленым, которых и на греблю-то едва хватало.

– Только один раз, лет десять назад, но и тогда, кажется, ее расплодилось меньше, – сказал Карпуша. – Она росла на нашем берегу и кое-где на Остове, стражники привозили нам ее раз в день, и дальше она никогда не шла. С какого тунца она вдруг всплыла в каждой луже – ума не приложу!

– С того, что черные побывали на острове, – предположил я.

– Ты думаешь, они рассеяли споры? – он говорил недоверчиво, но наверняка уже не раз сам об этом думал.

– А какое может быть другое объяснение? – я пожал плечами. – Была же какая-то причина, по которой они отступили. Они могли бы остаться и задавить нас числом, а потом дождаться лодок с Остова. Но они ушли. Возможно, успели рассеять споры, которые ураган разнес по всему Огузку.

– Даже если и так. Уже около десятка отравившихся среди наших… если так пойдет дальше, начнется эпидемия! – прогремел Карпуша. – Короче, поднимай на ноги свою Яшму! Завтра на суде я отдам свой голос за нее, если она будет работать у зеленых.

– Какая щедрость! – я не выдержал и скривился. – Когда я поднял вопрос о суде, ты кричал о том, что ее нужно повесить, чуть ли не громче, чем Солнце!

– Все меняется, – невозмутимо сказал Карпуша, взмахивая граблями. – Я ненавижу предателей, но сейчас это не имеет значения: с этой водорослью надо покончить!

– Думаю, Яшма согласится, – сказал я, подумав. – Но она еще не оправилась. Из-за яда, который оранжевые всыпали ей в рану на груди, она едва шевелит правой рукой.

– Яд святош убивает взрослого кита, а это полосатое чудовище еще живо! Ничего с ее рукой не сделается. Как только сможет держать грабли, приводи ее сюда.

Больше Карпуша со мной не говорил, да и некогда было: каждые десять минут оранжевые привозили целые тачки миналии, собранной с грядок. Проклятая водоросль из одной крошечной частицы за несколько часов вырастала в трехметровую нить! Приносили ее быстрее, чем мы успевали отнести, перемешать и размазать то, что уже было. Собирать перегной мы тоже не успевали: в лучшем случае в оборот попадало три четверти, остальное валялось на территории зеленых вместо почвы.

Сражение, казалось, было уже давно. Прошло не больше суток с тех пор, как черные уплыли обратно на Остов, и тогда это началось. В прудах с водорослями и рыбой появились ростки миналии. Началась новая борьба.

С каждым днем миналия захватывала все новые участки. Несмотря на то, что зеленые гребли без устали, Огузок обрастал ей на глазах. Все надеялись, что водоросль скоро сбавит обороты, что ее соберут и она прекратит портить наш урожай. Но сегодня был уже шестой день… Становилось ясно, что это дерьмо не может просто взять и внезапно закончиться.

Когда солнце стало садиться, все зеленые сложили грабли у одной из стен и отправились по домам. В отличие от зеленых, я жил с другой стаей и мне нужно было сначала идти к Банным Гротам, чтобы смыть с себя яд, а только потом уже домой. Но в этот раз я почувствовал, что не могу шагать так далеко. Усталость, накопившаяся за эти дни, словно цепью приковала меня к этой части острова. Все, что я сделал, это нырнул в море и поплыл вдоль берега к желтым, надеясь, что соленая вода смоет хоть что-то.

Выбравшись из воды, я поспешил домой, где меня ждала Яшма. Как только оправилась, она стала помогать мне с делами по дому, в основном готовила. Приятно было возвращаться, зная, что тебя ждет тарелка горячей еды.

Я рассказал мутантке о предложении Карпуши.

– По-моему, все это бесполезно, – сказала она бесцветным голосом.

Чем ближе был суд, тем хуже ей становилось. Теперь, когда она только-только вернулась к жизни, ей грозила виселица. Мутантка отказывалась даже выйти из хижины, не хотела видеть, что потеряет после суда.

Я пытался ее приободрить, ведь я был почти уверен в том, что все обойдется.

– Погодник завтра проголосует за твою невиновность. Василий – это само собой, ты же ему вроде внучки! Луна… с ним я пытался говорить, но он не выдал своей позиции. Однако, он верит сыну, и если Погодник оправдает тебя, то и Луна тоже. Получается, четыре голоса против Солнца, и неизвестен только голос Буревестника. Это почти полная победа!

– С чего ты взял, что твой Погодник вступится за меня? – спросила она, уныло возя ложкой в миске. – Ты говорил с ним?

– Ты вернулась, помогла нам в бою. Если ты правда хочешь остаться, он увидит это и поможет тебе, – уверенно сказал я.

Яшма только покачала головой и улеглась в свой гамак. Она подозвала к себе Лашуню и отвернулась от меня к стене.

На следующее утро она встала раньше меня, чтобы подготовиться. На суд она собиралась, как на какое-то торжество, сделала себе прическу, оделась в длинную белую рубаху, которую принесли ей желтые.

Когда мы пришли на главную площадь, находившуюся вокруг шатра совета, там уже столпились жители со всего Огузка. Суд должен был быть публичным, потому сюда пришли все неравнодушные. Разумеется, площадь была заполнена оранжевыми и желтыми, но также я заметил среди них несколько голубых, синих и даже фиолетовых.

Многие на Огузке слышали историю Яшмы, и всем им хотелось посмотреть, чем же она кончится.

Из всех предводителей последним пришел Погодник. Я не виделся с ним с самого дня сражения, и теперь с досадой отметил, что выглядел он скверно. Он шагал, тяжело опираясь на свой посох, третий глаз закрывал кривой тюрбан. То ли оранжевые не слишком старались его вылечить, то ли шторм и вправду выпил из него все силы.

Когда все предводители, наконец, собрались, из шатра на площадь вынесли стол, так чтобы они могли сесть в ряд напротив толпы. Яшму посадили между людьми и судьями, лицом к последним.

За какие-то минуты до того, как ее вызвали, она совершенно преобразилась. Отчаяние, душившее последние дни, куда-то испарилось, она вышла в толпу с былой решимостью. Прическа, подпоясанное простое платье… среди оборванных жителей Огузка она выглядела, как знатная дама Остова, не как преступница.

Перед самым началом суда меня отправили в первые ряды, откуда я мог только наблюдать. В самом процессе мне участвовать запретили.

Первым заговорил Солнце – никто не мог отнять у него этого права. В конце концов, он ждал этого момента дольше всех.

Поднявшись со своего места, он обвинил Яшму в предательстве, в смерти двух сотен человек и, разумеется, в шпионаже. Пока он говорил, оранжевые за моей спиной аж подобрались, будто чайки, готовые броситься на добычу. Это был их час возмездия… по крайней мере, они на это рассчитывали.

– Из-за твоего доноса погибли две сотни человек! – воскликнул Солнце в конце своей речи. – Их непрожитые жизни на твоей совести, убийца!

Оранжевые зашумели, поддерживая своего предводителя.

У меня в подкладке куртки было спрятано два кинжала, я незаметно потянул руки к ним, чтобы в случае чего быть готовым защищать Яшму. Конечно, против почти тысячи оранжевых мы вдвоем ничего не стоим, но оставлять ее толпе я не собирался.

– Ты обвиняешь меня в смерти своих людей, но меня там даже не было! – крикнула Яшма, вставая со своего места. Ее окрепший голос вырвался в дрожащий рев, сравнялся по громкости с шумом сотен голосов, и то, что она сказала дальше, услышали все. – Но ты там был! Что ты сделал для того, чтобы защитить своих людей!?

Голоса смолкли на пару мгновений, но затем по толпе разнесся недоуменный шепот. "Что, что она ему сказала?" – слышалось отовсюду.

Предводители стай, до сих пор неподвижно сидящие на месте, подобрались. Кто-то смотрел на Солнце, кто-то на Яшму. Жрец сжимал в руке свой посох, Яшма стояла, нерушимая, как скала, и ветер развевал ее белое платье и волосы. Они стояли друг напротив друга, словно охотник и зверь.

– Ты ничего не сделал! – рявкнула она, а затем обернулась к стоящей позади толпе. – Никто из вас ничего не сделал, чтобы защитить их!

– Откуда тебе знать, что там было? – крикнул Солнце. – Тогда тебя уже переодели в черное!

– Стражники, которые были там, рассказали мне обо всем, – ответила Яшма. – Да, я сказала им, что храм строят. Но я не знала, где он находится! Никто из нас не знал, где он, даже Дельфин, который исходил весь ваш остров. И стражники никогда бы его не нашли, если бы кто-то из вас им его не показал!

Толпа зашумела. Обернувшись, я увидел, что все стаи косились на оранжевых, что-то им говорили.

– Ты лжешь! – крикнул Солнце, за ним взвились и оранжевые.

– Она говорит правду! – возразил Погодник, но его слабый голос был едва слышен в поднявшемся шуме.

Ситуация начала выходить из-под контроля, толпа гудела, предводители тоже стали перекрикиваться, пытаясь успокоить своих и друг друга.

Все разрешил Карпуша. Он вдруг встал и бросил на середину площади один из своих снарядов. Стоило мячу удариться о землю, он с грохотом взорвался, превратившись в облако зеленого газа.

– Тишина! – рявкнул Карпуша. Даже крик Яшмы не мог сравниться с его громоподобным басом! После такого все сразу умолкли.

– Она сказала правду! Она не говорила стражникам, где храм… Это был кто-то другой, – просипел Погодник, тут же закашлявшись.

– Тогда пусть говорит дальше! – сказал Буревестник, поворачиваясь к Солнцу. – Если храм нашли не из-за нее, то мы судим не того.

– Узнав про храм, стражники не сразу отправились взрывать остров, – продолжила Яшма, когда на площади стало достаточно тихо. – Сперва они стали отлавливать оранжевых по одному. Втайне от остальных, стражники отводили их в пустые части острова и задавали вопросы. Кое-кто из опрашиваемых рассказал про храм, не прошло и часа.

– И ты знаешь, кто это был? – мрачно спросил Солнце. Казалось, он стал еще темнее, хотя это было невозможно: его черная кожа и так поглощала весь свет, даже черт лица было не разглядеть.

– Я не знаю имени вашего предателя, – Яшма внимательно смотрела на Солнце. – Но кто-то из оранжевых был уверен, что я знаю, и пытался убить меня, когда я лежала в вашем лазарете. Сама, или по приказу, одна из жриц отравила одну из моих ран, чтобы скрыть правду, – она замолчала, переводя дыхание, потом снова взглянула на судей. – Имени я не знаю. Зато я знаю, к кому первому стражники пошли бы с вопросами. И кого бы они первым убили, найдя храм. И не могу не спросить тебя, Солнце, почему двести твоих людей казнили, а ты до сих пор жив и здоров?

После ее слов на площади стало так тихо, что были слышны крики чаек на далеком берегу. Слова Яшмы поразили всех: она обвиняла Солнце в измене собственной стае, и делала это не без оснований!

Поверить в то, что верховный жрец сам сдал храм стражникам, спасая свою жизнь, было почти невозможно… однако, то, что его не тронули, было более чем странно. И то, что жрицы, считающие Яшму уже мертвой, решили подстраховаться и прибегнуть к яду, тоже было странно. Какой смысл им был добивать ее ядом, не высказав всего, не заставив признать свою вину? Нет, это не было похоже на месть. Это было похоже на трусливую попытку избавиться от возможного свидетеля. Теперь мне это казалось очевидным, хотя раньше даже в голову не приходило…

Мучаясь догадками, все ждали, что скажет верховный жрец.

– Твои слова только доказывают, что ты не знаешь всего, о чем говоришь, – произнес Солнце. – Я был в храме, когда его взрывали, меня первым отвели туда и подо мной разорвался первый снаряд. Я был мертв трое суток, но потом Бог возродил меня в столпе оранжевого пламени, пролившемся с неба! Все присутствующие видели это.

– Ты это что, серьезно!?.. – Василий чуть не подавился, глядя на Солнце. – Ты теперь у нас воскресший пророк!?

– Огненный столп мы видели, но поверить в то, что ты говоришь?.. – Буревестник поморщился.

– Он говорит правду, – тихо сказал Погодник, с трудом подняв голову со стола. – Он был в том храме и должен был умереть. Если кто и предал свою стаю, то это был не Солнце. Он понес наказание от стражи вместе с остальными.

Все, что видел Погодник, было правдой. Если было в этом мире хоть что-то нерушимое, то это было его слово. Сейчас он не подтверждал то, что Солнце воскресил его Бог, он лишь говорил, что тот был в храме в момент взрыва и как-то спасся… Пожалуй, только эта мысль удерживала меня и многих других в толпе от того, чтобы не уверовать сию же секунду.

Убедившись, что никто больше не собирается обвинять его, Солнце продолжил.

– Ты не назвала имени предателя, и поэтому все, что ты говоришь, не снимает с тебя вины! – произнес он, крепче сжимая посох. – Люди погибли, потому что ты сдала нас страже. Доказательств обратного у тебя нет!

– Да, по моему доносу на ваш остров пришли пять сотен стражников, – ожесточенно сказала Яшма, сжимая кулаки. – Но вас две с половиной тысячи, и никто не посмел противостоять им! Ваша стая самая большая и единственная могла дать отпор страже в одиночку, но вам было легче безропотно отдать им своих соседей, чем взяться за оружие и попробовать защитить своих! Вы можете проклинать меня, можете повесить или сжечь, но в смерти тех двухсот виновата не я, а ваша трусость!

– Ты обвиняешь нас в трусости, а сама отлеживалась у стражников, пока мы отвоевывали остров! – крикнул кто-то из толпы оранжевых. – Ты не лучше нас, ты не имеешь права так говорить!

Ему вторили согласные. Карпуше снова пришлось успокоить толпу, гаркнув на них как следует.

– Но зачем ты вообще пошла к стражникам!? – вдруг воскликнул Василий. – Это первое и самое главное, что нужно было выяснить! Какого тебя туда понесло, почему ты решила вернуться, искромсав людей, с которыми жила бок о бок четыре месяца!? Бог с ними, с оранжевыми, которые и вправду не стали защищать своих, хотя могли! – он искоса взглянул на Солнце. – Лично мне для решения ничего больше не нужно, только ответы на эти простые, человеческие вопросы! Зачем ты пошла к стражникам!?

Это были вопросы, на которые она до сих пор никому не отвечала. Но на самом деле это было то, о чем все мы, все ее друзья, мучительно думали все эти полгода.

Я знал, что что бы ее ни погнало туда, она раскаивается. Каждый день я видел это в ее глазах, ужасное чувство вины, из-за которого она решила умереть в бою на том берегу. Расспрашивать ее было бессмысленно, я знал, что не отступился бы от нее, даже если она сделала это, потому что всегда хотела быть стражницей.

Однако сейчас я замер вместе с остальными в ожидании ее ответа.

– Я… – вдруг Яшма запнулась.

Все это время она говорила уверенно, не раздумывая, как будто знала наперед каждое свое слово. Теперь же она стушевалась и умолкла.

Ее молчание заставило меня нервничать. Неужели там было что-то хуже, чем то, к чему я себя готовил?..

– Я ошиблась, – наконец, сказала она. – Я хотела пойти по стопам прабабки, но потом поняла, что не могу там жить. Но и возвращаться сюда я не собиралась. Я не рассчитывала на то, что выживу после той вылазки.

– Она врет! – вдруг сказал Погодник. Все это время он почти лежал на столе, уткнувшись лицом в сложенные руки. Сейчас он приподнялся, чтобы посмотреть на Яшму, будто хотел убедиться в верности своих ощущений. – Она не думала ни о какой прабабке!.. – пробормотав это, он снова положил свою огромную голову на стол.

– Говори правду перед судом! – приказал ей Солнце, вспыхнув. – Как ты посмела лгать!?

– Хорошо, я скажу правду! – крикнула Яшма, раздраженно тряхнув головой. Пряди волос выбились из кос, распушившись. – Ты отправил Дельфина на смерть! Он погиб бы в ямах на острове синих, если бы его не вытащили, поэтому я и пошла к стражникам с условием, что его освободят и разрешат жить на Остове! Нравится вам такая правда!?

Вся толпа, все сотни, собравшиеся на площади, обернулись на меня. Я же не мог отвести глаз от Яшмы… неужели она решилась на все это только из-за меня!?

– Ты не должна была!.. – только и смог сказать я.

– А что я должна была!? – сказала она так тихо, чтобы слышали только я и ближние ряды. – Сидеть, сложа руки, и молиться Солнечному Богу!?

– Я бы вернулся!

– И в каком же виде ты бы вернулся!?.. – воскликнула она, отворачиваясь от меня.

– Она говорит правду? – спросил Буревестник у Погодника.

– Да! – сказал колдун, собравшись с силами ударив о стол своим посохом. Звук получился неправдоподобно громкий, словно и стол, и посох были раз в десять больше. Все болтуны сразу заткнулись. – Она пошла к стражникам, потому что это был единственный способ спасти Дельфина. Я и сам пытался его вытащить, но я бы не успел. Ее поступок спас ему если не жизнь, то рассудок. Одной загадкой для нас стало меньше. Теперь мы знаем, кто на самом деле одел его в черное и тем самым начал восстание. Восстание, благодаря которому мы все сейчас тут стоим.

– Лично мне больше ничего слышать не надо, – сказал Василий. – Я знаю Яшму с детства: она готова пойти на что угодно ради тех, кто ей дорог. У оранжевых был шанс избежать последствий ее доноса, и она наверняка подумала об этом, прежде чем заговорить со стражей. Ведь она не сказала им самого главного, что все их доспехи изъяном! А то, что оранжевые сами сдали свой храм, уже не ее вина!

– Готовность к самопожертвованию – то, чего оранжевым никогда не понять, – вдруг сказал Буревестник, глядя на Солнце. – Вы могли спасти своих, это правда. Но вы струсили, а теперь пытаетесь наказать девчонку, которая ценой своей свободы и жизни пыталась спасти близкого человека! В этом вам есть, чему у нее поучиться.

– Делаете из нее героиню, да!? – Солнце яростно взмахнул посохом. – Но ведь она предала не только нас, она смогла убить людей, с которыми ела за одним столом полгода! Ценность жизни ей не ведома, в ней нет ни чести, ни сострадания, только эгоизм, умение и желание убивать! Это ее путь, ее смысл, как у всех красных. Подумайте об этом, прежде чем дальше говорить о ее самопожертвовании! Ее поступок – не жертва, а очередное убийство для достижения цели.

После его слов никто из предводителей не решился заговорить. Всеобщее молчание продолжалось почти минуту, – целую вечность. И тогда Солнце указал на черный ящик в центре стола.

– Если сказать больше нечего, начнем голосование! Синий камень – Яшму казнят. Белый камень оставит ей жизнь.

Подняв над головой синий камень, чтобы все присутствующие его увидели, Солнце опустил его в ящик.

– За смерть моих людей.

Дальше была очередь Буревестника. Все замерли в ожидании.

Вдруг он поднял рук, и все увидели, что он держит синий камень.

– За то, что убила своих черных соратников.

Дальше был Карпуша. Он поднял белый камень.

– Она дышит миналией. Живая она принесет больше пользы, – сказал он.

За Карпушей сидел Василий. Он молча положил белый камень.

– Мне тяжело принять это решение, – сказал Луна, когда пришла его очередь. – Пусть сперва мой ясновидящий сын отдаст свой голос: я последую за ним, чтобы не обречь невиновного на смерть или не помиловать убийцу.

Все обратили внимание на Погодника. Он с трудом поднял голову со стола. По его лицу было понятно, что он готов вот-вот упасть в обморок, и изо всех сил удерживает внимание на том, что происходит.

Он поднял руку, чтобы взять один из камней, но пошатнулся и скинул их оба на землю. Затем наклонился, чтобы поднять нужный камень, но не смог усидеть на месте и упал под стол.

Луна вскочил с места и наклонился к сыну, пытаясь привести его в чувства. Солнце степенно подошел к ним сзади.

– Он держал в руке синий камень, – сказал верховный жрец, обращаясь к толпе и остальным судьям. – Можно считать, что суд окончен.

– Стойте! – вдруг раздался тонкий детский голос.

Люди удивленно зашептались, стоявшие к правому краю площади стали расступаться, пропуская кого-то к площади.

Наконец, из толпы вышла низкая девушка, больше всего похожая на одну из фиолетовых ведьм. Ее виски были выбриты, волосы заплетены в мелкие косы, собранные на затылке. Одета она была в шахтерскую рубаху, охваченную металлическими цепями вместо пояса.

Когда она встала перед судьями, их лица вытянулись, словно у нее, как и у колдуна, было три глаза. Когда она, криво улыбаясь, повернулась к толпе, многие женщины не сдержали слабого вскрика… Ее уши, брови, нос, губы, даже подбородок были проколоты металлическими кольцами и гвоздями. Даже сам Погодник, слывший своей любовью к ужасным украшениям и не менее ужасной одежде, выглядел не так жутко по сравнению с ней.

Я внимательно всмотрелся в девушку. Я знал всех ведьм Погодника, и она была не из них, но при этом меня не покидало чувство, что где-то ее лицо мне уже попадалось. Присмотревшись, мысленно добавив волос и убрав с лица металл, я с удивлением понял, что это Барракуда…

– Меня зовут Барракуда, я из стаи синих, – сказала она, сложив руки на груди и вызывающе оглядев всех присутствующих. – Я не хотела выходить сюда, чтобы вы все на меня пялились, но, похоже, если я промолчу, вы просто убьете беднягу: люди, непохожие на других, никогда не получают справедливости!

Она с сочувствием взглянула на Яшму.

– С чего ты решила, что можешь влезать в суд!? – спросил Солнце, намереваясь прогнать ее. Он уже поднял посох, чтобы велеть своим увести ее, но Барракуда жестом остановила его. Ее детский голос сбивал с толку, казалось, она совсем ребенок… но то, как уверенно говорила, заставляло прислушиваться.

– Ты больше других хочешь услышать то, что я скажу, уж поверь! – она самоуверенно усмехнулась. Дождавшись, пока Солнце опустит посох, она продолжила. – Итак, ты сказал, что обвиняешь Яшму только потому, что она не может назвать имя оранжевого, показавшего стражникам храм, так? Если я подарю тебе это имя, ты заберешь свой камешек и дашь ей спокойно жить?

– Откуда ты можешь знать эту правду, если ты из синих? У меня нет причин слушать тебя и уж тем более нет причин верить твоим словам! – сказал Солнце, глядя на нее с нескрываемым презрением.

– Тут все просто, даже ты не подкопаешься: просто послушай! – Барракуда уже откровенно издевалась над Солнцем, повергая всех в шок своей наглостью. Как ни странно, Буревестник не останавливал ее, напротив, он прятал в бороде гордую улыбку. – Погодник мой друг, и после того боя я пришла в ваш лазарет проведать его. Он лежал там же, где и Яшма, так что я случайно видела, как ее пыталась отравить одна из твоих жриц. На этой жрице было ожерелье из мариния, так что я знала, о чем она думала, когда сыпала какой-то порошок в рану. Там была и месть, и ненависть, но главное – она боялась, что Яшма поправится и, пытаясь оправдаться перед оранжевыми, назовет имя того, кто на самом деле показал храм. Я слышала это в мыслях жрицы.

– У тебя есть доказательства, помимо слов? – сурово спросил Солнце, с видимым усилием сдерживая накатившее на него бешенство. Месть была уже в его руках, но, если Барракуда сможет что-то доказать… Яшму ему придется отпустить и признать, что в смерти оранжевых виноваты сами оранжевые, причем не только своим бездействием.

– Зачем тебе мои доказательства? Мне ты никогда не поверишь, что бы я ни сделала! – заявила Барракуда. – Тебе все расскажет твоя жрица. Я просто укажу на нее пальцем, а ты у нее сам спросишь.

– Ни одна из жриц не осмелится лгать тебе, – заметил Василий. – Нужно проверить то, что говорит эта странная девочка.

– С помощью мариния можно понять, чего хочет человек, – сказал Буревестник. – Барракуда лучше всех понимает его язык. Она никогда не ошибается. Ей нужно верить.

– Ты не можешь это проигнорировать, – добавил Карпуша, пристально глядя на Солнце. Мнению других предводителей он не мог противиться, как бы ему этого ни хотелось.

– Хорошо. Пусть все жрицы выйдут на площадь! – крикнул он.

Из толпы оранжевых на площадь одна за другой стали выходить девушки и женщины. Когда все они выстроились в несколько рядов и замерли в ожидании, Солнце сделал жест, велев Барракуде указать на одну из них.

Двигаясь плавно, будто змея, девушка пошла вдоль рядов, всматриваясь в лицо каждой жрицы. При ее приближении многие жрицы начинали нервничать, переступать с ноги на ногу. Другие же, напротив, смело встречали пристальный взгляд Барракуды, всем своим видом показывая, что им нечего скрывать от говорящей с металлом.

Достигнув середины второго ряда, девушка вдруг остановилась, упершись взглядом в одну из жриц. Кто это был, я не видел: женщины из первого ряда загораживали ее лицо. Но я заметил рыжие волосы. Из всех жриц только у одной были рыжие волосы.

– Это она, – сказала Барракуда.

– Нора, иди сюда. Остальные – вернитесь, – велел Солнце.

Жрицы исполнили его приказание в точности, а Нора двинулась к столу, едва передвигая ноги от страха. Дрожа всем телом, она встала на колени перед своим предводителем, – перед всеми предводителями, – и преданно взглянула ему в глаза.

Еще когда Барракуда сказала про ожерелье из мариния, мне в голову закрались подозрения, но я до последнего убеждал себя в том, что это был кто-то другой! Как могла та Нора, которую я знал, хладнокровно отравить умирающего, да еще покрывать предателя, выдавшего храм!?.. Я готов был поверить в то, что Барракуда ошиблась, но, если бы это было так, это означало бы, что Яшму ждет казнь.

Как и все присутствующие, я весь обратился в слух. Именно сейчас все должно было решиться.

– Ты отравила Яшму? – спросил Солнце, сурово глядя на девушку.

– Да, – ответила она.

– Зачем ты это сделала?

– У меня было много причин сделать это и ни одной, чтобы не сделать, – проговорила она, собравшись с духом. В ее голосе звенели слезы.

– Ты знаешь, что я хочу услышать, Нора.

Девушка кивнула. Она заговорила.

– Яшма сказала правду. Храм нашли из-за того, что один из нас рассказал про него. Это был мой дед, Рыжее Пламя. Стражники допрашивали нас вдвоем, они пригрозились изнасиловать и убить меня у него на глазах, если он не скажет им… Он не смог молчать.

Закончив, она продолжила прямо стоять на коленях, глядя на Солнце, но ее плечи дрожали, она едва удерживалась от рыданий.

– Вернись к нашим, – устало велел ей Солнце.

Буревестник сделал знак Барракуде, чтобы та тоже ушла.

Девушки вместе вернулись в толпу, Нора ушла к оранжевым, Барракуда молча встала возле меня. Краем глаза я видел, как край ее губ тянется вверх в кривой улыбке.

– Моим людям не пришлось бы делать этот выбор, если бы не ты, – сказал Солнце, глядя на Яшму. Он знал, что должен поступать справедливо, знал, что все присутствующие сейчас думают о словах Барракуды насчет цвета его камня.

– Мне тоже не пришлось бы делать свой, если бы не ты. Но нам нечего прощать друг другу, – спокойно ответила Яшма, дав ему оставить свое решение неизменным.

Тут по площади разнесся стук камня. Все тут же обернулись к ящику.

– Я хотел положить белый, – пояснил Погодник, убирая пустую руку. Пока все смотрели на Барракуду и жриц, он успел очнуться от обморока и вернуться за стол.

Луна тоже положил свой камень.

– Четыре против двух, с Яшмы снимаются все обвинения, – объявил Карпуша, чтобы все слышали. – Ты останешься с нами на правах жителя и защитника Огузка!

Я опустил голову, шумно выдыхая: неужели этот кошмар наконец-то закончился!?

– Сейчас ты можешь выбрать любую стаю, где останешься, – сказал Карпуша. – Но лучше иди к зеленым, там ты нужнее.

– Она пойдет к желтым, она же прирожденный кузнец! – возразил Василий.

– Я останусь в красной стае, – ответила Яшма. Она опустилась на свое место, не в силах больше стоять. Только что четыре белых камешка вернули ее с того света.

– Красные погибли во время землетрясения, – объяснил Карпуша, смотря на нее, как на дурочку. – Их больше нет.

– Я же есть. Значит, я буду за красных, – ответила она. – Погребу миналию, а дальше как пойдет.

Наконец, все было решено. Люди стали расходиться, а я мог подойти к Яшме.

– Что бы ты там ни собирался говорить, давай потом? – попросила она, встретив меня измученным взглядом. – Это было непросто.

Я покачал головой и крепко обнял ее, стараясь не задеть больные ребра. Она не сопротивлялась, но ее руки остались прямыми.

Мы простояли так несколько секунд, а потом над нами раздался рев Карпуши.

– Эй, белая глиста! Грабли в зубы и работать, и так кучу времени потратили! Ты! – он обратился к Яшме. – Идешь с нами?

– Сегодня она ничего делать не будет! – сказал я, прежде чем она успела открыть рот.

– Куда ей работать, когда надо праздновать!? – к нам подоспел Василий. Он довольно потрепал Яшму по плечу. – Эх, и набедокурила ты, девочка! Об этом суде люди еще долго вспоминать будут.

– Выпить мне сейчас точно не помешает! – сказала она, отстраняясь от меня и вставая рядом с Василием. – Я буду у желтых.

– Встретимся вечером, – кивнул я.

– Пошли-пошли, миналия сама себя не разгребет! – не отставал Карпуша. – Молодняк, воды вас забери!..

Подрывник был неумолим, он почти силой тащил меня с площади.

Так как большинство жителей были на суде, миналию нам не приносили. Но как только оранжевые разошлись по местам и увидели, что творится в их водных грядках, телеги с водорослью повалили одна за другой.

Я старался грести за троих в тот день, чтобы Карпуша отпустил меня хоть немного пораньше. Часов до семи вечера он и слышать об этом не хотел, но потом вдруг сжалился и разрешил мне идти по делам.

В этот раз я дошел до Банных Гротов и хорошенько вымылся, затем вернулся домой, чтобы переодеться в самую приличную рубашку, которая у меня была: подарок фиолетовых ведьм.

Когда я пришел в свой дом, сразу бросилось мне в глаза отсутствие гамака и крыски. Кажется, Яшма все забрала…

По пути к желтым я зашел к оранжевым. Немногочисленные люди, бродившие по улицам, провожали меня внимательными взглядами, но не подходили и идти не мешали.

Я нашел Нору недалеко от одного из лазаретов. Она готовила лекарства, сидя у котла в центре своего шалаша.

Когда я зашел, она сидела, подмяв ноги под себя и склонив голову на грудь. Мерно помешивая варево, она тихо что-то напевала.

– Привет, – сказал я, обращая на себя ее внимание.

Нора вздрогнула и оглянулась. Увидев, что это я, она помрачнела и отвернулась.

– Зачем ты пришел? – спросила она.

– Нужно поговорить, – произнес я, садясь у котла напротив нее.

– Хочешь сказать мне, что нехорошо травить беззащитных убийц? – Нора смотрела на меня настороженно, как будто думала, что я мог ей что-то делать. Похоже, она решила, что я пришел, чтобы осуждать ее.

– Хочу спросить, как Солнце поступил с твоим дедом.

– Он ничего не сделал. Ни ему, ни мне, – она продолжала разглядывать меня, словно ожидая чего-то. – Но не все оранжевые с ним согласны. Меня и так не любили после Бивня, теперь это… Меня теперь называют Черной Жрицей, ведь я несу смерть, – она вздохнула и болезненно скривилась. – Ты пришел сказать, что помолвке конец, да?

– Да, – ответил я, чувствуя себя протухшим моллюском.

Бросать ее одну сейчас – худшее, что можно было сделать на моем месте. Что бы там ни произошло, у Норы не было выбора: она защищала своего последнего оставшегося в живых родственника, а он в свое время защитил ее от толпы стражников. Никто не был виноват в том, что произошло.

– Я не собираюсь ни в чем тебя винить, ты поступала так, как я сам мог поступить на твоем месте, – сказал я. – Но вместе мы быть не сможем… мы разные.

Я говорил спокойно, но Нора вдруг вскинулась, как будто я ударил или оскорбил ее.

– Ах мы разные!? – прошипела она, сверкая зелеными глазами. – Разные! Зато вы с этим полосатым животным одинаковые!?

– Она не животное! – воскликнул я, пораженный такой злобой.

– Не делай такие глаза, Дельфин! Это из-за нее ты тут сидишь, ты всегда думаешь о ней, ты думал о ней даже после того, как она ушла к черным! Что я только не делала, чтобы ты обратил на меня внимание, но тебе было все равно! Ты и на тот пляж пошел из вежливости!.. – распаляясь, Нора начинала кричать. Пламя под ее котлом разгорелось на весь шалаш, его жар стал обжигать мне кожу, но жрицу оно не трогало.

– Я пришел сюда не для этого! – я старался говорить спокойно и уверенно, хотя мне это давалось непросто. – Сейчас творится непонятно что, стражники следят за нами, стаи грызутся между собой, миналии с каждым днем становится все больше… Нам с тобой нет смысла враждовать! Мы все нужны друг другу.

– Что!? Сначала вы с ней убили Бивня, теперь растоптали меня на глазах у всей общины, и после этого ты говоришь о дружбе!? Да ты сломал мне жизнь! И пусть хранит тебя Бог от моей мести, потому что, если у меня будет возможность, я разрушу все, чем ты дорожишь!!! Убирайся отсюда и не попадайся мне на глаза, а не то я выжгу твои!!!

Она кричала, огонь вот-вот готов был перекинуться на мою одежду, но я заставил себя сидеть на месте.

– Я не виноват в том, что не смог полюбить тебя! – крикнул я, с трудом овладевая страхом перед стихией, которая бушевала прямо перед моим носом. Если я убегу сейчас, как трус, то всю оставшуюся жизнь буду бояться ее! – Я бы не сделал тебя счастливой, и Бивень бы не сделал! Немедленно успокой пламя и дай мне поговорить с тобой!

Ответом на мои слова был истошный птичий крик и сноп искр. Я закрыл лицо руками от устремившихся ко мне языков пламени, моля всех Богов, чтобы Норе хватило ума не сжигать меня заживо прямо посреди своей стаи!

Огонь вгрызся в мою кожу, в нос ударил запах паленых волос, я как будто нырнул в кипяток или, наоборот, в ледяную подземную воду! Острая жгущая боль разрядом расползлась по телу, парализуя… Это длилось всего пару секунд, а потом пламя отступило. Я понял это только потому, что вокруг стало ощутимо темнее: места, которых коснулся огонь, продолжало жечь.

Выждав еще секунду, я убрал руки от лица, чувствуя при этом, как натягивается опаленная кожа на локтях.

Костер под котлом был крошечный, напротив меня сидела Нора с залитым слезами лицом и ужасом в глазах. Она прижала руки ко рту, увидев меня.

– Ну… я это заслужил, – сказал я, осматривая себя.

Рубашке был конец, огонь прожег рукава и плечи, на коже пузырились свежие ожоги. Боль была сумасшедшая, но… на самом деле, бывало и хуже.

– Послушай меня, – я снова обратился к всхлипывающей Норе. – Ты одна из самых талантливых жриц, у тебя удивительный дар к врачеванию. Что бы о тебе ни говорили и ни думали, гораздо важнее то, что ты делаешь, а не то, что с тобой происходит! Сейчас все ужасно, вокруг творится непонятно что, но ты справишься, потому что справлялась с вещами и похуже. Ты можешь и дальше обвинять во всем этом меня или Яшму, но мы просто люди и меньше всего мы хотели тебе навредить. Мы, как и ты, не могли изменить обстоятельств. Иногда они просто выше нас.

– Уходи!.. – прошептала Нора, заходясь рыданиями. Но на этот раз это были холодные, очищающие слезы, а не яростная истерика. – Просто уходи, дай мне побыть одной…

Я встал и, стараясь особенно не двигать руками, вышел.

Совершенно случайно, как это обычно бывает у оранжевых, возле шалаша по делам собралось полстаи. Когда я показался наружу, в меня впилось не меньше сотни любопытных глаз, кое-кто тут же в горло заржал.

Не обращая на них внимания, я поплелся к желтым, надеясь, что у них есть что-нибудь от ожогов.

– Ого!.. Га-га-га-га!!!.. Вы это видели!?

У костра, где разместилась троица, меня встретили неуемным гоготом.

Пока ржали, они освободили мне место, дали еды и налили в стакан настойки. Потом, продолжая ржать, выпили по стакану, и только после этого почувствовали, что на время их животам хватит.

– Ты можешь даже ничего не объяснять! – сказал Шляпа, обессилено валяясь на спине согнувшейся от хихиканья Орки.

Я вздохнул и провел рукой по голове. К счастью, волосы я закрыл кулаками, так что хотя бы лысины у меня не было. Зато скулы, уши, плечи и предплечья, – все, что я не мог закрыть, – были ярко-красными.

– Где Яшма? – спросил я, закончив с первой миской и наливая себе вторую. Настроение было паршивее некуда… что мне сейчас было по-настоящему нужно, так это отдых в тишине и покое. Но от этого отдыха меня отделял еще один разговор, возможно, не менее приятный, чем тот, что у меня уже был.

– Она с Барракудой куда-то пошла, – сказал Борода, довольно прихлебывая настойку. – Странная девочка сказала, что хочет побыть с нами. Сидела весь день немая, как рыба, но от настойки не отказывалась… Потом увела Яшму гулять. Их уже час нет.

– Барракуда пьет настойку?.. – я хотел удивиться, но это оказалось очень больно. Чем больше проходило времени, тем сильнее начинали ощущаться ожоги на лице.

– Кто она такая, кстати? – спросил Шляпа. – Она ничего про себя не рассказала, а вела себя странно… казалось, иногда она была не с нами.

– Она и правда необычная. Для нее мариний что-то вроде живого человека и воображаемого друга-помощника одновременно, – охотно объяснил я. – Я работал с ней в шахтах, но всего один день. Еще она… ну… Погодник без памяти влюблен в нее уже четыре года.

– Погодник!?.. – Шляпа с Оркой покатились в новом залпе смеха.

Видимо, грибную они тут уже попробовали.

– Бедная девочка!.. – Борода чуть не подавился.

– Бедный Погодник! – усмехнулся я, стараясь не особенно напрягать щеки. – Он в море готов броситься от отчаяния: она его в упор не видит. Хотя, судя по тому, что она ходила навещать его в лазарете… я давно не говорил с ним, может, что-то изменилось.

Тут из темноты к костру подошла Яшма. Она выглядела сильно озадаченной и даже не заметила меня. За ней появилась криво усмехающаяся Барракуда.

– Увидимся, – ласково сказала она Яшме и снова скрылась в темноте, видимо, пошла к своим.

Шляпа и Орка, только угомонившиеся, снова заржали в унисон.

– Что это было!? – ухмыльнулся Борода.

– А-а… – Яшма открыла рот, но потом тут же его закрыла. – В пучину все, дайте мне настойки!

Только выпив, она заметила меня. На ее лице тут же расползлась ухмылка.

– Что с тобой стряслось? – спросила она. – Тебя как будто белой краской по морде полоснули!

– Потом расскажу, – вздохнул я, разглядывая содержимое своей миски. Есть расхотелось.

– Ты по дороге в костер упал, что ли? – она посмотрела на мои плечи и руки и перестала улыбаться.

– Потом, – повторил я.

К нам прибежала Лашуня. Сначала она пошла к хозяйке, но я счел своим долгом переманить ее, предложив то, что осталось в моей миске. В итоге крыса выбрала меня, разлеглась у моих ног и дала почесать пузо, так что я мог быть доволен: зверюга не забыла, кто возился с ней все это время!

Мы вшестером посидели еще немного у костра, потом Василий принес очередную бутыль грибной настойки, и всем желтым досталось по стаканчику. К своему костру мы вернулись веселее прежнего, разговор пошел о суде, потом о каких-то пустяках. Мы смеялись, пили и ели, пока нас совсем не разморило.

– Так где, говоришь, твоя новая лачуга? – Яшма пихнула локтем задумавшегося Вадика, зевая. – Я с ног валюсь, спать хочу!

– Где раньше хижина была, возле старого столба, – невозмутимо ответил он. – Вещи там найдешь, в углу.

Яшма поднялся, я тоже встал.

– Я провожу, мне по пути, – сказал я. Она пожала плечами.

Мы пожелали всем пьяной ночи и пошли вдоль пустых улиц.

Большинство желтых сидело у своих костров, но мы обходили их стороной. Чтобы начать разговор, я дождался, пока мы попадем в место, где сидящие у костров нас бы не слышали, но яркий свет пламени позволял бы нам видеть друг друга.

– Может, ты все-таки останешься у меня? – спросил я, сделав над собой колоссальное усилие.

– Что? – Яшма удивленно на меня покосилась, как будто не расслышала.

– Я сильно привязался к Лашуне за это время и… в общем, мне кажется, нам неплохо было бы жить вместе, – выдавил я. Впервые в жизни я не мог вытянуть из себя ничего внятного, язык словно окаменел, но все-таки я сказал главное: – Я хочу, чтобы ты осталась у меня.

Яшма остановилась и повернулась ко мне. Она как будто не верила мне: ее взгляд был таким растерянным… Она отвернулась, и мы пошли дальше.

Она все молчала, размышляя, и я не торопил ее, удерживая расползающийся в груди холод.

– Вот, что я скажу, – наконец, произнесла она. – Случись этот разговор раньше, я бы даже не думала над ответом. Но произошло много всего. Когда на Остове мне сказали, что ты умер, я чуть ума не лишилась от горя. Твоя рожа все это время снилась мне в кошмарах, твое имя преследовало меня, как порча, куда бы я ни пошла!.. Я думала, ты погиб, потому что в момент землетрясения тебя везли на Остов в хлипкой лодке. И когда после битвы я очнулась в твоем доме и увидела тебя, первое, о чем я подумала, – что я на том свете! И я была одной ногой на том свете, пока Погодник не бросил свой камень… Я до сих пор не могу поверить в то, что все обошлось, что ты жив, и моя жизнь тоже продолжается.

– Но все обошлось, и нам нужно как-то жить дальше, – сказал я, стараясь избавиться от неприятного ощущения в желудке, будто что-то сжималось в тугой комок.

Яшма тряхнула волосами и посмотрела в сторону берега. Некоторое время она задумчиво изучала отблески на воде, потом облака, а потом, наконец, повернулась ко мне.

– Дай мне время, Дельфин. Мне еще ко многому нужно привыкнуть.

6. Зеленая смерть

Погодник танцевал, переступая узкими ступнями по песку, подражая ветру и набегающим волнам. Он раскидывал руки в стороны, ловя пальцами воздух, играя с ним. Вода льнула к его ногам, словно завороженное животное.

Я наблюдал за ним издалека, не решаясь помешать: что-то потустороннее, непонятное сквозило в его колдовских движениях. Что бы он ни делал, в этом был какой-то недоступный смысл.

С тех пор, как вызвал шторм, Погодник стал видеть странные вещи, которые уводили его прочь от реальности. Его третий глаз на время ослеп, но сейчас снова начал оживать, и сам колдун постепенно возвращался из потустороннего мира в наш. Хотя уходить оттуда ему не хотелось.

Все, кто его знал, пытались проводить с ним все время, вытаскивая из странных фантазий. Оставлять его одного можно было только ненадолго: он забывался до того, что мог себе навредить. Один раз он уселся на линии прилива и чуть не захлебнулся там. В другой раз он ушел гулять по шахтам синих и пробыл там два дня, непонятно как прячась от людей в голых стенах. Его чудом отыскала Барракуда. Помимо этого, он устраивал себе голодовки, не спал и зачем-то наносил себе раны… Но при всем этом он разговаривал и отлично воспринимал все, что происходило вокруг. Он даже управлял своей стаей и иногда, в моменты особенных прояснений, принимал важные решения.

Сейчас, когда его третий глаз прозревал, колдун с каждым днем становился все более вменяемым, но оставлять его одного мы все еще боялись.

– Эй! – крикнул я, спускаясь к воде. Похоже, Погодник собирался провести в этом танце остаток вечности! А у меня, в отличие от него, еще были дела.

Увидев меня, колдун странно улыбнулся. Он замедлил движения, но закончил их, только когда они пришли к некому логическому итогу.

– И что это было? – спросил я, разглядывая Погодника.

Тюрбан скрывал его третий глаз и неестественную форму черепа. Можно было подумать, передо мной стоял совершенно обычный парень, сильно загорелый и болезненно худой.

– Я был дождем! – объявил он, загадочно улыбаясь.

– А я ураган, гоню тебя обратно к голубым, – хмыкнул я. – Отец ищет тебя.

– Никакой ты не ураган, – усмехнулся Погодник, накидывая на свои хрупкие плечи огромную полосу ткани, валяющуюся на песке неподалеку. Он несколько раз обернул ее вокруг шеи на манер шарфа, выдернул из песка свой посох и пошел ко мне.

– Эх, знали бы вы, невежи, какая свобода открылась передо мной! Но вы же все такие умные, вам бы только посмеяться над чудиком! – беззлобно сказал он, радостно вдыхая подувший нам в лица ветер. – Я использую эту возможность, пока еще слышу голоса стихий так ясно! Скоро они совсем замолчат, и кто знает, смогу ли я еще хоть раз заговорить с ними?.. Поверь, если бы ты вдруг тоже их услышал, ты бы не задумываясь уплыл в открытый океан, навстречу их зову! И, поверь, тогда я бы не стал, как ты сейчас, смотреть на тебя, как на идиота!

– Может быть, может быть, – я улыбнулся, ведя его в сторону голубых. – Мне повезло, что на этот раз я нашел тебя так быстро! В прошлый раз пришлось звать Барракуду, чтобы вытащить тебя из шахт…

– Эй, я просто хотел побыть с ней наедине! – отшутился Погодник. – Слушай, давай погуляем по острову? Я не очень хочу возвращаться к отцу: он слишком уж обо мне волнуется! Думает, я теперь умственно отсталый. Ему этого не понять, да я и не прошу его об этом… но я хочу немного отдохнуть от его опеки.

– Как скажешь, – неожиданно для себя я согласился. Я вдруг понял, что мне и самому хотелось немного отдохнуть от всего того, что творилось на Огузке последние недели. Дела, наверное, могли немного подождать. – Куда пойдем?

– К Банным Гротам! Чую, нам там сейчас самое место…

Банные Гроты, лучшее место на острове, отдушина для каждого жителя, сейчас пустовали. Людям было не до того, чтобы плескаться в теплой воде. Многочисленные пещеры, котловины и водопады в пустую перегоняли воду.

Зайдя внутрь одной из искусственных пещер, наполненных густым белым паром, мы с Погодником разделись и залезли в горячую воду.

Я раскинул руки в стороны, упершись в край бассейна, и положил голову на горячий камень. Уставшее тело каждой своей клеткой ощутило, что такое истинное блаженство… Давно я не чувствовал ничего подобного!

– Не усни тут! – хихикнул Погодник, брызгая в меня. – И чего это ты такой замученный?

Меня передернуло от его вопроса. Я не стал отвечать, даже глаз не открыл: только дурак на его месте спросил бы. Дурак или безумец.

– Подумаешь, весь день возился с миналией…

От самого звука этого слова вся та легкость, которую я испытывал, испарилась, смешалась с водяным паром.

Спустя пару недель после того, как мы заметили странную активность водоросли, на Огузке начался настоящий ад. Вся территория зеленых была завалена гнильем уже спустя полторы недели, спустя несколько дней после этого началась эпидемия. Сначала каждый десятый, потом каждый седьмой… люди умирали за считанные дни, и никто ничего не мог сделать. Самые умные начали напиваться настойкой желтых еще с седьмого дня, такие по большей части отлично переносили отравление. Но настойку пили далеко не все. Упертые оранжевые, не признающие «дурной» напиток, не прикасались к ней даже после того, как больше сотни из них умерло в мучениях.

Сначала я помогал разгребать миналию, потом помогал сооружать погребальные костры… каждый день был занят только этим. Миналия и мертвецы. Иногда кто-то по пьяни что-то творил, и тогда я мог отвлечься на судебное разбирательство. В остальное же время все, что меня окружало, – разлагающаяся водоросль и мертвые люди. И этот запах… никогда в жизни я не забуду этот запах. Гниль проникала во все уголки острова, превращая все, что мы строили эти месяцы, в зловонные кучи.

– Этому кошмару конца не видно, – вздохнул я, моргая, чтобы прогнать из головы жуткие образы.

Погодник был слишком занят играми с водой и ветром, чтобы заметить, что происходит вокруг. Он не мог понять тех страданий, которые сводили людей с ума, и я не мог винить его за это. В конце концов, он живет где-то выше всех нас, – в этом я не сомневался.

– Конца не видно, говоришь? Он не так далеко, Дельфин! Когда все переболеют этой заразой, тогда все и кончится, – сказал Погодник, разматывая свой тюрбан. Шапка заботила его куда больше, чем тема разговора.

За тюрбаном он снял и повязку на лбу, открыв больной глаз. Смотрел он мутно и не открывался до конца, но в целом выглядел неплохо. Колдун зажмурил два нижних глаза, проверяя, может ли смотреть только верхним.

– Ну… по крайней мере, я вижу, что там светло, – он повернулся к выходу.

– Прежде, чем все переболеют, погибнут сотни…

– Выживут сильнейшие! Закон природы, – он пожал плечами, моргая всеми тремя глазами по очереди. – Черным сейчас тоже несладко.

– Похоже, голубая болезнь свалила всех, кто тогда был на Огузке, – кивнул я. – Они даже разведчиков до сих пор к нам не отправили… Но возможно, они просто не хотят, чтобы те сталкивались с миналией.

– Может… – Погодник явно терял нить разговора. Она уставился на воду в бассейне и смотрел на нее так, словно в ней сидела русалка. – Я сейчас нырну, а ты вытащи меня через пару минут, если я сам не смогу?

– Эй, давай без этого! – возмутился я. – Одного раза тебе мало было!?

– Да все будет хорошо, ты ничего не понимаешь! – скривился колдун. – Мы, люди, так ограничены, все, что мы знаем о мире, это лишь плод работы нашего тела! Мы так цепляемся за свою жизнь, будто она – не сплошное ограничение свободы! А стихии – это чистая энергия, прекрасная и абсолютная!.. Сейчас я ближе к ним, чем когда-либо. Я понимаю, что я сам – вода, земля и воздух, и что имею кое-что, чего нет ни у океана, ни у ветра! У меня есть сознание, чтобы оценить красоту истинной гармонии сил в природе… Я учусь управлять вещами, которые до сих пор мне были недоступны! Я многое могу сейчас, и прошу тебя о помощи скорее для твоего спокойствия, чем для своей безопасности…

– Да ныряй уже! – велел я, невольно поморщившись от нахлынувшего потока слов. Он мог достать кого угодно своей болтовней!

Довольно замолчав, Погодник медленно погрузился на самый нижний ярус бассейна, тот, который был последним перед синеющей бездной, откуда поднималась горячая вода.

На секунду я позавидовал ему: хотел бы я так же уплыть от всего и говорить с духами.

Я быстро прогнал эти мысли, и, чтобы не возвращаться к ним, стал тарабанить пальцами по камню, меряя секунды. Наверное, нужно будет вытащить его через минуту, если сам не выплывет…

Вдруг в такт моим постукиваниям по пещере разнеслось шлепающее эхо. Прислушавшись, я понял, что кто-то шел прямо к нашему бассейну.

Через несколько секунд передо мной стояла Барракуда.

– Купаешься? – спросила она. С интересом осмотрев меня и лежащие за мной вещи, она потянула руки к цепям на своей рубашке и стала их расстегивать.

– Да, – ответил я, уходя поглубже. Из выдолбленных в стенах крошечных окон света пробивалось немного, но его вполне хватало, чтобы заметить прозрачность воды. – Вокруг полно свободных купален, между прочим!

– Я привыкла мыться здесь, так что если ты не против…

Она скинула с себя все, что на ней еще оставалось, и с разбегу прыгнула в воду в полуметре от меня.

Девушка вынырнула, изящно откинув назад мокрые черные косы. Взглянув на меня, она весело оскалилась, затем стала искать кого-то взглядом.

– А где Яшма?..

– Яшма?

– Та полосатая красотка, с который ты глаз не сводишь! – она усмехнулась. – Разве ты тут не с ней?..

Тут ее лицо озадаченно вытянулось.

– Но если эта одежда не Яшмы, то с кем ты тут?..

Открыв рот для ответа, я вспомнил про Погодника, который все еще был на дне и, скорее всего, уже наглотался воды…

Я тут же нырнул вниз, высматривая на темных камнях что-нибудь, напоминающее тощего колдуна.

Он сидел на одной из нижних полок, скрестив ноги и положив руки на колени, отрешенно пялясь куда-то в глубину. Я помахал рукой перед его лицом, он очнулся, посмотрел на меня и тут же схватился за горло, выпуская пузыри воздуха. Взяв его под руки, я быстро поплыл наверх.

Когда я вытащил его на поверхность, барахтающегося и кашляющего, Барракуда забилась в самый темный угол.

Увидев ее в бассейне, Погодник тут же перестал кашлять и широко раскрыл все три глаза. Похоже, в этот самый момент его третье око окончательно прозрело…

– Она привыкла мыться здесь, а мы ведь не против компании, да? – усмехнулся я, подталкивая онемевшего от восторга колдуна к краю бассейна, чтобы он снова не ушел на дно.

– Так ты тут… с ним, – Барракуда поморщилась, выжимая тяжелые косы.

– Решили устроить банный день, – объяснил я.

Погодник пялился на Барракуду, она мылась, делая вид, что ей все равно. Сидеть и наблюдать за ними мне не особенно хотелось, потому я нырнул обратно в воду, чтобы немного поплавать и заодно выяснить, насколько здесь глубоко.

Похоже, гроты и впрямь были бездонными… в какой-то момент стены расширялись, открывая подземное озеро. Уцепившись за самый нижний край, я замер, всматриваясь в темноту. Вдруг перед глазами замерцали тусклые искры, а в голове стал нарастать какой-то писк, словно уши заложило на глубине… Это было странно: не так уж далеко я заплыл.

Я устремился обратно наверх, но шум в голове не исчезал.

«Как он?» – вдруг услышал я сквозь него. – «Понимает хоть что-нибудь?»

Этот голос внутри моей головы так поразил меня, что я невольно поплыл назад, выпустив пузыри воздуха.

Что это, во имя неба, за штучки!?

Я прислушался к своим ощущениям и понял, что слышу голос вовсе не в голове: он шел из серьги на моем ухе. Барракуда говорила со мной через мариний.

Я вынырнул и недоуменно посмотрел на девушку и Погодника. Они были в разных концах бассейна, и, вроде бы, колдун к ней не приставал. Почему тогда она спрашивает про его вменяемость?

Я не был уверен, что мне хватит могущества провернуть то же самое, но я попробовал ответить ей, что с ним все в порядке… И, похоже, у меня не получилось: Барракуда вдруг расхохоталась, да так, что чуть не хлебнула воды, согнувшись пополам. Она булькнула пару раз и закашлялась, прекратив смеяться.

Погодник захихикал.

– Она со мной говорила!.. – выдавил он сквозь смех, дергая себя за мочку уха, где была серьга из мариния. – Спрашивала, можешь ли ты нас подслушать!.. «С ним все в порядке!»… Все с тобой ясно, друг мой упыреныш!

Девушка залилась, на этот раз еще громче, так что ей пришлось держаться за борт, чтобы остаться на воде.

– Так синие могут не только мысли слышать, но и общаться через мариний на расстоянии? – спросил я, обдумав ситуацию.

– Не синие, только я и Жемчуг! – ответила Барракуда, улыбаясь.

– И какое же расстояние самое большое?

– Мы слышим друг друга на разных концах Огузка, – сказал Погодник. – Между нами особенная связь, да, милая? – он подмигнул Барракуде двумя глазами, левым и верхним. Она скривилась.

– Я вас слышал, значит, и другие так могут… Если научить хотя бы пару десятков синих говорить на расстоянии, вести оборону Огузка мы сможем эффективнее! – сказал я, раздумывая, как еще можно это применить. – Как вы могли молчать об этом!? Столько всего уже можно было сделать!..

– Это мое открытие, – Барракуда недовольно нахмурилась. – С чего мне рассказывать о нем всем подряд?

– Я поговорю с Буревестником, он наберет людей, и ты научишь их этому, хорошо? Чем больше смогут это делать, тем лучше…

– Что!?.. Нет! – воскликнула она с таким возмущением, будто я попросил ее вынуть гвозди из лица. – Не стану я никого учить!

– Ты понимаешь, что ты сейчас говоришь? – изумился я. – Это же связь друг с другом на расстоянии, несмотря на шум и обстановку вокруг! Мы сможем управлять людьми во время обороны, разведчики смогут докладывать об увиденном прямо с места наблюдения… это огромные возможности!

– Послушай, улитка, ты у нас любишь построить из себя активиста, но мне это все не нужно, ясно? – взвилась Барракуда. – Я сама по себе, так всегда было, и я не собираюсь ничего менять! И только попробуй пойти к Буревестнику и повесить на меня десяток придурков, я тогда!..

– Ты тогда что!? – я повысил голос, не сумев сдержаться: ее тон выводил меня из себя! – Ты не можешь присваивать себе то, что может спасти кому-то жизнь!..

– Эй, я научу их! – вдруг крикнул Погодник, перебивая меня. – Я тоже умею болтать с маринием, да и объясняю я лучше, ты же знаешь… к тому же, для этой способности нужны навыки видения, как у моих девочек. Синих и фиолетовых нужно учить вместе, чтобы они делились друг с другом знаниями. Так что оставь Барри в покое, я все сделаю!

– Ты уверен, что сможешь? – я посмотрел на него с недоверием. Несколько минут назад он чуть не захлебнулся, потому что слишком ушел в себя и забыл, что надо дышать.

– Я уверен, – кивнул он. – И я бы не захлебнулся, если бы ты меня не разбудил, в этом и был смысл!

– Хорошо, – вздохнул я, приходя в себя после внезапной перепалки. – Тогда нам нужно поговорить с Буревестником. Открытие важное, оно может понадобиться нам в любой момент, так что лучше сделать это сейчас.

Упершись ладонями в край бассейна, я подтянулся и вышел из воды.

– Надо сделать это сейчас! – воскликнула Барракуда, парадируя меня. – Да кем ты себя возомнил, а!? Раздаешь приказы, словно Солнце! Жемчуг тебе ничего не должен только потому, что тебя назначили судьей!

– Он должен людям на Огузке, – ответил я, стоя к ней спиной и надевая штаны. – Как и каждый из нас.

– Как много слов о людях и их жизнях, только послушай себя: ты говоришь, как черный, и ведешь себя так же! – продолжила Барракуда. Она словно вспыхнула и не могла остановиться, ее несло все дальше и дальше. – Ты считаешь, что можешь решать за других! С какой стати!? У тебя нет права приказывать нам, говорить, что делать с нашими знаниями, чем делиться, а чем нет! Мы свободны, наши синие собраться подарили нам эту свободу ценой своих жизней, взорвав шахты, не для того, чтобы выскочки вроде тебя указывали, что нам делать!

Я не стал ей ничего объяснять, только сказал Погоднику, что буду ждать его снаружи.

Он задержался в пещере, но ненадолго, и вышел один.

– Ты же знаешь, синие не выносят, когда им говорят, что делать…

– А оранжевые мечтают, чтобы все верили в Бога! – фыркнул я. – Сейчас не время кричать о своих желаниях и устраивать распри, сейчас нужно делать все, чтобы выжить.

– Так тебе говорили на Остове, да? – вдруг усмехнулся он.

– По-твоему, я не прав!?

– Эй, я люблю Барри, а ты на нее кричал! Конечно, ты не прав! – воскликнул он, нахмурившись. С его лицом эта эмоция выглядела особенно устрашающе. – Считай, я еще не разбил тебе нос только потому, что твоя рожа все равно от этого не много потеряет: уж слишком ты страшный…

Он вдруг улыбнулся, его лицо разгладилось и посветлело.

– Эй, ты тоже это видел? В жизни она куда красивее, чем во снах! – сказал он, мечтательно прищурив третий глаз. – У нее такие гармоничные плечи, такая аккуратная грудь…

Покачав головой, я повел его в сторону синих.

Когда мы нашли Буревестника, он сперва не поверил в то, что услышал. Он считал, что если бы через мариний можно было общаться на расстоянии, Барракуда бы ему об этом сказала, а если не она, то кто-нибудь другой из шахтеров.

– Это все ваши фиолетовые бредни! – категорично заявил он. – Я уважаю таланты фиолетовых, но я не хочу, чтобы мои люди тоже гонялись за волнами, пока не захлебнуться! И тебе, Дельфин, посоветую завязать с этим. Справился ты с солнцем, и хватит уже этих сомнительных практик!

– Да прицепились вы все к тому случаю с приливом! – возмутился Погодник. – Слушай, понимаю, твои люди заняты работой, мои тоже. Для развития способности, о которой я говорю, нужно много упражняться с маринием и научиться улавливать кое-что помимо света, звуков и простых вибраций. Но Дельфин прав, нам нужно попробовать! Если он смог слышать, значит, и другие синие тоже смогут, если хотя бы попробуют учиться у фиолетовых.

– И чего ты от меня хочешь? – вздохнул Буревестник.

– Я выберу одного из твоих шахтером и одну свою ведьму. Поручу их друг другу и, думаю, через несколько дней они смогут общаться, находясь каждый на своей территории, – заявил Погодник. – Ты ведь прислушаешься к своему человеку, если он подтвердит то, что я говорю, и позволишь учиться остальным желающим?

Никто никогда не отказывал Погоднику. Наверняка Буревестник, как и я часом раньше, тешил себя мыслью, что слова колдуна логичны и только поэтому он разрешил ему делать, что хочется.

С позволения Буревестника мы с Погодником спустились в шахты, где колдун выбрал одного синего, которого посчитал наиболее подходящим. Это оказался здоровый и сильный детина, который одним ударом кирки, казалось, сотрясал всю шахту.

Я объяснил бедолаге, что ради очень важного эксперимента ему придется немного пожить с фиолетовыми. Поначалу он хотел отказаться, но услышав, чему будет учиться и у кого, – по словам Погодника, его ждали несколько дней в обществе самых красивых ведьм, – он все-таки согласился.

– Что ж, Угорь, я доверяю тебе, – сказал Буревестник, когда мы привели к нему избранного шахтера. – Если ты сможешь провернуть то, о чем они говорят, это будет серьезным шагом для всех нас, ты ведь это понимаешь?

Он неуверенно кивнул. Мы с Погодником неловко переглянулись: гарантий, что парень вот так ни с того ни с сего сможет встать на один уровень с Барракудой или с одной из ведьм у нас не было.

Посмотрев на нас, Буревестник махнул рукой, проворчал что-то и вернулся к своим делам.

Мы отвели Угря на территорию фиолетовых.

Из хижин доносился стрекот станков и стук молотков, женщины с корзинами, полными сухих водорослей или ингредиентов для краски, ходили туда-сюда, из общей кухни валил дымок, чуть отдающий гарью.

Если не приглядываться, можно было бы не заметить, что стая уменьшилась почти вдвое, что многие сильно похудели и выглядели больными: все так же быстро и суетно выполняли свою важную работу, потому что могли выполнять ее.

Только вчера я помогал вывезти отсюда труп пожилого мужчины, и до самого костра за нами шла молчаливая женщина со всеми признаками болезни…

Я прогнал эти воспоминания.

Оставив нас с Угрем дожидаться снаружи, Погодник скрылся в большом доме на окраине поселения. Это здание было чем-то вроде его собственного храма, там жили лучшие ведьмы, которых колдун сам отбирал на протяжении многих лет. Наверное, даже старейшины оранжевых не пользовались таким уважением в своей стае, как эти ведьмы среди фиолетовых: Погодник был для всех них почти божеством, а ведьмы – его первые посредники.

– Я слышал, безумие не заразно, – сказал Угорь, тревожно косясь налево.

Там стоял загон, сложенный из костей и веревок, в котором бродили наименее вменяемые фиолетовые. Сейчас, когда Погодник сам был не в лучшей форме, он не мог помогать им, так что по развитию они походили на трехлетних детей, за которыми требовался постоянный присмотр.

С непривычки это зрелище могло вызвать отвращение и даже страх.

– Безумие не заразно. В отличие от любви к маринию, – я подмигнул Угрю. – Поверь мне, тебе здесь еще понравится!

Он неуверенно пожал плечами.

Наконец, Погодник вышел, и вслед за ним появились его ведьмы.

– Ой, кто к нам пожаловал! Чего ты давно не приходил, а!? – весело крикнула Радость, повисая у меня на шее. – Мы тут уже с ума сошли от скуки без твоих баек!

– Работа не пускает! – ответил я, бережно опуская на землю это белокурое чудо.

– Ага, работа, как же! – усмехнулась Тщеславие, высокая сильная брюнетка.

– Хоть бы заглянул, а то прячешься от нас, как виноватый! – оскалилась рыженькая веснушчатая Любовь.

– Как-нибудь к вам зайду на кружку настойки, – неуверенно пообещал я.

Ведьмы трясли меня еще пару минут, а потом, наконец, взялись за свою новую игрушку.

– А как тебя зовут, красавчик?

– Вы посмотрите, какие у него мышцы! Скольких из нас ты сможешь поднять за раз, а?

– Девочки, вы посмотрите, во что он одет! Ужас, эти лохмотья нужно немедленно снять и найти ему что-нибудь синее… Или тебе больше понравится фиолетовый, а?

Окружив раскрасневшегося бедолагу, они ласково, но настойчиво повели его в дом.

– Не затискайте его до смерти, мне его еще Буревестнику возвращать! – крикнул им вслед Погодник.

– Вернем в целости! – пообещала Любовь, задорно улыбаясь.

– Думаю, если забрать его от них через несколько дней, он найдет способ говорить с ними хоть со дна морского, – усмехнулся я.

– На то и расчет, – осклабился колдун.

Отведя Погодника к отцу, я со спокойной совестью пошел к собственному дому, надеясь переодеться в чистое и получить пару минут покоя.

Однако, еще до того, как я увидел собственное жилье, я услышал крики, доносящиеся изнутри.

Там, судя по всему, находились двое мужчин и ругались так громко, что проходящие мимо голубые недовольно оглядывались на окна.

– Я буду ждать его тут хоть до рассвета, и меня ничто не остановит! И ты будешь ждать его со мной! – вопил один из них.

Я поспешил зайти внутрь.

– Что тут происходит!? – громко спросил я, заходя в собственный дом.

Эти наглецы сидели прямо на моей кровати!

– О, кто прибежал! – хмыкнул второй мужчина. Он один из тех зеленых, которые попали в свою стаю сразу, а не после ям. – Где ты шляешься, когда людям нужно правосудие!?

– Я повторю еще раз: что тут происходит? – я нахмурился и повысил тон, давая им понять, что не намерен терпеть этот бардак ни секундой дольше.

Зеленый замолчал, а вот другой, желтый, явно почувствовал прилив сил после моих слов.

– Он выжрал полбутыли грибной настойки! – начал он. – Заявился на нашу территорию, забрался в мой дом и отлил из бутыли семь литров!

Кража грибной настойки… чего еще желать под вечер после того, как весь день разгребал гнилье под палящим солнцем?

Это звучало настолько бессмысленно, что я испытал жгучее желание вышвырнуть их из своего дома. Однако, я знал, что литр этой дряни может вывести из строя шестьдесят человек, если те не знают, как ее пить. Если настойку и правда украли, вора надо искать, иначе отравившихся в лазаретах станет еще больше.

– Ты правда это сделал? – я посмотрел зеленому в глаза, сосредотачиваясь на его зрачках. Это помогало отличить правду от лжи: когда человек лгал, мне казалось, что его глаза темнеют, хотя на самом деле этого не происходило. До Погодника мне было далеко, но, как показали расследования, метод еще ни разу меня не подвел.

– Ни капли я не выпил! – воскликнул он. – Хотел, но не выпил!

– Я его уже не первый раз у нас видел, он все что-то вынюхивал и крутился у моего дома, а потом пропало семь литров! Мы обыскали его дом, но там ничего не было, кроме пустого бурдюка: он все выпил! Не один, так с дружками!

– Карпуша бы не позволил им ничего пить, а один человек, даже зеленый, семь литров за день не выпьет, – сказал я, решив, что зеленый не врет. – Не вылил же он их!

– Да я в глаза эту бутыль не видел! – продолжил зеленый.

– И шатался среди нас дни напролет просто так, да!? – возмутился желтый.

– Да воры выкрали, они все прут! Или сам ты все выжрал! – кричал зеленый. – Я попросить попробовать хотел и все!

– Слушайте, я не могу ночью вламываться во все дома и искать грибную настойку, – сказал я, глядя на желтого. – Если ее начнут пить, это сразу же станет известно всем в округе, так что пропажа найдется быстро.

– Мы храним бутыль по очереди, чтобы воры и эти торчки не стащили, у нас сложная система дежурств… А этот специально следил за нами, чтобы залезть, куда надо!

– Надо было запирать дом или прятать лучше, – сказал я. – Идите к своим стаям, завтра, если ничего не прояснится, будем решать, что делать.

Но желтый не собирался успокаиваться: ему нужны были виноватые здесь и сейчас. Пришлось идти с этими двумя к Карпуше и объяснять ситуацию.

Узнав, что один из его людей подозревается в краже, связанной с грибами, он пришел в ярость. Зеленых он держал в железном кулаке, запрещал им пить и курить, заставляя наркоманов возвращаться к нормальной жизни.

Я рассказал подрывнику все, как есть, и дальше мог просто наслаждаться представлением: вместе с желтым Карпуша лично взялся обыскать каждый дом и проверить на вменяемости каждого из пятнадцати зеленых.

Выяснилось, никто из них не был причастен к краже, и то, как они оживлялись, слыша про пропажу, говорило нам больше всех их слов.

После этой проверки желтый, наконец, успокоился и ушел, обещая прийти завтра для дальнейших разбирательств.

Я, наконец-то, мог пойти ужинать.

Обычно я проводил вечера в стае голубых, сидя у костра и наполняя миску из общего котла. Но сегодня мне захотелось побыть среди желтых. Давно я у них не был… и вообще.

Найти костер известной троицы было не трудно: громкий хохот Яшмы и хихиканье мастеров разносились по всей стае.

Никакие невзгоды не могли смирить веселья выпивох: что бы ни творилось у остальных, желтые имели железный иммунитет к любым несчастьям.

– О, кто пожаловал! – воскликнул Борода. – Давненько тебя тут не было!

– Я тоже так подумал, – кивнул я, усаживаясь на предложенное место у костра. Мне тут же вручили тарелку с рыбной похлебкой.

– Яшма готовила, – заметил Вадик, и на лице его появилась легкая улыбка. – На Остове ее научили добавлять в еду травы и грибы… это что-то невероятное, попробуй!

Яшма жила у желтых уже месяц. Она отлично освоилась, свободно разгуливала по острову, общалась с друзьями и дралась с теми, кто пытался доказать ей, что убийцам не место на Огузка. Несколько раз мне на нее жаловались за драки, я приговаривал ее к часам особо тяжелых общественных работ, и все оставались довольны.

Первое время Яшма провела в хижине у Вадика, но потом, к неудовольствию химика и к крайнему моему облегчению, переехала в отдельную хижину, построенную специально для нее.

Большую часть времени она гребла миналию вместе со мной у Карпуши, но говорили мы редко: работы было слишком много. Возвращаясь же вечером к желтым, она могла окунуться в привычную для нее среду обитания и говорить о чем-то, что не было связано с эпидемией… Мне же не хватало времени даже на то, чтобы добыть себе рыбу на ужин, и зачастую я не мог позволить себе идти на другой конец Огузка. Мы с ней почти не общались… я едва ли знал, что происходит у нее в жизни. До сих пор я даже не узнал о том, что происходило с ней на Остове.

Вадик не мог не напомнить мне об этом.

– Пф, невероятное! После твоей стряпни и сырая рыба за засолку сойдет! – хмыкнула Яшма, чем вызвала взрыв смеха у Бороды и Шляпы.

Вадик только еще шире улыбнулся.

Я попробовал. Вкус был весьма необычен… но мне понравилось. Говорить об этом я, правда, не стал.

– Эй, а что ты делал после работы? Я не видела тебя среди могильщиков, а мужики, которые хотели судью, выискивали тебя по всем стаям почти сразу после того, как ты ушел, – Яшма не сводила с меня внимательного взгляда.

– Луна попросил меня отыскать Погодника.

– О, колдун опять учудил! – воскликнул Шляпа, предвкушая свежие сплетни.

– На этот раз все обошлось, – я не смог не улыбнуться тому разочарованию, которое вызвал у любителя поболтать своими словами. – Похоже, он постепенно приходит в себя. Но есть новости.

– Да ну? – хмыкнул Шляпа. Остальные внимательно слушали.

Я рассказал им об открытии Барракуды, о том, что синие и фиолетовые могут говорить через мариний на расстоянии. Это было похоже на то, как общаются киты и дельфины: неслышными простому уху волнами. Хотя, конечно, мариний явно ловил и передавал нечто большее, чем просто высокочастотные колебания.

– А ты сам слышал? – спросила Яшма.

– Да… и, похоже, у меня получилось даже говорить, – я улыбнулся.

– Вот это да!.. – выдохнул Борода. – Если ваша затея удастся, это будет огромный прорыв… я слышал, у древних людей были машины, которые позволяли переносить голос в пространстве. Может, теперь будущее за телепатией?.. Странная вещь этот мариний! Еще исследовать и исследовать…

Меня ждал получасов рассказ о том, как кузнецы желтых продолжают изучать мариний, как находят все новые и новые техники обработки, дающие совершенно разные результаты.

Потом новостями стали делиться остальные. Шляпа умудрился выдать сестру замуж за одного из желтых – но это я знал уже давно. Недавно бедолага приходил к нему и просил взять чудо на время домой: бедный мужик, видимо, только теперь разглядел тяжелый характер Орки, и немного устал.

Вадик предпочел отмолчаться: он и так был не слишком разговорчив, а сейчас, видимо, выполнял какое-то особое поручение Василия. Химия в стае желтых всегда была отчасти закрытой темой.

Когда пришло время расходиться, и я поднялся, чтобы идти к голубым, Яшма предложила проводить. Я не отказался.

– Ты неважно выглядишь в последнее время, – сказала она скорее с укором, чем с заботой.

– А ты, кажется, вся цветешь, – я усмехнулся.

Яшма выглядела как никогда лучше. Да, заметно похудела, но все равно работала за четверых и, кажется, была счастлива. Проблемы миналии ее почти не трогали: она редко видела кого-то, кроме зеленых и желтых. По крайней мере, я так думал.

– Что? Пф! От меня прежней не осталось и следа! Ты посмотри на это! – она напряла руку, указывая на бицепс, потом повернулась спиной. Кожа обтянула тугие узловатые мышцы, словно они были продолжением скелета. Но чтобы различить их тени сквозь полосы, требовалось усилие. – На арене на меня не поставил бы даже самый отчаянный! Хотя сил у меня не убавилось, форму мне поддерживать некогда, я вся сдулась… – она тряхнула головой. – Работа с миналией – не то что на арене, да и есть правильно я не успеваю. Но я рада, что занимаюсь этим.

– Я слышал, ты подружилась с Барракудой.

– Она пристала ко мне после суда и с тех пор приходит иногда, – она пожала плечами. – Похоже, что подружились.

– Ясно…

– А вот ты забыл про всех своих друзей за этот месяц, – сказала она. – Ты ни с кем не общаешься и ходишь мрачнее смерти. Это неправильно. Я не считаю себя вправе лезть к тебе в душу после всего… но ведь раньше мы часто говорили.

– Раньше люди не вымирали из-за того, что наш остров сгнивает заживо, – процедил я. – Вы… вы все как будто не видите этого.

– Ты сам взвалил на себя это, – Яшма нахмурилась. – Об этом я и пытаюсь сказать. Не слишком ли много ты тянешь на свои тощие плечи? Ты изводишь себя с миналией, потом идешь забирать трупы, возишься с пьяницами, сидишь в шатре совета… Эта работа для четверых. С чего ты взял, что необходим везде?

– Что?.. – я остановился. – По-твоему, мне стоит пожалеть себя и начать побольше выпивать у костра, пока люди вокруг роют могилы!?

– Так я и делаю, – Яшма вздернула подбородок и сложила руки на груди. – Ты говоришь, что заботишься о людях, но мы оба знаем, что все это значит! Только вот ты зря надрываешься: большинство из тех, о ком ты якобы печешься, с радостью прикончат тебя в угоду Солнца, как только потребуется!

– Да что ты можешь знать?..

– То, что все знают: что творится в шатре совета! Почти каждый раз вы с Солнцем не согласны, и в последнее время ты перестал понимать, что просто не можешь указывать людям вроде него, что они могут делать, а что нет! Оранжевые считают тебя виноватым во всем: им и при страже жилось прекрасно, не то что теперь. Ты был против них на суде, ты позволяешь себе унижать их вождя на совете… Ты ведь был простым посыльным! Может, ты и не знаешь, так я скажу: многие думают, что ты пытаешься занять главное место в Совете.

– У нас нет главного места!

– Оно есть. Остальные предводители заботятся о делах своих стай, и это разумно: ни у кого нет такой власти, как у Солнца. Он считает себя главным – и пусть так оно и будет, так безопаснее для всех.

– Только не для тех людей, которые погибают по его вине! Он внушает им, чтобы они не защищались от миналии и чуть ли не ели ее! Тринадцать оранжевых за неделю, старики, мужчины и женщины, дети, – его проповеди загоняют людей в могилу! Он, может, и считает себя небесным посланником, но он не замечает детей, которые смотрят на то, как горит тело их матери!

– Может, он хочет смотреть на них, – Яшма тряхнула своей гривой. – Он – самовлюбленный болван, который с радостью посмотрел бы, как люди умирают за одно его слово! Но тебе незачем пропадать, пытаясь сдвинуть нимб с его головы.

– Кто-то должен это сделать.

– Так почему ты!?

– Потому что я считаю, что это необходимо, и я могу это сделать! – воскликнул я. – В отличие от большинства здесь, я получил полное образование на Остове, я знаю историю человечества до потопа, знаю, к чему приводят вожди вроде Солнца, знаю, что такое века и тысячелетия нашего существования – это не идет ни в какое сравнение с теми жалкими сотнями лет, которые люди живут в море, прячась от природы! Сейчас мы, способные жить под новым небом, забрали Огузок, и это значит кое-что куда большее, чем просто свобода преступников от надзирателей. Это означает, что теперь у человечества есть шанс выжить. А чтобы оно выжило, люди, которые могут ходить под этим новым солнцем, должны прекратить умирать! Солнце убивает не только своих последователей, он убивает саму возможность для человечества жить в этом месте через сотни и тысячи лет!

После моих слов Яшма замолчала.

Я мог бы разозлиться на нее за то, что она не думала о таких важных вещах. Но я понимал кое-что: она ведь никогда не знала о войнах между нациями, знала только о сражении между двумя смотрящими друг другу в глаза бойцами. Ее мир был привязан к простым, понятным системам, которые измерялись единицами и не существовали дольше десятка лет. Она даже представить себе не могла, какой масштаб охватывает существование человечества!

К тому же, Яшма, бесспорно, была сильным и мудрым воином, но при этом оставалась женщиной, в глубине души желавшей только одного – безопасности для всех своих близких. Ей было все равно, пока беда не касалась ее друзей.

Я не мог требовать от нее понимания, но, похоже, она приняла мои слова.

– Я хотела убедить тебя оставить эти идеи, но теперь не стану, – сказала она, когда мы уже дошли до моего дома. – Я, похоже, успела забыть, что ты умнее меня. Ты, а не я, объединил стаи и помог им прийти ко всему этому. Мне следует не отговаривать тебя, а идти за тобой и помогать во всем. Теперь я хочу сказать, ты можешь рассчитывать на меня. Всегда мог.

– Я рад, что ты на моей стороне, – искренне сказал я.

– Я всегда была на твоей стороне, – отрезала она, уверенно смотря мне в глаза. – И буду, что бы ни случилось.

Я кивнул.

Мы разошлись, и я лег спать. Несмотря на разговор, от которого меня пробила дрожь, я уснул сразу же.

Утром меня разбудили.

Я чувствовал, что не выспался, и что еще хотя бы час сна дал бы мне необходимые силы… но неизвестные продолжали настойчиво стучать в дверной проем.

Я поднялся с лежанки и обмотал вокруг бедер покрывало, приготовившись гнать в шею незваных гостей. Наверняка это были вчерашние желтый с зеленым!

Но когда я открыл полог, заменяющий дверь, то понял, что раздражение придется унять.

Там стоял Кит, серый, словно полотно.

Несколько дней назад он приходил ко мне, спрашивал про отравление миналией. Я подумал, что худшее случилось с Нерпой, его женой: по лагерю ходили слухи, что ее сильно тошнило, но она говорила, это беременность. Кит сказал то же самое. С тех пор мы не виделись, и я надеялся, что и правда ошибся. Но, судя по его виду сейчас, я оказался прав.

– Я знаю, я не вовремя, но… – выдавил он, подняв на меня измученный взгляд. – Можно я побуду с тобой немного? Я не могу, просто…

Я провел его внутрь и усадил за стол, налили ему настойки, но он не стал пить.

– Нерпа говорила, что это вредно для ребенка… отказывалась до последнего, – сказал он, тупо смотря на стакан. – Сейчас с ней одна из жриц, молится и колдует с травами. Она говорит, нужно бороться до последнего и верить… Я ей там не помощник.

У меня язык не поднимался что-то сказать Киту. Утешать было бесполезно, а пытаться внушить надежду – бесчеловечно. Можно только догадываться, что он пережил за эти дни… и к чему сейчас себя готовит.

Если на третьи или четвертые сутки после отравления не наступало улучшение, то через один или два дня отравившийся умирал, так было всегда. А Кит приходил ко мне пять дней назад, и это значило, что Нерпу спасет разве что ее Бог. Но пока он еще никого не спас, кроме Солнца.

Я приготовил завтрак на двоих из того, что еще оставалось в моем погребе, но Кит не стал есть.

Я провел с ним еще несколько часов, стараясь отвлечь от грустных мыслей рассказами о изобретениях желтых и фокусах, которым научились фиолетовые. Он вряд ли слушал внимательно, но мои слова хотя бы помогали ему не думать.

– Ты можешь оставаться тут, сколько хочешь, но мне уже пора работать, – сказал я Киту, поднимаясь из-за стола.

– Прости, что доставляю беспокойства, – неосознанно ответил он. – Я побуду тут еще немного…

– Ход в погреб возле шкафа, там есть немного вяленой рыбы и прохладная настойка, – на всякий случай сказал я. – Вода там тоже есть.

До зеленых я пошел длинным путем, и неожиданно встретил Яшму. Она уже слышала о том, что Нерпа умирает, и я рассказал ей о встрече с Китом.

– Неужели совсем никто не поправлялся после пятого дня? – спросила она, хмурясь. – Хоть один?

Я покачал головой.

– Кто-то доживал и до восьмого, но они не могли нормально дышать и все равно умирали.

– Не могу поверить, что она не пила настойку, зная, что беременна… Да, это не самое полезное для ваших женщин, но это дало бы им обоим шанс!

Упрямство оранжевых меня и самого выводило из себя. Они рыдали от горя, когда смотрели, как горят тела их жен и детей, но все равно отказывались пить то, что могло их спасти!

Солнце отравился одним из первых, но его даже не тошнило. Он провел пару дней в молитвах и строгом посте, а на третий день вышел едва ли не здоровее прежнего. Теперь оранжевые следовали его примеру и пытались пережить болезнь своими силами, подкрепляя иммунитет молитвами.

– Смирись с тем, что смерть для них – не самое плохое, что может случиться, – посоветовал один из синих, зашагав рядом с нами. Этот переболел и присоединился к зеленым, желая помочь избавиться от водоросли.

– Кит, наверное, теперь часто себе это повторяет! – сказала Яшма, хмурясь. – Он должен был подмешивать настойку ей в еду, если ей не хватало мозгов пить самой! Походила бы не в себе несколько дней, перенесла бы отравление и жила бы спокойно с мужем и ребенком.

– Настойку тоже не всем пить можно, особенно беременным! – заметил синий. – Это все равно, что отказаться от ребенка. Очень мала вероятность того, что это пройдет бесследно.

– Эй, ты думаешь, моя мать была трезвенницей!? – воскликнула Яшма. – Отец плавал к желтым и работал в кузне, чтобы ему давали настойку. Они знали, это необходимо, чтобы я, родившись, не погибла от случайно залетевшего на арену дымка с желтого острова. Если бы Нерпа попробовала, хуже, чем сейчас, точно не было бы! Пожертвовать всем ради какой-то идиотской веры в мужика на небе!.. Как это может быть важнее, чем семья!?

Когда мы пришла к зеленым, Карпуша налетел на нас, словно голодная чайка на рыбу.

– Да вы трое совсем страх потеряли!? – гаркнул он, так что все рядом стоящие зеленые невольно вздрогнули. – Уже полдень, воды вас забери! Где вас носило!?

Кричал он громко и грозно: мы втроем действительно припозднились.

– Приступите немедленно! Ты – иди греби со всеми здесь! – он кивнул синему на кучи миналии. – Дельфин! Нужно разгрести один из прудов у оранжевых, отправляйся к ним, – затем он посмотрел на Яшму. – Пошли, девочка, попробуешь взять реванш за вчерашнее!

– После получаса форы? – фыркнула она, сразу повеселев.

– Боишься, не наверстаешь!?

– Что!? Да это повод не поддаваться!

Он взмахнула граблями, словно боевым шестом, эффектно всадив древко в землю.

Эти двое стоили друг друга! Если Карпуша и Яшма устраивали соревнования, все зеленые смывались куда подальше, чтобы их не погребли ненароком: миналия летала по всей территории, словно живая!

Я уже открыл рот, чтобы пожелать Карпуше удачи, но не успел произнести ни звука: оглушительный грохот, закладывающий уши, разнесся по всему острову.

Я посмотрел на Яшму и Карпушу, потом на остальных. Они тоже оглядывались, пытаясь понять, не померещилось ли им.

Через пару секунд оглушительная волна снова прокатилась по Огузку.

Этот сигнал подавали дозорные, он означал, что на воде замечен большой отряд черных.

 

7. Синяя жидкость

– Проклятье! – воскликнул Карпуша, оборачиваясь к морю. – Похоже, это со стороны желтых.

– Нужно идти туда, – сказал я.

Когда мы пришли, у желтых уже было не протолкнуться: люди толпились у берега, стараясь увидеть, что происходит.

– Где Василий? – спросил я у одного из них.

– Все предводители на берегу.

С трудом пробираясь сквозь людей, мы с Карпушей и Яшмой умудрились пройти к обрыву, с которого можно было увидеть приплывших черных.

Не помню, чтобы когда-нибудь испытывал такое облегчение: стражников было не так много, лодок тридцать или сорок. И они стояли на месте, не приближаясь. К острову плыла только одна, на которой стоял человек, размахивающий белым флагом.

– Провалиться мне на этом месте, если они не переговоры приплыли вести! – воскликнул Василий, вглядываясь вдаль.

Когда лодка приблизилась настолько, что мы могли разглядеть стражника, на берегу уже стояли все предводители. Последним подоспел задыхающийся от бега Буревестник.

– Кто будет с ним говорить? – спросил Погодник, оглядываясь на нас. Все это время колдун не сводил глаз с толпы стражников, будто читал что-то в их густых рядах. – Он сам по себе не заговорит: боится до смерти…

– Пусть Дельфин идет, он у нас языком чесать мастер, – хмыкнул Карпуша.

– И его не жалко, если это уловка, – хихикнул колдун. То ли он пошутил, то ли прочел чьи-то мысли… смешок вышел злобный.

– Узнай, чего они хотят, и тут же возвращайся, – велел мне Солнце.

Я спустился с обрыва на песок, открытый отливом, и пошел навстречу послу.

Противогаз закрывал только нижнюю часть его лица, так что, подойдя ближе, я увидел, что этот был уже на трети пути к обращению в голубого.

Его покрасневшие глаза были испещрены сиреневыми бликами, розовые язвы и прожилки, покрывающие его лоб, напомнили мне о том времени, когда я сам сходил с ума от нескончаемой чесотки…

Что ж, мы встретили друг друга, как братья по несчастью.

– Что вам нужно? – спросил я, делая знак, что он может вылезать из лодки.

– Госпожа Командующая послала одного из Исполняющих поговорить с предводителями стай, – ответил он, нерешительно ступая на берег. Гребец проводил его встревоженным взглядом. – У нее есть предложение об обмене.

– Она ведь не надеется, что мы пустим на остров столько черных? – спросил я, еще раз пробегая взглядом по их рядам. Они были слишком далеко, чтобы можно было посчитать наверняка, но их точно было больше тридцати.

– Капитан ступит на берег с десятью людьми, остальные не приблизятся к Огузку, – сказал он. – Вы готовы принять его для переговоров и обеспечить безопасность?

– Я сейчас вернусь.

Когда я пересказал предводителям все, что узнал, они озадаченно переглянулись.

– Переговоры? Предложение обмена? Он что, прямо так тебе и сказал!? – недоумевал Василий. – Или я дожил до того дня, когда Остов готов торговаться с Огузком, или тут пахнет полуденной миналией!

– Вечерней, – уточнил Карпуша, шумно поведя носом. Он не сводил с лодок подозрительного взгляда.

– Дозорные больше не сигналят, эта горстка – все черные вокруг нас, – сказал Буревестник. – Они ничего не смогут сделать, находясь так далеко от острова. А за одиннадцатью мы уж как-нибудь присмотрим.

– Я тоже думаю, что нужно поговорить с ними, – вдруг сказал Погодник, вглядываясь в лодки всеми тремя глазами. – Они слишком далеко, я не могу найти среди них главного. Но когда он придет сюда, я узнаю все, что нам нужно.

– Значит, решено, – кивнул Солнце. – Дельфин, скажи им, что мы готовы к переговорам.

– Я велю людям привести все в порядок на пути к шатру совета и вокруг, – сказал Луна. – Они не знают наверняка, что с нами творится после их фокуса с миналией, и пусть дальше не знают.

Предводители отправились раздавать команды: необходимо было встретить послов, как подобает. Самое главное – выставить бойцов покрепче, возле которых стражники будут бояться лишний раз рукой пошевелить.

Уточнив детали, я отправился обратно к посыльному.

– Пусть плывут сюда, мы примем Исполняющего и десяток его людей, – сказал я. – Приплывет больше, наши люди уравняют количество до десятка. Все лодки и приплывшие будут осмотрены.

– Я передам, – он кивнул и собрался было идти к лодке, но вдруг нерешительно остановился. – Моя кожа тоже станет такой? – спросил он.

– Продержишься полгода, будешь прежним… кроме глаз, – ответил я, невольно улыбнувшись. – Плавай иногда в морской воде, это здорово помогает от зуда.

Он посмотрел на меня, не понимая, говорю я правду или издеваюсь, но ничего не сказал.

За тот час, что он добирался до своих и докладывал им ситуацию, на Огузке шли все необходимые приготовления. Когда пять лодок приблизились к берегу, их встретили полсотни наших лучших бойцов с мечами и луками.

Принимать гостей снова отправили меня, чтобы не выделять никого из предводителей в глазах прибывших.

При мне началась проверка людей и лодок.

– Что это? – громко спросил один из синих, заглядывая во вторую причалившую лодку. – Тут корзина, обтянутая кожей.

– Это подарок, – сказал один из черных.

Он выделялся среди прочих одиннадцати не только серой формой, но и гигантским ростом. Без сомнений, это был их Исполняющий.

– У тебя десять секунд на объяснение! – я подал сигнал лучникам, они прицелились. Это было проделано нестройно, неуклюже, но все же их стрелы смотрели прямо на стражников.

– Там образцы вещества, которое уничтожает миналию и не трогает другие водоросли. Это и есть наше предложение, – сказал он. – Можете забрать их прямо сейчас, изучить и опробовать.

– Тут еще пять таких корзин, внутри стеклянные бутылки с голубой жидкостью! – крикнул один из желтых. – Больше ничего нет.

– Отнеси их к своим, пусть изучат и доложат, как только станет ясно, что это, – велел я. – Есть еще что-то, о чем нам следует знать? – я внимательно посмотрел на капитана.

– Дальше я буду говорить только с предводителями, – сказал он. – Веди меня к ним.

После того, как осмотрели оставшиеся лодки и людей, я повел их к шатру совета. Со мной отправились два десятка бойцов, они шли по десять с каждой стороны от колонны черных.

На нашем пути людей попадалось немного, все были заняты повседневной работой. Разумеется, отовсюду выглядывали сосредоточенные лица любопытных оранжевых.

Стражники настороженно озирались по сторонам, разглядывая чернокожих и голубоглазых, как диковинки в зверинце. В весьма опасном зверинце.

Когда мы подошли к шатру, встал вопрос о том, будет ли капитан сдавать оружие и сколько наших людей встанет у входа вместе с черными.

– Я не стану сдавать оружие, я не знаю, что внутри шатра, – отрезал он. – Десять ваших, десять наших, разница в количестве предводителей итак перевешивает в вашу сторону!

– Внутри шатра никакого оружия. Рядом с шатром столько наших людей, сколько необходимо для безопасности каждого предводителя, – повторил я.

– Я не войду внутрь, пока не уйдет половина!

– Значит, я провожу вас обратно к лодкам.

Мы стояли друг напротив друга, меряясь взглядами. Он был выше, больше и сильнее меня, и, возможно, думал, что из-за этого рано или поздно я уступлю.

– Ты возьмешь на себя ответственность отменять переговоры? – спросил он, смиряя меня взглядом человека, привыкшего к повиновению.

– Моя задача обеспечить безопасность. Сдавай оружие, или твой отказ будет расценен, как угроза!

Я сделал знак нашим людям, они подошли ближе и, нахмурившись, взялись за мечи, но пока их не доставали.

Поняв, что уступать я не собираюсь, капитан сложил свое оружие у входа в шатер.

– Я сдал оружие, – сказал он. – Твоя очередь. Отпусти людей.

– Они не уйдут.

– Тебе знакомо понятие дипломатии?

– Мне знакомо понятие вражды. Заходи в шатер или не трать наше время!

В конце концов, он все-таки раскрыл полог и вошел внутрь. Я зашел следом, медленно выдыхая. Ситуация была на волоске… Похоже, им и правда нужен этот обмен, раз он идет на уступки.

За столом сидели все шесть предводителей, я занял свое место возле Буревестника, посланец командующей должен был сесть напротив Солнца.

– Говори, мы тебя слушаем, – сказал жрец, внимательно осматривая пришедшего.

Погодник тут же принялся за работу: он так жадно ощупывал взглядом Исполняющего, что тот каким-то образом это почувствовал и обернулся к колдуну. Увидев Погодника, посланник замешкался, так что ответил на вопрос Солнца не сразу.

– Меня зовут Гора, я один из пятидесяти Исполняющих Волю в страже, – произнес он, с трудом отрывая взгляд от нашей диковинки. Погодник польщенно лыбился во все заточенные зубы и не забыл подмигнуть гостю верхним глазом. – Командующая Остовом отправила меня сюда с предложением, которое может вас заинтересовать. Для начала я хотел бы знать, с кем я говорю, и кто здесь принимает решения.

– Решения принимаются голосованием, – усмехнулся Василий. – Ты сынок Хризолит, да? Славный мальчик, я тебя помню. А вот ты меня, наверное, не помнишь: мал еще был. Я Василий, предводитель желтых.

– Мое имя Солнце, я главный жрец оранжевых, – представился сидящий рядом Солнце. Дальше все пошло по кругу.

– Карпуша, предводитель зеленых, – грозно пробасил наш бравый командир.

– Луна, предводитель голубых, – сказал старик, устало улыбаясь.

– Жемчуг, предводитель фиолетовых, – представился колдун, счастливо сверкая всеми тремя глазами.

– Буревестник, предводитель синих.

Дальше шла моя очередь.

– Мое имя Белый Дельфин, я организую правосудие, – сказал я, не придумав ничего лучше. По сути, я кем только не был… не называться же чернорабочим.

Когда я назвал свое имя, Гора задержал на мне взгляд. На секунду мне даже показалось, что он мог знать меня… Это было не исключено, ведь я по-прежнему не помнил тех самых первых недель, что провел у синих. К тому же, он был в противогазе, и я не видел всего его лица, только лоб и глаза.

Закончив со знакомством, мы перешли к делу.

– Я буду краток. Нам нужны овощи, некоторые травы, сердцевины морских камней и образцы настойки желтых. Если вы согласитесь на обмен, мы предоставим любые ресурсы, которые можем предложить. Я привез вам образцы вещества, которое способно извести миналию, не причинив вред водоемам. Сейчас ваши люди уже изучают их, – он посмотрел на Василия.

– Я не ослышался, вы предлагает торговлю? – изумился Василий. – Неужели на Остове все настолько плохо!?

– Для нас главное – благополучие людей, как воинов, так и тех, кто трудится мирно. Для вас, надеюсь, тоже. Нам нужны ресурсы, которые раньше мы получали с Огузка. Вам нужно то, что производят на Остове. У нас нет причин не пойти на обмен в данной ситуации.

– У нас полно причин не давать вам ни хвоста! – гаркнул Карпуша, сложив руки на груди.

– Думаю, нам следует обсудить это предложение, – сказал Солнце, обведя взглядом остальных предводителей. – Тебе есть, что добавить? – он посмотрел на Гору.

– Мне нечего больше сказать, я буду ждать вашего решения снаружи.

– Дельфин, выйди на секунду, попроси ребят проводить черных куда-нибудь, где им будет удобнее подождать. Чую, это все затянется, – попросил меня Луна.

Встав с места, я кивнул Горе, чтобы он вышел из шатра вслед за мной.

Я велел охранникам отвести черных в столовую к голубым, дать им воды и пищи. Затем я вернулся обратно в шатер.

– Выкладывай, чего ты так лыбишься! – хмыкнул Карпуша, глядя на довольного Погодника.

– Все по порядку, – усмехнулся он. – То зелье, что он предлагает, действительно работает, оно и правда может уничтожить всю миналию на острове. Они надеются получить травы и настойку, сделать себе лекарства и подлатать воинов. С доспехами вы, ребята, перестарались: людей у них теперь едва ли больше, чем у нас, даже после миналии! Огромная часть дезертировала, Командующая не справляется с тем, что творится на самом Остове. Никто не хочет больше воевать с нами, преступников, разгулявшихся, пока стражники на больничном, им девать некуда… Впрочем, они еще надеются прижать нас, и пока готовы только на такой взаимовыгодный обмен.

– Взаимовыгодный? – Василий скептично чмокнул губами. – Они предлагают нам скинуть все козыри, вот, что они делают! У нас есть настойка, а миналия защищает нас от тех черных, которые еще готовы сражаться. Они не сунуться сюда, пока водоросль здесь. Подождем еще немного, и они согласятся с нашей независимостью!

– Подождем!? Каждый день умирает десяток наших людей, мы не можем ждать! – воскликнул Солнце, показав белые зубы. – Они просят овощи и травы, я дам сколько угодно за то, чтобы вывести эту отраву со своей территории!

– Эта отрава не убивала бы столько людей, если бы вы пили настойку, как, например, голубые! – заметил Василий. – Луна, сколько людей вы потеряли за последнюю неделю?

– Та девочка, Нерпа, погибла сегодня в полден, – ответил старик.

– Они живут ближе всех к зеленым, и теряют в семьдесят раз меньше людей, чем твои! – сказал старик, глядя на Солнце. – Может, ты и воскрес в столпе небесного пламени, но не все оранжевые могут повторить это! Скажи им, чтобы пили хоть немного, и мы сможем ждать.

– Образцы уже у желтых, разве вы не сможете сделать что-то похожее? – спросил Луна.

– Если бы мы могли сделать что-то похожее, нам бы не дали образцов, – сказал Василий. – Скорее всего, составляющие растут или добываются только на Остове. Машины там новее и мощнее, а старые библиотеки позволяют работать быстрее…

– Как бы там ни было, они, похоже, специально сделали этот состав, чтобы обменять его на лекарства и еду, – сказал Буревестник. – Им сильно прижгло, если Командующая отправила к нам своего сына. Я согласен с Василием, мы не должны идти на уступки. Разве что на незначительные, которые не повлияют на перевес сил. Конечная цель – свобода от них, а то, что сейчас происходит, – наш шанс добиться ее быстрее.

– Уступки, не уступки… – проворчал Карпуша. – Кто-то из наших в эту самую секунду обедает, не подозревая, что с водорослями жрет миналию. Через несколько дней он умрет или станет одним из зеленых! Вот, о чем нужно думать. Его нам не спасти, но мы можем спасти того, кто будет обедать завтра. И мы должны это сделать. Еда, травы… что там еще, морские камни? Отлично, мы можем дать им все это. А настойкой пускай подавятся, заварим им такую ядреную жижу, что вся их армия сляжет от похмелья!

– Морские камни им давать нельзя, – сказал Луна. – Если они просят их, значит, еще не догадались, что их люди заболели от доспехов, иначе взяли бы вещество из них. Если они изучат морской камень, могут догадаться, а то и придумать что-нибудь для вас.

– Я считаю, мы не должны ничего им давать, – уперся Василий. – Нам ничего не нужно, мы сами себя обеспечиваем, а они нет. Рано или поздно это заставит их признать наше право жить самостоятельно!

– Так может, настало время заговорить с ними об этом? – предположил Луна. – Пусть отвяжутся от нас, а мы будем обмениваться продуктами и приютим их несчастных преступников.

– Они не примут нашей независимости, – покачал головой Погодник. – Я прочел это в голове Исполняющего. У него ясные указания.

– Нужно решать, что мы будем делать, – сказал Солнце. – Я согласен на обмен, я готов отдать им то, что осталось от наших запасов.

– Сейчас вопрос стоит так, что нам нужно решать, нам важнее жизни людей, которые из упрямства не хотят принять доступное лекарство, или свободное будущее, – произнес Буревестник. – Мои люди пьют настойку, за все время погибло пятьдесят три человека, по большей части в самом начале эпидемии. Это доказывает, что у нас уже есть средство, которым они хотят нас купить. Мы должны продержаться без их подачек, иначе все, что мы строили эти полгода, ничего не стоит!

– Я согласен с Буревестником и Василием, – сказал Луна. – Если мы дадим им то, что они хотят, наши люди будут умирать не от миналии, а от их оружия. Меняться надо на что-то совсем не значительное.

– Они не дадут вам свое чудо-зелье без морских камней и настойки, – сказал Карпуша, глядя на Солнце.

– Это будут решать они, – возразил жрец. – Я не изменю своего решения, что бы вы все не говорили. Нужно избавиться от этой водоросли.

– Что ж, тогда, как бы мне не было противно иметь с ними дело, я тоже голосую за обмен, – вдруг сказал Карпуша. – Да, это уравняет наши силы, лишит нас преимущества, но зато люди перестанут гибнуть. В конце концов, настойка не всех спасает.

Все обернулись к Погоднику. Его голос мог стать решающим.

– Я за обмен, – сказал он. – Да, это рискованно, но мы все заслужили небольшую передышку. Этот обмен позволит людям по обе стороны жить спокойно какое-то время.

Это было трое на трое.

В таких случаях требовался и мой голос.

– Говори, – сказал Солнце, сверля меня взглядом.

Несколько секунд я потратил на то, чтобы собраться с мыслями. Похоже, на этот раз от моих слов зависело слишком многое… война или мир. Хрупкая свобода или продолжение борьбы.

– Нужно дождаться химиков, – медленно проговорил я, тщательно раздумывая над тем, что скажу дальше. – Если мы будем знать, из чего точно состоит их вещество, мы сможем хотя бы попробовать воссоздать его. Может, грибы удастся чем-то заменить… Пока этого неизвестно, принять такое решение – все равно, что тянуть тростинку из пучка. Нельзя действовать наугад.

– Разумные слова, мальчик, – вздохнул Василий, хмурясь. – Дадим им ответ вечером, когда мои ребята «подтвердят» свойства. Может, к тому времени кто-то из нас передумает, – он покосился на Солнце.

Предводители вернулись к своим стаям: нельзя было задерживать работу ни на час дольше. Я вместе с Луной и Погодником отправился к голубым, чтобы поговорить с Горой.

– Мы уплывем на закате в любом случае, – заявил он, выслушав меня.

Гора и остальные пока находились в столовой голубых. Они сидели за одним из столов, тесно прижавшись друг к другу, их тревожное дыхание шумело в противогазах. Этот звук напоминал те времена, когда при виде черной формы каждый из нас инстинктивно начинал бояться: люди в ней казались несгибаемыми машинами, лишенными всего человеческого. На деле некоторые из них были безобиднее мальчишек с палками, но попадались и такие, которые могли побить за один косой взгляд. За маской никогда не было видно, кто из них перед тобой.

Но что бы ни было раньше, теперь это они нас боялись.

– Вы должны быть на территории голубых, за нее не выходите и не приближаетесь к каменотесам, они в южной части, – объяснял я, обводя взглядом собравшихся за столом черных. – Если что-то нужно – просите. Я всегда буду поблизости.

Объяснив им правила, я вышел из столовой. Луна попросил меня поработать сегодня вместо Кита. По законам оранжевых вдовец должен был провести неделю в посте и молитвах, и Кит следовал этому закону.

Шел восьмой час вечера, и на мне уже не оставалось белого места: сердцевины сегодня попадались особенно рассыпчатые.

Предвкушая скорый конец рабочего дня, я усердно стачивал скорлупу с последнего камня и не обращал внимания ни на что вокруг. Поэтому я не заметил, как откуда-то вылетел взъерошенный вор, и не успел увернуться: он все-таки врезался в меня, не сумев остановиться.

Мы повалились на землю, остатки моей работы раскатились вокруг.

– Что стряслось?.. – спросил я, быстро поднявшись.

В том, что что-то случилось, я уже не сомневался: стал бы он так носиться!

– Там… Уф!.. – он так задыхался после долгого бега, что не мог выдавить из себя ничего внятного. Только спустя несколько секунд, сделав над собой усилие, он произнес: – Черные Яшму нашли! Гора… он у зеленых! Они хотят…

Он еще не закончил говорить, а я еще не осознал толком его слов, но в следующую секунду я уже сам несся к зеленым со всех ног.

Когда я добрался до стаи, сразу понял, где все происходит: в одном месте сгрудилась плотная толпа.

– …Она – собственность нашей стаи! – голос Карпуши звучал из самой гущи. – Вы не имеете никаких прав на нее!

– Что здесь происходит!?

Я, наконец, пробрался сквозь народ.

Гора и его люди стояли, окружив неподвижную Яшму: ее тело было наглухо затянуто промоченными ремнями, она могла только семенить ногами. Карпуша был один против черных. Остальные зеленые и голубые просто наблюдали.

– Тебя это не касается, – произнес Гора, даже не взглянув в мою сторону. – Пока мы не трогаем жителей Огузка, ты к нам не лезешь.

– Она – житель Огузка. Ее место здесь, – сказал я, ища взглядом бойцов, которые должны были следить за тем, чтобы черные не уходили с земли голубых. Их нигде не было.

– Она не просто убийца, она предательница и клятвопреступница! – прогудел Гора. В его глазах, в позе было столько решительности и злобы…

Я догадался, что, он знал ее во время службы и воспринимал ее предательство, как личное. Это делает ситуацию сложнее: похоже, наказать Яшму для него не просто очередной приказ.

– Ее будут судить на Остове! – уверенно сказал он.

– Немедленно отпустите Яшму и возвращайтесь на территорию голубых, иначе ваш действия будут расценены, как нарушение мирной договоренности! – громко произнес я.

– Уже вечер, мы ничего не нарушаем! Мы возвращаемся на Остов, – Гора посмотрел в сторону берега. Я проследил за его взглядом. Приглядевшись, я заметил, что их лодки перегнали к причалу зеленых. – Идем!

Я недоуменно взглянул на Яшму. Как она могла позволить поймать себя!?.. Это немыслимо! В этом аресте было куда больше странного, чем могло показаться на первый взгляд.

Ситуация выходила из-под моего контроля… хотя она не находилась под ним с самого начала. Бойцов рядом не было, никто из зеленых и голубых не собирался вступаться за убийцу. Вполне может быть и такое, что Горе доложил о Яшме кто-то из стоящих здесь… Многие голубые и даже зеленые были бы рады избавиться от нее: далеко не все были согласны с решением суда.

Я здесь был единственным, кто готов был отстаивать ее жизнь и свободу.

– Вы сядете в лодки только после того, как отпустите Яшму, – сказал я, вставая на пути у Горы. – Иначе ни один из вас не увидит Остова.

– Ты один, – произнес он раздраженно. – Я уважаю твою храбрость, но она тебе не поможет. Уйди с дороги!

– Я предупреждаю последний раз! – сказал я, повысив голос. – Ради своих людей, отпусти Яшму, и все доберутся до Остова живыми и невредимыми!

Кто-то из черных позволил себе смешок. За ним раздался еще один, и еще… Вскоре почти все они смеялись надо мной.

Голубые и зеленые не разделили их веселья.

– Вели ему отойти, иначе я сломаю ему что-нибудь! – Гора обернулся к Яшме.

Ее губы были плотно сомкнуты, но глаза говорили о многом. Она умоляла меня не подвергать себя опасности.

Я не был идиотом. Я понимал, что не одолею одиннадцать обученных стражников… что там, я даже одного Гору на землю не свалю.

– Уйди с дороги! – рявкнул он, начиная терять терпение.

Я молча отступил в сторону, давая им пройти.

Помедлив секунду, не ожидавший такой покладистости капитан уверенно направился к лодкам. Его люди провели Яшму мимо меня, грубо пихая ее древками гарпунов. Он едва не падала, стянутая тугими ремнями.

Я не сводил глаз с черных, пока они не сели в лодки все до единого.

Как только они отчалили, я отправился на территорию голубых, к каменотесам.

Карпуша шел за мной, пытался что-то сказать, но я его не слушал: с самого начала я знал, что буду делать. Подрывник, скорее всего, тоже это знал, и сейчас пытался меня отговорить.

Спрятав инструменты в первый попавшийся мешок, схватив гарпун, я направился к берегу.

– …Да постой ты! – подрывник схватил меня за плечо, когда я уже почти прыгнул в воду.

Я обернулся.

– Подумай хорошенько, что ты делаешь! Если они убьют тебя или ее – всем будет насрать! Но если хоть один из них не доберется до Остова, обмена не будет, люди не получат лекарств и еды, погибнет еще больше!

– Мне все равно, – ответил я, внимательно глядя на Карпушу. – Я не позволю им увезти ее, даже если это будет стоить сотни чужих жизней!

– Да Солнце разорвет вас обоих, если вы сделаете что-то с сыном Командующей!

– Он сможет попробовать.

Карпуша посмотрел на меня, как на пропащего, но ничего больше не сказал.

Я повернулся к морю и с разбега соскочил вниз, с головой ныряя в прохладные волны. Я знал, куда направились лодки, и поплыл за ними, закрепив гарпун за спиной с помощью веревки.

После тяжелой работы под палящем солнцем вода показалась мягкой и успокаивающей, хотя соль слегка покалывала обожженную кожу. Я двигался быстро и ритмично, чувствуя, как привычная стихия придает мне сил.

Вскоре я уловил шум плещущих весел. Посмотрев вверх, я увидел тени лодок.

Пять лодок, в каждой по два-три человека. Яшма была в одной из них. Или она сидела одна вместе с Горой, или с одним или двумя стражниками.

Подплыв к одной, которая показалась мне погрузившейся достаточно глубоко, я мягко ухватился за ее дно руками и ногами.

Достав из сумки на груди буравчик, я стал осторожно продырявливать доски.

Разумеется, меня быстро заметили, но к тому моменту я проделал достаточно большую щель. Быстро оттолкнувшись от лодки в сторону, куда она плыла, я развернулся в воде и что было сил всадил в дно гарпун.

Подводная охота не прошла для меня впустую: почти не целясь я попал точно в щель, которую сделал буравчиком. Дно украсила довольно большая трещина. Вода стала заполнять лодку.

Почувствовав, что воздух кончается, я поплыл к другой тени, той, что была дальше от потопленной лодки. Осторожно высунув один только рот у самого борта, я сделал хороший глоток воздуха, и снова ушел под воду.

Один момент я не продумал: как я узнаю, что потопил лодку с Яшмой?

Хотя, она наверняка уже была бы в воде, будь это ее лодка.

Значит, я ошибся. Будем надеяться, стражники быстро научатся плавать и тяжелые доспехи из морского камня им в этом не помешают.

Лодки встали на месте, поднялась суета и плеск. Стражники пытались спасти тонущих товарищей, протягивали им весла. Они еще не догадались, что лодка дала течь не просто так.

После того, как я потопил вторую, они все поняли. Думая, что видят в воде меня, стражники пронзали волны гарпунами, не подозревая, что я спокойно сижу на дне одной из целых лодок.

Пока они шумели, вытаскивая своих из воды, я незаметно продырявил буром еще одну лодку и вонзил туда гарпун.

Все то же самое, Яшмы снова не было.

На этот раз черные не стали шуметь. Видимо, внимательно прислушивались.

Я снова всплыл возле одной из лодок, на этот раз с головой, чтобы посмотреть, где же Яшма.

– Вон он! – тут же гаркнул один из стражников.

Я ушел под воду прежде, чем его гарпун стукнулся борт лодки и отлетел в сторону.

Я подождал немного, дав им шанс.

Они ведь знали, что мне нужно, и вполне могли прекратить это, просто дав ей уплыть со мной. Но они, конечно же, не стали этого делать.

Я разбил оставшиеся лодки одну за другой. Течение отнесло их довольно далеко друг от друга, не все стражники успевали ухватиться за спасительный борт единственной оставшейся на плаву посудины.

Те, которым удалось остаться на плаву, не хватало места, и они оставались в воде, держась за борт.

Я брезгливо отплыл подальше, почувствовав, что вода вокруг последней лодки наполнилась теплом. Можно представить, какой ужас испытывали эти взрослые мужчины, замерев над беспощадной бездной, цепляясь за хлипкие обломки…

Я плавал под лодкой, из интереса щекоча ноги стражников гарпуном, и ждал.

Шуткой судьбы Яшма оказалась в последней оставшейся лодке.

Если ей не дадут спуститься в воду, мне придется разбить и ее, лишив всех черных последнего шанса выжить. С непривычки ни один из них, даже умея плавать, не доплывет до суши. Они просто не будут знать, где она.

Я ждал некоторое время, а когда почувствовал, что мое терпение подходит к концу, стал медленно подбираться к самому центру днища.

Я уже достал буравчик и выбрал позицию, чтобы ни один из бултыхающих ногами стражников не засек меня, когда лодка сильно качнулась и в воду упало что-то большое.

Это была Яшма.

Отцепившись ото дна, я устремился к ней, чтобы разрезать ремни. Встретившись, мы вместе отплыли в сторону Огузка и вынырнули наружу, на достаточно безопасное расстояние от уцелевшей лодки.

Отяжелевшая, словно рыбина, в которую впился десяток пиявок, лодка медленно покачивалась на волах, едва сопротивляясь им.

Несмотря на трудности, стражники еще могут добраться до Остова, если успеют до того, как стемнеет.

Мы с Яшмой выбрались на один из самых безлюдных берегов, который находился недалеко от Гротов. Возвращаться в стаи сейчас было нельзя, и мы решили остаться там до утра.

– Как они схватили тебя? – спросил я, когда мы устроились и перевели дух.

– Ударили сзади по голове, потом накинули сеть. Когда появилась толпа черных, никто вокруг даже не пискнул. Я слышала шаги, но думала, это свои… А Карпуша пришел слишком поздно – был настолько занят, что не услышал мой крик…

Все стало ясно. Ни у меня, ни у Яшмы не было сомнений в том, кто именно не смог упустить возможность подлизаться к черным и заодно избавиться от убийцы.

Однако, меня интересовало еще кое-что.

– Этот Гора… он знал тебя?

– Да, – Яшма уставилась куда-то в сторону: ей явно не хотелось об этом говорить. Но тем больше мне хотелось узнать о том, что за связь у нее была с сыном Командующей.

Под моим пристальным взглядом Яшма все же продолжила.

– Когда я решила, что во время нападения раскидаю столько черных, до скольких смогу обраться, я предала его доверие. Он помог мне освоиться на Остове, первый из всех принял меня, не смотря на то, кто я. Гора дал мне возможность начать новую жизнь… – я заметил, что она начала теребить кольцо на своем пальце. На меня она не смотрела, но тут вдруг с досадой подняла взгляд. – Понимаешь, когда мне сказали, что тебя не стало, я не понимала, как и чем жить дальше! Я-то надеялась, что на Остове мы будем вдвоем, придумаем что-нибудь, чтобы сбежать… Но я осталась одна в совершенно незнакомом месте. Первое время я просто делала, что мне говорили. А потом оказалось, что на Остове много хороших людей, таких же замученных и беззащитных, как на Огузке. Я стала стражницей, защищала их, и мне это нравилось. Когда объявили о готовящемся нападении, я надеялась, что меня не отправят наружу: не настолько же эти черные безмозглые! Я рада была защищать людей от всяких ублюдков, но защищать Остов от Огузка не смогла бы… Только Гора слишком верил в меня, и хотел, чтобы его семья тоже в меня поверила. Он записал меня в добровольцы без моего ведома: он думал, стаи ничего для меня не значат.

– Он любил тебя, – подытожил я.

Яшма страшно смутилась, даже зажмурилась.

В этот момент я горячо пожалел о том, что не утопил Гору вместе со всем отрядом.

Какой я дурак, думал, она просто переживает из-за случившегося, что хочет привыкнуть! А она давно нашла себе пару под стать! Как жалко я, наверное, выгляжу после этого гиганта! Сын Командующей, самого влиятельного человека в мире! Можно представить, что он мог ей предложить…

– Я не виновата в этом! Хватит так смотреть на меня! – возмутилась Яшма. – И вообще он был неплохим парнем… достаточно неплохим для черного! Он никогда в жизни ни одного островитянина и пальцем не тронул. Он служил в патруле, как обычный стражник, и защищал людей!..

Защищал людей, подумать, как благородно! Что ж, я, может, и не двухметровый гигант с огромным гарпуном, но я тоже защищаю людей, я тоже в своем роде очень даже не плохой парень!..

И тут я сам запнулся о свои гневные мысли.

Час назад я потопил лодки со стражниками, которые не умеют плавать. Я осознанно убил пару десятков человек. Я стрелял в людей, устраивал смертельные ловушки и смотрел, как они срабатывают. Я убивал и собираюсь убивать, пока не добьюсь своего. По сути, не такой уж я и хороший парень.

– …Тебе этого не понять, наверное, – вздохнула Яшма. Она говорила что-то все это время, но я прослушал. – Черные делают много плохого, но не все они этого хотят.

– Я знаю это, – я с недоумением взглянул на нее. Что она хочет сказать? Оправдывает Гору, мол, он не хотел ей плохого, просто закон обязывает казнить предателей?..

Уж не влюблена ли она в него? И кольцо его она до сих пор носит – конечно, это он ей подарил, такую вещь не купишь даже на жалованье стражницы!

Я отвернулся, едва скрывая досаду.

Каким же дураком я был все это время! Надеялся на что-то… Она уже все сказала, когда отказалась жить вместе со мной.

Совершенно опустошенный, я пробормотал, что устал, и уполз спать в другой угол грота, чувствуя себя бестолковым и униженным.

– Эй… – тихо позвала Яшма спустя несколько минут. Вокруг уже было слишком темно, и я не мог видеть ее лица. – Ты уже уснул?

– Нет.

– Ты один вступился за меня, один против сорока… Я должна быть благодарна тебе. И я благодарна: спасибо, что спас меня. Но, знаешь, когда лодки начали тонуть, одна за другой, я испугалась… это было страшно. Не думала, что ты на такое способен.

– Я сам не знаю, на что я способен, Яшма, – ответил я. – Но теперь, услышав про Гору, я уже не уверен, нужно ли мне было вмешиваться…

Я и в самом деле уже ни в чем не был уверен. Обида грызла меня изнутри, я готов был поверить в самое худшее! А оно было таково: возможно, Яшма вообще не хотела, чтобы ее спасали. Поэтому и позволила себя связать.

– Хочешь сказать, раз сын Командующей любил меня, для меня теперь нет места в твоем дивном новом мире!?

– Небо! Если этот мир тебе вообще нужен, то милости прошу!

– Но я думала, что…

Яшма оборвала на полуслове. Я услышал, что она судорожно вздохнула, а потом вышла из грота.

Я не пошел за ней.

Утром мы не сказали друг другу ни слова, Яшма даже в глаза мне не смотрела. Однако, выйдя из грота, мы пошли на встречу к стаям плечом к плечу. Каждый новый шаг – и каждое слово, сказанное вчера, отступало.

Впереди нас ждали проблемы куда важнее наших отношений. Солнце не оставит своих попыток избавиться от нас обоих, если я и дальше позволю ему творить, что вздумается. Я должен решить эту проблему как можно скорее. Я должен был что-то сделать.

Стоило нам встретить первых островитян, как нас обступила ошеломленная толпа: среди них я узнал лица, смотревшие, как уводят Яшму.

Мы прошли мимо них, не ответив ни на один вопрос.

На территории зеленых Карпуша вышел нам навстречу еще до того, как мы успели взять грабли.

– Что с черными? – спросил он, когда мы остановились перед ним. – Как вы выжили? Отвечайте, воды вас забери!

– Они должны быть живы. Где-то половина, – ответила Яшма.

– Я потопил девять лодок, одна осталась на плаву. Если они успели добраться до Остова до заката, то выжили, – разъяснил я.

Карпуша тяжело вздохнул, склонив голову на грудь.

– Молитесь всем богам, чтобы эта выходка не обострила ситуацию! Солнце никогда не простит вам, если сделка сорвется!

– А не его ли люди сказали Горе про Яшму? – спросил я, внимательно смотря на Карпушу. По его замершему взгляду все стало ясно.

Больше подрывнику сказать было нечего. Мы приступили к работе.

День тянулся в напряжении, даже болтливые голубые, проходя мимо зеленых, замолкали. Сами зеленые избегали даже встречаться с нами взглядами. То ли это чувство вины их мучило, то ли они боялись вместе с нами попасть в немилость к предводителям.

Время перевалило за полдень, люди с нетерпением поглядывали на море, ища черные лодки, плывущие со стороны Остова. Но никого не было.

Во время обеда меня вызвали в шатер совета.

Велев Яшме отправляться в мой дом и ждать, я пошел к предводителям.

Сесть мне не предложили.

– Расскажи, что вчера произошло, – велел мне Солнце, сжимая свои черные руки в кулаки. Его круглые ноздри раздувались при каждом вдохе и едва ли не выпускали дым при выдохе.

Если бы он мог испепелять взглядом, я моментально превратился бы в уголь.

Если бы я мог убивать силой мысли, он бы задохнулся во сне еще вчера ночью.

Я пересказал совету все, начиная с того, как ко мне прибежал запыхавшийся вор.

– Где находились бойцы? – спросил я, закончив свой рассказ. – Почему их не было на территории голубых, когда Гора решил нарушить договоренность?

– Никто из них не хотел защищать убийцу! Когда солнце коснулось горизонта, она ушли, позволив Горе и его людям самостоятельно покинуть остров.

– Ушли без чьего-либо разрешения!? – воскликнул я, чувствуя, что готов наброситься на него. – Или ты сам их отозвал, подсказав Горе пройти к лодкам через землю зеленых!?

– Да, они ушли с моего разрешения! – ответил Солнце. – И Яшму Гора нашел не случайно. Ее присутствие среди нас оскорбляет память погибших: с этим могут быть не согласны некоторые предводители, но мнение людей едино! Убийцам и предателям среди нас не место!

– Мы уже обсуждали ее место среди нас! Ты решил, что можешь идти против слова совета!? Что можешь подкупить стражников одним из нас, и тебе это сойдет с рук!? Пользуясь своей властью, ты отдал черным жителя Огузка из одной только личной неприязни! Это не поступок предводителя, заботящегося о своих людях, это поступок предателя!

– Ты забываешься! – рявкнул Солнце.

Его грудь тяжело поднималась, глаза с налившимися красными белками выпучились от гнева.

В шатре стало тихо.

Мы с Солнцем стояли друг напротив друга, и только стол разделял нас. Остальные предводители старались слиться со стенами, не желая встревать в нашу ссору. Все понимали, что на этот раз наши противоречия зашли слишком далеко, и принимать чью-либо сторону опасно.

Кровь пульсировала в ушах, чаще и чаще, пока ее шум не заглушил страх. Тугая судорога сковывала мне челюсть, но все же я выдавил:

– Ты должен оставить свое место!

Ни единый мускул на лице Солнца не дрогнул: он весь остался, как был.

Прошло какое-то время, прежде чем жрец понял, что я сказал.

За эти секунды Василий закашлялся, Карпуша закрыл лицо руками, Луна прикрыл ладонью рот, кусая губу. Погодник закрыл все три глаза, и только Буревестник остался неподвижным.

Тут глаза Солнце затлели от пробудившейся ярости, напряглись мышцы на его груди, широкие ноздри раздулись при выдохе, словно у разъяренного моржа…

– Ты, белокожий выродок! – произнес он, удерживаясь на грани шепота и рева. – Покровитель убийц! Убийца! Ты смеешь говорить мне о моем месте!?

– Я, действующий судья, независимый от стай, признаю твои поступки не достойными предводителя! – выпалил я. Замогильный холод уже пробирался мне под кожу, я едва ли чувствовал свои ноги на земле, однако продолжал говорить, словно движимый каким-то распаленным духом. – Твои решения губят людей, твое упрямство мешает нашему развитию и выживанию! Я собираю народный суд для решения этого вопроса!

Снова молчание.

В моих глазах уже начало темнеть, но эта тишина по неизвестной причине вдруг подбодрила меня. Я набрал в грудь побольше воздуха и внимательно посмотрел на Солнце, ожидая его ответа.

– Народный суд? – проговорил он, закрывая глаза. – Моих людей большинство на острове, если ты не забыл.

– И на этот раз у них будет свое мнение!

– Все! Ты зашел слишком далеко! – вдруг рявкнул Солнце. – Созывай свой суд, если не боишься того, чем он может закончиться, а закончится он справедливостью, это я тебе обещаю!

– Справедливость – то, за чем ты сам назначил меня следить! Собрание состоится завтра в полдень на главной площади.

Обведя взглядом предводителей, я вышел из шатра, чувствуя в себе холодную решимость.

Однако, чем дальше я уходил от совета, тем быстрее эта решимость таяла.

Когда я дошел до своего дома, последствия моих слов, словно акулы, окружили меня, внушая страх. Я ясно понимал, что не мог иначе, и так же я понимал, что обрек себя и Яшму на смерть или изгнание: не было на этом свете той силы, которая помогла бы нам сейчас встать против Солнца и всех оранжевых и жить после этого дальше на Огузке.

Я остановился в раздумьях, мысли стихийно носились в голове, выуживая из подсознания самые невероятные идеи и бредовые планы спасения. Ничто из этого не подходило: или было невыполнимо, или кончалось полным провалом.

Неопределенное время я стоял посреди улицы, обхватив голову руками и не замечая ничего вокруг.

Впервые я действительно не знал, что делать. Не знал даже, как рассказать все Яшме.

Мне стало ясно, что сейчас я просто не способен решить что-либо, потому я развернулся и направился к Гротам. Тишина, вода и залежи мариния должны были привести меня в чувства.

 

8. Поиски

*Яшма*

Спину жгло палящее солнце, пот струями стекал по коже, лишь немного охлаждая тело. Миналия зеленой слизью облепляла руки и ноги, иногда попадала в рот или глаза, тогда их начинало сильно щипать, но ничем плохим это не заканчивалось. Волосы становились мягче и послушнее после этой приставучей водоросли.

Работа у зеленых мне нравилась: под конец дня я всегда чувствовала, как мышцы дубеют, а тело окутывает усталость. К тому же, здесь есть Карпуша: работа всегда идет веселее, если есть кто-то, кого не так просто уделать.

Когда я представляла себе свободу, видела что-то похожее. Удобно спать, вкусно есть, вдоволь пить и работать так, чтобы чувствовать под вечер усталость, – вот что значит жить. В страже у меня было кое-что из этого, но дни тянулись в тени страхов перед людьми вроде Серого. На Огузке же мою жизнь освещало только жаркое и слепящее солнце. Его лучи делали меня сильнее и счастливее.

Да, я была счастлива, хотя люди вокруг умирали, как мухи. Дельфин и остальные ходили, мрачнее смерти, говорили, что остров стал похож на могилу. Только вот все эти люди умирали своей смертью. Они могли пить побольше настойки или просто поголодать, отказавшись от морской пищи, но они не делали этого. Так что смерть – это был их выбор. Когда за людей выбирают день их смерти – вот, что страшно. Сколько раз я видела это в глазах тех, кто на арене проигрывал два раза подряд, а на третий решающий бой его ставили против меня? Лишь немногие из таких могли сражаться в полную силу, большинство тупели от ужаса и послушно позволяли убить себя. Я не собиралась умирать, спасая слабаков, не проигрывала даже детям, потому что хотела жить. Мне было жалко их, иногда я даже плакала по ночам от несправедливости, но ни разу не позволила себе проиграть. Эти же люди на Огузке жрут водоросли и не пьют настойку, надеясь непонятно на что… На арене они бы просто стояли столбом, вот насколько дорога им их жизнь. Эти глупцы не заслуживают, чтобы люди вроде Дельфина тратили на них все свои силы. Но мнение убийцы здесь никому ненужно. Более того, чтобы обезопасить этих рыбоголовых, совет готов заключить союз с черными! Союз! Дать им то, что поможет им укрепить силы!

Меня бросает в дрожь от ярости, когда я думаю об этом!

– Тише, девочка! – крикнул мне Карпуша. – Ты убьешь кого-нибудь граблями, если будешь так размахиваться!

– О, я бы с радостью убила кого-нибудь! Например, Солнце, чтобы не морочил людям головы! – с досады я вонзила древко граблей в землю аж на пол-ладони. – Поверить не могу, что они теперь лижутся с черными!

– Ты и сама с ними лизалась, – усмехнулся Карпуша. – Почему это им нельзя, а тебе можно?

– Я спасала жизнь Дельфина и свою жизнь! А что делают они!? Бросают в пучину все, чего добивались все эти годы! Мы наконец-то освободились, а они помогают черным, даже не требуя с них признания нашей свободы!

– Не у всех людей есть то, что есть у тебя, Яшма, – Карпуша нахмурился. – Даже желтые умирают от миналии, настойка не всесильна. Это надо прекратить, пока все население Огузка не вымерло.

– Все оно не вымрет, зато оставшиеся будут сильнее!

– И что толку будет от пары сотен мутантов против тысячи черных с противогазами? Они перебьют нас, как рыбу в садке, а потом восстановят колонии.

– Так ты тоже голосовал за союз!?

– Да! – рявкнул он. – Потому что это правильно! Потому что я один из предводителей, и я должен заботиться о людях! Тебе этого не понять, у тебя даже детей нет! Ты не знаешь, что такое отвечать за чью-то жизнь.

– У меня не будет детей, пока я не буду уверена, что они родятся свободными! А вы… Вы продаете нашу свободу за мешок грибов, вот, что вы делаете!

– Попридержи язык!

– А то что!? – выкрикнула я. – Я права, и ты это знаешь! Ты голосуешь не потому, что считаешь это правильным, ты просто вылизываешь жопу Солнцу! Чем он тебя купил!? Может, он дает тебе трахать его жриц!?

Лицо Карпуши побелело от ярости, он так сжал челюсть, что вены выступили на висках.

– Закрой свою вонючую пасть, пока я сам этого не сделал! – прогудел он, стискивая свои грабли.

– Мы оба знаем, что я завалю тебя прежде, чем ты взмахнешь этой палкой! Но я не стану с тобой драться. Я продолжу работать, потому что это будет правильно. Однако, жриц я все же поспрашиваю на досуге.

Я рывком вытащила грабли и, крутанув их в воздухе, одним движением размазал новую кучу в идеальный ровный слой. Карпуша ушел на другой конец территории.

Я работала еще много часов, в этот день я выгребла больше, чем когда-либо. Злость всегда делала меня сильнее. Однако, недоедание дало о себе знать. К вечеру голод уже сводил меня с ума, и я чувствовала, что быстро слабею.

Я встала, опершись на древко грабель, чтобы перевести дух, и закрыла глаза.

Про себя я уже решила, что на сегодня хватит. Пора идти домой, к желтым, и хорошенько поесть. Черные, должно быть, уже уплыли.

И тут в затылок мне прилетело что-то тяжелое… Боль сожрала зрение и слух, я зашаталась. Я еще могла стоять на ногах, но на меня навалились люди, накинули сеть, стали связывать. Я отбивалась, но их было не меньше шести, и это не были доходяги с Огузка. Я закричала. Слух не подчинялся, но по тому, какой яркий пламень вспыхнул внутри черепа от моего крика, я поняла, что меня должны были слышать в обеих стаях.

Но никто не пришел. Я даже возни не слышала. Меня связали, и только когда убедились, что я не мог двигаться, начали пинать ногами и бить палками. Я не могла даже согнуться, чтобы спрятать лицо и живот.

Ублюдки…

И только тут появился Карпуша. Его громовой бас звучал неистово, но слов я различить не могла.

Меня вздернули вверх, заставляя встать на ноги. Зрение и слух постепенно возвращались ко мне.

Я увидела, что вместе с Карпушей перед черными стоит Дельфин.

Белокожий, весь в синей краске, рядом со стражниками он выглядел грязным и тощим оборванцем.

– Она не просто убийца, она предательница и клятвопреступница! Ее будут судить на Остове! – прогудел один из черных. Его голос я тут же узнала: это был Гора.

Голова гудела, под ребрами все сжалось в тугой узел…

Он сказал про суд.

Гора парень честный, конечно. Он не станет убивать меня здесь. Он сделает все правильно. Чтобы сейчас ни случилось, у меня будет время удрать, когда исчезнут эти рыбки перед глазами…

– Немедленно выпустите Яшму и возвращайтесь на территорию голубых, иначе ваши действия будут расценены, как нарушение мирной договоренности! – громко произнес Дельфин.

Он говорил так уверенно, будто за его плечами стояли четыре десятка воинов. Но за ним не стояло ни одного. Все те люди, которые окружили нас, просто из любопытства глазели… никто, ни один из них не встал за ним.

Я начала понимать, к чему все идет, и испугалась. Отступать Дельфин не собирался, но, если не отступит, Гора и черные убьют его. И никто из этих доходяг не помешает им, как не помешали избить и связать меня!

– Уже вечер, мы ничего не нарушаем! Мы возвращаемся на Остов. Идем! – Гора жестом велел своим воинам идти к берегу, где их уже ждали лодки.

Его люди подтолкнули меня, и я пошла, с трудом передвигая туго связанные ноги. Но Дельфин выскочил вперед и встал на пути у Горы.

– Вы сядете в лодки только после того, как отпустите Яшму, – сказал он. – Иначе ни один из вас не увидит больше Остова!

– Ты один, – произнес Гора раздраженно. – Я уважаю твою храбрость, но она тебе не поможет. Уйди с дороги!

– Я предупреждаю последний раз! – Дельфин повысил свой тихий и хриплый голос. Сутулый, тощий, смертельно усталый, он не убедил бы прекратить и безобразничающего ребенка. – Ради своих людей, отпусти Яшму, и все доберутся до Остова живыми и невредимыми!

Черные стали смеяться над ним. Я стояла, в ужасе глядя на него.

Что он, воды его забери, творит?..

– Вели ему отойти, иначе я сломаю ему что-нибудь! – Гора обернулся ко мне.

Я не отрывала от Дельфина умоляющего взгляда все это время, и он тоже смотрел на меня.

– Уйди с дороги! – рявкнул Гора, хватаясь за гарпун.

И тут Дельфин отошел. Он сделал всего один шаг в сторону, уступая дорогу, но выражение его лица не изменилось. Он провожал Гору многообещающим взглядом.

Я выдохнула с облегчением.

Не надо мне его бесполезных жертв. Сама справлюсь.

Я послушно шла с черными, они усадили меня в одну из лодок.

Отдаляясь от Огузка, я смотрела берег. Дельфин стоял там, не шевелясь и не сводя глаз с лодок, а потом вдруг развернулся и ушел вглубь острова.

По мере того, как Огузок уменьшался вдали, я приходила в себя после удара.

– Она ведь не порвет ремни? – спросил гребец у Горы.

– Может попытаться. Но я привязал ее к лодке, ей не уйти.

Гора не сводил с меня глаз.

Его серьезные, честные глаза смотрели на меня, как на пакостливое животное. Мне почти стало стыдно за то, что я ушла от него, предав доверие. Да, я виновата, я убила своих собратьев по оружию. Но я много кого убивала только потому, что черные делали высокие ставки… он должен был подумать об этом прежде, чем включать меня в ряды добровольцев.

Серому достались весь ум и вся хитрость, которые была припасена у их матери для детей, его же брату – вся сила и все благородство.

Был бы Гора хоть немного умнее, он не оставил бы меня в живых для суда, думая, будто я покорно позволю им убить себя. Серый работал с цветными стаями, он знал, на что мы вынуждены идти, чтобы выжить. Он бы никогда не пустил бы меня в войска, никогда бы не потащил на суд, да еще и оставив в сознании. Он бы запихнул меня в темницу сразу, как понял, кто я, и был бы прав, наверное.

Я смотрела на Гору, но боковым зрением изучала обстановку. Помимо нас в лодке был хлипкий гребец, у носа лодки лежал мешок с припасами и гарпуны. Я была крепко привязана к скамье несколькими ремням. Кроме нашей лодки было еще десять, на каждой по три-четыре человека. На острове черных было только одиннадцать, но, похоже, забирать их приплыли с подкреплением.

Я могла бы перевернуть лодку, вес мой поубавился, но тяжести Горы хватит, чтобы опрокинуть посудину одним хорошим рывком. В воде я буду сильнее даже связанная, к тому же, тяжелые доспехи и собственный вес утянут Гору на дно быстрее, чем он поймет, как плыть. Меня же привязь удержит на месте, и я смогу дышать воздухом, который скопиться у перевернутого дна лодки. За гребца можно и вовсе не переживать. Главное, успеть поймать ступнями один из гарпунов, тогда я смогу перерезать ремни и уплыть.

Я уже стала прислушиваться к покачиванию лодки на волнах, чтобы выждать нужный момент для рывка, но тут с одной из лодок раздались крики.

– Течь! У нас течь! Дно лопнуло пополам! – орали черные.

Я обернулась, увидела, как люди суетятся, вычерпывая воду, но это было бесполезно, лодка уходила под воду прямо на глазах.

Товарищи на ближайших лодках стали грести к ним, но успели перехватить только двоих из четверых стражников. Остальные не смогли ухватиться за весла, потому что были уже в воде.

Они стали барахтаться, тяжелые доспехи не давали им продержаться на поверхности больше секунды.

Пузыри на воде в том месте, где исчезли черные, давали понять, что они еще живы. Стражники на лодках безуспешно совали в воду весла, надеясь, что товарищи ухватятся, но было уже поздно.

Все завороженно следили за тем, как на поверхность из глубины поднимаются пузыри воздуха. В наступившей тишине еще не лопнул последний пузырь, когда еще одна лодка начала опускаться под воду… в глубину.

Снова крики ужаса, теперь люди были в настоящей панике.

Лодки сгрудились в одном месте и теперь среагировали быстрее, почти все стражники с тонущей посудины держались за борт или за весла к тому моменту, когда их лодка исчезла под водой.

Люди карабкались, товарищи помогали им забраться в лодку, а вытащить из воды человека в доспехах вовсе не так легко. Лодка опасно ушла под воду под их весом.

– Кто проверял лодки перед отплытием!? – рявкнул Гора, оглядывая гребцов. – Кто, я спрашиваю!?

– Лодки были в полном порядке, они новые! – воскликнул наш гребец. – Ни царапины, ни трещины!

– У нас треснуло дно!

Вопль раздался с лодки, на которой были спасенные стражники. Течь была огромной, корма тут же ушла под воду и потянула за собой остальное.

Всего минута, и четверо из девяти скрылись в темной воде.

Одна за другой лодки начали тонуть, и никто ничего не мог сделать.

Люди паниковали, стали кричать, глядя на захлебывающихся товарищей. Паника, страх и неизвестность делали из воинов плачущих детей.

Шестеро добрались до лодки горы и цеплялись за борт, только троих Гора осмелился втянуть на борт. Наша лодка была перегружена.

И тут я увидела белую тень под водой. Это было всего лишь на мгновение, но этого хватило, чтобы я поняла, что происходит.

– Это Дельфин! – воскликнула я.

– Тот чокнутый островитянин! – крикнул один из черных. – Он, кажется, обещал, что мы не доплывем до Остова живыми…

– Отпусти меня, – я посмотрела на Гору. – Иначе все пойдете ко дну, а меня он все равно вытащит!

– Ни за что! Греби быстрее!

Гребец с круглыми от ужаса глазами принялся грести, что было сил, но люди, цепляющиеся за лодку, мешали ему. Кроме нашей осталось только четыре лодки, и одна из них уже начала тонуть.

– Отпусти меня, иначе он утопит всех! – повторила я, с ужасом глядя на то, как еще трое черных оказались в воде.

– Сюда! Я тону, Гребень!.. Весло сюда!..

– Сначала мне! Пожалуйста! Пож…

– Эй, скорее, с какого вы встали!? Мы тонем! Сюда!.. Сюда!..

Они кричали и звали на помощь, но оставшиеся лодки были переполнены. Товарищи не могли им помочь, если сами хотели выжить.

Глаза утопающих, которых товарищи даже не пытались спасти, загорались бессильной ненавистью. Эта ненависть перебивала даже пленку животного страха перед смертью.

Многие уходили под воду молча, казалось, будто они даже под водой продолжали смотреть на тех, кто еще оставался в лодках.

Я обернулась к Горе. Его лицо побелело так же, как и у его людей.

Черные привыкли жить и сражаться на берегу, но в воде были бессильны, как мышата. Суеверный ужас перед волнами топил их быстрее, чем доспехи.

– Вели разрезать ремни! – крикнула я. – Не заставляй своих людей умирать из-за меня!

Тут гребец вскочил, отбросив весла, и ринулся ко мне с ножом, но Гора помешал ему.

– Оставьте ее мутантам, Исполняющий! – взмолился гребец, удерживаемый сильной рукой Горы. – У нас осталось только две лодки!

Тут раздались вопли десятка людей. Последняя лодка шла ко дну.

– Ты все равно ответишь за предательство! Не сегодня, но ты ответишь! – рявкнул Гора.

Он взмахнул ножом, и ремни, привязывавшие меня к лодке, лопнули. Схватив меня за шкирку, Гора сбросил меня за борт.

Со связанными руками я ушла под воду, но не прошло и нескольких секунд, как я почувствовала, что ремни на ногах и руках натянулись и тут же спали. Я поняла, что могу плыть.

Держась одной рукой за Дельфина, я поплыла за ним в сторону Огузка.

Мы выплыли на поверхность через несколько минут, когда я дала понять, что больше не смогу находиться под водой.

– Ты не ранена? – спросил он.

Я помотала головой.

– Выйдем на берег на нейтральной территории, заночуем у гротов. Не хочу поднимать шум среди стай. Черные ведь не сами догадались, где тебя искать.

Я кивнула.

У гротов я поняла, что сил на что-либо серьезное у меня больше нет. Похоже, Гора не пожалел своих рук, приложив меня камнем: голова раскалывалась. Дельфин был не лучше, казалось, он вот-вот упадет в обморок от усталости. Словом, мы решили, что не так уж и голодны.

Он спросил о том, как меня поймали. Я рассказала. Потом он спросил про Гору, и я тоже сказала правду, хотя не хотела этого делать.

Он хмурился, слушая меня.

– Он любил тебя, – Дельфин сказал это с таким холодом, словно это было самое страшное преступление.

Конечно, чего еще я ждала? Он положил жизнь на то, чтобы освободить Огузок. Огузок – это все, о чем он теперь думал! А я тут заявляю, что принимала ухаживания одного из черных, и это был не просто черный, а сын самой Командующей!.. Но, с другой стороны, не глупо ли осуждать меня за это? Свой выбор я все равно сделала, и этого должно быть достаточно, чтобы простить мне эту временную слабость.

Но с каждым моим словом Дельфин становился все мрачнее. Он больше не смотрел на меня, а на его лице отразилась такая досада, даже отвращение. Пробормотав что-то, он ушел спать в самый дальний угол пещеры.

Я совсем перестала понимать, что происходит.

Я всегда была сильнее и выносливее, но он упорно считал своим долгом заботиться обо мне, даже если это обходилось ему слишком дорого. Именно поэтому я отправилась из-за него к черным, когда он сгинул у фиолетовых. Мне было больно терять единственного, кто так заботился обо мне.

Тогда я чувствовала себя влюбленной. Красивый, смешной, умный и упертый, он заставил меня думать о нем дни и ночи.

Когда же я вернулась сюда, на Огузок, меня встретил вовсе не тот Дельфин, в память о котором я собиралась погибнуть.

Тощее, скрюченное существо. Угрюмое серое лицо, кожа в ожогах и шрамах, белые кудри превратились в вечно мокрые патлы, облепившие плечи и спину. Глаза, которые раньше смеялись и лучились безнадежным теплом, теперь были как две пустые битые стекляшки.

Его любили и уважали среди стай, он считался хорошим работником и важным членом совета. Даже находились девушки, которым он до сих пор нравился. Все эти люди, в отличие от меня, не знали, как много он потерял после всего. Плен у синих, ямы, падучая болезнь, солнечные лучи, война… беды высосали из него все, что только можно. Остался один только скелет, с которого и взять-то больше нечего.

Раньше я боялась признаться ему в том, что думаю о нем по ночам, потому что мне было стыдно. Как бы я выглядела, мутантка, сильнейшая из живущих, влюбленная в нежного юношу-стихоплета!?

Раньше я считала себя чудовищем, но теперь боялась того, во что превратился этот нежный юноша. Казалось, яды Огузка текут по его венам вместо крови, но вовсе не это делало из него монстра.

Он оказался способен в одиночку убить тридцать человек, не получив и царапины. И, что страшнее, он решил убить стражников вовсе не потому, что хотел спасти меня: просто они посмели посмеяться над ним и были наказаны. Как бы ни благородны были цели Дельфина, достигал он их уловками морского гада…

Впрочем, кто я такая, чтобы обвинять его? Как бы то ни было, он спас меня, рискуя всем. Кто еще на всем свете мог бы рискнуть ради меня хоть чем-то? А ведь я даже не поблагодарила его!

Я почувствовала, что должна сказать ему все, что думаю.

– Я теперь сам не знаю, на что я способен, Яшма, – ответил он. – Но, услышав про Гору, я не уверен, нужно ли мне было вмешиваться…

Я ушам своим не поверила! Неужели он это сказал!?

– Хочешь сказать, раз сын Командующей любил меня, для меня теперь нет места в твоем дивном новом мире!?

– Небо! – взорвался он. – Если этот мир тебе вообще нужен, то милости прошу!

– Но я думала, что…

Я не стала договаривать: в этом уже не было смысла. Я, идиотка, просто придумала себе то, чего нет и никогда не было! Кого я обманываю? Любовь, дружба… все это его уже давно не волнует.

Не в силах справиться с собой, я вышла вон из пещеры.

Он предлагал мне жить вместе, но, похоже, это значит совсем не то, что я подумала! Если бы он правда любил меня, он бы никогда не стал презирать меня за такую ерунду… Но все ведь не так! Он идет к своей великой цели, возрождает человечество, а я только удачный набор генов, который туда отлично впишется! И тут я посмела смотреть в сторону врага, какой позор!.. Подумать только, и ради этого человека я так мучилась!

Я долго не могла успокоиться, меня трясло от обиды и разочарования. Однако, выспаться мне все же нужно было, и я вернулась в пещеру.

С утра мы так и не заговорили, мне не хотелось даже сидеть с ним в одной пещере. Но, когда мы вышли, все эти чувства ушли.

Перед нами был целый остров, люди на котором хотят нашей смерти. Как бы мы не относились друг к другу, у нас одна цель и общие враги. Дельфин на смерть будет стоять за меня, а я – за него. Потому что он единственный, кто действительно может сделать этот мир таким, каким он должен быть.

В стаях шумиха поднялась сразу же, как нас заметили. Дельфин старался делать вид, что ничего не случилось, мы даже поработали у зеленых до полудня, но потом его вызвали на совет.

То, что к тому времени черные еще не приплыли, уже говорило о многом. Союза, на который так надеялись предводители, похоже, не будет, и все из-за того, что Дельфин не дал им меня казнить.

Уходя, он велел мне ждать в своем доме на территории голубых.

Я сопротивлялась, хотела пойти с ним на совет, но Дельфин осадил меня. Я сделаю только хуже, высунувшись раньше времени, сказал он.

Я осталась ждать в его доме, не зная, с чем он придет и придет ли вообще. Готовилась я ко всему, даже к тому, что за мной явятся оранжевые с нашими воинами, но никто так и не пришел. Вообще никто.

Когда я поняла, что стемнеет не больше, чем через два часа, я вышла наружу и направилась прямиком к месту, где обычно работал Луна. Старик был единственным из местных, кто не шел на поводу у Солнца. Если с Дельфином что-то случилось, он скажет правду, не пытаясь связать меня.

– …Так ты не знаешь!? – воскликнул он. – Дельфин соберет завтра в полдень совет стай. Он хочет убрать Солнце из совета голосами людей. Все стаи знают это! Он не сказал тебе?

– Я не видела его с тех пор, как он ушел на совет. Он велел мне ждать его, но сам так и не пришел.

– Он вышел из шатра не позже часа дня, – Луна удивленно повел плечами. – Раз так, дело плохо. Надо найти его. Я поспрашиваю своих ребят, а ты иди к синими или фиолетовым. Может, он прячется у них от Солнца…

Старик тяжело вздохнул.

– В такое время они решили, что хотят драться друг с другом… Черным это все пойдет на руку, вот увидишь! Если стаи перегрызутся, не пройдет и дня, как они займут остров!

– Я найду Дельфина, и он все уладит. Солнце заигрался в Бога, пора бы ему прекратить тратить человеческие жизни!

Говорила я уверенно, и я действительно верила в свои слова. Однако, исчезновение Дельфина ничего хорошего не сулило. Он единственный, кого будут слушать все стаи сразу, и если не он завтра сунет свой язык в их птичьи мозги, то это сделает Солнце, а уж тогда ничему хорошему не бывать. У оранжевых всегда дела с урожаем были плохи, когда за ним обращались стаи, чьи предводители перечили на советах жрецу.

До синих я добралась быстро, они только заканчивали работу, но отовсюду было слышно, как обсуждают собрание.

– Я не видел Дельфина после совета, – Буревестник обеспокоенно насупил брови. – Если уж ты не знаешь, где он, дело дрянь. Пять часов прошло. Или он струсил и сбежал, или до него добрались люди Солнца. И я думаю, что второе вероятнее.

– Они бы не смогли провести его по острову так, чтобы никто не заметил, – сказала я.

– У них в последнее время появились единомышленники в стаях, уж тебе ли не знать, – Буревестник внимательно посмотрел на меня.

К нам подошел один из синих.

– Ну, что? – Буревестник сурово нахмурил брови. – Только не говори мне, что и там ее нет!

– Нет, – взволнованно ответил шахтер. – Ее нигде нет!

– Проклятье! – воскликнул Буревестник. – Барракуда пропала. Мы с самого утра не можем ее найти, – объяснил он, взглянув на меня. – Ты не видела ее?

– Уже пару дней, – я кивнула. – Странно это все.

– Без нее в некоторые туннели шахты лезть опасно, вся работа стоит!

– Может, она где-то с Дельфином? – предположил шахтер. Видимо, он какое-то время стоял позади нас и слушал.

– Она его терпеть не может, – я покачала головой. – Странно, что они вот так вместе исчезли.

– Тогда, скорее всего, она прячется в шахтах и бьется головой о мариний, она это любит, – хмыкнул шахтер.

– Если Дельфин придет, мы скажем, что ты его искала, – пообещал Буревестник. – И ты, если найдешь Барри, скажи ей немедленно идти к нам.

– Так и сделаю, – я кивнула.

Волнение нарастало, но сдаваться не стоило, я отправилась к фиолетовым, а по пути стала заглядывать в гроты. Мало ли, он там уснул под водой или сидит с закрытыми глазами, подражая Погоднику?

Я зашла во все пещеры, остался только последний. Кулаки сами собой сжались, когда я проходила через своды.

Пожалуйста, будь там! Ради всего, будь в этом проклятом гроте!

Внутри было пусто. Ни одежды, ни других следов, говорящих о том, что кто-то тут есть.

Я заглянула в воду, надеясь увидеть в глубине белое пятно.

И я действительно увидела, на выступе под водой было что-то белое.

Сердце подпрыгнула, я наклонилась, чтобы разглядеть получше…

Это было просто пятно на камне.

Оставался только Погодник. Он-то точно скажет, что с Дельфином, хотя, чую, его слова мне не понравятся.

Лагерь фиолетовых всегда вызывал у меня отвращение. Калеки, юродивые, увешанные жуткими побрякушками и одетые непонятно во что… их невнятные причитания и гримасы нагонят жути на любого.

Дельфин проводил тут много времени, так что фиолетовые даже прослыли его любимой стаей. Он никогда не говорил со мной о них, но по всему Огузку ходили слухи о том, чем именно он занимался с ведьмами Погодника. Барракуда сказала, что он перестал ночевать с ними только после того, как Нора решила женить его на себе.

Это была одна из причин, почему к фиолетовым мне идти не хотелось. Мне становилось мерзко от одной только мысли, что Дельфин мог коснуться одной из этих ведьм: они все напоминали мне морских змей, живущих в иле, скользких и грязных. Никогда не знаешь, какой шип в их плавниках ядовитый.

Однако, или я буду бегать сломя голову по острову, заглядывая под каждый камень, или Погодник скажет мне все сразу.

– Кто пожаловал… – одна из ведьм, гибкая и скользкая, с черными волосами, облепившими грудь и спину, вышла ко мне, стоило мне подойти к дому Погодника.

Ее тяжелые пышные груди едва прикрывали бусы из комочков ткани, а на бедрах была тонкая повязка, на которой болтался один единственный толстый шнурок.

Интересно, эту он тоже опробовал? Неужели ему это нравилось?..

– Проходи, – ведьма потянула мне руку и медленно пошла ко входу в дом. – Тебя ждут.

Она повернулась спиной, и я увидела татуировку. Женщина вонзала нож в сердце мужчины, за спиной которого лежал мертвый ребенок.

Внутри дома все было устлано подушками и одеялами, свет шел из окон у самого потолка, разбавляя фиолетовое сияние грибов в горшках. Ведьмы валялись или играли друг с другом, а в одном из углов разлегся и сам колдун. Он с улыбкой наблюдал за ними, а когда увидел меня, улыбнулся еще шире.

Его уродливо трехглазое лицо напоминало мне выпотрошенную устрицу.

– Месть, кого ты нам привела! – воскликнул он. – Символично, что именно тебе встретилась Яшма, не находишь?

– О, я думаю, ее должна была встретить Ревность!

Ведьма оказалась позади меня, внезапно я почувствовала ее руки на своей спине, а губы у самого уха…

– Ему было очень хорошо со мной! – прошипела она, скользя пальцами ниже по моей спине. – Хочешь узнать, насколько?..

Ее язык коснулся моего уха, и это было отвратительно! Холодная дрожь прошла по моему телу, словно брызги от холодной морской волны. Я развернулась и хотела было оттолкнуть эту дрянь, но вовремя остановила себя.

Я пришла сюда не за тем, чтобы вымещать раздражение на сумасшедших.

– Где Дельфин? – я пошла прямо к Погоднику, стараясь унять в себе закипающую ярость.

Хохот развеселившихся ведьм выводил из себя быстрее и надежнее, чем любые шуточки желтых!

На секунду Погодник замер, широко раскрыв все три глаза. Затем улыбка медленно сползла с его лица.

– Я не знаю, – вдруг выдавил он. – Подожди.

Он сел, скрестив ноги, схватил кривыми, но цепкими пальцами один из камней, висящих на шее, и приложил его ко лбу. Точнее, к тому, что могло бы быть лбом, не будь там третьего глаза. Видимо, этот камень был куском мариния.

– Присядь, это затянется, – сказала мне одна из ведьм спустя несколько минут.

Эта была рыжая, чистая и опрятная, и одежды на ней было больше.

Я опустилась на одеяла, и ведьма подсела ближе ко мне.

– Он слушает остров, – тихо сказала она. – По шагам, стуку и отзвукам голосов в камне он сможет найти любого человека, но это небыстро.

Ждать пришлось долго. Солнце село, нам принесли ужин, затем показалась луна, а Погодник все сидел в той же позе, не двигаясь и, похоже, не дыша.

Я не могла все время сидеть и смотреть в одну точку, уходить тоже не было смысла. Ведьмы почти сразу же предложили мне сыграть в их игры с палками и камнями, и я согласилась. Поначалу я играла с Любовью, рыженькой, потом к нам подсели Месть и Ярость, коренастая девица, которой самое место было на арене.

Игра подразумевала, что мы играем парами по очереди. Я почти всегда выигрывала у Ярости и Мести, но Любовь, хотя и казалась самой простодушной, ни разу не дала мне одержать верх. Между собой ведьмы играли почти наравне, и победа обычно становилась делом случая.

Все это время мы болтали, рассказывая друг другу о жизни.

Я была поражена историями ведьм. Все они оказались не так просты, как можно было подумать.

Любовь всегда хотела быть одной из оранжевых. Будучи пятнадцатилетней девочкой, она стала выступать на помостах Остова, проповедуя свою веру. Правда, про бога и солнце она ничего не говорила. Она вещала про отказ от стыда и целомудрия, считала, что все люди должны быть, как одна большая семья, тогда все будут счастливы. В конце концов стража забрала ее и отправила к оранжевым. Только вот оранжевые, послушав ее, сказали, что она не верующая, а сумасшедшая, так как несет ересь. Тогда стражники привезли ее к фиолетовым, где она должна была шить, делать простые бытовые предметы и ухаживать за совсем отсталыми. Там она могла болтать, что захочет, и делать с мужчинами все, что ей вздумается, но то время сама Любовь вспоминала без радости.

– Жемчуг всегда был одним из нас, но никто даже не подозревал, кто он такой, пока не случилось землетрясение, – рассказывала она. – Он сделал для нас все, что мог: все здесь счастливы. Все делают то, что хотят делать, никого не принуждают и не осуждают.

У Мести была своя история. По ее словам, она была куда старше, чем выглядело ее тело. На Остове у нее был ребенок, девочка, которую она растила одна. Разумеется, у нее были любовники, но никого она не подпускала достаточно близко. Так было до тех пор, пока не появился один особенный. Сумасшедшая страсть свела их вместе, они даже стали жить в одной пещере. Только вот мужчина с самого начала невзлюбил ее дочь: девочка часто жаловалась на него, но Месть не обращала внимания. В один из дней она нашла девочку мертвой. Мужчина уверял ее, что удар головой о каменную стену был несчастным случаем, что он звал лекарей, но у Мести, наконец, открылись глаза. Хотя было слишком поздно. Она пыталась доказать его вину, отправить на Огузок, как убийцу, но мужчина работал в страже и сумел обыграть все в свою сторону. В итоге к красным отправили ее.

– Я помню твою мать, – усмехнулась она, глядя на меня. – Помню и отца. Когда ты родилась, с этими своими полосами, как все с ума сходили! Твоя мать была вся в пятнах, будто кожа облезала, а отец был похож на оранжевого. Но ты родилась с ровными полосами. Всем все сразу стало ясно, кто ты такая! Большинство детей умирают на Огузке еще до того, как у их матери успеет уйти молоко, но ты росла здоровой и сильной, все тебе было нипочем… Видела бы ты, с какой чудовищной завистью все женщины смотрели на твою мать! Беременных не заставляли сражаться, а родившие здоровых детей могли не выходить на арену пять лет, пока жив их ребенок. Вашей семье после твоего рождения давали лучшую еду, выделили самый удобный дом, давали одежду, какой могла бы похвастаться знать… Весь красный остров мечтал увидеть, что будет, когда ты выйдешь на арену.

– И как же ты попала к фиолетовым?

– Это случилось после твоего рождения, – Месть скривила губы в недоброй ухмылке. – У меня тоже были дети, двоих я выкинула, а один на втором месяце жизни стал хрипеть и задыхаться, его кожа покрылась пятнами от солнечных ожогов. Я умоляла стражу дать мне ткани, чтобы я могла закрывать его от солнца, и маску, чтобы он мог дышать, но они видели, что мой ребенок долго не протянет, и ничего мне не дали. Мой мальчик не дожил до трех месяцев. И тогда я стала убивать без разрешения, – она улыбнулась, обнажив заостренные, как у Погодника, зубы. – Со мной ничего не могли сделать: я бросалась на всех подряд, даже на стражу! Убила пятерых, только тогда меня чем-то напоили и привезли к фиолетовым. С тех пор многие годы я ходила со связанными руками, толкая колесо, которое приводит в действие механизмы станков. Так было, пока Жемчуг не освободил меня. Он единственный знал, что у меня в голове. Он знал, что я не стану убивать калек, – они ведь мне ничего не сделали, – и развязал мне руки. Он научил меня справляться с собой, научил, как стать сильнее, используя то чувство, которое в свое время полностью подчинило меня.

Ярость была неразговорчива. Она сказала, что была у фиолетовых лет с семи. Она всегда была агрессивной и злой, кидалась на детей и взрослых, стоило сказать ей слово поперек. Родители сами сдали ее страже, боясь, что она покалечит братьев и сестер. Здесь она тоже ходила со связанными руками, но развязали ей их раньше, чем Погодник начал плести свои сети. Ее пристроили смотреть за дебилами.

У каждой из многочисленных ведьм была своя история, но, похоже, все они заканчивались одинаково: их никто не понимал и не признавал, кроме Погодника, а как только он появился в их жизни и раздал им новые имена, они обрели свое призвание.

Наконец, когда уже почти начало светать, колдун открыл глаза. Ведьмы тут же обступили его, стали вытирать мокрую от пота кожу, дали воды и принесли горячую еду.

Прежде, чем начать есть, Погодник подозвал меня к себе.

– Его нет на острове, – сказал он. – Живого точно нет.

– Что ты хочешь этим сказать? – я нахмурилась.

– Что он или мертв, или переехал жить к рыбам.

– Но он мог отправиться на Остов!

– Чтобы его убили там? – Погодник скривил губы в угрюмой гримасе. – Он не самый предсказуемый парень на Огузке, но отправиться на землю к матери, чьего сына он вчера утопил, безумие даже для него.

– Гора может быть жив, – возразила я.

– Я искал Барракуду, мне донесли, что она тоже пропала. Ее тоже нигде нет. Ни единого следа, ни мысли о ней у людей, которые могли недавно видеть ее.

– Ты просто бестолковый шарлатан!

Я встала на ноги.

– Я потратила на тебя слишком много времени! Дельфин жив, его не могли убить среди бела дня так, чтобы никто ничего не видел!

– Хорошо, если так.

Я вышла от него, сжимая кулаки от злости. Подумать только! Как я могла повестись на все эти россказни о его могуществе!? Все так верят ему, так пляшут перед ним, а он просто уродливый лжец!

У желтых уже все спали. Мне тоже не мешало бы отдохнуть перед тем, что будет завтра, но гнев все еще кипел во мне: я знала, что не смогу уснуть, пока не поговорю с кем-нибудь.

Свет горел только в доме Вадика.

Тощий лысый и безбородый химик всегда поддерживал меня. У него была ко мне слабость со дня нашей первой встречи. К нему я всегда могла пойти, что бы у меня ни случилось.

Химик, как и всегда, трудился со своими склянками и жаровнями. Весь его обеденный стол был завален водорослями и уляпан сине-зелеными пятнами.

Увидев меня, он поздоровался и снова взялся за работу.

– Что это ты делаешь?

– Я очень близко! – взволнованно прошептал он. – Очень! Яшма, милая, если я это сделаю, то все кончится! Понимаешь!? Мы победим!

Я подошла ближе к его столу.

В стеклянной бутыли кипела прозрачная жидкость, а Вадик, капля за каплей, добавлял в нее такой же прозрачный раствор. Когда капли касались содержимого бутылки, вспыхивали ярко-синие пятна, а затем растворялись, делая прозрачную жидкость светло-голубой.

Зрелище завораживало, но я ничего не понимала. Я осмотрелась, стараясь найти что-то, что поможет мне понять, и наткнулась взглядом на огромную двадцатилитровую бутыль.

– Грибная настойка! – воскликнула я. – Василий знает, что она у тебя!? Тебя же порвут на части!

– Эти пьяницы не понимают, что на самом деле важно! – буркнул Вадик. – Мне эта мысль давно пришла в голову, и я думал об этом, знал, что все должно получиться… Но меня бы не стали слушать! Пришлось взять все самому.

– Объясни мне толком, я не понимаю тебя!

Вадик раздраженно вздохнул, но потом все же принялся объяснять.

– Смотри, есть такие глубинные грибы растут только на Остове. Эти грибы сушат и жгут, давая зеленым дышать их дымом. Этот дым лишает их разума, но зато ослабляет действие миналии. Карпуша не хотел, чтобы его люди превращались в животных, и не давал им грибов, пряча их на кухне. Дельфин эти грибы нашел и давал нам в обмен на помощь еще до землетрясения. Скоро весь мешок перешел к Василию, и он сделал из этих грибов настойку. В ней свойства грибов обострились, это концентрат. Средство от миналии, которое дали нам черные, имеет в составе эти же грибы! Похоже, что наш концентрат работает не хуже, и добавить его надо всего пару капель на пять литров! Сейчас я варю пробник. Вон там, – он кивнул головой на ведро с миналией и ламинарией. – Водоросль, которую я опрыскал раствором черных. Он уничтожает миналию за двенадцать часов, и она теряет свои свойства. Через семь-восемь часов будет готов мой раствор: мне нужно еще подтвердить некоторые его свойства. Потом половина суток на пробу и… если все выйдет, мы сможем избавиться от миналии сами, так-то!

– Ты слышал о том, что случилось вчера? – спросила я. – Что зеленые, голубые и оранжевые вручили меня черным? Что Дельфин спас меня, утопив почти всех, кто приплыл вчера на переговоры?

Вадик мигнул, его взгляд устремился куда-то в пространство.

– Нет, я этого не слышал… Я был здесь.

– Гора может быть мертв, а Дельфин на собрании объявил Солнце в предательстве и сказал, что завтра в полдень собирает все стаи, чтобы убрать жреца из совета. Сразу после этого Дельфин исчез, его никто не видел, а Погодник говорит, что он мертв! Здорово, что ты приготовил этот свой раствор, только уже слишком поздно, потому что черные могут напасть на нас еще до завтрашнего полудня, а Солнце, возможно, убивает очередного неугодного прямо сейчас! Миналия теперь самая маленькая из наших проблем.

Вадик разогнулся, отлепившись, наконец, от своей бутыли.

– Дельфин мертв? – переспросил он.

– Я не хочу в это верить. Прошло не так много времени… может, он уплыл куда-нибудь, – я вздохнула, подавляя идущую из груди дрожь. – Я не знаю, что будет завтра. Кроме Дельфина пропала еще одна девушка. Это она сказала на суде Солнцу, кто на самом деле сказал про храм. Возможно, завтра пропадет еще кто-то.

Вадик молчал. На обдумывание моих слов у него ушло несколько минут. Затем он посмотрел на меня.

– Надо дождаться завтрашнего полудня, тогда все станет ясно. Оставайся пока у меня, поспи. Сейчас уже ничего не сделаешь.

Он был прав. Я могла только ждать, что будет.

Похоже, я пришла сюда, чтобы услышать это. Чтобы у меня была причина бездействовать, потому что внутри я и сама понимала, что ничего не сделаю.

Перед сном я наблюдала за работой химика, пока глаза сами не начали слипаться.

Следующим утром я поговорила с Василием, зашла к голубым и зеленым, потом выхватила одного оранжевого. Ни у кого ни вчера, ни сегодня Дельфин не работал. Его многие ждали, он нужен был у зеленых и как судья, но никто не мог его найти.

К полудню все стаи собрались возле шатра совета, предводители заняли места за столом, но Дельфин так и не пришел, хотя его ждали около получаса.

В итоге Солнце попросил стаи разойтись, а предводителей собрал внутри шатра.

Один высокий и на удивление сильный оранжевый подошел ко мне и попросил не уходить никуда, так как чуть позже Солнце и другие предводители хотели бы поговорить со мной.

– Что ж, я тоже хочу поговорить с ними, – ответила я, усмехнувшись.

Дельфин не появился, и теперь все изменится. Это понимали все вокруг.

Предводители обсуждали что-то минут двадцать, я слышала бас Солнца, слышала крики Василия и недоуменное гудение Карпуши. Погодник хлопнул по столу своим посохом, но Карпуша продолжал говорить, а Буревестник – перебивать. Наконец, голоса утихли, и через несколько минут мне велели войти в шатер.

Дельфина не нашли, от черных вестей нет, и это значит, что Солнце останется на своем месте, а обмена, которого он добивался, не будет.

Я, как единственная соучастница нападения на Гору, должна ответить перед предводителями за свой поступок.

– Черные ударили меня сзади по голове и связали, я кричала, но никто не пришел мне на помощь. Кроме Дельфина. Он оказался единственным, кому свобода одного из нас оказалась дороже жизней черных.

Я смотрела на Карпушу, говоря это. Он знал, что предал меня, хотя и делал вид, что ему все равно.

– По-вашему, мне стоило позволить убить себя, чтобы вы могли дать черным собраться с силами? Чтобы спасти безмозглых оранжевых?

– Ты надела черное, а потом перебила своих соратников! Ты заслужила этот суд, – сказал Солнце. – Твоя жизнь не может быть важнее, чем жизни сотен людей на острове! Если черные хотели забрать тебя, ты должна была пойти с ними, потому что здесь для тебя места больше не будет!

– Яшма все еще нужна в моей стае! – воскликнул Василий. – Пусть работает в кузне, как мы и договаривались.

– Мы не договаривались! – отрезал Солнце. – Она опасна, потому что ни во что не ставит ценность чужих жизней. Держать убийцу среди стай нельзя.

– И что ты предлагаешь? Убить ее за то, что она сопротивлялась нашим врагам!? – возмутился Карпуша.

Мне стало противно от его слов. Он сам отдал меня черным, проклятый трус! Как он смеет теперь защищать меня и делать вид, что он на моей стороне!?

– Убить ее просто некому, мы только потеряем людей, – сказал Солнце. – Но есть дело, которое она может выполнить, не причиняя никому вреда.

– И что это за дело? – обеспокоенно спросил Василий.

– А это уже моя забота. Никто не должен знать, где она будет, иначе найдутся люди, которые помогут ей бежать, – он с укором посмотрел на Василия. Затем он повернулся ко мне. – У нас ведь не будет проблем? Ты ведь понимаешь, что у тебя нет выбора?

– Выбор всегда есть, особенно у меня, – ответила я, с наслаждением наблюдая за тем, как раздулись в бешенстве его круглые ноздри. – Но я согласна на твою работу, что бы там ни было.

Что ж, сопротивляться Солнцу теперь не было смысла. Дельфин исчез, черные желают моей смерти, на острове тоже многие с радостью пришли бы на мои поминки. Оранжевые не смогут убить меня, ни ядами, ни тем более оружием. Если они хотят держать меня где-то, пусть лучше будет так. Рано или поздно, если буду жива, я снова окажусь на свободе.

Был у меня и другой путь. Я могла бы одним прыжком оказаться возле Солнца и размозжить его череп о стол. Я бы избавила многих на острове от одной большой проблемы… Но потом меня было бы, за что судить. Прибив Солнце, я бы обрекла себя на смерть.

Пусть лучше я поживу немного в где-нибудь в отдалении, пока все это не уляжется.

После совета меня окружили люди оранжевых. Самые крепкие мужчины, каких они смогли найти у себя.

Мне связали руки за спиной, а на голову надели мешок, будто это могло помешать мне сбежать, если бы я вдруг захотела.

Дельфин не мог убежать, ему просто некуда. Даже он не сможет жить в воде, какие бы там слухи не ходили по стаям. Скорее всего, Солнце или убил его, или держит где-то. Находясь среди оранжевых, я смогу узнать наверняка, что произошло.

Сначала меня отвели в какой-то шатер и оставили там дожидаться ночи.

Я провел там несколько часов, а потом ко мне пришла женщина

Чернокожая, толстая, с черными волосами, сплетенными в тугие жесткие косы. Такую легче всего было представить за плетением корзин в окружении десятка крепких здоровых детей.

– Я принесла воду и одежду. Тебя нужно подготовить, – произнесла она зычным грудным голосом. Как ни странно, страха в ней не было. – Ты позволишь мне сделать это?

– Делай, что нужно.

Она подала знак, и несколько мужчин вошли в шатер, один нес огромную бадью, другой несколько ведер с водой.

Когда они ушли, женщина помогла мне раздеться и зайти в бадью. Налив воды, она взяла из горшка какую-то мазь и стала втирать ее мне в спину.

– Если развяжешь мне руки, я сама все сделаю, – сказала я, недовольно отодвигаясь от нее. – Я не стану убегать, ты же сама знаешь. Мне некуда идти!

– Это все может показаться тебе странным, – сказала женщина. Она пыталась успокоить меня, говорила, как с непослушным ребенком… – Но так надо. Я не сделаю тебе больно. Никто не сделает. Нет нужды бояться.

Делать было нечего, я позволила ей вымыть себя, будто ребенка.

На меня вылили больше ароматных масел и мыла, чем я когда-либо сама использовала. После женщина вытерла мое тело и волосы, обработала каждую ссадину и шрам, которые нашла.

Она помогла мне завернуться в странную ткани. Получилось платье без рукавов, обхватывающее шею. Затем жрица так обхватила подол еще одним куском ткани, что получились короткие штаны.

Одежда, идеально подходящая для физической работы.

Затем жрица стала заплетать мне волосы.

– Вы меня замуж выдаете? – я усмехнулась. – Зачем это все?

– Тебе так будет удобнее, – объяснила жрица. – Я не могу сказать, что тебя ждет, но всем будет лучше, если ты не станешь мучиться из-за пустяков вроде вшей и колтунов, или неудобной и непрочной одежды.

Она решила заплести тысячи тугих и тонких косичек. Волосы у меня были длинные, очень длинные, и это все грозило занять несколько часов…

– Вы, оранжевые, стараетесь показаться хорошенькими даже перед своими пленниками, подумать только! – фыркнула я во время затянувшегося причесывания.

– Я могла бы вылить на тебя несколько ведер воды, обрить наголо, оставить нагой, и уйти заниматься своими делами, – сказала жрица, улыбнувшись. – Тебе бы этого хотелось?

Я промолчала.

– Наш Бог учит прощать людям их грехи, вести их к свету, – продолжила жрица, снова берясь за мои волосы. – Тебе в жизни досталось, многие обижали тебя. Я не хочу быть одной из тех, кто подталкивает тебя к жестокости. Я лучше потрачу немного времени, – оно ведь у нас пока есть, – и попробую показать тебе, что не все вокруг твои враги и желают тебе зла.

– Тебя прислал Солнце?

– Он не знает, что я здесь, – вдруг сказала она.

Я удивленно обернулась к ней.

– Идешь против воли жреца?

– Вовсе нет. Не думаю, что он осудит меня.

– Думаю, он хотел бы, чтобы я была лысая и голая.

Она заплела мне все волосы, а затем уложила их в тугой пучок. Как бы я не вертела головой, на глаза мне ничего не попадало, а волосы не спутаются, даже если я не смогу их расчесывать…

Похоже, меня хотят где-то надолго запереть и поручить тяжелую работу. Что ж, пусть так.

– Ты скажешь мне, что случилось с Дельфином? – спросила я.

Мне вдруг показалось, что эта женщина лучше, чем все оранжевые, которых я знала до сих пор. Может быть, она даже не станет врать мне и отмалчиваться.

– Я не знаю, – ответила она, вздохнув. – Если ты думаешь, что это мы с ним что-то сделали, ты ошибаешься. Мой муж охранник порядка в нашей общине, я бы знала, если бы Солнце велел людям схватить Дельфина. Все бы знали. Что бы ты ни думала, большинство оранжевых любит и уважает Дельфина, хотя на советах он часто перечит нашему жрецу. Он добрый парень, и, на самом деле, не так уж далек от веры, как думает.

– Почему ты не скажешь мне, что со мной будет?

– Потому что ты сама должна будешь это понять, – туманно ответила она. – Ну, все, я закончила. Ты готова. Я принесу тебе поесть и попить, а ночью за тобой придут.

Женщина вернулась с рыбой и водорослями… Я была поражена.

Оранжевые не едят рыбу, выходит, она где-то ее нашла, поджарила и принесла сюда, только чтобы я была довольна?

– Тебе предстоит кое-что очень непростое, – вздохнула она, кормя меня с ложки. – Тебе нужны силы, много сил!

Я поблагодарила ее прежде, чем она ушла.

Остаток дня я провела в раздумьях о том, что же за люди на самом деле, эти оранжевые.

Ночью снова явились мужчины, они надели мне на голову мешок и вывели на улицу. Мы шли, а потом я оказалась в лодке. Снова.

Плыли мы недолго и не делали кругов, как я ожидала. Я думала, они попытаются запутать меня, чтобы я не понимала, к какой части Огузка мы приплыли. Но все время лодка шла только прочь от острова… Уж не утопить ли они меня вздумали?

– Пожалуйста, только не топите меня! – пробормотала я, посмеиваясь про себя.

– Мы не убийцы, – заявил один из мужчин. – Никто не станет тебя топить.

– Отдадите меня черным?

– Может, и стоило бы, – заметил другой. – Помолчи лучше, в темноте и так тяжело грести. Уплывем в открытый океан, тогда всем нам будет не до шуток.

Я замолчала.

Неожиданно лодка уперлась в берег. Мужчины помогли мне выбраться на берег.

Мокрые ступни ощутили непривычную травянистую почву.

Мы прошли какое-то время, а потом стали спускаться по ступеням. Я пару раз споткнулась: ступени начали закручиваться в спираль, и я не могла понять, куда ставить ноги.

Наконец, мы закончили спускаться и пошли прямо. Теперь земля была твердая, но скользкая. Пахло сыростью.

Вот, мы остановились. С меня стянули мешок.

Ничего.

Темнота, как она есть.

Оранжевые развязывали мне руки, они действовали так быстро, будто делали это в кромешной тьме тысячи раз.

– Иди за мной, я покажу тебе, что делать, – сказал один из них.

Я сделала несколько неуверенных шагов в сторону, откуда шел его голос. До сих пор мне казалось, что меня окружает не меньше семи оранжевых, но теперь, прислушавшись, я поняла, что здесь остался только один.

– Не беспокойся, тут не споткнешься.

Я пошла быстрее и увереннее.

Голос удалялся, и я вдруг поняла, что боюсь потерять его. Эта сырая темнота готова была проглотить меня сразу же, как я останусь тут одна…

– Я-то думала, меня посадят на привязь и заставят вспахивать грядки, – заговорила я, не выдержав молчания. – Где мы, что это за темень?

– Ты находишься во тьме неверия, – проговорил оранжевый. Мне показалось, что я ослушалась, но он говорил отчетливо.

Страх заскребся между лопатками.

– Стой! – велел мне оранжевый.

Я остановилась.

– Протяни руку.

Я вытянула руку, и ладонь уперлась прямо в землю. Влажная, рыхлая… она лежала передо мной мертвым пластом.

– Твоя задача прорыть ход.

– Ход?

– Да. Ты должна копать.

– Руками?

– Да. Лишних инструментов тут нет.

– Я и трех метров не пророю, как останусь без пальцев!

– Значит, останешься без пальцев, – невозмутимо продиктовал оранжевый. Он говорил, словно накаченный грибной настойкой.

– Ты с ума сошел!? Солнце говорил об обычной работе! Я не стану гробить в этой могиле себя и свои руки!

– Если не будешь делать, что говорят, не получишь еды. Тут ты так же закрыта для света, как обычный слепец. Ты не выживешь здесь, если мы не будем поддерживать твою жизнь.

Ах, так? Он вздумал угрожать мне!? Что ж, я выберусь отсюда и без него! В эти дурацкие игры оранжевые пусть играют друг с другом!

Я кинулась в сторону голоса, чтобы схватить его и хорошенько сжать в руках его кадык… но руки схватили лишь воздух. Потеряв опору, я чуть не повалилась на землю, но устояла.

Голос раздался с совершенно другой стороны, справа от меня.

– Начинай рыть, землю укладывай ровным слоем на пол. Через некоторое время я вернусь и принесу тебе еды. И не вздумай гадить тут! Вот судно. Я буду уносить его, когда буду уходить

Я услышала глухой звук, что-то поставили на землю.

Я бросилась в сторону шороха, но и там было пусто. Тогда я развернулась, захватывая рукой и ногой все возможное расстояние: этот говнюк должен был быть где-то совсем рядом.

Но было пусто.

Я бросалась из стороны в сторону, хватала и била воздух и землю, но тщетно. Теперь я была здесь одна.

Темно… проклятье, слишком темно! Я не вижу ничего, ни лучика!

Тут мне на макушку упало что-то влажное.

Я вздрогнула и потянула руку к волосам, чтобы понять, что это было.

Вода. Слегка солоноватая.

Откуда-то из желудка поднялась паника.

Я под землей. Глубоко, по-настоящему глубоко под землей. Сколько мы шли вниз? Десять минут? Полчаса?

Похоже я нахожусь глубже, чем дно моря, разделяющего Огузок и Остов. Над моей головой не меньше тонны земли и еще больше воды. Все может рухнуть в любой момент, и тогда это место станет моей могилой!

Из моей груди вырвался протяжный стон.

Я стала шагать и шагала, пока не уткнулась лицом в землю. Тогда я стала медленно пробираться вдоль нее, надеясь рано или поздно наткнуться на что-то, напоминающее лестницу, по которой меня привели. Шли мы недолго, она должна быть где-то здесь…

Но шла я дольше, чем надо было. Намного дольше.

Темнота давила на меня, впервые в жизни мне было по-настоящему страшно. Я знала, что заблудилась, что не смогу даже вернуться к месту, где меня оставил оранжевый, но все равно продолжала шагать, надеясь на чудо.

В один миг я поняла, что сойду с ума, если не зажмурю глаза и не представлю, что не вижу только потому, что мне пришло в голову больше не разжимать веки. Так стало легче, но ужас не прошел.

Потребность увидеть хоть лучик света стала невыносимой, как потребность дышать. Я плотно сжала губы, чтобы не издавать ни звука, но это давалось очень тяжело. Я понимала, что не умру от темноты, но это было нестерпимо… хуже, чем смерть.

Я шагала много, возможно, многие часы или даже дни мерила шагами сырую землю. Я давно потеряла счет времени, уже почти забыла, что ищу… хоть что-то, хоть камень, хоть гору землю. Хоть что-то, кроме голых стен.

Туннели были бесконечными, я много раз поворачивала назад и ныряла в проходы, но ни разу не пришла в тупик. Единственным тупиком, который я знала, был тот, к которому привел меня оранжевый.

Я ушла так далеко, что даже он не сможет найти меня, когда придет.

Я умру тут от голода и жажды.

Когда слабость совсем одолела меня, я опустилась на землю и села, упершись спиной в стену.

Я стала вслушиваться в непроницаемую тишину, надеясь уловить хоть какие-то изменения.

Я долго сидела так, и вдруг услышала голоса.

Не различимые, похожие на игру воображение, они разносились где-то вдалеке.

Я встала и пошла к ним, пока не поняла, что они находятся где-то за стеной, в которой нет прохода.

Я остановилась и стала слушать. Я почти различала слова.

– …Мы должны быть спокойны, должны верить, что будем в безопасности!..

– Приходить сюда было безумием!..

– …Цунами затопит весь Огузок, туннели рухнут, нас погребет заживо!..

– Мы погибнем! Даже если храм не рухнет, наши поля пропитает соленая вода, мы умрем с голода!

– Бог хранит всех нас, мы живем под его лучами в то время, как другие умирают. Мы особенные люди. Мы должны быть храбрыми.

– Давайте помолимся за наше спасение, за процветание жизни! Молитвы подарят мир нашим душам. Соберемся в круги, братья и сестры…

Оранжевые начали петь.

Их звонкие голоса сотрясали стены, вибрации проникали в землю, я слышала их песни не только ушами, но и всем телом.

Впервые я снова смогла ощутить течение времени. Они пели одну песню за другой, а я сидела за одной из стен, обняв колени, прижимаясь ухом к земле, и слушала.

Я уснула так, а когда проснулась, снова была тишина и темнота.

Живот крутило от голода, нестерпимо хотелось пить.

Двигаться было бессмысленно. Я уже поняла, что нахожусь в подземном лабиринте, откуда невозможно выбраться, если не знаешь, куда идти.

Я сидела так, пока вдруг не услышала шаги.

Я прислушалась, не мерещится ли мне, но шаги были, и они приближались.

– Я принес еды и воды.

Кто-то опустился возле меня и сунул в руки корзину. Там были сырые овощи и большая фляга с водой.

Запах, шедший от корзины, пробудил столько образов: соленое море, жесткая трава, человеческие руки…

Я почувствовала, как слезы подкатывают к векам, но не стала смахивать их. Я схватила за руку человека, чтобы он не вздумал уйти, а другой взяла флягу.

Я стала пить, запрокинув голову. Вода лилась мне в горло, и я с наслаждением ощутила привкус опресняющих водорослей, через которые ее пропустили.

Затем я взяла круглый плод.

Никогда до сих пор я не ела овощей, они казались мне несъедобными… но сейчас рот наполнился слюной, словно мне предложили зажаренную тушку чайки.

Я пихала в рот гладкие и шершавые шары. Язык то обжигала кислота, то обтягивала сладость, волокна жесткой вытянутой травы застревали в зубах, а ее вкус заставлял морщиться, но я ела.

– Ешь, как животное, – заметил голос, когда корзина опустела. – Не сошла ли ты тут с ума, бросаясь из угла в угол?

– Когда меня уведут отсюда?

– Когда-нибудь ты сама сможешь выйти. А пока будешь рыть.

Он стал вставать и, все еще держа меня за руку, помог мне подняться.

Он повел меня, мы сделали не больше пяти шагов.

Он протянул мою руку, и она уперлась в тупик.

Моя нога коснулась судна.

– Ты должна копать, иначе в следующий раз я не вернусь. Ты будешь копать?

Я держала руку на земле, не в силах поверить в то, что чувствую.

Тупик! Рыхлая, неподатливая земля в месте, откуда я пришла! Но ведь я ушла за многие километры отсюда…

– Как это?.. Тут было пусто! Тут ничего не было!!!..

– Ты слепа, так позволь зрячим вести себя к свету, – голос оранжевого был спокоен и строг. – Рой, укладывай землю ровным слоем, и, может, когда-нибудь ты начнешь видеть снова. Когда это случится, ты тут же уйдешь отсюда.

– Вы ослепили меня!?

– Нет. Ты была слепа с рождения. Рой.

Голос исчез.

Я вслушивалась в шорохи шагов, но тщетно. Он просто испарился из пространства, будто его и не было.

И я стала рыть.

 

9. Из темной бездны

*Дельфин*

Мне удалось добраться до гротов, не встретив по пути никого, кто знал бы о моей выходке. Пройдет время, прежде чем новость о суде разойдется по острову, и это хорошо: сейчас я не был готов отвечать на вопросы.

Оказавшись в одной из своих любимых пещер, я погрузился в теплую воду и уперся лопатками в край купели.

Я вдыхал пар и прислушивался к ощущениям своего тела, выбросив из головы все мысли. Вскоре это оцепенение стало походить на медитацию: в моей голове сами собой начали возникать смутные картинки, возможно, ответы на вопросы. Я почувствовал жилу мариния, находящуюся под слоем камня метрах в десяти от меня, и испытал непреодолимое желание приблизиться к ней.

Не задумываясь ни о чем, я нырнул и поплыл к месту, которое, как мне мерещилось, горело синим пламенем. Добравшись до него, я прижался к камню всем телом, пытаясь быть поближе к металлу. Серьга в ухе налилась приятным теплом, чувство уюта и защищенности охватило меня, словно я маленький попал в объятия матери.

Мысли стали будто отскакивать от появившегося в голове иллюзорного зеркального барьера. Будто кто-то повторял их за мной эхом. Потом они стали меняться, теперь я слушал металл, а не он меня.

Я вдруг увидел два черных силуэта, их угрожающая поза не предвещала ничего хорошего, но я их не испугался, это были просто люди…

После того, как я разобрал этот образ, концентрация внезапно нарушилась. Что-то снаружи отвлекло меня.

Я открыл глаза, немного отстранился от камня и посмотрел наверх…

Две пары мужских ног, лениво водящих по воде, были ответом на мой немой вопрос.

Тут я понял, что находиться под водой дальше будет неприятно: легкие начали требовать свой законный воздух. Сколько же я пробыл здесь? Казалось, всего несколько минут…

Оттолкнувшись от стены, я быстро поплыл наверх.

Мужчины вдруг задергались, начали барахтаться, пытаясь поскорее выбраться из купели. Видимо, заметили меня, но не поняли, что я человек, думали, я рыба какая-нибудь, хотя откуда тут рыбы?.. Со страху они могли всадить в меня что-нибудь, потому я решил не торопиться. Замерев на глубине примерно два метра от поверхности, я помахал им рукой.

Мужчины стояли над водой, у одного из них я разглядел в руках длинный гарпун.

Я снова помахал им.

Они точно видели меня, они смотрели прямо на меня… но гарпун никуда не делся. Более того, один из них ушел, а второй встал поближе к краю и прицелился!

Я ушел глубже под воду, про себя недоумевая.

Кто они такие и что себе позволяют!? Как они смеют охотиться на меня!?

Было бы логично, если бы их подослал Солнце, но они не оранжевые: кожа у них белая.

Голубые в такое время обычно по гротам не гуляют, зеленые тем более: предводители их даже на лишний перекус не отпускают.

Выходит, эти двое или синие, или фиолетовые.

Фиолетовым решением совета было запрещено давать гарпуны.

Значит, синие.

Если синие, я могу поговорить с ними через мариний.

Я спустился глубже, вновь прижался к залежам мариния, и издал мысленный вопль, такой силы, что он отразился от невидимого, но ощутимого зеркального барьера в моем сознании, и не только вернулся мне, но и разошелся по всей округе.

«Я Белый Дельфин! Убери гарпун!»

Я почувствовал, что зов был достаточно сильным. У меня закружилась голова, в глазах потемнело, воздух стал еще нужнее.

Если это синий, он непременно должен был услышать: мариния в жиле было столько и он так срезонировал, что меня могли бы услышать даже самые непробиваемые из шахтеров!

Не в силах больше терпеть удушье, я поплыл вверх.

Мужчина по-прежнему стоял, нацелив на меня гарпун.

Выбора у меня не было, я продолжил плыть, готовясь перехватить гарпун, как только окажусь достаточно близко.

Я плыл очень быстро, быстрее, чем он ожидал, и когда вынырнул, он промазал. Я отделался лишь жгучей царапиной на предплечье.

Вцепившись в гарпун, я сделал глубокий вдох и снова нырнул в воду, утягивая неудавшегося рыбака за собой. Он не сразу выпустил гарпун, потому моего рывка хватило, чтобы он поскользнулся на краю купели и неуклюже грохнулся в воду.

Вырвав у него оружие, я ушел глубже, сгруппировался и поплыл на него, нацелив на барахтающееся тело тупой конец гарпуна.

Он заслужил хорошенько получить за свое поведение!

Наподдав рыбаку, я вылез из купели и осмотрелся.

Приятель недоумка еще не появился

– Из какой ты стаи!? Я тебя никогда не видел! – я внимательно всмотрелся в мужчину, вжавшегося в борт купели.

Не то чтобы я знал каждого на Огузке, но не было человека, которого я видел бы меньше трех раз. Я хорошо запоминал лица и знал наверняка, что этого вижу впервые.

Он ничего не ответил, только смотрел на меня так, будто перед ним глубинное чудовище.

По этому взгляду я понял, что он не с Огузка. А если он не с нашего острова, то несложно догадаться, откуда.

Не сводя с него острие гарпуна, я обвел глазами грот и увидел его одежду.

На камнях валялась черная форма стражи.

– Как ты тут оказался? Отвечай! От этого зависит твоя жизнь!

По лицу стражника пробежала ни с чем несравнимая череда эмоций.

– Мы захватили эту территорию три дня назад, – произнес он, нервно сглатывая. – Ты не имеешь права угрожать мне! Опусти гарпун!

– Что!? – я упер гарпун в его грудь, заставив стражника изогнуться дугой. – Так ты у нас захватчик, значит!?

– У нас договор! Ты не должен причинять мне вреда, иначе соглашению конец!

– Жители Огузка – свободные люди, и они не любят, когда на них охотятся с гарпунами! – я слегка царапнул его грудь. – Повторяю последний раз: что ты тут делаешь!?

– Я несу свою службу! Опусти гарпун, и я отведу тебя к начальству!

Я не дал ему договорить, быстро перевернул гарпун в руках и ударил его тупым концом по голове. Дать ему утонуть было бы глупо: куда лучше допросить, когда очнется.

Я вытащи его на камни и осмотрелся в поисках своей одежды. Ее, как это ни странно, нигде не было.

Что вообще тут творится?.. Кому она могла понадобиться?

И как дозорные могли пропустить сюда черного?

Теперь, когда мне ничего не угрожало, я стал осознавать, насколько странной была эта встреча.

Надев одежду убитого и нацепив на плечо его сумку, я осторожно вышел из грота. Оставлять стражника одного я не боялся: он ни за что не скроется с Огузка незамеченным.

Снаружи никого не оказалось, но все же я замер, чувствуя нерешительность.

Грот, из которого я вышел, был не тем, в который я зашел.

Голова пошла кругом от такого открытия: мне показалось, я начал сходить с ума… Но реальность не отступила. Я вышел не оттуда.

Чтобы убедиться в своей вменяемости, я отыскал тот самый грот, куда пришел около получаса назад, и зашел в него.

Там моей одежды тоже не оказалось.

По позвоночнику пробежала нервная дрожь. Я тряхнул головой и вышел из пещеры.

Нужно поскорее встретиться с кем-то из своих…

Растрепав волосы, чтобы они сохли быстрее и свои издали могли бы узнать меня по их белому цвету, я направился в сторону лагеря фиолетовых. Я не забыл слов стражника о том, что они захватили Огузок, и двигался осторожно, прячась за насыпями и камнями.

Когда я почти дошел до места селения стаи, на моем пути вдруг показалась группа черных. Они шли к гротам с беспечностью хозяев, громко что-то обсуждая и смеясь. Заметив меня, они остановились и умолкли.

Мы были достаточно далеко друг от друга, чтобы я мог разглядеть их лица или услышать детали разговора. Но по тому, как один из них угрожающе махнул рукой в мою сторону, я понял, что лучше бы мне быть от них еще дальше…

Разбираться было некогда, я развернулся и бросился бежать в сторону голубых. Я заметил этих стражников вовремя и еще мог удрать… если к ним не придет подмога.

Но то, чего я боялся, в итоге случилось. Стражники стали кричать, и вскоре из-за дюн со стороны синей стаи появились другие, которые быстро включились в преследование.

Чем ближе я подбирался к территории пяти стай, тем больше черных вступали в погоню, будто я не убегал от них, а подбирался к их гарнизону!

Откуда их столько на острове!? Неужели они успели напасть на нас, пока я отдыхал в Гротах!?..

Воды их забери, их тут столько, как будто они и не уходили никогда!

Сердце колотилось, в ушах пульсировало, я чувствовал, как начинал бояться…

Что с остальными стаями? Почему они позволяют черным находиться здесь и наставлять гарпуны на жителей?

Вдруг я увидел вдалеке что-то, напоминающее баррикады. В них я отчетливо разглядел оранжевых и голубых воинов… свои, слава проведению! Значит, Огузок еще не захвачен.

Я не мог кричать, горло уже пересохло, и я стал махать им гарпуном, давая понять, что я из своих.

Я быстро спустился с холма и тут только заметил, что у черных тоже есть свою линия обороны. Я бежал прямо к ней, прямо в руки к стражникам!

Стоило мне заколебаться хоть на секунду, меня бы настигли сзади. Единственным способом остаться на свободе было прорваться сквозь тех, что ждали впереди.

Они уже готовились ловить меня, словно рыбу в сети, крутили в руках гарпуны, выжидали… Я выбрал среди них того, кто был ниже ростом и казался меньше. Когда я был уже достаточно близко, я резко свернул в его сторону, выставив вперед гарпун.

Он тоже целился в меня, я бежал прямо на острие, но знал, что нельзя останавливаться. За миг до того, как я должен был налететь на гарпун, я подался чуть влево и проскользнул по древку прямо мимо стражника.

Оказавшись у него за спиной, я бросил свой гарпун и ускорился, так что руки другого стражника, уже собравшегося схватить меня за куртку, прошли мимо.

Силы уже оставляли меня, я чувствовал, что бежать еще быстрее уже не могу, а до своих оставалось около пятидесяти метров. Стражники настигали, они наступали мне на пятки, пытались толкнуть, но раз за разом мне удавалось отскочить или увернуться от них.

На секунду я вдруг поверил, что добегу, что они уже не смогут меня поймать… ведь я уже видел знакомые лица, разглядел в толпе защитников Карпушу! И в этот самый миг лицо подрывника вдруг ушло вверх, а земля полетела прямо в лицо…

Я упал, но не смог сразу осознать этого. Только когда на меня сверху навалилось несколько человек, я понял.

Один из них несколько раз ударил меня в лицо, затем пнул в бок. Мне заломили руки за спину и связали, подняли на ноги. Все это произошло за пару секунд.

До баррикад оставалось около пятнадцати метров, воины видели меня, но никто не спешил на помощь.

Я тряхнул головой, сбрасывая прилипший к лицу песок и снова нашел плавающим взглядом Карпушу. Я попробовал кричать, но смог только хрипеть.

Стражники окружили меня, заслоняя от баррикад гарпунами. Самый крупный из них толкал меня в сторону черного лагеря.

Голова шла кругом, легкие горели, ноги подкашивались… шансов вырваться в одиночку у меня не было.

Я упрямо стоял, желая хоть немного их задержать. Я еще надеялся, что помощь придет.

Но со стороны воинов Огузка было тихо. Никто не вышел.

Здоровяк ударил меня, так что я упал на землю, и силой потащил в сторону черных.

Теряя сознание, я видел удаляющееся лицо Карпуши.

Я очнулся в лачуге и сразу узнал в ней место, где фиолетовые держат сумасшедших во время непогоды. Со мной здесь были и другие люди, они спали, привязанные к столбам. Возможно, я узнал бы кого-нибудь из них, но я тоже был привязан за руки, и не мог ни приблизиться к кому-нибудь, ни разглядеть в темноте чьего-нибудь лица.

Поза была неудобной, руки за спиной затекли, не было возможности выпрямить ноги. Во рту пересохло, голова гудела… Я был не сильнее новорожденной нерпы, даже держать глаза открытыми стало слишком тяжело.

Я опустил подбородок на грудь, закрыл глаза и попробовал собрать из носящихся в голове клочьев целую картину произошедшего.

Фиолетовые снова под властью стражников. Видимо, синие тоже, если черные без опаски ходят к гротам. Как это могло произойти? Только с утра мы ждали их ответа, а через час после полудня они уже захватили треть Огузка… мы уже отражали их удары, дозорные меняются каждые три часа. Так как возможно то, что им удалось отнять нашу территорию быстрее, чем я успел помыться!?

Я мог разбить голову о столб, к которому был привязан, но ответы на свои вопросы все равно не получил бы. Тут явно произошло что-то такое, до чего вряд ли можно дойти простыми размышлениями.

Будучи не в силах вытерпеть мучительную боль во всем теле, я уснул и проснулся только когда ко мне пришли: в меня вылили ведро воды. Открыв глаза, я увидел над собой четверых стражников.

– Это он, – сказал один из них. – На всем Огузке только один альбинос.

– Я же говорил, что поймал убийцу! – радостно воскликнул второй. – Нужно сообщить капитану. Госпожа Командующая будет довольна… Думаешь, меня повысят?

– Думаю, тебе нужно связать его покрепче и посадить в клетку. Если сбежит, окажешься на его месте, – проворчал первый. – Он хоть и хилый, но Гору-то грохнул вместе со стражей. Не стоит оставлять его тут с остальными пленными.

Оба стражника вдруг стали расплываться перед моими глазами, голова снова закружилась… огромным усилием воли я остался в сознании.

Что-то было не так. Откуда эта слабость? Что они со мной сделали?..

– Дельный совет, дружище, – усмехнулся второй черный.

Он наклонился ко мне и стал отвязывать от столба.

– Поднимайся! Отведем тебя кое-куда.

– И сними с него серьгу! Похоже, это мариний.

– Просто кусок металла…

– Ты что, не слышал, что эти нелюди с ним вытворяют!? Они могут читать мысли и черпать силы из этих камней… настоящая магия!

– Этому мариний сейчас точно ничего не дает: он на ногах не стоит… Но ты прав, лучше снять. Кто их знает?

Не церемонясь, он выдернул серьгу у меня из уха, чуть не разорвав мочку. Вспышка боли заслонила все остальные ощущения, я едва не потерял сознание.

Меня подняли и стали толкать вон из сарая. Я с трудом волочил ноги.

Сосредоточившись на том, чтобы не упасть, я не смог даже оглядеться толком. Меня кинули куда-то, и я уснул, как только почувствовал, что могу лечь.

В следующий раз я проснулся к вечеру, мучаясь от жажды и голода.

Поморщившись, я попробовал сесть.

Глаза слепил гной, я не мог открыть их до конца, а в голове каждую секунду вспыхивал свет, разрушая связь со внешним миром.

Я был в клетке, прикованный под самым солнцем. Кожа на лице и руках сильно обгорела, от меня несло, как от протухшей рыбы… Вокруг сновали черные пятна – стражники. Отовсюду доносился стук работающих механизмов.

Много времени мне понадобилось, чтобы осознать, где я. Все выглядело так, как будто не было никакого шторма, освободившего нас от черных… Но шторм был, я вспомнил это. Вспомнил и то, что черные вернулись, и теперь я их пленник.

Блуждая взглядом по местности, я вдруг наткнулся на черную фигуру. Этот стражник выделялся среди остальных, он никуда не шел. Он стоял поодаль и без всякого стеснения пялился на меня. Даже заметив, что я тоже на него смотрю, он не прекратил. Будто я животное, посаженное в клетку как раз для того, чтобы меня разглядывали.

Вдруг стражник тронулся с места и пошел прямо ко мне.

Я захотел отвернуться, и в то же время мне хотелось смотреть ему прямо в глаза: оба тих несовместимых желания соединились в одно чувство безвольного протеста. Я не мог даже рукой пошевелить, а этот стражник… он мог смотреть на меня, как и сколько захочет.

Однако, когда он все же подошел ко мне, размытое черное пятно, я понял, что не стану отворачиваться или пытаться сосредоточить на нем плавающий взгляд. Нет, я не буду пытаться ничего ему доказать, я буду умолять его о милости, потому что умираю от голода и жажды…

– Воды, – прохрипел я прежде, чем осознал, что делаю. Можно было только надеяться, что стражник услышит мои тихие слова, и я повторил, собирая все силы. – Воды…

Черный отвернулся, будто притворяясь, что рассматривает проходящих мимо. Потом развернулся и вовсе ушел.

Я тяжело вздохнул.

А чего я хотел? Чтобы мне принесли ужин и постелили в клетку чего помягче? Очевидно, что этого не будет.

Чувствовал я себя так, как будто жить мне оставалось от силы часа три, потому я уперся спиной в решетку и запрокинул голову, приготовившись к долгому ожиданию.

Из оцепенения меня вывел стук о прутья клетки.

– Эй! Держи, – стражник протягивал мне большую кружку. – Пей!

Я потянулся губами к воде: руки были связаны. Черный держал кружку, пока я не напился. Выпив все до дна, я счастливо закрыл глаза.

– Как немного иногда надо для счастья, а? – вдруг усмехнулся стражник. Сейчас я понял, что что-то не так было с его голосом… это был женский голос. Это была стражница. – Думаю, поесть тебе тоже не помешает!

Она просунула в клетку миску с жареной рыбой.

Я не поверил своим глазам: с чего такая щедрость?.. Однако все вопросы исчезли из моей головы, как только возле рта оказался большой кусок еще теплого мяса.

– Эй! Кто разрешил его кормить!?

К клетке подбежал высокий крупный мужик. Похоже, тот, что меня поймал.

– Он был совсем плох, – стражница и не подумала убирать мясо. – Кому он мертвый нужен?

– Я сам буду решать, когда ему жрать, а когда дохнуть! Иди отсюда, сердобольная!

– И не подумаю! Еще немного, и он загнется от истощения, а он, в конце концов, человек, такой же, как мы!

– Ты его сейчас жалеешь, а он наберется сил и перережет всех нас, пока мы спим!

– Ты просто трус, Буран.

Я доел рыбу, и, хотя одного куска было мало, этого хватило, чтобы я снова почувствовал себя живым существом.

Внезапно мне страшно захотелось спать, и я тут же уснул, несмотря на вопли стоящих рядом черных.

В третий раз я снова проснулся от того, что в меня вылили ведро воды. Теперь мне удалось даже сделать пару глотков.

– Сейчас ты предстанешь перед судом Госпожи Командующей, белый выродок!

Меня развязали и вытащили из клетки. Затекшие ноги едва держали меня в вертикальном положении, потому к месту суда черные тащили меня чуть ли не на собственных спинах.

Я заметил, что был уже вечер, часов восемь, судя по закатному солнцу.

Кажется, чтобы привезти Госпожу Командующую с Остова в эту часть Огузка, им бы потребовалось больше времени… похоже, она была здесь с самого начала. Это значило, что за свою жизнь она тут не опасается, и рассчитывает на победу.

Как внезапно все случилось, мир будто вывернули наизнанку… и теперь я по-настоящему проиграл.

Но никаких особенных эмоций по повод предстоящей встречи я не испытывал. Меня поймали враги, и на этот раз я был слишком слаб, чтобы бороться. Моя смерть – закономерный итог всего произошедшего. В какой-то мере я был благодарен той стражнице, ее сострадание помогло мне дотянуть до суда и принять смерть от руки палача, что всяко достойнее, чем умереть от голода и жажды, будто бесполезный скот.

Меня привели на главную площадь фиолетовых, там уже стояла сама Командующая со свитой из серых капитанов. Оказавшись перед ней на коленях, я поднял голову и стал внимательно смотреть на женщину, ожидая ее слов. Принимать смертный приговор с опущенной головой было бы постыдным… Так писали в тех книгах, которые я когда-то читал.

Однако, взглянув на Командующую, я заметил возле нее лицо, которое совсем не ждал увидеть здесь. Возле ее правого плеча стоял Погодник, и его уродливый рот изгибался в неизменной противной улыбке. На его руках не было наручников, он держал свой посох вождя так же смело и уверенно, как когда я видел его в последний раз в шатре совета.

Знают небо и море: нет на земле человека, который, смотря моими глазами, не увидел бы предателя! Я только пожалел, что не смогу утянуть его за собой.

– Привел сюда эту крысу, как будто его казнь стоит нашего времени! – презрительно проговорила Командующая. Лицо стражника, который поймал меня, растерянно вытянулось: он явно ждал чего-то другого.

Похоже, Командующая и остальные тут собрались не из-за меня…

– Проткните его сердце гарпуном, и покончим с этим! – бросила она, поворачиваясь к нам спиной.

– За что же ты собираешься убить его? – изумился Погодник. Он перекинул посох из руки в руку, переводя взгляд с меня на Командующую и обратно.

– Ты это лучше моего знаешь, колдун! – зашипела она. – Не собираешься ли ты просить еще и за убийцу моего сына!?

– Думаю, что нет, – вряд ли этот убийца существует, госпожа, – усмехнулся Погодник.

Хризолит окаменела. Стражники вокруг меня стали удивленно переглядываться.

– Говори, и немедленно! – велела Командующая, придя в себя. – Ты что-то знаешь о Горе?

– Я знаю, что он жив и находится на Огузке. Рассказ этот долгий, интересный и, на самом деле, нам стоит обсудить все в более тихом месте. Все, что важно сейчас, – вам, госпожа, стоит немедленно развязать этого белокожего ирода и убрать от него стражу метра на полтора подальше… но не дальше!

Я не мог в это поверить, но после своих слов Погодник не только не был взят под стражу, он не получил даже выговора… Командующая несколько секунд с подозрением изучала его глаза, а затем жестом велела стражникам развязать меня и поставить на ноги.

Сделав это, они отошли от меня в точности на полтора метра дальше.

Теперь мои руки были свободны, но тело едва ли подчинялось мне: я еле удерживался на ногах. Дурнота накатила сразу же, как только меня вздернули вверх. Я был слишком слаб для каких бы то ни было действий, и все, что я мог, – это непонимающе осматриваться и слушать, стараясь прочесть за разговором картину произошедшего.

– Цена твоих заслуг имеет границу, колдун, – командующая говорила тихо, но слышали ее все: низкий голос отдавался вибрацией где-то внутри костей. – Эта твоя просьба была последней, и, если я пожалею о том, что послушала тебя, наказание будет жестоким.

– После всего ты поблагодаришь меня, госпожа. Но только если ты и твои люди не натворят глупостей, как это уже сделал твой сын. А теперь пойдемте.

Погодник подошел ко мне и протянул руку.

– Ох, и вовремя же ты вернулся! – тихо проворчал он, взваливая меня на свое хрупкое плечо. Сам я идти не мог, и он вел меня вслед за всеми. – Пропасть в такое время – непоправимая глупость! Но ты пошел дальше! Не мог придумать ничего лучше, чем вернуться в самый кипяток, так еще и в таком виде! О чем ты думал!?

– Что тут происходит?.. – спросил я, с трудом ворочая пересохшим языком. Этот вопрос волновал меня больше всего остального.

– Оооо! Это я тебе расскажу после, а сейчас скучкуй свои просоленные морской водой мозги и попробуй не облажаться, пока я пытаюсь спасти твою шкуру!

Шатер для особых совещаний напоминал наш, находящийся на другой стороне острова. За таким же круглым столом здесь сидели избранные, заслужившие особе доверие и право давать советы Командующей.

Как только полог опустился, Хризолит велела Погоднику говорить. Ей не терпелось узнать о судьбе сына.

– Дельфин оставил лодку Горы плыть по течению, не зная, что ее уже караулят другие. Ее перехватили прежде, чем она приблизилась к Остову, потому похищение осталось незамеченным, – начал Погодник, посерьезнев. – «Убийство» Горы было разыграно для того, чтобы развязать эту вражду.

– И ты говоришь это только сейчас!? – Командующая цедила сквозь оскаленные зубы, едва сдерживая свою злость. – Только сейчас!?

– Тот, кто держит вашего сына в заложниках, имеет надо мной определенную власть, – Погодник смотрел на Командующую без тени насмешки на лице. – Мне есть, что терять, и это самое сейчас полностью в его руках. Если вы попробуете освободить Гору, если хотя бы отправите разведчиков в ту часть острова, я пропал. И Гора тоже. Потому-то я и сказал сейчас. Для того, чтобы освободить сына, вам нужен Дельфин, – без него мне не было смысла даже начинать говорить об этом. Никто не знает Огузок так, как он, к тому же, что бы сейчас ни происходило, на той стороне у него все еще есть друзья. Об остальных его преимуществах перед вашими разведчиками вам напоминать не надо.

Командующая крепко задумалась. Похоже, она уже знала вес каждому слову, которое вылетало из этих уродливых губ. Но, несмотря на это, она также знала, что Погодник рос заключенным, и за всю свою жизнь не получил от черных ничего, кроме пинков, затрещин и унижений.

Выбор перед ней стоял не из легких, однако решилась она быстро.

– Если ты говоришь, что этот преступник вернет мне сына, я поверю тебе, – произнесла она медленно, но твердо. – Пусть будет под твою ответственность, колдун. Я снимаю с Дельфина вину, но только до тех пор, пока Гора не окажется в безопасности. После мы снова будем решать его судьбу.

– Спасибо, милосердная госпожа, – колдун согнулся в низком поклоне. – Велите выделить ему палатку, пусть отоспится и приведет себя в порядок. Но стражу от него не убирайте, пока не уснет. Я займусь им сразу же, как закончится совет.

– Вы все слышали, – командующая посмотрела на стражников. – Уведите его отсюда.

Провалившись в сон, я долго наблюдал сумбурные картины погони и расправы над каким-то животным. Потом они развеялись, и из темного тумана появился Погодник.

– Сейчас мы можем поговорить без свидетелей только тут, – сказал он. – Ты готов слушать меня?

Я кивнул, неожиданно осознав, что полностью понимаю происходящее.

– Я помню только как пошел в гроты после совета. Я нырнул в воду, а когда выплыл… вокруг все уже изменилось.

– Да, в гроты… Там нашли твою одежду, – Погодник покачал головой. – Слушай внимательно, Дельфин. Через день после того совета, на котором ты пообещал Солнцу отставку, приехал новый посол от Командующей. Мы принимали его все вместе, и при всех предводителях Солнце сказал ему, что ты убил Гору, когда тот пытался увезти Яшму на Остов, что мы пытались тебе помешать, но ты сопротивлялся и сбежал куда-то. Естественно, что следующим требованием Командующей было выдать тебя, живым или мертвым. Солнце убедил всех предводителей, что это разумно, и люди бросились на поиски: они перерыли весь Огузок, но из всех следов только твоя одежда в гротах! Какие-то умники из синих заявили, что видели, как ты уплываешь на лодке… Звучало глупо: все знают, что тебе не нужна лодка, чтобы доплыть хоть до края света. Но им поверили, потому что больше верить было не во что. Ситуация обострялась, и дальше все стало еще хуже. Вместе с тобой пропала Барракуда. Ее не видели ни среди синих, ни среди голубых, ни у моих ребят: я уже подумал, вы с ней вместе сбежали!.. Но на следующем же собрании предводителей я все понял. Я прочел все в голове Солнца: он сам дал мне прочесть. Он спрятал Барри рядом с тем местом, где он держит Гору! Какая-то яма или пещера на глубине: точного местоположения не знает даже сам Солнце. В его мыслях сплошная черная дыра. Это была угроза, Дельфин, угроза мне! Он пытался заставить меня молчать, угрожая причинить вред Барри… Я понял, что должен действовать. Мне нужен был кто-то, кто все еще сильнее, чем проклятый жрец. Той же ночью я отправился на встречу с Командующей и убедил ее напасть на Огузок. Я убрал дозорных со своей части острова, позволил стражникам высадиться на берег и подготовиться. К утру они напали на синих, но обошлось без потерь: я заранее обсудил все с Буревестником. Он не верил Солнцу и согласился с моим планом, когда я рассказал о том, что увидел в голове жреца. Остальные жители Огузка об этом не знают. Они все, включая Солнце, думают, что мы в плену и делаем все, чтобы освободиться. Именно поэтому Барри и Гора еще живы.

Мне потребовалось время, чтобы осмыслить сказанное. Все было плохо. Хуже, чем я мог себе представить.

Хотел бы я проснуться и осознать, что увидел дурацкий сон и не более того… Но Погодника сам по себе во сне не увидишь.

– Есть еще кое-что. В ночь, когда черные высадились, случился сильный шторм: я знал о нем, но мы все равно не успели подготовиться, он надвигался слишком быстро, быстрее, чем любой другой. У черных унесло почти все лодки, люди едва успевали высаживаться на берег. Эти лодки были почти всем, что осталось у них после землетрясения. Теперь они заперты на Огузке. Мои люди делают снасти, люди на Остове рубят деревья с вершины, но новые лодки будут готовы еще очень нескоро. До тех пор ты должен найти Гору и Барри! Ты знаешь Огузок лучше всех, только ты можешь это сделать.

– Найти их? – я покачал головой. – А что дальше? Что будет после того, как Командующая получит своего сына и лодки? Она ведь не отзовет стражников и не оставит Огузок в покое! Та половина острова все еще борется с миналией, без овощей оранжевых нас здесь ждет голод, тем более, если к черным не может поступить подкрепление… К чему все это ведет? Стражники должны будут захватить Огузок, чтобы выжить, в сражении может погибнуть больше половины населения, колонии будут восстановлены! То, что случилось двадцать лет назад, повторится!

– Все возможно, – Погодник склонил голову. – Но я должен был сделать что-то. Ты исчез, и что осталось людям, которые верили в тебя, которые уравновешивали решения совета, следуя за тобой? Им стало некого поддерживать, и вся власть досталась Солнцу – ни один предводитель не пойдет в одиночку против того, кто кормит его стаю. Только ты мог противоречить ему: тебе было нечего терять, кроме своей жизни. Предводители же скорее будут пытаться угодить Солнцу, посдирают с себя одежду и будут сгорать заживо, лишь бы получить паек для своих людей, изнуренных работой… Вот, к чему все шло, и я знаю, о чем говорю, Дельфин: я видел эти картины в голове проклятого фанатика, это его мечта! Я должен был найти кого-то, кто сильнее Солнца, и сделать это быстро. Мне нелегко пришлось, но я выбрал Хризолит. Она одна может защитить нас от него. Когда я еще только отправился к ней, меня мучили сомнения: я не видел ее очень давно и не знал, что у нее в голове. Но когда мы встретились, после всего пережитого, после всех страданий, которые выпали на долю ее людей и моих… Поверь мне, все, что ей нужно, – это спасти от голода и болезней жителей Остова. Мы с ней идем к одной цели и сразу же поняли друг друга, потому она быстро согласилась на союз. Не знаю, чем все кончится, но пока у нас есть еда и инструменты: стражников около трехсот, каждый день пятнадцать лодок приходят с едой с Остова и забирают необходимые вещи и продукты. Пока мы держимся неплохо.

– Я понял. Но что с Яшмой? Ты не сказал про нее ни слова!

– Я не знаю, – Погодник отвел глаза. – Утром после того дня, когда ты исчез, Солнце велел ей прийти в шатер совета. Он сказал, что не допустит ее свободы, что она будет выполнять для него работу в месте, где никому не сможет причинить вреда. С тех пор ее никто не видел. Я был уверен, что после требований черных он предложит им ее вместо тебя, но Солнце промолчал. Он не знал, где ты, и, похоже, держит Яшму где-то при себе на случай, если ты вдруг вернешься. Я не знаю точно, не смотрел, но думаю, что Яшма может быть где-то возле Барри и Горы. Солнце нашел поводок для каждого своего врага… Ты должен найти пленников до того, как он начнет дергать за эти веревочки.

Следующий день я провел, лежа в шатре и восстанавливая силы.

Погодник находился возле меня, помогая справиться со слабостью и всеми силами пытаясь вытянуть из моей памяти хоть что-то о тех днях, что я исчез. Но все было тщетно: как будто я проспал все это время под водой без единой сознательной мысли, еды и воды.

Семь дней я провел неизвестно где, но меня не покидает чувство, что я только позавчера пошел к гротам. Эта мысль была безумной, но другой правды у меня не было. Все, что мне оставалось, это принять произошедшее.

Только на следующее утро я смог выйти из шатра и пройтись. Я шатался, колдун пытался всучить мне трость, но я отказался. Тогда он дал мне серьгу. Новую серьгу из мариния.

– Не позорься. На том, что о тебе думают черные, сейчас держится твоя жизнь. Им не обязательно знать о твоей болезни. Пусть думают, что ты просто устал.

Пришлось признать, Погодник был прав. Если я когда-нибудь и научусь владеть своим телом без помощи металла, то это случится не сейчас.

Первым делом я нашел ведьм Погодника и стал расспрашивать их о том, что происходит в этой части острова. Если здесь и были беспристрастные, то это были они.

Так мне стало известно, что с самого начала для обеих сторон ситуация не изменилась ни на дюйм: островитянам не хватало умения и оружия, чтобы прогнать черных, а черных было не настолько много, чтобы они могли пробиться через неумелую оборону дышащих ядами мутантов. На самом деле одна ожесточенная схватка могла бы решить все, но вожди пока набирались сил и предпочитали выдерживать дистанцию.

Погодник и еще несколько синих несколько раз пытались показательно сбежать, но их ловили в последние моменты. Таким образом сохранялась надежда на то, что остальные стаи еще не догадались о договоре между синими, фиолетовыми и черными.

После первых двух стычек по обе стороны остались пленные. Наших пленных, – двоих голубых и оранжевого, держат в сарае, где и я провел свою первую ночь, привязанный к столбу. Там они не видят, что происходит снаружи, и не могут даже представить, как обстоят дела на самом деле. Погодник проверил пленников и сказал, что отпускать их нельзя, что они не примут положения вещей и попробуют бежать, чтобы доложить все своим предводителям. Если хоть одному из них это удастся, мир для Огузка станет во много раз дальше, чем сейчас.

Как ни странно, когда я отправился побродить по округе и посмотреть, как люди ведут себя друг с другом, я заметил, что черные здесь чувствуют себя скорее не как хозяева, а как гости.

Заключая союз, Погодник выдвинул свои условия, и Командующая постаралась донести их до каждого своего воина. Для вылазки она набрала как можно больше молодых стражников, которые никогда не были надзирателями.

Черные не следили за работой над тканями и снастями, не дежурили в шахтах, не смели отбирать у островитян жилье и еду. Они сидели тесными группками возле своих шатров, да ходили к гротам, когда заканчивались дежурства у баррикад.

Некоторые островитяне, в первую очередь добродушные фиолетовые, иногда проводили с черными время.

Сумасшедшие не замечали цветов, они знали лишь лица, и эти стражники, которые избавили их от миналии и привезли еды, были их друзьями.

Синий относились к союзу настороженно, но охотно принимали помощь черных в шахтах.

Примерно в одно время с пропажей Барракуды обрушилась одна из шахт и работы удвоилось: необходимо было разгрести завал, похоронить людей и вернуть утраченные инструменты.

Во время работы некоторым черным удалось подружиться с шахтерами, так что парочка синих даже позвала их пожить в своих домах, куда более удобных, чем походные шатры стражи.

Когда я добрался до Буревестника, чтобы понять, как он относится к союзу и к тому, что мне предстоит найти троих пленников, он отдыхал от раскопок.

– Не понимаю, чего ты от меня хочешь, – угрюмо сказал он, утирая пот со лба грязной перчаткой. – Я почти не был в той части Огузка, даже предположить не могу, где там можно спрятать двух громил и говорящую с землей девицу так, чтобы они еще не сбежали! Говоря по правде, я уверен, что они уже мертвы, и вы тратите время впустую. Лучше бы ты прихватил нож поострее и перерезал бы горло этому фанатику, пока он спит, – вот это было бы дело! Уж он-то знает наверняка, почему надежная шахта вдруг обрушилась, смешав три десятка моих лучших людей с землей, и почему Барракуда, работавшая в этой шахте, не смогла вывести их оттуда до обвала! Я не я, если это не вина Солнца! Мы до сих пор по частям вытаскиваем оттуда тела наших товарищей…

– Если мы хотим разобраться с Солнцем, нам нужна поддержка Командующей. От нее и от черных нам уже не избавиться, и пусть лучше они станут нам союзниками, насколько это возможно. Если я отыщу Гору и верну его под крылышко матери, игра Солнца будет доказана, и тогда он станет нашим общим врагом.

– Так ты этого хочешь? Объединиться с черными!? Погодник, конечно, нашел верный момент, чтобы умаслить Командующую, и сейчас стражники расхаживают тут без кнутов на поясе, но как только все уляжется, мы снова станем всего лишь движущей силой! Иначе и быть не может: они нам не союзники и никогда ими не станут. Но, знаешь, что? Пусть лучше мои люди будут гнуть спины и бунтовать, чем склонятся в священном трепете перед фанатиком, который способен убить сотню человек, лишь бы вызвать страх и благоговение!

– Почему ты считаешь, что Солнце устроил обвал? Это может быть совпадение. Зачем жрецу нагонять волны на свих же людей, даже если это ему под силу?

– Ты не видел тот шторм, Дельфин! Таких не бывает в природе. За всю свою жизнь я не сталкивался ни с чем подобным: крыши домов и постройки сносило в море! Но был не только ветер, волны достигали десяти метров! Мы думали, это конец света. Даже ураган, который вызвал Погодник, был просто дождиком по сравнению с этим. Я говорю тебе, Солнце устроил землетрясение, обрушилась шахта, а потом до нас дошло это чудовищное цунами! А сделал он это хотя бы для того, чтобы синих и фиолетовых смыло на дно морское! Самые сильные волны приходили со стороны открытых вод.

– Я попробую узнать правду об этом, – пообещал я, про себя размышляя о том, на сколько слова Буревестника могут соответствовать истине.

Погодник никогда не говорил мне о способностях Солнца. Правда ли, что он воскрес после смерти благодаря своему так называемому Богу?

О вере оранжевых я знал немного: источник разумной силы в недрах горящего газового шара посреди космосе всегда выглядел подозрительно нелепо.

Куда ближе мне было то, чем владел Погодник. Он верил, что все в мире есть энергия, и сила нашего разума, как воздух, невидима и едва ощутима, но способна порождать бури, поднимать волны и разрушать горы.

Другое дело, что ни один человек не обладает такими способностями, какими природа наделила этого трехглазого мутанта: его голова и мозг отличаются, а для нашего мира у него есть только один единственный глаз. Остальные два видят далеко не то же самое, что обычные люди.

И Солнце, кем бы он ни казался, не мог превзойти Погодника в умении призывать волны. Но ни один из нас не мог превзойти жреца в хитрости.

Что будет, если я не успею отыскать Гору или не сумею вывести его к матери? Что если Солнце решит, что настало время вытащить козыри?

Он велит черным убраться с Огузка, и это не плохо. Но вся власть тогда перейдет к нему: ни я, ни Погодник не сможем рискнуть девушками, и будем вынуждены подчиняться.

Если командующая получит сына, что тогда? Она оставит меня в живых, вот и все. Война продолжится, и стороны уже не будут сдерживать себя. Многие погибнут.

Как можно устроить мир наименьшими потерями? Что я могу сделать, чтобы отношения между цветными и черными, наконец, окончательно разрешились в пользу людей?

Эти вопросы не давал мне покоя с тех пор, как я узнал все от Погодника. У меня так мало сил, почти нет времени, но я должен выжать из себя все до капли, чтобы поступить правильно.

К счастью, у меня были идеи.

Я догадывался, где именно Солнце мог бы держать своих пленников. Мысль была невероятно тяжелой, она тащила за собой в пустоту. Как камень, утягивающий тебя на дно, она тянула меня в ту часть сознания, где было темно и беззвучно. Но в этой темноте мне являлся размытый образ.

Храм Солнца. От него должно было остаться хоть что-то. Никто, кроме черных и оранжевых, не знает, где он, и если Солнце где-то и мог спрятать Гору, то это было бы такое место.

Свои мысли я изложил на совете тем же вечером, когда говорил с Буревестником.

– Храм Солнца – это сеть тоннелей, – сказала Хризолит, задумчиво глядя на карты перед собой. У нее были довольно неточные зарисовки той части Огузка, а также более приближенные к реальности синяя и фиолетовая территории. – Входы были разбросаны по территории оранжевых, ходы велись к островам желтых и красных, но не были закончены. Мы подорвали все, что нашли, но мои разведчики говорили, что сеть много больше. Выходы мы уничтожили, но сами тоннели глубоко под землей еще могут быть целы.

– Если их не уничтожило землетрясение и не затопило, – заметил Погодник.

– Где были эти входы раньше?

– Примерно здесь.

Командующая оставила на картах несколько едва заметных точек. Я напряг память и все-таки смог вспомнить, что это были за места.

Первый вход находился возле того места, где раньше стоял шатер Солнца. Возможно, это было даже внутри шатра… За той свалкой вещей.

Второй был недалеко от свалки, куда оранжевые приносили перегнивать сорняки.

Третий был у самой границы с желтыми.

– Остальных мы не нашли, но они были. Солнце и часть его людей, отказавшихся подчиняться, мы завели внутрь и завалили известные нам входы. Так мы могли узнать больше. Стража должна была находиться на всех островах, пока наружу не вылезет последний оранжевый.

– И откуда они появились?

– Ни одного с тех пор не видели, – Хризолит покачала головой. – Только Солнце. Тот столб пламени, из которого, как я слышала, он возродился, стер в пыль красный остров.

– Красный остров полностью затоплен, – заметил я. – Если там и был вход в тоннель, то теперь там просто омут.

– Тоннели находятся на разных уровнях под землей, возможно, существует система, которая предотвращает затопление, – предположила Командующая. – Поверхность Огузка неровная, оранжевый остров намного выше, чем синий и фиолетовый. Вполне может быть, что ваши так называемы Гроты – это то, что осталось от их ходов.

– В Гротах раньше были шахты синих, – сказал Погодник. – Вода там пресная, она проходит сквозь землю и выпаривается несколько раз.

– Точно вы не знаете, – подытожила Командующая.

– Вы себя послушайте! – возмутился Буревестник. Это был первый раз за вечер, когда он заговорил с нами. – Сеть тоннелей под Огузком, на такой глубине, что подземные воды там все равно, что озерца? От красных до синих!? Невозможно вырыть такой даже с одним входом силами людей, которые никогда не видели настоящей шахты! При том, что тогда еще ни один человек на Огузке не имел свободного времени хотя бы для того, чтобы подумать!

– И все же тоннели существуют, – Хризолит обратила на него невозмутимый взгляд. В гранях ее ядовито-зеленых глаз путались тысячи людей, но Буревестник даже не мигнул.

– Значит, они были там задолго до того, как оранжевые выкопали себе первый сортир! Подземные воды могли выточить их в породе за века до столкновения Огузка с Остовом.

– Но Огузок образовался не так давно от падения метеорита. Разве не так считают синие? – недоуменно спросил я. – Когда же тогда вода прорезала тоннели?

– Под водной все это время была земля, парень. Все, что когда-то было выше уровня воды, снесло на дно морское, и это значит лишь то, что на тех же пятидесяти метрах под нами запросто может найтись парочка разломанных поселений допотопных людей. Метеорит упал на такую землю, все то дерьмо, которое едва не доставало до поверхности, всплыло, а потом осело на остатки метеорита. Хотя бы и так! И того мы имеем слой песка вперемешку с химикатами и мусором, слой мариния, а ниже… ниже может быть все, что угодно.

– Значит, надо выяснить, что там, – сказала Хризолит, сжав пальцы в кулаки. – Вы говорите с металлом, ты слышишь вибрации земли, у вас есть человек, который может жить под водой семь дней… Если только вы не кучка лжецов, через несколько дней в наших руках может оказаться подземный город!