16. Ревность

Лекои Опоаль Л'диэн

Если говорить о тех двух днях и той половинке, которые я провел в темнице, то можно сказать только одно: там было слишком скучно, чтобы оставаться там надолго. Мы с Арландом договорились, что я сбегу на четвертый день, потому я и не ждал, что братец придет раньше, чем я пробуду в темнице трое суток. Но все пошло совсем не так, как я ожидал. Вместо завтрака на третий день меня повели в белую комнату, где сидели судьи в разноцветных одеждах и Арланд с какой-то тронутой леди. Тронутая леди все время молчала, а когда ей сказали, что ее убьют, перережут ритуальным кинжалом горло во имя богини охоты, она вдруг сказала, что не может умереть раньше, чем родится ее ребенок. На этом все кончилось, и Арланд увел меня к Бэйр, так и не объяснив, что это все значило.

Бэйр встретила меня как-то не очень радостно и обняла неохотно. Казалось, она очень устала: она была бледнее обычного и под глазом у нее был фиалково-желтый след спадающего синяка. Как она потом рассказала, она случайно подралась с той тронутой леди, которую я видел на суде.

Сложно понять, зачем леди убивать ритуальным ножом во имя богини охоты за то, что она подралась с Бэйр, но скорее всего я просто не знаю всего, что было. Но рассказать мне никто не захотел, даже когда я попросил. Меня просто не слышали.

Бэйр и Арланд вообще вели себя странно за обедом. Они были как будто сплетены, окутаны одним и тем же мрачным и усталым настроением, им было все равно на происходящее вокруг. Я понял, что за те дни, пока меня не было, их что-то связало, они что-то пережили и теперь, смотря друг на друга, думают о чем-то таком тайном, своем, что меня не касается.

Я чувствовал себя лишним, впервые за долгое время, и это чувство было мне неприятно. В первую очередь тем, что оно вернулось, хотя я был уверен, что уже влился в общество и лишним себя среди людей, тем более рядом с Бэйр, не почувствую.

Бэйр заметила мое настроение и начала говорить со мной, чтобы я не ощущал себя одиноким. Ее очень беспокоило мое самочувствие и то, как мне было в темнице.

Обычно мне нравится, когда она так заботливо расспрашивает у меня о моем здоровье и настроении, но не сейчас: когда она не видит, Арланд смотрит на меня с презрительной усмешкой, как на надоедливого ребенка. В его взгляде так и читается «и как она только может водиться с подобным убожеством?».

Я думаю, братец с самой первой нашей встречи считает меня слабоумным идиотом и, наверное, ненавидит. Он почему-то не думает о том, что я очень много узнал о нем и теперь разбираюсь во всех тех ритуалах, которые он проделывает, чтобы спасти свою шкуру. Он не задумывается над тем, что я куда разумнее и потому опаснее, он относится ко мне так, как будто я не могу спасти ему жизнь, случись с ним что, или, например, убить. Он позволяет себе смотреть на меня с таким презрением, как будто я настолько глуп, что не замечу этих взглядов.

Не сказать, чтобы такое отношение меня особо огорчало: другого я от брата и не ждал. Меня больше раздражало то, что Бэйр этого не замечала и не вступалась за меня, хотя раньше никому не позволяла косо смотреть на меня.

Бэйр продолжала меня жалеть, хотя я доказывал ей, что мне было совсем не так плохо в темнице. Вдруг Арланд перебил ее и начал спрашивать про меня. Как я живу, что умею, как моя речь и все прочее, что обычно спрашивают про больного.

— Неужели он все время проводит в обличии крысы? — с усмешкой переспрашивает Арланд. Эта усмешка странная, как будто двоякая. Я вижу в лице брата змею, когда он так улыбается, а Бэйр определенно видит что-то другое, потому что она улыбается ему в ответ мягко и нежно, как и мне. Она или слишком добрая, или чего-то не видит.

— А как иначе он будет поспевать за мной? Черт и меня не всегда возит, а второго попутчика просто скинет, — отвечает она.

— Тогда мы купим ему лошадь. Какой смысл было вытаскивать его в люди, если он все дни проводит в пути, в обличии крысы?

— Лошадь!? — Бэйр пораженно смотрит на Арланда. В его глазах мелькает искра самодовольства.

— Но я не люблю лошадей, и они меня не любят, мне нельзя на лошадь… лучше я сам буду лошадью! — возразил я.

— Леопольд, ты граф, — с укором посмотрел на меня Арланд. — Я вел переписку с Лореном, когда был в Ордене. Он писал, что при первой же возможности женился на твоей матери и что через свои связи закрепил твое имя в списке членов семейства. Ты теперь не бастард-оборотень, а полноценный член одного из древнейших родов Рашемии и ты не будешь проводить большую половину жизни крысой! Сегодня же мы купим тебе лошадь.

— Не решай за меня! Я сказал, что я не хочу ездить на лошади, — повторяю, хмурясь.

— Верно. Ты хочешь до конца жизни бегать по плечам Бэйр, — Арланд тоже нахмурился и посмотрел мне в глаза.

— Тебе самому бы хотелось по ним бегать, вот ты и злишься, — пожимаю плечами и перестаю смотреть в глаза брата. Почему-то когда я смотрю ему в глаза, я начинаю его ненавидеть. Это плохо, когда кого-то ненавидишь, неприятно. Такое чувство, что пачкаешься, скажем, дегтем, а потом ходишь и пытаешься смыть, стряхнуть, но ничего не получается, так и остаешься с черным пятном, пока не полиняешь однажды.

— Лео, Арланд в чем-то прав… — неожиданно проговорила Бэйр, извиняющиеся смотря на меня. — Ты не можешь все время быть крысой. Собственная лошадь поможет тебе до минимума снизить время пребывания вне человеческой ипостаси.

— Но я не хочу лошадь, — жалобно смотрю на нее. Почему она встала на его сторону? Она никогда не сделает для меня плохо, но почему сейчас соглашается с Арландом? Неужели такая глупость, как дорогущая лошадь, в самом может принести мне пользу!? Или Бэйр просто нравится соглашаться с ним?

— Мы просто сходим на скотный рынок и посмотрим там. Если тебе совсем никто не понравится, поедешь с Арландом, — предложила Бэйр.

— Это что, ультиматум!? — возмущаюсь. — Или лошадь, или Арланд!?

— Да, ультиматум, — улыбнулась Бэйр. — Ты взрослый мальчик, хватит тебе лазать по мне. Тем более, сейчас объявился твой кровный братец — теперь будешь лазать по нему, если не хочешь лошадь.

— Почему бы не включить в этот ультиматум для разнообразия что-нибудь приятное? Например, клубничное мороженое или пряник!

— Ладно, выберешь лошадь, куплю тебе мороженое, — усмехнулся Арланд. — Идет?

— Идет, — серьезно киваю. — Так будет справедливо.

— Согласен, — вновь кивнул братец.

Мы расплатились за обед и отправились на скотный рынок, к месту, где несколько коневодов продавали лошадей.

— Выбирай, — сказала Бэйр, указывая на животных, размещенных в четырех разных загонах. Каждый из загонов принадлежал какому-нибудь из торговцев, которые со скучающим видом стояли неподалеку.

— Он-то выберет, — фыркнул Арланд и подошел к первому загону. — Вряд ли Леопольд понимает что-нибудь в лошадях.

— А ты, значит, понимаешь? — усмехнулась Бэйр и пошла за ним.

— Понимаю, — кивнул Арланд и принялся осматривать стоящее перед ним животное. Это была очень вредная гнедая кобыла — у нее в глазах так и светился дурной характер. Когда я подошел поближе, чтобы посмотреть на нее, она испугалась и нервно заржала, начала дергаться, пытаясь убежать подальше, но привязь не дала ей этого сделать, и тогда кобыла стала старательно грызть удила.

К нам подошел хозяин лошадей. Недовольный толстый мужик с большущими усами.

— Лошадь ищите? — спросил он.

— Нам для неопытного наездника. Для него, — Арланд указал на меня.

— Нелюдь? — мужик нахмурился еще страшнее и смирил меня как будто испытывающим взглядом. — Я верно понял, вы хотите лошадь для нелюдя?

— Именно, — подтвердила Бэйр.

— Для нелюдя не подойдет ни одна нормальная лошадь. Чистокровные всегда верно чуют недобрую расу. У меня вы для него лошади не найдете, — проворчал мужик и пошел от нас к другому покупателю, который выглядел побогаче, и вообще его брезгливый вид обещал много приятных любому торговцу хлопот.

— Может, мне лучше ящерицу, похожую на Мафусаила? — предложил я, отвлекшись от наблюдения за торговцев.

— Кудеяр говорил, что Мафусаил единственный в своем роде. Рэмол создал его специально для царевича, потому что ни одна лошадь не хотела принимать полукровку, — напомнила мне Бэйр, погладив по морде одну подбежавшую к ней серую кобылу. Непонятно откуда у ведьмы в руках взялся мешок яблок, и она угостила лошадину половинкой, пока торговец не видел.

— Потому я не люблю лошадей, что они привередливые, — фыркаю, глядя на то, как довольная кобыла съела яблоко. Я тоже хочу. — Какая им разница, кого возить, человека или нелюдя? Никакой! Но они все равно вредничают.

— Наверняка найдется лошадь, которой ты понравишься, — подбодрила меня Бэйр. — Просто постарайся на время забыть о том, что ты сам тоже лошадь в некотором роде. Ты человек, наездник, хозяин положения и ни одна кобылятина здесь не должна подумать, что ты по сравнению с ней глупый жеребенок! — с этими словами Бэйр сделала суровое лицо, расправила плечи и ударила себя в грудь, показывая, как я должен ощущать себя. — Вперед!

— Я человек… знаешь, может ты и права, — замечаю, посмотрев на свои черные ногти. Вероятнее всего именно из-за них и из-за нелюдского запаха я не нравлюсь лошадям. Наверное, нужно просто превратиться в человека, тогда они меня не узнают и решат, что я такой же, как Арланд или Бэйр, и не станут вредничать.

Тело охватила приятная невесомость, зрение и слух на секунду исчезли, и вот, я стал ниже ростом и немного более неуклюжим. Лошади прекратили ржать и уставились на меня с любопытством. Никто из них больше не чуял крови нелюдя.

Помявшись на месте, я тоже стал их осматривать, подошел поближе к загону.

— Бэйр, дай-ка мне яблоко, — попросил я.

— Держи, — она с готовностью протянула мне вторую половинку от того яблока, которое дала до меня лошади.

— Спасибо, — я на глазах у кобыл вгрызся в яблоко и продолжил их рассматривать. — Они все равно смотрят на меня как-то злобно… — отметил я.

— Лео, я тебе дала яблоко, чтобы ты подкормил одну из них, а не ел его у них на глазах! — вздохнула Бэйр.

— А я попросил как раз для того, чтобы его съесть, — пожимаю плечами и отправляюсь к другому загону.

Хах! В одной книге мужчина из Ишимера точно так же выбирал себе жену. Стояли перед ним десятки красавиц, а он ходил по рядам и с важностью каждую осматривал, а потом выбрал одну, самую последнюю, и жили они долго и счастливо.

Лошадь это, конечно, не жена, но почему бы мне не посмотреть сразу на последнюю, а не ходить вот так вот по всем загонам и терпеть усмешки этих длинных лошадиных морд?

Решив так, я отправился в конец всего ряда.

— Лео, ты куда? — удивленно спросила Бэйр, отправляясь за мной.

— Хочу посмотреть сразу на последнюю лошадь. Вдруг она мне понравится?… или он?

Последним в строю стоял высокий, с меня ростом тощий жеребец. Серый, в белых крапинках, с белой редкой гривой и с блуждающим взглядом больших, широко рассаженных глаз. На меня он даже не посмотрел, ему было абсолютно все равно на нас, бесцельно копошащихся вокруг людей.

— Хочу этого, — решаю, осторожно подходя к коню. Ради интереса я даже вернулся в свой естественный нелюдской облик, но конь никак не отреагировал: он заметил меня только тогда, когда я положил руку ему на морду, а в другой руке протянул покусанную половинку.

Конь лениво слизнул у меня с руки угощение. Я почувствовал на пальцах его влажный шершавый язык… Это было здорово!

— Что, коня выбираете? — к нам подскочил низкий и прыткий торговец. Он был чуть выше моего живота и на вид напоминал какого-нибудь слевита из картинки в детской книжке.

— Выбираем, — важно киваю.

— Этого? — он кивнул на серого великана, который обвел его шляпу скучающим взглядом, а потом уцепился за нее зубами и стал лениво жевать.

Глядя на это, я расхохотался и окончательно убедился в правильности своего выбора.

— Этого!

— Не стоит, — поморщился торговец, отнимая у коня шляпу. Тот даже не заметил этого. — Он какой-то апатичный, никакого в нем огня нет, никакого запала! Такой только для томных дворянских барышень, а не для путешественников: вы его бежать не заставите, — сказал он, осмотрев мой костюм.

— Но мне он нравится, — возражаю, зарываясь пальцами в длинную челку коня.

— Так-так… — к нам подошел Арланд.

Оттолкнув меня от жеребца, он принялся его осматривать. Посмотрел в уши, подергал их, надавил на места под глазами, ощупал плечи и торс, заглянул под хвост, посмотрел копыта и ноги…

— С севера Агирада, помесь упряжной и верховой, идеален для охоты, послушен и вынослив, быстр и силен… Возраст — пять-шесть лет, — протараторил он, закончив осмотр.

— В точности так, — довольно кивнул торговец.

— Ого! — воскликнула Бэйр. — Да ты в самом деле знаток!

— Еще бы! — усмехнулся Арланд, потрепав коня за ухом. — Леопольд выбрал хорошую лошадь… только сонную немного.

— Он все время спит, — как будто пожаловался нам торговец.

— Мы ему покурить дадим, так он в пути очухается, — уверяю торговца. Тот посмотрел на меня как-то странно.

— Но лошади не курят! — воскликнул он, когда понял, что я не шучу.

— А конь Бэйр курит, иногда по две трубки в день, — отвечаю ему. — Он из-за этого очень нервный, но всегда бодрый.

— Я не продам вам свою лошадь! — крикнул торговец и оттолкнул меня от коня. — Изверги!

— Он шутит, не переживайте. Конечно же мы не даем лошадям курить, — поспешил успокоить его Арланд, бросив на меня недовольный взгляд.

— Но я правду сказал!…

— Лео, помолчи, — прошептала мне Бэйр, мягко пихнув в бок. — Ты хочешь этого коня или нет?

— Хочу.

— Ну вот тогда молчи про то, что мы с лошадьми курим, а потом в карты с ними играем — нас не правильно поймут.

— Угу, — киваю, понимая, про что мог подумать торговец.

Арланд тем временем уже уговорил его продать нам коня.

— Я принесу деньги через полчаса, идет?

— Я буду ждать вас, господин инквизитор.

— Бэйр, пока я с этим разбираюсь, подыщите Леопольду нормальное седло и узду.

Пока ведьма выбирала для коня все необходимое, я думал, как его назову.

Наверное, лучше было сначала подарить мне котенка или щенка, а потом уже лошадь, ведь я совсем не умею ухаживать за животными и даже имена им выбирать, как оказалось, не умею!

— Может, я назову его Голубь? — спрашиваю у Бэйр, когда мы отошли от одной лавки и вновь стали пробираться сквозь рыночную толпу, пытаясь найти другую.

— Нет, это как-то глупо. Голубь, это голубь, а конь, это конь, — она пожала плечами.

— Предлагаешь назвать его Конь?

— Нет, глупый, — засмеялась Бэйр. — Вот мой Черт, это черт воплоти, сущий демон, а не лошадь. Кобыла Арланда… кстати, я до сих пор не знаю, как ее зовут! Надо бы узнать… В общем, назови своего коня так, как ты его чувствуешь.

— Эмм… Мотылек?

— Это длинно. Не будешь же ты кричать «Мотылек, Мотылек, иди сюда!». А сокращение какое? Мотыль!?

— Тогда, может назвать его Грегор? Гриша?

— Грегор? — Бэйр скривилась. — Это же человеческое имя!

— А, по-моему, ему подходит. И коротко, и звучно.

— Ну… вроде как. Ладно, назови его Грегор. Это твой конь, в конце концов.

— Ага… даже не верится, что у меня будет собственная лошадь!

— Смотрю, эта мысль тебя уже радует, — заметила Бэйр, отпихнув от себя уличного воришку.

— Это лучше, чем ездить на Арланде, — отвечаю.

— И когда это вы успели не поладить? — удивилась ведьма, улыбнувшись. — Вы же почти не общались!

— Почему? Я следил за ним с тех самых пор, как он вернулся из дома для душевнобольных. Я хорошо его знаю, потому могу его не любить просто потому, что он плохой человек.

— Он вовсе не плохой, — нахмурилась Бэйр. Ей очень не понравилось то, что я сказал. — У него тяжелая жизнь, он одинок, потому что вынужден постоянно скрываться. Только представь, мы с тобой — единственные, которым он может открыться, с кем он может поговорить по душам! А до этого у него никого не было, можешь такое представить? Ты рос один, но ты всегда мог поговорить с той же Сарабандой, мог посоветоваться в чем-то или попросить помощи, а он этого не мог! Что бы он ни натворил сдуру, нельзя сразу отталкивать его. Постарайся его принять, тогда увидишь, каким он может быть хорошим.

— Не понимаю, почему он тебе так нравится, — вздыхаю.

— А ты мне почему нравился, когда от тебя все в стороны шарахались?

— Я красивый и милый, а еще я могу быть котом, — улыбаюсь. — Все любят котов. А Арланд хоть и не уродлив, но зато совсем не милый. Он злой и страшный, как злодей из сказки.

— Он, конечно, не может быть котом, но он… он… — Бэйр замялась и как будто сама была этим удивлена. — Он очень интересный, — в итоге нашлась она. — Он, как и ты, любит помечтать, он романтик в глубине души, он добрый, хотя почти не имеет возможности показать это… Я уверена, если бы судьба сложилась иначе, вы с ним были бы очень похожи!

— Кажется, мы говорим о разных людях.

— Ты несправедлив! — решила она. — Вот увидишь, он первым тебя полюбит, и ты потом будешь стыдиться своих слов.

— Он меня никогда не полюбит. Он никого не любит, даже себя.

— Тебя он полюбит: у него просто не будет выбора, — уверила меня Бэйр.

Проторчав на рынке еще час, мы все же откопали подходящее седло и узду. Кроме этого мы еще купили пару седельных сумок, чтобы я мог сложить туда свои немногочисленные пожитки.

Во время покупок мне как обычно захотелось приобрести что-нибудь для готовки. Я был уверен, что Бэйр купила не все необходимое, потому отпросился в ряды с едой. Вряд ли она вспомнила про муку и изюм, из которых можно сделать чудесные блины на завтрак…

По пути к прилавку с сушеными фруктами я наткнулся на продавца тропических змей. Не знаю, что он забыл на рынке с едой, но мне стало интересно посмотреть на новых животных.

Когда я смотрел на змей в стеклянный аквариумах, рядом встал один очень странный тип и зачем-то заговорил со мной.

Такого раньше никогда не случалось, то есть никто не обращал на меня внимания во время покупок, потому я немного растерялся. К тому же, мужчина, обратившийся ко мне, был сам по себе очень странным на вид.

Во-первых, он был чешуйчатый. Во-вторых, одна половина лица у него была серебристой, другая — зеленоватой, один глаз был бирюзовый, а другой — сиренево-серый, одна половина волос была белая, а другая — серая.

— Здравствуй, — сказал мужчина, стараясь стоять ко мне своей правой стороной, где был бирюзовый глаз. — Змеями интересуешься или их ядами?

— Эмм… Привет, — ответил я. Это определенно был не торговец: он стоял, выбирая себе какую-то змею. Я понял это потому, что он внимательно осматривал террариум и искал какую-то определенную змеюку.

Мужчинам при знакомстве Бэйр учила руки не целовать, а пожимать, но этот мужчина был слишком строгий, и протягивать ему руку мне не хотелось… к тому же, он чешуйчатый. Вдруг это заразно?

— А что у вас с лицом? — спросил я.

Мужчина почему-то на меня разозлился, от чего чешуя на его лице как будто встопорщилась. Я невольно поежился от такого зрелища.

— Вы больны? Мой брат лекарь, он наверняка сможет помочь, — сказал я несчастному.

— Я не болен, — прошипел мужчина сквозь узкие как иглы загнутые змеиные клыки, притеснившиеся между нормальных, только тонких человеческих зубов. — Просто мне уже попался лекарь с особым чувством юмора!

— Сочувствую…

— Не нужны мне твои сочувствия! — разъярился мужчина. — Верно про тебя говорили, что ты недоразвитый придурок!

После этих слов мужчина подозвал торговца, указал на одну из змей и, когда ту запихали в плотный мешок, схватил его, расплатился, развернулся и быстро скрылся в толпе. На спине у него был короткий лук и колчан стрел.

Видимо, у него в самом деле тяжелая болезнь, потому он себя так странно повел. И кто ему про меня что говорил? Наверное, он просто спутал меня с кем-то… хотя с кем меня можно спутать? Или… Точно, этот бедняжка еще и полуслепой! Не лучше ли догнать его и привести к Арланду?… Хотя вряд ли этот чешуйчатый пойдет со мной… какой же он все-таки противный!

Я вернулся к Бэйр с покупками, а по пути и думать забыл про странного мужчину.

После того, как Арланд оседал Грегора и надел ему новую узду, мы пошли в гостиницу за остальными лошадьми и за вещами. Всю дорогу я сам вел своего коня, испытывая при этом какое-то новое, приятное чувство власти над зверем. Гриша шел мягко и вообще был послушный, только иногда останавливался и рассеянно заглядывался на какой-нибудь розовый куст во дворе богатого дома, тогда мне приходилось тянуть Грегора за собой.

— А как твою лошадь зовут? — спросил я у брата, когда он вывел ее из стойла. Она была невысокой, полностью черной кобылой с блестящей как будто атласной шкурой и большими полу прикрытыми глазами. Прямая короткая грива, подстриженный хвост, длинные точеные ноги, изящное черное седло с узорами… это была очень красивая лошадь, впечатляющая. Но такая же страшная и высокомерная, как ее хозяин… хотя Арланд и не высокомерный, но он все время смотрит на всех вокруг так, как будто он совсем другой и ничего общего не имеет с окружающими его людьми. Так бы мог смотреть вокруг орел, попавший в клетку с воронами.

— Ее зовут Белладонна, — ответил он, пройдясь рукой по жесткому ершику черной гривы. — Донна, если коротко.

— Хо-хо-хо! Боги, сколько пафоса… — насмешливо фыркнула Бэйр, пихнув Арланда плечом. — Почему не назвал кобылу Машкой или Фроськой? Белладонна! Пф, ты весь в этом!

— Моя лошадь, как захотел, так и назвал, — нахмурился Арланд. В его интонации я услышал свою собственную, одну из любимых… может, в нас в самом деле есть нечто общее, братское.

— Ладно, поедемте отсюда. Меня уже подташнивает от этого города, — сказала Бэйр и первой устремилась к выходу из загона.

— Так, карту мне! — заявил Арланд, когда мы выбрались за ворота города.

Мой конь тут же бросился щипать травку, а я стащил у Бэйр из мешка яблоко, сел рядом с Грегором и стал смотреть, как он ест, одновременно с этим слушая ее разговор и Арланда.

— Но я ведь отлично в ней разбираюсь, — воскликнула она, зажав карту в руках. — Мы с Лео ни разу не заблудились!

— Ага, и потом забрели сюда, к самой границе Тангейя и Равнин, — усмехнулся Арланд. — Нет уж, мне не хочется встречаться с очередной лесной ведьмой, так что карта будет у меня.

— Ну ладно, господин крутой мужик, — усмехнулась Бэйр, вручая ему карту. — Держи и мудро властвуй над нами… куда, кстати, тебя направили? Ты так и не сказал.

— Оу… Я выбил просто потрясающее направление! — гордо сказал Арланд, разворачивая карту. — Угадайте, куда мы едем?

— Даже не знаю… на карте полно интересных мест, — пожала плечами Бэйр.

— Я решил, что по Рашемии и Тангейю мы уже нагулялись, потому… мы едем в Агирад! Всю жизнь мечтал там побывать. Бесконечные хвойные леса, дожди, загадочная леннайская культура, горы слевитов… Агирад воплощает в себе почти все сказки из детства любого ребенка: говорят, в тамошних горах до сих пор водятся драконы и единороги! Все леса на востоке принадлежат леннайем, темным и светлым, горы на севере — слевитам, озера — нагам, есть даже город ланков где-то на юго-западе… В Агираде нет покоя от маленького народца, а в иные леса просто опасно соваться из-за огромного количества всяких тварей. Сейчас наблюдается повышенная активность у духов, во многих городах нужны экзорцисты и ведьмы, умеющие изготавливать обереги. Кроме всего этого, Агирад — одна из самых развитых стран Скаханна. Там уже есть железные дороги, полно театров и опер… не то чтобы я был любителем, но посмотреть будет интересно. И, конечно, самое замечательное — там едва слышали о ведьме Бэйр, ты сможешь начать там новую жизнь, не ловя на себе опасливые взгляды!

— Ух-ты… да тебе бы в тур-агенстве работать, — хмыкнула Бэйр и ткнула пальцем в карту. — Но… тут огромное море между Тангейем и Агирадом. Как мы переберемся через эту синюю лужу?

— На корабле, естественно, — удивленно ответил Арланд. — Сейчас мы как раз направимся в крупный город-порт Когар.

— Эмм… Может, прежде чем мы направимся куда-либо, вы меня на Грегоре ездить научите? — вмешался в разговор я, встав с земли. — Я на лошади ни разу в жизни не сидел!… Человеком.

— Научим, не переживай, — усмехнулся Арланд, затолкав карту в плотный тубус на поясе. В этом тубусе Арланд держит все свои важные бумаги: досье, свидетельства и прочую ерунду. Я видел все те бумажки, когда мы с ним были у архивариуса в Ордене.

Как оказалось, управлять конем не так уж и сложно, сложно — удержаться на нем, когда он все время подскакивает. Вверх-вниз, вверх-вниз, вверх-вниз! И при том, что тебя постоянно трясет, ты должен еще и вовремя узду дергать, туда-сюда, туда-сюда, и ногами бока сжимать, чтобы конь не стоял. Впрочем, на все мои неумелые потуги Грегор не обращал никакого внимания: он просто шел за остальными лошадьми, плохо понимая, зачем я так на нем ерзаю.

Поначалу езда на лошади была мне интересна, но потом бедра стали зудеть, мышцы ныть, а желудок как-то неестественно напрягся. Мне захотелось полежать, лучше вовсе поспать, или размяться и полетать, но ни то, ни другое было невозможно, потому мне пришлось мучиться до тех пор, пока тряска стала совсем уж невыносима.

— Бэйр, я больше не могу! — взмолился я, чуть не падая на шею коня. — Можно привал?

— Можно… мне тоже надоело трястись в седле, да и к тому же я проголодалась. Уже часов девять вечера, вполне можно остановиться на ночь! — согласилась ведьма, обернувшись к Арланду. — Что скажешь?

— Мы и пяти миль не проехали! — возмутился братец, который держался в седле, как кентавр.

— И куда спешить? — возразила Бэйр. — Тебе что, надо к какому-то определенному дню быть в Агираде?

— Нет, я могу хоть год туда добираться, но почему бы не ехать быстрее, если можно?

— Нельзя ехать быстрее, я устал, — заявил я, уже высматривая какую-нибудь наиболее подходящую полянку.

Мы ехали по узкой дороге, идущей по реденькому лесу. Насекомых было немного, а деревья давали приятную тень.

— Ладно, — согласился Арланд, останавливая свою кобылу и доставая карту. — Если мне не изменяет память, тут где-то есть лесная речушка.

— Там комарье, зачем нам туда? — непонимающе смотрю на брата.

— Это ты вылизываешься, а нам с Бэйр для полноценной жизни нужна вода. Много воды. Так что мы сворачиваем в лес и останавливаемся там, — скомандовал Арланд и слез с лошади.

Слезть с лошади после такой долгой езды было не просто: ноги совсем не слушались, и в итоге я не слезал, просто падал на бок.

Чтобы не грохнуться на землю, я превратился в птицу и слетел вниз, а потом стал опять собой. Но ноги стояться отказывались: они разъезжались в разные стороны, как будто между ними все еще были бока лошади.

— Кошмар… — пропищал я, садясь на землю. — Я не могу стоять!

— Не переживай, скоро привыкнешь, — успокоила меня Бэйр, подавая руку и помогая подняться. — Нам с Арландом тоже тяжело после передышки в несколько дней. Давай, будь мужчиной!

— Каким образом то, что я мужского пола, поможет мне перетерпеть боль? Почему чуть что, так сразу «ты же мужчина!»? Глупость какая-то, и кто это только придумал!? — ворчу, с трудом поднимаясь и хватаясь за седло Грегора, чтобы не упасть вновь.

— Поверь, Лео, женщинам гораздо тяжелее. Мы хрупче, слабее и совсем не такие выносливые, как мужчины, — рассказала ведьма, взяв Черт за поводья и пробираясь в лес.

— Вообще-то, если по логике, то ваш организм гораздо сильнее нашего и боль вы терпите лучше — вы от природы наделены способностью рожать, а это адовы муки, как я слышал, — заметил Арланд. — Так что разговоры о слабых женщинах не всегда верны, многие из вас гораздо выносливее и сильнее мужчин.

— Сказала гора мышц, которая на голову выше меня, — фыркнула Бэйр.

— Я - гора мышц? — поразился Арланд, уходя за ней. Я едва поспевал за ними, пытаясь втащить Грегора в чащу. — Неужели ты так считаешь?

— Смотря с кем сравнивать, — пожала плечами Бэйр. — Если с царевичем Охмараги, то ты просто глиста вопящая, а если со мной, то вполне себе гора мышц.

— А как выглядит царевич Охмараги? Ты постоянно его упоминаешь, о чем бы мы ни говорили! Что у вас там с ним было, с этим чертовым царевичем, а? — в его голосе послышалось такое недовольство, как будто Бэйр в чем-то перед ним провинилась. Неужели ему не нравится, что она училась магии у царевича? Какой же он вредный! Магия — то, без чего Бэйр жить не может, а он еще не доволен…

— Ну… — голос Бэйр наполнился веселой издевкой, она с восхищенным придыханием начала рассказывать. Я совсем не понимал, почему она вообще стала ему отвечать. — Это очень высокий мужчина, я ему едва до груди достаю. У него потрясающее мускулистое загорелое тело без единого волоска, а на плече есть очень красивая меняющая цвет татуировка. У него вытянутое лицо с широким подбородком с ямочкой, но с острыми чертами, чуть сгорбленный тонкий нос, голубые, как безоблачное небо, глаза, высокий умный лоб, черные с фиолетовым или синим — в зависимости от настроения — отливом волосы, мягкие, как пух, густые и очень пышные, к тому же длинные: ниже ягодиц. Он настоящий мастер боя и магистр магии, музыкант, певец, наверняка художник, танцор… его умения и таланты можно перечислять бесконечно!

— Боже, как ты за это совершенство только замуж не выскочила? — недовольно скривился Арланд.

— Вообще мы с ним как-то говорили об этом, когда нас все вокруг достали своими намеками, и пришли к некоторым выводам, — усмехнулась Бэйр. — Во-первых, меня не одобрят его родители: я для него слишком страшненькая и дети у нас те еще будут. Во-вторых, он меня раздавит в первую же брачную ночь — у него очень тяжелая кость. В-третьих, если бы и выскочила, то была бы не полноценной женой, а скорее наложницей в гареме, что просто унизительно. В-четвертых, он к ученицам не пристает и вообще женщинами интересуется так же, как ты стиркой.

— То есть как это… женщинами не интересуется? — Арланд даже приостановился от удивления.

— А вот так, для него это не главное. Как он сам говорит, магия — его единственная и вечная любовница. А от женщин одни проблемы, особенно если они не ведьмы.

— Сколько всего я слышал о сенари, как о неистовых любовниках, и тут узнаю, что их царевич чуть ли не монашескую жизнь ведет… Да, мир полон неожиданностей, — хмыкнул Арланд.

— На самом деле не то чтобы монашескую… — возразила Бэйр. — Просто он очень привередливый, да и здесь, на континенте, свободные в его понимании отношения — то есть отношения хозяин-наложница — не приняты.

— Какой кошмар! — искренне возмутился Арланд. — Рабство, это ужасно… А сенари кичатся им, как главной гордостью.

— Знаешь, я с Кудеяром была как-то на корабле одного охмаражского торговца и видела тамошних рабов… Если честно, я по сравнению с ними выгляжу последней оборванкой! Поскольку сенари что-то вроде неотъемлемой части природы и могут влиять на нее, как захотят, у них на острове просто до неприличия плодоносные и богатые земли, они тоннами выкачивают из земли драгоценные камни, которые у них в внутри страны вместо валюты, и еды там хватает сполна. Бедности просто неоткуда взяться, каждый при деле, а особенности рождаемости не позволяют появиться перенаселению, излишних рабов же или убивают, или отпускают на волю… Кудеяр говорил, что обычно их отпускают.

— Я смотрю, он тебе здорово прополоскал мозги!

— Да, прополоскал. Он это умеет, — согласилась Бэйр.

Они продолжали обсуждать несчастного царевича до тех пор, пока мы, наконец, не вышли к речке, над которой роились легионы мошек и комаров и квакали зеленые лягушки, спрятавшиеся в тине и наивно считающее, что их действительно невидно.

Выйдя к речке, Арланд удовлетворенно кивнул, и мы вернулись обратно в лес, чтобы найти полянку или просто не заросшее кустами местечко для привала.

Мои ноги уже немного привыкли ходить, хотя это по-прежнему отнимало куда больше сил, чем обычно. Бэйр, посмотрев на мое измученное лицо, предложили мне превратиться в какого-нибудь зверька, у которого ноги не такие чувствительные части тела, но я отказался: никогда не знаешь, как поведет себя боль в других ипостасях. Она может исчезнуть, может усилиться, а может вообще переместиться, все зависит от особенностей расположения органов и мышц. Оборачиваться, имея раны, очень опасно, — они могут потом увеличиться почти на все тело. С болью то же самое.

Когда, наконец, местечко для лагеря было найдено, я чуть не упал на землю от облегчения… хотя все же упал, как только подумал о том, что наконец-то можно упасть. Только вот мой отдых продолжался не так долго, как хотелось бы. Когда походные одеяла уже были расстелены на плащах, а Арланд принес сухих веток и букетик ромашек для Бэйр, чтобы та изготовила защиту от комаров, встал вопрос об ужине.

Допустить к котлу Бэйр означало промучиться с больным животом следующие несколько дней, а о том, что мог сделать с едой Арланд, просто страшно было подумать… потому мне пришлось подняться с земли, доползти до костерка и начать готовить. Об охоте не могло быть и речи, потому на сегодня у нас в рационе опять была ненавистная мне каша с вяленым мясом и приправами, которые хоть немножко разбавляли отвратительный пресный вкус походной еды… Мда, если нас что и объединяло с Кудеяром, о котором недавно был разговор, так это ненависть к плохой и невкусной еде!

За готовкой я не заметил, как быстро в лесу стемнело, а, заметив это, даже обрадовался. В темноте всегда легче засыпать, чем при свете, и сны хорошие мне снятся только когда вокруг темно, а когда светло — сплошные кошмары.

После ужина Бэйр по традиции достала карты и предложила мне играть. Я отказался и отправился спать на свой плащ… Но сон не шел, и потому я просто лежал с полузакрытыми глазами, слушал и наблюдал.

Арланд, как и я, отказался от карт, в итоге они вместе с Бэйр устроились напротив костра и заговорили о чем-то, не совсем мне понятном.

— Знаешь, я все думаю о Закае, об Анук… — начала Бэйр, обняв колени и смотря в огонь. — Закая говорил, что инквизиторы рано или поздно сходят с ума, говорил о тебе, что ты слишком «веришь в идею»…

— Боишься, что однажды я стану чокнутым охотником на грешников? — невесело усмехнулся Арланд, сидевший возле Бэйр, согнув одну ноги в коленях: одну на земле, а другую так, чтобы было удобно опереться на нее локтем. Он тоже смотрел в огонь.

— От тебя всякого можно ожидать.

— Не бойся за меня, я не пропаду, — уверенно сказал Арланд. — Закая инквизитор иного рада, чем я. Это не его, он не горит этим так, как я… я же чую в этом деле смысл своей жизни.

— Ваш мир делает с людьми страшные вещи… хотя, в моем мире, если подумать, то же самое, — заметила ведьма. — Но вот если не Закая, то Анук… она ведь тоже пыталась восстановить справедливость, убивала злодеев, по ее мнению. Чем они в итоге отличаются-то? Любой инквизитор может рано или поздно превратиться в Анук, обиженную жизнью маньячку.

— Не скажи, разница между Закаей и Анук большая. Да, она убивала ничтожных людей, которые, по ее мнению, портили мир — с первого взгляда это может показаться похожим и на работу инквизитора. Но это не так. Закая… он знал наши правила и законы и действовал строго по ним, он никогда бы не бросился на того, кто его лично не устраивает. Мои слова доказывает исход нашего дела: если бы Закая не умер, он бы выбил Анук прощение и лечение в одном из наших монастырей, оправдал бы ее, как страдалицу, пожелавшую сделать мир лучше, но ошибившуюся в своих методах — это выходило по законам белых сов. Но он мертв, она убила его, и тем самым доказала, что не боролась она ни за какую справедливость, а просто убивала, кого в голову взбредет. С инквизитором же этого произойти не может… а если произойдет, то он не долго пробудет среди людей…. В общем, за меня не бойся. Лучше задумайся о себе, — он повернулся к Бэйр и посмотрел на нее пугающе многозначительно.

— Что ты имеешь ввиду? — насторожившись, она вопросительно наклонила голову.

— Ты меняешься, Бэйри… Ты становишься ведьмой, как та. Я боюсь за тебя, — серьезно сказал Арланд. Что он такое говорит?…

— Я… это просто игры памяти, рано или поздно это прекратится, — неуверенно ответила она. — Я многое забыла… действительно многое. После тех моих махинаций с душой Дейка я не помню даже того, что было в моей книге, которая раньше формировала мое отношение к этому миру, какие-то мои постулаты, что ли?… Теперь я знаю кое-что о своих силах и возможностях, знаю, что у меня в руках немалая власть… это тоже должно как-то влиять на меня. Но неужели все настолько плохо? — откинув черную челку, она внимательно посмотрела в лицо Арланду. Ее прекрасные черные глаза засветились от света пламени, как звезды.

— Может, и нет, — сказал он, несколько секунд недвижно смотря на ведьму. — Я не знаю, что еще в тебе откроется, если ты нырнешь в свое могущество. Но, думаю, я всегда сумею сдержать тебя, какие бы демоны тобой не завладели… — он улыбнулся, продолжая пристально смотреть на ведьму. В отблесках пламени его лицо напоминало демоническую гримасу, злорадно усмехающуюся чем-то… своей властью, наверное.

— Кажется, один из них вот-вот завладеет мной, и я так чертовски согрешу… — тихо протянула она, как будто подгибаясь под взглядом инквизитора. Ее голос задрожал и мне показалось, что ей страшно, что она тоже испугалась такой страшной морды Арланда.

Сначала я подумал, что мне показалось, что пламя что-то загородило от меня, но потом я понял, что нет. Арланд в самом деле наклонился и нюхал пышные волосы ведьмы, даже касался носом ее виска, а она делала вид, что совсем ничего не замечает, хотя и закрыла глаза, чтобы не видеть его страшного лица.

Это вызвало во мне очень неприятные чувства. Мне Бэйр никогда не позволяла так вести себя, она была против того, чтобы я даже сидел к ней так близко, как сейчас сидел инквизитор. Она говорила, что это невежливо и неприлично, что ей неприятно, когда нарушают ее личное пространство… Хотя, судя по ее напряженной позе и выражению лица, ей и сейчас все это не нравилось, только она ничего не говорила, потому Арланд и не думал прекращать.

Вдруг рука в белой перчатке мелькнула возле талии ведьмы. Длинные пальцы, как лапки паука, настойчиво обхватили ее мягкий живот. С тем же удовольствием, с каким мурлычущий кот мягко скребется когтями по одежде того, кто его гладит, Арланд мял ее кожу сквозь рубашку, уже без стеснения прижимаясь носом к ее волосам. Бэйр при этом не улыбалась, казалось, она едва терпела, прикрыв глаза, но ничего не могла сделать, только руку положила на плечо инквизитора, в бессильной попытке отстранить.

В этих действиях было что-то странное и неестественное. Я никак не мог понять, зачем он делает это. Может, это у Арланда такая особая демонстрация силы? Моральное подавление? Я могу делать тебе неприятно, но ты будешь так мне подчинена, что будешь получать от этого удовольствие?

Какое жуткое извращение! Они же не животные, тогда зачем так делать? Не понимаю!

— Арланд… — Бэйр очнулась от оцепенения и, наконец, заговорила.

— М? — он как будто не расслышал и наклонился к ней, коснувшись кончиком носа ее щеки.

Бэйр вновь замерла, как будто испугавшись, и перестала толкать вцепившиеся в ее кожу пальцы. Она медленно опустила глаза вниз, очень похоже, что в знак полного повиновения. Тогда произошло нечто совсем уж несуразное: Арланд вдруг прижался к ее губам, а рука, держащаяся за талию, резко и властно толкнула ее на грудь инквизитора.

От этого неприятного зрелища у меня закололо где-то в сердце. Я почувствовал, как сильная злость начала растекаться по венам вместе с кровью: от нее задрожали все мышцы в теле. Мне казалось это унизительным, недостойным Бэйр. Невыносимо было смотреть, как он нависал над ней, как она бессильно обмякала в его руках, как он зачем-то мял губами ее губы, что даже выглядело отвратительно… Но я все равно смотрел, потому что отвернуться означало сделать вид, что ничего не происходит, что мне все равно.

А мне не все равно на то, что он с ней делает! Может, я чего-то не знаю, но сердцем чую, что это мерзко, гадко и что это неприятно Бэйр! Если Арланд позволяет себе такое идиотское насилие, значит, уже совсем двинулся… если это так, то мне необходимо сделать все, чтобы он больше не трогал Бэйр, а то неизвестно, чем это может кончиться!

Да когда же это прекратиться!? Почему она не оттолкнет его, не ударит? Почему позволяет так унижать себя? Неужели он настолько ее подавил, что она просто не смеет отказать?

— Хватит, — наконец, Бэйр отстранила его. Я почувствовал в душе такое ликование, как будто сам только что набил змеиную морду Арланда.

Он не ответил, продолжал властно смотреть на нее.

— Если так пойдет дальше… — она судорожно вздохнула, вставая с земли. — Я пойду на реку, — она посмотрела на Арланда, а потом почему-то вдруг быстро кинула взгляд в мою сторону. Я тут же закрыл глаза, хотя их и не было видно под челкой, и сделал вид, что сплю.

— Не вздумай ходить за мной, — велела Бэйр и, взяв из сумки мешок со своими волшебными шампунями и мылом, отправилась к речке чуть ли не бегом. Видимо, ей хотелось побыстрее уйти от него, может даже ей хотелось скорее смыть с себя его стойкий запах.

Арланд не посмотрел на нее, только скосил в глаза в сторону, где она скрылась.

У меня зашумело в ушах, я насторожился.

«Если он сейчас ослушается и пойдет, я отправлюсь за ним», пообещал я себе и стал внимательно следить за каждым его движением.

В глубине души мне хотелось, чтобы он все-таки пошел, и я мог законно выплеснуть всю ту злость, которая во мне собралась.

Так прошло, наверное, несколько минут. Арланд неподвижно смотрел в костер, а я сосредоточенно наблюдал за ним до боли в глазах.

Медленно, очень медленно черты лица инквизитора ожесточились, а брови сдвинулись.

— Что же она со мной делает?… — пробормотал он и повернулся в сторону, где скрылась Бэйр. — Это же безумия, меня могут заметить… Но… — он всмотрелся в глубь леса.

Этот жест был решающим: посмотрев туда, он уже не мог отвернуться. Как гончего пса его потянуло в лес, и он не мог сопротивляться обуревавшим его инстинктам: мне хорошо знакомо это состояние, когда что-то животное внутри перекрывает разум.

Он поднялся и медленно, все еще сопротивляясь этому животному, пошел за Бэйр. Но вскоре, через пару секунд, его оставили сомнения, и он ускорил шаг, уже зная, что не остановится.

Я превратился в ласку и последовал за ним, ловко пробираясь по палой листве и не издавая ни малейшего звука.

По резко подувшему прохладному ветру я понял, что мы вышли к реке, и прыгнул в ближайший куст, откуда стал наблюдать. Неподалеку, метрах в двадцати от нас, раздавался плеск воды: там была Бэйр.

Арланд остановился на берегу, не решаясь не то что идти дальше, даже смотреть в сторону, откуда раздавались всплески. Я почти физически ощущал, как его рвет на две части.

Ему хотелось пойти туда, к ней, опять почувствовать то, что он чувствовал, когда она была рядом. Но еще ему хотелось оставаться человеком и стоять на месте, а лучше всего уйти и навсегда задушить в себе все эти чувства.

Мне были слишком хорошо знакомы эти моменты, когда злая и добрая сторона сталкиваются вместе, когда инстинкты берут верх над разумом и творишь ужасные вещи. Грызешь молодые деревья, чтобы сточить зубы, убиваешь себе подобных, чтобы сожрать их и наглотаться крови, мучаешь мышей, доводя их до безумного страха перед кошмарной смертью, поедаешь птенцов, хотя знаешь, что они после этого никогда не полетят… Я годами учился сдерживать это в себе, заглушать малейшие позывы к убийствам, которые неминуемо приходят за такими вот «зовами крови», как иногда называют инстинкты.

Но если у меня внутри бесится животное, то одни боги знают, что живет в душе Арланда… сердцем чую, это куда страшнее и опаснее.

Я следил за Арландом и за обеими его частями. Долго, очень долго они были на равных, и он не решался даже посмотреть в сторону Бэйр, но в итоге он все же не выдержал и посмотрел. Произошло то же, что и у костра: он не смог отвести взгляда, его опять потянуло туда могущественной силой желания.

— Всемогущие боги, не оставляйте меня, молю, дайте мне пожить немного хотя бы один этот час! — взмолился он тихо и стал расстегивать свою накидку.

Когда она оказалась на земле и сомневаться в намерениях Арланда уже было нельзя, я выскочил из-за кустов и, приняв свой истинный облик, прижал гада к широкому дереву неподалеку, так, чтобы Бэйр не могла нас видеть.

Инквизитор удивился, но не более. В силе он со мной тягаться не мог, как и в ловкости, он знал это, потому даже не попытался сопротивляться. Арланд только сильно напряг мышцы, когда я сдавил руками его плечи и посмотрел в глаза.

— Еще раз ты ее тронешь!!!… - зашипел я, раздумывая, что бы с ним лучше сделать.

— А если я закричу, и Бэйр все услышит? — спросил Арланд, когда я вынул у него с пояса ножик и приставил к его горлу.

— Посмотрим, как долго ты будешь кричать без головы!

— Ты вправду думаешь, что я боюсь смерти или боли? — спросил он с усмешкой. Инквизитор уже очухался и пришел в свое обыкновенное состояние. — Хорошо, оторви мне голову. А можешь перерезать горло моим же кинжалом: в этом будет некая приятная ирония.

— Нет, я придумал кое-что получше, — заверил я братца. — Кое-что, чего ты на самом деле стоишь.

— Сгораю от любопытства, — хмыкнул он и уставился на меня с неподдельным интересом.

Мы стояли на высоком берегу: от нас до воды было метра три. Заросшая тиной речка воняла болотом и была достаточно глубока для того, чтобы надолго удержать инквизитора в своих холодных водах.

Что ж, если судьба будет милосердна, Арланд запутается в водорослях и захлебнется болотной жижей.

С этими мыслями я схватил брата за ворот рубахи и одним мощным броском швырнул его прямо в реку, головой вниз. Сразу послышался приятный слуху булькнувший всплеск.

Я не стал ждать, пока Арланд выплывет или не выплывет, и взял его волшебную накидку, на подкладке которой были нарисованы спасительные руны. Накидка была не тяжелой, мне не составило труда схватить ее зубами и, превратившись в рысь, затащить на вершину одного из тысячи деревьев вокруг.

Спустившись, я быстро побежал в лагерь. Там в сумке Арланда я нашел черную вонючую жидкость в небольших флакончиках: именно ей он пользуется для создания татуировок на теле и именно ей он пахнет. Ведь важны не сами знаки на коже, а вещество, которое вводится в татуировки. Это вещество со временем растворяется в крови и поэтому его приходится обновлять каждый месяц, снова и снова прокалывая кожу, которая с каждым разом становится тверже и плотнее, после чего прокалывать ее труднее и больнее…

Я собрал все склянки, которые нашел в сумке, отошел подальше от лагеря и разбил их, вылив вещество на землю. Мерзкий запах раздражал меня. Я превратился в лису, быстро прорыл в мягкой осенней почве яму, в которую закидал землю с запахом и осколки. Получившуюся могилку я засыпал прелыми листьями и вернулся в лагерь.

Еще никого не было, потому я превратился в самого себя, улегся на плаще в прежней позе, так, как будто и не уходил никуда.

Вскоре вернулась Бэйр. Она была вся мокрая, но чистая, я чувствовал приятный запах ее шампуня.

Она вела под руку Арланда, который тоже был мокрый и пах шампунями, но еще он почему-то истекал кровью… Может, в реке были щуки?

— …Как ты мог потерять накидку!? — возмущалась Бэйр, доставая полотенце. — Ты придурок! Зачем вообще за мной пошел!?

— Зачем? А зачем было так задницей вилять!? — ругался он, сдирая с себя изорванную рубашку. — Чертова обольстительница, все из-за тебя!

— Сам дурак! Надо было идти за мной, а не сигать в воду в одежде… — уже не так раздраженно сказала Бэйр, помогая Арланду вытираться. — Уму непостижимо!… Надо же было грохнуться с обрыва и порезаться о свое собственное оружие, да еще и так!

— Уж не тебе обвинять меня в неосторожности, ходячее несчастье, — ворчал инквизитор, пока Бэйр доставала бинты, чтобы остановить кровь, хлещущую из четырех длинных раны на обоих предплечьях… Ммм… нет, это были не щуки, это я, когда слишком стиснул его у дерева. Жаль.

— Как бы заражение в этом болоте не подхватил… — обеспокоенно сказала Бэйр, сбрызнув раны спиртом. Арланд поморщился и стиснул челюсти.

— Если не найдем накидку, мне уже будет все равно, с руками или без, — процедил он сквозь сжатые зубы.

— Заткнись! — яростно порычала ведьма и нарочно больно надавила на раны. — Никому ты не нужен, а если вдруг понадобишься, то пускай эти монахи пройдут через мой труп для начала.

— Меньше всего я хочу смотреть на твой труп, так что давай лучше поищем накидку, — предложил он.

— Ночью мы ее не найдем, а днем пройдемся вдоль реки: может ее прибьет течением к берегу, — предложила Бэйр, осторожно смазывая раны мазью. — Слушай, это ведь не оружие… раны такие, как будто тебя зверь деранул! Да и ты не такой чокнутый, чтобы резать себя ножом четыре раза.

— Может, порезался об оружие, когда падал, может на ветки сухие наткнулся, черт его знает. Это неважно. Важно то, что накидки нет, а я не помню, в ней я падал в реку или нет…

Бэйр тяжело вздохнула и не стала продолжать разговор. Она полностью увлеклась своим занятием, втирала мазь в раны так, чтобы она была и под кожей, и на ране, но старалась при этом причинять как можно меньше боли. Потом Бэйр стала накладывать повязку. Арланд терпеливо ждал, время от времени наигранно морщась: ему нравилось, когда ведьма вздрагивала вместе с ним и мягко гладила его по плечу в знак извинения.

— Знаешь… — начала она, когда работа была почти закончена, но рука Арланда все еще была во власти ее заботливых пальцев. — Твои татуировки… ты ведь тогда запретил мне смотреть на тебя, потому что стеснялся их. На самом деле они совсем не такие страшные. Странные, но они идут тебе, не смотря на то, что так меняют очертания тела.

— Это что, был комплимент? — с приятным удивлением усмехнулся инквизитор, осматривая свою исполосованную грудь. — Неужели тебя правда это не смущает?

— Хах! А что тут может смущать? Там, откуда я родом, татуировки часто считаются знаком сексуальности… Да и вряд ли в этом мире есть хоть что-то, что еще может меня по-настоящему смутить… А тебя не смущает то, что у меня в руке рог единорога и с каждым днем меня оплетают какие-то непонятные полосы?

— В тебе меня смущает только твоя странная прихоть заставлять меня делать глупости, — серьезно сказал Арланд, коснувшись пальцами уже забинтованной руки щеки ведьмы.

— А если я перестану, то что тогда будет? — спросила Бэйр, хитро улыбнувшись.

— Ты не перестанешь, — тяжело вздохнул он, растрепав ведьме немного подсохшие волосы. — Ты вся сама в этом…

— Ладно, герой-любовник, завтра нам еще ехать, — сказала она, встав с места, где сидела.

— Ты спать? — спросил Арланд не без удивления.

— Да. Вымоталась за сегодня… не так, как вчера, но все же норма усталости достигнута.

— Тогда спокойной ночи.

— И тебе спокойной… если рана заболит, разбудишь меня: я не уверена, что все сделала правильно, но ошибки смогу выявить только когда что-то вспухнет или загноиться!

Они оба очень быстро и крепко уснули, я же свернул свой плащ крохотным гнездом и превратился в птицу. Мне надо будет кое-что сделать, пока никто не видит, и лучшее для этого время будет как раз перед рассветом, когда все птицы инстинктивно просыпаются.

* * *

Я проснулся быстро и легко, как всегда просыпаются животные. Рассвет еще не наступил, и вокруг царила темень, но в облике рыси мне не трудно было различать вокруг необходимые предметы.

Я осторожно подобрался к Арланду, чтобы убедиться в том, что все идет как надо. И в самом деле: его волосы за ночь стали черными, совсем как у Бэйр, и нечистью от него разило так, как не разит от некоторых призраков.

Осмотрев и обнюхав братца, я пустился в лес, к тому дереву, на котором спрятал до поры до времени накидку. Схватив ее зубами, я отправился к месту, где скинул Арланда в воду.

С моей стороны просто глупо оставить все так, как есть. Если Арланд расскажет Бэйр, что я на него напал, да еще в свете последних событий, когда меня подозревали в убийстве, она подумает, что я опасен и начнет меня бояться. Ведь наверняка она уже начала опасаться с тех пор, как увидела меня за решеткой. Иначе почему она так охладела ко мне и так тянется к этому демону?

Впрочем, я знаю, что делать.

Кому как не мне, тихому призрака поместья Сеймуров, знать, что на самом деле твориться с головой братца… Может, он сам не знает всей правды, но в лечебницу его не без оснований упекли. На протяжении всей жизни его преследуют помимо видений и призраков сильнейшие галлюцинации, к тому же у него большие проблемы с памятью — он постоянно смешивает выдумки и реальность. Так что он так молчалив по жизни не от дурного характера, а просто потому, что зачастую не понимает, где его очередной бред, где призрак, а где настоящий живой человек, с которым можно говорить, не вызывая подозрений окружающих.

Исходя из всего этого, ясно, что мне ничего не остается, кроме как заставить Арланда считать, что к нему вернулись ужасные проблемы с памятью и то, что я ему угрожал, ему просто приснилось, только тогда он не посмеет указать на меня пальцем и обвинить. К тому же, решив, что у него вновь поехала крыша, он испугается, занервничает, начнет себя накручивать еще больше обычного и в итоге прежде, чем его схватят монахи, сам доведет себя до нервного срыва… именно так и будет, если я время от времени буду устраивать ему подобные «провалы в памяти». И самое замечательное, что на меня никто не подумает, потому что Арланд считает меня больным на голову идиотом, а Бэйр не склонна думать о ком-то плохо, тем более обо мне!

Разработав этот небольшой план, я принялся рыть берег, с которого якобы поскользнулся и упал в воду Арланд — именно это он рассказал Бэйр и именно в это он сам должен верить.

Разрыв почву, как будто действительно был небольшой обвал, я накидал туда острых камней, чтобы было ясно, откуда раны взялись. После этого я стал работать над накидкой.

Я превратился в обычного домашнего кота и с огромным удовольствием выдрал все перья, которые потом скинул в реку, затем я стал огромным псом и не только пожевал, но и изорвал накидку на части, чтобы сшить точно нельзя было… это с еще большим удовольствием.

После я связал все части, чтобы удобнее было тащить, и в облике рыси отнес накидку дальше по течению метров на двести. Там я извозил ее в иле, начинил водорослями и бросил так, как будто ее в самом деле прибило к берегу течением. Чтобы ее не унесло, я прикрепил ее к сухой траве, но так, чтобы было не видно.

Закончив с заметанием следов, я хорошенько умылся в речке, смыл всю грязь ила и отправился шарить по гнездам в поисках яиц для завтрака. Было бы здорово встретить Бэйр чем-нибудь вкусным… скажем, черничным пирогом с изюмом! В этих лесах прорва черники, как я заметил.

Первым проснулся именно инквизитор: почуял завтрак.

— Ух-ты… — зевнул он, почесываясь. — Какой запах!

— Я откопал в лесу немного ягод. Ты ведь любишь чернику, да?

— Я в самом деле люблю ее, — кивнул Арланд и подсел поближе ко мне. — Гадские насекомые… я весь искусан!

— Скоро будет готово, а ты пока иди вымойся: у тебя тина в волосах!

— Вообще, ты сам меня вчера в реку скинул, паршивец, из-за этого от меня теперь и воняет тиной!… - с укоризной глянул на меня Арланд, но потом вдруг дружески улыбнулся. — Хотя, знаешь, спасибо: если бы не ты, я натворил бы глупостей.

— Я скинул тебя в реку? — я удивленно распахнул глаза и уставился на него с изумлением.

— Вчера, когда… Ты что, правда ничего не помнишь? — инквизитор насторожился.

— Я вчера улегся спать сразу после ужина. Это ты вчера собирался идти купаться: ты еще при свете об этом говорил, я помню.

— Эм… — он недоверчиво на меня покосился. — Ладно.

Вскоре проснулась Бэйр и они вместе с Арландом отправились к реке умываться. Вернулись они примерно через полчаса, задумчивые и обеспокоенные чем-то. Видимо, нашли растрепанную накидку.

После завтрака Арланд принялся копаться в своей сумке, ища склянки с черной жидкостью: ему нужно было нанести на обратную сторону своей рясы защитные руны, которые были на утерянной накидке.

— Да куда же они делись!? — в итоге громко спросил он. — Бэйр, ты залезала в мою сумку, когда одежду стирала, ты не могла их вынуть и забыть?

— Нет, конечно, я ничего не трогала, кроме одежды, — взволнованно ответила она. — Неужели их нет?

— Как видишь, — вздохнул он, оставляя перерытую сумку. — Леопольд, ты ведь не копался в моей сумке?

— Копался ли я в твоей сумке? — переспрашиваю. — А ты в моей не копался?

— Нет, зачем мне это?

— Вот и я отвечу то же самое.

— Леопольд, ты уверен? — Арланд угрожающе на меня посмотрел.

— Нет, черт возьми, у меня проблемы с памятью: я что-то делаю, а потом тут же забываю!

— Лео, хватит хамить, — одернула меня Бэйр. — С тобой так никто не разговаривает, вот и ты будь повежливее.

— Хорошо. Прости, Арланд.

— Ничего, — бросил мне побледневший братец. Он уже весь был в своих страхах, его трясло, а на лбу выступила испарина. — Но если н-никто их не брал, то куда они м-могли деться!?

— А ты точно помнишь, что не истратил всю жидкость раньше? — уточнил я, медленно подводя Арланда к правильным выводам.

— Склянки были полными, — кивнул Арланд, но не с той уверенностью, с которой обычно говорят очевидные вещи. — Я всегда внимательно слежу за этим, а сейчас… ничего не понимаю! — было видно, что он едва сдерживает бешеную панику, быстро обуревающую его.

— Не беспокойся, все будет хорошо, — Бэйр, заметив состояние инквизитора, который чуть ли не в обморок падал от ужаса, поспешила его успокоить… даже обняла.

Что-то все мои действия приводят к тому, что на меня Бэйр обращает еще меньше внимания, а Арланду наоборот вся ее забота, объятия и даже личное полотенце! В следующий раз буду вредить ему так, чтобы он ей не жаловался и она его не жалела, а то толку никакого.

— Ничего не будет хорошо! — воскликнул Арланд, сверкая безумными желтыми глазами. — От меня за полкилометра сейчас несет демоном, любой второсортный инквизитор может учуять это и выйти на мой след!

— Арланд… — Бэйр возвела глаза к небу, как бы прося даровать ее другу здоровую голову. — Мы, черт возьми, в лесу! На десять километров вокруг нас сплошной лес и ничего больше! Белки не упекут тебя в темницу для демонов, за них я лично могу поручиться!

— А как я в город сунусь!?

— Я съезжу в город, куплю все необходимое для твоего зелья и привезу тебе, ты сваришь свой волшебный одеколон, обмажешься им с ног до головы и счастливый поедешь в Орден, заказывать новую накидку: вот и все! Ничего страшного не произошло.

— Как у тебя все легко! — возмутился он.

— А зачем усложнять? Не надо бояться всего подряд, никто за тобой не следит, никто о тебе не знает, так и нечего трястись у каждого куста!

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, Бэйр! — нахмурился Арланд и сбросил с себя ее руки. — Если бы опасности не было, я бы не превращал свою жизнь в сплошное бегство.

— Ладно, а что ты предлагаешь, если я все слишком упрощаю? — она взмахнула руками и сложила их на груди. — Ну, я слушаю!

— Я… я… Я не знаю! — он принялся нервно расхаживать кругами и чуть ли не выть от отчаяния. Очень увлекательное зрелище, стенающий инквизитор: я и три лошади с интересом наблюдали за кружениями Арланда и за тем, как он интересно трясется и заламывает руки. — Если я сейчас же не раздобуду запечатывающего раствора и не нанесу на свою одежду необходимые руны, то меня учуют ищейки, и тогда мне только и останется, что руки на себя наложить или сдаться им на милость и прожить три-четыре года в бесконечных пытках, а потом подохнуть после того, как меня в очередной раз выпотрошат!

— Да успокойся ты! Возьми себя в руки! — Бэйр подошла к Арланду и вмазала ему пощечину. Он тут же остановился с удивленным и немного обиженным выражением лица. — Прекращай кормить комаров, натягивай свою рясу и садись на лошадь. Будем делать так, как я сказала! А если твои монахи вдруг выскочат из-за деревьев, то мы скажем им, что знакомы с самими Истэкой Демонтином и Рэмолом, что серафимы придут и снова разгромят их чертово аббатство, если эти монашики тебя хоть пальцем тронут! У тебя, в конце концов, есть я, а у меня есть такие связи, которые твоим фанатикам и не снились! Натравлю на них Кудеяра: ему как раз нужно вселенское зло для первых подвигов!

Арланд похлопал глазами, пытаясь понять эту тираду, а потом в его желтых глазах появилась робкая надежда.

— А я ведь тоже с серафимами знаком, причем очень хорошо… — промямлил он свои мысли вслух. — Хотя они не обещали мне своего покровительства, но, думаю, если что, Рэмол не откажется мне помочь…

— Ну вот, так что нечего тут в обмороки падать из-за пары пропавших склянок!

Вспомнив о склянках, Арланд нервно завыл, но на этот раз быстро взял себя в руки.

— Л-ладно… я постараюсь успокоиться.

Когда Арланд трясущимися руками натянул на себя рясу, мы стали собирать вещи. Собравшись же, оседлали лошадей и двинулись к тропе.

Ко мне быстро вернулся прежний интерес к коню, и я переключил все свое внимание на него. Коняга так забавно фыркал, когда я дул ему в уши! Правда, веселье мое продолжалось недолго: Бэйр попросила меня не мучить животное, и мне пришлось прекратить…

Вновь началась скучная нудная дорога по лесу, войны с комарами и тряска в седле. Поначалу боль в ногах была более-менее терпимой, но потом она усилилась… все то, что было вчера, повторялось опять же до тех пор, пока я не понял, что больше не могу. Только сегодня я решил, что не буду ныть и постараюсь как-то это выдержать… Бэйр же выдерживает, хотя она слабее меня.

— У меня такое чувство, будто кто-то смотрит мне в спину, — взволнованно сказал Арланд, остановив свою лошадь посреди дороги. Мы ехали уже часов пять-шесть по лесу и недавно вышли к широкой хорошо разъезженной дороге посреди высокого густого леса.

— Опять твоя паранойя? — усмехнулась Бэйр, останавливая коня неподалеку.

— Не знаю… Но я уверен, что кто-то рядом, — Арланд начал оглядываться по сторонам, но, естественно, никого не увидел.

— Успокойся, все в порядке. Хочешь, сделаем привал? Лео уже какой-то бледный, тебе плохо… думаю, глоток вина вам обоим не повредит.

— Нет, это глоток вина не исправит, — покачал головой инквизитор. — Тут кто-то есть… за деревьями.

— Ладно, — Бэйр глубоко вздохнула. — Что ты предлагаешь?

— Не знаю, я его не вижу… ты не можешь как-нибудь прощупать местность?

— Арланд, за кого ты меня принимаешь? За универсального мага, закончившего академию? — вопросительно глянув на него, Бэйр стала загибать пальцы. — Я, во-первых, боевой маг, во-вторых, работаю с зельями, в-третьих, огненная ведьма! Я знаю азы прочих направлений, но не больше.

— Значит, не можешь, — подвел он итог, продолжая осматриваться. — Но у меня внутри все сжимается, я чувствую, что… что тут где-то засада!

— Конечно же засада, — фыркнула Бэйр. — На инквизитора, ведьму и оборотня! Разбойникам принцессы в богатых каретах и одинокие путники без оружия даром не нужны, дай только на инквизитора наброситься!

— Ты права, я, наверное, опять брежу… — Арланд поник головой. — Поедем дальше, я постараюсь держать себя в руках.

— Точно вина не надо?

— Нет… от него может стать еще хуже.

Мы продолжили путь, и я, чтобы отвлечься от невыносимой ноющей боли в ногах, стал осматриваться вокруг. Конечно, я не вижу призраков так ясно, как Арланд, и не брежу, но зато у меня отличное чутье, на которое я в своей подземной жизни привык полагаться больше, чем на глаза. Если постараюсь, я сумею засечь призрака и распознать его энергетику, если такой действительно бродит в округе и тревожит Арланда.

Через несколько минут своего наблюдения я действительно кое-что уловил… и это был не призрак!

Я собрался было закричать, предупредить, но в этот момент случилось нечто совсем уж неожиданное.

Перед кобылой Арланда с дерева упала змея… причем не лесная, а какая-то тропическая, я сразу это заметил по ее пятнистой цветной коже.

Белладонна, как и любая лошадь, пришла в ужас от одного вида гадюки, когда же яркая полоса поднялась и зашипела на нее, Донна встала на дыбы и, неуклюже развернувшись, попыталась поскакать прочь. Но Арланду удалось как-то ее притормозить: он очень сильно натянул вожжи в сторону, чтобы голова лошади была прижата к ее плечу, что мешало Донне бежать прямо.

Все это произошло очень быстро, ни я, ни Бэйр не успели среагировать, убрать и убить змею, и в то время, пока мы мешкали, случилось еще кое-что.

Откуда-то из леса вдруг раздался пронзительный для моих ушей свист. Я мгновенно повернул голову туда, откуда шел звук, но заметил только молниеносную темную полосы в ряби воздуха… эта полоса за несколько мгновений перелетела от деревьев прямо к Арланду.

— А!… - коротко вскрикнул инквизитор и схватил за бок. Серьезно его не ранили, стрела лишь прорезала рясу и кожу, воткнувшись в итоге в землю.

— Арланд! — Бэйр испуганно закричала и бросилась к нему, спрыгнув с Черта.

— Просто царапина… — отмахнулся он, отняв руку от раны.

Но тут из леса вылетела еще одна стрела, совсем из другого места, и воткнулась Арланду прямо в левое плечо, не далеко от сердца, но и не достаточно близко для того, чтобы мгновенно убить.

Белладонна окончательно перепугалась и пустилась куда-то по дороге, Арланд же не удержался в седле и грохнулся на землю, слава богам, не лицом вниз, иначе бы стрела вошла еще глубже и наверняка убила бы его.

Пока Бэйр пыталась поднять инквизитора и вынуть стрелу, я превратился в орла и полетел к тому дереву, на котором заметил стрелка.

Увидев меня, неизвестный попытался скрыть в листве и удрать по ветка: лазал он просто как белка, а, возможно, даже лучше.

Чтобы догнать его, я не нашел лучшего способа, как превратиться в него. Вот, существо передо мной, мне не обязательно видеть лицо, чтобы принять его облик, и я принял.

Маленький рост, потрясающая гибкость, ловкость и неожиданное спокойствие и безразличие ко всему, истинное хладнокровие, воцарение разума… интересно, что это за существо такое?

Но размышлять было некогда, я бросился за укутанным в болотно-зеленые тряпки стрелком, повторяя его движения… хотя это было не так просто, как я ожидал, существо, видимо, специально училось лазать по деревьям и знало такие приемы, о которых я не знал… в итоге незнакомец скрылся.

Я мог бы пойти по его следам, но это отняло бы у меня много времени. Надо было возвращаться к Бэйр.

Сразу, как я выскочил на дорогу, я понял, что все очень плохо. Арланд был серый, совсем как труп, его глаза закатывались, он едва стоял, держась за седло моего коня, спокойствие которого было по-прежнему невозмутимо.

— Все в порядке… просто потеря крови или испуг… голова кружится… — бормотал инквизитор, сползая с седла на землю. Я успел его подхватить, чтобы он не расшатал стрелу при падении.

— Да что с тобой!? Что болит!? Как мне вынуть эту чертову стрелу!? Ты целитель, говори, пока в сознании!!! — кинулась к нему Бэйр, бледная от ужаса и чуть ли не рыдающая от испуга.

— Что-то на потерю крови не похоже… — бормотал инквизитор заплетающимся языком, уже теряя сознание. — Раны сильно жгут… по крови как будто огонь… наверняка это был яд…

После этих слов Арланд замер с открытыми глазами. Хриплое дыхание вырывалось из некрасиво раскрытого рта, кожа за считанные минуты будто высохла и стала абсолютно бескровной.

Мне стало ясно, что дольше получаса он не протянет.

— Арланд! — закричала Бэйр, протягивая к нему руки, но тут же отдергивая их, боясь сделать еще хуже. — Что же делать?… Я понятия не имею, как определять и нейтрализовать яды!

Я тем временем схватил стрелу, воткнутую в землю, и внимательно ее осмотрел. Дорогое оперение, широкий острый наконечник… вторая стрела была совсем другая, более тонкая, с узким наконечником. Странно это, но неважно. Главное — запах и вкус яда… я в этом мало разбираюсь, но кое-что знаю из книг.

— Змея, — сказал я, сплюнув на землю.

— Лео, ты весь… в чешуе! — воскликнула Бэйр. — Что с тобой?

Я посмотрел на свои руки… они были покрыты тонкой кольчугой серебристых чешуек.

— Я превратился в того, кто стрелял, пока преследовал его, — ответил я, принимая свое истинное обличие. — Он был чешуйчатым, видимо.

— Хорошо… что с ядом? Ты понял что-нибудь?

— Меня часто кусали змеи, когда я зверем бродил по лесам, я знаю пару противоядий, но точно не от ядов таких змей… единственное, что я могу — попробовать найти травы, которые помогали от других ядовитых укусов. А ты пока попробуй высосать яд, может, еще не все разнеслось вместе с кровью.

— Конечно…

С тупым отчаяние в поблекших глазах Бэйр наклонилась над Арландом и стала снимать с него рясу, чтобы можно было работать с ранами без препятствий.

Я же превратился в лисицу и шмыгнул в лес, только на этот раз с другой стороны дороги.

Хотя Арланд мне никогда не нравился, особенно в последнее время, я не могу вот так вот бросить его умирать. Кем я буду после этого? Одно дело — самому убить или довести до самоубийства, и совсем другое — дать умереть, не оказав помощь. Первое вполне законно и честно, у Арланда тогда есть возможность защититься, а тут он ничего не может, только лежит и медленно распухает от опасного яда. Я хоть далеко не идеал добродетели, но я и не такой засранец, каким мог бы быть, если вспомнить о том, что меня родная мать бросила умирать, и я черти как выживал все это время… Нет, мне нужно найти если не противоядие, то что-нибудь, что поможет встать Арланду на ноги!

С этими мыслями я как в лихорадке метался по лесу, пытаясь найти необходимые растения, но ничего такого мне не попадалось.

В поисках я уходил все дальше и дальше. Я знал, что необходимое мне растение любит тень и влагу, что оно растет, как правило, рядом с большими и здоровыми деревьями и у него неприятный горьковатый запах.

Наконец, я увидел через десять метров от себя место, на котором вполне могло вырасти это растение, и кинулся туда. Когда я начал приближаться, то в самом деле заметил знакомые бледные стебельки. Не веря в свою удачу, я подскакал к дереву и готов был уже вцепиться зубами в растение, чтобы вырвать целый букет, как заметил нечто, чего никак не ожидал.

Растение было полностью срезано! Только жалкие обрубки стеблей остались.

Первые секунды я готов был завыть от досады, но потом мне пришла в голову одна здравая мысль: эти стебли не просто исчезли, их срезали! Причем срезали ножом, и совсем недавно… может, меньше часа назад. Это может означать только одно: здесь кто-то живет, скорее всего лесник, и я могу его выследить, уж кто-то, а он должен помочь!

Загоревшись новой идеей, я стал внимательно изучать запахи вокруг. Почти сразу из общего букета выделился один слабенький запах, который определенно не мог просто так появиться в лесу — запах жаркого из зайца… Мой любимый запах!

Уловив аромат жаркого, я побежал за ним, как будто этот запах был ниткой, которую неведомый лесник нацепил мне на нос и за которую вел за собой, как собачонку.

Вскоре я в самом деле выбежал к небольшому лесному домишке.

Строение было достаточно большим, чтобы в нем можно было жить целому семейству, но строилось оно явно не мастерами. Большие тяжелые бревна, нагроможденные друг на друга, немного кривая каменная труба над крышей, заросшей густым мхом и травой, одно-единственное крошечное окошко, низкая и грубая дверь с огромной ржавой ручкой — вот и вся картина одноэтажного домика.

Я подбежал к двери, превратился в себя настоящего и громко постучал, после чего сразу вошел.

— Тут кто-нибудь есть? — громко спросил я, осматриваясь.

Внутри все было настолько жутко, что я поначалу подумал о том, что лучше мне самому найти это растение и спасти Арланда.

Сразу после двери начинались крошечные сени, от которых в разные стороны отходили две комнаты, та, что справа, вела на кухню, там была печка, другая комната была меньше и, видимо, служила спальней.

Черные от времени доски стен были увешаны талисманами из костей и перьев, черепушками животных, шкурами, вениками из растений и какими-то жуткими рисунками на растянутой в рамках коже — это вместо картин, как я понял.

Пол был весь в каком-то сене, сильно пахло мышами и прочими зверями, особенно выделялся запах хорька. Откуда-то с кухни доносилось встревоженное воронье карканье, под потолком на балке я заметил огромного филина, взирающего на меня, как на бестолковую мышь. Стоило мне сделать шаг внутрь дома, мне под ноги с истошным визгом бросился чокнутый одноглазый черный кот.

Я уже решил, что делать мне здесь нечего, как с кухни вышел хозяин дома… точнее, хозяйка.

— Бэйр!? — воскликнул я, как только увидел лицо лесной ведьмы.

— Нет, — произнесла женщина хриплым голосом, который напомнил мне скрежет пилы по старому дереву. — Меня зовут Риита.

Присмотревшись, я заметил, что женщина в самом деле отличается от Бэйр, но все же сильно на нее похожа. Та же структура волос — жесткие, разлетающиеся в стороны, немного вьющиеся, черные, но только с сединой, те же широкие скулы, тот же подбородок, только нос немного иной и глаза другой формы. А еще морщины… их немного и они не глубокие, но они намертво врезались в немолодую кожу.

— Кто ты? — спросила женщина, подходя ко мне. Я невольно отступил назад, но тут же чокнутый кот с визгом вновь бросился мне под ноги, на этот раз сзади. Я чуть не упал из-за него!

Проскользнув между моих ног, он, цепляясь за рваную пышную юбку ведьмы, забрался к ней на руки и только тогда замолчал.

— Я… там человек ранен! Нужна помощь!

— Кто ты, спрашиваю, — нахмурилась ведьма. От этого взгляда у меня поджилки затряслись.

— М-меня зовут Леопольд… я не один. Со мной три лошади, ведьма и юноша, которого ранили стрелой с ядом змеи… ему нужна помощь!

— Что за ведьма? — насторожилась Риита.

— Она с Равнин, как и вы… у вас обоих очень характерная внешность для мест, которые за этим лесом…

— Как ее зовут, я спрашиваю! — нахмурилась ведьма.

— Разве это имеет значение!? Человек умирает! — возмутился я, но все же ответил, поняв, что колдунья непреклонна. — Бэйр ее зовут, Бэйр, ведьма с Великих равнин, знаменитая преступница, если ты тут в своей глуши вообще о такой слышала!

— Бэйр… — выражение лица женщины резко изменилось. Это было глубокое изумление, близкое к шоку. Мне показалось, что Риита сейчас упадет, потому что она пошатнулась, и я поспешил ее подхватить… но за это она только дала мне подзатыльник, отступив назад.

— Так вы поможете? — спросил я, выпрямившись.

— Веди их всех сюда, ко мне, — велела она, раздумывая над чем-то. — Я пока подготовлюсь, — кивнула ведьма, придя в себя.

— У вас есть противоядие?

— Конечно, нет, я даже не знаю, яд какой змеи попал ему в кровь!

— Змея не из этих мест, возможно, из Ишимера…

— Тем более у меня ничего нет! Но я смогу помочь, а если даже нет, то не велика разница… Тебе велено привести их сюда, а не задавать мне глупые вопросы, — проворчала ведьма, отправляясь на свою кухню.

Кивнув, я обернулся оленем и понесся что было мочи обратно к дороге.

Бэйр перетащила Арланда в лес и баюкала его на своих руках. Видимо, он еще раз пришел в сознание, потому что сейчас она не переставая говорила с ним, гладила по голове и лицу, пытаясь разбудить. Стрелу Бэйр уже вынула.

— Нашел?… — она резко обернулась ко мне и посмотрела с такой надеждой, что у меня внутри все сжалось от жалости.

— Я нашел того, кто сможет ему помочь. Веди лошадей, а я понесу Арланда, — посмотрев на братца, я добавил: — Идти надо быстро, у него не так много времени.

Превратившись в полукровку на подобие Кудеяра, я с легкостью поднял бесчувственное тело Арланда на руки и понес к домику ведьмы, переступая длинными ногами через мелкие деревья и кусты.

До жилища лесной ведьмы мы дошли даже слишком быстро. Мне показалось, что один я до него шел гораздо дольше… хотя на этот раз я не сам шел, меня вели: Бэйр каким-то образом знала, куда мы идем, и даже угадывала наиболее короткие пути сквозь густые заросли леса. При этом она ничего не говорила, смотрела только вперед и никуда больше.

Но размышлять о странностях происходящего у меня не было времени. Мысли о том, что я держу на руках умирающего брата, заполонили всю мою голову. Я едва сдерживался, чтобы не испугаться и не начать паниковать, заставлял себя идти ровно и быстро, не думая о худшем.

Когда мы вышли к дому, дверь сама собой со скрипом отворилась, приглашая войти.

Не раздумывая, Бэйр ступила внутрь и повела меня в комнату слева. Там, ничуть не растерявшись, она стащила тяжелую шкуру с грубо сколоченной кровати и жестом велела мне устроить там Арланда.

— Да аккуратнее! Это не мешок с картошкой! — зашипела она на меня, когда я не слишком нежно скинул братца на кровать. Тот от удара застонал и снова пришел в себя.

— Где я?… — прошептал он, обводя мутным взглядом комнату.

— Как ты? — спросила Бэйр, усаживаясь на кровать рядом с ним.

— Не знаю… — ответил он, закрывая глаза и, видимо, пытаясь сжать пальцами руку ведьмы. — Ужасная слабость…

— Вот и вернулась, — недовольно прохрипела Риита, входя в комнату. В руках она несла плетеную корзину с чистыми лоскутами ткани и небольшой котелок с остывающим варевом.

Услышав ее голос, Бэйр вздрогнула и медленно, как будто боясь того, что увидит, обернулась.

Когда Бэйр встретилась взглядом с лесной ведьмой, ее затрясло, чувства, светящиеся в глазах, смешались, оставив в итоге пустоту.

Я понял, что за этот миг, который ведьмы смотрели друг на друга, между ними промелькнула целая беседа, и уже не надо было ничего объяснять вслух.

— Кто это?… — Арланд, начавший приходить в себя, скользнул мутным взглядом по фигуре новой ведьмы.

— Твой ночной кошмар, исчадие ада, — ухмыльнулась Риита, сложив руки на груди и нависнув над инквизитором.

— Ты можешь помочь ему? — спросила Бэйр, с мольбой и надеждой посмотрев на ведьму.

— Ему уже не помочь, — хмыкнула Риита, вперив в Арланда взгляд своих черных и обволакивающих, как бездонная пропасть, глаз. — Он подохнет через несколько минут.

— Нет… Он же очнулся! Значит, яд еще не подействовал, еще можно все исправить!… - залепетала Бэйр, всматриваясь в Арланда сквозь слезы, выступившие на глазах.

— О, нет, еще как подействовал, потому это демонье и очухалось, — покачала головой ведьма.

— Я умираю?… — на лице Арланда проступила счастливая улыбка при этом вопросе.

— Смотрю, ты не шибко расстроен, — фыркнула ведьма.

— Это самое прекрасное чувство… — он глубоко вздохнул, окончательно приходя в себя. Его мутный взгляд прояснился, но тут же стал невнимательным и отчужденным, как у какого-нибудь блаженного. — Боль уходит… ее совсем нет… я уже забыл, каково это…

— Не вздумай!… - вскрикнула Бэйр, сжимая руки Арланда. — Я сейчас что-нибудь придумаю!…

— Нет, не надо, — попросил ее инквизитор, с трудом притянув к губам ее пальцы. — Я все равно не смогу теперь нормально жить… теперь, когда почувствовал, что такое избавление, никогда не смогу… — он говорил, запинаясь и подолгу пытаясь собраться с силами. Наконец, ему удалось остановить взгляд на Бэйр. — Прости меня, кажется, я вернусь домой раньше, чем ты…

Арланда хватило еще на одну улыбку, затем мышцы на его лице дрогнули и замерли, как будто он хотел сказать еще что-то, но не смог.

Бэйр порывисто наклонилась к нему, боясь пропустить момент, когда судорога пройдет, и он сможет говорить… но он так и не заговорил.

Я стоял, не в силах пошевелиться, и смотрел, как быстро стекленеют желтые глаза брата, как ослабевают руки, сжимающие пальцы Бэйр.

— Давненько я не задумывалась над тем, куда прятать трупы, — хмыкнула Риита, стоящая на прежнем месте. — Серый, иди-ка, выкопай где-нибудь ямку, пока запах не пошел.

Я не сразу понял, что обращаются ко мне, и простоял до тех пор, пока ведьма не ткнула меня в бок.

— С тобой разговариваю!

— Что?… — я обернулся к ней, с трудом отрывая взгляд от мертвеца, который еще час назад был охвачен необъяснимым приступом паранойи и над которым можно было посмеяться… а теперь уже нельзя. Никогда.

— Вырой где-нибудь яму и закопай тело. Я не хочу спать в обнимку с мертвым демоном: они и живые-то так себе любовники, — повторила ведьма, а потом обратилась к Бэйр. — А ты иди и помоги мне на кухне. Заодно расскажешь, как провела эти три года.

Бэйр никак не отреагировала на слова ведьмы, казалось, она вообще ничего не слышала. Ее взгляд был прикован к замершему лицу Арланда. Она еще не поняла, что он умер.

— Встань и отойди от него, — велела Риита грозным голосом. Бэйр вновь никак не отреагировала, тогда ведьма схватила ее за руку и попыталась поднять с кровати. — Да что ты вцепилась в мертвеца, как какой-то некромант!? От живого ты и так взяла все, что могла, а теперь от него никакого проку нет, так брось его!

Бэйр кинула злобный взгляд в сторону ведьмы, и ее рука, за которую держалась Риита, вспыхнула бирюзовым туманом. Ведьма тут же выпустила руку и с нечеловеческим воем отпрянула.

— Не трогай меня! — прорычала Бэйр, с ненавистью глядя на Рииту.

— На мать кидаешься, дрянь!? — сверкнула глазами ведьма, прижимая к груди руку, покрывшуюся страшным ожогами.

Я ушам своим не поверил! В недоумении переводя взгляд с одной ведьмы на другую, я стал ждать объяснений. Но их не последовало.

Бэйр вздрогнула и черты ее лица разгладились, выражение звериной ненависти сменилось детским горем. Ничего не сказав, она отвернулась от Рииты и наткнулась взглядом на мертвое тело Арланда, чье лицо все еще было перекошено.

Секунду ведьма смотрела на него, а потом ее глаза наполнились слезами. Она в надежде схватила остывающую руку инквизитора, и только когда не почувствовала биения жилки на запястье, поняла, что произошло.

— Нет… — выдохнула она, в ужасе рассматривая мертвое лицо.

Она коснулась пальцами щеки инквизитора, дотронулась до открытых век, прижалась губами к его носу, надеясь уловить дыхание, погладила черные волосы… и беззвучно заплакала, опустившись на грудь трупа. Вскоре ее спину сотрясла сильная дрожь, я видел, как пальцы сжались на голых плечах Арланда, и как они ослабли, как Бэйр сама в бессилии сползла с кровати на пол и зарыдала, уткнувшись лицом в одеяло.

Меня как будто молнией ударило в затылок при этом зрелище.

— Бэйр!… - воскликнул я и бросился к ней, но ведьма, стоявшая неподалеку, одернула меня.

— Иди рой землю, дурень, — прошипела она и толкнула меня в сторону двери. — Тут ты уже достаточно постарался.

Я бессознательно выскочил на улицу, и только когда свежий воздух ударил в ноздри, и в голове немного прояснилось, я осознал весь ужас слов ведьмы. Внутри меня все занемело, замерло от страха, воздух выпорхнул из сдавленной груди, я судорожно схватился за стену, чтобы не осесть на землю.

Из открытой двери до меня донеслись рыдания Бэйр, и я почувствовал, как у меня у самого задрожала все тело, а из глаз потекли обжигающие кожу слезы.

Это я был во всем виноват.

 

17. Памятное место

Остаток дня был похож на ночной кошмар… хотя я бы все отдал, чтобы так оно и было. Я даже в тайне щипал себя за самые чувствительные места, чтобы проснуться и не видеть всего этого. Не видеть, как Бэйр, моя дорогая Бэйр сходит с ума от горя и от кувырков памяти одновременно, не видеть влажные комья лесной почвы, вырывающиеся у меня из-под лап, не видеть тела брата, твердого и белого, как воск.

Когда я закончил рыть могилу, Риита велела мне кинуть туда Арланда и закопать. Когда об этом услышала Бэйр, с ней случился настоящий припадок сумасшествия: она цеплялась за труп, обнимала его и никого к нему не подпускала, даже чуть не ранила меня заклинанием. В итоге Риита пошла на хитрость, и, когда Бэйр немного успокоилась, она позвала ее к себе на кухню и стала с ней говорить очень ласковым голосом. Тогда Бэйр совсем переменилась, кажется, она начала вспоминать свою мать. Она опять заплакала, на этот раз не от горя, а от отчаяния: ее память совершенно смешалась и она перестала что-либо понимать. Когда Риита обняла ее и прижала к груди, как дочку, Бэйр обняла ее в ответ и с тех пор уже никогда не называла ее «ты» или «Риита», а только мама.

Пока Бэйр перевязывала Риите обожженную бирюзовым пламенем руку, я вернулся в другую комнату, осторожно взял тело Арланда и унес его в лес, к могиле.

Сложно описать, что я чувствовал, когда забрасывал комьями земли труп брата.

Это самое ужасное чувство, которое я когда-либо испытывал: когда понимаешь, что ошибся, и что уже никогда ничего не вернешь. Даже не сказать уже этого глупого «извини, мне жаль, что я так ненавидел тебя и что мы так и не поладили, что ты никогда не был мне старшим братом, хотя я мечтал о тебе, когда таскался за тобой по подземельям и библиотекам»… Да, когда я бегал за странным мальчиком, который пытался исследовать подземелья, я никогда не думал, что в свое время буквально вырою ему могилу.

Как легко я бросался своими «убить» еще несколько часов назад… мог ли я его убить? Тогда, у реки, мог бы, но в любое другое время это стало бы непоправимой ошибкой… как сейчас.

Нельзя сказать, что после смерти Арланда я полюбил его больше или вдруг возникла какая-то симпатия. Скорее я просто понял, что ненавижу его не до такой степени, что хочу видеть мертвым… покусанным, с синяком под глазом и запуганным, возможно, но точно не мертвым.

Если бы труп, чье лицо я забрасывал землей в последнюю очередь, вдруг мигнул бы мне, а потом обозвал бы слепым идиотом, который не смог отличить живого от мертвого, я бы с радостью выкопал его обратно, обнял, расцеловал бы и попытался бы исправить наши отношения… в надежде на это я даже специально всматривался в мертвое лицо. Но, как и следовало ожидать, так ничего и не заметил.

Когда могила была полностью закопана, я отправился глубже в лес, надеясь найти немного цветов. Так ничего и не найдя, я вернулся обратно и только тогда, когда взглянул на полосу взрытой земли длинной в человеческий рост, окончательно понял, что случилось и почему.

Не то что бы я раньше этого не понимал, скорее просто не чувствовал, смотрел на это так, как будто все было не со мной и я сам был не я. Теперь же шок прошел, и мне стало невыносимо горько, почти до физической боли в груди. Оттуда что-то оторвали, стало пусто. И этой пустоты было не заполнить, ушедшего было не вернуть, даже если поймать вора.

Я никогда не понимал, почему мужчинам нельзя плакать, потому я даже не попытался сдержать слезы и разрыдался, как ребенок, сидя возле могилы.

Когда я, изможденный телом и душой, вернулся в домик ведьмы, мне подали ужин. Хотя я и набегался за день, еда в меня не лезла.

Бэйр тоже ничего не ела. Она заметила, что тело Арланда исчезло, и впала в какую-то апатию: она ни с кем не разговаривала и ни на кого не смотрела, вскоре молча ушла в другую комнату, где мы потом обнаружили ее спящей с заплаканным лицом и в обнимку с изодранной, испачканной в некоторых местах кровью рясой.

Риита велела мне перенести Бэйр с кровати на широкую лавку возле печи на кухне, а самому лечь рядом. Сама же ведьма ночью куда-то ушла, запретив занимать свою кровать.

Перенеся Бэйр на лавку, я улегся рядом, обняв подругу и почти полностью закрыв ее собой. В эту жуткую ночь мне не хотелось оставаться одному и ее оставлять в одиночестве.

Наутро Риита уже вернулась и приготовила нам завтрак. Бэйр немного поела, но по-прежнему не разговаривала и выглядела нездоровой. После завтрака ее мать вручила мне большой топор и велела нарубить дров. Поначалу я возмутился, но спорить с ведьмой было бесполезно, ее «За что я тебя кормлю!?» стало железным аргументом в этом, а потом и в других поручениях, по которым она гоняла меня весь день.

Тяжелый физический труд при моих силах не был слишком утомительным, но такое количество работы быстро меня проняло. Когда мышцы гудели от натуги, руки переставали слушаться, а вся моя длинная коса насквозь пропиталась потом, текущем со спины, мне было не до того, чтобы думать о чем-то, вслушиваться в свои чувства и разбираться в горе.

Как я понял, когда вернулся с работ, Бэйр тоже не сидела без дела. Она вместе с матерью сначала собирала какие-то травы и подготавливала их к сушке, потом заготавливала на зиму коренья и кое-какие ягоды, убирала дом, готовила еду, еще Риита не давала ей опомниться тем, что уматывала какими-то важными ведьмовскими разговорами.

За ужином Бэйр ни разу на меня не посмотрела, если она и говорила, то только с матерью, и то немного. Спать она легла опять в обнимку с рясой, которую никто не успел убрать, и перед сном опять горько и долго плакала. Я ушел от нее спать зверем на улицу: я знал, что скорее сам расплачусь, чем смогу успокоить ее.

Без Арланда нам стало все равно, куда ехать, и мы, наверное, останемся в лесной избушке на зиму. Ни я, ни Бэйр об этом не говорили, но, как я понял, именно таков был новый план.

На второй день Риита послала меня в ближайшую деревню — в семи часах полета, и велела основательно закупиться продуктами. Деньги мне были выданы огромные, а вместе с ними небольшая сумка, которая, как оказалось, бела бездонной, то есть сколько не клади, в весе и размере она не прибавит. Став орлом, я без особого труда смог унести все это.

Полет в деревню и обратно занял весь день, вернулся я поздней ночью, когда Бэйр уже спала. Риита, ждавшая меня, быстро разобрала сумку в своем погребе, а потом с неожиданной заботой усадила меня за стол, подала мне ужин, стала поить травяным отваром и при этом с интересом беседовать со мной, хотя раньше даже не пыталась быть со мной дружелюбной.

Она расспрашивала меня о моей судьбе, жизни, умениях… со мной еще никто так не разговаривал, как она. Казалось, ей была интересна каждая мелочь, ко всем моим словам и переживаниям Риита относилась очень серьезно. От такого неожиданного внимания я пришел в настоящий восторг и потому быстро выложил ей все, что она хотела знать. Но, самое главное, это был не допрос с пристрастием, а именно разговор: она и о себе тоже очень много рассказала.

Ее неторопливая речь была наполнена насмешками над всем вокруг, она часто прерывалась искренним, но тихим смехом (Риита боялась разбудить спящую дочь). Я получил возможность гораздо лучше узнать ведьму и, как это ни странно, за какие-то часы проникся к ней большой симпатией, чуть ли не любовью. Ее рассказы о приключениях, которые она пережила за огромную жизнь, заворожили меня так же, как дневники известных путешественников, копии которых хранились в библиотеке Сеймуров. Так же я узнал от Рииты многое о детстве Бэйр, о ее отце и взрослении… я узнал много странного о подруге.

Оказывается, Бэйр терпеть не могла штанов, даже зимой носила только юбки с шерстяными чулками. Ее волосы всегда были уложены в самые разные прически из кос, они никогда не лохматились. В детстве Бэйр обожала теплое козье молоко с медовыми пряниками, она не любила читать и вообще ей претило все научное, и еще она лазала по деревьям, как белка. Она всегда была очень молчалива, за день едва ли произносила с десяток слов, но зато она постоянно что-то пела… то, что Бэйр пела, и то, что на самом деле у нее потрясающий сильный голос, как говорила Риита, стало для меня большим открытием. За все время нашего знакомства Бэйр ни разу не пела, даже мелодии никакие не напевала, казалось, она от музыки дальше, чем я от фехтования, а тут выяснилось, что она просто жила своим голосом!

Слушая рассказы Рииты, я иначе стал смотреть на спящую у печки ведьму. Я понимал, что сейчас в этом небольшом теплом теле уже не та душа, но все же почему-то мне казалось, что это не так важно, что сердце у нее то же, и оно все так же тяготеет к прежним радостям.

Когда я спросил Рииту, почему она решила мне все это рассказать, она пожала плечами и ответила, что любой матери приятно поговорить о своем ребенке с кем-то, кто сможет этого ребенка оценить по достоинствам. Я на это ответил, что и без того ценю Бэйр выше собственной жизни… жизни, которой без нее у меня бы не было. На это ведьма только хмыкнула и рассказала мне о том, что Бэйр сказала бы о моих словах три года назад и что она вообще думала о мужчинах. Я на это искренне удивился и стал перечислять Риите, сколько мужчин было у Бэйр… с каждым новым лесная ведьма все больше округляла глаза, а когда я стал рассказывать о Кудеяре, Рэмоле и Истэке, она и вовсе поперхнулась отваром.

Разговор наш кончился тем, что Риита ласково потрепала меня по плечу и отправила спать на печку.

На следующий день Бэйр проснулась раньше всех, в копне ее черных волос мелькали косички. Она по-прежнему не говорила, но выглядела уже не такой убитой. Накрыв на стол завтрак, она уселась возле единственного окна и стала листать какую-то старую потрепанную тетрадку. Так она просидела, наверное, несколько часов.

Риита долго не вставала, и когда мы пошли ее проведать, оказалось, что она тяжело заболела и не может подняться с кровати.

Что стало с Бэйр при этих словах! Ее опять затрясло, на глазах выступили слезы, она бросилась к постели матери, обняв больную, Бэйр прижалась головой к ее груди и неразборчиво что-то забормотала. Ведьма на это только ласково, но криво улыбнулась, погладила дочь по голове и сказала, что ничего страшного не происходит, что все нормально.

На закате следующего дня Риита умерла.

Я вырыл ей могилу в месте, которое она сама указала. На этот раз я был спокоен, происходящее не казалось мне чем-то неестественным… надеюсь, это не была выработавшаяся привычка копать могилы близким людям.

Бэйр восприняла внезапную смерть матери так же тяжело, как и смерть Арланда. Она долго плакала, не принимала никаких утешений, а когда через несколько дней успокоилась, стала только еще более замкнутой.

После смерти Рииты мы жили в доме так, как будто она все еще была с нами: бегали по не отданным поручениям, готовились к предстоящей зимовке. Мы работали сообща, но при этом за день иной раз и пятью фразами не обменивались. Иногда даже складывалось такое впечатление, что Бэйр стало все равно на меня, все равно, что я делаю, здоров ли, есть я или меня и вовсе нет. Когда я пытался с ней заговорить, она поначалу отвечала односложными предложениями, но потом переставала слушать, что я говорю, и как нарочно начинала заниматься чем-то своим.

По большей части она беспрестанно убиралась в доме, утепляла его перед зимой, выискивая и закрывая щели, и готовила. Готовила она чаще всего всякие соления, варения и все такое, что могло нам понадобится зимой, когда еды будет мало. Еще она варила зелья, заливала их в склянки, которые раньше были для продажи, и расставляла их по шкафам. Один только раз она сказала, зачем она это делает — это были лекарства на случай, если кто-то из нас заболеет. Ведь зимой нельзя будет отыскать необходимые травы.

Неизменный затягивающий быт разбавлялся редкими прогулками до могил. Бэйр и я ходили туда каждую неделю, ведьма укладывала там цветы, которые неизвестно где находила.

Проводя время за этими беспрестанно сменяющими друг друга ритуалами, Бэйр совершенно перестала напоминать себя. Она скрылась за старой памятью, как за скорлупой, иногда я даже сомневался в том, помнит ли она меня и то, как мы познакомились, помнит ли, что происходило до того, как мы попали в эту избушку посреди леса. Когда я пытался заговорить с ней про Дейка или Кудеяра, она уходила от разговора: уходила на улицу, в лес, где я не решался преследовать ее.

Из всего, что нас с ней соединяло, ведьма интересовалась только своим домом и зельями, развлекалась, мастеря какие-то талисманы-обереги из перьев и костей животных, иногда пряла, иногда выходила в лес, чтобы подкормить каких-нибудь зверей.

Раньше я не замечал за Бэйр особой любви к животным, но теперь мне стало даже обидно: она постоянно возилась с какими-нибудь лосями, оленями, белками, а меня не замечала. Особенно обидно было то, что она стала подкармливать сов, а одну пятнистую неясыть даже поселила у нас на чердаке! Совы были неприятные, вонючие, скучные, равнодушные, охотились на меня, когда я был крысой… а их она все равно любила больше, чем меня.

Конечно, Бэйр не пренебрегала мной, кормила, стирала мою одежду, иногда помогала мне расчесываться, но все равно не было прежнего участия, хотя я старался во всем ей угодить, порадовать, обратить на себя внимание. Я пытался порадовать ее, напек как-то медовых пряников и притащил из деревни кувшин козьего молока, даже сшил ей новую рубашку, слетал в город, купил ткани и ниток, вышел на вещице красивые узоры и оберегающие знаки, которые нашел в одной из ее тетрадей… Бэйр порадовалась, обняла меня, но больше ничего. Носила эту рубашку так же, как и остальные, даже полы в ней мыла. Пряники мне пришлось есть самому, иначе они бы засохли или бы ведьма скормила их все лосям.

Сложно было не обижаться на такое безразличие, но я держался. Кроме меня у Бэйр больше никого не было и, хотела она того или нет, я, несмотря ни на что, должен был остаться и заботиться о ней. Что я и делал по мере возможностей.

Так прошел где-то месяц. За это время сильно похолодало, поднимаясь птицей высоко в небо, я уже видел первый снег на северо-западе — в той стороне находилась Рашемия. Здесь же, на границе Равнин и Тангейя, снега не было, но все же приходилось одеваться теплее.

Я сшил себе теплую куртку с меховой подкладкой и штаны, сапоги пришлось покупать. Бэйр одевалась в то, что осталось ей от матери, хотя вещи были очень старые и изношенные. Дров, наколотых мной за месяц, нам хватало, дома было тепло и очень уютно, если не считать некоторых ингредиентов, запасенных ведьмой (кое-где она зачем-то повесила сушеных летучих мышей).

Я стал больше времени проводить внутри. Хотя я прочел все свои книги, а купить новых не было возможности, мне было, чем заняться. Я играл на флейте, развлекая себя и ведьму, иногда готовил что-нибудь очень вкусное, пользуясь немногими доступными мне ингредиентами. Иногда мы с ведьмой вместе играли в карты или в другие игры, которые она придумала (память к ней вернулась не до конца, потому она нашла новое применение гадальным камням своей матери).

Дни потекли беззаботнее, тише, я постепенно начал привыкать к поведению ведьмы и к новому дому. Я надеялся, что все успокоилось, и до лета мы проживем относительно беззаботно, но за несколько дней перед началом зимы ведьма стала странно вести себя.

Она не выходила на улицу, ничего не делала, только сидела на лавке и, не отрываясь, плела какие-то талисманы. Кажется, если бы не было меня, она даже не ела бы!

На мои вопросы она отвечала как-то размыто, ничего толком не говоря. Я понял только то, что она начала чувствовать на улице что-то страшное. Ее так пугали эти ощущения, что она даже не пошла к могилам в наш обычный день. Испугавшись за нее, я тоже решил не идти в этот раз и остался с ней.

Я измерил Бэйр температуру: выяснилось, что она была повышенная. Против ее воли я перетащил ведьму от сквозящего окна, у которого она сидела последние дни, на кровать, там укутал в плед и пошел делать укрепляющий здоровье отвар, дав девочке ее недоплетенные талисманы, чтобы она игралась и не капризничала, не вылезала из-под пледа.

Вечером, когда стемнело, на улице разыгралась страшная гроза с оглушающим громом, ливнем и молниями.

Бэйр, оставив талисманы, ушла с кровати и легла на печку вместе с пледом, пытаясь уснуть, я же устроился у окна, мне хотелось понаблюдать за буйством стихии. Тяжелые черные тучи почти полностью закрывали небо, но на время, всего на несколько минут, одно рваное облако обнажило неописуемый красоты идеально ровный диск луны.

— Ты еще долго будешь там сидеть? — проворчала Бэйр примерно в третьем часу ночи.

— А что такое? Я мешаю тебе спать? — обеспокоенно спросил я, повернувшись к ней.

— Нет. Но эта гроза в полнолуние не простое буйство природы. Отошел бы ты от окна.

— А что же это такое, если не гроза? — с любопытством спросил я.

— Малиновый торт, конечно, — буркнула ведьма и устало отвернулась от меня. У нее была ужасная слабость.

— Ты опять шутишь, — довольно отметил я, отходя от окна и вставая на лавку, чтобы видеть место, где спала Бэйр.

— А что мне остается, если ты все равно ничего не поймешь? — проворчала она снова. Ведьма легла на спину и уставилась в потолок блестящими глазами с отсутствующим взглядом. Она совсем разболелась.

— Чего же я не пойму? — спрашиваю, поправляя плед на ней. — Хочешь еще отвара?

— Мне не поможет отвар, — ответила Бэйр безразличным голосом. — Мне просто нужно подождать, пока это кончится…

— Что кончится?

— Эта жуткая ночь, — она скользнула по мне изнеможденным невидящим взглядом. — Полнолуние, гроза… я слышу, как снаружи воют мертвые. Знаешь, Арланд… он… он был очень сильным… Он жил с этими голосами… И сейчас… сейчас я его тоже слышу… — он судорожно вздохнула и зажмурила глаза. Я увидел, как из-под сжатых век просочилась блестящая слеза. — Он так мучается…

— Бэйр…

Не зная, что сказать, я забрался на печку и обнял подругу, прижал ее к своей груди и погладил по голове.

— Прислушайся, может, и ты их услышишь… Может, сегодня их все слышат?…

Я внимательно прислушался к звукам, доносящимся с улицы.

Ливень, сбивающий сухие листья с деревьев и плотными струями размывающий почву, ветер, воющий где-то в нашей трубе… вот, раздался треск молнии, а за ним буйные раскаты грома.

Я изо всех сил напрягал слух, даже закрыл глаза, чтобы полностью отдаться звукам вокруг. Когда начался гром, я старался не пропустить ни одной его ноты… и тогда я в самом деле услышал! Это был жуткий человеческий многоголосный вой, звенящий металлом!

В страхе распахнув глаза, я первым делом уставился в окно, в котором заметил размытые черты перекошенного белого лица с ужасными горящими глазами…

От неожиданности и мгновенно охватившего меня ужаса я заверещал, как кошка, которой хвост придавили, и ринулся под одеяло к Бэйр.

— Ты чего!? — удивленно спросила она, приподняв одеяло. — Умом тронулся?…

— Там!… В окне!… - тихо завыл я, указывая на окно дрожащим пальцем. — Там мертвые!

— Они не могут там быть, они в другом измерении, глупый. Я их слышала только потому, что была в полутрансе, — объяснила она, почему-то сразу успокоившись. — Давай, выметайся из моей постели…

— Нет уж, теперь я отсюда не уйду, пока не станет светло! — помотал головой я. В ушах все еще стояли адские хоровые пения, заставляя кровь в жилах стынуть.

— Лео, не дури…

Тут вновь раздался неистовый вой снаружи и в дверь как будто заколотили огромным железным молотом.

На этот раз Бэйр подскочила и вскрикнула вместе со мной.

— Вот, что я и говорил! — воскликнул я, вцепляясь в плечи подруги. — Они пришли за нами!?

— Что за чертовщина!?… — пробормотала ведьма, не понимающе покосившись в сторону коридора.

Вновь раздался вой, вновь застучали в нашу дверь.

— Мы ведь не пойдем открывать?… — уточнил я, чувствуя непреодолимое желание превратиться в мышь и спрятаться где-нибудь за печкой. Останавливало меня только то, что я не мог бросить Бэйр, которая в мышей превращаться не умеет.

— Нет… — помотала головой ведьма, с которой мигом слетела вся таинственность. Сейчас она была напугана не меньше меня. — Не пойдем!…

Мы укрылись одним одеялом и лежали так, вздрагивая после каждого завывания. Мы с ужасом переживали это нашествие мертвецов, которые, к счастью, не могли пробраться внутрь, но зато беспрестанно стучали в окна и стены, пока гроза не закончилась под утро. Только тогда мы с Бэйр с облегчением опустились на лавку и, измотанные страхом, уснули.

Но мы ошиблись, когда подумали, что все кошмары полнолуния кончились с рассветом. Проснулся я от дикого визга, в котором сразу же узнал голос Бэйр. Не успев продрать глаза толком, я бросился в сени, откуда доносился крик, но остановился, не добежав до входной двери.

В проеме лежало грязное исцарапанное тело.

— Он лежал тут, когда я открыла!… - истерично воскликнула Бэйр, отпрыгивая от мертвеца ко мне. — Я не понимаю… Мать не говорила мне, что в такие ночи мертвые не только говорят, но и в гости приходят!

— А ты уверена, что это мертвец? — спросил я, разглядывая грязную спину пришельца, лежащего лицом в размокшей от дождя земле. — Может, это просто заблудившийся путник?

— Не знаю… но, по-моему, заблудившиеся путники не должны быть голыми, да? — Бэйр неуверенно посмотрела на меня.

Видимо, потрясения этой ночи здорово ее расшевелили: она смотрелась совсем прежней! Даже выражение лица перестало быть апатичным, глаза широко раскрылись и загорелись живым огоньком от избытка чувств.

— Давай потыкаем его палкой? Если задергается, значит живой, если нет, то мы его сожжем, — предложил я.

— Я принесу кочергу!

— А почему именно ее? — удивился я.

— В случае чего, дадим ему ей по голове! — крикнула Бэйр уже из кухни.

Вскоре она вернулась и, стоя в метре от тела, опасливо потянулась к нему кочергой… но в последний момент передумала и дала кочергу мне.

Я подошел поближе к пришельцу и осторожно покарябал железкой вдоль его позвоночника.

— Аууу… — тихо позвал я. — Ты живой?…

На мои движения тело никак не отреагировало, тогда я тихонько постучал кочергой по ребрам… вот тогда существо взвыло жутким голосом и подскочило, но тут же опять упало в грязь со стоном боли!

Мы с Бэйр тоже заорали и отпрыгнули в глубь дома, чтобы быть подальше от странного типа.

Тело повалилось на бок и застонало, скручиваясь в клубок.

— Ему больно… — тихо сказа Бэйр. По ее взгляду я понял, что раз кому-то больно, то пусть он хоть трижды зомби, ведьма его без помощи не оставит.

Собравшись с духом, она медленно подошла к телу и наклонилась над ним, дотронулась рукой до грязного плеча.

— Пссс… кто ты такой? Что с тобой случилось? — ласково спросила она.

Но существо только простонало что-то и перевернулось на спину… чувство, которое я испытал, увидев это лицо, я не забуду до самой смерти!

— Арланд!…. - взвыла Бэйр, кидаясь к непонятно откуда взявшемуся ожившему мертвецу. — Лео, быстро помоги мне втащить его в дом! Он весь ледяной, как… труп!…

— Может, он и есть труп?… — спросил я, ужаснувшись своим словам. — То есть… не подействовала ли на него эта ночка?…

— У него сердце бьется! — радостно воскликнула Бэйр, прижимаясь ухом к груди Арланда, который от этого только еще больше завыл.

Без лишних слов я втащил братца в дом и отнес на кровать. К нему тут же подбежала Бэйр и стала укутывать в одеяло, чуть не плача от радости.

— Боги… — шептала она. — Как это возможно?… Хотя какая разница?… Лео, немедленно приготовь ему ванну, притащи воды и полотенец!

Я побежал исполнять поручение. Притащил в комнату ванну и следующие полчаса беспрестанно бегал с ведрами от нее к колодцу, пока воды не набралось достаточно. Тогда Бэйр нагрела ее до густого пара, и мы вместе окунули туда почти бесчувственное тело. Она сама принялась мыть пришельца, разговаривая с ним. Я только успевал вычерпывать грязную и приносить чистую воду.

Постепенно Арланд стал приходить в себя. Бессмысленные мычания сменились слабыми стонами, а потом он и вовсе замолчал, видимо, начал себя контролировать.

Пока я носил воду, в моей голове вертелись самые разные мысли. Я готов был верить в происходящее, но не доверял этому чудо-воскрешению. Со смертью брата я уже почти смерился, хотя и думал о нем весь этот месяц, каждый день думал, что было бы, если бы он вошел в дом живой и здоровый, как будто ничего не произошло… Но сейчас, когда он не просто вошел, а приполз обратно, да еще и в таком виде, я испытал больше тревогу, чем радость…

Как может труп, месяц назад оказавшийся в сырой земле без спасительного гроба, приползти назад с бьющимся сердцем? Допустим, вопрос о воскрешении отпадает, объяснений может быть множество, но как он нашел дорогу к дому!? Он же не мог видеть, куда я нес его хоронить, он уже был мертв! Да и тот ли это вообще Арланд? Что-то в нем такое есть… от чего его и не узнаешь. И причина не только в исчезновении татуировок: его кожа была грязной от земли, но без единой черной полосы. Было что-то еще.

Вымыв пришельца, Бэйр одела его в одну из старых ночных рубашек своей матери и повела на кухню, где стала готовить завтрак. Я же пошел выливать бадью.

Закончив выливать воду, я вернулся в дом, где застал до жути странную картину: Бэйр едва успевала носиться от погреба к печке, а потом к Арланду, который с видом оголодавшего упыря пожирал все, что попадалось ему на глаза.

— Да эта саранча сожрет все наши припасы! — возмутился я, глядя на существо, поедающее маринованные помидоры с таким остервенением, как будто это были куски зажаренного в приправах мяса.

— Пусть ест, ему полезно, — не терпящим возражений тоном ответила ведьма. — Я приготовила тебе яичницу со вчерашним заячьим мясом и укропом, как ты любишь. Садись, сейчас дам.

Усевшись напротив Арланда, я стал пристально за ним наблюдать. Он заметил мой настороженный взгляд, но не обратил никакого внимания. Казалось, его занимала только еда.

— И с чего ты взяла, что ему полезно столько есть? Он же был мертвый, у него пищеварительная система наверняка расстроена… я ему потом клизму делать не стану!

— Дурак, — недовольно бросила мне Бэйр.

— Я… не был… мертв… — прогудел с набитым ртом Арланд.

Мы с ведьмой тут же уставились на него.

— Оно еще и разговаривает! — поражаюсь.

— Что ты сказал? — Бэйр тут же подлетела к нему, поставив передо мной тарелку с яичницей.

— Я не был мертв, — ответил Арланд, скользнув по ней хмурым взглядом.

— То есть… мы похоронили тебя заживо!?…

— Не знаю. Выходит, так, — пожал он дрожащими плечами. Постепенно он начинал говорить все лучше. — Я почти ничего не помню… но это было ужасно. Демонтин не зря советовал мне не засыпать под водой… под землей то же самое. Сначала ты задыхаешься за несколько минут, теряешь сознание, демонические силы через некоторое время восстанавливают легкие и делают их сильнее, после чего тело нуждается в меньшем количестве воздуха… Ты просыпаешься вновь и задыхаешься уже за полчаса, потом, когда опять все восстановилось, задыхаешься дольше и снова теряешь сознание… и так до бесконечности, при этом ты мучаешься зверским голодом и постоянно чувствуешь, как давят на тело пласты земли… возможно, у меня сломано несколько ребер и вывихнута левая нога: сейчас не скажу, боли не чувствую… когда я засыпал, на меня наползали черви и прочие, кое где они прогрызли кожу… Если бы дождь не размыл землю, я бы никогда не смог выбраться из этого ада.

— Боги… какой кошмар… — Бэйр закрыла глаза от ужаса. — … Но ты ведь был мертв! — воскликнул она. — Тело даже начало остывать!… Мы и подумать не могли!…

— И не подумали, закопали меня заживо, как подохшую собаку! Я даже не буду спрашивать, кто из вас двоих так спешил, что и трех положенных дней не подождал! — нахмурился Арланд и вперил в меня злобный взгляд своих желтых змеиных глаз.

— У этого дома была хозяйка, лесная ведьма, мать Бэйр. Ты умер на ее кровати и она не пожелала, чтобы ты и дальше там оставался. Она настояла на том, чтобы я тебя побыстрее закопал, — затараторил я, всматриваясь в него. Желтые глаза впали, их окружали почти черные веки, острые скули натягивали бледную в рябых ранках кожу, черные волосы потускнели и заметно поредели.

Нет, невозможно было узнать в этом существе прежнего Арланда.

— Ты меня в землю зарыл заживо, а говоришь о какой-то кровати!!! — зарычал он, сжимая окровавленными пальцами столешницу. Я попытался дотронуться до его плеча, сам не зная, зачем, но он, заметив этот жест, подскочил: — Если ты меня тронешь, я тебе горло голыми руками раздеру!!!

— Арланд! То, что произошло, это чудовищно, но виноватых тут нет! — воскликнула Бэйр, силой поворачивая его лицо к себе. Он осатанел за доли секунды и готов был броситься на меня, но ее голос остановил его. — Никто, даже ты, не знал, что демоны во времена этих «перестроек» внутри впадают в клиническую смерть!… Ты даже представить себе не можешь, как мы переживали… я чуть с ума не сошла, когда ты… умер у меня на руках!…

— С ума она чуть не сошла… а мне каково было!?… — ответил Арланд, пытаясь оттолкнуть от себя Бэйр костлявой рукой с изуродованными пальцами. Но как только он коснулся ее, ушла прежняя резкость движений. Как будто сдавшись, он закрыл глаза и, схватив ведьму, прижал ее к себе, зарывшись лицом в ее волосы, сжав ее худое тело руками. — Я все еще как будто мертв… я не должен жить сейчас, человек бы не выжил. Голод и ледяная земля забрали у меня все силы: сейчас во мне существует только демон… так что оставь меня, я себя не контролирую… тепло твоего тела вызывает во мне нечеловеческие желания…

— Тебе надо в кровать, — сказала Бэйр, отстраняясь от Арланда, который вцепился в нее, как клещ. — Долгий сон пойдет тебе только на пользу.

— Конечно, — кивнул Арланд и встал.

Бэйр отвела его в спальню и пробыла с ним какое-то время. Я не слышал их голосов и так и не понял, что там происходило.

Пока они были там, я закончил завтрак и стал убираться.

— Все, он уснул, — сказала ведьма, вернувшись ко мне и усевшись за стол, напротив своей тарелки. — Он так слаб… не понимаю, как он держится… это же не тело, это настоящий скелет, обтянутый кожей! А сколько нарывов, сколько гноящихся ранок? Что у него с пальцами!? Пока он пытался вырваться, он выдрал себе почти все ногти!… - она перечисляла это, чуть не плача. — Что с ним стало, боги… это мы во всем виноваты! Как мы могли?… Надо было подумать, надо было понять, догадаться… На какие жуткие муки мы его обрекли своей глупостью!

— Ты думаешь, это правда, что он сказал? — с сомнением спросил я, продолжая отмывать тарелки. — Ты разве не чувствуешь, что он какой-то не такой?

— От него несет демоном в разы сильнее, чем раньше, я едва ли могла унять свою руку, — ответила Бэйр с дрожью в голосе. — Но это он, он жив, он должен поправиться…

— А если не он? Если это воскресшая нечисть? Что тогда?

— Что ты хочешь сказать!? — воскликнула ведьма, встав из-за стола и подойдя ко мне.

— Я не знаю, что с ним и почему он вылез, и ты не знаешь, — уверенно ответил я, не смотря в сторону ведьмы. — Меня пугает это возвращение, но еще больше меня пугает то, что ты его не боишься… Ты действительно думаешь, что он безобиден?

— Я не знаю, что думать, Лео, — призналась ведьма, садясь на лавку у печки и обнимая колени. Она уткнулась лицо в подол и сдавленно, едва слышно произнесла: — Но если мы снова его потеряем… если он снова погибнет… видят боги, я последую за ним.

— Бэйр, одумайся, что ты говоришь! — воскликнул я, отставляя посуду. — Это может быть демон, который вытянул мертвое тело из могилы неизвестно ради каких целей!

— Мне все равно, — как в бреду ответила она, покачав головой. — Если это демон, я готова отдать ему душу, чтобы он жил… Если ты боишься, ты можешь идти, улететь, куда тебе захочется, а я останусь с ним.

— Я не оставлю тебя, ты это знаешь, но и угробиться из-за нечисти не дам, — твердо сказал я, пристально смотря на ведьму. — Я буду счастлив, если это в самом деле окажется мой брат, но если он причинит тебе вред или хотя бы попытается это сделать, я отправлю его обратно в землю и на этот раз так, чтобы при всем желании он не смог вылезти обратно!

Ведьма ничего мне не ответила, даже не посмотрела в мою сторону. Она сидела на лавке, обняв колени, и пристально смотрела куда-то вперед, нахмурив черные брови.

После этого она совсем перестала со мной разговаривать.

* * *

Жизнь текла, переливаясь изо дня в день, как вода из кувшина в кувшин: не меняясь толком.

Если в первый день своего неожиданного возвращения Арланд мог самостоятельно ходить и даже говорить, то заснув, он стал напоминать растение. Он только изредка просыпался, и понять это можно было лишь по учащающемуся дыханию: глаз он не открывал и не говорил. В такие пробуждения, происходящие три-четыре раза в день, тогда мы кормили его бульонами или поили молоком, за которым мне приходилось летать в ближайшую деревню. Никаких признаков одержимости это растение не подавало, даже не двигалось.

Ведьма первые дни не отходила от кровати, все следила, чтобы Арланд не перестал дышать. Но он не переставал и скоро начал понемногу прибавлять в весе, что немного успокоило Бэйр. Когда спустя две недели непрерывного сна Арланд впервые очнулся, ведьма окончательно поверила в то, что он здоров и будет жить. Тогда она почему-то перестала за ним ухаживать и вообще обращать на него внимание.

После первого пробуждения Арланд еще долго не говорил и с трудом мог даже руку поднять, не то что сесть на кровати и самостоятельно есть. Кормить его и ухаживать за ним дальше мне пришлось самому, так как Бэйр это делать почем-то отказывалась, как и объяснять мне свое поведение — она по-прежнему не говорила со мной.

Конечно, я любил Бэйр, но и моему терпению был предел! Зла не хватало на эту упертую ведьму, которая в последнее время как головой ударилась, потому я тоже перестал с ней говорить. Дом разделился на две половины, в одной жили мы с Арландом, в другой Бэйр, и пересекались мы только когда я готовил еду себе и брату, пользуясь печкой (именно печкой, живым огнем, без единой капли магии).

Арланд, когда очнулся, по-прежнему вонял демоньем, но не делал ничего такого, чего обычно ждешь от нечисти. Даже наоборот, очухавшись, братец стал вести себя куда более нормально, чем вел до того, как в него всадили стрелу. Он перестал напоминать больного маньяка, стал чаще улыбаться и смеяться, ко мне он стал относиться гораздо лучше… У нас все же состоялось объяснение, после которого я окончательно убедился в том, что проведение действительно вернуло мне брата. Сцена была из тех, какие обычно долго расписывают в книгах. Я опять расплакался, полез обниматься с братцем, и он, хотя и еле-еле шевелился, тоже обнял меня. После этого мы с ним подружились, я признался в том, что это я выбросил его мантию, потому что он нехорошо вел себя с Бэйр. Хотя я так и не понял, как Арланд воспринял мое признание: он ничего не сказал, но и не стал относиться ко мне хуже. Единственное, что я понял потом, это то, что на самом деле он по-своему любил Бэйр и не хотел ей зла. Как он относился к ней сейчас, когда она даже не заходила проведать его, он мне не говорил.

Коротая время, мы с ним играли в карты или пытались что-то друг другу рассказывать. Когда я уходил рубить дрова, делать что-то по хозяйству или охотиться, он спал.

Как-то раз я вернулся с охоты рысью и принес нескольких белок. Я еще не успел обернуться в себя, как услышал в доме голос Арланд, шедший из кухни. Он говорил с Бэйр, и разговор, как мне показалось, был из тех, которые лучше подслушать, чем прервать.

Обернувшись крысой, я заглянул к ним.

Одетый в свои вещи, которые мы с Бэйр так и не решились выкинуть, Арланд стоял посреди комнаты совсем прежний, только темноволосый и желтоглазый. Он пытался заговорить с ведьмой, но она не обращала на него никакого внимания, сидела у окна и читала свою старую тетрадку.

Арланд злился, почти кричал на нее, но чем больше он кричал и говорил, тем глубже она уходила в свое молчание. Не выдержав, братец подошел к ней и вырвал из ее рук тетрадь, швырнул на пол, а саму ведьму поднял за плечи и затряс, что было сил. Придя в себя от такого, ведьма залепила ему с размаху пощечину, молча высвободилась из его рук, взяла тетрадь с пола и вернулась к окну.

Арланд стоял посреди комнаты как громом пораженный, на его бледной щеке проявился розовый след от ладони Бэйр. Он стоял так долго, наверное, несколько минут, а потом вдруг шагнул к окну и ударил ведьму по щеке.

Тут я обернулся собой и кинулся к брату, чтобы он не посмел навредить Бэйр, но он уже отошел сам и поспешил убраться в нашу с ним комнату.

Я хотел было подойти к Бэйр, успокоить ее, но когда посмотрел в ее сторону, наткнулся на такой ненавидящий взгляд, что мгновенно исчезло всякое приближаться к этой ведьме. Тогда я ушел в комнату к Арланду, оставив ее одну со своей злостью.

Брат сидел на кровати и угрюмо пялился в пол.

— Нам нужно уезжать отсюда, Лео, — сказал он мне, когда я подошел. — Я должен нанести на свое тело татуировки и попытаться вернуть способности инквизитора: я знаю, они еще есть внутри меня. Я поеду в Агирад, куда меня направили в Ордене, а ты отправишься со мной.

— А Бэйр?… — удивленно спросил я, опешив от таких слов.

— Здесь у нее есть все, что ей нужно, — ответил он безликим голосом. — Мы ей больше не нужны.

— Еще как нужны!…

— Когда она говорила с тобой в последний раз? — спросил Арланд, посмотрев на меня. — Она едва ли помнит нас с тобой, неужели ты до сих пор этого не понял? Мы должны оставить ее.

— Как же она может не помнить, ты что такое говоришь!? — меня так напугали его слова, что я чуть ли не закричал. — Она просто… просто…

— Я напишу тебе список трав, порошков и снадобий, которые нужны мне для восстановления татуировок. Ты полетишь в город и купишь все необходимое… если на что-то денег не хватит, украдешь, — перебил меня Арланд.

— Зачем что-то покупать? У Бэйр полно всяких трав и ингредиентов, она может сделать тебе что угодно…

— Она не станет ничего делать ни для меня, ни для тебя.

Не знаю, почему, но я поверил ему, и на следующий день полетел в город, взяв с собой бездонный мешок и деньги, которые мне дал Арланд. Почти все я истратил на половину указанных ингредиентов, остальное, как и велел брат, украл.

Когда я вернулся рано утром спустя три дня, с удивлением отметил, что в доме кое-что поменялось.

Печь никто не топил за время моего отсутствия, но обе комнаты были прогреты магией. Посуду никто не мыл, никто ничего не готовил — питались они тем, что мы с ведьмой заготовили на зиму. Но это все было не так странно, как то, что Бэйр я обнаружил спящей на кровати своей матери, куда раньше она никогда не ложилась. Ведьма была совершенно без одежды, ее смуглое тело едва ли прикрывало растрепанное одеяло и взбитые помятые простыни. Арланд же куда-то исчез.

Решив не будить ведьму, так как она бы все равно ничего мне не рассказала, я отправился на кухню, чтобы приготовить этим растяпам что-нибудь съедобное.

К полудню Бэйр так и не проснулась, но зато пожаловал братец, который на мои расспросы не отвечал, только взял мешок с ингредиентами и, вытолкав едва одевшуюся Бэйр из комнаты, заперся там.

Ведьма казалась растерянной. Испуганно хлопая глазами, она села у окна на кухне, закуталась в серую шаль своей матери и сидела так, думая о чем-то, пока из комнаты, где заперся Арланд, не донеслись первые стоны. Тогда она вскочила, метнулась к закрытой двери, но так и не смогла ее отворить: видимо, братец запечатал ее какими-то своими новыми силами.

Стоны постепенно перешли в тихий многоголосный вой со звенящими металлическими нотками. Когда ведьма услышала это, она совсем переменилась, вся побледнела, стала метаться по кухне, заламывая руки, и все смотря на запертую дверь. В ее взгляде при этом читалась какая-то нехарактерная собачья преданность.

Так продолжалось несколько дней, пока Арланд не закончил наносить татуировки. Я приносил ему еду и носил новую воду для того, чтобы он мог смыть с себя краску и кровь. При этом он строго-настрого запретил мне пускать в комнату ведьму, хотя она рвалась проведать его.

Когда однажды утром Арланд вышел к нам, он был одет в свою прежнюю рясу, его волосы были цвета слоновой кости, а глаза чернее, чем у Бэйр.

Ведьма, увидев инквизитора, долго и пристально смотрела на него, но так ничего и не сказала. Только вечером того же дня, когда она по своему обычаю сидела у окна и читала тетрадку, Арланд сам подошел к ней и заговорил.

— Ты поедешь со мной? — спросил он, не спуская с нее спокойного, но твердого взгляда.

— Я не могу оставить дом, — неожиданно ответила она.

Я как раз сидел за столом и пил отвар из сушеных еловых иголок, когда впервые за весь месяц услышал голос ведьмы. Я чуть не подавился!

— Ты уверена? — спросил у нее инквизитор. — Уверена, что хочешь остаться одна?

— Я не могу оставить этот дом гнить посреди леса, — повторила она, подняв на него грустный взгляд. — Это мой единственный дом.

— Мы с Леопольдом уедем завтра утром, — сказал Арланд и отошел от нее к столу, сел и, как ни в чем не бывало, налил себе отвара.

Бэйр еще долго смотрела на него глазами, полными грусти, но ничего не говорила. Потом отвернулась и уперла взгляд в свою тетрадку. Она сидела неподвижно, все смотря в нее, и вскоре на ее щеках заблестели дорожки слез.

Вдруг в дверь с улицы громко постучали.

От неожиданности мы трое как один подскочили на месте и уставились на проход к коридору.

— Лео, ты ведь не привел хвоста? — спросил Арланд, едва унимая дрожь страха в голосе.

— Я следил за тем, чтобы никто меня не преследовал, — ответил я.

— Арланд, лезь на чердак! — велела Бэйр, встав с подоконника. Она быстро подала ему спрятанную за печкой лестницу и помогла забраться на низкий чердак дома, где хранился всякий хлам. — Леопольд, обернись крысой и спрячься, — сказала она мне, когда крышка за Арландом закрылась.

Когда я стал крысой и прыгнул ведьме на плечо, она, растрепав себе волосы и небрежно кинув на плечи шаль, пошла открывать незваным гостям. Я чувствовал, как с каждым шагом к двери все сильнее дрожали ее худые плечи.

— Кто здесь? — спросила она страшно грубым, почти мужским голосом. Таким говорила ее мать.

— Джарем, — прогудел голос.

— Чем обязана? — спросила, не спеша открывать.

— Я здешний лесник, помнишь меня? Открой дверь.

Его голос не был похож на голос монаха из аббатства, которого так боится Арланд. Точнее, я никогда не слышал голоса тех монахов, но вряд ли она напоминают этот треск воспаленного горла.

Помедлив еще секунду, Бэйр открыла, пряча за шалью свою бирюзовую руку.

На пороге стоял невысокий грузный мужчина с внушительной длины черной бородой в косичках и широкими нахмуренными бровями, из под которых в нас целился страшный взгляд двух матово-черных глаз. Почти коричневое от загара лицо прорезали крупные резкие черты, особенно выделялся широкий кривой нос и большие губы, едва выглядывающие из-под косичек-усов. Одет пришелец был в нечто кожаное, на голове носил очень странную высокую шапку из чьей-то шкуры, за спиной он нес лук и небольшую суму. Весь его пояс был увешан ножами и разными маленькими мешочками.

С минуту мужчина смотрел на нас, а мы смотрели на него, не произнося ни единого слова. Потом он остановил взгляд на Бэйр и брови его резко поднялись вверх.

— Риита?… — спросил он, вглядываясь в лицо ведьмы.

— Она умерла почти два месяца назад, — помотала она головой. — Я ее дочь. Меня зовут Бэйр. Чем могу помочь?

— Дочь?… — переспросил мужчина и его брови поднялись еще выше. — Но у нее не было мужа…

— Разве для этого нужен муж? — Бэйр криво улыбнулась. — Так вы ее знали?

— Я… ее старый друг, — сказал мужчина, почесав бороду. — Я войду?

— Да… — ведьма отступила, пропуская его внутрь. — Еда в печке и скоро будет готова.

— Я ничего не ел со вчерашнего дня, — прогудел гость.

Мужчина кинул в сенях свою верхнюю одежду и сумки, прошел на кухню, где Бэйр быстро подала ему еду.

Незнакомец внимательно осмотрел поданный ему ужин, потыкал куски беличьего мяса старой кривой вилкой и, неопределенно хмыкнув, принялся есть.

Пока он ел, я забрался на чердак и сказал Арланду, что все в порядке и он может спускаться.

Гостя не слишком удивил парень в монашеской рясе, спускающийся с чердака ведьмовского дома. Джарем вообще почти не смотрел на него, только на меня пару раз удивленно взглянул.

Мы с Арландом сели на свои прежние места, положили себе в миски еды и стали украдкой рассматривать незнакомца.

Джарем, только заметив наш общий интерес к его фигуре, недовольно нахмурился.

— Что это за чучело? — прогудел он, ткнув в мою сторону пальцем.

— Оборотень, его зовут Леопольд, — ответила Бэйр.

— И что здесь делает этот оборотень? — продолжил Джарем таким тоном, как будто он здесь был хозяин, а мы гости, и он допрашивал нас, прежде чем решить, оставить ли нас на ночь или прогнать.

— Он мой друг. Я недавно вернулась сюда после трех лет путешествий с ним и с вот этим, — она перевела взгляд на Арланда. — Второго зовут Арланд.

— Хм, — мужчина недовольно посмотрел на инквизитора. — Этот тоже чудной.

— Не такой чудной, как не известный никому из нас человек, ввалившийся в чужой дом в полночь, — медленно, с аристократическим достоинством заметил Арланд, вперив в мужчину спокойный черный взгляд. — Скажите, что вы делали в лесу в такое время?

— Охотился, — ответил Джарем, никак не отреагировав на достаточно пугающий тон инквизитора. — Я вернулся в эти места недавно, после того, как отработал один долг наемником. Раньше я был знаком с Риитой, решил навестить ее сейчас. А она, как оказалось, померла уж…

— Она не говорила ни о каком Джареме, который может прийти, — сказал я. — Сомневаюсь, что у Рииты было много знакомых, которые хотели бы ее навестить. Наверняка она рассказала бы про вас.

— Я не был ее другом, но я знал ее, — ответил мужчина. — Ей просто незачем было рассказывать обо мне.

— А… как давно вы виделись с моей матерью? — вдруг спросила Бэйр, все это время пристально всматривающаяся в лицо мужчины. Несложно было догадаться, что за предположения носились в голове ведьмы.

— Последний раз мы виделись два года назад. Познакомились… если это можно назвать знакомством, то двадцать лет назад.

— Мне двадцать… — сказала Бэйр, многозначительно посмотрев на гостя.

— В начале весны будет! — поправляю ее. — Я узнавал.

— То есть?… — мужчина настороженно уставился на ведьму.

— Что у вас с Риитой было двадцать лет назад? — продолжила допрос она, пододвигаясь ближе к Джарему.

— Быть не может… — он, вздрогнув всем телом, наклонился к Бэйр, чтобы поднять ей челку и разглядеть лицо. — Что ты дочь Рииты — нет сомнений, ты совсем как она, если бы… если бы не эти глаза чистокровных жителей Равнин.

— Вы даже не представляете, насколько вовремя пришли, — на худом и бледном лице Арланда расползлась улыбка. — Последите за этим домом, пока ваша дочь не решит вернуться?