4. Проклятье

— Ха, да это я вру!?!? Я!?!? Повтори мне это в лицо, сын ишимерской ослицы!!!

— Ты оскорбил меня!? Ну все, сейчас твои дружки будут отскребать от этих досок твои кишки!!!

Я проснулась от истошных воплей, доносящихся откуда-то снизу. Крики сопровождались грохотом падающих на пол столов и лавок… Спать в таком шуме было невозможно.

Полежав немного в кровати, окончательно просыпаясь, чувствую, что внутри начинает кипеть ярость.

Это кому там жить надоело, что он мешает мне спать!? И орут, главное, так, как будто они здесь одни! Ну ничего, я им сейчас устрою веселую жизнь, будут сидеть тихонько, как мышки, и пусть только попробуют пискнуть!

Вскочив с кровати, принимаюсь быстро одеваться, а одевшись, выхожу вон из комнаты.

— Какого черта вы так орете в полпервого ночи!? — злобно кричу на весь зал. От моего крика все немного затихли и посмотрели в сторону лестницы, на которой я стояла.

— Бэйр?… Ты ли это, ведьма!? — вдруг высунулся из-за опрокинутого стола слевит в шлеме с оленьими рогами. — Ребят, это она!!! Живая!!!

— Шерм!? — удивленно вскрикиваю, мгновенно позабыв про свои намерения. — Старина, да не уж-то это ты!?

— Я! — улыбнулся слевит, вставая с пола и подходя ко мне.

Вся банда охотников повылезала из самодельных баррикад и кинулась ко мне.

— Мы думали, ты там совсем окочурилась! Тебе рыцарь когда вынес, ты даже не дышала!

— Удивительно, что ты выжила!

— Как, откуда, какими судьбами здесь!? Где твой дружок, нам тут выпить не с кем!!!

— Со мной сейчас выпьете! За встречу! — улыбаюсь, усаживаясь за единственный устоявший стол. — Что это вы тут устроили?

— Да тут какой-то осел сказал мне, что ему сказал его знакомый, которому сказал его приятель, что тому сказал его дед, что… — начал один их охотников.

— Ай, брось! — с размаху хлопнул его по плечу Шерм. — Ну его, этого пьяницу. У нас тут знакомая воскресла, а ты все о драке! Давайте-ка, ребята, сворачиваемся, столы ставим вместе, сейчас праздновать будем!

По его команде слевиты тут же забегали по залу, расставляя столы так, как им кажется удобным. Все слуги, находившиеся в зале, облегченно вздохнули и продолжили свою работу.

— Это, Бэйр… У тебя, часом, монеток не найдется? — поинтересовался Шерм. — А то мы с ребятами уже карманы где-то продырявили.

— У меня есть немного серебра.

— О, это чудесно! Тут за серебро отличную выпивку дают! Всего пять монеток и гуляем до утра!

— Тогда дам три, до утра гулять не надо, — замечаю, доставая из кошелька на поясе три серебряника. — Эй, выпивку всем за мой счет! — кидаю монетки ближайшей служанке.

Лорен от трех серебряников не обеднеет, а я и слевитов порадую, и ущерб пострадавшим от их буйного характера возмещу.

Пока все столы расставлялись, посетители успокаивались, а выпивка приносилась, ко мне незаметно подошел Арланд, не пойми откуда взявшийся. Возможно, его тоже разбудили крики.

— Это что, тоже твои приятели? — уточнил он, глянув на слевитов. — У тебя обширный круг знакомств, ведьма.

— Мы вместе на единорога ходили, — киваю.

— А, помню-помню, ты рассказывала, — усмехнулся инквизитор. — Познакомишь?

— А почему бы и нет? Но только если тебя будут бить за то, что ты инквизитор, я за тебя не заступлюсь, так как кости дороги.

— Не волнуйся обо мне, я могу за себя постоять, — пообещал Арланд.

— Бэйр, это кто это с тобой с такой нахальной мордой и таким большим… кхе-кхе… мечом? — поинтересовался Шерм, подойдя ко мне.

— Шерм, это Арланд Сеймур, студент, инквизитор-экзорцист, Арланд — Это Шерм Олений Рог, предводитель охотников лесных слевитов.

— Кто-кто? Студент?

— Студент…. Ммм… На научном жаргоне это значит «ученик».

— Пф, ученый, значит? — нехорошо усмехнулся Шерм, почесав кудрявую рыжую бороду. — Ну не чего, мы тебя главной науке в жизни обучим! Мы тебя пить научим так, что ты в своем Ордене всех монахов перепьешь! А монахи они те еще…

— Не надо его спаивать, он тогда неадекватен, — обеспокоенно замечаю. Если этот недоинквизитор-недонечисть напьется, страшно представить, что он может устроить.

— Да кто ж его спаивать-то собрался!? Мы его учить будем!!! — поправил один из охотников, двигавших столы.

— Шерм, это плохая идея, — пытаюсь как-то повлиять на ситуацию.

— Ты что ему, мамка что ли!? — поморщился слевит, отмахиваясь от меня, как от надоедливой мухи. — Не мешай нам из него мужика делать!

— Бэйр, вправду, что ты так беспокоишься? Ты мне не нянька, — усмехнулся Арланд, поглядывая в сторону служанок, носившим слевитам кружки.

— Как знаешь, но если начнешь буянить, я тебя первой прирежу, чтобы не мучился.

— Ай, да не слушай ты ее! — засмеялся Шерм, беря Арланда за руку и ведя к столу. — Бабы они все такие, а ты меня слушай, я тебе больше расскажу!…

Посмеявшись немного, усаживаюсь за ближайший стол и хватаю ближайшую кружку. Слевиты уже расселись и что-то обсуждали, их ругань и громовой гогот заполнили весь зал.

Шерм уселся неподалеку от меня, и Арланд тоже устроился рядышком.

— Ну, теперь рассказывай, подруга, какими судьбами! — велел Шерм, сделав несколько больших глотков из своей кружки и утерев с усов пену.

— Где рыцарь-то!? — крикнул кто-то из охотников.

— Мы с рыцарем нанялись местную феодалку от привидений охранять. Один из членов ее семьи велел мне ехать сюда и забрать одну вещь. Ну, вещь я забрала, теперь обратно поеду. А Дейк там остался, меня дожидается.

— Вот оно как… А как же ты выжила? Что там вообще случилось? Мы-то единорога нашли и остальных, жеребенку-кентавренку дорогу указали, куда ему возвращаться, но он нам так ничего и не объяснил.

— Оу… Ну, это долгая и мрачная история, — замечаю, делая большой глоток эля, чем вызываю пораженный вздох у инквизитора.

— Да что мрачная, это мы догадались, — отмахнулся Шерм. — Но что там все-таки было?

— Ну… Я пошла за сухими ветками, потом волшебные огоньки завели меня в лапы к кентаврам, они утащили меня в свою пещеру. Я попыталась бежать, они меня догнали, и тут пришел единорог, а за ним и Дейк нарисовался. Произошла большая драчка, а чем все кончилось, вы знаете.

— А зачем ты этим копытным понадобилась?

— Да черт их знает… Все болтали про какую-то свою богиню и про болезнь, которая их мучает. Я так поняла, это особый вид бешенства, которому подвержены божьи дети. Я могу это бешенство лечить, кажется, — показываю слевиту свою руку, которая когда не чует еды ведет себя адекватно, только кожа на ней чуть бледнее и бросаются в глаза белые узоры татуировки. — Такие дела.

— Баа… Бешенство говоришь? — переспросил Шерм, задумчиво отхлебывая из кружки. — Слыхал я что-то такое. Говорят, с лесов Агирада какая-то дрянь пошла особо развилась на Равнинах, оттуда чудовища уходить стали и на людей кидаться.

— Птицы хаарь, например, — вздыхаю. — Неужели и вправду у всех мифических существ крышу сейчас сносит из-за эпидемии?

— Не знаю, как насчет всех, но с нашими вартангами все нормально, их ничто не берет! — буркнул Шерм. — Никаких особых изменений не произошло, люду жрут столько, сколько обычно.

— Если уж кто и знал, в чем дело, так это те кентавры, кажется, — замечаю.

— А ты что, разбираться хочешь? — удивился слевит. — Тебе-то какое дело, что им, рогатым, в голову взбрело?

— Да нет, не хочу, — пожимаю плечами. — Просто… мне почему-то кажется, что это важно.

Мысли в моей голове закрутились, появилось ощущение, что я упускаю что-то важное. Я решила отвлечься от разговора и уйти в свою голову, подумать, благо, Шерм отвлекся на своих охотников.

Бэйр зачем-то создала такой порошок, она знала, что с божьми детьми что-то не так. Фавнгриф знал о порошке и знал, как его использовать, более того, он знал ритуал, он намеренно что-то сделал с моей рукой. Еще и эта хаарь… Она была взрослая, а взрослые особи не улетают никуда с места своего рождения. Или эта птица — исключение, или и вправду что-то творится на Равнинах… и не только на них?

— Бэйр, что такое? — поинтересовался Арланд, тронув меня за руку. — О чем ты задумалась?

— Да как тебе сказать… Думаю об этой болезни. Неужели и вправду с божьими детьми что-то стряслось?

— С чего ты это взяла? Насколько я знаю, они не подвержены никаким болезням… естественным, в любом случае, — ответил инквизитор. — А тебя это беспокоит?

— Да нет… я не ярый защитник нелюдей, к тому же, я сама ничего не понимаю, и, Шерм прав, это не моя забота.

— Че вы там все шепчетесь? — гаркнул Шерм, подозрительно посмотрев на нас с Арландом. Вслед за ним на нас уставились все остальные охотники.

— Бэйр спрашивает, сколько этому элю лет…

Удачно отойдя от дурной темы для разговора, Арланд принялся заводить слевитов все дальше и дальше. Вскоре разгорелись дебаты о горячительных напитках и их качестве, после все увлеклись обсуждениями проблем настоящего мира, то есть проблем охоты, нехватки дичи, и прочего, поскольку все разговоры сопровождались элем, то дальше пошли такие вечные темы, как «кто больше выпьет», «кто дальше закинет кружку» и что-нибудь в том же духи.

Относительно трезвыми оставались только мы с Арландом, но только потому, что почти не пили. Хотя у инквизитора глазки какие-то шальные были… Может, от усталости?

Вновь дошло до какой-то драки, но я уговорила слевитов не разносить заведение, а лучше поиграть в загадки. Удивительно, но на эту идею они согласились, хотя я и не надеялась, что сработает. Веселье продолжалось.

Когда загадки наскучили и слевиты опять решили драться, я предложила им сыграть в пантомиму. Эта игра была принята с еще большим восторгом. Поскольку игроков было много, то и играть было гораздо интересней.

Мне самой приходилось показывать аж два раза, сначала пятиногую лошадь, а потом всадника без головы. Но мне еще повезло, Арланду, который угадал мою лошадь, досталось показывать что-то совершенно несусветное…

Уже пять минут бедняга пытается что-то изобразить и как-то выкрутиться, едва не выворачивая себе руки и ноги.

— Коза черехголовая, говорю вам! — кричал кто-то из охотников, а Арланд мотал головой.

— Наложница Ишимерска, танцует еще которая! — снова нет.

— Дракон с несварением! — опять не то.

— Зомби недовоскрешенный! — на это Арланд даже отвечать не стал, продолжил что-то выплясывать.

— Чертова дюжина, прекрати рыдать! — рявкнул кто-то с порога, и Арланд тут же остановился и почти зааплодировал.

Остановило инквизитора от восторженных оваций только вид того, кто кричал.

В зал ввалился суровый мужчина в походной одежде, а за ним шла женщина, тоже как будто собравшаяся в дальний путь.

Все недоуменно уставились на вошедших.

Женщина продолжала рыдать, идя за мужчиной.

— Комнату нам! — рявкнул запозднившийся гость на весь зал. Из кухни тут же вышел хозяин постоялого двора.

— На двоих?

— Мне и жене, — кивнул мужчина. — И подайте что-нибудь поесть и… горячительного. Ей успокоиться надо.

— Хорошо, но у нас плата вперед.

— Держи свою плату, — кинул хозяину какую-то монетку.

— Ждите, — велел тот, поймав монетку в воздухе.

Муж с женой прошли за самый дальний столик и там устроились. Женщина изо всех сил пыталась успокоиться, но все равно продолжала рыдать.

— Успокойся, все будет хорошо… Доберемся, приедут, помогут, — успокаивал ее мужчина, гладя по спине.

Слевиты потихоньку начинали шуметь, Шерм вновь с кем-то заспорил. А меня почему-то заинтересовала пара, как и инквизитора.

Застыв на месте, Арланд внимательно смотрел на пришедших, а потом вдруг пошел к ним.

Решив, что и меня это тоже касается, раз сейчас я с инквизитором, иду за ним.

— Вам, может, помощь нужна? — спросил Арланд, подойдя к их столу. — Почему женщина так плачет?

— А ты кто такой? — нахмурился мужик. — И это что за чушка? — посмотрел на меня.

— Я инквизитор, а это… моя хорошая знакомая.

— Инквизитор? Откуда здесь инквизитор? — спросил мужчина. Его жена замерла и перестала плакать, только всхлипывала.

— Я приехал к семье перед последними ритуалами.

— Знак покажи, — велел мужчина.

Арланд раскрыл плащ и показал большой крест, висящий на груди. В середине креста была выжжена сова, расправившая крылья.

— Он же ученик, вдруг не?… — начала было женщина, но замолчала, уловив серьезный взгляд Арланда.

— Ты на работу согласен, инквизитор?

* * *

Оставаться на постоялом дворе на ночь муж и жена не пожелали. Велев нам собирать вещи и попросив хозяина вернуть деньги, они вышли на улицу, сказав, что будут ждать нас там.

Я попрощалась со слевитами, объяснив наш неожиданный уход срочными делами у инквизитора. Шерм понимающе покивал и пообещал, что непременно как-нибудь угостит меня выпивкой при встрече.

Мне пришлось распрощаться так же и с надеждой на здоровый сон. Собирая вещи, я проклинала про себя Арланда, который по неизвестным причинам все же согласился помогать этой подозрительной парочке. Не то чтобы я против помощи отчаявшимся, но не на ночь же глядя, не под хмельком и не таким подозрительным личностям! Задом чую, ничем хорошим это не кончится. Пока еще строить догадки рано, но все равно…

— Терпи, Черт, приедем в поместье, я тебе овса дам сверх меры, яблоками накормлю и вычешу тебя хорошенько, — обещаю коню, который уже собрался спать. Лошадь всячески сопротивлялась моим попыткам вытащить ее из стойла, кусалась, брыкалась и недовольно фыркала.

С завистью посмотрев на инквизитора, который уже оседлал свою послушную кобылу, дергаю Черта за ухо.

— Не стыдно перед дамой!? — указываю на кобылицу.

Сделав скептическое выражение морды, Черт фыркнул и отвернулся.

— А за яблоко? — достаю из сумки припасенный на такой случай фрукт.

Увидев вкусненькое, конь покорно кивнул головой, позволил вывести себя из стойла и оседлать.

— У тебя красивый конь, — заметил Арланд. Я не сразу поняла, искренне он говорит или издевается надо мной. Потом стало ясно, что ему и вправду нравится Черт. — Весь рыжий… никогда таких не видел. Где ты его взяла?

— Красивый, да тупой, как пробка, и вредный, как леннай! А взялся откуда… Ну… скажем так, Дейк подарил в честь нашего знакомства. А твоя кобыла вся черная, прямо под стать тебе. Специально по цвету выбирал?

— Да. Я люблю черный.

— Заметно.

Во дворе нас уже ждали работодатели со своей телегой, запряженной двумя лошадьми.

— Привяжите своих коней к кольцу там, сзади, вот веревка, — кинул Арланду моток мужчина. — Незачем скотину зря напрягать. Вещи возьмите и на телегу полезайте, там места хватит. Путь предстоит неблизкий, но к рассвету добраться должны.

Переглянувшись, мы с Арландом сделали, как он сказал. Черт на прощание толкнул меня в спину мордой и ехидно заржал, мол, моя взяла и я тебя, тушу разжиревшую, не повезу.

Телега тронулась и мы поехали в неизвестном мне направлении. Чтобы, не дайте боги, мы не сбились с пути из-за темноты, я зажгла над головами лошадей светлячок, который освещал дорогу управляющему повозкой.

Размеренный шум конских копыт и тряска телеги постепенно начали меня убаюкивать, я уже думала положить голову на свою сумку и действительно попробовать поспать, как со стороны хозяев телеги послышались шорохи. Просто инстинктивно обернувшись, я увидела, что женщина, сидевшая до этого рядом со своим мужем, решила перебраться к нам. Она села в противоположном от Арланда углу телеги, прижав колени к груди и обхватив их руками.

— Что ты умеешь, инквизитор? — тихо спросила она, не поднимая на него глаза.

— Я экзорцист, изгоняю демонов и злых духов, — тут же ответил Арланд, выплывая из своих раздумий. — Но я прошел первые три курса, а они общие. Могу освятить место, прогнать или убить нечисть, отрезвить пьяницу и внушить ему отвращение к выпивке, могу немного лечить и воскрешать мелких животных, и, самое главное, я могу принимать исповеди и отпускать многие грехи.

— Не многовато ли для простого ученика? — удивляюсь. — Ты проучился только три года!

— Я не простой ученик, я лучший, — возразил Арланд.

— А болезнь определить можете? — спросила женщина. — Мы понять ничего не можем, что-то жуткое творится с…

— Молчи, Эргея! — прикрикнул на нее муж. — Пусть сначала посмотрят, а потом уже выводы делают. А то сейчас заранее сказок напридумывают, денег сгребут и убьют его сами, сказав, что спасти нельзя было.

— Валлен, какой же ты недоверчивый! — укоризненно покачала головой Эргея. — Они нам помочь согласились в такое время!…

— От них выпивкой за версту несет, — сплюнул на дорогу мужик. — Пьянчуги и не на такое согласятся, им деньги на выпивку нужны.

— Прошу простить, но если мы вас чем-то не устраиваем, то мы не навязываемся! — замечаю. — От вас, знаете ли, тоже не фиалками пахнет, но мы молчим и не жалуемся на этот чудесный душок конского навоза, окутывающий вас и вашу телегу.

— Мы коневоды, — объяснила женщина. — А вы на мужа моего не сердитесь, он просто очень переживает.

— Так что же у вас случилось? — снова спросил Арланд.

— Беда с родственником. Он чем-то заболел и, кажется, вот-вот уйдет от нас… — не договорив, женщина вновь всхлипнула и закрыла лицо руками. — Мы за священником ехали до ближайшего храма или церкви. Вы, инквизиторы, мертвых отпеваете?…

— Могу, — кивнул Арланд. — Но если вы верите в какого-то определенного бога, то, боюсь, могут возникнуть осложнения. Я не привязан к какому-либо божеству, потому не смогу отправить вашего родственника в услужение к одному из всевышних. Могу только успокоить его душу и указать путь до чертогов Кирика.

— Да что вы… нам бы чтоб умер спокойно, без мучений, и попал, куда следует. Мы люди простые, в делах таких не разбираемся, — вздохнула женщина, пряча заплаканное лицо в ладонях.

— А чем болен ваш родственник?

— Непонятно, — вздохнула Эргея. — Месяца три назад к нам в деревню один из вашей братии заезжал, болезнь тогда еще на обыкновенную хворь походила, но мы попросили на всякий случай знающего человека осмотреть. Так тот инквизитор сказал, что ничего уже нельзя не сделать, умрет через три месяца… прав оказался…

— Он за один осмотр все наши сбережения сгреб, — зло прорычал мужчина, подстегнув лошадей. — Мы надеялись, вылечит, а он что-то пробормотал, руками помахал, сказал, что не лечится, и ушел. Ворье бездушное! Так что учти, святоша, ты все получишь только после работы и пока не закончишь, я тебе даже кефир пить не дам, на воде держать буду!

— Я обычно не злоупотребляю такими напитками, но сейчас у меня что-то вроде отпуска, я и не надеялся найти в этих местах работу, — виновато объяснил Арланд, доставая с пояса флягу, обтянутую черной кожей и с серебряной крышкой. Открыв ее, он сделал несколько глотков и осторожно утер капли с тут же покрасневших губ. — Держите, выпейте немного, полегчает, — протянул флягу женщине. — Это святая вода.

— Спасибо… — пробормотала Эргея, прикладываясь к фляге так, как будто там было что-то очень крепкое.

— Постарайтесь уснуть, путь долгий, — проворчал Валлен, вновь подстегивая лошадей.

Вернув Арланду флягу, женщина закуталась в свою шаль и улеглась прямо на дно телеги, закрыв заплаканное лицо руками. Подумав, я предложила ей свой плащ, чтобы она не замерзла. Когда Эргея закрыла глаза, я украдкой прочитала над ней заклинание-заговор на хороший сон. На мне это не работает, а она пусть поспит спокойно. Бедняга, судя по всему, сильно измотана слезами и горем.

— Думаешь, ты сможешь им помочь? — тихо спрашиваю у Арланда, вернувшись к нашим сумкам.

— Я многое знаю о работе лекарей и священников, думаю, я смогу если не вылечить, то хотя бы успокоить душу, — кивнул инквизитор.

— Скажи, зачем ты к ним вообще подошел? — этот вопрос не давал мне покоя, но спросить я решилась только сейчас, когда шум от телеги и копыт заглушал мой голос и никто, кроме сидящего рядом Арланда, не мог его слышать.

— Я почувствовал то, что иногда чувствуют практикующие инквизиторы. С их семьей что-то не так, возможно, дело в проклятии или злом духе, — он сказал это совсем тихо, наклонившись к моему уху.

— Не думала, что ты готов броситься помогать первым встречным, — качаю головой.

— Почему? Я пошел в инквизиторы как раз для того, чтобы бороться с темной силой. Это моя работа и, если все получится, я буду заниматься этим всю жизнь.

— Все получится? А ты что, можешь и не стать инквизитором? — удивляюсь. Странно, раньше он никогда не говорил о том, что в его судьбе еще не все решено.

— Я собираюсь закончить обучение в Ордене раньше остальных, моих знаний более чем хватает для получения звания инквизитора и экзорциста и отправиться работать, — начал объяснять он. — Но мне нужно пройти последние ритуалы, которые окончательно сделают меня невосприимчивым к магии, помогут мне приспособиться к святой воде и многое другое, разное… Я попросил моих наставников провести со мной эти ритуалы раньше, потому мне дали мои последние каникулы, чтобы побыть с семьей. Не все выживают после ритуалов, потому, по правилам, все, кто может, перед ними уезжает на несколько месяцев к родным, — рассказал он, как ни в чем не бывало.

— Так ты можешь не выжить?…

— Не знаю. Скорее всего, я справлюсь, — он пожал плечами. — Я гораздо выносливее и сильнее, чем большинство моих соратников. Единственное, чего стоит опасаться, это что во мне обнаружат посторонние силы… но я скрывал их на протяжении трех лет. Думаю, пять шансов из семи, что я выживу, — сказав это, инквизитор полез в свою сумку. Немного порывшись в ней, он вытащил трубку и мешочек табака. Закурил.

— Твои родственники знают об этом? — обеспокоенно спрашиваю. Выходит, он приехал сюда на свое последние «прости»…

— Только Лорен, — он покачал головой. — Он близок к моим делам в Ордене. Хотя бы потому, что первые два года воевал с ними за мой титул… инквизитору не полагается быть графом, или купцом, или кем-то еще. Но дядя убедил их оставить меня Сеймуром и не придираться к моим «замашкам», — Арланд усмехнулся.

— Что же за замашки?

— Большинство из тех, кто идет в инквизиторы, это бедняки, которым или подыхать во дворах с голоду, или пожить хоть немного, но тепло и сыто в стенах Ордена. Другая половина учеников — взятые из приютов лишние дети, которых собирались выгнать. Добровольно туда идут немногие. То есть, все, что есть у кого-то из учеников, принадлежит Ордену, там не принято иметь что-то свое. Я же, мягко говоря, выделяюсь. У меня своя лошадь, свое оружие, своя одежда, свои деньги, дядя часто присылает мне гостинцы из поместья. К тому же, там были вещи, которые я не хотел делать… как, например, спать в комнате на шесть человек или мыться в общей бане. А так, благодаря влиянию дяди, мне выделили мою собственную келью с отдельной умывальной, разрешили носить перчатки, не снимая, и иногда выезжать за пределы аббатства, чтобы поохотиться или просто выгулять лошадь… Как ты можешь догадаться, любовью соратников я не пользуюсь, — он усмехнулся.

— Да ты, наверное, ничьей любовью не пользуешься, — замечаю, следя за трубкой, которую он, естественно, мне так и не предложил. — Тебя очень сложно понять и еще сложнее терпеть порой. Иногда кажется, что ты поставил перед собой цель путать людей: ты делаешь что-то, за что начинаешь тебя уважать, а потом тут же вытворяешь что-то ужасное и несуразное, что меняет все мнение о тебе. Вы с Леопольдом тут в чем-то похожи. Он тоже не плохой и вовсе не дурак, но иногда как нарочно говорит глупости, чтобы казаться идиотом. Ты, конечно, не кажешься дураком, скорее уж злобным озверевшем нелюдем… но лучше уж ты был бы дураком, на самом деле. Лео приятен даже когда чудит, а ты приятен… разве что когда спишь, так как в остальное время производишь впечатление то злобного зверя, то лицемера! — выговорив все на одном дыхании, останавливаюсь, чтобы перевести дух. Наверное, эта тирада была последствием долгого молчание. Теперь инквизитор знает, что я о нем думаю.

— У тебя та же проблема, — вдруг сказал Арланд.

— Что?… — такого ответа я точно не ожидала!

— Когда я впервые тебя встретил, мне тяжело было поверить, что ты ведьма, хотя я сразу узнал тебя по портретам, которые нам показывали в Ордене, — разъяснил он, покуривая. — Но потом я понял, что все не так просто, и, даже если ты кажешься иной, на самом деле ты способна на жуткие вещи и доверяться тебе опасно.

— На какие же такие жуткие вещи я способна!? Это я разве сначала спасала тебя из воды, а потом кидалась на тебя с мечом!?

— Нет. Но ты ведешь себя слишком странно. Зачем ты притворялась тогда в реке, что не умеешь плавать? Ты отлично не только плаваешь, но и дерешься под водой! Если честно, я думаю, ты хотела заманить меня одного на реку и скормить хищным рыбам, чтобы я не донес о тебе инквизиции! — черта с два, а ведь он прав… что еще он может обо мне думать после этого? Что я так вот запросто переборола страх воды и полезла плавать в реку? Я сама толком не понимаю, как это я так быстро всему научилась. Возможно, это как-то связано с моей памятью, но кто знает, в чем тут дело? — Хотя, с этим поступком мало вяжется то, что ты помогла Дороти.

— На самом деле я не уверена в том, правильно ли я поступила, когда поддержала Дейкстера, — признаюсь. — Да и Дейк мог согласиться оставить ей жизнь лишь потому, что она вселилась не в кого-то, а в тело его погибшей любовницы.

— На самом деле и я подозреваю, что все не так просто с этим привидением… — в свою очередь разоткровенничался Арланд. — Когда я был молод и игрался со своими силами, я случайно призвал ее через зеркало. На самом деле я хотел вызвать дух Маггорта, потому что думал, что он мог что-то знать обо мне. Но попалась Дороти. Возможно, я сделал что-то не так, и она наглоталась темной силы, потому так вела себя с Дейкстером. Я думаю, это было правильно, что вы оставили ей жизнь… в какой-то мере вы искупили мою вину и вину моего предка.

— Но тогда почему же ты ушел, раз счел наш поступок правильным?

— Из-за личной неприязни. Я до сих пор думаю, что это Маггорт — а Дороти его первая дочь — причина всех моих… особенностей. Ты бы поняла меня, если бы знала, что мне пришлось пережить по его вине.

— Ты злопамятный.

— Ты даже представить не можешь, насколько, — усмехнулся Арланд, выпустив дым из носа. — Но и ты не такая уж и душка, какой пытаешься казаться.

— Может, все-таки поделишься трубкой? — прошу, не выдержав. Последние минуты разговора я уже ничего вокруг не видела, кроме этой роскошной костяной трубки.

— Держи, — вдруг согласился инквизитор, протянув трубку мне. — Ты курить-то умеешь?

— Думаю, вспомню, — приняв трубку, осторожно затягиваюсь.

Дальше мы ехали, не разговаривая.

Изредка телега вздрагивала, наезжая на камни, тогда Валлен тихо бормотал ругательства. Арланд покуривал трубку и задумчиво смотрел куда-то вдаль прищуренными от удовольствия глазами, иногда давал трубку мне, Эргея тихонько посапывала во сне. Постепенно я начала засыпать, сама того не замечая. Очнулась от сладкой дремы я только тогда, когда Арланд вдруг задвигался и попытался изменить мою позу.

— Ты чего?… — едва сдержав зевок, пытаюсь отстраниться.

— Прости, я думал, что ты уснула, хотел уложить тебя на сумку, — виновато извинился он, отпуская меня.

— Нет, я не сплю, пока я это только планирую, и в ничьей помощи тут не нуждаюсь, — продолжаю смущать его пристальным взглядом.

— Тогда ляг на всякий случай вот так, чтобы я тебя потом не двигал. Мне так будет удобнее.

Приняв полностью лежачие положение, Арланд устроился на своей сумке, как на подушке, потом он уложил меня рядом, на моей, и укрыл нас обоих своим широким плащом.

— Так гораздо лучше, — решил инквизитор, прислонившись щекой к моей голове. — И за звездами наблюдать удобнее.

— Угу, — едва сдерживаю зевок.

Глянув на черное небо, усыпанное миллиардами блестящих пылинок, потом я уже не смогла отвести взгляд. Звезд было столько, что, казалось, небо просто подменили. Я надолго замерла, не в силах отвернуться от этой красоты. Теперь мы инквизитором вместе заворожено смотрели вверх.

— Бэйр, а тебе никогда не казалось, что звезды это другие миры? — вдруг тихо спросил Арланд, не поворачиваясь ко мне и продолжая смотреть вверх.

— Казалось, — киваю. Говорить ему, что я знаю, что это другие миры, вселенные, планеты, или не поверит?…

— А мне постоянно кажется, — мечтательно вздохнул Арланд. — Так хочется узнать, что там, как там… Иногда мне хочется уйти куда-нибудь туда, где бы я смог жить чуть-чуть нормальнее. Вдруг там есть мир, где неважно, насколько ты отличаешься от других, где тебя бы не пытались поймать за эти отличия…

— Думаю, ни в одном из миров это невозможно, — замечаю, поглядев на звезды, повернув голову, и попробовав понять, где там инквизитор увидел такие странные цивилизации. — Люди, нелюди… по-моему, стереотипы есть у всех. Если ты ведьма, тебя буду гнать отовсюду за что угодно, и неважно, какая ты на самом деле. Если ты выделяешься, тебя не примут в свои ряды.

— Мне все же хочется верить, что есть мир, в котором все совершеннее. Это дает мне какую-то надежду…

Немного обернувшись к инквизитору, я заметила, какое мечтательное выражение лица было у него при этих словах и какое восхищение плескалось в его черных глазах, отражающих зеркалами все увиденное инквизитором. Я невольно засмотрелась на этого маньяка. Несмотря на всю дикость своего двуличия, он не переставал мне нравится внешне.

— Совершенство, надежда… — задумчиво произношу, отворачиваясь от него и вновь смотря на небо. — У меня на родине многие думают, что иномиряне — это зеленые человечки с тонкими кожаными зелеными трубочками-ушами на огромной яйцевидной голове и с большими, на пол-лица одноцветными черными или синими глазами. А еще считается, что эти человечки летают на особых мерцающих кораблях-тарелках по небу.

— Ха-ха-ха! — искренне рассмеялся инквизитор — Какое странное представление об иномирянах! Почему же тогда не розовые черепахи на вилках или не синие кролики на подносах?

— Не знаю, — пожимаю плечами. — Так вот как-то получилось.

Мы снова замолчали, заняв все свое внимание разглядыванием неба. Каждый думал о своем.

Не знаю, о чем размышлял Арланд, но я почему-то думала именно о нем.

Одной своей частью я ни на минуту не перестаю опасаться его, но другой я чувствую, что он ближе ко мне, чем любой другой, даже ближе, чем Дейкстр. Странно, но только этот псих с маниакальными наклонностями действительно понимает меня, понимает, что я говорю и зачем… Не первый ли это звоночек о том, что мне пора серьезно задуматься о своей голове и при первой же возможности посетить какого-нибудь духовника?… Хотя, кто знает, кажется, все духовники этого мира происходят из ордена Белых сов.

— Слушай, а как там вообще в инквизиции? Что вы там делаете, как учитесь? Никак не могу себе этого представить. Может, просветишь меня? — вдруг решаю спросить у Арланда.

— То есть? Ты хочешь узнать, что мы там делаем?

— И как там все устроено, — киваю.

— Ну… мы учимся в самом главной здании ордена Белых сов. Само по себе это очень большое и достаточно богатое аббатство со своими территориями, деревнями и даже городами, которые подчиняются аббату. Таким образом белые совы не зависят от людских подаяний, как рыцари ордена Черного дракона, у нас есть свой доход с обширных земель, потому очень часто белые совы могут работать бесплатно — это, кстати, главное доказательство того, что инквизиторы не такие уж и вымогалы в большинстве своем. В Ордене готовят инквизиторов, клириков и паладинов, — это три основные направления, каждое из которых делится на десятки специализаций, иногда смежных. Например, лекарем может стать любой — и священник, и паладин, и инквизитор, но вот экзорцистом паладин быть не может, священник и инквизитор не могут быть божьими воинами, и только инквизиторы не способны быть жрецами. Так же, вопреки многим слухам, мы не служим какому-то определенному богу, как это был еще сотню лет назад. Инквизиторы могут быть и вовсе не привязанными богу — наши молитвы обращены к Абсолюты, существу, создавшему все миры. Священники же и паладины посвящают себя определенному богу. При этом священников и паладинов готовят так же в некоторых храмах, но инквизиторов — только у нас. Паладины служат законам своего бога, они редко поднимают меч на простых преступников, но зато они хорошие наемники — благословленные воины, как никак. Инквизиторы, как я, работаю постоянными судьями в городах или бродят по миру и восстанавливают равновесие. Священники же не могут драться, только быть жрецами, целителями и прочими подобными. Обучают нас в самом главном и самом большом здании. В нем есть три крыла, в которых находятся отдельные кельи для паладинов, монахов и инквизиторов. Поскольку нас всех не очень много, этого пространства хватает. Кроме жилых помещений там же у нас столовая, кухня, главный парадный зал, помещения для ритуалов, классы и аудитории. Кроме этого главного здания, у нас есть достаточно большой стадион, где проходят не только тренировки инквизиторов, но и экзаменационные турниры для паладинов. Но аббатство играет роль не только места обучения новобранцев, оно — сердце всего Ордена. В одном отдельном здании живут и работают наши ученые, занимающиеся не только разработкой и совершенствованием правил и законов для белых сов, но и судом над ними и особо опасными грешниками и черными магами. Есть жилища для работающих инквизиторов и паладинов, которые хотят отдохнуть или которым просто нужно подлечиться. Отдых, кстати, не может длиться вечно, только после пяти лет работы полностью здоровый паладин или инквизитор имеет право отсидеться год в Ордене, ну а больной это само собой, конечно. Так же прямо на территории аббатства, под зданием суда, находятся камеры. Инквизиторов несколько раз в год водят туда на практику.

— Тебя туда водили?

— Да.

— И что?

— Я после этого спать не мог, — честно ответил Арланд. — Меня, да и многих других, отпаивали успокоительными после первых трех раз. А потом я уже привык, стал хладнокровнее. Меня самого не заставляли ничего ни с кем там делать. Всем занимались только специально обученные люди, которые сами по себе ушедшие в отдельную ветвь священники… Эй, не бойся, там никого не пытают и не калечат! Обычно там изгоняют злых духов или пытаются усмирить особо буйных магов, но то, что там творится, выглядит ужасно. Ты можешь мне не верить, но некоторые маги, свихнувшись, похожи больше сдуревших животных, чем на людей. Иной раз я действительно не мог понять, почему их просто не убьют, чтобы не мучились…

— Ладно, но я, вообще-то, просила рассказать про обучение, а не про пыточные камеры!

— Ах, это… прости. Ну что тебе, расписание дня рассказать?

— Хоть так.

— Встаем мы около восьми утра, сразу идем на тренировки рукопашной, с мечом, с копьем и с арбалетом, это все около трех часов. Потом мы идем на обильный завтрак, а после завтрака начинаются другие занятия. Нас учат изготовлять снадобья и эликсиры, основам врачевания, законам равновесия, некоторым общим наукам, учат правильно петь и читать молитвы и благословления, но у священников, инквизиторов и паладинов есть еще свои отдельные курсы, так что к середине дня мы разбиваемся на группы по профессиям и идем к разным наставникам…

— Подожди, — перебиваю его. — Молитвы разве не к богам относятся?

— К богам, — кивнул Арланд. — Мы, инквизиторы, учим основные молитвы ко всем богам и к Абсолюту, а паладины и священники изучают их более углубленно. Ну так еще нас обучают разбираться в грехах, пороках и соответствующих им наказаниях, это самое главное. После занятий мы предоставляемся самим себе. Некоторые идут в библиотеки, где читают что-то дополнительно, некоторые бездельничать, а некоторые к мастерам. У нас в Ордене помимо всего прочего есть несколько мастеров, обучающие музыке, живописи и архитектуре. Занимающиеся у мастеров, часто потом направляются в другие, небольшие аббатства в качестве музыкантов при храме, иконописцев или архитекторов-мастеров. Такие мирно живут в аббатствах или же отдельных храмах как работники или учителя в мирное время, и как воины-защитники в военное.

— Так… у меня вопрос.

— Ну?

— Ты сказал, что инквизиторы могут отпускать грехи и принимать исповеди. Зачем это нужно, если есть священники?

— Инквизитор — это следователь, судья и иногда палач, подчиненный законам равновесия. Один странствующий инквизитор может заменить целое здание суда в городе. Если грешник захочет исповедоваться и попросить прощения за содеянное, то есть искренне раскается, я имею право его отпустить. То есть мне не надо будет тащить его к ближайшей церкви или храму. Ведь инквизиторы в основном работают не в крупных городах, а в глухих селениях, до которых не доходит стража и прочие.

— Да уж… сама я бы вряд ли догадалась, — вздыхаю. — Интересно у вас там все… Я знаю об инквизиции совсем другое.

— Так было не всегда. Когда-то мы подчинялись одному богу — Клевору. Он велел жестоко казнить всех грешников, чья вина хоть немного дотягивает до средней тяжести. К грешникам он относил так же и иноверцев, тех, кто не верил в него и еще двух богов. Все нелюди и маги причислялись к иноверцам и, если они не пожелают стать монахами, инквизиторами или паладинами при нем для искупления своего греха, их ждала смерть. Но потом появился на земле серафим Клевора, изгнанный богом на землю, и стал диктовать новые правила и законы, якобы, от самого бога. При нем многое изменилось, многие маги и нелюди смогли вздохнуть с облегчением, люди перестали бояться духовных лиц… но вот иноверцев по-прежнему не одобряли. Их больше не принуждали отречься от веры и платить за грехи, но к ним относились достаточно холодно. Они не могли получить помощи в храме или церкви, их не могли обвенчать и даже похоронить по всем правилам, если они погибли на чужбине, где нет их родственников. Это длилось лет семьдесят, а потом серафим куда-то пропал, и уже через первые десять лет после его исчезновения все старые порядки вернулись и на этот раз некому было это останавливать. Так продолжалось до недавнего времени, до последнего Похода Предателя. Буквально двадцать лет назад появился некто, кто начал собирать огромную армию из всех угнетенных «иноверцев» и пошел на план богов, чтобы уничтожить Клевора. Несколько лет армия была на плане богов, а на земле все затихли в ожидании, прекратились работы многих храмов и церквей. Когда же армия спустилась с радостной вестью о том, что Клевор мертв, люди и нелюди как с ума походили от счастья. С тех пор не существовало больше Святейшего ордена, служившего Клевору, появился орден Белых сов. Насчет названия — весть о том, что Клевор мертв, нам принесла белая почтовая сова. С тех пор все сильно поменялось. Теперь Орден действует по куда более справедливым принципам и не позволяет какому-либо богу захватить абсолютную власть над народами, возвыситься над прочими богами. Наша задача — поддерживать равновесие. Сейчас среди сов не осталось ни одного, кто когда-то служил Клевору. Там работают другие люди, мы подчиняемся другим законам и призваны уничтожать то, что раньше влекли за собой наши предшественники… Так что большинство сплетен о нас — это пережитки мнения о Святейшем ордене.

После рассказанного я, находясь под впечатлением, еще долго не могла ничего сказать.

— Ты спишь уже, что ли? — удивленно спросил инквизитор.

— Да уж, уснешь тут после такой сказочки на ночь, — вздыхаю. Теперь ясно, чему на самом деле учился Арланд и что вообще представляет из себя этот орден Белых сов. Что-то вроде гигантского университета для священнослужителей, особого рода военных и юристов. — Потрясающе… Какая история!

— Нам ее еще в первый год обучения рассказали на уроке истории Ордена… Но, вижу, ты уже устала. Что ж, тогда давай спать? — без лишних вопросов предложил Арланд.

Он полностью укрыл нас обоих своим плащом, устроился немного поудобнее и, видимо, начал засыпать.

* * *

Проспала я немного, уже через три часа Арланд меня аккуратно растолкал. Эргея еще спала, укутавшись в плащ, а солнце и не думало показываться, только небо начинало светлеть. Я недоуменно посмотрела на инквизитора, разбудившего меня по неизвестным причинам.

Арланд указал на местность вокруг, в темноте я смогла различить дома вдали. Мы подъезжали к деревне.

Проехав по спящим улицам, мы остановились возле одноэтажной бревенчатой избушки с сараем и хлевом неподалеку. В маленьких окнах не горел свет, значит, нас никто не ждал.

— Отведите коней в сарай и привяжите, возьмите вещи и заходите в дом, — велел Валлен, осторожно беря жену на руки. — Ждите в сенях, я приду и скажу, где вам устроиться.

Мы с Арландом тихо, не издавая лишних звуков, слезли с телеги и отвязали лошадей.

Черт не стал упрямиться и сразу пошел за мной к сараю, где я его и оставила.

— Жутковато, — заметил Арланд, подходя к крыльцу.

— Согласна, — киваю, ступив на душераздирающе скрипящую доску.

Мы зашли в сени, где были сложены различные тяпки, грабли и прочие орудия труда. На лавке стояла небольшая деревянная кадка, в ней лежало еще мокрое белье. Видимо, хозяева уехали быстро… боялись опоздать?

Мы с инквизитором постояли некоторое время в сенях, потом к нам вышел Валлен со свечой в руках.

— Идите за мной, — велел он и направился вглубь дома.

Хозяин провел нас на кухню и велел положить сумки под широкую лавку у печки.

— Садитесь за стол, чем смогу, уважу, — буркнул он и полез в погреб.

Когда Валлен вылез, в руках у него был горшок с чем-то съедобным.

— Черт, печку надо топить, подогревать…

— Давайте я, — предлагаю. — Я в два счета подогрею.

— Как это, интересно знать? Голыми руками? — он с сомнением посмотрел на мои когти.

— Именно, — киваю, принимая горшок.

Пока я подогревала горшок магическим огнем, Валлен достал деревянные миски и кружки, в кружки налил… судя по запаху, квас.

— Итак, — начал он, когда еда была разложена по тарелкам, а квас разлит по кружкам. — Теперь поговорим.

— Я внимательно слушаю, — кивнул Арланд.

— Дело касается моего младшего сына. Он резвый, веселый мальчишка, матери по дому помогает, за мной хвостом ходит, братьев слушается, лошадей уважает… Мы все в нем души не чаем. Но три месяца назад он начал проявлять характер. Вроде, взрослеет парень, нормально, повредничает, похамит, со всеми бывает. Но он как-то очень резко переменился. Стал матери выговаривать, что прям до слез, с братьями начал драться, побил как-то нашу лошадь, мне перечить научился… Все бы ничего, но то он тихоня, то куролесить начнет. А три месяца назад у него что-то со здоровьем началось. Лежит утром на своем месте, не встает. Мы его всей семьей будили, а он только слабо отнекивался и говорил, что слаб слишком, встать не может. На следующий день он был бодр и весел, как обычно. Через неделю все повторилось, потом стало происходить чаще. То он спал, как убитый, то с жаром мучился, то его рвать начинало, то встанет, жив-здоров, и работать пойдет. Инквизитор тот сказал, что не знает такой болезни и, обычно, при неизвестных болезнях умирают через три месяца. Последние недели… — Валлен запнулся, опустил глаза вниз, выпил квасу и только после продолжил. — Последнюю недели он не встает с кровати, не ест, почти не говорит, ходит под себя, как дитя неразумное, бредит, просыпается редко, минут на десять в день… Истощал совсем, мы его бульоном кормить пытаемся, да он и этого пару глотков в день сделает и опять уснет. Мы думаем, скоро он нас оставит… Бедный мальчик…

Не выдержав, Валлен закрыл лицо руками. Когда он убрал руки, в свете свечи было видно только покрасневшие глаза.

— Могу я осмотреть его? — попросил Арланд.

— И я.

— Вы что, целители? Может, лекари? Священники? Жрецы? Что вы можете сделать, пара бродяг? — вздохнул он.

— Гхм. Бэйр, Ведьма с Великих равнин, будем знакомы, — протягиваю руку Валлену.

— Та самая?… — поразился хозяин, машинально пожимая мне руку.

— Та самая, — киваю. — Мой знакомый — лучший ученик своего Ордена. Если сможем, поможем, если ничего не получится, извиняйте.

— А вы нам что, помогать будете?

— Да. Только тссс! Никому не говорите, испортите мне репутацию! — прикладываю палец к губам. — Теперь можете проводить нас к мальчику?

— Да… конечно. Пройдемте за мной.

Валлен отвел нас в одно из немногочисленных комнат.

Свечка осветила голые стены, пол и широкую лавку у стены, на которой, укутанный в перьевое одеяло, лежал больной.

Подойдя поближе, мы с Арландом различили в чертах бледного исхудавшего лица мальчика тринадцати лет. У него были рыжеватые, как у матери, волосы, и уже проглядывался орлиный нос отца. Если бы не мертвенная бледность и худоба, мальчика можно было бы назвать очень красивым.

Ребенок, как почувствовав наше присутствие, слабо задвигался и приоткрыл глаза.

— Пап?… — тихо позвал он. — Ты?

— Я. Ты чего-нибудь хочешь? Чувствуешь себя как? Я нашел ведьму и какого-то инквизитора, они обещали попытаться тебе помочь. Ты потерпи, скоро выздоровеешь! — сказал Валлен, сев на край кровати и наклонившись к мальчику.

— Ведьму? Настоящую?

— Самую настоящую, — киваю, опускаясь на колени перед кроватью, так, чтобы ребенок мог меня видеть. Немного подумав, зажигаю неярко светящийся шарик зеленого света.

— Ведьма… Па, пить хочу.

— Сейчас сынок, сейчас принесу, — закивал Валлен и вышел из комнаты.

— Ведьма… — мальчик позвал меня, как только его отец вышел. — ты меня закопай поглубже и цепями обмотай… хоронить когда будешь… Я сны вижу, как людей убиваю… Я проклят…

— Может, еще удастся тебя вылечить, — твердо сказал Арланд и подошел поближе к кровати.

Вытянув руки над телом мальчика, он закрыл глаза и нахмурился.

Никаких световых эффектов на этот раз не было, но в воздухе появилось ощутимое напряжение, от которого мне сдавило горло и глаза заслезились.

Минуту Арланд водил руками над ребенком, потом пришел отец, звук его шагов отвлек инквизитора и тот сбился, но потом продолжил.

— Что такое? — спросил у меня Валлен.

— Подождите, — делаю ему жест рукой, чтобы не отвлекал инквизитора.

Когда Арланд закончил что-то проверять, он повернулся ко мне и к отцу.

— Выйдем, — сказал он, направившись вон из комнаты.

Мальчик опять уснул, потому мы с Валленом покинули комнату.

— Кажется, тот инквизитор оказался прав, — виновато начал Арланд. — На вашем сыне сидит какая-то зараза, которую ни лекари, ни магия, ни святая сила снять не могут. Разве что отыщется где-нибудь рядом леннайский друид или старая ведунья. Я попытаюсь ему помочь, буду изгонять эту дрянь своими силами, но, боюсь, это только отсрочит смерть.

— И что же это, совсем ничего не сделаешь? — спросил отец мальчика убитым голосом.

— Можно, но для этого нужны особые силы, — объяснил Арланд. — Я ими не обладаю.

— Может, мне попытаться? — предлагаю. Кажется, если дело в проклятии, я сумею разобраться. — Мальчик что-то говорил про проклятия. А это по моей части… отчасти.

— Он всегда, когда у него бред, бормочет что-то про проклятия и про то, чтобы в цепи его заковали, когда хоронить будем, — кивнул Валлен. — Он всегда это говорит.

— Может, это что-то значит? — предполагаю.

— Вряд ли, — покачал головой Валлен. — Когда в себя приходит, не помнит ничего, что говорил, и уверяет, что не проклят и что с ним все в порядке, просто болеет.

— Надо все равно проверить, — настаиваю. — Вы сможете оставить меня в комнате мальчика одну?

— Если это необходимо… — нехотя кивнул отец.

— Мне нужны мои вещи.

— Бери.

Взяв свою сумку, я зашла в комнату и плотно закрыла дверь.

Создав небольшой светящийся шарик, подхожу поближе к кровати, сажусь на пол и начинаю копаться в сумке в поисках дневника Маггорта.

Найдя тетрадку, раскрываю ее, жду пока она «загрузится», выдав мне все классическое предупреждения, потом спрашиваю.

— Как снимать проклятия?

На странице появились буквы, сложившиеся во фразу: «Спросила у меня потомственная ведьма».

— Мне не до смеха, ребенок погибает! — шепотом ругаюсь на дневник.

«Проклятия бывают разными. Есть от современных ведьм, есть такие, которые происходят с эпохи Повелителей, древнейшие. Проклятия настоящих ведьм можно снять, а вот древнейшее можно уничтожить только убив ведьму, потому что проклятие связано с ней и существует за счет ее жизненной силы».

— И как их определить?

«По-разному. Обычно это чувствуется. Попробуй заглянуть в ауру проклятого и посмотреть, что там».

Убрав дневник в сумку, я встала и наклонилась над кроватью мальчика.

Закрыв глаза, я осторожно перешла на другой уровень зрения.

Тут же передо мной засверкала сеть из переплетенных разноцветных нитей, образующих что-то вроде кружевной салфетки.

Внимательно всмотревшись в симметричные узоры, я сначала не заметила ничего подозрительного. Да, по аурам я читать не умею не на том уровне, на каком стоило бы, но если с этой что-то не так, наверняка я это пойму.

Внимательно оглядев все, я все же обнаружила кое-что странное. Небольшой бледно-розовый узелок, где-то ближе к краю, выглядел достаточно подозрительным.

Я постаралась дотронуться до него, но мои руки ничего не изменили, я их чувствовала, но для окружающего мира их как будто не существовало.

Тогда я попробовала направить на этот узелок магическую силу с правой руки. Он задрожал и засветился ярче. Испугавшись, что делаю что-то не то, я перестала направлять магическую силу и попробовала с левой рукой, которая, вроде бы, антимагическая.

Узелок как будто испугался, замерцал, становясь все мельче и мельче. На этот раз я почему-то не побоялась продолжать и «поедала» что-то из узелка до тех пор, пока он не стал максимально маленьким и «непитательным». После этого я еще раз осмотрела ауру и заметила аналогичный узелок в другом ее краю, но этот узелок был гораздо мельче предыдущего, я не стала его трогать. Поискав еще, я нашла три розоватых узелка, расположенных абсолютно хаотично, что противоречило симметричной основе ауры. Все узелки были маленькие и брать из них было нечего. Но и уничтожить их никак не получалось, они как будто были частью ауры, плетения которой невозможно разорвать, не убив, а если и возможно, то я не знаю, как. В случае с Дороти я все же работала с уже «надрезанной» болезнью аурой, а тут мальчик жив и, в общем-то, здоров, аура у него целая, но только кое-где с вредными отростками.

Вернувшись на нормальный уровень зрения, я посмотрела на мальчика. Он пока спал.

У меня появились сомнения насчет того, не сделала ли я еще хуже для него. От этих мыслей у меня у самой голова закружилась и в жар кинуло… Или это не от мыслей?

Пошатнувшись, я добровольно села на пол, чтобы меня туда не кинула дурнота.

Шли секунды, а лучше мне не становилось, скорее наоборот, хуже.

— Что же я натворила? — спрашиваю саму себя. — Надеюсь, это что-то вроде «несварения» у моей прожорливой руки, а не проклятие, которое я случайно взяла на себя по дурости…

Посидев еще немного, я все же встала, взвалила на плечо сумку и вышла из комнаты, опираясь о стены.

— Что там? — обеспокоенно спросил Валлен, когда я вошла на кухню.

— Не знаю, ждем результаты анализов, — невесело улыбаюсь.

— Чего? — не понял мужик.

— Ждем.

— Бэйр, ты в порядке? Выглядишь ужасно, — заметил Арланд.

— Не очень, — честно отвечаю, неуклюже сев на лавку. Голова вновь закружилась, захотелось упасть куда-нибудь.

— Где нам можно устроиться? — спросил инквизитор у Валлена. — Думаю, моей подруге нужно отдохнуть.

— Ах, конечно… Простите, комнат свободных у нас нет. Если на печке вас устроит, заночуйте там.

— Это лучше, чем в сарае, — согласился Арланд. — Вы, может, пойдете?… Мне стоит осмотреть Бэйр…

Убрав мою сумку под лавку у печки, он помог мне подняться и забраться на нашу своеобразную кровать.

Завалившись на одеяло, я закрыла глаза и почти тут же провалилась в нездоровый и беспокойный сон. Что со мной вытворял инквизитор за это время, я так и не узнала.

* * *

Кто-то совсем рядом громко вскрикнул, разбудив меня. С трудом открыв глаза, я огляделась вокруг, пытаясь понять, кто кричал.

Посреди кухни стояла женщина в одной только ночной рубашке и в чепчике, из-под которого выбивались пряди рыжеватых волос. Приложив ладони к губам, она смотрела широко раскрытыми глазами на тощего мальчишку, одетого в слишком большую для него рубашку и штаны.

Несколько секунд двое молча стояли, а потом женщина вновь закричала. Точнее, она просто очень взволнованно говорила, но после полной тишины это казалось криком.

— Сынок!… - дрожащим голосом позвала она, а потом кинулась к мальчишке, обняла его, заплакала, стала целовать и гладить сына по голове. — Живой, мой хороший!… Солнце мое!… Лисенок мой!…

Я начала просыпаться, а со мной и моя голова. Вспомнилось, откуда взялись эти два незнакомых человека и эта незнакомая комната. Я на кухне дома, куда приехала кого-то отпевать вместе с инквизитором, а передо мной сейчас стоят женщина по имени Эргея и мальчик, над которым я вчера колдовала. Что ж, это хорошо, что с ним все в порядке…

Не успела я додумать мысль, как из глубины дома послышался жуткий топот, как будто сюда спешил табун лошадей.

На кухню вбежали двое широкоплечих детин в одних только льняных штанах, и Валлен — единственный полностью одетый.

— В чем дело? — сурово спросил отец семейства. — Кто кричал?

— Маам… — протянул некто в объятиях женщины. — Мааам, я есть хочу… Ты меня сейчас задушишь!…

— Ну что ты мое солнышко! Как можно? Объятия матери только сил придают, никак не душат! — наставительно сказала Эргея, и не думая отпускать своего сына. — Валлен, наш мальчик выздоровел!

— Хога, как ты себя чувствуешь? — гулким голосом спросил один из старших сыновей. Огромный детина с гривой темно-рыжих волос, кудрявой бородой и медной серьгой в левом ухе… я аж засмотрелась на это чудо деревенской природы. Настоящий Добрыня Никитич.

— Голодный я, — пискнул ребенок. Эргея расцеловывала и тискала свое чадо так долго, что я невольно поразилась выдержке мальчугана. — Мам, ну отпусти!

— Не перечь матери!

— Эргея, в самом деле! У него усы скоро появятся, а ты его все как грудничка! — возмутился Валлен. — Сказано тебе: мужик есть хочет! Живо к печке и готовить, женщина! У нас вон, гости дорогие! Это они наколдовали-начаровали вчера, надо их отблагодарить! Да ты спускайся, дорогая, спускайся! А этот пускай спит пока, — Валлен посмотрел на меня, а потом кивнул на Арланда. Я спросонья соображала туго, потому вместо ответа только молча похлопала глазами, переводя взгляд с Валлена на его впечатляющих сыновей.

— Мы вас не съедим, — оскалился тот из старшеньких, который был в папу. Черные волосы в косах, борода в совсем маленьких косичках, на лбу кожаные ремешок и в ушах серьги из желтой меди. Улыбка этого жуткого человеческого аналога Карвиэра лично у меня вызвала неприятную дрожь в животе.

— Доброе утро, — неуверенно киваю, смотря вниз и раздумывая, как бы мне спуститься с печи.

Дело в том, что внизу на лавке спал Арланд, причем спал непробудным сном. Пока он там, я не могу спуститься и при этом не отдавить ему чего-нибудь жизненно важного.

— Арланд, подъем! — кричу инквизитору. Никакого результата.

— Да пусть спит, не трогай его, — нахмурился Валлен. — Давай, я тебе помогу слезть.

Осторожно, ухватив меня за талию, он снял меня с печки и поставил на пол. Казалось, Валлен совсем не почувствовал моего веса, как будто я была маленьким ребенком, а не взрослой почти сформировавшейся лошадкой.

— Иди умойся и завтракать приходи, — велел хозяин. — После об оплате поговорим.

— Об оплате? — удивляюсь. — Но… я не знаю точно, здоров ли ваш сын.

— То есть как это, не знаешь? — нахмурился Валлен.

— Мне и моему другу нужно еще раз его осмотреть, хорошенько разобраться. Думаю, пока рано говорить об оплате, — объясняю. — Да и стоит ли? — неуверенно смотрю на мальчика. — Ни я, ни Арланд, в деньгах особенно не нуждаемся.

— Я еще болен? — подбежал ко мне мальчик. Эргея ушла одеваться и все же отпустила его. К счастью, она этого разговора не услышала.

— Не знаю, точно, надо проверить… — начинаю говорить, но, посмотрев на Хогу, замолкаю. Он пялился на меня такими обеспокоенными глазенками, что пугать его дальше я не решилась.

— Со мной что-то не так?… — растерянно спросил ребенок, оглядывая себя.

— Н-ничего… — отвечаю, помедлив. — Просто… ничего.

— Так что с ним? — повторил вопрос Валлен, жестом велев сыну выйти из кухни.

— Я не знаю. Может, и вправду проклятие, — я неуверенно пожала плечами. — Я думаю, нам стоит поговорить об этом позже. Вы сказали, у вас можно где-нибудь умыться? Где?

— В самом деле, Валлен! Видишь, девушка и глаза-то толком после сна не открыла, а ты налетел со своими вопросами! — заметила появившаяся не пойми откуда Эргея. Теперь она уже была одета. — Иди, Нольг, проводи гостью до колонки, — велела она одному из своих старших сыновей.

Я вышла из дома вслед за этим Нольгом. Не смотря на время — примерно десять утра, — на улице было холодно, с травы еще не сошла утренняя роса. Посмотрев по сторонам, я поняла, что все еще хочу спать.

— Идешь? — недовольно спросил Нольг, обернувшись.

— Сейчас. Не босиком же идти, — отвечаю, натягивая сапоги и стараясь не уснуть при этом сложном занятии.

Все как-то слишком быстро с самого утра закрутилось, голова пока не на месте, а думать ей и делать что-то уже надо… совсем я себя извожу, когда вернусь в поместье, обязательно устрою себе разгрузочный день!

По пути я попробовала собраться с мыслями и хотя бы придумать несколько версий того, что произошло, чтобы позже было, из чего исключать.

Итак, я вчера что-то сделала с Хогой, предположительно, высосала из тех странных, грубо говоря, шариков, какую-то дрянь. Причем эта «еда» вызвала у меня определенное «несварение». Но через несколько часов мы с Хогой оба чувствуем себя прекрасно. Что же это все значит?

Вряд ли я его полностью вылечила, наверняка те штуки на его ауре вырастут вновь и тогда мальчик снова сляжет. Только вот меня уже рядом не будет и некому будет его спасать.

Вывод: надо как-нибудь убрать непонятные образования у Хоги и проверить, не появились ли они у меня после того сеанса.

Новый вопрос: как это сделать?…

— Вот колонка, вот ведро, вон там полотенца и мыло, — объяснил Нольг, приведя меня к колонке. Его низкий голос вывел меня из мыслей.

Растерянно кивнув, я осмотрелась вокруг и действительно заметила колонку, а рядом с ней столбик, где на крючке висело полотенце и подобие мыльницы над ним.

— Спасибо…

— Не за что.

Нольг поспешно удалился, оставив меня одну на заднем дворе.

Машинально проводив взглядом его медвежью фигуру, начинаю умываться.

Холодная вода, коснувшаяся изнеженной сном кожи, мгновенно привела меня в чувства. Сонливость как рукой сняло.

Умывшись, я набрала в сложенные лодочкой ладони немного воды и вылила ее себе под рубашку для большего эффекта. Возвращаясь в дом, я продолжила думать над тем, что же делать с этим Хогой.

В первую очередь нужно посоветоваться с Арландом. Он должен хоть в чем-то разбираться, раз сам какая-то невероятной крутости нечисть, умеющая воскрешать. Да, именно, нужно посоветоваться с ним, а потом уже загружать свою голову и вешать лапшу на уши нашим нанимателям!

— …Сегодня надо бы лошадей проверить. Хога, поедешь с нами? — на кухне я застала какой-то семейный разговор.

— Валлен, ты что, последний ум потерял!? — возмутилась Эргея, взмахнув половником. — Он же только что выздоровел, а она еще сказала, что не уверена! Ему нельзя напрягаться.

— Мам, но я хочу поехать! — заканючил пацаненок.

— Не перечь матери, Хога! — осек его отец.

— Все, все за стол и молчать, а не то получите ложкой по лбу! — пригрозила Эргея.

Эргея удивительно быстро приготовила завтрак, от печки уже пахло чем-то съедобным. У меня в животе заурчало.

— Вот скажи, можно ему на пастбище или рано еще? А то этот вон чего удумал! — тут же затараторила хозяйка, когда заметила, что я вернулась.

— Лучше оставьте его здесь, — неуверенно решаю, посмотрев на Хогу, уплетающего кашу из миски со скоростью и жадностью оголодавшего ребенка из Сибири.

Кинув взгляд на лавку, замечаю, что Арланд все еще спит. Сейчас с ним ничего не обсудить… жаль.

— Присаживайся, я и кашки уже наложила! — гостеприимно улыбнулась мне Эргея, указывая на место напротив себя.

Сев, я робко взяла ложку и посмотрела на всех вокруг. Есть уже начали, значит, никаких особых традиций, таких как «без отца за стол не садимся», «без гостей есть не начинаем», «мужчины отдельно, женщины отдельно» и прочие не соблюдаются. Это успокаивает, потому как я этих местных традиций почти не знаю.

Во время завтрака никто не разговаривал, потому поели все быстро. Арланд соизволил пробудиться только тогда, когда я начала помогать Эргее убирать грязные тарелки.

Сладко потянувшись, инквизитор грохнулся с лавки, вскочил, как ошалелый, и начал озираться вокруг бешеными глазами. Поняв, где находится, Арланд опустился на лавку и тяжело вздохнул.

Все, кто остался на кухне, громко засмеялись, в том числе и я. Инквизитор виновато улыбнулся, встал и подошел к нам.

— Простите, если напугал, — извинился он.

— Садись, сейчас завтракать будешь, — улыбнулась Эргея и отправилась к горшку, стоящему на печке. В нем были остатки каши, которые она выскребла в миску и подала инквизитору.

Пока Арланд ходил умываться и завтракал, я помогала Эргее мыть посуду у колонки на заднем дворе. Грязных тарелок и горшков там скопилось удивительно много. Видимо, это еще со вчерашнего дня, а то и с позавчерашнего… Наверняка всем было не до посуды, когда младший член семьи был в таком состоянии.

За этим якобы исключительно женским занятием мы с Эргеей разговорились, я постаралась узнать у нее что-нибудь важное.

— А ты, мне муж сказал, та самая Бэйр? — начала она.

— Да, — нехотя признаюсь.

— Я не много о тебе слышала, но судя по тому, что ты вылечила моего мальчика, добра в тебе не меньше, чем зла, — рассудила она. — И среди ведьм ведь бывают исключения, как и среди людей, не так ли?

— Бывают, наверное, — пожимаю плечами. Уж вряд ли я отношусь к тем исключениям, которые претендуют на звание добрых волшебниц. — Вы о сыне лучше расскажите, чем больше я буду знать, тем быстрее окончательно избавлю его от… болезни.

— А что же рассказать?

— Происходило ли что-нибудь необычное перед тем, как он заболел?

— Да нет, ничего такого… То есть, происходило конечно, но к моему мальчику это никак не относится.

— Может, расскажете?

— Это… это касается другого моего сына и, может, меня. Но вряд ли как-то относится к ребенку, — продолжала упрямиться женщина.

— Но что же именно произошло?

— Да обычно все. Обычно, как не знаю что! — она раздраженно всплеснула руками, разбрызгав воду в деревянном тазике. Видимо, эти воспоминания были не самые приятные. — Муж мой умница, красавец, работяга, детей любит, к лошадям так подойти умеет, как никто не сможет, животные его любят и слушаются, они — кормильцы наши, вот мы и живем богато. Конечно, всем вокруг завидно! — усердно вытерев тарелку полотенцем и положив ее в корзину, Эргея продолжила. — Дети у нас все парни, старшие — мужики уже здоровые, крепкие, ладные все в отца. Самые завидные женихи в деревне, за них все девки чуть ли не косы друг другу дерут. А Хогу мы в академию учиться отправим на следующий год, сбережения-то у нас есть, а если и не хватит, так есть три жеребца, за них и графья наши по двести тысяч золотых отдать не пожалеют за каждого… Мы хорошо живем, всех соседей зависть аж на части разбирает! Нам то забор дегтем обмажут, то кур напугают, те нестись перестанут, еще как-нибудь нам навредить пытаются, у самих-то нет ничего! — теперь она говорила, уже не таясь, распалялась все больше и больше. — Как дети малые! Как я отвернусь, так давай обо мне небылицы рассказывать, а как что понадобится, так «соседушка, милая!». Вечно со своими проблемами ко мне ходят, а я, дуреха, и помогаю обычно зачем-то, как будто своих забот мало… Недавно пришла тут одна, противная такая, мерзкая! И как я ее за забор-то пустила? Молодая девка, ладная такая, да не замужняя, говорит, значит, нахалка: я, мол, вашего сына люблю до смерти, жить без него не могу, да он, упрямец, все не смотрит на меня, образумьте уж его или дайте родительское наставление, велите меня в жены взять. А сама злая такая, колючая, холодная, как не знаю кто! Как я могу свое дитя родное такой отдать? Если бы еще девушка хорошая была, то еще можно бы, мне и самой уж внуков хочется… да вот хорошая бы не пришла проситься. Уж хорошую мои сыновья не проглядят, сами под венец потащат. Я ей так и сказала, иди, говорю, подобру-поздорову, и чтоб у ворот наших я тебя больше не видела. Она и ушла вся разобиженная…

— А не могла это быть ведьма или ведунья, скажем? Может, это она что-то навела на Хогу из-за обиды?

— Да брось! — отмахнулась Эргея. — Ведьмы они с головой дружат, это же не простые девицы. Ведьма она любить не умеет и унижаться ради мужика никогда не станет, приворожит его скорее. А это какая ведьма? Так, девка простая…

— По себе знаю, ведьмы очень даже с головой не дружат, — возражаю. — А любовь может каждому крышу снести, да так, что деревни выжигать начнешь, не то что проклятиями на право и на лево кидаться… Кто эта девушка? Откуда она? Думаю, мне нужно с ней поговорить.

— Да откуда ж я знаю, кто она такая? — удивилась Эргея, вытирая мокрые руки о фартук. — Не из нашей деревни, это уж точно. У меня из дома-то уезжают только муж, да сыновья, я сама и за забор не каждый день выйду, так, до конюшни иногда дойду только и обратно.

— А кроме прихода этой девушки ничего больше не случалось?

— Да нет… — пожала плечами Эргея. — Кобыла вон рожать собирается, цыпленка кот задушил, дурак эдакий, соседки мне кости перемывают, зла на них нет, на собак бессовестных… Да как обычно все. А девок к нам таких на недели по пять штук заглядывают, все за сыновьями следят, да хихикают… Эх, да что с них возьмешь, с девок-то? Эта вот только особо наглая оказалась!

— Ясно. Значит, я пойду, поговорю с вашими сыновьями. К которому она в невесты просилась?

— К Нольгу, вроде… или к Яру? Не помню уже. Ты тогда поторопись, они уедут скоро, а тут я сама все домою.

— А где они?

— На конюшню уже должны были отправиться. Вон калитка, за ней тропинка до самой конюшни, — она махнула мне на поле за домом.

Покивав, я отправилась туда.

На заднем дворе действительно была калитка, ведущая на узенькую дорожку посреди огромного поля. Дорожка вела к конюшне, которая была не так уж и далеко от деревни.

В голове мелькнула мысль о том, что если они уже сейчас уезжают проверять лошадей на пастбище, то я их не застану и мне придется провести здесь еще один лишний день. Лишний день не пойми где в компании Арланда… Нет уж.

Я побежала по дороге со всей возможной скоростью.

— Эй, стоп! Не уезжайте! — останавливаю мужчин, которые уже сели на лошадей и отъехали от конюшни. Я все же успела! — Стоять!

— Что такое? — удивленно спросил Валлен, останавливая и разворачивая свою лошадь.

— Мне нужно поговорить с одним из твоих сыновей, — дыхание было прерывистым, легкие покалывало… нет, так я себя точно загоняю!

— С каким именно? — уточнил он.

— Мужики, на прошлой неделе к вашей матери приходила одна девушка и просилась за кого-то из вас замуж… — объясняю, хватаясь за грудь и садясь на ближайшее бревно. — За кого?… — смотрю на троих богатырей, возвышающихся надо мной на могучих конях.

— Это, наверное, к Нольгу. Он сам с девицами не разговаривает. Боится! — засмеялся черненький. Кажется, Яр.

— Мать что-то говорила об этом… Да, это из-за меня та девушка приходила, — припомнил Нольг, неуверенно почесав рыжую бороду.

— Вот ты мне и нужен.

— Зачем это? — не понял детина.

— Поговорить о полюбовнице твоей.

— Так, подождите! — прервал нас Валлен. — Это какая-такая деваха просилась замуж за моего сына и почему ведьма уже знает, а я еще нет!? — возмутился он.

— Батьк, вы езжайте! Я тут останусь, матери помогу, с этой вот поговорю! — махнул Нольг в сторону, куда вела дорога. Там, видимо, и находилось пастбище.

— Ну, как знаешь, как знаешь. За Манькой последи, она уже на сносях, да за Хогой приглядывай, а то еще озорничать начнет, пострел! — велел Валлен и пустил свою лошадь вперед по дороге.

— Ну давай, пошли, — вздыхаю, направляясь обратно к дому. Дыхание после бега уже пришло в норму, но сердце еще бешено колотилось. Не смотря на все прелести этого мира, подвижный образ жизни заканчивается для меня ездой на лошади и спортивной подготовки по-прежнему никакой… оно, наверное, плохо, но сил работать над мышцами у меня просто нет.

— Куда ты? Коня надо отвести, — буркнул Нольг и побрел к конюшне. Я последовала за ним.

Пока он расседлывал лошадь, я осматривала конюшню. Она была просто огромная! Всего я насчитала где-то сорок стойл, в одном из тех, которые были чуть ли не на две лошади, я увидела толстую кобылу… Манька, видимо. Кроме нее здесь было еще десять лошадей.

— А сколько у вас всего?

— Тридцать семь, вот, тридцать восьмая должна скоро появиться, — объяснил Нольг, заводя своего коня в стойло.

На прощание он потрепал ему пушистую челку, погладил по морде и шепнул что-то на ухо. Только после этого подошел ко мне.

— А твой конь, — он кивнул на Черта, затесавшегося в свободном стойле. — Странный какой-то. Сколько лошадей видел, такого — ни разу. Совсем он не лошадиный… проверила бы ты его: вдруг нечисть?

— Тут и проверять не надо, — фыркаю. — Его и зовут Чертом.

— Ладно, пойдем, — буркнул и вышел из конюшни.

На пути к дому Нольг говорить отказался, только когда вошел в дом, только когда вернулся на крыльцо, только когда вспомнил и принес две кружки кваса, только помолчав еще пять минут и еще десять задумчиво посмотрев на цыплят… И никак иначе.

— Ну а теперь мы можем поговорить? — раздраженно спрашиваю. — Или есть какой-то еще незыблемый обряд, который мы пропустили!?

— Не раздражайся. Понаблюдай за цыплятами, соберись с мыслями, — ответил своим низким зычным голосом. Ни дать, ни взять, деревенский Будда… — Раздражение и злость ничего хорошего в мир не принесут. Покой и дружелюбие куда лучше…

— Хиппарь… — возмущенно ворчу, запивая раздражение квасом. — Заросший бородой, с косичками, с цветочками на рубашке хиппарь!

— Кто?

— Мммм… человек, учащий всех нести в этот мир любовь. Они едят ромашки, какают радугой и играют на гитарах.

— Ведьма, — просто объяснил смысл моих слов Нольг. — Вам все это чуждо, вы умеете видеть только плохое.

— Нет, не чуждо, — возражаю. Поспал бы он шесть часов за двое суток, я бы на него посмотрела! — Но ты, я смотрю, созрел для разговора! Итак, кто та девица, которая к твоей матери приходила?

— Они все к ней иногда приходят, я не знаю, о которой ты говоришь, — невозмутимо ответил здоровяк.

— Ты, значит, бабник? Это осложняет дело…

— Я нравлюсь многим девушкам, но я не знаком и с половиной из них, — возразил Нольг.

— Мать описывала ту как «злую, холодную и колючую». Есть предположения? Мне очень нужно с ней поговорить, возможно, это из-за нее твой брат заболел.

— Как это? — Нольг удивленно повернулся ко мне. — Как он мог заболеть от того, что меня полюбила какая-то девушка?

— Просто. Девушка оказалась ведьмой, а ты не принял ее любви, тогда в отместку тебе она прокляла твоего брата.

— Но ни одна из девушек в дерене не может проклинать… Хотя я знаю одну ведунью, помощницу старухи, живущей в лесу. Девушка появилась недавно, около года назад, никто не знает, откуда она пришла. Они со старухой лечат детей, животных и никогда за работу денег не просят. Я часто хожу к ним, приношу гостинцы от матери и по хозяйству помогаю. Двум женщинам одним жить сложно, вот я и хожу… Но не стала бы та девушка приходить к мне в дом, чтобы попросить меня взять ее в жены, и ни за что не стала бы вредить моей семье!

— Уверен?

— Да.

— Все равно отведи меня к ней.

— Прямо сейчас?

— А когда еще?

— Хорошо. Подожди, я спрошу у матери, что им отнести можно. Соберись пока, если тебе нужно.

Нольг встал и своей размеренной медвежьей походкой пошел на задний двор, откуда слышался голос Эргеи, разговаривавшей с какой-то соседкой.

Я пошла в дом, чтобы не только собраться, но и привести себя в порядок. Когда встала, а до сих пор хожу лохматая, в мятой рубашке и без своего снаряжения!

На кухне, на лавке, под которой была моя сумка, я увидела Арланда в позе убитого ленью ленивца.

Он даже не заметил меня, когда я села на пол возле его «кровати» и принялась вытаскивать из-под нее свою сумку. Только когда я чисто ради интереса пихнула инквизитора, проверяя, не умер ли он и вправду, он подал признаки жизни.

— Что это с тобой? — удивляюсь. — У тебя день лени?

— О, а вот и ты! — заметил он, открыв один глаз. — Пошли на рыбалку?

— Что!?

— Я еще вчера спрашивал у Валлена, у него есть удочки. Пошли? Время подходящее, утро только настало…

— Ты что, издеваешься? — возмущаюсь. Я уже откопала в сумке свою расческу и приводила в порядок волосы. — Мы должны помочь выздороветь Хоге, а не на рыбалки ходить! О чем ты только думаешь?

— Я хочу поймать рыбу и зажарить прямо на берегу реки, потом выбросить ее остатки в воду. Тогда всплывет русалка и устроит скандал. Я так понял, что на Хоге проклятие или кто-то просто навел на него болезнь. Он парень озорной, я ему вот «инквизиторскую» рогатку смастерил, он птиц стрелять побежал… Я думаю, он чем-то насолил местным русалкам, вот они на него и обозлились. Пойду проверю, заодно порыбачу… давно я рыбы не ел. Пошли со мной? — повторил он, не сводя с меня озорного взгляда.

— А, вот, в чем дело, — понимаю. Перед походом к старухе, которая живет в лесу, я решила убрать волосы в косу, чтобы не цеплялись за ветки и не собирали мусор. Приступаю к поискам нормальной рубашки. — Нет, не могу я с тобой на рыбалку пойти. В семью на днях разозленная ведунья приходила, просила Эргею, чтобы та велела Нольгу выйти за нее. Девицу выгнали. Подозреваю, она и навела, чтобы семье досадить.

— Неплохо. Но у меня работенка все равно гораздо приятнее, — усмехнулся инквизитор. — Как хочешь. Один пойду на рыбалку.

— И хорошо хоть чем-то займешься! — хмыкаю. — К ведунье тебе ведь все равно нельзя, ты же инквизитор.

— Верно, — кивнул Арланд.

Так и не найдя рубашки, я решила, что сегодня похожу в старом, а вечером устрою большую стирку. Повесив на пояс черепок домового, кинжал, перекинув через плечо небольшую сумку со всем самым необходимом, надев плащ, я вышла на улицу, где меня уже ждал Нольг.

В руках у него была большая и наверняка тяжелая корзина, накрытая белым полотенцем.

— Пошли, — буркнул он и направился к воротам.

По деревне мы шли молча. Неразговорчивый Нольг все время смотрел вперед и, кажется, даже не моргал. Те немногие селяне, которые уже проснулись и вышли из домов, провожали нас удивленными взглядами, за спинами спусти десять минут пути стали раздаваться перешептывания.

Нольг не обращал на это никакого внимания, а мне стало как-то не по себе: вспомнились события в Верегее. Но тут, думаю, меня в обиду не даст Нольг, да и Арланд пока не так далеко… Нет, уж лучше не думать о плохом, а занять себя другими мыслями, по делу.

Вот интересно, для этого рыжебородого гиганта такой интерес общества привычен или он просто по жизни невозмутим, как сам пень? Судя по словам Эргеи, их семья тут самый главный объект для сплетен. Хотя это не так удивительно. Дом у них стоит отдельно от прочих, по сравнению с другими он очень большой и даже внешне отделан так, что выделяется из толпы обычных черных избушек. Одеты его хозяева почти как горожане, в той таверне я бы не взялась сказать сразу, откуда они. Табун лошадей в тридцать восемь голов, конюшня, пастбище, и все у одной семьи. Действительно, тут есть чему завидовать.

Интересно, как это они приобрели такое богатство? Семейно дело, передавшееся по наследству одному из супругов? Надо будет узнать. Конечно, вряд ли это важно, но мне любопытно…

— Нольг-Нольг, а куда ты идешь? — вдруг подбежала к нам какая-то девочка лет пяти.

— Навестить старушку Агапу в лесу, — улыбнулся медведь, садясь на корточки перед девчушкой. — А ты куда бежишь? От мамки зачем ушла?

— Она меня стирать заставляет, — сморщила курносый носик девочка. Я умиленно улыбнулась, глядя на это деревенское чудо в платочке и с русыми косичками.

— Надо матери помогать, — наставительно сказал ей Нольг. — Иди к ней и не убегай больше, а я вернусь и сделаю тебе деревянную лошадку.

— С гривой? — загорелись серо-зеленые глаза.

— С гривой и хвостом, — кивнул Нольг серьезно. — Ну все, беги, а я пойду.

— Ага! — кивнула девочка, потом развернулась и весело поскакала куда-то. Нольг встал с земли и посмотрел на меня.

— Инга, — объяснил он.

— Тебя и дети любят? — удивленно спрашиваю.

— Любят. И я их люблю. Чего их не любить? Они хорошие, веселые, у них перед глазами и мир другой, — сказал Нольг, продолжив путь. — А ты, ведьма? Ты думаешь, что дети — это бестолковые животные, не умеющие мыслить по-человечески?

— С чего ты взял? — пораженно смотрю на него. — Не могу сказать, что я в большом восторге от детей и люблю возиться с ними, но и неприязни не испытываю. Дети и дети. Но руку на них не подниму и вредить им ни за что не стану.

— Ведьма.

— Да что ты все «ведьма» да «ведьма»!? — возмущаюсь. — Я совершенно обычный человек! Просто у меня больше прав и возможностей, вот и все. Я не виновата, что родилась с такими способностями. И не надо мне приписывать черты идеала всемирного зла!

— Вы, ведьмы, на людей даже не похоже, — заметил Нольг. — Одеваетесь, как мужчины, говорите, как мужчины. В вас ни нежности, ни мягкости женской нет. Вы не пойми кто, на вид вроде и обычные девушки, а как внутрь заглянешь, так упадешь, сколько там темноты.

— Ты же меня совсем не знаешь! — пытаюсь оправдаться, хотя понимаю, что он прав. — Откуда такое предвзятое отношение к ведьмам? Много ты их вообще видел?

— Достаточно для того, чтобы знать вас и судить. У вас у всех одинаковые души, очень малым вы друг от друга отличаетесь. Я еще не встречал живых женщин, которые не любят детей и не готовы любить. Это плохо и против самой вашей природы. Но все ведьмы к детям никаких особых чувств не имеют.

— Много ты знаешь о моей природе, деревенщина…

— Ну ладно, любишь ли ты кого-нибудь? Хоть бы и мужчину? — охотно пошел на попятную Нольг.

— Может, пока достойных не встречала, — пожимаю плечами.

— Сердце у тебя, может, и честное, но холодное. Сама ты это знаешь, вот и злишься, — объяснил он. — Жалко мне тебя. Тяжело это, с холодным сердцем.

— Но…

Завязался разговор о том, кто такие ведьмы. К моему большому удивлению Нольг привел мне столько примеров ведьм, что я невольно про себя предположила, что он состоит в каком-нибудь кружке по встрече с ними. Но, как выяснилось, просто он с отцом и братом часто ездит в город, а там этих ведьмовских лавок очень много, они часто туда заходят за лекарствами и травами для животных, вот оттуда и пошли знакомства, на основании которых Нольг сделал такие выводы.

В нашем разговоре я пыталась хоть как-нибудь отстоять честь своих сестер, но то, что Нольг приводил в качестве примеров в основном неоспоримые факты, здорово осложняло дело.

За этой увлекательной беседой мы дошли по тропинке до леса, а там, пробираясь через кусты, за час или чуть меньше добрались до дома старухи, обсуждая и сравнивая по пути жизнь ведьмы и жизнь коневодов. Нольг оказался хорошим собеседником, достаточно умным и рассудительным человеком, чего от жителя деревни я никак не ожидала. Почему-то они все здесь казались мне чуть ли не умственно отсталыми. Возможно, это мнение во мне укрепила зарождавшаяся на почве магических возможностей мании величия.

Домик этой старушки Агапы был похож скорее на землянку, чем на нормальную избу. Он был очень маленьким. Окон вообще не было, а дверь была такой, что сложно было представить того, кто сможет пройти через нее, не наклоняясь.

Судя по состоянию бревен и крыши, заросшей густой травой, домик построили давно.

Нольг постучался в дверь и громко спросил, есть ли кто дома.

Изнутри землянки послышалось какое-то шуршание, какие-то постукивания и тихие переговоры. Спустя минуту дверь отворилась и нам показалась подозреваемая девушка. На ней было невзрачное коричневое платье, потертая и явно видавшая ни одно поколение рубашка, и шерстяной платок на плечах.

— Нольг! — улыбнулась она. — Заходи! А кто это с тобой?

— Ведьма, — невозмутимо ответил он, складываясь пополам и с даже так с трудом проходя через дверь.

Сразу после двери шли ступеньки, ведущие вниз на целый метра. Я оказалась права, это и вправду была землянка.

Удивительно, но внутри было достаточно просторно.

В «прихожей» были расставлены нужные по хозяйству вещи, висела на стене на оленьих рогах одежда, а на специальной скамеечке ютился набор разноразмерных лаптей, старых башмаков и даже была одна пара сапог. Из своеобразной прихожей проход вел в большую кухню, она же была и гостинной. Там было еще две двери, но они были закрыты, потому я не увидела, что там.

За столом, почти полностью заваленным пучками сушеных трав, грибов и еще чего-то, сидела старушка. Увидев Нольга, она улыбнулась.

— Здравствуй-здравствуй! А кто это с тобой?

— Ведьма Бэйр. Она хочет поговорить с тобой и с Ежевикой.

— Бэйр!? — испугалась девушка по имени Ежевика. И почему мне хочется долго и самозабвенно смеяться?…

— Что тебе здесь надо? — нахмурилась старушка, вставая из-за стола.

— Поговорить и только, — поднимаю руки, в знак полной безоружности и мирных намерений. — На самом деле мне нужна только… гхм… Ежевика.

— Нольг? — испуганно поглядела на Добрыню Никитича девица. — Зачем ты ее сюда привел?

— Я вам принес сметаны и молока. Пирожков, уж извините нас, не получилось у матери к сроку испечь, — невозмутимо, как и всегда, сказал он, подходя к столу и ставя на него свою корзину.

— Спасибо, век тебе счастья, — улыбнулась старушка. — Но откуда же у тебя с этой прохвосткой знакомства? — она недобро зыркнула в мою сторону.

— У меня брат заболел сильно, мы уж думали, не вылечить. Отец с матерью сколько не лечили, сколько по лекарям не ходили, ничего не помогало. А вот вчера уехали в город, за священником, остановились на постоялом дворе и там встретили инквизитора, а с ним Бэйр. Инквизитор согласился помочь, ну они и вернулись с ним и с ведьмой. Она что-то наколдовала и Хога тут же выздоровел, с кровати встал, есть начал, — на лице Нольга появилась улыбка. — Теперь Бэйр зачем-то захотела с Ежевикой поговорить. Я перечить ей не могу, вот и привел ее к вам. У нее добрые помыслы, ее нечего бояться. Головой ручаюсь.

— Как это, Хога заболел!? А что же мы не знали? Что же вы нам не сказали? Мы бы вылечили! — разволновалась старушка.

— Мои родители ведунам не верят, вы же знаете, — развел руками богатырь. — Они ни во что не верят. Я бы к вам первым пришел, да не я в семье голова.

— А инквизиторам они верят, значит! — возмутилась Ежевика.

— Инквизиторы они все умеют одинаково, их всему по науке учили, а у ведунов и силы, и знания от души идут, — возразил Нольг. — Это разные занятия, кто-то больше верит одним, а кто-то другим.

— Но с Хогой ведь все в порядке сейчас? — настороженно посмотрела на меня девица.

— Не знаю, — отвечаю ей честно. Не похожа она на злобную ведьму, все-таки. Даже Миша из Верегеи, и ты больше была похожа. — Ну так… поговорить где можно? Без лишних ушей.

— Тут лишних ушей нет, — заметила старушка.

— Мне нужно поговорить с ней наедине, я настаиваю.

— Идите тогда на улицу, а я пока тут с Нольгом посижу, напою его чем-нибудь, — нехотя разрешила старуха. — И корзиночку, Ежевика, возьми, пойдите на полянку с малиной, наберите ягод. Поговорите заодно.

— Хорошо.

Мы с Ежевикой выбрались из землянки на улицу. Было видно, что девушка сильно нервничает и, кажется, боится меня.

— Зачем тебе со мной говорить? — спросила она, когда мы оказались на улице и отошли подальше от дома в лес.

— Ты приходила к матери Нольга? — решаю сразу в лоб.

— А это тебе зачем? — насторожилась девушка.

— Так ходила?

— Ну да… — неуверенно ответила она, потеребив подол платья.

— И просила, чтобы он тебя в жены взял?

— Что? — удивилась она. — Это тебя на касается!

— Отвечай на вопросы и не спорь, а не то хуже будет, — угрожающе говорю, сделав суровую мину. Девица посмотрела на меня и почему-то поверила.

— Ну, просила, — тихо призналась она.

— Отлично, — произношу, разглядывая Ежевику и пытаясь понять, насколько она «злая, холодная и колючая».

Девушка не то чтобы красивая, но необычная. У нее была очень светлая кожа, голубые глаза и роскошные кудри черного цвета с отливом в лиловый, которые она, в отличии от деревенских, не убирала ни в косы, ни под платок. К глазам я присмотрелась внимательнее, чем-то они у нее отличались. То ли взгляд какой-то особенный, то ли цвет радужки… В итоге я так и не смогла ничего понять, только смутила девушку своим пристальным рассматриванием.

— И что тебе Эргея сказала? — решаю продолжить допрос.

— Она сказала, что, сын у нее хороший и ладный, и невесту она ему под стать найдет. С приданым богатым, красивую, хозяйственную и послушную…

— А ты что?

— А я что? — она тяжело вздохнула, как будто готова была вот-вот расплакаться. — Я сирота, без роду и племени, с кореньев на кашу перебиваюсь, в лесу живу, как животное дикое, одеваюсь в обноски, которые люди даже на половые тряпки пустить не хотят!… Не пара я ему.

— Какая драма, — хмыкаю.

— Но вот как не хотеть за такого, как Нольг? — вздохнула она, быстро утерев набежавшие на глаза слезы. — Но не пара мы.

— Значит, ты на Эргею обиделась, когда она тебе об этом сказала?

— Обиделась.

— И что ты сделала тогда?

— Разозлилась.

— А что ты сделала, когда разозлилась?

— Ушла, хлопнув дверью… — созналась девушка.

— И все?

— Ну… я очень сильно разозлилась… — она непонимающе похлопала глазами.

— И прокляла их семью. Так?

— Нет! Что ты!? Как я могу!? Это же семья Нольга! — пораженно вскрикнула Ежевика, отскочив от меня в испуге. — Я просто разозлилась на нее, на гордячку бессовестную, которая только богатых за людей считает, и подумала, что «да пропади оно пропадом, твое бесценное богатство!»…

— Это называется «проклятие», — замечаю. Боги, как все банально в этом мире! Я так и знала, что та девица будет во всем виновата!

— Но я же не хотела им ничего плохого! — взмолилась она и все-таки залилась слезами.

— Хотела не хотела, а самым дорогим для Эргеи оказались вовсе не деньги и хозяйство, а ее семья, младший сын. Ты же ведунья, так?

— Нет… не совсем, — девушка задрожала, пытаясь унять слезы.

— То есть как, «не совсем»?

— Это секрет.

— Ладно, черт с твоим секретом, — меня уже корежить начинает от одного этого слова, лучше уж не лезть! — Но дело в том, что твои чувства перевоплотились в проклятие. У ведьм это почти неизбежно, когда они испытывают сильные эмоции. Потому в будущем будь осторожнее и ко всему в этом мире относись с иронией и львиной долей сарказма… Как я.

— А ты тоже так проклинала, не зная? — поинтересовалась Ежевика.

— Почти не зная, — киваю.

— А расскажи, как это было… я еще никогда настоящих ведьм не видела.

— Не уходи от темы! Итак, ты знаешь, как снять последствие твоей вспышки гнева?

— Понятия не имею! А что, это так сложно?… — спросила она, но тут же осеклась. — Стой-стой… так это получается?… Получается, Хога из-за меня заболел!? Ужас какой! А я ни обрядов никаких не знаю, ни как проклятие снять! Ведь его можно снять, правда!? С Хогой все будет хорошо? Он не останется больным, не будет каких-нибудь травм? Ему не придется всю жизнь к лекарям ходить? Бедный, несчастный мальчик! Ах, ужас-то какой…

— Понятия не имею. Но в крайнем случае для того, чтобы его вылечить, придется тебя убить.

— Я готова! — сразу выпалила Ежевика. — Если мальчик умирает по моей вине, то я заслуживаю этого!

— Ты удивительно самоотверженная ведьма… Так ты точно не знаешь, как это можно снять? Это здорово осложняет дело, потому что я тоже этого не знаю, — вздыхаю. — Что ж, думаю, тебе придется пойти со мной в дом к Нольгу.

— Зачем!? Я туда больше никогда в жизни не приду! — она отступила от меня еще на несколько шагов. Чтобы не убежала, я подошла к ней поближе.

— Мне же нужно разобраться, как вылечить Хогу, будет лучше, если ты будешь при этом рядом, — объясняю ей, стараясь, чтобы голос звучал спокойнее.

— Тогда я пойду, — согласилась Ежевика. — Сейчас вот малины наберу для бабушки и с тобой пойду.

На том и решили.

Мы с молодой ведуньей добрались до зарослей малиновых кустов, где она принялась за работу, а я принялась за малину. Больше часа мы общипывали несчастные кусты до тех пор, пока на них не осталось почти ни одной ягодки. Под конец я вспомнила об инквизиторе, во мне вдруг резко проснулась симпатия к этому милому малому с неуравновешенной психикой и я решила набрать ему малины в платочек.

Потом мы вернулись в землянку с старушке и Нольгу, где провели еще час за какой-то совершенно бессмысленной болтовней. Старушка сказала, что Ежевика сегодня ей нужна, потому она сможет отпустить ее не меньше, чем через три часа. Я согласилась, с условием, что девушка придет сама и мне не надо будет нестись за ней в лес.

Договорившись обо всем, мы распрощались.

На обратном пути, как только мы отошли подальше от дома, Нольг начал расспрашивать меня о том, виновата или не виновата Ежевика. Он так беспокоился насчет этого, что я не решилась его мучить и рассказала, что она хоть и натворила дел, но совершенно неосознанно. Узнав, что причиной болезни брата является Ежевика, в поступке которой виновата его мать, а в конечном итоге и он сам, Нольг растерялся. После недолгих молчаливых раздумий на него накатило мрачное и угрюмое настроение.

 

5. Ежевика

Когда мы вернулись в дом, там все было по-старому. Эргея, закончив уход за скотиной, готовила обед и ужин на всю семью, на кухне возле нее крутился Хога, пытаясь то помочь, то стащить что-нибудь. Арланда в доме не было.

— Ну как сходили? Что выяснили? — сухо спросила Эргея, пристально посмотрев на меня, когда мы с Нольгом вошли на кухню.

— Ничего из того, что может помочь, — отвечаю, вздохнув. — Мне нужно поговорить с моим другом. Где он?

— Он взял удочки и сеть Валлена, пошел на речку рыбу ловить.

— Ясно. Ну я тогда к нему пойду.

— А обед как же? — удивилась Эргея. — Все почти готово!

— А я с ним за компанию рыбы поем!

— Да не поймает он ничего, он же, видно, с роду не рыбачил! — отмахнулась Эргея, засмеявшись. — Возьми вот краюху хлеба и кувшин кваса, поедите хоть немного. Хога, принеси ей!

— Сейчас!

Мальчик шустро бросился вниз, в кладовку.

— Ах, не нарадуюсь на него! — заметила Эргея, смахнув выступившие было слезы. — Мальчик мой любимый… подумать только, из-за какой-то собаки завистливой так страдает. Истощал весь, без слез и не взглянешь! Я уверена была, что ничего уже не исправить, а он вот… бегает, помогает, как может… лисенок мой…

Мальчик вернулся после того, как Эргея произнесла последнее слово.

Приняв у него кувшин и две краюхи хлеба, я положила это все в корзину, данную хозяйкой, после вышла из дома и направилась в сторону речки, которую мне указал Нольг.

Деревня уже проснулась, отовсюду слышалось кудахтанье кур, блеяние коз и говор людей. Кипела работа, вечные бабки вешали свое мокрое белье, мужики колотили молотками, пили что-то, что-то носили… Эта повседневная деревенская суета почему-то поднимала настроение.

Завидев меня, жители, как правило, замолкали, и сверлили мне спину любопытными взглядами до тех пор, пока я не скрывалась за поворотом. Иногда, когда кто-то особо забавно на меня пялился, выпучив глаза и открыв рот, я строила этому кому-то рожи или показывала неприличный знак из светящихся синих линий в воздухе.

К вечеру по всей деревне, думаю, пойдут слухи о заехавшей на время ведьме и на меня опять пойдут с вилами всей толпой… Правда, теперь я их уже смести одним взмахом руки смогу, а если и не смогу, то у меня есть инквизитор, который сможет все.

В общем, к тому времени, когда я вышла из деревни, несчастных жертв моего дурного воспитания было уже около пятидесяти. По пути до речки я случайно обнаружила, что за мной украдкой плетется свора местных мальчишек от мало до велика. Решив попугать и их тоже, я сделала следующее: шла спокойно до первого поворота, а там, пока они меня не видели, быстренько спряталась в кусты, а на дороге создала слабенькую, очень нереалистичную иллюзию чудовища в полном смысле этого слова. Это был волк с головой паука, передними лапами варана, с задними от кузнечика и со змеиным хвост. Иллюзия просто стояла на дороге, замерев в одной позе, но мальчишкам, думаю, и этого хватит.

Как только толпа любопытных ребятишек прошла через поворот и вот-вот должна была увидеть мое творение, я начала выть, рычать, и издавать ужасные, в моем представлении, звуки.

Моей дурной игры хватило мальчишкам для того, чтобы испугаться до полусмерти. Как только они увидели мое творение, заорали во все глотки и со всех ног, толкаясь, спотыкаясь и падая, кинулись бежать обратно к деревне!

От этого зрелища я согнулась пополам от смеха и упала на траву под кустом, где провалялась минут пять.

В таком положении меня и нашел бродивший неподалеку инквизитор.

— Привет, — ухмыльнулся Арланд, наклоняясь надо мной, лежащей под кустом. Свет от солнца коснулся металла его серег и направился мне в глаза в виде солнечных зайчиков.

— Привет… — говорю ему. Щурясь и утирая слезы смеха, сажусь на траве.

— Что это тут было? Я слышал, как кричали люди, — он вытянулся, чтобы посмотреть на дорогу и увидеть кричавших. — Как я понимаю, это твоя работа? — снова повернулся ко мне.

— Ай, да брось… мальчишки за мной из деревни увязались, вот я их и решила попугать. Создала иллюзию низкокачественную, повыла немного, а они как побежали!… Ой, ты бы видел!!! Орут, толкаются, спотыкаются, падают, и тогда на четвереньках, но все равно бегут-бегут-бегут, лишь бы подальше отсюда! Дурачки такие, я не могу! Ха-ха-ха!…

— Вставая, ты вся в траве, — хихикнул инквизитор, подавая мне руку в черной перчатке.

Поднявшись, я немного оступилась и чуть не упала, не удержав равновесие, но Арланд просто не мог меня не удержать.

— Ну как твоя рыбалка? — спрашиваю, отряхиваясь от сухой травы. — Поймал что-нибудь?

— Да нет, ничего пока не поймал. Но вот два часа дня будет, я сеть выну, посмотрю. Мне бы хоть одну рыбешку и то неплохо бы было, а тут, представляешь, никого как будто не водится!…

— А ты на кого ловишь?

— На червяков, на кого еще?

— У меня тут в корзинке хлеб есть, давай на него попробуем?

— А так ловят разве?

— Да черт его знает, — пожимаю плечами.

Подхватив с земли корзину, я пошла за инквизитором к месту рыбалки.

— Ну как, что там с ведуньей? — спросил он по пути.

— Все обычно до того, что скучно, — жалуюсь. — Она пришла к матери Нольга — который здоровый и рыжий мужик лет тридцати — с подношением, медленно повела тему к замужеству, но не успела толком ничего сказать, как ее осадили, мол, невеста будет под стать сыночку: с приданым, богатая, с именем, а ты закатай губу, оборванка. Девица разозлилась, пожелала, чтобы у Эргеи все ее богатство повывелось. Но для женщины главным оказался сын, а не хозяйство, и вот, что получилось — мальчик начал угасать, — увидев ожесточившееся лицо инквизитора, спешу добавить: — Но ведунья не со зла, а совершенно случайно это сделала, она даже не знала, что может проклинать… Виноватого, в общем, нет.

— Драма какая-то… Нейверский любовный роман, на меньшее не потянет, — сказал Арланд, задумавшись. — И как снять, тебе по-прежнему не известно?

— Нет пока. Но ты, я смотрю, не волнуешься особо по этому поводу?

— Почему же? Если бы не волновался, стал бы заниматься этим делом? Нет. Но я ведь занимаюсь.

— С не такой большой охотой, как можно было бы ожидать. Ты так рвался сюда ехать, а сам вон, на рыбалки ходишь, — киваю в сторону речки.

— Так я же знаю в чем дело, — вдруг ответил инквизитор. — Зачем мне суетиться?

— И в чем же?

— Все просто. Проклятие лежит не на мальчике, а на его родительнице, это-то проклятие я и почувствовал. Проклятие не на болезнь, а на связь с теневой стороной мира, где обитают всяких духи, демоны и прочие твари. Сначала оно доводит человека до смерти, тот умирает, его хоронят, потом по каналам, связанных с теневой стороной, в тело проникают демоны, деформируют его по своем усмотрению и — вуаля! — у нас из сырой земли на кладбище вылезает упырь! Проклятие завязано на Эргее и подпитывается за счет ее сил, но действует на мальчика. Как его снять я не знаю, но знаю его природу. Люди такое навести не могут, а вот нечисть — сколько угодно. Мы когда с тобой в реке встретились, я тебя за русалку принял: они там точно были. В общем, есть нечисть, есть проклятие. Поймать нечисть и заставить ее снять проклятие — все, что нужно сделать. Вот и получилась рыбалка.

— И ты молчал!? — возмущаюсь, пихая инквизитора в плечо. — Я тут сижу, волнуюсь, голову ломаю, а он все знает, оказывается! Почему ты ничего мне не сказал!?

— Ты же не спрашивала, вот я и не говорил. Я думал, ты сама это все уже определила… Это же так просто, что даже смешно! Уж такие пустяки не понять для ведьмы твоего уровня, я думал, невозможно, — ехидно сказал он, вернув мне толчок в плечо. — Стыыыдно, Бэйр с равнин, стыыыдно!

— Отстань, — недовольно ворчу, во второй раз толкая его в плечо. — Сам же сказал, я память потеряла.

— Так я все-таки был прав? — усмехнулся.

— Допустим.

— Хочешь, я научу тебя определять проклятия по ощущениям, по запаху? — вдруг серьезно предложил Арланд.

От удивления я даже приостановилась ненадолго.

— Это что, какой-то подвох? — с подозрением смотрю на Арланда, пытаясь вычислить в чертах его улыбающейся рожи складочку подвоха.

— Нет, — ответил он.

— Все равно не надо, — качаю головой.

Мы дошли до места рыбалки. Это был тихий бережок укрытый тенью окруживших его деревьев, находящийся в половине метра от воды. На рогатине, вкопанной в землю, покоилась удочка, рядом ведро с водой для рыбы. Место, где будет костер, тоже уже было готово.

Просто рай, а не местечко!

Поставив корзинку неподалеку от кострища, я подошла к удочке и села рядом с ней на землю. Несколько минут я разглядывала реки под звуки пения птиц, стрекот неизменных сверчков и течения.

— Красота, — вздыхаю, глядя на речку. Инквизитор должен был быть где-то за мое спиной и следовательно, ответить что-нибудь.

— Да, здесь очень хорошо, — согласился он.

Обернувшись, чтобы посмотреть, что он там делает, я увидела, как этот подлец без меня уплетает наш хлеб и выпивает квас… повернись спиной к нечисти!

— Эй, а меня позвать? — возмущаюсь, вставая и быстро пристраиваясь к корзинке.

— Ты сиди там, сиди, наслаждайся прекрасным видом, получай духовную пищу, — махнул Арланд рукой в сторону берега. — А я тебя тут подожду.

Достав из корзины кувшин кваса и свою горбушку хлеба, принимаюсь обедать, а то этот сейчас возьмет и все съест!…

Соревнуясь, кому больше достанется, мы и не заметили, как остались без хлеба для рыб.

Повздыхав, мы уселись рядом с удочкой и принялись молча смотреть на воду и ждать.

Мы ждали десять минут, потом двадцать, потом час, потом второй. Ничего не происходило, река все так же мерно текла, птицы все так же чирикали, а сверчки трещали. Солнце поднялось к середине горизонта и начало достаточно сильно пригревать. Тенек от берега сбежал, оставив под палящими лучами.

Не выдержав жары, я сняла плащ и жилетку, потом, когда стало уж совсем невмоготу, решила снять сапоги. Это помогло и я чувствовала себя вполне сносно. А вот на Арланда, который сидел в своем черном панцире, было жалко смотреть.

— Слушай, ты, может, в тенек уйдешь? У тебя же так перегрев случится, — обеспокоенно замечаю.

— Я не могу вот так взять и уйти в тенек от удочки. А если рыба появится? Нет, я тут посижу…

— Черт, я же тебе малины собрала! — неожиданно вспоминаю и начинаю рыться в небольшой сумке, пытаясь найти узелок с ягодами. Утешу жарящегося на медленном огне инквизитора хоть так.

— Какой малины?

— Красной малины. Мы с той девицей во время разговора как раз шли к ягодной роще. Вот я решила и тебе немного набрать, подумала, вдруг захочешь.

— Спасибо, — обрадовано улыбнулся инквизитор.

— Правда, сейчас эта малина уже в черт знает что превратилась, наверное… скорее всего в варенье… вот, нашла, — протягиваю Арланду почти не пострадавшие ягоды, убранные в платок.

— Хах, как это мило с твоей стороны, набрать мне ягод, — довольно заметил инквизитор, запихнув в рот первую малину.

— Да, ладно, прям мило, — смущенно улыбаюсь.

— А ты хочешь?

— Нет, я этой малины столько наелась… — отворачиваюсь, скривившись. — Я на нее даже смотреть уже не могу!

— Ну и хорошо.

Еще немного посидев, я решила побаловаться и помочить ноги в воде. Закатав штаны по колена, я осторожно опустила в реку ступни.

На поверхности было немного водорослей, потому я от скуки стала играть с ними, перебирая и перемешивая их ногами.

Арланд молчал удивительно долго, и даже не было слышно, как он жует малину. Через несколько минут я решила обернуться на него и проверить, что там такое.

Инквизитор замер и, не шевелясь, пялился на мои ноги.

— Что? — удивленно спрашиваю. — Что-то не так?

Странно, что там такого ужасного? Ноги как ноги, ухоженные по всем женским правилам, скромные знания о которых я вынесла из своего мира.

— Вообще-то я имею право три недели держать тебя на строжайшем посте, как развратницу, — сказал Арланд, с трудом отрывая взгляд от моих ног. — Не знаю, из каких лесов ты вылезла, но колени, вообще-то, даже мужьям показывают только в темноте и только в брачные ночи!

— Что?… Черт, а я и забыла!

Вспомнив, какие тут порядки, я, убогая невежа, быстро закатала штаны обратно… Хотя этому что теперь? Он и так в той речке все отлично прощупал…

— Ну, так и быть, на первый раз прощаю, — добродушно сжалился инквизитор. — Но еще раз попытаешься совратить инквизитора при исполнении своими темными выкрутасами — будешь сидеть на посту!

— Эй, хватит уже! — возмущаюсь, пихая Арланда локтем.

От этого у него из рук выпали все ягоды и попали прямо в реку.

— Эй! — обиженно воскликнул Арланд, провожая взглядом свою малину. — Что ты наделала!?

— Рыбу подкормила, — пожимаю плечами. — А то сидим тут уже черт знает сколько и не клюет.

— Как будто рыба пойдет на мою малину…

— Ого, смотри!

Удивительно, но на малину рыба все-таки пошла! Ягодки начали исчезать одна за другой, по воде забегала рябь, как от плавников.

Схватив удочку, инквизитор пару раз аккуратно дернул, привлекая внимание рыбин к червяку на крючке. Мало ли, кому-нибудь малины не достанется, и тогда он и на червяка согласится…

К нашему удивлению, крючок проглотили и удочку резко потянуло вниз. Чтобы удержать ее, нам пришлось вместе за нее ухватиться и налечь изо всех сил.

Уж не знаю, что за рыбина там была, но силы у нее было немеренно! С огромным трудом и при этом чуть не сломав удочку, мы вскоре все же начали побеждать рыбеху и тянуть ее вверх.

— Кто бы знал! — пораженно сказал сквозь сжатые от напряжения зубы Арланд. — Рыба, оказывается, любит малину!

— Теперь знать будем, на что ловить надо! — соглашаюсь.

Вдруг из воды показалась и сама рыба…

— Русалка!… - пораженно выдохнули хором мы с инквизитором.

Существо посмотрело на нас несчастными глазами и показало леску, уходящую ей в рот. По почти порванной губе стекала струйка размываемой водой крови. Судя по тому, что из щеки тоже струилась кровь, крючок проткнул ее насквозь.

— Черт, бедняга… Ладно рыбы, но ты-то, дура, зачем червяка съела? — удивляюсь.

Русалка пожала плечами.

— Вылезай, вынем. Но ты нам на пару вопросов ответишь, — поставил условие Арланд.

Русалка кивнула и подплыла к берегу.

Впившись сильными тонкими пальцами в землю, она быстро и ловко выбралась на берег.

Существо было прекрасно, нечего и говорить.

Мокрые черные волосы облепили спину и большую упругую грудь, вставая контрастом с белой кожей, немного отдающей синевой. Глаза у русалки были неестественно большие, синие и беспрестанно слезящиеся. Черты лица казались немного размытыми, при первом же взгляд на него можно было сказать, что существо не принадлежит роду человеческому. Руки у русалки были удивительно тонкие и длинные, на локтях были белесые перепонки-плавники. Хвост, вопреки всем убеждениям, отсутствовал. Ноги были очень похожи на человеческие, только на щиколотках были веерообразные плавники, причем достаточно большие. В остальном перед нами сидела совершенно обыкновенная девушка… то есть не обычная, а с неестественно идеальной фигурой. Арланду с его «до свадьбы» можно было только посочувствовать.

— Офигеть, — пораженно произношу, не в силах оторвать взгляд от русалочьих ног. — Я-то всю жизнь думала, что у вас хвосты…

Русалка промолчала, только указала на рот и кровь.

— Арланд, мучитель несчастных рыбок, помоги ей! У нее же в горле крючок застрял, а ты сидишь и смотришь!

— Сейчас… — кивнул инквизитор, не сводя глаз с более интересных мужчине частей тела русалки. — Сегодня у меня богатый на зрелища день… Так, не двигайся, открой рот, — велел он русалке, подсев к ней поближе. — Сейчас я все выну.

Арланд провозился с русалкой недолго.

— Ну все, вынул, — сказал инквизитор, показывая крючок без червяка. — А теперь, дорогая, поговорим, — посмотрел на русалку.

— Может, не будем?… — томно прошептала она и прильнула к губам Арланда.

Не ожидавший такого инквизитор растерялся. Несколько секунд он боролся с соблазном, но в итоге сдался под таким напором со стороны прекрасной девы, приникшей к нему и прижавшей его руки к своим прелестям.

— Э, а ну отлипни от него! — возмущаюсь, подходя к сладкой парочке и чуть ли не за волосы оттаскивая русалку от идиота-святоши.

— Эй!!! — завизжала рыбеха, вставая на ноги и с такой силой двинув мне в живот, что я чуть не упала.

Вернув себе равновесие и встав поустойчивее, я попыталась скрутить бестию.

— Арланд, хватит смотреть, помогай!!! — возмущенно, глядя на инквизитора с туповатой улыбкой на лице.

Но на мой крик он никак не отреагировал, продолжил сидеть на месте. Очарованный болван…

Бой с русалкой был определенно не на равных.

Только через несколько секунд я вспомнила о том, что я ведьма, и сбила рыбу с ног одним щелчком пальцев, затем вырубила, используя усиленно раз в десять заклинание хорошего сна.

Подойдя к инквизитору, все так же сидевшего на берегу и с блаженной улыбкой пялящегося в пустоту, я без лишних разговоров скинула его в реку, благо, сидел он близко к краю берега.

Холодная водица быстренько привела Арланда в чувства. Ругаясь всеми известными и неизвестными мне словами, он выбрался из воды весь мокрый и с водорослями на голове.

— Ну как, теперь не так жарко? — ехидно усмехаюсь. — Как ты мог, Арланд? Она же нечисть, а ты инквизитор! Вам не суждено быть вместе!

— Отстань. Я в первую очередь все же мужчина, а она — серена, способная одним своим голосом одурманить меня, — проворчал он, отжимая волосы. — Я не виноват… Хорошо, что ты была рядом, иначе меня бы съели.

Мокрый плащ Арланд снимать не стал, как и все остальное. Комментировать его чрезмерную любовь к своему неизменному костюму я уже не стала.

— Ее надо связать или сделать еще что-нибудь, чтобы она не удрала, — киваю на русалку, лежащую без сознания. — Арланд? Арланд я сейчас завяжу тебе глаза!

— Но она так красива, глаз не отвести! — возразил он. — Когда еще я увижу такое тело?

— А ты подумай о том, какие у нее зубы, — приподнимаю верхнюю губу девицы. Зубы и в самом деле оказались страшными. Острые, они у нее росли, как у акулы, в несколько рядов. — Как ты думаешь, что она будет отъедать в первую очередь, хе-хе? — вытерев руку о траву, ехидно смотрю на Арланда.

— Замолчи! — поморщился он, приходя в себя после восторга. — Веревки у меня нет, но есть серебряная цепь. Сейчас обмотаем ей шею на манер поводка и дело сделано.

Обмотав русалке шею цепью, которая была спрятана у Арланда под широким ремнем на груди, где еще находился его неизменный кинжал, мы стали ждать.

Когда русалка наконец пришла в себя, мы еще несколько минут поборолись с ней, пытаясь удержать на месте, а потом я зажгла на руке огонь и приставила к ее лицу. Жар пламени для нее определенно был не то что бы неприятен — губителен. Вырываться рыбка сразу перестала, замерла и замолкла.

— Итак, а теперь поговорим, — решил инквизитор, садясь напротив русалки. — Твои сестры в последнее время общались с людьми? — начал он, с укоризной глянув на меня. Видимо, я поднесла огонь слишком близко к ее роскошной шевелюре… что ж, ладно, отодвинем.

— Одна ушла к ним насовсем. Мечтает быть человеком, — с презрением в голосе ответила русалка.

— Я даже догадываюсь, кто именно, — вздыхаю. — У нее такие черные волосы и голубые глаза, да? И называет она себя Ежевика?

— Не знаю, как она себя перед людьми называет! Предательница, — прошипела русалка куда-то в сторону. — Поймайте ее и зажарьте на костре!

— А ведь все сходится, — замечаю. — Русалки, русалочья магия…

— Ты знаешь, как снять проклятие русалки? — спросил инквизитор у пленной.

— Не скажу!

— А если заставлю? — вздохнул Арланд, вынимая из ножен кинжал с серебряным лезвием.

— Стойте! — крикнул кто-то сзади нас.

Обернувшись, я увидела Ежевику. Отлично, теперь почти полный набор. Подозреваемый, свидетель и судья… не хватает только пострадавшего.

— Ежевика, как я понимаю? — уточнил Арланд.

— Это я, — кивнула девушка. — Не мучайте ее, — указала на свою соплеменницу.

— Ты вовремя, — замечаю. — Тут как раз допрос в самом разгаре…

— Ты! — завизжала русалка и вскочила, попытавшись броситься на пришедшую, но не смогла: Арланд крепко держал поводок. — Явилась!..

— Я узнала, что вы пошли рыбачить и… поняла, на кого вы охотитесь, — призналась девушка, подходя ближе. — Не надо ее мучить, пожалуйста! Я дел натворила, я виновата, меня и пытайте, а ее отпустите!

— Отпустим, когда ты все объяснишь подробнейшим образом, — обещаю. — Начинай с самого начала. Зачем на берег полезла, нечисть бессовестная?

— Я…

— Ты садись рядом, разговор долгий получится, судя по всему, — предложил Арланд, указывая на место рядом с нами.

Ежевика кивнула и села рядом, начала рассказывать.

— Началось все с того, что я как-то раз случайно подслушала разговор рыбаков. Мне стало так любопытно, что я даже выплыла к берегу и спряталась в кустах, чтобы лучше слышать. Они говорили о… об этих… о лошадях, вот! Я о таких диковинных животных никогда раньше не слышала, и людей так близко никогда не видела. Мне всегда говорили, что им лучше не показываться, потому что они не любят нас и тут же, как увидят, убивают. Но те рыбаки показались мне достаточно безобидными, потому я решилась подплыть к ним поближе. Я ими заинтересовалась, мне стало так любопытно, что я потом только и думала, что о людях и о лошадях! Через несколько дней я не выдержала, и вылезла на берег, чтобы пойти в деревню и посмотреть, кто же такие эти люди на самом деле. Когда я туда пришла, там начался ужасный переполох! Меня тут же обмотали какими-то тряпками, стали спрашивать, кто я, откуда, как сюда попала… Вокруг меня прыгали любопытные улыбающиеся дети, разные непонятные мне животные, а люди оказались очень добрыми! Они накормили меня своей необычной едой, которая была гораздо вкуснее нашей, а потом пришел Нольг, что-то всем сказал, и повел меня в лес к той бабушке Агапе, чтобы она посмотрела, здорова ли я. У бабушки мне так понравилось, что я решила там и остаться! У людей гораздо лучше, чем у нас, интереснее… Вот уже год я живу в лесу и к реке почти не хожу…

— Да надолго ли тебя хватит!? Ты русалка, а не человек, без воды не сможешь все равно, рано или поздно вернешься к нам! Только вот никто тебя уже обратно не пустит, тебя прогонят и оставят засыхать от тоски на суше! — зло сказала закованная в цепи.

— Я знаю! — упрямо ответила Ежевика. — Потому я и ходила к матери Нольга! — она повернулась к нам. — Если человеческий мужчина полюбит меня и возьмет в жены, я тоже стану человеком. Закон такой есть у русалок…

— Да кому ты там у людей нужна? — недовольно спросила русалка. — У них и без тебя девок хватает!

— …Но Эргея меня выгнала, назвав оборванкой, — продолжила Ежевика, не обратив внимание на слова соплеменницы. — А мне так хотелось жить, как обычная человеческая женщина! С мужем, с детьми, с животными, с… этими… лошадьми. Если я еще хоть несколько месяцев пробуду русалкой, то просто засохну без реки. Мне уже становится плохо от солнца и от сухости… Я пить начала в несколько раз больше… Нольг был моей единственной надеждой. Теперь понимаете? — в отчаянии она посмотрела на нас с Арландом.

— Молодец! А ты не подумала о том, что ему, может, не хочется жениться на нечисти? — спрашиваю. — Ты вообще о нем подумала?

— Как не подумать? Я подумала… Он так часто к нам в лес ходит, все время приносит что-нибудь старушке, а мне иногда даже платки цветные из города привозит. Мы с ним часто в лес ходим, разговариваем… Ему хорошо со мной, а мне с ним. Все правильно выходит…

— Это все неважно, — прервал нас Арланд. — Если ты не снимешь проклятие с Хоги, я самолично тебя зарежу и приготовлю, как рыбу, — пообещал он Ежевике.

— Она еще и проклятие навела? Вот дура! — зашипела пойманная русалка.

— А ты сейчас расскажешь, как его можно снять, — серьезно сказал инквизитор, дергая за поводок из серебряной цепи. — А если не расскажешь… ничего хорошего не жди, — многозначительно посмотрел на свой кинжал.

— А, может, не надо? — попросила Ежевика. — Она же не виновата…

— Вот именно! — крикнула русалка, заерзав на траве.

— Мне важно спасти человека, — напомнил инквизитор, смирив обоих суровым взглядом. — Если вы обе мне не поможете, я зарежу вас одну за другой, и, уж поверьте, моя рука не дрогнет. Вы, нечисть, не должны лезть в дела людей, уже за это я, как человек, имею право убить вас! Из-за тебя, — посмотрел на Ежевику, — чуть не умер ребенок. А из-за тебя, — повернулся к русалке, — могут умереть и твоя соплеменница, и мальчик, которого она по дури обрекла на ужасную смерть, и ты сама. Так что выбирай, рыбка, или ты говоришь, и все остаются живы, или ты молчишь и отправляешься к своим водяным прабабкам!

— Добровольная кровь, — буркнула русалка. — Она должна порезать руку и облить кровью того, кого прокляла. Но если заставить это сделать, то ничего не получится, все должно быть сделано по желанию.

— Все так просто!? — поражаюсь. — И что, сложно было сразу сказать? А ты, неужели не знала такого пустяка? — с укоризной смотрю на Ежевику.

— Нейя гораздо старше меня, ей открыты многие тайны, — тихо сказала она.

— Вот именно! Я тебе не втородневная утопленница какая-нибудь, и потому знаю, что к людям лучше не соваться!

— Ты точно не врешь? — Арланд с подозрением посмотрел на Нейю.

— А зачем мне врать? Чтобы тебе досадить? — она окинула его презрительным взглядом. — Больно надо! Пускай уж эта дура добьется своего и к русалкам больше не суется. Ступай отсюда и чтоб глаза мои тебя не видели!… - крикнула она Ежевике. — Все, отпустите меня в воду. Мне здесь душно.

— Ступай, — неожиданно разрешил Арланд и снял с нее серебряный поводок.

Русалка с разбегу нырнула в речку, а когда показалась на поверхности, ее ноги уже превратились в хвост. В розовый кожаный хвост, похожий на кокон. Не самое приятное зрелище.

 

6. Конец сказки

— Может, не надо? Она меня ни за что не простит! И Нольг, если узнает… Нет, отпусти, я никуда не пойду! Лучше умереть, чем смотреть им в глаза!

Ежевика вырывалась из моих рук, как могла. Мне приходилось чуть ли не силком тащить ее к семье Валлена. Арланд вместо того, чтобы помочь, шел поодаль, уйдя в какие-то свои мысли. До него было не докричаться.

— Ну посмотри на это с другой стороны, — предлагаю Ежевике. — В худшем случае у тебя будет чистая совесть и целых несколько месяцев на поиски жениха, а в лучшем ты уже сегодня станешь человеком! Все лучше, чем если ты никуда не пойдешь и будешь чахнуть потихоньку от мук совести и от нехватки воды, ведь правда?

— Ах, бедный маленький Хога… Но я не могу к ним идти! Ведь придется все рассказать! Отпусти меня, пожалуйста! — взмолилась девушка, вновь попытавшись вырваться.

Встав передо мной и преградив путь, она сложила руки в умоляющем жесте. Из ее глаз уже и слезы потекли.

— Пожалуйста! Если все узнают, что я нечисть…

— То что? — выгибаю бровь, останавливаясь, но не отпуская Ежевику.

— Меня убьют!

— Ты, кажется, готова была умереть, для того, чтобы Хогу вылечить.

— Если бы нужно было умереть, но не видеть при этом разочарованного Нольга, я непременно сделала бы это! Но так… Я не могу!… Это хуже смерти!…

— Ну-ну-ну, — притягиваю к себе и обнимаю разрыдавшуюся девицу. — Не плач, а то я тоже заплачу, — говорю, гладя ее по голове. — Представляешь, что будет с моей репутацией, если я начну плакать?…

— Бэйр? В чем дело? — спросил подошедший Арланд. Голос у него был серьезнее обычного.

— Ей стыдно им показываться, — объясняю. — Бедняга, кажется, сильно ценит доверие своего друга и боится потерять его больше смерти.

— А проклинать ей не стыдно было? — нахмурился инквизитор. — Ей стоило думать, когда она вылезала из реки.

— Она случайно! — оправдываю Ежевику, которая от суровых слов Арланда еще сильнее заплакала. — У нас это непроизвольно происходит при сильных эмоциях, которыми мы, ведьмы и прочие, не управляем!

— У нас? Бэйр, ты человек, а она — нечисть, — крикнул Арланд, разозлившись. — Не сравнивай себя с ней!

— Про нечисть уж помолчал бы, умник, — укоризненно смотрю на него. — Дальше лучше иди один, а тут я сама разберусь. Расскажи семье все, что мы узнали, и ждите там. Я с Ежевикой скоро приду.

— Нет! — попросила Ежевика. — Не надо ничего говорить! Я просто порежу руку, сниму проклятие и уйду из деревни в другое место! Не надо ничего рассказывать, пожалуйста!

— А я сказала, что надо. Иначе у тебя не будет достойного оправдания своему поступку и тебя не простят. Желание жить среди людей, к которым ты привязалась, и искренняя любовь к Нольгу — вполне достойные причины для такой просьбы к Эргее и для огромного разочарования при отказе, — объясняю ей.

— Искренняя любовь!? — возмутился так и не ушедший Арланд. — Она хотела его использовать для своих корыстных целей! Бэйр, не забывай, кто перед нами. Нечисть не должна жить среди людей. И наша главная задача — вылечить мальчика, а не помогать неуравновешенной русалке!

После его слов Ежевика вырвалась из моих рук и отошла от нас подальше.

— В-вы… убьете меня потом? В-вы… инквизитор ведь, да? — испуганно посмотрела она на Арланда.

— Инквизитор, — кивнул он ей. — А насчет убить… посмотрим. Я пока не решил, заслуживает ли смерти нечисть, посмевшая досаждать людям, которых по всем законам должна избегать.

— Зачем ты это говоришь? — раздраженно смотрю на Арланда. — Прекрати! Мы должны помочь, так как существо заслуживает нашей помощи. И ты прекрасно понимаешь, что это не тот случай, когда нечисть представляет собой опасное для общества чудовище. Если уж на то пошло, Арланд, то ты сам в несколько раз опаснее для людей и для самого себя, чем эта «нечисть»! — указывая на испуганную девушку.

Инквизитор замер и не решился ничего больше говорить. Отведя взгляд в сторону, он еще несколько секунд стоял передо мной, а потом, не получив извинений, развернулась и быстро пошел от нас по дороге по направлению к деревне. Разворачиваясь, он машинально попытался картинно взмахнуть полой своего черного плаща, но плащ был мокрым и вместо красивого движения получилось что-то неуклюжее и смешное.

— Вот дурак… — бормочу себе под нос.

Вспомнив о том, что под моей ответственностью плачущая девушка, которую нужно срочно успокоить и приободрить, я все же оторвала взгляд от удаляющейся черной фигуры.

— Ну, ягодка, давай, прекращай плакать, — прошу Ежевику, подходя к ней и вновь обнимая. — Если Нольг увидит тебя такую некрасивую, ни за что в жены не возьмет!

— О чем ты? Какие «в жены»!? Он меня сам вилами со двора прогонит! Я же русалка…

— Не прогонит. Он добрый малый, животных любит. Сомневаюсь, что он так уж удивится, если узнает, что ты нелюдь. Ты все же отличаешься от обычных девушек, он должен был это заметить…

— Думаешь?…

— Да, думаю. Он не дурак и с ведьмами знается, так что должен был хотя бы предположить что-нибудь насчет тебя. Кстати, я ему все объяснила про проклятие, и знаю, что он простил тебя. Так что тебе не стоит так уж бояться встречи с ним.

— Правда!? — удивленно посмотрела на меня Ежевика. — Значит, он уже все знает… — обреченно вздохнула она.

— А ты хотела дальше ему врать?

— Нет, но… я так не хотела, чтобы он знал. Нет, он мне не простит!…

— Да даже если так, то ничего страшного. Давай, будь мужиком, не плачь! — улыбаюсь, потрепав ее по плечу. — Это нужно просто сделать. Просто прийти, а там уже буде что будет. Ничего плохого все равно не случится, верно? Все останутся живы-здоровы и счастливы.

Вынув платок, в котором несла малину Арланду, я попыталась утереть девице слезы наиболее чистыми краями. Затем я осторожно причесала пальцами ее буйные черный кудри и поправила платье.

— Ну вот, другое дело, — улыбаюсь. — Успокоилась?

— Немного… — она всхлипнула и испуганно посмотрела на меня покрасневшими глазами.

— Ну тогда пойдем, или еще тут постоим? А что, погода хорошая, до вчера далеко…

— Пойдем, — кивнул Ежевика и взяла меня за руку. — Ты права, чем скорее, тем лучше.

— Молодец, вот это — верный настрой.

И мы направились по тропинке в деревню. Когда мы туда пришли, все, кто нас заметил, затихли и попрятались за заборами. Видимо, это мои выкрутасы сказались.

Но такая примолкшая, опустевшая деревня настораживала. По мере того, как мы шли по безлюдным улицам, Ежевика начинала нервничать. Когда вдали показался дом коневодов, она с нечеловеческой силой сжала мою руку и остановилась.

— Что такое? — удивляюсь. — Волнуешься?

— Страшно. Чувство, как будто беда будет… Но пошли. Ничего плохого и вправду не может случиться, — мужественно сказала она и направилась к дому.

Нас, оказывается, ждали. Как только я постучала в ворота, их тут же открыли. Ежевика вся напряглась, боясь увидеть кого-нибудь из семьи, но открыл нам Арланд, так что она облегченно вздохнула.

— Хога и Эргея ждут, я уже поговорил с ними, — сказал инквизитор. — Пойдемте.

Сделав первый шаг со ступеней в дом, Ежевика вся аж затряслась от страха и нервов, но не остановилась и даже не замедлила шага. Мы вошли на кухню и встали на пороге.

В комнате были только Хога и Эргея, оба молчали.

Опустив взгляд в пол и наклонив голову так, чтобы лицо хоть немного закрыли волосы, Ежевика тихо произнесла: — Здравствуйте.

— Ну здравствуй, — сухо поздоровалась Эргея. Она сидела на лавке возле печки прямая и недвижная. Ни ее поза. Ни выражение лица — ничто не выдавало ее отношение к рассказу Арланду. Невозможно было понять, что она чувствует.

Рядом с Эргеей сидел Хога, болтая ногами и с любопытство разглядывая Ежевику.

— Это кто такая, мам?

— Подруга твоего брата, — ответила та, даже не посмотрев на сына. Она внимательно следила за каждым движением девушки.

— Чтобы… — начала Ежевика, но, нервно сглотнув, остановилась. Потом продолжила. — Чтобы с вашим сыном ничего плохого больше не повторилось, я должна пролить на вашу кожу свою кровь, — сказала Ежевика, делая робкий шаг в сторону Эргеи.

— Что? — угрожающе приподнялась женщина. — Кровь на мою кожу!?

— Тогда с Хогой все будет хорошо… он выздоровеет. Я должна порезать руку и пролить кровь на вас, — затараторила Ежевика.

— Зверство какое! — пораженно выдохнула Эргея. — Кровь пускать, как в эпоху Первых Людей, ей богу!

— Позволите? — робко попросила Ежевика, медленно подходя к Эргее.

— Как будто у меня выбор есть, — вздохнула женщина и, не вставая с лавки, засучила рукав и вытянула руку вперед, зажмурилась и отвернулась.

Ежевика подошла к ней и уже приготовила руку, как вспомнила, что резать нечем.

— Держи, — Арланд тут же услужливо протянул ей свой кинжал.

Девушка не задумываясь взяла оружие и, взглянув на Хогу, который с ужасом в глазах смотрел на происходящее, в следующие же мгновение замахнулась и рассекла свою руку. Все произошло за секунду.

— Стой!… - крикнула было я. — Он же… серебряный!

Но было уже поздно.

Капли крови обрызгали рубашку и передник Эргеи, проявившись на ткани маленькими красными пятнышками. Большая часть попала в ладонь женщине и собралась там небольшой лужицей.

Ежевика через секунду после сделанного жалобно вскрикнула и упала на пол, прижимая отравленную серебром руку к груди.

— Ты что наделал!? — разозлено кричу на Арланда. — Зачем ты дал ей серебряный кинжал!?

— Серебро смертельно для нечисти, — многозначительно улыбнулся инквизитор, беря меня за руку и резко подтаскивая поближе к себе.

— Она умирает!? — в ужасе закричала Эргея, посмотрев а лежащую на полу Ежевику. Девушка корчилась от боли, прижимая к груди раненую руку, кровь из которой пачкала ей платье.

— Именно, — невозмутимо сказал Арланд.

— Тебе не жить!!! — обещаю инквизитору, с ненависть посмотрев на него.

Я бросилась было помочь умирающей русалке, но Арланд крепко сжал мою руку и дернул на себя, не давая приблизиться к ней.

— Стой и не дергайся! — велел он, обхватив меня руками и не давая мне пошевелиться. Как я не выбивалась и какую магию бы не пыталась использовать, все было тщетно. — Успокойся, все равно не вырвешься.

Ежевика продолжала корчиться на полу от боли и тихо постанывать перед смертью у меня на глазах, Эргея испуганно металась вокруг нее, Хога от страха замер на лавке, не в силах отвести взгляд от жуткого зрелища.

— А ну отпусти меня! — рычу на инквизитор, пиная его ногой. — А не то!…

— Ты ей уже не поможешь, — объяснил Арланд, продолжая удерживать меня.

— Простите… — тихо выдохнула Ежевика, рассеянно посмотрев на Эргею. Девушка задрожала, спрятала лицо в руках, а потом медленно затихла.

— Она… она умерла!? — со слезами ужаса на глазах спросила женщина, кидаясь к сыну, который от такого зрелища сам был ни живой, ни мертвый. — Что же это такое делается?… Как так-то?… Уж и вправду, мертвая? От одного пореза-то!?…

— Скорее всего да, — кивнул Арланд.

— Убийца!!! — в гневе шиплю на него, разворачиваясь и пытаясь дотянуться когтями до горла паршивца. — Как ты мог!? Зачем!? Ты ведь специально дал ей этот кинжал, гад!!!

— Успокойся, так было надо, — сдержанно ответил он, без особых усилий заламывая руки мне за спину. Откуда в нем столько силы и где она была раньше, я не слишком задумывалась, но попыток вырваться не оставляла, крутилась, пыталась ударить, укусить… Вдруг еще можно что-нибудь сделать для несчастной русалки? Нельзя же, чтоб все так и закончилось! Я же, черт возьми, обещала ей, что ничего плохого не случится!…

В этот момент на кухню вошел Нольг.

Увидев Ежевику, лежащую всю в крови на полу и бледных родственников, он быстро понял, что к чему. Кинулся к девушке, наклонился над ней и, приподняв, повернув к себе лицом.

— Что произошло!? Что с ней!? — крикнул он, посмотрев на нас и тут же вернувшись взглядом к Ежевике, чьи глаза были уже закрыты.

— Для нее было лучше умереть, чем потерять такого друга, как ты, — сказал инквизитор.

От его до дрожи в челюсти холодного голоса, от нервов и от зрелища мертвой русалки на руках опоздавшего любимого, у меня сдавило горло.

Как же так?…

— Быть не может… — прошептал Нольг, пристально смотря на недвижное лицо Ежевики. Он приложил пальцы к ее шее, чтобы найти пульс. Его лицо переменилось. — Неужели она должна была умереть ради того, чтоб исправить случайную ошибку?…

— Нет, — подавленно отвечаю. — Все должно было быть не так.

— Серебро очень быстро убивает нечисть, касаясь ее крови, Нольг. Она просто случайно порезалась серебряным кинжалом, вот и все, — объяснил Арланд с легкой улыбкой на лице. — Жалко ее, не правда ли?

— Замолчи! — шиплю на него. — Безумец, по тебе лечебница плачет!

— Уже наплакалась в свое время, — усмехнулся инквизитор, крепче сжимая меня.

— Ежевика… — убито прошептал Нольг имя девушки.

Он закрыл глаза и склонил голову над ее телом. Его руки как будто сами собой крепко сжали ее плечи. Помедлив, Нольг прижал русалку к себе.

— Сын?… — удивлено спросила Эргея.

— Надо было ей ко мне идти, — только и произнес он, погладив черные кудри девушки.

Мы замолчали. Никто не знал, что сказать. Все смотрели на тело Ежевики, лежащей на руках Нольга настоящей спящей красавицей.

Даже у меня сжималось горло, а на глаза наворачивались слезы. Она ведь не заслуживала этого!

Эргея обняла сына и тихонько заплакала.

— Бедная девочка… как же?…

— Убью, — тихо шепчу Арланду, смотря затуманенными слезами глазами на мертвую Ежевику. — Нечисть бездушная… это тебя нужно заколоть серебром!…

— Бэйр… — растерянно произнес инквизитор, тоже не отрывая взволнованного взгляда от тела девушки. — Я…

Вдруг Нольг вздрогнул и посмотрел на Ежевику как-то по-новому. Он осторожно убрал с ее лица прядь черных волос, провел пальцами по щеке, потом дотронулся до кончика носа.

— Дышит… — пораженно прошептал он.

— Дышит!? — переспросила Эргея, кинувшись к девушке.

— Дышит! — уверенно сказал Нольг, приподнимая Ежевику и прижимая к груди. — Мам, подай воды, пожалуйста!

Кивнув, Эргея кинулась к ведру с питьевой водой, зачерпнула большой деревянной ложкой и поднесла ее сыну.

Нольг осторожно приоткрыл губы Ежевики и влил ей в рот немного воды.

Девушка инстинктивно проглотила, но все же закашлялась, приходя в себя. У всех из груди вырвался облегченный вздох.

— Слава всем богам! — выдохнул Арланд и отпустил меня.

Ежевика медленно открыла глаза и пару раз моргнула, прищурилась, осматривая все вокруг.

— Что случилось?… — спросила она, но вдруг заметила Нольга, на руках у которого находилась.

Смутившись и в то же время испугавшись, она осторожно поднялась с его рук и села на полу.

— Прости меня, — тихо сказала она, пряча глаза.

— Ежевика! — радостно воскликнул Нольг и сгреб девушку обратно в свои медвежьи объятия. — Напугала, дуреха!

— Ах, дети мои!… - всплеснула руками Эргея и, снова расплакавшись, кинулась обнимать обоих. — Дети-дети, поседею я с вами так!

— Ой… — растерянно сказала девушка, когда ее обняла будущая свекровь. Ежевика все еще не понимала, что происходит.

— Ты, понимаешь ли, умерла, а Нольг тебя, оказывается, тоже полюбил за год знакомства… — быстро и путано объясняю ей, утирая скупые слезы и улыбаясь. — Ты сейчас, кажется, уже человек. Поздравляю!…

— Нольг? — удивленно посмотрела она на него. — Это… правда?

— Да, — просто ответил он, горячо целуя ее в щеку.

От неожиданности Ежевика широко раскрыла глаза, но потом на ее лице расцвела счастливая улыбка, а на щеках появился розовый румянец. Посмотрев на своего Добрыню Никитича, она совсем зарделась и робко чмокнула его в густые усы.

— Уж будьте счастливы вместе, дети мои, раз оно вам так надо! — всхлипнула Эргея и расцеловала обоих. — Мое благословление у вас есть, теперь от отца получите, и живите вместе, как муж и жена!

— Матушка! — обрадовался Нольг. — Спасибо!…

— Да чего уж, сын? Раз тебе хорошо, то и мне радостно! А мне-то уж и с внуками нянчится пора…

На этом до слез счастливом моменте я вдруг вспомнила об инквизиторе. Он забыл убраться куда подальше, стоял и с радостной улыбкой наблюдал за происходящим.

— Ты!!! — шиплю в гневе, кидаясь на него.

Арланд не ожидал нападения, потому я без труда толкнула его на стену, а потом подскочила и схватила за ворот, притянула его к себе и затрясла, что есть мочи, иногда ударяя головой о стену. От злости во мне пробудились поразительно много сил!

— Ты что наделал!?!? Ты ее чуть не убил!!!

— Все было запланировано! — начал оправдываться он, пытаясь отцепить меня от себя.

— Что!? Ах, запланировано!? Да я сейчас знаешь, что с тобой сделаю!?!? — спрашиваю, вплотную приблизив лицо и заглянув в черные глаза инквизитора.

— Бэйр, я тебе клянусь, я все предусмотрел, я внимательно за всем следил! Если бы с ней все было хорошо, Нольг бы никогда не признался в своих чувствах и она бы не стала человеком, а Эргея никогда бы ее не простила и не разрешила бы свадьбу!!! Серебро было идеальным выходом из положения!…

— А меня ты предупредить не мог, ирод!?

— Я по дороге все придумал, пока от вас шел, не успел сказать!… Кхеэээ-кхе!.. — начал он, но замолчал, так как я резко схватила его за горло и начала душить, продолжая неистово трясти, вымещая все те переживания, которые испытала за это короткое время. — Отпусти!…

— Не дождешься! — шиплю сквозь зубы, раздумывая, дать ему еще в морду или не дать. В итоге, уже замахнувшись, передумываю. — Чести много!… Убивать тебя предоставлю Дейку, он у нас по части чудовищ!

Отпустив его, направляюсь вон из дома, на улицу, чтобы подышать свежим воздухом.

— Бэйр, мне некогда было говорить! Если бы все узнали, то не сработало бы! — продолжил оправдываться инквизитор, идя за мной.

— А ну отойди, знать тебя не желаю! — говорю, резко оборачиваясь. — Ты хоть понимаешь, чем рисковал!? Она могла умереть, она уже умирала, когда Нольг вошел!!! Если бы он не успел, если бы не признался, то… то… Ты — нечисть, Арланд!!!

— Бэйр!…

— Не «Бэйр»! Не играются так чужими жизнями! Или все или ничего, ха! Это не тебе было решать!

Я вышла вон из дома и там уже пошла, куда глаза глядят.

Меня всю трясло от злости и раздражения, больше всего на свете хотелось придушить кого-нибудь…

План у него, посмотрите-ка! Кого он из себя вообще возомнил!? Чуть не убил несчастную девочку, у него, видите ли, план был! Злобный ублюдок… чокнутый маньяк! Да там и так бы все устроилось, не надо было лезть со своими хитроумными планами! И что опять втемяшилось в его больную голову!?

Со злостью пнув камень, попавшийся на дороге, я случайно попала в разгуливающего неподалеку огромного индюка. Птица обернулась на меня, прищурила глаза и капнула лапкой землю, как разъяренный бык.

Почуяв неладное, я быстро свернула на другую улицу, идя по которой продолжила мысленно ругать инквизитора.

И его это «Бэйр»! Чего? Чего он хотел? Как будто оправдывался передо мной, как будто это передо мной ему надо было оправдываться! Да он должен был в ноги кинуться этой девушке!… Складывается такое впечатление, что он совершенно не осознает, в чем, почему и перед кем виноват. Да, конечно, кончилось все как нельзя лучше, но он не имел права так рисковать! Да еще все эти жуткие фразочки в то время, как у него на глазах по его же вине умирает девушка… Как же мне хотелось свернуть ему шею за это! Нет, он определенно ненормальный! Даже если порой кажется нормальным, то все равно он чокнутый!…

Я нервно расхаживала по деревне. Ее жители, завидев меня, тут же прятались за заборы и изгороди, опасливо выглядывали, наблюдая за жуткой ведьмой. Вскоре они начали меня раздражать своими подглядываниями, перешептываниями и прочим.

Со злости я взорвала горшок на плетне, за которым прятался мальчишка, целившийся в меня рогаткой. Полегчало. В голову мне пришла мысль о том, что неплохо бы было отобрать у него эту рогатку и пойти, вспомнить детство где-нибудь в лесу. Пакости они всегда расслабляют.

Но я все-таки оставила игрушку ребенку, а сама пошла вон из деревни, к реке. В безлюдное, спокойное место, где возможно уединение с природой.

По пути за мной увязалась какая-то любопытная собака, внешне очень похожая на овчарку. Она дошла со мной до самой речки и, стоило мне только устроиться на берегу, села рядом.

— Что? Зачем ты за мной идешь? — раздраженно спрашиваю у собаки. — Жить надоело? Я же ведьма.

Она посмотрела на меня, отступила на пару шагов, и убежала.

Я разочарованно вздохнула, обняла колени и принялась смотреть на воду. Захотелось увидеть там русалку или хотя бы просто чей-нибудь всплеск. Ничего.

Постепенно злость и раздражение уступили место грусти. Абсолютно необъяснимой, тупой, ноющей, как ушиб на теле, грусти.

Для поднятия настроения я стала вспоминать последние сцены в доме коневодов.

Значит, у Ежевики все будет хорошо. Останется она со своим Никитичем, будет стирать по вечерам его рубашки, пропитавшиеся лошадиными запахами, готовить ему, ухаживать, а потом, когда-нибудь, так же, как Эргея, будет распинаться перед какой-нибудь клушей: «Муж у меня умница, красавец, работяга, с животными так обращается, как никто другой. Они — кормильцы наши. Вот мы и живем богато. И сыновья у меня все в мужа пошли, все — лучшие женихи на деревне»…

Все же рада я за нее, теперь-то у нее уж точно все будет хорошо. Из русалки с холодным сердцем да в жену милую… где-то так пелось. Молодец она, хорошо им будет с Нольгом.

А мне завтра можно будет уже уехать. Хотя, если подумать, то и сегодня можно. Тогда, правда, на улице заночевать придется, но это ничего, сейчас ночами тепло.

Если уехать сегодня, то до поместья доеду дня через три или через четыре.

Поместье…

Там куча дел. Надо будет отчитаться перед Лореном, получиться свою заслуженную награду, потом представить Меви ее наследника, надо будет закончить фонтан в саду, извиниться перед Леопольдом, что не предупредила об отъезде… Но главное и самое первое, это объяснить Дейку, какого черта.

Вспомнив о рыцаре, я поняла, чего мне сейчас так не хватает. Кого, точнее. Его бы сюда, с сарказмом и шуточками! Я бы с удовольствием послушала, что бы он сказал по поводу всей этой ситуации, и поделилась бы с ним своим мнением. Мы бы посмеялись и оставили эту тему, стали бы говорить о чем-нибудь другом, поприятнее… Поржали бы над Валленом и его семьей, наверное. Может, Дейк бы выменял у них нам новых лошадей.

Эх, черт, как же я по нему скучаю! А ведь всего-то несколько дней не виделись! Вот, что значит привычка. Без Дейка мне даже поговорить не с кем, кругом сплошные чужие люди и сомнительного вида нелюди, с которыми говорить себе дороже. А вот рыцарь уже что-то вроде родного брата.

Хмм…. представляю, как всыплет мне «братик», когда я вернусь. Бррр, нет, об этом лучше не думать!

— Бэйр? — из мыслей меня вывел голос.

Опять он…

— Чего тебе, Арланд? — равнодушно вздыхаю.

— Мы уезжаем. Я проверил, проклятие с Хоги снято. Наши вещи и лошади здесь. Вставай, поедем в поместье. Если поторопимся, может, успеем до «Лошадиной Косынки» до полуночи.

— Хорошо, — встаю с земли и разминаюсь, руки и ноги сильно затекли за время сидения на берегу. — Как ты меня нашел?

— Я же нечисть. У меня обоняние получше, чем у иной собаки, а в чужих мыслях я разбираюсь виртуозней, чем некоторые вампиры, — угрюмо сказал инквизитор, отворачиваясь от меня и подходя к своей черной кобыле.

На Арланде не было ни плаща, ни его обычного черного костюма. Их заменил коричневый чем-то похожий на монашескую рясу балахон с длинными рукавами и высоким горлом. Еще мокрые после купания волосы по-прежнему были в хвосте.

«Монах» из него получился такой же странный, как и инквизитор.

— Что с тобой? — удивляюсь, уже сев на Черта. — Где твой костюм?

— Он промок.

— А… что с лицом!? — присмотревшись к Арланду, замечаю, с ним медленно происходят какие-то жуткие метаморфозы.

— Что с лицом? — равнодушно спросил он.

— Твои глаза… они же были черные! Теперь светлеют. И волосы темнеют…

— Я же нечисть, чему ты удивляешься?