«Потаенные суда» в России

Мысль о применении подводного судна для полярных путешествий и достижения полюса возникла в далеком прошлом: ей уже свыше трехсот пятидесяти лет. В 1648 г. английский ученый, епископ Джон Уилкинс, известный своими исследованиями в области астрономии и математики, опубликовал книгу под названием «Математическая магика». Одна из глав второй ее части отведена рассуждениям о постройке ковчега для подводных плаваний. Ратуя за постройку такого рода судна, Уилкинс в качестве главных аргументов выдвигал следующие его достоинства: невидимость (или, как мы говорим теперь, скрытность плавания), а также безопасность от пиратов, бурь, льда. Ученый писал, что подобный ковчег надежен «в отношении льда и большого холода, которые имеют столь важное значение, делая полные опасности проходы вблизи полюсов».

К тому времени, когда Уилкинс сформулировал идею достижения полюса на подводном судне, человеческая творческая мысль уже сделала первые шаги на пути создания судна, способного плавать под водой.

Одним из первых, кто воплотил идею в техническое решение, был великий ученый эпохи Возрождения, художник и инженер Леонардо да Винчи (1452—1519).

Сохранился лишь эскиз задуманного им подводного судна овальной формы с тараном в носу, люком в средней части и невысокой рубкой. Чертежи же знаменитый итальянец уничтожил, заявив якобы, что «люди настолько злобны, что готовы были бы убивать друг друга даже на дне морском».

Реализовали первыми идею подводного судна англичане Вильям Бурн в 1580 г. и Магнус Пётилиус в 1605 г.

Однако осуществленные ими проекты были крайне несовершенны. И поэтому первой подводной лодкой принято считать судно, построенное в Англии в 1620 г. и испытанное на Темзе голландским врачом, физиком и механиком Корнелиусом ван Дреббелем.

Россия не надолго отстала от европейских государств. В начале XVIII века, когда она уже заявила о себе как о морской державе, не только появился реальный проект подводного судна, но и состоялись его испытания.

Еще в 1719 г. уроженец подмосковного села Покровское-Рубцово Ефим Никонов подал царю челобитную, в которой предлагал построить к «военному случаю на неприятелей угодное судно», способное «ходить в воде потаенно» и «из снаряду забивать корабли».

Петр I не только принял мастера и лично беседовал с ним, но и повелел тому «образцовое (опытное. — В.Р.) судно — делать», а «припасы и по его же требованию из конторы адмиралтейских дел денежное жалование с начатия его работы давать по 3 алтына 2 деньги на день и ныне в зачет выдать 5 рублей».

Когда в 1721 г. модель была построена, царь присутствовал при ее испытаниях, вслед за которыми самобытный изобретатель с царского соизволения приступил к сооружению уже натурального «потаенного огненного судна большого корпуса», вооруженного десятью медными трубами, которые начинялись порохом и селитрою.

Весной 1724 г. первую в мире военную подводную лодку в присутствии царя, «адмиралов, капитанов, чиновных людей и людишек простого звания» спустили на воду у Галерного двора в Санкт-Петербурге для испытаний. Но при погружении оказалось, что днище ее повреждено, в корпус стала проникать вода. Изобретателю, к счастью, удалось выбраться. Петр I ободрил неудачника и приказал, чтобы никто ему «конфуза в вину не ставил». Более того, царь распорядился дать возможность изобретателю вооружить его детище «огненными трубами», для чего «десять труб медных... порохом начинить и селитрою вымазать...». Со смертью Петра I в 1725 г. интерес к В. Никонову и его детищу со стороны Адмиралтейств-коллегии пропал, тем более что новые испытания судна также сопровождались неудачами. В январе 1728 г. «за издержку немалой на то суммы» он был разжалован из корабельного мастера в рядовые адмиралтейские работники и выслан в Астрахань для работы на местной верфи.

Впервые обнародовавший сведения о Е. Никонове в статье «Об изобретении подводных судов в России в 1719 году русский историк В.Н. Берх писал: «Гений изобретения достается в удел не одним иностранцам... Если бы наш изобретатель Никонов имел хотя малое пособие или лучших мастеров... то сделал бы за 100 лет перед сим хорошее подводное судно».

Упомянутые выше подводные суда В. Бурна и К. ван-Дреббеля имели сугубо мирное назначение. И только в 1776 г., т.е. через полвека после создания «потаенного судна» Е. Никонова в России, за рубежом, в США, была построена подводная лодка для военных целей «Тэтл» («Черепаха»). В 1777 г., во время Войны за независимость, управляемая сержантом Э. Ли, обученным ее создателем Давидом Душнеллем, лодка атаковала на реке Гудзон английский 64-пушечный фрегат «Игл» («Орел»). Однако мину, доставленную подводной лодкой, закрепить на днище корабля не удалось. С заведенным часовым механизмом она всплыла на поверхность и взорвалась. Первая попытка боевого применения подводной лодки, таким образом, закончилась неудачей.

Литература по истории подводного кораблестроения сплошь и рядом изобилует именами иностранными. Однако необходимо подчеркнуть, не умаляя заслуг изобретателей, что и Россия в этой области не была обойдена талантами.

Сейчас имеются сведения по крайней мере о 42 самых различных предложениях и проектах отечественных подводных лодок конца XVIII — начала XIX веков. Причем многие из русских изобретателей и конструкторов в своих проектах, технических решениях часто намного опережали зарубежную творческую мысль.

В 1799 г. житель города Кременчуга С.А. Ромодановский, например, в своем проекте первым в мире предложил разместить водяной балласт вне корпуса судна в особых цистернах-мехах.

К.Г. Чарновский (по иным сведениям Черновский), уроженец Минской губернии, узник Петропавловской, а затем Шлиссельбургской крепостей, изобрел еще в 1825 г., будучи студентом-волонтером первого курса Санкт-Петербургской медико-хирургической академии, подводное судно, над совершенствованием которого он продолжал работать, находясь в заключении за участие в польском национальном патриотическом движении. Он первым предложил цилиндрическую форму судна, заостренную в носу и тупую в корме. Проект Чарновского предусматривал установку на лодке для наблюдения за поверхностью воды специального выдвижного оптического устройства, идею которого выдвинул еще М.В. Ломоносов.

В 1831 году А. Подолецкий из Петербурга представил в Кораблестроительный комитет Морского министерства проект двухкорпусного подводного судна (за границей таких предложений еще не выдвигалось), междубортное пространство которого предполагалось использовать для приема водяного балласта, а всплытие осуществлять посредством откачки воды поршневыми насосами.

Все приведенные выше проекты не были осуществлены. Тем значительнее творческая деятельность русского военного инженера К.А. Шильдера, построившего на свои средства в 1834 году на Александровском механическом и литейном заводе в Петербурге (ныне объединение «Пролетарский завод») подводную лодку. В том же году на Неве состоялись ее испытания, которые прошли весьма успешно.

Лодка Шильдера отличалась рядом новшеств. Она была построена целиком из металла и знаменовала собой начало «железного» судостроения в России. Для определения глубины погружения конструктор установил на судне манометр, соединенный с забортной водой трубкой, став, таким образом, изобретателем первого глубиномера. Наконец, Шильдер снабдил свою подводную лодку помимо шестовой мины шестью ракетами в двух бортовых трехствольных установках. Его по праву можно назвать пионером создания ракетного оружия подводного флота, тем более что он впервые в мировой практике осуществил запуск ракеты из-под воды.

В дальнейшем, вплоть до 1845 года, К.А. Шильдер продолжал вносить в свое изобретение разные усовершенствования и производить опыты с еще одной построенной им лодкой.

Итак, в России еще в первой половине XIX века было построено и успешно испытывалось в течение многих лет первое подводное судно, причем уже с командой из 8—13 человек, набранной из солдат лейб-гвардии саперного батальона и нижних чинов Морского гвардейского экипажа. Временным командиром на лодке Шильдера стал мичман Р.Н. Жмелев, которого по праву считают первым офицером-подводником русского флота. Рассказ о подводной лодке Шильдера этим можно было бы ограничить, если бы не одно немаловажное для нас обстоятельство.

«Первые опыты над новою подводной лодкой (эта уменьшенного объема бочкообразной формы лодка предназначалась по замыслу изобретателя «к употреблению в армиях для уничтожения неприятельских мостов на больших реках». — В.Р.) предполагалось произвести в присутствии государя императора в декабре 1834 г. на Обводном канале, причем лодка должна была плавать подо льдом, но по причине мелководья эти опыты были на некоторое время отложены. Когда именно они были совершены, г. Мазюкевичу неизвестно, но он предполагает, что результаты этих опытов были удовлетворительны, потому что в начале 1835 г. его величество утвердил новое предложение генерала Шильдера относительно построения особого устройства военных пароходов».

Следует напомнить, что инженер-генерал К.А. Шильдер был признанным в России авторитетом в области фортификации, а также применения на суше и на море минного оружия. Он постоянно стремился к тому, чтобы превратить минное оружие из оборонительного в наступательное.

В марте 1834 г. он на покрытом льдом Обводном канале у Александро-Невской лавры в Санкт-Петербурге взорвал мощный заряд, снабженный электрическим запалом дистанционного типа, — прототип подводной мины. Изобретатель считал, что с помощью такого устройства во время войны можно будет подрывать в зимнее время устои мостов и других гидротехнических сооружений, находящихся в руках неприятеля. Естественно, его волновал вопрос, как подвести к мосту пороховой заряд-мину подо льдом. Здесь-то, видимо, и пришла ему в голову мысль об использовании сконструированной им подводной лодки.

Итак, можно сказать определенно, что первым, кто предлагал использовать подводную лодку для борьбы с неприятелем в зимнее время в условиях ледостава, был наш соотечественник К.А. Шильдер.

Тяжелые испытания, которые выпали на долю России во время Крымской войны 1853—1856 гг., усилили поток предложений о создании подводных лодок. Изобретатели считали, что с их помощью можно будет уничтожить или хотя бы ослабить неприятельский флот, блокировавший Севастополь.

Наиболее известны проекты И. Александровского, Н. Полевого, Н. Спиридонова, А. Титкова, А. Шпигоцкого, а также изобретателя, скрывшего свою фамилию под псевдонимом «Г.Г.».

В тот же период предложил России свои услуги В. Бауэр, немец-баварец по происхождению.

Построенная им в Петербурге лодка испытывалась в 1856 г. в Кронштадте. При этом выявился ряд серьезных конструктивных недостатков, в довершение в октябре того же года она затонула на Северном фарватере. Благодаря находчивости командира лейтенанта П.А. Федоровича, ее экипажу удалось спастись. В феврале 1857 г. лодку подняли. Исправлять по требованию морского ведомства недостатки в конструкции и продолжать опыты изобретатель отказался и покинул Россию.

Следующим подводным кораблем, созданном в России и многие годы находившимся в строю, стала лодка конструкции И.Ф. Александровского. На ней впервые в практике отечественного кораблестроения был применен механический двигатель — две воздушные машины, работавшие на сжатом воздухе. Всплытие лодки на поверхность осуществлялось продуванием водяного балласта сжатым воздухом, как на современных подводных кораблях. Для участия в разработке проекта Александровский привлекает крупнейшего специалиста в области пневматических двигателей С.И. Барановского. На лодке были установлены кормовые горизонтальные рули, что нигде до этого не применялось. Изобретатель первым в России установил на ней магнитный компас. Наконец, надводное водоизмещение подводной лодки Александровского составило 352 т, а подводное — 363 т при длине около 33 м и наибольшей ширине 4 м. Такой внушительный по своим размерам подводный корабль был построен впервые.

Загоревшись идеей постройки подводной лодки в 1853 г., И.Ф. Александровский уже к началу следующего года подготовил ее проект, потом дорабатывал его. В июне 1863 г. завод Карра и Макферсона в Петербурге (после революции — Балтийский завод имени Серго Орджоникидзе) получил заказ на постройку подводной лодки и исполнил его в 1866 г. Однако испытания, во время которых вносились новые усовершенствования, продолжались шесть лет.

Во время очередного из испытаний, проведенного в июне 1871 г. в проливе Бьёркезунд без команды, с погружением на глубину 30 м, подводная лодка потерпела аварию, и опыты по ее дальнейшему совершенствованию и испытанию лодки Александровского были прекращены. Изобретатель, однако, не остановил работу над излюбленной темой и в конце восьмидесятых годов, незадолго до смерти (1894 г.) разработал еще один проект подводной лодки с улучшенными боевыми и техническими характеристиками.

Заслуги И.Ф. Александровского в области военного кораблестроения будут отмечены не полностью, если мы не упомянем, что за год до появления за рубежом самодвижущейся мины Уайтхеда, получившей название «торпеда», он в 1865 г. представил в Морское министерство свой проект самодвижущейся мины. Совершенствованию ее конструктор отдал немало сил и времени, добившись превосходства своей торпеды по многим параметрам над изобретением Уайтхеда.

Немало нового внес в теорию и практику подводного кораблестроения другой талантливый русский изобретатель — С.К. Джевецкий. По одному из его проектов впервые в мире в 1879— 1881 гг. была осуществлена серийная постройка 50 (!) небольших, длиной всего 6 м, подводных лодок. Детали для них изготавливались в основном в Петербурге на Невском заводе, а сборка в целях сохранения секретности — на разных предприятиях. 34 лодки отправили по железной дороге в Севастополь, а 16 оставили в Кронштадте. Лодка приводилась в движение мускульной силой экипажа (он состоял из четырех человек) с помощью педалей, вращавших гребной винт.

Всего за свою долгую творческую жизнь С.К. Джевецкий разработал девять проектов различных подводных лодок.

Последний он представил Морскому техническому комитету в 1909 г. В каждый новый Джевецкий вносил существенные изменения. А некоторые из них представляли собой совершенно оригинальные технические и инженерные решения, как, например, проект «водобронного миноносца». Основная идея проекта этого необычного корабля состояла в том, что все его жизненно важные части располагались в погружающемся прочном корпусе.

С.К. Джевецкий изобрел так называемый решетчатый торпедный аппарат, широко применявшийся на подводных лодках. Он располагался вне прочного корпуса и позволял вести залповую торпедную стрельбу «веером». Выстрелы были беспузырные и не влияли на плавучесть и дифферент лодки. Первым в мире еще в 1884 г. он практически использовал в качестве двигателя для подводного хода электромотор.

Менее известно имя другого изобретателя — генерал-майора О.Б. Герна, построившего в 1854—1867 гг. последовательно четыре подводные лодки. Энергетическая установка последней состояла из парового котла и двухцилиндровой паровой машины. В надводном положении в качестве топлива использовался уголь, в подводном — скипидар, распыление и горение которого обеспечивалось сжатым воздухом. Интересен и установленный впервые Герном на лодке гидростат, связанный с горизонтальными рулями. Это была первая попытка автоматически удерживать подводную лодку на заданной глубине.

Среди изобретателей подводных лодок достойное место принадлежит и Игнатию (Огнеславу) Степановичу Костовичу, сербу, принятому на служба в русский флот во время войны с Турцией в 1877—1878 гг. Им были разработаны два проекта «миноносной рыбы-лодки», предназначенной для конвоирования торговых судов в военное время. «Рыбу-лодку» предлагалось вооружить 12 самодвижущимися минами-торпедами, выстреливаемыми с помощью сжатого воздуха последовательно из расположенной в носовой части «метательной трубы» — прототипа современных трубчатых аппаратов. На подводной лодке второго проекта он предлагал установить изобретенный им в 1879 г. бензиновый двигатель (кстати, раньше, чем автомобильный мотор немецкого инженера Даймлера), на котором впервые применялось электрическое зажигание горючей смеси.

Принципиальное значение для подводного кораблестроения имели предложения еще двух русских изобретателей: отставного поручика А. Лазарева, предусмотревшего в своем проекте, что подводная лодка «будет состоять из разных отделений, сообщающихся между собой особыми герметическими крышками, закрывающимися задвижками...», и Д.Г. Апостолова (Бердичевского). Корпус трансокеанского воздушно-подводного скоростного судна последнего (проект был представлен в 1889 г.) также должен был разделяться на ряд отсеков вертикальными и горизонтальными перегородками. Такие водонепроницаемые перегородки (их теперь называют переборками) были призваны надежно обеспечить живучесть подводной лодки и безопасность ее команды.

Даже этих примеров, которых можно было бы привести еще немало, достаточно для того, чтобы убедиться: Россия уже в XIX веке не только шла в ногу с мировой технической мыслью в области подводного кораблестроения, но и во многих случаях опережала ее.

 

Подводный путь к полюсу

Подавляющее число проектов и сопровождавших их экспериментов имели главной целью создать качественно новый боевой корабль, которой был бы способен наносить противнику в ходе морской войны ощутимый урон ударами из-под воды.

В то же время многие зарубежные и наши отечественные изобретатели и конструкторы считали, что подводное судно послужит также хорошим средством для исследования морских и океанских глубин, добычи богатств подводного мира, транспортировки пассажиров и грузов.

Весной 1881 г. в Русское техническое общество (РТО) обратились братья Карышевы — Иван Александрович, инженер-путеец из Петербурга, и Александр Александрович, отставной военный инженер из Ростова — с просьбой рассмотреть разработанный ими проект подводной лодки, предназначенной для выполнения научных исследований и судоподъемных работ».

Совет РТО, изучив и обсудив на пяти заседаниях в мае 1881 г. их проект, вынес заключение: «...добросовестный и честный труд г.г. Карышевых может быть признан лучшею разработкой вопроса о подводном плавании из всех появившихся доныне».

Что же нового содержалось в проекте братьев-инженеров? Научно-исследовательский вариант подводного судна предусматривал погружение на глубину 2500 футов (830 м), а боевого подводного корабля — 1200футов (400м). Китообразный корпус подводной лодки должен был иметь длину 20 м, ширину 4 м. Водоизмещение составляло 200 т. Пустотелые шпангоуты крупного сечения использовались в качестве резервуаров сжатого воздуха.

Движение лодки Карышевых обеспечивалось с помощью единого двигателя — паровой машины со специальным приспособлением для использования под водой. При этом ее максимальная скорость составляла по проекту при плавании под водой — 15 верст (16 км) в час. А дальность плавания под водой при малой скорости, по расчетам изобретателей, равнялась 150 верстам.

Для дыхания экипажа и ученых предполагалось применить способ двойной вентиляции: естественной при всплытии и искусственной очистки воздуха в подводном положении.

Высокая стоимость лодки, составлявшая 500 тыс. рублей, послужила препятствием к постройке... Выступая в защиту своего проекта, братья Карышевы подчеркивали, что спроектированная ими подводная лодка может быть использована и в полярных районах. Они писали:

«Не удавалось еще до сих пор и достигнуть полюсов, несмотря на многие попытки проникнуть до них или по воде, или по льду, допуская вопрос подводного плавания решенным, казалось бы, что мы не должны встретить больших препятствий, подходя к ним подо льдами... Предприняв подобную экспедицию летом, когда надо полагать все льды плавающими, можно всегда отыскать свободные от льдов места, где легко всплыть на поверхность и запастись воздухом. Притом пространство, покрытое вечными льдами, совсем не так широко; оно около 700 или 800 верст; на этом протяжении потребовалось бы всплыть на поверхность три или много четыре раза». Какова дерзновенность замысла!

Сейчас, когда атомные подводные лодки уже неоднократно побывали на Северном полюсе, совершили продолжительные арктические походы, мы отдаем себе отчет в том, что многие изобретатели слишком упрощенно представляли себе полярную подводную экспедицию. Но это естественно: они не знали, с какими трудностями им придется столкнуться на практике.

Не получив средств на постройку подводной лодки, авторы проекта объяснили причину того, что они не раскрыли его секрета:

«Мне чрезвычайно жаль, что я не могу открыть самого проекта, тогда многим было бы наглядно видно, что этот проект совершенно полон и как предварительный больше чем закончен, что в нем обдуманы и предусмотрены многие самые мелочные практические детали и описаны, как в данном случае будут они применены», — писал И.А. Карышев. — Привилегия мною еще не взята; я считаю, что взять привилегию в одной стране — значит огласить проект для всего света, а потому вынужден держать пока свой проект закрытым».

Выступая в поддержку проекта братьев Карышевых, исследователь истории подводного плавания Н.И. Адамович писал:

«При дальнейшем развитии подводного судоходства, может быть, до сих пор неосуществленная задача достижения Северного полюса, несмотря на многократные попытки проникнуть до него, разрешится гораздо проще, чем это теперь представляется... Если пробивают в гранатах туннели, говорит один из величайших русских ученых (имеется в виду Д.И. Менделеев. — В.Р.), то проходы во льдах не могут задержать человека в победоносном движении к Северному полюсу и вдоль азиатских берегов Северно-Ледовитого океана, с чем связано открытие нового «великого сибирского пути», для осуществления которого стоит подумать над развитием подводного судоходства и усовершенствованием подводных лодок».

Как выяснилось впоследствии, несмотря на тщательное изучение специалистами, многие расчеты братьев Карышевых оказались все же недостаточно обоснованными, и академик А.Н. Крылов, причастный в свое время к обсуждению их проекта, вынужден был много лет спустя сказать об этом в своих воспоминаниях:

«В ноябре 1878 г., в возрасте 15 лет, будучи воспитанником Морского училища, прочел я в газете, что в IV (военно-морском) отделе Русского технического общества инженер Карышев будет делать доклад о подводном плавании и своем проекте подводной лодки.

<...> Доклад Карышева был изложен блестяще, мне все было совершенно понятно и казалось удобоисполнимым. Но затем в 1905 г. я состоял в экспертной комиссии Комитета по усилению флота на добровольные пожертвования вместе с корабельным инженером И.Г. Бубновым и капитаном 2 ранга М.Н. Беклемишевым... Карышев вновь представил проект, составленный им 27 лет назад и казавшийся мне столь интересным, когда мне было 15 лет.

Теперь мне было 42 года, я имел серьезный теоретический и практический опыт, и наша комиссия признала полную практическую непригодность проекта Карышева и необоснованную фантастичность как этого, так и многих других его предложений».

С появлением в конце XIX века уже более совершенных подводных лодок среди конструкторов, кто занимался развитием подводного плавания, а также ученых, ратовавших за исследование полярных стран, и за рубежом, и в России вновь не однажды возникала мысль о достижении Северного полюса под водой.

В 1896 г., например, с таким предложением выступил французский инженер Гаскон Л. Пеше. В те годы европейская общественность широко обсуждала подготовку экспедиции на Северный полюс шведского инженера С. Андрэ.

Пеше отнесся к этому предприятию с величайшим недоверием, назвав проект достижения Северного полюса на воздушном шаре «безумною затеею смелых ученых... без всякой надежды на успех». (Мрачные предположения француза, к сожалению, сбылись. Полет, предпринятый в 1897 г. Андрэ на воздушном шаре «Орел», закончился гибелью всех участников.) В противовес воздушному пути к полюсу, на котором, по его мнению, путешественники неизбежно встретят «неожиданные препятствия и затруднения», он предложил другой — подводный. У подводных судов, считал он, есть два существенных недостатка для плавания под полярными льдами: отсутствие надежных способов ориентировки и невозможность видеть под водою. Однако автор смелого проекта считал, что недостатки эти вполне преодолимы: для достижения полюса необходимо «только править по направлению магнитной стрелки компаса», так как магнитный полюс Земли, как он считал, находится по соседству с географическим.

Для производства необходимых обсерваций и пополнения запаса воздуха для команды подводная лодка сможет всплывать в полыньях. Если поверхность воды закрыта льдом, нужно с помощью «динамитных снарядов» взорвать плавающую ледяную кору, подобно тому, как «подводный миноносец взрывает неприятельские суда».

В будущем, указывал Пеше, когда «дело разовьется и усовершенствуется, можно будет употреблять целую флотилию подводных миноносцев, чтобы взрывать перед собою все препятствия и прокладывать дорогу во льдах обыкновенным кораблям или судам типа нансеновского «Фрама», которые будут следовать за подводными миноносцами».

По мере продвижения судна к полюсу подводные путешественники могут время от времени при всплытии в полыньях пускать небольшие воздушные шары, с помощью которых отправлять депеши о ходе научных исследований и местонахождении экспедиции.

Пеше предусматривал вариант возвращения ученых экспедиции не на лодке, а на воздушном шаре. Он считал его даже предпочтительнее, так как это давало возможность произвести с воздуха массу дополнительных интересных наблюдений.

Нетрудно видеть, что проект Гаскона Л. Пеше был далек от реального, особенно если учесть состояние подводного кораблестроения в то время и уровень знаний о полярном мореплавании.

Однако автор, выступивший со своим проектом в журнале «Научное обозрение» 19 сентября 1896 г., высказал твердое убеждение, что рано или поздно он будет «осуществлен и, вероятно, представителями одной из северных наций, т.е. шведами, норвежцами или русскими, которые ввиду соседства с полярными странами уже и раньше занимались их исследованием».

Несколько лет спустя, 16 января 1901 г., с еще одним проектом путешествия к Северному полюсу на подводной лодке выступил на внеочередном заседании Географического общества в Вене немецкий инженер Герман Аншюц-Кэмпфе.

Подводя итог многим полярным экспедициям, он подчеркивал, что одной из главных причин их неудач явилось отсутствие надежного средства передвижения.

— Возникает вопрос, — говорил он, обращаясь к собравшимся, — нельзя ли сконструировать такое транспортное средство, которое оправдало бы себя как средство передвижения в самом тяжелом ледовом море? Иными словами, перед нами встает вопрос: почему бы нам не построить корабль, который дошел бы до цели подо льдом.

Г. Аншюц-Кэмпфе обстоятельно изложил все аргументы в защиту своего проекта. Основательно изучив результаты наблюдений и исследований полярных путешественников Ю. Пайера, К. Вейпрехта, Л. Абруццкого, Ф. Нансена, он утверждал, что столкновения «с самым страшным врагом всех экспедиций» в Арктике — айсбергами и непреодолимым паковым льдом — он избежит, погружаясь на безопасную глубину и всплывая в разводьях.

В своем докладе изобретатель кратко обрисовал облик будущего подледного корабля. Лодка, имеющая цилиндро-коническую форму, водоизмещением около 800 т, будет снабжена керосиновым (нефтяным) двигателем для надводного и электромотором для подводного хода. Движение по горизонтали и вертикали обеспечат винты, расположенные в центре корпуса.

Сам корпус обшивается стальными пластинами и дополнительно дубовыми досками для предохранения от ударов о лед. Для обеспечения точности кораблевождения помимо магнитного компаса устанавливается гироскоп. Наблюдение через иллюминатор с толстым защитным стеклом позволит находить в сплошном льду полыньи: глубокая черная мгла над лодкой — плотный ледяной покров; слабый отблеск света — небольшая трещина; светлые пятна — свободный ото льда промежуток воды.

По расчетам Аншюц-Кэмпфе, запаса электроэнергии в аккумуляторной батарее ему хватит на 5 ч непрерывного хода. При скорости 3 узла, таким образом, лодка пройдет расстояние около 50 миль. На этом пути, как считал он, обязательно встретится полынья. Если же не окажется, то с помощью специального выдвижного взрывного устройства придется проделать во льду отверстие, в которое можно выдвинуть вентиляционную трубу.

Любопытная деталь. Отдавая себе отчет в том, что магнитный компас непригоден для высоких широт, Герман Аншюц-Кэмпфе создал в 1904 г. так называемый азимутальный гироскоп, или гироскоп направления. Совершенствуя его, в 1908 г. он сконструировал прототип первого мореходного одногироскопного компаса.

Признавая, что его предложения далеки от совершенства, инженер справедливо предвидел сильные атаки оппонентов и даже обвинения в авантюризме. «Если мой план... раскритикуют, это, возможно, меня образумит», — сказал в заключение своего доклада Аншюц-Кэмпфе.

В книге «Подводное судоходство», вышедшей в России в 1905 г., Д. Голов справедливо указывал:

«Предпринявшего такое путешествие несомненно постигла бы та же участь, как и воздухоплавателя Андрэ; хотя подводное судоходство по развитию стоит впереди воздухоплавания, но не настолько, чтобы были возможны дальние плавания, особенно столь опасного характера, как то, какое предполагал предпринять немецкий изобретатель подводной лодки». По данным Д. Голова, Аншюц-Кэмпфе даже построил в Вильгельмсхафене подводную лодку, на которой якобы «имел намерение отправиться на Северный полюс».

В том же 1901 г. идея плавания подо льдом к Северному полюсу дала всходы и на русской почве. Проект, о котором пойдет речь ниже, не только не получил воплощения, но и не был детально проработан. И все же даже с современных позиций он представляется более реальным, чем зарубежные проекты. Имеется в виду арктическое подводное судно Д.И. Менделеева.

Великий русский ученый-энциклопедист известен также и как инициатор полярных исследований, и как выдающийся деятель в области судостроения. Будучи консультантом Морского министерства, Дмитрий Иванович принимал деятельное участие в рассмотрении проектов подводных лодок, бронирования кораблей, в создании бездымного пороха для корабельной артиллерии.

С именем Менделеева связана постройка первого в мире линейного ледокола «Ермак». Менделеев подготовил план высокоширотной научной экспедиции, которая намечалась на 1901— 1902 гг. Один из вариантов этого плана предусматривал создание специального экспедиционного ледокола, форма и теоретический чертеж которого были разработаны Дмитрием Ивановичем.

Ученый писал в связи с идеей использования ледокола в исследовании Арктики:

«Сильный корабль и свободные части вод — вот первые средства для победы над препятствиями Ледовитого океана».

Ратуя за исследование арктических морей, освоение Северного морского пути, Менделеев считал, что это будет способствовать появлению «опытных моряков, привыкших взрывать сопротивляющиеся массы, плавать под водой (выделено мной. — В.Р.). Словом, писал он, «в нашем морском деле — для его успешного и верного движения вперед — лучше всего на один из первых планов поставить завоевание Ледовитого океана».

«Плавать под водой!». Призыв ученого не был простым лозунгом. В менделеевском наследии есть прямые указания о том, как идею достижения Северного полюса можно осуществить, плавая под водой. В первом томе его научного архива, изданном под названием «Освоение Крайнего Севера», приведена запись, сделанная ученым в рабочей тетради 30 декабря 1901 г.: «Мысли о подводном судне». И далее даны формулы, расчеты, схемы, связанные с проектом подводной лодки для плавания подо льдом.

По мысли Дмитрия Ивановича, такой корабль, предназначенный для арктической экспедиции, должен иметь в длину 50 и в ширину — 20 м. Его объем будет в этом случае равняться 2100 м3, а, следовательно, подводное водоизмещение — 2100 т.

Напомним, что построенная в России в 1903 г. на Балтийском заводе в Петербурге одна из самых крупных тогда в мире подводная лодка «Дельфин» конструкции И.Г. Бубнова, выступившего в соавторстве с М.Н. Беклемишевым и И.С. Горюновым, имела подводное водоизмещение всего 124 т.

Дмитрий Иванович понимал, что существовавшие в то время источники энергии для работы двигателей подводных лодок не могли обеспечить им длительного подледного плавания.

Аккумуляторная батарея уже названного выше «Дельфина» по проекту была рассчитана на плавание в подводном положении на расстояние всего 28 миль. При испытаниях, правда, выяснилось, что миноносец № 150 (так называлась первоначально эта лодка при постройке) при скорости около 5 узл. все же может преодолеть под водой расстояние до 60 миль.

Для движения под водой Менделеев предлагал использовать пневматический двигатель. Сжатый до 800 атм воздух для работы последнего должен был находиться в металлических трубах с внутренним диаметром 2 см и внешним 3 см. Общая длина этих своеобразных резервуаров составила бы около 26 км, а общий внутренний объем — 8,04 м3. Вес сжатого воздуха равнялся бы при этом примерно 2 т. Приблизительный расчет показывает, что лодка при соблюдении строжайшей экономии своего «горючего» вряд ли смогла бы достичь подо льдом полюса. Очевидно, Дмитрий Иванович исходил из того, что во время путешествия для возобновления резерва воздуха ей все же придется всплывать в разводьях. Однако прямых указаний на этот счет в записях ученого нет.

На сохранившемся в архиве эскизе Д.И. Менделеева показано расположение центра тяжести и центра величины подводной лодки, имеющей в поперечнике корпус округлой формы, в сравнении с этими же важными точками надводного корабля. При этом показано действие льда на их корпуса, Дмитрии Иванович Менделеев отдавал себе отчет в том, что грозит лодке после всплытия во льдах при сжатии».

Думая об использовании подводной лодки для исследования полярных широт, ученый вместе с тем трезво смотрел на существо дела, понимая, что подводные корабли еще очень далеки от совершенства и непригодны для транспортировки грузов. Он очень настойчиво занимался изучением роли Северного морского пути в освоении природных богатств Заполярья. Дмитрий Иванович писал: «Подводное плавание, на которое так много стали уповать, обещая немало для удовлетворения любознательности, военных целей, почтового и пассажирского сообщения, ничего само по себе не обещает пока для передачи товаров».

Этим можно, видимо, объяснить то обстоятельство, что мысли Д.И. Менделеева о подводном судне для полярных морей так и не получили дальнейшего развития, и он сосредоточил свое внимание на проектировании специального экспедиционного арктического ледокола.

По сохранившимся в рабочей тетради Д.И. Менделеева черновым эскизам и подробным расчетам корабельному инженеру А.И. Дубравину удалось воспроизвести теоретический чертеж ледокола. Модель этого корабля экспонируется в музее-архиве ученого при Санкт-Петербургском государственном университете.

Обратим внимание на то, что Д.И. Менделеев одним из первых предусмотрел для обеспечения движения арктической подводной лодки единый (пневматический) двигатель. Ведь только с появлением другого, конечно неизмеримо большей мощности, атомного двигателя стали возможными походы подводных лодок к Северному полюсу.

Уместно заметить, что приоритет в изобретении поршневой воздушной машины для движения подводной лодки как в надводном, так и подводном положении (единого двигателя) принадлежит нашему соотечественнику офицеру флота Н.Н. Спиридонову. Еще в 1855 г. он представил в Морской ученый комитет проект подводной лодки с экипажем из 60 человек, вооруженной 15 (!) орудиями особого устройства.

Немалый вклад в разработку идеи использования воздушных машин в судостроении внес талантливый русский инженер и изобретатель С И. Барановский.

Кстати, проблема установки на подводной лодке единого двигателя для надводного и подводного хода (имеется в виду теплового) впервые практически была решена в России.

Весной 1906 г. на Петербургском металлическом и механическом заводе заложили подводную лодку по проекту С.К. Джевецкого. В конце года лодку уже подготовили к испытаниям, но они затянулись. И только в 1908 г. единственный тогда в мире подводный корабль с единым тепловым двигателем вошел в строй. На «Почтовом» (так стал он называться) С.К. Джевецкий установил два бензиновых мотора, работу которых под водой обеспечивали баллоны с большим запасом сжатого воздуха.

Через четыре года, в 1912 г., мичман М.Н. Никольский предложил кислородное приспособление для работы двигателя внутреннего сгорания любой системы без доступа атмосферного воздуха. В данном случае шла речь о применении замкнутого, регенеративного цикла обработки выхлопных газов.

Вернемся, однако, к основной теме нашего рассказа.

Приверженцем идеи достижения Северного полюса на подводной лодке был и американский изобретатель и предприниматель Саймон Лейк.

В январе 1898 г. в журнале «Нью-Йорк джорнэл» он опубликовал статью «К Северному полюсу на подводной лодке с динамитом для пробивания отверстий во льду», а в апреле того же года запатентовал проект подводной лодки с ледовым буром.

Спроектированная Лейком арктическая подводная лодка имела прочную стальную обшивку, отходившую от несколько наклоненного вниз округлой формы форштевня и прикрывавшую корму и рубку. Зарядку аккумуляторов предполагалось производить в полыньях — считалось, что их можно обнаружить на расстоянии 40 км друг от друга. При невозможности всплыть или аварии специальным прочным буром во льду проделывалось отверстие, причем внутри бура имелось две трубы: одна — для подачи чистого воздуха команде и для работающего двигателя, другая — для отвода выхлопных газов.

Несмотря на то что наука обладала уже к тому времени значительными представлениями о природе и форме арктических льдов, С. Лейк исходил из предположения, что они имеют примерно одинаковую толщину (3—5 м) и сравнительно ровную поверхность. В его представлении лодка, подобно перевернутым салазкам, смогла бы скользить по нижней поверхности.

В дальнейшем, в 1921 г., он опубликовал новый и также довольно фантастический проект подледного корабля водоизмещением 500 т. Для ориентировки подо льдом на лодке планировалось установить специальные щупальца, подобные тем, которые были испытаны на первой лодке Лейка «Аргонавт» в 1897 г. Они представляли собой подвижной поршень-аутокомпрессор, установленный в носу и сообщающийся с водяными цистернами. При ударе о лед шток поршня с наконечником срабатывал, цистерны заполнялись водой и лодка погружалась.

Новый проект С. Лейка также остался в чертежах. Не отличавшийся большой скромностью Лейк во имя рекламы, а значит, и наживы часто выдавал желаемое за действительное. В книге известного датского исследователя Р.С. Стеенсена «Северный морской путь», вышедшей в Копенгагене в 1957 г., описан случай, когда после «двухчасового плавания подо льдом Финского залива» подводной лодки «Протектор», второй лодки американского изобретателя, проданной им России и вошедшей в строй русского флота под названием «Осетр», царское правительство поручило ему якобы разработать чертежи новой подводной лодки, специально приспособленной для подледного плавания.

Никакими архивными данными этот факт, к сожалению, не подтверждается, к тому же «Осетр» не мог испытываться и, следовательно, плавать тогда подо льдом.

Эта подводная лодка в июне доставлена на пароходе «Фортуна» в Кронштадт. 13 августа она под командованием лейтенанта А.С. Гадда вступила в кампанию, но уже через три дня была поставлена в док для исправления рулей и ликвидации течи в кормовой частей корпуса. По окончании ремонта 21 сентября лодка испытывалась на Кронштадтском рейде, а затем в Бьёркезунде. 15 октября «Осетр» перешел в Петербург, где его вместе с другими лодками начали готовить к перевозке на Дальний Восток. 4 декабря она была отправлена по железной дороге, но из-за перегрева осей на транспорте возвращена. 15 марта 1905 г. ее вновь повезли во Владивосток, куда она прибыла 18 апреля.

Правдоподобнее выглядит другой случай, описанный Д. Даганом в книге «Человек в подводном мире», которая вышла в Лондоне в 1960 г. Стремясь во что бы то ни стало продать «Протектор» американскому флоту, С. Лейк решился якобы во время зимних испытаний в Ньюпорте на следующий весьма рискованный для того времени трюк: опустился на лодке под воду, зашел под ледяное поле, а затем, пробив лед, всплыл. Однако ему так и не удалось добиться покупки лодки в США. И он обратился тогда к зарубежным заказчикам, продав «Протектор» России.

Объективности ради заметим, что «Осетру» все же пришлось плавать во льду, но только много позднее, когда он находился уже на Дальнем Востоке. Об этом свидетельствуют фотографии, помещенные в книге русского военно-морского историка П.И. Белавенца «Нужен ли нам флот и его значение для истории России» (издана в Петербурге в 1910 г.). Под фотографиями, на которых изображена подводная лодка во льдах, имеются подписи: «Лодка «Осетр» 20 января 1907 г. с обледенелой палубой» и «Лодка «Осетр» после 3-часового плавания встретила лед и идет в нем». Уточнить обстоятельства, связанные с этим зимним ледовым плаванием, к сожалению, не представляется возможным. В Российском государственном архиве ВМФ документов на этот счет нет.

 

Первые на Дальнем Востоке

Когда речь заходит о первых русских подводных лодках на Дальнем Востоке, рассказ ведут обычно о доставленных во Владивосток по железной дороге в 1904—1905 гг.. И совсем забывают о том, что еще в октябре 1900 года по предложению вице-адмирала СО. Макарова, видевшего в подводных лодках «нарождающееся новое оружие», на пароходе «Дагмар» из Кронштадта была отправлена в Порт- Артур для усиления обороны крепости с моря одна из подводных лодок конструкции С.К. Джевецкого.

Позднее, став командующим флотом Тихого океана, С.О. Макаров обращался к адмиралу В.И. Алексееву, наместнику царя на Дальнем Востоке, с просьбой направить в Порт-Артур подводную лодку «Дельфин», об удовлетворительных результатах испытаний которой он был осведомлен. Выполнить просьбу С.О. Макарова не представилось возможным, так как подводная лодка «Дельфин» еще не вошла в строй.

Уже после гибели С.О. Макарова 31 марта 1904 г. на броненосце «Петропавловск» попытку построить для защиты Порт-Артура подводный минный заградитель предпринял техник путей сообщения М.П. Налетов, будущий создатель «Краба», первого в мире подводного минного заградителя. Осенью 1904 г. постройку корпуса этой лодки закончили и начали испытания. Назначили командира — мичмана Б.А. Вилькицкого, в дальнейшем, в 1913—1915 гг., начальника Гидрографической экспедиции Северного Ледовитого океана. В декабре 1904 г. перед сдачей Порт-Артура противнику заградитель разобрали, а корпус его взорвали. Изобретатель предложил позднее строить подводные лодки во Владивостоке, но поддержки не получил.

Вернемся, однако, на несколько лет назад. Еще до начала боевых действий с Японией тревожные вести об усиленных ее приготовлениях к войне заставили царское правительство искать пути повышения боеспособности русских войск и морских сил в этом регионе. Наряду с постройкой надводных кораблей предпринимаются реальные шаги к созданию боевых подводных лодок, которые, по мнению передовых офицеров флота, также могли бы быть успешно использованы в будущей войне.

В 1898 г., задолго до назначения командующим флотом Тихого океана, С.О. Макаров писал: «Весьма важно предрешить, какую роль в будущих войнах могут играть подводные лодки, и для этого предсказать, какие успехи возможны».

Начавшаяся в январе 1904 г. русско-японская война потребовала внести существенные коррективы в планы создания русского подводного флота. Неспособность отечественной промышленности быстро освоить строительство кораблей нового класса привели к тому, что пришлось срочно налаживать связи с иностранными фирмами. Невский судостроительный и механический завод заключил договор с фирмой Д. Голланда на постройку лодок по чертежам и под руководством американцев. На заводе клепали только корпуса, а все механизмы и моторы ввозили из США.

В мае 1904 г., как уже говорилось выше, была достигнута договоренность с фирмой Лейка о приобретении подводной лодки «Протектор», а ранее, в апреле, фирмой Голланда — о покупке подводной лодки «Фултон». Наконец, немецкая фирма Круппа подарила карликовую подводную лодку «Форель» водоизмещением 16/17 т в связи с заказом этой фирме трех подводных лодок типа «Карп».

Фирме Лейка было заказано еще пять однотипных лодок, которые она бралась построить в течение семи месяцев. Фактически на это ушло четырнадцать.

Русские же судостроители не подкачали, построив на Балтийском заводе за рекордный для того времени срок — восемь месяцев, к сентябрю 1904 г., 6 подводных лодок типа «Касатка».

Здесь необходимо сделать отступление, чтобы упомянуть о деятельности талантливого русского инженера-кораблестроителя и ученого И.Г. Бубнова и его первых подводных лодках, тем более что с одной из них — «Дельфином» мы еще встретимся, когда вернемся к основной теме нашего повествования и расскажем о зимних плаваниях русских подводников на Дальнем Востоке.

В конце 1900 г. по представлению Морского технического комитета морское ведомство создало специальную комиссию для проектирования и постройки подводных судов, в которую вошли специалисты: по кораблестроению — И.Г. Бубнов, по механике — И.С. Горюнов, по электротехнике — М.Н. Беклемишев, выразившие «согласие добровольно и охотно посвятить себя решению этого вопроса».

В рекордно короткий срок (4 месяца!) И.Г. Бубнов и его коллеги разработали оригинальный проект первой отечественной боевой подводной лодки, а в середине 1901 г. уже приступили к ее постройке.

Следует заметить, что проект лодки, строившейся вначале под названием миноносца (подводные лодки в русском флоте до 1906 года относились к классу миноносцев) № 113 (затем № 150), по ряду тактико-технических данных превосходил широко известную в то время лодку, построенную фирмой «Голланд» в США: имел большее водоизмещение (113/124 т), большую надводную скорость, большую глубину погружения и два, а не один, как у Голланда, торпедных аппарата. Правда, уступал в дальности плавания и скорости погружения. В ходе постройки новая лодка получила название «Дельфин». В 1904 г. «Дельфин» вступил в строй. Его первым командиром стал капитан 2 ранга М.Н. Беклемишев.

После первых удачных испытаний «Дельфина» Морское министерство приняло в августе 1903 года решение о создании более крупной подводной лодки с улучшенными мореходными и боевыми качествами. Согласно принятой в том же году десятилетней судостроительной программе, к 1914 г. предусматривалось построить 10 подводных лодок.

И.Г. Бубнов и М.Н. Беклемишев создали за 4 месяца эскизный проект нового подводного корабля. В январе 1904 года Балтийский завод получил заказ на строительство сначала одной лодки, получившей название «Касатка» (к началу русско-японской войны в составе российского военного флота имелась лишь одна подводная лодка «Дельфин»), в феврале — четырех, а в конце марта — еще одной (последняя строилась на средства, собранные Комитетом по сбору пожертвований на усиление флота). Водоизмещение «Касатки» составляло 140/177 т. На вооружении лодка имела уже четыре торпедных аппарата.

Естественно, что в них остро нуждались в связи с войной морские силы на Дальнем Востоке. Первой отправили туда в августе 1904 г. по железной дороге крупповскую подводную лодку «Форель». Затем с ноября 1904 г. по март 1905 г. на специальных тележках-транспортерах, созданных рабочими Невского и Путиловского заводов, перевезли во Владивосток подводные лодки «Сом», «Дельфин», «Касатка», «Налим», «Фельдмаршал граф Шереметев», «Скат», а затем летом 1905 г. — «Осетр», «Кефаль», «Бычок», «Палтус», «Плотва» и «Щука». (Перед отправкой с подводных лодок снимали рубки, вооружение, выгружали аккумуляторные батареи. Их доставляли отдельно и устанавливали в пункте нового базирования.) Первый в мире опыт перевозки по железной дороге подводных лодок водоизмещением свыше 100 т завершился успешно.

Приказом командира Владивостокского порта от 1 января 1905 г. здесь из них сформировали Отдельный отряд миноносцев, вошедший в Крейсерный отряд Тихого океана. Заведующим отрядом назначили лейтенанта А.В. Плотто, который до этого командовал подводной лодкой «Касатка».

К апрелю 1905 г. во Владивостоке находилось 8, а к концу лета —13 подводных лодок, из них 6 отечественной постройки — «Дельфин» и 5 типа «Касатка».

Командование торопилось с использованием подводных лодок против японского флота. Однако торпеды — их главное и единственное оружие — долго не поступали, и в ожидании их подводники тренировались в погружении на рейде Владивостока.

Зима 1904/05 г. была суровой, и испытания проводились в ледовой обстановке. Для «Сома» и «Дельфина», в числе первых прибывших на Дальний Восток и собранных на берегу, делались во льду майны — продолговатые проруби, в которых лодки и производили пробные погружения. Совершали они и непродолжительные ледовые плавания, ознаменовавшие тогда начало ледовой летописи отечественного подводного флота.

Так, 9 (22) февраля 1905 г., когда рейд немного очистился ото льда, в тренировочный поход отправилась подводная лодка «Сом». Как писал потом в своем отчете об этом плавании ее командир лейтенант В.В. Трубецкой, «оставаться под водой и долго плавать не решались, боясь повредить перископ о плавающие льдины, которых было очень много».

В дальнейшем обстановка не улучшилась. 16, 17, 18 и 19 февраля по старому стилю командиру «Сома» вновь приходилось держаться мористее и «делать больше подводного плавания, чтобы не сломать перископ, так как в проливе Босфор Восточный (пролив, соединяющий Амурский и Уссурийский заливы Японского моря. — В.Р.) еще плавало много довольно объемистых льдин».

16 февраля «Сом» ходил под водой в течение часа, 18 февраля подводники «спускались под воду и ходили на продолжении 1 ч 30 мин, меняя глубину до 92 футов (28 м. — В.Р.)».

17 февраля лодка дошла до Скрыплевского маяка. В базу она возвратилась через полностью забитый льдом район между островами Скрыплев и Русский. При этом, по свидетельству командира, «Сом» «медленно, но верно проходил через ледяное поле» (выделено мной. — В.Р.).

Тогда же выходила на испытания и подводная лодка «Дельфин», которой командовал лейтенант Г.С. Завойко. Одна из ее конструктивных особенностей намного усложняла плавание во льдах. В отличие от «Сома» лодка была вооружена не трубчатыми, а решетчатыми торпедными аппаратами системы С.К. Джевецкого, которые, как мы уже отмечали, располагались не внутри корпуса, а на надстройке. В результате «Дельфин», «имея минные аппараты наружу, не мог двигаться во льдах, чтобы не потерять или вообще испортить мины (длительное время на флоте торпеды назывались самодвижущимися минами, а торпедные аппараты соответственно минными аппаратами. — В.Р.), почему он, будучи затерт льдом в проливе и имея машину более мощную, чем «Сом», принужден был выйти из льда только с помощью транспорта «Камчадал». После испытаний 21 февраля 1905 г. «Дельфин» впервые вышел на поиск японских кораблей, а с 13 по 16 марта нес позиционную службу у острова Аскольд.

Отличалась активностью и боевая деятельность «Сома». Несмотря на невысокие мореходные качества, многочисленные недоделки и постоянно возникавшие неисправности, за первые шесть месяцев плавания (с февраля по август 1905 г.) лодка 65 раз снималась с якоря и швартовов, прошла в надводном положении 1318 миль, удаляясь от Владивостока на расстояние до 120 миль. За это время «Сом» погружался 22 раза и преодолел под водой в общей сложности расстояние в 93 мили. Наибольшее время подводного плавания составило 1 ч 30 мин.

С этой подводной лодкой связан следующий боевой эпизод. 28 апреля 1905 г. русское командование получило сведения об ожидаемом подходе японских кораблей в район бухты Преображения (Японское море). Из Владивостока туда 29 апреля немедленно послали подводные лодки «Дельфин», «Касатка» и «Сом». В 70 милях от Владивостока, у мыса Поворотного, «Сому», шедшему отдельно, встретились два неприятельских миноносца. Один из них пытался обстрелять лодку, но она погрузилась и сама начала маневрировать для атаки. Осуществить ее помешал туман. Увеличив скорость, миноносцы решили ретироваться из опасного района. Это была первая попытка русской подводной лодкой атаковать боевые корабли противника.

Заметим, что опыт первых ледовых плаваний подводных лодок «Дельфин» и «Сом», полученный в начале 1905 г., не прошел бесследно. Способность плавания подводных лодок во льдах учитывалась при планировании боевых действий во время войны с японцами. В частности, предусматривался и такой вариант: две подводные лодки на буксире миноносцев совместно с пароходом «Эрика», выполнявшим функции «матки» — плавбазы, отправляются из Владивостока в бухту Тихая-Пристань в заливе Ольги. Если бухта еще не очистится ото льда, в нем предполагалось прорубить канал. Пополнив здесь запасы, отряд направится к Сангарскому проливу (Цугару), отделяющему остров Хоккайдо от острова Хонсю, откуда ночью (чтобы к рассвету быть у неприятельского берега) миноносцы для уничтожения вражеских кораблей пойдут к порту Отару, одна из лодок — к Хакодатэ, другая — в Аомори. План этот осуществлен не был.

Итак, подводникам-дальневосточникам не только первыми в русском флоте еще в 1905 г. пришлось плавать во льдах, но и учитывать возможность использования подводных лодок в боевых действиях при наступлении зимы.

После окончания боевых действий на Дальнем Востоке, закончившихся тяжелым поражением, подводные лодки оставались здесь вплоть до Первой мировой войны. С наступлением холодов они, как правило, зачислялись в вооруженный резерв, становились в ремонт. Однако отдельные лодки совершали и зимние плавания в целях выяснения возможностей использования их в условиях, когда ртутный столбик термометра опустится ниже нуля.

Во время одного из таких зимних выходов в море в декабре 1908 г. уже не ледовое, как «Дельфин» и «Сом», а подледное плавание совершила подводная лодка «Кефаль». «Кефаль» имела подводное водоизмещение 187 т, длину 22 м, ширину 3,6 м. Для надводного хода она располагала двумя бензиновыми двигателями по 120 л.с. и для подводного — двумя электромоторами по 65 л.с. Скорость подводного хода 4 узла, дальность плавания под водой 17 миль, глубина погружения 30 м. Вооружение: два трубчатых торпедных аппарата в носу и один в корме.

Эта одна из четырех подводных лодок типа «Протектор» (в русском флоте та, как уже указывалось, носила название «Осетр»), заказанных Россией после приобретения «Осетра» американской фирме С. Лейка. В дальнейшем, в 1906 г., был выдан заказ на постройку еще четырех лодок большего водоизмещения типа «Кайман». «Кефаль» доставили из США в Россию в разобранном виде, а сборку производили во временных мастерских Либавского военного порта.

Назначенный для наблюдения за постройкой подводных лодок Лейка представитель Морского министерства лейтенант П.К. Панютин писал весной 1905 г. в рапорте на имя заведующего подводным плаванием капитана 1 ранга Э.Н. Щенсновича:

«...прибывающие сюда (в Либаву. — В.Р.) лодки, вопреки моим предположениям в том, что они придут в разобранном виде и их остается только собрать, оказались только корпусами лодок, наполовину не склепанными и не оконченными, так что теперь их приходится не собирать, а строить...

По приезде сюда г. Лэка (точнее Лейка. — В.Р.) на вопрос мой, когда истекают сроки готовности лодок, он прехладнокровно заявил, что сроки давно уже истекли, а новых сроков не сообщил».

Спустя две трети века в статье «Подводные лодки для царя», опубликованной в апреле 1970 г. в военно-морском журнале США «Юнайтед Стейтс Нейвл инститьют просидингс», говорилось: «Фирма Лейка должна была построить лодки за 6 месяцев, но не выполнила своих обязательств. В сравнении с работой конкурирующих фирм... задержка была минимальной». Хороша минимальная! «Кефаль» была готова в конце апреля 1905 г. вместо конца октября 1904г., а остальные четыре — в июне—июле 1905-го вместо декабря 1904 г. Перевезенная во Владивосток «Кефаль» была спущена на воду в начале августа 1905 г. А 23 августа (5 сентября) война на Дальнем Востоке закончилась.

12 (25) октября 1905 года состоялось первое погружение «Кефали». Во второй половине октября она выходила для разведки. А 25 и 26 ноября совершала практические погружения, находясь под водой до 4 ч. Торпедных же стрельб не производила.

В связи с приближением окончания кампании 1907 г. встал вопрос о том, как быть, когда наступит холодное время года.

Подводники единодушно ратовали за продолжение плаваний. В частном письме одному из офицеров Морского технического комитета заведующий отрядом подводного плавания капитан 2 ранга С.Р. Магнус писал тогда: «Лодки будут плавать до декабря и погружаться при морозах».

В конце следующего, 1908 года проблема зимних плаваний подводных лодок приобрела уже официальный характер, в связи с чем командующий морскими силами Тихого океана отдал приказ о проведении специальных испытаний.

Требовалось выяснить: насколько замерзает перископ, когда, скрывшись под водой, лодка снова поднимает его над поверхностью, не помешает ли это ориентированию? Возможно ли оттаять замерзшее стекло перископа, уйдя для этого под воду? Какая температура в лодке во время хода под водой?

Современным подводникам эти вопросы могут показаться по меньшей мере наивными. Но ведь подводное плавание делало тогда свои первые, робкие шаги. Подводные лодки только еще успели заявить о себе как о новом оружии в борьбе на море, да и сами были еще далеки от совершенства.

Проведение испытаний поручили экипажу «Кефали», которой командовал уже мичман В.А. Меркушев, закончивший в том году курс подводного плавания в Либаве (ранее командовал на Балтике подводной лодкой «Сиг»). Команда «Кефали» тщательно подготовилась к трудному экзамену, осмотрела и опробовала многочисленные механизмы и системы. Особое внимание было уделено вентиляционным клапанам балластных цистерн, которые подвергаются при низких температурах воздуха сильному обмерзанию и не дают лодке погрузиться.

16 (29) декабря 1908 г. с помощью ледокола «Надежный» «Кефаль» перешла из места зимней стоянки в Военной гавани в Коммерческий порт. На следующий день начались испытания. Температура воздуха к утру опустилась до — 25° по Цельсию. Всю бухту Золотой Рог до самого острова Русского покрывал лед. Но это не остановило мужественных подводников. С прибытием на подводную лодку капитана 2 ранга С.Р. Магнуса и отрядного механика штабс-капитана Б.Е. Сальяра приступили вначале к пробному погружению «на концах» (тросах) у транспорта «Тобол». Однако через 10 мин пришлось его приостановить, так как оба клинкета (запорные механизмы для трубопроводов) кольцевой цистерны замерзли и не открывались. Пришлось их оттаивать и расхаживать. Затем лодка опустилась на глубину 33 фута — чуть более 10 м — и легла на грунт. Через несколько минут командир отдал приказание приступить к всплытию, но оказалось, что лодку течением поднесло под транспорт и она остановилась на глубине 4,6 м. Через иллюминаторы рубки определили, что «Кефаль» зацепилась за боковой киль транспорта. Меркушев скомандовал принять воду в балластную цистерну и дал ход вперед. Подводной лодке удалось выйти из-под судна, но при этом она врезалась в довольно толстый лед. Лодка продула цистерну и всплыла, подняв лед на себя носовой надстройкой и рубкой.

Через два дня, 19 декабря 1908 г. (1 января 1909 г.), испытания возобновились. Как и в первый раз, на борту «Кефали» находились представители командования. Буксируемая катером «Проворный», лодка направилась к выходу из бухты Золотой Рог. В 10 ч утра она вошла в пробитый ледоколом канал. Через полчаса у мыса Чуркина отдала буксир. Кругом от берега до самого Скрыплевского маяка простиралось ледяное поле толщиной 6 дюймов (примерно 15,2 см).

Чтобы подойти к видневшейся вдали полынье, увеличили число оборотов двигателя. В 11 ч 20 мин в проливе Босфор Восточный лодка погрузилась. Спустя 22 мин, когда подводники убедились, что все механизмы оттаяли, находясь в боевом положении (с выступавшей на поверхности рубкой), «Кефаль» начала движение подо льдом. Меркушев управлял кораблем, наблюдая через иллюминаторы колпака рубки, так как стекло перископа замерзло. Однако наползший на рубку лед вскоре закрыл носовой иллюминатор, и ход пришлось застопорить. Затем лодка погрузилась на перископную глубину и направилась подо льдом к острову Скрыплева в заливе Петра Великого.

В.А. Меркушев напишет потом об этом, ставшем поистине историческом, эпизоде: «В 11 ч 48 мин утра началось первое и единственное во всем мире (выделено мной. — В.Р.) плавание подводной лодки под сплошным ледяным покровом».

А в вахтенном журнале появится запись: «Шесть минут шел под водой, имея перископ выше поверхности и разрушая им дюймовый лед». В полдень, после короткой остановки электромоторов, «Кефаль» погрузилась еще глубже, на 5,3 м, и снова дала ход. На этот раз и перископ оказался подо льдом, и его рассекал лишь один длинный флагшток. В 12 ч 12 мин командир всплыл до боевого положения, чтобы осмотреться, а потом лодка снова погрузилась. Флагшток давно погнулся, и «Кефаль», «идя подо льдом, ничем не выдавала своего присутствия, нервируя этим людей, находившихся на конвоире».

Во время еще одного короткого подвсплытия Меркушев продул нижнюю призму перископа. Сквозь намерзшую пленку, как в тумане, он разглядел очертания берегов и темную массу острова Скрыплева. «Этот первый успех был достигнут через 48 мин подводного хода».

В 13 ч 20 мин лодка всплыла в одной миле от Скрыплевского маяка. «Курс, взятый по перископу и замеченный по компасу», оказался точным. При всплытии «Кефаль» пробила ледяное поле, подняв лед на себя.

Всего за время испытаний «Кефаль» пробыла подо льдом 1 ч 32 мин, считая и время всплытия в боевое положение, пройдя в общей сложности при этом 4 мили.

Длительное время о подледном плавании «Кефали» знало в то время ограниченное число лиц, хотя после русско-японской войны в среде русских военных моряков и в печати широко дискутировался вопрос о роли и месте подводного флота в вооруженной борьбе на море, о перспективах развития подводных лодок. В боевой подготовке подводников эти, хотя и не очень полные результаты проведенного в конце 1908 — начале 1909 г. зимнего испытания, к сожалению, учтены не были.

Лишь в 1913 г. лейтенант В.А. Меркушев (он командовал уже подводной лодкой «Аллигатор») обобщил материалы проведенного эксперимента в статье «Опыт плавания подводной лодки подо льдом». «Конечно, в такой короткий срок, — писал он, — нельзя было окончательно выяснить серьезный вопрос о способности подводных лодок видеть в зимнее время так же хорошо, как в летнее. Опыты подобного рода нельзя проводить в виде полумеры, т.к. очевидно, что в одну неделю нельзя сделать что-нибудь значительное... Погружение вполне возможно даже при больших морозах, необходимо только иметь особый тип подводных лодок, приспособленных к зимним плаваниям. Кроме того, конечно, необходима практика личного состава, чтобы он знал, какие могут быть случайности и на что нужно обратить особое внимание при приготовлении лодки к погружению...

Вполне возможно продлять срок их (лодок. — В.Р.) боевой пригодности на 2—3 месяца....

В статье содержались конкретные рекомендации не только по обслуживанию механизмов и приборов при низких температурах, но предложения по оснащению подводных лодок новых проектов дополнительными устройствами, которые позволили бы им плавать в ледовых условиях.

Итак, первой подводной лодкой, действительно совершившей подледное плавание, была «Кефаль», находившаяся в составе русского флота. А галерею командиров подводных лодок, водивших последние под лед, открыл Василий Александрович Меркушев.

Назначенный впоследствии командиром балтийской подводной лодки «Окунь» (типа «Касатки»), лейтенант В.А. Меркушев отличился и в бою с врагом. Находясь на позиции у входа в Ирбенский пролив, он 21 мая 1915 г. встретил германскую эскадру из трех броненосных крейсеров, охраняемых миноносцами. Приняв смелое решение и умело маневрируя, Меркушев прорвал охранение и начал атаку. На одном из броненосных крейсеров заметили русскую подводную лодку и решили ее таранить. Стремительные и грамотные действия командира и экипажа спасли подводный корабль. Лодка успела погрузиться, и враг прошел над ней, погнув, однако, перископ. Меркушев перед этим успел подать команду «Пли» и выпустить две торпеды. Подводники отчетливо слышали взрыв. Но установить результаты атаки из-за повреждения перископа не смогли.

Командование германской эскадры решило не искушать больше судьбу. Неприятельские корабли легли на обратный курс. А подводная лодка благополучно вернулась в базу. Согнутый под углом 90° перископ «Окуня» экспонируется сейчас в одном из залов Центрального военно-морского музея в Санкт-Петербурге.

 

«Действовать зимою... не невозможно»

В состав Учебного отряда подводного плавания, созданного в Либаве (ныне Лиепая) в феврале—марте 1906 г., вошли подводные лодки «Белуга», «Лосось», «Пескарь», «Сиг» и «Стерлядь», в дальнейшем к ним присоединились «Камбала», «Карась» и «Карп», а также учебное судно «Хабаровск». Здесь проходили подготовку для подводных лодок всех флотов как офицеры, так и рядовые специалисты — унтер- офицеры и матросы. Первыми начали учебу 7 офицеров и 20 матросов. В 1907 г. при Учебном отряде подверглись специальным экзаменам служившие ранее на подводных лодках 68 офицеров. Всем им присвоили звание — офицеры подводного плавания. Осенью того же года из новобранцев, призванных на военную службу, зачислили в отряд 200 человек, отличавшихся хорошим здоровьем и знакомых с какими-либо ремеслом.

Все зачисленные в отряд подводного плавания проходили основательную подготовку. В результате русский подводный флот обретал прекрасных специалистов.

В записке, направленной Щенсновичем в Морской генеральный штаб, говорилось, что на опыте заведования подводным плаванием в 1905—1906 гг. он «пришел к заключению, что мы умеем владеть подводными лодками всех имеющихся у нас типов, что лодки составляют могущественное оружие в руках наших офицеров и команд...».

Помимо подготовки кадров Учебный отряд решал и другие задачи. Под руководством его специалистов осуществлялась обычная учебная подготовка подводных лодок, а также разрабатывались тактические приемы их боевого использования.

С наступлением зимы, обычно в конце декабря, подводные лодки Учебного отряда зачислялись в вооруженный резерв. Командование отряда считало, что «подводные лодки по неспособности своей плавать в сильные морозы свыше 5° почти все одинаковы», что «проходить через разбитый, но толстый лед... весьма рискованно». В одном из отчетов о деятельности отряда указывалось: «Подводным лодкам не представляется уже возможным плавать под водою без риска повредить льдом перископы».

Морское ведомство требовало, чтобы подводные лодки, находившиеся в кампании, были всегда готовы к действиям, а те, которые зачислялись в вооруженный резерв, «должны быть высылаемы в море на стрельбу и маневры не менее раза в неделю, если позволит состояние льда». Командование Учебного отряда не раз ставило вопрос о том, что для обогрева лодок, стоящих у пирсов и вывода их через лед на чистую воду, в Либавском порту необходимо иметь не менее пяти ледоколов-конвоиров. Однако такое количество ледоколов флот выделить не мог.

Остро вставала тогда и проблема перебазирования из Петербурга в Либаву вступавших в строй в течение всего года подводных лодок. Начальник Учебного отряда капитан 1 ранга П.П. Левицкий, сменивший Э.Н. Щенсновича, докладывал в Главный морской штаб в ноябре 1908 года: «Пока подводные лодки будут задерживаться в С.-Петербурге, мы не получим подводного флота с военным значением. Только плавая в море, личный состав подводных лодок научается управлению механизмов лодок и получает возможность практиковаться в стрельбе минами — этой целью существования подводных лодок».

Большую часть подводных лодок Учебного отряда с окончанием летней кампании поднимали на стенку и устанавливали на специальные тележки. Однако некоторые из кораблей и для обучения личного состава, и сохранения хотя бы частично боеготовности отряда оставляли на плаву. Так, в зиму 1907—1908 гг. подводные лодки «Карась» и «Камбала» стояли у стенки и отапливались с помощью грелок, питаемых электроэнергией береговой станции порта.

Конечно, такие полумеры не решали проблемы ни поддержания русских подводных сил на Балтийском море в надлежащей степени боевой готовности, ни ускорения обучения подводников.

Еще более остро стоял тогда вопрос о судьбах российского флота.

Какой России нужен флот? Спор вокруг путей его строительства велся еще и до русско-японской войны. Однако после поражения в войне, потери в ходе боевых действий части морских сил на Тихом океане и кораблей Балтийского флота он разгорелся с новой силой.

Во время дискуссий, острота которых вызывалась и отсутствием единства во взглядах и неспособностью правительства и морского ведомства четко определить роль флота в войне и направленность его развития, сформировались две принципиально противоположные позиции: так называемых «линейщиков», выступавших за строительство крупных надводных броненосных кораблей как основы морской мощи государства, и сторонников подводного плавания.

К последним относились главным образом офицеры молодого еще и немногочисленного русского подводного флота. Главные их аргументы сводились к тому, что потеря в минувшей войне большинства крупных кораблей в условиях экономически отсталой России трудно восполнима. Необходимость же обороны страны с морских направлений требует быстрого воссоздания флота, которое возможно при значительно меньших затратах, если сделать упор на строительство миноносцев и подводных лодок.

Сторонниками этого направления и горячими защитниками подводного флота были И.И. Ризнич, В.А. Алексеев, С.И. Власьев, Я.И. Подгорный, Е.В. Саговский. Их поддерживали многие офицеры, механики, некоторые представители прессы.

Среди «линейщиков» своей особой активностью и крайними взглядами выделялись А.Д. Бубнов, А.В. Колчак, И.Г. Энгельман. Последний утверждал: подводные лодки еще очень далеки от такой степени совершенства, чтобы их можно было признать новым типом боевого корабля. Их, мол, «нельзя признать еще даже вообще за суда, они пока — только аппараты, остроумные приборы для подводного плавания». Не верили «линейщики» и в будущее подводного плавания: «Что же касается самостоятельности ее (подводной лодки. — В.Р.) действий в открытом море в качестве главного агента войны, то ясно, что ледка до этого еще не доросла, да и вряд ли когда-нибудь дорастет». Так рассуждал А.В. Колчак.

Дебаты о значении подводных лодок принимали все более широкий размах и остроту. Их сторонники и противники выступали в Лиге обновления флота, обществах офицеров флота, в возникших в ряде приморских городов военно-морских кружках.

Свои страницы спорящимся предоставили «Морской сборник», «Военный вестник», «Известия общества офицеров флота», газета «Кронштадтский вестник» и «Котлин». Печатаются статьи на эту тему в журналах «Русское судоходство», «Теплоход» и других периодических изданиях. Значительную поддержку получили подводники от «Известий по подводному плаванию», выходящих с 1908 года в Либаве.

Один из неутомимых пропагандистов подводного плавания И.И. Ризнич, возражая «линейщикам», убежденно писал: «Подводная лодка вступила в свои права, и горе тем, кто своевременно не вдумается в значение этого не нового уже оружия в будущей войне».

Среди аргументов, выдвигаемых противниками подводных лодок, видное место занимала неспособность их якобы действовать в зимнее время. Выступая против И.И. Ризнича, которого он назвал «фанатиком» подводного плавания, И.Г. Энгельман доказывал, что, если война начнется зимой, когда «все наши стратегические пункты покрыты слоем льда, при наличии которого ни подводные лодки, ни миноносцы плавать не могут», неприятель беспрепятственно, где угодно, может высадить десант и поддерживать его с фланга линейным флотом, сопровождаемым ледоколами.

Возражая оппоненту в защиту Ризнича, Е.В. Саговский писал, что в случае, который привел Энгельман, обороняющейся стороной обязательно будут приняты противодесантные меры в тех пунктах, водные подступы к которым зимой замерзают. И неоценимую роль здесь могут оказать подводные лодки. Конечно, в этих районах минные (торпедные. — В.Р.) атаки подводных лодок стесняются, но не исключаются, «ибо не станет же автор отрицать возможность для современной подводной лодки плавать подо льдом (выделено мной. — В.Р.), ибо она теперь может проплыть 500 миль на глубине 50—55 футов. Для того чтобы стрелять по цели в 15 кв. верст, которую представляет отряд из 50 неприятельских транспортов, не надо производить никаких надводных наблюдений: ей только надо, отправляясь в атаку, знать направление, по которому медленно двигается неприятель, и расстояние, по которому надо пройти, чтобы выпустить мину. Направление лодка будет знать по компасу, а расстояние — по прибору расстояний, имеющемуся на современных подводных лодках. Неужели автор думает, что, скажем, из 10 мин, выпущенных при таких условиях, ни одна не попадет в цель?.. Разве, далее, подводные лодки не могут минами Уайтхеда так же «засоривать» путь следования неприятеля, как то не раз делали японцы в прошлую войну? А для такой операции лодкам и под лед спускаться не придется: они просто-напросто могут находиться в бассейне, вырубленном во льду и замаскированном от неприятеля, и ждать, когда неприятель этот достаточно к ним приблизится. Приняв все это во внимание, думаю, что автор согласится, что подводной лодке действовать зимою хотя и трудно, но не невозможно» (выделено мной. — В.Р.).

Подобной же точки зрения придерживался и другой сторонник подводного флота — Л.Ф. Добротворский. Контр-адмирал в отставке, ранее он командовал многими надводными кораблями самых различных классов и типов. В Цусимском сражении находился на мостике крейсера «Олег». Опытный моряк, на взглядах которого не могла не отразиться вся тяжесть поражения флота в русско-японской войне, был весьма категоричен. Эпиграфом к своей книге «Морские ошибки загубят Россию» он поставил слова: «Надводный флот — наша могила. Подводный флот усиливает мощь России и ее армий вдвое».

Поддерживая Е.В. Саговского, Добротворский писал: «Так как ледяной покров для современных сильных броненосцев и бронированных крейсеров не представляет неодолимых препятствий к их плаваниям, то на всякий случай нашим подводным лодкам не мешает выработать особые предохранит ели для скольжения подо льдом (сохранена орфография и разрядка оригинала. — В.Р.).

Конечно, в этих случаях придется им плавать, руководствуясь одними компасами и шумом ломаемого льда надводными неприятельскими судами; но так как эти расстояния (от берега до флота) будут небольшие, то все это вполне возможно».

Знакомясь с этими аргументами, следует, конечно, иметь в виду, что вооруженная торпедами подводная лодка того времени не имела абсолютно никаких технических средств для обнаружения кораблей противника и тем более для бесперископного выполнения торпедных атак. Но и надводные корабли также не располагали еще надежными средствами обнаружения и уничтожения подводных лодок.

Вопрос о возможности использования подводных лодок в зимний период года во время непрекращающихся жарких споров не сходил с повестки дня. Летом 1910 г. в собрании «Российского морского союза» в Петербурге состоялся доклад генерал-майора в отставке В.А. Алексеева, выступавшего неоднократно в печати под псевдонимом «Брут». В ходе обсуждения его доклада защитники броненосных флотов выдвигали «предположение о невозможности действовать в холодное время, когда они (подводные лодки. — В.Р.) могут обмерзать с поверхности». Присутствовавшие командиры подводных лодок разъяснили, что «лодки обмерзают, лишь находясь над водою, а при погружении их под воду лед сейчас же стает». Надежным подтверждением для их доводов послужил опыт тихоокеанских подводников, плававших в зимнее время в ледовой обстановке.

«Линейщики» утверждали, наконец, что создание подводного флота (проектирование, постройка, подготовка кадров, более сложные требования к базированию) вызовет немало дополнительных расходов, которые не будут оправданы в связи с несовершенством лодок. Но у их противников и на этот счет имелся аргумент. Еще в 1904 г. Г.Ф. Нефедов писал: «Расходы эти в военном смысле надо признать наиболее производительными и нельзя упускать из виду, что сооружением предлагаемого типа подводных судов (подводных крейсеров. — В.Р.) будет дан толчок совершенно новому типу мореплавания — зимнему торговому и пассажирскому подводному мореходству в замерзающих морях достаточной глубины, и может быть, и плаванию в полярных водах у нас, например, по необъятному побережью Сибири».

 

Ледовое «крещение» балтийцев

В 1911 г. после длительных дискуссий в военно-морских кругах с участием широкой общественности Морское министерство разработало рассчитанный на 5 лет новый вариант «малой» кораблестроительной программы, или программы ускоренного судостроения, предусматривавшей строительство как крупных надводных кораблей, так и подводных лодок и миноносцев.

В разгар дискуссии, к началу 1907 г., Россия имела 18 подводных лодок в строю (13 — на Дальнем Востоке и 5 — на Балтике) и 11 — в постройке.

Утвержденная в 1912 г. «малая» кораблестроительная программа предусматривала строительство на Балтийском заводе 14 подводных лодок (12 — для Балтики и 2 — для Дальнего Востока), а на заводе «Ноблесснер» еще 4 лодок для Сибирской флотилии (так стали называться морские силы России на Тихом океане). Относились они к типу «Барс», о котором пойдет речь ниже. Однако в дальнейшем в связи с началом Первой мировой войны все лодки остались на Балтийском театре военных действий.

Еще 6 подводных лодок типа «Барс» и 3 типа «Морж», а также 3 типа «Нарвал» (проект фирмы Д. Голланда) строились для Черного моря.

К этому времени окончательно определился отечественный, русский тип подводной лодки.

Вслед за «Дельфином», первой боевой подводной лодкой русского флота, и «Касаткой», которые он проектировал в соавторстве, И.Г. Бубнов создал проект подводной лодки «Минога». Она вошла в историю как первая в мире лодка с дизельной силовой установкой. Кроме того, цистерны главного балласта располагались на ней вне корпуса — в легких оконечностях. В 1906 г. им же была сконструирована подводная лодка «Акула», спущенная на воду в августе 1909 г. и зачисленная в состав действующего флота в октябре 1911 г. По сравнению с «Миногой» у нее было втрое большее водоизмещение (надводное — 370 т, подводное — 475 т). В 1911 г. И.Г. Бубнов представил в Морское министерство еще два проекта подводных лодок — типа «Морж» и «Барс». По первому проекту строились три подводные лодки на отделении Балтийского завода в Николаеве, по второму — 24 в Петербурге и Ревеле (Таллин). Подводные лодки типа «Барс» имели длину 68 м, Ширину 4,5 м, надводное водоизмещение — 650 т, подводное — 780 т, скорость хода надводную (по проекту) — 8,5 узла.

«Моржи» и «барсы» были самыми мощными по вооружению подводными лодками в мире: их торпедное вооружение состояло из 12 торпедных аппаратов — 4 трубчатых (2 в носу, 2 в корме) и 8 решетчатых в надстройке (по 4 на борт). Дальность плавания по сравнению с «Акулой» увеличилась с 1000 до 2500 миль. На «моржах» и «барсах» предусматривалось и артиллерийское вооружение: два орудия калибра 57 и 37 мм, а также один пулемет.

Существенным недостатком однокорпусных подводных лодок типа «Барс» явилось отсутствие водонепроницаемых переборок, что значительно снижало живучесть лодки. Мала была скорость погружения — 3—4 минуты.

Следует упомянуть также о проекте подводного крейсера И.Г. Бубнова водоизмещением около 3500 т (1914 г.), на котором предполагалось использовать в качестве главных двигателей мощные паровые турбины, способные обеспечить скорость в позиционном положении до 25 узл. (напомним, что на современных атомных подводных лодках также стоят паровые турбины). Наконец, еще в одном бубновском проекте двухкорпусной подводной лодки водоизмещением в 971 т предусматривалось разделение прочного корпуса на восемь водонепроницаемых отсеков. Имя замечательного конструктора подводных лодок Ивана Григорьевича Бубнова, с деятельностью которого связан значительный этап в развитии и практике кораблестроения, прочно вошло в летопись отечественной науки и техники. «Основоположником русского подводного кораблестроения» назвал И.Г. Бубнова главный подводник Штаба РККФ Н.А. Зарубин (была такая необычная должность в первой половине 1920-х гг.). «Все, что сделано в России... до Бубнова, — не более чем опыты, порой наивные, — писал он. — Иван Григорьевич дал России первые боеспособные субмарины того типа, который вошел в историю под названием Русского».

И хотя творческая мысль русских конструкторов опережала достижения зарубежных кораблестроителей, строительство подводных лодок в России, к сожалению, велось все же медленно. Оно наталкивалось и на нежелание выполнять небольшие заказы, и на непонимание значения подводных лодок для боевых действий на море, и, наконец, на слабость судостроительной базы. В связи с последним решено было построить в Ревеле специальный, хорошо оборудованный завод (он получил по имени учредителей Л.Л. Нобеля и Г.А. Лесснера название «Ноблесснер»). В учрежденном в 1912 г. для его строительства обществе начались закулисные махинации, тем более что заказы на строительство лодок считались весьма выгодными: стоимость лодки И.Г. Бубнова составляла около 3,7 млн, а фирмы Д. Голланда даже 4 млн рублей. В результате интриг и комбинаций руководители еще непостроенного завода ухитрились получить самый крупный заказ — на 8 из 12 лодок.

А в конечном счете все вместе взятое привело к тому, что к началу Первой мировой войны русский флот не получил ни одной подводной лодки типа «Морж» и «Барс».

На Балтике Россия имела в строю в 1914 г. 11, а на Черном море — 4 подводные лодки. Подводные силы Балтийского флота состояли из бригады, в которую входили подводные лодки: «Акула», «Минога», «Макрель», «Окунь» (1-й дивизион) — две последние типа «Касатка»; «Кайман», «Аллигатор», «Дракон» и «Крокодил» (2-й дивизион) — все фирмы Лейка, и, наконец, лодки Учебного отряда подводного плавания — «Белуга», «Стерлядь» и «Пескарь» фирмы Д. Голланда.

На Черноморском флоте отдельный дивизион подводных лодок включал «Лосось», «Судак», «Карп» и «Карась» (две первые — фирмы «Голланд», остальные — Круппа).

С началом войны пришлось усилить эти флоты за счет перевозки людей по железной дороге из Владивостока, а Балтийский флот еще и путем переброски 10 английских лодок типа «Е» и «С» на наш морской театр по договоренности с британским адмиралтейством.

Несмотря на небольшую численность подводных лодок, уже в первый год войны они заявили о себе как о силе, с которой противник должен считаться, систематически использовались для действий против боевых кораблей и транспортных судов методом крейсерства в ограниченном районе или позиционно. Продолжительность пребывания подводных лодок в море достигла 12 суток.

Под влиянием потерь на минах и угрозы со стороны русских подводных лодок Германия до весны 1915 г. была вынуждена прекратить на Балтике операции флота. В июле 1915 г. начальник оперативной части штаба командующего германским флотом Балтийского моря указывал: «Теперь, при обсуждении будущих операций, в основу всего приходится класть свойства подводных лодок».

Подтвердили свои боевые качества подводные лодки русского флота и в 1915 г., уничтожив на Балтийском морском театре броненосный крейсер, легкий крейсер и в общей сложности 16 пароходов противника, что вынудило последнего серьезно ограничить свои активные действия на море.

К этому времени в связи с ожидаемым вступлением в строй подводных лодок типа «Барс» балтийскую бригаду подводных лодок (она была сформирована на базе дивизиона в 1913 г.) развернули в дивизию, состоявшую из пяти дивизионов и дивизиона особого назначений, в который вошли малые подводные лодки № 1, № 2 и № 3. Последние были построены в 1914 г. на Невском заводе по заказу Военно-инженерного ведомства для обороны морских крепостей. В 1916 г. лодки № 1 и № 2 отправили на Белое море, а № 3 — на Дунай.

В 1916 г. активность русских подводных сил на Балтике, особенно против судоходства противника, с вступлением в строй подводных лодок типа «Барс» еще больше возросла. Под влиянием подводной угрозы Германия вынуждена была перебросить из Северного моря в Балтийское часть своих сил и ввести систему конвоев.

Несмотря на усложнение условий борьбы на вражеских коммуникациях, некоторым из лодок все же удавалось добиться успеха. Подводная лодка «Волк», например, действуя в районе Норчепингской бухты, 4 мая 1916 г. потопила три германских транспорта водоизмещением 8800 т. 26 июля 1917 г., находясь в крейсерстве в северной части Ботнического залива, подводная лодка «Вепрь» потопила торпедой германский пароход «Фридрих Карофер».

Ознакомившись кратко с некоторыми сведениями о боевой деятельности подводных лодок русского флота на Балтийском морском театре, читатель вправе спросить: а как обстояло дело в зимнее время года?

Еще в конце 1914 г. командование Балтийского флота приступило к подготовке большой заградительной операции крейсеров. Для их прикрытия, если неприятельские корабли попытаются сорвать операцию, в западную часть Балтийского моря решено было направить подводные лодки. «Акуле», в частности, предстояло действовать к югу от острова Готланд, в районе банка Хоборг, Средняя банка, у острова Эланд, а если позволят обстоятельства, то и у острова Борнхольм.

13 декабря, как намечалось, из-за сильного шторма «Акула» выйти в море не смогла. 16 декабря, несмотря на непогоду, она все же вышла в море и направилась к острову Готска-Сандё, где на исходе следующего дня обнаружила отряд германских кораблей. Снежная пурга и наступившие сумерки не позволили ее командиру вести наблюдение через перископ, и атака не состоялась. В 19 ч уже в темноте лодка встретила крейсер «Аугсбург». Обильный снегопад и большая волна сильно затруднили атаку, но «Акула» все же выпустила две торпеды, которые в цель не попали.

К исходу 1914 г. подводные лодки типа «Касатка», «Барс» и другие встали в зимний ремонт. Кампанию продолжили только английские подводные лодки, приданные Балтийскому флоту, и малые русские лодки № 1, № 2 и № 3, находившиеся в Балтийском порту (Палдиски).

Когда возникала необходимость выйти в море, лодки выводились из гавани за ледоколами. В апреле 1915 г., например, для действий против германских кораблей на буксире за ледоколом вышла английская подводная лодка «Е-1».

30 апреля в связи с сообщением о готовящемся набеге (об этом стало известно из расшифрованной германской радиограммы) легких крейсеров и миноносцев противника на Рижский залив, командование выслало туда подводную лодку «Акула» и четыре миноносца. По выходе из Суропского порта (у западного входа в Таллинский залив) корабли встретили тяжелый лед и вынуждены были зайти вечером в Балтийский порт, чтобы не повредить при плавании ночью во льду свои корпуса.

Подводные лодки Балтийского флота действовали также и в зиму 1915/1916 г. Нелегко приходилось подводникам: в открытом море в условиях жестоких штормов надстройки и рубки покрывались слоем льда, что затрудняло обслуживание механизмов на верхней палубе, создавало трудности в поддержании в готовности оружия. При возвращении с боевого задания лодки обычно встречали у берега сплошной лед, преодолевали который самостоятельно или с помощью ледокола.

В середине ноября 1915 г. командование приняло решение произвести нападение на германские корабли, несшие дозорную службу между островом Готланд и побережьем Курляндии. Чтобы не дать противнику возможность выслать подкрепление, в район Либавы и Данцигской бухты (Гданьский залив) направили подводные лодки. Из Ревеля в ночь на 19 ноября для выполнения боевого задания в море вышел «Вепрь». В походе лодка несколько раз встречала неприятельские корабли, о чем сообщала в базу по радио, но сблизиться и атаковать их ей не удалось. Учитывая, что враг успел обнаружить лодку, командир решил возвратиться в базу. От острова Эстергарн до полуострова Дагерорг «Вепрь» при свежей погоде и снежной пурге шел 31 час. Под конец началось сильное обмерзание рубки, люка и системы вентиляции. Через некоторое время оно достигло таких размеров, что погружение стало совершенно невозможным. В Ревель лодка вернулась 26 ноября.

6 января 1916 г. для прикрытия заградительной операции русских миноносцев на позицию между островами Борнхольм и Мэн вышла английская подводная лодка «Е-18». Выполнив задачу, 10 января она взяла курс в базу. На следующий день температура резко упала. Заливаемый водой, мостик быстро покрылся толстой коркой льда. Приходилось все время скалывать его с рубочного люка, чтобы последний можно было закрыть в случае вынужденного погружения. 12 января у острова Оденсхольм (Осмуссар) лодку встретил ледокол и сопроводил через ледовые поля в Ревель.

Об одном из зимних походов подводной лодки Балтийского флота коротко сообщил тогда журнал «Огонек». Поместив фотографию лодки во льдах с выстроившейся на надстройке командой, журнал снабдил ее подписью: «...при возвращении в порт к своей базе-транспорту лодке пришлось уже пробиваться во льдах. Ни названия лодки, ни времени, ни места не указываем по соображениям военного характера».

Установить, о какой именно лодке шла речь, по прошествии восьми с лишним десятилетий не представилось возможным. Можно лишь предположить, что эта подводная лодка относится к лодке типа «Сом» Д. Голланда. На Балтике их находилось три — «Белуга», «Пескарь» и «Стерлядь».

А как обстояло дело у немецких подводников? Как свидетельствует германский военный историк Р. Фирле, им так и не удалось провести на Балтике в зимнее время ни одной операции. В книге «Война на Балтийском море» он писал: «Условия погоды заставили прекратить посылку подлодок в восточную Балтику. «U-26», вернувшаяся из безрезультатного похода 10 января (1915 г. — В.Р.), донесла, что прежде всего есть опасность обмерзания рубочного люка, чем уменьшается быстрота приготовления к погружению и самого погружения. Это были первые данные о деятельности подлодок в условиях русской зимы. Поэтому командующий приказал временно, до дальнейших распоряжений, прекратить все походы в восточную Балтику».

И все же наш рассказ о действиях подводников во льдах в период Первой мировой войны не будет полон, если мы не вспомним о небезынтересном эпизоде, имевшем место не на Балтике, а на Черном море.

Напомним, что если не считать 34 подводные лодки Джевецкого, переправленные по железной дороге в Севастополь в начале 1880-х гг., то первые боеспособные подводные лодки появились на Черноморском флоте вскоре после окончания русско-японской войны. В 1908 г. в Севастополь перевезли по железной дороге крупповские лодки «Карп», «Карась» и «Камбала», а еще ранее, в 1907 г., туда доставили лодки «Лосось» и «Судак» фирмы Д. Голланда.

Через несколько лет Морское министерство решило усилить подводные силы на Черном море, выдав с этой целью заказы на постройку 6 лодок Балтийскому и Невскому заводам, открывшим в городе Николаеве свои отделения: трех типа «Морж» и трех типа «Нарвал» (проект Д. Голланда).

В декабре 1914 года в Николаеве производились испытания первой из трех подводных лодок типа «Морж» — «Нерпы». Военное время диктовало укороченные сроки, и испытания велись по сокращенной программе, невзирая на уже наступившую зиму.

14 декабря «Нерпа» выходила в реку Буг для торпедных стрельб, но сплошной лед заставил ее вернуться к заводу, и 18 декабря с помощью портового ледокола № 3 в охранении минного заградителя «Дунай» и портового парохода «Франц» она направилась в Севастополь. По пути в связи с наступлением темноты ей пришлось зайти в Очаков: вести «Нерпу» ночью через лед Днепровско-Бугского лимана, да еще в надвинувшемся тумане, лоцманы не взялись. К тому же здесь было выставлено минное заграждение и маршрут проходил через узкий фарватер.

На следующий день переход был продолжен, корабли успешно форсировали ледовую преграду, и 20 декабря «Нерпа» благополучно прибыла в Севастополь.

Что касается Балтики, то мы видели, что ни мороз, ни лед не послужили непреодолимым препятствием для боевого применения русских и английских подводных лодок во время Первой мировой войны. Однако заметим, что зимние походы лодок носили лишь эпизодический характер и сколько-нибудь ощутимых результатов не принесли.

 

Трудное начало

«Тогда — в апреле (1918 г. — В.Р.) — тяжелые льды закрывали гельсингфоргскую гавань, и тяжелые шаги маннергеймовских отрядов звучали у самой гавани. Финская революция была задавлена интервентами, и Балтийский флот лишался своей базы. Корабли надо было спасти, надо было вывести их через льды в Кронштадт. Без машин, почти без топлива, балтийцы уводили корабли — все, которые хоть как-нибудь могли двигаться. Линкоры и крейсера, миноносцы и подлодки шли по пробитой ледоколом «Ермак» ледяной дороге» — так начинает свой рассказ о Ледовом походе его участник Леонид Соболев в очерке «Моря и океаны», открывающем его прекрасную книгу «Морская душа».

Знаменитый Ледовый поход составляет одну из ярких страниц в истории советского Военно-морского флота. Именно тогда только что созданный после роспуска старого, царского флота молодой Рабоче-Крестьянский Красный Флот приобрел бесценный опыт массового перевода кораблей, в том числе и подводных лодок, через могучие ледяные поля зимнего Балтийского моря.

В 1917 г. российский флот располагал 561 боевым кораблем и 549 вспомогательными судами. Основная их масса (302 боевых и 270 вспомогательных кораблей) находилась на Балтике. В состав флота входило 52 подводные лодки, из них 32 — на Балтийском море, где они были сведены в дивизию.

Главной базой Балтийского флота являлся Гельсингфорс (Хельсинки). Базировались корабли также на Ревель, Ганге (Ханко), Або (Турку).

Перебазирование из Ревеля и Гельсингфорса в Кронштадт, проведенное в сложных условиях зимы и начала весны, когда значительная часть акватории Финского залива покрыта льдом, диктовалась напряженной и опасной для молодого советского государства международной обстановкой.

После прекращения мирных переговоров в Бресте 18 февраля 1918 г. войска кайзеровской Германии перешли в наступление по всему фронту — от Балтийского до Черного моря. На северо-западе создалась непосредственная угроза для Петрограда.

После доклада «О стратегическом положении на море в случае активных действий Германии» наркома по морским делам П.Е. Дыбенко, заслушанного на заседании Совнаркома под председательством В.И. Ленина в ночь на 15 февраля 1918 г., коллегия Народного комиссариата по морским делам подготовила и направила на флот 17 февраля директиву, послужившую основой для разработки и осуществления плана перебазирования флота. Постановлением СНК от 27 февраля, подписанным В.И. Лениным, на это Центробалту выделялось 100 тыс. рублей.

С получением директивы Центральный комитет Балтийского флота (Центробалт) направил на корабли приказ подняться «на последний революционный бой, в котором или победим, или с честью умрем... Товарищи призываются на свои боевые места для защиты кровью добытой свободы».

К 18 февраля в Ревеле получили предписание Военного отдела Центробалта «теперь же приготовить и по мере возможности начать переводить в Гельсингфорс все подводные лодки, их базы, а равно и прочие вспомогательные суда... Крейсерам привестись в срочную боевую готовность и остаться в Ревеле до приказания».

Над Ревелем нависла непосредственная угроза. 19 февраля кайзеровские войска высадились с островов Моонзундского архипелага на материк. 20—21 февраля начались бои на подступах к городу. Части Красной Армии и отряды революционных моряков-добровольцев пытались сдержать немцев, но достаточных сил для длительной обороны с суши в базе не было. В донесении, отправленном из Ревеля еще 18 февраля, сообщалось, что крейсера и подводные лодки также в бой вступить в случае необходимости не смогут из-за некомплекта команд, а на подготовку к переходу в Гельсингфорс требуется не менее двух дней.

В Ревеле находились в то время 5 крейсеров, 2 минных заградителя, 17 подводных лодок, другие корабли.

Подводные лодки оказались в особо тяжелом положении. Как обычно, с началом зимы они стали в ремонт. На многих были демонтированы двигатели, выгружены аккумуляторные батареи, разобраны рулевые и другие устройства. Недокомплект команд составлял 60—70%.

Немало трудностей создавало при подготовке к переходу отношение командного состава. Часть бывших офицеров не верили в успех и открыто высказывали сомнение в правильности принятого решения, другие оказывали «тихое» сопротивление. Отдельные открыто саботировали подготовку к переходу.

Не ожидая завершения ремонтно-восстановительных работ на всех кораблях, командование приняло решение направить 19 февраля на буксире ледокола «Волынец» (вошел в дальнейшем в состав Эстонского флота под названием «Суур-Тылль») три первые подводные лодки. 22 февраля «Ермак» повел еще две подводные лодки и два транспорта с военным снаряжением и имуществом базы.

Ледовая и навигационная обстановка сложилась крайне неблагоприятно. В поступившем из Ревеля в Петроград сообщении указывалось: «Состояние льда на рейдах очень тяжелое, и суда пробиваются с трудом. В море в больших массах толстый лед. Продолжение морозов с каждым днем ухудшает возможность навигации». Ртутный столбик термометра продолжал опускаться и достиг отметки — 23°. Мороз сковывал пробитые во льду ледоколами каналы. Сильный ветер вызывал подвижку ледяных полей (их толщина достигала 70 см), сжатие которых могло закончиться для кораблей катастрофой.

Однако никакие трудности и опасности не послужили препятствием для выполнения задачи. Возвратившийся в Ревель «Волынец» 24 февраля вновь направился в Гельсингфорс, ведя за собой транспорт «Европа» (плавбаза дивизии подводных лодок), спасательное судно «Волхов» (с 1922 года «Коммуна») и подводные лодки.

Когда немецкие войска захватили Ревель, в порту осталась лишь часть мелких кораблей, не имевших военного значения, около десятка базовых плавучих средств. Противник раструбил о захвате богатых «трофеев», в том числе 8 подводных лодок. О каких же лодках шла речь? В базе были оставлены 4 подводные лодки типа «Кайман» фирмы С. Лейка («Аллигатор», «Дракон», «Кайман» и «Крокодил»), построенные в 1905—1911 гг. Они давно устарели и еще в 1916 г. были сданы в порт, а команды переведены на новые лодки. Четыре другие лодки типа «Сом» фирмы Д. Голланда («Белуга», «Пескарь», «Стерлядь» и «Щука»), вступившие в строй в 1905—1906 гг., также потеряли боеспособность и использовались лишь для обучения подводников.

Всего из Ревеля балтийские моряки вывели свыше 56 боевых кораблей и судов, в том числе 9 подводных лодок типа «Барс». Одна из них — «Единорог» — затонула на переходе 25 февраля.

Участник Ледового похода, в то время председатель судового комитета подводной лодки «Тур» инженер-механик Г.М. Трусов высказал впоследствии предположение, что при срочной подготовке лодки к переходу во время корпусных работ могли вместо заклепок забить деревянные пробки, которые при сильных ударах о лед выбило. Да и заклепки в спешке могли поставить недостаточно надежно, вследствие чего в походе могли разойтись швы.

Печально мог закончиться и перевод подводной лодки «Угорь», отправленной без команды на буксире за портовым катером. На ней были разобраны дизеля, отсутствовала аккумуляторная батарея, и лодка не имела хода. Когда «Угорь» застрял во льду и катеру пришлось отправляться за помощью, команды других лодок, решив, что корабль брошен на произвол судьбы, высадились на нем и стали снимать приборы и различные детали. Моряки шедшего в караване транспорта «Тосно» открыли предупредительный огонь из пулемета, и «грабители» тогда бросились наутек. После трехсуточного пребывания во льдах «Угорь» все же привели в Гельсингфорс, правда, в сильно разукомплектованном состоянии, даже без магнитного компаса.

К концу февраля — началу марта значительная часть кораблей сосредоточилась в Гельсингфорсе. Лишь 4-й дивизион из четырех подводных лодок типа «АГ» («Американский Голланд») и их плавучая база «Оланд» находились в Гангэ вместе с частью дивизиона тральщиков.

Продолжавшееся обостряться международное положение Советской России требовало ускорить перебазирование флота. Германия готовила вторжение в Финляндию. Решительных и незамедлительных действий требовали и статьи Брестского мирного договора, касавшиеся Балтийского флота. Статья VI, в частности, гласила: «...Финляндия и Аландские острова... немедленно очищаются от русских войск и Красной гвардии, а финские гавани от русского флота. Пока море покрыто льдом и возможность вывода русских судов исключена, на этих судах должны быть оставлены лишь немногочисленные команды».

Нетрудно между строк договора разглядеть скрытый замысел Германии. Эта статья явно была рассчитана на то, чтобы устроить ловушку для Балтийского флота и в дальнейшем захватить его. Охваченные революционным энтузиазмом, проникнутые решимостью во что бы то ни стало спасти флот экипажи не только крупных кораблей, но и миноносцев и подводных лодок настойчиво готовились к новым схваткам со льдом.

Среди предложений о том, как лучше поступить, чтобы обеспечить безопасный перевод подводных лодок, было и такое: погрузиться после выхода из базы в образованном ледоколом разводье и в подводном положении следовать до острова Гогланд, где разведка обнаружила большие полыньи, пригодные для всплытия. Конечно, этот способ форсирования ледовых преград был отвергнут: у подводников не имелось никакого опыта подледных плаваний и риск в данном случае не оправдывался.

Моряки никак не могли смириться с мыслью о том, что крупные надводные корабли могут пробиться сквозь льды, а подводные лодки останутся, и их в случае угрозы захвата противником взорвут. Некоторые команды отказывались грузить зарядные ящики торпед на лодки. А судовые комитеты «Тура», «Тигра» и «Рыси» направили судовым комитетам линкоров «Андрей Первозванный» и «Республика», крейсеров «Олег» и «Баян» просьбу взять лодки на буксир. «Получив согласие судового комитета броненосца «Республика», — вспоминает инженер-механик Г.М. Трусов, — вести на буксире подводную лодку «Тур», я обратился к командиру дивизии просить разрешение на переход лодки в Кронштадт и получил такой ответ:

— Никакого предписания на переход лодки я дать не могу. Лодка должна быть подготовлена к уничтожению, когда последует приказание. Если ваш судовой комитет хочет поступить самостоятельно, представьте мне протокол общего собрания команды с решением об уходе лодки из Гельсингфорса... В случае потери лодки в море, вы будете нести ответственность в первую голову».

Первый отряд кораблей — четыре линкора и три крейсера под проводкой ледоколов «Ермак» и «Волынец» — вышел из главной базы 12 марта и, преодолев во льдах 1800 миль, через шесть суток прибыл в Кронштадт. Скептики и маловеры оказались посрамлены. Успешное завершение нового важного этапа вселяло надежду, что флот будет спасен.

3 апреля 1918 г. начальник Морских сил Балтийского моря А.М. Щастный и член Совкомбалта И.Ф. Шпилевский телеграфировали начальнику Морского генерального штаба: «Сейчас прибыл начальник подводного дивизиона и доложил, что в Ганга пришли дредноут, один трехтрубный крейсер, один типа «Ветхий», шесть больших тральщиков, десять малых и три больших транспорта с десантом 12 или 13 тыс. человек, кроме того много дымов в море. В 8 ч 30 мин Гангэ занят немцами. Подводные лодки взорваны».

Вместе с четырьмя подводными лодками — «АГ-11», «АГ-12», «АГ-15», «АГ-16» — была взорвана и плавбаза «Оланд». А команды их выехали поездом в Гельсингфорс. На железнодорожные платформы успели погрузить снятые с подводных лодок механизмы, приборы, торпедное имущество.

Высадившийся на полуострове Гангэ немецкий десант продвигался к столице Финляндии. Выполняя условия Брестского договора, части Красной Армии покидали ее территорию.

В Гельсингфорсе к этому времени все еще находилось свыше 200 кораблей, в том числе и 12 подводных лодок со своими плавбазами «Тосно» и «Воин», учебным судном «Петр Великий» и спасательным судном «Волхов», причем только часть лодок могла двигаться своим ходом. На подводных лодках «Кугуар», «Тур», «Угорь» и «Ягуар» были разобраны два, а на «Змее» и «Тигре» по одному дизелю. Часть разобранных механизмов находилась на лодках, а с «Угря» — в Ревеле, там же осталась плавмастерская Балтийского судоремонтного завода, которая очень пригодилась бы в Гельсингфорсе.

По-прежнему вызывала тревогу малочисленность командного состава. Бывший моторный старшина подводной лодки «Волк» Я. Тимофеев вспоминал впоследствии: «Накануне перехода группа контрреволюционных офицеров сошла на берег и отказалась вернуться на корабли... Моряки из своей среды выбирали командиров, которые успешно справлялись с возложенными на них обязанностями. Большую помощь нам оказал в ледовом походе прибывший на нашу подводную лодку молодой офицер инженер- механик тов. Мельников, которого мы избрали командиром лодки. На меня были возложены обязанности инженер-механика».

К тому же и руководить ремонтными работами было некому: бывший флагманский механик и бывший помощник начальника дивизии подводных лодок по материальной части находились «в безвестной отлучке», а попросту говоря — сбежали.

Не всегда решительно и последовательно действовал начальник Морских сил Балтийского моря A.M. Щастный. 31 марта, когда первый отряд уже совершил переход в Кронштадт, он телеграфировал в Москву: «В данный момент совершенно невозможна эвакуация судов из Гельсингфорса». Позднее он изменил свое мнение. В отношении же подводных лодок он принял, как считают специалисты, недостаточно продуманное решение, о чем донес в народный комиссариат по морским делам: «Сегодня я снабжаю месячным запасом семь больших лодок и посылаю их в лед. Пусть вмерзнут и постепенно продвигаются к Кронштадту... Через три недели, полагаю, лед разойдется, и лодки подойдут к Кронштадту». Естественно, оно было отменено.

 

Курс - Кронштадт

Первоначально выход второго отряда планировался из Гельсингфорса 23 марта. Однако отсутствие ледоколов заставляло постоянно переносить сроки. И вот, не дожидаясь «Ермака», решили все же отправить отряд в путь. 4 апреля, разбив в гавани лед, портовые ледоколы «Силач» и «Штадт Ревель» начали выводить корабли на внешний рейд. Когда на следующий день отряд взял курс на Кронштадт, роль ледокола пришлось выполнять флагманскому кораблю — линкору «Андрей Первозванный». Г.М. Трусов (кстати, избранный членом Совкомбалта — совещательного органа при командующем флотом) много лет спустя рассказывал, как трудно приходилось даже имевшему мощные машины линкору: «Толстый лед с трудом поддавался натиску морского гиганта, шедшему под всеми 25 котлами. Время от времени он останавливался, отрабатывал назад, а затем с разгона раскалывал мощными ударами ледяные торосы. Сделав это, броненосец давал протяжный гудок, означавший «следовать за мной». Так повторялось много раз».

Надо ли говорить о том, какие испытания выпали на долю подводных лодок, тем более что ледовые условия по сравнению с обстановкой, в которой проходил переход первого отряда, усложнились: началась весенняя подвижка льда, сопровождавшаяся образованием мощных торосов.

Три лодки предполагалось вести на буксире у линкора и крейсеров: «Тур» за «Андреем Первозванным», «Тигр» за «Олегом», «Рысь» за «Баяном».

Буквально в первые же минуты возникли осложнения. «Тигр» еще на рейде подошел к крейсеру «Олег» и подал на корму стальной буксирный трос. Выбрать его не успели, образовалась слабина. При первых оборотах машины, когда «Олег» стал разворачиваться, трос намотало на гребной винт. Пришлось стопорить ход, спускать водолазов, чтобы освободить винт. Работа заняла три часа.

До конца суток отряд смог продвинуться только на 13 миль. Наступила ночь, и корабли остановились в районе маяка Грохара.

С рассветом движение возобновилось. Корабли ушли на восток, но подводной лодке «Рысь» не повезло. Попытки завести на нее буксирные тросы, чтобы вытащить из ледовых клещей, которые ее зажали, казалось, намертво, не увенчались успехом. Крейсер вынужден был оставить «Рысь» одну у маяка.

«Задраив все люки, мы вышли на лед, думая, что вот-вот лодка будет раздавлена, — вспоминал участник похода Шиповников, — но вдруг ветер стих, лед стал расходиться. Мы обрадовались и решили идти в Гельсингфорс, так как другой возможности у нас не было. Во время хода лопнул штуртрос вертикального руля. Мы остались без управления и еле-еле дотянулись до Гельсингфорса».

После устранения повреждений 7 апреля «Рысь» вновь вышла в Кронштадт с остальными кораблями отряда.

В дальнейшем установленный порядок движения не раз менялся. Подводной лодке «Тур» пришлось даже взять однажды на буксир... линейный корабль «Республика».

Вообще ее переход сопровождался немалыми «приключениями». Уже вначале, ударившись о корму остановившегося во льду линкора, лодка повредила носовую оконечность. Вода заполнила носовую балластную цистерну, образовался дифферент на нос, затруднявший движение. «Тур» плохо слушался руля и все время рыскал. Один за другим рвались буксирные тросы. Команда выбивалась из сил, заводя новые, пока не оказался израсходованным их запас. Пришлось отклепать лодочный якорь, сбросить его за борт, а якорь-цепь подать на «Республику». Воду же из поврежденной цистерны периодически откачивать помпой.

Считая, что поврежденная лодка обречена, командир «Республики» приказал команде «Тура» перейти на борт линкора, которому она мешала работать задним ходом. Судовые комитеты обоих кораблей выдвинули контрпредложение — использовать в качестве буксировщика ледокол «Силач», который и повел лодку на восток. В один из дней льды сдавили крейсер «Олег», и его стало нести на крейсер «Баян». На помощь «Олегу» пришла подводная лодка «Тигр», взяв его на буксир и оттащив в сторону. Столкновение удалось предотвратить.

По свидетельству Г.М. Трусова, подводная лодка «Тигр», имевшая наиболее укомплектованную специалистами команду, двигалась за кормой крейсера преимущественно самостоятельно. Когда же ее затирали льды, на выручку приходили ледоколы «Силач» и «Штадт Ревель». Во время ночных стоянок лодка даже получила с них пар для обогрева отсеков и механизмов.

Треть пути до маяка Родшер отряд проделал под проводкой маломощных ледоколов. Утром 8 апреля к нему присоединились пришедшие с востока ледокол «Ермак» и броненосный крейсер «Рюрик», но и им «торить» дорогу во льдах было нелегко.

Наконец, 11 апреля корабли второго отряда, и среди них первые две подводные лодки, вошли в Кронштадтскую гавань. Конечно, семисуточный ледовый переход не прошел бесследно. Наиболее значительные повреждения корпуса и винтов получила подводная лодка «Тур». А вот «Тигру» не повезло уже в последний момент: при швартовке в Кронштадте он разбил носовую оконечность.

И все же подводные лодки выдержали суровые испытания. А ведь для них плавание во льдах было особенно опасно, если учесть, что «барсы», а в переходе участвовали лишь они, не имели, как известно, водонепроницаемых переборок, и любое повреждение корпуса с поступлением в него воды означало угрозу для живучести лодки.

Переход второго отряда подтвердил выводы специалистов, что не только броненосные корабли, имевшие мощную обшивку, могут преодолевать льды, но и суда с более тонкими корпусами. Необходимо только содействие мощных ледоколов.

Здесь следует сделать необходимое дополнение. Вместе с нашими кораблями в Гельсингфорсе находилась флотилия из 7 английских подводных лодок типа «Е» и «С» со своей плавбазой «Амстердам». Согласно Брестскому договору, их надлежало или разоружить, или увести в русский порт. Советское командование предложило командиру английских подводников коммодору Кроми перевести корабли в нашу базу, но тот отклонил это разумное предложение. 4 апреля, когда второй отряд готовился к выходу, английские подводные лодки, плавбаза и три парохода взлетели на воздух у маяка на острове Грохара (Хаймая). Глухие взрывы, прогремевшие над скованным льдом морем, тяжелым чувством отозвались в сердцах моряков-балтийцев... И только боезапас из 80 русских торпед, сданных в свое время на хранение на плавбазу англичан «Амстердам», был спасен благодаря Ф.В. Сакуну, минному машинисту с «Пантеры».

Основное ядро флота (6 линкоров и 5 крейсеров) и первые две подводные лодки, таким образом, уже сосредоточились в Кронштадте. Оставшиеся в Финляндии корабли свели в третий, самый многочисленный отряд, который решили выводить несколькими эшелонами, чтобы облегчить управление ими на переходе.

Беспокойство личного состава в связи с возраставшей угрозой захвата флота противником усиливалось. Моряки требовали срочно выводить корабли из Гельсингфорса в Кронштадт. По этому поводу проходили митинги, собрания. На одном из собраний подводников, состоявшемся 5 апреля, в решении записали: «Сего числа, ввиду высадки германских войск в Гангэ и движения их к Гельсингфорсу... уйти всем дивизионом (имеется в виду 1-й дивизион. — В.Р.) из Гельсингфорса в Кронштадт, для чего немедленно начать приготовление к походу: опробовать механизмы, зарядить батареи и принять провизию».

В первом эшелоне третьего отряда 7 апреля отправились восемь подводных лодок: «Вепрь», «Волк», «Ерш», «Змея», «Леопард», «Пантера», «Рысь» и «Ягуар». 9 апреля во втором эшелоне из Гельсингфорса были выведены две последние подводные лодки: «Угорь» на буксире у транспорта «Иже» и «Кугуар» — у плавбазы «Тосно».

Маршрут третьего отряда по предложению начальника оперативного отдела штаба флота М.М. Петрова проложили вдоль северного берега Финского залива. Проходящий здесь так называемый стратегический шхерный фарватер, как тогда считалось, отличался более благоприятными ледовыми условиями. Многочисленные острова и выступы берега мешали подвижке льдов и, следовательно, образованию торосов. Здесь меньше был риск подвергнуться опасному, особенно для подводных лодок, имевших слабые корпуса, сжатию.

Внутри подводных лодок стоял неимоверный холод. Не спасала даже теплая одежда. Тех, кто находился на мостике или выходил на надстройку, чтобы сбрасывать наползавший лед, обжигал пронизывающий ветер. Спали не раздеваясь, не более 2—3 ч в сутки, ели прямо на боевых постах, не отходя от механизмов, и, как правило, неразогретую пищу. О каком-либо отдыхе и думать не приходилось. Даже ночью, когда движение прекращалось, не удавалось отдохнуть. Необходимо было заряжать аккумуляторные батареи, тщательно осматривать отсеки лодок, устранять повреждения и поломки, готовить аварийный материал, новые буксирные тросы.

«Торосившийся лед грозил раздавить подводные лодки, — делился впоследствии своими наблюдениями бывший командир посыльного судна «Кречет» В.Н. Янкович. — Из хаотически нагроможденных льдин торчали лишь боевые рубки. Команды четырех лодок вышли на лед, опасаясь гибели своих кораблей. Сопровождавшие лодки ледоколы «Руслан и «Ястреб» и гидрографическое судно «Азимут» сами оказались зажаты льдом...

Прежде всего мы освободили ледоколы, а затем занялись подводными лодками. Подводники со страхом следили, как «Кречет» полным ходом шел чуть ли не прямо на лодку, чтобы подойти вплотную и околоть ее».

В районе Хапассаарских шхер зажало подводные лодки «Пантера», «Вепрь» и «Волк». На «Пантере» трещал корпус, расходились швы. Команде пришлось сойти на лед, а когда сжатие прекратилось, взяться за ликвидацию повреждений. Не раз на этой и других лодках заклинивало рули. Ледокольные суда брали на буксир корабли, потерявшие управление.

11 апреля начальник Морского генерального штаба Е.А. Беренс телеграфировал начальнику 1-й бригады линейных кораблей и старшему морскому начальнику в Кронштадте С.В. Зарубаеву: «Прошу вас оказать содействие к тому, чтобы ледоколы... как можно скорее вышли обратно через Биоркэ шхерами навстречу подлодкам. Пусть имеют в виду, что дело идет о спасении флота... Дело государственной важности». На следующий день Беренс в новой телеграмме еще раз требовал: «Ледоколы не должны быть задержаны ни одной минуты».

12 апреля Зарубаев донес, что «Ермак» вышел по назначению. Участие мощного линейного ледокола, присоединившегося к каравану у острова Нако 13 апреля, ускорило вывод кораблей из тяжелых льдов.

15 апреля в Кронштадт прибыли подводные лодки «Вепрь», «Волк», «Ерш», «Змея», «Кугуар», «Леопард», «Рысь» и «Ягуар», 17 апреля — «Угорь», 18 апреля — «Пантера», а 22 апреля — их плавбаза «Воин». Последний эшелон третьего отряда покинул столицу Финляндии 11 апреля. А на следующий день в город уже ворвались германские войска. В течение мая в соответствии с условиями Брестского договора после многочисленных проволочек и препирательств немцы все же были вынуждены выпустить из Гельсингфорса и Котки еще ряд кораблей и судов.

Итак, во время многосуточного перехода в самое трудное в отношении ледовых условий время года (конец зимы и начало весны) ни один корабль, за исключением подводной лодки «Единорог», не был потерян.

Всего во время Ледового похода было переведено в Кронштадт из финских портов свыше 236 боевых кораблей, вспомогательных судов и транспортов, в том числе 12 подводных лодок. Необходимо подчеркнуть, что все переведенные подводные лодки относились к типу «Барс». Спроектированные И.Г. Бубновым, построенные на российских судостроительных заводах, они с честью выдержали суровое испытание.

Командование Балтфлота особо отметило энтузиазм и решительность моряков-подводников. В проекте приказа об итогах операции, подготовленном Советом комиссаров Балтийского флота, указывалось: «Весь личный состав дивизии подводных лодок высказал твердое намерение вывести свои лодки из Гельсингфорса и доказал это на деле, не оставив ни одной. Трудности вывода подводных лодок увеличивались тем, что почти все они были незадолго до того выведены из Ревеля, при его занятии немцами, а потому уже имели много повреждений, полученных при Этом переходе во льдах, и тем не менее это не остановило их малочисленный личный состав от проявления исключительной энергии для вывода снова лодок в более тяжелых условиях».

Что касается самого начальника Морских сил Балтийского моря A.M. Щастного, возглавлявшего флот, когда его основные силы выводились в тяжелых условиях из Гельсингфорса в Кронштадт, и, естественно, несшего главную ответственность за благополучное проведение Ледового похода, то многие десятилетия его роль или умалчивалась, или подавалась в негативном плане. Причина этому — неправедный суд по совершенно абсурдному обвинению «в преступлениях по должности, в подготовке контрреволюционного переворота и государственной измене». Скоропалительное заседание Революционного трибунала при ВЦИК, на котором, по существу, главным обвинителем и единственным свидетелем выступил Троцкий, и такой же скоропалительный смертный приговор, без замедления приведенный в исполнение, положили конец завязавшемуся конфликту начальника Морских сил Балтийского моря с всесильным наркомом по военным и морским делам. Можно предположить, что Щастный не был влюблен в новую власть, но человек честный, преданный Отчизне, поставленный этой властью на ответственный пост и согласившийся его принять, не мог поступиться своим долгом, тем более что пользовался доверием моряков-балтийцев.

История восстановила доброе имя капитана 1 ранга Алексея Михайловича Щастного, участника обороны Порт-Артура, ветерана Первой мировой войны, организатора Ледового похода.

При оценке Ледового похода необходимо учитывать, что он проходил не только в борьбе с суровой стихией природы, но и в условиях боевого противодействия противника.

Немцы пытались воспрепятствовать эвакуации из Ревеля бомбардировкой с воздуха и обстрелом. Утром 25 февраля неприятельский аэроплан стал бомбить корабли. За ним прилетало еще несколько самолетов. Одна из бомб попала в крейсер «Рюрик». Огнем зенитной артиллерии налет удалось отразить, и ледоколы продолжили вывод из порта подводных лодок, тральщиков, транспортов.

29 марта направлявшийся в Гельсингфорс «Ермак» подвергся обстрелу из орудий береговых батарей острова Лавенсари, а через двое суток в районе маяка Аспё по ледоколу открыл огонь, захваченный финнами, ледокол «Тармо». «Ермаку» пришлось вернуться в Кронштадт, чтобы через несколько суток выйти в сопровождении крейсера «Рюрик» для встречи каравана, покинувшего Гельсингфорс 5 апреля.

Оказавшиеся в руках врага ледоколы «Сампо», «Тармо» и «Волынец» неоднократно появлялись вблизи трассы перехода, угрожая двигавшимся во льдах кораблям. Особую опасность представляли они для подводных лодок и транспортов, не имевших оружия для самообороны.

Ледовый поход проходил, по существу, без налаженного навигационно-гидрографического и крайне слабого ледокольного обеспечения, надежного прикрытия с суши, при полном отсутствии у нашего флота авиации, позволившей бы вести разведку и защищать корабли с воздуха, недостатке топлива и других видов снабжения, невозможности соблюдать скрытность действий и осуществлять маскировку, строго выдерживать намеченные сроки и последовательность движения.

Конечно, прорыв сквозь льды существенно сказался на техническом состоянии кораблей. Подводные лодки получили повреждения носовых балластных цистерн, крышек носовых торпедных аппаратов, горизонтальных рулей и винтов. Появились трещины в корпусах.

Необходимо учесть, что ледовые поломки у лодок могли бы быть более значительными, если бы на подводных лодках типа «Барс», которые строились на судостроительной верфи «Ноблесснер», не учли серьезный недостаток лодок Балтийского завода. Здесь при их постройке решетчатые торпедные аппараты подняли выше, к кромке верхней палубы.

Полученные на подводных лодках во время Ледового похода повреждения в течение 1918 г. устранили, отремонтировали двигатели, механизмы, системы, устройства, приборы.

В дальнейшем с учетом опыта, полученного во время Ледового похода 1918 г., и того, что в условиях войны оперативная обстановка может потребовать вести боевые действия на море в зимнее время во льдах, вырабатывались рекомендации по нанесению ударов по противнику и отражению его ударов, организации службы ледовых прогнозов, ведению воздушной ледовой разведки, созданию такой материальной части, которая могла бы использоваться при низких температурах и воздействии ледовых условий. Ведь большинство морей, омывающих берега нашей страны, на которых содержались морские силы, а в их составе подводные лодки, покрываются в зимнее время льдом.

 

Зимние рейды

К осени 1918 г. Республика Советов отбила натиск кайзеровских войск, ликвидировала первые мятежи белогвардейцев. После Ноябрьской революции в Германии немецкие корабли покинули Финский залив. Однако с окончанием Первой мировой войны правительства стран Антанты организовали широкую интервенцию против молодого Советского государства. В балтийских водах снова возникла опасность вражеского нападения: здесь появилась английская эскадра. Для обороны морских подступов к Петрограду 15 ноября создается Действующий отряд кораблей (ДОТ), в состав которого вошел и специально сформированный дивизион подводных лодок «Вепрь», «Волк», «Пантера», «Рысь», «Тигр», и «Ягуар». К 25 ноября все лодки, исключая «Вепрь», сосредоточились в Кронштадте, который стал главной базой флота. Ввиду раннего ледостава «туру» пришлось в течение двух суток пробиваться из Петрограда к острову Котлин через уже довольно толстый лед.

Основной боевой задачей, которую приходилось решать подводным лодкам, явилась разведка. 27—28 ноября Балтийский флот высадил десант в Нарвском заливе. Для его обеспечения и разведки была использована подводная лодка «Тур» (командир Н.А. Коль). Ледокол вывел ее из Кронштадта к кромке льда за Толбухин маяк. Вначале «Тур» шел в охранении отряда десантных судов, а затем самостоятельно отправился к Ревелю. Немалые испытания выпали на долю его экипажа. Финский залив встретил лодку шквальным ветром и обильным снегопадом. Через рубку перекатывались ледяные валы. Рулевой И.С. Дианов с трудом удерживал в руках штурвал. Одежда находившейся на мостике верхней вахты покрылась ледовым панцирем. Под тяжестью льда оборвалась антенна, и связаться с Кронштадтом стало невозможно. С рассвета до 11 ч дня лодка наблюдала за Ревельским рейдом, но военных кораблей противника не обнаружила. 29 ноября лодка вернулась в Кронштадт, а затем перешла в Петроград.

Располагая после похода «Тура» точными данными об отсутствии близ Ревеля английской эскадры, советское командование решило осуществить десантную операцию. 28 ноября три транспорта при поддержке крейсера «Олег» и эсминца «Меткий» высадили десант на левый берег реки Нарвы. Моряки соединились с частями 7-й армии, освободившей 29 ноября Нарву.

Командование Балтийского флота решило, насколько позволит состояние льда, остановить у Ревеля и других балтийских портов постоянный дозор из подводных лодок.

7 декабря командир «Тура» получил новое предписание — направиться на разведку в район Либавы (Лиепая) и Виндавы (Вентспилс). На этот раз условия похода еще больше ужесточились. Наступили сильные морозы. Потребовалось три дня работы ледоколов (а всего ушло пять суток на переход в Кронштадт), чтобы пробиться к острову Котлин, при этом сама лодка шла и под дизелями, и под электромоторами. Повреждения корпуса, полученные на переходе, вынудили командование отменить этот поход. 26 декабря «Тур» вернулся в Неву, затратив снова на форсирование льда Невской губы трое суток.

Дважды выходила на задание в декабре 1918 г. подводная лодка «Тигр» (командир В.В. Мацеевский). Первый поход, начавшийся 2 декабря, проходил в условиях жестокого шторма и сильного снегопада. Во время плавания вышло из строя рулевое управление, и командир решил для ночевки и устранения неисправности лечь на грунт на глубине 30 м. Но и там волны били лодку о дно. От острова Нерва, где подводники обнаружили вражескую батарею, лодка вернулась в базу.

С немалыми трудностями столкнулся экипаж «Тигра» и во втором походе, продолжавшемся с 30 декабря 1918 г. по 3 января 1919 г. Перед выходом на разведку лодка должна была на рейде определить и уничтожить девиацию и проверить работу лага. Однако выполнить эти необходимые мероприятия полностью не удалось, так как лед оказался серьезным настолько, что при самом полном ходе под электромоторами «Тигр» застревал во льду и, чтобы освободиться, экипаж неоднократно заполнял и опорожнял цистерны — использовал прием, уже известный подводникам по Ледовому походу.

Выходить из гавани пришлось за ледоколом «Ораниенбаум». 31 декабря «Тигр» обследовал район между островом Кокшер (Кери) и Ревелем, где предположительно обнаружил минное заграждение. В последующие два дня «Тигр» находился в районе бухт Кунда и Кашпервик (Кясму-Лахт), но заполненные водой перископы не позволили вести наблюдение в погруженном состоянии, и командир решил возвратиться. На обратном пути на траверзе маяка Соммерс лодке встретился плавучий, а у маяка Нерва сплошной лед, который она преодолела сначала самостоятельно, а потом по пробитому ледоколом «Трувор» каналу.

Два похода совершила той зимой и подводная лодка «Пантера» (командир А.Н. Бахтин). В первый она отправилась 23 декабря. Ледокол вывел ее к кромке льда, и после дифферентовки она взяла курс к Ревелю.

За южным Гогландским маяком подводники определили свое место. Но штурману пришлось нелегко: компас и пеленгатор обмерзли и покрылись льдом, а лодка то и дело зарывалась в волну. У маяка Кокшер Бахтин погрузился. Сильная качка мешала лодке держаться на перископной глубине. Да и наблюдение стало невозможным, так как оба перископа замерзли, не вращались, не поднимались и не опускались и вообще в них ничего не было видно. «Через некоторое время, — вспоминал впоследствии Бахтин, — перископы начали оттаивать, однако видно хорошо было только в кормовой перископ, носовой же торчал бесполезно — как оказалось потом, он был погнут... волной, представляя большое сопротивление, вследствие намерзшего льда».

О результатах похода командир доложил сначала семафором на встретившейся ему у банки Средней крейсер «Олег», а затем лично, поднявшись на эсминец «Спартак»у Шепелевского маяка. Он подтвердил наличие у Ревеля минного заграждения, поставленного интервентами.

По возвращении из похода командир «Олега» рассказывал, что во встретившейся крейсеру «Пантере» трудно было узнать корабль. Лодка напоминала плавучий айсберг: она была полностью покрыта льдом от носа до кормы вместе с мостиком и пушкой.

Тяжелые ледовые условия заставили временно приостановить выходы подводных лодок в море. Однако обстановка на сухопутном фронте и в Финском заливе все же настоятельно требовала посылки кораблей в походы. Противник высадил несколько десантов на побережье Прибалтики, занял Нарву.

15 января «Пантера» вновь направилась для выполнения боевого задания, на этот раз «для воспрепятствования предполагавшемуся десанту в Нарвской губе».

Лед сковал уже всю восточную часть Финского залива. Казалось, что выход лодки — дело совершенно безнадежное. И все-таки приказ есть приказ. Повел «Пантеру» ледокольный буксир «Тосмар». Только выход из гавани занял около трех часов.

Пройдя ряжи, А.Н. Бахтин воспользовался встретившейся полыньей и определил девиацию, а затем отправился за ледоколом к кромке льда. Когда спустились сумерки, «Тосмар» и «Пантера» стали у Толбухина маяка на якорь. Утром выяснилось, что для дальнейшей работы с лодкой у буксира не хватит топлива, его пришлось отпустить. Командир «Пантеры» попытался пробиться к чистой воде самостоятельно. До Шепелевского поворотного буя все складывалось удачно, но затем, после поворота, лодку зажали дрейфующие ледовые поля. Дизеля работали самым полным, а корабль не двигался с места. Отходя назад под электромоторами, лодка «с разбега» вгрызлась в лед, но безрезультатно. К тому же «Пантеру» стало нести на минное поле. Попытки удержаться на якоре не приводили к цели. Тревога нарастала. Вызвать ледокол по радио вначале не удалось. Решили выбираться из ледового плена своими силами. В довершение всех бед льдом забило машинные кингстоны. Тогда перешли на движение с помощью электромоторов, общая мощность которых составляла 900 л/с.

Уже в темноте с помощью другого ледокольного буксира — «Ораниенбаум», все же пришедшего на выручку, удалось добраться до гавани.

Вслед за «Пантерой» предстояло отправиться в море подводной лодке «Рысь», но ее выход ввиду тяжелой ледовой обстановки не состоялся. Поход «Пантеры» стал, таким образом, последним, к тому же и неудачным, походом балтийских подводников в зиму 1918/19 года. В феврале ей вновь выпала доля вступить в единоборство со льдом, на этот раз на переходе на ремонт в Петроград. С большим трудом преодолев с помощью «Ермака» ледяные заторы в Морском канале и на Неве, лодка добралась до стенки Балтийского завода. В тот же день, 13 февраля, вернулись из Кронштадта и подводные лодки «Рысь» и «Тигр».

Таким образом, в зимних разведывательных походах в Финском и Нарвском заливах участвовали три подводные лодки: «Пантера», «Тигр» и «Тур». К сожалению, выводы, к которым пришло командование после первых походов флота, не были оптимистическими. В рапорте начальника Морских сил Балтийского моря С.В. Зарубаема и члена Реввоенсовета В.И. Пенкайтиса от 5 января 1919 года командующему Морскими силами Республики В.М. Альтфатеру указывалось: «Последние походы подлодок с достаточной ясностью показали, что они держаться в море и ходить на разведку теперь больше не могут.

Причины таковы: лодка все время под водой быть не может, при выныривании же она настолько обмерзает, что лишена возможности вновь погружаться, так как обледенение мешает закрывать люки и пользоваться перископом.

В таком положении она беспомощна, не имея большого хода и сильной артиллерии... Лодка не может пользоваться радиотелеграфом опять же из-за обмерзания (ломается сеть телеграфа)».

И все же льды Балтики не явились непреодолимым препятствием для советских подводников. Более того, и после неутешительного вывода, сделанного командованием, походы подводных лодок, как уже отмечалось, все же планировались. Была предпринята еще одна попытка послать через лед в Финский залив в январе 1919 г. «Пантеру», готовилась к выходу в море подводная лодка «Рысь».

Остаток зимы подводники использовали для ремонта, и когда в середине марта вновь был организован ДОТ Морских сил Балтийского моря, в него вошло семь боеспособных лодок. В дальнейшем после проведенного в ускоренные сроки ремонта численность боеспособных лодок возросла до 12.

Нескольким из подводных лодок довелось совершить боевые походы: флот интервентов осмеливался показываться на виду у Кронштадта.

В июле 1919 г. подводные лодки «Волк» и «Вепрь» безуспешно пытались атаковать английские эсминцы, а «Пантера» — подводные лодки противника. И лишь 31 августа торпедная атака «Пантеры» (командир А.Н. Бахтин) увенчалась победой — потоплением эсминца «Витториа». Так был открыт боевой счет советских подводников.

К концу 1920 года на Балтике насчитывалось 14 подводных лодок: 9 из них в строю, 3 — в резерве и 2 — в постройке, сведенных в дивизию из трех дивизионов, в которую также входили две плавбазы — «Тосно», «Воин», учебное судно «Верный» и спасательное судно «Волхов».

Неимоверные трудности, в которых оказалась советская страна после окончания Гражданской войны, не могли не сказаться на состоянии флота, его корабельного состава.

В одном из документов, хранящихся в Российском государственном архиве ВМФ в Ленинграде, есть красноречивая запись: «На них не только что погружаться, а вообще отходить от стенки опасно». Речь идет о подводных лодках «Пролетарий» (бывшая «Змея»), «Большевик» («Рысь»), «Краснофлотец» («Ягуар») и «Рабочий» («Ерш»). Не в лучшем состоянии находились и другие подводные корабли.

Еще более резкий и категоричный вывод морское командование сделало в конце 1923 г. в докладе Реввоенсовету СССР: «...мы идем к факту полной гибели нашего подводного флота».

И все же к началу 1925 г. ценой неимоверных усилий удалось сохранить боеготовность всех подводных лодок, находившихся на Балтике. Их свели в бригаду двухдивизионного состава, которой командовал Я.К. Зубарев.

Однако командованию давно уже было ясно, что Рабоче-Крестьянский Красный Флот нуждается в новых, более совершенных кораблях, в том числе и подводных лодках.

В 1924 г. Совет Народных Комиссаров СССР принимает решение о проектировании и строительстве подводных лодок на советских судостроительных заводах. А 26 ноября 1926 г. Совет Труда и Обороны (СТО) утверждает шестилетнюю программу военного кораблестроения, предусматривавшую постройку 12 подводных лодок.

Закладка первых советских подводных лодок «Декабрист», «Народоволец» (в настоящее время установлена как корабль-музей в Гавани Васильевского острова Санкт-Петербурга), «Красногвардеец» состоялась на одном из судостроительных заводов на Неве 5 марта 1927 г. Соответственно они получили номера: «Д-1», «Д-2» и «Д-3».

Возглавлял группу по проектированию и постройке лодок, состоявшую из семи человек, талантливый инженер Б.М. Малинин.

Еще до принятия в 1929 г. первого пятилетнего плана была утверждена судостроительная программа на 1928—1933 гг., в соответствии с которой намечалось строительство 59 подводных лодок.

Трем первым подводным лодкам (а всего типа «Д» было построено шесть) выпала доля осваивать высокие полярные широты, «Красногвардейцу» («Д-3») же еще и совершить в 1938 г. непродолжительное подледное плавание в Гренландском море.

Естественно, что с вводом в строй новых кораблей неумолимо вставал прежний, далеко еще не разрешенный вопрос о проведении боевой подготовки в зимнее время, чтобы боеготовность подводного флота поддерживалась круглый год.

 

И зимой сохраняет боеспособность

В предыдущей главе, когда речь шла о зимних походах балтийских подводников, использовались примеры, связанные с чрезвычайными обстоятельствами. А в обычных условиях? Как правило, с наступлением зимы подводные лодки становились к стенке заводов для ремонта или пережидали неблагоприятное время у своих плавбаз, а личный состав занимался осмотром и переборкой механизмов. Вольно или невольно боеспособность подводных сил за зимние месяцы снижалась.

Таким образом, вопрос плавания лодок зимой, продолжения боевой подготовки в условиях, когда море покрывается льдом, не являлся праздным или надуманным. Проблема эта неоднократно обсуждалась и в военно-морских кругах, и во флотской печати.

В статье «Ледокольное дело в боевой обстановке», опубликованной в «Морском сборнике», В.И. Арнольд-Алябьев писал: «Прогресс подводной техники может со временем создать такие подводные корабли, которые смогут ходить подо льдом, но пока можно ожидать встречи с подводными лодками только у кромки льда или в ближайшей полосе льдов у кромки. Невозможность проводки во льдах миноносцев и подводных лодок лишает флот, действующий в направлении «изо льда к воде», в зимнюю кампанию этих существенных участников войны».

Итак, в данном случае «приговор» был не в пользу сторонников зимних плаваний.

Но, наперекор скептикам, оптимисты не сдавались. Многие командиры не только стояли за круглогодичную боевую подготовку, но и изучали приемы использования и эксплуатации оборудования, устройств и приборов в условиях низких температур, обдумывали возможности для форсирования ледовых преград обычными серийными лодками.

Свидетельством такого рода поисков является обстоятельная статья А.И. Матвеева «Использование подводных лодок в зимнее время», также помещенная в «Морском сборнике». В ней автор тщательнейшим образом анализирует все возможные осложнения, которые могут возникнуть на подводных лодках при плавании в зимний период в надводном положении. Происходит сильное обмерзание корпуса. Все предметы на верхней палубе превращаются в ледяные глыбы. Леера, стойки, антенна будут представлять собой ледяные цилиндры. Своим весом лед может вызвать их поломку. Появление большого дополнительного груза приведет к уменьшению остойчивости лодки. На ходу могут появиться повреждения легкого корпуса, надстройки, форштевня, горизонтальных рулей, гребных винтов. Ниши торпедных аппаратов, которые закрыты волнорезами, может забить льдом, в результате чего нельзя будет открыть передние крышки и произвести торпедный выстрел. Из-за обмерзания рулевого устройства лодка может совсем не слушаться руля.

Огромной внимательности, подчеркивалось в статье, требует погружение. Обмерзшая надстройка с закупоренными отверстиями превращается в большую «палубную цистерну». Имеющий положительную плавучесть лед намного затруднит дифферентовку. Следует ожидать при погружении «непонятных» кренов и дифферентов, а под водой на ходу — даже потерю плавучести из-за оттаивания льда.

Нарисовав такую, прямо скажем, довольно мрачную картину, автор спрашивает: «Но значит ли это, что ее (подводную лодку. — В.Р.) нельзя использовать? Отнюдь нет. Современная лодка может преодолеть указанные трудности, и научно-исследовательская, изобретательская и рационализаторская мысль должна изыскивать пути и средства их устранения...»

В статье высказывались и многие советы подводникам. В частности, для большей сохранности волнорезов, рулей, гребных винтов рекомендовалось идти во льду в позиционном положении. Для содержания в исправности системы погружения предлагалось после всплытия «откачивать системы досуха», для устранения промерзания кингстонов — производить чаще их проворачивание... Многие из рекомендаций сохраняют свое значение и в наши дни.

Вывод, который сделал А.И. Матвеев, был однозначен: «Подлодка и зимой сохраняет свою боеспособность и способна решать все присущие ей задачи (выделено мной. — В.Р.) лишь в более сложной обстановке и условиях и при повышенном износе материальной части».

Изучался тогда вопрос и о возможности плавания в Финском заливе подо льдом. Некоторые подводники справедливо считали, что корабль, способный плавать под водой, может и должен преодолевать ледовые преграды в подводном положении.

Одним из инициаторов решения проблемы подледных плаваний на Балтике стал начальник штаба бригады подводных лодок капитан 2 ранга А.Т. Тарадин. В середине тридцатых годов он вместе с флагманским штурманом бригады старшим лейтенантом М.И. Балтачи, выполнившим все необходимые навигационные расчеты, подготовил доклад «О возможности использования подводных лодок в условиях Финского залива». Авторы доклада предлагали ввести в существовавшие проекты подводных лодок некоторые конструктивные дополнения, которые позволили бы подводникам уверенно плавать «под неподвижным льдом для решения боевых задач в период зимних боевых действий в Финском заливе и Балтийском море».

К сожалению, настойчивые попытки А.Т. Тарадина в течение нескольких лет проверить на практике свою идею и произведенные расчеты не приводили к положительным результатам: скептики брали верх. Более того, отдельные начальники, как рассказывал автору Алексей Тимофеевич Тарадин, смотрели на него, как на человека, занимающегося далекими от реальных дел утопическими планами. Не помогло вначале и обращение подводника в отдел подводного плавания Управления боевой подготовки Главного морского штаба. И все же смелая идея Тарадина не осталась «гласом вопиющего в пустыне». Дать заключение «о возможности использования подводных лодок в зимних условиях Финского залива» поручили опытнейшему специалисту — начальнику одного из отделений Главного морского штаба капитану 2 ранга А. М. Стеценко. С марта 1942-го по февраль 1943 г. контр-адмирал А.М. Стеценко командовал бригадой подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота. До этого капитан 1 ранга Стеценко возглавлял отдел подводного плавания, созданный в апреле 1941 г. при штабе Краснознаменного Балтийского флота.

В своем докладе А.М. Стеценко отметил: «Положительное решение этого вопроса неизмеримо повышает оперативные возможности».

Однако, обстоятельно рассмотрев все детали плавания подводных лодок в условиях зимней Балтики, оппонент обратил внимание, что большая протяженность ледяного покрова в Финском заливе до меридиана Хельсинки—Таллин (около 200 миль) сразу же ставит вопрос о том, как будет обстоять дело с зарядкой аккумуляторной батареи. Ведь дальность плавания под водой, например, у подводных лодок типа «Щ» составляла всего 100 миль. Значительная часть маршрута изобилует островами и банками, направления и скорости глубинных течений не изучены. Все это создает серьезные навигационные затруднения, особенно если учесть, что переход будет проходить исключительно по счислению.

В результате вывод, который сделал А.М. Стеценко, был неутешителен: выход под ледяными полями Финского залива в Балтийское море из-за большой протяженности маршрута и значительной толщины льда, «без возможности в случае необходимости всплыть, не реален».

Еще большая трудность, по его мнению, связана с «обратным приемом» лодки, возвращающейся в базу. Ведь ей необходимо очень точно выйти на постоянно поддерживаемую ледоколом полынью. В другом месте лодка, как отмечает Стеценко, «сделать это без специального устройства для пробивания льда снизу не сможет».

10 января 1939 г. вопрос о возможности выхода подводных лодок подо льдом Финского залива в Балтийское море обсуждался на заседании постоянной подводной комиссии ВМФ, созданной в 1938 г. во главе с заместителем начальника Главного морского штаба капитаном 1 ранга В.А. Алафузовым. Председательствовал на этом заседании, на которое были приглашены опытные подводники, представители конструкторских бюро, постоянной комиссии по приемке кораблей, штабные работники, капитан 1 ранга П.С. Броневицкий, в то время возглавлявший Краснознаменный Учебный отряд подводного плавания имени С.М. Кирова.

После доклада капитана 3 ранга А.Т. Тарадина, в то время начальника штаба 4-й бригады подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота, развернулись прения. Выступавшие единодушно отмечали, что вопрос, вынесенный для обсуждения, «проработан» еще недостаточно.

Значительный интерес вызвало выступление одного из участников совещания — Добровольского, который сказал, что еще в 1935—1936 гг. он занимался проблемой выхода подводной лодки из Кронштадта в зимнее время в Балтийское море. По его расчетам, лодка за ледоколом должна была следовать до банки Средней, а оттуда уже до чистой воды — подо льдом. Однако, по его заявлению, он уже тогда пришел к выводу, что в условиях боевых действий такой переход затруднен, ибо лодка может подвергнуться нападению противника при следовании в надводном положении.

Комиссия подчеркнула в своих выводах, что «необходимость выхода и входа лодок подо льдом в Финском заливе представляет особую ценность, и если это будет признано оперативно необходимым, то для этого нужно создать специальный тип подводной лодки для изучения плавания подо льдами, ибо существующие типы подводных лодок не пригодны».

И все же в 1939 г. решили провести на Балтике опытовое подледное плавание. Для этой цели командование выделило подводную лодку «Щ-322», которой командовал капитан-лейтенант В.А. Полещук. По плану учения лодке предстояло выйти из Кронштадта за ледоколом, погрузиться у приемного буя и следовать подо льдом до Восточного Гогландского плёса. Согласно расчету, произведенному командиром совместно со штурманами, подводной лодке предстояло пройти под ледовым покровом примерно 60—70 миль. Однако по техническим причинам (завод не поставил вовремя новую аккумуляторную батарею) поход «Щ-322» не состоялся.

В дальнейшем, в 1940 г., А.Т. Тарадин еще раз вернулся к своему предложению, направив письмо на имя заместителя наркома ВМФ, в котором вновь доказывал необходимость проведения опытовых плаваний подо льдом Финского залива подводных лодок, находившихся в составе флота.

Возможность успешного плавания подводных лодок подо льдом и боевого использования упиралась, как мы видели, в решение двух задач. Первая — необходимо было обеспечить периодическое всплытие для зарядки аккумуляторных батарей, емкость которых ограничивала время пребывания лодки в подводном положении на ходу. И вторая — иметь возможность наблюдать из-подо льда за обстановкой на поверхности, в том числе и при выходе в торпедную атаку. Установленные в предвоенные годы шумопеленгаторные станции типа «Марс» (ими были оборудованы уже 176 подводных лодок) давали возможность выходить в бесперископные атаки, но тренировки такого рода были единичными, они не предусматривались тогда курсами боевой подготовки, и опыта у подводников еще не было.

Стоял, таким образом, вопрос о создании специального устройства, которое позволяло бы проделывать отверстие во льду, чтобы с помощью перископа вести наблюдение за поверхностью из-подо льда, путем подъема выдвижного устройства для забора воздуха осуществлять зарядку аккумуляторных батарей, а в аварийных случаях и выходить на лед, иначе говоря, оснащения лодки ледовым буром.

Впервые ледовые буры (они представляли собой цилиндры с металлическим резцом на конце и приводились в движение от электромотора) были установлены на подводной лодке «Наутилус» Г. Уилкинса, пытавшегося совершить экспериментальное плавание в 1931 г. в Арктике, но, по свидетельству командира лодки X. Свердрупа, «оказались совершенно непригодными к употреблению».

В 1939 г. балтийский подводник старший лейтенант А. В. Лепешкин внес предложение о создании «прибора для наблюдения с подводной лодки из-подо льда». Этот прибор (а по существу устройство) представлял собой гидравлический бур, устанавливаемый на тумбе перископа подводной лодки. Предварительно он был опробован на реке Фонтанке в Ленинграде. На заседании Главного военного совета ВМФ, состоявшегося 17 февраля 1940 г., с докладом на котором выступил А.В. Лепешкин, обсудили вопрос о возможностях подводной лодки, оснащенной буром. Идея изобретателя получила одобрение. Для производства испытаний была создана комиссия под председательством командира 3-й бригады подводных лодок Краснознаменного Балтийского флота капитана 2 ранга Н.И. Виноградова.

Испытать устройство поручили экипажу подводной лодки «М-90». Выбор пал не случайно: эта подводная лодка, вступившая в строй в 1938 г. (командир старший лейтенант П.А. Сидоренко), уже через год после подъема Военно-морского флага заняла на флоте первое место по боевой подготовке. Экипажу довелось действовать и в ледовой обстановке. В конце 1939 г. «М-90» за ледоколом «Октябрь» (бывший «Штадт Ревель» — участник Ледового похода 1918 г.) шла в тяжелом льду до траверза Шепелевского маяка. Дальше лодка в мелкобитом льду до чистой воды двигалась уже самостоятельно.

Монтаж «прибора» А.В. Лепешкина на подводной лодке «М-90» производился силами личного состава под руководством командира БЧ-5 М.И. Колушенкова. Михаил Иванович впоследствии рассказывал, что идею использования гидробура Алексей Васильевич Лепешкин, по-видимому, заимствовал у ледокольщиков. Некоторые ледоколы (так называемого американского типа) имели в носовой части винт для отбрасывания льдин и размывания торосов. Корабелы-проектировщики ледоколов предлагали установить вместо носового винта мощное гидравлическое устройство. В конце тридцатых годов таким устройством предполагалось оснастить один из новых советских ледоколов.

Обстановка военного времени (шла советско-финляндская война) заставляла работать ударными темпами. На тумбе перископа смонтировали гидробур. В носовой и кормовой частях надстройки приварили к палубе две металлические фермы с шипами в верхней части, чтобы лодку можно было зафиксировать при приледнении.

Перед началом испытаний, которые состоялись в апреле 1940 г., возникли непредвиденные трудности. Ледокола, который бы смог вывести лодку на чистую воду, в базе не оказалось. Канал в гавани пробивали сначала малыми, а затем большими подрывными патронами и не давали ему смерзнуться, утюжа канал с помощью кораблей, которые винтами разгоняли льдины. Затратили уйму времени, а дело не двигалось. Применили даже малые глубинные бомбы, но и они не помогли. Наконец, из Таллина пришли два ледокола и проложили во льду фарватер. Появилась возможность приступить к испытаниям. И вот «М-90» с председателем комиссии на борту вышла из гавани, осторожно раздвигая льдины, добралась до точки погружения и ушла под лед. Чтобы выйти точно к месту приледнения, лодка прошла несколько минут прямым курсом на глубине 15 м и легла на грунт. После команды «Осмотреться в отсеках» и получения докладов командир начал всплытие без хода. Когда фермы (их подводники прозвали «рогами») коснулись нижней части ледяного поля, из уравнительной цистерны откачали некоторую часть воды, чтобы надежно «прижать» корабль к поверхности льда, толщина которого достигла 60—70 см. И только тогда запустили гидробур. Мощные струи, вырывающиеся из сопл вращающейся головки бура, за 7 мин проделали отверстие диаметром около 40 см, что подтвердил специальный сигнальный прибор. Командир поднял перископ, осмотрелся. Лодка находилась подо льдом в полумиле от входа в гавань. К месту приледнения лодки бежали люди. Первым подошел к перископу командир дивизиона и убедился, что на лодке все в порядке. По приказанию командира бригады произвели выстрел воздухом, из торпедного аппарата, но лодка не шелохнулась. Испытания, таким образом, закончились успешно. Но необходимо было еще возвратиться к полынье, в которой «М-90» погрузилась. А это не так-то просто: предстояло идти задним ходом (при повороте на 180° можно потерять ориентировку), а подводные лодки типа «М» были одновинтовые и на заднем ходу плохо слушались руля. Отделившись ото льда, приняли воду в балластные цистерны и легли на грунт, чтобы зафиксировать исходную точку для начала движения. Потом осторожно оторвались от дна и пошли по расчету задним ходом.

В намеченной точке застопорили электромоторы и дали пузырь воздуха в среднюю цистерну. Лодка без крена и дифферента подвсплыла на глубину 3 м, так что часть ограждения рубки вышла из воды. Подняли перископ, осмотрели горизонт: можно продолжать всплытие. Продули среднюю, и «М-90» со скрежетом всплыла, но с дифферентом на корму. Когда командир и комбриг поднялись на мостик, то увидели, что кормовая надстройка покрыта огромными льдинами. Старший лейтенант Сидоренко поздравил экипаж с успешным окончанием сложного эксперимента.

На следующий день испытания повторили. С помощью гидробура промыли во льду отверстие, подняли перископ, произвели залп воздухом уже из двух торпедных аппаратов. Лодка дрогнула, сместилась по курсу на четверть градуса. Итак, можно не только плавать подо льдом и вести наблюдение из подледного положения, но и использовать оружие.

Вспоминая о результате проведенного опыта, много лет спустя адмирал Н.И. Виноградов писал: «Испытания были на удивление всем успешны: специальное промывающее устройство (гидробур. — В.Р.) действовало безотказно, проделывая отверстие быстрее расчетного времени. А вот конструкция вспомогательного приспособления к этому устройству, обеспечивающего приледнение лодки, была очень громоздкой. Это и удивляло, и отпугивало, создавая впечатление, что плавать с такими рогообразными стойками на палубе лодка вряд ли сможет. Но они могли быть легко усовершенствованы, уменьшены в размерах и значительно облегчены — это уже тогда стало ясно».

Напрашивался еще один вывод: проделанное во льду отверстие создает реальную возможность забора воздуха для работы дизелей под водой и выпуска выхлопных газов. Значит, можно будет производить зарядку аккумуляторной батареи. Следовательно, боевые возможности подводной лодки намного повысятся в условиях зимы — позволят решить ту задачу, о которой шла речь в январе 1939 г. на заседании постоянной подводной комиссии.

15 мая 1940 г. Главный военный совет ВМФ, рассмотрев результаты испытаний, признал прибор удачным и предложил лишь устранить некоторые конструктивные недостатки. Рекомендовалось, в частности, стойки опор сделать облегченными и заваливающимися, чтобы в подводном положении они не затрудняли подводной лодке маневрирование.

Выступая 8 октября 1940 г. на совещании представителей Главного морского штаба, Военно-морской академии и военно-воздушных сил ВМФ, проходившем под председательством адмирала И. С. Исакова (на нем обсуждался доклад капитана 2 ранга В.И. Рутковского об опыте использования подводных лодок в боевых условиях), начальник Управления боевой подготовки ВМФ вице-адмирал Ю.Ф. Ралль сказал: «Необходимо дальнейшее усовершенствование приспособления для плавания подводных лодок подо льдом. Возможность его полностью доказана. Ставится вопрос о том, чтобы плавать не отдельными лодками, а группами...»

 

В боевой обстановке

В конце тридцатых годов советский подводный флот представлял довольно внушительную силу. Вслед за «Декабристами» он получил от промышленности подводные лодки различных классов и типов: «К», «Л», «П», «Щ», «С» и «М» и к началу Второй мировой войны имел в строю 161 лодку (26 больших, 77 средних и 58 малых). 29 из них находилось на Балтике.

В начавшейся 30 ноября 1939 г. советско-финляндской войне участвовали подводные лодки трех бригад Краснознаменного Балтийского флота и бригады Северного флота.

В ходе этой войны балтийские подводники приобрели немалый опыт плавания не только во льдах, но и под ледовым покровом.

Силы Балтийского флота, базировавшиеся в Эстонии и Латвии, с началом боевых действий с Финляндией были развернуты для борьбы с противником на его морских сообщениях. После нескольких ощутимых ударов, нанесенных советскими надводными кораблями и флотской авиацией, финны вынуждены были прекратить плавание своих транспортов в открытой части Балтийского моря и сосредоточить перевозки в Ботническом заливе. Здесь они рассчитывали на полную безопасность мореплавания, тем более что от Балтики залив отгораживает гряда мелких, близко отстоящих друг от друга Аландских островов, а проливы отличаются небольшими глубинами. Пролив Сёдра-Кваркен (Южный Кваркен) противник перекрыл плотными минными заграждениями.

Ботнический залив стал по существу внутренним морем Финляндии, где осуществлялись интенсивные перевозки между портами. По данным нашей разведки в них ежедневно разгружалось до 40 судов.

Здесь наблюдались сильные штормы, частые туманы, сильные морозы. Зима выдалась тогда на редкость суровая. Но ничто не могло противостоять воле и решимости балтийских подводников.

Первыми преодолев сильную противолодочную оборону, прорвались в Ботнический залив в первых числах декабря 1939 г. подводные лодки «С-1» (командир капитан-лейтенант А.В. Трипольский) и «Щ-319» (командир капитан-лейтенант Н.С. Агашин). Вслед за ними вышли для действий на вражеских коммуникациях в этом районе подводные лодки «Щ-323» (командир старший лейтенант Ф.И. Иванцов) и «Щ-322» (командир капитан- лейтенант В.А. Полещук), и обе возвратились в базу с победой. Потоплением вражеского транспорта закончился и поход «С-1».

В конце декабря направились в поход подводные лодки «Щ- 311» (командир капитан-лейтенант Ф.Г. Вершинин) и «Щ-324» (командир капитан 3 ранга A.M. Коняев). На «Щ-311» в походе участвовал командир дивизиона капитан-лейтенант А.Е. Орел (впоследствии адмирал, командующий Балтийским флотом, начальник Военно-морской академии.).

«Щ-311» вышла из базы 24 декабря. Балтика встретила подводников неистовым штормом и непрерывными снежными зарядами. Через несколько часов плавания лодка превратилась в ледяной «ковчег», и Вершинину, чтобы избавиться от наросшего льда, пришлось погрузиться.

Предстояло пройти в Ботнический залив. Командир 2-й бригады подводных лодок Герой Советского Союза капитан 2 ранга Н.П. Египко в статье «Героические походы» писал во флотской газете о прорыве «Щ-311» в Ботнический залив: «Лодка зимой среди льдов, впервые из всех подлодок, просто «на ощупь», вслепую, как угорь, прошла сквозь шхерные щели, иные шириной 80—100 м, и вышла в глубокий тыл врага. Много раз по ее борту зловеще скользили минрепы...»

«Когда заняли уже позицию в назначенном районе, — рассказывал впоследствии капитал 1 ранга в отставке Ф.Г. Вершинин, — мы заметили темный силуэт: во вражеский порт Васа направлялся крупный транспорт. Решил атаковать его артиллерией. Получив повреждения от наших снарядов и ища спасения, судно зашло в забитый льдом пролив между островами. Но вскоре стало быстро крениться на борт. Судьба его была решена».

Ночью встретился еще один транспорт. В надводном положении лодка его обстреляла. Потом судно остановилось. Когда «Щ-311» подошла ближе, обнаружилось, что перепугавшаяся команда покинула его. Выпущенная подводниками торпеда довершила дело.

Пять последующих суток лодка безрезультатно находилась на позиции в беснующемся море. Ветер с севера нагнал в этот район лед. Под тяжестью намерзшего льда дважды обрывалась антенна, и корабль на некоторое время оказывался без связи. По превратившейся в каток палубе стало невозможно передвигаться. Но радисты, балансируя на поставленных один на другой ящиках, сращивали антенну.

На шестые сутки обнаружили еще одно судно. Командир лодки предупредительными выстрелами дважды приказывал ему застопорить ход. И только потом, когда команда сошла в шлюпки, потопил судно артиллерийским огнем.

Но декабрьско-январский поход «Щ-311» примечателен не только тремя победами. В вахтенном журнале лодки сохранились и записи о подледном плавании. Трижды «Щ-311» приходилось уходить под ледяные поля. Вот одна из таких записей:

«Ботнический залив, 4 января 1940 года, четверг. До широты 63°10'С сплошной лед...

11.25. Погрузились на глубину 25 метров.

12.05. Легли на курс 90°.

13.24. Подошли под полосу плавающего льда.

16.44. По местам стоять к всплытию!

16.47. Отдраили рубочный люк...»

На вахте в эти часы стояли в центральном посту старший лейтенант Н.А. Колтыпин и лейтенант В.А. Силин. Всплывая в широких разводьях, Ф.Г. Вершинин каждый раз производил подзарядку аккумуляторной батареи: никто не мог сказать, сколько может продлиться пребывание подо льдом.

Продолжительное плавание подо льдом не осталось безнаказанным. 5 января на лодке обнаружили, что один из торпедных аппаратов заполнен водой. Оказалось, что лед повредил его переднюю крышку.

За образцовое выполнение заданий командования и проявленные при этом доблесть и мужество 12 членов экипажа «Щ- 311» Указом Президиума Верховного Совета СССР от 7 февраля 1940 г. были награждены орденом Красного Знамени, 24 — орденом Красной Звезды, 3 — медалью «За боевые заслуги».

В тот же день Верховный Совет СССР присвоил капитан-лейтенанту Федору Григорьевичу Вершинину звание Героя Советского Союза. Ф.Г. Вершинин пришел на флот в 1927 г. Окончил школу подплава по специальности рулевого. Плавал на подводной лодке «Батрак» в качестве штурманского специалиста и командира отделения. Затем остался на сверхсрочную службу, служил инструктором учебного отряда. Окончил без отрыва от службы морской техникум. Командование направило его на «подводные классы», по завершении учебы получил назначение помощником командира «Щ-311». В 1937 г. стал командиром этого корабля.

22 декабря 1939 г. во второй боевой поход вышла подводная лодка «С-1».

Участник похода И.А. Баканов (во время описываемых событий — командир минно-артиллерийской боевой части, лейтенант) впоследствии писал: «Второй поход был тяжелым... Станешь погружаться — лодка не идет под воду, потому что вся обледенела и плавает как айсберг. Помню, один раз погружаемся, лодка не идет, я приказал принять воду в цистерну быстрого погружения: все равно не идет лодка вниз... Смотрю на глубиномер, вдруг он прыгнул — 60, 70 и 80, стремительно летим вниз. Командир отделения ловко отдал весь балласт, и на глубине 80 м мы задержались и потом всплыли на заданную глубину. Под водой лед на корпусе быстро стаял».

Как и другим кораблям, для выхода из Ботнического залива «С-1» предстояло преодолеть пролив Сёдра-Кваркен. Подходы к нему уже затянул сплошной лед.

19 января 1940 г. в 9 ч 17 мин. лодка погрузилась, легла на курс 180° и на глубине 20 м двинулась к выходу из залива. Уже после возвращения «С-1» в базу командир 1-й бригады подводных лодок капитан 1 ранга К.М. Кузнецов в донесении командованию флота указывал: «При возвращении подлодка попала в сплошной лед и 4 часа не могла всплыть в районе маяка Грундкаллен».

Пять раз капитан-лейтенант Трипольский давал команду на всплытие, и каждый раз лодка верхней частью ограждения рубки упиралась в лед. Лишь шестое всплытие увенчалось успехом.

Представляют интерес выдержки из дневниковой записи Александра Владимировича Трипольского, в которых рассказывается об этом эпизоде: «Я обдумываю, как лучше пройти опасное, утыканное минами место. Это волнует всех. На лицах матросов читаю: «Как наш командир поведет лодку?» Прежде чем принимать решение, перебираю всевозможные варианты, ведь мне доверены корабль и жизнь людей. Решил идти в подводном положении. На рассвете погружаюсь. Идем уже третий час. Пора всплыть, чтобы осмотреться. Наверху лед. Прошли 10 мин — снова лед. Пробуем через каждые 10—15 мин — и все лед.

Наконец, обнаружили прогалину. Кругом море льда. Принимаю решение идти в надводном положении».

В ходе дальнейшего плавания «С-1» еще раз форсировала ледяные поля, но уже в надводном положении. В 15 милях от Либавы она снова попала в сплошной лед. Всего за поход, продолжавшийся с 22 декабря 1939 г. по 20 января 1940 г., лодка прошла около 5 тысяч миль, из них свыше 600 миль под водой, во льдах — 423 мили, из них свыше 10 миль подо льдом.

Мужество, стойкость и мастерство подводников и этого корабля, проявленные в обоих нелегких зимних боевых походах, были по достоинству оценены Родиной. Указом Президиума Верховного Совета от 7 февраля 1940 г. капитан-лейтенанту А.В. Трипольскому было присвоено звание Героя Советского Союза, а весь личный состав «С-1» награжден орденами и медалями. Александр Владимирович Трипольский в 1924 г. был призван на Черноморский флот. Служил водолазом на крейсере «Профинтерн». Окончив в 1936 г. Учебный отряд подводного плавания имени С.М. Кирова, получил назначение помощником командира подводной лодки «Л-2», а в апреле 1938 г. возглавил экипаж «С-1». В начале Великой Отечественной войны командовал бригадой подводных лодок. Затем его перевели на Тихоокеанский флот. С октября 1942-го по март 1943 г. командовал дивизионом подводных лодок типа «С», переданным Северному флоту и переведенным через Тихий океан, Панамский канал и Атлантику в Баренцево море. В Заполярье возглавил дивизион подводных лодок, участвовал в шести боевых походах. В 1945 г. принимал участие в войне с Японией. Умер капитан 1 ранга А.В. Трипольский в 1949 г.

В тот же день, что и «С-1», еще одной балтийской подводной лодке — «Щ-324» (командир капитан-лейтенант А.М. Коняев) также пришлось выходить из Ботнического залива подо льдом.

Проводили «Щ-324» в боевой поход из Таллина 30 декабря 1939 г. Новый, 1940 год ее экипажу предстояло встретить в море. Уходящий год провожал «щуку» сильным штормом. За несколько минут до торжественного момента из отсека в отсек передали распоряжение командира:

— Встречу Нового года отставить. Она переносится на более благоприятное время.

Несколько суток лодка искала противника. Нелегкие оказались эти дни. Вначале «Щ-324» попала в каменный лабиринт. Ее форштевень дважды касался подводной скалы. Когда всплыли для зарядки аккумуляторной батареи, держаться на поверхности оказалось невозможно, пришлось погрузиться и попытаться лечь на грунт. Но даже на глубине 34, а потом и 42 м лодку поднимало и ударяло о камни.

На пятые сутки появился еще один враг — плавающий лед. Пришлось уходить мористее.

С каждым днем все труднее становилось определять свое место. И командир применил своеобразный, хотя и небезопасный метод: находил на карте характерную гряду подводных камней и, проложив к ней курс, опускался в намеченной точке на грунт, чтобы убедиться по глубиномеру в правильности своего места. После такого «определения» уходил на позицию и каждые 10— 15 мин поднимал перископ для осмотра горизонта. Но возникало новое препятствие: «глаз» перископа затягивала белесая муть. Нашелся и в этом случае выход — чаще опускать его для оттаивания в воду.

13 января поиск, казалось, должен был бы увенчаться успехом — на горизонте обнаружены дымы кораблей — конвой из пяти вымпелов. Атака! Торпеды устремились к вооруженному транспорту водоизмещением около 8 тыс. т. Но, увы, они прошли мимо цели. Затем послышался нарастающий шум винтов.

Сначала по одному борту, потом по другому стали раздаваться оглушительные звуки взрывающихся глубинных бомб. С трудом удалось оторваться от преследования. В отсеках с облегчением вздохнули. Плавание продолжилось.

В дневнике, который вели в походе капитан-лейтенант А. Ковтун и старший политрук В. Посекалин, есть такие строки: «17-й день. Где наше место — неизвестно. Лодка стала похожа на плавающий айсберг. Лед свисает от антенн до палубы. Глубомеры в центральном посту замерзли. Леера вырвало вместе со стойками. Верхний люк закрыть невозможно. Мотористы Тихонов и Литов отогрели люк двумя паяльными лампами. Погрузились с большим трудом».

Запасы продуктов и пресной воды подходили к концу. Оставаться на позиции дальше стало бесполезно, да и рискованно. Но и выбраться из Ботнического залива было сложно. Подводников подстерегали мины, гранитные скалы и сплошной лед. Пробиваться через него в надводном положении опасно: возможны нападение с воздуха и встреча с вооруженными ледоколами противника. К тому же сжатие льдов могло раздавить легкий корпус и нанести другие непоправимые повреждения.

Оставался один выход — пытаться пробиться через пролив Сёдра-Кваркен подо льдом. Дерзкое, но единственно возможное решение! В центральном посту состоялся «военный совет». Решение командира было одобрено. Штурман сделал предварительную прокладку, рассчитал курсы. У маяка Стурброттен «Щ-324» ушла под ледяное поле.

В журнале боевых действий появилась новая запись: «...19 января 1940 г. 9.10. Погрузились. Объявили боевую тревогу. 9.17. Легли на курс 208°. Начали форсировать пролив в подводном положении на глубине 17 м...»

Скорость лодки составляла всего 2—3 узла. Увеличивать ее было нельзя — каждая миля пути таила опасность. Приборы часто показывали глубины менее 25 м. Иногда приходилось с трудом проталкиваться сквозь узкую щель между дном и льдом. В вахтенном журнале снова появились отметки: «Стукнулись о грунт», «Коснулись грунта». В общей сложности за весь поход в нем сделано 38 (!) подобного рода коротких записей. После одного из таких ударов о грунт через полтора часа плавания в подводном положении лодку подбросило вверх, и она буквально выскочила на поверхность, проломив 12-сантиметровый лед.

Прокладывая курс по счислению, A.M. Коняев на траверзе острова Меркет повернул на 25° влево и благодаря этому благополучно избежал посадки на двухметровую каменистую банку, а их по курсу движения корабля было в этом районе немало.

Естественно, в такой обстановке командира корабля все время не оставляла мысль: удастся ли в случае необходимости всплыть во льду? На всякий случай подготовили торпеды. Если лед пробить силой плавучести не удастся, Коняев решил, создав дифферент на корму, попытаться подорвать его залпом из носовых торпедных аппаратов. И все же «Щ-324» удалось выбраться на поверхность. Первый раз она пыталась всплыть с глубины 20, затем с 40 м, но безрезультатно. Рубка упиралась в лед, а он не поддавался. Погрузившись на глубину 70 м и продув цистерны, корабль снова устремился вверх — сильный удар, лязг и скрежет металла. Корпус лодки содрогнулся. Младший командир Тихонов по приказанию Коняева с трудом открыл заклинившуюся крышку рубочного люка. В центральный пост хлынула струя свежего воздуха.

Командир «Щ-324» поднялся на мостик, огляделся. Вокруг необозримое белое пространство. Вся надстройка покрыта глыбами сверкающего льда. Неподалеку полоса чистой воды — канал, пробитый финским ледоколом. Это насторожило. И Коняев решил снова спрятаться под ледяной покров. Последний (уже третий в тот день) раз «Щ-324» всплыла в надводное положение в 22 ч, сначала на перископную глубину, стукнувшись через несколько минут о лед выступающими частями ограждения рубки, а затем, продув среднюю цистерну, — окончательно, подняв на себя лед толщиной 25 см.

Почти сутки ушли на то, чтобы добраться до Либавы. Днем 20 января «Щ-324» приняла сигнал бедствия от застрявшего во льду небольшого немецкого транспорта «Элизабет Готс». Подойдя к нему вплотную, пытались околоть судно и тем самым вызволить его из плена, да не тут-то было. Пришлось передать в порт радиограмму с просьбой о высылке ледокола. В ожидании его лодка продолжала продвигаться вперед. Командир все это время не покидал мостик. Тут же находились его помощник лейтенант Г.И. Тархнишвили (в дальнейшем старший лейтенант Г.И. Тархнишвили вступил в командование «Щ-324», сменив А.М. Коняева), комиссар дивизиона подводных лодок старший политрук В.В. Посекалин, комиссар лодки политрук Н.Д. Юриных. Когда «Щ-324» ошвартовалась у правого борта подводной лодки «Щ-309», стоявшей у плавбазы «Смольный», в ее топливных цистернах оставалось лишь 4 т соляры.

22 суток находилась «Щ-324» в зимнем боевом походе, оставив за кормой тысячи миль труднейшего плавания. Из них 31,3 мили было пройдено по счислению под сплошным ледяным покровом. Если исключить время коротких всплытий, лодка находилась подо льдом чуть больше 11 ч. По другим данным, «Щ-324» преодолела подо льдом 20 миль.

Подобного мировая практика подводного плавания еще не знала. Однако 25—26 января 1940 г. этот своеобразный рекорд был побит экипажем подводной лодки «Л-13» Тихоокеанского флота. Во время опытового учения по выходу из бухты подо льдом 26 января 1940 г. «Л-13» за 19 ч 43 мин прошла под ледяным покровом 46,8 мили.

За умелые, решительные и находчивые действия в этом походе, личное мужество и отвагу командир «Щ-324» капитан 3 ранга (очередное воинское звание он получил вскоре после похода) Анатолий Михайлович Коняев удостоен звания Героя Советского Союза.

Анатолий Михайлович Коняев родился в 1909 г. В Военно-морском флоте служил с 1931 г. Учился в Учебном отряде, где получил специальность торпедиста, затем окончил двухгодичные минно-артиллерийские курсы. Был назначен минным специалистом на «Л-1», потом командиром минно-торпедной боевой части на «Щ-301». Окончив курсы командиров, получил назначение помощником командира на «Щ-302». Возглавил экипаж «Щ-324» в конце .1937 г. Во время Великой Отечественной войны А.М. Коняев служил в штабе КБФ, в Управлении подводного плавания ВМФ. Уволился в запас в 1957 г.

Необычные обстоятельства зимнего похода «Щ-324» легли в основу сюжета «Грузинских сказок» — рассказа Л.С. Соболева, вошедшего в его сборник «Морская душа». Прообразом героя рассказа — командира подводной лодки, оказавшейся в трудном положении под сплошным ледяным покровом, послужил Анатолий Михайлович Коняев.

Страна высоко оценила подвиг моряков-подводников. Все три балтийские подводные лодки, о которых шла речь выше, Указами Президиума Верховного Совета СССР были награждены орденом Красного Знамени, став, таким образом, первыми в советском подводном флоте Краснознаменными кораблями: «С-1» и «Щ-311» — 7 февраля 1940 г., «Щ-324» — 21 апреля 1940 г.

Во время советско-финляндской войны экипажи и других подводных лодок Балтийского флота совершали разные по продолжительности подледные плавания.

Наиболее примечательный случай произошел с «С-5» (командир капитан-лейтенант А.А. Бащенко). В первый день плавания, 1 февраля 1940 г., «С-5» встретила битый, а местами и сплоченный лед. Когда корабль вышел на чистую воду и льда не было видно, командир решил погрузиться. Через час поднятый при всплытии командирский перископ стукнулся о нижнюю поверхность ледяного покрова. Командир начал быстро опускать перископ и услышал при этом удар его верхней головки о тумбу. Зенитный перископ, чтобы осмотреть горизонт, поднять не удалось: он обмерз. В 15 ч 45 мин лодка вновь всплыла под перископ. А.А. Бащенко поднял оба перископа. В зенитный он увидел, что командирский перископ от удара погнуло, о него сорвало оправу верхнего защитного стекла и разбило само стекло.

Наука пошла впрок. Всплывая, капитан-лейтенант Бащенко стал предварительно с помощью тумб перископов убеждаться в отсутствии льда на поверхности. 2 февраля 1940 г. при всплытии в 19 ч под тумбы перископа он вновь ощутил сильные удары.

В течение почти часа «С-5» пять раз подвсплывала на глубину 6 м и каждый раз на поверхности встречала лед. Наконец, в 19 ч 55 мин еще одна попытка всплыть увенчалась успехом. Однако возвращение в базу оказалось делом не простым, тем более что предстояло еще исполнить полученное по радио приказание из штаба бригады по оказанию помощи нашим летчикам, совершившим вынужденную посадку на лед. Всю ночь подводники пробивались в указанном направлении. Но достичь цели так и не смогли — лодка прочно застряла в сплошном льду. Несколько суток она дрейфовала вместе с ледяными полями, пока 7 февраля ее не обнаружила и не помогла выбраться из плена канонерская лодка «Красное знамя». «Свобода», однако, оказалась непродолжительной. Командир писал потом в донесении: «...лодку зажало. Двигаться ни вперед, ни назад нельзя. Лед начал ползти на палубу. Надстройка трещит. Лодка начала крениться на левый борт... Вызвали всю команду наверх для сбрасывания льда...»

В конце концов все закончилось благополучно, и «С-5» вернулась в базу. При осмотре лодки установили, что у одного из винтов покорежены лопасти, повреждена система плавучести, выведены из строя волнорезы, погнуты шпангоуты легкого корпуса. Даже форштевень — литой стальной брус — тоже оказался искривленным.

«Боевой счет» ледовых плаваний у некоторых балтийских подводных лодок был довольно внушительным: «С-1» прошла во льдах 123 «Щ-311» - 200, «С-5» - 271 милю.

Борьба с ледовой стихией во время советско-финляндской войны выпала и на долю подводных лодок типа «М», дивизион которых (командир капитан 3 ранга Н.И. Морозов) входил в 3-ю бригаду подводных лодок КБФ. Балтийским «малюткам» и до этого приходилось встречаться со льдом. В конце сентября и первой половине октября 1939 года СССР подписал пакты с взаимопомощи с Прибалтийскими государствами. Согласно этим пактам нашей стране предоставлялось право создавать на территории Прибалтики военно-морские базы. Эстония, в частности, предоставила Краснознаменному Балтийскому флоту с этой целью Палдиски. Командование приняло решение перевести сюда из Ораниенбаума 3-ю бригаду подводных лодок. В начале ноября к новому месту базирования прибыли подводные лодки «М-72», «М-74», «М-75», «М-77». На переходе до самого Толбухина маяка им пришлось пробиваться через льды: зима в том году наступила необычно рано. В такой же обстановке совершили переход и лодки 24-го и 26-го дивизионов 3-й бригады. Через ледяные поля подводные лодки шли в позиционном положении. В результате корабли не получили при плавании во льду никаких повреждений.

С началом боевых действий лодки типа «М», направляясь на боевые позиции, не раз сталкивались с трудностями ледового и даже подледного плавания. Иногда опыт приобретался дорогой ценой. «М-78», например, в подводном положении наскочила на плавающую льдину и погнула перископ.

Обстоятельства плавания подводной лодки «М-72» (командир старший лейтенант Н.Н. Кулыгин) в Финском заливе оказались исключительно сложными.

15 января выполнившая боевую задачу подводная лодка возвращалась в базу. Море штормило. Чтобы укрыться от волн, она погрузилась на глубину 20 м, но и здесь ее качало и иногда даже выбрасывало на поверхность. Четыре часа «М-72» шла в подводном положении. Наконец командир принял решение всплыть, тем более что качка уже перестала ощущаться. Однако при всплытии отчетливо слышалось шуршание по бортам. Кулыгин решил, и не без основания (здесь находились минные и сетевые заграждения противника), что корабль попал в противолодочную сеть. Немедленно остановили гребные электродвигатели. Потом всплытие продолжили, но уже без хода. На глубине 8—9 м лодка остановилась, словно кто-то ее удерживал. Продули среднюю цистерну, но стрелка глубиномера никак не приближалась к заветному нулю. И только через некоторое время глубиномер показал «О». Командир осторожно поднял перископ, но ничего не увидел, так как на море стоял туман. Решил выйти наверх. Рубочный люк открылся с трудом, ибо весь мостик оказался забитым кусками льда. До самого горизонта простирались сплошные ледяные поля. Всю ночь подводники пытались освободиться из плена, но мощности энергетической установки «малютке» не хватило. Пришлось запрашивать на утро ледокол.

Не давая оценку действиям командира «М-72», скажем, что и этот опыт был поучительным.

В газетах «Красный флот» и «Красный Балтийский флот», да и в центральной печати публиковались тогда отдельные корреспонденции о мужестве, мастерстве и находчивости подводников-балтийцев. Так, в числе других появилась небольшая статья старшего лейтенанта И.М. Татаринова «Плавание подводных лодок во льдах». Автор констатировал: «Подводные лодки при соблюдении необходимых условий могут с успехом плавать во льдах и выполнять боевые операции... Плавание во льдах или вблизи льдов под перископом должно быть особенно осторожным. Во избежание поломок об отдельно плавающие льдины вахтенные командиры должны быть особенно бдительны и внимательно осматривать горизонт и окружающую поверхность. При всплытии с глубины вблизи льдов лучше перископа не подымать и всплывать медленно, хорошенько вслушиваясь в посторонние шумы.

...Многие лодки нашего флота уже плавали и выполняли боевые задачи во льдах. Подлодка «Н» прошла более 60 миль подо льдом. Она и всплыла в сплошном льду толщиной свыше 5 см и дальше пошла в надводном положении...

Лодки же, обладающие большим запасом плавучести, могут всплывать под еще более толстым льдом. И если принять решение всплывать не медленно, а быстро, с разгона, то никакая сила удержать лодку не сможет».

В том же 1940 году подводникам Балтики еще раз пришлось встретиться с ледовой обстановкой, но уже при других обстоятельствах. В соответствии с советско-финляндским договором нам передавалась в аренду территория полуострова Ханко, где создавалась военно-морская база в целях усиления обороны входа в Финский залив. Летом сюда перебазировался дивизион подводных лодок под командованием капитан-лейтенанта Е.Г. Юнакова (этот 8-й дивизион лодок типа «М» входил во 2-ю бригаду подводных лодок КБФ).

В конце года командование решило усилить его принятыми от промышленности подводными лодками XII серии «М-102» и «М-103».

Однако лед уже сковал Финский залив. Это не остановило балтийцев. 22 декабря «М-102» (командир капитан-лейтенант П.В. Гладилин) и «М-103» (капитан 3 ранга В.Д. Нечкин) под общим командованием капитан-лейтенанта Н.К. Мохова, командира дислоцировавшегося в Кронштадте 9-го дивизиона, двинулись в путь. Предстояло пройти весь Финский залив, повторив, по существу, маршрут Ледового похода 1918 г., но только в обратном направлении. В районе острова Сескар корабли попали в сжатие, и «Ермаку», высвобождая их из крепких ледовых объятий, пришлось изрядно поработать. За островом Гогланд была чистая вода. Ледокол направился в Кронштадт. А лодки к исходу дня 23 декабря благополучно завершили переход к новому месту базирования.

Конечно, подледные и ледовые плавания «Щ-311», «Щ-324», «С-1», «С-5», «М-72» и других подводных кораблей ни в какое сравнение не могут идти с походами к Северному полюсу под арктическими льдами наших атомных подводных лодок. Но ведь известно, что здание начинает строиться с фундамента. Можно без преувеличения сказать, что экипажи балтийских, а как мы затем увидим, и тихоокеанских, и североморских дизельных подводных лодок еще на рубеже тридцатых и сороковых годов закладывали фундамент ледовой одиссеи «Ленинского комсомола».

Наше повествование о ледовых и подледных плаваниях подводников в тридцатые годы нельзя ограничить лишь рассказом о действиях балтийцев. Было бы несправедливо не упомянуть о том, что отдельные, непродолжительные ледовые плавания выпали и на долю... черноморских подводников, причем примерно при тех же обстоятельствах, какие имели место в начале Первой мировой войны.

В январе 1931 г. вступившей в строй кораблей Черноморского флота подводной лодке «Д-4» («Революционер») (командир B.C. Сурин) пришлось совершить двухсуточный переход во льдах к месту постоянного базирования.

Несколькими годами позже такие же переходы выпадали на долю еще нескольких лодок. Необходимость завершить их испытания, несмотря на то что акваторию завода и примыкающего к нему участка реки Буг, Бугский и Днепровский лиманы затянул сплошной ледяной покров толщиной до 25 см (зима выдалась на юге в том году необычно суровой: мороз доходил до —15°), диктовалась особым обстоятельством. Часть строившихся в Николаеве подводных лодок типа «Малютка» предназначалась для созданных в 1932 г. Морских сил Дальнего Востока. Их предстояло перевезти на берега Тихого океана по железной дороге.

Начальник штаба Морских сил Черного моря К.И. Душенов предложил альтернативный вариант: перебросить лодки в Севастополь на выделенном Наркомводом по решению Совета Труда и Обороны (СТО) транспорте «Союз водников». Однако число подготовленных к испытаниям в Севастополе лодок превышало возможности судна. Поэтому «М-6» и «М-8» совершили в декабре 1933 г. и январе 1934 г. ледовые переходы из Николаева через Одессу в Севастополь, а затем после испытаний и проверки обратно на завод для устранения выявленных технических неисправностей и достройки. В ледовой проводке участвовали портовые ледоколы «Торос», «Снег», № 5. Переходом руководил К.И. Душенов.

До сих пор речь шла о подводниках Балтики, Тихого океана и даже Черного моря. «За бортом» оставались североморцы. И хотя в будущем именно подводникам Северного флота выпадет честь покорить подледные глубины Центральной Арктики, все же вначале их первые подводные лодки мало сталкивались с ледовыми преградами, что главным образом объясняется особенностями Баренцева моря, значительная часть которого круглый год свободна от льда.

 

«Дельфин», «Святой Георгий» и другие

Эти два события разделяют чуть более четырех месяцев. Одно датируется 7 мая 1917 г. В этот день в вахтенном журнале подводной лодки «Ф-1», переименованной в «Святого Георгия» (приобретена русским правительством у итальянской судостроительной фирмы «Фиат — Сан-Джорджио» и стояла у причала завода в Специи), появилась запись о том, что на ней подняты флаг, гюйс и вымпел. Это означало, что лодка, во-первых, вошла в состав российского военного флота и, во-вторых, вступила в кампанию, была готова к плаванию.

Другое событие произошло 9 сентября 1917 г. на расстоянии не одной тысячи километров от первого.

У Соборной (впоследствии Красной) пристани Архангельска, от которой провожали в арктические экспедиции многие известные истории суда, в том числе и «Святого Фоку» Г.Я. Седова, ошвартовалось небольшое судно, а правильнее, боевой корабль под Андреевским флагом — та же подводная лодка. А ее командир представил начальству специальный рапорт: «Доношу... что сего числа с вверенной мне командой прибыл из Специи и ходатайствую о зачислении ее в дивизион особого назначения». Командиром был старший лейтенант И.И. Ризнич.

Так в российском Заполярье появился еще один необычный корабль (о трех других, как и о нем самом, еще пойдет речь ниже). Плавания первых подводных лодок открыли новую страницу в истории мореплавания в этом регионе.

На протяжении многих веков нашим соотечественникам не раз приходилось пресекать попытки иноземных завоевателей утвердиться в северных водах и на их берегах. Вопрос о создании здесь военно-морской базы и отряда военных судов для защиты побережья и промыслов поднимался еще в конце XIX века, но только с началом Первой мировой войны и появлением реальной угрозы со стороны кайзеровского флота были предприняты конкретные шаги. В феврале 1916 г. создается специальный отряд обороны Кольского залива из переоборудованных и вооруженных транспортных и промысловых судов, развернутый 19 июня того же года во флотилию Северного Ледовитого океана.

Во время Первой мировой войны на Севере появились и первые дизель-электрические подводные лодки № 1 и № 2.

Они входили в дивизион особого назначения дивизии подводных лодок Балтийского моря. Командовал дивизионом старший лейтенант И.И. Ризнич (он же был одновременно и командиром подводной лодки № 2. Командир подводной лодки № 1 — лейтенант В.И. Шмидт).

Построенные по проекту Д. Голланда на Невском заводе в Петербурге в 1914 г., эти подводные лодки имели водоизмещение 33,4/43,6 т, скорость хода 8/6 узл. Дальность плавания надводным шестиузловым ходом — около 150 миль, при такой же скорости под водой — 18 миль. Вооружение — 2 носовых трубчатых торпедных аппарата. Экипаж состоял из 6 человек. Предназначались они в помощь приморским крепостям и планировались первоначально для усиления «внешней линии заграждения обороны Кронштадта».

Из Петрограда подводные лодки отправили по железной дороге до Вологды, а затем водным путем до Архангельска, куда они прибыли 4 августа 1915 г.. Здесь они базировались на Взглавье в устье Северной Двины и выходили на испытания. Дальнейшая судьба этих лодок оказалась незавидной. Командование решило включить их в систему обороны Кольского залива и отправить в Александровск-на-Мурмане (ныне город Полярный).

11 октября подводные лодки № 1 и № 2 вышли из Архангельска своим ходом. После стоянки в связи с ночным временем у Чижевского таможенного поста лодки продолжили путь уже на буксире у сопровождающих их судов — парохода «Сергей Витте» и вспомогательного крейсера «Василий Великий». С погодой подводникам явно не повезло. 12 октября северо-западный ветер усилился до 7 баллов, потом на короткое время стих, а к вечеру задул с противоположного румба. У полуночи разыгрался шторм в 7—8 баллов. Буксировщики и лодки укрылись за островом Сосновец.

Весь следующий день ушел на исправление полученных повреждений. Еще не наступил рассвет 13 октября, как корабли отправились в дальнейший путь с расчетом зайти в Иоканьгу в светлое время суток. Отошедший к западному румбу ветер усилился до 8—9 баллов, а с северного направления пошла сильная зыбь. Огромные волны, в которые зарывались лодки, не давали возможности следить за их положением. Уже на подходе к Иоканьгскому рейду на пароходе «Сергей Витте» обнаружили, что буксир лопнул, а подводная лодка № 2 потеряна. В дальнейшем она была найдена на берегу Святоносской бухты (Иоканьгский залив). В начале мая 1916 г. лодку № 2, лежавшую между мысами Коровий и Чаячий, обследовали. Результаты осмотра оказались неутешительными: «Корма разворочена, горизонтальных и вертикального рулей нет. Отогнуты листы корпуса. Киль оторван». К счастью, происшествие это обошлось без жертв: команды лодок шли на борту парохода «Сергей Витте».

При осмотре в Иоканьге подводной лодки № 1 оказалось, что корпус ее принял много воды. Еще немного, и эту лодку могла бы постичь участь ее напарницы. Недаром Ризнич убеждал контр-адмирала Б.В. Ивановского, начальника Охраны водного района Архангельского порта, державшего свой флаг на «Василии Великом», еще при стоянке у острова Сосновец, что продолжать плавание крайне опасно и шторм следует переждать.

Подводная лодка № 1 в дальнейшем была возвращена в Архангельск, отремонтирована и в июне следующего года отправлена в Александровск на пароходе «Айсленд».

Подводную лодку «Дельфин» в разобранном виде доставили из Владивостока по железной дороге сначала в Котлас, а оттуда на барже по рекам в Архангельск, куда она прибыла 25 июня 1916 г. Через месяц, 22 июля, на буксире у парохода «Сума» в сопровождении ледокольного парохода «Вайгач» лодка была отправлена в Александровск с заходом в Иоканьгу. Командовал «Дельфином» старший лейтенант Г.М. Ломан.

Наступившая зима окончательно утвердила командира дивизиона старшего лейтенанта И.И. Ризнича в мнении, что использовать подводные лодки «Дельфин» и № 1 на Севере невозможно. Последняя была сложна по конструкции, требовала тщательного ухода и к тому же имела малую мореходность. Для базирования лодок Александровск не был приспособлен. Без специальной плавбазы трудно поддерживать их в боевой готовности и обеспечивать необходимые для личного состава условия. Об этом Ризнич неоднократно докладывал командованию.

В довершение зимой 1917 г. обе подводные лодки во время шторма, разыгравшегося в Кольском заливе, были повреждены. А лодка № 1 даже затонула в Екатерининской гавани. Произошло это 26 апреля. Штормовые волны стали неистово бить ее корпус об ограждение горизонтальных рулей «Дельфина». Запущенная помпа не справилась с откачкой воды.

Затонувшая лодка в дальнейшем была осмотрена водолазами, поднята и в августе 1917 г. сдана вместе с «Дельфином» на хранение в порт.

Однако рассказ о судьбе первой отечественной боевой подводной лодки «Дельфин» был бы не полон, если бы мы не вспомнили о том, что после окончания Гражданской войны ее даже собирались сохранить в качестве памятника подводному кораблестроению в России. Инициатором этой идеи выступил известный подводник Л.А. Белецкий, инженер-механик, член комиссии по обследованию Мурманска. Его поддержал начальник дивизии подводных лодок Балтийского моря Я.К. Зурабов. В рапорте на имя командующего флотом он доложил: «...В торговом порту Мурманска на полосе обсушки, заливаемый приливом, лежит корпус первой русской подводной лодки... абсолютно без присмотра..., а между тем она была действительно прототипом пяти поколений русских лодок; потому крайне желательно... ДЕДУШКУ русского подводного флота спасти от разрушения и хранить с почетом... наш, современных подводников, долг и обязанность сохранить для потомства этот памятник...» Зурабов просил командование решить вопрос о перевозке «Дельфина» в Петроград для сохранения.

Однако штаб Морских сил Балтийского моря отказал в этой просьбе, сославшись на то, что лодка уже продана в Латвию, да «интерес к ней как историческому памятнику отходит на второй план под давлением более важных, настоятельных боевых интересов, экономического кризиса и расстройства транспорта...» И «Дельфин» был отправлен на слом. Спустя несколько десятилетий почти такая же судьба постигла в нашей стране и «дедушку» ледокольного флота — первый в мире линейный ледокол «Ермак», детище С.О. Макарова, и многие другие исторические корабли.

Необходимо указать также, что по договоренности русского командования с британским адмиралтейством для усиления обороны Кольского залива сюда были присланы Англией устаревший крейсер «Ифигения», 3 тральщика и 3 подводные лодки. Но последние, неприспособленные для плавания в арктических водах, никакой роли в обороне русских коммуникаций не сыграли.

Иная судьба у подводной лодки русского флота «Святой Георгий», также входившей во флотилию Северного Ледовитого океана, а затем, после установления советской власти, в состав Северо-Двинской речной военной флотилии под новым уже названием — «Коммунар». С краткого упоминания о ней мы и начали эту главу.

В 1915 г., как уже говорилось в начале главы, русское правительство купило в Италии подводную лодку «Ф-1», построенную за год до этого в Специи. Строилась она итальянской фирмой «Фиат — Сан-Джорджио» и имела следующие основные тактико-технические элементы: водоизмещение надводное 260/313 т; длина 45,2 м, ширина 4,2 м, осадка 3 м, скорость 13,4/8,25 узла; дальность плавания в надводном положении — 700 миль, вооружение — 2 трубчатых носовых торпедных аппарата, глубина погружения — 40 м.

Экипаж для этой подводной лодки в составе 3 офицеров и 15 унтер-офицеров и матросов был подобран из опытных специалистов. Командование лодкой и руководство переходом поручили «достойным офицерам» — командиром назначен старший лейтенант И.И. Ризнич, штурманом — лейтенант А.Э. Ропп, вахтенным начальником — подпоручик по адмиралтейству М.А. Мычалкин, до этого помощник командира «Дельфина».

Получив в Петрограде, куда он был вызван с Севера, необходимые инструкции, И.И. Ризнич выехал в Романов-на-Мурмане (Мурманск). 28 февраля 1917 г. на пароходе «Осло» русские подводники отправились в Италию.

7 мая на «Ф-1», переименованную в «Святого Георгия».

А 13 июня 1917 г. «Святой Георгий» снялся со швартовов. Итальянцы тепло проводили русских подводников в трудный и опасный путь.

Переход Средиземным морем прошел без осложнений. Наиболее трудным оказалось плавание вдоль берегов Пиренейского полуострова. Атлантика встретила подводников неприветливо. «Выйдя за мыс Сан-Висент, — писал командир «Святого Георгия» в вахтенном журнале, — встретили свежий норд, зыбь с норд-веста — крупная, сильно заливает подводную лодку, принимаем много воды.

Пришлось сделать в Лиссабоне остановку, чтобы дать команде отдохнуть. От Лиссабона до Бреста «Святого Георгия» сопровождали французские корабли. В Бресте экипаж получил пополнение: радиотелеграфиста и двух мотористов, о которых Ризнич запрашивал заранее. Теперь он был укомплектован полностью.

22 июля «Святой Георгий» прибыл в английскую базу Девенпорт (Плимут), где команда занялась ремонтом лодки, изрядно потрепанной при плавании в Атлантике и особенно в Бискайском заливе.

Через месяц она продолжила плавание. В Северном море корабль опять попал в непогоду: ветер с дождем и шквалами, сильная зыбь. Из-за крутой волны все время приходилось изменять курс. В вахтенном журнале снова появились тревожные записи: «Порча передачи рулевого привода; остановили дизель. Волна и ветер сильно увеличились; шли самым малым ходом против волны...»; «Из-за сильной волны всю ночь держались носом против волны, работая одним электромотором...»

Преодолев все трудности и опасности, подстерегавшие их на переходе (маршрут пролегал через районы активных действий германского флота), отважные русские моряки благополучно привели свой корабль 9 сентября 1917 г. к месту назначения. Переход Специя—Архангельск продолжался почти четыре месяца.

В специальном приказе морского министра отмечалась сложность «блестящего, исключительного по условиям плавания перехода... свыше 500 миль... совершенного подлодкой малого водоизмещения в осеннее время через целый ряд зон расположения неприятельских подводных лодок, минных заграждений и т.п.». Переход этот, подчеркивалось в приказе, показывает, что «офицерам и матросам, сплоченным взаимным уважением и преданным своему долгу, не страшны не только поставленные врагом всевозможные преграды, но и сама стихия».

Комментируя этот приказ, журнал «Свободный флот» писал, что дальние плавания подводных лодок стали уже частным явлением. Германские подводные лодки появились у берегов Северной Америки, Азорских островов. Но это большие подводные лодки, специально приспособленные для длительного пребывания в море. Подводная лодка «Святой Георгий» — малого водоизмещения, и «к последней не применимо сравнение со специально построенными для дальних плавании подводными лодками... Подвиг наших моряков остается... выдающимся и непревзойденным в других государствах».

Последовавшие затем политические события на Севере России существенно отразились на судьбе флотилии Северного Ледовитого океана. Когда летом 1918 г. к Архангельску направился флот интервентов и возникла угроза захвата города, Совет комиссаров флотилии принял решение вывести вверх по Северной Двине морские и речные суда, а те, которые нельзя провести по речному фарватеру, затопить. Несмотря на сопротивление командира, оставшаяся часть команды затопила подводную лодку «Святой Георгий» на отмели, чтобы она не попала в руки врага.

После освобождения Архангельска от интервентов корабль подняли и восстановили. Приказом № 27 командующего Морскими силами Республики и управляющего делами Народного комиссариата по морским делам А.В. Немитца от 7 мая 1920 г. подводная лодка была переименована в «Коммунар». А 1 июля 1920 г. начальник Морских сил Северного моря В.Н. Варваци объявил командиру, комиссару, механику и всему остальному личному составу благодарность за проявленную энергию при приведении корабля в порядок. В приказе, изданном в связи с этим, говорилось: «Ожидаю и впредь такой же кипучей и плодотворной деятельности на пользу советскому Красному Флоту. Подводную лодку «Коммунар» ставлю в пример всем остальным судам вверенной мне флотилии».

Невысокие тактико-технические элементы не позволили использовать подводную лодку в дальнейшем на Севере. С июля 1921 г. она находилась в порту на хранении, а в июле 1924 г. исключена из списков Красного флота и разобрана.

В последние годы Первой мировой войны впервые появились в полярных водах и германские подводные лодки. Германия длительное время отставала от других стран, в том числе и от России, в развитии подводного кораблестроения. Первая подводная лодка «U-1», вступившая в строй, была спущена на воду только в 1905 г. К началу войны немцы обладали уже 26 лодками.

Перед Первой мировой войной вследствие еще недостаточно высоких боевых качеств подводных лодок у них имелось немало высокопоставленных противников. Германский морской министр гросс-адмирал А. Тирпиц, выступая в рейхстаге, заявил, что «Германия благодаря конфигурации ее побережья и географическому расположению ее портов не нуждается в подводных лодках».

В ходе войны Германия стала активно использовать подводные лодки для борьбы на океанских и морских коммуникациях, срыва морских перевозок Англии, а затем для осуществления блокады Британских островов. И с этой целью предприняла широкое строительство лодок. В ходе войны были построены 344 подводные лодки, 438 лодок запроектировано и частично начато постройкой. Значительно изменялись тактикою технические элементы лодок: усилено вооружение, улучшились мореходные качества, увеличилась дальность плавания. В 1916 г. операции германских подводных лодок распространились на северную часть Атлантического океана и Северный Ледовитый океан.

Всего в северных водах в 1916 г. находилось 7 лодок противника. Районы их действий были расположены между мысами Нордкин и Слетнес, губой Вайда и мысом Цып-Наволок. Результативность боевой деятельности германских подводников оказалась невысокой: из 1582 судов, прошедших по полярным коммуникациям, они потопили 31, из них 6 русских (по другим данным — 3).

В начале 1917 г. Германия начала неограниченную подводную войну, распространив ее и на полярные районы. До 1 июня германские подводное лодки обнаруживались здесь 27 раз. Всего за 1917 г. ими было потоплено 21 судно, в том числе 9 русских судов, а также 5 судов нейтральных государств, — немцы не гнушались нападать на безоружные суда стран, с которыми они не воевали.

Такие ничтожные результаты по сравнению с итогами действий немецких подводников на других морских театрах (всего ими потоплено в 1914—1918 гг. 5861 торговое судно общим тоннажем 13,2 млн т) объясняются многими факторами, в том числе и мерами, которые предпринимали союзное и русское командования для борьбы с подводными лодками и организации противолодочной обороны. Уже в 1916 г. наши корабли повредили одну и потопили другую подводную лодку противника.

В первом случае в артиллерийскую дуэль с двумя германскими подводными лодками, шедшими для маскировки под парусами, вступил 25 сентября в районе маяка Цып-Наволок миноносец «Властный». Под прикрытием снежной пурги ему удалось сблизиться с неприятельскими кораблями и открыть по ним огонь. Противник ответил тем же. Снаряды с миноносца достиг ли цели, и лодка с горящими парусами погрузилась. А за ней ушла под воду и вторая.

Во втором случае победу над подводным врагом одержал миноносец «Грозовой». 20 октября корабль вместе с посыльным судном «Купавна» и тральщиком «Т-13» направлялся к порту Барде», чтобы встретить идущий оттуда караван и сопроводить его в Кольский залив. После встречи у острова Харно конвой собирался уже лечь на обратный курс, но с тральщика заметили вражескую подводную лодку. Приказав ему и посыльному судну охранять транспорты, командир «Грозового» решил атаковать противника и, когда ему удалось сблизиться с лодкой на расстояние 5 кабельтовых, открыл артиллерийский огонь. 4 снаряда разорвались в корме, в рубке, между рубкой и пушкой. На лодке произошел взрыв. С большим дифферентом на корму она скрылась под водой. На месте ее гибели расплылось большое масляное пятно, охватившее акваторию площадью около одной квадратной мили. Впоследствии установили, что миноносец уничтожил подводную лодку «U-56».

Так еще в начале века русские военные моряки открыли боевой счет потопленных на Севере подводных кораблей противника.

 

Подлодка для Арктики

Почти полтора десятилетия после Первой мировой войны полярные воды Русского Севера не видели подводных кораблей. Первые подводные лодки советского Военно-морского флота пришли сюда в 1933 г.

Однако мысль о том, что подводный корабль может в этом регионе служить не только целям обороны страны, но и освоения Арктики, не угасала.

После установления советской власти освоение Арктики, побережья морей Северного Ледовитого океана, Северного морского пути рассматривалось как одно из важнейших звеньев развития производительных сил страны. Обсуждались самые различные варианты решения транспортной проблемы, сложность которой, когда шла речь об использовании морских путей, усугублялась тем, что арктические моря большую часть года скованы льдом.

Начальник отдела подводного плавания Морского технического управления ВМС РККА Л.А. Белецкий в книге «Подводная лодка» еще в начале 1920-х гг. писал: «Поставим вопрос: пригодны ли подводные лодки для каких-либо иных целей кроме военных?

Пока — но только пока — мы можем сказать «нет»... Мало оснований имеется для приспособлений лодок к каким-либо научным работам. Глубина ее погружения не так велика...

Но исключительные обстоятельства могут заставить вспомнить о подводных лодках. Устья наших сибирских рек заблокированы льдом. Эту блокаду лишь два месяца в году прорывают торговые суда при помощи сильных ледоколов. И если создастся надобность, если будет призвана на помощь наука, быть может, срок этой двухмесячной паузы в блокаде будет значительно расширен при помощи подводных лодок (выделено мной. — В.Р.).

В науке и технике многое, кажущееся невозможным, преодолевается часто с большим успехом, как только твердо и определенно будут поставлены известные требования».

Среди ученых, считавших подводную лодку перспективным видом арктического транспорта будущего, необходимо назвать С.А. Бутурлина. Убедившись в огромных ресурсах северных районов во время своих экспедиций, ученый размышлял и над средствами достижения отдаленных районов Заполярья. В статье «Что такое «Север», кто там живет и будущее мировое значение его» есть небольшой раздел «Подледное плавание». В нем ученый писал: «В Ледовитом море глубже 40 м под поверхностью нельзя встретить льда.

Подводные суда нормально плавают на 50—60-метровой глубине. Удар о лед при ходе в 6—7 км в час для лодок современной постройки не опасен... При нужде подводная лодка может путем взрывов, просверливания и т.п. проникнуть сквозь лед на поверхность... Для массовых грузов подводная лодка, конечно, дорогое сообщение. Но ее работа дешевле работы аэроплана, и в случае доставок почты, пушнины, ценных металлов или при необходимости снабдить продуктами или снаряжением затертый льдами остров, корабль или какой-либо прибрежный пункт соответствующего типа подводная лодка может оказаться практичнее воздушного судна (выделено мной. — В.Р.).

Подводный корабль рассматривался учеными и как удобное средство изучения океанских, в том числе и арктических глубин. Не случайно состоявшаяся в сентябре 1931 г. в Инсбруке II конференция Международного полярного года (наша страна, как известно, явилась одним из инициаторов проведения этого интернационального научного мероприятия и приняла в нем активное участие) рекомендовала национальным комитетам использовать в качестве нового средства для исследования высоких широт Южного полушария подводную лодку.

В январе 1934 г. во Всесоюзном Арктическом институте (Арктический и Антарктический научно-исследовательский институт) в Ленинграде специальная комиссия во главе с Р.Л. Самойловичем при участии В.Ю. Визе, Н.И. Евгенова, А.И. Дубравина и других полярных исследователей разработала план и тематическую программу работ высокоширотных экспедиций. Комиссия считала необходимым использовать в этой экспедиции помимо ледокольного парохода «Садко» с самолетом на борту и дирижабля также подводную лодку.

Подводная лодка рассматривалась и как транспортное средство «при исключительных обстоятельствах», о которых в свое время писал Л.А. Белецкий.

В феврале 1934 г. в Чукотском море льдами раздавило пароход «Челюскин». Тогда в условиях полярной ночи в одном из самых суровых районов Арктики в ледовом лагере оказались 104 человека. Многие советские ученые, полярники, просто рядовые советские люди, обеспокоенные судьбой челюскинцев, предлагали различные планы их вызволения. В комиссию по спасению попавших в беду людей, возглавляемую В.В. Куйбышевым, поступали многочисленные письма. Вносились предложения о вывозе челюскинцев из ледового лагеря О.Ю. Шмидта на Большую землю с помощью дирижабля, самолетов, оленьих и собачьих упряжек и даже... подводной лодки.

Последнее предложение, в частности, поступило и из далекого от моря города Выкса Горьковской области. Его житель С. Коломейцев писал: «Подводная лодка — верное средство спасения челюскинцев. Погрузившись возле Уэлена, лодка должна взять курс на лагерь Шмидта. Вблизи лагеря должна быть подготовлена прорубь соответствующих размеров, в которую вынырнет лодка. Чертеж прилагаю».

Использование подводных лодок Северного флота в период спасательной экспедиции по снятию со льдины знаменитой четверки папанинцев дрейфующей станции «Северный полюс» в 1938 г. (они обеспечивали суда, направленные к льдине, связью) послужило толчком к предложению, которое поступило несколько месяцев спустя от капитана Петрова в Народный комиссариат Военно-морского флота и носило название «Подводная лодка подледного плавания». По свидетельству видного советского историка профессора М.И. Белова, «оно было первым научно-обоснованным и тщательно разработанным проектом похода кораблей на полюс для изучения Северного Ледовитого океана, если не считать Уилкинса, предпринявшего попытку проникнуть под арктические льды».

Бюро изобретений НКВМФ направило проект капитана Петрова начальнику Главсевморпути И.Д. Папанину с заключением, что разрешение этой идеи целесообразно «начать с изучения ледовых условий и обстановки плавания в северных водах и уже на основании полученных данных выработать задания на технический проект подводной лодки».

Дальнейшая судьба этого изобретения, к сожалению, осталась неизвестной. Видимо, все дело ограничилось бюрократической перепиской. Однако сама идея арктической подледной лодки продолжала жить.

Незадолго до Великой Отечественной войны, 26 мая 1941 г., на имя заместителя Председателя СНК СССР А.И. Микояна, Председателя Комитета Обороны при СНК СССР К.Е. Ворошилова и начальника Главсевморпути И.Д. Папанина поступила записка председателя ученого совета Арктического научно-исследовательского института профессора В.Ю. Визе «О перевозке грузов по Северному морскому пути на подводных лодках». Ученый- полярник писал в ней:

«Подводная лодка в настоящее время является единственным средством для морской транспортировки грузов зимой из Мурманска в порты Тихого океана Северным путем... Имеющийся опыт подводного плавания и естественные условия высокоширотной трассы Северного морского пути (сейчас уже экспериментально доказано, что высокоширотная трасса не только короче, но более удобна в смысле ледовой обстановки. — В.Р.) позволяют считать, что плавание подводных лодок из Мурманска в Тихий океан вполне осуществимо. Трасса для подводных лодок пролегла бы от Мурманска через Баренцево море к проходу между Новой Землей и Землей Франца-Иосифа и островом Ушакова в Полярный бассейн, затем вдоль северной окраины материкового уступа на восток до меридиана Берингова пролива и через пролив в Тихий океан...

Выход подводных лодок на поверхность во время следования вдоль трассы может быть осуществлен в естественных разводьях или путем разламывания льда снизу в местах, где толщина льда не особенно велика».

Член коллегии Главсевморпути, начальник Управления арктического флота и портов М.П. Белоусов поддержал предложение В.Ю. Визе, обратив внимание на необходимость разрешения двух основных вопросов: «1) обеспечение длительного пребывания лодки под водой; 2) обеспечение настолько частого выхода ее на поверхность, насколько это требуется для возобновления энергии аккумуляторов и других надобностей».

Однако общее заключение Главного управления Северного морского пути было отрицательным: «...применение подлодок для транспортировки грузов в Арктике не представляет хозяйственной целесообразности». Такой вывод, безусловно, правилен, если к нему добавить: в то время. Ибо подводные лодки существовавших проектов, построенное для Военно-морского флота, конечно же не могли удовлетворять необходимым требованиям.

Однако научная и техническая мысль, связанная с применением подводных кораблей в полярных водах для народнохозяйственных и исследовательских целей, не стояла на месте. Еще за несколько месяцев до появления записки профессора В.Ю. Визе журнал «Советская Арктика поместил статью инженера А. Тарасова «В Арктику под водой», в которой автор предлагал довольно утопический проект судна, предназначенного для изучения глубин полярных морей.

В верхней части корпуса судна намечалось установить лыжи — полозья для смягчения ударов о нижнюю кромку ледяных полей. Для выхода экипажа на поверхность лодка оборудовалась выдвижными устройствами-конусами с системой автогенных горелок (автогенное пламя, как известно, не гаснет в воде) для «прожигания» во льду отверстия. В носовом отсеке подводного судна планировалось разместить глубоководный батискаф для океанографических исследований, а по бортам два водолазных люка со шлюзовыми камерами для выравнивания давления. Симметрично расположенные иллюминаторы должны позволить вести наблюдение за окружающей лодку водной средой. Посреди палубы из большого люка, находящегося на палубе и ведущего в гидравлическую камеру, в случае аварии предполагалось автоматически «выстреливать» специальные эллиптические снаряды (автор назвал их «подводными парашютами») с размещенными в них людьми, запасами провизии и топлива.

А. Тарасов в этой публикации обошел молчанием вопрос о двигателе для подводного хода, а это, как мы знаем, весьма существенно для подводной лодки, предназначенной для плавания подо льдом.

Рассказ о развитии идеи создания арктической подводной лодки был бы неполным, если бы мы обошли молчанием попытку использовать подводную лодку для научных исследований в полярном бассейне, предпринятую в 1931 г. Г. Уилкинсом и закончившуюся, к сожалению, неудачно.

Полярный исследователь Джордж Губерт Уилкинс приобрел к тридцатым годам широкую известность. За его плечами было уже участие в 1913—1916 гг. в канадской арктической экспедиции В. Стефансона, в 1921—1922 гг. в британской экспедиции Э. Шеклтона в Антарктику. Весной 1927 г. он вместе с норвежским летчиком В. Эйельсоном совершил полет в район дрейфа Ф. Нансена на «Фраме» и путешествия Р. Амундсена на дирижабле «Норге», а через год еще один — от Аляски до Шпицбергена.

Во время своих последних экспедиций Губерт Уилкинс пришел к убеждению, что самолет, хотя и самое быстрое, но не самое лучшее средство для определения «протяженности и формы... Ледовитого океана и исследования океанографических условий, морских течений и тех животных организмов, которые населяют океан. Эти задачи не могут быть удовлетворительно решены во время полетов, но на часть поставленных вопросов можно было бы дать ответ, если бы представилась возможность пройти через Ледовитый океан на подводной лодке. Вместе с тем плавание на подводной лодке содействовало бы лучшему ознакомлению с дрейфующими льдами и дало бы более прочное основание для суждения о том, возможно ли устройство на дрейфующих льдах метеорологических станций... Смена обслуживающего персонала могла бы, по всей вероятности, производиться при помощи большого дирижабля, но было бы надежнее и спокойнее, если бы знать, что это можно осуществить и при помощи подводной лодки».

Г. Уилкинс приобрел себе единомышленника в лице выдающегося норвежского полярного путешественника X. Свердрупа, с которым он впервые встретился еще в 1926 г. Харальд Ульрик Свердруп был ровесником Уилкинса (оба родились в 1888 г.). Когда Уилкинс в 1928 г. задал ему вопрос о том, не возглавит ли он научные работы в полярной подводной экспедиции, Свердруп ответил согласием. Позднее он писал: «Если бы только удалось пройти через Ледовитый океан на подводной лодке, то можно было бы в течение немногих летних недель дать ответ на вопросы, стоявшие тогда перед нами на протяжении нескольких лет, причем мы не имели возможности подойти к ним вплотную.

Мысль об арктическом походе на подводной лодке все больше овладевала воображением Уилкинса. Вернувшись в 1930 г. в США (начиная с 1925 г. все свои экспедиции он организовывал в этой стране), он знакомится с С. Лейком, который также был одержим этой идеей, и подводником С. Дэненхоуэром, капитан- лейтенантом в отставке, служащим и совладельцем фирмы «Торпедобоут компани Лейк».

Из-за отсутствия необходимых средств построить специальное арктическое подводное судно не удалось. Решили приспособить серийный подводный корабль. С этой целью за символическую плату в... 1 доллар приобрели по рекомендации Лейка подводную лодку «О-12», давно уже исключенную из состава военно-морских сил и ржавевшую на кладбище судов в Филадельфии. Нарекли ее «Наутилусом» в честь жюльверновского корабля капитана Немо. Переговоры вели компаньоны Уилкинса, поскольку он не был американским гражданином. Переоборудование лодки велось по планам Лейка: надстройку усилили мощной стальной обшивкой, своего рода спинным плавником. В носовой части установили бушприт с гидравлическим амортизатором. Перископ закрыли защитным колпаком. В уменьшенной наполовину рубке смонтировали ледовый бур (всего их было три — еще два в оконечностях лодки), а в торпедном отсеке — шлюзовую камеру для водолазных спусков в воду и механизированную лебедку для гидрологических работ. Навигационное оборудование пополнилось эхолотом и гирокомпасом, которых раньше не имелось.

Испытать «Наутилус» предполагалось подо льдом у берегов Лабрадора или в заливе Святого Лаврентия, но переоборудование его затянулось, испытания не состоялись, проведение экспедиции в 1931 г. оказалось под угрозой.

В июне лодка наконец направилась из Провинстауна в Атлантический океан. На десятые сутки плавания вышли из строя механизмы, и «Наутилус» начал дрейфовать. Доставил его на буксире в Ирландию проходивший мимо американский линейный корабль «Вайоминг». Затем лодку отправили для ремонта в Англию, а через месяц, 1 августа, она уже самостоятельно прибыла в норвежский порт Берген и, наконец, в Тромсё, откуда планировалось отправиться к Шпицбергену.

В Бергене к Уилкинсу присоединились X. Свердруп, Ф.-М. Сауль — молодой ученый из вашингтонского института Карнэги, сведущий по части магнитных наблюдений, а также немецкий ученый Б. Филлингер из Фрейберга, имевший опыт работы в полярных областях и способный исполнять обязанности врача и естествоиспытателя. Помимо Губерта Уилкинса, научной группы из трех названных выше сотрудников и радиотелеграфиста на борту «Наутилуса» перед выходом в полярное плавание находилось еще 15 человек команды — 2 офицера и 13 матросов (когда «О-12» входила в состав ВМС США, ее экипаж насчитывал 33 человека).

5 августа 1931 г. провожаемый добрыми напутствиями жителей Тромсё «Наутилус» отправился в свое первое и последнее полярное плавание.

По мере продвижения на север погода ухудшалась и громадные волны стали раскачивать корабль с борта на борт. Кренометр зарегистрировал размах качки в 52°. И сразу же экипаж «Наутилуса» стали преследовать неудачи: периодически выходили из строя то правый, то левый дизель. В результате к поселку Лонгьир в Исфьорде на Шпицбергене корабль подошел на электродвигателях.

Отремонтировав двигатели надводного хода, 18 августа экспедиция взяла курс на север. К вечеру следующего дня показались первые льды. «Мы уже не могли больше держаться своего курса и вынуждены были идти зигзагами», — писал впоследствии X. Свердруп.

Льды делались все сплоченнее, и «Наутилус» стало зажимать. Экипаж начал приготовление к подледному плаванию, производя расчеты и опробуя оборудование. И тут выяснилось: запаса электроэнергии для непрерывного плавания подо льдом на расстояние 125 миль, как планировалось, могло не хватить. Непригодными для использования оказались и ледовые буры. И все же Уилкинс решил не отказываться от попытки погрузиться под лед.

22 августа «Наутилус» остановился в полынье. Раздалась команда «Приготовиться к погружению», как вдруг оказалось, что у подводной лодки отсутствуют кормовые горизонтальные рули. Участники экспедиции решили тогда, что они отвалились во время качки: лодка-то была уже порядком изношена и не плавала с 1925 г.

Позднее появилась еще одна версия. Командир американской атомной подводной лодки «Скейт» Дж. Калверт, вспоминая в своей книге «Подо льдом к полюсу» о встрече с ученым, писал, что тот поведал об одном обстоятельстве, которое долго держал в секрете: он подозревал, что кто-то из команды перед походом, очевидно еще в Бергене, из-за боязни плавания подо льдом к полюсу, подпилил рули, рассчитывая на то, что они сами отвалятся.

Несколько дней «Наутилус» дрейфовал у кромки ледяных полей. Ученые производили различные наблюдения и исследования. 28 августа экспедиция достигла рекордной для того времени широты — 81°59'. Так далеко к северу от Шпицбергена не заходило еще ни одно судно.

Перед Уилкинсом встала дилемма: продолжать плавание или вернуться? После совещания с коллегами было решено провести запланированные океанографические работы и все же попробовать погрузиться под лед.

Первые попытки удачи не принесли: стоило только подвести нос подводной лодки под льдину, как последняя соскальзывала или разламывалась. Наконец маневр удался. Для этого создали дифферент на нос в 7,5° и осторожно подвели переднюю часть лодки под лед. Глубиномер показывал 37 футов (11,28 м) при средней толщине льда в 17 футов (5,18 м). «Наутилус» наполовину оказался подо льдом, который доходил до башни центрального поста управления, а ахтерштевень поднялся вверх, как с иронией писал X. Свердруп, «в знак негодующего протеста против подобного обращения с подводной лодкой!».

Дэненхоуэр «осадил» «Наутилуса», продул цистерны и привел корабль в первоначальное положение».

1 сентября 1931 г., таким образом, впервые в истории была произведена попытка погрузиться на подводной лодке под арктический лед. Это произошло на 82° северной широты, в 500 милях от Северного полюса, при глубине океана 4,2 тыс. м.

Продолжая океанографические исследования, «Наутилус» находился к северу от Шпицбергена до 6 сентября, а затем отправился к архипелагу с заходом в Лонгьир, а оттуда в Берген, куда прибыл 10 октября. В Норвегии команду распустили, а «Наутилус» впоследствии затопили в фьорде: по условиям договора об аренде его надлежало возвратить в США, но буксировка обошлась бы дорого, и американское правительство санкционировало затопление.

Г. Уилкинс после окончания плавания поселился в США и, конечно, не прекратил свои путешествия. В 1938 г. по приглашению нашего правительства Г. Уилкинс приехал с женой в СССР (это был его второй приезд, первый — в 1923 г.). При составлении программы пребывания в Советском Союзе Уилкинс выразил желание встретиться с полярными летчиками В.П. Чкаловым, М.М. Громовым и их товарищами, совершившими перелеты через Северный полюс, с папанинцами и, кроме того, «получить консультации советских подводников, имеющих опыт плавания подо льдами об условиях и методах плавания на подводной лодке во льдах и подо льдом и, в частности, об опасности обледенения лодки и об условиях видимости подо льдом».

Видимо, встреча с советскими подводниками, к сожалению, не состоялась. Однако следует подчеркнуть: ученый с мировым именем по достоинству оценил достижения подводников-североморцев в освоении высоких широт. Тем более что все эти годы его не оставляла мысль о создании специального арктического подводного корабля.

Еще в середине 1930-х гг. в английской печати промелькнуло сообщение о том, что Г. Уилкинс решил предпринять новую попытку пересечь Северный Ледовитый океан на подводной лодке. «Я намерен, — заявил якобы Уилкинс представителям прессы, — отправиться из Шпицбергена и пройти подо льдом Северного полюса к Берингову морю, покрыв расстояние в 2200 миль. Экспедиция будет продолжаться примерно 2,5 месяца. Подводная лодка будет построена с расчетом, чтобы она могла оставаться подо льдом в течение 5 дней, но я попытаюсь делать короткие переходы продолжительностью примерно в 12 ч каждый, покрывая 50 миль за один переход».

Имеются сведения, что за счет дотации из Рокфеллеровского фонда и других учреждений полярному исследователю будто бы удалось построить в 1939 г. подводную лодку водоизмещением 250 т, совершить арктическое путешествие на которой помешала начавшаяся Вторая мировая война.

Некоторое время назад автору удалось найти косвенное подтверждение этих сведений. Прибывший в Советский Союз Г. Уилкинс дал интервью ленинградскому корреспонденту газеты «Правда», которая поместила его в номере за 5 июня 1938 г. Путешественник сказал: «В 1931 г. я пытался проникнуть в Центральную Арктику на подводной лодке. Своей цели мне осуществить не удалось, но мысли этой я не оставил. В будущем году я намерен организовать новую экспедицию в Центральный полярный бассейн. Сейчас я всецело поглощен подготовкой к этой новой экспедиции. Самые большие трудности приходится испытывать со средствами. Постройка специальной лодки обходится в 100 тыс. долларов. Субсидию от государства я не получаю и в это дело вкладываю свои личные накопления, помощь моих друзей и некоторых научно-исследовательских учреждений. Механизмы и винты подводной лодки уже готовы. Работа по корпусу отнимет не больше трех месяцев.

Наша лодка направится к Шпицбергену. Оттуда начнется подводное плавание к мысу Барроу. Вся экспедиция продлится не менее двух месяцев...

В Советском Союзе я пробуду неделю. После двухдневного пребывания в Ленинграде (там Уилкинс посетил Всесоюзный арктический институт — ВАИ. — В.Р.) отправлюсь в Москву, где надеюсь встретиться с полярниками и героями-летчиками, вписавшими замечательные страницы в завоевание Арктики. Я буду советоваться с ними по поводу предстоящей экспедиции».

Умер Г. Уилкинс в 1958 г. на семьдесят первом году жизни, так и не осуществив свою заветную мечту — достичь Северного полюса на подводной лодке. Выполняя его предсмертную волю, высказанную при посещении американской атомной подводной лодки «Скейт» незадолго до смерти, ее командир Дж. Калверт взял на борт в свой второй поход под арктические льды урну с прахом полярного исследователя.

17 марта 1959 г., всплыв в районе Северного полюса, американские подводники, отслужив молебен, при свете факелов в полумраке полярной ночи развеяли прах неутомимого путешественника и исследователя над дрейфующими паковыми льдами.

Сразу же после возвращения из плавания с Г. Уилкинсом X. Свердруп написал книгу «Что произошло с «Наутилусом» (вышла в Осло в 1931 г.), вскоре переведенную на русский язык и изданную в нашей стране под названием «Во льды на подводной лодке».

В предисловии к первому советскому изданию этой книги автор писал: «Я более чем уверен, что раньше или позже, но подводная лодка будет применена для исследования Полярного моря.

И разве не может случиться, что следующая подводная лодка, которая сделает попытку нырнуть под полярные льды, будет принадлежать СССР?!»

Предвидение норвежского ученого-полярника оказалось пророческим. Прошло несколько лет, и советская подводная лодка «Д-3» совершила короткое плавание под полем мелкобитого арктического льда.

После эксперимента с «Наутилусом» идея создания специального подводного судна для полярных морей не угасла. И нет ничего удивительного, что на исторической сцене снова появилось имя Саймона Лейка, хорошо знакомого нам в связи с постройкой его фирмой подводных лодок для российского флота в первом десятилетии нашего столетия.

К 1936 г. фирма «Электрик боут», которой руководил С. Лейк, разорилась и построенная им подводная лодка для исследовательских работ была продана с аукциона. Преуспевавший в прошлом изобретатель и предприниматель оказался нищим. Возможно, именно это обстоятельство и побудило Лейка, уехавшего из России после прекращения контракта в 1911 г., снова обратиться к русским.

Американец направил через акционерное общество «Амторг», созданное в Нью-Йорке и занимавшееся экспортно-импортными операциями, письмо с предложением предоставить Советскому Союзу проекты различных подводных лодок исследовательского и коммерческого назначения, а также военной подводной лодки «особого типа, способной к навигации в ледяных морях».

Предложение С. Лейка обсуждалось в правительственных, научных и военно-морских кругах. Так как сам предприниматель по состоянию здоровья приехать в нашу страну не мог, то он попросил направить к нему специалистов для работы под его руководством. В США выезжали В.Ф. Критский, возглавлявший бюро по проектированию подводных лодок, и инженер В.Н. Перегудов, назначенный много лет спустя главным конструктором первого советского подводного атомохода. Переговоры прошли успешно. Однако дальнейшие контакты с С. Лейком оборвались. Можно предположить, что это было связано с обстановкой в стране в 1937—1938 гг.

 

В высоких широтах

Подводная лодка «Д-3» («Красногвардеец»), которой было суждено первой в истории пройти под арктическим льдом, относилась к подводным лодкам I серии, спроектированным советскими конструкторами во главе с Б.М. Малининым и вступившим в строй в 1930—1931 гг.

Три первые лодки типа «Д» — «Д-1» («Декабрист»), «Д-2» («Народоволец») и «Д-3» («Красногвардеец») в составе экспедиций ЭОН-1 и ЭОН-2 были переведены в 1933 г. в связи с созданием Северной военной флотилии в Мурманск по БеломорскоБалтийскому каналу. Вместе с небольшим транспортом «Умба», ставшим их плавучей базой, они составили дивизион, командиром которого назначили М.П. Скриганова. Командовали «Д-1» — В.А. Секунов, «Д-2» — Л.М. Рейснер и «Д-3» — К.Н. Грибоедов.

Зимой 1933—1934 гг. личный состав дивизиона занимался оборудованием временной базы на берегу и ремонтом своих кораблей. С наступлением лета боевая учеба возобновилась. Во время похода 1934 г. дивизион лодок пошел сначала до северной оконечности Европы — мыса Нордкап, а затем отправился на восток. «Полигоном» подводников стало Белое море: глубины здесь сравнительно небольшие, да и ориентироваться легче, так как берега лучше оборудованы в навигационном отношении.

Завершив выполнение задач боевой подготовки, дивизион взял курс к Новой Земле. На подходах к ее южному острову североморцев встретила «новоземельская бора». Тяжело пришлось не только подводным лодкам, но и сопровождавшему их учебному кораблю «Комсомолец», высокие борта которого создавали дополнительную парусность. Командующий Северной военной флотилией З.А. Закупнев, под руководством которого проходило это плавание, принял решение возвратиться в Кольский залив.

В следующем, 1935 г. подводники совершили еще один поход к Новой Земле. После выполнения учебных задач в Белом море 3 сентября корабли под брейд-вымпелом командира дивизиона направились из Архангельска на север. Утром 6 сентября открылись очертания Новой Земли, а незадолго до обеда лодки отдали якоря в губе Белушьей, на западном побережье ее Южного острова.

О напряженности боевой учебы подводников в те годы можно судить по таким данным: в 1935 г. подводная лодка «Д-1», например, находилась в море свыше трех месяцев, за 86 ходовых дней она прошла 5259 миль.

В 1936 г. подводные лодки Северной военной флотилии совершили новое высокоширотное плавание под флагом командующего Северной военной флотилией флагмана 1 ранга К.И. Душенова. Походу предшествовало двадцативосьмисуточное пребывание в Белом море, во время которого проверялись оружие и материальная часть, отрабатывались задачи совместного плавания. 14 августа «Д-1» (командир капитан 3 ранга В.П. Карпунин) и «Д-2» (командир капитан 2 ранга Л.М. Рейснер) под непосредственным руководством командира отдельного дивизиона подводных лодок капитана 1 ранга К.Н. Грибоедова в сопровождении гидрографического судна «Таймыр» направились из Белого моря к Новой Земле. «Д-3» (командир капитан 3 ранга М.Н. Попов) осталась в Архангельске для устранения неисправностей.

Условия плавания до острова Междушарского были сравнительно благоприятными: ветер не превышал 6 баллов, видимость — средняя. Наконец, открылся вход в губу Белушью. Около часа подводные лодки продвигались вдоль невысокого берега.

Многие из подводников уже побывали в Белушьей в предыдущем году. Другим все было в новинку. «Президент» Новой Земли Тыко Вылка посетил подводную лодку. Яркое впечатление произвели на него чистота, поддерживаемая в отсеках, и большое количество разнообразных механизмов и приборов, сверкающих надраенным металлом. Не найдя, видимо, другого сравнения, Вылко заявил, что в подводной лодке «красиво, как в церкви».

Распрощавшись с гостеприимными хозяевами, моряки покинули губу Белушью и направились дальше на север, миновали остров Подрезов с отвесными скалами из черных сланцев, Гусиную Землю, взяв курс к проливу Маточкин Шар.

На рейде Лагерного, второго по величине становища на Новой Земле, расположенного на отмели недалеко от входа в пролив, сделали остановку. Часть личного состава сошла на берег «в увольнение».

Дальнейшее продвижение осложнилось ухудшением видимости, туманом и моросью. Длина пролива чуть больше 100 км. Западное устье шириной вначале немногим более 7 км сужается к середине до 2—3 км. А в так называемом Переузье расстояние от одного берега до другого составляет всего 666 м. Идти по извилистому проходу, зажатому между высокими горами, было нелегко, тем более что приливно-отливное течение здесь каждые 6 ч меняет свое направление, а кроме него существует еще и так называемое дрейфовое течение. Когда корабли отошли от пролива на 5—6 миль, на горизонте появились сплоченные ледяные поля. Идти было дальше бессмысленно, да и небезопасно.

Командующий флотилией флагман 1 ранга К.И. Душенов, который шел на «Д-1», принял решение возвратиться в Баренцево море. Таким образом, первая попытка подводников-североморцев совершить плавание в Карском море закончилась, по существу, неудачно.

Дальнейший маршрут пролегал на север в 20—25 милях от западного берега Северного острова Новой Земли. В отчете о походе подчеркивалось, что это был один из самых сложных участков, ибо об условиях плавания в этом районе в то время располагали довольно скудными сведениями. Ледовую разведку впереди по курсу по-прежнему производил «Таймыр». Наконец дивизион приблизился к мысу Макарова, за которым лежал вход в Русскую Гавань. На фоне высоких снежных гор перед взорами североморцев раскинулся широкий залив, который два узких полуострова делили на собственно Русскую Гавань, бухту Воронова и небольшой заливчик Чаева.

К.И. Душенов решил отметить пребывание подводников на Новой Земле: на одной из скал укрепили медную доску с памятной надписью о посещении подводными лодками «Д-1» и «Д-2» Русской Гавани.

«Визит» североморцев в арктическую бухту продолжался двое суток. Залив за эти дни заполнился льдом. Температура воздуха понизилась до нуля градусов.

«Выход из Русской Гавани был осуществлен уже во льдах», — зафиксировал в отчете о походе командир дивизиона капитан 1 ранта К.В. Грибоедов.

Под ледовой проводкой «Таймыра» 23 августа подводные лодки вышли из залива в Баренцево море. «Д-1» 2 сентября вернулась в Полярное, а через несколько дней направилась в Белое море: ей предстоял переход в Ленинград на ремонт.

Подводная лодка «Д-2» встретилась с «Д-3», задержавшейся, как уже говорилось, в Архангельске. В Баренцевом море состоялось совместное учение. Затем обе лодки отправились по маршруту: мыс Цып-Наволок (полуостров Рыбачий), мыс Нордкап, остров Медвежий, Шпицбергенская банка, мыс Нордкап. Далее пути их разделились: «Д-2» пошла к Лофотенским островам. Достигнув островов Рест, она возвратилась к северной оконечности Европы. «Д-3» снова двинулась к Рыбачьему. В главную базу флотилии оба корабля прибыли одновременно — 26 сентября. Наибольшая продолжительность пребывания в море — 52 суток— оказалась у «Д-2». За это время она прошла 5803 мили в надводном и 501 милю в подводном положении.

Таким образом, во время высокоширотного похода 1936 г. североморские подводники побывали в водах трех морей — Баренцева, Карского и Норвежского. Вдохновителем всех этих сложных и продолжительных плаваний являлся К.И. Душенов, за год перед тем назначенный командующим флотилией.

В.А. Фокин, командир отдельного дивизиона эсминцев, подчеркивал: «Чем свирепее шторм, чем гуще туман, тем чаще посылает комфлот Душенов наши корабли в океан... Он нам говорит: «Плавать надо в наиболее сложной обстановке, но каждый выход сопровождать глубоким расчетом и глубокой подготовкой. Туман, снежный заряд, шторм надо сделать нашими союзниками».

Об этом наставлении своего флагмана подводники-североморцы помнили всегда. Из года в год нарастала наплаванность лодок. В 1935 г. число ходовых дней составило у «Д-1» — 86, в 1936 г. у «Д-2» — 107; в 1937 «Д-3» прошла в надводном положении 8299 миль, в подводном — 929 миль. С 1 октября 1935 г. по 1 октября 1936 г. «Д-2» погружалась в ходе боевой учебы 143 раза.

Подводники продолжали уверенно осваивать высокие широты. В 1938 г., например, «Д-1» (командир старший лейтенант М.П. Августинович) совершила в сентябре-ноябре дальний поход. Из Полярного она отправилась к Цып-Наволоку, затем к острову Вердё, мысу Нордкап, островам Медвежьему, Надежды (Хопен), Междушарскому (архипелаг Новая Земля), Колгуев (мысу Канин Нос), острову Кильдин. В течение 44 суток плавания подводная лодка прошла 4841 милю в надводном и 1001 милю в подводном положении. Впечатляющие итоги, особенно если учесть, что большая часть похода проходила уже в уже наступившее суровое условие года.

1937—1938 гг. оставили яркий след в истории освоения Арктики. Свыше девяти месяцев И.Д. Папанин, Э.Т. Кренкель, А.Е. Федоров и П.П. Ширшов — маленький коллектив первой в мире дрейфующей полярной станции (в дальнейшем она получила название «Северный полюс-1» — СП-1), высаженный в районе полюса 21 мая 1937 г. специальной воздушной экспедицией под руководством О.Ю. Шмидта, находился в эпицентре полярной стихии. За героическим дрейфом отважной четверки мужественных полярников с волнением следил поистине весь мир. За 274 дня льдина с папанинцами «на борту» проделала путь в 2500 км до 71-й параллели. Участники дрейфа собрали ценнейший научный материал.

В конце января 1938 г., когда станция оказалась уже около восточного берега Гренландии, разразился шторм, огромная четырехкилометровая льдина, на которой находился лагерь полярных исследователей, раскололась. Пять суток бушевала пурга. На шестые одна из трещин прошла в десяти метрах от палатки зимовщиков, вскоре наметилась еще одна, уже непосредственно под палаткой. Положение сложилось угрожающее. Требовались незамедлительные, решительные меры по спасению полярников.

4 февраля Кренкель передал в Москву: «Находимся на обломке поля длиной 300, шириной 200 м... В случае обрыва связи просим не беспокоиться...»

Однако не беспокоиться было нельзя: каждую минуту могло случиться непредвиденное.

Северный флот принял деятельное участие в спасении папанинцев. В начале января 1938 г. из Москвы на флот поступила телеграмма от заместителя наркома ВМФ Л.М. Галлера, в которой он запрашивал о состоянии гидрографических судов «Таймыр» и «Мурман», а затем передал указание о приведении их в полную готовность для выхода в море.

Для доставки папанинцев на материк предусматривалось в качестве резервного варианта использовать также дирижабль «В-6». Корабли флота — эсминец «Карл Либкнехт», подводные лодки «Д-3», «Щ-402» и «Щ-404» и гидрографические суда, как планировалось вначале, должны были обеспечивать воздушный корабль радиосвязью и служить для него ориентирами по маршруту полета. Однако во время перелета из Москвы в Мурманск дирижабль 6 февраля разбился в районе Кандалакши, задев в темноте за сопку. И это значительно изменило намеченные планы.

«Таймыр» отправился из Мурманска 3 февраля. Начальник Главного управления Северного морского пути О.Ю. Шмидт, которому поручили координировать действия всех средств по снятию со льдины папанинцев, находился еще в Москве. В связи с этим предполагалось доставить его на борт вышедшего в море «Таймыра» с помощью эскадренного миноносца или подводной лодки.

В телеграмме на имя Л.М. Галлера К.И. Душенов 2 февраля 1938 г. сообщал: «...до 5.02, дня приезда Шмидта, он («Таймыр». — В.Р.) уйдет на 650 миль — для эсминца это предел радиуса... Лучше идти на подлодке до кромки льда. Скорость 10 узл. Готовлю «Д-3».

О.Ю. Шмидту не довелось идти на подводной лодке. Он встретил отважных полярных исследователей на ледоколе «Ермак» (ледокол отправился из Ленинграда 11 февраля) уже после того, как их сняли со льдины «Таймыр» и «Мурман».

Однако участвовать в спасательной экспедиции подводной лодке «Д-3» («Красногвардейцу») все же пришлось.

И.Д. Папанин впоследствии отмечал: «О походе к дрейфующей льдине подводной лодки у нас мало писали, между тем этот поход был проведен военными моряками с исключительной отвагой. С восхищением и гордостью можно говорить об этом.

Незадолго до выхода для выполнения правительственного задания «Д-3» вернулась из зимнего плавания. Проходило оно в труднейших условиях при температуре воздуха до — 12° и ветре до 11 баллов. Возвратилась «Д-3» в густом тумане. «Труднейшие условия плавания в северных морях, — писала в связи с этим походом флотская газета, — стали для заполярных подводников самим обычным явлением».

По плану боевой подготовки экипажу «Д-3» предстояло снова выйти в море — на этот раз для проведения учебных торпедных стрельб, но неожиданно поступил приказ готовиться к ответственному дальнему походу.

Поздно вечером 5 февраля 1938 г. лодка покинула Екатерининскую гавань. Командовал подводной лодкой старший лейтенант В.Н. Котельников, назначенный на эту должность в ноябре 1937 г. В 1931 г. он окончил Военно-морское училище имени М.В. Фрунзе, потом курсы усовершенствования командного состава и штурманские классы при Учебном отряде подводного плавания имени С.М. Кирова в Ленинграде, служил на подводных лодках «Народоволец», «Красноармеец» и «Декабрист» на штурманских должностях. А вахтенным начальником «Д-3» «Красногвардейца» был лейтенант Ф.А. Видяев.

На борту лодки находились командир бригады капитан 1 ранга К.Н. Грибоедов, флагманский штурман лейтенант Ф.В. Константинов и группа радистов, старшим среди которых был признанный «снайпер эфира» И.М. Нечаев.

Радистам предстояло поддерживать связь между гидрографическими судами, направленными к папанинцам, и главной базой флота.

В этой операции участвовали также миноносец «Карл Либкнехт», подводные лодки «Щ-402» и «Щ-404» (а затем и рыболовный траулер «РТ-89»), но район их плавания в основном не выходил за пределы Баренцева и Норвежского морей («Щ-402» действовала у острова Медвежьего, «Щ-404» у мыса Нордкап). «Д-3» предстояло выйти не только в Норвежское, но и, возможно, в Гренландское море.

Баренцево море встретило подводников шестибалльным лобовым штормовым ветром. А у Нордкапа их поджидал уже десятибалльный шторм. Находившийся здесь «Карл Либкнехт» после встречи с подводной лодкой направился в базу, и «Д-3» осталась наедине с разбушевавшейся стихией.

Не легче приходилось и «Красногвардейцу». Он шел тогда между 20-м и 10-м меридианами восточной долготы. Корабль зарывался носом в волну. Водяные валы прокатывались по надстройке, обдавая тех, кто находился наверху, с ног до головы. Мостик не имел в то время надежного прикрытия. И тем, кто находился здесь, приходилось привязываться бросательными концами к стойкам, чтобы не смыло за борт. В центральный пост через отдраенный рубочный люк то и дело устремлялись потоки воды. Помпа работала непрерывно, откачивая воду за борт.

Сообщения от папанинцев поступали одно другого тревожнее. Из ледового лагеря: «В ночь на 8.02 штормом 12 баллов разорваны жилая и радиопалатка. Опрокинуты груженые нарты. 8.02 поставлен снежный домик». С гидрографического судна «Мурман»: «Сорвало люк рулевой машины. Потеряно управление кораблем...»

Котельников передал на аварийное судно: «Иду на сближение, чтобы оказать поддержку. Светите прожекторами». Но помощь не потребовалась: ценой огромных усилий экипажу удалось все же ввести рулевое управление в строй.

«Д-3» между тем продолжала упорно продвигаться к лагерю папанинцев. Около полудня 12 февраля она пересекла нулевой меридиан и вошла в Западное полушарие.

13 февраля командир В.Н. Котельников записал в своем дневнике: «При снежной пурге проводили пробное погружение. Все механизмы работают отлично. Настроение команды превосходное. В 12.55 слева по борту открылся остров Ян-Майен (мыс Юнг- Фореланд). Несмотря на то что погода не давала возможность определиться, штурманское счисление оказалось точным — вышли прямо на остров».

Вспоминая об этом дне, Ф.В. Константинов писал много лет спустя:

«Однажды на подходе к одной из таких перемычек Котельников принял решение произвести пробное погружение и поддифферентовать лодку... Поскольку перемычка, к которой подошла «Д-3», показалась Котельникову небольшой, около 5 кабельтовых, он обратился к командиру бригады за разрешением форсировать ее на глубине 50 м. Грибоедов разрешил. Так подводная лодка «Д-3» совершила подледное плавание под плавающими арктическими льдами».

(Филипп Васильевич Константинов пришел на флот в 1933 г. по призыву Центрального Комитета партии, окончил специальные курсы командного состава, по окончании которых получил назначение штурманом на подводную лодку Черноморского флота. В начале Великой Отечественной войны командовал подводной лодкой «Д-3».)

Погружение и дифферентовка лодки диктовались следующими соображениями: подводникам, возможно, предстояло встретиться со льдами и дальше. Форсировать их в надводном положении было бы опасно — при ударе о льдину могли погнуться или даже сломаться лопасти бронзовых винтов. Обход ледяных полей и поиск безопасного маршрута потребовал дополнительного времени и увеличил пут» к лагерю папанинцев. И, наконец, за время похода на лодке значительно уменьшился запас топлива и питьевой воды, в результате чего изменился ее вес. Дифферентовка подводной лодки (ее часто называют «вывеской») облегчала управление кораблем в подводном положении.

Таким образом, первое в истории подледное плавание в арктических водах выпало на долю «Д-3». Оно продолжалось около 30 мин. Предвидение X. Свердрупа оправдалось. Лодка некоторое время шла около берегов норвежского острова Ян-Майен, прозванного «дьявольским» и поражающего своими высокими вершинами, покрытыми снегом.

По мере движения по Датскому проливу к берегам Гренландии ледовая обстановка усложнялась.

«Д-3» двигалась в полях битого льда разводьями. До лагеря покорителей полюса подводникам оставалось менее 100 миль, когда через радиостанцию «Мурмана» поступила радиограмма из Полярного:

«Благодарю за отлично выполненную задачу по обеспечению экспедиции бесперебойной связью. Возвращайтесь в базу. Желаю счастливого плавания. Командующий флотом Душенов».

«Мурман» на следующий день настолько приблизился к дрейфующей станции, что папанинцы ясно видели огни и луч прожектора гидрографического судна. Завершающая операция по снятию их со льдины началась.

А подводная лодка «Д-3» в ночь на 14 февраля легла на обратный курс. Путь подводников в базу оказался не менее трудным: шквалистый ветер ураганной силы разогнал огромную волну. К исходу суток волнение моря достигло 8 баллов.

Штаб Северного флота получил с «Д-3» 15 февраля в 12 ч 20 мин тревожную радиограмму: «Имею крен до 60°. Электролит вылился из группы. Вышел из строя гирокомпас. Иду по магнитному». Через несколько часов еще одну: «Изоляция батарей низкая... Видимость плохая. Астрономических наблюдений не имею. Море 9 баллов... Прошу дать надежнейший прогноз погоды на 16 и 17.02. Личный состав работает отлично».

В 19 ч 28 мин 18 февраля «Красногвардеец» вошел в Екатерининскую гавань, откуда без малого две недели назад отправился в сложнейшее плавание. За кормой «Д-3» осталось 2410 труднейших штормовых миль. Ответственное правительственное задание было выполнено успешно.

Тем временем «Таймыр» и «Мурман» пробивались все ближе и ближе к ледовому лагерю. 19 февраля состоялась волнующая встреча моряков-североморцев с героями-полярниками. Имущество и научные материалы дрейфующей станции подняли на борт гидрографических судов, а сами папанинцы, разделившись попарно, стали почетными гостями их экипажей. 21 февраля они перешли на «Мурман», который и доставил участников дрейфа в Ленинград. В канун двадцатилетия Красной Армии и Военноморского флота с борта ледокола отважные покорители Арктики направили североморцам поздравительную телеграмму:

«Наша четверка... рада приветствовать в вашем лице верных защитников северных побережий... Пусть борта ваших кораблей будут такими же крепкими и могущественными, как крепок и могуществен наш государственный корабль. Всей душой поздравляем со славным юбилеем РККА и ВМФ. Искренний привет! Папанин».

Прошло чуть больше года после поистине беспримерного похода «Д-3», и североморским подводникам выпала честь выполнить новое правительственное задание.

В апреле 1939 г. в Северное море для обеспечения радиосвязью двухмоторного самолета «Москва», на котором Герой Советского Союза В.К. Коккинаки вместе со штурманом М.Х. Гордиенко совершал беспосадочный перелет через Атлантику в Соединенные Штаты Америки, командование Северного флота направило подводные лодки «Щ-402» (командир капитан-лейтенант Б.К. Бакунин), «Щ-403» (командир капитан-лейтенант Ф.М. Ельтищев), «Щ-404» (командир капитан-лейтенант В.А. Иванов) и «Д-2» (командир капитан-лейтенант А.А. Жуков). На подводной лодке «Щ-404» вышел в этот поход командир дивизиона «щук» капитан 3 ранга И.А. Колышкин.

До Нордкапа лодки шли вместе, а затем направились в отведенные для них районы. 22 апреля их командиры донесли в штаб флота о занятии исходных позиций. В море корабли настиг жесточайший шторм, сила ветра достигала 11 баллов.

Из Баренцева моря «Щ-402», «Щ-403», «Щ-404» и «Д-2» направились в Норвежское, а затем и в Северное море. Радисты поддерживали с самолетом уверенную связь. 28 апреля они приняли радиограмму с борта «Москвы»: «Полет проходит нормально. Под крылом самолета берега Исландии». И еще: «Вижу берега Лабрадора. Все в порядке. Коккинаки».

А 29 апреля командующий флотом радировал о возвращении лодок в базу.

Зимой 1939/1940 г. в связи с советско-финляндской войной подводные лодки использовались для несения дозорной службы. Несмотря на лютые морозы, продолжали и боевую учебу. Вахтенные журналы подводных лодок Северного флота того времени хранят немало красноречивых записей о новых нелегких походах. «Щ-404», например, вместе со «Щ-402» вышла 23 февраля 1940 г. для выполнения учебно-боевой задачи в бушующее море. В сплошных снежных зарядах, при крене, доходившем до 40°, лодки почти достигли 72-й параллели. Поход продолжался до 13 марта. Несмотря на штормовые условия, лодки производили дифферентовку, погружались, экипажи проводили тренировки на боевых постах.

История зафиксировала, как мы отметили, лишь один случай подледного плавания подводных лодок Северного флота в предвоенные годы. И это понятно: в районах боевой подготовки и автономных плаваний североморцам, как правило, могли встретиться лишь отдельные ледяные поля, приносимые ветром с севера и северо-востока. Поэтому плавания подо льдом, если они и имели место, носили по существу случайный характер. Герой Советского Союза контр-адмирал в отставке И.А. Колышкин, прославленный подводник-североморец, командовавший в годы войны Краснознаменной ордена Ушакова I степени бригадой подводных лодок Северного флота, вспоминал в связи с этим: «В осеннее время, в период автономных плаваний, лодки бывали в Карском море, у мыса Желания и в других районах с более высокими широтами. Попадая в полосы мелкобитого льда, как правило, не погружались, а форсировали лед в надводном положении. Но случалось (помню из рассказов товарищей), некоторые командиры, например подводной лодки «Д-2» (Л. Рейснер) в 1936 г. и «Щ -402» (В. Бакунин) в 1939 г., во время автономных походов совершили небольшие подледные плавания, совершенствовали боевую выучку» (из письма И.А. Колышкина автору книги).

Однако одно роковое происшествие серьезно осложнило в конце 1940 г. боевую учебу. В ноябре в Мотовском заливе погибла подводная лодка «Д-1». Причины ее гибели так и остались неизвестными. За год до этого, осенью 1939 г., погибла «Щ-424» — ее случайно таранил рыболовный траулер.

Строгая комиссия сделала парадоксальный вывод: «Подводным лодкам на глубинах моря больше рабочей глубины лодки не погружаться». Это означало, что боевую подготовку следует, по существу, немедленно прекратить, так как глубины Баренцева моря везде превышали рабочую глубину погружения лодок. Белое море уже замерзло. А ждать лета в условиях, когда надвигалась военная гроза, было, как считал А. Г. Головко, незадолго до этого назначенный командующим флотом, непростительно, преступно. И командующий (ему тогда было всего 34 года) взял на себя ответственность продолжать боевую подготовку. В те времена, в условиях жестокого сталинского режима, когда любую оплошность могли возвести в ранг «вредительства», это означало рисковать собственной головой.

 

Вдоль ледового ожерелья России

«Будущее покажет, пересечет ли кто-нибудь Ледовитый океан на новой и лучшей подводной лодке. Я думаю, что это можно осуществить». Таким предсказанием X. Свердруп закончил главу о плавании «Наутилуса» к северу от Шпицбергена в своей книге «Во льды на подводной лодке».

Это предвидение (первое, которое приводилось еще раньше и, как мы знаем, касалось подледного плавания) норвежского мореплавателя также сбылось. В 1940 г. советская подводная лодка «Щ-423» совершила в одну навигацию с запада на восток трансарктическое плавание по трассе Северного морского пути.

К тому времени, когда «Щ-423» отправилась в поход через полярные моря, Северный морской путь был уже основательно изучен. Ежегодные сквозные рейсы сначала экспедиционных, а затем и транспортных судов стали к концу 1930-х гг. обычным делом. Они наглядно продемонстрировали огромное народнохозяйственное значение нашей национальной арктической морской трассы. Важную роль был призван сыграть этот путь и в оборонном отношении.

Ратуя за строительство ледоколов, С.О. Макаров еще в конце XIX века подчеркивал: «Содержание большого ледокола на Ледовитом океане может иметь и стратегическое значение, дав возможность нам при нужде передвинуть флот в Тихий океан кратчайшим и безопаснейшим путем в военном отношении».

Нельзя не вспомнить здесь также, что на необходимость освоения Северного морского пути для целей обороны страны указывал Д.И. Менделеев: «Помимо экономического значения военная оборона страны должна много выиграть, когда можно будет без Суэцкого или Среднеамериканского канала около своих собственных берегов переводить суда или хотя бы их часть из Атлантического океана в Великий и обратно, так как очевидно, что Россия и там и тут должна держать большой сильный флот для защиты своих жизненных интересов».

Предвидениям С.О. Макарова и Д.И. Менделеева суждено было осуществиться в наши дни.

Переходу «Щ-423» предшествовали знаменитые сквозные плавания ледокольного парохода «А Сибиряков» в 1932 г. с запада на восток и ледореза «Ф. Литке» в 1934 г. с востока на запад, переход Северным морским путем эсминцев «Сталин» и «Войков» на Тихий океан в 1936 г., двойной сквозной рейс ледокола «И. Сталин» в 1939 г.

Рассматривался вопрос и о переводе подводной лодки. Были выработаны рекомендации для технических решений, призванных обеспечить безопасное плавание подводных лодок в арктических условиях. К разработке их еще зимой 1934 г. привлекли опытного корабельного инженера А.И. Дубравина. Последний доложил свои соображения начальнику Главсевморпути О.Ю. Шмидту и его заместителю М.И. Шевелеву. Предложенные Дубравиным конструктивные решения получили одобрение.

С именем Андрея Ивановича Дубравина мы еще не раз будем встречаться. Многие годы своей творческой деятельности он посвятил научно-практическим проблемам улучшения ледокольных средств, повышающих их проходимость во льдах, участвовал в ряде полярных экспедиций, в проектировании первых советских ледокольных и гидрографических судов.

Однако запланированный на 1935 г. первый переход подводных лодок не состоялся (сначала решили перевести Северным морским путем надводные корабли). Рассматривался вопрос о подготовке опытового перехода подводных лодок с Европейского морского театра на Дальний Восток трансарктической трассой в навигацию 1938 г. При изучении навигационных качеств подводных лодок различных типов с учетом плавания в полярных водах приоритет отдавался подводной лодке типа «Щ», обладавшей большей маневренностью. (Тяжелая навигация 1937 г., когда в Арктике зазимовало 25 судов, а пароход «Рабочий» погиб во льдах, заставила отказаться от планируемого перевода подводной лодки.) Отменили его также и в 1939 г. в связи с осложнившейся международной обстановкой. И только в 1940 г. подводный корабль впервые вышел на трассу Северного морского пути.

Руководство подготовкой к форсированию арктических морей подводной лодкой «Щ-423» в составе специально созданной для этой цели экспедиции особого назначения (ЭОН-10) возложили на военинженера 1 ранга И.М. Сендика. Это был опытный полярный гидрограф, участник многих полярных экспедиций. В 1937 г. он возглавлял штаб Особого отряда гидрографических судов ВМФ, также перешедших по трансарктической трассе с запада на восток. А перед назначением в ЭОН-10 являлся начальником гидрографии Северного флота.

В начале июня 1940 г. подводную лодку подняли для ремонта и переоборудования на слип в одном из судоремонтных предприятий Мурманска и даже обнесли высоким забором: этого требовали интересы сохранения военной тайны. По проекту назначенного в экспедицию военинженера 2 ранга А.И. Дубравина на корпус подводной лодки «одели» специальную «шубу» толщиной 150—200 мм. Поверх двух слоев дерева наложили дополнительную железную обшивку: она надежно прикрыла от возможных повреждений борта и штевни. Хрупкие бронзовые винты заменили на стальные со съемными лопастями. Вместо «штатных» носовых и кормовых горизонтальных рулей установили специальные съемные кормовые рули с укороченным баллером. У вертикального руля срезали балансирную часть, чтобы избежать его поломки и заклинивания. Сняли также волнорезы верхних носовых и кормовых торпедных аппаратов и на их место установили специальные щиты.

9 июля «щуку» спустили на воду. После дооборудования и пробного погружения она выходила 22—24 июля в Мотовский залив на ходовые испытания, во время которых проверялись надводная и подводная остойчивость, определялись скорости, опробовалось управление кораблем в подводном положении.

В отчете экспедиции указано, что «ледовая наружная деревянно-металлическая облицовка корпуса допускала возможность погружения подводной лодки, что, в свою очередь, определяло возможность подводного хода как у обыкновенного подводного корабля».

Планом перехода предусматривалось движение лодки во льдах в надводном положении. Однако в случае необходимости лодка могла преодолевать ледовые препятствия и под водой. Могла использовать «Щ-423» и свое основное оружие — торпеды: закрывавшие торпедные аппараты щиты легко снимались. Правда, стрельба из нижних носовых торпедных аппаратов исключалась, так как их закрывала противоледовая обшивка.

Командиром «Щ-423» на время перехода назначили капитана 3 ранга И.М. Зайдулина, опытного подводника, много плававшего на Дальнем Востоке: он командовал подводной лодкой «Щ-123» Тихоокеанского флота. На прежнего молодого командира лодки старшего лейтенанта А.М. Быстрова возложили функцию дублера.

Ледового капитан-наставника решили не брать: И.М. Сендик и А.И. Дубравин хорошо знали Северный морской театр.

К штабу экспедиции прикомандировали старшего преподавателя Военно-морской академии капитана 1 ранга Е.Е. Шведе и в качестве стажера слушателя академии капитан-лейтенанта М.А. Бибеева.

Настало 5 августа 1940 г. — день выхода в море. Проводить в арктическое плавание корабль прибыли бывший командующий флотом вице-адмирал В.П. Дрозд, вместе со своим штабом много уделявший внимания подготовке «Щ-423» к участию в экспедиции, и назначенный на этот пост контр-адмирал А.Г. Головко.

Маршрут экспедиции в Карское море пролегал через пролив Югорский Шар, но в море по радио передали указание направиться к проливу Маточкин Шар, где лодку ожидали ледокол «Ленин» (впоследствии в связи с вступлением в строй атомного ледокола «Ленин» переименован во «Владимира Ильича») и входивший в состав ЭОН-10 транспорт «А. Серов» (на нем находились топливо, аварийный и зимовочный запасы и на случай зимовки был оборудован специальный кубрик на 36 человек). Во время стоянки в проливе кормовые горизонтальные рули сняли, и дальнейший переход лодка осуществляла уже в крейсерском положении. Под проводкой ледокола экспедиция сквозь поля крупнобитого льда стала пробиваться к Диксону, причем лодка шла самостоятельно.

На Диксоне, куда пришли 15 августа, водолазы осмотрели ледовую «шубу», винты и установили, что повреждений нет и можно без опасений продолжать путь. 17 августа экспедиция направилась к проливу Вилькицкого, где пришлось форсировать поля многолетнего льда.

Особенно тяжелая обстановка создалась в море Лаптевых, в районе островов «Комсомольской правды». Толщина отдельных торосов достигала 3—4 м. На подходе к проливу у островов Фирнлея к отряду присоединился ледокол «И. Сталин», на борту которого находились заместитель начальника Главного управления Северного морского пути М.И. Шевелев и начальник штаба ледовых операций западного сектора Арктики Н.А. Еремеев, взявшие на себя руководство проводкой ЭОН-10 на одном из самых сложных участков, а также ледорез «Ф. Литке» и несколько транспортных судов.

Условия обитаемости на лодке по сравнению с обычным плаванием значительно ухудшились. Это объяснялось и низкими температурами, и повышенной влажностью, и большой скученностью в отсеках: помимо команды здесь находилось еще более десятка человек, чтобы обогреть и осушить помещения, с ледореза подали закрепленный на тросе шланг и пустили по нему пар.

Миля за милей экспедиция пробивалась все дальше и дальше. Некоторые суда получили повреждения. Потеряв при ударе о лед в Карском море одну лопасть винта, пароход «А. Серов» в море Лаптевых лишился еще двух. С большим трудом удалось довести судно до Тикси. Водолазный осмотр вынес ему приговор: транспорт следовать дальше не может. Все грузы экспедиции перегрузили на транспорт «Волга».

31 августа экспедиция снова двинулась на восток. В море отряд встретился с караваном транспортных судов. Моряки-полярники с удивлением смотрели на подводную лодку, которую то и дело скрывали снежные заряды, в кают-компаниях и каютах долго еще обсуждалась необычная встреча. Сходились на одном: подвиг ее экипажа, пустившегося в столь опасное арктическое путешествие, достоин уважения.

За Новосибирскими островами в Восточносибирском море, особенно по мере приближения к островам Медвежьим, ледовая обстановка осложнялась с каждой милей. На помощь отряду пришли ледоколы: сначала «Красин», который провел лодку и транспорт через льды самого крупного в восточном секторе Айонского массива, а затем «Л. Каганович» (в дальнейшем «Адмирал Лазарев»). За последним экспедиция следовала на участке между мысами Шелагский и Биллингса в тяжелом многолетнем льду сплоченностью до 9—10 баллов. На некоторых участках ледокол буксировал лодку и транспорт поодиночке. Восточнее мыса Биллингса «Щ-423» и «Волга» вышли наконец на чистую воду.

Завершив переход Северным морским путем, подводная лодка 9 сентября 1940 г. прибыла в бухту Провидения на Чукотке. С момента выхода из Полярного прошло 37 суток. Здесь «Щ-423» прошла «проверочную вывеску», погрузилась «на перископную глубину и имела подводный ход на протяжении 1 мили в бухте Эмма». За 6 суток стоянки экипаж произвел необходимый осмотр и ремонт механизмов: кораблю предстояло плавание в бурном в это время года Тихом океане. Прогноз оправдался. Когда лодка вышла из бухты в сопровождении «Л-17», ее встретило штормовое Берингово море.

На 74 сутки после выхода из Полярного утром 17 октября подводная лодка «Щ-423» отдала якорь в бухте Золотой Рог. За кормой корабля осталось 7227 миль, из них свыше 680 — в арктических льдах.

Нарком ВМФ наградил весь личный состав экспедиции учрежденными в 1939 г. знаками «Отличник РКВМФ», а ее командира И.М. Сендика и инженера А.И. Дубравина ценными подарками — золотыми часами.

Судьба участников первой экспедиции по переводу подводной лодки Северным морским путем сложилась по-разному. Капитан 1 ранга Е.Е. Шведе, преподававший в Военно-морской академии, на основе собранного им в походе материала защитил докторскую диссертацию, стал заслуженным деятелем науки РСФСР и в звании контр-адмирала руководил многие годы одной из академических кафедр.

По окончании экспедиции И.М. Сендик возглавил Северный (Полярный) отдел, созданный при Главном морском штабе. В 1941 г. предполагалось поручить ему командование еще одной экспедицией особого назначения — ЭОН-11, в состав которой планировали включить несколько подводных лодок, но новая экспедиция не состоялась. В последующем он стал начальником Отдела внешних коммуникаций, созданного на базе Северного отдела.

А.И. Дубравин и в период войны, и в мирное время неоднократно участвовал в различных арктических экспедициях на судах и кораблях флота, плодотворно работал в области истории полярного мореплавания.

Капитан 3 ранга М.А. Бибеев, став командиром гвардейской Краснознаменной подводной лодки «Д-3» Северного флота, погиб вместе с ее экипажем в боевом походе.

Отдали жизнь за Родину в годы Великой Отечественной войны в декабре 1943 г. на Черном море капитан-лейтенант A.M. Быстрое и в августе 1944 г. на Балтике капитан 2 ранга И.М. Зайдулин.

Опыт перевода во льдах «Щ-423», снабженной специальной ледовой защитой, а еще раньше, в 1936 г., эсминцев «Сталин» и «Войков», также облаченных в «шубы», побудил А.И. Дубравина на постановку перед командованием Военно-морского флота вопроса о дальнейшей разработке специальных защитных конструкций, которые бы обеспечили возможность плавания кораблей во льдах без «значительного изменения тактических свойств».

На основании выдвинутых А.И. Дубравиным предложений нарком ВМФ издал директиву, предписывавшую Военным советам Краснознаменного Балтийского и Тихоокеанского флотов, а также Управлению кораблестроения и Техническому управлению ВМФ разработать и осуществить проекты ледовой защиты кораблей с проведением их испытания зимой 1940/1941 г.. А к осени 1941 г. на основе испытаний изготовить опытные конструкции. Война помешала претворить эти предложения в жизнь.

В 1941 г. на Дальний Восток предполагалось перевести Северным морским путем три подводные лодки типа «К» — «К-21», «К-22», «К-23» и несколько лодок типа «С» и «Щ». Коррективы в эти планы также внесла война. Часть кораблей, включенных ранее в состав экспедиции, перешла по Беломорско-Балтийскому каналу для пополнения Северного флота, другие передали Краснознаменному Балтийскому флоту, а штаб экспедиции расформировали.

В годы Великой Отечественной войны важное оборонное значение Северного морского пути получило новое подтверждение. В 1942 г. с Дальнего Востока в Баренцево море были переведены лидер «Баку», эскадренные миноносцы «Разумный» и «Разъяренный». Участники экспедиции (она называлась ЭОН-18) широко использовали опыт проводки «Щ-423».

В 1949 г. для пополнения Тихоокеанского флота была создана еще одна экспедиция особого назначения (ЭОН-49), которую возглавил контр-адмирал А.И. Родионов. В нее вошли три подводные лодки типа «С»: «С-21» (командир капитан 3 ранга В.Л. Ужаровский), «С-22» (командир капитан 2 ранга П.М. Иляшевский) и «С-24» (командир капитан 3 ранга И.И. Папылев).

В один из августовских дней корабли вышли из Кольского залива. На третьи сутки показались берега Новой Земли. Подводные лодки стали на якорь на рейде пролива Маточкин Шар. Однако данные ледовой разведки, переданные с Диксона, свидетельствовали, что наиболее безопасный путь в Карское море лежит через другой пролив — Югорский Шар, и отряду пришлось спуститься южнее. У входа в пролив лодки встретил ветеран арктического флота ледокол «Ленин».

Во время стоянки у Диксона штаб ледовых операций проинформировал командование отряда о прогнозе по маршруту перехода. Он оказался неутешительным: деловитость полярных морей оказалась значительно выше, чем в предшествующие годы. Но ждать улучшения обстановки не оставалось времени, и 21 августа корабли снялись с якорей. На пути к проливу Вилькицкого, и особенно в море Лаптевых, подводные лодки форсировали поля многолетнего льда. А у островов Фаддея и Андрея (море Лаптевых) пришлось задержаться: началась подвижка ледяных полей. Лишь 1 сентября отряд двинулся дальше. Много суток ушло, чтобы добраться до устья Лены. После стоянки в Тикси, где личный состав проверил состояние корпусов и материальной части, 21 сентября отправились под проводкой ледокола к Новосибирским островам, а затем в Восточно-Cибирское море.

Путь к порту Амбарчик преградили тяжелые льды. Особую опасность плавание в таких льдах представляло для «С-24». В отличие от «С-21» и «С-22» эта лодка не имела защитной ледовой «шубы» и шла со штатными бронзовыми винтами. С трудом удалось преодолеть расстояние до Амбарчика. Но и в этом порту передохнуть не пришлось: под влиянием неблагоприятных ветров началась подвижка льда. Попытка спрятаться за мыс Баранов не помогла. Лед сдавливал корпуса.

Пять дней корабли экспедиции простояли на якоре, рассчитывая, что все же удастся пройти на восток. Однако даже два ледокола, специально сюда направленные, вначале не смогли пробиться к ним: путь прочно преградил Айонский ледовый массив. Другого выхода не оставалось, как вернуться в Тикси, где лодки и зазимовали.

Чтобы лодки не раздавило при сжатии льдов, вначале их вручную окапывали. Потом от этого изнурительного и, как оказалось, бесполезного занятия отказались. Лед давно сковало, и подвижка его не наблюдалась. По шлангам, проложенным с транспорта «Вишера», на лодки подавался пар. Это позволило поддерживать плюсовую температуру, нормально нести вахты, производить проворачивание многих механизмов.

С началом арктической навигации 1950 г. лодки с заходом в порт Певек (ныне город на берегу Чаунской губы Восточно-Сибирского моря) завершили переход Северным морским путем. А затем направились к новому месту базирования. По окончании экспедиции оказалось, что за кормой кораблей осталось свыше 9,2 тыс. пройденных миль, из них почти 2,5 тыс. миль во льдах. В дальнейшем по трассе Северного морского пути еще не раз проводились для пополнения Тихоокеанского флота боевые корабли и вспомогательные суда.

На одном из таких переходов следует остановиться. Во Владивостоке, на Корабельной набережной, неподалеку от ошвартованного у стенки бывшего посыльного судна «Красный вымпел», первого боевого корабля Тихоокеанского флота, который часто называют младшим братом «Авроры», стоит на пьедестале почета гвардейская Краснознаменная подводная лодка «С-56». В грозные годы войны ею командовал Герой Советского Союза капитан 2 ранга Г.И. Щедрин (впоследствии вице-адмирал). На долю этой лодки выпала честь первой в советском флоте совершить кругосветное плавание, правда, с разрывом более чем в десять лет.

...Осенью 1942 г. шесть подводных лодок (в том числе и «С- 56») Тихоокеанского флота под общим командованием Героя Советского Союза капитана 1 ранга А.В. Трипольского получили приказ совершить переход на Северный флот, который вел ожесточенную борьбу с врагом на правом крыле советско-германского фронта.

Весной следующего года пять из них, достойно пронеся советский Военно-морской флаг через три океана и девять морей, полярные и тропические широты и, таким образом, совершив полукругосветное плавание, прибыли в Полярное, пополнив подводные силы Северного флота. («Л-16» трагически погибла в Тихом океане, не доходя до Сан-Франциско, будучи торпедирована, как тогда считалось, неизвестной подводной лодкой, по одной из версий — японской.)

На Тихоокеанском флоте «С-56» занимала среди подводных лодок одно из первых мест по боевой и политической подготовке. «Весь экипаж «С-56» пришел к нам с хорошей выучкой, в, чем мы с Виноградовым (командир бригады подводных лодок. — В.Р.) убедились в первые же дни знакомства со Щедриным и его людьми. Дальнейшее показывает, что мы не ошиблись в оценке командира и экипажа новой на флоте лодки: почти из каждого похода, вот уже шестой месяц, «С-56» возвращается с победой», — записал в своем дневнике в 1943 г. командующий Северным флотом168. После окончания войны «С-56» не уронила славы одного из лучших кораблей Северного флота.

Но вот весной 1954 г. на флот поступил приказ: подготовить к переходу Северным морским путем на Дальний Восток подводные лодки «С-56» (командир гвардии капитан-лейтенант В.И. Харченко), «С-102» (командир капитан 3 ранга А.С. Хлонин), «С-104» (командир капитан 3 ранга Д.А. Фиронов) и другие корабли. (В переходе участвовали также четыре подводные лодки послевоенной постройки.) Возглавлял отряд капитан 1 ранга Н.П. Нечаев. Корпус «С-56» не заключали на этот раз, как сделали ранее на «Щ-423», в двойную «шубу». На ней установили облегченную ледовую защиту, и только, как и прежде, бронзовые винты были заменены на временные стальные, а также сняты носовые горизонтальные рули.

Наступило 10 июля 1954 г. День уже клонился к вечеру. Несмотря на дождь, не перестававший идти с самого утра, проститься с боевыми друзьями, проводить будущих тихоокеанцев в трудное арктическое плавание пришло множество людей. На кораблях и постах СНиС (Служба наблюдения и связи) подняли сигнал «Счастливого плавания».

Проливом Югорский Шар отряд, в составе которого шла «С- 56», вошел в Карское море. Здесь стали попадаться отдельно плавающие льдины. За 14 июля пересекли сразу три северные параллели — 72, 73 и 74-ю.

На следующий день к обеду открылся один из Медвежьих островов, а через некоторое время показались мачты полярной радиостанции острова Диксон. Пройдя пролив Превен, корабли отдали якоря на Диксонском рейде. Стоянка в арктической бухте затянулась: сведения о ледовой обстановке по маршруту дальнейшего следования изо дня в день поступали неутешительные.

И лишь 8 августа подводные лодки снялись с якоря и взяли курс на северо-восток. К вечеру следующего дня за 76-й параллелью вошли в шхеры архипелага Норденшельда, а 10 августа, идя за ледоколом «Ермак», встретившим караван у входа в пролив Вилькицкого, миновали мыс Челюскин и вышли в море Лаптевых.

Ледокол ушел за следующим караваном. Попытка подводников форсировать льды самостоятельно успехом не увенчалась. Пришлось лечь в дрейф и ожидать возвращения ледоколов. И только когда «Ермак» и «А. Сибиряков» стали в голове каравана, снова тронулись в путь. Навстречу не раз попадались небольшие айсберги и стамухи — осколки айсбергов, сидящие на грунте, столкновение с которыми могло закончиться печально.

Поздно вечером 16 августа уже по чистой воде достигли порта Тикси. В порту североморцы проводили полярный день. В отличие от Диксона здесь не пришлось долго ожидать. Однако за короткий срок успели осмотреть механизмы и произвести необходимый ремонт. 19 августа отряд, в состав которого входила «С-56», снова двинулся на восток. На следующие сутки проливом Дмитрия Лаптева, отделяющим Новосибирские острова от материка, вошли в Восточно-Сибирское море. Плавание проходило без ледоколов, но «С-56» и другие корабли все время вынуждены были форсировать ледовые перемычки, плавучие ледяные поля. 22 августа опять встретились со сплошным льдом, правда не таким сплоченным, как у выхода из пролива Вилькицкого. Более десяти часов форсировали его то в наплывающем тумане, то в налетающих снежных зарядах. К вечеру пришлось стать среди льдов на якорь, пока не подошел ледокол «Ленин» и не взял «С-56» под проводку. Тяжело пришлось всему экипажу, но особенно личному составу БЧ-5 (электромеханическая боевая часть). Дизеля испытывали непомерную нагрузку. То и дело приходилось производить реверсы, менять ход. Доставалось и верхней вахте. Ветер, мороз пронизывали до костей. Командир «С-56» и его старший помощник гвардии старший лейтенант В.Д. Шакуло, попеременно несущие командирскую вахту, не сходили с мостика.

Крепким орешком, как и ожидалось, оказался пролив Лонга. У мыса Биллингса караван встретили ледоколы «Л. Каганович», «Молотов», «А. Микоян».

«С-56» пришлось идти вплотную за ледоколом «Л. Каганович». Дело это оказалось непростым и даже опасным. Вылетающие из-под его корпуса и винтов льдины повредили носовые балластные цистерны. Однако другого выхода не было. Стоило ненамного отстать, как лодка оказывалась зажатой льдом. А ледоколу к тому же приходилось «отлучаться» для околки других судов. Личный состав испытывал колоссальное напряжение. В критические моменты людям приходилось находиться в готовности номер один, т.е. по боевой тревоге, непрерывно по 26—28 ч. В Чукотском море экипаж пытался пустить в ход пешни и подрывные патроны. Но помогло это мало: на некоторое время сжатие ослабевало, но затем лед снова заключал корпус лодки в свои могучие клещи.

Шквальный западный ветер вызвал такую подвижку льда. что вскоре вся кормовая часть надстройки до рубки оказалась под ним. Здесь срезало леерные стойки, сорвало несколько листов обшивки легкого корпуса. Своей тяжестью лед притопил лодку. Образовался дифферент на корму в 9°. Попытка личного состава сбросить многотонные глыбы ни к чему не привела. Пришлось, нарушив инструкцию, продуть в воду кормовые топливные цистерны, чтобы поставить корабль на ровный киль и получить возможность снова запустить дизеля. В наше время, когда вопрос об экологической угрозе арктическому региону встал особенно остро, никто бы, конечно, подобную вольность даже в создавшейся аварийной обстановке себе не позволил.

Продвижение на восток за ледоколом «Л. Каганович», а затем ледоколом «Ленин» шло настолько медленно, что штурману гвардии лейтенанту А.А. Фролову за четырехчасовые промежутки вахты почти не приходилось менять на карте место корабля. На форсирование одной из мощных ледовых перемычек протяженностью в 10 миль даже под проводкой ледокола ушло более суток. На последнем этапе кораблям помогали ледоколы «А. Микоян» и «Молотов» (в последующем «Адмирал Макаров»).

Наконец все преграды остались позади, и подводная лодка вошла в Берингов пролив. Миновав мысы Дежнева и Чукотский, встретившие сплошным туманом, она направилась в бухту Провидения, где стала на якорь в ее западной части — бухте Комсомольской. На календаре значилось 1 сентября. Таким образом, на переход Северным морским путем «С-56» затратила более полутора месяцев. Она прошла в полярных морях 3991 милю, около 400 миль из них во льдах. Вместе с «С-56» успешно закончили переход и другие корабли.

Плавание до Владивостока проходило обычным маршрутом: Берингово море — Тихий океан — Петропавловск-Камчатский, 4-й Курильский пролив — Охотское море — пролив Лаперуза — Японское море. Снова началась служба «С-56» на Тихоокеанском флоте. Вскоре после возвращения на Тихоокеанский флот заслуженный боевой корабль переоборудовали в плавучую зарядовую станцию. В этом новом качестве «С-56» просуществовала еще много лет, пока не было принято решение превратить подводную лодку в мемориальный корабль-музей.

В дальнейшем экспедиции особого назначения по переводу боевых кораблей и вспомогательных судов ВМФ приобрели регулярный характер. После 1949 г. они организовывались также в 1950, 1952, 1954 гг., а затем ежегодно в течение еще двух десятков лет.

Только за 1949—1960 гг. по трансполярной магистрали с запада на восток было перебазировано более 550 боевых кораблей и вспомогательных судов ВМФ различных классов и типов. Заметим при этом, что за это время и последующие годы ни один корабль, ни одно судно не были затерты льдами и потеряны. Автор, участвовавший в ряде экспедиций, с полным основанием может утверждать, что это является следствием тщательной подготовки кораблей к труднейшему переходу через арктические льды и высокой ответственности всего командного и рядового состава экспедиций. Надо ли говорить, какое внушительное пополнение получил тогда Тихоокеанский флот и насколько правы были Д.И. Менделеев, С.О. Макаров и другие ученые, ратовавшие за освоение нашей национальной магистрали — Северного морского пути. Сбылась мечта многих поколений русских и советских моряков об использовании Северного морского пути в оборонном отношении, для маневра военно-морскими силами.

 

Пионеры тихоокеанских глубин

Важные страницы в летопись ледовых и подледных плаваний советских подводников еще до Великой Отечественной войны, как это ни странно на первый взгляд, вписали не североморцы, а тихоокеанцы.

Полярное (в предвоенные годы и в период Великой Отечественной войны место базирования бригады подводных лодок Северного флота) расположено на берегу Екатерининской гавани Кольского залива, а районы боевой подготовки подводных лодок даже зимой не покрываются льдом.

Впервые отечественные подводные лодки появились на Тихом океане, как уже говорилось ранее, в сентябре 1904 г. Во время Первой мировой войны русские подводные силы прекратили здесь свое существование — лодки отправили тогда на Балтику, Север и Черное море. Возрождение подводных сил началось здесь с воссозданием в 1932 г. Тихоокеанского флота (первоначально назывался Морские силы Дальнего Востока).

Своей судостроительной базы на Дальнем Востоке для строительства подводных лодок тогда еще не было. И корпуса, механизмы, все оснащение для лодок доставлялись из западных районов страны. В разобранном виде первые восемь лодок типа «Щ» поступили осенью 1932 г. Одновременно Балтийский и Черноморский флоты направили сюда группу опытных командиров — А.Т. Заостровцева, К.О. Осипова, Г.Н. Холостякова, М.П. Скриганова, А.М. Стеценко и молодых, способных подводников — И.И. Байкова, М.И. Гаджиева, Н.П. Египко, В.А. Касатонова, М.С. Клевенского, А.И. Матвеева, А.И. Родионова, A.T. Чабаненко, С.Е. Чурсина и других. Вслед за ними прибыли для комплектования команд другие специалисты, а также младшие командиры и краснофлотцы.

Спустя немногим более года после сформирования Морских сил Дальнего Востока, 29 июня 1933 г. вышла на ходовые испытания первая в Приморье подводная ложа типа «Щ». Командовал ею в то время Г.Н. Холостяков, одновременно возглавлявший первый здесь дивизион подводных лодок. Дублером командира этой лодки, имевшей первоначально литерно-цифровое наименование «Щ-11», являлся Д.Г. Чернов. По окончании испытаний он вступил в командование кораблем.

В ходовых испытаниях первых двух «щук» непосредственно участвовал Р.А. Муклевич, старый большевик, в прошлом балтийский моряк, участник штурма Зимнего, с 1926 г. начальник Морских сил РККА, с 1931 г. инспектор ВМС РККА, с 1934 г. начальник Главного управления судостроительной промышленности. Р.А. Муклевича не миновала горькая участь многих военачальников 1930-х гг. Он был репрессирован и только после XX съезда КПСС посмертно реабилитирован.

23 сентября 1933 г. в торжественной обстановке на первых подводных кораблях «Щ-11» и «Щ-12» (в дальнейшем «Щ-101» и «Щ-102») подняли Военно-морской флаг. Эта дата с тех пор считается днем рождения подводных сил Тихоокеанского флота. Подводные лодки вошли в состав 2-й морской бригады, возглавил которую К.О. Осипов, старейший ветеран подплава, участник Гражданской войны. На Балтике головная подводная лодка типа «Щ» III серии вступила в строй почти одновременно с тихоокеанскими — 14 октября 1933 г. Подводные же лодки V серии специально проектировались для Дальнего Востока, с учетом разборки их для перевозки по железной дороге. В октябреноябре подняли Военно-морской флаг еще пять подводных лодок, а в декабре последняя, восьмая «щука».

В декабре 1933 г. во Владивосток прибыл первый эшелон со специально построенными для Дальнего Востока подводными лодками типа «М» («малютками») VI серии. Сразу спустить их на воду не удалось, так как бухта к тому времени уже покрылась льдом. И только в конце апреля 1934 г. первые лодки «М-1», «М-2» и «М-3» (командиры Н.И. Виноградов, Е.Е. Полтавский и А.В. Бук) ввели в строй.

Зима 1933/1934 г., как мы уже заметили, поставила перед подводниками, казалось, неразрешимую задачу. Чтобы лодки стали боеспособными, требовалось отработать задачи боевой подготовки. Но для этого предстояло ответить на вопрос: могут ли «щуки» успешно плавать в условиях низких температур, когда заливы и бухты, прибрежная полоса моря покрываются льдом? Трудности усугублялись тем, что молодые тихоокеанцы не были знакомы с новым для них морским театром.

Первый выход лодок состоялся 17 декабря 1933 г. Бухту, в которой предстояло совершить плавание всем дивизионом, сковывал сплошной лед. И все же без помощи ледоколов в позиционном положении, попеременно меняя ход с переднего на задний и обратно, подводные лодки вышли на чистую воду.

Через пять дней для разведки ледового покрова, отработки дифферентовки и срочных погружений в отведенный для этого район направились подводные лодки «Щ-12» (командир А.Т. Заостровцев), «Щ-13» (командир С.С. Кудряшов) и «Щ-14» (командир Н.С. Ивановский). Температура воздуха доходила в тот день до —27°, воды на поверхности до —4°, ветер достигал 21 м/с (8 баллов). Весь Уссурийский залив был затянут льдом.

С первых минут плавания попали в шугу (рыхлый лед и комья снега на воде перед ледоставом). Корпуса лодок быстро обмерзли. В результате вся надстройка превратилась в своеобразную ледяную «цистерну», только без шпигатов (отверстие в корпусе для удаления воды) и вентиляции. Толщина льда на палубе увеличилась до 15 см. Лодки стали «тяжелыми», появились нежелательные крены и дифференты.

Дифферентовка лодок в таких условиях требовала особого искусства: корабли приобретали положительную плавучесть, которая по мере погружения и оттаивания льда быстро уменьшалась, и они буквально проваливались.

При движении в надводном положении даже в 12-сантиметровом льду мощности энергетических установок лодкам не хватало. То и дело приходилось останавливаться, ложиться в дрейф. При сильном ветре, когда начиналось сжатие, мощные ледяные плиты словно живые взбирались по булям на палубу. Возвращались корабли, маневрируя от одной полыньи к другой. «...Не лодки, а какие-то айсберги! — так описывал впоследствии их внешний вид после возвращения из зимнего плавания вице-адмирал Г.Н. Холостяков. — Привычные очертания рубок исчезли вместе с палубными пушками в бесформенных ледяных глыбах. Только над люком нечто вроде проруби, откуда выглядывают командир и вахтенный сигнальщик». Закралось сомнение: может быть, боевую подготовку подводных лодок зимой следует прекращать?

24 января в пятисуточное плавание с командиром дивизиона на борту отправилась подводная лодка «Щ-11» (командир Д.Г. Чернов). Вначале оно проходило без особых осложнений. Лед толщиной 12—15 см лодка форсировала легко, особенно если в ледяных полях имелись полыньи и разводья. Но порой работа двигателей даже полным ходом не приводила к успеху, и приходилось ложиться в дрейф. В ночь на 26 января ветер резко усилился и достиг 9 баллов. Началось сжатие. Лед пополз по булям, покрыв, наконец, всю верхнюю палубу. Над ним возвышалась только рубка, окруженная торосами. Но затем ветер вынес «Щ-11» вместе со льдом в открытое море. Сжатие стало ослабевать, между ледяными полями появились большие расщелины. Во время похода подводная лодка неоднократно производила в учебных целях дифферентовку, срочное погружение в разводьях, а потом под проводкой ледокола без каких- либо повреждений вернулась в базу. «Мороз, ветер, обмерзание, — указывалось в отчете о походе, — были побеждены».

Выяснилась и причина, препятствовавшая погружению. Ларчик открывался просто: вода, заливая надстройку, застывала и ледяная корка наглухо закрывала коробку клапанов вентиляции. Клапаны не выпускали из балластных цистерн воздух и, таким образом, не давали им возможность заполниться водой. По возвращении «Щ-11» всем командирам лодок на основе приобретенного опыта рекомендовали: тщательно следить за состоянием клапанов вентиляции, регулярно скалывать лед. При необходимости держать лодку в позиционном, а не в крейсерском положении, чтобы часть балластных цистерн уже была заполнена. Это, конечно, ограничивало надводную скорость, да и годилось не для всякой погоды, но зато значительно облегчало погружение.

При изучении документов привлекло внимание одно странное обстоятельство: в них нет даже намека на пусть хоть самое небольшое, но подледное плавание. С трудом верилось, чтобы в подобных условиях ни одна из лодок не оказалась подо льдом.

В воспоминаниях Г.Н. Холостякова о тех далеких временах содержится ответ на возникшее сомнение:

«Плавания зимы 1933/1934 г. обогатили нас знанием многих особенностей нового морского театра. Командиры обменивались приобретаемым опытом и плавали все увереннее. А практика походов продолжала подсказывать то одному, то другому что-нибудь новое.

Ни перед кем из нас не вставала прежде такая, например, задача, как плавание подо льдом. Здесь же в условиях, когда лед местами очень крепок, но занимает не слишком большие пространства, сам собою возникал вопрос: а не выгоднее ли «поднырнуть»?

Одним из первых попробовал это сделать в феврале 1934 г. опять-таки Заостровцев. <...> Успешно проводили свои «щуки» под ледовыми полями также Чернов, Ивановский».

Много лет спустя контр-адмирал в отставке А.Т. Заостровцев подтвердил в письме к автору, что ему действительно приходилось не раз совершать тогда небольшие подледные плавания.

В начале 1934 г. «Щ-102», которой он командовал, вышла под проводкой ледокола для обеспечения дальнего перелета советских самолетов, мороз достигал — 20°. «В северном углу Уссурийского залива, — писал Алексей Тимофеевич, — действовал огромный своеобразный «холодильник», непрерывно «выбрасывающий» ледяные поля. Иногда береговой припай замедлял подвижку льдов, образуя разводья». В одном из таких разводий «Щ-102» произвела дифферентовку, и командир принял смелое для того времени решение идти на глубине 30 м подо льдом к югу от острова Аскольд, чтобы всплыть там на чистой воде.

«Оба электромотора работали «малый вперед». В полуопущенный зенитный перископ был отчетливо виден над нами светло-зеленый лед с сероватыми зазубринами, — продолжил рассказ А.Т. Заостровцева Г.Н. Холостяков. — В отражаемом льдом свете хорошо просматривались носовая и кормовая надстройки. Потом появились блики солнечных лучей — лед над лодкой был уже не сплошной. И, наконец, я различил движение волн.

Всплыли на чистой воде. Позади ослепительно блестело ледяное поле».

«Щ-102» («Лещ») прошла подо льдом около 5 миль. Подобного рода «нырки» под ледяные поля в ходе боевой подготовки, отработки различных учебных боевых задач совершали, как уже отмечалось, и другие подводники: командиры «Щ-101» — Д.Г. Чернов, «Щ-104» — Н.С. Ивановский, а также командиры «Щ-106» — Ф.С. Маглич, «Щ-108» — А.Ф. Кулагин.

В июле начали боевую подготовку и подводные лодки типа «малютка». Она проходила в заливе Петра Великого и на подходах к нему.

С наступлением зимы «щуки» обоих дивизионов перебазировались вместе с плавбазой «Саратов» в бухту, из которой легче было выходить для боевой подготовки в зимнее время. По правилу, установленному Г.Н. Холостяковым, подводники должны с наступлением холодов, когда в гаванях появлялся лед, держать «винты подводных лодок на чистой воде». Появились и другие тихоокеанские традиции, повышавшие боеготовность кораблей. Девизом подводников стало: «Пришел с моря, будь готов к немедленному выходу в море!»

Следующая зима также не прервала боевую подготовку тихоокеанцев. К этому времени корабельный состав флота пополнился новыми «щуками» и «малютками».

О напряженности в боевой учебе подводников можно судить по следующим данным: за зимнюю кампанию 1934/1935 г. подводная лодка «Щ-101» оставила за кормой свыше 1700 миль, «Щ-103» — 575 миль, «Щ-104» — около 1150 миль «Щ-111» — свыше 1100 миль. Под водой наибольшее расстояние — 90 миль прошла «Щ-104». Она находилась в подводном положении непрерывно около 40 ч.

Уверенно осваивали в суровое время года плавание и экипажи «малюток». Так, И.И. Байков, командир подводной лодки «М-16» (впоследствии адмирал), находившейся в течение трех суток, с 14 по 16 февраля 1935 г., на позиции, докладывал после возвращения командованию, что «район был покрыт плавающим льдом в большом количестве... держаться на перископной глубине было нельзя... Держался на глубине 20м. И все же, несмотря на все трудности и немалый риск, «М-16» погружалась пять раз, успешно выполнив учебные боевые задачи.

Вслед за одиночным плаванием состоялся групповой зимний поход подводных лодок «М-16» и «М-17» (командир М.И. Куприянов) и «М-18» (командир Г. И. Гаврилин). Руководил им И.И. Байков. Тогда же зимой 1934/1935 г. подводные лодки, «М-4» (командир З.А. Долгов) и «М-6» (командир В.А. Мазин), совершали учебные выходы из базы подо льдом.

Особое внимание уделялось в те года в советском флоте повышению автономности подводных кораблей. И впереди моряков других флотов шли здесь тихоокеанцы, первыми опрокинувшие привычные представления о тактических возможностях подводных лодок.

В один из сентябрьских дней 1935 г. вышла в море подводная лодка «Щ-102» (ею командовал уже С.Е. Чурсин). Перед экипажем была поставлена задача достижения полного срока автономности. В море выполнялись учебные торпедные стрельбы, производились срочные погружения. В дневное время лодка находилась на глубине, ночью всплывала для зарядки аккумуляторов. По возвращении в базу ее встретил в торжественном строю весь личный состав бригады. И лишь тогда экипаж узнал, что поход осуществлялся по непосредственному указанию наркома обороны СССР К.Е. Ворошилова. Задание было выполнено: подводная лодка типа «Щ» пробыла на позиции 20 суток, из них 143 ч 21 мин под водой.

Страна тогда переживала время рекордов. В 1935 г. началось стахановское движение — могучий патриотический почин, всколыхнувший массы советских людей и, конечно, бойцов Красной Армии и моряков Красного Флота, начало которому положил трудовой подвиг А.Г. Стаханова.

Вскоре на Тихоокеанском флоте стали известны и другие достижения подводников. Экипаж подводной лодки «Щ-115» доказал, что возможно непрерывно пробыть под водой более трех суток. «М-25» находилась в подводном положении с применением приборов регенерации свыше 50 ч.

Выступая на I Всесоюзном совещании стахановцев 17 ноября 1935 г., народный комиссар обороны СССР К.Е. Ворошилов подчеркнул: «Наши моряки, в первую голову наши доблестные подводники, на своих новых лодках также перекрывают теоретические расчеты и нормы, установленные для их судов».

Спустя короткое время все установленные ранее рекорды автономности побил экипаж «Щ-117» (командир Н.П. Египко).

 

Им сам лед не страшен...

11 января 1936 г. «Щ-117» по пробитому ледоколом фарватеру вышла из базы и до 20 февраля — 40 суток — находилась в море. Стояли трескучие морозы, достигавшие —23°. Перед тем как лодке выйти на позицию, командир бригады Г.Н. Холостяков вызвал для проверки лодку в бухту, где стояла плавбаза «Саратов», на которой размещался штаб. Подходы к бухте покрывал лед толщиной 10—15 см.

Перед Н.П. Египко встала дилемма: ломать подводной лодке лед форштевнем или перехитрить природу и достичь бухты под водой. Выбрали второй способ, так как первый грозил повреждением корпуса и возможным срывом предстоящей задачи.

Штурман М.П. Котухов был самым молодым среди командного состава лодки, но показал себя в этом походе прекрасным специалистом. Он сделал предварительную прокладку, и расчеты оказались предельно точными. «Щ-117», пробив лед, всплыла неподалеку от плавбазы. Все обошлось благополучно. Лишь стойки антенн оказались поломанными, но радисты их быстро отремонтировали.

На следующий день проверка закончилась, и лодку допустили к выполнению задания. Она снова погрузилась под лед и шла под ним до чистой воды. По свидетельству Н.П. Египко, расстояние, пройденное 11 и 12 февраля, в общей сложности составило около 10 миль.

До конца похода, который, хотя «Щ-117» несла обычную позиционную службу, все же носил экспериментальный характер, лодке не пришлось больше плавать подо льдом. Но трудностей на долю ее экипажа выпало немало. В надводном положении она постоянно подвергалась могучим ударам штормовых волн.

Однако главными врагами подводников были в том походе, конечно», мороз до —23° и лед. Под влиянием низких температур толщина льда на палубе и надстройках доходила до 70 см, а на орудиях до 40 см.

Изменившаяся из-за намерзшего льда плавучесть намного усложняла погружение. Приходилось принимать несколько тонн воды в уравнительную цистерну и с ходу, как указывалось в отчете командира, «загонять лодку под воду». Оттаивание льда занимало порой не менее часа.

Спустя месяц после начала похода командир лодки получил радиограмму от командующего флотом флагмана 1 ранга М.В. Викторова: «Отважным подводникам-стахановцам «Ура!»

За 40 суток пребывания в походе «Щ-117» прошла 3022,3 мили, из них 315,6 мили под водой. В подводном положении она находилась в общей сложности 340 ч 35 мин — свыше 14 суток, для того времени цифра весьма внушительная. Во всяком случае, такого результата не имела ни одна из советских лодок.

Вскоре на флот пришла радостная весть: ЦИК СССР 3 апреля постановил наградить за отличную работу и выдающиеся достижения в боевой подготовке целый ряд командиров, политработников и краснофлотцев-подводников Тихоокеанского флота. Все члены экипажа подводной лодки «Щ-117» удостоились ордена «Знак почета», а командир И.П. Египко, ранее награжденный орденом Ленина, и комиссар С.И. Пастухов — ордена Красной Звезды.

Подводная лодка «Щ-117» стала первым в нашем Военноморском флоте кораблем с полностью орденоносным экипажем.

Вспоминая о том времени, Н.П. Египко говорил автору: «Никто из нас не думал, что поход станет, как теперь его именуют, историческим. Каждый из нас считал, что делает обычное, рядовое дело, которого требует воинский долг. И уж, конечно, мы не мечтали попасть в число «пионеров подледных глубин», тем более старались тогда не афишировать такие «нырки» под ледяные поля — они ни одной инструкцией, ни одним наставлением не предписывались. К тому же кое-кто из старших командиров не только не поощрял подобную «инициативу», но И даже предупреждал, что подобный риск ничем якобы не оправдан. Мы знали, что в бригаде имели место неудачные подледные «эксперименты». Николай Павлович имел в виду случай с подводной лодкой «Щ-121».

В конце февраля — начале марта 1936 г. «Щ-121» (командир Н.И. Виноградов), находясь в районе, заполненном плавающим льдом, несла дозорную службу. 25 февраля, идя под перископом со скоростью 2 узла, командир начал маневрировать, чтобы избежать столкновения со льдинами. Маневрирование закончилось плачевно: зенитный перископ оказался погнутым- К сожалению, печальный опыт не послужил уроком. 2 марта при тех же обстоятельствах на «Щ-121» был поврежден и командирский перископ. Подводная лодка была отозвана с позиций в базу.

Достижение «Щ-117» в том же году значительно перекрыла подводная лодка «Щ-122» (командир А.В. Бук). Вслед за ней еще более высоких результатов добился экипаж «Щ-123» (командир И.М. Зайдулин), превысивший проектную автономность в три раза. 75 суток И.М. Зайдулин и его боевые друзья находились в отрыве от базы.

Читатель успел, наверное, заметить, что многие приведенные выше примеры нелегких походов подводников-тихоокеанцев связаны с зимними условиями. Добиваясь всемерного расширения сроков боевой подготовки, они сделали ее, по существу, круглогодичной.

«Слов нет, зимние плавания давались нелегко, — писал в своих воспоминаниях Г.Н. Холостяков, — начиная с того, что при выходе из базы лодки преодолевали от одной до двух «ледовых» миль. Приходилось строго следить за соблюдением специальных мер по защите ото льда корпуса и цистерн. Но зато обеспечивались и непрерывность учебы в море, и несение дозорной службы. Всю бригаду можно было в любое время года развернуть на тех позициях, где потребуется».

Необходимость обеспечения безопасности советских морских рубежей на Дальнем Востоке выдвинула задачу и дальнейшего освоения новых, удаленных районов плавания.

В августе 1936 г. на выполнение этой задачи вышли пять подводных лодок под общим командованием капитана 2 ранга Г.Н. Холостякова, который держал свой флаг в этом походе на плавбазе «Саратов». Они дошли до бухты Нагаево в Охотском море, посетили Охотск, Магадан, Оху и благополучно возвратились в базу.

Участвовавшие в том походе подводные лодки «Щ-119» (командир В.В. Киселев) и «Щ-121» (командир Н.И. Виноградов) имели задачу достичь предельной дальности плавания без дозаправки топливом. Они не вернулись, как остальные корабли, в базу, а направились нести позиционную службу.

По инициативе подводников дополнительный запас топлива был принят в булевые балластные цистерны. Подводные лодки прошли свыше 5000 миль каждая, а радиус их удаления от базы достиг почти 1500 миль. Норму дальности плавания без пополнения запасов экипажи лодок перекрыли в 2 раза.

Вслед за этими лодками выдающиеся по своим результатам походы совершили и другие «щуки».

«Щ-113» (командир М.С. Клевенский), например, пробыла в море 102 суток (с 14 сентября по 25 декабря 1936 г.), возвратившись в базу, когда побережье уже было сковано льдом. Отличился и личный состав «Щ-114» (командир А.И. Матвеев), значительно превысивший установленные сроки непрерывного пребывания под водой для лодок этого типа.

Читатель вправе спросить: а имеют ли эти продолжительные походы прямое отношение к вопросу о подледных плаваниях? Ответ может быть только однозначным: «Безусловно!» Оказавшись под обширными сплоченными ледяными полями, подводная лодка может быть длительное время лишена возможности всплыть на поверхность, тем более что и толщина даже обычного — не пакового — морского льда бывает такой, что пробить его силой плавучести без опасения получить серьезные повреждения трудно.

Именно потому в одном из документов, относящихся к плаванию подводной лодки «Щ-113» в 1936 г., указывалось: «Необходимость повышения автономности подводных лодок для активного действия против флота противника диктуется рядом обстоятельств, в том числе проблемой плавания подводных лодок подо льдом (выделено мной. — В.Р.), особенно на театре Балтийского моря, минского залива, плавания подводных лодок Северным морским путем и т.д.».

Подписан этот документ — отчет об автономном плавании «Щ-113» командиром 14-го дивизиона капитаном 3 ранга А.Т. Заостровцевым — одним из пионеров подледных плаваний подводных лодок на Дальнем Востоке.

В ходе зимних плаваний, во время которых то одной, то другой лодке приходилось форсировать ледовые преграды в подводном положении, подводники отрабатывали приемы наблюдения за нижней поверхностью ледовых полей, обнаружения разводий для всплытия во льду.

Командовавший подводными лодками «М-6» и «Щ-107» Василий Александрович Мазин вспоминал: «Находясь на зимовке (речь идет о стоянке у кромки льда. — В.Р.), мы вынуждены были выходить на чистую воду на боевую подготовку. Подледные плавания были очень короткими как по расстоянию, так и по времени (от 10 до 50 мин). Глубина погружения составляла 15—20 м. Скорость 3—6 узл., маневр осуществлялся следующим образом: буксир разбивал в ледяном поле большую площадь, чтобы подводная лодка могла погрузиться. Лодка погружалась на 45—20 м, т.е. производила «нырок», и на глубине шла к чистой воде по расчету. Всплытие осуществлялось без хода с опущенным перископом при соблюдении мер предосторожности.

Наблюдение велось в иллюминатор боевой рубки. Если была чистая вода, лодка всплывала в крейсерское положение и следовала в назначенный район».

Такие же заходы под лед, как свидетельствовал вице-адмирал в отставке Г.И. Щедрин, приходилось совершать и подводным лодкам «М-5» и «Щ-110», которыми он командовал на Тихоокеанском флоте.

О некоторых деталях подледных плаваний рассказывал автору бывший командир подводной лодки «Щ-114» капитан 1 ранга в отставке А.И. Матвеев:

«Во время походов нам периодически встречались гонимые ветром ледовые перемычки, которые мы форсировали в подводном положении. Для этой цели мы уходили на глубину до 30 м. Конструкции мостика и перископы не были приспособлены для плавания во льдах. Особенно опасались погнуть перископ. Во избежание этого применяли такой прием: на малом ходу всплывали на глубину 10—15 м и осторожно поднимали зенитный перископ. Вода на этой глубине днем прозрачная, а через перископ было хорошо видно, есть ли лед на поверхности. Если вода была чистой ото льда, всплытие под перископ (перископная глубина лодки по глубиномеру составляла 6 м) производилось на самом малом ходу с опущенным перископом».

Не только ледовые, но и эпизодические подледные плавания, таким образом, стали на Дальнем Востоке обычным делом. Сообщения о зимних плаваниях подводных лодок в ледовой обстановке периодически стали появляться в печати, хотя, конечно, цензура того времени старательно оберегала и эту «военную тайну».

11 февраля 1937 г. флотская газета «На боевой вахте» (ныне «Боевая вахта» — газета Краснознаменного Тихоокеанского флота) опубликовала очерк «Будем плавать, товарищи!» своего корреспондента М.И. Куртынина, ходившего в зимний учебно-боевой поход на подводной лодке «М-18» (командир Г.И. Гаврилин). Вот выдержки из этого очерка, дающие некоторое, конечно, далеко неполное представление о том, как проходили такого рода плавания:

«Командиру части принесли ледовую карту. Радостного в ней мало. Сплошной ледяной покров тянулся из бухты далеко в залив. Но и там, за кромкой, нанесенной на карту тонким пунктиром, выход к чистой воде таил много неприятностей. Там плавают, гонимые ветром и течениями, острые и крепкие ледяные глыбы...

В проливе разводья стали шире, да и лед слабее... Командир выбрал относительно широкую полынью и приказал готовить лодку к погружению. Наступило самое ответственное испытание. Пожалуй, нигде так не нужна строгая последовательность команд и безукоризненная точность их выполнения, как при дифферентовке лодки. А в условиях зимы тем более. Забортные отверстия забиты мелким льдом, как пробкой. Недосмотр — в бесконечных лабиринтах воздухопровода образуется лед...

Командир, не отрывавшийся от перископа, видел, как стремительно заходили по морю ледяные поля. Начинался шторм. Гаврилин настойчиво и терпеливо выбирал место для всплытия. И все же, когда рубка была уже над водой, внезапно налетела огромная льдина. Как пилой она срезала антенную стойку.

...Лодки прибыли в базу со следами сурового поединка с зимой. Палубы обледенели. На надстройках висели, как припаянные, комья льда. Но зато дизель и все приборы лодки служили безупречно, а люди работали мастерски.

Наблюдавший за этим походом т. Кузнецов выслушал доклады командиров и сказал:

— Ну, теперь будем плавать, товарищи!»

В последующие годы флотская газета тихоокеанцев стала публиковать более подробные, сопровождаемые конкретными рекомендациями, статьи об опыте походов подводных лодок в ледовых условиях. Их автором был известный на флоте Штурман М.П. Котухов.

О Михаиле Петровиче Котухове следует сказать особо. Когда «Щ-117» совершила плавание на «двойную автономность», штурман был самым молодым специалистом на бригаде: ему исполнилось двадцать лет. В дальнейшем М.П. Котухов был штурманом дивизиона подводных лодок, а перед Великой Отечественной войной — флагманским штурманом бригады малых подводных лодок, которой командовал капитан 2 ранга А.Т. Чабаненко. М.П. Котухову довелось участвовать в ряде зимних ледовых, в том числе и подледных, плаваний. В 1943 г. М.П. Котухов был переведен на Северный флот старшим помощником командира подводной лодки, затем принимал участие в войне с Японией. Михаил Петрович Котухов оказал автору неоценимую помощь в сборе материалов о ледовых и подледных плаваниях подводников-тихоокеанцев, о чем автор вспоминает с искренней благодарностью.

В одной из статей особо обращалось внимание на необходимость соблюдения мер безопасности при всплытии во льду: «Подводным лодкам нередко приходится всплывать из-подо льда, подчас довольно толстого. Был случай, когда одна из лодок лежала на грунте длительное время. При погружении район был чист, льда близко не было. Затем ветер изменил направление, нагнал в район нахождения лодки лед толщиной до 20 см. Всплытие лодка начала с приподнятым перископом в дневное время. Вместо характерного светло-зеленоватого и голубоватого цвета командир видел в перископ белые пятна. Всплытие происходило медленно. Перископ моментально был опущен. Лодка коснулась льда, получила дифферент на нос. Снова был заполнен балласт. И так толчками, несколько раз заполняя и продувая балласт, лодка разогнала, растолкала льдины и всплыла с чистой палубой...

При плавании во льдах подводным лодкам приходится беречь перископы. Поэтому всплытие лучше всего производить с опущенными перископами».

Продолжали подводники-тихоокеанцы осваивать и отдаленные районы Дальневосточного морского театра. В 1937 г. подводная лодка «Щ-105» («Кета») под командованием капитана 3 ранга А.Т. Чабаненко вышла для обеспечения гравиметрических съемок, проводившихся в Охотском и Японском морях под руководством профессора Д.А. Сорокина (ранее ученый проводил уже такие съемки на подводной лодке на Черном море). Предстояло 75-суточное плавание. Автономность подводной лодки, как уже указывалось, была в два с половиной раза меньше. «Планом похода не предусматривалось пополнение запасов в море. Поэтому подводники проявляли искусную изобретательность, чтобы принять и наилучшим образом разместить дополнительные ресурсы топлива, питьевой и дистиллированной (для аккумуляторных батарей) воды, провизии, разнообразных расходных материалов. В частности, топливо сверх нормы разместили в две цистерны главного балласта, которые пришлось специально для этой цели дооборудовать. В море от подводников требовалась особая точность в определении места, что налагало особую ответственность на штурманов, удержание лодки во время научных наблюдений в течение 2 ч «на ровном киле», без кренов и дифферентов и на определенной глубине при соблюдении интервала между расчетными точками в 20 миль. На связистов налагалась обязанность обеспечить регулярный прием сигналов точного времени.

Эти трудности усугублялись осенними штормами и туманами.

Со всеми задачами экипаж «Щ-105» справился с честью, и лодка успешно возвратилась в базу, заслужив благодарность представителей советской науки.

Успехи тихоокеанских подводников в боевой учебе, награды, которые они заслужили, не смогли защитить их от политических репрессий 1937—1938 гг. «Железный каток» репрессий докатился и до берегов Тихого океана. Многие из командиров- подводников оказались за решеткой по обвинению в шпионаже, измене Родине, терроризме, вредительстве и других мнимых преступлениях. В том числе и те командиры-новаторы, которые первыми прокладывали для своих кораблей курсы во льдах и подо льдом: А.В. Бук, Н.С. Ивановский и другие. Не миновала эта горькая чаша и самого командира 5-й бригады Г.Н. Холостякова, осужденного ни мало ни много на 15 лет.

В ноябре 1939 г. Георгий Никитич писал своему брату из лагеря в бухте Ольга, где отбывал наказание, о предъявленных ему обвинениях (письмо чудом миновало гулагские кордоны): «Вменялось вредительство в боевой подготовке. Но в то время в 1936, 1937 и 1938 (I квартал) гг. у меня была боевая подготовка лучше, чем у других, и сам комфлот Кузнецов в апреле 1938 г. отметил это в приказе. Вредительство в плавании во льдах — ложное, так как теперь все бригады так плавают».

К лету 1940 г. Г.Н. Холостяков и другие командиры из его бригады, обвиненные во вредительстве, по решению Военной коллегии Верховного суда СССР были освобождены.

В довоенные годы пришлось выходить тихоокеанским подводникам и в арктические воды. Осенью 1939 г. дивизион подводных лодок типа «Л» отправился на Север. «Ленинцы» прошли Беринговым морем в бухту Эмма на северо-востоке Чукотки и поочередно ошвартовывались у стоявшего в порту Провидения транспорта. Команда судна по существующей у моряков традиции флотского гостеприимства предоставила возможность подводникам отдохнуть, помыться в бане, снабдила свежими продуктами, в том числе овощами.

Обогнув затем северо-восточную оконечность Азиатского материка, лодки вошли в Чукотское море и посетили поселок Уэлен. Одним из «ленинцев» — подводной лодкой «Л-12», участвовавшей в этом походе, командовал капитан 2 ранга С. И. Романенко. (22 августа 1945 г. во время войны с Японией эта лодка под командованием капитан-лейтенанта П.З. Шелганцева потопила японский фрегат.)

Совершенствовались и методы подледных плаваний, что диктовалось необходимостью усиливать боевую готовность в связи с осложнявшейся на Дальнем Востоке международной обстановкой.

На флот продолжали поступать новые корабли, в том числе и подводные лодки. В 1939 г. в составе Тихоокеанского флота имелось уже четыре бригады подводных лодок и несколько отдельных дивизионов. Осваивались новые районы базирования. Боевая подготовка подводников не ослабевала круглый год. От случайных «нырков» под лед, вызываемых необходимостью преодолевать ледовые преграды во время зимних походов, о которых рассказывалось выше, тихоокеанцы перешли к «проигрыванию» специально спланированных учений «Выход подо льдом из базы».

Одно из первых опытных плаваний подо льдом совершила подводная лодка «Л-13» под командованием капитан-лейтенанта Н.Ф. Школенко. Перед ее экипажем поставили задачу — проверить возможность выхода подводной лодки в море в условиях тяжелой ледовой обстановки, отсутствия сильных ледоколов и при противодействии противника. Иначе говоря, следовало выяснить, смогут ли подводные лодки во время военных действий принять участие в боях, если будут выведены из строя ледоколы.

Перед началом учения экипаж пополнил энергетические ресурсы, произведя зарядку аккумуляторной батареи, наполнил баллоны воздухом высокого давления. Были тщательно проверены лаг, электротахометры и соответствие их показаний числу оборотов гребных электродвигателей. Это вызывалось необходимостью особо точно определять скорость движения корабля и пройденное расстояние: ведь предстояло плавание только по счислению.

Учение проходило 25—26 января 1940 г. Погода выдалась особенно морозной. Еще утром портовый ледокол взломал лед, а потом в назначенное время вывел подводную лодку в точку погружения и развернул носом на выход из бухты.

На борту «Ленинца» находились командир дивизиона капитан 3 ранга М.В. Федотов и дивизионный штурман старший лейтенант М.Т. Хрусталев. (В дальнейшем оба офицера была переведены на Краснознаменный Балтийский флот.) Затем лодка легла на грунт и два с половиной часа «оттаивала» — освобождалась ото льда, намерзшего на надстройке, после чего произвела по расчету дифферентовку. Закончив ее, начала движение со скоростью 2,5 узла по заранее рассчитанным курсам и глубинам. Основными ориентирами ее движения при плавании подо льдом, как говорится в отчете, служили «гирокомпас, эхолот и штурманское счисление».

Много лет спустя капитан 1 ранга в отставке А.И. Чиликин рассказал, как родилась идея проведения этого опытового учения. В то время он был дивизионным механиком 43-го дивизиона 4-й бригады подводных лодок.

В один из зимних вечеров, которые обычно использовались для подготовки к занятиям, тренировкам и учениям, его и дивизионного штурмана пригласил командир дивизиона.

«— Как вы думаете, — спросил нас командир, — может ли подлодка, погрузившись в нашу бухту, пройти подо льдом — выйти на чистую воду в Японское море?

Прикинув наши возможности, мы заявили:

— Может.

Командир дивизиона посмотрел, подумал и сказал:

— Ну раз вы говорите, что эта задача по плечу, то подготовьте мне подробное обоснование: какие при выполнении задачи подледного плавания могут возникнуть трудности и как их избежать».

План учения был составлен, рассмотрен в штабе дивизиона, затем бригады и утвержден командующим флотом флагманом флота 2 ранга И.С. Юмашевым.

За время подледного плавания «Л-13» прошла из бухты Улисс в пролив Босфор Восточный, миновала остров Скрыплев, пересекла Уссурийский залив и всплыла уже ночью Южнее острова Аскольд в южной части залива Петра Великого.

Под полуметровым льдом подводная лодка находилась 19 ч 43 мин, преодолев за это время расстояние в 46,8 мили, установив, таким образом, новый рекорд подледного плавания. Напомним, что расстояние, пройденное 19 января того же года более чем за 11 ч балтийской подводной лодкой «Щ-324», составило 31,3 мили. Надо иметь в виду, что сравнение это носит чисто формальный характер: «Щ-324» действовала в боевых условиях и притом на значительном удалении от базы.

По окончании учения «Л-13» продолжила поход, приступив к отработке тактических и сложных аварийных задач. Всего в морозном январе лодка находилась в море 10 суток. Пройденное за это время расстояние было сравнительно небольшим — чуть больше 361 мили в надводном и 108,5 мили в подводном положении: не нужно забывать, что в море дрейфовали обширныt ледяные поля. Но зато погружалась она в такой обстановке 24 (!) раза.

Контр-адмирал в отставке А.Т. Заостровцев, руководивший этим сложным учением (он тогда командовал 4-й бригадой подводных лодок, куда входила «Л-13»), вспоминая все перипетии плавания «Л-13», писал:

«Несмотря на то что учение было хорошо подготовлено, проиграно на карте, мне изрядно пришлось тогда поволноваться. Помню первое донесение, переданное на дежурную подводную лодку: «Дал ход, вышел на середину бухты. Глубина 48 м. Все благополучно». Затем: «Произвел дифферентовку без хода, ложусь на курс 240°. Все хорошо»... Новое донесение: «Лег на створ пролива Босфор Восточный»... Через некоторое время пост СНиС (служба наблюдения и связи), находящийся на острове Скрыплев, передал по телефону: «Подводная лодка донесла: «Прошли остров Скрыплев. Происшествий нет. Все благополучно». Больше донесений с подводной лодки мы не получили. Прошло несколько тревожных часов... Волнения, ожидания: как проходит переход? И, наконец, сообщение: «Всплыл, широта... долгота... Все благополучно. Школенко». Радости нашей не было пределов. Наши расчеты полностью оправдались».

Учение, проведенное «Ленинцем», показало реальную возможность выхода подводной лодки из базы подо льдом. В выводах по нему рекомендовалось ввести этот метод в наставление по боевой деятельности подводных лодок, разработать специальную задачу по борьбе за живучесть при плавании подо льдом, произвести расчеты необходимого выгодного угла встречи подводной лодки со льдом при необходимом всплытии, а также для пробивного усилия различной толщины льда.

Результаты учения позволили начальнику управления боевой подготовки ВМФ контр-адмиралу Ю.Ф. Раллю заявить, что возможность подледного плавания определенно доказана. Ставится вопрос о том, чтобы плавать подо льдом не отдельными лодками, а группами.

Проверка возможности группового выхода подводных лодок из бухты подо льдом также выпала на долю тихоокеанцев. На этот раз эта задача была поставлена перед «малюточниками» — экипажами подводных лодок типа «М» 2-й бригады, которой командовал капитал 2 ранга А.Т. Чабаненко. Значительная часть службы адмирала Андрея Трофимовича Чабаненко связана с подводным флотом и Дальним Востоком. По окончании ВВМУ имени М.В. Фрунзе он стал вахтенным начальником подводной лодки «Политработник» Черноморского флота. С созданием Тихоокеанского флота его направили во Владивосток, он был помощником командира, командиром подводной лодки, командиром дивизиона и бригады. Принимал участие в 1945 г. в войне с милитаристской Японией. Будучи в 1952—1962 гг. командующим Северным флотом, организовывал походы дизель-электрических подводных лодок под кромку льда для испытания гидроакустической аппаратуры. И даже совершил подледное плавание на подводном атомоходе.

«На Дальнем Востоке мы научились самостоятельно действовать в ледовых условиях, — писал адмирал в отставке А.Т. Чабаненко. — Для зимнего плавания специально ставились дополнительные крепления в носу, снимались волнорезы торпедных аппаратов и устанавливалось ледовое ограждение перископа».

Подготовка учения по групповому выходу подводных лодок подо льдом началась заранее и связана с тем, что в отличие от лодок других типов на «малютках» не имелось тогда эхолотов. Это значительно осложняло положение, так как не позволяло осуществлять дополнительный контроль за местоположением корабля и пути счислением, «нащупывая» эхолотом характерные глубины.

Штурман бригады капитан-лейтенант М.П. Котухов составил маршрут, по которому, погрузившись у пирса, подводные лодки зимой, меняя курсы и ведя точный отсчет времени, могли выходить в море подо льдом. В мае—июле 1940 г. на бригаде специально провели тренировочные выходы, во время которых «малютки» выходили в намеченный район в подводном положении только по счислению. Делалось это так: лодка отходила от пирса, погружалась и направлялась под водой в одну из точек с характерной для данного места бухты глубиной. В расчетной точке ложилась на грунт. Удостоверившись в этом по глубиномеру, всплывала и продолжала движение по избранному маршруту.

В конце ноября 1940 г., уже в условиях раннего ледостава, командование провело пробный выход подводной лодки «М-23», которой командовал старший лейтенант В.М. Александров.

В заметке «Отличное слепое плавание», опубликованной в «Боевой вахте», говорилось: «Подводная лодка «Н» совершила сложное и длительное плавание в подводном положении без навигационных обсерваций. Лодка на глубине форсировала узкости, маневрировала в стесненных районах и, наконец, совершила продолжительный переход на прямом курсе в море...» По соображениям цензуры в газете не говорилось, где плавание проходило подо льдом.

3—4 декабря такое же плавание совершила подводная лодка «М-19» под командованием В.И. Авдашева.

После неоднократных тренировок командование бригады не сомневалось, что учение пройдет успешно.

Позднее, когда залив полностью покрылся льдом, решили провести намеченный экспериментальный поход. В первом в истории групповом подледном плавании, состоявшемся 26 декабря 1940 г., участвовали подводные ложи «М-2» (командир старший лейтенант В.М. Михайлов), «М-19» (командир старший лейтенант В.И. Авдашев), «М-20» (командир старший лейтенант Е.Н. Алексеев) и «М-24» (командир старший лейтенант А.Г. Яйло).

На «М-24» находился командир дивизиона капитан-лейтенант Л.М. Сушкин, который впоследствии, в годы войны, командуя «С-55», перешел на Север и там погиб в боевом походе.

Первые три «малютки» успешно справились с задачей, а вот «М-24» не повезло: она потеряла ориентировку и не смогла продолжить плавание. Лодке пришлось всплыть в полынье у одного из пирсов. И все же командование высоко оценило результаты учения.

Таким образом, следуя традициям, заложенным еще в начале века экипажами первых на Дальнем Востоке подводных лодок «Дельфин», «Сом» и «Кефаль», подводники-тихоокеанцы в предвоенные годы не только успешно отрабатывали задачи боевой подготовки в суровое зимнее время, но и осуществили первые, в том числе и групповое, подледные плавания. В дальнейшем они не ослабляли усилий для поддержания боевой готовности своих кораблей в зимнее время года. Как и раньше, подводные лодки, невзирая на все трудности в условиях ледостава, выходили в море и успешно отрабатывали учебные боевые задачи. Причем в курс боевой подготовки были внесены на этот счет соответствующие дополнения. Экипажи лодок 1-го отдельного дивизиона («Щ-125», «Щ-126», «Щ-127» и «Щ-128»), говорится, например, в годовом отчете за 1942 г., «за зимний период, помимо плавания в ледовых условиях, приобрели большую практику в использовании своего оружия, по уходу и сбережению материальной части зимой».

 

На Балтике

Великая Отечественная война внесла много нового в методы использования подводных сил, как и других родов сил советского Военно-морского флота. Уже с самого начала боевых действий на Балтике, на Севере, на Черном море стало ясно, что первоначальные взгляды на характер войны на море претерпевают в связи с нападением Германии существенные изменения.

Основной задачей, которую решали подводные лодки Краснознаменного Балтийского флота в течение всей войны, явилась борьба на морских коммуникациях противника, нарушение его судоходства. С самого начала балтийские подводники стремились действовать активно, наступательно, хотя потеря уже в 1941 г. многих военно-морских баз поставила их в трудное положение и внесла значительные коррективы в организацию боевой деятельности подводных сил.

В 1941 г. подводные лодки КБФ совершили 79 боевых походов. Естественно, читатель может спросить: приходилось ли действовать балтийцам в ледовой обстановке, пригодился ли опыт, который был накоплен советскими подводниками в предвоенные годы, и в частности во время советско-финляндской войны.

Ответ на поставленный вопрос не однозначен. Балтийские подводники находились в течение длительного периода в таких условиях, когда не только зимой, но и в период летней кампании их действия были чрезвычайно стеснены, особенно с 1942 г., когда противник создал в Финском заливе мощный противолодочный рубеж. И все же, когда возникала необходимость, подводные лодки уверенно преодолевали ледовые преграды.

Первой подводной лодкой, которой еще в 1941 г. пришлось действовать во льдах, стал «Лембит» (командир капитан-лейтенант А.М. Матиясевич). В ночь на 5 ноября 1941 г. подводная лодка вышла в свой третий с начала войны боевой поход. Предстояло заминировать фарватер в проливе Бьёркезунд, пользуясь которым противник мог выходить из шхер к нашим коммуникациям, ведущим к Кронштадту. Падал мокрый снег, густой пеленой скрывая идущую в молодом льду лодку. За Большим Кронштадтским рейдом лед кончился, «Лембит» погрузился и направился в назначенный район. Когда банка из двадцати мин была выставлена, лодка легла на обратный курс. У Толбухина маяка она снова вошла в уже окрепший лед, и движение ее замедлилось.

На следующие сутки командир получил приказание перебазироваться из Кронштадта в Ленинград. Невскую губу к этому времени полностью затянул лед. Свободных ледоколов и буксиров не оказалось, и «Лембиту» пришлось рассчитывать лишь на собственные силы.

Не успела подводная лодка развернуться для выхода из гавани, как начался артиллерийский обстрел. Медленно продвигавшийся во льду под покровом темноты корабль стал соблазнительной мишенью для вражеских артиллеристов. В дуэль, чтобы прикрыть лодку от огня противника, вступили батареи кронштадтских фортов. Однако немцы не унимались: уж очень был велик соблазн потопить идущую в надводном положении лодку. Снаряды рвались то по одному, то по другому борту. Один из них упал впереди по курсу, разбив преграждавшую ей путь крупную льдину: воистину нет худа без добра! «Лембит» стремительно рванулся вперед. Следующий снаряд разорвался на том месте, где еще несколько минут назад находилась лодка, но ее уже прикрыла гранитная стенка гавани.

Чтобы не попасть в артиллерийскую вилку, командир все время менял ход: корабль то силой натруженных дизелей так наваливался на лед, что из-под стального форштевня с грохотом вываливались обломки ледяного поля, то медленно продвигался вперед, пытаясь, словно ножом, разрезать ледяное покрывало.

Но вот стали глохнуть дизеля: кингстоны охлаждения забивала ледяная шуга. Под руководством командира электромеханической боевой части инженер-капитан-лейтенанта С.А. Моисеева мотористы и трюмные стали продувать их и очищать. Хорошо, что во время короткой стоянки в Кронштадте удалось полностью зарядить аккумуляторную батарею: включили электромоторы и с их помощью добрались до спасительных дамб Морского канала. От быстрого хода лед заползал на були и даже на палубу лодки, но сбрасывать его не было времени. Так с покрытой льдом надстройкой «Лембит» и вошел на рассвете 7 ноября в Неву. В ноябре 1941 г., а в это время на подходах к Кронштадту уже начался ледостав, действовали в море помимо «Лембита» и другие подводные лодки: с 9 ноября «Щ-311» (командир капитан-лейтенант П.А. Сидоренко), с 13 ноября «М-98» (командир капитан-лейтенант П.И. Беззубиков), и им пришлось при возвращении форсировать молодой лед.

Последними возвратились после несения службы на позиции в районе плавучего маяка Эландсрев к юго-востоку от острова Эланд 21 ноября подводная лодка «Щ-311» и 12 декабря «Щ-309» (командир капитан-лейтенант И.С. Кабо).

«Щ-309» направлялась в базу, когда в Финском заливе уже образовались большие скопления льда и даже неподвижные поля. Чтобы не повредить корпус, пришлось идти в позиционном положении. На подходе к Кронштадту и далее к устью Невы лодку вел за собой ледокол «Молотов».

С наступлением зимы боевые походы подводных лодок прекратились. Корабли, в том числе и подводные лодки, казалось, замерли у своих причалов. Но жизнь продолжалась.

В эти неимоверно трудные для ленинградцев недели и месяцы флот не раз приходил на помощь трудящимся осажденного города, выделяя из своих ресурсов продовольствие и топливо. Так, например, часть соляра, необходимого для работы одной из ленинградских ГРЭС, поручили доставить экипажу подводной лодки «П-2», которой командовал капитан-лейтенант 3 ранга И.П. Попов. 21 декабря 1941 г. окрашенная для маскировки в белый цвет лодка под проводкой ледокола направилась в Кронштадт, где ей предстояло заполнить цистерны топливом. Маленький отряд, которым командовал капитан 1 ранга Ф.Л. Юрковский, при выходе из огражденной части Морского канала подвергся артиллерийскому обстрелу. Осколки вражеских снарядов изрешетили легкий корпус, надстройку лодки, ранили несколько человек, шесть снарядов попали в ледокол. Но, несмотря на огневое противодействие врага, балтийские моряки благополучно достигли цели.

В Кронштадте с лодки сняли орудия, в балластные цистерны закачали топливо. Поздно вечером 30 декабря через льды Невской губы «Звезда» в сопровождении ледокола двинулась обратно. В Морском канале конвой опять подвергся артиллерийскому налету. К счастью, дело обошлось без попаданий. Задание Ленинградского горкома ВКП(б) было выполнено: блокированный город получил 700 т соляра.

Особого рассказа требует попытка балтийских подводников все же выйти в море в конце 1941 г. Еще поздней осенью в Военном совете флота возник замысел подготовить подводную лодку типа «К» XIV серии для длительного (4—5 месяцев) автономного плавания.

«Мы исходили из того, — вспоминал впоследствии командовавший Краснознаменным Балтийским флотом в годы войны адмирал В.Ф. Трибуц, — что даже одиночная подводная лодка, если она будет активно действовать на морских коммуникациях, сможет держать врага в напряжении, заставит его посылать суда с усиленными конвоями, что увеличит время их прохождения между портами.

Выбор пал на «К-51». И не случайно: подводные лодки этого типа имели 10 торпедных аппаратов (6 в носу и 4 в корме), запас торпед — 24. Принимали на борт до 20 мин заграждения. У них было «солидное» артиллерийское вооружение: 2—100-мм и 2— 45-мм орудия. Дальность плавания экономическим ходом при скорости 9,3 узла надводной и 3,0 узла подводной составляла соответственно 16 500 и 175 миль. Автономность подводного крейсера равнялась 50 суткам.

Некоторые подробности, связанные с предстоящим походом «К-51», осветил в своих воспоминаниях адмирал Ю.А. Пантелеев, который в звании контр-адмирала командовал в то время Ленинградской военно-морской базой:

«Как-то в середине декабря начальник штаба флота (вице-адмирал Ю.Ф. Ралль. — В.Р.) срочно вызвал меня к себе и сообщил: — Готовьте лучший ледокол. Он должен вывести в море подводную лодку «К-51».

— А как же она зимой вернется, Юрий Федорович? — удивился я.

Начальник штаба разъяснил, что новая большая крейсерская подводная лодка «К-51» только вступает в состав флота и по плану должна всю зиму действовать на коммуникациях противника в Балтийском море. Вернется же она в базу весной, как только уйдет лед. Лодку надо было вести с ледоколом почти до Гогланда. Руководство этой операцией возлагалось на опытного подводника капитана 2 ранга Л.А. Курникова (начальник штаба бригады подводных лодок КВФ. — В.Р.).

С оперативной точки зрения замысел был очень интересным, фашисты на весь мир орали об уничтожении нашего флота и заблокировании его остатков в Ленинграде. И в это самое время в Балтийском море появляется советская подводная лодка и топит фашистские корабли.

Вернувшись из штаба, я приказал удвоить число дозоров вдоль Морского канала. Для артиллерийского прикрытия перехода подводной лодки база выделила пять батарей, а Кронштадтская крепость — семь.

18 декабря мы провожали ледокол («Молотов». — В.Р.) и с ним подводный крейсер. Лед в канале был очень тяжелым, корабли шли медленно и только к шести часам утра подошли к траверзу Петергофа.

Противник осветил их лучами шести своих прожекторов и открыл интенсивный артиллерийский огонь.

Дополним рассказ Ю.А. Пантелеева. Командовать «К-51» в предстоящем необычном походе было поручено командиру дивизиона, куда вошла «Катюша» после постройки, капитану 2 ранга В.А. Егорову. (Официальным командиром «К-51» являлся капитан-лейтенант А.В. Лепешкин, назначенный на эту должность в начале декабря 1941 г.)

Для участия в походе к экипажу «К-51» прикомандировали с подводной лодки «К-52» командира электромеханической боевой части инженера-капитан-лейтенанта А.П. Барсукова, командира группы движения старшего инженер-лейтенанта Е.И. Семенова и старшину группы мотористов мичмана С.Е. Андреева. При выходе из Ленинграда на борт лодки поднялся также М.А. Рудницкий. Присутствие на корабле главного конструктора и строителя подводных крейсеров, конечно досконально знающего устройство корабля и всех его систем, усиливало атмосферу спокойствия и уверенности, царившую среди личного состава «К-51», хотя боевое задание, которое выпало на его долю, как все отчетливо понимали, являлось чрезвычайно сложным и опасным.

Переход в Кронштадт под проводкой ледокола «Молотов» (им командовал Н.М. Николаев) осуществлялся в ночь на 15 декабря.

Враг не заметил идущую во льдах лодку и весь огонь сосредоточил на ледоколе. Снаряды рвались рядом с судном. Несколько человек, находившихся на верхней палубе, получили ранения.

Полтора часа длился обстрел. И только утром, когда маленький отряд подошел к острову Котлин, артиллерийские батареи противника смолкли.

В Кронштадте подводники завершили последние приготовления к походу, и в ночь на 22 декабря «К-51» вышла из гавани. На этот раз во льду ее вел ледокол «Ермак».

Обстановка сложилась тяжелая. Порывистый ветер, достигавший 7—6 баллов, вызвал подвижку ледяных полей. Канал между «Ермаком» и следовавшей за ним на расстоянии одного кабельтова лодкой быстро затягивало, ее корпус стали сдавливать крупные льдины. Во многих местах легкого корпуса сорвало листы обшивки. Дали течь некоторые расположенные здесь цистерны. Сдвинуло с креплений орудийные платформы. В левом борту, в районе носовых горизонтальных рулей образовалась пробоина размером 7 х 1,5 м. Толщина льда, взгромоздившегося на палубу, достигала 3 м. На подводной лодке сыграли аварийную тревогу. Ледокол околол ее и запросил командира о дальнейших намерениях. Но подводники даже в такой обстановке отказались от мысли о возвращении, хотя полученные повреждения угрожали живучести корабля. Экипаж единодушно высказался за продолжение похода, заверив, что все повреждения, угрожающие боеспособности лодки, сможет устранить своими силами. В подходящей полынье решили провести вывеску и дифферентовку. Погружение показало, что от намерзшего льда избавиться не так-то просто. И все же последующий трезвый анализ создавшейся обстановки окончательно привел к неутешительному выводу: от выполнения боевой задачи следует отказаться, тем более что ледовые поля простирались до западного Голландского плеса, а Гогланд находился в руках противника. В воздухе периодически появлялись неопознанные самолеты.

Вечером 22 декабря «К-51» и ледокол прибыли к острову Лавенсари, где в течение двух суток их экипажи устраняли на лодке повреждения.

26 декабря поступило приказание от командования флота «К-51» вернуться в базу.

Так неудачно закончилась единственная в первые годы войны попытка использовать на Балтике накопленный в период боевых действий с Финляндией опыт подледных плаваний. В дальнейшем обстановка на Балтийском театре еще более осложнилась. Продолжая усиленно минировать Финский залив, противник оборудовал две противолодочные позиции — гогландскую и нарген-порккалауддскую, прорываться через которые было крайне рискованно.

И тем не менее балтийские подводники и в этих условиях продолжали вести борьбу с врагом. Прорываясь через устье Финского залива, подводные лодки в 1942 г. свыше тысячи раз пересекали линии минных заграждений, причем глубина залива местами не превышала 20 м. Само собою разумеется, что в зимнее время в такой обстановке действовать стало совершенно невозможно.

В 1943 г. положение еще более усугубилось в связи с тем, что в самом узком месте залива на линии нарген-порккалауддской позиции немцы установили двойное сетевое заграждение. На очень немногих глубоких отдельных участках под сетью, имевшей ширину от 40 до 70 м, где лодки могли бы пройти, подводников подстерегали донные магнитные мины. Вдобавок ко всему противник развернул на подходах к противолодочным позициям корабельные дозоры, усилил действия авиации.

В 1943 г. подводная лодка «Щ-303» (командир капитан 3 ранга И.В. Травкин) предприняла попытку прорваться через противолодочный рубеж и с величайшим трудом вернулась обратно. Четыре другие лодки («Щ-406», «Щ-408», «С-9» и «С-12») погибли. Подводные лодки КБФ оказались наглухо блокированными, и от использования их для борьбы на коммуникациях противника в Балтийском море пришлось отказаться.

Боевые походы советских подводников возобновились лишь во второй половине 1944 г., когда представилась возможность часть подводных сил перебазировать в конце сентября — начале октября в предоставленные вышедшей из войны Финляндией порты Хельсинки, Турку (Або) и Ханко и оттуда производить развертывание подводных лодок, пользуясь безопасными фарватерами в финских шхерах.

Осенью 1944 г. подводные лодки снова стали выходить в боевые походы. Продолжали они активно действовать и с наступлением зимы — тогда, когда шхерные фарватеры сковал лед. На помощь лодкам при выходе из новых мест базирования приходили финские ледоколы.

Одной из первых в начале октября 1944 г. направилась в море подводная лодка «Щ-310» под командованием капитан-лейтенанта С.Н. Богорада, а всего она совершила в осенне-зимних Условиях 1944/1945 г. три боевых похода, общей продолжительностью 110 суток.

Второй ее поход, пожалуй, наиболее тяжелый, начался 1 декабря 1944 г. и закончился 15 января 1945 г. Трудности штормового плавания усугубились тогда сильными морозами: ртутный столбик опускался до отметки —20°. Подводники знали, как бороться с обмерзанием корпуса, механизмов, но от этого им не становилось легче. Непрерывные проверки и проворачивание механизмов, их прогревание, частые, непредусмотренные никакими боевыми обстоятельствами погружения, чтобы избавлять корпус и надстройку от ледяного панциря, выматывали силы и без того уставших людей. Иногда подобная процедура занимала довольно продолжительное время. По команде из центрального поста в уравнительную цистерну принимали до 4 т воды и в течение нескольких часов производили одну поддиферентовку за другой, пока не оттают и не оторвутся от корпуса подводной лодки последние глыбы намерзшего льда.

«Щ-310» возвратилась в базу, умножив свой боевой счет. Ее командиру С.Н. Богораду было досрочно присвоено воинское звание капитана 3 ранга. А по окончании войны Указом Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1945 г. он удостоился звания Героя Советского Союза. Подводная лодка еще в марте 1945 г. стала Краснознаменной.

В аналогичных условиях действовали в море в начале 1945 г. экипажи и других подводных лодок. Многие из них совершили в трудное зимне-весеннее время по два похода: «Л-21» (командир капитан 2 ранга С.С. Могилевский), «Л-3» (командир капитан 3 ранга В.К. Коновалов), «К-52» (командир капитан 3 ранга И.В. Травкин), «Лембит» (командир капитан 3 ранга A.M. Матиясевич), «С-13» (командир капитан 3 ранга А.И. Маринеско).

О некоторых из этих походов следует, мне кажется, рассказать подробнее.

Подводную лодку «К-52» новый, 1945 г. застал в Кронштадте у пирса береговой базы: заканчивался ремонт, и корабль готовился к походам.

Военный совет флота принял решение направить ее в район банки Штольпе (Слупска), что на подходах к Данцигской (Гданьской) бухте, где наблюдалось особенно оживленное движение вражеских боевых кораблей и транспортов. К Данцигу приближались советские войска. Началось массовое бегство гитлеровцев из города. Противник вывозил в Германию оборудование демонтированных в городе военных предприятий. Морской путь стал для него единственным: железная дорога постоянно находилась под массированными ударами советской авиации.

Подводники «К-52» рвались в море. Первый выход лодки на позицию в октябре 1944 г. был неудачным. При срочном погружении на ней произошла авария. Лодка вернулась в базу и стала в ремонт.

Но выйти на просторы Балтики в феврале было не так-то просто. Ледовая обстановка в Финском заливе в этот период особенно тяжелая. Нагромождения льда достигают порой высоты 3 м. Об этом балтийцы знали еще со времен Ледового похода 1918 г. Чтобы не повредить носовую часть корабля (форштевень, носовые горизонтальные рули и передние крышки торпедных аппаратов), на ней по инициативе командира электромеханической боевой части инженер-капитана 3 ранга М.А. Крастелева установили прочный стальной щит — «намордник», как его назвали матросы.

7 февраля финский ледокол «Сампо» взял «К-52» на буксир и вывел из Купеческой гавани Кронштадта. На рейде лодку ждали ледоколы «Иокарху» и «Войма», которым выпала доля «торить» дорогу. До острова Бьёрке продвижение шло без задержек. Когда же отряд вошел в шхеры, где встретился более тяжелый, торосистый лед, корабли стало затирать. Ночью движение прекращалось. Утром лодку с огромным трудом освобождали из ледовых тисков. С помощью ледоколов удалось преодолеть и самые трудные участки вблизи Хамины и Котки. На пятые сутки, 11 февраля, она прибыла в Хельсинки. Через четыре дня ледокол «Тармо» вывел «К-52» из припайных льдов на чистую воду, и она, погрузившись, направилась в боевой поход к банке Штольпе.

Многосуточная борьба со льдами на переходе из Кронштадта вскоре дала о себе знать: в перископ при осмотре горизонта обнаружили тянущийся по поверхности воды след соляра. Лодка теряла одно из своих главных свойств — скрытность. Чем это угрожает, знает каждый подводник. Причина могла быть в данном случае скорее всего одна: при сильном сжатии льдов легкий корпус лодки деформировался и одна из междубортных цистерн, заполненных топливом, дала небольшую течь. Приняли решение: расходовать топливо только из нее, чтобы как можно быстрее освободиться от демаскирующего следа.

Весенним солнечным утром 11 марта «К-52» возвратилась из похода и ошвартовалась у плавбазы «Иртыш». Боевой счет ее экипажа в этом боевом походе оказался внушительным.

Во время докового осмотра в Свеаборге выяснилось, что при форсировании льдов и плавании в штормовом море на «К-52» оказались поврежденными горизонтальные и вертикальный рули, винты, захлопки главных балластных цистерн, решетки кингстонов.

Немало усилий пришлось затратить экипажу «К-52», чтобы устранить вместе с финскими рабочими последствия зимнего похода.

В середине апреля лодка под проводкой финского ледокола «Сису» снова вышла в море и также вернулась с победой. Родина щедро наградила подводников. Кавалером «Золотой Звезды» Героя Советского Союза стал ее командир И.В. Травкин. Личный состав был награжден орденами Ленина, Красного Знамени, Отечественной войны и Красной Звезды. А лодка удостоилась ордена Красного Знамени.

За несколько дней до возвращения «К-52» из февральско-мартовского похода, 4 марта 1945 г., в район банки Штольпе с задачей уничтожения вражеских транспортов и боевых кораблей из Хельсинки вышла подводная лодка «К-53» (командир капитан 3 ранга Д.К. Ярошевич).

По шхерным фарватерам до точки погружения у острова Утэ ее сопровождали два финских ледокола. Казалось бы, обеспечение надежное и никаких неожиданностей быть не могло.

На рассвете 8 марта подводная лодка пришла в назначенный район, и ее экипаж приступил к поиску кораблей противника. Однако поход чуть было не сорвался. Когда торпедисты стали проворачивать механизмы торпедных аппаратов, выяснилось, что у носовых аппаратов правого борта не открываются передние крышки. Осмотр показал, что открытию крышек мешает смятая льдом часть набора легкого корпуса в районе их приводов. Пришлось пустить в ход лом и кувалды. Титаническими усилиями моряков привод крышек торпедных аппаратов удалось освободить, и лодка могла продолжать поход. Так, в начале боевого похода коварный лед, оказавшийся виновником неисправности, чуть не сыграл с подводниками злую шутку.

История зафиксировала в этот период два подледных плавания. Первое совершила подводная лодка «С-13» (командир капитан 3 ранга А.И. Маринеско). Как известно, на долю экипажа этого корабля и его талантливого командира выпал выдающийся боевой успех.

На двадцатый день похода, вечером 30 января 1945 г. («С-13» вышла из Ханко 11 января), когда лодка находилась севернее Данцигской бухты, гидроакустик старшина 2-й статьи И.М. Шнапцев обнаружил шумы винтов, а через три часа с мостика заметили огни идущего вдалеке судна. Командир принял решение атаковать его. Четырехторпедный залп (три из четырех торпед — одна не вышла из торпедного аппарата — достигли цели) решил судьбу теплохода «Вильгельм Густлов», служившего в годы войны плавбазой учебного дивизиона подводных лодок германского флота в военно-морской базе Готенхафен.

10 февраля в том же походе «С-13» потопила еще одно крупное судно противника — транспорт «Генерал фон Штойбен». На дно пошли еще 3 тыс. (спаслось только около трехсот человек) германских солдат и офицеров.

Однако для нас в связи с этим походом интересно одно весьма примечательное обстоятельство.

На подходе к базе Турку «С-13» должен был встретить и сопроводить советский надводный корабль. При всплытии в точке рандеву 13 февраля его не оказалось. Зато вокруг подводной лодки сверкали в лучах весеннего солнца льдины, а на горизонте виднелись сплошные ледяные поля. Не получив ответа на радиозапрос, командир принял решение без задержки идти в базу подо льдом. Ожидание могло закончиться плохо — на входах в шхерные фарватеры, у кромки ледяных полей, под водой, мог подстерегать враг.

Правда, и предстоящий маршрут — извилистый шхерный фарватер был не из легких. Но А.И. Маринеско принадлежал к тем командирам, кто способен на смелые, неординарные решения . К тому же он мог полностью положиться на командира штурманской боевой части капитан-лейтенанта Н.Я. Редкобородова, считавшегося на флоте одним из лучших штурманов-подводников: предстояло идти только по счислению. После двухчасового плавания «С-13» всплыла, пробив ледяной покров верхним ограждением рубки. Выйти на мостик сразу не удалось. Огромный осколок льда прижал рубочный люк. Пришлось вогнать в просвет деревянный клин, а потом, быстро заполняя цистерну то одного, то другого борта, создавать крен. Так с большим трудом избавились от злополучного груза.

Продолжила «С-13» движение уже в надводном положении, работая в режиме ледокола.

Преодолев почти половину пути до базы, лодка встретила наконец направлявшийся к ней тральщик. Оказалось, что задержка с выходом конвоира навстречу лодке произошла из-за опоздания лоцмана. Когда корабли сблизились, командир дивизиона капитан 1 ранга А.Е. Орел прямо по льду перебрался на «С-13», где поздравил ее экипаж и командира с выдающимися победами.

За одержанные в походе победы личный состав «С-13» был отмечен орденами Отечественной войны, Красной Звезды. 20 апреля 1945 г. Президиум Верховного Совета СССР наградил «С-13» орденом Красного Знамени.

С именем командира этого подводного корабля Александра Ивановича Маринеско, человека сложной и драматической судьбы, в послевоенные годы было связано немало инсинуаций. И все-таки справедливость восторжествовала: Указом Президента СССР в канун 45-летия Победы в Великой Отечественной войне отважному подводнику присвоено звание Героя Советского Союза.

Второй факт подледного плавания связан с уже известной нам гвардейской подводной лодкой «Щ -309» (командир гвардии капитан 3 ранга П.П. Ветчинкин). 18 февраля 1945 г. подводная лодка с командиром бригады контр-адмиралом С.Б. Верховским на борту вышла из Турку на позицию в район Либавы. Как и другим лодкам, сквозь шхеры дорогу ей пробивал ледокол. Через пять суток, в День Красной Армии и Красного флота 23 февраля, был обнаружен небольшой конвой. Из надводного положения командир успешно атаковал охраняемый двумя тральщиками транспорт «Геттинген». Но затем «Щ-309» подверглась ожесточенному преследованию кораблями охранения. Более пяти часов немцы бомбили лодку, а затем ушли, будучи уверенными, что она погибла.

Переход в базу занял не один день. В основном «Щ-309» шла под водой. 3 марта на подходе к месту, где нужно было лечь на курс, ведущий к шхерному фарватеру, взломав лед, всплыли. Оказалось, что лодка попала под ледяные поля, о чем подводники не подозревали. Для встречи «Щ-309» из Турку вышел тральщик «ТЩ-217», но, получив от удара о льдину пробоину в районе топливной цистерны, возвратился обратно в базу. Присоединившийся же к нему ледокол продолжил движение навстречу лодке. 4 марта он взял «Щ-309» под ледовую проводку и на исходе дня благополучно привел в Турку шедшую самостоятельно за ним лодку и на буксире — поврежденный тральщик.

Почти до середины апреля советские подводные лодки, уходя в походы и возвращаясь из них, вынуждены были пользоваться согласно достигнутой с правительством Финляндии договоренности услугами финского ледокольного флота.

Таким образом, в годы Великой Отечественной войны балтийские подводники умножили опыт зимних плаваний, смело выходили в боевые походы, не страшась ни сильных морозов, ни сплоченных льдов.

 

За Полярным кругом

На Кольском полуострове, в городе Полярном, где в годы Великой Отечественной войны находилась главная база Северного Флота и базировалась бригада подводных лодок, стоит обелиск. У его подножия покоятся якоря. Отлитый из бронзы моряк сжимает в руке бинокль. На фронтоне здания, возвышающегося за обелиском, начертаны знаменитые слова флотоводца-патриота С.О. Макарова: «Помни войну!» Сегодняшние североморцы не забывают завет своего замечательного соотечественника. Помнят они и о том, что Северный флот, как и другие советские флоты, встретил начало войны во всеоружии.

Вначале, в 1941 г., подводные лодки вели поиск кораблей врага в Баренцевом море, но вскоре расширили район действий на ту часть Норвежского моря, которая прилегает к берегам Северной Норвегии, чьи порты немцы использовали в качестве своих военно-морских баз.

О боевых походах в более высокие широты в первый год войны и речи не было: противник не проявлял тогда интереса к арктический водам, рассчитывая, что овладение ими Кольским полуостровом приведет к гибели Северного флота и необходимость использовать для перевозок моря Северного Ледовитого океана отпадет сама собой.

Но наступления на Мурманск одно за другим проваливались. Германское командование понимало, какую огромную роль в снабжении фронта и тыла играют Северный морской путь и наши внешние арктические коммуникации.

Придавая большое значение Северному морскому театру, советское Верховное Главнокомандование стремилось укрепить здесь ударные силы. В 1941—1942 гг. бригада подводных лодок пополнилась новыми кораблями. Это позволило командованию не только значительно активизировать боевую деятельность подводных лодок, но и расширить районы их использования.

Начиная с 1942 г., когда в этом возникала необходимость, наши подводные лодки выходили и в высокие широты.

31 августа 1942 г. в один из таких походов отправилась из Полярного подводная лодка «К-21» (командир капитан 2 ранга Н.А. Лунин. Район ее действий определили к северу от 76-й параллели и на восток до 82-го меридиана.

Задание, которое получил командир «К-21», было связано с пресечением действий кораблей германского флота по плану операции «Вундерланд» («Страна чудес»).

План операции в Арктике под таким кодовым названием начал разрабатываться германским военно-морским командованием на Севере еще с весны 1942 г. и получил окончательное оформление в июне. Цель операции заключалась в том, чтобы надводными и подводными силами нанести неожиданный удар по нашим морским коммуникациям в Карском море, уничтожить советские конвои вместе с ледоколами, разрушить порты Диксон и Амдерму и тем самым нанести непоправимый, как считали гитлеровские стратеги, удар по советской транспортной магистрали в Арктике — Северному морскому пути.

Для выполнения плана операции в качестве главной ударной силы вначале предназначались два тяжелых крейсера — «Лютцов» и «Адмирал Шеер». Им предавалось также несколько подводных лодок. Одновременно предполагалось заминировать новоземельские проливы, чтобы наши суда в Карском море оказались в капкане.

16 августа «Адмирал Шеер» вышел из Нарвика и, обогнув северную оконечность Новой Земли — мыс Желания, направился к проливу Вилькицкого для перехвата каравана, идущего с востока. Почти десять дней рейдер охотился за советскими судами в арктических водах. 25 августа он потопил слабо вооруженный ледокольный пароход «А. Сибиряков», который сообщил на Диксон о нападении на него неизвестного крупного военного корабля, а затем рейдер пытался захватить Диксон. Получив достойный отпор от находившихся там сторожевого корабля «СКР-19» (вооруженный с началом войны ледокольный пароход «Дежнев») и береговой батареи и не выполнив задачи, «Адмирал Шеер» отправился восвояси. Операция «Вундерланд» потерпела провал.

Для поиска и уничтожения корабля и пресечения новых потерь в Арктике штаб Северного флота принимал экстренные меры.

В частности, с целью перехватить вражеский рейдер и была направлена к Новой Земле подводная лодка «К-21». Выйдя на позицию севернее мыса Желания, она начала поиск. Достигнув 79°20' северной широты, лодка не раз пересекала ледяные перемычки с вкраплениями старого, торосистого льда. Встречались и айсберги. Некоторые ледяные горы возвышались над водой на 70 м. Около одного такого ледяного исполина 5 сентября лодка прошла в надводном положении в непосредственной близости — на расстоянии 10 кабельтовых.

Более двух недель несла «К-21» боевую вахту в высокоширотном районе, из них двенадцать суток в Карском море. При плавании на север она достигла 8 сентября параллели 78°40', а 16 сентября параллели 79°30', где уже встретился лед. Два часа «К-21» продолжала движение во льду, но, опасаясь повредить корпус, повернула на юг. Наибольшее удаление лодки от Новой Земли к северу во время похода составило свыше 150 миль.

И только получив радиограмму о возвращении, капитан 2 ранга Н.А. Лунин приказал лечь на обратный курс. 21 сентября «К-21» ошвартовалась в Полярном. Боевого соприкосновения с кораблями противника в этом арктическом походе она не имела.

На смену «К-21» к мысу Желания направилась лодка «С-102» (командир капитан 3 ранга Л.И. Городничий), получившая задание вести поиск вражеских подводных лодок и прикрыть в случае необходимости переход отряда кораблей Экспедиции особого назначения ЭОН-18 (лидер «Баку», эскадренные миноносцы «Разумный» и «Разъяренный»), переводимых на Северный флот с Тихоокеанского флота Северным морским путем.

Учитывая, что проход вражеских кораблей, в том числе и подводных лодок, в Карское море был вероятен лишь севернее Новой Земли, в районе мыса Желания, с этого времени по решению командования Северного флота была определена специальная позиция.

«С-102» находилась в районе мыса Желания с 29 сентября по 13 октября, когда здесь уже наступила полярная ночь. Условия плавания сложились для ее экипажа, естественно, еще более суровые, чем для «К-21». Температура наружного воздуха уже давно опустилась ниже нулевой отметки. Продолжительность верхней вахты сократили до двух часов. Густой снег затруднял наблюдение, тем внимательнее прослушивали горизонт гидроакустики. Однако враг обнаружен не был, и лодка возвратилась в базу.

Передышка после этого похода оказалась непродолжительной, и 4 ноября «С-102» пришлось оставить Полярное, на этот раз взяв курс в северо-западную часть Баренцева моря с задачей прикрыть переходы одиночных транспортов из портов союзных государств, а также предпринять поиск моряков с советского парохода «Декабрист» (его торпедировали самолеты у острова Надежды, лежащего за семьдесят шестой параллелью) и других погибших судов.

В районе гибели «Декабриста» и других судов, о судьбе которых ничего не было известно, лодка крейсировала до 9 ноября. Но на ее пути шлюпки, в которых могли находиться уцелевшие моряки, не встретились. И вообще ничто не напоминало о разыгравшейся здесь трагедии. Только одно бушующее море, да небо над рубкой, постоянно закрытое свинцовыми тучами, нависающими над водой.

С тяжелым чувством возвращался из нелегкого похода экипаж «С-102», до самой последней минуты не терявший надежду, что ему удастся вызволить попавших в беду моряков.

В 1943 г. германское командование усилило боевую деятельность своих подводных лодок в арктических водах, направляя ее на борьбу против наших внутренних конвоев, тем более что плавание внешних конвоев с наступлением полярного дня союзниками снова было прервано. Как и в предыдущем году, противник не ограничивался только непосредственным нападением на корабли и суда. Он использовал минное оружие на подходах к портам, к узкостям — заливам и проливам, совершал бандитские набеги на полярные станции.

Появились немецкие подводные лодки в Карском море в августе, когда арктическая навигация шла уже полным ходом. Одновременно здесь действовало до 6—7 лодок. Особенно часто радиоразведка обнаруживала их к юго-востоку от мыса Желания и у восточного побережья Новой Земли. Помимо авиации и надводных кораблей командование Северного флота использовало для борьбы с врагом на подходах к Новой Земле и подводные лодки, Направляя их, как и в 1942 г., к ее северной оконечности.

Здесь для действий лодок были нарезаны две позиции: одна — к северу от мыса Желания, другая — к востоку от него. Дозоров надводных кораблей флота в этом отдаленном районе не выставлялось. В 1943 г. на позиции к северу и востоку от мыса Желания выходили четыре наших лодки.

Использование подводных лодок для противолодочной обороны затруднялось тогда недостаточностью да и несовершенством средств обнаружения противника. Тем значительнее выглядит тот исключительный случай, когда атака вражеской подводной лодки закончилась успешно для нашего корабля. Речь идет о потоплении лодкой «С-101» в 1943 г. у северной оконечности Новой Земли фашистской субмарины.

7 августа «С-101» (командир капитан-лейтенант Е.Н. Трофимов) вышла из Полярного в очередной боевой поход, на этот раз к мысу Желания. В нем участвовал ее бывший командир, возглавивший вновь созданный в бригаде дивизион подводных лодок типа «С» капитан 2 ранга П.И. Егоров. 13 августа в тумане открылись берега Новой Земли. Штурман лейтенант М.К. Чуприков уточнил место. Подводная лодка погрузилась и направилась к заданной позиции.

Потянулись томительные, похожие один на другой, дни поиска. Однообразие нарушил 21 августа доклад гидроакустика старшины 2-й статьи М.А. Филиппова о том, что он слышит похожие на шум винтов звуки. Причем пеленг на него «брался» очень точно. Командир посмотрел в перископ, но из-за тумана ничего не увидел. Чтобы не выдавать своего присутствия, лодка опустилась глубже и взяла курс на шум. Через некоторое время еще раз всплыла на перископную глубину. На горизонте капитан-лейтенант Трофимов увидел неясный силуэт и, как ему вначале показалось, бурун неопознанного корабля. Опять погрузился и пошел на сближение. У командира, естественно, возникла мысль: не враг ли это? И отдал приказание: «Торпедная атака!» На лодке привели в боевую готовность носовые и кормовые торпедные аппараты. Шум прослушивался еще отчетливее, а пеленг не менялся. Командир зашел в рубку акустика и решил сам прослушать шумы. А спустя несколько минут вызвал его в центральный пост и предложил посмотреть в перископ.

«Целью», вызвавшей сомнение специалиста, а с ним и командира, оказался самый настоящий... айсберг. И не один: поблизости среди мелкобитого льда плавало еще две огромные ледяные горы.

28 августа, когда «С-101» уже не одни сутки находилась на позиции в 78 милях к востоку от мыса Желания, краснофлотец И.В. Ларин, несший вахту на гидроакустической станции, доложил, что слышит шум винтов подводной лодки. Доклад на этот раз оказался точным. В поднятый перископ на расстоянии 40— 50 кабельтовых были отчетливо видны характерные очертания рубки вражеской субмарины, шедшей под дизелями курсом 350°. Осторожно, чтобы не спугнуть врага, «С-101» начала маневрирование для атаки.

В отсеки передали приказание исключить малейшие шумы, чтобы не привлечь внимания противника. Когда дистанция сократилась до 6 кабельтовых, в 10 ч 50 мин П.И. Егоров (он принял в этот момент на себя командование кораблем в связи с тем, что молодой командир не успел перед выходом выполнить зачетные торпедные стрельбы) дал трехторпедный залп из носовых торпедных аппаратов с интервалом в 6 секунд, причем торпеды имели разную установку глубины хода. Через 50 секунд в отсеках услышали мощный грохот. Командир увидел в перископ поднявшийся над поверхностью моря громадный султан воды. Когда «С-101» всплыла в позиционное положение, на мостик поднялись командир дивизиона, командир лодки и вахтенный офицер лейтенант В.К. Сергеев. Их взору открылось огромное соляровое пятно, которое растекалось на поверхности моря. В воде плавали деревянные обломки, пробки, одежда.

Найденные документы позволили установить, что потоплена подводная лодка «U-639», возвращавшаяся после постановки мин на подходах к устью Оби.

2 сентября «С-101» ошвартовалась в Полярном, оставив за кормой свыше 3500 миль, из них 650 под водой.

Боевой успех сопутствовал экипажу «С-101» и в других походах. За образцовое выполнение заданий командования она удостоилась после окончания войны, 24 мая 1945 г., ордена Красного Знамени.

В тот же период у северной оконечности Новой Земли несла позиционную службу еще одна советская подводная лодка — «С-54» (командир капитан 3 ранга Д.К. Братишко). Это был ее третий поход на Северном флоте; «С-54» вместе с подводными лодками «Л-15», «С-51», «С-55» и «С-56» в 1942—1943 гг. перешла с Дальнего Востока в Заполярье через Тихий и Атлантический океаны. Пребывание «С-54» у Новой Земли, как и походы других подводных лодок Северного Флота в высокие полярные широты, представляет определенный интерес.

В один из дней от вахтенного гидроакустика в центральный пост поступил доклад: «Слышу шум винтов работающей машины». Боевая тревога поставила на ноги весь экипаж. Капитан 3 ранга Братишко пристально осматривал горизонт. Из боевой рубки находящимся в центральном посту слышались голоса разговаривавших между собой командира и старшего помощника капитан- лейтенанта Г.К. Васильева.

— Смотри, старпом, по-моему, силуэт подводной лодки, — глуховато говорил командир.

— Я тоже так думаю, — ответил через минуту Васильев, снова уступая место у перископа Братишко.

— Вот нахал, идет, как у себя дома, сейчас мы устроим ему прописку на дне моря, — возбужденно продолжал командир. — Далековато только! Будем сближаться, чтобы ударить без промаха.

Когда до цели оставалось менее 50 кабельтовых, из рубки раздалась команда:

— Отбой боевой тревоги!

Спустившись из боевой рубки, командир с досадой сказал:

— Айсберг, чтоб его приподняло да бросило! Издали похож на подводную лодку, и волна о него бьет, как будто выхлоп работающего дизеля. Запросите акустика, что он сейчас слышит?

Из переговорной трубы раздался голос Фадеева:

— Слышу все тот же шум...

Сближение до девяти кабельтовых подтвердило: айсберг! Он величаво проплывал, гордый своей неприступностью и сверканием льда в лучах низкого в этих широтах солнца...

После отбоя подводники донимали шутками гидроакустика:

— Как же ты, Коля, целый час вел нас в атаку на льдину?..

Но сами отлично понимали: лучше сто раз ошибиться, чем пропустить врага. К тому же теперь будут знать, какой шум издает айсберг».

В сентябре 1943 г. у северной оконечности Новой Земли несла боевую службу и гвардейская Краснознаменная подводная лодка «Щ-402», которой командовал в то время гвардии капитан 3 ранга Д.М. Каутский.

Осенний поход «Щ-402» 1943 г. продолжался в течение 33 суток — со 2 сентября по 5 октября — и был для нее, как и для других кораблей, плававших в годы войны в столь высоких северных широтах, одним из трудных, особенно в навигационном отношении.

21 сутки — с 8 по 29 сентября — «Щ-402» находилась в Карском море. Подводникам приходилось почти все время действовать в сплошном тумане или при постоянных снежных зарядах.

Выполнение боевой задачи затрудняли попадавшиеся на пути лодки многочисленные айсберги, которые, как это отмечалось и в случаях с подводными лодками «С-101» и «С-54», акустики принимали за вражеские цели, пока не научились различать эхо и шумы плавучих ледяных гор. В довершение «Щ-402» попала в жесточайший шторм.

29 сентября барометр, наконец, начал давать обнадеживающие показания, погода стала улучшаться. К огорчению команды, все еще не терявшей надежду на встречу с противником, поступила радиограмма, отзывавшая «щуку» в базу.

Поход этот не принес кораблю боевого успеха, но экипаж «Щ-402» вышел победителем в борьбе со стихией, приобрел ценный опыт плавания в высокоширотном районе. (Экипажу гвардейской Краснознаменной подводной лодки «Щ-402» не пришлось встретить светлый День Победы. 21 сентября 1944 г. лодка погибла в боевом походе.)

В сентябре 1943 г. в том же районе действовала также подводная лодка «К-1», которой командовал в походе командир дивизиона капитан 1 ранга М.Ф. Хомяков (ее «штатный» командир капитан 3 ранга В.Г. Стариков находился в отпуске). В базу лодка не вернулась. Подводники-североморцы тяжело переживали гибель боевых товарищей. Они поклялись отомстить за них ненавистному врагу.

В 1944 г. противник не только не отказался от посылки своих подводных лодок в Карское море, но и усилил их деятельность на наших внутренних арктических коммуникациях. В связи с этим в арктический сектор морского театра командование Северного флота перебросило к началу навигации в Карское море дополнительные силы из надводных кораблей и авиации. Летом была создана Карская военно-морская база.

Подводным лодкам Северного флота в 1944 г. вновь приходилось выполнять боевые задачи в районах, прилегающих к мысу Желания.

Первой 15 августа вышла сюда подводная лодка «С-104» (командир капитан 2 ранга В.А. Тураев).

18 августа лодка пересекла семьдесят седьмую параллель и заняла позицию у мыса Желания (район ее действий был определен между 76-й и 78-й параллелями и 64-м и 75-м меридианами). Жизнь на корабле вначале шла монотонно, ничто не нарушало привычного ритма несения вахт.

Участник похода мичман Л.А. Власов в своих воспоминаниях рассказал о некоторых эпизодах этого необычного для экипажа плавания, о том, как экипаж «С-104», подобно морякам других подводных лодок, ранее действовавших у Новой Земли, был введен в заблуждение плававшим айсбергом, принятым за цель.

Двадцать три дня находилась «С-104» в районе восточнее мыса Желания. Напряженный поиск не увенчался успехом. Через две недели сюда пришла для несения боевой службы подводная лодка «С-15» (командир капитан-лейтенант Г.К. Васильев). Для определения места командир принял решение склониться к мысу Спорый Наволок. Здесь лодка попала в тонкий молодой лед. Чтобы он не забил кингстоны охлаждения дизелей, Г.К. Васильев направил подводную лодку к чистой воде. Однако около полуночи «С-15» оказалась среди дрейфующих полей крупнобитого льда. Пришлось уменьшить ход до малого. И снова полоса чистой воды сменялась то мелкобитым льдом, то полями тяжелого, прошлогоднего льда.

Почти месяц, с 21 сентября по 17 октября, находилась «С-15» в высокоширотном районе, покинув его уже в условиях наступившей полярной ночи.

Опыт высокоширотных и ледовых плаваний, полученный на Северном флоте в предвоенные и военные годы, навел флагманского штурмана бригады подводных лодок капитана 1 ранга М.М. Семенова и командира «С-17» Героя Советского Союза капитана 2 ранга Я. К. Иосселиани на мысль об использовании обычной серийной дизель-электрической подводной лодки для похода к Северному полюсу. С таким предложением они обратились после войны к своему командованию. По их замыслу маршрут следовало разработать с учетом данных авиаразведки о наличии полыней и разводий. Кроме того, поиск участков чистой воды, в которых можно было бы всплывать для зарядки аккумуляторной батареи, лодка могла производить с помощью эхолота, направленного вверх. В аварийных случаях, как они считали, можно было бы подорвать лед для образования полыньи торпедами.

Отдавая должное смелости и решительности инициаторов планов арктического похода на подводной лодке, следует сказать, что их намерение носило преждевременный характер. При том уровне развития техники, особенно навигационных приборов, не позволявших в нужной степени контролировать точность путеисчисления при плавании в околополюсных районах, поход к Северному полюсу не просто носил рискованный характер, он мог бы закончиться трагически. Тем более что и энергетическая установка дизель-электрической лодки для плавания в подводном положении требовала постоянной подзарядки аккумуляторной батареи и, следовательно, всплытия.

Предложение, естественно, принято не было, хотя его авторы, казалось, разработали свой план довольно детально.

Продолжали появляться и идеи создания арктических подводных лодок и за рубежом и в нашей стране. Один из зарубежных проектов был создан в Италии группой специалистов под руководством адмирала Адальберто Мариано еще перед началом Второй мировой войны. В 1944-м, а затем в 1946 г. Мариано через органы внешней торговли СССР обратился к советскому правительству с предложением приобрести этот проект. Свое предложение итальянский адмирал обосновывал тем, что для Советского Союза очень важно «увеличить возможность плавания на просторах Ледовитого океана», тем более что интерес к этому району проявляют другие страны. «Всякое запоздание, — считал он, — принесет лишь ущерб и угрожает отставанию СССР от других государств». После консультаций и получения заключений от специалистов итальянцу было отказано. Видимо, потому что к тому времени появился свой отечественный проект специальной арктической подводной лодки от теперь уже известного нам капитана 2 ранга А.В. Лепешкина.

Свое предложение изобретатель адресовал главкому Военно-морских сил СССР адмиралу И. С. Юмашеву. Разработанный флотским офицером эскизный проект и пояснения к нему вызвали немалый интерес среди ученых и конструкторов. Их обсуждение длительное время велось на различных уровнях в Главном морском штабе, Арктическом научно-исследовательском институте, Главном управлении Северного морского пути и других инстанциях. К дальнейшей разработке были привлечены Центральное конструкторское бюро № 18, Центральный научно-исследовательский институт военного кораблестроения. В качестве базы для создания проекта такой арктической подводной лодки предлагались (для ускорения) проекты трофейной немецкой подводной лодки XXI серии, а затем советской подводной лодки типа «К» XIV серии.

Положительно отозвались о проекте А.В. Лепешкина известные подводники Герои Советского Союза И. А. Колышкин и Я.К. Иосселиани, а также главный конструктор крейсерских подводных лодок типа «К» М.А. Рудницкий, возглавлявший в то время Управление подводного кораблестроения ГУК ВМФ. Деятельное участие в дальнейшей разработке проекта принял участие академик Ю.А. Шиманский, так что в литературе можно встретить упоминание об арктической подводной лодке Шиманского. После войны под грифом «Секретно» вышла даже брошюра с таким названием, затем, по всей вероятности, «за ненадобностью» уничтоженная, так что обнаружить ее не удалось.

 

Германские субмарины несли во льдах смерть

Ранее уже шла речь о действиях подводных лодок германского флота в полярных водах в годы Второй мировой войны. Может быть, этим и стоило ограничиться, если бы не одно немаловажное обстоятельство. Не успели еще смолкнуть раскаты орудийных залпов, как наши союзники по антигитлеровской коалиции, и прежде всего Соединенные Штаты Америки, стали вовсю расписывать «героические», а по существу пиратские действия фашистских подводников в арктических районах.

Обращалось внимание на то, что германские подводные лодки в целях укрытия заходили под ледяные поля, пережидали там опасность. А некоторые, всплывая в разводьях, производили зарядку аккумуляторных батарей.

Американский военно-морской обозреватель Н. Полмер писал, например, что несколько немецких подводных лодок, действуя в годы войны у кромки паковых льдов в районе Шпицбергена, совершали непродолжительные подледные плавания. Некоторые лодки, попав в паковые льды, чтобы не быть ими раздавлены, спасались погружением, другие использовали льды, уклоняясь от преследования противолодочных кораблей союзников.

Другой американский исследователь Р.-Д. Макуэтти в статье «Арктическая подводная лодка», опубликованной в журнале «Юнайтед Стейтс нейвл инститьют просидингс», также упоминал о том, что гитлеровские подводники пытались плавать под ледяными полями во время боевого патрулирования (а правильнее сказать, во время разбойничьих рейдов против советского судоходства) на трассе Северного морского пути — в Баренцевом и Карском морях, причем район их боевых действий простирался на восток вплоть до пролива Вилькицкого.

Наиболее обстоятельно, пожалуй, проанализировал действия немецких подводников в полярных водах Баллиган в статье «Подводные лодки в Арктике», помещенной во французском журнале «Ля ревью маритим». «Не обнаружено никаких документов, говорящих о плавании подводных лодок подо льдом, — заявил он. — Один американский писатель (мы можем сказать: уже не один. — В.Р.), однако, утверждает, что немецкие подводные лодки уходили под лед, когда оказывались стиснутыми льдами. Экипажи подводных лодок жаловались, что ледяные глыбы, бросаемые волнами на корабль, портили головку шноркеля или перископ».

Объективности ради заметим, что германским подводным лодкам в тот период все же не раз приходилось форсировать ледяные преграды, а иногда, чтобы уклониться от встреч с советскими кораблями и кораблями союзников, уходить под лед, не удаляясь, однако, значительно от его кромки. Случалось, что гитлеровские подводники попадали под ледяные поля и непроизвольно. Во время операции «Вундерланд», в августе 1942 г., подводная лодка «U-209», например, при всплытии у западного берега Новой Земли повредила себе о лед перископ.

30 августа того же года в районе губы Белушьей четыре английских корвета, приданных Беломорской военной флотилии, обнаружили подводную лодку «U-456» в крейсерском положении и обстреляли ее. Вражеская субмарина погрузилась и ушла под кромку битого льда. Преследовать ее во льду английские моряки не решились.

В 1944 г. три германские подводные лодки пытались форсировать пролив Вилькицкого и пройти в Нордвик. Однако 18 сентября они натолкнулись на непреодолимые льды в районе мыса Челюскин. В тот же день одна из лодок — «U-935» повредила от удара перископ. В результате немцы отказались от своей затеи и вернулись в Карское море.

Несколько раньше две другие германские подводные лодки во время рейда в Карском море получили, всплывая во льдах, настолько серьезные повреждения, что это заставило их покинуть район действий.

Итак, подводным лодкам нацистской Германии не только приходилось действовать во льдах, но и уходить под лед, чтобы избежать преследования наших противолодочных кораблей.

Еще до войны немецкий военно-морской журнал «Марине рундшау» откровенно писал о взглядах верховного командования гитлеровской Германии на роль северных и арктических районов в будущей войне с Советским Союзом: «Здесь находится центр тяжести русских морских коммуникаций с Западом... Поэтому Германия будет принуждена для полноценной блокады Советской России на западном фронте послать флот на Север с целью прервать арктическую коммуникацию Советской России...»

Для знакомства с обстановкой в Заполярье на трассе Северного морского пути главное командование военно-морских сил Германии (ОКМ) организовало внимательное изучение результатов предвоенных советских арктических навигаций. Особенно важное значение придавалось исследованию всех обстоятельств, связанных со сквозным плаванием с запада на восток германского рейдера «Комет» в 1940 г.

После заключения в августе 1939 г. пакта о ненападении с Советским Союзом германское правительство, по данным датского исследователя Р.С. Стеенсена, вначале пыталось договориться о переводе Северным морским путем из бассейна Тихого океана 35 судов, интернированных в портах нейтральных стран ЮгоВосточной Азии.

Однако в ходе переговоров сошлись на предоставлении Германии возможности перевести только одно торговое судно в Японию. В Гамбурге на сравнительно небольшом товаро-пассажирском судне «Эмс» (тоннаж около 3,3 тыс. брутто-регистровых тонн) установили вооружение, закамуфлировав его под обычный транспорт и переименовав в «Комет».

«Вооружение было настолько хорошо замаскировано, что русские (речь идет о ледовых лоцманах. — В.Р.), — писал Стеенсен, — направляясь с мостика в свои каюты и обратно, никак не могли его заметить». Но шила в мешке не утаишь, и в ходе плавания тщательно скрываемый немецкими моряками секрет все же раскрылся.

Под «благовидным предлогом» (тяжелая ледовая обстановка на подходе к проливу Лонга) в Певеке капитану судна Р. Эйссену было отказано в дальнейшей проводке и предложено возвратиться в Баренцево море. Последовал решительный отказ, и рейдер продолжил путь самостоятельно.

В западной печати, естественно, этот факт преподносится как «неблаговидный поступок нейтрального государства (СССР. — В.Р.) против держав, воевавших с гитлеровской Германией».

Германия имела на Севере две флотилии подводных лодок, каждая из которых насчитывала вначале около 12 единиц. Базировались они на Берген и Тронхейм, где с этой целью были построены специальные скальные убежища. В дальнейшем численность германского подводного флота на Севере возросла и Достигла в 1945 г. 60—65 лодок.

Против кораблей Северного флота и флотов союзников, а также для борьбы на арктических путях сообщения использовались в основном подводные лодки типа VIIC. Автономность их составляла 6—9 недель, что позволяло длительное время находиться в отрыве от своих баз.

Известный советский историк профессор М.И. Белов указывал, что противник направил свои подводные лодки в восточную часть Баренцева и Карское моря еще в 1941 г. По приведенным им архивным данным, в период войны германские подводные лодки летом и осенью 1941 г. впервые обнаруживались в северо-западной и юго-западной частях Карского моря.

В 1942 г. в восточной части Баренцева моря германские подводные лодки появились в начале июля. После рассредоточения союзного конвоя PQ-17 они стали охотиться здесь за одиночными транспортами, пытавшимися укрыться у берегов Новой Земли. А затем гитлеровцы распространили свои действия на Карском море.

Все это вынудило командование Северного флота принять меры к организации противолодочной обороны в западном районе советской Арктики, хотя достаточных сил и средств у флота для этого вначале не имелось. Командовавший флотом в годы войны адмирал А. Г. Головко в связи с этим писал с огорчением: «...у нас не хватило сил для противодействия. Во-первых, чтобы помешать проникновению гитлеровцев в Карское море, надо держать под наблюдением пространство шириной в несколько сот миль, на подходах из Баренцева моря к проливам Югорский Шар, Карские Ворота, Маточкин Шар, а также пространство севернее мыса Желания. Во-вторых, чтобы предотвратить нападение вражеских подводных лодок на конвои, надо иметь не один-два корабля эскорта на два-три транспорта, как имеем сейчас мы. <...> Стоит ли удивляться, если нам время от времени не удается уберечь то или иное судно?..»

Свыше 20 подводных лодок германского флота совершило в 1942—1944 гг.х пиратские рейды в Карское море, в том числе по два похода в 1943 г. - «U-601» и «U-960», в 1944 г. - «U-711».

Наибольшая продолжительность пребывания в арктических походах падает на подводные лодки: в 1943 г. — «U-302», «U-703» (около 55 суток) и «U-255» и «U-711» (свыше 60 суток), в 1944 г. — «U-278» и «U-739» (более 60 суток). Подводная лодка «U-957» в 1944 г. действовала в полярных водах свыше 70 суток.

Если в 1942 г. вели поиск наших судов одиночные лодки, то в последующие годы гитлеровские подводники стали применять против наших судов и конвоев испытанный прием «волчьей стаи», когда на обнаруженное судно набрасывалась целая группа лодок.

Широко применял враг, как уже отмечалось, в арктических районах и минное оружие, выставляя банки из мин заграждения, в том числе и неконтактных.

Для отстоя своих лодок, оборудования наблюдательных постов, как стало известно в послевоенное время, немцы использовали в 1943—1944 гг. необитаемые районы шхер Минина (западное побережье полуострова Таймыр), в частности остров Вардропер, залив Волчий в архипелаге Норденшельда в Карском море, мыс Спорый Наволок на северо-восточном побережье Северного острова Новой Земли, бухту Слободская в Енисейском заливе.

В 1942 г. первая из посланных на восток подводных лодок «U-601» совершила в июле пиратское нападение на становище Малые Кармакулы на западном побережье Южного острова Новой Земли. 1 августа эта же лодка потопила у губы Белушьей шедший без охранения пароход «Крестьянин». А 24 августа «U- 601» потопила на подходе к Диксону транспорт «Куйбышев», из экипажа которого никто не спасся.

В августе группа фашистских лодок отправилась в Карское море для обеспечения операции «Вундерланд». На «U-601», «U-251» и «U-255» возлагалась задача обеспечить «Адмирала Шеера» разведывательной информацией. Четыре другие субмарины должны были прикрывать его рейдерство со стороны Баренцева моря и своими действиями у Новой Земли и в Печорском море (юго-восточная часть Баренцева моря между островами Колгуев и Вайгач) отвлекать внимание наших сил.

17 августа одна из этих подводных лодок — «U-209», следовавшая в надводном положении, обнаружила у острова Матвеева в Печорском море идущий без охранения из пролива Югорский Шар в Нарьян-Мар караван небольших советских судов: буксирный пароход «Комсомолец» тянул за собой баржу с людьми, а «Норд» — баржу с имуществом и неработающий буксир «Коми- лес». С дистанции 30 кабельтовых лодка подожгла «Комсомолец» и вынудила его выброситься на остров, а затем потопила остальные плавсредства. Баржу с людьми она пустила на дно торпедой. Пытавшихся добраться до берега северян гитлеровцы с бессмысленной жестокостью расстреливали из пулеметов и автоматов. В результате варварской расправы погибло 305 человек.

Ранним утром 25 августа «U-255» напала на полярную станцию мыса Желания и артиллерийским огнем сожгла служебные и жилые постройки. Чудом сохранившаяся аппаратура позволила полярникам передать на Диксон сообщение об этом пиратском акте фашистов.

В сентябре «U-251» уничтожила радиостанцию на острове Уединения, расположенном в центре Карского моря.

В 1943 г. в соответствии с планом новой арктической операции «Вундерланд-2» командование ВМС Германии на европейском Севере направило в Арктику группу подводных лодок под общим названием «Викинг». Цель этой новой операции оставалась прежней — всячески препятствовать нашему судоходству. В разное время здесь действовало свыше 10 подводных лодок. И по- прежнему германские подводники не гнушались нападать на безоружные суда и полярные станции.

Первой жертвой на их пути оказалось экспедиционное судно «Академик Шокальский». Отправившись с Диксона в залив Благополучия, что расположен на северо-восточном побережье Новой Земли, судно в районе Спорый Наволок встретило 25 июля подводную лодку «U-255», которая с дистанции пяти миль открыла по нему артиллерийский огонь. Попытка укрыться во льдах не увенчалась успехом: враг потопил судно. Оставшиеся в живых члены экипажа, научные работники, зимовщики отправились на шлюпке к мысу Спорый Наволок, но лодка таранила ее, и люди оказались в ледяной воде. С трудом они выбрались на берег, починили шлюпку и наконец достигли цели. Но и здесь немцы не оставили их в покое: они захватили суденышко (на нем находились запасы пищи) и отбуксировали в море.

Продолжая действовать в Карском море, одна из подводных лодок противника проникла в Енисейский залив и 7 сентября потопила транспорт «Тбилиси» (вначале считалось, что пароход «Тбилиси» подорвался на мине). 18 сентября подводная лодка «U-711» обстреляла полярную станцию на острове Правды, а 24 сентября — в заливе Благополучия.

Осмелев (а точнее, обнаглев), германские подводные лодки стали нападать и на арктические конвои. 28 августа на переходе из Диксона в Нордвик, к юго-востоку от островов Мона, от торпеды, выпущенной подводной лодкой «U-302», погиб пароход «Диксон», эскортируемый сторожевиком и тральщиком. 30 сентября «U-601» потопила пароход «Архангельск», а на следующий день «U-703» — пароход «Сергей Киров», шедшие в составе каравана.

В 1944 г. у западного побережья Новой Земли и в Карском море действовало 12 подводных лодок, причем 6 из них к востоку от Новой Земли в составе ударной группы «Грейф».

Первым сигналом о появлении новоявленных подводных корсаров явилась трагическая гибель у острова Белого севернее полуострова Ямал, 12 августа 1944 г. парохода «Марина Раскова» и тральщиков «ТЩ-118» и «ТЩ-114» (всего их было три), шедших в охранении (конвой БД-5 Белое море — Диксон). Именно на этих тральщиках находилась большая часть спасенных с парохода людей. Это была самая ощутимая потеря в Арктике в годы войны. Тяжелые испытания выпали на долю тех людей, которые оказались на шлюпках в штормовом море. Энергичными мерами, принятыми командованием после гибели кораблей, удалось спасти 259 человек. В этой трагедии, как в зеркале, отразилась бесчеловечность гитлеровских морских разбойников с подводной лодки «U-365».

30 августа радисты полярных станций Карского моря услышали драматическое сообщение, переданное открытым текстом: «Всем, всем, я «Норд», обстрелян подводной лодкой», после чего связь прекратилась. После войны стало известно, что «Норд» потопила артогнем подводная лодка «U-957».

Та же подводная лодка «U-711» совершила 26 сентября нападение на полярную станцию мыса Стерлегова, захватив ее вместе с зимовщиками (избежали плена лишь два человека) и разрушив артиллерийским огнем все постройки. В сентябре три подводные лодки из группы «Грейф» («U-711», «U-739» и «U-957») несколько дней преследовали конвой, направлявшийся из пролива Вилькицкого на Диксон. Четыре транспорта благополучно дошли до места назначения, а сторожевой корабль «СКР-29» («Бриллиант») из состава охранения был 23 сентября потоплен подводной лодкой «U-957». Из экипажа сторожевика не спасся ни один человек.

Для поиска и уничтожения вражеской лодки командование оставило тральщик «Т-120». Но и его постигла такая же печальная участь — корабль поразила электроторпеда с подводной лодки «U-739». Он стал последним кораблем, погибшим в полярных водах от гитлеровских подводников.

Даже этот неполный перечень пиратских, в основном против безоружных объектов, действий противника должен дать представление о «боевой деятельности» гитлеровских подводников в полярных водах, о которых неоднократно писали некоторые западные, в том числе и заокеанские, авторы. Нет, не ледовые и подледные плавания характеризуют эти «подвиги», а бессмысленная жестокость, изощренные методы уничтожения своих жертв.

Естествен вопрос: сказались ли действия гитлеровских подводных сил в Карском море на нашем судоходстве? Ответ может быть только однозначным: несомненно. Они усиливали напряженность движения на западном участке Северного морского пути, требовали значительного отвлечения на борьбу с подводным противником сил Северного флота и особенно входившей в его состав Беломорской военной флотилии.

Положение осложнилось тем, что с 1943 г. германские подводные лодки стали применять бесследные электрические, а затем и самонаводящиеся торпеды с акустической головкой. Это лишило наши корабли возможности обнаруживать их след и своевременно уклоняться, как это делалось, когда враг использовал обычные парогазовые торпеды.

И все же германскому флоту ни в коей мере не удалось решить своей главной задачи в этом регионе — прервать наши арктические коммуникации.

В 1943 г. в Арктике было проведено 110 конвоев (170 транспортов). Потери составили 4 транспорта (3 из них от атак подводных лодок), 3 тральщика и вспомогательное судно. В 1944 г., когда немецкие подводники действовали особенно активно, по внутренним коммуникациям в Карском, Баренцевом и Белом морях было проведено 407 конвоев, насчитывавших 707 транспортов. А потери составили всего 3 транспорта — чуть более 0,4% от общего числа проведенных судов.

Усиление нашей противолодочной обороны в арктических районах вынудили германское военно-морское командование на Севере отказаться от посылки в 1945 г. своих подводных лодок в Карское море, хотя численность их в норвежских базах значительно возросла.

После окончания Второй мировой войны западные военные историки взялись за внимательное изучение «арктического опыта» гитлеровцев.

Упомянутый уже нами Баллиган недвусмысленно подчеркивал: «Опыт действия немецких подводных лодок в период Второй мировой войны дает широкое поле для исследований, которые должны дать положительные результаты».

Для каких же целей нужен был этот опыт? Какие именно и кому он мог дать «положительные результаты»?

Весьма откровенно высказался на этот счет Р.-Д. Макуэтти: «Наши подводные лодки смогли бы в летнее время вести разведку и действовать против кораблей противника на трассе Северного морского пути, как это делали немцы во Вторую мировую войну».

Подобный ответ можно найти и в высказываниях американских подводников. Джеймс Калверт, командир «Скейта», атомной подводной лодки США, совершившей подледные арктические походы в 1958 и 1959 гг., отмечал: «В американском флоте начали проявлять интерес к плаванию подводных лодок в полярных условиях еще в 1946—1947 гг...»

Наши бывшие союзники по Второй мировой войне и не думали скрывать, какова истинная направленность походов атомных подводных лодок США, а за ними и Англии, под паковыми льдами Центральной Арктики, какова истинная цель подобных подледных рейдов.

«Отец» атомного подводного флота США адмирал X. Риковер еще в одном из своих ранних выступлений подчеркнул, что плавания лодок подо льдом будут предприняты для изучения возможности ракетных атак против Советского Союза. Напомним, что это было время «холодной войны», взаимного недоверия и противостояния двух великих держав...