Эта хижина стояла среди зарослей берез и ягодных кустарников в тени одного-единственного клена. Тонкая струйка дыма из трубы тянулась вверх, как«бы подсказывая Причарду, что в доме кто-то есть. Он попытался собрать в кулак всю свою храбрость, подойти к ветхой двери и постучать в нее, но внезапно дверь открылась и на пороге показалась молодая девушка с корзиной белья в руках.

Причард прикинул, что ей, должно быть, лет пятнадцать, хотя в ее движениях уже чувствовались чисто женские особенности.

Ее бледные волосы, почти белые, казалось, переливались бы даже в пасмурную погоду. Девушка повернулась к Причарду, и у него сперло дыхание от знойной красоты ее лица.

– Привет, – сказала она, увидев его на тропинке, ведущей к дому. Ее губы были такими красными, как будто она только что, ела клюкву. Она улыбнулась, и Причард почувствовал, как у него замерло сердце и кровь горячей, огненной струей прилила к паху.

Девушка поставила корзину мокрого белья на траву возле натянутой веревки. Положив руки на бедра, она кивнула ему:

– Меня ищешь?

Причард был изумлен:

– Да. То есть нет. Я ищу Нетти Тиббс.

Она по-дружески смотрела на него своими янтарными глазками:

– Я и есть Нетти. А тебя я знаю?

Теперь, стоя ближе к ней, он понял, что она немного старше, чем он вначале решил, – по крайней мере, ей было лет семнадцать. Но воображая себе женщину, многоопытную в плотских утехах, он представлял ее намного старше. Ее слова о том, что она и есть Нетти Тиббс, очень удивили Причарда. Его глаза сузились. На секунду ему показалось, что она просто дразнит его.

– Ты уверена, что ты и есть Нетти?

Она от души рассмеялась.

– А что, ты видишь еще кого-то, кто бы отзывался на это имя? – она стояла совсем близко к нему. Причард чувствовал запах, исходивший от нее. Ее потертое платье плотно облегало ее фигуру. Ему было тяжело отвести глаза от соблазнительных округлостей ее больших грудей. Он весь напрягся, и его тело начало болеть.

Девушка опять засмеялась и сделала несколько шагов к нему. Ее бедра плавно двигались, а взгляд ее был устремлен на него, на его пах.

– Так ты расскажешь мне то, что ты хотел рассказать Нетти, или мне придется самой догадываться?

Причард вспыхнул до корней своих каштановых волос.

– Ну… я слышал…

– А ты симпатяга. Знаешь об этом? – перебила она его невнятное бормотание. – Хочешь, зайди на кофе? Или чего-нибудь еще, чтобы слегка успокоить твои нервы? В домике у меня есть немного вина.

Он неуклюже качнул головой:

– Было бы… неплохо.

Внутри этой однокомнатной хижины был только один стул, который стоял рядом со старым обшарпанным столом на качающихся ножках. Кроме того, в комнате стояла кровать, накрытая стареньким покрывалом, таз рядом с рукомойником и комод. Причард занервничал от одного вида кровати. Он хотел сесть на стул, но девушка опередила его.

– Садись сюда, – сказала она, похлопав по краю кровати. – Я пойду принесу вина. Вино, конечно, не французское, но настроение поднимает здорово.

Она подошла к ряду полок на стене и достала высокую зеленую бутылку. Причард смотрел, как она откупоривает бутылку и наливает вино в стаканы. Она принесла вино и села на кровать, рядом с ним.

– Как тебя зовут?

– Причард.

Нетти глотнула вина, не отрывая от него взгляд.

– Кажется, я тебя уже где-то видела, но не помню где. – Я приехал сюда из Миссури прошлым летом. Я смотритель маяка на Кейп-Мирс.

– Смотритель! Это вы огоньки зажигаете? – ее золотые глаза вспыхнули, и она улыбнулась. – Какая красота – сидишь в своей здоровенной башне и смотришь, как мимо проплывают здоровые корабли, киты и всякое такое…

Он пожал плечами и попробовал вино. Вино было терпким и не слишком крепким.

– Я бы не назвал это красотой.

Нетти прислонилась к нему, одним пальчиком играя воротом его рубашки:

– А что ты называешь красотой? Ездить в город к малышкам вроде меня?

– Нет, я никогда… ну, в смысле… я не…

Она прыснула, а он покраснел, как мак.

– Не смущайся, я рада, что ты пришел.

– Правда?

– Конечно.

Ее рука скользнула у него по груди, вниз под пальто. Причард чувствовал ее прикосновение через рубашку. Поскольку он редко выбирался в город, у него не было ни жилетки, ни галстука.

Нетти играла его пуговицей и улыбалась. Ее лицо было так близко! Чтобы поцеловать ее, ему нужно было всего лишь наклониться. Но она не стала продолжать игру на его нервах.

– Ты и вправду симпатяга, – она прикоснулась губами к его губам.

Он чуть не задохнулся, когда ее грудь уперлась ему в плечо. Она развернула языком его губы и уже искала его язык. У него мелькнула мысль, что он растает, что от него останется на этой кровати только мокрое место и пара косточек. Ее тело было таким зажигательно горячим, что он едва сдерживал себя. Нетти отпустила его, и сердце Причарда разочарованно екнуло. Нет, она всего лишь поставила свой стакан на пол, потом ее рука опять легла к нему на грудь.

– А ты, похоже, уже завелся! – сказала Нетти, снимая с него пальто. – Я покажу тебе, что такое настоящее наслаждение, потому что я не хочу, чтобы ты ушел сразу.

– Правда? – его собственный голос прозвучал как будто издалека. Настолько хрипло, что он с трудом понял, что это его собственные слова.

– Я же сказала, что ты мне нравишься, – она положила его на кровать, отпустила подтяжки и расстегнула пуговки на рубашке.

– Если мне кто-то нравится, то я бываю с ним очень нежна. Потом он обычно часто ко мне приходит.

Она стянула с Причарда рубашку. Он подумал: «Хорошо, что я надел чистое белье!» Все двигалось настолько быстро, что у него просто не было времени беспокоиться о том, как именно все произойдет. Все, что он мог делать – это радоваться, что все это происходит наяву и ему не снится эта девушка, эти горячие умелые руки, которые двигались по его телу с поражающей откровенностью. Когда ее пальчики прикоснулись к поднявшейся в его брюках плоти, все его тело дернулось, и он застонал.

Нетти улыбнулась:

– О-о, ты хочешь меня, Причард? Это хорошо, потому что я тоже хочу тебя. Хочешь увидеть, как я тебя хочу?

Не ожидая ответа, она взяла его руку и положила себе на грудь. Через тонкую ткань ее платья он почувствовал, как затвердели ее соски.

– Они хотят, чтобы ты касался их по-настоящему, а не через платье. Они хотят почувствовать на себе твои губы.

Причард застонал. Он выгнулся от удовольствия, когда она запустила руки к нему в брюки. Затем неожиданно он с ужасом понял, что сейчас произойдет то, чего он больше всего боялся.

– О, нет, – хрипло прошептал он, – опять брызнет. – Со стоном удовольствия и отчаяния он излил семя на свое нижнее белье.

Содрогаясь от унижения, Причард перевернулся на живот и попытался сдержать слезы, которые заполнили его глаза.

– Эй, Прич, – рука Нетти скользнула по его спине. – Не переживай. Ты не первый, кто не может удержаться.

– Правда? – Причард оторвал голову от кровати.

– О Господи, ну, конечно, не первый, – она перевернула его на спину и пальчиком вытерла подвернувшиеся слезы. – Не понимаю, почему мужики так долго не могут найти себе девушку, с которой им легко. Не ошибается тот, кто не пробует. Иногда простые вещи требуют очень много времени.

Причарда взял ее лицо в ладони. Его сердце наполнилось благодарностью и облегчением.

– Ты самое прекрасное создание, которое я когда-либо встречал.

Нетти улыбнулась.

– Нет, ты врешь. Ты просто рад, что я не рассердилась на тебя за то, что ты не подождал меня.

– Нетти, я бы никогда так не поступил, если бы я мог это контролировать.

– Я знаю. Не переживай, Прич, – она прильнула к нему и начала соблазнительно тереться своим телом об него. —Могу поспорить, что скоро ты опять будешь готов. И тогда ты и мне доставишь удовольствие.

Не успела она это сказать, как он почувствовал, что сила к нему вернулась. Его глаза расширились, и он опять улыбнулся во весь рот.

– Знаешь, что? Ты не только самая прекрасная девушка, которую я встречал. Ты возбуждаешь больше, чем хоумран по всем базам, когда весь народ глазеет на тебя.

– Эй, похоже, ты говоришь о бейсболе. А я так обожаю бейсбол, Прич.

– Правда?

– Конечно. Когда все эти мужики бегают по полю в форме… – ее глаза сузились, и она сказала:

– Ты один из «Тилламук Кингз», да? Вот где я тебя видела. Я на все их игры хожу.

– Правда? – Причард расправил грудь. Я их новый линейный отбивающий.

– Да ну? А Нетти Тиббс увлекла тебя в свою маленькую постельку. Ну и повезло же мне, Прич. Она страстно поцеловала его.

– Тебе я покажу пару таких штучек, что ты никогда меня на забудешь. И еще денег с тебя не возьму.

Причард поцеловал ее и принялся за ее пышную грудь.

– Я и так тебя не забуду, Нетти. Ее рука потянулась к его брюкам.

– Это хорошо, Прич, потому что мне кажется, что ты уже опять готов.

Позже Причард не мог вспомнить, как они остались без одежды. Все, что он помнил, – только то, как они кружились на постели, оба совершенно голые, переплетя ноги, жадно целуясь и лаская каждый сантиметр тела друг друга.

Нетти не стеснялась ни говорить ему, что и как делать, чтобы ей было приятно, ни порывисто и бешено ласкать его.

Влажное и жаркое ощущение сомкнувшейся вокруг него плоти, когда он проскользнул в нее, был настолько божественным, что он даже не мог себе такого представить.

Чувство, переполнявшее его, было настолько чудесным, что он уже не сравнивал его с хоумраном по всем базам. Такого блаженства, как сейчас, с Нетти Тиббс, он еще не испытывал.

В то время, когда Нетти учила Причарда некоторым нюансам пробежки по базам, Бартоломью входил в дом доктора Абрахама Уиллса на третьей улице.

– С чем пожаловали, Бартоломью? – доктор Уилле жестом пригласил гостя сесть в кресло рядом со своим рабочим столом. – Надеюсь, вы не больны. По крайней мере, выглядите вы вполне здоровым.

– Я здоров. Благодарю вас, что не отказались принять меня в воскресенье. – Бартоломью сел в удобное кресло с мягким покрытием и положил свою смотрительскую фуражку на колени. – Я насчет Хестер. Похоже, что она больна.

– Вы привезли ее с собой?

– Нет, боюсь, что у Хестер появилось какое-то странное представление о болезни. Она считает, что причиной болезни является грех. Она твердит, что она не грешила и поэтому не может заболеть.

Доктор улыбнулся. Его тройной подбородок затрясся, как студень, и рыжая борода зашевелилась.

– Она уникальна в своем роде, если она не грешит. Коль уж она отказалась приехать, я сам займусь ею.

– Она отказалась наотрез, несмотря на все мои попытки уговорить ее, – Бартоломью покачал головой со смешанным чувством отвращения и удивления. – Она очень упрямая. Но меня беспокоит ее состояние, Абрахам. Она теряет вес. Я подозреваю, что у нее ухудшается зрение. И похоже, у нее постоянно болят ноги.

– Она ест что-нибудь?

– Как корова – вечно что-то жует. И постоянно пьет. В основном, воду, хотя, боюсь, что она еще пьет так называемый тоник, который она покупает у этого аптекаря-шарлатана. По его представлениям, этот тоник – панацея от всех болезней, начиная от обычной простуды и заканчивая подагрой. – В голосе Бартоломью явственно слышалось отвращение.

– Понятно, она пьет преимущественно алкоголь, – доктор Уилле левой рукой взял перо, обмакнул его в чернильницу и сделал несколько записей на листе бумаги, лежащем перед ним.

– Проклятые кровососы! Наживаются на невинных людях. Половина из этих неудачников даже читать толком не умеют! – доктор Уилле швырнул ручку на стол. Темное пятно расплылось по блокноту, как эпидемия по штату. Я бы все отдал, чтобы увидеть пару таких шарлатанов вздернутыми а высоченном столбе. Это из-за них происходит столько совершенно необязательных смертей! Они просто отговаривают людей обратиться за нормальной медицинской помощью.

– Вы думаете, именно тоник является причиной болезни Хестер?

Уиллс покачал головой.

– В данном случае, похоже, нет. Скажите, а она часто мочится?

– Да. И каждый раз после посещения туалета она выглядит очень усталой.

– Хм. Рвота? Понос? – Доктор Уилле поднял ручку и сделал еще несколько записей. Он писал левой рукой, и поэтому его буквы слегка наклонялись назад.

– Этого я не знаю точно, но, скорее всего, так оно и есть, принимая во внимание то, сколько времени она проводит в туалете. Абрахам, вы подозреваете, что с ней что-то серьезное?

Уилле ничего не ответил, продолжая писать. Когда он наконец закончил, он поднялся с кресла и взял книгу с полки над столом.

– Недавно я прочел в журнале статью о заболевании, которое называется диабет. Причины этого заболевания еще до конца не выяснены, но в статье указывалось достаточно много симптомов, которые вы упомянули в своем рассказе. Я подозреваю, что у вашей жены именно диабет. И вот вам рецепт, – доктор взял со стола клочок бумаги, на котором он делал записи, что-то переписал с него на чистый лист и передал этот лист Бартоломью.

«Смешать три капли квасцов [11] и четыре пинты молока. Пить одну пинту раствора три-четыре раза в день в течение восьми – десяти дней», – было написано в рецепте. Бартоломью свернул листок и положил его в карман.

– Это вылечит ее?

– Обычно полностью излечивает в течение дней десяти. Так написано в статье. Только там еще говорится, что существует два типа диабета. Один из них практически всегда ведет к смерти. В этом случае болезнь развивается довольно быстро. И очень сложно определить эту болезнь, пока пациенту еще можно помочь. Звучит невесело, но боюсь, что так оно и есть на самом деле.

Даже не пытаясь скрыть своего огорчения, Бартоломью поднялся с кресла и протянул доктору руку.

– Благодарю вас, Абрахам. Спасибо за вашу заботу и внимание. Я приведу Хестер к вам, как только смогу.

– Постарайтесь. Я, конечно, все понимаю, на днях ваш племянник женился, – говорил Уилле, провожая посетителя до двери. – Могу поспорить, его жена – настоящая красавица. Она не здешняя, не так ли?

– Вы правы. Она из Цинциннати.

– Хестер, наверное, рада, что в доме появилась еще одна женщина. Теперь у нее есть с кем поговорить, когда вы уходите на маяк.

Через открытую дверь Бартоломью видел широкие зеленые долины, окружающие Тилламук. Упоминание об Эри вызвало у него смешанное чувство радости и страдания. А чем стало появление Эри для Хестер?

– Да, конечно, – сказал Бартоломью, чувствуя себя виноватым, – спасибо вам, доктор.

Хестер наотрез отказалась пить квасцы с молоком, впрочем, как и ехать к доктору. Она перекладывала все больше и больше работы по дому на Эри и все свое время проводила в чтении Библии и молитвах.

Эри удвоила свои старания – она постоянно помогала Хестер и пыталась наладить с ней дружеские отношения. Она все время напоминала себе, что Хестер больна и ей требуется забота и внимание, а не враждебность. Но она не могла преодолеть в себе презрение, ведь все, что она делала, лишь критиковалось, от Хестер она слышала только брань.

В то утро, думая, что Хестер это будет приятно, Эри приготовила чай и налила его в чудесную чашку на блюдце из сервиза, который стоял в дубовом серванте на кухне.

В тот момент, когда Хестер увидела на подносе чашку из китайского сервиза, она разразилась потоком самой грязной ругани, которая только могла прийти ей в голову. Бедная Эри настолько испугалась, что поднос выпал из ее дрожащих рук. Чашка и блюдце с ручной росписью упали на пол и разлетелись на куски. Когда Хестер крикнула, чтобы она убиралась, Эри с радостью вышла из комнаты.

Чтобы поднять настроение, она приготовила Причарду обед и понесла его на маяк, помня о его привычке, которая уже начала ей нравиться. Причард любил показывать ей маяк. В первый же день, когда она пришла к нему на маяк, он провел ее вверх по спиральной лестнице и показал огромную отшлифованную вручную хрустальную линзу, сделанную Анри Лапотом в Париже в 1887 году.

– В Америке есть еще только одна подобная восьмиугольная линза, – рассказывал он с гордостью. – Она весит почти целую тонну. Сюда ее привезли на корабле. Чтобы доставить ее на маяк, кораблю пришлось обогнуть мыс Горн. Затем ее подняли сюда, на башню, прямо с корабля.

Линза была настолько большая, что они могли ходить внутри нее, – туда шел специальный лаз. В обязанности Причарда как помощника смотрителя маяка входила чистка и полировка толстых призм, составляющих линзу, чтобы капельки морской воды, испаряясь, не оставляли следов на драгоценном хрустале. Эри с ужасом смотрела, как он чистит верхние призмы, держась за металлическую ручку, а ветер пытается оторвать его и бросить в море. Вместе они привели в порядок все пять фитилей керосиновой горелки. Затем Причард научил ее, как, используя сложную систему рычагов и противовесов, управлять механизмом, который заставляет линзу вращаться в ночное время.

С того момента, когда он последний раз поцеловал ее, прошло несколько дней, и Эри была рада этому. Это значило, что он уважает ее и их дружба крепнет.

Единственное, что ей нравилось больше, чем стоять на открытой площадке маяка, чувствовать, как ветер играет волосами, наблюдать за морскими птицами и слушать рев волн, были прогулки по пляжу или по пышному спокойному лесу. Часто в лесу у нее появлялось странное чувство, что за ней кто-то следит. Каждый раз она ждала, что покажется Бартоломью. Она так хотела быть с ним! Но никто не выходил из чащи.

Он чудился Эри повсюду – в буйстве папоротников, в буреломе из поваленных штормами и молниями стволов деревьев, в мягкости мха, одеялом покрывающего землю и растущего как на земле, так и на стволах деревьев, в смехе ветра, гуляющего в верхушках деревьев. Находясь в зарослях леса, она чувствовала себя, как в его объятиях, успокаивающих и возбуждающих одновременно.

В своем дневнике, рядом с прочими записями, она делала наброски птиц, животных и цветов, которые она видела каждый день:

«23-е марта – один из редких ясных солнечных дней. Видела западную танагру, головка желто-красная, крылья черные, чудесное зрелище.

24-е марта. Слишком вымокла, чтобы долго гулять. Принесла Хестер книгу стихов. Я думала, что ей понравится. Она бросила книгу в меня, и я подумала, что, возможно, она и читать не умеет. Какая же она несчастная, если она действительно не умеет. Мне так грустно, я не знаю, что делать.

25-е марта. Пасмурно, но тепло. Нашла огромную ель Ситки.

Бартоломью рассказывал, что это было церемониальное дерево индейцев Тилламука. Здесь они хоронили вождей, уложив их в каноэ и подвешивая каноэ в его ветвях. Основание ствола у моей ели было ярда три в диаметре. Ветви, толщиной около ярда, отходят от ствола где-то в вышине и тоже тянутся вверх. Все дерево похоже на огромный старинный канделябр. Тропинка ведет отсюда к скалам, где когда-то рыбачили индейцы и где сейчас рыбачит Бартоломью. Я внимательно всматривалась вниз с самого края, но увидела лишь краснобокого самца овсянки».

Теплые дни напомнили Эри о приближающейся Пасхе. Ее мама начиная с Вербного воскресенья отмечала каждый день недели как праздник. Эри подумала, что следует продолжить эту традицию. Почему бы и нет? Что с того, что она вышла замуж и живет в тысячах миль от родного города?

Планируя меню на пасхальную субботу и разглядывая пышную растительность вдоль тропинки, она спокойно шла, пока не услышала первое глубокое гортанное рычание. Она вскинула голову, но ничего не заметила, кроме ярко-зеленой листвы и темной тени в редких лучах солнечного света. Затем тень двинулась, и Эри неожиданно поняла, что смотрит в маленькие желтые глаза медведя.

Зверь сделал несколько шагов навстречу ей, массивная голова поднялась. Ноздри животного расширились, вдыхая ее запах. Медведь открыл пасть и снова издал гортанное рычание, обнажив два ряда острых зубов. Страх схватил Эри в объятия. Ее сердце остановилось, кровь отхлынула от лица, а тело одеревенело. Из ее горла вырвался крик, но он утонул в огромном лесу. Потом боковым зрением она увидела какое-то неясное движение, и нечто выскочило на тропу между ней и медведем.

Волк!

На секунду, разрываемая напряжением и страхом, Эри подумала, что волк набросится на нее. Ее ужас удвоился.

Потом она поняла, что волк набросится не на нее, а на медведя.

Волк прыгнул на медведя и зарычал. Медведь тоже зарычал. Эри подумала, что на маяке слышат все это, но никто не шел ей на помощь.

Медведь клацнул зубами. Волк увернулся и впился в медвежий бок, глубоко загнав зубы в огромную медвежью тушу.

Медведь закружился на месте. Он освободился, вырвался и с недовольным рычанием убежал в чащу. Волк подождал, пока враг удалится, сложил губы и завыл, повернувшись к Эри. Она сделала шаг назад, готовясь бежать. К ее удивлению, волк просто сел на задние лапы. Его язык вывалился из пасти в сторону: он почти улыбался. Эри была в изумлении. Волк заскулил, затем развернулся и исчез в густом лесу.

Эри дрожала. Ужас понемногу отпускал ее, медленно приходило понимание, что теперь она в безопасности. Она упала на землю, вытирая пот с лица и шеи. Затем она поднялась и побежала домой так быстро, как только могли нести ее все еще ватные от пережитого ужаса ноги.

Бартоломью на большом огороде сажал горох, он увидел, что Эри несется из лесу, как будто за ней гонится стая адских гончих. Он выпрямился, чувствуя недоброе. Когда Эри упала, он бросил мешок с семенами и побежал, задыхаясь от волнения. Она поднялась и снова упала.

– Эри, что случилось? Что с тобой? – крикнул он на бегу.

Когда она увидела его, то издала слабый стон ужаса и облегчения. Ноги не послушались ее, когда она попыталась опять подняться, но в это раз она упала в его распростертые объятия.

– В лесу… медведь… – задыхаясь, проговорила она, – его волк отогнал.

– Волк? Ты уверена? – он сел на колени и посадил ее на траву, Эри прислонилась спиной к его коленям. – Он на тебя напал? Ты ранена?

Он не стал дожидаться ее ответа – его руки летали по всему ее телу, ощупывая, проверяя, ища раны. Убедившись, что она цела, Бартоломью обнял ее и прижал к своей груди. – Что случилось? – теперь его голос звучал спокойнее. – Ты говоришь, что волк прогнал медведя?

Эри утвердительно качнула головой, все еще задыхаясь после безумного бега. Бартоломью взял ее лицо в ладони и поцеловал с такой нежностью, что у нее на глаза навернулись слезы.

– О Господи, – бормотал он, – я мог лишиться тебя. – Он целовал ее в мокрые щеки, не обращая внимания на то, что они сидели на открытом месте и их мог видеть кто угодно.

– Волк, – сказала Эри, глядя ему в глаза. – Он давно не ел. Можно было ребра посчитать через его шкуру. – Плечом она чувствовала, как быстро стучит его сердце. Ее сердце стучало в том же ритме.

– Ты уверена, что это был волк? Я не видел здесь волков много лет.

Страх Бартоломью прошел, но он не испытывал ни малейшего желания отпускать ее. Эри чувствовала себя слишком хорошо в его объятиях. Слишком спокойно. Она провела пальцем по его чувствительному рту.

– Он был белый с черной отметиной и пушистым хвостом, торчащим вверх. Как ты смог вернуться сюда так быстро? Я чувствовала, что ты там, в лесу, за несколько минут до того, как увидела медведя.

Он удивленно посмотрел на нее.

– Я не был в лесу уже несколько дней.

– Но кто-то наблюдал за мной. Я спиной чувствовала это. Я думала, что это был ты, но… – ее голос затих. Если это был не Бартоломью, то кто же это был? Эри вздрогнула и почувствовала, что покрылась гусиной кожей.

Бартоломью ощутил, как она вздрогнула, и еще сильнее прижал ее. Он попытался придумать объявление. Если кто-то действительно ходит по лесу, Бартоломью найдет его и изобьет до смерти за то, что он напугал Эри. Но кто? Первым на ум ему пришел ее дядя, но ведь она замужем, и этот человек больше не представляет угрозу. Внезапно он все понял. Он бы рассмеялся, если бы не знал, что Эри все еще слишком напугана, чтобы разделить его облечение.

– Это был не я, маленькая нимфа. Я подозреваю, что это была собака.

– Собака?

– Незадолго до того, как я уехал в Портленд, здесь произошло кораблекрушение. У одного из спасшихся была собака, похожая на волка. Ее хвост торчал вверх. Эта собака – помесь волка, чау-чау и лайки. Эта порода специально выведена, чтобы тянуть сани. Я совсем забыл о ней. Я думал, что она утонула.

– И ты думаешь, что эта собака и прогнала медведя?

– Она, наверное, все это время жила в лесу. И похоже дела у нее не очень, судя по тому, как ты ее описала.

– В лесу полно кроликов и мышей. Ты думаешь, собака не найдет себе пропитание?

– Может и не найти. Если она росла в городе и ее не учили самой добывать себе обед.

– Но почему она все время ходила за мной? Почему она просто не пошла к кому-нибудь домой?

Бартоломью пожал плечами.

– Может, она была ранена. А может, после всего, что с ней случилось – кораблекрушения и всего остального, – она немного побаивается людей. Она живет в лесу уже около месяца.

Эри наклонилась к нему, обдумывая то, что он сказал.

– Собака. Домашняя собака, – пробормотала она и встала. – Я должна найти ее. Она спасла мне жизнь. Я не позволю, чтобы она и дальше страдала.

Бартоломью нежно улыбнулся.

– Я думаю, что с этим проблем не будет. Если это действительно она, ходила за тобой, то все, что тебе нужно, – это позволить ей подойти к тебе.

– Я возьму с собой немного мяса… – Эри сделала шаг по направлению к дому.

– А ты ничего не забыла?

Эри остановилась и озабоченно посмотрела на него:

– О чем ты?

Бартоломью широко улыбнулся:

– Ты же боишься собак!

Она слегка нахмурилась.

– Да, но эта спасла мне жизнь. Она могла напасть на меня сегодня, если бы захотела, и не только сегодня, – если то, что ты мне рассказал, правда, и она действительно наблюдала за мной все это время. Так стоит ли мне ее бояться?

– Наверное, нет. Может, тебе нужно бояться меня, а не собак, – голос Бартоломью становился все более хриплым, а в глазах засветился дьявольский огонек. Он подошел к Эри. Она улыбнулась – она знала и любила этот его взгляд.

– Почему я должна бояться тебя?

– Потому, что во мне просыпается сумасшедшее желание повалить тебя на землю прямо здесь и любить тебя так, как я хотел с того момента, когда я впервые увидел тебя.

Эри оглянулась, и ее улыбка пропала.

– О, Бартоломью, о чем мы думали, когда обнимались здесь, на открытом месте. А что если Хестер увидит нас? Или Сим?

– Мне плевать, даже если нас кто-то и увидит, особенно Хестер. Только честь имеет значение, – прошептал он, нежно касаясь ее лица. – Вот что управляет моей жизнью. Именно она привязала меня к Хестер, а я ведь мог просто отвернутся и пройти мимо. И из-за этого я не взял женщину, которую я люблю, и не убежал с ней, хотя такая возможность у меня была.

Эри просто стояла и смотрела на него. Его слова были произнесены очень тихо. Настолько тихо, что она не знала, предназначены ли они ей или он говорит все это для себя самого. Честь. Какая ирония – именно честь погубила ее отца. Честь, в лице дяди Ксеноса, угрожала ее жизни и заставила бежать в Орегон. Теперь Бартоломью говорит, что эта честь отнимала у нее любимого.

Он посмотрел на нее измученным взглядом и отстранил от себя.

– Иди, возьми немного мяса, маленькая нимфа, пока у меня еще осталось немного чести. Посмотрим, найдешь ли ты своего волка.

Секунду она стояла, не зная что ей делать. Она хотела умолять его отбросить в сторону эту проклятую честь и убежать с ней прямо сейчас. Но это было бы неправильно. Он никогда не сможет жить, если отбросит те принципы, на которых он построил свою жизнь. Они составляли его душу. Он сможет прожить без нее, но ни один мужчина не сможет прожить без чести.