Целая толпа сбежалась посмотреть на убитую антилопу. Поскольку эти животные были чрезвычайно пугливыми и очень быстро бегали, редко кому из переселенцев удавалось видеть их вблизи.

— Эта антилопа погибла из-за любопытства, — хвастался Франсуа, пока все наблюдали за тем, как Най снимает с животного шкуру. — Когда мы прятались в траве, мистер Най засунул в дуло ружья носовой платок и стал махать им. Антилопа подходила все ближе и ближе, чтобы посмотреть, что это такое…

— Да, — подтвердил Жан Луи. — И тогда мистер Най выстрелил. Папа считает, что это вилорогая антилопа, но мистер Най называет ее степным козлом.

Эбнер Гудмен почесал свой живот и спросил:

— А мясо у нее хорошее?

— Кол говорит, что оно не такое вкусное, как оленина, — сказал Марк, — но более сочное и нежное.

Най не принимал участия в беседе. Снимая шкуру с антилопы, он внимательно приглядывался к сапогам собравшихся вокруг него мужчин. Однако на всех сапогах каблуки были на месте. Он отложил в сторону шкуру и принялся разделывать тушу. Самые лучшие куски мяса он клал на одну часть шкуры, а куски похуже — на другую.

— Эй, муженек индианки, неужели тебе не стыдно заниматься женской работой? А где же сейчас твоя скво? Ублажает какого-нибудь парня за нитку стеклянных бус?

Все почувствовали, что назревает ссора, и затихли.

Най поднял голову, чтобы посмотреть на сапоги вновь прибывшего. К своему разочарованию, он увидел, что на них оба каблука на месте. Он медленно распрямился, достал свой носовой платок и стер кровь с рук.

— Мой отец когда-то говорил мне, что можно определить возраст мужчины и то, насколько этот мужчина умен, по размеру его рта, — сказал Най, глядя прямо на хозяина сапог — это был Панч Молтон. — Думаю, что если бы он встретил тебя, Панч, изменил бы свое мнение. Потому что, глядя на твой рот, можно подумать, что ты слабоумный двенадцатилетний идиот, а ведь тебе уже больше восемнадцати лет.

Со всех сторон послышались сдавленные смешки.

Панч рассвирепел. Его лицо стало таким красным, каким обычно было лицо у Марка, когда он надувал свой прорезиненный матрас. Панч уже собирался драться, но тут появился Джеб Хенкс и встал между ними. Из-за спины Хенкса выглядывал Эдуард Меградж.

— Ты сам напросился, Панч, — сказал Хенкс, смеясь. — О-о, какой прекрасный самец! — воскликнул он, увидев антилопу. — У него должно быть нежное мясо, правда, Кол?

— Возьми кусок себе, Джеб, — сказал Най.

Прищурившись, он смотрел на Панча, и взгляд у него был холодным, как стальной нож, которым он резал тушу.

Не понимая, что происходит, юный Нейт Гудмен вытянул голову и спросил:

— Что вы собираетесь делать с этими рогами, мистер Най?

Най понимал, что Панч не посмеет на него напасть при свидетелях. Такие люди, как Панч, предпочитают подкарауливать своих врагов где-нибудь в темном месте, к тому же они обычно не нападают на своих соперников в одиночку. Улыбаясь Нейту Гудмену, Най взял печень антилопы и протянул ее парню.

— Я отдам рога тому мальчику, у которого хватит смелости откусить от этой печени.

— Но ведь она же сырая!

— Именно сырой ее едят индейцы. Они верят в то, что в таком случае к ним переходит сила животного. Степные козлы бегают очень быстро. Если ты съешь эту печень, то станешь самым быстрым бегуном в нашем лагере.

Нейт уставился на печень. Она была гладкой, блестящей и шевелилась в руке у Ная, как живая. Мальчик скривился от отвращения, прижал руку ко рту и убежал.

Мужчины расхохотались.

— Слушайте, слушайте этого чертового индейского прихвостня! — презрительно усмехаясь, бросил Панч. — Он пытается обратить ваших детей в индейскую веру, а вы смотрите на все это и смеетесь.

— Почему бы тебе, Панч, не съесть мозг этого животного? — все еще смеясь, спросил Тасвелл Вуди.

— И в самом деле, — сказал Том Кувер. — Тебе это пойдет на пользу.

Панч Молтон злобно прищурился — его глазки при этом стали похожи на две маленькие изюминки — и сжал кулаки.

К нему подошел Эдуард Меградж.

— Ты сегодня первым ночью дежуришь, Молтон. Так что поспеши — уже начинает темнеть, — сказал он.

Посмотрев на Меграджа, Панч подошел к Дульси.

— Ты пойдешь со мной?

— Зачем? Охранять вместе с тобой ночью лагерь?

Из толпы послышались приглушенные смешки.

Панч поднял руку, будто собираясь ударить жену, но, пробормотав про себя какое-то ругательство, опустил руку и быстро зашагал прочь. Остальные тоже стали расходиться.

Меградж направился к своему фургону. И тут Най заметил, что у него изменилась походка. Казалось, будто у него одна нога была короче другой.

Или просто на одном сапоге не было каблука.

Лилит увела своих сыновей, чтобы как следует отмыть их после охоты. Брианна и Дульси забрались в фургон Брианны, где должен был состояться очередной урок чтения. И тут раздался голос Жана Луи:

— Я все-таки чуть-чуть откусил от той печени, мама. Правда, папа сразу же забрал ее у меня. Знаешь, у нее такой вкус, как будто бы ее слегка приварили.

Урок чтения был в самом разгаре, когда в фургон залез Най, чтобы взять чистую рубашку. Дульси уже выучила алфавит и теперь пыталась читать короткие слова. Для этого Брианна дала ей свою Библию. Заметив интерес Коламбуса к урокам чтения, Брианна взяла у Франсуа грифельную доску и написала на ней алфавит для того, чтобы он выучил его. Вдруг кто-то резко откинул брезентовый полог, и они все втроем повернули головы в сторону задней части фургона. Дульси в испуге закрыла ладонью рот.

Панч Молтон, заглядывая в фургон, спросил:

— Что это здесь происходит, дорогая женушка?

— Брианна учит меня читать, — с гордостью объявила Дульси.

— Да ну? А ее братец, который так любит индианок, помогает ей обучать тебя?

— Панч, ты опять нарываешься на неприятности, — сердито сказал Най, вылезая из фургона.

Чтобы предотвратить драку, Дульси вылезла из фургона и увела своего мужа домой. Оставшись одна, Брианна оперлась о стенку фургона и задумалась. Неужели на этом ее карьера учительницы и закончится? Потом она взяла листок бумаги, перо, пузырек с чернилами и начала писать письмо.

20 мая 1849 г.

Дорогая миссис О’Кейзи,

Сегодня воскресенье и у нас день отдыха. Завтра мы уже будем возле реки Платт, а послезавтра в форте Керни.

У нас, слава богу, все здоровы. Почти в каждом втором караване есть случаи заболевания холерой. Каждый день мы видим свежие могилы возле дороги. Лилит просто в ужасе от этого. Быть похороненным не известно где, в могиле, на которой не будет даже таблички с именем усопшего и которую могут разрыть степные волки, — такой ужасной доли никому не пожелаешь.

Эта суровая походная жизнь не для такой утонченной и привыкшей к комфорту женщины, как Лилит. У нас даже не всегда бывает время помыться. Да и зачастую трудно найти место, где можно уединиться. Иногда мы так за день устаем, что просто не остается никаких сил для гигиенических процедур.

Мои руки огрубели и покрылись мозолями, а мои волосы стали тусклыми и безжизненными. Дело в том, что часто я даже забываю поправить прическу, поэтому пряди волос постоянно свисают на лицо и лезут в глаза.

Баррету удалось меня найти. Однако вам не стоит беспокоиться, так как мистер Най меня надежно охраняет.

Недавно мне пришлось пережить тяжелую утрату. Кто-то убил моего любимого маленького Шекспира. У меня все время забирают тех, кого я люблю. Здесь, на этой земле, где страх и опасность стали нашими постоянными спутниками, я чувствую себя еще более одинокой. Слава Богу, что у меня есть мистер Най. Временами он бывает таким невыносимым, что мне просто хочется придушить его, но, несмотря на это, он ко мне хорошо относится. Он как французский хлеб, который снаружи покрыт такой жесткой коркой, что об нее можно зубы сломать, однако внутри всегда теплый и мягкий.

У меня уже слипаются от усталости глаза, поэтому я буду заканчивать свое письмо. В следующий раз я напишу вам уже из форта Ларами.

Ваш преданный друг,

Брианна Виллард.

Най нашел Эдуарда Меграджа возле его фургона. Он сидел, прислонившись спиной к колесу, и прибивал толстые куски кожи к подошве своего сапога. Опершись о борт фургона, Най некоторое время наблюдал за ним, а потом спросил:

— Потерял где-то каблук от своего сапога?

Меградж посмотрел на него и снова принялся за работу. Куски кожи были такими толстыми, что ему никак не удавалось проткнуть их гвоздем, чтобы прикрепить к подошве. Най бросил ему каблук, который нашел возле фургона Брианны.

— Возьми, — сказал он. — Может быть, этот подойдет.

Меградж посмотрел на каблук, а потом на Ная.

— Благодарю. Это то, что надо.

Най вытащил из кармана нож, кусок дерева и начал вырезать очередную фигурку.

— Странная история произошла с этим каблуком. Я нашел его возле фургона моей сестры. Кажется, кто-то пытался залезть к ней в фургон пару дней тому назад и потерял свой каблук. Ты ничего об этом не знаешь, Меградж?

— Я сегодня потерял свой каблук. Нога застряла между бревнами там, на берегу реки. Когда я освободил ногу, каблук упал в воду.

Най кивнул и продолжил свое занятие. Через некоторое время Меградж начал проявлять беспокойство. У него стали дрожать руки, и он никак не мог приладить каблук.

— Именно в ту ночь кто-то повесил на дереве кота Брианны. Я думаю, что это был тот же самый человек, потому что кот напал на него, чтобы защитить Брианну. Забавно, не так ли? Коту удалось победить здоровенного мужика.

— Господи, парень, что ты хочешь этим сказать?

Най сдул опилки с деревянной фигурки, потом спрятал свой нож и сказал:

— Если я узнаю, кто этот мужчина, я отрежу этому ублюдку яйца и заставлю его их съесть. Ты управляешь этим караваном, и я уверен, что ты сможешь сделать так, чтобы мою сестру больше никто не беспокоил, — сказал он.

Меградж поднялся на ноги и наблюдал за тем, как Най неспешно шел к фургону вдовы Виллард. У него дрожали от злости руки, так ему хотелось бросить Наю в голову молоток, который он держал в руке. Он с удовольствием полюбовался бы тем, как его мозги разлетятся по всей окрестности — от Маленькой Голубой реки до самой Миссури.

— Мы еще посмотрим, кто чьи яйца будет есть, Коламбус Най. Я все равно поимею твою высокомерную сестрицу. Когда я доберусь до нее, ей уже никто не сможет помочь.

Никогда еще Най так не радовался, услышав раскаты грома. Когда первые капли дождя забарабанили по фургону, он собрал свою постель и, улыбаясь, залез внутрь фургона. Брианна молча наблюдала за тем, как он разложил на ящике постель, а потом начал снимать рубашку.

Она заставила себя отвернуться, чтобы не смотреть, как он раздевается. Подняв голову, она посмотрела на выцветшую брезентовую крышу фургона и на деревянные перекрытия, на которых она держалась. Потом она перевела взгляд на револьвер, который лежал в накладном кармане, пришитом к брезентовой стенке. В этом же кармане хранились порох и пыжи. Затем она внимательно осмотрела бочки с мукой, сушеными бобами и галетами, а потом и мешки с солью, сахаром, рисом и кукурузной мукой. В конце концов она решила просто закрыть глаза.

Оба его мокасина со стуком упали на пол, и ее сердце учащенно забилось. Потом она услышала тихий шорох — это он снимал свои кожаные штаны. Она дрожала, как осиновый листок, и, затаив дыхание, ждала, что он заберется к ней в постель. Наконец тишина стала просто невыносимой, и она открыла глаза. Он стоял возле ее постели и смотрел на нее, опустив голову.

Не сказав ни слова, он лег рядом с ней и крепко обнял.

— Кол, что ты…

Он закрыл ей рот поцелуем. Когда же он отстранился и она смогла отдышаться, то тихо пробормотала:

— Это неправильно. Я не принадлежу тебе.

— Нет, не принадлежишь. Ты принадлежишь себе самой и больше никому. Помни это.

Потом он снова поцеловал ее. Как же она была разочарована, когда он после этого поднялся и лег в свою постель. Она даже ощутила сильную боль внизу живота.

Меньше всего Наю теперь хотелось спать. Его тело содрогалось от желания. «Нужно дать ей время, — убеждал он себя. — Нужно дать ей время». Она должна привыкнуть к нему, она должна доверять ему. В конце концов она полюбит его и захочет его как мужчину. Однако, черт возьми, как же это тяжело — лежать рядом с ней и не иметь возможности прикоснуться к ней. Это даже больнее, чем когда с тебя живьем сдирают скальп кровожадные индейцы.

Как и говорил Коламбус Най, река Платт была неимоверно широкой. Она медленно несла свои мутные воды. Однако эта река была довольно мелкой — глубиной немногим больше метра. Солнце уже не так нещадно палило, когда фургоны Виллард и Бодвинов выехали на вершину одного из песчаных холмов, окаймлявших долину реки Платт. Держась за руки, Брианна и Лилит смотрели на необозримую серовато-коричневую водяную гладь, радуясь тому, что смогли сюда добраться целыми и невредимыми.

— Вода в реке поднялась, — заметил Най.

Он стоял возле Брианны, положив ей на плечо руку.

— Кажется, что это огромное море в центре прерии, — сказала Брианна. — Эта река шире Миссисипи. Только здесь нет деревьев.

— О Боже мой, посмотрите, сколько людей! — воскликнул Марк, указывая на фургоны и огромные стада волов, лошадей и мулов, расположившихся на южном берегу. — Неудивительно, что мы не видели ни одного бизона.

Най молчал. Он думал о том, что все эти люди уничтожают девственную красоту земли, которую он любил. Он представлял себе, как они вскоре начнут распахивать землю и застраивать эти чудесные долины городами и поселками. Когда-то, путешествуя по этим местам, он мог неделями не встречать ни единого человека. Однако скоро на этих просторах появятся толпы людей, которые начнут убивать животных забавы ради и засорять отходами своей жизнедеятельности здешние места.

Брианна поняла, о чем он думал. Она положила руку на руку Ная, лежащую у нее на плече, и сказала:

— Почти все эти люди едут в Калифорнию, Кол.

Он наклонил голову и посмотрел в ее понимающие глаза. Господи, как же он любил ее! На свете больше не было такой женщины, как она. Ему захотелось обнять ее и поцеловать в висок. Потом он мог бы поцеловать ее в губы, если она не рассердится.

— Папа, смотри туда! Неужели это снег? — спросил Жан Луи, указывая на большие белые пятна на песчаной земле долины.

— Это щелочь, — сказал Най. — Отрава для животных. Для людей она тоже опасна. Мы еще увидим много таких пятен впереди. Ею пропиталась трава, она попадает в воду. Коров обычно приводят на водопой к реке Платт, и река постепенно мелеет. Она мелкая до самого Орегона.

— Что же, по крайней мере, здесь много воды, — сказал Марк.

— Много плохой воды, — уточнил Най. — Похоже, переселенцы роют колодцы, чтобы добыть пригодную для питья воду. Если бы они были немного умнее, то смогли бы сами очистить воду. Нужно только дать ей отстояться несколько часов, добавив в нее отруби или кукурузную шелуху, а потом просто процедить. Колодезная вода ничем не лучше. Любая вода может содержать заразу.

Спустившись в долину, фургоны двинулись в западном направлении вдоль берега реки. Как обычно, Лилит и Брианна шли рядом и разговаривали, приглядывая за детьми, а Най, Марк и Тобиас управляли фургонами.

Лагерь решили разбить напротив Большого острова, который находился метрах в ста пятидесяти от южного берега реки. Остров тянулся почти на две мили и закрывал переселенцам вид на северный берег реки. Мужчины решили поплыть к острову, чтобы поискать там дров для костра. Поскольку дороги здесь были сплошь песчаные, тяжелым фургонам было трудно по ним продвигаться, поэтому Меградж приказал тем, у кого были слишком тяжелые фургоны, разгрузить их. Для того чтобы облегчить поклажу, из бекона вытопили жир, собираясь использовать его в лампах.

Когда пришло время ложиться спать, Кол посмотрел на небо. Ни луны, ни звезд не было видно за плотной завесой облаков.

— Кажется, дождь собирается, — сказал он.

Брианна молча складывала посуду.

После того как она пошла спать, Кол пробрался в фургон и повторил тот же ритуал, который проделывал и прошлой ночью. Он лег в постель рядом с Брианной, крепко обнял ее и прижал к себе. Потом он начал ей рассказывать о том, что будет, когда они доедут до форта, и описал дорогу, по которой им предстояло ехать в ближайшие несколько недель.

— Хуже всего то, что в этой местности редко идут дожди, — сказал он и, посмотрев на нее, улыбнулся. — Как думаешь, кто-нибудь заметил, что я до сих пор сплю в фургоне?

— Я не думаю, что это правильно, Кол.

Он приблизил лицо к ее лицу и пристально посмотрел в ее сине-зеленые глаза.

— Что в этом плохого? Ты не хочешь, чтобы я здесь ночевал?

Она опустила глаза, чтобы он не смог видеть ее реакцию.

— Какое имеет значение, хочу я этого или нет? Я…

— Только это и имеет значение, Бри. Главное — это то, чего хотим мы с тобой. Я хочу тебя и думаю, что ты хочешь меня. Или я ошибаюсь?

Она посмотрела на него и сказала:

— Тебе нужно просто мое тело, Кол. Даже если бы я закрыла глаза на то, что я замужняя женщина, и разрешила бы тебе делать все, что ты хочешь, хотя это грех, я не стала бы отдавать себя мужчине, который исчезнет из моей жизни, как только мы приедем в Орегон.

Теперь Наю пришлось скрывать свои чувства. Да, это правда, он хотел ее. Но он хотел не только ее тела. Он любил и уважал ее.

Однако он не был уверен в том, что сможет вести оседлую жизнь и никогда больше не скитаться по горам. Он так любил понежиться на солнышке, лежа не берегу реки и просто наблюдая за жизнью природы! Ему нравилось жить так, как живут индейцы. Он спал тогда, когда ему хотелось спать, ел то, что ему нравилось, и занимался любовью, когда возникало желание. Клочок бумаги и слова, произносимые священником, для него ничего не значили. Только сама Брианна имела право отдать ему себя, и если она этого захочет, то кому какое до этого дело?

Но если ей действительно необходимы и этот клочок бумаги, и эти слова? Он был уверен, что сильно любит ее и готов сделать все, что обычно в этих случаях делают белые люди. Однако его беспокоило другое. А что, если ему снова захочется странствовать по горам и это желание будет достаточно сильным? Последует ли она за ним? Будет ли она ждать его?

Он усмехнулся, подумав, что слишком опережает события. Ведь Брианна Виллард-Вайт ничем не выказала желания связать с ним свою жизнь. С ним, с неграмотным человеком, который был женат на индианке. Поразмышляв об этом, он решил, что она никогда не захочет иметь с ним серьезных и длительных отношений. И даже будет против короткой интрижки.

Посмотрев на нее, он провел пальцем по ее нижней губе.

— Я вот что скажу тебе. Мне нужно не только твое тело. Но лишь ты одна знаешь, что у тебя на сердце, и лишь тебе решать, кому ты захочешь свое сердце отдать, — сказал он и, наклонившись, поцеловал ее. — Что же касается будущего, то время расставит все по своим местам. А я пока подожду.

Он встал и перебрался на свое ложе. А она все вспоминала и вспоминала его слова, так за всю ночь ни разу и не сомкнув глаз.

На следующий день они проехали восемь миль и оказались напротив другого конца Большого острова, возле форта Керни. Форт находился посреди болотистой местности к югу от реки. Здесь были и глинобитные строения, крыши которых были покрыты дерном, и брезентовые палатки, и небольшие хибарки. На дерновой крыше одного из домов был устроен огород. По форту ходили небритые и нечесаные солдаты в залатанной униформе. Некоторые из них шли за фургонами, выпрашивая виски. За фортом виднелось несколько индейских вигвамов. Их краснокожие обитатели отдыхали возле своих жилищ.

Меградж отвел свой караван за форт и примерно на расстоянии полумили от него решил сделать привал. Времени было достаточно для того, чтобы закупить необходимые товары у маркитантов, отнести на почту письма и пообедать.

Увидев убогие строения форта, Лилит пришла в ужас. Все дороги представляли собой грязное месиво. Эта грязь толстым слоем налипала на колеса фургонов и на копыта домашних животных. Казалось, что это не грязь, а самый обыкновенный навоз. Полуголые индейцы в набедренных повязках слонялись возле торговых лавок. Лилит прижимала к носу носовой платок, надушенный французскими духами, чтобы не ощущать ужасной вони, и придерживала руками свои юбки, когда проходила мимо дикарей-индейцев.

Лавка маркитанта представляла собой жалкое зрелище. Грязный пол, дерновая крыша, которую подпирали деревянные стропила. По сравнению с лавкой Бодвинов в Боулинг Грин, в Кентукки, все товары здесь были безумно дорогими. Веревку здесь продавали по четыре доллара за фунт. Соль стоила десять центов, металлический чайник — пятьдесят центов, а виски можно было купить по пятьдесят центов за пинту. И только такие продукты, как мука и бекон, которые маркитант покупал у проезжавших мимо переселенцев, стоили дешевле, чем в других местах.

Лилит купила несколько банок сардин, пищевую соду для выпечки, кофе и сироп. Марк выторговал у маркитанта кольт 1839 года выпуска. Этот револьвер можно было заряжать, не вынимая из него барабан. Най выменял две свои резные фигурки на конфеты для детей, а Брианна отнесла на почту письмо, адресованное миссис О’Кейзи.

Выходя из лавки, они увидели три повозки, запряженные мулами и доверху нагруженные мехами. Эти повозки остановились прямо перед ними. Один из мужчин, управлявших повозками, спрыгнул на землю и подтянул свои засаленные кожаные штаны. На одном глазу у него была повязка, а на голове — бобровая шапка, украшенная ракушками и перьями. Попросив Брианну не ждать его, а идти вместе с Марком и Лилит, Най подошел к этому человеку и похлопал его по спине.

— Разрази меня гром, да это же старина Коламбус Най! — воскликнул этот мужчина. — Эй, Паппин, посмотри, кто здесь!

Смуглый мужчина спрыгнул с маленького пони и закричал:

— Коламбус, рад тебя видеть, mon ami. Ты направляешься в горы? Тебе нужна работа? Компания всегда рада принять на работу такого хорошего парня, как ты.

Брианна остановилась, чтобы послушать, что ему ответит Коламбус. Маленький француз заметил, что она смотрит на них.

— О, какая красивая женщина! — сказал Паппин, подходя к Наю. — Она твоя, oui?

Най посмотрел на нее через плечо и улыбнулся.

— Скажем так, таким ослам, как ты, здесь нечего ловить.

— Ах, как я тебя понимаю. Она magnifique.

Засмущавшись, Брианна опустила голову и стала догонять Лилит и Марка. Не успели они отойти от лавки, как их остановил молодой охотник в кожаных штанах. Рядом с ним стоял индеец.

— Прошу прощения, вы случайно не знаете того высокого мужчину, который стоит рядом с торговцами? — спросил охотник у Марка.

— Да, я его знаю. Это Коламбус Най. Он мой друг.

— Най, я так и думал, — произнес охотник и обратился к индейцу: — Это про него рассказывал Лукавое Лицо, когда мы были на Винд Ривер. На Ная напали сразу пять воинов из племени пиган. У него был только нож, но он всех их убил.

Индеец пробормотал что-то невнятное, хотя лицо его по-прежнему оставалось безмятежным. Он с интересом смотрел на мужчину, о котором рассказывал его спутник.

Молодой охотник повернулся к Марку.

— Благодарю вас, мистер. Мы с моим другом, кажется, уже встречались с Наем. В горах все индейцы и охотники называют его Медвежье Сердце, потому что он убил больше медведей, чем все охотники, вместе взятые, и при этом не получил ни одной царапины. Говорят, он самый храбрый охотник. Вы, должно быть, гордитесь тем, что можете называть его другом. Он очень знаменитый человек, очень.

Марк засмеялся.

— Что же, я согласен, он много чем знаменит. А это его сестра, Брианна Виллард.

Молодой охотник снял шляпу и поклонился ей.

— Для меня большая честь познакомиться с вами, мэм.

Неуклюже пятясь, он смотрел на нее так, как будто никогда в жизни не видел подобной ей женщины. Потом он надел шляпу и подошел к торговцам, которые стояли возле своих повозок. Индеец последовал за ним.

Прозвучал сигнал трубы. Это значило, что закончился обеденный перерыв и караван должен снова отправляться в путь. Однако Най к этому времени так и не появился в лагере, и Брианна начала волноваться. Весь день она постоянно вспоминала слова, которые он сказал ей прошлой ночью. Неужели ее холодность оттолкнула его, и он решил принять предложение Паппина? Неужели он оставит караван и не поедет с ней в Орегон? Может быть, если бы она уступила ему прошлой ночью, он бы не покинул ее?

Если бы он любил ее, то все остальное не имело бы тогда никакого значения. Однако он никогда не признавался ей в любви, и она решила, что он испытывает по отношению к ней лишь плотское желание. Но почему-то даже плотский интерес Ная был ей более приятен, чем любовь другого мужчины.

Проехав три мили на запад от форта, они оказались у небольшого поселения, состоящего из убогих глинобитных хибарок-мазанок. Этот поселок назывался Добитаун. Некоторые жители вышли из своих домов, чтобы поприветствовать караван. Лилит, которая шла рядом с Брианной, сказала, нахмурившись:

— Боже милосердный, здесь так много женщин! И все эти несчастные одеты в какие-то лохмотья. Да они же просто полуголые.

Брианна улыбнулась.

— Мне кажется, что это женщины легкого поведения, Лилит. Они специально так одеваются.

Лилит от удивления широко раскрыла глаза.

— О-о, Франсуа, Жан Луи, мальчики мои, идите быстро ко мне! — крикнула она.

Заставив сыновей залезть в фургон, она плотно задернула брезентовый полог, чтобы они ничего не могли видеть. Лилит разрешила мальчикам покинуть фургон только после того, как они проехали этот поселок.

Сердце Брианны чуть не выпрыгнуло из груди от радости, когда она услышала за своей спиной топот копыт. Предчувствие ее не обмануло — обернувшись, она увидела Коламбуса Ная. Он привязывал свою лошадь к фургону.

— Кол, — сказала она, — я… я волновалась.

— Неужели? — бросил он и, оглядевшись по сторонам, быстро поцеловал ее. — Мне нравится, что ты беспокоишься обо мне. Вот возьми. — Он передал ей сверток, завернутый в коричневую бумагу. Именно в такую бумагу маркитант заворачивал свои товары. — Разверни, — сказал Най.

Она развязала ленту, которой был перевязан сверток, и быстро разорвала бумагу. Ей очень хотелось увидеть, что же он ей купил. В пакете оказалась соломенная шляпа с широким полями. По краям она была обшита голубой лентой. Цвет этой ленты был таким же, как и цвет глаз Брианны. В пакете была еще и жестяная баночка английского чая.

— О Кол, она великолепна! — прошептала она и, сняв свою старую черную шляпу, надела на голову соломенную шляпу. — Однако тебе не следует покупать мне подарки. Я…

— Не вижу ничего предосудительно в том, что брат купил своей сестре шляпу. А сейчас, прошу тебя, выброси эту свою черную шляпу.

Брианна решила, что он прав, в этом действительно не было ничего предосудительного. Она улыбнулась.

— Спасибо тебе. И за чай тоже спасибо. У нас уже давно не было хорошего чая. За ужином мы сможем насладиться этим прекрасным напитком.

Тут из свертка, который держал Най, раздалось жалобное мяуканье. Она удивленно посмотрела на него. Улыбаясь, он передал ей этот кожаный сверток.

— О Боже! — воскликнула она, вытащив оттуда маленького котенка. — Где тебе удалось найти его?

— У маркитанта целый выводок котят. Кто-то оставил их ему в обмен на продукты.

Котенок был полностью черным, и только на лбу и на каждой лапке были белые пятнышки.

— Он очаровательный! Я назову его Лоскуток. Ой, он мне так нравится! Да и шляпа тоже! Однако тебе не следовало тратить на меня деньги.

— Я и не тратил. Дело в том, что маркитант быстро продал мои фигурки и даже просил принести ему еще.

— Это прекрасно, но почему ты себе ничего не купил? Например, брюки. Они бы прикрывали твои… ну, твои ноги. Я тронута, твои подарки великолепны, — сказала она и, став на цыпочки, поцеловала его. При этом котенок, которого она держала в руках, оказался зажатым меду ними. Громко закричав, он взобрался к ней на плечо. Брианна засмеялась. — А он, оказывается, смелый!

— Это не он, а она, — уточнил Най. Он обнял ее за талию, чтобы она не ускользнула от него, и прошептал ей на ухо: — Я принесу тебе целый выводок котят, если ты поцелуешь меня за каждого из них.

Брианна покраснела и шлепнула его по руке.

— Ведите себя пристойно, Коламбус Най. Не забывайте, что вы — мой брат.

Он сердито посмотрел на нее.

— О да, и чем дальше, тем больше неудобств мне это доставляет.

— Тебе просто нужно чем-нибудь занять свои руки, — сказала она, передавая ему кнут. — Я не видела Дульси еще с вечера. Пойду проведаю ее и покажу свою новую шляпу и котенка.

— Возьми с собой мешок и насобирай по дороге коровьих лепешек. Нам они понадобятся, чтобы разжечь костер.

— Коровьих лепешек?

— Я имею в виду коровьи какашки, — сказал он, улыбнувшись. — В сухом виде они хорошо горят.

Она улыбнулась.

— Ты шутишь?

— Я говорю совершенно серьезно. Вдоль всего побережья реки Платт мы не сможем найти дров, поэтому нам придется использовать эти самые лепешки, — сказал он. Наклонившись к ней ближе, он улыбнулся и сказал: — Ты очень легко сможешь отличить свежие лепешки от сухих. Возле свежих обычно роятся мухи.

— Я уже устала повторять вам, мистер Най, что я отнюдь не дура набитая. И с нервами у меня все в порядке. Я насобираю этих лепешек и принесу их вам.

Пока он искал в фургоне мешок, Брианна начала высматривать на дороге коровьи лепешки. Она докажет ему, что она вовсе не какая-нибудь неопытная дамочка и сможет справиться с этим делом. Когда же он подошел к ней, она уже нашла одну такую штуку. Она была серого цвета и по форме напоминала диск. Брианна осторожно держала ее двумя пальцами.

— Посмотри, я уже нашла одну, — сказала она.

Лоскуток гонялся за большой мухой, которая слетела с лепешки, когда Брианна ее подняла.

— Да, это она, — сказал Най и подставил мешок, а она бросила в него лепешку. — Я вижу, что ты нашла еще и красивого маленького паука. Хорошо, что ты больше не боишься этих животных.

Опустив голову, она увидела, что по рукаву ее платья ползет паук. Вскрикнув от ужаса, она начала стряхивать его.

— Ой-ой-ой! — воскликнул Най. Он протянул к ней руку, и паук переполз на его ладонь. Потом он осторожно стряхнул его на землю. — Каждое животное требует уважительного отношения к себе. Все-таки они наши родственники.

Брианна вздрогнула и отскочила в сторону, когда паук пополз к ней.

— Что значит: наши родственники?

— Некоторые индейцы верят в то, что в следующей жизни они станут животными или насекомыми. Или даже деревьями.

— Ты веришь в переселение душ?

Най пожал плечами. Паук убежал, и Най поднялся на ноги.

— Индейцы в это верят. Они считают, что у каждого животного и даже у маленького жучка есть душа, — сказал он и смахнул комара с ее щеки. Потом он нежно погладил ее по щеке.

— Твоя жена верила в это? — спросила она.

Долгое время она не решалась заговорить с ним о его жене-индианке. Но сейчас, после того, что произошло между ними, ее все больше и больше раздражало то, что он спал с одной из этих грязных темнокожих женщин.

Най взял Брианну за подбородок и, подняв голову, пристально посмотрел ей в глаза. Из его глаз струился мягкий свет. Брианна залилась густым румянцем, но отнюдь не из-за смущения.

— Я знал об этом еще задолго до того, как встретил ее. Индейцы с уважением относятся ко всем живым существам, которых Господь поселил на этой земле. Они изучают животных, камни, деревья и разные природные явления для того, чтобы понять, откуда они пришли в этот мир. Индейцы изучают природу так же, как белые люди изучают Библию. Они считают землю своей матерью и поклоняются ей так же, как католики поклоняются Деве Марии.

Засунув руки за ремень брюк, он наблюдал за парящим соколом, который поднимался все выше и выше.

— Большинство белых людей считают индейцев темными дикарями, но… — начал он и снова посмотрел с невероятной теплотой. — Но мне кажется, что они более искренни в своей вере, чем эти напыщенные священники в белых накрахмаленных воротниках. Эти святые отцы свысока смотрят на людей и даже не пытаются понять, что их печалит и заботит.

— Ты любишь их? — спросила она. Она пристально смотрела на него, и ей показалось, что она совершенно не знает этого человека. — Я имею в виду не только ее… Маленькую Бобриху, а вообще всех индейцев.

Най снова посмотрел на парившего в небе сокола, потом сунул в рот деревянную зубочистку и сказал:

— Думаю, что люблю.

«Он необыкновенный человек, — подумала она, — действительно необыкновенный. Этот мужчина любит индейцев и считает, что у паука есть душа и поэтому его тоже нужно уважать. Как много еще могут сказать его серые, как гранит, глаза!» Что же еще она узнает о нем, пока они будут ехать в Орегон? Она не сомневалась: он еще многому сможет ее научить. И вдруг она поняла, что хочет узнать, какая житейская мудрость хранится в его голове. Ей захотелось узнать историю его жизни. Ей, наконец, захотелось познать его самого.

Сокол, похоже, заприметил жертву и, стремительно бросившись вниз, скрылся за скалой. Най посмотрел на Брианну и сказал:

— Солнце уже клонится к горизонту. Нам лучше поторопиться. Я не хочу, чтобы вы оставались вне лагеря, когда стемнеет.

Солнце опустилось к самой линии горизонта и напоминало теперь блестящую монету, которая стояла на ребре. Фургоны ехали вперед, исчезая в этом оранжевом сиянии.

— И у солнца тоже есть душа? — спросила она. Ей очень не хотелось уходить.

— О-о, у него необъятная душа! Его называют дедушкой. Индейцы поклоняются солнцу точно так же, как белые поклоняются Иисусу Христу. Мне же кажется, что они похожи. Во всем есть что-то божественное, — сказал он и, посмотрев на Брианну, добавил: — В солнце, в камнях, в животных, в птицах, в мужчинах и… в женщинах.

Она посмотрела ему в глаза, и у нее даже дух захватило, столько в них было теплоты, понимания и благодарности. Что-то щелкнуло у нее внутри, как будто открылся какой-то замок. Она поняла, что это открылось ее сердце, и этот мужчина навсегда поселился в нем.

* * *

Солнце зашло за горизонт, стало совсем темно. Где-то вдали, на утесах, протяжно завыли степные волки. Буквально через каждые пять минут Лилит выглядывала из фургона, чтобы посмотреть, не вернулась ли Брианна. Глядя на нее, Най покачал головой. Он тоже волновался.

Наконец Меградж дал сигнал остановиться. Най находился во главе каравана и быстро поставил свой фургон, как это было предусмотрено. Задние фургоны, среди которых был и фургон Панча Молтона, были еще за две мили от места стоянки. Лилит заставила Ная отправиться на поиски Брианны, а Тобиас Вуди, который управлял вторым фургоном Бодвинов, сказал Наю, что сам распряжет его волов и волов Марка.

За четверть мили от стоянки Най увидел Брианну. Она несла на плече мешок, а рядом с ней шла маленькая Фанни Гудмен и держала на руках Лоскутка.

— Черт тебя побери, женщина! Я же просил тебя вернуться до наступления темноты.

Фанни отдала котенка Брианне.

— Я, наверное, пойду, миссис Виллард. Мне нужно помочь маме приготовить ужин.

— Да, конечно иди, Фанни. Спасибо тебе за компанию, — сказала Брианна. Когда же девочка ушла, она повернулась к Наю. — Ты не имеешь права так со мной разговаривать, Коламбус Най. Я не твоя жена. И даже не твоя сестра. Насколько я помню, я все еще твой работодатель. Советую впредь не забывать об этом, — бросила она и, не обращая на него внимания, пошла к своему фургону.

Выругавшись, Най последовал за ней. Догнав ее, он наклонился и забрал у нее мешок. Он привязал его к седлу, а потом снова наклонился, обхватил ее рукой за талию и посадил на лошадь перед собой. Высокая лука его мексиканского седла врезалась ей в ягодицы. Она изогнулась, пытаясь поудобнее устроиться, и котенок вцепился когтями ей в грудь. Эти ее телодвижения так возбудили Ная, что он почувствовал сильную боль внизу живота и крепко сжал зубы.

— Я уже говорил тебе, что раз я взял тебя в это путешествие, то это значит, что я за тебя отвечаю. Или ты будешь слушаться меня, или я привяжу тебя к фургону.

— Ты не посмеешь!

— Это мы еще посмотрим.

Даже в темноте ей было видно, как потемнели от злости его глаза. Она поняла, что он не шутит и запросто может выполнить свою угрозу. Гордо вскинув голову, она сказала:

— У Дульси снова появился синяк под глазом, и она ужасно напугана. Она не будет приходить ко мне учиться чтению, она боится, что Панч снова побьет ее, а это может повредить ребенку.

— Кому-то придется показать этому ублюдку, каково это, когда бьют по лицу так, что остаются синяки.

Когда они добрались до фургона, то увидели, что Лилит вся в слезах. Она не могла зажечь фонарь, обожгла себе палец и тихо чертыхалась. Увидев Брианну и Коламбуса, она вскочила со своего места и побежала к ним.

— Где вы были? Я не смогла найти дрова, чтобы развести костер. Марк все еще не вернулся. Он где-то с Джебом Хенксом. Час назад я послала мальчишек, чтобы они нашли что-нибудь, что может гореть, и они тоже до сих пор не вернулись. Я просто не могу со всем этим справиться сама.

Брианна с ужасом уставилась на нее.

— Лилит, ты как будто сама не своя! Ты себя хорошо чувствуешь?

Лилит застонала, схватилась за живот и убежала в темноту.

— Лилит! — позвала ее Брианна. Она положила в фургон Лоскутка и пошла на поиски Лилит. — Тебе плохо, Лилит?

Ответа не последовало.

Най разжег костер, и Брианна сварила кофе. Для этого она использовала воду из их собственной бочки. Возвратилась Лилит. Она явно была чем-то обеспокоена. Вскоре она снова резко повернулась и убежала.

— Что-то случилось. Я лучше пойду за ней, — сказала Брианна и побежала в ту сторону, где скрылась Лилит.

Вернулись Франсуа и Жан Луи, неся две длинные палки, которые годились, правда, разве что на растопку. Най положил эти палки на коровьи лепешки и послал мальчиков за камнями для того, чтобы обложить костер. К тому времени, когда вернулся Марк, кофе был уже готов, а мясо варилось в котелке, висевшим над костром. Най поднялся, засунул по привычке руки за ремень брюк и прижал большие пальцы к расшитой бисером пряжке. Он напряженно вглядывался в темноту. Мальчики молча сидели возле костра.

— Где Лилит и Брианна? — спросил Марк.

— Где-то неподалеку.

Най подошел к фургону Бодвинов и открыл крышку бочки, в которой держали питьевую воду.

— Откуда у вас эта вода? — спросил он.

Марк заглянул в бочку и увидел, что она была наполовину пуста.

— Я не знаю. Утром в ней почти не было воды, и я надеялся найти чистый ручей, чтобы в нем набрать воды.

— Мама наполнила бочку водой из колодца, мимо которого мы сегодня проезжали, — сказал Франсуа, с тревогой глядя на отца. — Мама и вправду заболела?

— Заболела? — испуганно спросил Марк. Он заметил, что вдоль дороги появилось много свежих могил. Он похолодел от ужаса и, схватив Ная за руку, тихо прошептал: — Неужели холера?

Най пожал плечами.

— Может быть, просто вода со щелочью.

Вернулась Лилит. Брианна буквально несла ее на себе. Когда Най посмотрел на ее запавшие глаза и измученное, покрытое холодным потом лицо, он понял, что Марк прав. Лилит Бодвин заразилась холерой.