Первый экзамен уже позади. Уложив в сумку самое необходимое, она закинула ее за спину и отправилась куда глаза глядят. Ей вовсе не хотелось присутствовать на смахивающей на вскрытие мертвого тела процедуре. Представители будущего владельца Блэквуда, осматривая дом, всюду совали свои носы, все разглядывали и ощупывали.

Она удивлялась себе самой – никаких особых эмоций все происходящее у нее не вызывало. На нее напало форменное беспамятство. Дорис словно начисто забыла все страницы своего не такого уж давнего прошлого. Да что там страницы, она не могла вспомнить ни единой строки!

Автоматически перемещаясь в пространстве, Дорис наткнулась на кого-то или что-то, как только повернула за угол.

– Простите, – машинально проговорила она, еще не осознав, что это не стена, а грудь оказавшегося на ее пути мужчины.

Блуждающая улыбка покинула ее губы, когда, подняв глаза, она увидела, кто поддержал ее, не дав упасть при столкновении. Брюс Кейпшоу! С того приснопамятного вечера минуло три недели. Но могло бы пройти и тридцать лет. Как ни гнала Дорис воспоминания, они навсегда до мельчайших деталей запечатлелись в памяти. Она помнила резкие черты его хищного лица, злые, безжалостные глаза. Да и сейчас она ощущала его взгляд более материально, чем твердые мышцы.

– О Боже мой! Это опять вы! – В тоне ее послышалась досада, но взгляд проследовал от твердого: подбородка к резко очерченным губам.

И сердце женщины забилось с перебоями, голова пошла кругом, а предательская слабость подкосила колени. У нее возникло ощущение, что Брюс, как колдун из легенды, высасывает из нее жизненную энергию. Она чувствовала себя совершенно беззащитной перед гипнотической силой, которую излучали его бездонные глаза и ироничная улыбка.

Ее попытки противостоять этому наваждению были явно обречены на провал.

Она приказала себе думать о чем-нибудь другом, скажем о кочане капусты, о целой горе кочанов. Представляя себе этот капустный Монблан, она стремилась загасить эротические видения. Но прежде всего ей надо освободиться от чисто физического контакта с Брюсом. И она резко отступила на шаг. Голос ее прозвучал, как прежде, требовательно:

– Так что же вы тут делаете? – При этом она отдавала себе отчет, что в данной ситуации не имеет права на такой тон.

– Где? На этой, по-вашему, запретной территории? Может быть, вы позовете охранников, чтобы они выкинули меня отсюда?

А взгляд его меж тем блуждал по фигуре Дорис. Он отметил, что серые глаза, на которые отбрасывала тень ее джинсовая куртка, приобрели тот же голубой оттенок, что и хлопчатобумажная ткань. Длинные ноги со стройными бедрами были плотно обтянуты узкими джинсами. Он помнил, что скрывала эта нехитрая одежда, и мысленно попытался заглянуть под нее.

После паузы, посвященной бесцеремонному разглядыванию Дорис, он несколько запоздало принялся объяснять ей:

– Округа полна туристов!

– Ну на туриста вы похожи меньше всего!

– Это верно, – согласился Брюс, – я нарушитель границы.

Неожиданно он протянул руку и нежно дотронулся до щеки женщины. Но для ее тонкой кожи твердые подушечки его сильных пальцев показались не нежными, а колкими, как наждак. Дорис вздрогнула, как от удара, и успела подумать: какое точное определение – нарушитель границы! Он действительно настоящий правонарушитель, вторгшийся в чужие владения, которыми для него была ее жизнь. Считанные часы находился он в этих владениях, но последствия оказались долговременными – она до сих пор переживала каждое мгновение их последнего вечера.

Какой-то внутренний голос подсказал ей, что надо уходить, и чем быстрее, тем лучше.

– Прошу простить меня, я очень спешу, мистер Кейпшоу.

Он не мог не усмехнуться, но при этом явно не собирался посторониться, чтобы уступить ей дорогу. Своей мощью и непоколебимостью он походил на крепостную башню, вынуждая ее повернуть назад, чтобы покинуть место их встречи. Брюс подозрительно невинно спросил:

– Вы не будете возражать, если я осмотрю дом? Надеюсь, это не причинит вам дополнительных неудобств?

– Можете осматривать, когда захотите. Мне это не причинит никаких неудобств по очень простой причине: жить мне там осталось недолго.

– И вы, как и в других случаях, бескомпромиссны в принятии решений?

– При чем тут компромиссы? Ничто из того, что вы сделали или сказали, на мое решение не повлияло.

Сейчас Дорис было наплевать на то, что их спор выиграл Брюс. И она настойчиво повторила:

– Не будете ли вы так любезны позволить мне пройти? Кстати, я знаю, что Блэквуд купили вы. Но вы купили только сам дом, а не временно обитающую там жиличку.

– Назовите вашу цену! – Было видно, что он шутит. Хотя в то же время его взгляд был более чем откровенен.

На лице Дорис появилось уже знакомое ему упрямое выражение, подбородок решительно выдвинулся вперед. Это означало, что начался бурный процесс выделения адреналина и скоро последует взрыв.

– Так что же привело вас сюда на самом деле? – Она взяла себя в руки, решив уж если не разрядить обстановку, то, во всяком случае, не обострять ее дальше.

– Вы не поверите. Я неподалеку выступал с лекцией по экономике, вот и решил заехать сюда. – Увидев на ее лице неподдельное изумление, он не удержался и захохотал. – Образование, а точнее отсутствие его, – решил он пояснить, – не решающий фактор, когда слушатели просят поделиться практическим опытом человека, достигшего определенного успеха и процветания. За последние годы многие университеты предлагали мне почетные степени и звания. В свое время мне не позволили бы войти туда через черный ход даже на кухню.

– Но вы, конечно, гордо отказались.

Брюс по своей привычке поднял одну бровь, что означало одобрение интуиции своей собеседницы, и ответил с подкупающей откровенностью:

– Не люблю таскать лишний багаж!

Дорис и раньше подозревала, что он не потратит силы на то, что его не интересует, или не сулит выгоду, или не ведет к успеху. Она догадывалась об умении Брюса в нужный момент сконцентрировать свою энергию. И ей стало страшно от мысли о последствиях, в случае если эта энергия будет направлена на уничтожение кого-то или чего-то. Она даже непроизвольно вздрогнула, но не удержалась и спросила:

– А семья – это тоже лишний багаж, по вашей теории?

Он уловил любопытство в ее тоне и, криво ухмыляясь, ответил вопросом на вопрос:

– А вы мечтаете завести семью?

Дорис вспыхнула и мысленно одернула себя за то, что втянулась в эту никому не нужную дискуссию.

– Я хочу пойти домой, – тоном капризного ребенка проговорила она. – Мне надо готовиться к экзаменам, и я очень устала.

– Простите, вы идете по стопам своего супруга? Выбранная вами стезя – археология?

– Вовсе нет. Я занимаюсь историей. – И она выразительно поглядела на часы, при этом зло подумав: с каких это пор, дружок, тебя стало интересовать, чем я занимаюсь?

– Я, кстати, задавая вопрос, чуть не ошибся и хотел вместо слова «супруг» употребить «отец». Ведь обычно именно родители выбирают своим чадам жизненный путь, который неминуемо должен привести к вершинам успеха и славы.

Да, в который уже раз убедилась Дорис, он великий мастер в подборе слов и конструировании из них фраз, наиболее точно бьющих по собеседнику. Как ни странно, но в его взгляде ей почудилась чуть ли не благодарность, когда он заметил ее ответную реакцию: глаза ее засветились внутренним огнем, копна рыжих волос казалась сполохами пламени, кудри разметались, когда она непроизвольным движением откинула голову назад. Стала видна ее длинная стройная шея. Точным движением он успел перехватить ее руку, занесенную, чтобы дать ему пощечину.

– Дайте же мне уйти, – буквально завопила Дорис, пытаясь вырвать свою тонкую руку из его клешни.

– Я позволю вам сделать это не раньше, чем вы признаетесь, что нервишки ваши сдают и это последствия вашего, скажем так, необычного брака. – Брюс высказал это предположение довольно игриво улыбаясь, сводя на нет все ее попытки освободиться.

Второй кулак Дорис, которым она намеревалась нанести удар ему в грудь, он намертво прижал к этой самой груди, и она оказалась плененной.

– Вы же уже установили, что я из корыстных побуждений вышла замуж за умирающего старика, мне нужны были только его деньги и положение. Теперь мне поздно жалеть и причитать по этому поводу. Не забывайте также, что у меня скверный характер и, если вы не позволите мне уйти прямо сейчас, я заору на всю округу так, что сюда сбежится куча зевак. А в номере воскресной газеты, в рубрике «Скандалы» появится броский заголовок: «Миллионер нападает на молодую вдову. Потребовалось вмешательство полиции», – нудно затянула она.

Опять он «достал» ее. Дорис находилась в сложнейшем процессе переоценки сути и последствий того, что называлось ее браком. Но она не была готова на совместное с Брюсом патолого-анатомическое исследование этого явления.

– Отличная идея – дать корм акулам пера. Начинайте вопить! – И в этот же момент женщина почувствовала, как губы Брюса накрыли ее рот.

Ее ударило разрядом в тысячу вольт, она возненавидела себя за то, что сил сопротивляться ему у нее не оказалось. А еще она не могла понять, почему каждое его малейшее движение и даже просто подрагивание его губ и языка так неописуемо сладко для нее. Он поднял голову, и Дорис поразили его глаза: в них горел неутолимый чувственный голод, выражение этих зеленых огоньков можно было назвать экзотическим… или эротическим. Она почувствовала, что почти висит на нем.

На них наткнулась группа японских туристов, деликатно потупивших глаза при этом зрелище. Но их словно отбросило друг от друга, и наступило моментальное протрезвление.

– Господи, что они о нас могут подумать, – воскликнула Дорис.

– Да ничего особенного. Скорее всего порадуются, что им удалось заснять процесс ухаживания, принятый у белых.

– Ничего смешного в этом нет!

– Да, мне точно не до смеха. Я хочу увидеть вас. – Он глянул на часы и наморщил лоб; на лице появилось озабоченное выражение, затем предложил: – Давайте продолжим нашу любопытную дискуссию примерно через час… в Блэквуде.

Его непоколебимая уверенность в том, что Дорис автоматически согласится на роль ведомой, вернула ее в прежнее боевое состояние.

– Какую дискуссию вы собираетесь продолжить, в чем ее предмет? Кроме того, – добавила она, вспомнив о своем обещании подежурить пару часов в местном детском саду, персонал которого понес ощутимые потери в сражении с эпидемией гриппа, – я уже обещала быть в другом месте.

Не объяснять же Брюсу, что периодические дежурства в садике являлись источником дополнительного дохода для нее.

Блеск в его глазах усилился, и выражение их стало явно насмешливым, когда он глянул на ее припухшие губы и несколько расстегнувшихся пуговиц на блузке.

– Неужели мне надо вам растолковывать, какого рода дискуссию нам стоит продолжить? – Она мгновенно вспыхнула. – Сделаем это сегодня вечером, – коротко объявил Брюс и, повернувшись к ней спиной, направился по своим делам. Мысли о том, что продолжения может и не последовать, он не допускал, переключившись на какие-то более важные для него проблемы. И она подумала об этом с горечью.

Дорис смотрела вслед удаляющемуся мужчине, и чувства ее колебались от тоски по нему до отвращения к стилю его обращения с ней. Победителя в их единоборстве не было. Она еще раз глянула на его спину, перед тем как он исчез из поля зрения, и с нарочитой решительностью застегнула блузку на все пуговицы до самого подбородка.

– Как обстоят дела с экзаменами? Когда следующий? – Айрин, хозяйка детского сада, задавала эти вопросы с искренней заинтересованностью, собирая разбросанные по ковру игрушки.

Дорис была одним из самых ценных ее работников, и Айрин внимательно следила, чтобы ничто лишне не осложняло жизнь помощницы. Девушка не успела ответить и громко рассмеялась, когда малыш, которого она взяла на руки, звонко и слюняво чмокнул ее в шею, одновременно стукнув по голове большой, но по счастью мягкой игрушкой.

– Хорошо, что я все-таки сумела уберечься от гриппа, иначе мне бы не стоило появляться здесь, – сказала она, опуская на пол агрессора.

– О Господи! Не делайте даже подобных предположений. – Старшая из женщин встревожилась, потому что любила Дорис и нуждалась в ней особенно сейчас, когда эпидемия скосила других воспитательниц. – Что мы станем делать без вас? – Айрин театральным жестом заломила руки.

И хотя Дорис напомнила ей, что есть специальные агентства, откуда можно вызвать временных помощников практически в любой момент, в душе она испытывала благодарность по отношению к Айрин, потому что ей было приятно ощущать, что она кому-то нужна. А Дорис вообще всегда стремилась помочь людям. И ей очень нравилась домашняя атмосфера садика, а детей она просто любила.

В ее жизни, небогатой на какие-нибудь положительные эмоции, привязанность малышей компенсировала отсутствие собственного дома и ласки близкого человека. Более того, Дорис подозревала, что малыши ей гораздо нужней, чем она им. Что же касается заработка, то денег не хватало даже на карманные расходы, ведь она работала не каждый день и считанное количество часов.

Когда родители забрали последнего ребенка, работа Дорис завершилась.

– Ну вот, вы можете идти, – милостиво разрешила Айрин. – Теперь мы управимся и сами. – На лице ее появилось выражение искреннего раскаяния. – Я чувствую вину перед вами за то, что пользуясь вашей природной добротой, отрываю вас от экзаменов.

– Вы же знаете, что работа здесь для меня в радость, – принялась заверять Дорис хозяйку садика. – Замкнутая жизнь для меня просто невыносима. У вас я отдыхаю душой. А подтверждение моей квалификации можно видеть в том, что друзья стали оставлять на меня своих детей без всяких опасений. – И молодая женщина застенчиво улыбнулась, делая это признание.

Она вспомнила свою лучшую подругу, которая совсем недавно произвела на свет очаровательную дочурку.

Словно прочитав ее мысли, Айрин произнесла слова, которые против воли говорившей больно задели Дорис:

– Как жаль, что у вас нет собственного ребенка. – И как бы смягчая констатацию, добавила: – Но вы еще молодая – все у вас впереди.

Сидя в машине, по дороге домой Дорис вспомнила слова Айрин и грустно улыбнулась. Да, дети – это очень хорошо. Вот только с потенциальными отцами дело обстоит гораздо хуже. Во всяком случае, на сегодня она никого подходящего не знала.

Огород в Блэквуде был весьма запущен, и, работая там уже несколько часов, Дорис отвлеклась от всяких ненужных мыслей. Когда руки, ноги, поясница заныли от непривычной физической нагрузки, она решила завершить свои труды. Сбоку от грядок лежали собранные ею овощи.

При жизни Дейвида за садом и огородом ухаживал штатный работник, в придачу к нему нанимали еще и сезонных помощников. А теперь редких всплесков энтузиазма Дорис явно не хватало, и потихоньку растения стали возвращаться к своему первобытно-исходному состоянию.

Как ни странно, но экзамены, еще совсем недавно казавшиеся ей самым страшным испытанием в жизни, утеряли свою значимость. Все было вытолкнуто на обочину осмыслением места Брюса в ее жизни. Дорис безжалостно гнала эти мысли, но раз за разом неизменно возвращалась к тому, что произошло между ними во время последней случайной встречи. Будучи от природы человеком честным и искренним, она подвергла себя жестокой критике. Конечно, Брюс своим несносным поведением просто вынудил ее быть не в меру резкой и грубой, и тем не менее, она корила себя за это. Еще больше она корила себя за другое – чувственная реакция на действия Брюса не осталась незамеченной им и его дальнейшие действия доказывали, что он не намерен отказываться от вполне возможной, по его мнению, победы.

Она понимала, что отвадить Брюса Кейпшоу очень сложно. Этот человек привык добиваться поставленных целей, чего бы это ни стоило. Кроме того, Брюс не сомневался, что Дорис, как и он сам, не видит ничего предосудительного в коротких, ни к чему не обязывающих связях. Вот об этом она и сожалела больше всего, сознавая, что в определенном смысле своим поведением и отдельными высказываниями дала основание для такого вывода. Любопытно, что сказал бы этот нахал, узнав подлинную ситуацию? Господи! Бред какой – опасная соблазнительница, не успевшая потерять невинность!

Даже если бы неприязнь к Брюсу у нее не была бы столь непримиримой, все равно Дорис не была способна на легкие романы, как вообразил себе Кейпшоу. Но что делать, философски решила она, большинство в мире составляют такие, как он, и подобные ему. Ей пришло в голову, что, наверное, просто невозможно найти сочетание такого темперамента и страстности, которыми обладал Брюс, с необходимым уровнем воспитанности и джентльменства.

Однако при воспоминании об объятиях этого невозможного человека груди Дорис набухли, а тело расслабилось, и физическая нагрузка в огороде здесь была ни при чем.

Будь ты проклят! – в сердцах подумала она о Брюсе по пути на кухню. Ей хотелось поскорее избавиться от овощей, которые едва умещались в руках.

– Ах, какая Золушка с грязными ладошками! У вас жуткая привычка все время преподносить мне сюрпризы. Я-то ведь был уверен, что вы не из тех, кто может пожертвовать маникюром, чтобы там ни случилось.

– Опять вы! – Женщина повернулась на его голос так резко, что овощи разлетелись по всей кухне.

Брюс сидел на краю длинного строганного соснового стола, наблюдая за ее действиями с невозмутимостью сфинкса. Она инстинктивно сжала в кулаки свои пальцы с черной каймой под ногтями.

А Брюс продолжил свои странные комплименты:

– А мордочка прямо как у замарашки.

Откровенно издеваясь, он попытался отколупнуть пальцем кусочек засохшей грязи на ее руке, но Дорис успела увернуться.

– Какого черта вам здесь надо? – Ее глаза метали молнии, а сердце колотилось часто-часто. Она знала, что сейчас произойдет что-то малоприятное для нее, и от этого засосало под ложечкой. Дорис была зла на Брюса, что он опять вторгся в ее дом и при этом выглядел победителем. Себя же она осуждала за то, что его настойчивость не вызывала в ее душе необходимого протеста.

– Я ждал вас, – ответил он, нарочито безразличным взглядом окидывая ее майку с глубоким вырезом, открывающим весьма откровенно грудь, и замызганные джинсы, маловатые ей и из-за этого обрисовывающие бедра со всеми их изгибами.

Сам Брюс выглядел весьма элегантно – высокий, атлетически сложенный, с надменным выражением на лице.

– Не станете же вы отрицать, что у нас с вами назначено свидание, – поинтересовался он равнодушно-насмешливым голосом.

– Не совсем так, – заметила Дорис. – В прошлый раз вы распорядились, чтобы я прибыла на встречу с вами. Что было, то было. Но у меня есть одна неоспоримая привилегия – я могу проигнорировать ваши распоряжения. Кстати, хочу напомнить, что опять вы вломились в чужие владения, – меня ведь еще не выселили отсюда.

– Я позволил себе посетить вас только потому, что принял ваше молчание в прошлый раз за согласие, – пояснил Брюс крайне сухо, полуприкрыв глаза, напоминавшие сейчас по цвету мятный ликер. Но тут же они открылись шире, когда он с чувством внутреннего удовлетворения заметил, что Дорис залилась густым румянцем в ответ на его утверждение.

– Как бы там ни было, я не намерена потакать вашему гнусному поведению. – Брюс был явно озадачен непонятной для него агрессивностью. А она продолжила атаку: – Ваше право превратить Блэквуд в пристанище для скучающих толстосумов, но пока это мой дом и я имею право на неприкосновенность в нем.

Как ей жалко Блэквуд! Умом Дорис понимала, что на такой шаг Патрика наверняка толкнули какие-то неизвестные ей обстоятельства, но все равно испытывала стыд, как будто и она тоже предавала этот старый дом.

– Конечно, вы имеете право на неприкосновенность, – согласился с ней Брюс. – Но дело в том, что, как я уже сказал, принял ваше молчание за согласие. Кстати, если вы уж так озабочены своей неприкосновенностью и безопасностью, то, пожалуйста, закрывайте, а еще лучше, запирайте двери. Мне не пришлось воспользоваться ключами, которые мне любезно предоставил Патрик.

Женщина буквально оцепенела, глядя на знакомую связку ключей, которую Брюс крутил на пальце.

– Патрик не должен был… – начала она.

– Не будем обсуждать, кто что должен был сделать, – перебил ее Брюс. – Ваш пасынок выступал в роли продавца и имел полное право распорядиться всем, что ему принадлежало. А срок ваших прав съемщицы данной площади скоро завершается.

Дорис постаралась не подать вида, как больно ей слышать это.

– Мне казалось, что даже такому черствому господину, как вы, все-таки хватит совести не выкидывать меня на улицу еще пару недель. Я, конечно, постараюсь убраться побыстрее, потому что мне будет неприятно находиться здесь, когда вы станете постоянно вертеться поблизости, мысленно заглядывая во все углы. Я поживу в отеле, пока не завершатся экзамены.

– Не надо делать из меня злодея только потому, что я, благодаря сложившимся обстоятельствам, выгодно приобрел эту усадьбу. А что касается моего визита, то вы не можете не понимать, что я оказался здесь только с одной целью – увидеть вас. К чему эти очередные упражнения в злословии?

Брюс встал, а ей пришлось подавить невероятным усилием воли всепоглощающее желание подбежать к нему и прижаться к его мощному торсу.

– А у меня нет никакого желания видеть вас, разговаривать с вами или заниматься с вами… чем бы там ни было. – Черт побери, почему я паникую? – подумала она. Почему пускаю слюни как идиотка, которую одарили леденцом?

Зеленые глаза изучали ее, как редкий экспонат. Было заметно, что Брюс раздражен тем, что она не вписывается в созданный им образ соблазнительницы.

– Сказать, что вы мне не нравитесь, мало, – не на шутку разошлась Дорис. – Я просто ненавижу вас. Я не собиралась и не собираюсь…

Брюс прервал ее излияния не дослушав:

– Идите сюда, моя дорогая Дорис. Все это наивное воркование в нашем с вами случае ни к чему. Я пришел не потому, что мы нравимся или не нравимся друг другу. – На лице говорившего мужчины неожиданно появилось серьезное выражение. – Дело в том, что вас тянет ко мне так же, как меня к вам. Кстати, поделитесь, каким образом вам – женщине с таким сексуальным опытом и столь богатой практикой – удается изображать святую невинность? Но мне надоело терять время в пустопорожних обменах любезностями.

– Я вам крайне благодарна за разъяснение вашего взгляда на перспективы наших отношений. А то я никак не могла догадаться, что вам от меня надо. – Ее ирония была сродни черному юмору Брюса, который Дорис отметала с ходу. – Мне кажется, что количество денег, которыми вы обладаете, вселяет в вас веру, что правила человеческого общежития писали не про вас. – Она ногтем сколупнула комочек земли, прилипший к щеке. – Я расцениваю ваши слова, как прямое предложение переспать с вами, не так ли? И еще, скажите мне, с другими женщинами такая нахальная тактика срабатывает или приходилось получать по физиономии? – Эти вопросы Дорис задала неподражаемым тоном классной дамы.

– К сожалению, у каждой даже самой красивой вещи можно обнаружить тот или иной изъян, – заметил Брюс рассеянно, и Дорис не поняла, расслышал ли он ее гневную филиппику. – Но если бы сегодня я видел вас в первый раз, то отказался от подобного утверждения. Не могу не признать, что сейчас вы мало похожи на профессиональную соблазнительницу. – Его глаза на мгновение задержались на полных, дрожащих губах Дорис. Он не мог не заметить, как нежна ее кожа, и продолжил, словно размышляя вслух: – А может быть, это и есть профессионализм, но самой высочайшей марки? Тогда надо признать, что вы само совершенство в разряде подобных вам дам.

Ей, с одной стороны, было приятно видеть недоумение Брюса, но с другой – его голос, что бы он ни изрекал, вызывал сам по себе у нее дрожь в коленях и холодок в низу живота. А под его цинично откровенным взглядом у нее возникло ощущение, что Брюс касается ее горячими пальцами. Дорис инстинктивно попыталась защититься от этого взгляда скрещенными на груди руками.

– К какому бы разряду вы меня ни отнесли, не понимаю, зачем вам терять время, добиваясь от меня того, чего вы не получите никогда. Я вам благодарна за откровенность, во всяком случае, я теперь знаю, чего от вас ожидать. – Дорис говорила быстро, севшим от волнения голосом. – Признаюсь, у меня есть надежда на более светлые перспективы.

– К вашему сведению, и я не жертва, – холодно парировал Брюс.

Она поняла, что ее слова достигли цели – ее соперник был выбит из привычной колеи.

– В чем вы видите проблему? Неужели вы спите только с теми, кто, поддавшись вашим чарам, готов отдать все, что вы ни попросите? Уверяю вас, в моей постели вам будет так хорошо, что это станет как бы компенсацией за недостигнутую на этот раз цель. Гарантирую, что других мужчин вы просто забудете.

Дорис даже фыркнула от возмущения.

– Неужели я похожа на женщину, которая спит с кем-нибудь за деньги?

При этом она не хотела заострять внимания на самой сути его предложения. Ее воображение тут же нарисовало ей картину – Брюс в роли ее любовника. От этой мысли у Дорис закружилась голова, стены комнаты закачались, а пол поплыл под ногами. Его ответ она слышала словно сквозь вату.

– Уверен, вы гораздо хитрее, чем хотите казаться.

Интересно – это похвала или полное осуждение, подумала Дорис, вслух продолжая свои выпады:

– Ну если я для вас слишком хитра, то и убирайтесь отсюда.

Ей казалось, что она искренне желает, чтобы Брюс исчез, и навсегда. Во всяком случае, другого пути обрести равновесие в растревоженной душе она не знала.

– Дорогая, я уже не в первый раз предупреждаю вас – не будите во мне зверя. Я могу быть вполне пристойным любовником, но манипулировать собою не позволю никому. Тем более такой маленькой, алчной охотнице за чужим добром, хотя признаю: вы расчетливы, но и прекрасны.

Дорис закрыла уши руками и почти закричала:

– Все же послушайте меня! Мне совершенно не интересно манипулировать вами! Я не собираюсь с вами спать и вообще постараюсь больше даже не смотреть в вашу сторону!

Сильные руки обняли Дорис и прижали к жесткой груди.

– Прислушайтесь к моему совету. Старайтесь делать все, что вам хочется, что вам нужно, к чему вы стремитесь. Позвольте себе роскошь следовать своим инстинктам.

Брюс не без удовлетворения почувствовал, что Дорис не осталась равнодушной к его словам. Они отозвались в ее теле дрожью. Он увидел ее глаза, большие, затуманенные тревогой и в то же время отражающие огромное внутреннее возбуждение.

– Я становлюсь жадным, когда смотрю на вас. – Это признание он сделал внезапно охрипшим голосом.

Его руки, теплые и уверенные, перехватили ее талию. Внезапно он стал расстегивать тонкий поясок, на котором держались ее джинсы. Его явно возбуждала полоска тела, проглядывающая между майкой и джинсами. Беззвучный взрыв чувств сотряс Дорис изнутри, желание нарастало так бурно, что она испугалась – еще немного и ее самообладание будет утеряно.

– Не надо так говорить со мной. – Ее слова прозвучали как мольба о пощаде. Голова Дорис беспомощно откинулась назад, огненные кудри рассыпались по плечам. Казалось, что ее тонкая стройная шея просто не в состоянии удержать пламенеющую копну волос.

Брюс легко принял ее вес на себя и постарался прижать податливое тело как можно плотнее к своему. Ее охватило неизведанное ранее ощущение – все внутри горело, воспламененное тесным контактом с сильным мускулистым торсом этого мужчины.

– Скажу честно, – он произносил свое признание шепотом, переживая ту же чувственную пытку, что и она, – я захотел тебя с того самого момента, как увидел в первый раз. Обычно я не веду себя необузданно, но в твоем случае…

Его слова неожиданно вернули Дорис к действительности, и она сумела вывернуться из объятий Брюса.

– В таком случае примите мои соболезнования! – почти задыхаясь выкрикнула она.

От возбуждения ее била нервная дрожь, охватившая тело от макушки до пяток со скоростью лесного пожара.

На сей раз гнев Дорис распространялся на них обоих: на Брюса за то, что он подверг ее этому испытанию, а на себя – за податливость его чувственной атаке.

– Я в состоянии отличить действительность от выдумки… – подвел итог Брюс злым голосом, ноздри его раздувались, на шее билась жилка, – сознание этого не может не беспокоить вас. Однако вы не так предсказуемы, как мне показалось поначалу.

– Мне считать это комплиментом?

– Дело ваше, только советую не перегибать палку, играя в загадочность. Это может наскучить вашему партнеру, если вы перейдете разумный предел.

– У меня нет подобных намерений ни в отношении вас, ни в отношении подобных вам наглецов. – Голос Дорис дрожал от возбуждения.

В ухмылке Брюса она прочитала скрытую угрозу, которую он тут же попытался сформулировать достаточно мягко:

– Признаюсь, Дорис, я люблю преодолевать трудности. Наверное, вы это уже поняли. Вы зря скрываете, что хотели бы стать моей подругой.

– Подругой? – Женщина повторила это слово вслух, и оно прозвучало, как эхо, потом, желая удостовериться, что не ослышалась, поинтересовалась: – Вы хотите сказать любовницей? – Дорис в равной мере ненавидела оба этих слова. Ими она мерила степень унизительной зависимости женщины от мужчины.

– А какая, собственно, разница между этими двумя понятиями, – в сухом голосе Брюса слышалось искреннее удивление непонятливостью Дорис и ее несговорчивостью.

Она собралась было объяснить ему, но потом испугалась, что он может счесть интерес к частностям, как согласие на предложение в целом.

– Вы обвиняете меня в том, что мое поведение аморально, что я охочусь за толстыми кошельками, и тут же делаете такое гнусное предложение. Что вами руководит?

– Мое предложение, дорогая, если подумать, не такое уж и гнусное. Я просто говорю вслух то, что нам обоим пришло в голову еще в первую встречу. Мы в этом плане созданы друг для друга. – Брюс произносил слова очень четко, как бы вколачивая их в неподатливую женскую головку. – Я просто перекладываю все наши чувственные переживания на вполне доступный человеческий язык. Это в наших общих интересах. Что вы вытворяли в жизни до меня, не имеет абсолютно никакого значения. Я получил Блэквуд, Патрик свободу. Уверен, что, как только мы проведем ночь вместе, возникшие между нами отчуждение и вражда уйдут в прошлое.

– Я лучше поживу со своей враждебностью. Благодарю вас за ваше любезное предложение, – огрызнулась Дорис. Его циничная откровенность в этой столь деликатной области, конечно, не могла понравиться такой женщине, как Дорис. И слова он выбрал неподходящие – отчуждение, вражда. Она его презирала!

Дымчато-зеленые глаза внимательно изучали ее, в них было столько же теплоты, сколько в линзах микроскопа.

– Почему вы так боитесь меня, Дорис? – Он задал вопрос таким неожиданно мягким и сердечным тоном, что ее глаза от искреннего удивления стали огромными.

– Я вовсе вас не боюсь! – Правда, она не сумела вложить в свои слова необходимую дозу убежденности и от досады даже прикусила нижнюю губу.

А он все гнул свое:

– Поверьте, секс может быть прекрасным средством общения. Хочу только предупредить, что не терплю женщин, которые считают своей миссией стать для меня совершенно незаменимыми.

– Это, по-моему, очень скучная задача и не такая уж интересная цель. – Дорис прищурила глаза и попыталась под напускным пренебрежением скрыть свою неопытность и неосведомленность в сфере интимных отношений. – Значит, я должна сыграть роль своего рода талисмана против дам, стремящихся проскользнуть под ваше одеяло или получить доступ к вашей чековой книжке? Признайтесь, Брюс Кейпшоу, такое намерение у вас имеется! Но не забывайте, что жизненная умудренность еще не является залогом личной неотразимости. – Однако ее слова, произносимые с большой долей сарказма, отскакивали от Брюса как от стенки горох. – И хотя вы настойчиво твердите, что общего будущего у нас с вами быть не может, – Дорис почти задыхалась от обуревавших ее эмоций, – вы проявляете истинное благородство, зная, что у меня нет других намерений, как заполучить вас в качестве долгожданной добычи, и, тем не менее, выражая готовность пойти навстречу моим желаниям и даже компенсировать мне моральные издержки.

– Что же именно из перечисленного вас больше всего трогает? – Брюс опять говорил подкупающе мягким тоном, и Дорис не знала, где укрыться от его проницательных глаз, сверкающих на солнце как драгоценные камни. – Не скрою, польщен. – И видимо желая усилить впечатление от сказанного, он ухмыльнулся, глядя в ее мрачное, почти угрюмое лицо. – Я уже прошел в своем развитии ту точку, после которой вполне достаточно лишь время от времени удовлетворять свои физические потребности, причем не предъявляя особых требований к партнеру. А учитывая вашу привлекательность и желанность для меня, мне вовсе не хотелось бы попасть в зависимость от вас. У вас, видимо, сходные воззрения, и это делает возможным и полезным объединение наших интересов.

Более хладнокровного, наглого и самодовольного человека ей встречать не доводилось.

– Другими словами, такая маленькая простушка, как я, отвечает вашему рафинированному вкусу. Я просто потрясена. – В глазах Дорис разгоралось не сулящее ничего хорошего холодное пламя, они стали большими, даже огромными. – А теперь валите отсюда, – процедила она сквозь сжатые зубы, абсолютно бесстрастно и холодно. Но ее трясло от чувства оскорбленного достоинства.

– Ну, положим, убраться надлежит скорее вам, – напомнил Брюс, долго молчавший после ее резкого выпада. – Убей Бог, не могу понять, чего вы ломаетесь, как девственница перед первой брачной ночью. – Он внимательно следил за ее реакцией на его слова, но со стороны это не было заметно. Глаза его были полузакрыты. – У вас что, природное отвращение к любой правде? Не поэтому ли вы все свои похождения упаковываете в романтический флер? Так или не так, дорогая?

– Я просто люблю, когда ко мне относятся так, как я того заслуживаю. Для меня важно, чтобы человек, с которым я имею дело, был способен на теплоту и глубину чувств. А вы – холодная, снулая рыба – ни о том, ни о другом просто не имеете понятия.

Его чувственные губы напряглись; он дышал с присвистом сквозь плотно стиснутые зубы.

Дорис, конечно, не могло прийти в голову, на что она провоцировала своего обидчика, какие внутренние шлюзы открыла. Он перешел к действиям, и его язык ворвался в пространство ее медовых губ. Каждый мускул Брюса дрожал от всепожирающего желания. Но он из последних сил все же пытался контролировать свои поступки. А тело Дорис предательски отреагировало на прикосновения Брюса, который держал ее в своих объятиях.

Она прижималась к нему все теснее и теснее. Сгусток мужской энергии притягивал ее как магнит.

Она застонала и… произошло нечто непонятное для нее: Брюс вдруг резко отстранил ее от себя.

Дорис не верила своим глазам: он нервно ерошил свои густые волосы, похоже, ему просто надо было занять чем-то руки. Пуговицы на его рубашке расстегнулись почти до пояса, и было видно, как ходит ходуном его мощная грудь. Он никак не мог восстановить сбившееся дыхание.

Она вспомнила, как несколько мгновений назад ее пальцы скользили по его коже, местами гладкой, местами покрытой густыми волосами. В отличие от Брюса, она не могла немедленно отключить свое разыгравшееся воображение и разбуженные эмоции. А пробудил их к жизни именно Брюс Кейпшоу. Женщина передернула плечами как от озноба.

– Замерзли? – услышала она его ехидный голос.

Дорис резко выбросила вперед кулак, целясь в его челюсть, но промахнулась на несколько дюймов. Зато ее запястье попало в железные тиски.

– В чем опять дело? Вам не нравится, что кто-то способен воздействовать на ваши эмоции? Вы стремитесь контролировать себя в любой ситуации? – И Брюс протестующе пожал плечами. – Дорис, я тоже не хочу, чтобы кто-нибудь контролировал меня, в том числе и вы, даже если пойдете на уступки и проявите благосклонность к моим предложениям. Вы и без этого будете моей. – В его тоне не прозвучало сомнений, и он продолжил свою мысль: – И сдадитесь на моих условиях! Дело в том, что я стал свидетелем того, как подобная вам красотка разрушила жизнь моему отцу. Она сумела, воспользовавшись его отношением к ней, заполучить его душу и тело. – Зеленые глаза Брюса наполнились такой ненавистью, что ей захотелось объяснить ему свое отношение к жизни, словно он обвинял именно ее, а не какую-то неизвестную женщину. – Когда она выжала из него все возможное, то просто отправилась дальше. И вы такая же, и все ваши друзья тоже, – подытожил Брюс.

– А вдруг ваш отец считал, что она стоит таких жертв, – задумчиво проговорила Дорис, и глаза ее при этом стали опять большими-большими, и от них шел свет, возбуждающий Брюса. Она знала это.

– Может, и вы стоите любых жертв? – По выражению его лица Дорис поняла, что для него небезразличен ее ответ.

– Я уже говорила, что моя цена – вне вашей досягаемости. – Дорис опять была неприступна, во всяком случае, на словах. А про себя она подумала, что ей надо, в общем-то, так немного: ласки, ровного доброго отношения и взаимопонимания. – Я еще раз убедительно прошу вас покинуть мой дом. – Дорис стояла около распахнутой двери.

Брюс неожиданно повиновался, но вроде бы шутя пригрозил:

– В следующий раз в нашей игре будет мой ход, а вы вернетесь на исходные позиции. Вам придется все начать сначала. Надеюсь, реальность отрезвит вас и вы станете более здравомыслящей.

– Я тоже надеюсь, что хоть самому дому вы окажете больше уважения, чем людям, – не осталась в долгу Дорис.

Она засомневалась, расслышал ли он ее последние слова, потому что был уже за порогом, но, оказалось, расслышал:

– Да уж, содержать дом я буду получше, чем вы. Здесь будет жить мой сын!

Дорис не смогла скрыть своего изумления.

– А я думала, вы собираетесь устроить здесь отель… А откуда у вас сын? Вы ведь, по-моему, не женаты?

Брюс – отец! – эта мысль казалась Дорис абсурдной. А он заметил, каким странным тоном она задала вопрос о том, женат ли он. Ему показалось, что Дорис предпочла бы, чтобы он был свободен, недаром в ее голосе прозвучала тревога. Его способность угадывать ее настроение и тайные мысли пугала Дорис.

Она тут же принялась убеждать себя, что ей абсолютно все равно, один у него сын или целый выводок детей, женат он или содержит гарем. Но в глубине души понимала, что пытается обмануть себя. Увы, ей было отнюдь не все равно!

– Одно не исключает другое, – рассудительно ответил Брюс на ее вопрос, но потом не удержался и съязвил: – Надеюсь, мне не надо представлять вам доказательства высокого уровня моей нравственности?

А у Дорис в мозгу билась мысль: Господи! Сын! У него есть сын! Ну какой из него отец? А потом она вспомнила, с какой убежденностью доказывал он ей невозможность для него состоять в браке. Ведь это было совсем недавно. Дорис попыталась вообразить семейную жизнь с таким человеком и вздохнула, пожалев незнакомую ей женщину – мать сына Брюса.

– Вы никогда раньше не упоминали, что у вас есть сын. – Она облизнула пересохшие губы.

– А почему, собственно, я должен был касаться этой темы?

– Вы правы! Это действительно не мое дело. Но я очень обрадована, что Блэквуд останется по-прежнему семейным домом.

Неожиданно из глаз Дорис покатились крупные горячие слезы. Как хорошо, что Блэквуд не превратится в безликий отель и ее худшим опасениям не суждено сбыться!

Увлеченная собственными переживаниями, Дорис не заметила, как Брюс нахмурился и его черные брови сошлись к переносице. Скорее всего, это была реакция на ее последние фразы, за которыми он что-то сумел увидеть.

Дорис, не в силах сдержать себя, задала очередной вопрос:

– Означает ли это, что и вы будете здесь жить? – При этом ей не удалось скрыть своего испуга от такой перспективы.

– Я понимаю, что вы в восторге от такой идеи, не боитесь, что тогда вам придется съехать отсюда, – ответил Брюс и, помолчав, добавил: – У меня есть одно любопытное предложение для вас. Но сегодня вы, по-моему, не в лучшем настроении для конструктивных дискуссий. Обсудим его в следующий раз. – И рассмеявшись, он направился к выходу.

Когда Брюс исчез, Дорис не только закрыла, но и заперла на ключ дверь, вспомнив его наставления.

Она пыталась догадаться, что за предложение он собирался с ней обсудить в следующий раз. Все предыдущие оказались весьма недвусмысленными, и молодая женщина корила себя за то, что не сумела отшить Брюса уже в первый раз. Однако «не сумела» это не совсем точно, правильно было бы сказать «не захотела».

Задумавшись, Дорис двигалась по кухне как автомат, собирая рассыпанные по полу овощи. Мысли ее перескакивали с одного на другое, но об одном она помнила постоянно – в самое ближайшее время ей предстояло найти новую крышу над головой. Домик больше не мог служить ей пристанищем – слишком близко был бы Брюс, а это небезопасно. И снова она подумала о той неизвестной ей женщине, которая родила Брюсу ребенка. Интересно, а как она относится к его бесконечным похождениям – переживает каждый раз заново или давно махнула на все рукой?

Дорис знала себя: для нее в отношениях с мужчиной одним из главных условий была верность. Верность с обеих сторон. Хотя на примере известных ей счастливых с виду семейных пар она видела, что в наше время требовать «верности навсегда» явно нереально. До сего дня ее жизненные устои поколебать не могло ничто, но теперь…

Размышляя над перипетиями последних недель, Дорис не могла не признать, что переезд в сторожку – шаг явно неправильный. Только теперь она осознала масштаб своей ошибки, исправить которую задним числом не представлялось возможным. Ведь, принимая такое решение, она руководствовалась благими намерениями облегчить терзания Патрика относительно ее будущего и обеспечить себе хоть какое-то пристанище. Но жить в такой близости от Брюса и его семьи она просто не сможет хотя бы потому, что тогда ей пришлось бы день изо дня наблюдать, как чужие люди ходят по ее дому!

Наедине сама с собой Дорис отдавала отчет в том, что изначально повела себя глупо, – разве можно было ввязываться в какие-либо игры с Брюсом. Но рассудительность ее исчезала, когда он появлялся рядом, и от него исходили целые потоки чувственности.

Она прекрасно отдавала себе отчет, что для нее Брюс опасен, как леопард – так же красив и так же непредсказуем! Надо держаться подальше от него, уговаривала она себя, надеясь, что нечто вроде ее временного помешательства должно рано или поздно пройти.

В ближайшие две недели знакомые, привыкшие видеть в ней всегда сдержанную светскую даму, не могли не заметить резкую перемену в ее внешности и поведении. Все сочли, что это из-за нагрузки, связанной с экзаменами. Выводы вполне логичные, потому что она и сама видела вокруг себя переутомленные бледные лица студентов. Все вместе они плавали в море науки, как осколки одного айсберга, вроде бы каждый сам по себе, но в то же время и объединенные вместе какой-то общей связью.

Брюс давно не появлялся, и, казалось, это ее только радовало. Но, если в прихожей звенел звонок, сердечко ее начинало трепетать, как у подраненного оленя, а по телу разливалась слабость. И Дорис внушала себе, что единственная причина этого – все более ощутимое наступление гриппа. Поэтому ей пришлось поспешить с экзаменами, чтобы успеть до того, как болезнь свалит ее окончательно. И вот все оказалось позади, зато в голове Дорис царила пустота, а все тело болело, как будто ее долго били.

Горячий чай, аспирин, несколько часов дремоты в удобном кресле под пледом – и она будет в порядке.

Основную часть своих пожитков Дорис уже перетащила в домик. В особняке осталось только самое необходимое. Она уселась в кресло, откинув голову на высокую спинку, и постепенно впала в полузабытье, что-то бормоча, когда ее посещали сновидения.

Она стала медленно приходить в себя, только когда почувствовала, что кто-то трясет ее за руку, причем довольно резко.

– Дейвид! – в полубессознательном состоянии воскликнула она, открывая обведенные темными кругами глаза.

Она никак не могла сфокусировать взгляд на одной точке и не расслышала возмущенного возгласа мужчины, стоявшего перед креслом. Наконец Дорис сумела сконцентрироваться и… увидела нежданного гостя. Зеленые колючие глаза, смуглые черты лица, вызывающие в памяти образ Мефистофеля, – ошибиться она не могла. Перед ней стоял Брюс Кейпшоу. Дорис попыталась встать и тут же пожалела об этом: ноги ее не держали.

– Уходите, ваше время наступит только завтра. – Голос ее напоминал свист выходящего из проколотой камеры воздуха.

– Вы ошибаетесь, четверг, двадцатое, уже наступил сегодня утром. – Брюс внимательно вгляделся в ее бледное лицо, обратил внимание на лихорадочный блеск глаз. Он понял, что ей тяжело держать глаза открытыми, потом потрогал чашку, стоявшую на столике рядом с креслом, взял в руку полупустую бутылочку из-под аспирина и произнес: – Хочу заметить, что вы проспали ровно сутки.

В глазах Дорис мелькнуло недоверие, и она воскликнула:

– Это невозможно!

Они поменялись с Брюсом ролями, эта мысль как молния поразила Дорис. Хозяином стал он, а она нанимает чужую территорию. Ей стало страшно, что Брюс может принять ее состояние за притворство а целью задержать свое пребывание в этом доме. Дорис еще раз попыталась встать, лоб ее взмок от испарины. Брюс захотел ей помочь, но она оттолкнула его руку.

– Я вполне дееспособна, – с трудом проговорила она, но он услышал.

– Да, да, вы вполне способны самостоятельно упасть и разбить носик. Кстати, серый цвет лица вам не идет, а ваши прекрасные пунцовые губки сейчас бледны, как лепестки чайной розы. – Поэтический слог не соответствовал тону, каким произносились слова. Наконец, не выдержав, он рявкнул: – Да сядьте же вы, несносная женщина!

Отвергая подобный тон в отношении себя, Дорис, тем не менее опустилась в кресло, потому что остатки сил покинули ее.

– Не беспокойтесь, через минуту я приду в себя и покину помещение. К сожалению, грипп оказался сильнее меня, – слабо улыбнувшись, она сочла нужным пояснить причину своего пребывания в доме позднее оговоренного срока.

– Ради Бога, не пытайтесь убедить меня в том, что вы принадлежите к категории жертвенных женщин, ведущих борьбу до конца, невзирая ни на какие обстоятельства!

Меньше всего на свете Дорис хотелось, чтобы кто-нибудь из посторонних стал свидетелем ее прощания с домом. Особенно этот человек. Он был способен высмеять ее чувства, а потом рассказывать об этом общим знакомым… Как могло случиться, что она проспала так долго?

– Дайте телефон вашего терапевта. – Требовательный голос Брюса прервал ее размышления. – Знайте, я не позволю вам сделать ни шага, пока вас не осмотрит врач.

Дорис продолжала упорствовать.

– Я прекрасно могу обойтись без вас!

Его черные брови взлетели вверх.

– Общественное мнение не простит меня, если я позволю нанести непоправимый вред вашему драгоценному здоровью. Меня сочтут подлинным злодеем, а я слишком дорожу своей репутацией! Еще и в газетах ославят за то, что я выгнал из теплого дома на холод больную женщину. А мне гораздо приятнее ощущать себя рыцарем викторианской эпохи, спасающим несчастную красавицу от холодной и голодной смерти. Людям не надо многого, чтобы запустить злую сплетню. Кстати, я думаю, что, получив на руки приличную сумму, вы сумеете разумно потратить ее. – Последние слова он произнес без всякой видимой связи с предыдущими фразами.

Одарив Брюса презрительным взглядом, Дорис поудобнее устроилась в кресле и сообщила ему номер телефона врача. Она чувствовала себя настолько ужасно, что упрямиться больше не могла. Каждая клеточка ее тела болела, было больно глотать и говорить.

– Значит, вы проявляете трогательную заботу в отношении меня из-за боязни за собственную репутацию? – хрипло поинтересовалась Дорис. – А я-то думала, что вас интересует только собственное мнение.

Брюс проигнорировал ее очередной выпад. Как ни в чем не бывало он сказал:

– Сегодня утром мне звонил Патрик и пытался выяснить, куда вы пропали. Он разыскивал вас вчера весь день.

– Я как раз собиралась сама позвонить ему, – ответила Дорис, потирая лоб и стараясь собраться с мыслями. – Я сейчас соберу остаток моих вещей и покину ваш дом.

Она не в первый раз пыталась осмыслить свое странное отношение к Брюсу. Почему все, что он говорит или делает, вызывает у нее резкое отрицание? Может быть, потому, что он все время пытается навязать ей определенную линию поведения? А вдруг прав именно он! Паранойя, у меня крыша поехала! – с горечью подумала она.

– Дорис, вы не могли бы призвать на помощь одного из ваших многочисленных юных друзей? Может быть, этого, как его там зовут, Лэма? Или его испугает перспектива подцепить от вас вирус?

– Лэма здесь нет, он как раз поступает в… – попытавшись поплотнее укутаться пледом, она сбилась с мысли. – По-моему, он уехал в Стокгольм, – все же добавила Дорис после длительной паузы. – Вот теперь, я уже в полном порядке… – начала было она.

Но Брюс сухо прервал ее:

– Да, да, я уже слышал это. Почему вы до сих пор не вызвали доктора?

– Зачем он мне, ничего смертельного. Всего-навсего обыкновенная простуда. – Она стала собирать силы, чтобы еще раз попытаться встать.

Брюс снова окинул ее презрительным взглядом, но все же счел возможным ответить на ее предыдущее заявление.

– Да, я берегу свою репутацию с того времени, как мой сын начал читать газеты, слушать радио и смотреть телевизор. В последний раз, когда пресса трепала мое имя, его целый месяц преследовали ночные кошмары.

Чувствуя себя маленьким ребенком, которого отшлепали за неуместный вопрос во взрослой компании, обиженная и злая Дорис все же понимала, что на сей раз ее ирония оказалась неуместной, но сдержать раздражение все-таки не могла. Она отдавала себе отчет, что слишком мало и односторонне знает Брюса Кейпшоу, чтобы судить о нем в целом. Например, его отношение к сыну было просто трогательным. И еще, почему этот человек говорит ей о своих чувствах только здесь, в этом доме. Но ее скоро тут уже не будет. Значит… Дорис остановила поток своих мыслей. Хватит! Надо думать совершенно о другом. И она обратилась к Брюсу, пытавшемуся дозвониться до врача:

– Вы напрасно тратите время. Он все равно не посещает больных после полудня. Ему надо звонить ранним утром.

Распорядок дня доктора был ей знаком не понаслышке. Совсем недавно визиты этого врача составляли часть ее жизни.

В этот момент она поняла, что Брюс разговаривает с сестрой, работавшей с ее доктором. Нельзя было не признать, что Брюс умеет уговаривать. В этом конкретном случае не имело значения, что собеседница не видела Брюса, а только слышала его голос. Худшие ожидания Дорис, к счастью, не оправдались. Она поняла это, когда услышала конец фразы:

– Через полчаса? Ну вот и отлично!

– Все равно это напрасная трата времени, – упрямо пробормотала Дорис, закрыв глаза.

– Конечно, героически страдать в одиночестве гораздо перспективнее. Кто устоит перед мучениями такой красотки и не окажет ей посильную помощь? – парировал Брюс.

– Это неправда. Зачем мне ваше внимание и сочувствие? – Слезы обиды подступили к глазам Дорис. Ее можно было подозревать в чем угодно, только не в желании вызвать к себе жалость. Она попыталась вытереть набегавшие слезы тыльной стороной ладони. – Зарубите себе на носу, мне не нужно ваше внимание, оставьте меня в покое. – Голос ее звучал на редкость искренне. – Для меня вы были, есть и навсегда останетесь противным диким кабаном.

Этот очередной выпад Брюс встретил взрывом смеха.

– Вы напоминаете мне средневековую мортиру. Вам очень идет плеваться огнем и ядрами. Но сейчас немного посидите тихо, как благовоспитанная девочка.

– Не стану, – закричала Дорис. – Я не маленькая и не…

– Да, да, знаю, что вы не маленькая и не девочка. Вы много раз уже доказывали это. – Сколько сарказма было в его голосе. – Но мне надо позвонить моему архитектору. Мы договаривались встретиться здесь в полдень.

– Вы, наверное, прикажете все снести и даже траву скосите, не так ли? – Дорис сказала это не зло, а скорее грустно. Потом без всякого перехода указала рукой: – Куда вы? Телефон вон там.

Брюс уже стоял у двери, почти повернув ручку.

– Спасибо, я позвоню из кабинета.

– Зря беспокоитесь. Я не приучена подслушивать и не занимаюсь промышленным шпионажем, – заметила Дорис.

Он ответил в свойственной ему манере:

– Но вы девушка способная и можете легко освоить это ремесло. Я в этом абсолютно уверен!

– Ваша очередная атака на меня не принесла успеха, и теперь вы злитесь. – Пробормотав это, Дорис залилась румянцем, который стал особенно заметен на ее бледном лице. – Я думаю, – по ее дрожащему! голосу можно было понять, что ей совсем не просто говорить то, что он сейчас слышал, – вы сильно обижены на меня за то, что я отказалась от вашего любезного предложения лечь с вами в постель.

– Этот вопрос еще не снят с повестки дня, поверьте мне. У вас будет возможность убедиться в моей правоте. Что касается моего поведения, дорогая, то в нем нет ничего чрезвычайного, поэтому рассуждать о какой-либо обиде бессмысленно. Мне кажется, что рано или поздно вы можете оказаться в неудобном положении, потому что явно преувеличиваете свои прелести. Очаровательные рыжие красотки не стоят в первых строках моего перечня ценностей.

Высказав это, он исчез за дверями. На лице молодой женщины появилось крайне серьезное выражение: она обдумывала слова Брюса, потом, стиснув зубы, сказала себе: ну и ладно! Плакать не стану.

Врач не заставил себя ждать. Осматривая Дорис, он был по-стариковски фамильярен. В последние месяцы жизни Дейвида он единственный оказался способным приносить облегчение больному.

И теперь, задавая множество вопросов, выслушивая и обстукивая Дорис, он смотрел на нее умными, добрыми глазами сквозь узкие стекла старомодных очков.

Раздался стук в дверь. Доктор крикнул: «Войдите», и поток его наставлений о том, как сберечь и приумножить здоровье, прервался. В комнату вошел Брюс. И оба мужчины стали оживленно обсуждать ее состояние. Они говорили так, будто ее в комнате в это время не было вовсе. Дорис раздражали летающие, как шарики в игре в пинг-понг, обрывки фраз: – «… нервное истощение», «… необходим абсолютный покой» и т. д. Все это произносилось бодрым, жизнерадостным тоном.

– Я была бы вам очень обязана, доктор Кирк, если бы вы сочли возможным обсудить мое состояние со мной! Я ведь не глухонемая или совершенно… – Она бормотала все это, пытаясь встать с дивана, на котором лежала, пока врач ее обследовал. – Пожалуйста, не суетитесь, – обратилась Дорис к Брюсу, когда он протянул ей руку, чтобы помочь встать.

– Вы, дорогая, крайне обидчивая пациентка, – заявил доктор, заметив, как она оттолкнула протянутую руку. – Но, если вы не хотите, в конце концов, попасть в больницу, то соизвольте разрешить вашим друзьям вам помочь. Упорные попытки сохранить ненужную в данном случае самостоятельность могут привести к печальным последствиям. – Было очевидно, что доктор Кирк не одобряет поведение Дорис.

Друзья! – возмутилась она про себя. Уж к Брюсу это никак не применимо. Он заклятый враг, приписывающий ей всевозможные женские пороки. А его желание обладать ею – ну что ж, у каждого бывают свои слабости! Ни в каком другом направлении мысли Дорис не шли. Тем не менее, ей хотелось разгадать причины двойственности поведения Брюса.

– Сейчас я не так плохо чувствую себя, чтобы думать о больнице, – заявила она доктору с наигранной бодростью.

– Не пытайтесь подлизываться, женщина. Я обрисовал уже вам возможные перспективы. Считаю, что у вас достаточно здравого смысла, чтобы не доводить ситуацию до крайности. Перестаньте вести себя вызывающе!

– Доктор, может быть, мы дадим Дорис возможность заснуть? – Этой фразой Брюс как бы протянул ей руку помощи. Дорис порядком надоело выслушивать поучения Кирка. – Я приготовлю чай, а вы расскажете мне, как лечить нашу больную. – Его голос звучал так солидно и убедительно, что Дорис совершенно не удивилась, когда доктор покладисто согласился и стал излагать свои предписания.

Почему, тоскливо подумала несчастная женщина, никто не хочет понять причин подозрительной заботливости Брюса?

Она все же ухитрилась встать, правда ее слегка пошатывало. Остатки ее багажа стояли в гостиной. Мне надо постараться забрать его отсюда прямо сейчас, пока я еще контролирую свои действия! – твердила она себе. Ее лихорадило, в голове все путалось.