— Ну что, каков будет приговор? — спросил Говард позднее.

Перевернувшись на живот, Кристина приподнялась на локтях и скользнула взглядом по лежащему рядом с ней обнаженному мужчине. В этом было что-то порочное и притягательное одновременно — иметь возможность разглядывать и касаться его в любое мгновение…

— В некотором роде это было не так уж плохо, — протянула она.

— А в другом роде?

Улыбнувшись, Кристина обвела пальцем твердый как камешек мужской сосок.

— Небесное благословение.

— Вот это уже лучше.

Не слишком уверенная в себе, Кристина решила позволить ему все, чего он только ни попросит, и мысль о том, как Говард может воспользоваться этим разрешением, заставила ее зябко поежиться.

— Заниматься любовью можно множеством разных способов, мы с тобой только начали.

— Но если впереди так много захватывающего, то почему мы лежим без дела?

— Думаешь, что готова продолжить? — спросил Говард, кладя руку ей на талию и медленно ведя ее вниз, к ягодицам.

Посопротивлявшись для виду, она вскоре оказалась верхом на нем и, прижавшись крепче, почувствовала, что он далеко не исчерпал свои возможности.

— В твои годы пора уже себя поберечь, — поддразнила его Кристина.

— О Господи, мне тебя все еще мало! — простонал он, захватывая губами розовый твердый сосок.

— Так в чем же дело, я в твоем распоряжении, — призывно улыбнулась она.

Улыбка еще не исчезла с ее лица, когда дверь спальни неожиданно распахнулась. Испуганно ойкнув, Кристина нырнула под простыню. Последнее, что она видела, было багрово-красное от ярости лицо отца.

— Чем, черт побери, вы здесь занимаетесь? — С совершенно невозмутимым видом Говард закинул руки за голову.

— Именно тем, на что это похоже, — ответил он.

Лицо Огастеса побагровело сильнее, а с губ сорвался невнятный возглас.

— Мало того, что ты живешь в моем доме, так ты еще спишь с моей дочерью! — наконец прохрипел он.

— Ты просто ханжа и лицемер! — выкрикнула Кристина из своего укрытия.

— Помолчи, — попросил ее Говард и обратился к старику: — Между прочим, в чем-то она права, Огастес, ведь это была ваша идея.

Бросив на него полный ненависти взгляд, тот уставился на высунувшуюся из-под простыни дочь.

— Я все знаю! Ты совсем не беременна? — Кристина обдумала ответ в свете последних событий.

— Сейчас об этом говорить слишком рано, — честно призналась она и, почувствовав, как напрягся лежащий рядом с ней Говард, обернулась к нему. — Но это маловероятно.

Однако ее последняя фраза не оказала на него успокаивающего воздействия, он выглядел совершенно ошарашенным. Что же будет с Говардом, если через несколько недель окажется, что я ошиблась? — подумала Кристина.

— Насколько я понимаю, ты поступил так из соображений мести?

Отцовское обвинение заставило ее похолодеть. Без сомнения, Говард сейчас с презрением опровергнет это нелепое предположение.

— Нет, из соображений удовольствия, — ответил он. — Однако вы правы в том, что я не люблю, когда мной пытаются манипулировать.

Огастес чувствовал, что выставляет себя дураком. И дело было вовсе не и моральном облике его дочери. Магната тревожило то, что Говард сумел взять верх в его же собственной игре, а он относился к людям, расценивающим ситуацию с точки зрения победы или поражения, и совершенно не умеющим проигрывать с достоинством.

— Меня не удивит, если ты с самого начала знал о том, что она не беременна… и помалкивал только потому, что прикидывал, что с этого можешь получить. Ты злоупотребил моим доверием! — закончил Огастес драматическим тоном.

— Ваше доверие? Да бросьте! Вы никому не доверяете и никогда не доверяли.

На взгляд Кристины, это было не такой уж плохой привычкой. Не то, что она — бросилась в эту авантюру очертя голову, даже не подумав о возможных последствиях…

— Не хочешь ли ты сказать, что действовал спонтанно! — фыркнул Огастес.

Настолько спонтанно, что впервые в жизни не предохранялся, подумал Говард. Хотя, кого он пытается обмануть? Его действиям нет ни малейшего извинения, тем более разумного.

Взглянув на Кристину, он заметил темные круги под ее глазами как от недосыпания. От такой вынужденной бессонницы обычно страдают молодые родители… Черт возьми, она так молода и как это эгоистично с его стороны! Острое ощущение вины заставило Говарда отвернуться.

— Все ясно, узнав, что Кристина не беременна и, следовательно, не может помочь тебе прибрать к рукам холдинг, ты решил влезть ко мне в родню и получить доступ к моим деньгам через постель, — продолжал неистовствовать Огастес. — Да я лучше пущу все к черту, чем передам контроль над холдингом тебе, Рэмфорд!

— В Сити ходят слухи, что он и так на полпути туда.

Цвет лица отца начал внушать Кристине тревогу.

— И я догадываюсь, откуда пошли эти слухи!

— Не говорите глупостей, Огастес. В это идиотское положение мы попали только из-за вашего стремления распоряжаться всем и всеми. Теперь остается только извлечь из ситуации все, что только можно. Одного, во всяком случае, вы добились: мать счастлива.

Напоминание об этом несколько успокоило Огастеса.

— А что, разве не так? — Однако его характер опять дал о себе значь. — Насколько я понимаю, придется все-таки тащить сюда ваших чертовых родственников, — буркнул он. — Только избавьте меня от психопатки тети.

— От какой именно? — решил уточнить Говард.

В полном недоумении переводя взгляд с одного собеседника на другого, Кристина тщетно пыталась понять причину столь резкой смены темы и тона разговора. Еще минуту назад они, казалось, ненавидели друг друга, а теперь обсуждают приготовления к свадьбе.

— Ото всех.

— Договорились. Но почему такая спешка?

— Торопиться действительно некуда, но Элизабет теперь не остановить. Она просто одержима этой свадьбой, — сообщил Огастес с извиняющей улыбкой. — Давненько я не видел ее такой довольной. Дело, наверное, в том, что у нее появилась цель в жизни. Но не беспокойся, — небрежно добавил он. — Я придумал, как сделать Элизабет счастливой и в то же время оставить тебя в холостяцком положении. Один мой знакомый может найти актера на роль священника…

— У меня нет слов от восхищения, — сухо заметил Говард. — Кстати, неужели фальшивые священники пользуются таким большим спросом?

— Собственно говоря, — признался Огастес, — он изображает священника в стриптизе, но, говорят, очень убедительно. Что ж, предоставляю нас, как говорится, самим себе…

Как только отец ушел, Кристина, рухнув ничком на кровать, простонала.

— Только этого мне не хватало — актера-священника, сдирающего с себя штаны на сцене!

— Кстати, а как он их снимает? — с нескрываемым любопытством спросил Говард. Было заметно, что идею подобного брака он находит забавной.

— Они на липучках.

— Преклоняюсь перед твоей эрудицией. Полагаю, ты должна видеть смешную сторону в происходящем.

— Какую еще смешную сторону? — мрачно спросила Кристина, садясь в постели. — Почему у меня всегда создается впечатление, что я сбоку припек?

— Твой отец такой, какой есть, — возразил Говард. — Почему ты позволяешь ему огорчать себя?

— Он не единственный, кто меня огорчает.

— Что ты хочешь этим сказать? — Он положил руку ей на плечо. — Скажи мне, Кристина.

Она ничего не могла с собой поделать: неприятные подозрения усиливались с каждой минутой.

— Хочу сказать, что не знаю, почему нахожусь в твоей постели.

— Если ты этого не знаешь, значит, я сделал что-нибудь не так.

— Мне поначалу казалось, что знаю.

— Похоже, что у тебя уже есть своя теория по этому поводу, — сухо заметил Говард.

— Может быть, ты… просто сделал хорошую мину при плохой игре?

Не желая видеть выражения враждебности и недоверия на се лице, Говард даже закрыл глаза. Когда же он научится держать язык за зубами?

— А может быть, еще хуже? Может быть, ты действительно сделал это лишь для того, чтобы досадить отцу?

Вспыхнувший гнев помешал ему сказать слова, способные разрядить обстановку. Этот же гнев не дал просто заключить ее в объятия.

— Ты меня разоблачила! — театрально воскликнул Говард, поднимая руки. — Сдаюсь. Все это время Огастес не выходил у меня из головы… Прекрасное стимулирующее средство! — Щеки Кристины вспыхнули.

— Сейчас не время для дурацких шуток! Ты пришел ко мне всего лишь через день, после того…

— После того, как ты меня выгнала?

Все тот же застилающий глаза гнев помешал Говарду осознать всю шаткость своей позиции, не позволяющей ему рассчитывать на безоговорочное доверие с ее стороны. Но он видел, что Кристина чувствует себя не в своей тарелке. Это была далеко не первая их ссора, но, пожалуй, с самыми опасными возможными последствиями. Все, что ей требовалось, так это чтобы он посмеялся над ее опасениями и заверил в обратном, иначе дело могло обернуться плохо. Однако он не сделал этого. И разговор принял рискованный оборот.

— Ты должен был найти возможность раньше сказать ему о том, что я не беременна, — заявила Кристина.

— Так же, как и ты, — возразил Говард.

— Это совсем другое дело… — Собравшись было объяснить слою точку зрения, она вдруг, словно со стороны, услышала свой холодный ответ: — Учитывая все обстоятельства, вряд ли есть необходимость продолжать этот разговор.

— То есть, учитывая полное отсутствие доверия с твоей стороны.

Спустив ноги с кровати, Говард подошел к гардеробу и вытащил из него черный короткий халат.

Кристина почувствовала себя оскорбленной в лучших чувствах. Он вел себя так, будто был потерпевшей стороной, — вот это номер! Можно подумать, что не она сидела сейчас здесь, слушая, как двое мужчин говорят о пей так, словно ее нет и в помине!

— Так ты не отрицаешь, что сомневаешься в искренности мотивов моего поведения?

Одетый, Говард получал перед ней несомненное преимущество, что было несправедливо.

— Значит, ты начал искать встреч со мной вовсе не потому, что отец помахал перед твоим носом морковкой в виде холдинга? — Пожалуйста, взмолилась про себя Кристина, ради Бога, рассмейся, скажи, что это чепуха, и обними меня!

Однако вместо этого Говард заявил:

— Ты не уважаешь себя, Кристина. Неужели ты действительно считаешь, что единственной причиной, по которой мужчина может захотеть переспать с тобой, является алчность? Или это относится только ко мне? Знаешь, мне уже осточертело слышать, как ты при любом удобном случае сравниваешь меня со своим отцом!

— Нападение — лучший способ уклониться от ответа на мой вопрос, — язвительно заметила она.

Ты хочешь знать, почему я не пришел раньше? Да потому, что не хотел окончательно увлечься тобой. Я боролся со своим влечением к тебе, боролся вплоть до полного его отрицания. Мне казалось, что цена за возможность заняться с тобой любовью окажется слишком высокой… и, Бог видит, оказался прав! Как раз этого я и стремился избежать.

— Правды, ты имеешь в виду?

— Господи, да у тебя типичная паранойя, — яростно прошипел он. — Интересно, какую, по твоему мнению, выгоду я мог получить, переспав с тобой?

Его повеление показалось Кристине абсолютно возмутительным. Стоило высказать всего лишь вполне понятное беспокойство, как ее обвинили в паранойе! Вместо нескольких успокоительных слов пришлось выслушать целую обличительную лекцию!

— Если я решил прибрать к рукам холдинг, зачем мне было ждать столько времени, если уже тогда, когда я поцеловал тебя в моем кабинете, стало ясно, что затащить тебя в постель будет совсем не трудно.

— Наглая ложь! — возмутилась она. — Ты слишком много о себе возомнил, Говард!

— А что касается холдинга, — продолжил Говард, не обращая внимания на ее реплики, — то твой отец нуждается во мне гораздо больше, чем я в нем. Первые признаки грядущего краха появились еще до болезни матери. Пока он никак не хочет этого признавать, но ему нужна помощь.

Не видеть справедливости слов Говарда было трудно. И если бы не высокомерная манера изложения, все это можно было бы сказать друг другу, избежав обвинений, о которых впоследствии придется пожалеть, подумала Кристина. Хотя, по правде говоря, не похоже, что он о чем-нибудь пожалеет. Скорее надо порадоваться тому, что все стало ясно уже на этой стадии.

— Может быть, мне и придется вскоре протянуть Огастесу руку помощи, но не из-за моей жадности, а из чувства долга. Я обещал матери.

— А переспать со мной ты ей тоже обещал?

— Поскольку мы собираемся пожениться, думаю, что она считает это вполне в порядке вещей.

— В отличие от тебя.

— Что ж, в сложившихся обстоятельствах это не так уж далеко от истины.

— Знаешь, я не собираюсь покорно выслушивать, как меня оскорбляют!

Завернувшись в простыню, Кристина грациозным и полным достоинства движением соскользнула с кровати… Во всяком случае, в теории все должно было выглядеть именно так. Но в реальности, она зацепилась за что-то ногой и чуть было не свалилась на пол.

К счастью, Говард успел вовремя поддержать ее за локоть.

— Спасибо, — поблагодарила она ледяным тоном.

Говард отпустил ее локоть.

— Насколько я понимаю, ты уходишь.

— Мне просто не остается ничего другого! — Брошенный на нее иронический взгляд заставил Кристину вспыхнуть от негодования.

— Не беспокойся, Кристина, то, что здесь произошло, останется строго между нами. Не сомневаюсь, со временем ты сможешь забыть обо всем.

— Из всех мерзостей, которые ты мне наговорил, это самая гадкая! — воскликнула она, не подумав.

Это пылкое заявление озадачило его.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Откуда я знаю, — чистосердечно ответила Кристина, с трудом сдерживая слезы. — Я не думаю над тем, что собираюсь сказать, а просто говорю это!

Брони Говарда изумленно поднялись.

— Заметно.

— Или к черту! — выкрикнула она в ярости и, выскочив в коридор, громко захлопнула за собой дверь.

Бертран, идущий навстречу гордо шествующей к своей спальне, закутанной в простыню Кристине, даже не моргнул глазом.

— Спокойной ночи, Кристина.

— Спокойной ночи, Бертран.

Кристина, почти не спавшая нею ночь, спустилась к завтраку поздно, выработав стратегию выживания на время пребывания в доме отца. Прежде всего, следовало избегать оставаться с Говардом один на один. А уж если это представится невозможным, сократить до минимума все физические контакты, не говоря уже о поцелуях, и, наконец, вести себя с ним как можно спокойнее и разумнее.

За большим столом в кухне сидели Бертран и Анжелина, красивая женщина, исполняющая обязанности горничной и живущая, как и дворецкий, в комнатах над конюшней. Рядом с ними удобно устроился Говард. Черт побери! Как она могла забыть, что он, подобно ей самой, предпочитает кухню чинной обстановке столовой.

Но отступать было поздно. Задрав подбородок, Кристина продолжила свой путь, несмотря на участившееся сердцебиение и неожиданную слабость в коленях.

— Кофе еще остался? — спросила она, демократично улыбаясь всем присутствующим сразу. Игнорировать Говарда было бы непростительной ошибкой.

Поддерживать непринужденный вид и ничего не значащий разговор было нелегко, и Кристина чувствовала себя разряжающим мину сапером: одно неловкое движение, одна неудачная фраза — и бомба взорвется, все, что накопилось у нее внутри, выплеснется наружу. Одна мысль об этом леденила кровь в жилах.

Бертран внимательно посмотрел на ее напряженное лицо и натянутую улыбку.

— Значит, ты уже об этом слышала, — сказал он, поднимаясь.

— О чем я должна была слышать?

— Тогда извини… — пробормотал дворецкий, покосившись на Говарда.

Наступило неловкое молчание, как будто все ждали объяснений именно от него. Видя, что он не намерен отвечать, Бертран схватил стоящий на плите кофейник.

— Разумеется, Кристина, как же может не быть кофе.

Кристина нахмурилась. Не надо было быть экстрасенсом, чтобы ощутить сгустившуюся в кухне атмосферу тревожного ожидания. Сердце ее сжалось от нехорошего предчувствия. Может быть, что-нибудь случилось с Элизабет?

— В чем дело? Что я должна была услышать? — Ее вопросительный взгляд невольно остановился на Говарде. — Скажут мне, наконец, хоть что-нибудь?

Отставив недопитую чашку кофе, Говард усталым жестом запустил пальцы к свою густую шевелюру. Судя по состоянию его обычно аккуратной прически, он делал это уже не в первый раз за утро. Лицо его было мрачнее обычного и — что казалось почти немыслимым — небритым!

— Часа дна назад звонили из клиники. — Говард тяжело вздохнул. — Наконец-то они нашли подходящего человека.

— Подходящего?

— Для матери. Так как никто из нас не годится, они отыскали донора костного мозга за границей.

— Говард, но это же замечательно! — просияв, воскликнула Кристина. — А что, разве что-нибудь не так? — неуверенно продолжила она, глядя на остальных.

— Это дает ей шанс.

Не понимая, в чем дело, Кристина недоуменно нахмурилась. И, взяв инициативу на себя, Бертран налил ей кофе.

— Это придаст тебе сил, — пообещал он. — Сначала врачам надо будет определить, готова ли Элизабет для пересадки, верно, Говард?

Тот молча кивнул. Ему понадобилось несколько минут на то, чтобы собраться с мыслями.

— Верно. Но даже если она готова, а это еще не факт, операция так сильно ослабит ее иммунитет, что она может умереть от простой простуды, — сообщил он каким-то безжизненным голосом. — К тому же трансплантат может не прижиться. Многое может пойти не так, как надо.

Сердце Кристины болело, болело за него, за всех, для кого жизнь без Элизабет станет гораздо беднее. Она понимала, почему Говард не может позволить себе быть оптимистом: он боялся подумать о том, что будет, если его опасения подтвердятся.

— Но надежда есть?

Сверкнув глазами, Говард поднялся.

— Надежда есть всегда, Кристина. — Она взглянула на него с тревогой.

— Ты должен верить в лучшее, — посоветовала она.

Криво усмехнувшись, он отдал ей честь.

— Есть, мэм!

Вот теперь он выглядел несколько лучше, больше похожим на привычного Говарда.

— А как обстоит дело сейчас?

— Огастес с матерью в клинике. Ей должны сделать анализы. Результаты, очевидно, будут готовы к концу дня.

— Ты туда поедешь?

— Собирался, но немного попозже.

— Не уезжай, пожалуйста, без меня. И побрейся перед дорогой — твоя щетина Элизабет вряд ли понравится, — рассудительно заметила Кристина.

Говард провел рукой по подбородку.

— В данных обстоятельствах вряд ли она это заметит.

— Она мать, а матери обычно замечают такие вши, — возразила Кристина. — Если Элизабет увидит тебя в таком виде, то решит, что ты плохо о себе заботишься, и расстроится.

— Будут еще какие-нибудь приказы? — спросил скорее забавляющийся, чем рассерженный Говард.

— Советы, — поправила Кристина.

— Извини, — склонил он голову.

— Может быть, ей что-нибудь нужно?

— Вряд ли. Ее палата выглядит шикарней, чем номер в пятизвездочном отеле.

— Это означает абсолютную безликость.

— Намек понял, — отозвался Говард.

— А как насчет тех пирожков, которые ты так здорово печешь, Бертран? — напомнила Анжелина. — Элизабет не может от них оторваться.

— Что ж, надеюсь, удастся уговорить повара позволить мне воспользоваться его кухонными принадлежностями.

— Прекрасная идея. Можно еще прибавить снимки. — Кристина знала, что самые любимые фотографии Элизабет стоят на рояле в гостиной. — Сейчас я все соберу! — И, залпом допив кофе, она целеустремленно направилась к двери.

— Подожди! Постой минутку!

— Однако… — начала она, с недоуменным видом повернувшись к Говарду.

— Понимаю, тебе хочется хоть что-нибудь делать для Элизабет, нам тоже. Но имеет ли смысл спешить в клинику только для того, что бы бесполезно прождать там весь день?

Лицо Кристины вытянулась. Ясно было, что он прав.

— Я предпочитаю сидеть там, чем здесь, — тем не менее, возразила она.

— Я верю тебе… Но как насчет компромисса? Дай мне время на то, чтобы принять душ, побриться и привести себя в порядок. Потом я займусь некоторыми неотложными делами — это не займет много времени, — и мы поедем.

— Как скажешь. — Совсем недавно он предлагал ей принять душ вместе. — Извини за излишнюю настойчивость… Просто мне очень хочется чем-то порадовать Элизабет.

— Никто в этом не сомневается, — заверил ее Говард.

Кристина покачала головой.

— Элизабет заболела несколько месяцев назад, а я ничего не знала. Этим утром никто не разбудил меня, чтобы рассказать о доноре. Я понимаю, вам сейчас не до меня. Только… — Она не договорила, печально опустив голову.

— Это случилось так неожиданно, к тому же мы думали, что ты еще спишь, — поспешил объяснить ей Говард. — Никто не старается оставить тебя в стороне, Кристина.

— Я понимаю, вы просто оберегаете меня… Но иногда, Говард, это означает одно и то же.