Элиас

Тейт и Джен простились в аэропорту. К тому времени Джен уже не на шутку беспокоилась за безопасность Тейта и на нас с Брей поглядывала хмуро и осуждающе. С Тейта она взяла твердое обещание постоянно ей звонить. Но ее страхи касались не только нас. Джен тревожило, как все обернется, когда Тейт приедет в Корпус-Кристи. В ее глазах Кейлеб был ничуть не лучше нас.

Я восторгался Джен. Они с Тейтом были потрясающей парой, созданной друг для друга. И чем тяжелее становились мои отношения с Брей, тем больше я им завидовал. Как мне хотелось, чтобы мы оказались на их месте! Свободные, думающие только друг о друге. И если бы Брей вдруг захотелось меня отдубасить, я был бы очень рад. Я бы согласился на что угодно вместо того, через что мы проходили сейчас.

Пропустив утро, мы выехали в час дня и к семи вечера добрались до Батон-Руж. Мы едва приблизились к небольшому мотелю, как у машины спустило колесо. Раздался громкий хлопок, похожий на звук выстрела.

– Займись колесом, а я позвоню Рокки, – сказал брату Тейт.

– Зачем это ты собираешься ему звонить? – удивился Кейлеб.

– Затем, что сейчас мы должны уже были бы въезжать в Корпус-Кристи. Нужно сообщить ему о задержке.

Кейлеб достал из багажника запасное колесо.

Тейт заказал два номера и отдал мне ключ.

– Я запишу это в счет твоего долга, – усмехнулся он.

– И на сколько уже тянет мой долг? – в шутку спросил я. – Наверняка не меньше чем на восемьсот баксов.

– Не волнуйся, старик. Проценты я тоже учту, – пообещал Тейт. – Когда выберемся из Корпус-Кристи, все точно посчитаю.

– Приятно слышать, – бросил я ему вслед.

Все номера имели отдельный выход во двор, и это было удобнее, поскольку внутри мотель представлял собой лабиринт коридоров. Ключ был настоящим, металлическим, что говорило о возрасте мотеля. У нас с братьями были соседние номера. Брей наконец вылезла из джипа, чтобы не мешать Кейлебу менять колесо.

– Я иду в душ, – сказал я ей. – Пошли вместе?

Она слегка улыбнулась и обхватила свои плечи, словно ей холодно. На самом деле вечер был жарким и влажным.

– Ты иди, а я потом, – сказала она.

Я понимал, с чем это связано. Брей уже пыталась отдалиться от меня. Подготавливала к расставанию. Я до сих пор не задумывался о том, как мы проведем три оставшихся дня, но мне не хотелось с ней спорить.

Я вошел в номер. Брей осталась возле машины и Кейлеба, менявшего колесо.

Брей

Я утаила от Элиаса, что подслушала их разговор с Тейтом. Так я узнала, что Кейлеб сидел за изнасилование, которого не совершал. Заднее крыльцо находилось рядом с кабинетом, и через приоткрытую форточку я все слышала. Тейт говорил, что Элиас обязательно должен убедить меня сдаться полиции. Его совет был совершенно правильным, но я понимала, что давным-давно перешла черту. Я сознавала безнадежность своего положения. Паршивее всего было то, что я втравила в эту историю единственного человека, который по-настоящему меня любил. Но он вместе со мной шлепал по этой жизненной грязи и никуда уходить не собирался. Никакие мои слова и поступки не действовали на его решение оставаться со мной до конца. Я любила его за это и злилась на него. Странная это была злость; злость от сознания, что он меня любит, а я ломаю ему жизнь.

Я присела на заборчик рядом с джипом. Кейлеб орудовал домкратом, приподнимая бок машины.

– Ты не против, если я тебя кое о чем спрошу?

– А если я скажу, что против, ты все равно спросишь? – Кейлеб мельком взглянул на меня.

– Наверное.

Кейлеб лишь выпучил глаза и вернулся к домкрату.

– Скажи, а как там, в тюрьме?

– Ты про какую тюрьму хочешь знать? – Рука Кейлеба ненадолго застыла на рычаге домкрата. – Они же разные. Есть те, что в ведении штата. Там более или менее сносно. А есть тюрьмы федерального уровня. Вот это настоящий кошмар. Почему ты спрашиваешь? – Он ненадолго повернулся ко мне. Ему было любопытно. – Поняла, что жареным запахло, и теперь думаешь, по какой линии тебя могут посадить?

У меня зашлось сердце. Кейлеб явно наслаждался своими вопросами. Плевать мне на его наслаждение. Попадать за решетку я не собиралась, но знать, чем отличаются тюрьмы, не помешает.

Кейлеб еще раз нажал рычаг домкрата и выпрямился, вытирая пот со лба.

– Насчет женских тюрем ничего не знаю. Думаю, они не особо отличаются от мужских. Я ж там недолго пробыл. Могу сказать: фильмы не сильно врут. Никаких особых жестокостей. Никто не трахал меня в задницу и не делал своей сукой. Но если бы они увидели во мне хоть капельку страха, все могло бы быть по-другому. За это я должен благодарить Кайла и Тейта, – усмехнулся он. – Старшие братцы изрядно колошматили меня, пока я рос. Так что практика у меня богатая. Но без драк не обходилось. Однажды мне крепко влепили. Но у меня там появились друзья. Они помогали, пока я был за решеткой. Потом, когда я вышел, я помогал им с воли.

Мне стало любопытно, но Кейлеб в подробности не вдавался. Я догадывалась: помогая своим тюремным «друзьям», он наверняка рисковал и сам мог попасть за решетку.

– Так ты убила ту девку? – спросил он, глядя мне в глаза.

– Случайно.

Он кивнул, достал из багажника монтировку и снова нагнулся, чтобы открутить стопорящие гайки на спущенном колесе.

– Тогда тебе нужно было сразу идти в полицию, – сказал Кейлеб, поворачивая ключ. – А так ты нагородила себе дополнительных подозрений.

Стоянка погружалась в серовато-синие сумерки. Солнце скрылось в облаках, щедро раскрасив их в розовые и оранжевые тона. Кейлеб был прав. Я ничуть не обиделась на его грубую прямоту.

– Скажи, Сара навещала тебя в тюрьме?

Кейлеб выпрямился. Грязные пальцы впились в монтировку. Я знала, как ударит по нему это имя, но мне было все равно.

– Смотри доиграешься, – угрюмо предупредил он.

– Да или нет? – не отставала я.

Чувствовалась, я крепко его разозлила.

– Ты же до сих пор ее любишь, – сказала я, продолжая злить Кейлеба. – И мне ты не кажешься плохим парнем. Да, придурком ты бываешь. И кобелиных замашек у тебя хватает, но ты не настолько плох, каким кажешься. Или хочешь казаться. Жизнь тебя крупно подставила, и в этом вся причина. Я не лезу в ваши с ней отношения. Я хочу знать, была ли ее любовь к тебе такой же сильной, как твоя к ней.

Кейлеб шумно вздохнул и даже опустил голову. Мне показалось, он решал, стоит ли вообще что-то мне рассказывать. Потом сел рядом со мной, швырнув монтировку себе под ноги. Его руки упирались в согнутые колени. Я мельком взглянула на азиатскую девушку, вытатуированную на его левой руке, потом подняла глаза к небу. Кейлеб тоже смотрел на небо.

– Нет, – сказал он. – Сара ко мне не приходила. Ни разу. Я был обвинен в изнасиловании, и она в это поверила. Мои объяснения ей были не нужны. Но я не злился на нее. И сейчас не злюсь. – Кейлеб продолжал смотреть на небо.

– Трудно верить в невиновность человека, когда его судят за изнасилование и все вокруг повторяют: «Виновен», – сказала я. – Но… мне кажется… если она тебя по-настоящему любила, она бы поняла… почувствовала, что ты не виноват.

– Сара любила меня. По-настоящему. – За язвительностью его тона я улавливала оттенок грусти. – А иначе зачем бы она целых пять лет прожила со мной? Стала бы она улыбаться, просыпаясь со мной по утрам? Она улыбалась, даже когда слышала мой голос по телефону.

Я кивала. С этим не поспоришь.

– Элиас тебя любит, – вдруг сказал Кейлеб. – Малость трясется над тобой, достает своей заботой, но любит.

Меня удивила искренность его слов. Кейлеб говорил без обычной своей издевки.

Он встал и нагнулся за монтировкой.

– Вот Элиас будет ходить к тебе на свидания в тюрьму, – сказал Кейлеб, возвращая меня в мрачную действительность. – Ты ведь это хотела знать, правда?

Я промолчала, понимая, что ему не нужен мой ответ.

Кейлеб взялся за другую гайку.

– А если он не придет, не торопись делать выводы и говорить: все, он меня разлюбил. Он, как и Сара, может растеряться и слегка испугаться. Только и всего.

Здесь Кейлеб врал себе, и он это знал. Я следила за его движениями. Смена колеса не требовала особой силы, но Кейлеб напрягался всем телом. Он скрипел зубами. На виске вздулась жилка. Где-то в глубине души он знал, что Сара не так уж горячо его любила, как ему хотелось думать. И вот с этим знанием он сражался едва ли не каждый день.

– Тебе больше нечем заняться? – спросил Кейлеб, сняв спущенное колесо. – Сходи в душ со своим женихом. Включи телик. Придумай что-нибудь. Не понимаю, зачем ты здесь торчишь. – Он нагнулся, осматривая вал, на который насаживалось колесо. – Или хочешь заменить Грейс? – с издевкой спросил он. – Тогда так и скажи. Я быстро разложу тебя на капоте и буду трахать до восхода солнца.

Этих слов я никак не ожидала. Я спрыгнула с заборчика, отряхивая шорты.

Еще недавно я бы сочла его выпад оскорбительным. Раньше я побаивалась Кейлеба. Но сейчас понимала: он мне ничего не сделает. Все его выходки, весь этот секс напоказ были попытками вписаться в свою нынешнюю жизнь. Это не значит, что я сомневалась в его способности разложить меня на капоте, не побоявшись Элиаса. Но в данный момент я могла не опасаться. Так что в ответ я лишь сделала большие глаза и покачала головой.

– Иди, не маячь. – Кейлеб улыбнулся и кивнул в сторону нашего номера.

Элиас догадался не захлопнуть внешнюю дверь, иначе мне поневоле пришлось бы торчать возле джипа и продолжать разговоры с Кейлебом. Я вошла в номер. Элиас еще мылся. Я села на кровать. Телефон был рядом, на ночном столике. Обычный гостиничный аппарат, о который неоднократно тушили сигареты.

Я смотрела на телефон, потом сняла трубку и набрала номер родителей.

– Алло, – послышался голос матери.

– Привет, мама.

– Брейел, где тебя носит? – сердито спросила мать. – Я постоянно звоню на твой мобильник, а ты не отвечаешь. Ты что, его потеряла? Или выбросила? Ты знаешь, что полиция тебя повсюду ищет? Ты должна вернуться домой. Срочно. Ты откуда звонишь? Мы за тобой приедем. Только скажи куда.

Все это было произнесено без передышки. Когда мать говорила, она почти не делала пауз.

– Где я – не имеет значения.

Я слышала, как она говорит отцу: «Это Брейел… Погоди, не лезь. Я сама с ней поговорю». Потом в трубке снова зазвучал ее сердитый голос:

– Как это – не имеет значения? Что вы с этим парнем натворили? Вас обвиняют в причастности к смерти девицы по имени Джана. Скажи, ты ее действительно убила? Так говорит ее подружка и еще этот, как его, Митчелл. Они говорят, ты с этой Джаной тогда подралась и спихнула ее вниз. Ты это сделала из-за Элиаса Клайна? Отвечай, я тебя спрашиваю! – Она почти кричала в трубку.

– И ты в это поверила?

Я говорила спокойно, но внутри у меня все обрывалось. Мать уже поверила, что я преступница. Она говорила со мной как с преступницей.

Родители о чем-то спорили. Потом отец сумел забрать у матери трубку.

– Брейел, это я, твой отец. Скажи мне, где ты находишься, и я за тобой приеду.

– Зачем?

– Тебе нужно вернуться домой и ответить перед законом за содеянное.

– Ответить перед законом? – передразнила я отца. – Так я и думала. Вы уже считаете меня виновной.

– Мы тебя виновной не считаем, – сердито возразил отец. – Мы просто…

– Не считаете? – перебила я его. – Один ваш тон чего стоит! Ни ты, ни мать меня даже не спросили, как я и что со мной. Не поинтересовались: а вдруг это был несчастный случай?

– Если это был несчастный случай, почему ты сбежала?

– По глупости. Я испугалась.

– Брейел, убегают лишь те, кто виновен.

Услышав это, я чуть не выронила трубку. Мне хотелось зареветь, но слез внутри уже не осталось. Я глубоко вдохнула, пытаясь успокоиться.

– Пап, я хочу, чтобы вы с мамой знали: я вас очень люблю. И Райен тоже люблю. Обязательно скажите ей об этом. Я была не самой лучшей дочерью. Доставила вам много хлопот. Слишком много. И очень, очень сожалею, что так и не сумела стать похожей на Райен.

– Дорогая, ну зачем ты говоришь такие вещи?

Теперь его голос звучал мягче. Кажется, он даже испугался, понимая, что следует за такими словами. Но я не собиралась размякать.

– Передай маме и Райен, что я их люблю.

– Брейел!

Теперь он был всерьез испуган. Поздно, папочка. Слишком поздно.

Я молча повесила трубку.

Элиас

Я вышел из ванной. Брей успела положить трубку.

– Ты что делала? – спросил я.

– Ничего.

– Я слышал разговор. Ты кому-то звонила?

– Никому. Сама с собой говорила. Репетировала разговор с родителями. Думала им позвонить. Или сестре. Потом решила, что не стоит.

Я кивнул, расправляя на плечах полотенце. Я слышал весь ее разговор с родителями, но Брей не хотела, чтобы я знал. Я решил ей подыграть.

От ее слов, сказанных родителям, у меня сдавило грудь. Так говорят, когда прощаются. Прощаются… навсегда. Я вспомнил, как радовался, что черно-белая картина нашей совместной жизни стала наполняться красками. Сколько ярких тонов появилось там за недолгие дни нашего счастья. Потом эта картина начала тускнеть, и теперь полотно сделалось настолько мрачным, что даже Босху было бы нечего туда добавить.

– Кейлеб был бы не прочь разложить меня на капоте джипа, – сообщила Брей. – Он так сказал.

Я не знал, выбегать ли мне сразу и разбираться с этим придурком или продолжать тупо стоять, удивляясь внезапной перемене ее настроения.

Я все-таки решил разобраться и направился к внешней двери. В одних трусах, с полотенцем через плечо. Брей подскочила сзади, обхватив мою талию.

– Нет, – прошептала она мне на ухо, дергая за полотенце. – Ты же знаешь Кейлеба. Это он так пошутил. Он бы пальцем меня не тронул.

Есть шутки, за которые надо отвечать. Я открыл дверь, но Брей тут же ее захлопнула. Я едва успел повернуться, как она припечатала меня к двери. На Брей уже не было футболки. Одной рукой она упиралась мне в плечо, другой сжимала мой член, который мгновенно затвердел. Наши губы сомкнулись.

Я забыл о Кейлебе, растворившись в поцелуях. Насладившись ее губами, я стал целовать ей подбородок и шею.

– Как ты хочешь сейчас? – спросила она, дергая мой член.

Я глухо заурчал. Мои поцелуи стали неистовее. Я снова поднялся к ее губам и просунул язык в тепло ее рта.

– Я хочу так, как хочешь ты, – выдохнул я и еще крепче обнимая ее.

Все десять ее пальцев впились ногтями мне в спину.

– Я хочу по-всякому, – сказала она, вызвав настоящую дрожь в моем члене.

Я сбросил с нее шорты и трусики, загнал на кровать и заставил встать на колени.

Брей

Когда знаешь, что скоро умрешь, все коренным образом меняется. Начинаешь чувствовать себя такой, какой всегда хотела быть: бесстрашной, раскованной, плюющей на мнение общества о тебе. Тебе хочется говорить и делать то, что прежде сдерживалось твоим страхом. Тебе хочется пить и накачиваться наркотой, пока твои глаза не начнут смотреть в разные стороны. Ты готова залепить в физиономию первому попавшемуся, совершенно незнакомому человеку. Зачем? Да просто так, чтобы почувствовать себя отвязным придурком. И трахаться ты хочешь до тех пор, пока у тебя не одеревенеют ноги.

Элиас заставил меня уткнуться лицом в матрас. Я задрала ягодицы. Элиас раздвинул мне ноги. Его палец скользнул мне во влагалище. Элиас забавлялся с моим клитором, дразня меня и познавая мое лоно до тех пор, пока я от досады не закусила нижнюю губу.

– Трахни меня, – со стоном просила я. – Ну трахни. Я так больше не могу.

– Подожди.

Я почувствовала его жаркое дыхание и снова застонала. Элиас сосал мой клитор! Жестко, прикусывая и дергая его.

Я опустила руку вниз. Мне хотелось почувствовать движение его губ, но Элиас поймал мои пальцы и тоже их обсосал. Потом он заломил мне обе руки и прижал к спине.

– Замри, – потребовал он.

Он еще шире раздвинул мне ноги и продолжил пир в моем влагалище. Я стонала и скулила. Я хотела увидеть, как он лижет меня, но в такой позе видела лишь собственную задницу и ноги Элиаса, согнутые в коленях. Он лизал меня торопливо, с каким-то неистовством, дергая мои ягодицы на себя. Потом он снова принялся сосать мой клитор. Это была настоящая пытка, которую я уже не выдерживала.

– Только не останавливайся, – умоляла я.

Он еще раз лизнул бусинку моего клитора, второй рукой разведя мне ноги. Потом Элиас освободил мои руки, и я вцепилась в простыни. Элиас лизал мне клитор, одновременно двигая пальцами по влагалищу. Я уже начинала извиваться.

– Мучитель!

Я закрыла глаза. Его пальцы внутри моего влагалища согнулись. Он лишил меня возможности двигаться, а сам продолжал пировать в одиночку. Я чувствовала, как деревенеет мое тело. Оргазм был совсем близко.

– Я сейчас кончу, – хрипло произнесла я, хватая воздух ртом. – Только не останавливайся.

Он остановился.

– Элиас! Я же просила не останавливаться!

Мне хотелось плакать. Нет, я уже плакала. Все мое тело было открыто для него. Все мое тело жаждало его, умоляло, чтобы он оказался во мне. Но мне до жути был нужен этот оргазм. И как можно быстрее.

Я не успела заметить, когда он выдернул пальцы и втолкнул свой член. Я комкала простыни. Мое воспаленное горло ловило воздух. Легкие тоже горели. По лицу безостановочно текли слезы. Слезы душевной боли. Гнева. Вины. Я хотела вытолкнуть все это из себя. Вместо того чтобы царапать себе ногтями запястья, я хотела, чтобы Элиас «вытрахнул» из меня всю скопившуюся тьму. Кровать скрипела и стукалась о стену. Пальцы Элиаса впились в мои ягодицы, а он толкал и толкал в меня член.

Я хотела видеть это наравне с ним. Видеть то, что видит он. Хотела видеть, как его член, точно поршень, двигается вперед-назад, весь блестя от моих соков. Я проскочила первый оргазм и теперь приближалась ко второму. Может, сказать Элиасу об этом? Я промолчала, боясь, что он снова остановится.

Я затихла. Замерла. Превратилась в статую. Наверное, Элиас и сам догадывался о моем приближающемся оргазме.

– Не молчи, – сказал он, продолжая свои толчки. – Скажи что-нибудь, малышка.

– Я сейчас кончу, – прошептала я.

Он втолкнул член. Замер. Снова втолкнул. Снова замер.

Мне казалось, мои глаза передвинутся на затылок.

– Элиас, блин!.. Если перестанешь трахать, я тебя убью! Слышишь? Я тебя просто убью!

Он повторил свой трюк. Ну что это за издевательство? Ощущение было такое, словно его член продырявил мне влагалище и застрял.

Еще через секунду все мое тело свело мощной судорогой. В животе поднялась жаркая волна. У меня дрожали ноги, ставшие дряблыми, как желе. Стенки влагалища плотно обхватили его член. Я кончила! По лицу текли слезы облегчения и удовольствия.

Элиас со стоном вырвал из меня член, залив мне ляжки спермой.

Стало тихо, если не считать нашего тяжелого дыхания.

Элиас упал на меня. Пот на его груди перемешался с потом на моей спине. Он обхватил мой живот и целовал мне спину, приближаясь к лопаткам. Потом Элиас приподнял меня и стал целовать между ног. Меня пробрала дрожь. Элиас не оставил своим вниманием и мои ляжки, поцеловав обе.

Я перевернулась на спину. Элиас лег на меня. Он упирался ладонями в матрас и целовал, целовал меня, двигаясь вверх. Пупок. Живот, ключицы и, конечно же, каждую грудь.

Я обняла его лицо. Я ждала его поцелуев в губы. Он лежал между моих ног – голый и теплый – и целовал, целовал меня. Такой страсти в его поцелуях еще никогда не было. Мне не хотелось открывать глаза. Я мечтала умереть прямо сейчас, в этой постели, ощущая Элиаса на себе. Если бы я знала, что он способен подарить мне такую смерть, я бы умоляла его об этом подарке. Но я не хотела нарушать неповторимость момента. Именно неповторимость, поскольку в глубине сердца я знала: таких моментов у нас больше не будет.

Три дня. Их я обещала ему и обязательно сдержу обещание.

Три дня.

Элиас

– Я люблю тебя, Брей, – прошептал я, утыкаясь носом в ее грудь.

Мне хотелось слушать биение ее сердца.

– Ты даже не представляешь, как я тебя люблю.

– Как? – тихо спросила она, теребя мои волосы.

– Я готов сделать для тебя что угодно. Ты даже не понимаешь смысла этих слов – «что угодно».

– Может быть, потом пойму, – прошептала она.

Я закрыл глаза, сдерживая слезы.

– Я люблю тебя, Элиас. Так сильно, что ты даже не догадываешься, насколько велика моя любовь.

– А насколько она велика? – спросил я.

Она целовала мне волосы:

– Настолько, что я никогда не попрошу у тебя подтверждения этого твоего «что угодно».

Мы быстро уснули, не размыкая объятий. Наше дыхание было таким безмятежным и убаюкивающим.