– Что тебе придется сделать? – Карл прослушал.

Господин Леман растерянно стоял в его мастерской, когда-то это был магазин с квартирой, здесь всегда были опущены жалюзи, потому что Карл предпочитал работать при искусственном освещении и потому что «это дурацкое время суток» его не интересует, как он однажды выразился. В помещении было жарко, повсюду висели лампы, и все было заставлено новыми скульптурами, или объектами, как Карл называл штуковины, которые он сваривал из разных железок. Господин Леман никак не мог решить, где ему лучше встать, потому что Карл непрерывно бродил между своими произведениями и тыкал в них зажженным газовым резаком, что делало беседу с ним невозможной. К тому же господин Леман нигде не видел пепельницы и не был уверен, уместно ли сыпать пепел на пол.

– Может быть, мне лучше в другой раз зайти? – сказал господин Леман, хотя он был рад наконец-то снова увидеть своего лучшего друга Карла.

После вечера с родителями в «Базаре» Карл нигде не появлялся, прошло уже пять дней, и все это время он проторчал в мастерской, чтобы подготовить материал для выставки в Шарлоттенбурге.

– Черт! – Его лучший друг выключил резак, сорвал с себя сварочные очки и швырнул их в угол. – Все бесполезно.

– Ты тут неплохо потрудился, – сказал господин Леман.

Вообще-то предметы, которые делал Карл, ни о чем ему не говорили, и Карл это знал. Поэтому господину Леману никогда не приходилось высказывать свое мнение о них, и это ему нравилось. Брат господина Лемана когда-то делал очень похожие вещи, хотя и с большим успехом, по крайней мере в то время, и уже тогда господин Леман ничего не понимал. По большому счету он был равнодушен к искусству. Но он уважал людей, которые посвящали себя ему, как и всех людей, которые могли чем-то всерьез увлечься.

– Черт! – Его лучший друг Карл провел рукой по волосам, и господин Леман только теперь заметил, как тот вспотел: его волосы были мокрыми, будто после душа, крупные капли пота стекали дорожками с висков к подбородку. – Какое дерьмо! – сказал он. – Можешь забрать все это себе. – Он пнул ногой один из предметов, который, несмотря на свою металлическую тяжесть, опасно закачался.

– Ни фига! – сказал господин Леман, которому были знакомы эти припадки. – Вполне солидные штуки.

– Именно! Солидные! – сказал Карл с горькими нотками в голосе. – Ты попал в точку.

– Так когда твоя выставка?

– Одиннадцатого ноября, через восемь дней, восемь невыносимых дней. Вчера приходила тетка из галереи, ей все очень понравилось. Эта дура сказала, что она именно так это себе и представляла.

– Так радуйся! Теперь все на мази.

– Да что ты в этом понимаешь. Погоди, о чем ты начал рассказывать? Куда ты собрался?

– В Восточный Берлин.

– Это еще зачем?

– Из-за бабушки. Она вдруг прониклась любовью к восточным родственникам.

– У вас есть родственники на Востоке?

– Я тоже раньше не знал. Какая-то двоюродная сестра моей мамы, ей исполняется шестьдесят, и моя бабушка желает непременно подарить ей пятьсот марок.

– А по почте нельзя отправить?

– Не знаю. Бабушка хочет, чтобы деньги кто-то лично вручил. Она говорит, что не доверяет коммунистам, к тому же там сейчас какие-то беспорядки. А моим родителям было неохота ехать туда, когда они были здесь.

– Хм, на Восток, – задумчиво произнес Карл и достал из ящика под верстаком две бутылки пива. Он открыл их отверткой и протянул одну господину Леману. – Мне бы тоже было неохота. А когда это?

– В воскресенье. Послезавтра.

– Они хотя бы дали тебе денег для обязательного обмена?

– Да ты что, они про это никогда и не слышали.

– Там сейчас жуть что творится, – сказал Карл. – И еще тебе придется поехать в эту контору у Халлешес-Уфер, чтобы получить многократную визу и все такое.

– У меня все уже есть, мне нужно только позвонить, – сказал господин Леман. – Я имею в виду, маминой сестре. Она живет где-то на Востоке. Наверное, будет лучше всего, если мы встретимся где-нибудь на Александерплац, я передам ей деньги и уеду назад.

– Сначала нужно потратить восточногерманские марки, их нельзя будет вывезти обратно в Западный Берлин, – сказал Карл. – А это не так просто. Если ты решишь пропить их, то ты должен быть в хорошей форме. Я бы поехал с тобой, но у меня работа.

– Катрин хочет поехать со мной. Она считает, что это интересно. Она просто ждет не дождется.

Господин Леман провел у нее прошлую ночь, и, когда он рассказал про Восточный Берлин, она пришла в полный восторг. Можно будет наконец-то посмотреть другую половину города, сказала она, и господин Леман обрадовался тому, что она обрадовалась, и даже не стал язвить, что кое-кто еще и этой половины города совсем не знает. Он был рад, что смог предложить ей что-то, что ее заинтересовало, но в то же время ее восторг грозил вывести всю поездку на Восток из-под контроля. Она даже спросила, не сможет ли тетя господина Лемана, или кем там приходится ему двоюродная сестра матери, показать им город.

– Я был там однажды, – сказал Карл, взяв напильник, и начал обрабатывать кусок металла, производя душераздирающий звук. – Там так же интересно, как в Шпандау в воскресенье.

– А ты был в Шпандау?

– Конечно нет! Но я и без того знаю, как там обстоят дела в воскресенье. Точно так же, как на Востоке. Я ездил туда с твоим братом, незадолго до того, как ты сюда приехал. Кстати, как у него дела?

– Не знаю. Последнее, что я слышал, – это то, что с искусством дело не заладилось. Он говорит, что немцы в Нью-Йорке больше не котируются, он уже задумывался над тем, не начать ли все сначала в качестве голландца.

– Но он же был таким крутым.

– Вроде был. Своя галерея со всеми прибамбасами.

– Галерея в Нью-Йорке, – это же круто. Хреново, если все закончилось.

– Ну да.

– И на что он сейчас живет?

– Работает слесарем или жестянщиком, что-то вроде того.

– Слесарем? – испуганно переспросил Карл. – Слесарем? Я не верю! Твой брат – слесарь?

– По-моему, скорее жестянщик, – сказал господин Леман. – Сваривает трубы, он же это умеет. Они там не такие принципиальные.

– Господин Леман! – Карл широким жестом швырнул напильник в угол. – Ты вообще понимаешь, что ты говоришь? Твой брат! Слесарь! Для меня он всегда был самым великим.

– Он сказал, что все не так уж плохо, – сказал господин Леман. – Кажется, он прилично зарабатывает.

– Франк! – Карл взял господина Лемана за плечи и трагично посмотрел ему в глаза.

Он слишком драматизирует, подумал господин Леман. Глаза у его лучшего друга были совершенно красные. Кроме того, от него так пронзительно пахло, будто он не мылся уже несколько дней. Он слишком много работает, подумал господин Леман.

– Франк! – повторил Карл. – Твой брат – один из величайших художников в мире. Я искренне так считаю. И если одному из величайших художников в мире приходится работать слесарем, чтобы заработать себе на жизнь, то это одна из самых ужасных вещей, которые я когда-либо слышал.

– Да ну, он наверняка еще что-то создаст, – попытался помочь другу господин Леман. – Он же не круглые сутки работает. Они там не такие принципиальные. Зато он теперь много рисует.

– Рисует? Твой брат?

– Кажется, да. Маслом, все как полагается. Но в основном так, для развлечения.

– Рисует? Для развлечения? – Карл затряс головой.

– Да что ты так волнуешься? У тебя-то, кажется, скоро выставка в Шарлоттенбурге, наверное, неплохо заработаешь, так в чем же проблема?

– Я говорю о твоем брате, господин Леман.

– Ну да, – сказал господин Леман, который вдруг остро почувствовал, что соскучился по своему брату. Все было бы намного лучше, если бы брат был здесь, подумал он, хотя сам не знал почему. – Надо бы как-нибудь позвонить ему. Может быть, у него уже все снова наладилось.

– Рисует! Маслом! Наверное, я сошел с ума.

– А что тут такого?

– Твой брат – величайший современный художник, работающий с объектами. Без дураков. Помнишь ту историю, когда я опрокинул одну его штуковину?

– Меня там не было. Я приехал в Берлин вскоре после этого.

– Да, точно. – Карл достал еще два пива и открыл их. – Это было на той выставке на Адмиралштрассе, в той странной галерее. Эта штука стояла на бетонном блоке без всякого специального крепления. И как-то раз мы все напились и я ее случайно опрокинул. Она стоила пять тысяч марок, на ней прямо ценник висел. Он тогда как раз начал раскручиваться. Пять штук! И я ее опрокинул. Все вдребезги. Пять тысяч. И я спросил его, должен ли я ему теперь пять тысяч. И плюс сама вещь, она была просто отличная. Просто класс! А он просто ответил: фигня, сделаю что-нибудь другое. И в этом был весь твой брат.

– Да, он был классный, – согласился господин Леман.

– «Классный» не то слово. И такой человек сваривает теперь трубы в Нью-Йорке?!

– Да может быть, ему это нравится, – сказал господин Леман. – Я думаю, если он по-настоящему крутой, то он не будет переживать из-за такой фигни. По крайней мере он довольно весело мне об этом рассказывал. Он сказал еще, что если уж будет выдавать себя за голландца, то начнет малевать натюрморты в полстены. – Он засмеялся. Карл – нет.

– Это очень печальная история, господин Леман.

– Не знаю, – сказал господин Леман. – Может быть, для тебя она печальнее, чем для моего брата.

– Почему это?

– Не знаю, просто мне так кажется. Я удивлен, что ты так разволновался.

– Сейчас я покажу тебе кое-что! – Его лучший друг Карл подошел к верстаку, схватил обеими руками стоящий на нем артефакт из металлолома и сбросил его на пол. Тот развалился на множество частей. – Я работал над ним два дня. Но он никому не нужен.

– Да почему же?

– Потому что это дерьмо! И это тоже! – Его лучший друг Карл подошел к стоящему на полу объекту и пнул его ногой так, что тот опрокинулся. Затем он повернулся к господину Леману и посмотрел на него с таким выражением лица, будто был готов сию минуту расплакаться.

– Все, хватит, прекрати немедленно! – закричал господин Леман, который вдруг ужасно перепугался. – Что за бред! Что за чушь ты несешь! Это же полный бред! – Он подошел к Карлу и схватил его за руку.

– Господин Леман, послушай, что я тебе скажу. Когда твой брат сваривает две отопительные трубы, или что он там сваривает, это стоит гораздо больше, чем все это дерьмо.

– Да успокойся ты! – Господину Леману был невыносим этот ужасный пафос, и плачущие нотки в голосе его друга действовали ему на нервы. Это не тот Карл, которого я знаю, подумал он. – У тебя просто нервы на пределе, – сказал он. – Тебе нужно просто как следует выспаться, или поесть, или потрахаться, или что-нибудь в этом духе. Все твои предметы – просто супер.

– Да что ты в этом понимаешь! Откуда тебе знать?

– Конечно, я ничего не понимаю. Но ты ведь тоже ничего не понимаешь. Как ты можешь сам судить о своих работах? У тебя отсутствует необходимая дистанция. Оставь все как есть и забудь об этом на пару дней. К тому же нам уже пора выходить.

– Куда?

– На работу, придурок! Сегодня наша смена в «Обвале». Да, и твоя тоже. Так что подумай лучше об этом. Иногда мне кажется, что Эрвин прав, что беспокоится насчет тебя.

– Он так сказал?

– Да.

– Лучше бы побеспокоился о своей печени. – Внезапно с Карла слетело все напряжение, он приобрел беспечный вид. – У нас смена в «Обвале»?

Господин Леман вздохнул:

– Да, в «Обвале».

– Я совсем про это забыл.

– Я так и понял.

– Вообще-то мне надо тут еще поработать.

– Ни фига! Пойдешь со мной в «Обвал»! Займешься делом, это заставит тебя выбросить из головы всю эту дрянь.

– Эх, Франк! – вздохнул его друг Карл и положил свою тяжелую руку господину Леману на плечо. – Знаешь, что мне в тебе нравится?

– Нет.

– То, что ты не имеешь ничего общего с искусством и всей этой хренью. Ты такой… такой… – Его лучший друг Карл вытянул свободную руку и пошарил ею в воздухе, будто пытаясь поймать там подходящее слово.

– Скучный? – подсказал господин Леман.

– Нет, не скучный. А такой… освежающе простой.

– Ах вот как! – улыбнулся господин Леман. – Так многие говорят. А тебе не помешало бы принять душ, господин Шмидт. От тебя воняет.

– Вот, именно это я и имею в виду!

– Я знаю.