Когда ты впервые приводишь его домой и знакомишь с семьей

Саванна проплакала всю дорогу домой, а потом до изнеможения рыдала в постели. Проснувшись в субботу, она поняла, что плакать ей больше нечем, и потому открыла лэптоп и начала переписывать текст о вечере в роще. Но вот беда. Ей было больно вспоминать рощу. Очень больно, потому что всю сладость Ашера затмили его вчерашние слова. Если тебя не устраивает, как я проживаю свою жизнь, то тебе необязательно быть ее частью, Саванна.

Когда она вспомнила, с каким суровым холодом в глазах он произнес эту фразу, ей опять захотелось плакать.

Она слышала, как Ашер звал ее, пока бежала по лестнице, но не остановилась, полная решимости не показывать ему свои слезы и любой ценой выбраться из его дома до того, как они прорвутся наружу. В глубине души ей было любопытно, что он хотел сказать. Объясниться? Попросить прощения? Впрочем, неважно. Важным было другое: Ашер не был заинтересован меняться, а она не могла разделить образ его жизни. В его большом коричневом особняке на холме было место только для одного. Она не собиралась уходить в тень только потому, что он боялся дать миру второй шанс.

Если он хочет проживать свою жизнь именно так, то лучше им разойтись прямо сейчас.

Предположение, что плакать ей больше нечем, было быстро опровергнуто, когда ее глаза обожгли новые слезы. «Разойтись» звучало ужасно. Просто кошмарно. Не имело значения, что они были знакомы всего пару недель. Ашер стал дорог ей. Очень. Возможно, она даже начала влюбляться в него.

О, дьявол.

Что? Она влюбляется в него?

Нет, черт возьми. Этого не должно было случиться. Только не после Патрика. Не-а. Нетушки. Ни за что.

Она не влюбляется в Ашера Ли. Она этого не допустит. Она одержима им, и не более того. Одержима его остроумными замечаниями, его дразнящим шармом и головокружительными оргазмами, подаренными одной рукой. Хороший оргазм и правда может сразить девушку. Это одержимость, а не любовь, сестренка. Посмотри в лицо фактам.

Точно. Факты. Они все расставят по полочкам.

Не обращая внимания на курсор, который своим миганием напоминал ей о том, что нужно редактировать статью, она открыла поисковик, напечатала «одержимость определение» и нажала «enter».

О-дер-жи́-мость. Глупая, беспричинная или безрассудная страсть либо увлечение.

Глупая? Влюбиться в отшельника? Есть.

Беспричинная? Не основанная на здравом смысле и не ведомая им? Есть.

Безрассудная страсть? Она попыталась не думать о том, как он целовал ее, но не удержалась, подумала и внезапно ощутила себя с головы до ног невероятно безрассудной и страстной. Черт побери. Есть.

И все же.

Глупая? Влюбиться в интересного, начитанного, остроумного, заботливого и любящего мужчину? Вычеркиваем.

Беспричинная? Каждая клеточка ее тела кричала о том, что Ашер самый надежный, самый достойный мужчина из всех, что она встречала. Настоящий герой. Джентльмен. Здравый смысл призывал ее сделать все, что угодно, чтобы не потерять его. Черт. Вычеркиваем.

Безрассудная страсть? Да, он обращался с ее телом с виртуозностью музыканта, играющего на скрипке за миллион долларов, но в их страсти присутствовала и осмотрительность. Разве в среду он не остановил их от занятия любовью? И разве она не сделала то же самое в пятницу? В их действиях не было глупости или опрометчивости. Они вели себя как взрослые люди, несмотря на свою обоюдную головокружительную страсть. Вычеркиваем-ко-всем-чертям.

Саванне не нужен был словарь, чтобы выяснить то, что она уже знала. Их с Ашером связывало нечто большее, чем обычная страсть.

Ей оставалось одно… верить, что оно далеко не закончено.

***

Самобичевание — не лучшее занятие, чтобы встречать солнечную и ясную субботу в июне, подумал Ашер. Перекатившись на спину, он потревожил простыни и, уловив слабый аромат лимонов, захотел избить себя до кровавых синяков. Из всех идиотских, эгоистичных, тупоголовых поступков он выкинул худший. Он оттолкнул единственную женщину в мире, которой он нравился и которая ухитрилась разглядеть за его увечьями его самого. Болван. Ты ее не заслуживаешь.

Но я хочу ее. Хочу так сильно, что умираю от мысли, что она ушла навсегда.

Он чувствовал себя разбитым после того, как полночи ворочался без сна, с трудом удерживаясь от того, чтобы не сесть в машину и не помчаться к ней.

Да еще нога до сих пор болела как черт знает что. Так сильно, что впору было подумать, не перенапряг ли он ее, хотя врачи утверждали, что, несмотря на периодические боли, со временем она полностью восстановит функциональность. Нет, просто он затребовал слишком многого слишком рано.

Совсем как с Саванной.

Она понятия не имела, что своим вопросом о Мэриленде разворошила осиное гнездо. Вдобавок он сам сообщил ей, что заинтересовался бионическими конечностями. Но по-настоящему он встревожился после того, как она назвала его жизнь «грустной». Он намеренно жил в абсолютном уединении, чтобы ничто не нарушало его покой. И тут в его убежище приходит она, судит его и заявляет, что из-за его образа жизни ей, видите ли, «грустно». Для него это было подобно красной тряпке для быка. Никто не имел права заставлять его чувствовать себя жалким в его же собственном доме.

И все же.

Его жизнь и впрямь была грустной. Грустно прятаться от мира, пока другие люди — подлецы, вроде Патрика Монро — живут себе припеваючи. Но что должно помочь ему вернуться в людское общество? Новая рука? Реконструкция лица? Пересадка кожи? Терапия? Ашера беспокоили не медицинские процедуры — не будучи большим поклонником врачей, он, тем не менее, признавал, что они заняты не бесполезным делом. И не трудности — его, не привыкшего пасовать перед сложным делом, не пугала перспектива учиться пользоваться новой рукой или заботиться о заживающем лице. И не боль — вряд ли она будет сильнее, чем то, что он уже испытал.

Проблема была в надежде.

Проблема была в том, что его тело могло отторгнуть пересаженную ткань, а новая рука — не оправдать возложенных на нее ожиданий. В том, что после всех пластических операций, терапии и всего прочего его лицо могло по-прежнему вселять в людей страх.

Проблема была в том, что, отчаянно надеясь, человек должен осознавать возможность провала.

До тех пор, пока Ашер не согласился на операцию и не обзавелся новой рукой, он мог надеяться. Он мог опираться на обнадеживающую мысль, что однажды — если он почувствует, что пришло время — он сделает операцию, получит новую руку, и его жизнь, вероятно, раз и навсегда станет лучше.

Да, надежда была проблемой, но самым пугающим чувством была не она, а страх перед неудачей.

Однако Саванна была ни в чем из этого не виновата и, конечно, не заслуживала его гневной отповеди. Он вспомнил, как она всхлипывала, как дрожал ее голос, как она убегала из его спальни, из его дома — и от него.

Нет, черт возьми. Он не потеряет Саванну. Только не сейчас, когда у них осталась всего пара недель, когда рядом с теплом ее тела и под сияющим взглядом ее глаз он чувствовал себя полноценным, непобедимым, живым. Он осторожно встал и, придерживая левую ногу, поковылял в ванную. Ему нужно принять душ… потом купить цветы… а потом принести ей нижайшие и самые искренние извинения.

***

Услышав дверной звонок, Саванна не придала этому значения. История о роще была переписана с новыми именами, чтобы казалось, будто текст повествует о других героях, а не о ней с Ашером. Поначалу Макнаб настаивал на реальных именах, но Саванна сказала, что подумает об изменениях позже, а пока ей комфортнее использовать вымышленные имена, и тот нехотя согласился.

Покончив с работой, она погрузилась в планирование девичника Скарлет, между делом отчаянно стараясь не думать об Ашере, но его слова вновь и вновь проигрывались у нее в голове, и потому, когда снизу донеслось звучание его низкого голоса, она списала это на игру воображения.

Тук-тук-тук.

— Саванна? — услышала она из-за двери голос матери.

— Да, мама. Заходи.

Приотворив дверь, мать занесла самый большой, самый грандиозный букет полевых цветов из всех, что Саванна видела в своей жизни, и в комнате сразу запахло сиренью, жимолостью и лесом. Сделав глубокий вдох, Саванна выдохнула и вопросительно взглянула на мать.

— Там внизу, — сказала та, — Ашер Ли.

Саванна ощутила, как уголки ее губ сами собой поползли вверх, а глаза наполнились слезами, и мать, поставив букет на туалетный столик, обняла ее.

— Что бы он ни натворил, пуговка, он ужасно раскаивается.

— Он накричал на меня и довел до слез.

— Не знаю, что он сказал, но он явно этого не хотел.

— Он думает, будто я хочу изменить его.

— Ну конечно хочешь, а как же иначе, — невозмутимо сообщила Саванне мать, краешком передника вытирая ей слезы. — Мы все хотим изменить мужчин, которых любим. Оставить на них свою метку.

— О, но я не лю…

— Конечно, нет. Это я так, для поддержания разговора. — Джуди привлекла дочь к себе. — Взять, к примеру, твоего отца. Когда мы с ним начали встречаться, у него была кошмарная привычка после ужина прикрываться рукой и ковырять в зубах. Однажды он так увлекся, что зубочистка сломалась между передними зубами, и он не только получил занозу, но и три дня не мог жевать мясо, потому что у него распухла десна. И я сказала: «Фрэнсис Эндрю Кармайкл, если ты еще раз сунешь в рот эту щепку, я уйду».

— И что было дальше? — спросила Саванна, прекрасно осознавая, что Ашер внизу весь извелся от ожидания.

— Он заявил, что я не имею права указывать ему, что делать, и снова взялся за треклятую зубочистку. Неделю мы с ним не разговаривали. Когда же он позвонил мне и пригласил на ужин, я согласилась. И после ужина он положил руки на стол передо мной и улыбнулся. С зубочистками было покончено, и мы ни разу не покупали их за все тридцать счастливых лет.

— То зубочистки. А то бионическая рука.

— Ох уж эта молодежь со своей электроникой.

— Мама.

Джуди, сдаваясь, подняла ладони.

— Неважно, пуговка. Что бы там ни было, помирись с ним. Если кто и выглядит несчастней тебя, то это он.

И мать, поцеловав ее в макушку, выскользнула из комнаты.

Саванна еще раз взглянула на цветы и, смахнув последние слезы, улыбнулась. С цветами он угадал, это точно.

С глубоким вдохом она посмотрела на себя в зеркало. Все утро просидев в спальне, она до сих пор не сняла пижаму. Надо бы переодеться.

Или нет?

Она посмотрела на себя его глазами — красные шелковые шортики и такой же, по краю отделанный кружевом верх. Склонила голову набок, затем развернулась и направилась вниз.

Он сам напросился.

***

Иисусе.

Он в жизни не видел ничего сексуальнее Саванны Кармайкл, которая стояла в дверях гостиной своих родителей, положив руки на бедра, едва прикрытые клочком красной, скользящей по изгибам тела шелковой ткани. Вот за какой образ он будет хвататься, делая свой последний вдох.

— Спасибо за цветы, — сказала она холодно.

— Спасибо за вид, — сказал он ей в тон, но теплее.

— Ты довел меня до слез, — отбила она подачу, — а я вообще-то не плакса.

— Что, несомненно, делает меня засранцем. Отсюда — цветы.

— Не говоря уже о поездке в город.

Ее впечатлило то, что он снова выбрался в город? Господи, пожалуйста, пусть это будет так. Она не спешила показывать свое настроение. Он же был сражен наповал в тот самый миг, когда она вошла в комнату в своей скудной пижамке и со спутанными волосами.

— Я задолжал тебе извинение. Оно не могло ждать до завтра.

— До завтра?

— Воскресный ужин. Если я все еще приглашен.

Она вздохнула.

— Конечно ты все еще приглашен.

Он раскрыл ей объятья, и она, покачивая бедрами, подошла к нему, обвила руками его талию и позволила прижать себя к груди.

— Прости, детка, — глухо проговорил он в ее волосы, целуя ее в макушку. — Я не хотел. — Она повернула шею, чтобы положить щеку ему на плечо, и он с томительной неспешностью провел ладонью по гладкой ткани, прикрывающей ее спину, с мыслью о том, насколько это правильно, насколько потрясающе и хорошо — снова чувствовать ее в своих объятьях. — Просто я плохо поддаюсь переменам.

— Перемены бывают и к лучшему, — тихо промолвила она, и после этих слов он обнял ее еще крепче.

— Я знаю. Я буду работать над этим. Честное слово.

Она отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза, и момент внезапно стал невероятно интимным, словно они были связаны на каком-то глубинном уровне, словно они были половинками одного целого — два травмированных человека, которые вернулись домой, чтобы скрыться от мира, и каким-то образом обрели друг друга.

— Ашер, я не хочу изменить тебя. Ты нравишься мне таким, какой ты есть. Больше, чем просто нравишься. И, конечно, я не претендую на то, будто знаю, через что тебе пришлось пройти, но что бы ты ни захотел для себя — бионические руки, вторые шансы, — я хочу этого вместе с тобой.

Ашер больше не мог обнимать ее и не пробовать на вкус. Он склонился к ее лицу и жадно поцеловал, изливая в этом поцелуе все свои ночные страхи и все теперешнее облегчение, запоминая ее в своих объятьях и то, как льнуло к нему ее мягкое тело. Потом, после того, как она окажется в самолете, улетающем в Финикс, он будет жить этими воспоминаниями, этими драгоценными моментами с ней.

— Ты инопланетянка, — прошептал он ей на ухо, после того как, прикусив мочку, заставил ее дрожать. — Сознайся.

— Льстец, — ответила она, и ее голос был низким, прерывистым и полным страсти. — Я отказываюсь отвечать на вопросы о своем инопланетном происхождении.

— Сегодня волшебная погода, — сказал он, приложившись губами к ее пульсу, пока ее пальцы обнимали его шею и порочными движениями массировали теплую кожу под его волосами. — Можно опустить верх и прокатиться за город. Только ты и я. Купим продукты для пикника, найдем полянку и будем сидеть на ней до заката.

Ашер понятия не имел, откуда взялись эти слова. На пути к ее дому у него не было ни малейшего плана или намерения приглашать ее провести остаток дня вместе, не говоря уже о том, чтобы куда-то уехать. Но после того, как он увидел ее — такой, — после того, что он почувствовал, попрощаться до завтра было попросту невозможно. Плюс ему хотелось показать ей, что он не на все сто процентов трус — может, ему и не нравится сталкиваться с жителями Дэнверса, но выбраться на несколько часов из дому он вполне способен, разве нет?

— У тебя «БМВ» с откидным верхом? — спросила она, приподняв брови.

— Да, мэм.

— Мне нравятся быстрые немецкие автомобили.

— Ездить на них или водить?

— И то, и другое.

— Это просьба?

— Угу-м.

— Саванна, я люблю свою машину. Я не жадный, но, серьезно, я люблю этот автомобиль. Как у тебя со штрафами?

— И этот вопрос задает мужчина, который довел меня до слез?

— Я буду счастлив, если ты поведешь мою машину куда угодно и с любой скоростью, — поправился он.

Отклонившись назад, она подмигнула ему.

— Я так и думала. Дашь мне минутку переодеться?

— А нужно?

— Боюсь, что да.

Саванна вышла из его объятий, и он окликнул ее, когда она дошла до двери гостиной.

— Саванна?

Она обернулась, сияя оживленным взглядом кофейно-карих глаз, и сердце Ашера налилось любовью. Другая могла бы хорошенько его помучить, заставила бы извиняться снова и снова, вымаливая прощение, но только не эта девушка. Не его Саванна.

— Спасибо.

***

На следующее утро, проснувшись, Саванна томно потянулась и улыбнулась прежде, чем открыла глаза.

Всю ночь ей снились ошеломительные цветные сны, в подробностях повторяющие ее поездку с Ашером за город. Ее неудовлетворенное тело пылало, а сердце переполняли расцветающие чувства к нему. С каждой проведенной вместе минутой он все прочнее входил в ее жизнь. Она старалась не думать о Финиксе. Представлять, как она бросает его, было невыносимо — как и бросить карьеру. Оставалось молча верить, что все разрешится само собой, поскольку чем дальше, тем больше расставание с Ашером казалось ей невозможным.

Усевшись за руль его «БМВ», она повернула на северо-запад к Национальному лесу Джефферсона, где они, с солнцем, бьющим в лицо, и ветром, дующим в спину, весь день катались по Аппалачам. У него была сказка, а не машина, а его теплая, уверенная ладонь, лежащая на ее бедре, дарила ей острое ощущение его близости — Ашер словно не мог позволить машине соблазнить ее, пока он сам был в игре.

По пути они купили кофе и сэндвичи и, найдя уединенное местечко у реки, расслелили там покрывало.

Саванна сидела, а Ашер лежал, положив голову ей на колени. Очки-авиаторы закрывали его глаза, но придавали ему чертовский сексуальный вид, возбуждавший ее целый день.

— Давай в следующие выходные повторим, — произнес он, пока она ласково отводила пряди волос с его лба.

У нее упало сердце.

— Не могу.

— О. — Один-единственный звук, но сколько в нем было разочарования.

— У моей сестры будет девичник.

— В Вегасе?

— Почему всем на ум сразу приходит Вегас?

— Вероятно потому, что все произошедшее в Вегасе, там и остается, — ответил он сухо.

— Нет. Не в Вегасе.

— Слава богу.

— В Мертл-Бич. — Она вздохнула. — Мы останавливаемся в бунгало с тремя спальнями на Странде. Вдевятером.

— Вдевятером? У твоей сестры восемь подружек невесты?

— Девять подружек и две чтицы. Просто трое из них не смогли. — Саванна замолчала, обдумывая свои следующие слова. — Трент и его шаферы тоже едут.

Сначала Ашер ничего не сказал. А когда заговорил, его тон был резким.

— Многовато тел для одного бунгало.

— Мальчики сняли соседний.

— Жених, вроде, не должен присутствовать на девичнике, разве нет?

— Скарлет сказала, что иначе будет слишком сильно по нему скучать.

— Значит там будут братья Гамильтоны, — произнес Ашер. — И другие привлекательные и успешные дэнверские юнцы двадцати с небольшим лет. Надеюсь, ты отлично проведешь время, Саванна.

Он сел и повернулся к ней спиной.

— Нам, наверное, пора возвращаться, — сказал он.

— Наверное, — сказала она.

Ее не смутила его реакция. Новость о том, что следующие выходные она проведет в окружении десятка горячих здоровых мужчин, не понравилась Ашеру, и она понимала его. Но оправдываться не стала, потому что они ничего друг другу не обещали. Они встречаются? Вроде того. У них отношения? Об этом речи, кажется, не было. Она не произносила слов «мой мужчина», а он не называл ее «своей девушкой». И, честно говоря, несмотря на растущее притяжение к Ашеру, она не была уверена, что готова к отношениям. Открывать новые чувства — это одно. Поменять статус на фейсбуке? Совсем другое.

К его чести, он дулся недолго. Спустя несколько минут после того, как Ашер сел за руль и повез ее в Дэнверс, непринужденная беседа продолжилась.

Она бросила взгляд на часы на тумбочке. Еще час до церкви — такова была обязательная плата за пребывание в родительском доме — и три часа до ужина. Достаточно времени, чтобы набросать заметки для следующего текста «Ашер и Саванна Адам и Кассандра: Всеамериканская история любви».

***

Мисс Поттс энергично вышла из кухни, держа две завернутые в фольгу тарелки.

— Вот. Пирог с персиками по рецепту вашей мамы и торт — амишское дьявольское искушение.

Ашер усмехнулся.

— Амишское дьявольское искушение?

— Мне всегда нравилась греховность этого названия, — сказала она. — Амишам ведь нельзя пользоваться миксером, чтобы взбить тесто, а с венчиком оно будет адским мучением. Поэтому, чтобы получить хорошее тесто, они смешивают ингредиенты с помощью горячего кофе.

Он вспомнил, как мальчишкой сидел на заднем сиденье автомобиля матери, а она рассказывала ему о кулинарных хитростях. Его бабушка Фрэнсис Шерман и Матильда Поттс дружили всю жизнь, и мисс Поттс, как следствие, часто говорила и делала вещи, очень напоминавшие Ашеру его мать, Памелу Шерман Ли. Он наклонился и коснулся губами сухой, как бумага, кожи ее щеки.

— Знаете, она была бы так благодарна вам.

— Мы с вашей бабушкой дружили всю мою жизнь, а ваша мама была для меня как племянница, — мягко сказала мисс Поттс, вытирая глаза. Потом поправила воротничок его рубашки-поло. — Вы такой красавчик.

— А вы обманщица.

— Красота — в глазах смотрящего, Ашер. А я видела, как Саванна Кармайкл на вас смотрит.

— Это не продлится долго, — тихо промолвил он, чувствуя тяжелое отчаяние, которое все с меньшим успехом пытался не подпускать к себе.

— Давайте-ка сегодня об этом не переживать, — сказала мисс Поттс, подталкивая его к двери. — Идите и веселитесь.

— Веселитесь? Мне бы маску.

— Вот еще. Кармайклы славные люди. Разве не они воспитали Саванну?

Часом позже, сидя рядом с Саванной за обеденным столом в доме ее родителей перед тарелкой, полной ветчины, картофеля и кукурузы, он к своему удивлению обнаружил, что мисс Поттс оказалась права. Кармайклы и впрямь были славными людьми, и после некоторой — однако хорошо скрытой — реакции на его лицо во время приветствия, больше не заставляли его чувствовать себя некомфортно. Да, он замечал, как Скарлет Кармайкл уводит глаза в сторону, стоит ему заговорить, и порой видел на лице Джуди Кармайкл мягкое сочувствие, но с Саванной, которая сидела рядом и прижималась коленкой к его бедру, такая сексуальная в черном хлопковом сарафане, он был готов сказать «да» хоть сотне воскресных ужинов.

Единственной ложкой дегтя в бочке меда был Трент Гамильтон, который при встрече осмотрел лицо Ашера с откровенным отвращением, и потом, во время ужина, несколько раз театрально морщился. Разумеется, тайком от Кармайклов.

— Вэн, милая, мой брат Лэнс ждет не дождется выходных, чтобы возобновить ваше знакомство, — сказал Трент, одаривая Саванну своей улыбкой на миллион долларов.

— Насколько я помню, у Лэнси чересчур шаловливые ручки, — сказала Саванна, выразительно глядя на него.

— Лишь потому, что ты очень ему нравишься. — Трент демонстративно притянул Скарлет к себе. — Парни Гамильтон и девочки Кармайкл подходят друг другу как стручок с горошинкой.

Проигнорировав его комментарий, Саванна выпрямилась на стуле и повернулась к Ашеру.

— Ты когда-нибудь бывал в Мертл-Бич?

Ашер кивнул, думая о том, что с легкостью одолеет Трента, если молодой человек не перестанет его подначивать. Интересно, как ему понравится, если его выволокут на улицу и расквасят физиономию.

— Да, когда был в Форт-Джексоне в лагере для новобранцев. Мертл-Бич находился от нас всего в трех часах езды, и мы несколько раз туда выбирались. А ты бывал в военном лагере, Гамильтон?

— Нет, сэр, — ответил Трент, сузив глаза. — Вы не против, если я буду называть вас «сэр»? Я привык уважительно обращаться к старшим.

— В самый раз, сынок, — спокойно произнес Ашер и вновь повернулся к Саванне, которая в ответ на их обмен любезностями закатила глаза. — На Странде так хорошо летними вечерами. Запах сахарной ваты, который смешивается с запахами соленой воды и лосьона от солнца. Мерцающие огни. Музыка.

— Господи, Фрэнк, — сказала Джуди, — помнишь ту неделю, которую мы провели в Мертл-Бич до рождения девочек?

Взгляд мистера Кармайкла потеплел, когда он посмотрел через стол на жену.

— Помню, цветочек.

— И вы правы насчет сахарной ваты, Ашер, — сказала Джуди. — Кстати, все видели фильм «Шэг»? Я его обожаю!

— Мамин любимый фильм, — сказала Саванна, со сверкающими глазами повернувшись к Ашеру.

— Думаю, в честь девичника Скарлет нам стоит устроить семейный просмотр, — сказала Джуди.

— О господи, — вздохнул Фрэнк.

Ашер наклонился к Саванне.

— Семейный просмотр?

— Папа натягивает за домом белую простыню, мама готовит попкорн, и мы садимся на лужайку и смотрим «Шэг» — по меньшей мере раз в год. Иногда два или три раза. Я знаю этот фильм наизусть.

— Ты умеешь танцевать шэг? — спросил Ашер, улыбаясь ей.

— Еще бы! Мама нас научила. А ты?

— Умею. Но больше не могу.

— Конечно можешь! Мы будем медленно.

Он наклонился к ней еще ближе, затем остановил себя, осознав, что чуть было не поцеловал ее прямо за обеденным столом на глазах у всех ее родственников.

— Я хочу поцеловать тебя, — прошептал он.

— Позже, — сказала она и, поерзав на стуле, потерлась бедром о его бедро.

— Значит, решено, — сияя, подытожила Джуди. — В четверг вечером! Устроим нашим девочкам небольшие проводы перед пятницей. Мальчики, вы, конечно, придете?

Ашер взглянул на Трента, и тот недовольно сощурился на него перед тем, как повернуться к Джуди и включить свое обаяние.

— О, я приду, миссис Кармайкл. Не пропущу ни за что на свете.

Вежливо улыбнувшись Тренту, она обратилась к Ашеру.

— Ну а вы, Ашер?

Саванна сжала под столом его руку, придавая ему храбрости согласиться на еще одну вылазку в город.

— Благодарю, миссис Кармайкл. Обязательно буду.

Сразу после ужина Саванна и Трент ушли, отправившись в соседний городок на барбекю с друзьями, а Саванна пригласила Ашера перед уходом посидеть с ней на качелях.

— Здорово, что ты пришел на ужин, — произнесла она, когда он сплелся с ней пальцами. Оттолкнулась от пола, и качели мягко качнулись. — Знаю, для тебя это было непросто.

— Просто — благодаря тебе, — ответил он. — У тебя замечательная семья.

— Скарлет была тише обычного. А Трент… — Ее тон стал виноватым, и она пожала плечами. — Он не такой уж плохой.

— Не сомневаюсь, — сказал он, скрывая раздражение. Трент Гамильтон относился к тому самому типу узколобых городских засранцев, которых Ашер предпочитал избегать.

— Правда. Он любит Скарлет до безумия.

— Похоже на то.

— Ты очень понравился маме.

Он обнял ее за плечи, притягивая к себе, и ощутил сладкое удовольствие, когда она склонила голову ему на плечо.

— Половина интервью позади, — проговорил он. — Ты уже что-нибудь написала?

— Кое-что.

— Дашь прочесть?

— Пока нет, — ответила она торопливо.

Он сжал ее плечо, с уважением отнесшись к отказу — он бы тоже отказался показывать незаконченную работу. Несколько минут они покачивались в тишине. Шорох разбрызгивателей, поливающих лужайку, звон детских велосипедов, тихий шум ползущей по улице машины создавали, сливаясь, умиротворяющую симфонию. Ашер давно не был среди людей. Это было и знакомо, и непривычно. И приятно, и пугающе.

— Куда мы движемся, Саванна?

— Я не знаю, — ответила она, и ее голос у его шеи звучал тихо и неуверенно. После долгой паузы она взглянула ему в лицо. — А ты?

Он печально покачал головой, не в силах смотреть в ее прекрасные глаза.

— Нет.

Это, впрочем, было не совсем правдой. Ашер хорошо представлял, куда бы хотел двигаться он. Он не хотел, чтобы она уезжала из Дэнверса. Он не хотел, чтобы она бросала его. Мысль о возврате к жизни без нее была мучительной. Почти невообразимой. Он притянул ее ближе.

— Быть может, нам стоит сбавить скорость? — спросила она. — Пока мы не выясним, куда движемся.

Ашер вздрогнул. Нет, не на такой ответ он надеялся. Объятый разочарованием, он вежливо кивнул, потом поцеловал ее в лоб и встал.

— Увидимся завтра?

— Конечно, — сказала она, удивленная внезапным прощанием, и встревоженным взглядом посмотрела ему вслед, когда он спустился с крыльца и зашагал к машине.