Нет нужды говорить, что тем вечером я не пошел во «Второй шанс». Я остался дома, меня лихорадило от стыда и раскаяния. Я хотел, я жаждал пойти во «Второй шанс», потому что, как выяснилось, встречи были мне нужны. Нужны больше, чем суп, который сварила мама, чтобы побороть мою мнимую болезнь, или нарисованная открытка Натали, просунутая мне под дверь: «Поправляйся, Ривер Дин /Маркс. Люблю тебя, твоя сестра».

Да, мне хотелось видеть Дафну, хотелось исправить ту невероятную путаницу, которую я создал, хотелось исправить все, что между нами произошло, но также я хотел оказаться в одной комнате с ребятами из группы и рассказать им о главной трудности этой недели, случившейся чуть раньше этим днем, сказать так, чтобы услышали все: «Я ПОЛНЫЙ НЕУДАЧНИК», и увидеть жесты, говорящие: «Я связываю твои слова с чем-то истинным внутри тебя».

В дверь постучала мама:

— У тебя все в порядке, дорогой?

— Да, — прохрипел я.

Она открыла дверь:

— Почему ты не в постели?

Я сидел за столом перед компьютером. Весь последний час я просто смотрел на экран, не чувствуя, что в мире есть хоть одно виртуальное место, где меня ждут.

— Тебе надо отдохнуть. Мало таких болезней, которые не может вылечить или хотя бы облегчить хороший ночной сон.

Я кивнул.

— Ложитесь в постель, мистер.

— Ладно. Слушай, мам.

— Да?

— Помнишь, когда Натали была младенцем, мы по субботам смотрели фильмы?

— Конечно помню.

— Почему мы больше так не делаем?

Мама положила руку мне на лоб, решив, что у меня поднялась температура.

— Потому что ты вырос и у тебя другие любимые занятия.

— Давай сходим вместе в кино. В следующие выходные. Хорошо?

— Хорошо. Я даже позволю тебе заранее выбрать фильм.

Мама поцеловала меня в макушку и закрыла за собой дверь. Я посмотрел на телефон. От Дафны ничего. Я написал ей лишь однажды, с платформы Мариачи-Плаза.

Я. Извини. Я могу объяснить. Я хочу все тебе рассказать.

Она.

Я не мог написать в сообщении, что, хотя с самой первой минуты врал практически обо всем, я действительно не знал, что она дочь Хуаны, и не лгал, говоря, что люблю ее.

На моем рабочем столе был снимок татуировки Дафны, и я, как никогда, хотел, чтобы мы действительно встретились в Интернете благодаря нашему интересу к фотографиям татуировок. Простая, ничем не осложненная история.

И я хотел, чтобы у меня нашлось время, пусть несколько минут, чтобы однажды вечером на кухне у Пенни, когда Хуана будет жарить свою знаменитую картошку, попросить у нее: «Расскажи мне о своей жизни. Кто ты, когда не готовишь на кухне Броквэев?» За два года знакомства мы говорили о еде и готовке. Мы говорили об испанском, если я делал у Пенни свою домашнюю работу. Я знал, что Хуана терпеть не могла фильмы, которые нравились Пенни, и закатывала глаза, когда та не видела. Я знал, что Хуана умеет шить, поскольку однажды она подшила подол платья прямо на Пенни, и хорошо управляется с электроникой. Я ей нравился, она расспрашивала меня о родителях и сестре, но я никогда не задавал ей никаких вопросов.

Пенни была права. Я не размышлял. Я никогда не думал о жизни Хуаны за пределами этого огромного дома. Ни разу. За это Дафна вполне могла меня не простить, и я знал, что сам никогда не прощу себя за это.

Я открыл пустой документ. Может, написать Дафне письмо? Постараться все объяснить, описать человека, которым я был, человека, которым пытался быть, и то, что она для меня значит. Несколько минут я смотрел на белый лист, а потом нажал на красный квадратик и закрыл страницу.

Я зашел на нетакпростослезтьстравки. У безымянного наркомана из безымянного штата появилась безымянная девушка. Он встретил человека, который принял его, завязавшего с пагубной страстью, настоящего, честного, и его жизнь наконец начала складываться; после стольких ошибок он жил правильно. Я обнаружил его, когда искал историю, которую можно украсть, искал того, чьи проблемы завели его в тупик, а теперь… теперь мы поменялись ролями.

Последние записи безымянного парня только ухудшили мое настроение; я сидел, жалкий и озлобленный, завидуя его везению. Может, это и означало взаимосвязанность людей в цифровую эпоху?

Воскресенье ничего не изменило. Печальный, я оставался в своей комнате, жалея себя. Я не звонил и не писал друзьям. Я не ездил на автобусе к пляжу.

Я оставался в постели и смотрел в телефон.

Ничего.

В понедельник Уилл отвез меня из школы домой. Мэгги сидела на переднем сиденье, положив руку ему на колено.

— Выглядишь ты неважно, — сказал Уилл.

— Да, Ривер. Ты кажешься… — Мэгги наклонила голову, — измотанным.

Я сослался на мнимую болезнь и для виду покашлял. Уилл и Мэгги закрыли лица ладонями.

— Ложись в постель. Тебе надо отдохнуть.

Я вошел в дом, положил рюкзак и почувствовал: что-то не так. В доме не должно было никого быть, но кто-то здесь все же находился. Я это ощущал. Может, дело было в недавно выпитой чашке кофе или только что выключенном стерео.

— Эй? — позвал я.

Тишина.

— Есть кто-нибудь?

Я прошел в кухню, потом в гостиную, мимо комнаты Натали — ее дверь была открыта, кровать идеально убрана, поскольку Натали была аккуратисткой, — и добрался до своей комнаты. На моей кровати сидела мама, закрыв лицо руками.

Все ящики и шкафы были открыты, в них явно рылись; на столе — разбросанная бумага.

— Какого черта? — заорал я.

— Не смей на меня ругаться, Ривер Энтони Дин. Не смей даже рта раскрывать. И не стой здесь… — мама начала плакать, — с таким возмущенным лицом. Я уважала твою личную жизнь и давала тебе множество поблажек, потому что… доверяла. Я тебе доверяла.

— Мама? Что происходит? — Я ничего не понимал.

Она разрыдалась еще сильнее:

— Я доверяла тебе, Ривер. Но виновата тут я. Я пыталась быть хорошей матерью и, кажется, все проморгала.

Входная дверь открылась.

— Я дома, — сообщил Леонард. Через секунду он стоял за моей спиной в коридоре, все еще с поясом для инструментов. — Приехал, как только смог.

— Кто-нибудь объяснит, что здесь происходит? — спросил я.

Леонард вошел в комнату и сел рядом с мамой на кровать. Покопался в кармане, достал скомканный платок и протянул ей. Потом посмотрел на меня своими добрыми глазами с морщинками по углам:

— Твоей маме звонила Сандра Броквэй.

— Я была на работе, — добавила мама, вытирая нос ужасным платком Леонарда, — сидела за столом…

— Она позвонила, потому что тревожится за тебя, Ривер.

— Миссис Броквэй? Тревожится? Это смешно — она же меня ненавидит.

— До нее дошла информация… что у тебя проблемы с наркотиками.

Я не смог сдержаться и начал хохотать.

— Это не смешно, Ривер, — всхлипнула мама. — Совершенно не смешно.

— Еще как смешно!

Мама посмотрела на Леонарда: СДЕЛАЙ ЧТО-НИБУДЬ.

— Слушай, приятель, — сказал отчим с теми интонациями, которые означают приглашение к мужскому разговору. — Мы тебя любим. Это очень важно. И мы хотим тебе помочь.

— Мне не нужна помощь.

— Ты ходишь на встречи, и это начало… — продолжила мама.

— Я все могу объяснить. — Как же я устал повторять эту фразу!

— Мне надо было предвидеть осложнения, хотя ты всегда выглядел таким адаптированным, ответственным. Но я знала, тебе приходится непросто из-за твоего мудака-отца…

— Мама!

Моя мама никогда не ругалась и не употребляла бранных слов.

— Прости, Ривер, но я злюсь. Не на тебя — на жизнь, с которой тебе приходится иметь дело.

— Мам… погоди, пожалуйста.

Я снова начал смеяться, и она гневно воззрилась на меня.

Леонард взял ее за руку.

Я подкатил к себе стул и сел лицом к ним:

— У меня нет зависимости от марихуаны.

— Но Сандра сказала…

— Я знаю, что сказала Сандра Броквэй. Она сказала, что я хожу на встречи группы поддержки для подростков, борющихся с какой-либо зависимостью.

— А ты не ходишь?

— Хожу, но не потому, что испытываю зависимость от марихуаны.

— А от чего тогда ты зависишь? — Мама испугалась еще сильнее. Прямо-таки ударилась в панику.

— Ни от чего, клянусь! Я ни от чего не завишу.

— Но почему ты туда ходишь?

Ответить на этот вопрос было так сложно, что я выбрал самое простое объяснение:

— Потому что мне нравятся эти встречи.

— Ривер! — Мама глубоко вздохнула, схватила мою подушку и стиснула ее. — Ты лжешь.

— Я не лгу!

— Нет, лжешь.

— Так, погодите, — сказал Леонард. — Давайте успокоимся.

Мама оглядела мою комнату, где все было перевернуто вверх дном:

— Я осмотрела все твои вещи. Может, это и нарушение твоего личного пространства, но однажды, когда ты станешь родителем, кто-нибудь позвонит тебе на работу и скажет, что твой сын — наркоман, и ты точно так же перевернешь всю его комнату в поисках доказательств.

— И что? — Я развел руками. — Ты же ничего не нашла.

— Это не совсем так.

Я быстро пробежался по тому, что прятал в ящиках стола. Там были презервативы, но их дал мне Леонард, так что из-за них я вряд ли попаду в неприятности, особенно если учесть, что ни один из них не покинул пачку. Больше мне не вспомнилось ничего такого.

— Я заходила в твой компьютер.

— И?

— И узнала, что когда ты не гуглишь своего отца, то читаешь сайт о зависимости от марихуаны.

— О!

— Вот ты и попался.

— Нет… я читаю этот блог, чтобы лучше понять, каково это — быть зависимым от марихуаны. Я читаю для вдохновения. Он нечто вроде моей музы. — Мама и Леонард смотрели на меня, потрясенные. — Понимаю, это звучит дико.

— Это звучит совершенно неправдоподобно.

— Да. — Я повернулся к столу. — Думаю, именно так.

— И ты никогда не курил марихуану?

На этот вопрос было только два ответа. Да и нет. Трудный ответ и легкий ответ. Правда и ложь. Для всех было бы проще, если бы я солгал, но, если я хотел все исправить, надо было говорить правду.

— Только дважды.

Последовала долгая пауза.

— Вряд ли это можно назвать зависимостью, — пробормотал Леонард.

— Если честно, она мне не особенную и понравилась. Первый раз было вроде ничего, а во второй все прошло довольно ужасно. И это было давно.

Еще одна долгая пауза.

— Ривер, даже если я поверю тебе насчет марихуаны, есть столько всего, о чем ты постоянно лгал…

— Например?

— Например о том, куда ты ходил по субботам. И о той девушке, с которой ты встречался, ее арестовывали за воровство в магазинах, а кроме того, она оказалась дочерью домработницы Пенни.

— Я не знал, что она дочь Хуаны.

— Сандра Броквэй сказала, чтобы ты держался от Пенни подальше.

— Я так и делаю.

— И чтобы от той девушки ты тоже отстал.

— Ее зовут Дафна, и это вряд ли возможно.

— Сандра Броквэй считает, что это недопустимо.

— Мне жаль, что она так считает, но это не ее чертово дело.

Мама вздохнула:

— Не знаю, что теперь и думать, Ривер.

— Может, сделаем перерыв? — Леонард всегда был очень уравновешенным. Иногда я думал, какой была бы жизнь без него, живи мы вдвоем с мамой. Он и, конечно, Натали дали нашей семье второй шанс. — Давайте на время разойдемся, ладно? Вечером, когда твоя сестра уснет, мы поговорим снова на свежую голову. И вот что, Ривер!

— Что?

— Ты расскажешь нам все. Больше никакой лжи. Никаких увиливаний. И никаких манипуляций правдой.