Каждый месяц, 28 числа, Оливер Мюррей, как молитву, совершал один и тот же ритуал: в девять утра он появлялся в штаб-квартире банка «Бурже», чтобы подписать документы на получение денег для выплаты заработной платы 60 000 рабочих и служащих фирмы «Хакетт». Обычно его принимал Абель Фишмейер. Оливера тошнило от его дорогих костюмов, его высокого роста, притворно-учтивых манер, цветущего, преуспевающего вида, панибратского отношения к себе. В течение пятнадцати минут, которые требовались для оформления документов, каждый старательно демонстрировал другому, насколько он рад его видеть. Мюррея вполне бы устроили строгие деловые отношения, но Фишмейеру, казалось, доставляло удовольствие расспрашивать его о жизни, интересоваться здоровьем жены…
– Мистер Фишмейер ждет вас, мистер Мюррей,- мило улыбнувшись, сказала секретарша.
Не меняя каменного выражения лица, Мюррей вошел в кабинет, который своим видом мог ошеломить любого посетителя, но только не Мюррея: невероятно далеко от входа, у противоположной стены, находился стол, пол покрывали ковры с таким высоким ворсом, что в нем тонула обувь, изысканность мебели сковывала посетителя, бар, заполненный дорогостоящими спиртными напитками, стереосистема, как будто у серьезного банкира есть время слушать музыку…
– Рад вас видеть, Оливер! Как дела?
От Фишмейера исходил запах дорогой туалетной воды. С чувством отвращения Оливер пожал ему руку. Как только рукопожатие закончилось, Мюррей тут же достал из портфеля бумаги и положил их на стол.
– Как ваша печень, Оливер?
– Печень меня меньше всего беспокоит, мистер Фишмейер.
– Разве? Вам нужно взять отпуск. Вы плохо выглядите. Придется вывезти вас за город. Вы играете в гольф?
– Нет.
– Жаль… Миссис Мюррей хорошо себя чувствует?
– Прекрасно, спасибо.- Резким жестом он показал на документы, лежавшие на столе.- Я тороплюсь! Будьте любезны подписать.
Фишмейер вышел из-за стола и сел в кресло для гостей.
– Садитесь, Оливер.
Мюррей сел в кресло, и оно до макушки поглотило его тщедушное тело.
– Вынужден вас огорчить, Оливер… «Бурже» не может выдать вам деньги на зарплату.
Мюррея словно катапультой выбросило из кресла.
– Что вы сказали?
Фишмейер сделал успокаивающий жест рукой, но дежурная улыбка слетела с его лица.
– «Хакетт» задолжала банку 42 миллиона долларов. Административный совет решил, что кредит слишком большой и увеличивать его дальше, без солидных на то гарантий, опасно. Я очень сожалею…
– Вы пошутили?- просипел Мюррей, стараясь контролировать дыхание. – Мы сотрудничаем таким образом долгие годы. «Хакетт» – самый крупный ваш клиент!
– Поверьте, мы огорчены… Поймите, при вашей задолженности в 42 миллиона мы подвергаем себя опасности, авансируя вам еще 40…
– Мистер Фишмейер, я не могу в это поверить! То, что вы привели в качестве довода,- смешно… Имущество «Хакетт» – это сотни миллионов долларов!
– Не спорю. Может, вы переусердствовали с инвестициями? Ваша экономическая политика, направленная на расширение производства, вызывает восхищение, но на этот раз административный совет не поддержал ее.
– Вы нам подстроили западню!- выкрикнул Мюррей, выбросив вперед в обвинительном жесте указательный палец.- Если вы собирались это сделать, не следовало оттягивать до последней минуты! Вы загоняете нас в угол!
– «Хакетт» – здоровое предприятие, Оливер.
– Прекратите называть меня Оливером!
– С вашей репутацией вы легко найдете выход из положения.
– Найти восемьдесят два миллиона за три дня? Я протестую! Вы хорошо подумали о последствиях вашего отказа?
– Наш административный совет…
– Пошел он к черту! Я сейчас же сообщу мистеру Хакетту о разрыве наших отношений. И посмотрим, что скажет Гамильтон Прэнс-Линч! Они как раз вместе отдыхают во Франции. До свидания, мистер!
– С пылающим от возбуждения лицом тот направился к выходу. Фишмейер даже не попытался задержать его. Перед тем как сесть в ожидавшую его машину, Мюррей обратил внимание на рамку в «Геральд трибюн», которой размахивал продавец, выкрикивая заголовок:- «Бурже» дает зеленый свет «организации» против «Хакетт»!
Пунцовый цвет лица Оливера стал пепельно-бледным. Он выхватил у продавца газету и, не взяв сдачу, сел в машину.
– В фирму,- бросил он шоферу.
***
Ален открыл глаза, осмотрелся, ничего не узнавая, и заметил, что держит Тьерри в своих объятиях. Он закрыл глаза и еще крепче обнял ее.
– Который час?
– Четыре.
– Утра?
– Вечера.
Она была обнаженная и теплая.
– Я проснулась давно,- прошептала она,- но боялась пошевельнуться, чтобы не разбудить тебя. Ты так крепко обнимал меня, словно боялся утонуть.
– Не может быть!
– Ты разговаривал во сне и целовал меня. Раза два я попыталась встать, но ты так вцепился в меня, что чуть не задушил…
– Тьерри?
– Что, милый?
– Мне хорошо…
Она наклонилась и коснулась губами его щеки.
– Хочешь кофе?
– Я хочу тебя.
– Сейчас приготовлю и принесу.
После самоубийства Нади он еще два часа оставался в «Ла Вольер». Прибывшая полиция устроила допрос многочисленным свидетелям драмы. Когда он вернулся к Тьерри, в его лице не было ни кровинки. Она выслушала его, успокоила. Она стала для него спасательным кругом… Он так неистово любил ее, как никогда никого раньше. Это было что-то очень глубокое, непрерывное, грубое и одновременно нежное. Сон настиг его в ее объятиях, прямо на ней…
– Я правда уснул на тебе?
– Я чуть не задохнулась.
– Такого со мной никогда не случалось.
– Со мной тем более,- смеясь, сказала она.
– Тьерри…
– Да.
Он лег на нее и языком лизнул ее губы.
– Ты терпеливая, Тьерри?
– Как ангел.
– Чтобы сделать ребенка, требуется время… Я хочу сказать, пока он родится… Девять месяцев, да?
Он почувствовал, как под ним напряглось тело.
– Кому ты хочешь сделать ребенка?
Он сполз вниз и положил голову ей на бедро.
– Я хочу жить с тобой.
– Три дня?
– Всегда.
Она взяла его лицо в свои ладони и строго на него посмотрела.
– Не говори так.
– Почему?
– Я могу поверить.
– Так ты согласна?
Она пожала плечами.
– Тьерри, ты согласна?
Новый, еще более строгий вопросительный взгляд. Они одновременно почувствовали, как их тела словно пронзил электрический разряд.
– Да,- чуть слышно выдохнула она.
– Я сейчас сойду с ума.
– Сойду с ума,- как эхо повторила она.- Чему ты улыбаешься?
– На какую-то секунду я увидел нас со стороны. Мы как две слипшиеся конфетки!
– Ты подшучиваешь надо мной?
– Впервые в жизни мне никуда не хочется и ничего делать тоже… Если бы меня спросили, чего бы я хотел, где бы хотел оказаться… только здесь и только с тобой. Мне настолько хорошо, что трудно вообразить, что может быть лучше. Понимаешь?
Дрожь пробежала по его телу, когда ее ноги коснулись его затылка.
– Да, понимаю.
– У нас было так мало времени… Мы даже не смогли как следует поговорить. Послушай, Тьерри… В ближайшие часы я буду очень занят. Мне нужно два дня, чтобы… Ты будешь ждать меня?
– Если обещаешь, что не будешь заниматься водными лыжами.
– Нет, нет… Позже я тебе все объясню. В моей жизни происходят невероятные вещи. Одна фантастическая операция, только одна… Ты не поверишь… Огромные деньги!
– Зачем они?
Он рассмеялся и сказал:
– Долго объяснять… Сейчас ты не сможешь понять.
***
– Я нахожусь в телефонной кабине в холле. Нам нужно встретиться.
Узнав голос Цезаря ди Согно, Гамильтон вскочил на ноги.
Вы нашли их?- задыхаясь, спросил он.
– Да.
– О Господи! Спасибо!
Удача поворачивалась к нему лицом. Пайп жив и будет жить, а он, Гамильтон Прэнс-Линч, возьмет контроль над «Бурже», навсегда избавится от своей жены, плюнет в ненавистное лицо Сары, уберет к чертовой бабушке Фишмейера и предастся радостям жизни.
– Нам нужно встретиться,- повторил ди Согно.
Властный и торопящий голос этого недоноска покоробил Гамильтона. Не слишком ли он высоко берет? Придется подрезать ему крылышки.
– У меня невозможно. Я разыщу вас позже. До свидания.
– Мистер Прэнс-Линч, не кладите трубку! Всего лишь на пять минут, но сейчас…
– Нет! Моя жена находится в соседней комнате.
– Неправда! Я только что видел ее. Она уехала в автомобиле. Советую вам принять меня. Я иду…
Разъяренный Гамильтон с недоумением смотрел на трубку: Цезарь позволил себе первым прервать разговор. Он закурил пятидесятую «Мюратти» за день, в сердцах ударил каблуком по ножке стола и, вскрикнув от неожиданной боли, заметался по комнате. В дверь постучали.
– Вы хотите, чтобы все узнали о наших отношениях?- бросился в атаку Гамильтон.
– Никто меня не видел.
– Вы говорили с ним?
– Да.
– Никакой опасности?
– Никакой.
– Что вы хотели?
– Им надо заплатить.
– Уже сделано.
– Что вы имеете в виду?
– Наше первое дело.
– Я говорю о втором.
Брови Прэнс-Линча взметнулись вверх.
– Разве было что-то сделано?
– Я вас не понимаю.
– Пайп – жив! Ваши бездельники не справились… Я ничего не должен.
На лице Цезаря мелькнула слабая тень недоумения.
– Мистер Прэнс-Линч, вы издеваетесь надо мной?
– Измените свой тон,- не выдержал Гамильтон.
– Вы должны им тридцать тысяч долларов.
– Ни цента! Это дело меня больше не интересует.
Цезарь бросил на него презрительный взгляд.
– Будет лучше, если вы сдержите свое обещание.
– Уходите! Вам здесь больше нечего делать.
– Это – ваше последнее слово?
– И никогда не приходите сюда!
– Я скажу им об этом. Объясняться с ними вам придется самому.
– Шевельните только пальцем, и я упрячу вас за решетку.
На пороге Цезарь остановился и, перед тем как хлопнуть дверью, сказал:
– Не хотелось бы мне оказаться на вашем месте.
***
Едва Ален вошел к себе в номер, как к нему подскочил Баннистер.
– Я ищу тебя со вчерашнего вечера! Все тебя ищут! Беспрестанно звонит Прэнс-Линч… Раз десять приходила Сара. Я начал думать, что с тобой что-то случилось. Собирался уже звонить в полицию! Я…
Со странной улыбкой на губах Ален, как сомнамбула, прошел мимо Баннистера, не слыша, что тот ему говорит.
– Ален!
– Привет, Сэмми!
Он подошел к бару, налил в стакан виски и, не выпуская его из руки, вышел на балкон. Заинтригованный Самуэль последовал за ним.
– Ален, ты слышишь меня? Ты где?
– Я женюсь,- сказал Ален.
Лицо Баннистера расплылось в широкой улыбке.
– Правда?
– Можешь не сомневаться.
– Я знал, что ты к этому придешь! Великолепно! Конец нашим неприятностям! Самая богатая невеста в Америке!
– Богатая? Тьерри?
– Кто?
– Тьерри.
– Тьерри? Кто эта Тьерри? Ален? Не томи…
Ален стоял облокотившись о парапет балкона, увитого цветами, и думал, что никому не позволит украсть ее у него.
– Скоро увидишь. Она…
Он стал подыскивать слова, чтобы описать ее, но она не укладывалась ни в какое описание. Он неопределенно пожал плечами и сделал глоток виски.
– Чем она занимается?- не мог успокоиться Баннистер.
– Студентка. Психолог или литературовед… Что-то в этом роде…
– Где ты ее раскопал?
– Здесь… Краской из баллончика она писала гадость на моей машине. У нее изумительные волосы… она немного богемна… короче, такого вот типа.
– Как ее зовут?
– Тьерри.
– А фамилия?
– Не знаю. У нее серые глаза.
– Ты собираешься жениться на хиппи и даже не знаешь ее фамилии?- взорвался Баннистер.
Он похлопал ладонью по своему затылку.
– Нет, этот парень свихнулся! Самая именитая наследница Соединенных Штатов ползает у его ног, а он крутит любовь с нищей анонимкой! Я этого не допущу! Клянусь! Я буду защищать тебя от тебя же! Представь себе, что Сара, можно сказать, исповедовалась здесь прямо передо мной. Она без ума от тебя! Она рассказала мне о ваших планах.
– Каких планах?
– О вашем доме, самолете, яхте, лошадях… Ты начнешь с управляющего банком, а я стану начальником финансовой службы.
– Прими мои поздравления.
– Новый год вы проведете на мысе Шен, на собственной вилле.
– А?..
– Пасху на Багамах… Семья Бурже Пасху проводит обычно на Багамах. Сара рассказывала тебе о своей бабушке?
– Не помню.
– Ее зовут Маргарита. Потрясающая женщина! Ей 91 год! Совесть клана, в некотором роде.
Кто-то настойчиво постучал в дверь.
– Самуэль!
– Сара!- сказал Баннистер и бросился к двери.
Ален успел схватить его за плечи.
– Самуэль, слушай меня внимательно! Сейчас я спрячусь в ванной… Если ты только скажешь этой сумасшедшей, что я – здесь, даю слово, больше ты меня не увидишь.
– Ты не должен с ней так поступать. Она любит тебя, она хочет тебя, беспокоится о…
– Ты хорошо меня понял, Самуэль? Мне еще нужно сорок восемь часов, чтобы выбраться из сортира, в который ты меня запер. Я хочу, чтобы меня оставили в покое.
– Самое крупное состояние в Соединенных Штатах,- захныкал Баннистер.
– Не делай глупостей, иначе пожалеешь…
Бросив на него угрожающий взгляд, Ален скрылся в ванной и запер дверь на задвижку.
– Иду, иду,- прокричал Баннистер.
Он посмотрел на себя в зеркало, поправил воротник рубашки и открыл дверь.
***
Арнольд Хакетт взял из коробочки две сердечные пилюли и проглотил их. Затем прошел в спальню и рухнул на кровать. Ему не хватало воздуха, и он, как рыба, выброшенная на берег, ловил его открытым ртом. Виктория ушла в магазин, и он мог умереть, не дождавшись ее возвращения. Лежа на спине с открытым ртом, он ждал, когда успокоится сердцебиение, которое причиняло ему нестерпимую боль в груди. Сообщение, полученное от Мюррея, было чудовищным: «Бурже» отказывал ему в кредите, в то время как на протяжении многих лет он был самым крупным его клиентом! «Бурже» бросил «организацию» против «Хакетт»! Его акции! Это было невероятно! Ему захотелось встать, взять что-нибудь потяжелее, пойти и размозжить голову Прэнс-Линчу. Если то, о чем сказал Мюррей,- правда, Гамильтону не хватит жизни, чтобы рассчитаться за свою подлость. Арнольд разорит его, выбросит на улицу, если понадобится, купит его банк, он увидит, как тот сдыхает на помойке. Ему показалось, что дыхание стало нормальным. Он встал с кровати, вышел из номера и прошел несколько метров, которые разделяли их номера. Он собрался уже стукнуть ногой в дверь, как она внезапно открылась.
– Арнольд, как дела?
– Дай войти, подонок!
Гамильтон быстро вышел в коридор и закрыл за собой дверь.
– Только что пришла Сара… Вам плохо?
Арнольд схватил его за лацканы пиджака и прижал к стене.
– «Организация»! Мои кредиты! Отвечайте!
Прэнс-Линч напрасно пробовал вырваться из рук Хакетта: как большинство стариков, он обладал мертвой хваткой.
– Успокойтесь, Арнольд. Не лучше ли пойти в бар и там спокойно все обсудить?
– Так, значит, это – правда?- взревел Хакетт.
Обитатели отеля, стыдливо опустив глаза, не задерживаясь, проходили мимо.
– Прошу вас, Арнольд, не теряйте чувства меры. Мы ведь джентльмены!
– Подлец!
– Арнольд! Нас видят и слышат. Мы – на виду… Не доводите до скандала.
Не выпуская Прэнс-Линча из рук, Хакетт потащил его в конец коридора и вытолкнул за двойные двери на лестничную площадку служебного хода.
– Говорите, что произошло, или я проломлю вам голову.
– Моей вины в этом нет, Арнольд! Административный совет отказал вам в сорока миллионах долларов по причине вашей сорокадвухмиллионной задолженности.
– А «организация»? Откуда она взялась? На что вы надеетесь? Ждете, что я уступлю вам свои акции? С какой целью вы все это затеяли, Прэнс-Линч? Я хочу знать!
– Арнольд, вы меня задушите! Не драться же мне с вами!
Хакетт отпустил его и неожиданно ударил по лицу слева направо.
– Ты не способен на это, мразь! Вонючий, задрюченный альфонс! Жалкий ублюдок! Я сотру тебя в порошок, разорю твой банк и отправлю тебя туда, откуда ты пришел… Утоплю в дерьме!
Он плюнул ему в лицо и вышел в коридор.
***
– Ушла?
Ален осторожно выглянул из-за двери.
– Если не спряталась под кроватью,- с горечью в голосе ответил Баннистер.- Я не понимаю тебя, Ален. Здешний климат сделал тебя чокнутым. Восемь дней тому назад, оказавшись без работы, ты был на грани самоубийства. Сегодня у тебя появилась возможность стать владельцем банка, и ты на это плюешь.
Ален достал сумку и стал складывать в нее свои вещи.
– Не на банк. На Сару. Улавливаешь нюанс?
– Что тебе в ней не нравится? Красавица!..
– Уже сегодня она напоминает свою мать. Я не хочу становиться вторым Гамильтоном.
– Ты куда собираешься?
– На яхту.
– На яхту? Какая яхта?
– Та, которую ты заставил меня взять напрокат. Мне нужно успокоиться. У меня масса дел, и я не хочу, чтобы меня беспокоили.
– Красивая яхта?
– Великолепная!
– А чем заняться мне? Куда пойти?
– Останешься здесь.
– Почему ты не хочешь взять меня с собой?
– Ты слишком приметный мужчина.
– Но мне не за что жить в «Мажестик»! Ты знаешь, какие здесь цены? Глаза лезут на лоб.
– Я оплачу. Открываю тебе безлимитный счет. Но при условии… Ты будешь моим прикрытием: защищаешь, информируешь, предупреждаешь меня. Договорились?
– Какое название у твоей яхты?
– «Виктория II».
– Где она?
– У причала в старом порту. Предупреждаю, если допустишь хоть одну бестактность, я уплыву на Антилы. Мне нужно еще сорок восемь часов полной свободы.
– Что отвечать, если будут тебя спрашивать?
– Ты меня не видел, ничего не знаешь. Я временно уехал.
Самуэль налил в стакан виски, сел на подлокотник кресла и задумчиво посмотрел на Алена. Эта быстрая метаморфоза, происшедшая с его другом, терзала его душу.
– Ален…
– Что еще?
– Эта история с женитьбой на студентке… Ты пошутил? Захотелось меня напугать?
– Ты будешь свидетелем с моей стороны.
– Жаль… А я уже видел себя управляющим банком «Бурже». У меня такое чувство, словно меня уволили во второй раз.
Ален застегнул сумку.
– Ален…
– Что?
– А если все-таки у тебя получится…
– Ну и что?
– Ты возьмешь меня секретарем?
Ален изобразил на лице удивление.
– Тебя? Ты не сможешь застенографировать даже обычное письмо!
***
Оливер Мюррей дрожащей рукой положил трубку. Публичного объявления «организации» оказалось достаточно, чтобы посеять панику в биржевых кругах Нью-Йорка. О здоровье гиганта, который так неожиданно закачался, ходили самые невероятные слухи. Корпорация «Хакетт» полностью потеряла доверие,
– Мистер Хакетт в отпуске,- односложно отвечал он крупным держателям акций, звонившим ему после того, как они узнавали сенсационную новость. Телефоны на всех восьми этажах Рифолд Билдинга беспрестанно трезвонили. Тревожные звонки поступали из всех филиалов, разбросанных на территории Соединенных Штатов. Директора, инженеры, химики – все хотели знать, под каким соусом их проглотят.
Мюррей умолял Арнольда Хакетта не возвращаться в Нью-Йорк, что тот намеревался сделать, когда узнал о предательстве «Бурже». В запасе оставалось два дня, чтобы найти средства и вдохнуть жизнь в тело умирающего колосса. Мюррей знал, что только Прэнс-Линч может дать обратный ход событиям.