Глава 1

Правило первое: шоколадный торт прекрасно подходит для диеты, если его не есть.

Несколькими днями ранее

Я сидела на полу, разбирая свои старые дневниковые записи. Даже имея возможность набирать их в ноутбуке, сначала садилась за стол, доставала блокнот и писала в него, впоследствии перепечатывая информацию в текстовый редактор.

“Первый день моей диеты. Вес - сто пятнадцать килограммов. Уже поняла, что каша из отрубей - полное дерьмо. На обед - немного спагетти, даже слишком немного, кусок отварной курицы, и какао с обезжиренным молоком. Чувствую, что с такими темпами я стану не только худой, но ещё и безумно злой...»

Улыбнувшись, я отложила этот блокнот к ещё нескольким точно таким же, раздумывая, что с ними делать. По-хорошему, нужно было бы их выбросить, но у меня не поднималась рука. Здесь, в этих книжках с разноцветными обложками - был весь последний год моей жизни. Все мои стремления, провалы, попытки стать красивой, которые оканчивались ничем, и новые начинания, когда я понимала, что уж в этот раз я точно дойду до конца.

Мой отец, настоявший на том, чтобы я переехала в новую, более просторную квартиру поближе к работе, постоянно твердил мне, что я хороша и так, со всеми своими ста пятнадцатью килограммами веса. Я категорически была с ним несогласна, спорила, на что получала в ответ, что похудеть было бы неплохо, но если даже этого не случится, меньше любить меня от этого он не станет. Он, разумеется, и не стал, зато у представителей противоположного пола я вызывала лишь отвращение. Изредка - снисходительно улыбку, не более. Но катализатором того, чтобы год назад я взялась за себя, стал заместитель директора той фирмы, в которой я работала последние три года - Казанский Алексей Николаевич. Именно его насмешки и состояние холодной войны, в котором мы пребывали целый месяц, сподвигли меня на то, чтобы серьезно за себя взяться.

“Бессолевая диета тоже не для меня. Грызть безвкусные овощи или кусок мяса, в котором ни перчинки-ни солинки - это настоящее наказание. Пожалуй, если бы сейчас инквизиция все ещё существовала, стоило дать ей этот рецепт, чтобы она пытала им своих невинных жертв.»

Впоследствии, когда я наконец нашла тот образ жизни и питания, который мне подходил, мои первые записи стали настоящим хитом на одном дамском форуме, и я поняла, что с подобными проблемами, как у меня, сталкивается очень много женщин. И суть этих проблем крылась не только в лишнем весе, но и в неуверенности, которую он порождал внутри человека. Вскоре к нашему женскому сообществу стали присоединяться и мужчины, и результаты, которых они добивались, следуя моему опыту, превосходили даже самые смелые их ожидания.

Сотовый разорвался мелодией входящего звонка, я нехотя поднялась с пола, бросив последний дневник к остальным, уже лежащим в коробке. Звонил отец, чтобы поведать мне о не очень удачном свидании, на которое он ходил, и я, терпеливо выслушав его излияния, в очередной раз предложила ему сесть на ту диету, на которой сидела последний год, полагая, что женщин, с которыми встречается папа, пугают его внушительные габариты.

После смерти матери, которая ушла от нас чуть более десяти лет назад мой отец только в последнее время начал интересоваться женщинами. И хоть я и раньше была совершенно не против того, чтобы он нашёл себе подругу, отец долгое время отнекивался.

Фактурой и статью я пошла в него. Уже в детстве я весила килограммов на десять больше, чем другие дети, но на тот момент совершенно не чувствовала себя несчастной. Напротив, мне казалось, что у меня есть свои преимущества. Но очень скоро поняла, что мальчиков я совершенно не интересую. Я училась прилежно, и в основном они обращались ко мне для того, чтобы я решила за них задачки или написала сочинение на заданную тему. Я с радостью помогала всем без исключения, однако в качестве своих первых «любовей» они предпочитали видеть кого угодно, но только не меня.

- Ты уже собрала свои вещи? - наконец излив мне душу, спросил отец, который в данный момент был увлечён обустройством моей новой квартиры. Хотя я подозревала, что заканчивать в ней ремонт придется мне самой.

- Да, папа. Уже не знаю, за что хвататься снова. Вещей много, а упаковала я от силы половину.

- Хочешь я приеду помогу?

- Нет-нет! - предвидя масштаб катастрофы в случае его прибытия, ответила я. - Я спокойненько соберусь и вскоре начнём мой переезд.

- Ты очень много работаешь, - как всегда проговорил отец ворчливо. Он постоянно журил меня за то, что я беру на себя слишком много обязанностей.

- Иных способов заработать себе на жизнь у меня просто нет.

- Тогда сходи и развейся куда-нибудь прямо сейчас. Вещи подождут.

Наверное, мне стоило отказаться, но в тот момент почему-то захотелось последовать папиному совету. Тогда ещё я не знала, чего именно обернётся для меня этот вечер. Не знала, что встречу в баре, куда отправилась пропустить бокальчик-другой, Казанского Алексея Николаевича, последнего человека, которого я хотела бы видеть в своей жизни. И не знала, что утром следующего дня буду бежать от него, как воришка, даже не назвав своего имени на разу за ночь.

В тот момент, когда отец ещё раз повторил, что мне нужно отдохнуть, я решила что он прав. Отложила все занятия на вечер, собралась, надев самое откровенное платье, которое теперь могла себе позволить носить, и отправилась в бар.

На утро, приоткрыв дверь в квартиру, я скользнула внутрь, будто бы преступница, которая собиралась обокрасть саму себя. На протяжении всего пути домой мне казалось, что Казанский проснулся, обнаружил, что я пропала и помчался на мои поиски. Но это было настолько невероятно, что когда я очутилась дома, поняла, что мой страх - был величайшей глупостью. В выходные Казанский снимал пачками в баре таких как я. И пачками же выпроваживал их утром из своей жизни.

Во мне боролись сразу несколько чувств. С одной стороны, в эту ночь я ощущала себя нужной, желанной и красивой. Ещё год назад я вызывала у Казанского только чувство раздражения, сегодня же поняла, что этот мужчина хотел меня так, что сил сдержаться у него не было. С другой стороны, наверное, мне стоило послать его куда подальше с его предложениями перепихнуться по-быстрому, хотя, в принципе я ничего не имела против подобного рода приключений.

Я прошла на кухню, заварила себе крепкого кофе и устроилась на широком подоконнике, глядя на просыпающийся город. Моё тело до сих пор хранило следы прикосновение Казанского, и смывать с себя их мне не хотелось, каким бы идиотским ни было это желание. Я смотрела на спешащих куда-то даже в такой ранний час людей и гадала, что же буду чувствовать по прошествии времени. Рука уже тянулась к телефону, чтобы порыться в интернете и поискать что-нибудь относительно Алексея. Есть ли у него девушка? Или даже невеста? Чем вообще он сейчас увлекается, где работает? Те мелочи, которые нарисовали бы передо мной полную картину того, чем живёт Казанский в данный момент. Но я переборола в себе это желание. Это был всего лишь проходной эпизод, который ничем не завершится. Но не стоит забывать о том, что сегодня я провела ночь в постели самого невыносимого и самого желанного для меня мужчины, отношения с которым никогда не будут серьёзными.

Когда я снова увидела Казанского Алексея и поняла, что он теперь будет гораздо чаще мелькать в моей жизни, я почти не вспоминала о нём в течение дня. Донимал он меня только перед сном, в виде ярких красочных фантазий довольно сексуального толка. Наверное, мне стоило найти себе мужчину, который бы перечеркнул все мои воспоминания, но почему-то до сих пор я этого не сделала. Не завела жениха, который впоследствии станет моим мужем, и от которого я рожу детей. В общем и целом не сделала ни шага к тому, чем занимаются миллионы женщин во всём мире.

Но после встречи в приёмной я поняла, что теперь вся правда о том, кто именно стонал под ним в ту ночь откроется. Если конечно, он не забыл обо мне за минувший год что само по себе казалось неправдоподобным.

Он жал мою руку с такой силой, что я едва удержалась от того, чтобы поморщиться. И его взгляд которым он безотрывно смотрел в мои глаза, будто говорил о том, что у Алексея на меня есть свои планы. Только вот суть этих планов была мне пока недоступна.

- Что ж... - только и смогла выдохнуть я в ответ на его слова о том, что нам теперь придётся работать вместе. - Значит, поработаем вместе.

Кивнув своему боссу, я вновь уселась за стол и продолжила работать, не поднимая головы.

- Вера, вы что, даже не хотите узнать, куда я денусь в ближайшее время? - со смешком в голосе спросил у меня начальник, и я подняла глаза на него, намеренно не обращая внимания на Казанского.

- А вы куда-то денетесь? - уточнила я на всякий случай, мысленно страшась ответа.

- Да, моего присутствия требует наш филиал, который мы открываем во Владивостоке. Я отправляюсь туда на неопределённое время, а меня будет замещать Алексей. Тебе уже доводилось работать с ним, поэтому проблем со взаимопониманием быть не должно.

Я едва удержалась от того, чтобы не хмыкнуть насмешливо. Уж чего-чего, а взаимопонимания с Казанским у нас не было никакого. Ни тогда, ни сейчас. Но говорить об этом начальнику естественно не стала. Решение уже было принято, и у меня оставалось только два выхода: либо уволиться прямо сейчас, либо сделать вид что мы действительно сможем существовать с Алексеем на вполне комфортных друг для друга условиях.

- Никаких проблем не будет, - самым уверенным голосом проговорила я в ответ. - А сейчас извините, у меня очень много дел.

В голове моей был настоящий хаос. Я представляла, как теперь буду проводить свои рабочие дни, предвидя разговор с Казанским, который непременно состоится. И будет он весьма содержательном, ведь нам есть, что обсудить. Но сейчас, когда оба мужчины вышли из приемной, давая мне возможность сделать спасительный глоток кислорода, я наконец смогла взять себя в руки.

Итак, в принципе ничего особенного не произошло. Если Алексей заведёт разговор, я буду вынуждена сделать вид, что эта ночь ничего для меня не значила. А если не заведёт, тем лучше. Не придётся лишний раз касаться той темы, которая вызывают у меня такой шквал эмоций.

В тот день больше Казанского я не видела, что позволило мне взять передышку и дало то необходимое время, когда я смогла смириться со своими мыслями, и выстроить их в относительно ровном порядке.

Вечером я взяла бутылку вина, немного сыра и фруктов и вновь вернулась к тому занятию, которое оставила несколько месяцев назад - начала вести дневник. С той лишь разницей, что не собиралась показывать эти записи никогда и никому.

«Случилось непоправимое. Или оно кажется таковым только мне. Всколыхнувшая все мои чувства встреча в баре, сегодня имела продолжение. И снова внутри меня возникло то, от чего я бежала весь последний год. Моя влюблённость в Казанского никогда не была чем-то разумным, хотя спросите обо мне кого-то, кто знает меня более-менее близко, и услышите, что человека с более здравым рассудком, чему меня, встретить сложно. Но во всём, что касается Алексея, я не узнаю саму себя.

Пока у меня полный сумбур в голове, и непонимание, что же будет завтра».

Я отпила сразу несколько глотков вина, которые совсем меня не опьянили. Глядя невидящим взглядом в окно, отчаянно пыталась составить план на завтрашний день прекрасно понимая, что вряд ли Казанский будет вести себя так, что я смогу претворить его в жизнь.

В ту ночью я почти не спала, в голове одна за одной мелькали сцены того, что ждало меня при встрече с Казанским один на один. Я рисовала себе в воображении, что он продолжает надо мной насмехаться, как делал это ранее. Или же напротив, видела, что Алексей станет напоминать мне раз за разом о нашей ночи, при этом имея под собой чёткую цель повторить всё то, чем мы занимались у него дома.

Завтракать не хотелось. Фасоль с яичницей и чашка кофе отправились в мусорное ведро. Правда, собиралась я на работу в это утро с особенным тщанием. Мне хотелось, чтобы Казанский видел во мне прежде всего ту женщину, которую он хотел в баре, а не неудачницу-толстушку которой я была когда-то.

Войдя в приемную, я чутко прислушалась к тому, есть ли мой новоявленный босс в своем кабинете. Но мёртвая тишина, которая была мне ответом, говорила, что Казанский ещё не прибыл в офис.

Он возник на пороге приёмной минут через десять. При виде меня широко улыбнулся, так что я удивилась тому, как у него ещё не свело мышцы лица, после чего без слов прошёл в свой кабинет, откуда через селектор попросил меня приготовить ему кофе.

Итак, мне предстояло остаться с ним наедине в его кабинете. Я поставила дрожащими руками чашку в кофемашину, и через несколько минут входила к Казанскому с подносом, вскинув подбородок повыше, как будто всем своим видом желала показать, что перед ним прежде всего - гордая женщина, а после уже та, которая умоляла его брать её быстрее и глубже.

- Доброе утро, Вера, - поздоровался со мной Алексей, кивнув, когда я поставила чашку кофе на стол. - Кажется, я задолжал тебе целых два «добрых утра», - намекая на мой побег, добавил он после паузы. - Так что второй раз - доброе утро.

- Доброе утро, Алексей Николаевич, - ответила я, чувствуя, что мой голос слегка дрогнул. - И если мы уж заговорили о «добрых утрах», я бы предпочла, чтобы эта тема на рабочем месте не всплывала.

- Отчего же? - вскинув бровь, спросил Казанский с полуулыбкой на губах. - По-моему, это весьма интересная тема для обсуждения в любом месте.

- И всё же... - выдавила я из себя, удивлённо посмотрев на босса, не понимая к чему он клонит.

Он что, собирается рассказать всем вокруг, что теперь нас связывает нечто большее, чем работа? Если это так, то он самая большая задница на всём белом свете.

- И всё же, я надеюсь, что ты не думаешь будто я начну делиться своей личной жизнью направо и налево, даже если эта самая личная жизнь напрямую связана с работой.

Я промолчала на эти слова, не понимая как к ним относиться в итоге. С одной стороны, хотелось протестовать, что никакой его личной жизнью я не являюсь. С другой - если он давал мне понять, что не станет распространяться о наших взаимоотношениях с кем-то, предпочитая обсудить это тет-а-тет, меня это устраивало полностью. Хотя, я бы предпочла, чтобы эта тема вообще стала негласным табу.

- Если так, то хорошо. Я могу уйти?

- Можешь, но через двадцать минут будь готова. Я сегодня не успел позавтракать, потому хочу, чтобы ты составила мне компанию.

- А я, напротив, позавтракала чересчур плотно, - соврала я Казанскому, делая шаг к двери, на что получила предупредительное:

- Не заставляй меня силой тащить тебя туда, куда я приказываю тебе отправиться со мной как твой босс, - со все той же улыбкой на губах, почти нежно проговорил Казанский.

Я недовольно поджала губы, предвидя, что Алексей так просто от меня не отстанет. Наверное, стоило согласиться на его "предложение", чтобы уже расставить все точки над «i» и закрыть эту тему навсегда.

- Хорошо, - согласно кинула я. - Я буду готова через двадцать минут.

Да кафе мы добрались в полном молчании. Алексей придержал передо мной дверь, чуть задев мой локоть пальцами, когда я входила внутрь. Я могла пробиться об заклад что он сделал это намеренно. И это возымело на меня свое действие - по телу словно прошел электрический разряд, а в голове хороводом закружились мысли о том, как мы с ним занимались любовью у него дома.

Устроившись за столиком, я взяла меню у подошедшего официанта и спряталась за ним, потому что каждое мгновение чувствовала на себе тяжелый взгляд Казанского, от которых мне становилось совсем не по себе.

- Я буду салат с рукколой и черри и зелёный чай, - сделала я заказ, на что получила усмешку, скользнувшую по губам Казанского.

- А ты изменилась, - продиктовав заказ официанту, захлопнул меню Алексей, оперся локтями на столик и чуть подался ко мне. - Хотя на язык все такая же острая.

- Я не думаю что мой язык стоит того, чтобы мы его обсуждали за завтраком.

- О, твой язык стоит того, чтобы обсуждать его круглые сутки, - улыбнулся Алексей, скользнув взглядом по моим губам.

Только сейчас я осознала, что Казанский наверняка будет из каждой моей фразы делать что-то двусмысленное, от чего я буду краснеть и бледнеть не переставая. Значит, не стоило никоим образом обсуждать ни мой язык, ни другие части тела.

- Скажи мне, Вера, а ты всегда убегаешь от мужчин, с которыми тебе хорошо ночью? - задал он неожиданный вопрос, и я поняла, что была к нему совершенно не готова.

- Вы позвали меня сюда, чтобы обсудить мои взаимоотношения с мужчинами? - вскинув брови уточнила, внутренне начиная закипать.

- Нет, отношения с твоими мужчинами меня пока не волнуют, - ответил как ни в чем не бывало Алексей, так и продолжая цепко вглядываться в моё лицо. - Меня больше волнует тот факт, что ты сбежала от меня наутро. Испугалась, что я всё-таки тебя узнаю?

- Нет, не испугалась. И кажется, вы не узнали бы меня, даже если бы я представилась вам по имени- отчеству.

- Но есть другое обстоятельство, - пожал плечами Казанский, чуть отодвинувшись на стуле, когда официант поставил перед ним чашку кофе. - Меня наверняка узнала ты.

Я предвидела этот вопрос, но так и не поняла, как именно на него ответить. Ведь я действительно узнала его сразу же, и отправилась к нему в квартиру со знанием того, с кем именно собираюсь провести эту ночь.

- И что? - ответила я вопросом на вопрос, ковыряясь в салате.

- И ничего, - со смешком в голосе ответил Казанский. - Это навело меня на мысль о том, что я не настолько тебе неприятен, как это было год назад.

- Вы и год назад мне не были неприятны, - призналась я, удивляясь тому, откуда у него такие выводы относительно моего к нему отношения.

- Правда? - с искренним удивлением уточнил он, впрочем этот вопрос был скорее риторическим. - Мне приятно это знать, - признался он. - И все же мне довольно интересно до сих пор, почему ты тогда убежала?

- Я не убегала, просто ушла домой.

Я понимала насколько абсурдно и даже примитивно звучат мои слова. В вопросе Казанского имелось определённое желание разузнать, что именно сподвигло меня завершить эту ночь ничем.

А в принципе он что, рассчитывал, что мы совместно позавтракаем а после разбежимся, обменявшись номерами телефонов, чтобы иногда встречаться на потрахушки?

- Ну, хорошо, - надеюсь, в следующий раз ты не станешь просто уходить домой без предупреждения, - проговорил Казанский, и я снова увидела в его взгляде ту самую тьму, которую наблюдала тогда в баре.

- В следующий раз? - уточнила я, старательно подпуская в голос насмешку. - С чего вы взяли, что у нас будет этот самый следующий раз? Никакого следующего раза не будет.

- Ты так уверена в этом?

- Абсолютно. Я видите ли, не одинока, - соврала я, лихорадочно соображая, кто мог бы сыграть роль моего жениха, если бы вдруг мне это понадобилось.

- Не одинока? - проговорил Казанский, не сумев скрыть удивления, мелькнувшего в голосе, впрочем, почти сразу со смешком добавил: - Какие у вас нравы оказывается, Вера Васильевна, раз будучи неодинокой, вы отправляетесь в бар, где совершенно откровенно снимаете понравившегося вам мужика.

Я задохнулась от возмущения, едва не подавившись рукколой. Нет, мне не стоило забывать о том, что этот мужчина может быть таким. Может переворачивать с ног на голову всё, и представлять в совершенно ином свете, как-то было сейчас. И спорить с ним было бесполезно, равно как убеждать в том, что это он меня «снял» в ту ночь, а я была настолько ослеплена своим желанием, что все грани между нами стёрлись, когда мы оказались в постели.

- Я то, возможно, изменилась, - после небольшой паузы проговорила, отставляя от себя тарелку. Аппетит совершенно пропал.- А вот вы, Алексей Николаевич, кажется не изменились совершенно. И если это всё, что вы желали обсудить, я бы предпочла вернуться на работу - у меня слишком много дел сегодня.

- Я помню, что ты весьма трудолюбива, - поднявшись из-за столика и давая понять тем самым, что мы действительно можем возвращаться в офис, ответил Казанский. И вновь в его словах я услышала тот подтекст, которого возможно там не было. - Мы ещё не закончили, Вера. Я бы предпочёл вернуться к этому разговору в более удобном месте. Как насчёт того, чтобы поужинать сегодня со мной?

- Не имею ни малейшего желания отправляться с вами куда бы то ни было, хоть на ужин, хоть на завтрак. И со своей стороны предпочту, чтобы между нами были исключительно деловые отношения, - проговорила я заготовленные фразы, впрочем, в тоне моём особой уверенность не было.

- И всё же, я пришлю за тобой машину сегодня к восьми.

В голосе Казанского явственно звучали приказные нотки, но отвечать ему я не стала, уже зная что сегодня на ужин с ним не отправить даже под дулом пистолета. Он может отдавать мне указания, когда я на работе. Нерабочим же временем я буду распоряжаться по своему усмотрению, и это Казанскому лучше зарубить прямо у себя на носу.

В этот же вечер я беру с собой надувной матрас и еду в свою новую квартиру. В ней жить невозможно, а вот переночевать где-нибудь между сложенных в углу рулонов обоев и вёдер со шпатлёвкой - вполне реально. А всему виной Алексей, который привык получать всё, чего бы ни захотел.

Я даже не желаю анализировать его потребности провести со мной время за разговором о нашей ночи - в этом просто нет смысла. В любом случае любые мои предположения, вероятнее всего, не будут иметь никакого отношения к действительности, а это значит - я заранее проиграла.

Он начинает названивать мне на сотовый ровно в восемь, но я решаю, что лучше уж проведу спокойно этот вечер среди бардака недоремонтированной квартиры, а завтра на работе выслушаю всё, что Казанский думает по поводу моего неповиновения, чем сейчас начну оправдываться по телефону.

И в эту ночь мне тоже почти не удаётся заснуть. В основном размышляю о том, какую же бяку подкинула мне жизнь сюрпризом. И что мне вообще со всем этим делать. Желание, в принципе, только одно - переждать до того момента, когда интерес Алексея ко мне пропадёт, и продолжать жить спокойно и дальше. Тогда ещё я верила в то, что это в принципе возможно. Впрочем, Казанский быстро сумел показать мне, насколько я всё-таки ошибаюсь.

На следующее утро, несмотря на то, что я прибыла на работу загодя, мой босс уже поджидает меня в офисе. Стоит возле моего стола в приёмной, сложив руки на груди, и по глазам вижу - зол, как чёрт. Что ж, ладно - мы ещё и не такое проходили.

- Доброе утро, Алексей Николаевич, - произношу как можно спокойнее, пытаясь обойти Казанского, чтобы снять пальто и повесить его в шкаф. Что босс мне сделать не даёт, перегородив путь своей немаленькой комплекцией.

- Доброе утро, Вера, - вкрадчиво отвечает он, и по голосу ясно, что ничего хорошего от следующих слов мне ждать не стоит. - Тебя вчера не оказалось дома.

-Точно. Не оказалось. У меня были дела.

Я снова предпринимаю попытку обойти Казанского, но он снова перекрывает мне дорогу к шкафу.

- Почему ты не подходила к телефону?

- Я же сказала - была занята.

- Я хочу, чтобы ты кое-что уяснила. Когда я звоню или зову тебя поужинать - у тебя не может быть никаких дел.

- Вот как? У нас что, вернули крепостное право, а я не в курсе? - начиная злиться, с ухмылкой отвечаю, на этот раз предпринимая попытку отстранить босса с дороги рукой. Что сделать не выходит - Казанский стоит насмерть, не позволяя мне сдвинуть себя с места.

- Если мне понадобится, я сделаю так, чтобы ты чувствовала себя крепостной. Но поверь мне, для нас обоих будет лучше, если ты добровольно согласишься с тем, что мои дела и пожелания для тебя - первоочередное.

- Даже если я в этот момент с женихом? Извините, босс, - вкладывая в голос всю издёвку, на которую способна, отвечаю я, - но если мне придётся выбирать из личного и работы я не выберу работу.

-Ты лжёшь, Вера. У тебя нет никакого жениха.

- С чего вы это взяли?

- Я навёл о тебе справки.

- Вот как... Такое любопытство по отношению к той, которая когда-то была для вас слишком жирной.

- Не утрируй.

- Не утрирую. Да отойдите вы уже! - снова отпихиваю я Казанского, и на этот раз он отступает. Правда, это играет со мной злую шутку - я оказываюсь в ловушке между шкафом и Алексеем.

-Ты играешь с огнём, Вера, - выдыхает он мне в затылок, когда я безуспешно пытаюсь повесить пальто в шкаф. Сам едва не вжимается в меня, и от этой близости у меня начинают дрожать руки. Да будь проклят этот чёртов Казанский!

- Что мне нужно сделать, чтобы вы от меня отстали? - со стоном поворачиваюсь я к боссу, наконец совладав с пальто. - Ну что? Как вы не понимаете... для меня ночь с вами ничего не значила. Нам было хорошо вместе. По крайней мере, мне с вами точно. Я очень надеюсь, что это вас удовлетворит. А сейчас отпустите меня, пожалуйста. Мне нужно работать.

-Нет.

- Что значит - нет?

- Меня это не удовлетворит. Ты разве не видишь, что я снова тебя хочу?

Он совершенно неожиданно обхватывает мою руку за запястье и прижимает к своему паху. А там уже настолько твёрдо, хоть орехи коли.

-Алексей Николаевич, пожалуйста...

Эти слова я выдыхаю почти что в губы Казанскому, когда он наклоняется так близко ко мне, что расстояние между нами не измерить даже вдохом.

- Кто он?

-Кто?

-Твой парень, жених, друг - кто он?

- Какое вам дело?

- Огромное. Хочу знать, кого ты предпочитаешь мне.

- Боже...

Казанский начинает водить моей рукой по обтянутому тканью брюк члену, и я, как ни стараюсь, не могу высвободиться.

-Так кого?

-Тупикина!

- Кого-кого?

Произнесённая фамилия нашего айтишника настолько быстро отрезвляет босса, что он отстраняется, отпуская мою ладонь, чем я и пользуюсь, юркнув к столу и занимая за ним своё место. Надо будет только предупредить Пашу, что я только что нечаянно назначила его своим будущим мужем.

-Тупикин Павел. Работает у нас в фирме. Надо бы вам изучить перечень своих сотрудников, Алексей Николаевич. А то одну не узнали, о втором вообще впервые слышите, - качаю я головой, включая компьютер. И добавляю елейным тоном: - Кофе?

- К чёрту. Тебя и твой кофе, - зло цедит босс, покидая приёмную и скрываясь в своём кабинете.

В этот момент я чувствую себя победительницей, хотя, стоит признаться самой себе, внутри, где-то очень-очень глубоко, на душе скребут кошки. Вот только мне нужно гнать от себя это ощущение всеми возможными способами. Я никогда не буду интересовать Казанского настолько, чтобы доверять ему в его чувствах. Он признался, что сейчас меня хочет, и я бы вполне могла согласиться на то, чтобы переспать с ним ещё разок-другой, вот только меня это совершенно не интересует.

В этот день он особенно изобретателен в том, чтобы нагрузить меня делами, большинство из которых совершенно необязательно выполнять. Но я знаю, что это своего рода месть, поэтому не противоречу, отчётливо понимая, что именно этого Казанский и добивается.

-Ты чего с боссом не поделила? - интересуется Паша Тупикин на следующий день за обедом, куда мы с ним отправляемся ближе к двум часам дня.

Вопрос Тупикина ставит меня в тупик. Я уже почти забыла, что назвала Павла своим женихом, но сейчас вспоминаю и заранее мысленно чертыхаюсь.

- А в связи с чем такой вопрос?

- Он о тебе расспрашивал.

Паша принимается за крупно порубленный оливье, я же замираю на полпути к распаковыванию баночки с йогуртом. И снова аппетит пропал напрочь. Знала бы, что босс способен настолько отбить желание поесть, ещё год назад наняла бы его личным коучем по питанию.

- Что именно? - старательно скрывая волнение в голосе, уточняю я, всё же принимаясь за йогурт.

- Расспрашивал, встречаешься ли ты с кем-нибудь.

Чёрт... надо было всё же попросить Тупикина мне подыграть. Наверняка бы согласился. Опыта в общении с девушками у него немного, если он есть в принципе, - так что небольшой спектакль с нежданно обретённой невестой был бы на руку не только мне, но и ему.

- Понятно.

- Я ответил уклончиво.

- Что именно?

- Что это не предмет для обсуждения, - пожимает он плечами, придвигая к себе тарелку с картошкой- пюре и двумя котлетами. Всегда удивлялась тому, сколько ест Тупикин, при этом не набирая ни грамма, хотя, ему бы совсем не помешало это сделать.

- Пашка! Я тебя люблю! - выдыхаю, потянувшись для того, чтобы чмокнуть Тупикина аккурат в тот момент, когда в кафе входит Казанский.

Он замирает на пороге, буквально впившись в нас взглядом, а я делаю то, чего делать совершенно не собиралась - вместо того, чтобы просто прикоснуться ртом к щеке Павла, скольжу им по его губам, которые приоткрываются в неподдельном изумлении.

- Ромашкина, ты что, с ума сошла? - потрясённо выдыхает он, а я отстраняюсь как ни в чём не бывало.

- Я соврала Казанскому, что ты мой жених, - произношу шёпотом, принимаясь за йогурт снова.

-Ты что сделала?

Объяснять, как это для меня важно, уже поздно - Алексей направляется в нашу сторону, при этом вид у него такой, что хоть сразу вскакивай и беги прочь с криком «караул!». У меня теперь только одна надежда - что Тупикин не станет отрицать наши с ним псевдо-отношения прямо здесь и сейчас, а сначала дождётся моих объяснений. По крайней мере, по взгляду, которым он меня буквально сверлит, обещая все кары мира, ясно, что меня после обеда ждёт разговор не из приятных.

- Какая неожиданная встреча! - тихо говорит босс, устраиваясь за нашим столиком не спросив на то позволения. Оно ему просто не нужно - знает, что мы уж точно не погоним его прочь.

- Более чем, - киваю я, доев йогурт и потянувшись за яблоком. - Ещё пара таких «неожиданных» встреч, и я решу, что вы за мной следите, босс.

- Серьёзно? - притворно удивляется он. - Думаешь, что я выслеживаю тебя, чтобы снова напоить мохито?

Это запрещённый приём, и Казанский об этом знает. Но ему невдомёк, что сидящий рядом Тупикин, который наблюдает за нашей словесной перепалкой, словно судья на теннисном корте, вовсе не мой жених. Потому и интересоваться историей с мохито станет вряд ли. А вот мне желание Алексея поставить всех в известность относительно той самой ночи решительно не нравится.

- Думаю, что вам стоит найти себе другой объект для спаивания, - пожимаю плечами, вгрызаясь в красный бок сочного яблока.

- Знаешь, я предпочитаю сам решать, кого, когда и где мне искать, - с нотками угрозы в голосе отвечает Казанский, при этом улыбаясь так, что этой способности бы позавидовал даже Чеширский кот.

- Ну так и решайте, я-то тут причём?

Я выразительно смотрю на босса, он - не менее выразительно - на меня, что Паша интерпретирует по- своему, отставляя тарелку с недоеденным пюре и поднимаясь на ноги.

- Я, наверное, пойду, - нерешительно произносит он, а я мысленно ставлю галочку напротив пункта «научить Тупикина обращению с возможной будущей невестой». Ведь если он так будет дезертировать с поля боя, оставляя благоверную на растерзание таким субъектам как Казанский, вряд ли в принципе когда-нибудь женится.

- Я с тобой! - восклицаю, откладывая яблоко.

-Ты останешься, - это вступает в беседу Алексей.

- Время обеда подошло к концу.

-Тогда тем более у тебя новое задание, Вера.

- Какое?

- Посидеть со мной и подождать, пока я перекушу.

Паша всё же исчезает, причём так быстро, что я не сразу понимаю, как ему это удаётся. Вроде бы только что был здесь и вот его уже и след простыл, а мне ничего не остаётся, как остаться рядом с Казанским.

- Вы теперь всегда так будете делать?

- Как именно?

- Принуждать меня к чему-то.

- Раньше тебе это нравилось. Вспомни, как готова была делать всё, чего бы я ни захотел.

- Вы знаете, о чём я.

- Знаю. И нет. Я не хочу тебя ни к чему принуждать.

Он заказывает у подоспевшего официанта кофе, как будто мало его Казанскому было в офисе, и добавляет то, от чего я удивлённо округляю глаза:

- Я хочу, чтобы ты снова легла в мою постель по собственной воле.

Это признание настолько сбивает с толку, что уже готовый сорваться с губ ответ приходится поспешно скрыть за покашливанием. Потому что снова босс делает со мной то, от чего чувствую себя девчонкой пубертатного периода - заводит всего несколькими словами.

- Скажите, Алексей Николаевич, - мне всё же удаётся совладать с собой, и я смотрю на сидящего рядом Казанского с вежливым, как мне хочется надеяться, интересом, - вам же этого желается только по причине того, что я не одинока?

- Не только. Вернее, это меня подстёгивает, но я хотел бы тебя даже если бы у тебя не было так называемого жениха.

- Не так называемого, а весьма конкретного.

- Перестань. Мы оба знаем правду.

Не знаю, что там подразумевает под правдой Казанский, но собираюсь стоять на своей придумке до победного. Потому что сейчас добровольно отправляться в его постель я не желаю ни при каких обстоятельствах.

- Это ваше дело, что вы там знаете, - пожимаю плечами, отводя взгляд от лица Алексея.

- И всё же... Я прошу о немногом.

- О чём именно? Раздвинуть перед вами ноги потому, что вы мой босс и можете отдавать мне указания?

- Было бы неплохо, но нет, - ухмыляясь, отвечает Казанский. После чего во мгновение ока становится серьёзным, но следующие слова, которые произносит, больше похожи на шутку: - Дай мне несколько дней, не отказывайся от того, чтобы я за тобой поухаживал. И ты поймёшь, что ты для меня особенная.

Наверное, будь я не настолько здравомыслящей - что рядом с Алексеем регулярно ставится под сомнение - я бы тут же согласилась. Слышать такое от Казанского - это что-то запредельное по ощущениям, вот только я знаю, что правды в этом признании ровно столько же, сколько в моём скором обретении звучной фамилии Тупикина. Но наряду с желанием запрокинуть голову и расхохотаться, во мне просыпается ещё и чисто женское любопытство. Интересно, что именно Казанский собирается делать, чтобы у меня возникло ощущение вот этой исключительности? И сколько женщин до меня считали себя таковыми для Алексея? И где вообще сейчас эти «особенные женщины босса»?

- Ну я же сказала, что не одинока...

- Вера...

- Ну, что? - не удержавшись от улыбки, уточняю я. - Вы же не будете спорить с тем, что у меня есть все основания считать, что наши отношения в прошлом не задались.

- He буду. Зато они прекрасно задались в настоящем. И я помню, что в ту ночь ты пошла в мою постель в точности зная, с кем ты туда идёшь. И делаю вывод что я не так уж тебе неприятен.

Вздыхаю, потому что эту карту мне не побить. И не внушить Казанскому, который вбил себе в голову желание попробовать завоевать меня - хотя, я бы сказала «соблазнить», - что будет лучше, если всё останется так, как есть.

-Алексей Николаевич, у вас есть ровно три вечера на ваш выбор, на которые я составлю вам компанию. Но у меня несколько условий.

- Озвучивай.

- Если это будут какие-то мероприятия, на которые вы меня пригласите, то я хочу, чтобы они были приличными.

- Например, опера, театр?

- Например, да.

- Готовлю лучший свой фрак.

- Но подойдёт и кино, - не в силах оставаться серьёзной и дальше, улыбаюсь я.

- Понял. Кино и унылый фильм.

- Чтобы я уснула? Ну, нет. Приличное не равно унылое.

- И это понял. Ещё условия?

-Да. Никаких агрессивностей в мою сторону. Под ними понимаю попытку сделать то, чего я делать не пожелаю.

- Хорошо, мохито пить давать не буду. А то после него мне было не совсем ясно, кто в чью сторону агрессивности проявлял.

- Это единичный случай!

- Ясно, значит, Тупикину так не везло.

Он откровенно надо мной потешается, но делает это настолько беззлобно, не как во время прошлых наших пикировок, что я не могу ни злиться, ни испытывать желание отвечать тем же.

- Всё, что у нас происходит с Пашей, происходит только у нас с Пашей. И никому до этого дела быть не должно. Это моё третье условие. Вы не касаетесь этой темы. Вообще. Ни со мной, ни с ним, ни с другими.

- Может, хочешь оформить это в договор?

- Что именно? Мои условия?

- Ну, да.

Теперь в тоне Казанского звучат ещё и предупредительные нотки, что во мне вызывает только желание закончить весь этот цирк, начатый с лёгкой руки Алексея, встать и всё же вернуться на работу. Но почему-то я этого не делаю. Пожимаю плечами, достаю из сумочки ручку, беру салфетку со стола и быстро пишу убористым почерком всё, что только что озвучила и на что согласился Казанский.

- Подпишите, великий государь, - протягиваю ему салфетку. А он смотрит на меня то ли с весельем, то ли с насмешкой в тёмных глазах. И это непонимание, что именно испытывает Алексей, в который раз выбивает у меня почву из-под ног.

- Хорошо, - всё же сдаётся он, забирает ручку и быстро ставит на салфетке размашистую подпись. - Когда буду уходить с должности генерального директора, обязательно порекомендую тебя на это место. Твои умения запудрить мозг и вытребовать для себя любые условия будут на пользу компании. А теперь если ты закончила, пойдём.

Я кладу салфетку в сумку в противовес желанию скомкать её и выбросить в мусорное ведро. Счёт в нашей игре - десять-один в пользу Казанского, но у меня впереди ещё много шансов сравнять его. Впрочем, пока не знаю, так ли буду удовлетворена победой, как мне того хотелось бы.

Вернувшись домой в тот вечер, я занимаюсь тем, что начинаю вспоминать, какими были наши отношения с Казанским в той, другой жизни. Как будто мне нужен повод, чтобы отрезвиться, сбросить с глаз ту пелену, которая встала перед ними стоило Алексею проявить ко мне интерес. Под ноги попадается коробка с лежащими в ней дневниками. Никогда не верила в провидение, но когда в первом же выуженном блокноте обнаружила записи, касающиеся самого начала моей годичной эпопеи с диетами, засомневалась в том, что была права в своём неверии.

«... хочется плакать. Даже не плакать - рыдать, но я держусь. Верю, что когда-нибудь станет легче.

Сегодня я на моно-экспресс-диете. Каждый день - только один продукт. Вчера были яблоки, сегодня - только кефир. Сбросила полкилограмма задень, и подозреваю, что это были нервы. Наверное, я всё же не выдержу... как представлю завтрашний день на пустом рисе без соли, слёзы так и катятся...»

Дальше шла зачёркнутая приписка словно вывод из всего вышесказанного: «Ненавижу Казане...»

Прочтение этой страницы дневника, словно разом отрезвляет меня настолько, что я кажусь мерзкой самой себе. Как вспомню, что добровольно пошла с ним трахаться после бара, а сейчас не отрезала любые его поползновения быстро и напрочь - так во рту появляется какой-то противный горький привкус. Даже не пытаюсь себя убедить, что возможно Казанский изменился настолько, что действительно испытывает ко мне настоящий интерес, а не хочет снова затащить в постель, потому что ему понравилось там со мной кувыркаться. Вздохнув, всё же откладываю дневник, размышляя наедине с самой собой, что же буду делать дальше. По-хорошему, мне бы надо порвать этот договор-салфетку перед лицом Алексея, и сказать, что я пошутила относительно тех самых трёх встреч, но я прекрасно отдаю себе отчёт в том, что Казанский вряд ли от меня отстанет. Это просто не в его правилах. Значит, мне нужно испортить все эти три свидания, чтобы он уже понял, что в мою сторону ему лучше даже не дышать.

Глава 2

На следующий день меня ожидает ко всему ещё и разговор с Тупикиным. Паша встречает меня в приемной, хотя я прихожу туда задолго до начала рабочего дня.

- Ромашкина, ты знаешь, а я ведь всю ночь не спал, - признается он мне сходу даже не поздоровавшись.

- И тебе доброе утро, Паша, - тяжело вздохнув, я скидываю пальто и долго вешаю его в шкаф, как будто это может избавить меня от необходимости объясняться с Тупикиным. - Если ты по поводу вчерашнего, то мне очень жаль. Просто ты был первым, кто пришел в мою голову, когда я отвечала на вопрос Казанского относительно моего жениха.

- Нет-нет. - Паша подходит ближе ко мне, поправляя очки на носу. Выглядит так, будто как минимум хочет сделать мне предложение руки и сердца нет отходя от моего рабочего стола.

- Паш... - выдыхаю я, ожидая самого худшего.

Но худшее, слава богу, не случается. Кивнув, как будто моего выдоха хватает на то, чтобы понять всё, Паша произносит тихое:

- Значит, я все же ошибся. Но если я тебе хоть немного нравлюсь....

- Паша-а-а, - не выдерживаю я, проходя мимо Тупикина и занимая свое место за столом. Роняю голову на сложенные на столе руки, начиная внутренне нервно посмеиваться. Нет, наверное, они с Казанским сговорились свести меня с ума, иначе объяснить себе тот факт, что вокруг меня начинают виться сразу несколько мужчин, я не могу.

- И всё же... ты ведь не просто так первой назвала именно мою фамилию, - настаивает Тупикин на том, в чём у нас с ним кристальная ясность и без лишних выяснений.

- Нет, Паша, как бы тебе ни хотелось думать обратного, я назвала твою фамилию только потому, что она действительно пришла мне в голову первой. Но с таким же успехом это могла быть фамилия Орлов, Малышкин, или даже Бирюков.

- Но Бирюкову шестьдесят один! - пытается протестовать Тупикин.

- И это лишний повод возрадоваться тому, что роль жениха будешь играть именно ты, а не он. А теперь извини, пожалуйста, я бы хотела начать свой рабочий день не с ссор и выяснения отношений, тем более с тобой, а с чашки кофе в одиночестве.

Тупикин удаляется, и я только теперь понимаю, что мне стыдно перед Пашей. Наверное, мне стоило сразу же извиниться, но этот его утренний визит удивил меня настолько, что хотелось только одного - встать в защитную позу.

Ближе к девяти в офисе появляется босс, который тащит в руках внушительный горшок с орхидеей. Это настолько непохоже на прошлого Казанского, что я едва удерживаюсь от вопроса, кому полагается эта прекрасная икебана. Он без слов ставит её на мой стол, подмигивает и удаляется в свой кабинет, откуда практически сразу просит принести ему кофе. А это значит то же самое, что и в остальные утра - мне придётся войти к нему и остаться наедине с Алексеем на несколько минут.

- Доброе утро, босс, - как можно спокойнее произношу я через время, когда приношу Казанскому чашку кофе на подносе.

И почти успеваю ретироваться к двери, когда он останавливает меня короткими и ёмким:

- Останься.

Мысленно чертыхаюсь, повернувшись к Алексею, лишь только крепче сжимаю в пальцах поднос. Не знаю, что он задумал, но у меня сегодня нет никакого настроения играть в его игры.

- По дороге на работу я заехал и купил два билета в кино на сегодня, - говорит босс, доставая из внутреннего кармана пиджака два белых прямоугольника. Кладёт их на стол, пожимая плечами, как будто то, о чем он говорит, ничего ровным счётом для него не значит. Но я знаю, что такое проявление интереса и даже в некоторой степени заботы в мою сторону Алексею совсем не свойственно.

- О! Какая-то фантастика, - старательно скрывая усмешку в голосе, читаю я на билетах название фильмов.

- Ты не любишь фантастику? - Голос Казанского звучит встревоженно, хотя возможно, эта эмоция - всего лишь плод моего воображения.

- Возможно, вы удивитесь, но я обожаю фантастику. Просто оценила чисто мужской выбор.

- Это хорошо, а то я уже мысленно прикинул, что мне придётся отложить совещание на полчаса и сгонять за новыми билетами, - с искренним облегчением отвечает Алексей.

- А вы решили брать быка за рога, - растягиваю я губы в не слишком-то весёлой улыбке.

Не совсем понимаю, что чувствую в данный момент. Принятое вчера решение, сейчас, когда я нахожусь наедине с Казанским, уже не кажется мне настолько правильным, как-то было вечером.

- А к чему медлить? - снова пожимает плечами Алексей. - Мало ли, что может случиться. Например, сердечный приступ от твоей красоты.

- Не перегибайте, вам не идёт, - качаю я головой и все же разворачиваюсь, чтобы выйти из кабинета. - И да, я буду готова в шесть, вы же заедете за мной? - все же уточняю, стоя на пороге перед тем как выйти.

- Разумеется. Я буду у тебя без пяти шесть, - отвечает Казанский, и я, коротко кивнув, возвращаюсь в приемную.

Фильм больше похож на неплохую мелодраму в космическом антураже, чем на те фантастические ленты, которые я привыкла смотреть. Сидя в тёмном кинозале и уплетая попкорн, не могу избавиться от мысли, что Казанскому просто не может нравиться настолько сопливый сюжет. И это вызывает у меня удовлетворение - пусть первое свидание станет для него испытанием, как мне того и хотелось. Но он молчит, смотрит на экран с интересом или же делает вид.

- Спорим, они в итоге никуда не долетят, - шепчет он, наклонившись к моему уху, от чего по телу пробегают толпы мурашек. И, кажется, Алексей прекрасно понимает, как именно я реагирую на его близость.

-Спорим... долетят, - выдыхаю я, когда на мочке смыкаются горячие влажные губы Казанского. Внизу живота - туго сжатая пружина. И приятное тепло, от которого по венам разливается чистейшее возбуждение. Невозможно противиться ни ему, ни своему желанию, потому приходится делать вид, что мне наплевать на то, что делает мой босс.

- Если проспоришь, с тебя поцелуй, - прикусив мочку, отстраняется Казанский, вновь откидываясь на спинку кресла.

А мне мало того, что он со мной делает, но я всё же мысленно напоминаю себе о своих целях устроить всё так, чтобы Алексей перестал меня хотеть.

- Кажется, мы договорились, что будем заниматься на свиданиях исключительно приличными вещами,

- неуверенно говорю я, не поворачиваясь к Казанскому.

- А мы разве занимались чем-то неприличным? - уточняет Алексей, вновь наклонившись к моему уху, чтобы я могла услышать его голос сквозь шум, доносящийся с экрана. И хоть и я, и он, стараемся говорить как можно тише, мне кажется, что о желании, рождённом внутри моим боссом, знает не только он сам, но и все люди в зале.

- Черт, - ругнувшись, я поворачиваюсь к Алексею и киваю на экран: - Они все же не долетели. И как у тебя получается из любой ситуации выходить победителем?

Это риторический вопрос, и улыбка Казанского, такая наглая и самоуверенная - лишнее подтверждение тому, что он прекрасно отдает себе отчёт в том, что именно я испытываю в его сторону.

- Я просто делаю то, что должен. Или чего хочу. В этом и есть секрет моего успеха.

Он поднимается из кресла, протягивает мне руку, и я почему-то без сомнения вкладываю в неё свою ладонь.

- Куда мы отправляемся теперь? - спрашиваю у босса, когда он ведёт меня прочь из кинозала.

- Ты хочешь отправиться куда-то ещё? - обернувшись ко мне, уточняет Алексей. - Я думал, что по плану у нас сегодня только кино.

- Ну откуда я знаю, что там у тебя в планах? Это же ты у нас делаешь только то, что хочешь, а не я, - парирую, немного покоробленная его словами. - Но в целом, если у тебя больше нет никаких задумок, я бы предпочла, чтобы ты отвёз меня домой.

Мы как раз выходим из кинозала, и толпа, в которой пребывали все это время, наконец редеет. Казанский смотрит на меня изучающе, а мне становится неуютно под его взглядом. Будто бы он понимает гораздо больше, чем ему следовало бы понимать.

- Тогда я отвезу тебя домой. Не хочу наскучить тебе раньше, чем ты поймёшь, что у нас всё уж точно не ограничится тремя свиданиями.

- Я так и знала, что ты рассчитываешь именно на это, - с улыбкой в голосе произношу я. - Посмотрим, - пожимаю плечами, крепче вцепляясь в ремешок сумки, как будто это действие может удержать меня от какого-то необдуманного поступка.

- Значит, едем домой, предпочту чтобы твое «посмотрим» вскоре превратилось в уверенность, что тебе мало этих трёх встреч со мной.

Мне ничего не остается, как продолжать следовать за Казанским, когда он вновь берёт меня за руку и выводит из кинотеатра. До чего самоуверенный нахал! Но мне, кажется, и вправду начинает это нравиться. Весь путь до моего дома мы проводим в молчании, лишь только когда оказываемся возле подъезда, до которого меня провожает Алексей, я охаю от неожиданности, когда он притягивает меня к себе, и властно жёстко целует. Поцелуй скорее грубый и быстрый, чем медленный и нежный. Казанский словно получает свой приз за проигранный мною спор, но делает это настолько внезапно, что я сильно ошарашена. После чего разворачивается и уходит обратно к машине, оставляя меня стоять и смотреть ему вслед, и в очередной раз сгорать от самых противоречивых эмоций.

Я разбираю бумаги в приемной, на деле же думаю только о том, когда в офис придёт чертов Казанский.

И жутко волнуюсь, а всему виной - невысокая женщина с самой незапоминающейся внешностью из всех возможных, которая терпеливо сидит на одном из стульев вот уже второй час. От кофе она отказывается, на все мои вопросы относительно того, чем я могу помочь, отвечает размытыми фразами, из которых я понимаю, что если кто ей и может помочь, то это Алексей Николаевич.

Какое-то смутное подозрение не дает мне покоя, но я пока не могу понять, в чем именно оно заключается. Сам Казанский появляется в офисе ближе к одиннадцати утра, входит в приемную, и тут же его улыбка, которая обращена ко мне, меркнет, когда он находит взглядом свою посетительницу. А внутри меня подозрения крепнут с новой силой. Не поприветствовав ни меня, ни женщину, он подходит к кабинету открывает дверь, и едва ли не рычит короткое:

- Входи.

От его голоса даже мне становится не по себе, однако посетительница поднимается со стула, подходит к кабинету, и они оба скрываются за дверью.

Я никогда не замечала за собой склонности подслушивать, однако сейчас понимаю, что сижу и чутко прислушиваюсь к каждому звуку или слову, которые могут донестись до меня из-за двери в кабинет босса. Но либо они говорят слишком тихо, либо увлечены чем-то другим, и я не слышу ровным счётом ничего.

По истечении часа, по прошествии которого я успеваю известись, все же стучу в кабинет Алексея, и дождавшись раздраженного: «Что надо?» заглядываю внутрь, выдыхая. Казанский сидит за своим столом, что-то вычитывая в пухлой папке, лежащей прямо перед ним. Неприметная женщина - устроилась напротив него, сложив руки на коленях и внимательно наблюдая за Алексеем.

- Сделать вам кофе? - спрашиваю у них, на что получаю такой взгляд Казанского, от которого мне тут же хочется провалиться сквозь землю.

- Если бы я хотел кофе, я бы сам тебя позвал. Выйди, пожалуйста, и постарайся больше меня не отвлекать, пока я сам не попрошу обратного.

Он цедит эти слова, а я вижу, что Казанский сдерживается из последних сил. Вот только не могу понять, одного - что повлекло за собой такую реакцию? Он словно снова превратился в того злого босса, который раз за разом обижал меня в прошлом. И он наверняка понимает, чем именно это может обернуться между нами. Если уж я интересую его как женщина, Алексею Николаевичу следует запомнить одну немаловажную деталь: подобным образом вести себя со мной я ему больше не позволю.

Я просто прикрываю дверь за собой, возвращаюсь в приемную, из которой почти сразу же выхожу, решив уйти на обед пораньше, чтобы только больше не сидеть каменным изваянием за рабочим столом и не прислушиваться к тому, что происходит за дверями в боссов кабинет.

Глава 3

Казанский появляется в кафе довольно скоро - не проходит и получаса с момента, когда я усаживаюсь за столик, который обычно занимаю за обедом. Без спроса устраивается рядом и бросает короткое:

- Прости за офис.

Он всё ещё на взводе, мне совсем не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы это заметить. Но извинился - что совсем на него не похоже, а это значит - он может быть не совсем уж полной задницей, когда захочет.

- Это можно счесть за просьбу начать тебя отвлекать? - не удерживаюсь я от вопроса. - Если да, то сейчас соберусь с мыслями и буду выполнять всё, что ни пожелаете, Алексей Николаевич.

- Вера...

-Что?

- Я же извинился.

- Предварительно доведя меня до сарказма. Больше так не делай, пожалуйста. Или срывайся на тех, кто тебя бесит, или вообще не срывайся.

Сложив руки на груди, я отворачиваюсь, чтобы только не смотреть на Казанского. На лице его разливается не только злость, но ещё и усталость, и мне может быть, было бы даже стыдно, если бы я имела хоть малейшее представление о том, почему он вдруг стал таким в офисе.

- Это адвокат моей бывшей, - наконец признаётся Алексей, сжимая переносицу пальцами. - Пришла сообщить мне, что мы снова встречаемся в суде.

- По какому вопросу?

- По такому вопросу, что эта сука нашла способ тянуть из меня деньги.

- Адвокат?

- Да какой адвокат! Невеста моя... несостоявшаяся.

Прекрасно. У Казанского была невеста, о которой я не знала и - как понимаю сейчас - знать не хотела бы. Потому что, чёрт побери, ревную. Вот так вот неправильно и уродливо, но ревную. Алексей постукивает пальцами по столу, смотрит на меня безотрывно, а я набираюсь смелости и не отвожу взгляда. И не совсем понимаю, что именно чувствую. Точнее, эмоций настолько много, что понять, какая из них главенствующая, невозможно.

- Почему она подала на тебя в суд? - все же интересуюсь я, решив, что если у нас с Казанским и могут завязаться отношения, то только после того, как между нами не будет никаких договорённостей. Потому что я очень не люблю сюрпризы подобного толка, и мне совсем не хочется сталкиваться с реальностью, окружающей Алексея, в которой будут бывшие в употреблении невесты, судебная практика и бог весть что ещё.

Казанский молчит довольно продолжительное время, как будто ему нужно взять паузу, чтобы решить, имею ли я право знать все о его жизни или хотя бы об этой неприглядной её части.

- Пока это всего лишь угроза, - наконец произносит он, тяжело вздыхая. - По крайней мере, я ещё ни разу до суда не доводил, и поверь, мне совсем не хочется проверять, дойдёт ли до него в принципе, если я откажусь выполнять условия Кристины.

- Адвокат привезла тебе какие-то документы, что в них?

- То же, что и обычно. Они там строчат какие-то доносы, приплетают левых свидетелей, в общем и целом, ничего нового.

- А в чем она тебя обвиняет?

- В нанесении побоев.

Эта информация настолько сбивающая с толку, что я едва сдерживаю нервный смешок, который был бы совсем не к месту. Но скрыть удивление, которое отражается на моем лице, мне не удается. Нет, Казанский не пай-мальчик, которого совершенно невозможно в подобном подозревать. Однако мне совсем не верится в то, что он способен ударить женщину. Он может быть грубым, злым, он может рявкнуть, но чтобы применить физическую силу к слабому полу - очень и очень сомневаюсь.

- Только не говори мне, что ты представила, как я избиваю Кристину, - с каким-то разочарованием в голосе произносит Казанский.

- Я не могла бы этого сделать даже при очень большом желании. Во-первых, я совершенно не представляю как выглядит эта твоя Кристина. Во-вторых, ты прав, нафантазировать, как ты поднимаешь руку на женщину - весьма проблематично, даже несмотря на то, что на воображение я никогда не жаловалась.

- Я был пьян, ни черта не помню. Мы с ней регулярно ругались, она требовала все больше и больше, а я не готов был давать ей слишком много. Тем более, что у Кристины в основном были потребности в материальных ценностях.

- Интересно, как у этой распрекрасной женщины вообще появился статус твоей невесты? - хмыкаю я, но тут же добавляю: - Впрочем, не отвечай, это был скорее риторический вопрос.

- И все же отвечу, с твоего позволения, - веско произносит Алексей. - Если тебя это успокоит, то я и сам довольно быстро понял, что Кристина - это не то, что я хочу видеть рядом с собой до конца своих дней. Наверное, это и сыграло со мной злую шутку. Кристина поняла мой настрой, а терять «дойного козла», она не собиралась.

От этих слов я не сдерживаюсь, запрокидываю голову и начинаю совершенно искренне и чуть нервно хохотать. Определение «дойный козёл» настолько не подходит, но и одновременно кажется подходящим для Казанского, что это может вызывать у меня только желание смеяться, ничего кроме.

- А вот мне совсем не до смеха, - мрачно говорит босс, но я вижу, что губы у него дрожат от сдерживаемой улыбки. - В общем, я не помню, как все произошло. Помню лишь, что вечером накануне того, в чем обвиняет меня Кристина, мы поругались так, как я не ругался ни с кем и никогда.

- Даже хуже, чем то было, когда я согнала тебя со своего рабочего стола, а ты прилюдно унизил меня перед сотрудниками? - вскидываю бровь, уточняя.

Не то чтобы мне хочется напоминать Казанскому о том, каким козлом он может быть, но и промолчать все же не удаётся.

- Поверь мне, Вера, то, как мы с Кристиной поругались в тот вечер, тебе даже не снилось.

Он взял паузу, словно бы сейчас был мыслями совсем не здесь, а в том вечере, о котором рассказывал мне. А я гадала, что же такого могло произойти, если сейчас Казанский столкнулся с настолько отвратительными проблемами.

- В общем, я ушел из дома...

- Только не говори, что вы ещё умудрились жить вместе, - не сдержав удивления, перебиваю я Алексея, на что он лишь пожимает плечами, и я снова испытываю какую-то чудовищную, необъяснимую и неправильную ревность.

- Так вот, вернулся я обратно почти на рассвете, набравшись в баре так, что не помнил даже собственного имени. А наутро оказалось, что Кристина успела побывать в травмпункте, и у неё на руках есть медицинские документы о нанесённых телесных повреждениях.

- Она что, действительно выглядела так, будто ты её избил?

- В том и дело, что нет. Сидела перед телевизором, приложив к щеке пакет со льдом, но никаких синяков или кровоподтёков я не видел.

- Понятно, - протянула я, пытаясь сопоставить все факты воедино. - И что в итоге?

- А в итоге она поставила мне ультиматум. Она не будет давать этому делу судебный ход, если я буду продолжать содержать её и дальше.

- То есть, ей вовсе не важно было чтобы ты продолжал и дальше быть её женихом?

- Нисколько. Я же говорил, этой суке нужны мои деньги, и ради того, чтобы получать от меня щедрые отступные каждый месяц, она готова пойти на всё.

- Что случилось сейчас? Почему у тебя снова нарисовался на пороге её адвокат?

- Потому что мне это осточертело! - Казанский, во мгновение ока превратившись в того самого злого босса, воспоминания о котором ещё очень свежи, сжимает челюсти с такой силой, что на щеках играют желваки. А я искренне рада, что эта злость направлена совсем не в мою сторону. - Я не собираюсь и дальше позволять ей делать из меня того самого «дойного козла».

- А у тебя есть выбор? - вскидываю я бровь, не понимая, чего именно хочет добиться Казанский.

- Выбор есть всегда, Вера. Другое дело, что любой вариант в этом случае - не совсем то, чего бы я желал, что бы я ни выбрал.

- И чем в итоге завершилось всё сейчас?

- Тем же, что и обычно. Но я предупредил Кристину через адвоката, что это была последняя подачка, которую я готов ей бросить.

- Понятно, значит мне предлагаешь встречаться с человеком, который не сегодня-завтра угодит в тюрьму, - желая немного разбавить напряжение юмором, произношу я с улыбкой на губах. И тут же понимаю, что это был опрометчивый шаг. Дурацкая шутка вновь делает из Казанского человека, который готов взорваться в следующую же секунду. Мне даже не нужно дожидаться его реакции на мои слова, чтобы понять, что сейчас рванёт. Впрочем, он умудряется взять себя в руки, и цедит со злостью, которой пропитано каждое его слово:

- Вера, заруби себе на носу, если ты не хочешь попасть под мою горячую руку, не смей шутить со мной подобным образом. А сейчас извини, я лучше пойду, пока не натворил каких-нибудь дел.

Только огромным усилием воли я сдерживаюсь от того, чтобы присовокупить к уже сказанному ещё какую-нибудь идиотскую фразу, провожая Казанского взглядом. В голове моей снова - настоящий ураган самых разнообразных эмоций. И вновь и вновь я погружаюсь в ту ситуацию, где есть только я и Алексей. И те самые проблемы, с которыми столкнулся он, и которые почему-то начинают казаться мне и моими тоже. После чего возвращаюсь в офис, где Алексея нет. В приемной сидят посетители, и мне приходится извиниться и сообщить им, что босс отбыл по срочным делам, и назначить им встречи на завтра. Так заканчивается этот странный день, который не приносит мне ничего, кроме новых нерешенных вопросов.

На следующее утро я понимаю, что Казанский не желает со мной разговаривать ни о чем, кроме дел. И это даже хорошо - даёт мне возможность немного отдохнуть и поразмышлять на досуге о том, как же быстро моё желание испортить отношения с боссом сменилось какой-то чудовищной потребностью видеть его каждый день, общаться с ним и понимать, что он все так же мной очарован. Хотя, я сильно сомневаюсь до сих пор, что за этими словами стоит действительно что-то реальное.

Мы почти не пересекаемся с ним во время работы, он проводит совещание, которое длится несколько часов кряду, молчаливо подписывает документы, которые я кладу ему на стол. Несколько раз за день просит кофе, а вечером, коротко попрощавшись, уезжает домой, не сказав мне больше ни слова.

Я же решаю провести этот вечер с пользой: звоню отцу, чтобы договориться с ним о переезде в новую квартиру. Однако меня ожидает сюрприз и здесь - отец извиняется и просит перенести наши с ним дела на завтрашний день. И в голосе его сквозит что-то настолько таинственное и необычное, что я начинаю подозревать, что ему все же удалось найти общий язык с какой-нибудь женщиной.

Домой я приезжаю, по дороге зайдя в гипермаркет и набрав разных фруктов, и решаю устроить себе небольшие девчачьи посиделки, где единственным действующим лицом буду я. Вновь устроившись на подоконнике, открываю дневник и начинаю изливать в него свои мысли.

«Уже не знаю, что именно испытываю из всего того бесконечного потока эмоций и чувств, которые охватывают меня каждый раз, когда я вижу перед собой Казанского. Только с ним все меняется настолько быстро, что всё пережитое больше похоже на мельтешащий перед глазами калейдоскоп, чем на то, в чем я могу разобраться сама без лишней помощи. Этот мужчина поистине был создан для того, чтобы сводить с ума меня, и как я теперь подозреваю, ещё множество женщин, которые были у него до этого момента, и которые будут после».

Написав это, я прикусываю нижнюю губу, понимая, что даже простые, выведенные на страницах дневника строки, причиняют мне какие-то жутковатые ощущения. А всему виной понимание, что я полностью права в этих эмоциях. Ведь после меня у Казанского обязательно будет кто-то, с кем он вот так же будет проводить время, кому будет рассказывать о том, насколько поражен и восхищен, и пытаться добиться этого «кого-то» чего бы ему это ни стоило.

А ещё я размышляю о том, что связывало нас с Казанским год назад, когда он только прибыл в наш офис. Нелепая ситуация, когда я приняла его за другого, и попыталась поставить на место прилюдно, обернулось тем, что Алексей начал воспринимать меня не иначе, как личного врага.

Я никогда не понимала женщин, которым было в удовольствие стать жертвой так называемого стокгольмского синдрома, но когда на третий день нашего «милого» общения с Казанским осознала, что он вызывает у меня эмоции отличные от злости или обиды, вернее, не только их, моё удивление собственным чувствам, которые я стала испытывать по отношению к Казанскому, было столь огромным, что я впала в ступор. Впрочем, чем дольше мы с ним общались, тем больше я понимала, что влюбилась в этого невыносимого типа так сильно, что каждое его действие и каждое слово, направленные в мою сторону, причиняют мне невыносимую боль.

Он никогда не переходил границы, когда донимал меня, однако чем явственнее мне становилось, что я никогда не заинтересую его как женщина, тем больше горечи накапливалось у меня в душе.

И когда он всё-таки уехал, я поняла что испытываю не только облегчение, но ещё и острую боль, от понимания, что никогда его больше не увижу. Если бы я знала тогда, как сильно ошибаюсь.

Глава 4

Неожиданный звонок в дверь заставляет меня вздрогнуть, нахмурившись посмотреть на часы, но, обнаружив, что стрелки показывают всего девять вечера, все же пойти открывать непрошеному визитёру. Когда смотрю в глазок, с губ моих помимо воли срывается удивлённый возглас: за дверью стоит Казанский собственной персоной.

Первое желание, которое у меня возникает этот момент - не открывать даже под дулом пистолета. Впрочем, оно быстро сменяется другим - увидеть его в своей квартире и понять, что нас связывает не только работа и проведённая вместе ночь, а нечто гораздо большее.

- Вот уж кого не ожидала сегодня увидеть, так это тебя, - вместо приветствия произношу я, распахивая дверь перед Алексеем.

- Можно войти? - уточняет он, но, не дождавшись моего разрешения, входит в прихожую, глядя неотрывно в мои глаза.

- Я уверена, даже если было бы нельзя, ты бы все равно вошёл, > вздыхаю я, закрывая за Казанским дверь.

Он осматривается в моей квартирке, пока я судорожно вспоминаю, не оставила ли я где-нибудь грязного белья и вынесла ли за собой посуду после завтрака.

- Вошёл бы, - говорит он, кивая.

- Это входит в список тех самых наших свиданий? - уточняю, пытаясь придать голосу деловых ноток. Но тут же теряю все здравые мысли, когда Алексей делает ко мне шаг и выдыхает в губы:

- А ты хочешь, чтобы входило?

Это звучит настолько двусмысленно - или в этот момент только кажется мне таковым - что у меня не хватает слов, чтобы ответить. И возможностей - тоже.

-Ты мне нужна, Вера, - шепчет едва слышно Казанский прежде, чем наброситься на мой рот по- звериному голодным поцелуем. Стон, который даже не пытаюсь сдержать, звучит как капитуляция.

И стонать мне хочется вовсе не от того, что делает Алексей, хотя это безумно возбуждает и приятно. Стонать хочется от того, что он сказал мне...

«Ты мне нужна, Вера».

Не знаю как и для чего - для постели на сегодня или в его жизни хоть на несколько мгновений - но это ощущение, что он испытывает во мне потребность, заводит сильнее того, что вытворяют его руки и губы.

Ладони Казанского ложатся на мои ягодицы, сминают до боли. Он делает шаг, понуждая меня отступать к стене, пока я не упираюсь в неё спиной.

- Подними руки наверх и держи их так, - хрипло приказывает он мне, и я подчиняюсь. - Не отпускай, пока я не позволю.

Это приказ. Нерушимый. И я готова сейчас исполнить его и ещё миллиард приказов, которые будет отдавать мне Казанский. Потому что нуждаюсь в нём точно так же, как и он во мне, даже если его потребность исчисляется минутами.

Он скользит по моему телу руками и губами. Опускается передо мной на колени, будто капитулируя окончательно, и несмотря на то, что буду следовать за ним в нашем общем безумии, я ощущаю превосходство. Это меня он хочет так, что готов сейчас на всё. Это я для него - центр вселенной - по крайней мере, в данное мгновение.

Горячий рот Алексея оставляет на подрагивающем животе влажные следы. Он целует меня неспешно, едва ли не невесомо, распаляя внутри осознание, что мне мало. И что будет мало всегда, сколько бы он ни дал мне в ответ.

Руки нетерпеливо-дразняще стаскивают кружевное бельё, шире распахивают полы халата, пока я не остаюсь перед Казанским обнажённой, беззащитной... откровенно открытой.

И я вижу, как выражение его лица меняется. Как на смену вынужденной терпеливости приходит прямо противоположное - жажда. Острая и звериная. Голодная потребность иметь меня, наплевав на всё. На то, чего желаю я, на то, к чему привыкла. На то - испытываю ли я в этот момент наслаждение, или же каждый мой миг пронизан сладкой болью. Казанский просто будет брать меня, а я - давать делать со мной всё, чего бы он ни пожелал.

Теперь я понимаю, почему он приказал мне не опускать рук - в такой позе я вся в его власти. И он знает, что я не стану протестовать, потому что хочу его не меньше, чем он меня.

Алексей закидывает мою ногу себе на плечо, жадно вдыхает аромат моего вожделения. Стоящий подле меня на коленях, он совсем не кажется мне побеждённым. Напротив - я чувствую, что именно я в этот момент подчинена его власти.

Некоторое время он смотрит на то, насколько я открыта перед ним, после чего подаётся и проводит языком по влажному лону. Снизу-вверх, невесомым касанием, от которого я едва не взрываюсь оргазмом.

Я даже не могу дать определения тем звукам, что срываются в этот момент с моих губ. Не стоны, но и не крики - что-то совершенно иное. Хотя, видит бог, если бы Казанский приказал мне кричать под его руками и губами, я сделала бы это без лишних протестов.

- Расслабься... ты напряжена, - выдыхает Алексей и следом за этим начинает ласкать меня ртом.

Сначала медленно, неспешно - обводит клитор, опускается языком к истекающему соками влагалищу. Но тут же возвращается обратно. Ударяет по напряжённому бугорку, снова опускается вниз. Мне стоит огромных усилий стиснуть зубы и стоять вот так, не в силах произнести ни звука.

Я закрываю глаза, потому что видеть всё то, что творит со мной Казанский, невозможно. Хочется взорваться - мгновенно, без права на возрождение. Но я терплю, потому что знаю - впереди меня ждёт такое острое наслаждение, что от него сорвёт все тормоза.

Он наконец поднимается на ноги и на губах его загорается такая порочная улыбка, что это сводит меня с ума окончательно.

- Хорошая девочка... Послушная, - выдыхает, и я опускаю руки, чтобы схватиться за его плечи, потому что секундой позже он расстёгивает ширинку на джинсах, высвобождает возбуждённый член и начинает меня трахать. Вбивается яростно и быстро, распиная меня на гладкой поверхности, впиваясь жёстким поцелуем мне в губы, выпивая мои стоны.

Это даже не секс, и уж тем более не занятия любовью. В эти мгновения я явственно понимаю значение выражение «брать женщину». И мне это нравится. Нравится чувствовать его грубые движения, кричать от сладкой боли, когда Алексей растягивает меня собой. Нравится яростно целоваться с ним, впускать в рот его язык, на котором остался мой вкус и лгать себе, что у Казанского так могло быть и будет только со мной.

На следующее утро просыпаюсь ни свет ни заря. Понимание, что возле меня лежит мужчина, настолько непривычное, что сон как рукой снимает. В полумраке комнаты некоторое время наблюдаю за тем, как спит Алексей - на спине, раскинув руки. Его грудная клетка мерно и спокойно вздымается в такт ровному дыханию. Всё моё тело приятно ломит после того, чем мы занимались с Казанским едва ли не до утра. Несмотря на то, что спала я от силы пару часов, продолжать и дальше валяться в постели мне не хочется. А вот отправиться на кухню и приготовить себе Алексею вкусный завтрак - очень даже. Я даже готова забыть на сегодняшнее утро о своей обычной диете, ибо если мы продолжим упражняться с Казанским в таком же темпе, я буду сжигать калории быстрее, чем успевать их поглощать.

И вновь не понимаю, что же всё-таки испытываю. С боссом всё слишком остро. И ощущений тоже слишком много - опасение, тревога, удовлетворение. Осознание, что мне хочется верить, будто у Алексея никогда не было ничего подобного. Ложь самой себе, что он ничего не испытывал похожего с другими женщинами. Морщусь, когда эти мысли приходят мне в голову, ибо они настолько наивные, то сбыться могут разве что во сне.

Казанский просыпается минут через десять после того, как я начинаю замешивать тесто для блинчиков.

- Если бы я знал, что ты такая прекрасная хозяйка, женился бы на тебе ещё год назад, - говорит он, подходя ко мне сзади и выдыхая эти слова мне в затылок.

- Какой же ты лжец, - парирую, поставив сковороду на плиту. - Год назад ты бы на мне не женился даже если бы тебе пригрозили смертной казнью. И не смей уверять меня в обратном, я просто не поверю.

- Зря ты так думаешь, - признается Алексей, устраиваясь за столом, и я чувствую на себе его пристальный взгляд. Он следит за каждым моим действием, и от этого мне становится не по себе, и хочется сказать ему, чтоб он перестал меня смущать. - Если ты думаешь, что причина того, что мы с тобой воевали тогда, крылась в твоей полноте, то ты совершенно неправа.

- Алексей, давай не будем, - мрачнею я, начинаю печь блины. - Это не повод для утренней беседы, согласись?

- Совершенно не повод - кивает Казанский, окидывая меня голодным взглядом. Как будто не блинов хочет на завтрак, а совершенно другое блюдо. - Я вот думаю, скорее бы выходные, отправимся с тобой куда-нибудь вдвоём, - безапелляционно говорит мне, даже не спросив на то моего согласия. И мне это нравится. По крайней мере, протестовать против такого развития событий мне совершенно не хочется.

- Вряд ли получится, - качаю я головой, ловко переворачивая блинчик. - На выходных скорее всего я буду занята разбором вещей в новой квартире.

- Ты переезжаешь?

- Да, папа настоял на том, чтобы я жила теперь поближе к работе. Осталось только перевезти вещи и сдать эту квартиру.

- Значит, будем перевозить твои вещи на выходных, - уверенно говорит Казанский, и вдруг добавляет совершенно неожиданное: - Заодно познакомлюсь с твоим отцом.

И это тоже звучит настолько чужеродно, что у меня нет сил даже на то чтобы удивится.

- А у тебя, как я погляжу, совершенно серьезные намерения, - пытаясь перевести все в шутку, говорю я Алексею, не понимая как реагировать на его желание познакомиться с моим папой. Возможно, для босса это совсем неважно, и он просто хочет побыть в компании со мной и моим отцом, ничего особенного в это не вкладывая. В самом-то деле, мы же не в восемнадцатом веке, чтобы просить у моего родителя разрешения на то, чтобы ухаживать за мной. Тем более сейчас, когда мы с Алексеем уже дважды переспали.

- А я погляжу, ты ещё этого не поняла, - совершенно будничным тоном, как будто говорит о том, что само собой разумеется, отвечает Алексей.

И мы замолкаем. Я быстро пеку блинчики, босс думает о чем-то своем, а я не пытаюсь вмешиваться в ход его мыслей. Тем более что мне есть о чем поразмыслить наедине с собой, и раз уж я решила пока не обсуждать с Казанским ничего из того, что одолевает меня со всех сторон, значит мне и разбираться с этим в одиночестве.

Завтракаем мы тоже в полном молчании. Алексей набрасывается на блины с такой жадностью, будто до этого не ел как минимум сутки. У меня же напрочь пропадает аппетит, потому что вдруг начинает казаться, что это утром - первое и единственное из тех, которые мы проведём вместе.

На работу мы едем порознь. Как ни старается Казанский уговорить меня подбросить до работы, я убеждаю его в том, что пока являться вместе нам точно не стоит. Тем более, мне нужно много времени на то, чтобы привести себя в порядок, а ему - отправиться домой, чтобы переодеться в деловой костюм.

Этим утром я собираюсь особенно тщательно. Хочется быть для Алексея особенной хотя бы на время, что отведено нам с ним на то, чтобы быть вместе. Думать, что у него есть кто-то ещё, о ком я не знаю, как не знала о его невесте, не хочется.

Однако жизнь Казанского и его проблемы настигают меня, едва я вхожу в офис за пять минут до начала рабочего дня. Из-за двери в кабинет босса раздаются такие крики, что я удивляюсь тому, как наш офис выдержал и не рухнул ко всем чертям. Визгливый женский голос перемежается громоподобным мужским, в котором я с лёгкостью узнаю Алексея. Нехорошее предчувствие холодит мою душу, когда я понимаю, что вероятнее всего, визжащая женщина - это та самая Кристина. Замираю на месте на несколько бесконечно долгих секунд, а шум крови в ушах не дает расслышать толком, что же они кричат друг другу. Да и не моё это дело, если уж так посудить. Тогда почему мне хочется сбежать, и пока не видеть ни Казанского, ни стен этого офиса?

Я все же нахожу в себе силы чтобы занять место за рабочим столом, включить компьютер и погрузиться в работу. Но настойчивые крики, пробивающиеся даже сквозь толщу ватной тишины, которой заложило голову, не дают мне сосредоточиться ни на чём.

Глава 5

Наконец дверь в кабинет босса распахивается, и он пулей вылетает в приёмную, даже не удостоив меня взглядом. А следом за ним выходит размалёванная блондинка, которой бы стриптиз в клубе танцевать, а не появляться в приличных местах. По крайней мере, именно такие мысли приходят мне в голову, когда я осматриваю её с ног до головы.

- Что? - спрашивает она у меня голосом торговки с рынка. - Интересно?

- Довольно интересно, - согласно киваю я, сдерживая улыбку. - Чем вы так разгневали босса, что он сбежал, лишь бы только не сесть по сто пятой?

- А тебе какое дело?

Она подходит ко мне, останавливается возле стола, опирается на него руками. Меня окутывает довольно приятный, хоть и немного приторный аромат дорогих духов.

- А! Дай угадаю. Это тебя сейчас видимо Лёша трахает на работе. А дома кого-нибудь ещё. А в командировках ещё кого-то. Только ты зря паришься, девочка. Если хочешь получить от этого урода хоть что-то, вставай в очередь.

- Сплю я с Казанским или нет - это дело совершенно не вашего ума, если конечно он у вас есть. Однако начинаю понимать Алексея. Я бы тоже, пожалуй, начинала кричать благим матом, если бы ко мне на работу пришел кто-то вроде вас.

Не знаю, что на меня находит, но при виде того, как лицо Кристины искажается, я получаю настоящее удовлетворение. А она смотрит на меня, словно бы решая, опуститься ли всё же до уровня той самой базарной торговки, или же попытаться сойти за умную.

Я никогда не пересекалась в своей жизни с подобными женщинами. Конечно, знала, что они существуют в природе, но вот так лицезреть подобную особу перед собой и понимать, что волей-неволей косвенно имею с ней общие точки соприкосновения - удовольствие из малоприятных.

- Знаешь что? Как я и сказала - ты зря паришься. И дело не в бабле, которое Лёша готов зажать, только бы не тратиться на то, на что ему потратиться совсем не помешало бы. Дело в том, что ты - лишь одна из тех, кто у него есть. Скорее всего, он уезжает домой и трахает там ещё кого-то. Даже одновременно - и такое бывало. В общем, жаль мне тебя... Так бросаться на защиту этого урода...

Клянусь, было бы в разы лучше, если бы Кристина затеяла драку. Не потому, что я ей верю, нет. Хотя и знать наверняка ложь ли это, не могу. Но уже понимаю, что сказанное ею будет меня грызть изнутри. Порождать сомнения в том, что я достаточно интересую Казанского, чтобы он не хотел больше никого и никогда. И я буду изводиться, задавая себе миллиард вопросов, главным из которых станет: «Какого чёрта мне тогда всё это нужно?».

-Ты ещё здесь? - раздаётся устало-раздражённый голос Алексея от двери в приёмную, и мы с Кристиной как по команде поворачиваем головы в его сторону. - Добавить мне нечего. Пошла вон.

Я вижу, как она сомневается в том, что делать. Переводит надменный взгляд на меня, на губах её появляется улыбка, полная презрения, и я отвечаю ей точно такой же. И физически ощущаю раздражение и злость Казанского.

Кристина всё же выходит. Проплывает по приёмной будто королева, и едва за ней закрывается дверь, Алексей тихо цедит сквозь зубы:

- Сука...

Я тяжело вздыхаю. Спорить мне не хочется - потому что согласна с боссом на все сто. Только вот факт того, что Кристине удалось меня зацепить и вывести из себя, мне совершенно не по нраву.

- Чего она тебе наговорила? - спрашивает Казанский, подходя к моему столу. Выглядит встревоженным, и его беспокойство мне приятно.

- Да ничего такого. Пыталась открыть на тебя глаза.

Мне совсем не хочется усугублять и без того острую ситуацию, хотя, наверное, было бы лучше обсудить всё с Казанским, поделиться с ним своими опасениями, вот только я знаю, чем это закончится. Он, вероятнее всего, взорвётся, обвинит меня в том, что я поверила Кристине, которую видела впервые в жизни. И присовокупит что-нибудь ещё.

Но даже если промолчит - я не буду знать, что он там себе надумает. Так что пока пусть всё остаётся так, как есть.

- А от тебя чего хотела?

А я ей передал неполную сумму. И сообщил, что это был последний раз. Знал ведь, что припрётся, и всё равно она умудрилась меня довести до белого каления.

- А если тебе с ней поговорить, чисто по-человечески? Не может же она трясти с тебя деньги вечность.

- Она бы поняла по-человечески, если бы была человеком, - цедит Казанский с такой злостью в голосе, как будто я предложила что-то из ряда вон выходящее. А я молчу, не зная, стоит ли добавлять ещё хоть что-то.

- Ладно, - выдыхает Алексей, взъерошивая волосы пятернёй. - Никакого настроя на работу, а у меня ведь сегодня очень важная встреча.

- Успокойся, я приготовлю тебе кофе. Мы потом обязательно что-нибудь придумаем.

Я снова погружаюсь в изучение бумаг, на которые смотрю невидящим взглядом. Всему виной моя растерянность. Я напрочь не понимаю, что делать и говорить, чтобы Казанский не злился ещё и на меня.

Он уходит в свой кабинет, ни слова не говоря, просто пересекает приемную и скрывается за дверью. И я чувствую, что мне пока легче вот так, когда не вижу его рядом.

Казанскому, видимо, тоже легче не видеть никого, по крайней мере, в ближайшее время. И в этот момент нам обоим лучше плыть по течению.

Выходные наступают совершенно неожиданно. Проснувшись утром в субботу, я не сразу понимаю, что на работу сегодня ехать не нужно. Равно как и не нужно было подниматься ни свет ни заря. Вполне можно поваляться в постели подольше, но я всё же встаю, чтобы отвлечься на грядущий переезд. И даже рада тому, что у меня есть возможность переключиться на занятия хоть и довольно скучные, но способные дать мне возможность сделать глоток свежего воздуха.

Ближе к полудню приезжает отец, а я понимаю, что последний час только и делала, что думала о Казанском. Ведь он же собирался мне помочь с переездом, но мы так и не обговорили ничего конкретно

- просто было некогда. Так что вполне может статься, что он напрочь забыл о своём обещании, поглощённый переживаниями, которые занимают все его мысли.

- Веся... Весь, - зовёт меня папа по имени, которое дал мне когда я была ещё маленькая, и которое так и перекочевало во взрослую жизнь. Сначала я была Верусей, потом стала Весей.

- М? Прости, пап, я отвлеклась на рецепты, - демонстрирую я отцу книгу, в которую так ни разу и не заглянула с того момента, как взяла в руки десятью минутами раньше.

- Да? И что там пишут? - усмехается отец, и я понимаю, что он не верит ни единому моему слову относительно чтения.

- Прости, пап... Я задумалась, - признаюсь ему, и тут же вздрагиваю, когда от незапертой входной двери доносится:

- Надеюсь, обо мне?

Я физически чувствую напряжение, которое повисает в воздухе. Нет, отец никогда не был против моих ухажёров, но они никогда и не заявляли о себе настолько нагло с порога, как это только что сделал Казанский. Который, кстати, с самой, что ни на есть, нахальной улыбочкой смотрит на меня. После чего принимает совершенно серьёзный вид, заходит в квартиру и протягивает руку моему отцу.

-Алексей, - представляется он.

- Василий, - с таким же выражением на лице отвечает папа. И добавляет веско: - Отец Веры.

- Парень Веры, - тут же расставляет остальные точки над «ё» Казанский. Хорошо хоть женихом не назвался, и то хлеб.

- Ну что же мы стоим? - выдавливаю я, чувствуя неловкость. - Пойдёмте выпьем кофе.

То, что мои мужчины окончательно нашли общий язык, стало ясно, когда мы перевезли мои вещи в новую квартиру, и отец, потирая руки, предложил заказать на дом пиццу или пасту, а заодно немного выпить за знакомство. Я от пиццы и пасты отказалась, равно как и от алкоголя, а вот Алексей с удовольствием согласился.

Наскоро нарезав салат и пожарив себе стейки из говядины, я накрыла импровизированный стол прямо на полу в кухне. Новая мебель, купленная по случаю переезда в новое же жильё, стояла в коробках по углам квартиры, и собирать её предстояло в самом обозримом будущем.

Я позвала Алексея и отца, которые о чём-то переговаривались на балконе, достала бутылку вина и, протянув её Казанскому, села по-турецки на расстеленное на полу покрывало.

- А у тебя здесь уютно, - похвалил он квартиру, устраиваясь рядом. - Мы тут с Васей решили, что если балкон хорошенько утеплить, там можно даже кальянную сделать.

Ну надо же! Они с Васей решили. Я поджала губы, чтобы не улыбаться или даже не смеяться. Мужчины выглядели серьёзными, так что моя минутка веселья была бы совсем не кстати. Но не уточнить не могла:

- Кальянную? Интересно, для кого?

- Ну, ты же будешь нас приглашать в гости хоть иногда? - не сумев скрыть тревоги в голосе, поинтересовался Казанский. Будто бы я его уже вот-вот собиралась отправить с вещами на выход.

- Хоть иногда буду, - старательно сохраняя покер-фейс, кивнула я.

- Веся, ты чего такая вредная?

Нет, это решительно невозможно. Услышать такое от отца в свою сторону я никак не ожидаю. Это вызывает у меня приступ хохота, который я даже не собираюсь сдерживать. Просто запрокидываю голову и начинаю искренне смеяться, пока Алексей и папа с недоумением смотрят на меня. Один застыл со штопором, который так и не докрутил в горлышко бутылки, второй - с куском пиццы наперевес.

- Вы бы видели свои... лица, - с трудом отсмеявшись, я вытираю слёзы, выступившие на глазах, и, кашлянув киваю сама себе. - Пускать вас буду, вредничать больше не буду.

Навряд ли они понимают, что послужило причиной тому, что я так и сижу, посмеиваясь, потому просто предлагаю:

- Давайте выпьем за новоселье и за то, что у нас такая приятная компания.

- Давайте, - с сомнением, которое исчезает мгновением позже, поднимает тост Казанский.

Пожалуй, я впервые вижу его таким. Каким-то спокойным, даже умиротворённым. Как будто он наконец оказался в том месте, к которому стремился всю свою жизнь. Впрочем, скорее всего, я самообманываюсь, потому что мне очень хочется, чтобы это было правдой.

Они снова начинают обсуждать что-то вполголоса, в основном эти разговоры связаны с квартирой, которую отец и Алексей собираются продолжить обустраивать, даже не спросив моего на то мнения. Но им и не нужно его спрашивать. Я сама сейчас совершенно спокойна, мне не хочется думать о чем бы то ни было, равно как и решать какие-то проблемы. Отец уезжает через пару часов, они с Алексеем успевают посмотреть в моем ноутбуке названия то ли цемента, то ли чего-то ещё - я даже не желаю вдаваться в подробности происходящего. Лишь только предупреждаю строгим, как мне самой кажется, голосом, что не потерплю, если они превратят моё новое жилище в помещение, в котором по углам будут складироваться всякие мешки с песчаной смесью, и в которой ремонт растянется на годы.

Отойдя к окну, я смотрю на вечерний город. Обычно он успокаивает меня, но сейчас, когда я чувствую кожей присутствие Казанского, ничто, кажется, не способно избавить меня от того предвкушения, которое разливается по венам. Он подходит сзади, невесомо проводит ладонями по моим рукам, и я вздрагиваю, будто по телу только что прошел разряд в двести двадцать.

- У тебя офигенный папа, - признается Казанский, шепча мне эти слова на ухо. И я с огромным трудом понимаю, что именно он говорит.

- Поверь мне, ему ты понравился тоже. Он довольно легко сходится с людьми, а вот мои мужчины его никогда не радовали.

- Ты водила при папе домой мужиков? - удивлённо-насмешливо спрашивает Казанский, и его рот горячим дыханием опаляет кожу на шее.

- Даже если водила, сейчас самое последнее, о чем я могу думать, - это чужие мужики.

- Вот это правильно, я бы не потерпел, чтобы в моем присутствии ты думала о других.

По моим губам скользит лёгкая улыбка. Наверное Алексей так и не понял, что когда он рядом, я в принципе не могу ни о чём думать. А уж тем более в моих мыслях нет места другим мужчинам. Впрочем, спешить разубеждать его я не спешу, мне даже приятно знать, что он готов ревновать меня к кому-то мифическому.

Эту ночь мы проводим вместе, и Казанский не устает удивлять меня. Он настолько нежен и предупредителен со мной, что мне кажется, я ещё буду очень долго поражаться тому, сколько всего сокрыто в этом мужчине. Когда он рядом, мне совсем не хочется думать о том, что нас с ним впереди ждёт множество проблем. И что я сейчас совершенно не могу представить, как именно мы будем их решать. Но я же так хотела позволить себе хоть немного почувствовать себя нужной ему, и разменивать эту возможность на тревоги категорически не собираюсь. По крайней мере, пока.

Глава 6

Казанский становится другим уже на следующий день, когда мы с ним приезжаем на работу. На этот раз вместе, потому что ни я, ни он не хотим скрывать того, что кажется настолько очевидным, когда мы вместе, что никаких сомнений ни у нас, ни у сотрудников офиса это не вызывает.

Напряжение сковывает Алексея сразу же, едва мы с ним заходим в офис. Он будто бы чувствует какую- то опасность, впрочем, мне и гадать не нужно, какую именно. И хочется заверить его, что все будет хорошо, но даже я не верю в эту возможность. Наверняка, я просто слишком утрирую, но мне почему-то кажется, что вся эта история с Кристиной так просто не закончится. И в ней пострадает не только Алексей, но и я.

К обеду я успеваю довести себя этими мыслями до какого-то странного состояния, и мне снова хочется побыть наедине с собой. Сообщив боссу, что я ухожу обедать одна, и получив кивок с его стороны, иду в кафе, где почти не притрагиваюсь к еде. Меня начинают одолевать идиотские желания. Например, найти адрес Кристины и съездить к ней. Правда, о чём с ней говорить и что ей предлагать, я не знаю. Да и предложить мне особо нечего.

Перебрав несколько вариантов, чем же может закончиться наша встреча, я все же решаю пока оставить все так как есть. Возможно, эти её адвокатские игры и угрозы - всего лишь театральная постановка, за которой нет ничего. Казанский идёт на определённый риск, посылая Кристину ко всем чертям с её условиями, но этот риск может сыграть в итоге на его стороне.

Вернувшись в офис, я сталкиваюсь с ещё одной проблемой, как будто мало их на мою голову за последнее время. В приемной меня ожидает Тупикин, который сначала смотрит настороженно, будто внезапно передумал говорить, за чем пришёл, а потом выдает то, от чего у меня мгновенно холодеют руки.

- Сегодня босс вызвал меня к себе, спрашивал о тебе снова. Я не стал говорить расплывчато как в прошлый раз. Солгал ему, что мы действительно жених и невеста.

Мне хочется закатить глаза. Как - как? - я могла забыть о Тупикине и о том, что придумала сама?

Но, слишком поглощенная отношениями с Алексеем, я напрочь забыла о Паше и о нашей с ним дурацкой игре. Вернее, моей игре, которую Тупикин поддержал лишь отчасти.

- Паша... у меня из головы вылетело сообщить тебе, что больше врать Казанскому не нужно, - признаюсь я, изо всех сил стараясь держать себя в руках. - Он у себя?

- Нет, уехал куда-то, но мне не сообщил, куда именно.

Отлично! Теперь мне ещё предстоит изводиться до того момента, пока я вновь не увижу Алексея и не поговорю с ним о своём так называемом женихе.

- Ладно, я поняла. Спасибо, что сообщил. Я поговорю с боссом сама, объясню ему всё. Если переживаешь, что это как-то на тебе отразится, не стоит. Всю вину за содеянное возьму на себя. Тем более, то уж в чем-в чем, а в этом я ему точно не солгу.

Тупикин несколько минут молчит, наблюдая за тем, как я занимаю свое место за рабочим столом, давая ему понять, что наш разговор закончен. И меня нервирует ещё и это. Когда он уходит, я начинаю тихо смеяться сама над собой. Никогда не думала, что погружусь в настолько абсурдную ситуацию. Однако, кажется теперь начинаю смиряться с мыслью о том, что моя жизнь становится абсолютно ненормальной, когда в ней появляется Алексей.

Решение ехать к Казанскому приходит ко мне, когда он не появляется в офисе ближе к концу рабочего дня. Не то чтобы я переживаю за него или подозреваю в чем-то нехорошем, но и сама успеваю довести себя до состояния, находиться в котором дальше и притворяться спокойной просто невозможно.

Он снимает квартиру в центре города, в противоположной стороне от моего дома. Добравшись по адресу, выясненному на работе, я поднимаюсь на пятый этаж, долго звоню в безмолвную дверь. Пока не прихожу к выводу, что Казанского дома нет. Это тоже наводит меня на определённые мысли, которые решительно мне не нравятся. В памяти всплывают слова Кристина, которые она сказала мне в нашу последнюю встречу. «Да у него таких как ты миллион.» Верить в это вот так, когда их озвучила женщина, у которой свои счёты к Алексею, не хочется. Но червячок сомнения уже начинает грызть меня изнутри. Побродив возле дома Казанского несколько минут, я снова вызываю такси, и отправляюсь домой, рассчитывая провести этот вечер в компании чашки кофе и дневника.

Сейчас понимаю, что вести дневник о похудении, равно как и худеть со ста с лишним килограммов, гораздо проще, чем делиться своими мыслями о чувствах, которых я ещё не разу не испытывала в своей жизни.

Я даже не знаю, чего в моих отношениях с Алексеем больше - тревоги, что все закончится провалом, или какого-то удивительного счастья, в котором я пребываю в последнее время. Но что бы там ни было, мне не хочется думать, что наши отношения могут закончиться в ближайшее время. Наверное, я просто этого не перенесу.

Что мне делать с Кристиной, и делать ли в принципе, я понять пока не могу. Знаю лишь, что предчувствие чего-то неизбежного настолько огромное, что я никак не могу от него избавиться. Как ни стараюсь настраиваться на позитивный лад, все равно мысли о том, что грядёт что-то нехорошее, заполняют мою голову. И все равно, если бы кто-то спросил у меня, хочу ли я прервать эти отношения и перестать изводить себя нехорошими предчувствиями, я бы ответила однозначно - нет».

Звонок с приглашением организовать в одном из кафе Питера встречу тех, кто хочет послушать мои истории о похудении, вызывает кратковременный ступор. Никогда не думала, что дневниковые записи, выложенные на одном из женских форумов, могут вызвать интерес не только у тех, кто читал их по ту сторону экрана. Мелькнувшая в голове мысль, что это может быть чья-то шутка, тонет в восторге от упоминания имени доктора, который тоже будет присутствовать на этой встрече.

Правда, тут же возникает вопрос, зачем я нужна на ней, если сам светило будет проводить коучинг, но кто я такая, чтобы сомневаться в своей необходимости прибыть в кафе?

Казанского я собираюсь уведомить о том, что отлучусь чуть раньше, прямо перед отправлением на встречу. На вечернее время не запланировано никаких особых дел, потому уверена, что он отпустит меня без лишних вопросов. С самого утра мы не перекинулись и парой слов. И мне это категорически не нравится. Я знаю, что нам нужно обсудить Тупикина и то, что он сказал боссу, но и сама инициировать эту беседу не желаю. Потому что теперь уверена - Алексей с самого начала был уверен в том, что это выдумка, и поводов увериться у него в этом было предостаточно. С одной стороны, он видел, как я к нему отношусь, с другой - у него были слова Паши. Вот пусть и думает, что для него важнее.

-Алексей Николаевич, можно? - постучав, я открываю дверь в кабинет Казанского и понимаю, что едва не поймала его на месте преступления. Он судорожно закрывает какие-то страницы интернета, хотя, последнее, что я стала бы делать - интересоваться, чем он занят.

-Да?

- Я хотела бы попросить вас отпустить меня сегодня чуть раньше. У меня дела.

- Хорошо. Можешь идти.

Его голос чужой, как будто и не Казанский это, а какой-то совершенно посторонний мужчина. И предчувствие, что всё у нас вот так и закончится, сдавливает моё сердце ледяной ладонью.

Я всё же после короткого раздумья решаюсь. Закрываю за собой дверь и вхожу в кабинет. Алексей вскидывает на меня взгляд, и столько в нём всего, что хочется подбежать к боссу и прижаться крепко­крепко. Какая-то безнадёжность и затравленность, усталость и страх, и что-то ещё, чему я даже названия найти не могу.

- Лёш... Я по поводу Тупикина.

-А что с ним?

- Он сказал, что солгал тебе. Он сделал это по моей просьбе.

- Я это так и понял. Но смысла говорить об этом не вижу.

- Почему?

- Что «почему», Вера?

- Почему нет смысла?

- Потому что всё это полная херня.

-А что не херня?

- Мы с тобой. То, что мы вообще вместе.

- Да, мы вместе, - эхом откликаюсь, подходя ближе. И едва оказываюсь возле Казанского, он привлекает меня к себе. Утыкается лбом в мой живот, крепко обнимает руками. Я глажу его по волосам, гадая, что же такого случилось, что он настолько погрузился в свои переживания? Почему стал таким? Глупое предположение, что это из-за Тупикина, уже растаяло, и теперь на смену его пришло непонимание.

-Ты ничего не хочешь мне рассказать? - уточняю едва слышно, так и продолжая зарываться пальцами в волосы Алексея.

- О чём? - глухо уточняет он.

- О том, что тебя тревожит.

Возникает пауза, я понимаю, что едва дышу, ожидая ответа. Равно как и понимаю, что Казанский думает, рассказать мне, что его угнетает, или нет. И делает выбор в пользу молчания.

- Меня ничего не тревожит, Вер. Устал просто. А у тебя что? Встреча какая-то?

Первый порыв солгать боссу, что это просто дела, приходится усиленно от себя гнать. Мне совсем не хочется посвящать Казанского в то, к чему он может отнестись с пренебрежением.

-Да.

Я тоже выдерживаю паузу, а после, словно бросаясь в омут с головой, говорю:

- Меня пригласили на небольшую встречу в кафе, куда приедет доктор, который разработал диету. Её я придерживаюсь на протяжении последнего года.

Казанский вдруг делает то, чего я совершенно от него не ожидаю. Поднимает голову и смотрит на меня долгим изучающим взглядом. После чего уточняет:

- И в качестве кого ты там будешь присутствовать?

- В качестве автора дневников, которые я вела весь этот год на сайте.

- М-м-м.

Не могу понять, что кроется за его реакцией. Но точно чувствую - она какая-то странная. Будто бы Алексей борется сам с собой, чтобы не сказать мне о чём-то, о чём пока я не знаю.

- Я могу поехать с тобой? - спрашивает он совершенно серьёзно, заставляя меня округлить глаза.

Не думала, что в сферу интересов босса могут входить какие-то там бабские проблемы, обсуждение дневниковых записей или встреча с врачами-диетологами.

- Можешь, конечно. Только у меня есть просьба.

- Слушаю.

- Обещай надо мной не смеяться.

- Почему я должен это делать?

- Потому что речь пойдёт о многом. О моих ста пятнадцати килограммах, о растяжках, о смешных ситуациях... Я хочу сегодня просто рассказать обо всём, как оно было, понимаешь?

- Понимаю. И последнее, что стал бы делать - потешаться над тобой. А этот доктор... он хороший специалист?

- Для меня лучший. А что?

- Нет. Ничего. Если больше нет никаких дел в офисе, мы можем ехать?

- Да. Только мне надо сначала переодеться.

- Хорошо. Тогда сначала к тебе, потом на встречу.

Он поднимается из кресла, понуждая меня отстраниться. Но до сих пор не исчезает ощущение, что Казанский находится в каком-то странном состоянии. Я не могу понять, что именно меня напрягает, просто чувствую это на физическом уровне. Но расспрашивать не хочу. Если он захочет - расскажет сам.

Но он, как я предчувствую, не расскажет.

Глава 7

В кафе народу не очень много, хотя мне кажется, здесь собралась половина города. У страха глаза велики - и сейчас я на собственной шкуре понимаю всю суть этой поговорки. Снова начинаю чувствовать себя неуютно. От одной мысли о том, что мне придётся быть откровенной при Казанском, становится нехорошо. За время пути сюда, пока Алексей сосредоточенно вёл машину, мы не проронили ни слова. Я была погружена в свои мысли, босс - в свои. Никто никого не дёргал по пустякам... По пустякам ли? Сейчас мне так совершенно не казалось.

Но вскоре все переживания замещаются атмосферой, в которую я попадаю. Вижу, что Казанский, водрузив на один из столиков прихваченную мною коробку с дневниками, занимает место в дальнем конце кафе, устраиваясь так, будто хочет или спрятаться, или не мешать.

Я откашливаюсь, начиная перебирать свои записи, пока все, пришедшие на встречу, рассаживаются поближе. Никогда не стремилась к излишнему вниманию. Напротив, боялась его. Но кажется, сейчас у меня период жизни, когда все прошлые страхи обнажаются, и мне нужно с ними бороться.

- Самое главное, что я поняла, когда только искала свой путь к похудению - нужна мотивация. Она должна быть обязательно, иначе всё, к чему вы стремитесь, не будет иметь чёткой цели.

- Что стало мотивацией для вас?

-Ммм.

Я бросила быстрый взгляд на Казанского, что так и сидел застывшей статуей на прежнем месте.

Сказать, что это был он? Совру и окружающим, и сама себе.

- Неудовлетворённость. Да, неудовлетворённость. Собой. Я вдруг поняла, что мне некомфортно быть в собственной шкуре. Что моё внутреннее состояние не соответствует тому, что видит мир. Тогда я решила во что бы то ни стало похудеть.

- У этого был какой-то катализатор?

- Был.

Я снова сделала паузу. Сказать: «Но это моё личное, извините»? Или же признаться в том, что вон он - катализатор собственной персоной, сидит и слушает меня со всем возможным вниманием?

- Я впервые в жизни сильно влюбилась. Очень сильно, - всё же решилась на откровение. - Но, - подняв руку, я улыбнулась чуть натянуто: - Позвольте это останется только моей тайной.

- Вы ведь не сразу нашли ту диету, которая вам подошла?

- О! Очень не сразу. Поначалу сто раз обожглась на совершенно ужасных способах. Но в итоге всё получилось.

Я взяла свой первый дневник, часть записей из которого уже была выложена в виде постов на форуме. Как давно это было! Кажется, в прошлой жизни. И начала читать.

- «Наконец-то! Ура! Счастью нет предела и хочется плакать. Впервые вижу в описании диеты отсутствие запрета на еду... Боже, теперь не будет голодных слёз по ночам, урчащего желудка и ненависти ко всему миру. Единственное, чего у меня просят - соблюдать все рекомендации. Да я готова расцеловать весь мир, а не только рекомендации соблюдать. Можно есть то, без чего я не мыслю жизни. Мясо. Мясо! Много мяса. Почитала отзывы о ней - нашла и негативные. Диета вредна. А таскать на себе полцентнера лишнего веса - можно подумать, полезно!»

Я остановилась, улыбаясь своим эмоциям, которые отражала в тот период на бумаге. Помнила, как уже отчаялась и подумывала устроить себе вечер, который бы наверняка окончился очередным набором веса. Хотела накупить всего самого вредного и есть без остановки, запивая газировкой. И именно тогда наткнулась на диету.

- «А ещё меня очень поддерживают точно такие же худеющие. Итак. Что мы имеем? Питаемся здоровыми продуктами - белок, белок и ещё раз белок в виде рыбы, мяса, яиц и обезжиренных молочных продуктов. Отруби, никакого сахара, много воды и овощи. Овощи меня тоже радуют несказанно. Кажется, в группе говорили, что есть магазин, где можно купить всё по диете - от макарон до пирожных. Я в раю?».

Остановившись, закрыла дневник. Да, меня тогда и вправду переполняли эмоции, и похоже, не только меня.

- Вы описали мои чувства. Неверие, эйфория. А когда я наткнулась на тот самый магазин, у меня просто был экстаз. Но есть и минусы. Растяжки. Как вы справляетесь с ними?

Я покосилась на Алексея, но его лицо вообще ничего не выражало. Бесстрастный наблюдатель, ничего кроме. Странное чувство заполонило меня всю. Ему всё равно? Даже если так, почему мне так неприятно?

- О, этому посвящена отдельная глава моей жизни. Никогда не думала, что столкнусь с подобным. Растяжки... Наверное, у меня всё не как у нормальных людей, потому что появились они не во время набора веса, а когда он стал стремительно уходить. Но здесь меня выручили народные средства, массажи и аппаратные процедуры. Не буду сильно углубляться в это, скажу лишь, что всё поправимо.

Да, я не идеальна и сейчас, но чувствую себя гораздо комфортнее чем год назад.

- А что изменилось в вашей жизни, кроме того, что пришла уверенность?

- Я стала счастливой...

Вот так просто я призналась в том, что и сама осознала только что. Я действительно стала счастливой. Рядом с этим невыносимым мужчиной, который застыл в нескольких метрах. Не зная, что нас ждёт дальше, порой не понимая его реакций или поведения. Но счастливой.

А всё потому, что знала - Казанский меня дополняет, но и без него для себя я всегда буду цельной и уверенной в своих силах.

Дальше встреча переходит на обсуждение нововведений, которые представляет сам доктор, а после беседа вообще становится больше похожей на дружескую, когда в приятной компании собрались те, кто друг друга не видел до этого дня, но кто быстро нашёл себя в крохотном обществе. Когда все начинают расходиться, Алексей поднимается с места и подходит к доктору. Просит меня извинить их, и я отхожу, делая вид что не озадачена вопросом, что могло понадобиться Казанскому и о чём не должна знать я.

Их разговор длится довольно долго - официанты несколько раз напоминают нам, что кафе закрывается на ночь, что совсем не мешает Алексею продолжать узнавать что-то, о чём, видимо, мне знать не положено.

- Ну, всё, - выдыхает он, став мрачнее тучи. Уж не знаю, о чём они говорили, но судя по всему,

Казанскому исход не понравился. Это его «ну всё» звучит словно звон погребального колокола.

- Можем ехать?

-Да.

- Докинешь меня до дома?

-Да, конечно.

- Окей.

Мы выходим из кафе, Алексей покорно несёт мои коробки с дневниками. А меня снова начинают мучать тысячи вопросов. Почему он просто не может поделиться со мной тем, что его гложет? Это что, какая-то такая тайна, что я не имею никакого права о ней знать? Даже если так, ну сказал бы, чтобы не лезла куда не просят и не загонялась по пустякам.

В машине ощутимо стыло, что заставляет меня поёжиться от какого-то противного чувства. Будто со всех сторон обволакивает невидимым сырым туманом, в котором ничего не могу разобрать. И которые заползает в лёгкие и не даёт толком дышать.

- Как тебе встреча? - задаю нейтральный вопрос. Снова молчание, повисшее между нами, угнетает, и я не знаю, что с ним делать.

- Отличная. Я узнал о тебе много нового.

- Ничего не повергло в шок?

-А что могло повергнуть?Ты прекрасный оратор.

- Не льсти мне. Я так не волновалась со времён утренника в детском саду, когда должна была читать стихи перед кучей родителей.

- Я не льщу.

Алексей выглядит настолько серьёзным, что мне хочется ущипнуть его. Попросить перестать изображать из себя буку, потому что это невыносимо.

- Что-то случилось?

- У кого?

- У тебя. Я же вижу, что ты другой.

Снова поднимаю ту тему, от которой на скулах Казанского начинают играть желваки. Да что же происходит?

- Я нормальный, Вер. Просто устал, говорил вроде.

- Говорил.

Делаю паузу, глядя в окно, но не замечая ничего. И всё же решаюсь на то, чтобы поинтересоваться:

- Не расскажешь, о чём вы беседовали?

- С твоим супер-врачом?

В голосе Алексея звучат пренебрежительные нотки. И это меня коробит. Как будто всё, чем я занимаюсь, недостаточно хорошо для него.

- Он действительно такой.

- Сомневаюсь.

-Ая нет.

Он хочет сказать что-то ещё, но сдерживается, вижу, как белеют костяшки пальцев, которыми с силой сжимает руль. Но лучше бы высказался, это бы расставило точки над «ё».

- Я считаю, что имею право знать если не обо всём, то о том, что меня касается, - наконец тихо, но с предупреждением в голосе говорю я, решив идти ва-банк.

- Это тебя не касается.

- Вот как? Тогда почему ты ведёшь себя так, что я начинаю подозревать прямо противоположное?

- Да как я себя веду, чёрт побери?

Казанский срывается. Резко жмёт на тормоз, едва не вылетев на перекрёсток на красный свет, и заставляет меня испуганно выдохнуть и инстинктивно упереться в торпеду рукой. Что же я такого сказала?

Словно считывая все мои чувства, хватает меня за запястье, когда уже собираюсь молча выйти из машины прямо посреди дороги, и шепчет:

- Прости.

- У тебя всё время один ответ на всё. «Прости», - не выдерживаю я. - Только мне от него ни разу не легче.

- И всё же... Извини. Я не должен на тебя выливать всё это.

- Да что «это», чёрт побери?

Теперь уже желаю сорваться я. Не намерена себя вести тише воды, ниже травы, если на меня так открыто сливают негатив. Я перед ним всю душу выложила, включая информацию о растяжках на заднице и осточертевшем сельдерее, а он...

- Раздражение своё.

- Ему есть причина? Или ты по поводу Кристины?

- Нет. - Он морщится при упоминании имени бывшей невесты. - Кристина здесь ни при чём.

-Тогда что случилось, скажи мне уже, наконец.

Нам начинают сигналить - включился зелёный, а мы так и стоим без движения у светофора. Алексей цветасто ругается сквозь крепко стиснутые зубы, включает аварийку и игнорирует тех, кто начинает объезжать нас и пытается заглядывать в салон.

- Это не то, к чему можно быть готовым вот так, сходу.

- У тебя есть ребёнок? Двое?

Не знаю, что заставляет меня задать именно этот вопрос, но он разряжает атмосферу. Казанский улыбается, качает головой и делает глубокий вдох.

- Нет. Нету. Потомством я пока не обзавёлся.

- М-м-м. Ты миллиардер? Президент какой-нибудь небольшой страны?

-Тоже нет. И если хочешь узнать всё, не гадай. Всё равно попытки провальны.

- Хочу узнать. Но это не потому, что я страдаю пустым любопытством. Просто хочу разделить с тобой все тревоги.

- Это не то, что можно разделить.

Он всё же отключает аварийку, снимается с места, и мы снова вливаемся в поток едущих машин. Сразу же словно бы становится более спокойным и... усталым.

- Всё равно я хочу.

- Окей.

- Окей?

- Да. Завтра я тебя отвезу кое-куда, где ты кое-с-кем познакомишься.

- Уже страшно.

Он переводит на меня взгляд - быстро, но этого мгновения хватает на то, чтобы я прочла по нему эмоции Казанского, которые пугают. И выдаёт то, от чего по моему позвоночнику пробегает ледяная дрожь:

- Если бы ты знала, насколько.

Глава 8

Дождаться завтрашнего дня сложно, но я терпеливая. Хоть поведение Алексея и заставляет меня бездумно ходить из угла в угол и задаваться миллиардом вопросов, я убеждаю себя, что нужно всего лишь подождать и перетерпеть. Время, как назло, течёт так медленно, хоть на стенку бросайся. Я прокручиваю в голове всё, что знаю о Казанском, но даже предположить не могу, чего же такого он может бояться настолько, что из его уст звучит слово «страшно».

Ночью почти не смыкаю глаз - в голове, как на репите, мысли об Алексее, одна краше другой. Всё изменилось, стоило только ему снова появиться в моей жизни, но я понимала сейчас, что не хочу никого другого рядом. Только Казанского, со всем его «прекрасным» багажом, который он привносил в мою жизнь. Только этого невыносимого мужчину, который порой сводил с ума.

Утром сижу и пью кофе глядя на просыпающийся город. В том, что вижу за окном, черпаю силы. Кажется, если долго смотреть на то, как прохожие спешат куда-то, увлечённые делами, которые им предстоят, собственные проблемы видятся не такими уж и глобальными.

Отправляю смс Казанскому и получаю в ответ мгновенное:

*Ты точно готова ко всему?».

Боже, ну почему не сказать обо всём прямо? Почему не подготовить меня к тому, с чем я столкнусь уже через пару часов?

«Точно готова. И вообще - перестань меня пугать!»

На это сообщение он не отвечает, да я и не жду. Всё кажется таким странным - и его поведение, и моя готовность принять всё, чего бы меня ни ждало впереди.

Он заезжает за мной минут через сорок. Молчаливый и собранный. Едва касается губ поцелуем, когда здоровается, отводит взгляд. Не понимаю, что происходит, но молча иду следом, так же молча сажусь в машину и передёргиваю плечами от холода, хотя салон не успел выстыть.

- Как дела? - спрашиваю чуть подрагивающим голосом, когда Казанский берёт направление в сторону Московского проспекта.

- Нормально. А у тебя?

- И у меня ничего.

Вот и весь наш разговор, такой незатейливый, который порождает только новые вопросы и недопонимание, и ничего больше. Я перевожу взгляд за окно, Казанский - сосредоточен на дороге. Мы молчим, и в этой тишине рождается новый сонм мыслей и вопросов. Чёрт бы побрал босса! Я уже совершенно не понимаю, чего от него ждать.

Ещё минут через сорок мы оказываемся в обычном дворе Питера - абсолютно безликом и стандартном. Алексей паркует машину, пока я пытаюсь составить картину происходящего. Итак, кто-то, близкий Казанскому, живёт в этом доме, во дворе которого мы сейчас находимся. Кто это может быть - я не знаю, и пока узнать это мне не дано.

Просто выхожу из машины, когда Алексей распахивает для меня дверцу. Он кажется чужим, совсем другим, не тем, кого я знала последние несколько дней. А знала ли? Наверное, именно сейчас особенно остро понимаю - нет.

Нервничать начинаю сразу, едва оказываемся в полумраке подъезда. Здесь даже пахнет как-то по- особенному, будто бы в воздухе разливаются нотки адреналина. Он щедро выбрасывается в кровь, понуждая сердце стучать в каком-то бешеном темпе.

-Лёш...

-Что?

Казанский разворачивается, так и не нажав кнопку вызова лифта. На лице - тревога, смешанная с облегчением. Словно боится, что я пойду на попятный, но и хочет этого.

-Ты меня запугал.

Выдыхает рвано, и всё же жмёт на чёртову кнопку. Сверху с приглушённым звуком начинает спускаться кабина лифта.

- Вер, я ничего не могу сказать. Потому что... ты в общем, сама всё поймёшь.

И от этих слов мне ни черта не легче. Я на ватных ногах захожу в лифт, машинально замечаю, какой этаж выбирает Казанский. Седьмой. Хорошая цифра - мелькает в голове дурацкая мысль. А через полминуты мы уже стоим напротив безликой тёмной двери в квартиру.

Алексей так же без слов открывает её ключом, пропускает меня внутрь. Здесь пахнет чем-то металлическим, вся крохотная прихожая пропитана этим ароматом. Не могу понять, что за запах, но он порождает ещё больше тревоги.

- Лин, это я! И я не один, - кричит в сторону одной из комнат.

У меня замирает сердце. Стаскиваю обувь, иду следом за Казанским, не понимая ровным счётом ничего. Пока не оказываюсь в полумраке спальни. Здесь тяжёлый металлический запах становится почти невыносимым, к нему примешивается сладковатый, приторный. Почти удушающий.

Но совсем не он виной тому, что мне хочется схватить за горло, которое сдавливает спазмом. На постели лежит девушка. Даже не девушка, почти ребёнок. Лицо больше похоже на восковую маску, с которой на меня смотрят огромные глаза. Руки, лежащие по обеим сторонам от тела, - обтянутые кожей кости.

Я видела такое по телевизору, но не думала, что столкнусь с подобным в реальности. Ничего не понимая, замираю на пороге комнаты, словно в полусне глядя на то, как к постели девушки подходит Казанский, как они о чём-то разговаривают. Я не слышу, о чём, просто смотрю, как шевелятся губы, складывая буквы в неслышные мне слова. Пока не понимаю, что Алексей обращается ко мне.

Вынуждаю себя подойти. Вынуждаю потому, что мне безумно страшно. И так хочется сбежать. Я в каком-то адском месте, где всё пропитано безысходностью, где чувствуется дыхание смерти. Знаю, что такие девчонки не выживают. Шанс на выздоровление - один из миллиона.

- Это Ангелина, Вера. Лина, это Вера. Мы работаем вместе.

- Привет, - только и могу я вымолвить, старательно пытаясь найти тому, что вижу, хоть какое-то объяснение. Кто эта девочка для Казанского? Почему я о ней ничего не знаю?

«А почему ты знать должна, Вера? - тут же появляются мысли. - Только потому, что вы несколько раз переспали?».

Я чувствую такое адское напряжение, что понимаю: мне его долго не выдержать. И Казанский это понимает тоже - кивает на дверь, давая понять, чтобы я подождала снаружи. И я бормочу какие-то извинения, глупые слова и ретируюсь. Только оказавшись вне стен комнаты, могу сделать полноценный вдох. Хочется вообще покинуть квартиру, но моё желание сбежать не настолько огромно, как потребность остаться рядом с Казанским.

Кто-то шумит в соседнем помещении, чем-то звенят. Металлом о металл. Но пойти и посмотреть нет никакого желания. Так и стою в прихожей с миллиардом самых разных мыслей в голове. Не знаю, сколько времени минует, когда Казанский наконец выходит из той самой спальни, кивает мне, заверяет, что он быстро. Идёт туда, где так и продолжают скрежетать чем-то железным, а я поспешно надеваю обувь, чтобы сразу же уйти, когда Алексей вернётся.

К приглушённым голосам, доносящимся до меня, я стараюсь не прислушиваться, хотя, они всё равно долетают, окончательно накладывая последние штрихи на то, что я и так поняла.

- Идём? - спрашивает Казанский, смотря на меня с тревогой. Я стараюсь растянуть губы в натянутой улыбке, но не могу.

- Идём.

Становится дышать легче сразу, едва мы оказываемся за пределами квартиры. Даже запах лестничной клетки кажется мне не настолько удушающим, как воздух, который окружал меня в покинутом жилище.

-Ты ничего не хочешь спросить? - осторожно уточняет Алексей, выйдя на улицу. К машине не спешит, очевидно, намекая, что без разговора и выяснения этой истории мы никуда не поедем.

- Хочу. Многое. Но не знаю, с чего начать.

-Тогда я начну. С начала. Ты же не будешь против?

- Я буду только за.

- Хорошо.

Он взъерошивает волосы рукой, начинает прохаживаться мимо меня туда-сюда, что выдаёт наивысшую точку волнения, в которой он находится.

- Лина моя дочь, - наконец выдыхает едва слышно, и я физически чувствую, как мои брови ползут вверх, на лоб, почти к кромке волос.

Я думала, что хоть немного его знаю? Ошибалась. Я не знаю Казанского вообще.

-Так, - отвечаю ему. Вот и всё, на что меня хватает.

- Она болеет последние три года. Всё началось, когда ей было тринадцать. Точнее, мы с её матерью заметили неладное. Она никогда не была полной, просто вдруг её перемкнуло. Кто-то что-то сказал в школе и началось.

- Подростковый период...

- Да. К четырнадцати она весила чуть больше тридцати килограммов. И всё.

- Почему она не в больнице?

- Она получает весь возможный в её случае уход дома. Капельницы, обезболивающие.

- Что говорят врачи?

- Они не дают никаких прогнозов.

Снова в голосе Казанского столько обречённости, что я мгновенно чувствую то, что ощущала в квартире- близость смерти. Он же понимает, чем это закончится с вероятностью девяносто девять и девять десятых процента? Вытащить Лину с того света почти невозможно. Почти...

- Я вижу, как она умирает, каждый день. Вижу, как угасает, понимаешь? И я ничего не могу с этим поделать...

Снова отчаяние, бессилие, боль - их так много, что к горлу подкатывает комок. Я просто подхожу к Казанскому и прижимаюсь изо всех сил. Он вдавливает меня в себя с силой, почти причиняя боль. Из груди Алексея вырывается судорожное рыдание.

А мне становится плевать на всё - на то, что скрывал это от меня, на то, кто мать Лины. Сам факт, что он всё же поделился этим со мной, перекрывает всё моё неуместное в этот момент любопытство.

- Я не знаю, чем тебе помочь, Лёш...

- Ничем не сможешь. Просто рядом будь.

- Я буду. Буду.

Я шепчу эти слова, а сама понимаю, что нахожусь в состоянии какого-то аффекта, настолько сильно увиденное меня потрясло. Пока ещё собственные мысли кажутся мне трезвыми, но это сейчас. Даже не представляю, что буду делать после. Начну рыться по миллионам сайтов, искать способы помочь?

Разве этого всего уже не сделал сам Алексей? Наверняка испробовал всё, раз почти смирился с неизбежностью. Хотя, смирился ли? Мне кажется, с таким вообще невозможно свыкнуться.

- Я тебя домой отвезу, хорошо?

- Хорошо.

Отстранившись, смотрю в лицо Казанского, а саму гложет страх. Такой чудовищный, что не могу найти ему никакого объяснения, кроме одного - я боюсь, что это начало конца. Что будет дальше, если - или когда - Лины не станет... Я не хочу даже думать об этом.

- Хочешь, у меня останешься сегодня? - спрашиваю осторожно, когда мы наконец выезжаем из двора дома.

Алексей сомневается ровно долю секунды, после чего отрицательно качает головой и произносит то, что уверяет меня - мои страхи не беспочвенны.

- Мне нужно побыть одному, прости.

Глава 9

Он уже не ждал от своей жизни ничего хорошего. Продолжал ошибаться, расхлёбывал, снова ошибался, но никаких радужных перспектив не видел. Близилась цифра сорок, когда у мужчин что-то там должно было происходить. Переоценка ценностей, что ли? Алексей и от этой переоценки не ждал ничего. Ещё одна дата, ещё одни унылые ответы на унылые же поздравления. Как будто вдруг если тебе не тридцать девять и не сорок один что-то изменится. Да и не хотел он этих изменений.

Так было до встречи с Верой. Казанский даже не мог с точностью сказать, когда вдруг от её присутствия стало легко сделать следующий вдох. Она ему веру вернула, что всё в его жизни иначе может быть.

Веру...

Призрачную, за которую хватался, как утопающий за соломинку, но от которой жить хотелось. Несмотря на всё то дерьмо, которое так и продолжало душить со всех сторон. Или может - вопреки ему?

Вот и сегодня, когда Лина устало улыбнулась, провожая взглядом устремившуюся из её комнаты Веру, он снова почувствовал, как становится легче, и как внутри надежда появляется. Даже относительно того, что ещё утром казалось безнадёжным.

- Она крутая, - выдохнула дочь, закрывая глаза.

В последнее время ей всё давалось с огромным трудом, и Казанский всё больше понимал, что девочка держится за жизнь не для себя. А для них с матерью.

- Крутая, да.

- Она и была пухленькой?

- Самой настоящей пампушкой. Но видишь, какая сейчас красивая?

- Вижу.

Лина снова устало улыбнулась, давая понять, что разговор подходит к концу, а Алексея словно прорвало.

- Мась, ты тоже так можешь, слышишь? - болезненно-лихорадочно проговорил он то, что много раз уже звучало в разговорах с дочерью. - Хочешь, я с ней поговорю? Она к тебе придёт, поболтаете, м? Ну же...

Всё неизменно оканчивалось так, как окончилось и сегодня. Фразами вроде: «Давай потом, пап» или «Я устала, позже поговорим». И злостью. Не на Лину, а на то, что он был невластен над ситуацией.

- Пап, потом, хорошо? - шепнула дочь, начиная проваливаться в сон.

Казанский сжал кулаки, опустил голову, касаясь лбом прохлады пропахшей лекарствами простыни.

Чёрт побери... где тот предел страданий, что он испытывал каждый раз, когда думал о Лине? Где он, б*я??

Его не было - он знал это. Чем дальше заходила её болезнь, тем более чётким было осознание: черты, перейдя за которую Алексей смог бы почувствовать, что боль в груди не становится острее - нет. Её просто, мать её, нет!

Когда только понял, что Лина больна, он метался, как загнанное в ловушку животное. Жить не хотелось и дышать не хотелось тоже, но тогда он верил, что всё можно исправить. Можно спасти дочь. И ради неё он жил и дышал. Какие круги ада они с Ольгой, матерью Лины прошли в то время... сколько всего перепробовали, до какой степени отчаяния доходили в своих бесконечных поисках... И всё по кругу, раз за разом. И ощущение тисков, что сжимались на грудине, заставляли рёбра впиваться в лёгкие, до боли, которую невозможно стало выносить. Но он был должен... Ради дочери.

Видел, что Ольга сдаётся, видел, что смиряется. Видел, что слушает врачей, которые разводят руками, что говорит с психологами, психотерапевтами и бог ведает кем ещё, смаргивает слёзы, улыбается, будто приговорённый к казни, идущий на плаху. Но смиряется.

А он, чёрт бы всё подрал, не смирился! И не собирался останавливаться.

Казанский ничего не ждал для себя, но для дочери готов был перевернуть весь мир кверху дном. Она была подростком, у неё всё было впереди. Он не имел никакого права опускать руки.

- Потом. Хорошо, - на автомате проговорил он, как будто это самое «потом» у них было.

Нет, он прекрасно отдавал себе отчёт в том, что времени почти нет. Что оно утекает, словно песок сквозь пальцы. Часто, когда приезжал домой, ему становилось невмоготу сразу, стоило только войти в кухню, включить телевизор, плеснуть себе коньяка и достать из морозилки пиццу.

Ненавидеть себя начинал в такие моменты. Он мог просто расслабиться, посмотреть глупые передачи, съесть что-то вкусное. А там, в квартире в паре кварталов от него, была его дочь, которая умирала с каждой секундой. Приближалась к порогу смерти, и он не мог ничего поделать.

У этой болезни были стадии, и он проходил их с Линой все до единой. Даже когда предпринимал идиотские попытки жить нормально, потому что этого хотела Ангелина, и в те моменты он был в этих стадиях. От и до. Без права на передышку.

Теперь же у него была Вера. Она зацепила его ещё год назад, когда с первых минут общения, не разобравшись, попыталась указать Казанскому его место. В тот момент он испытал что-то странное - к досаде и злости, что родились от её первой фразы, примешалось какое-то идиотское подростковое желание уесть её.

Тогда он уже был невероятно измотан, но вдруг эта «война» с острой на язык секретаршей стала тем, что держало его в тонусе. Алексей прекрасно понимал, что порой переходит границы, так же как и осознавал: окажись он сам на месте Веры, кастрировал бы себя с особенной жестокостью. И всё равно не мог остановиться.

Она его цепляла. Тем, какой независимой была, с каким достоинством ему отвечала. Тем, что носила свои лишние килограммы, словно королева - корону. Наверное, он свихнулся бы уже тогда, если бы не эти жадные глотки кислорода, которые втягивал через стиснутые от боли зубы, когда был рядом с Верой.

А потом... она появилась в его жизни снова. Алексей уже и не чаял почувствовать желания сделать что- то для себя, когда встретил Веру в том баре. Он и отправился-то в него только потому, что дочь настояла. И когда понял, что впервые за долгое время хочет женщину, которую видит впервые в жизни, это осознание прошило его, словно разрядом тока.

Тогда он ещё не знал, что в его постели оказалась Вера. Тогда он ещё не понимал, что она станет той призрачной надеждой на его спасение, за которую, скорее всего, он возненавидит сам себя.

От дочери в тот день он выходил в полном раздрае. С одной стороны, ничего не изменилось - Лина всё так же была безучастна к происходящему. С другой, в том, что Вера знала, в какой ситуации он находится, крылся новый росток надежды.

А надежда - такая сука. Не хотела подыхать даже сейчас, когда вроде бы всё уже казалось предопределённым.

У него теперь был полный комплект - Вера, надежда и любовь. И хоть в последней Казанский боялся признаться себе сам, он уже знал - те чувства, которые родились внутри к этой женщине, что так быстро смогла вернуть ему жажду дышать, так просто не исчезнут.

Он просил у неё времени. А она давала ему всё, в чём так нуждался. И сейчас снова хотелось солгать себе, что он что-то может изменить, и что имеет власть хоть над чем-то...

Глава 10

Только теперь я поняла, о чем именно Казанский разговаривал в кафе с доктором. Он хватался за любую возможность, даже самую абсурдную. Это был безнадёжный случай, Алексей подспудно это понимал. И чем больше к нему приходило это осознание, тем больше он хотел вырвать зубами крохотный шанс для своей дочери. Даже если ему сказали, что у неё он - один из миллиарда, Казанский готов был перевернуть вселенную кверху дном, но нашел бы этот шанс. И я понимала его в этом стремлении, равно как понимала и оборотную сторону медали - если смотреть на всё здраво, никаких возможностей у Лины просто не было.

Она уже была живым трупом, и её время шло если не на часы, то на дни.

Когда вошла в квартиру после поездки к дочери Казанского, ощутила себя в каком-то вакууме. Наткнулась на банкетку, запоздало охнув от боли в ноге, опустилась на неё и замерла. Эта ситуация настолько меня потрясла, что я перестала что-либо чувствовать. Как будто включился какой-то режим самозащиты, самосохранения от того, какой иногда бывает пугающей реальность. Жизнь, вот она - совсем рядом, подкидывает тем, кого мы любим невыносимые испытания, и они невольно касаются и нас.

Растерев лицо руками, попыталась привести мысли в порядок, но они никак не хотели остановиться более-менее разумными. С одной стороны мне хотелось найти Алексей, чтобы попробовать разделить с ним всё то, что разрывало на части его душу, с другой - я желала спрятать от этого всего, как маленькая девочка, которая заткнула уши и закрыла глаза, надеясь, что чудовища из её ночных кошмаров до неё не доберутся. Но это была иллюзия, ширма, прятаться за которой было трусливо и глупо.

Найдя в себе силы, я поднялась с банкетки и отправилась в ванную. Хотелось смыть с себя весь ужас этого дня, тот самый запах которого пропитал одежду, а после с относительно холодной головой броситься на поиски любой информации, которую удастся найти на эту тему.

Я не смогла читать дальше едва перешла на третий случай из тех, что мне удалось найти. Различные статьи говорили о том, что все шансы есть, а факты... Факты были настолько плачевными, что даже у меня опустились руки.

Захлопнув крышку ноутбука, я поднялась из-за стола и принялась расхаживать по кухне. Всё это произвело на меня странное действие - во мне проснулся такой аппетит, что я уже съела половину банки мёда и пакет орешков. Почти весь нехитрый запас, который сделала «на всякий случай». И подумывала заказать себе на дом пиццу или бургеров. Но нужно было остановиться и взять себя в руки. Лишние пять килограммов счастливее меня не сделают и Казанскому не помогут.

От того, чтобы набрать его номер, меня удерживало понимание, что Алексей хочет побыть один и нуждается в этом одиночестве. Я не знала, в чём именно он черпал силы, когда оставался тет-а-тет с собой, но осознавала, что мы просто слишком разные, и вмешиваться в то, где меня не ждали, не собиралась.

Итак, у меня были те знания, которые не принесли ни малейшего облегчения, желание быть рядом с Казанским даже если я ему не нужна, и всё тот же вакуум внутри. И этим всем я не могла ни с кем поделиться. Только с самой собой. Что ж... значит, буду справляться одна.

Утром мы с Алексеем не увиделись, но он отправился на совещание, отзвонившись мне за полчаса до начала рабочего дня и сообщив, что будет ближе к обеду. И это не могло не радовать. Значит, он всё же сосредоточился на деле, и мне оставалось только сделать вид, что мы продолжаем жить обычной жизнью, какая была у нас до вчерашнего дня. И наверное, это был наилучший вариант из всех возможных.

Я села разбирать бумаги, погружаясь в своё дело с головой. Хотелось отвлечься, и работа как нельзя лучше этому способствовала. Ровно до тех пор, пока в приёмной не появилась Кристина. Сначала меня окутало приторным запахом её духов, и только потом я подняла голову, выныривая из состояния погружённости в работу. Я не сразу сообразила, что к чему, а когда всё же поняла, внутри родилось чувство совершенно мне несвойственное - злость.

Кристина прошла через приёмную словно хозяйка, дёрнула ручку в кабинет Казанского раз, другой, после чего повернулась ко мне, и лицо её приобрело злобное выражение.

- Где он? - без приветствий поинтересовалась она таким тоном, будто я ей как минимум была должна если не денег, то ежедневный отчёт об Алексее.

- И вам добрый день. Если у вас назначено, подождите там. - Я указала Кристине на ряд стульев возле одной из стен. - А если не назначено, можете на сегодня быть свободны.

Я старалась говорить размеренно и спокойно, хотя понимала, что мне это вряд ли удаётся. Внутри с каждым мгновением продолжали вскипать волны агрессии. Эта крашеная гадина собиралась трепать нервы Алексею, которому и так было несладко. Интересно, она вообще знала, в какой ситуации он оказался? Да даже если не знала, мне было плевать.

- Что? - выдохнула Кристина, подходя ближе. - Да ты хоть помнишь, с кем говоришь, шалава?

И я сорвалась. Подлетела к «невесте» Казанского, схватила её за волосы и поволокла к выходу из приёмной. Я понимала, как это выглядит. Никогда не опускалась в спорах до базарного уровня, но сейчас просто не смогла сдержаться. Кажется, Кристина полоснула меня ногтями по щеке - вспышка саднящей боли была мгновенной и острой. Кажется, даже извернулась и ухватила меня за одежду, я не видела ничего и никого кругом. Просто тащила её к двери, чтобы попытаться выпихнуть наружу.

- Вера! - раздался окрик Тупикина прямо возле моего уха. - Вера, отпусти!

А я и не заметила, что мы с Кристиной не одни, и что у нас появились зрители в числе трёх человек - Паши и ещё двух сотрудников, которые смотрели на происходящее во все глаза.

Я отступила, выпуская из пальцев волосы и жакет Кристины, которая что-то вопила - я смогла расслышать её вопли только когда Тупикин встал между нами, оттесняя меня к стене. В мир будто вернулись звуки и краски.

- ...шалава! Я тебя засажу! Сука! Подстилка! - вопила потрёпанная Кристина, пятясь к лифтам.

Боже... неужели всё это сделала я? Неужели я настолько снизошла до этой ужасной женщины, что опустилась до рыночного уровня? И почему мне сейчас так... смешно?

Я видела, как Кристина садится в лифт, бесплодно пытаясь оправить порванное платье. Чувствовала, как к щеке прижимают какую-то ткань, наверняка Тупикин приложил к царапинам платок. А меня распирало от истеричного смеха, сдерживать который было невозможно.

- Ромашкина... с тобой всё хорошо? - выдавил из себя Паша, беря меня под локоть и заводя в приёмную подальше от любопытных глаз. И я ответила шёпотом сквозь текущие из глаз слёзы:

-Нет...

Глава 11

Мы с Тупикиным идём в кафе. Вернее, это я позволяю проводить себя на обед, а Паша примеряет роль рыцаря без страха и упрёка, и сейчас мне совсем не хочется протестовать. На смену выбросу адреналина приходит озноб. Руки и ноги трясутся, каждый шаг делаю с трудом. Если бы не Тупикин - наверное, рухнула бы на стул и сидела бы в полной прострации.

-Ты чего так на неё набросилась? - интересуется Павел, когда мы наконец приземляемся у привычного столика. А меня снова распирает желанием запрокинуть голову и смеяться без остановки.

- Она мне надоела, - говорю вместо этого, сохраняя каменное выражение лица.

Тупикин смотрит на меня с сомнением, но расспрашивать не торопится, и за это я ему благодарна. Просто сижу, тупо глядя перед собой, инстинктивно киваю официанту, который принёс грибной суп- пюре. Ощущаю, как продолжают гореть царапины на лице, но на то, чтобы достать зеркальце и посмотреть, насколько тяжелы повреждения, сил тоже нет.

- Он плохо на тебя влияет, - через несколько минут выносит мне и Казанскому вердикт Паша, а я хочу сделать вид, что не понимаю, о чём речь. Имею же я на это право?

- Кто именно? - уточняю, принимаясь за суп. Вкуса не чувствую, просто забрасываю в себя еду ложка за ложкой.

- Босс наш. Я тебя не узнаю, Ромашкина.

А я и сама себя не узнаю, только делиться этим с Тупикиным не намерена. Кто он такой, чтобы делать какие-то категорические выводы? И почему я вообще должна на них реагировать? Паша определённо не знает ни о Лине, ни о какой бы то ни было стороне жизни Казанского, кроме тех, что Алексей демонстрирует на работе. И выводов никаких не имеет права делать тоже.

-А не надо меня узнавать, Паш. И дела тебе до босса и меня никакого быть не должно.

Опускаю голову, продолжая поглощать безвкусный суп. Какого чёрта вообще происходит? Нет, я понимаю, что у Тупикина могло возникнуть обманчивое ощущение, что он может лезть туда, куда не просят... но... Это совсем не значит, что я готова ему позволить это сделать.

Если бы Казанский не открылся передо мной настолько, возможно, я бы и вправду решила, что Паша может высказаться относительно меня и босса. Но теперь всё иначе.

Я уже почти нахожу в себе силы, чтобы озвучить это Тупикину, когда рядом со мной раздаётся голос Алексея:

-Твою мать...

И это полностью характеризует всё то, что успело наприключаться со мной сегодня. Отбросив ложку, я прикладываю ко рту сжатую в кулак руку и начинаю посмеиваться, переведя глаза на Казанского. А он обеспокоен - вижу это по тому, как цепко оглядывает меня. И как кивает Паше, давая понять, что тот может быть свободен. Интересно, Тупикин уйдёт или попытается остаться, ведь считает себя обязанным быть подле меня? В любом случае знаю - если останется, Алексей вряд ли решит всё так, как это сделала я по отношению к Кристине. Малой кровью здесь не обойдётся.

После паузы Паша всё же поднимается и уходит, напоследок кивая мне, дескать «если что, я рядом». Ну- ну... рядом он. Да и нужен ли мне - вопрос.

- Мне рассказали в офисе о том, что случилось, - спокойно произносит Казанский, устраиваясь напротив.

- Хорошо, - соглашаюсь с ним я, доедая поданную стряпню.

- Что - хорошо?

- Хорошо, что ты в курсе.

Отложив ложку, складываю руки на груди и смотрю на Алексея. Не могу понять, что именно он думает обо всём случившемся, но даже если решил меня отчитать, последнее, что буду делать, испытаю неловкость за свои действия.

- Вер, ты вообще понимаешь, чем это теперь обернётся? - тихо уточняет Казанский, но в голосе его нет злости или попытки обвинить. Как нет и предупреждения относительно возможных последующих действий Кристины.

- Понимаю. Но может, всё не так и плохо?

- Боюсь, что плохо.

Он растирает ладонью лицо, а когда убирает её, понимаю, что Лёше тоже весело. Вот так неправильно и уродливо, но всё же весело.

- Довела тебя? - спрашивает, едва не смеясь.

- Да. Я как её вопли услышала относительно тебя, сдержаться не смогла.

- Маленькая моя... и досталось же тебе.

Я готова протестовать сразу, едва слышу эти слова. Досталось вовсе не мне, как хочется верить, но сейчас в голосе Казанского столько нежности, что хочется зажмуриться и мурлыкать от удовольствия.

-Лёш...

-Что?

-А давай уедем на выходные? Просто вдвоём. Только ты и я.

Наверное, моё предложение может показаться эгоистичным. Я не была на месте Казанского и, надеюсь, никогда не буду, но примерно понимаю, какие причины могут быть у его отказа, если таковой прозвучит. Но... он не звучит.

Сначала Алексей долго и пристально смотрит на меня, будто именно я могу дать ему ответы на его вопросы, после чего медленно кивает и просит тихо:

-Только, если ты не против, заедем перед этим к Лине. Вдвоём.

Когда выбегала из её комнаты, мне казалось, что я туда не вернусь даже под страхом смертной казни. Сейчас же всё иначе. Я не знаю, что кроется за желанием Казанского дать нам с его дочерью увидеться снова, но что бы это ни было, я готова выполнить любую его просьбу.

- Я только за, - говорю почти что жизнерадостно, и Алексей невесело улыбается и просит у официанта счёт.

Во второй раз квартира уже не кажется мне такой ужасающей и мрачной. Да и запаха лекарств и витающей рядом смерти - нет. Его заменил какой-то лёгкий, то ли цветочный, то ли фруктовый. Причина всему - полная женщина, мать Ангелины, которая о чём-то щебечет с дочерью.

Сама Лина улыбается, рядом с ней на постели лежат какие-то книги в разноцветных обложках, и у меня появляется ощущение, что я ошибалась всё это время. Что с дочерью Казанского всё может быть не так, как с десятками и сотнями девочек до неё. Что она войдёт в тот процент, которые смогли выбраться из такого экстремального состояния.

Когда Алексей и Ольга - так эта приятная женщина представляется мне - садятся рядом с Линой и болтают ни о чём и обо всём, я отхожу к окну. Лишней здесь себя не чувствую, хотя, возможно, стоило бы. Просто стою, не совсем понимая, зачем я здесь, но всё же осознавая, что это единственное место, где я могу быть в данную минуту.

Надо отдать должное Ольге - она прекрасно держится. Встреть я её где-то на улице, никогда бы не подумала, что у неё глазах умирает её ребёнок. Хотя, возможно, это всего лишь маска, которая исчезает, стоит ей выйти из этой комнаты.

- Вера... Вера! - окликает она меня, и я выхожу из задумчивости, в которую погрузилась целиком. - Что же вы там встали? Идите к нам.

Наверное, на её месте я была бы совсем не рада тому, что новая женщина отца моего ребёнка явилась вот так, как снег на голову. А возможно, мне стоит у неё поучиться.

Подойдя к постели Лины, что-то спрашиваю невпопад, говорю о каких-то незначащих ничего вещах, пока не слышу вопрос девочки:

- Можно с тобой на «ты»?

- Конечно.

Я смотрю на Лину удивлённо, но ещё сильнее меня ошарашивает следующий вопрос:

-Ты можешь со мной один на один поговорить?

Нет-нет... я совсем не готова к подобному, потому что примерно знаю, какую направленность будет иметь эта беседа. Мог же Казанский заверить девочку, что в моих силах ей помочь? Вполне мог... Но если это действительно так и речь пойдёт о том, в чём я напрочь не разбираюсь...

Алексей и Ольга выходят из комнаты. Мать Лины что-то без умолку болтает о том, какой вкусный чай она купила и уже собиралась заваривать, когда мы пришли. А я остаюсь один на один с их дочерью, и на моих глазах происходит что-то ужасное. Она снова превращается в того умирающего подростка, с которым я познакомилась несколько дней назад. Как будто ей нужны были все силы на то, чтобы выглядеть перед родителями так, чтобы это внушило им эфемерную надежду.

- Обещай, что наш разговор останется между нами, - требовательно говорит Лина, когда я присаживаюсь на краешек её постели. И тут же прибавляет просяще: - Обещай.

- Обещаю.

-Ты ведь присмотришь за ним?

Боже, сколько всего в этих пяти словах... Столько, что у меня в груди расползается горечь, от которой начинает щипать в глазах. Слова и маленькой девочки, и взрослого человека... И в них столько надежды быть услышанной и понятой.

- Лина, а если...

- Не надо. Тебе совсем необязательно делать вид, что всё окончится хорошо.

На это мне ответить нечего. Лина понимает, к чему всё идёт, а я даже представить боюсь, что она чувствует. Вот так лежать, привязанной к этой комнате, получать беспрестанно уколы и капельницы и знать, что...

- За маму я не переживаю. Она тоже всё понимает. А вот папа...- выдыхает Лина, и устало закрывает глаза.

Мы молчим, каждая думает о своём. Я - о том ужасе, который ждёт Казанского, а его дочь... наверное, о том же самом, раз позвала меня, чтобы попросить сделать то, на что я и сама была готова. Самое меньшее из возможного - просто быть с Алексеем рядом. И, пожалуй, единственное.

-Твой папа мир готов перевернуть, - наконец выдавливаю из себя фразу, которая мне самой кажется ужасно картонной. Но нет таких слов, которые были бы способны вместить в себя всё, на что пошёл бы ради Лины Казанский.

- Знаю. - Она всё же открывает глаза и произносит то, что заставляет моё сердце остановиться, пропустить несколько ударов и помчаться вскачь: - Только зря. Я не хочу жить.

-Лина...

- Вера, не нужно, правда. Если бы хотела, я бы боролась, но я не хочу. Это всё, что тебе нужно знать. А теперь извини, я попробую поспать. И помни, пожалуйста, что ты мне обещала.

Лина снова закрывает глаза, давая понять, что разговор окончен, а я сижу, глядя перед собой и чувствую, что мне нужно время на то, чтобы подняться и пойти к Алексею и Ольге. Казанский наверняка воспримет желание Лины и разговор со мной за крохотную надежду, а меня будут разрывать противоречивые чувства. Ведь я обещала ей, что всё останется между нами.

Наконец дыхание девочки становится тихим и размеренным. Грудная клетка едва вздымается, на кукольно-измождённом лице проступает успокоение. Я поднимаюсь с постели осторожно, тихо подхожу ближе и несколько минут просто смотрю на Лину, узнавая в ней Казанского. Глажу по голове, почти невесомо, чтобы не разбудить. И когда покидаю её спальню, осознаю, что именно меня ждёт впереди.

Или лгу себе, что осознаю...