Предисловие

записках знаменитого детектива Гарри Диксона мы находим, что городок Харчестер стал декорацией для удивительного дела улицы Утерянной Головы.

Из записок становится ясным стремление Диксона избежать открытого указания на административный округ Англии, где разворачивались события.

Конечно, читатель, который путешествовал по Центральной Англии, немедленно восстановит истинное название города благодаря описаниям, которые никоим образом не завуалированы.

Эта предосторожность, вернее, скрытность ничего не меняет в самой сути приключения и тяжкой атмосфере страха, царившей в городе в ту эпоху.

 

Исчезновение дам Слоуби и Вуд

В середине октября Харчестер, как любой городок в центре Англии, пропитан запахом спелых яблок, сиропа и дыма от постоянно топящихся печей, иными словами, по нему растекаются сладкие ароматы домашнего варенья.

Мисс Арабелла Слоуби, Белла, которая родилась под сенью великолепной колокольни древнего собора Святого Петра и с этого дня ни разу не покинула его святой тени, строго придерживалась приятных традиций.

Она властвовала в огромной кухне солидного древнего дома и, облачившись в белый передник, внимательно следила за глубоким луженым тазом из меди, где кипящий сироп медленно приобретал темно-красный цвет.

Сара Флеггс, служанка, пыталась помочь, чем могла, без возражений и возмущения выслушивая колкости хозяйки.

В соседней комнате, маленькой чистенькой гостиной, убранной на старинный лад и увешанной многочисленными ковриками, мисс Бетси Вуд, кузина Арабеллы, вязала носки для благотворительного базара коммуны. Мисс Бетси, когда она сидела в этой гостиной, откуда открывался вид на улицу, поручали весьма важную миссию — вслух сообщать о том, что происходило снаружи, чтобы ни кузина Белла, ни служанка Сара не оставались в неведении, поскольку сами не могли наблюдать за улицей.

Обычно это комнатное бдение выглядело следующим манером:

— Собака аптекаря в очередной раз осквернила колодезный столбик напротив дома жестянщика.

— Четыре часа, мистер Эйб Ниггинс отправляется выпить кружку пива в таверну «Позолоченный скипетр».

— Слышу стук колес, но ничего не вижу. Очевидно, кабриолет доктора проехал мимо, не повернув за угол.

— Вижу мадемуазель Балюзо, француженку — она отправилась помолиться святому Антуану.

При этих словах мисс Бетси неизменно слышала, как Белла и служанка хором восклицали:

— Чтобы попросить его найти мужа!

Но в это памятное послеполуденное время вязальщица, уронив со звоном спицы, вдруг взволнованно объявила:

— Из-за угла улицы вышел джентльмен… Смотрит на дома. Считает номера… Заглядывает в записную книжечку. У него очень приличный вид. Он… он… о Боже! Он пересекает улицу и сейчас позвонит в нашу дверь. Он звонит!

И действительно в прихожей затрепетал медный колокольчик.

— Идите и откройте, Сара, — приказала мисс Арабелла, дрожа от нетерпения, — и подогните уголок передника, чтобы никто не видел пятен от варенья. Господи, до чего же неопрятна эта девица! Нет, я сама открою дверь незнакомцу.

Мисс Арабелла Слоуби сама провела визитера в гостиную.

К величайшему отчаянию Сары Флеггс, которой не удалось расслышать ни слова, разговор затянулся надолго.

Беседа, похоже, затронула очень важные темы, поскольку через полчаса мисс Белла выскользнула из гостиной и спустилась в погреб за бутылкой портвейна.

Служанка едва не заболела от огорчения — у мисс Слоуби портвейн пили лишь раз в году, в день святой Эпифании.

Но на этом ее горести не закончились.

Когда стало темнеть, мисс Белла вернулась в кухню и отдала совершенно невероятные распоряжения:

— Поставьте прибор в столовой, Сара. Вернее, три прибора. Возьмите лиможский сервиз…

— Лиможский! — ответ служанки прошелестел как эхо.

— Подайте салаты, приготовленные для завтрашнего ленча, потом отправляйтесь к мяснику за холодной телятиной и голубиным паштетом, а у кондитера Каммингса купите савойское печенье. Подождите… Поставьте на стол вино, красное и белое бордо…

На этот раз простодушная Сара Флеггс не смогла сдержать справедливого любопытства.

— Боже! — воскликнула она. — Возможно ли это! Да, да, мисс, я все подам, ведь вы принимаете у себя истинного сеньора!

— Несомненно, милочка, — высокомерно ответила хозяйка, не желая ставить служанку в известность о госте.

Та немного утешилась, бегом пересекая эспланаду перед церковью и выгадывая несколько лишних минут, чтобы сообщить невероятную новость миссис Каммингс, затем мяснику Миройду и, наконец, сестрам Джейзон, которые дважды в неделю приходили на вечерний криббедж к мисс Слоуби.

Ее слов хватило, чтобы переполошить весь Харчестер.

Миссис Каммингс, отвесив служанке савойского печенья, немедленно побежала к мужу, который месил тесто для утренней выпечки, и разрешила отправиться в таверну «Позолоченный скипетр», чтобы выпить стаканчик виски и посплетничать о событии.

Хотя в этот день партии криббеджа не было, самая молодая из мисс Джейзон позвонила в дверь мисс Слоуби, чтобы вручить баночку горячего айвового варенья. Ее приняли… в прихожей и после недолгих извинений выпроводили из дома.

В гостиной принимали гостя. И ничего более… Короче говоря, дамы Джейзон от такой вести пришли в сильное волнение.

Ужин прошел в тяжкой атмосфере тайны, по крайней мере, для Сары Флеггс. Хотя было еще довольно светло, а дамы скупились на газ, шторы опустили и зажгли свет… Все три рожка!!!

Сару окончательно сослали в кухню и запретили покидать ее, поскольку мисс Бетси Вуд, еще менее болтливая, чем ее кузина, если такое могло быть, сама ходила из столовой, где происходило празднество, в кухню и обратно.

— Конец света! — стонала служанка. — Как жить дальше… Нет, нет, такого еще не бывало!

В девять часов вечера, когда дамы обычно ложились спать (только в дни криббеджа отход ко сну происходил на полчаса позже), пиршество продолжалось.

Мисс Белла несколько раз спускалась в погреб за новыми бутылками вина.

В половине десятого мисс Вуд принесла Саре большой стакан красного вина и разрешила отправиться в постель.

Бедняжка сделала последнюю попытку разузнать о госте, но натолкнулась на столь строгий взгляд, что поперхнулась, а поднявшись в мансарду, горько расплакалась от неслыханного недоверия.

Вскоре она заснула на пропитанной слезами подушке, и сон ее был наполнен кошмарами. А когда проснулась, с ужасом заметила, что уже рассвело, и, судя по привычному шуму на улице, было восемь часов.

Восемь часов… А ведь будильник всегда прерывал ее сны в шесть утра!

«Почему меня не разбудили?» — первый вопрос, который она мысленно задала сама себе.

Потом вспомнила о невероятных событиях вчерашнего вечера и, едва одевшись, сбежала вниз по лестнице.

В кухне царили тишина и спокойствие. Сара бросилась в столовую. Обычный послепраздничный беспорядок — мятая скатерть, салфетки с винными пятнами, объедки и даже опрокинутая солонка.

Служанка ощутила смутное беспокойство и визгливым голосом закричала:

— Мисс Белла!.. Мисс Бетси!..

Никакого ответа… Шварцвальдская кукушка прокуковала восемь раз, а из сада ей с насмешкой ответил дрозд.

Сара поднялась на второй этаж, предчувствуя неладное.

Не постучав, отворила дверь спальни мисс Слоуби — комната была пуста, а постель даже не разобрана. Та же картина в спальне мисс Вуд.

Бедняжка не выдержала и с воем выбежала из дома.

Через четверть часа весь городок судачил о случившемся.

Начальник полиции Харчестера готовился к выходу на пенсию; это был старый холостяк, философ, немного вольтерьянец, любезный скептик. Он мог бы блистать и сделать хорошую карьеру полицейского, не сдерживай его любовь к спокойствию и книгам.

Когда слух о странном ночном исчезновении дам Слоуби и Вуд достиг его кабинета, он оброс бесчисленными подозрениями и уверенностью обывателей, что женщины стали жертвой преступного похищения.

Это последнее утверждение вызвало улыбку на устах мистера Брюстера — жалкий облик двух почти шестидесятилетних кузин не оставлял никаких сомнений в неправдоподобности такого преступления.

Он, скорее всего, решил бы еще некоторое время бездействовать, не явись к нему лично прямой начальник, уважаемый сэр Малберри, мэр Харчестера и мировой судья округа, чтобы побеседовать о «деле».

Мистеру Брюстеру пришлось немедленно призвать плачущую и перепуганную Сару Флеггс.

— Итак, вы не видели визитера наших дам?

— Увы, мистер Брюстер. Я хотела надеть чистый передник, когда позвонили во второй раз. Посетителя сразу провели в гостиную и закрыли дверь.

— Вы слышали разговор?.. Вы же не глухая?

— Конечно, не глухая, — раздраженно возразила служанка, — даже признаюсь, что несколько раз подслушивала у двери гостиной, потом у двери столовой, но всегда доносились только голоса мисс Беллы или мисс Бетси!

— Вы ничего не слышали ночью?

— Нет, господин комиссар. И хотя у меня легкий сон, я помню, что никогда так крепко не засыпала, — служанка вдруг всплеснула руками и воскликнула: — Вино!

— Какое вино?

— Которым меня напоила мисс Вуд! Оно отдавало маком! Мне дали сна творение.

Мистер Брюстер улыбнулся, поняв, что простодушная девушка имела в виду «снотворное».

Она тут же объяснилась, рассказав, что мисс Вуд, страдавшая бессонницей, держала при себе маленький флакончик с маковой вытяжкой, чтобы справиться с недугом, которым страдала.

Под давлением сэра Малберри, который в качестве нотариуса обслуживал дам Джейзон, мистер Брюстер решил продолжить расследование и отправился на место происшествия.

С помощью служанки он убедился, что дамы не забрали с собой никакой лишней одежды, не взяли даже шляпки! А мисс Слоуби исчезла в бархатных комнатных туфлях! Он слил остатки вина из бутылок и бокалов и поручил мистеру Эшеру, аптекарю, сделать анализ.

В пепельницах не было следов пепла, в гостиной табаком не пахло, значит, визитер не курил.

Отчаявшись обнаружить новые улики, Брюстер собрался уходить, когда заметил на скатерти небольшой рисунок крепостной башни с бойницами, тремя торчащими над стеной алебардами и полустертыми лошадьми в основании.

Он спросил у служанки, имели ли ее хозяйки обычай рисовать на скатерти, и услышал резкую отповедь.

— Рисовать на скатерти! Да они падали в обморок от малейшего пятнышка соуса!

— Прекрасно, я забираю скатерть, — заявил Брюстер, даже не сознавая, почему он это делал.

После полудня мистер Эшер принес результат анализа и высказал мнение, что, несмотря на отсутствие явных улик, «было совершено черное преступление».

Глашатай города известил всех, что следствие нуждается в полезных сведениях о «визитере дам Слоуби и Вуд». Но, несмотря на неусыпную бдительность жителей Харчестера, никто не заметил в городе чужестранца ни на пути к дому, ни у двери.

С наступлением ночи горожане забаррикадировались в своих домах, а в восемь часов таверну «Позолоченный скипетр» поспешно покинул последний завсегдатай, заявивший, что отныне следует опасаться дурных встреч.

 

Ночной визитер

Сестры Джейзон, Элоди, Матильда и Мюриель, жили в красивом особняке, стоящем на углу главной площади и улицы Статуй, названной так из-за двух бюстов каких-то неведомых великих людей.

Богатые и властные женщины принадлежали к мелкой аристократии округа и весьма гордились своим сословным положением.

Снисходя до посещения послеполуденных приемов некоторых харчестерских дам, сами они никогда не принимали у себя из принципа и, несомненно, из скупости.

Давно заведенное правило имело лишь одно исключение — его сделали для мистера Эйба Ниггинса, архивариуса города и человека обширных исторических и геральдических познаний.

Некогда мистер Ниггинс, проведя многочисленные изыскания, составил генеалогическое древо семейства Джейзон и вывел заключение о благородном происхождении дам, что и оказалось причиной еженедельной щедрости сестер по отношению к его особе.

Каждый четверг старый педант заходил в господский дом на стаканчик флердоранжевой настойки, которую заедал одним печеньицем, а вечер заканчивал обсасыванием одной сливы, вымоченной в водке.

Иногда мистеру Ниггинсу разрешалось привести с собой племянника Чарли, который закончил учебу в Лондоне и, получив диплом фармацевта второго класса, мечтал стать наследником аптекаря Эшера. Конечно, такое будущее, пропитанное ароматами шалфея, лаванды и ревеня, не могло пленять ладно скроенного парня с приятным лицом, но так решил дядюшка Ниггинс, человек упрямый и зажиточный, чье богатство превосходило состояние сестер Джейзон.

Ходили слухи, что старый упрямец мечтал об альянсе между двумя семействами и двумя состояниями, хотя Чарли было всего двадцать пять, а мисс Мюриель Джейзон, младшей сестре, давно исполнилось сорок.

Первый четверг приема после ночи двойного исчезновения был, конечно, посвящен обсуждению невиданного события. Дамы Джейзон не поскупились на расходы.

Флердоранжевую настойку заменили кофе, сухое печенье — ромовыми бабами и булочками со сливочным маслом, фрукты из водочного сиропа — выдержанным зеленым шартрезом, а для Чарли поставили коробку с сигарами.

Сестры Джейзон разительно отличались друг от друга: старшая Элоди была сухой и угловатой, пятидесятилетняя Матильда — крепкой и краснощекой, а младшая Мюриель — маленькой, худенькой и столь невзрачной, что ее обычно не замечали.

С общего согласия слово предоставили мистеру Эйбу Ниггинсу.

— Надо же такому случиться — я к четырем часам отправился в «Позолоченный скипетр» выпить традиционную кружку пива и немного задержался… Не более четверти часа! Иначе увидел бы незнакомца, который звонил в дверь дам Слоуби и Вуд!

— Работай я в полиции, — вмешалась мисс Элоди, — то порылась бы в прошлом этих дам, но, будучи частным лицом, не собираюсь давать ей полезные советы.

— Я хорошо знал, чем они занимались здесь, в Харчестере, — задумчиво кивнул архивариус, — но не все нам ведомо: сердце женщины — глубокий сосуд, сказал один поэт, скорее всего француз.

— Мы навещали их, — продолжила старшая из сестер Джейзон, — ибо следует признать, во всем Харчестере не сыщется лучших партнеров в криббедж, к тому же мне нет дела до сплетен и пересудов.

— Какие «сплетни и пересуды» ходят на их счет? — осведомился Чарли.

— Похоже, что когда-то…

Слова замерли у нее на устах, и она глянула на младшую сестру.

— Мюриель, пойдите и проследите за кофе, — приказала она.

Младшая сестра покорно удалилась.

— Есть вещи, которые не предназначены для юных ушей, — наставительно разъяснила старшая. — Итак, скажу, когда-то мисс Вуд захаживала на улицу Утерянной Головы!

Мистер Ниггинс обеспокоенно посмотрел на нее.

— Неужели? Это действительно компрометирует девушку, хотя, впрочем, ничего не объясняет.

— Конечно ничего! — возразила мисс Элоди пронзительным голосом. — Но я, к примеру, не вынесла бы, поступи так Мюриель. Почему муниципалитет терпит подобную гнусность?

Мистер Ниггинс согласно вздохнул и скосился на племянника, который наслаждался сигарой из светлого табака и, похоже, не прислушивался к разговору.

Улица Утерянной Головы получила название из-за древней безголовой статуи, установленной в нише, и была проулком, проходящим вдоль заднего фасада городской ратуши. Здесь стоял один-единственный дом — древний особняк с дрянной репутацией из-за благожелательного отношения хозяина к некоторым галантным встречам.

Жители Харчестера избегали ходить по этому проулку, предпочитая делать обход по соседним улицам.

И только приезжие в базарные дни заходили в подозрительный дом и без всяких предрассудков наслаждались обильной едой и выпивкой.

— Ба, — повторил мистер Ниггинс, — это ничего не доказывает, моя дорогая, хотя я не одобряю всех тех, кто компрометирует себя и рискует репутацией, посещая притон, наносящий ущерб чести нашего города.

Беседа о злосчастной улице на том и завершилась, ибо в комнату вернулась мисс Мюриель с великолепным кофейником из массивного серебра.

Когда зеленый шартрез разлили по рюмкам, все пришли к заключению, что было совершено преступление, и на столь успокоительной ноте расстались.

В коридоре Чарли чуть-чуть задержался, пока мисс Элоди помогала дядюшке Эйбу надеть пелерину, а Мюриель через открытую дверь смотрела на ласточек, собиравшихся в далекий осенний полет.

Матильда подошла к Чарли, пожала ему руку и прошептала: «Спокойной ночи».

В одиннадцать часов Харчестер спит так, как спит любой провинциальный городок.

Два ночных сторожа, которые обходят городские стены и встречаются шесть раз за ночь, решили на этот раз проводить дозор совместно и из осторожности спрятались в одну из будок, устроенных в нише крепостной стены, чтобы распить бутылку холодного пунша.

Так они отгородились от неприятных ночных случайностей. Башенные часы городской ратуши оказались единственным свидетелем, заметившим, как вдоль здания проскользнула чья-то тень, но поскольку куранты были изготовлены из железа и бронзы, ночной прохожий их не интересовал.

Тень поспешно углубилась в проулок, чье название приводило в негодование провинциальных Тартюфов, и толкнула приоткрытую дверь старого особняка.

Венецианская лампа не могла разогнать мрак в прихожей, столь же темной, как и проулок.

Заспанный слуга высунул голову из закутка и пробормотал несколько слов — он узнал гостя. Потом, волоча ноги, отвел в гостиную с «арабским столиком», зажег единственный газовый рожок и удалился.

Через пять минут дверь снова отворилась, и слуга поставил на стол бутылку вина и два бокала, сонным голосом объявив, что «дама уже явились».

Женщина вошла, кутаясь в длинную пелерину, и сбросила ее на стул.

Через мгновение мисс Матильда Джейзон с рыданием повисла на шее Чарли Ниггинса:

— Боже, бедняжка Чарли, что с нами станется?

— Мы должны бежать, — энергично заявил Чарли Ниггинс, — иначе все пропало!

— Да… вчера были Арабелла и Бетси. Завтра наступит наш черед.

— Думаю, вы правы, Тилли. Я все подготовил. Мы выберемся из города через южные ворота. Я спрятал автомобиль в зарослях ивняка неподалеку от дороги. Завтра будем в Лондоне, а вечером в пути на континент.

— Боже да внемлет вам, мой милый!

— Пошли, в полночь мы должны быть далеко.

— Я боюсь, — прошептала женщина, прижимаясь к Чарли.

— Кого, Тилли?

— Того, кто бродит по улицам Харчестера по ночам, — в страхе простонала она.

— Да, — вздрогнул он, — ужасная ночь!

Помог Матильде встать и накинуть на плечи плащ. Потом двинулся впереди нее по темной улице.

Они выбрались из улицы Утерянной Головы через калитку маленького садика, заросшего кустами и розовым лавром, откуда открывался вид на горделивые дома на улице Кедров.

Чарли вскинул голову и посмотрел на освещенное окно в одном из зданий.

— Дядюшка Эйб все еще бодрствует, — пробормотал он. И вдруг вздрогнул: на опущенной шторе появились две тени. — Дядюшка! А вы узнали вторую тень, Тилли?

— Нет, Чарли.

— Комиссар Брюстер!

— Мы должны уехать, уехать, уехать, — с тоской проговорила она.

Оба поспешили к крепостной стене.

Ночные сторожа уже давно прикончили огромную плоскую бутылку холодного пунша и крепко спали, а потому не заметили ночных беглецов, покинувших город через южные врата.

Через четверть часа крохотный автомобиль на полной скорости несся в сторону Лондона.

В этот самый час мистер Эйб Ниггинс, глядя на скатерть Арабеллы Слоуби, где красовался небольшой рисунок карандашом, читал комиссару Брюстеру курс античной истории:

— Безусловно, Брюстер, это кое-что значит. В последние века города часто изображались в виде гербов. Рим, Лондон, Париж, Гент, Брюгге имеют свое собственное изображение, выполненное в духе этого пакостного рисунка.

Набросок на скатерти относится к античному городу; на мой взгляд, это символическое изображение Вавилона, каким его находят на древних картах.

— И это означает?

Архивариус пожал плечами.

— По правде говоря, не знаю, мой дорогой Брюстер, за исключением того, что чудотворцы древности частенько пользовались им для своих фокусов.

— По моему мнению, — сказал комиссар, избегая говорить о смысле рисунка, — со всей очевидностью следует, что набросок был выполнен не по рассеянности, как поступают с задумчивые люди, рисующие на скатерти. У него законченный вид. Бойницы тщательно обозначены; посмотрите, с какой точностью нарисованы пики алебард. Хотелось бы знать, видела ли Сара Флеггс другие такие изображения в доме хозяек.

— Вы рассуждаете как полицейский, — сказал мистер Ниггинс, — я отказываюсь разбираться в ваших доводах, дружище.

— Ба, — возразил мистер Брюстер, — полагаю, игра не стоит свеч, и мы парим на крыльях чистого романтизма, мистер Ниггинс!

Лицо архивариуса выразило живейшее отвращение. Романтизм, смысла которого не понимал, ассоциировался в его голове со столь ужасными вещами, как холера, проказа, атеизм и преступный гипнотизм.

— Лучше выпьем по глотку старого бренди, чтобы забыть об этих злосчастных событиях, нарушивших мир, в котором мы так нуждаемся, дабы жить и продолжать здоровые и полезные исследования, — помпезно заявил он.

Они чокнулись, но не успели поднести бокалы к губам, как их лица исполнились удивления.

Воздух разорвал вой сирены, и из глубины ночи с адским ревом возник мощный автомобиль.

По шторам скользнул двойной луч фар. Потом мотор заглох — машина замерла перед дверью.

Через мгновение раздался звонок.

— Быть того не может! — воскликнул мистер Ниггинс. — Такого никогда не случалось… Мистер Брюстер, разве уже не полночь?

— Значит, дело не терпит отлагательства, — сказал комиссар.

— Никогда моя служанка Ноэми не согласится открыть дверь в столь поздний час незнакомцам, явившимся в подобном экипаже, — простонал архивариус. — Даже я…

— Я пойду с вами, — мужественно решил комиссар. — Но ничто не мешает нам посмотреть, кто явился, и узнать цель визита…

— Весьма справедливо, — подтвердил мистер Эйб Ниггинс. — Я сделаю это, если только вы не решитесь сделать это вместо меня. Но я бы посоветовал не слишком высовываться из окна. Вы будете слишком хорошей мишенью для преступника, вооруженного револьвером.

Но комиссар уже крикнул в приотворенную створку:

— Кто там?

— Не здесь ли находится комиссар Брюстер? — спросил мужской голос. — Я был в комиссариате, меня послали сюда.

— Это я. А что вы желаете?

— Лондонская полиция!

Мистер Брюстер наклонился над подоконником и увидел на капоте мощного автомобиля полицейскую фару.

— Спускаюсь.

Мистер Ниггинс, истинный гражданин славного города Харчестера, не скрыл горячего любопытства.

— Примите этих господ здесь, Брюстер, — быстро проговорил он. — Быть может, я окажусь полезным.

Комиссар с радостью согласился, и после относительно долгого ожидания визитеры — их было двое — вошли в рабочий кабинет старого архивариуса.

— Комиссар Брюстер? — спросил высокорослый джентльмен с суровым, но симпатичным лицом.

— Он самый…

Мистер Брюстер внимательно разглядывал ночного посетителя, лицо которого показалось ему знакомым. Он вдруг удивленно воскликнул:

— Или глаза обманывают меня, или я говорю с мистером…

— Гарри Диксоном! А это мой ученик Том Уиллс.

Мистер Ниггинс ринулся к буфету и извлек два огромных бокала, которые поспешно наполнил бренди.

— Какое счастье, господа, принимать столь знаменитых полицейских в моем скромном жилище! Позвольте представиться: Эйб Ниггинс, архивариус города Харчестера, член-корреспондент лондонской Академии истории и надписей.

— Автор известной монографии о римских дорогах в стране галлов, — с улыбкой дополнил Гарри Диксон.

Мистер Ниггинс покраснел от гордости и удовольствия.

— Ах! Мистер Диксон, вы льстите мне!

Все сели за стол; бренди у мистера Ниггинса было отличным, и хозяин вновь удостоился похвал.

Гарри Диксон, как знаток, оценил напиток, поставил на стол бокал и обратился к комиссару.

— Ваша записка об исчезновении дам Слоуби и Вуд попала в Скотленд-Ярд на следующий день после происшествия, — сказал он. — Посмотрите на эти фотографии.

Он протянул мистеру Брюстеру два черно-белых снимка.

— Это они, не так ли?

— Да, — воскликнул комиссар, — это они… Но, Боже, это фотографии двух женщин…

— Мертвых, более того, убитых, мистер Брюстер!

Из двух глоток вырвался одновременный вопль ужаса.

— Что случилось с бедняжками?

Гарри Диксон сурово покачал головой.

— Довольно загадочная и столь же сумрачная история, о которой я готов поведать.

Некоторое время назад мы вышли на след банды негодяев, которые занимались выпуском фальшивой монеты, по крайней мере, мы так считали.

Прошлой ночью мы окружили их логово в старом доме в северном пригороде Лондона.

Полиция ворвалась в дом внезапно.

Добравшись до подвала дома, наши люди увидели человека в вечернем костюме, убегавшего с криком «Тревога!».

Последовал залп, и он рухнул на землю с пулей в сердце.

В то же мгновение в соседнем помещении раздался другой залп.

Мы ринулись туда и увидели невероятное зрелище. В подвале агонизировали четверо мужчин в таких же одеждах, как и первый.

Один из них, связанный по рукам и ногам и сраженный выстрелом в упор, лежал на полу, второй ужасно кривился — от него разило мышьяком, два остальных прострелили себе голову.

Полиция довольно быстро восстановила события.

Двое самоубийц расправились со своими жертвами и покончили с собой, чтобы не попасть живыми в руки правосудия.

На трупах не обнаружили никаких документов! Все они были людьми зрелого возраста и, похоже, принадлежали к достойному сословию, судя по ухоженным рукам и элегантным одеждам. Загар наводил на мысль об иностранцах, итальянцах или испанцах, но здесь доказательств никаких нет.

Подвал обыскали и нашли небольшой станок, который на первый взгляд походил за типографский пресс. Но нет. Его, скорее всего, использовали для обработки мягкого и очень ковкого металла.

В углу стояли печь и пара тиглей из жаропрочного камня.

После долгих поисков обнаружились две разбитые литейные формы, могущие служить для отливки монет, но их размолотили в порошок, а потому восстановить их оказалось невозможно.

В порошке присутствовали следы чистого золота. И более ничего.

Все оборудование было очень примитивным, и мы терялись в догадках о причине, собравшей этих людей в пустом жилище и заставившей их предпочесть смерть аресту. По мнению полиции, которое я разделяю в настоящее время, мы вышли на след преступников, напуганных так сильно, что они не хотели попасть в наши руки живыми.

Ничего примечательного в остальной части дома. Скажем больше, мы еще никогда не видели столь плохо организованного и замаскированного логова. Обследуя подвалы, мы наткнулись на небольшой закуток, заполненный отбросами, где лежали два трупа…

— Трупы дам из Харчестера! — простонал Брюстер.

— С момента их смерти прошло совсем мало времени…

— Как их убили? — с дрожью спросил Ниггинс.

— Я не успел сказать — их удавили, но весьма необычным способом. Шеи несчастных были скручены в области затылка чудовищной рукой — таких рук, по мнению ученых, у людей не бывает.

Глаза детектива упали на скатерть, расстеленную на столе.

— Что это?! — воскликнул он, указывая на рисунок.

Мистер Брюстер поспешил объяснить.

— Такой же рисунок красной тушью находился в том подвале. Он красовался на куске пергамента. Вы знаете, что он означает? — спросил сыщик.

Мистер Ниггинс с радостью дал объяснения.

— Значит, символическое изображение древнего Вавилона, — пробормотал Гарри Диксон. — В самом деле, странно! Но в этом деле странно решительно все.

Он повернулся к мистеру Брюстеру.

— Нет ничего невозможного в том, что часть тайны касается Харчестера…

— Боже, разве такое возможно! — Мистер Ниггинс воздел руки к потолку.

— Я прибыл ночью, чтобы скрыть наш приезд от жителей города. Вы поставите автомобиль в надежное место, чтобы он не бросался в глаза любопытным. Завтра у вас базарный день, не так ли?

— Да, мистер Диксон.

— Мы с учеником на более или менее долгий срок поселимся в Харчестере. Возьмем патент на розничную торговлю или что-то в этом роде и сделаем вид, что наши дела процветают. Нужна ваша помощь, мистер Брюстер. Более далеких проектов я не строю. Предпочитаю положиться на волю случая, если не на свою добрую звезду. Кстати, кто в Харчестере владеет маленьким двухместным «моррисом» старой модели?

— Мой племянник Чарли пользуется таким! — в тревоге воскликнул мистер Ниггинс. — Позвать его?

Гарри Диксон показал на висевший над камином портрет.

— Если ваш племянник выглядит как этот джентльмен, этого делать не стоит.

— Это действительно он, — подтвердил архивариус.

— А знакома ли вам довольно плотная краснолицая дама, которая отзывается на нежное имя Тилли?

— Тилли… Нет, впрочем, так иногда величают мисс Матильду. Да, мисс Матильду Джейзон.

— Как вы думаете, где она в этот час?

Мистер Ниггинс побагровел. Где могла быть мисс Матильда Джейзон, как не у себя в постели в суровом доме на площади.

— Прошу прощения, мистер Ниггинс, — продолжил детектив. — Вашему племяннику и мисс Матильде Джейзон повезло встретить нас на лондонской дороге, поскольку мы помогли им устранить поломку двигателя…

Мистер Ниггинс уже не слушал. Он бросился в комнату племянника и вскоре вернулся в полном отчаянии.

— Несчастный!.. Несчастная!.. Какое бесчестье!

Так бедный архивариус узнал о странном бегстве мистера Чарли Ниггинса и мисс Матильды Джейзон. Но по договоренности с детективом и мистером Брюстером было решено поставить в известность только сестер Джейзон, а остальных жителей оставить в полном неведении о новом бедствии.

 

Ужин в Лондоне и ужин в Истере

В Харчестере есть таверны и скромнее «Позолоченного скипетра». Они расположены на небольших улочках, прилегающих к главной площади. Их посещают торговцы овощами, живой морской рыбой, продавцы лавчонок в основном в базарные дни, чтобы выпить кружку эля и съесть незамысловатое дежурное блюдо.

Одна из них, увенчанная претенциозной вывеской «Герцог Гранмус», на самом деле жалкое кабаре, собирает клиентов только из-за низких цен, с помощью которых обходит конкурентов.

Быть может, именно поэтому мистер Казимир Эшер, аптекарь, фармацевт и торговец целебными травами, выбрал ее для своих возлияний.

Он не считался завсегдатаем, но часто заходил выпить стаканчик-другой и дать совет, явно ожидая, что за него заплатят выпивкой.

В этот день мистер Эшер вошел в таверну в дурном расположении духа, и оно не улучшилось при виде двух клиентов, маленькими глотками цедивших портвейн, двух бродячих торговцев вразнос, которые на несколько часов раскладывали товар в любом подходящем месте — на том или другом углу улицы, чтобы продать травы и пряности.

Мистер Эшер бросил на них черный взгляд и заказал себе пивной грог.

Более пожилой из торговцев пытался привлечь внимание аптекаря, но тот делал вид, что ничего не замечает.

Робкий торговец набрался смелости и, приподняв фетровую шляпу с широкими полями, приблизился к аптекарю.

— Господин фармацевт? — любезно осведомился он.

— Он самый, — грубо проворчал мистер Эшер. — Что нужно?

— Боюсь, вы без особых обид смиритесь с небольшой конкуренцией с нашей стороны на харчестерском базаре.

— Вы действительно боитесь этого? — взвился мистер Эшер. — Так вот, отвечу вам со всей откровенностью, что, презирая конкуренцию, которую вы хотите составить моему заведению, я возмущен безразличным отношением коммуны к шарлатанам вашего толка.

— Меня зовут Слайм, — сказал торговец вразнос.

— Вы и вправду похожи на слизняка! — скривился мистер Эшер.

— Возможно, — тихо ответил торговец, — но я как-то прочел, что некий гражданин по имени Эшер был повешен, а потому согласитесь со мной, господин фармацевт, что имя в делах не играет особой роли.

Аптекарь замолчал и уткнулся носом в стакан грога.

— Я хорошо знаком с вашим помощником, мистером Чарли Ниггинсом, — продолжил Слайм. — Он несколько раз продавал мне отличный товар. Почему бы нам не договориться о том же, мистер Эшер?

— Чарльз вам продавал товар? — мистер Эшер засопел как морж. — Без моего ведома и даже не поделившись доходом. Ай-яй-яй! Я всегда считал, что этот парнишка плохо кончит!

Однако расклад стал иным — мистер Эшер уже не столь злобно смотрел на шарлатанов, которые могли превратиться в клиентов.

— Видите ли, — продолжил бродячий торговец, — я буду покупать у вас не очень ходкий товар, к примеру, масло базилика, васильки, ликоподий, кое-какие снадобья.

Лицо мистера Эшера сияло.

— Договоримся, — сказал он. — Самое главное познакомиться, не так ли?

На этой доброй ноте они закончили разговор и скрепили его виски, за которое заплатил бродячий торговец, что пришлось по душе старому аптекарю.

— Можем встретиться как-нибудь вечером, — предложил мистер Слайм.

— Буду ждать вас у себя… на ужин, — после недолгого колебания заявил Эшер.

Так был заключен союз между харчестерским аптекарем Казимиром Эшером и Гарри Диксоном под именем Питера Слайма.

У писателей есть много общего, а именно вместе с джиннами из сказок «Тысячи и одной ночи» они умеют перемещаться на крыльях мысли и увлекать за собой читателей.

И последние оказываются в мгновение ока в Лондоне, в простеньком отеле на Юнион-стрит, что неподалеку от Саусуорк-Парк, где под вымышленными именами остановились Чарли Ниггинс и Матильда Джейзон.

Как все слабовольные существа, они никак не могли принять решение.

Вместо того чтобы отправиться на континент, как намеревались, они укрылись в номере, заказывали в него еду и перебрасывались редкими словами, в которых сквозили страх и опасения.

Десять раз за час Чарли приподнимал занавески на окне и выглядывал на серую безлюдную улицу.

— Этот прохожий… Этот полисмен вот уже четверть часа дежурит на углу улицы… Этот курьер… Этот торговец вразнос…

Вдруг они в ужасе замерли.

Разносчик газет кричал о таинственной бойне на Кок-стрит. Услужливый грум поспешил принести им один из вечерних выпусков с еще не просохшей типографской краской.

Чарли Ниггинс равнодушным взглядом скользнул по колонкам, и вдруг его глаза остановились на ужасных фотографиях харчестерских дам.

Он глухо застонал, едва не лишившись чувств, и неловко попытался спрятать газету, но мисс Джейзон уже вырвала ее из его рук, смертельно побледнела, однако нашла силы не потерять сознания.

— Чарли, — с неимоверным усилием произнесла она, — они погибли. От руки бандитов, которые предпочли смерть любому другому исходу. Что случится с нами?

Молодой Ниггинс успокоился после основательного глотка виски.

— Одному Богу известно, Тилли, не решит ли все проблемы эта двойная смерть, — пробормотал он.

Мисс Джейзон закрыла глаза и задумалась.

— В чем нас могут обвинить? — продолжил Чарли. — В том, что мы вызвали скандал на потребу злым языкам Харчестера? В конце концов, Тилли, я похитил вас и ничего более.

Она злобно рассмеялась:

— Чарли, у нас есть тайна, но не та, в которую поверят сплетники. Я знала вас совсем маленьким. Я гожусь вам в матери. Я вас баловала и миловала без ведома сестер. Я была слепа ради вас, как бывают слепы старшие сестры или матери. Малыш, вы понимаете, что ваши слова ужасны?

— Это единственное, что нас спасает, — мрачно процедил молодой человек.

Мисс Джейзон возмутилась:

— Я лишь хотела спасти вас, Чарли, от чего-то ужасного, о чем ничего не знаю.

— Они умерли, — возразил Ниггинс, — и ничто не мешает нам вернуться в Харчестер и повиниться перед вашими сестрами и моим дядюшкой.

— Вы с ума сошли?! — гневно вскричала она, покраснев от стыда.

Чарли понял, что избрал неверный путь.

— Забудем об этом, Тилли. Поживем несколько дней здесь, а потом отправимся на континент, если так надо.

— Так надо, Чарли. Вы начнете новую жизнь за границей. Я стану вашей служанкой. Мы навсегда исчезнем из жизни остальных, а также из виду… если бы я только знала кого или чего!

После этих странных слов они расстались.

Чарли, сославшись на сильную усталость, отправился в маленький чуланчик, служивший ему спальней. Но, оставшись один, нацарапал на клочке бумаги несколько слов и, крадучись, вышел из номера.

По коридору проходила горничная.

Молодой человек знаком подозвал ее и сунул горсть монет.

— Срочная телеграмма, — шепнул он, поднеся палец к губам.

Женщина скорчила понимающую гримасу и удалилась.

Печальный и угрюмый день подходил к концу.

Матильда Джейзон, задумчивая и отрешенная, дремала в кресле; Чарли курил одну сигарету за другой.

Вдруг в дверь сильно постучали. Молодой Ниггинс открыл ее.

Матильда вскрикнула и закрыла лицо руками.

Перед ними высилась Элоди Джейзон с суровым и угрожающим видом, а позади нее мрачно переступал с ноги на ногу старый Эйб Ниггинс.

— Матильда, — произнесла старшая из девиц Джейзон, — я явилась не для того, чтобы высказывать упреки, а чтобы спасти честь нашего имени.

— А я, — добавил архивариус, — прослежу, чтобы мой племянник исправил все то зло, которое причинил.

— Элоди! — воскликнула Матильда. — Вам не понять…

— Помолчите, Тилли! — вмешался юный Ниггинс. — Ваша сестра и мой дядя правы. Я торжественно заявляю, что готов взять вас в жены!

На лицо бедной Матильды нельзя было смотреть без боли.

— Конечно, — смягчившимся голосом продолжила Элоди, — вы вдвоем разобьете сердце бедняжки Мюриель, но она — воплощенное величие души. Как только малышка узнала о вашем предательстве, она склонилась перед судьбой.

— Племянник мой, — заявил старый Ниггинс, — ваш проступок отвратителен, но я с радостью констатирую, что вы остались джентльменом.

— Завтра обвенчаетесь и вернетесь в Харчестер, — решила старшая сестра, — мы с раннего утра займемся брачной лицензией.

Дядюшка Эйб потирал руки; в конце концов, дело сладилось не так уж плохо. По его мнению, не было разницы, женится его племянник на Мюриель или на Матильде Джейзон — богатый взнос новобрачной в свадебную корзину оставался неизменным.

Чарли был хорошей партией, и это было главным; еще немного, и старец решил бы, что племянник наделен хитростью умудренного опытом кота.

— Ну ладно, ладно, все устроилось. Нет никаких препятствий, чтобы не отужинать в добром согласии.

Элоди поддержала архивариуса.

— Я всегда желала, чтобы Матильда вышла замуж, — сказала она, — даже больше, чем Мюриель, чей диковатый характер лучше подходит для холостяцкой жизни. Скажу больше, дети мои, благодаря нашему чудесному мистеру Ниггинсу ваше бегство осталось в Харчестере незамеченным.

— О нас и вправду не сплетничают? — спросил Чарльз. Плечи его расправились, словно с них упал тяжкий груз.

— Нет, нет! И тому есть причина! Все обсуждают лишь ужасный и таинственный конец дам Слоуби и Вуд.

— Я прочел об их смерти, — небрежно кивнул молодой человек. — Что могло случиться с этими бедняжками?

— В Харчестере следствие зашло в тупик, — сообщил дядюшка. — Разгадка тайны находится в Лондоне. Только выяснили, что мисс Бетси Вуд изредка наведывалась в Лондон и что у нее интересное происхождение — она дочь профессора Элиаса Вуда. Того самого химика, который умер в сумасшедшем доме и считал себя воплощением одновременно Нострадамуса, Парацельса и Калиостро, короче говоря, трех крупнейших шарлатанов в истории.

Ужин накрыли в отдельном кабинете.

Мистер Ниггинс наполнил четыре бокала.

— Пью за союз двух почитаемых семейств нашего дорогого Харчестера, за союз Джейзонов и Ниггинсов!

— Ниггинсов и Джейзонов! — подхватила мисс Элоди.

Чарли поцеловал будущую жену в лоб. Тот был холоден, как мрамор.

Мисс Матильда через силу улыбнулась, но ей показалось, что ее подхватил водоворот теней и ужаса.

В этот момент в Харчестере проходил другой, хотя и не столь богатый ужин, собравший вокруг стола трех человек в скудно обставленной столовой фармацевта Эшера.

Последний ликовал — он только что заключил «небольшое выгодное дельце», продав все содержимое аптечных сосудов мистеру Слайму за приличную сумму, и тот, как честный коммерсант, расплатился до последнего гроша.

— Надо же, этот дрянной молчальник Чарли даже не разу не обмолвился о вас, — сказал он. — Но на одного хитреца есть всегда полтора. Когда увижу его, даже не заикнусь о нашем договоре, дорогой мистер Слайм, и он потеряет клиента, даже не сообразив, что к чему.

Слайм согласился с подобным решением, и они снова принялись за вино, которое и стоило недорого, и вкуса было дурного.

Вдруг аптекарь поставил бокал и прислушался.

— Опять начинается, — пробормотал он. — Но сегодня ко мне пришли друзья, и мне на это наплевать.

— Похоже, в доме кто-то ходит, — сказал молодой помощник мистера Слайма.

— Кто-то? — тихо произнес аптекарь. — Кто этот кто-то? Не знаю. Он не причиняет зла, большего я не требую, хотя иногда по вечерам все выглядит довольно мрачно!

— Что именно? — удивился бродячий торговец.

— Призрак! Ни один древний английский дом не теряет чести от присутствия призрака, но бывают дни, когда я обошелся бы без него.

— Мне всегда хотелось очутиться лицом к лицу с одним из этих существ потустороннего мира, — заявил мистер Слайм, и глаза его сверкнули.

— Э-э-э!.. — промычал мистер Эшер. — Будет ли это осторожным?

— Он бродит по всему дому?

— Ну, нет! Он не так назойлив и нескромен. Он ограничивается небольшим шумом в старой лаборатории, где работал Чарли, когда он работал… а это с ним случалось не каждый день!

— Позвольте заглянуть в эту комнату с призраком, — умоляюще прошептал Слайм.

Мистер Эшер колебался между желанием удовлетворить хорошего покупателя и страхом вызвать неудовольствие призрака. Желание ублажить клиента пересилило.

— Идите, — согласился он. — Я не стану вас сопровождать, но вы легко отыщете старую лабораторию. Она расположена справа, на самом верху лестницы, идущей из прихожей. Вам нужна свеча?

У мистера Слайма и его помощника были карманные электрические фонарики.

Они быстро взбежали по ступенькам, но те были очень старыми и, несмотря на все предосторожности, безбожно скрипели.

— Шеф, — шепнул Том Уиллс, — я слышу, как открывается окно — кто-то удирает через него!

Гарри Диксон толкнул дверь лаборатории и увидел в свете фонарей лишь грязные стены, длинный черный рабочий стол, множество запыленных реторт и пробирок, выщербленные тигли и древний перегонный куб.

Том Уиллс был прав — окно, выходившее на мрачный двор и клубок черных улочек, было приоткрыто.

Они мысленно запомнили путь, которым скрылся призрак.

— Мы еще сюда вернемся, — пробормотал Диксон.

Том Уиллс водил лучом лампы по всему помещению.

— Эге! — воскликнул он. — Мы помешали призраку завершить дело. Смотрите — опрокинутый сосуд и рассыпанный порошок.

Гарри Диксон быстро собрал его.

— Это может пригодиться, — сказал он.

Они вернулись в столовую, где мистер Эшер радостно приветствовал их.

— А призрак? — спросил он.

— Я думаю, он принадлежит к расе обычных кошек, — ответил бродячий торговец. — Но я обнаружил опрокинутый полупустой флакон. Стоит ли покупать этот желтый порошок?

Мистер Эшер удивленно вскинул руки.

— Где вы нашли это, господа? — вскричал он.

— В вашей лаборатории!

— Неужели! Никогда не думал, что так богат. Вполне возможно, когда-то у меня водился этот порошок, но я уже не помню о том времени. Это действительно любопытно!

— Что это?

— Орпиман… Довольно загадочная соль мышьяка, которую безумцы прошлых веков, верившие в трансмутацию металлов, использовали для изготовления золота. Но не думаю, что этот порошок на что-либо годен!

 

Кровавая ночь

На следующий день поздно вечером Гарри Диксон и Том Уиллс пробрались в дом мистера Брюстера через дверь, выходящую в переулок.

Комиссар с нетерпением ждал их.

— Есть новости из Лондона, — сообщил он, протянув сыщику пакет с запиской от служащего кабинета древней истории Британского музея, который сообщал подробности о символическом рисунке, найденном на скатерти мисс Слоуби.

«Этот символ встречается в основном в средневековых трудах по черной и красной магии; у розенкрейцеров, у алхимиков. Последние часто его использовали, но неизвестно в каких целях. Позже, в конце семнадцатого века, его находят в гербах „Бессмертных“, странных ясновидцев, утверждавших, что им удалось обнаружить эликсир долголетия. Их потомки основали секту фанатиков, впрочем, довольно безобидных. Одним из последних таких фанатиков был доктор Вуд, несколько лет тому назад скончавшийся в Лунатик-приюте».

— Отец Бетси Вуд, — прошептал Гарри Диксон. — Здесь есть какая-то связь, могущая пролить свет на события.

— Однако прошлое этой молодой женщины не содержит ничего таинственного, — возразил комиссар. — Кстати, мистер Диксон, две птички, которых вы встретили на дороге в Лондон в день своего приезда, возвратились в Харчестер, заключив брачный союз.

— Вы говорите о молодом Ниггинсе? — заинтересовался детектив. — Что вы о нем знаете?

— Ничего. Бездельник, которого прочат в наследники аптекаря Эшера, но он, похоже, не очень стремится занять это место.

— Раз уж заговорили о нашем почтенном фармацевте, скажите, что за улочка проходит позади его дома.

Мистер Брюстер понимающе рассмеялся.

— Улица Утерянной Головы? Единственная улица с дурной репутацией в Харчестере. На ней есть старая гостиница, которая, как говорят, служит для тайных свиданий. Между нами, я в это особо не верю, ибо владелец ее, сэр Паскрю, относится к старым пуританам, чьей единственной страстью является столовращение. Думаю, его дом служит клубом для спиритов, которые желают сохранить свое инкогнито. Конечно, в базарные дни там едят и хорошо пьют, но бывающие в нем люди не относятся к «сливкам» округа.

Вдруг сыщик выпрямился во весь свой рост.

— Паскрю!.. Вы сказали Паскрю, мистер Брюстер? Дьявол меня побери! Назови вы это имя в первую встречу, мы бы с Томом Уиллсом не потеряли столько времени, играя роль бродячих торговцев. Паскрю!

Ошарашенный Брюстер хотел задать вопрос, но детектив сухо прервал его:

— Вы действительно не могли знать. Однако, если бы вы читали старые криминальные хроники, имя вцепилось бы вам в лицо, как разъяренная дикая кошка. Нет, нет, объяснения потом. Нельзя терять времени!

— Куда мы направляемся? — пробормотал комиссар, видя, что сыщик поспешно надевает пальто.

— На улицу Утерянной Головы! Куда же иначе?

Уже стемнело, и собирался дождь. Улицы Харчестера были пустынны, и никто не видел, как трое мужчин растаяли во тьме улочки.

— Здесь, — сказал комиссар.

Они стояли перед симпатичным домом с низким и длинным фасадом в стиле рококо.

Зеленые ставни были опущены, а двойная резная дверь — закрыта.

Том Уиллс дернул за шнур — вдали надтреснуто зазвенел звонок.

— Никто не спешит открыть, — проворчал мистер Брюстер. — Ничего удивительного, ибо дом открыт не всегда.

— Крепкая дверь, которая потребует взлома и долгих, может быть, бесполезных трудов. Думаю, легче проникнуть в дом через сад, пройдя через двор мистера Эшера.

— Он будет недоволен… — начал мистер Брюстер.

— Тем хуже. К тому же я теперь могу сбросить обременительное инкогнито. Ах! Сколько времени ушло даром!

Уиллс еще раз попытал счастья со звонком, но результат был таким же, как и в первый раз.

По фасадам брызнули капли ливня, розовые окна на большой площади стали черными, словно ливень погасил их.

— Давайте позвоним к Эшеру, — приказал Гарри Диксон.

Мистер Брюстер, покачивая головой, двинулся вслед за ним, необъяснимая спешка детектива поразила его.

Но когда мистер Эшер не ответил, как и хозяин гостиницы на улице Утерянной Головы, Гарри Диксона охватила холодная ярость.

— Послушайте, Брюстер, я уже сейчас могу приподнять завесу над тем, что вы называете непроницаемой тайной, но, прежде всего, следует обнаружить все преступления, которые только что были совершены в Харчестере!

— Только что совершены? — простонал мистер Брюстер.

Гарри Диксон извлек из кармана связку отмычек.

— Если события развивались согласно логике, — взволнованно произнес он, — ваш добрый город Харчестер в данную минуту превратился в кровавую бойню.

Комиссар посмотрел на сыщика, словно тот сошел с ума.

Гарри Диксон понял значение этого взгляда и пожал плечами.

— Подождите и увидите сами, Брюстер!

Он с невероятной энергией взялся за дверь.

Заведение аптекаря было погружено во тьму, но в задней комнате горел газ.

— Вы и вправду думаете, что мистер Эшер… — прошептал мистер Брюстер.

— Мертв, убит!

Полицейский бросился к застекленной двери аптеки и пронзительно вскрикнул.

Фармацевта застигли за столом, когда тот наслаждался вечерним ромом; трубка Эшера валялась на полу. Том поднял ее.

— Еще теплая! — воскликнул он.

— Невиданной силы удар кастетом по черепу, — сказал Гарри Диксон, смотря на труп, — и тот, кто нанес удар, не церемонился.

— Как он сюда проник? — спросил мистер Брюстер.

— По пути призраков! Пошли!

Он взбежал по лестнице, прыгая через четыре ступеньки, остальные двое, задыхаясь от ужаса, спешили вслед за ним.

Окно лаборатории было открыто — оттуда открывался вид на лабиринт улочек и садиков.

— Улица Утерянной Головы, — произнес мистер Брюстер. — Смотрите, у Паскрю горит свет!

— Мерзавец двигается быстрее нас! — вскипел Гарри Диксон. — Впрочем, это в его духе…

Он перешагнул через подоконник и встал на цинковый парапет, по которому прошел до стены сада гостиницы Паскрю.

— Сколько прислуги у вашего Паскрю? — спросил он, ища возможность спуститься.

— Два человека — старый слуга и кухарка.

— Вы их найдете мертвыми, это уж точно, — скривился детектив.

Спрыгнул на рыхлую землю и помог своим спутникам.

Том Уиллс приблизился к окну, которое светилось мягким светом в глубине уложенного плитами дворика, продолжавшего сад.

— Ужасно! — воскликнул он.

Локтем Гарри Диксон выбил стекло и повернул шпингалет рамы.

— Это — лакей, — с дрожью сказал мистер Брюстер. — Его звали Уилкинс. Старый и угрюмый человек, который почти никогда не выходил в город. Как он умер?

— Посмотрите на его шею!

— Задушен. Но… Но… это же ужасно!

— Такой огромный отпечаток? Точно такой же был на шее несчастных женщин, убитых в лондонском подвале! Да, да, все совершенно логично, друг мой, — прорычал Гарри Диксон в приступе бессильной ярости.

Мистер Брюстер умоляюще протянул к нему руки.

— Прошу вас, Диксон, скажите… ваше предсказание обо всех этих ужасах лишь предположение.

Гарри Диксон устало отвернулся.

— Сейчас не время и не место для чтения лекций, мой друг, мы еще не закончили визит этого музея мадам Тюссо!

— Еще нет!

— И не могу сказать, когда бедствию наступит конец! — со злостью сказал сыщик. — И ведь, Брюстер, это произошло почти на моих глазах!

К ним подошел Том Уиллс. Он был смертельно бледен.

— Служанка лежит в кухне. Чудовище зарубило ее топором.

Мистер Брюстер был как в кошмаре — он увидел кухню, где еще весело плясало пламя в очаге под кастрюлей с весело скворчащим жарким.

— Мартина Браун, — прошептал он, назвав покойную по имени.

— Зверь, который убивает, лишь немного опередил нас, — заявил Гарри Диксон. — Где он действует теперь?

Детектив замолчал и вернулся в сад. На руках подтянулся и влез на стену в глубине сада. Оттуда открывался вид на задние фасады соседних домов.

Светилось только одно окно на первом этаже какого-то здания.

Он знаком подозвал Брюстера.

— В каком доме это окно?

Комиссар огляделся, подумал и, наконец, сказал:

— В доме мисс Слоуби и Вуд.

— В нем еще живут?

— Служанка Сара Флеггс.

Гарри Диксон глухо выругался.

— Маршрут убийцы предначертан, — сказал он, сжав кулаки.

— Вы хотите сказать?.. — вскричал комиссар.

— Вот именно… И вам это хорошо известно. Пошли… Пора, мой друг, привыкать к ужасам!

Они легко добрались до сада убитых дам и бросились к освещенному окну.

Оказавшийся первым у окна, Том Уиллс подал знак не шуметь.

— Внутри слышны голоса!

Шторы не были опущены до конца, и, присев, полицейские смогли заглянуть в освещенную комнату.

Их взорам предстал довольно необычный спектакль.

За столом перед бутылкой вина сидели мистер Эйб Ниггинс и Сара Флеггс.

Оба увлеченно беседовали.

— Милая моя Сара, — говорил архивариус, — я прекрасно понимаю, что вы ничего не хотели говорить этим ужасным полицейским, но это не причина лгать мне, вашему другу Абелю.

— Вы ухаживаете за этой противной бабой Элоди Джейзон, потому что она богата и вроде благородна, а я просто служанка, — последовал угрюмый ответ.

— Но вы красивы, а это куда приятнее, моя малышка. Итак, этот рисунок на скатерти?

Сара Флеггс рассмеялась:

— Моя идея. Эти ваши полицейские не так уж умны, если не заметили, что рисунок очень старый! Слоуби, как цепной пес, хранила эту скатерть, а Вуд и того пуще. Однажды я подслушала, как они говорили, что скатерть принадлежала Великому Мэтру! Я подумала, что замена грозит им приличными неприятностями — уж очень они тряслись над этой скатертью!

Потому и положила ее на место другой. Сама не знаю почему, быть может, потому что хотела им насолить.

— Увы, им не узнать о вашей проделке. Сара, доверьте мне ваш маленький секрет.

— Я еще не миссис Абель Ниггинс, — кокетничая, ответила служанка.

— Быть может, этот день настанет, моя милая. Но вы так умело подслушиваете у дверей и не разобрали слов таинственного посетителя?

Сара Флеггс рассмеялась:

— Ха-ха! Таинственный посетитель! Отличная шутка, мистер Эйб! Да, я подслушивала у дверей, но слышала лишь мисс Вуд и мисс Слоуби!

— Я думал, их навестил старый Паскрю!

Мистер Брюстер толкнул сыщика локтем и тихо шепнул:

— Мы и вправду не встретили мистера Паскрю!

— Бесполезно! — так же тихо ответил Диксон.

— Паскрю? — переспросила Сара Флеггс. — Вы шутите!

Их беседу прервали странные события.

Газовый рожок засвистел, пламя посинело и угасло.

Старый Ниггинс и служанка завопили от ужаса, отчаянно призывая на помощь.

— Быстрее! — крикнул Гарри Диксон, бросаясь на дверь в коридоре, стекла которой брызнули в разные стороны.

Том Уиллс включил фонарик.

Из столовой донесся ужасающий вопль, и все стихло.

— Стреляйте во все, что движется! — рявкнул Гарри Диксон.

Почти в то же мгновение грохнул револьвер Тома Уиллса.

— Видели?! — вскричал молодой человек.

— Что?

— Не знаю… Тень… Что-то черное!

Мистер Брюстер вбежал в столовую с горящей лампой в руке.

Эйб Ниггинс и Сара Флеггс, мгновением раньше оживленно беседовавшие за столом, лежали на полу.

Служанка еще шевелилась, а архивариус был мертв — ему проломили череп.

Шея женщины невероятно распухла.

— Сара! — крикнул комиссар. — Говорите… Вы видели?

Служанка открыла стекленеющие глаза.

— Утерянную Голову! — прохрипела она и затихла.

Гарри Диксон вернулся, шумно дыша, поскольку успел обежать весь дом, так и не обнаружив следов таинственного чудовища, которое совершило двойное преступление у него на глазах.

— Брюстер, — сказал он, пытаясь отдышаться, — поднимите на ноги всех действующих и запасных констеблей и поставьте их на охрану домов, где были совершены преступления, хотя это почти ничего не даст. Мы возвращаемся в ваш кабинет. Мне надо подумать… Полагаю, что смертоносный цикл пока завершен.

Почти бегом они вернулись в комиссариат, где Брюстер немедленно отдал распоряжения.

— Я даже не могу произвести арест! — стонал он.

— Почему, Брюстер? Вы произведете два ареста.

— А! — В голосе полицейского послышалась надежда.

— Возьмите двух человек и немедленно арестуйте Чарльза Ниггинса и его жену!

— Быть того не может! — вскричал полицейский.

— Делайте то, что велю! — с гневом приказал детектив.

Мистер Брюстер подчинился.

— Иду… Но не могу поверить…

— Послушайте, Брюстер, перестаньте верить или не верить, а исполняйте. Когда вернетесь, расскажу, как увязаны преступления.

Мистер Брюстер подпоясался шарфом и вышел.

— Шеф… — начал Том Уиллс.

— Молчите, Том. Передайте мне трубку и табак.

Потекли безмолвные минуты. Комната заполнилась голубоватым дымом, кольцами всплывавшим к потолку. Том Уиллс, не размыкая уст, с волнением следил за невозмутимым лицом сыщика.

Прошло три четверти часа. Тому показалось, что черты лица его шефа немного разгладились, когда в прихожей раздались шаги и появился мистер Брюстер.

— Я едва не отказался подчиниться вам и прошу меня извинить, мистер Диксон, — с жалкой улыбкой произнес он.

— Они арестованы? — спросил детектив.

— То есть… Чарльз Ниггинс заперт в помещении участка под наблюдением двух констеблей.

— А его жена?

— Не знаю, случай это или намеренный поступок, но, выходя из спальни, она упала с лестницы и серьезно поранилась.

— Она все еще дома? — вне себя воскликнул Диксон.

— Нет. Я перевез ее сюда и уложил на диван в гостиной под присмотром слуги.

Детектив облегченно вздохнул.

— Хорошо.

— Сестры Джейзон едва не сошли с ума, — продолжил комиссар, — я, как мог, успокоил их, то есть почти не успокоил. Что касается Чарльза Ниггинса, он плачет, жалуется и клянется, что ничего не знает.

— Он был одет?

— Да, и я указал ему на этот факт. Он на мгновение показался обескураженным, потом опомнился и сказал, что собирался пойти пожелать доброй ночи дядюшке, который ложится значительно позднее.

— Обыщите его! — приказал сыщик.

— Сделано, мистер Диксон. Мы боялись, что у него есть какой-либо предмет, могущий послужить для самоубийства. Мы ничего не нашли, кроме этого маленького пакета.

Брюстер протянул пакет с желтым порошком.

— Орпиман! — воскликнул Том Уиллс.

Гарри Диксон поджал губы.

— Да, соль мышьяка… и именно поэтому сегодня вечером умер мистер Эшер, — медленно выговорил он.

 

Кровавая ночь

(

продолжение

)

— Надо дождаться дня, чтобы продолжить следствие и довести его до конца, — сказал Гарри Диксон. — Но, полагаю, никого из нас в сон не тянет, а потому расскажу, что случилось в Харчестере.

Видите ли, Брюстер, есть преступления, которые можно сравнить с кометами: они возвращаются в определенное время, обладая одними и теми же признаками, преследуя одни и те же цели и часто повторяясь в деталях. Дайте карту Англии.

Мистер Брюстер разложил карту на столе, и детектив после недолгих поисков ткнул пальцем в небольшой населенный пункт на севере.

— Прочтите, Брюстер.

— Бамчестер.

— Не правда ли напоминает по звучанию Харчестер? Это раз!

Более тридцати лет назад в этом городке жил некто Паскрю — слушайте внимательно, — владелец гостиницы сомнительной репутации на старой улочке неподалеку от базарной площади. Эта улочка называлась…

— Улица Утерянной Головы! — вскричал мистер Брюстер.

— Совершенно верно, мой друг, и сейчас услышите о еще более поразительном совпадении.

Паскрю очень интересовался оккультными науками, но только теми, которые могли принести ощутимый доход.

Его гостиница стала вначале клубом спиритов и оставалась им до того времени, как молодой профессор по имени Вуд, человек удивительного ума, преобразовал кружок в секту алхимиков в лучших традициях средневековых розенкрейцеров.

Вуд утверждал, что может изготавливать золото с помощью пресловутого порошка, который мы называем попросту трехсернистым мышьяком.

Но кто-то проговорился, и профессор Вуд скрылся.

Паскрю продолжал управлять клубом алхимиков, и, похоже, ему действительно удалось осуществить трансмутацию металлов.

Однажды исчез и он, но не навсегда, ибо через несколько месяцев вернулся к себе в гостиницу. Однако стал молчаливым, замкнулся в себе и перестал следить за ходом своих дел.

— Боже праведный! — вскричал мистер Брюстер. — Именно так и произошло с Паскрю…

— Вы разве забыли, что я говорю о городке, расположенном в двухстах милях отсюда, и о Паскрю, который был моложе на тридцать пять лет? — хитро усмехнувшись, спросил Гарри Диксон.

— Нет, но иначе я совсем запутаюсь! — проворчал комиссар.

— Тогда постараюсь быть кратким.

После возвращения Паскрю приобрел над своими клиентами такую власть, которой не имел ранее. Клуб превратился в банду преступников, но однажды два или три ее члена взбунтовались. Паскрю немедленно расправился с ними — он их убил.

Тогда-то и состоялось истинное пробуждение чудовища — оно отведало крови. Им овладело настоящее сумасшествие, и оно стало убивать всех, кто, по его мнению, вставал у него на пути. Оно было уверено в своей безнаказанности, считая, что некоторые колдовские приемы делали его невидимым!

Но силы правосудия все же оказались сильнее и арестовали Паскрю… В ходе дознания выяснилось, что схватили не настоящего Паскрю, Паскрю первых лет, а кого-то, перевоплотившегося в него.

Мистер Брюстер задумался после окончания рассказа сыщика.

— Вы говорите, преступления повторяются. Я все-таки не все понял.

Гарри Диксон хлопнул его по плечу.

— Однажды некое существо, которое я назвал бы потенциальным преступником, то есть существо, в душе которого спят преступные намерения, прочел отчет о прежних проступках Паскрю, а тот отчет изобиловал множеством подробностей.

Это существо наделено незаурядным умом, как, впрочем, все люди подобного толка! Его поражает определенное сходство деталей, которые мы отметили в начале рассказанной мною истории.

Паскрю, бармчестерский Паскрю, исчезает.

Не знаю, как и почему, но это существо с ужасными наклонностями считает, что им руководит рука судьбы. И поступает так, как поступал его предшественник!

— Каким образом полиция отыскала преступника? — спросил мистер Брюстер.

— Браво, мой друг! Этот вопрос и следовало задать. Я поступлю так, как полиция поступила в то время!

— А именно?

— Вспомните о последних словах Сары Флеггс.

— Утерянная Голова?

— Да, и мы отыщем голову, по крайней мере, я надеюсь на это. Многие тайны перестанут быть таковыми!

Гарри Диксон посмотрел на часы.

— Сделаем это до наступления зари, пока общественность не узнала о ночных ужасах.

— Вы не хотите сначала допросить Чарльза Ниггинса?

— Он мало интересует меня!

— Однако вы велели арестовать его! — воскликнул мистер Брюстер.

Сыщик пожал плечами.

Первым делом они направились к дому покойных дам Слоуби и Вуд.

Констебль, стоявший у дверей, двинулся им навстречу.

— Что нового, Бейтс? — спросил комиссар.

— Я слышал крики, потом смех, но не знаю, откуда они доносились.

— Вы общались с вашим коллегой, который находится на улице Утерянной Головы?

— Да. Он вышел на угол, потому что боялся оставить свой пост у гостиницы. Он тоже слышал шум.

Гарри Диксон пожал ему руку.

— Прекрасно.

— Вы считаете, что это прекрасно, сэр, — полицейский был ошеломлен. — В таком случае мне непонятно, почему это не кажется прекрасным мне!

Они подошли к зловещей улочке, и Диксон окликнул второго констебля:

— Шум доносился оттуда?

— Да, сэр!

Диксон увлек своих компаньонов к высокой нише, где стояла безголовая статуя.

— Зная странный урок прошлого, — сказал сыщик, — мы сейчас отыщем утерянную голову.

— Как?! — воскликнул Брюстер. — Ее никогда здесь не было.

— Она находится здесь, — повторил Диксон. — Она должна здесь находиться, иначе построенная мной теория рассеется как дым!

Он направил луч фонаря на статую.

— Вы видели в магазинах игрушек головоломки, в которых надо найти фигуру, скрытую среди других.

Том Уиллс протянул руку.

— Посмотрите, в складках каменного плаща можно различить контур профиля.

— Скульпторы и ремесленники прошлых веков любили фантазировать на эту тему, — наставительно произнес детектив. — Но здесь мы имеем дело с иной реальностью. Смотрите!

Он нажал на глаз, потом на нос, а затем на подбородок каменного профиля и застыл от неожиданности — статуя повернулась на оси.

— Дверь в ад! — объявил Гарри Диксон, показывая на отверстие, через которое мог протиснуться человек. И продолжил: — Пошли, кажется, я знаю дорогу.

Они спустились по спиральной лестнице, ведущей в глубокое подземелье.

И стали свидетелями чуда.

Том Уиллс приподнял тяжелую штору и, зажмурившись, отступил.

Взгляду вошедших предстал обширный круглый зал, освещенный множеством громадных свечей.

В середине высилось ужасающее божество с огромными руками.

— Ваал, — пробормотал Гарри Диксон, — бог Вавилона.

В стене виднелось несколько узких ходов — комиссар собрался осмотреть эти коридоры, но Гарри Диксон удержал его.

— Вы знаете, куда они вас выведут, Брюстер?

— Понятия не имею.

— Один, разумеется, ведет в гостиницу Паскрю, второй — к покойным дамам Слоуби и Вуд, третий — на шоссе в Лондон, а последний…

— К мистеру Эшеру?

— Вы не угадали. Но я бы поостерегся сейчас входить в него.

— Почему?

— Этой ночью там нас ждет смерть — зверь убивает, и шансы, похоже, на его стороне.

Он едва успел закончить фразу, как тут же откинулся назад, увлекая за собой друзей. Из одного коридора вырвалась волна пламени и затопила зал.

— Проклятье! — закричал Диксон. — Чудовище усовершенствовало свою крепость. Скорее сюда!.. Наш единственный шанс на спасение.

Они ринулись в дальний темный коридор, уходящий в бесконечную даль.

Они бежали, как безумные, подгоняемые невыносимой жарой, накатывающейся волнами на их спины, ощущая, как с каждой секундой сгущается воздух.

Наконец свежее дыхание ночи ласково коснулось их лиц, и они, взобравшись по довольно крутому склону, выбрались в гущу колючего кустарника вдали от города.

А когда обернулись, то увидели невероятную северную зарю, охватившую небо, — пылал Харчестер!

…Не стоит возвращаться к катастрофе, воспоминание о которой еще живо в памяти современников.

Говорят, Харчестер загорелся сразу в десяти местах.

Центр красивого городка полностью выгорел, а сильнейшие взрывы, оставившие после себя воронки глубиной до десяти метров, окончательно превратили Харчестер в руины.

Количество жертв было огромным, особенно среди почтенных жителей города.

Поэтому на некоторое время все забыли о мертвецах улицы Утерянной Головы и ближайших улочек, которых сочли жертвами пожара, как, впрочем, и бедных констеблей, стоявших на посту у известных нам домов, пленников комиссариата и дам Джейзон.

Месяцем позже Гарри Диксон вошел в свою квартиру на Бейкер-стрит и позвал Тома Уиллса.

— Наш друг Брюстер выздоровел, — сказал он, — я боялся за его рассудок, но он выходит из клиники, где его лечили, и обоснуется здесь, пока не наберется сил, чтобы вместе с нами вновь взяться за дело.

— Вы еще надеетесь…

— Пролить свет на то, где пылает огонь? — не без горечи закончил Гарри Диксон. — Меня угнетает тяжкий груз ошибки — я отказал в уме таинственному чудовищу Харчестера, сочтя, что оно всего лишь имитатор. У меня был целый месяц на размышления и только на размышления. Ах, Том! Сколько же ошибок я натворил в начале следствия! (Он открыл секретер и извлек пачку записок.) Я их еще не разобрал, они лежат в беспорядке, но я передаю их вам.

Том Уиллс сел рядом с шефом.

— Инициатор всей драмы — мисс Бетси Вуд. Дочь пресловутого доктора Вуда, а также его духовная наследница. Именно она первой открыла странное сходство между улицей Утерянной Головы Харчестера и такой же улицей северного городка, где некогда ее отец заключил союз с Паскрю.

После тщательных поисков в государственных библиотеках выяснилось, что один и тот же зодчий побывал в XV веке и в Бармчестере, и в Харчестере. Мисс Вуд узнала об этом раньше меня.

Доктор Вуд превращал или думал, что превращает, свинец в золото, несомненно благодаря преступным заклинаниям, обращенным к вавилонскому богу Ваалу.

Мисс Вуд явилась к своей кузине Слоуби и уговорила ее присоединиться к ней.

Эта женщина вела двойную жизнь. В Лондоне она основала клуб, идентичный тому, что основал отец, а членов набрала из иностранного отребья. Для них трансмутация металла означала будущую чеканку фальшивой монеты.

Мисс Вуд была буквально заворожена сходством: она выступала в роли отца, но ей не хватало Паскрю.

А он был ей нужен позарез! Она отыскала двойника среди сообщников в Лондоне.

Тот через некоторое время исчезает, и появляется существо, которому также известна преступная история северного городка.

Паскрю возвращается.

Но только Бетси Вуд знает, что это не «ее Паскрю».

Она держится, но начинает испытывать страх, чувствуя, что неизвестная личность крайне опасна и нанесет удар, когда пожелает.

Она придумывает спектакль со странным исчезновением. Кузина Белла следует за ней.

Никто не входил в их дом в день варки варенья. Они разыграли комедию перед служанкой.

Они уходят тайным путем, связывающим дом с круглым залом. Именно там их и удавили. Да, их убили в Харчестере, а не в Лондоне.

— Кто, шеф? — спросил Том Уиллс.

— Прочтите продолжение записок, Том. Бог Ваал! Чудовище с огромными руками, чьи следы мы обнаружили!

— Невозможно!

— Все кажется невозможным в этой истории, однако продолжайте читать… Их трупы перевезены в Лондон и спрятаны в логове лондонского «клуба» мисс Вуд.

Члены клуба в ужасе. Они обвиняют друг друга в измене. Требуют экзекуции подозреваемых, хотя те ни в чем не провинились. В этот момент полиция врывается в убежище фальшивомонетчиков, и преступники, напуганные таинственной угрозой, предпочитают смерть любому другому исходу.

Но смерть мисс Вуд, похоже, лишает «незнакомца» ценнейшего материала, которым он не располагает, — знаменитого порошка, орпимана, хранящегося в лаборатории мистера Эшера.

Он знает об этом и ищет его. Однажды вечером мы сорвали кражу порошка. Через два дня чудовище охвачено безумием, оно готово убивать, как и некогда Паскрю.

Но оно усовершенствовало храм Ваала и, зная, что мы идем по следу, вызвало чудовищный пожар.

Том Уиллс отложил записки в сторону.

— Только Чарльз Ниггинс знал, что порошок находится у старого аптекаря.

— Я отметил это в записках, мой мальчик, а также отметил, что Сара Флеггс знала куда больше, чем казалось.

— А Эйб Ниггинс?

— Бедняга! Он хотел сыграть в сыщика и ничего более!

Том Уиллс хлопнул в ладоши.

— Я думаю… Нет, мне кажется, я догадываюсь об имени преступника, чудовища, вернувшегося под личиной Паскрю в гостиницу на улице Утерянной Головы. Однако вы его не назвали в своих записках.

Молодой Ниггинс мог рассказать об этом порошке лишь той, которая стала его женой, — мисс Матильде Джейзон!

Гарри Диксон набил трубку и промолчал.

В дверь позвонили, и миссис Кроун, домохозяйка, ввела мистера Брюстера.

Комиссар стал лишь тенью самого себя, но его темные глаза улыбались — он с радостью протянул руки друзьям.

— Ах, Диксон, мне кажется, я вернулся издалека!

— Мы все вернулись издалека, — подтвердил сыщик с благосклонной улыбкой.

— Наконец можно снова взяться за работу! — сказал мистер Брюстер. — Я не уйду в отставку, пока не будет разгадана эта тайна.

— Харчестер уже поднимается из руин, — сообщил детектив. — Скотленд-Ярд решил продолжать следствие в полной тайне, чтобы не раздражать общественное мнение.

— Все там умерли, — мрачно прошептал комиссар.

— Я так не думаю, — возразил Гарри Диксон и хитро поджал губы.

— Как? Вы что-то обнаружили?

— Несомненно!

Мистер Брюстер заерзал на стуле, но Гарри Диксон успокоил его:

— Сейчас мы перекусим и разопьем бутылочку старого французского вина. Затем вы, мой милый Брюстер, два-три дня отдохнете.

— А потом?

— Мы отправимся в путь.

Мистер Брюстер перестал задавать вопросы, поскольку миссис Кроун объявила, что ленч готов.

За едой о деле никто не заговаривал.

Гарри Диксон поддерживал оживленный разговор, сыпал анекдотами, Том Уиллс смеялся и со всем соглашался, стараясь не пропустить ни единого глотка. Комиссар вспомнил несколько историй о своем бедном городке.

Когда наконец подали ликеры и кофе, Гарри Диксон расстелил дорожную карту и указал на определенную точку.

Мистер Брюстер, глядевший через его плечо, воскликнул:

— Бармчестер!

— Город, где так чудовищно начал Паскрю! — подхватил Том.

— Конечно, преступное чудовище не умерло и продолжает жить безумной мечтой о колдовстве и адском могуществе.

— Значит, оно начнет снова?

— Да, если мы дадим ему время, но мы этого не сделаем.

Гарри Диксон сложил карту и медленно процедил:

— Три дамы Джейзон и Чарльз Ниггинс живут в Бармчестере под вымышленными именами.

 

Чудовищное преображение

Пословица утверждает, что две капли воды походят друг на друга, но еще большее сходство существует между крохотными городками английской провинции.

Бармчестер был почти полной копией Харчестера.

Та же площадь в виде серпа, та же древняя городская ратуша, те же крепостные стены из розовых камней.

Любой человек, посетивший оба городка, удивился бы, не встретив мистера Эшера в Бармчестере, а миссис Уикс в Харчестере.

Миссис Уикс арендовала старый господский дом в глубине сада, окруженного высокими стенами, и жила там, пользуясь уважением горожан и горожанок, хотя прибыла в Бармчестер совсем недавно.

Вместе с ней жила компаньонка, женщина с лицом, скрытым очками в роговой оправе. Она сопровождала хозяйку в походах за покупками и в церковь.

У нее было короткое и звучное имя — мисс Котт; она не отличалась любезностью и отвечала на приветствия людей скупым кивком. Из-за грубых манер никому не хотелось осведомляться о ее здоровье или заговаривать о погоде и дожде.

День был жаркий, и город затянуло туманной дымкой; к вечеру миссис Уикс вместе с мисс Котт пересекла эспланаду перед мэрией, чтобы поспеть в церковь к вечерней службе. В Бармчестер прибыл известный проповедник, неслыханное событие для городка.

Стоящие на пороге домов люди приветствовали друг друга и назначали встречу после службы: мужчины — чтобы выпить по стаканчику и выкурить по сигаре, женщины — чтобы угоститься чаем с печеньем.

Когда церковь наполнилась народом, улицы опустели, поскольку неверующие не осмеливались выставлять напоказ свое равнодушие и сидели по домам.

Задняя стена сада миссис Уикс выходила на бывший коммунальный луг, превратившийся в настоящие джунгли, поскольку уже давно его заполонили сорняки и обжили бродячие собаки.

Поэтому никто не заинтересовался тремя мужчинами, которые крались вдоль стены сада.

— В доме живут только две женщины, мистер Диксон, — сказал Брюстер, получивший эти сведения от администрации. — Значит, речь не может идти о дамах Джейзон и Чарльзе Ниггинсе.

Гарри Диксон не ответил, а всем весом навалился на калитку сада — защелка ее затрещала.

Второй удар открыл дверцу.

— Быстро заходите, — приказал детектив, — мы не имеем права терять время, и я вовсе не хочу встречаться с этими дамами.

Если коммунальный луг был джунглями из крапивы, дикого овса и дикой моркови, то сад дамы Уикс выглядел не лучше.

Сорняки в рост человека почти совсем скрывали здание. Женщины, должно быть, опасались незваных гостей, поскольку Гарри Диксон с друзьями натолкнулся на крепкие ставни, закрывавшие окна, и на двери, запертые на тройной оборот ключа.

Детектив словно забыл об обычных предосторожностях. К великому негодованию мистера Брюстера, который вечно дрожал перед фактом «нарушения неприкосновенности жилища», он выдернул железный засов на одном из ставней, выломал его и выбил железкой стекла.

— Мистер Диксон, все же… — пробормотал Брюстер.

— Месса длится чуть больше часа, — ответил сыщик, — женщины не будут задерживаться по дороге. Повторяю, Брюстер, все должно быть закончено до их возвращения, понятно?

Он помог друзьям влезть в темный зал без мебели.

Поспешно двинулся в глубь дома и оказался в обширном вестибюле, где гулким эхом звенели их шаги.

— Чарльз! — крикнул он.

— …арльз, — отозвалось эхо.

Он повторил призыв, потом к нему присоединились Том Уиллс и мистер Брюстер.

— Ответили! — вдруг воскликнул Том Уиллс. — Но звук доносится издалека!

Гарри Диксон усмехнулся:

— Эти дамы обожают подвалы.

Подвалы дома миссис Уикс оказались чередой пустых и грязных погребов, давным-давно заброшенных.

Они снова позвали Чарльза, но ответа не получили.

Обход подвалов ничего не дал.

Детектив был в замешательстве.

— Вернемся в вестибюль, — решил он.

Они опять закричали:

— Чарльз!

Им ответил далекий, слабый, приглушенный голос:

— Сюда!

— Куда?

— …не знаю!

— Черт подери! — проворчал детектив. — Время идет.

Они разделились, чтобы обыскать дом по всем правилам; но, в конце концов, вновь собрались в вестибюле, расстроившись и ничего не понимая.

Диксон напрасно пытался расслышать все более и более слабые, почти беззвучные призывы.

И вдруг заскрипел зубами — с колокольни донеслись удары колокола, на улице послышался далекий шум голосов и шагов.

— Служба закончена! — проворчал он. — А мы не продвинулись ни на шаг.

Он размышлял, нахмурив брови.

— Брюстер, — сказал он, — и вы, Том, мне сейчас не нужны. Уходите из дома через садовую калитку и ждите, пока я вас не позову. Подгоните машину с потушенными фарами к калитке и ждите.

Том Уиллс, подглядывающий в щель в двери, воскликнул:

— Кажется, наши дамы вышли из-за угла!

Брюстер выглянул в свою очередь и не сдержал волнения.

— Боже, это действительно они! Хотелось бы знать, как им удалось скрыться от пожара в Харчестере?

— Уходите! — приказал Диксон. — Мне нужна свобода действий.

Он пробежал через анфиладу пустых комнат и остановил выбор на более или менее меблированном зале с довольно глубоким встроенным шкафом.

С удобством разместился в нем и с удовольствием заметил в двери шкафа щели, позволявшие видеть происходящее снаружи.

Через минуту дверь дома со скрипом отворилась, и в коридоре послышались шаги — женщины направлялись к залу со шкафом.

Гарри Диксон услышал шуршание спички, и через щели проник свет свечи.

Стоя у стола, миссис Уикс медленно сняла вуалетку, и те, кто ее знал, признал бы в аскетических чертах лица дамы черты мисс Элоди Джейзон.

Постояв, она вздохнула и опустилась на стул.

— Мюриель!

— Что еще? — спросил жалобный голос.

— Как вы себя чувствуете, младшая сестра?

— Хорошо, Элоди, я молилась всеми силами души, чтобы это не пришло.

— Сходите за Чарльзом!

Гарри Диксон увидел, как невзрачная Мюриель Джейзон взяла свечу; плечи ее дрожали, а тощая грудь сотрясалась от глухих рыданий.

— Надо, сестричка!

Гарри Диксон едва сдержался, чтобы не выпрыгнуть из шкафа с револьвером в руке и не приказать мисс Мюриель открыть место заточения Чарльза. Но продолжал жадно прислушиваться, надеясь, что определит его по шуму.

Мюриель подняла свечу над головой и медленно вышла.

Вышла? Нет. Детектив удивился, когда женщина со свечой застыла у дверцы шкафа.

Диксон едва успел собраться в комочек и вжаться в самый далекий угол, как створка открылась.

Мисс Мюриель вошла внутрь, но незваного гостя не увидела.

Она вгляделась в стену в глубине шкафа, нащупала рычаг, потянула его на себя и исчезла.

Гарри Диксон скривился.

— История человека, который ищет состояние, когда оно лежит на пороге двери, — проворчал он. — Я не подумал о соседнем доме с общим садом.

У него не было времени на дальнейшие раздумья. За задней стеной раздались шаги, и дверцу толкнули.

Чарльз Ниггинс шел впереди Мюриель. Он плелся, опустив голову, как плененное животное. Они едва не коснулись детектива, но не заметили его.

Дверца захлопнулась, и сыщик вновь приник к щели.

Чарльз Ниггинс был закован в цепи.

— Чарльз, — строго сказала Элоди, — сядьте на стул и выслушайте меня.

Тот повиновался и покорно кивнул головой.

— Мой долг, наш долг — сдать вас в руки правосудия, — продолжила старшая из сестер Джейзон, — но, несомненно, наше правосудие ни в чем не разберется и накажет невинного, а не преступника.

— Я не преступник! — простонал молодой человек.

— Да, — глухо прорычала Элоди, — вы знали… и потому, что знали, действовали… так, как действовали.

— Она успокоилась, — возразил Чарльз покорным тоном, — это не вернется…

— Откуда вы знаете, несчастный? Мы всю жизнь боролись с ней, против… этого ночного кошмара, будучи уверенными, что он не выльется в преступления. Но вы… когда докопались до тайны, подчинили ее своим гнусным целям, мерзавец!

Гарри Диксон словно ощутил, как по телу пробежал электрический разряд, — его ослепил внезапный свет разгадки. В сумраке появился путеводный луч — он искал не там, где следовало. Его перестала интересовать беседа в мрачной столовой. Рука нащупала рычаг, и он открыл потайную дверь. В свете электрического фонаря появился грязный и пыльный холл — по плитам пола тянулась четкая цепочка следов. Следы указывали дорогу, и он бросился вперед. Они привели его на первый этаж в гостиную с закрытыми окнами, где мерцал ночничок.

На диване в глубоком сне лежала женщина — миссис Чарльз Ниггинс, урожденная Матильда Джейзон. Волосы ее побелели, но лицо сохранило привычную кротость.

— Наконец-то! — пробормотал детектив.

Он подбежал к двери холла и увидел, что та действительно выходила в сад сестер Джейзон.

Распахнув обе створки, он вернулся в гостиную, взял на руки спящую женщину и бегом пересек заросли травы, несмотря на груз, оттягивающий руки.

Том Уиллс и мистер Брюстер ждали его.

— Уложите ее в машину и ни на шаг от нее. Впрочем, не думаю, что она скоро проснется, она погружена в каталептический сон.

— Матильда Джейзон! — вскричал мистер Брюстер.

— До скорого! Я возвращаюсь в дом сестер…

Он пересек сад и через несколько мгновений вновь оказался в шкафу.

Сестры Джейзон рыдали, а Чарльз Ниггинс молчал, безвольно опустив голову.

Гарри Диксон глубоко вздохнул, потом, толкнув дверцу, выпрыгнул в комнату.

Его встретил тройной вопль ужаса.

— Не бойтесь, — сказал детектив, — вернее, храните спокойствие, если не хотите, чтобы я воспользовался револьвером…

— Кто вы?! — завопила Элоди Джейзон.

Чарльз Ниггинс пронзительно вскрикнул:

— Спасите меня, сэр!

— Меня зовут Гарри Диксон.

— О, — застонала старшая из женщин, пряча лицо в ладонях, — все пропало!

— Ваша сестра Матильда — моя пленница, — продолжил детектив, — я передал ее в руки друзей.

— Не причиняйте ей зла, мистер! — с отчаянием взмолилась Элоди. — Она… она ничего не знает!

— Говорите, я слушаю! — сурово приказал сыщик.

— …Все, мистер Диксон, началось с приступов, которые мы сочли проявлением эпилепсии и тщательно скрывали от посторонних. Но кризисы медленно перешли в совершенно необъяснимые поступки.

Матильда переставала быть сама собой; ее лицо неузнаваемо менялось. Она говорила и делала удивительные вещи — в мгновение ока находила решение самых трудных проблем, говорила на древних языках, которым никогда не училась, рисовала странные вещи, хотя никогда до этого не держала в руках карандаша!

Иногда она окунала нас в пучины ужаса, когда из умнейшего создания превращалась в чудовище дикой силы — рвала железные прутья, поднимала невероятные тяжести, она…

— Она походила на тигрицу, — простонала Мюриель, — а однажды вечером растерзала несчастную лошадь на соседней улице…

— Как бы ее растерзал тигр, — жалобно продолжила мисс Элоди.

— После пробуждения она ничего не помнила и снова была нежной и доброй Матильдой, любезной и гостеприимной!

Мисс Джейзон с обвиняющим видом повернулась в сторону Чарльза Ниггинса.

— Но он… он… он догадался! Он изучал науки в лондонском университете и понял, какую выгоду может извлечь. Он, Чарльз Ниггинс, завсегдатай поганого дома на улице Утерянной Головы, оккультист-недоумок, стремившийся открыть тайну получения золота, решил управлять таинственными и дьявольскими приступами нашей сестры. Завоевал ее доверие; заставил полюбить себя. И вместе с гнусной Бетси Вуд заставил Матильду творить зло.

Они дали ей прочесть рассказ о страшных преступлениях Паскрю в Бармчестере в надежде перенести их в Харчестер и извлечь из этого невероятные барыши.

Но таинственная сила оказалась могущественнее.

В страшные часы Матильда превращалась в чудовище, наделенное могучим, но преступным интеллектом.

У нее появлялось второе зрение; она словно видела через стены, читала мысли. Превратилась в ночное чудище, которого ужасно боялась, хотя сама была им.

Мисс Элоди упала грудью на стол и зарыдала.

Гарри Диксон долго молчал, потом встал перед Чарльзом Ниггинсом, схватил его за отвороты пиджака и сурово спросил:

— Это правда, Ниггинс?

— Да, сэр!

Детектив с презрением посмотрел на него.

— Ну ладно, мой мальчик, я готов поверить, что вы завоевали дружбу, если не любовь мисс Матильды, верю, что вы могли скомпрометировать ее, завлекая в дом с дурной репутацией, но чтобы такой дьявольский замысел родился в вашем цыплячьем мозгу? Рассказывайте это другим, мой милый!

Гарри Диксон тряс его, как мальчишку, которого следует наказать за проделки.

— Кто изучал приступы Матильды Джейзон? — спросил он.

Чарли, закусив губу, молчал.

— Кто внушил ей, что она является воплощением чудовищного языческого бога Ваала?

— Нет, нет, это неправда! — заорал молодой человек.

— Кто, играя в колдуна, оказался на самом деле учеником волшебника и дорого поплатился за наглые намерения управлять неведомыми силами?

Чарльз Ниггинс расплакался.

— Это был Эйб Ниггинс, — сурово произнес Гарри Диксон. — Он умер, его убил демон, которого он искушал и которого выманил из бездны ада. На самом деле, он и был единственным преступником во всем этом. Остальные служили лишь мелкими сообщниками или бездумными орудиями в его руках.

Вдруг с улицы донеслись ужасающие крики.

— Это Том и Брюстер! — крикнул Диксон и бросился в сад, вслед за ним бежали Чарльз и обе сестры Джейзон.

— Там… там происходит что-то странное, ужасное, — выкрикнул Том, завидев шефа, — смотрите!

Матильда Джейзон привстала в машине — глаза ее были закрыты, лицо застыло мертвенно-бледной маской, а тело фантастическим образом преображалось.

Она росла прямо на глазах, голова чудовищно раздулась, Щеки разбухли, лицо превратилось в адскую маску.

— Руки, обратите внимание на ее руки! — закричал Чарльз Ниггинс.

Они разрослись в колоссальные лапы.

— Ваал! — Гарри Диксон окаменел от ужаса.

Вдруг чудовище покачнулось, сникло, сжалось и тяжело Упало на землю.

Лежащая фигура медленно обрела черты Матильды Джейзон, лицо стало безмятежным.

— Умерла! — простонал Чарльз Ниггинс.

Гарри Диксон, задумавшись, отошел в сторону.

— Дух этого дьявола Эйба Ниггинса перестал наделять ее жизнью, — пробормотал он. — Этот старик открыл удивительные вещи!

— Я даже не подозревал, что такое возможно, — с дрожью в голосе произнес мистер Брюстер.

— Вспомните об огненной руке, начертавшей «Мене, Текел, Фарес» на пире Валтасара в чудовищном Вавилоне, — ответил Гарри Диксон, — и радуйтесь, что герметические науки древних стали для нас мертвой буквой.

Автомобиль несся в Лондон под куполом звездного неба.

— Брюстер, — вдруг сказал детектив, — люди не всегда совершали непоправимые ошибки в прошлые века, когда сжигали ведьм.

Сегодня закон практически безоружен против тех, кому удается овладеть тайными силами для удовлетворения личных страстей, а иногда и наклонностей к преступлению!

— К счастью, вы все распознали, — начал комиссар.

Гарри Диксон горько рассмеялся.

— Я? Милый друг, не сошли ли вы вдруг с ума? Нет, я ничего не распознал! Все мое следствие — цепь сплошных ошибок, тщетных демаршей, даже поражений. И если я, в конце концов, победил, то только потому, что дух Добра решил помочь мне в борьбе с духом Зла!

Если эта история когда-либо будет рассказана, ее следует занести в мой пассив, а не актив!

 

Эпилог

Годом позже в Маргейте Гарри Диксон, который несколько дней отдыхал на морском побережье, услышал, как его окликнули по имени. Из зарослей поднялась парочка и приветствовала его.

— Господин Ниггинс! — воскликнул детектив, с удивлением узнав в преждевременно состарившемся джентльмене героя печальной истории, случившейся на улице Утерянной Головы.

— Хочу представить вам миссис Ниггинс, мою супругу, — с печальной улыбкой сказал он.

Сухая угловатая дама с суровыми чертами лица склонила голову.

— Миссис Мюриель… — начал Диксон.

— Мюриель умерла через несколько дней после Матильды, — поправила его дама, — а я Элоди Джейзон, и я потребовала, чтобы Чарльз женился на мне.

В ее глазах светилась такая радость мести, что детектив отвернулся и, не сказав ни слова, удалился.